А. Г. Ротчев
Несколько замечаний касательно владычества английской Ост-Индской компании в Индостане
(Выдержка из записок русского путешественника)
ПРИМЕЧАНИЯ
Несколько замечаний касательно владычества английской Ост-Индской компании в Индостане, Ротчев Александр Гаврилович, Год: 1844
Время на прочтение: 20 минут(ы)
Ротчев А. Г. Воспоминания русского путешественника. Сост., предисл. и примеч. М. Ш. Файнштейна.— М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. (Рассказы о странах Востока).
Почти все путешественники, более или менее пристрастные, соглашаются в мнении, что владычество англичан благодетельно для племен Индостана. Нельзя не сознаться, что английское правительство, в продолжении целого столетия, исключительным влиянием своим на эту огромную страну, много способствовало к развитию, как нравственному, так и физическому, тридцати миллионов жителей, ему подвластных. Англия, так много успевая в науках, в торговле, земледелии и в промышленности, должна была поделиться своими преимуществами с индийскими колониями, о которых она, по-видимому, так заботливо печется. Посмотрим, чем в этом отношении обязаны ей владения ее в Индии.
Кинув взгляд на карту Индостана, легко увериться в обширности так называвшегося царства Великого Могола1. Я недавно еще верхом проехал его во всех направлениях, следовал течению главнейших рек его, от источника до самого устья, посетил города и селения, изучал произведения земли, наблюдал образование народа и состояние каст, не забывая при этом их законов, нравов, преданий, которых влияние так сильно и так важно. На этом огромном пространстве земля вообще плодородна, и некоторые части, как, например, в Бенгалии, превосходят в этом отношении столь прославленные долины Нила не только изобилием риса, пшеницы, хлопчатой бумаги и других потребностей жизни, но произведениями, едва известными Египту, как-то: шелком, сахарным тростником, индиго2 и проч. Принимая в соображение эти неистощимые богатства, я был поражен бедностью и страшною нищетою, в которые погружены три четверти народонаселения Индии. Можно ли назвать счастливою страну, в которой мать, чтобы добыть себе кусок хлеба, часто продает дочь свою? Можно ли назвать образованною страну, в которой существует невольничество? {В 1837 году, когда я был в Калькутте и занимал дом на улице Шитподрад, возле одного монгольского семейства4, молодая женщина, бежавшая из соседнего дома по уступам стены первого этажа, подошла к моему окну, ломая руки и выражая сильное отчаяние. Когда я впустил ее к себе в комнату, она кинулась на колени, обнимала ноги мои и не хотела встать до тех пор, пока я ей не обещал своего покровительства. На шее у нее были знаки цепи, рот был весь в крови, и три передние зуба выбиты. Она рассказала мне, что она жила у моих соседей уже три года вместе с другими невольницами. Все они были закованы в цепи и обременены самыми тягостными работами. Я уведомил об этом полицию, несчастная объявила обо всем судье, но, несмотря на то, хозяева ее не подверглись никакому взысканию. (Примеч. авт.)} Ибо, несмотря на то, что в английских владениях оно воспрещено законом3, на самом деле оно встречается беспрестанно: нет дня, в который бы не производились почти публично постыдные торги людьми. Несмотря на то, однако ж, это рабство предпочтительнее той свободы, которою пользуются тысячи несчастных, скитающихся около селений, вдоль рек, в караван-сараях и по большим дорогам, просящих горсть суджи {Мука из пшена. (Примеч. авт.)}, несколько зерен пшена, или оспаривающих у голодных собак остатки от завтрака путешественника. Покрытые жалким рубищем и насекомыми, иногда совершенно нагие, с блуждающими глазами, впалыми щеками, выдавшимися зубами и высохшими ногами, эти странствующие скелеты едва имеют столько жизни, чтобы влачить свои сухие кости из одного места в другое. Страдания вырывают у них раздирающий крик: ‘Бука марта сагеп кангал магатадже ка пет кали хаи’ (о, милостивец, я умираю с голода, желудок несчастного пуст!). Лица их показывают, что они не лгут. Вдоль Ганга, между Голкондой и Мангиром, нередко встречаешь женщин, стариков и детей, которые нагишом выбегают из ущелий и гонятся за лодками, прося пригоршины риса, в которой им часто отказывают. Сколько нищеты в стране, которую Ауренгзеб5 называл местным раем! Я видел несчастных египетских феллахов, знаю, какому безжалостному обращению они подвержены, но между тем предпочитаю их участь той, которая достается в удел нищим индусам, известным здесь под именем райотов. Англичане, которые так щедры и так человеколюбивы во всем, что относится до их семейства и до их отечества, совершенно забывают, по крайней мере в Индии, что в странах, им подвластных, царствует ужасающая нищета. Неужели они думают, что индус, мусульманин или буддист нечувствительны к мучениям голода и к переменам атмооферы? Неужели различие в вероисповедании может отделить их совершенно от остального человечества? Собаки и лошади победителей не нуждаются в убежище и в пище, им не отказывают в помощи и в отдыхе во время болезни: — целая четверть индийского народонаселения лишена совершенно этих благ.
Я, впрочем, не смешиваю нищих с факирами6, которые сами себя подвергают ужасным истязаниям, когда у факиров природа берет верх, они всегда в состоянии удовлетворить своим нуждам, потому что их священный сан внушает жителям страх и уважение. Но не такова участь несчастных райотов, которые обыкновенно принадлежат к самой полезной из каст, к Судрасам [шудрам]. Часто повальные болезни, наводнение, засуха или преследование жестокосердного земиндара (арендатора, назначаемого от компании) вытесняют их из владений их предков и заставляют скитаться без пристанища. Изгоняемые отовсюду как иноземцы, ‘пурдесси’, теснимые голодом, не находя работы, они предаются воровству и разбою, в резкую противоположность с их владельцами, которые большею частью умирают преждевременно от избытка в пище и от злоупотребления спиртуозных напитков. ‘Сагеб логе ден бхер кхате, пите хаин, калла адми гхем аур бук кхата хаи’. ‘Белый’ восклицают эти несчастные жертвы ‘ест и пьет целый день, а черный глотает голод вместе со стыдом’.
Загляните в жилище этих людей, столь полезных и столь трудолюбивых,— какое зрелище! Жалкая землянка, в ней ничего, кроме тчарпаи (койка, сплетенная из веревок и тростника), старой рогожки и нескольких чашек, обыкновенно деревянных,— весьма редко медных, вместо одежды лангути (лоскут, прикрывающий детородные части), грубый плат для защиты от палящего солнца, а зимой черное шерстяное одеяло (камли). Обыкновенная пища их — горсть муки, брошенная в холодную воду, которую, за недостатком соли, они приправляют красным перцем. Вокруг их, поля, усеянные индиго, табаком, опиумом, хлопчатой бумагой, рицином {Из которого добывается так называемое касторовое масло (Oleum ossenciae ricini), дорого продающееся в Англии. (Примеч. авт.)} (Palma-christi) и другими колониальными растениями, но, не будучи в состоянии вознаградить заминдаров за выданный им скот и земледельческие орудия, они подвергаются их жестокостям как невольники. Чему приписать это бедственное положение? Недостатку земли?— нет, потому что целые провинции остаются неразработанными. Неужели англо-индийское правительство обременительнее для туземцев, чем их природные владетели? Конечно, нет, но это правительство требует податей точно таких, как они были положены во время Акбера7, этими податями обложены все произведения земли. При взимании их не обращают никакого внимания на голод и неурожай, которые в некоторых провинциях сделались весьма обыкновенными от недостатка колодцев и водопроводов. Земледелец, обманутый в своих надеждах, не имеет уже тех способов пропитания, которые во время императоров доставляли ему публичные работы и туземные фабрики — фабрики все уничтожены, чтобы мануфактуры метрополии не имели совместничества. Насильное разрабатывание опиума, столь вредное для земли и столь мало приносящее выгоды земледельцу, завладело теперь лучшими землями, которые могли бы давать произведения, более полезные для человека. Монополия соли, тягостная для большей части жителей, которые употребляют соль в большом количестве, питаясь почти исключительно овощами и растениями, есть самое великое и обременительное зло для несчастных индусов. Все туземные владельцы, которых земли подверглись тяжелому налогу, которых сокровища истощены, должны были отослать большую часть своих служителей, получавших от них прежде работу и пищу. Все эти огромные реки, которых разливы могли бы плодотворить землю, несут свои бесполезные воды в море или в пески. Слишком целое столетие владеют англичане этою землею8, но как мало они сделали для благоденствия народа! Распространение торговли опиумом и горячими напитками не улучшило нравственного состояния народонаселения. Индия до сих пор служила только для поддержания английских фабрик, она принимала из Англии как людей, так и товары и была источником богатств чиновников компании. В самом деле, собственно компания только и выиграла от завоевания Индии9. Сама Англия получала от него малозначащие выгоды в сравнении с богатством, с пространством и с народонаселением страны. Предполагая, что собственно мусульманские жители ее, поголовно, употребляют из английских товаров только десятую часть того, что тратит сеттлер10 Нового Южного Валлиса, или европеец в Индостане, одна Индия должна была бы приносить Англии более 80 000 000 франков дохода. Манчестер, Бирмингэм, Ливерпуль и другие мануфактурные города едва могли бы удовлетворить такому количеству потребностей. Но, по нечастию для Англии, не таков порядок вещей. Сукна и оружия имеют сбыт только между стами тысячами англичан, рассеянных по полуострову, в войске сипаев11, в котором считается до 200 000 человек и которое составляет главнейшую вооруженную силу компании. Что касается до горячих напитков, сахара, кофея, искусством сберегаемых живностей, железных вещей, ножей, предметов роскоши и проч., они сбываются почти исключительно одним англичанам и, сверх того, должны выдерживать опасное для них соперничество американских мануфактур. Обувь и все принадлежащее к седельничеству приготовляется на месте. Только богатейшие из туземцев покупают бумажные европейские же материи, прочие довольствуются приобретением грубых дутти {Род холста, употребляемого на одежду индусами. (Примеч. авт.).} и дупатта {Покрывало туземных женщин. (Примеч. авт.).}, которые также суть произведения местной промышленности. Раджи и набабы12 выписывают для себя из Делли [Дели], Бенареса и Гузерата [Гуджарата] золотые, серебряные и шелковые ткани, которые до сих пор еще не выделываются в Европе. Амрутеир [Амритсар], Кашемир [Кашмир] и Лудиана [Лудхиана] снабжают жителей на зиму шалями и шерстяными материалами. Франция высылает сюда предметы моды и прихоти, тонкие вина, ликеры и водки. Женева доставляет часы. Таким образом, обширная торговля Индии не приносит Англии тех огромных выгод, которые, по-видимому, она должна бы получать. Индус умерен в своих нуждах, как бы он ни разбогател, издержки его почти не увеличиваются. Вкус его и наклонности противоположны понятиям западных европейцев. Одни омравы (благородные) любят роскошь и расточительность, но более всего тратят они на женщин, на лошадей, на слонов и на невольников. Редко у них найдутся картины, европейское оружие или какие-нибудь незначительные предметы роскоши. Что касается до горцев, живущих на южном склоне Гималая, у них вы не встретите ни одной вещи, вывезенной из Англии.
Индия, получавшая некогда из Европы взамен товаров драгоценные металлы, теперь сделалась источником металлов. Серебро, добываемое в Америке, прежде разными путями доходило в Индостан. С другой стороны, множество индийских, голландских, английских и португальских судов вывозило продукты из Индии в Пегу, в Танасерим [Тенассерим], Сиам, Цейлон, Ахем, Макассар, Малдивские [Мальдивские] острова, Мозамбик и пр. В Индии же они оставляли множество золота, добытого в означенных краях. Часть серебра, вывозимого голландцами из Японии, доходила также, рано или поздно, в Индию и уже здесь оставалась, ибо, несмотря на то, что голландцы присылали также сюда медь и разные пряности, Англия доставляла свинец, Франция — пурпурную краску, Персия и Аравия — лошадей, Китай — муск и посуду, Баремеские [Бахрейнские] острова — жемчуг, Кабул — фрукты, Индия за все свои потребности, по желанию негоциантов, отплачивалась также товарами и местными произведениями и, таким образом, не расставалась с драгоценными металлами. В Индостане, как в огромной пропасти, поглощалось почти все золото, приходившее из Европы и Азии. Англия нашла средство истощить этот обильный запас, не употребив его ни на украшение, ни на общую пользу страны. Все, что в этом отношении приобрела Индия, относится ко временам ее природных владетелей, компания не открыла ни одного колодца, не вырыла ни одного пруда, не прорезала ни одного канала, наконец, не построила ни одного моста, исключая тех, которые понадобились для прохода ее войск, да и эти постройки так непрочны, что каждый год, обыкновенно, должны быть возобновляемы. Индусы же, подобно римлянам, совершали работы гигантские, вековые, все, что сделали англичане, очень маловажно, дороги, пробитые ими между Бомбеем и Калькуттою и соединяющиеся в Делли, во время дождей непроходимы, потому что не везде убиты и усыпаны щебнем.
Английские школы устроены в Калькутте, в Мадрасе, в Бомбее, в Делли, в Агре, в Бенаресе, в них обучаются только сыновья бабусов (богатых индусов) и комиссионеров, они более вредны, чем полезны, из них большею частью выходят только писцы для контор и для присутственных мест и несносные педанты. В них обучают грамматике, латинскому языку и сокращенной географии. Невольно спросишь себя: к чему повели различные миссионерства, отправленные в Индию? Они только показали свое ничтожество. Сначала следовало бы приняться за улучшение физической стороны народонаселения и потом уже обратить, внимание на нравственность: человек, страдающий от голода и стужи, прежде всего требует пищи и одежды. В стране, где столько несчастных, вы не встретите ни одного гражданского госпиталя, ни одного благотворительного заведения, только военные и служащие в компании имеют здесь право на сострадание правительства. Влияние миссионеров, столь прославленное, ничтожно: они большею частию покупают несчастных сирот в младенческих годах, и те даже, обыкновенно, возвращаются к вере отцов своих. По несчастию, невольно должно сознаться, что последователи Христа здесь не превосходят добродетелями браминов, или учеников Конфуция и Мухаммеда13. К чему проповедовать воздержание людям, которые подвержены, мученическим истязаниям? И притом, им ли, так жадно гоняющимся за роскошью и за богатством, окруженным толпою невольников и наслаждающимся ленью во дворцах и в паланкинах, им ли проповедывать смирение и трудолюбие? Мне случалось присутствовать при богослужении в храмах Серампура, Бенареса, Лудианы, Делли и Симилаха [Симле]: ни одного индуса тут не было, слово Божие раздавалось под пустыми сводами, и только эхо повторяло его. Это была проповедь в пустыне.
Чтоб религиозные миссии могли оказывать истинное, благодетельное влияние на страну, надобно было бы, чтобы местное правительство не казалось глубоко проникнутым важностью браминской мифологии. Не надобно, конечно, прямо поперечить религиозным предрассудкам народа, не надобно в этом случае следовать примеру испанских миссионеров в Америке, но можно было бы соединить терпимость с некоторым презрением к нелепым поверьям, которые мешают нравственному развитию народа. Во время праздников Дурги и Кали пушки Фор-Вильяма гремят в честь этих двух богинь. В особенности во время праздника в честь Кали религиозный фанатизм, проявляющийся в публичных процессиях, доходит до отвратительного неистовства. В этих церемониях, под звуки инструментов, фанатики свирепеют до невероятности, иные из них, омочив в кровь одежды, с исступлением бегают по улицам, другие прокалывают спицей язык, продевают в веки металлические крючки, и разные части тела пронизывают тонким тростником. Эти зрелища ужасны и отвратительнее самого шутти [сати] {Церемония, в которой жена сожигала себя на трупе мужа. (Примеч. авт.).}. Христианское правительство не должно было бы спекулировать, подобно браминам, на легковерии бедных индусов и пользоваться доходами жагернатской пагоды. Позволительно ли ему взимание пошлины по рупии с человека за омовение, в известное время года, в водах Ганга, при соединении его с Джумною [Джамной] или в Гурдуоре [Хардваре]?
Европейцы часто судят о настоящем состоянии Индостана по приморским городам, каковы: Мадрас, Бомбей и Калькутта, но они забывают, что эти города пользовались исключительною монополиею торговли на полуострове, в Персидском заливе и даже в Чермном море14. В них именно только и сосредоточены роскошь и богатство. Но можно ли сравнить жителей этих пышных столиц с народонаселением остальных городов и сел? Путешественник, блуждая по береговым холмам, где прежде процветали первопрестольные грады, на каждом шагу встречает страшные перемены. Куда девались сокровища Голконды и Беджапура [Биджапура]? Или моровая язва стерла с лица земли эти города? Заглянем а Дику [Дакку] на Брамапутре [Брахмапутре]: где эти огромные фабрики, на которых заготовлялись тонкие, прозрачные ткани, по их дороговизне употребляемые только на одежду царицами или султаншами. Теперь нет и следа этих бесчисленных станков, на которых работали несколько тысяч рук. Изредка встретишь несчастного, одинокого ткача, который работает между развалинами и садами, покрывающими место древней столицы Бенгалии: там, где прежде обитало 200 000 жителей, теперь едва-ли можно начесть 15 000. Посетим Джессор [Джессур], где тысячи рек оплодотворяют землю, столь, обильно производящую индиго. В этой небольшой дельте, образуемой рукавами Ганга, необузданное самовластие превосходит все, что встречаешь в четырех президентствах. Там европеец, обрабатывающий индиго, может завладеть полем своего соседа, собирать чужие жатвы и безнаказанно пользоваться плодами трудов несчастного индуса, если у него только более денег, чем у индуса, чтоб подкупить свидетелей. Ложное свидетельство стоит от трех до четырех рупий. Направим путь свой чрез Багарапти, вверх по Гангу, до Раджемагала [Раджмахала], бамбуковый лес занял место огромного города, замок владельца возвышался на берегу, река смыла большую часть его. Оставалось еще несколько покоев с мраморными стенами, испещренными золотыми арабскими надписями. Эти драгоценные остатки разрушены для украшения домов цивильяна (гражданского чиновника) и негоцианта. Далее, в Монгире, встречаешь только тщедушное народонаселение, состоящее из кузнецов, оружейников и рыбаков, живущих в полуразоренных хижинах, на песчаной полосе. Укрепление занято инвалидами. На месте древнего города расстилаются сады, принадлежащие к виллам гражданских властей. Пропустим без внимания Патну, Гизипур [Газипур] и Бенарес: они утратили первобытную пышность. Отвернем взоры от великолепной индусской крепости Шунаргар [Чунар], в которой томится в жестоком заключении мусульманская владетельная княжна царевна Лакнао [Лакхнау], сверженная насилием с престола. Пристанем на короткое время с нашим гулаком (индийской лодкой) к столповидному памятнику, низверженному на том месте, где Ганг стекается с Джумною, мы очутимся в городе верховного существа, в Аллагабаде [Илахабаде], столице Банделкында [Бунделкханда]. Крепость, одна из самых значительных и самых красивых из всей Индии, совершенно сохранилась, но где же город? Мы проезжаем, на пространстве двух миль, мимо европейских дач, окруженных садами (бенгла). Место старинного града заняла маленькая деревня Киджунг, населенная баньянами (индийскими торговцами), шаок, или базар,— единственный остаток древности. Но чей это лагерь? Что это за люди, с иностранными физиономиями и костюмами? Это магарраты [маратхи], подданные Баджи-Баи, владетельницы Гуальйора [Гвалиора], которую несправедливо содержат в плену. Муэззин зовет к молитве правоверных с вершины полуразвалившейся башни, которая одна уцелела от великолепной мечети Джумны15, вокруг нее и в водах потока разбросаны остатки изувеченных колонн, некогда принадлежавших к мусульманскому храму, между тем, как употребив тысячу рупий, только можно было бы соорудить оплот, чтоб удержать волны Джумны и тем сохранить потомству дивный образец мусульманской архитектуры.
Оставим эти развалины и направимся в другую сторону: может быть, мы будем счастливее, туземец, идущий к нам навстречу, в простой одежде, но с благородной, величественной осанкой — индийский князь, пунский раджа16, некогда богатый и могущественный, а теперь разоренный и бедствующий. У него отняли его сокровища и изгнали из его владений вопреки трактатам, утвержденным парламентом, он стыдится, что не может нам, по обычаю раджей и науабов, подарить халат, в изъявление своей дружбы. Вот Шах-Заде (сын императора), которому английский агент позволил прогуляться вдоль Джумны, он последний из тех царей, которые назывались владетелями вселенной, и пользуется содержанием от потомков тех купцов, которые некогда у его предков, как нищие, вымаливали участки земли в самых отдаленных провинциях. Со временем покорения края англичанами все эти пышные владельцы Индостана доведены до крайней бедности. Компания расхитила их несметные богатства, завладела их землями и, на место наследственных князей, поставила своих тварей, которых всеми силами принуждает угнетать местное народонаселение, чтоб таким образом заставить его прибегнуть под покровительство Великобритании. Эти новые владетели, не будучи в состоянии поддерживать своего сана по причине бесчисленных требований политических агентов, приставленных к их двору и занимающихся большею частию возбуждением мятежей, сдают власть свою в руки притеснителей своих, с тем чтоб дети их пользовались пенсиею, при уплачивании которой, обыкновенно, встречаются непреодолимые препятствия.
В 1838 году в Калькутте я видел внуков Типо-Султана17, получавших только сто пятьдесят рупий в месяц вместо 40 000, которые были им обещаны, в 1840 году законный наследник престола Бурдуана [Бурдван] был преследуем и заключен в темницу как самозванец, потому что требовал наследия отцов своих, незаконно отданного одному из его дядей. Правительство, по всей справедливости, должно было бы заплатить 100 лаков рупий (25 миллионов франков). Правительство не отвергает законности этого долга, но, чтоб избегнуть уплаты его, заводит процесс. Таким образом, оно сохраняет перед народонаселением наружный вид справедливости, истребляя между тем скрытным образом все, что в нем есть благородного и великодушного.
Саттарский раджа обвинен в измене, его владения захвачены, сокровища разграблены, и сам отправлен в Бенарес, откуда подал жалобу правительству. Бенаресский науаб в 1838 году ездил в Англию, чтоб требовать похищенного у него царства Ауда, которое отдано было полоумному старику, не имевшему никакого права на престол по мусульманскому закону. Вдова последнего короля {Как говорят, отравленного ядом. (Примеч. авт.).}, который оказал столь важные услуги калькутскому правительству во время войны в Непале18, содержится пленницей в Шунаре, потому только, что показала себя достойною престола {Когда она узнала о смерти своего супруга, она находилась в увеселительном замке близь Лакнао. По получении печального известия Бегум19 тотчас села на слона и с тридцатью всадниками появилась перед вратами города. Все народонаселение было под оружием, видя, что ворота не отворяются перед нею, она несколько раз наперла на них слоном своим, и, наконец, петли уступили, храбрость ее, молодость и красота довершили остальное. Она воссела на трон своего супруга. Вскоре прибыло английское войско, майор Лов, от имени своего правительства, приказывал ей немедленно очистить дворец, вследствие отказа она была изгнана из него силою, взята в плен, и при ней для услуги оставлена одна метрини, женщина из самого презренного класса. (Примеч. авт.).}. Супруга Голкара20 томится в заключении в одном из магарратских замков на берегу Нербудды (Нариады]. Правительница Гвалиора заперта в Аллагабаде. Раджи Курга и Визинаграма21 и владетельный князь из Карнатака [Карнатака] сосланы в Бенарес. Дост Магомед [Мухаммад] влиянием англичан три раза свергнут с престола в пользу развращенного изверга22. Бенаресский раджа, занимающий место законного наследника, лишен всяких способностей, человек слабоумный и бесхарактерный. Науаб Мурхедаба-ди [Муршидабада], которого предки владели Бенгалиею, умер 22 лет, он пользовался пенсиею в 18 лаков рупий (4 500 000 франков) и оставил в руках калькуттского правительства малолетнего сына, который имеет право на такое же содержание. Фирозепурская рани (индусская княжна) отказала владения свои компании с тем, чтоб пользоваться ими пожизненно, она племянника своего ввергла в нищету. Сарданхасская бегум последовала ее примеру. Наконец, науаб из Делли был повешен за убийство политического агента Фразера, совершенное у дверей его дома его привратником, хотя вовсе не было доказано, что он сам замешан в этом преступлении. Факты, доказывающие притеснительную систему правительства, неисчислимы…
Но отвратим взоры от такого печального зрелища и посетим низкие классы народонаселения: может быть, они, благодаря своей бедности и своему низкому происхождению, избегли общего притеснения. Возле этих фруктовых рощей, в отдельной ограде, несколько отдаленной от селения, рассыпано несколько хижин в виде пчельных ульев. Несколько домашних птиц и шерстяные одеяла, разостланные на солнце, единственно свидетельствуют о том, что они обитаемы. Не видно ни одного мужчины, ни одной женщины, даже ни одного ребенка — это жилище шумаров [чамаров] (кожевников). Английский офицер только что проехал через селение, и эти бедняки должны были доставить нужную скотину для его огромных обозов, сами они, понуждаемые жестокими побоями солдат, должны были тащиться за вьюками офицера. В ближнем местечке их должны были сменить бхаи из одной с ними касты, вместо всякой платы они получат только ругательства и побои. Такие невзгоды очень обременительны для несчастных, с которыми обращаются точно так же, как с вьючными животными. Между Оиргинд-Басси и Лудианой я встретил лэди Макнагтен [Макнотен], которая ехала к своему мужу в Кабул23, три бигариса (нищие) стонали под ударами английских солдат, которые кончили тем, что навьючили на них часть обоза своей госпожи, несмотря на то, что в караване уже считалось более 40 верблюдов. Они не получили никакой платы за труд. Служители европейцев следуют примеру своих господ: они часто отрывают бедного индуса от работы и навьючивают на него огромные тяжести. За недостатком мужчин берут женщин и даже тех, у которых есть грудные младенцы.
На краю дороги расположилось семейство, оно с жадностью пожирает сырую и полусогнившую падаль верблюда, это канжары, служащие предметом презрения и отвращения как для индусов, так и для мусульман. Там, где мусульмане умерли бы с голода, эти несчастные твари находят обильную пищу, которую у них оспаривают только голодные псы, шакалы, коршуны и другие хищные птицы. Но не думайте, что эту ужасную пищу они употребляют предпочтительно перед хорошею, когда они могут достать кусок свежей говядины, немного муки и овощей, они не тронут трупа животного. Я, впрочем, ничего не видал безобразнее и отвратительнее канжаров. Цвет их кожи гораздо темнее, чем у индусов других каст, между которыми оттенки кожи, более или менее темные, определяют степень благородства крови. Таким образом, первое место займет браминская каста, превосходящая красотою и белизною кожи все другие. Канжар большею частию подвержен проказе, болячкам и ранам, ужасная неприятность и скверная пища умножают и поддерживают эти болезни. Он с наслаждением курит ганджу (canniris sarina), род конопли, и предается, когда может, крепчайшим напиткам. Канжары обыкновенно живут в стороне от селений в закрытом месте и употребляются для переноса из жилищ разных нечистот.
Куда тянется это множество индийцев за одним европейцем? Они идут в Калькутту, а оттуда в Колонию св. Маврикия24, чтоб там занять место только что освобожденных негров. Не находя средств к пропитанию в стране богатой, в которой четвертая часть земли остается необработанною, они переселяются в края чужие, жадные спекуляторы уже пользуются их легковерием, и вместо платы за шесть месяцев вперед они получили только трехмесячное содержание. Сколько из них не увидят уже оолее неба родины! Большая часть этих несчастных жертв погибнет от отчаяния и от болезней на кораблях, на которые они нагружаются, как домашняя скотина {Правительство несколько раз хотело положить конец этим постыдным торгам людьми по причине дошедших до него жалоб на ужасные злоупотребления. Во многих гаванях были наложены запрещения на корабли, нагруженные живым товаром, но многократные просьбы богатых колонистов в Иль де Франсе понудили правительство снять это запрещение. (Примеч. авт.).}.
Что осталось от Уджейна [Уджайна], Бхопала, Джейпура [Джайпура], Гвалиора, Индора [Индура], Гайдерабада [Хайдерабада], Ахмедабада [Ахмадабада], Фуркабада [Фурхабада], Делли и Агры, городов столичных, некогда цветущих? На несколько миль вокруг их видны раздробленные колонны, разоренные храмы и полуразвалившиеся, одинокие памятники. Дикие звери и пресмыкающиеся гады заменили народонаселение, все глухо и пусто вокруг, путешественник не слышит от хозяина радушного ‘кош аменди’ (милости просим), жалостный крик шакала или шипение змеи одни доходят до его слуха. Жгучий пустынный ветер шумно гуляет под разрушенными сводами, под которыми некогда раздавались звуки скитары (гитары)25 и дола (барабана). Если, удивленные таким запустением, вы обратитесь с вопросом к мусульманину, он вам ответит: против приговора рока нельзя принять никаких мер! Этот символ веры, бывший руководителем поклонников пророка к славе и блистательным успехам, теперь сделался причиной их падения. Спросите индуса, уже привыкшего к рабству и унижению, и он вам ответит в другом смысле. ‘Она завладела краем посредством хитростей’ скажет он, подразумевая компейре сагеб багадур — славную и победоносную компанию.
Старинный чекан монет, чистый, заменен новым способом, который состоит в том, чтоб примешивать как можно более посторонних металлов в ходячие деньги, отчего они нисколько не уважаются туземцами.
Из множества независимых королевств, процветавших некогда на Гангском полуострове, три только спаслись от общего разрушения, причиной которого были неустройство военных сил и несогласие между государствами, отделенными одно от другого религией, языком, нравами и преданиями. Три сказанные королевства суть Бирма, Непал и Пенджаб. Они одни еще сохранили право и возможность набирать и содержать войска, но войска эти никогда не будут в состоянии с выгодой бороться против англо-индийского правительства до тех пор, пока они не получат европейской организации, которая, без всякого сомнения, весьма легко может быть к ним применена. Чтоб увериться в этой истине, довольно взглянуть на 200 000 сипайцев, содержимых английским правительством в таком совершенном порядке и в таком довольстве, что только по одному цвету их можно отличить от полков королевы, между ними даже реже встречаются случаи нарушения военных законов.
Бирманцы и непальцы уже пробовали силы свои против компании и в этой борьбе обнаружили беспримерную храбрость, но что могут сделать неустроенные толпы против искусно-обдуманных маневров артиллерии? Они должны были утратить некоторые из своих провинций, потеряли самых храбрых своих сподвижников, и счастливы они, если претерпенный ими урон будет им служить уроком, а не поселит в них преувеличенного понятия о могуществе их соседей. Что касается до Пенджаба, в нем царствует настоящая феодальная система, которою могущая рука умела воспользоваться так, что все многочисленные княжества (джагир), составляющие королевство, соединились под одно знамя, и честолюбие их направлено к завоеваниям. Народонаселение сикков [сикхов], обитающее в Пенджабе, еще никогда не осмеливалось войти в открытую борьбу с компаниею, хотя были на то удобные случаи во время войн англо-индийского правительства с Магаррастанами [маратхами], Джафами [джатами], непальцами, бирманцами и раджпутанцами и в последнее время, в особенности во время критического положения англичан в Кабуле26. Жители Пенджаба не только могли бы положить непреодолимую преграду завоеваниям Англии на севере Индостана, но даже были бы в состоянии поколебать могущество ее в самом центре Индии, потому что им легко было бы найти там отголосок и раздуть искру жизни в полуумерших государствах. Ранджит-Синг27 владел огромными сокровищами и содержал армию из 80 000 человек, которых он желал образовать по-европейски. Солдаты боготворили его, индийские племена смотрели на него с благоговением, и, одаренный железной волею, он легко бы мог произвести великий переворот в Индии, если б имел мудрых и просвещенных советников. Два офицера представились к его двору: их приняли как нельзя лучше и тотчас же употребили в дело, но вместо того, чтоб призвать к себе на помощь из Европы людей знающих и искусных в разных отраслях военного ремесла (как желал того раджа), они старались удалять от двора все, что могло затемнить их собственное достоинство, и таким образом заманивали в Пенджаб только людей неспособных и слепо повиновавшихся их затеям. По внушению Вада, английского агента в Луидиане [Лудхиане], они пригласили несколько офицеров из великобританской армии {Таковы капитаны: Штембах, Фолкс и Фокс. (Примеч. авт).}, которые обязались оставить службу Ранджит-Синга в случае войны с компаниею, но между тем, могли ей сообщать самые важные сведения о государстве. Таковы были до сих пор почти все ближайшие советники индостанских владетелей, большею частию они называли себя французами. Генерал Перрон у магарратов, генерал Мартин в Аоудском [Аудском] королевстве более были преданы выгодам компании, чем принцам, которые возлагали на них полную доверенность. Жан-Баттит {Сын французского офицера из армии генерала Перрона. Мать его была магарратка. Теперь ему уже семьдесят три года, и он владеет огромным имением. Находясь постоянно в службе у магарратов, он командует артиллериею и имеет под начальством до 8 000 войска. Осужденный за измену, он, по повелению магараджа, был уже привязан к заряженной пушке, но вследствие ходатайства английского военачальника, которого он пропустил на неприятельскую землю, был прощен и получил прежнее место. (Примеч. авт.).} и Армянин Якуб — оба предатели и соединяют в руках своих верховную власть. Гг. Аллар и Вентура28, конечно, оказали большие заслуги, но были слишком обольщены преувеличенными похвалами, которыми осыпали их в английских владениях. Г. Аллар не должен был бы военное ремесло соединять с коммерцией и входить в товарищество с продавцом мелочных товаров {}Он имел в лагере магазин, который содержал его служитель Баттим и в котором можно было найти даже серные спички. (Примеч. авт.), потому что это значило унижаться в глазах туземцев, которые одно военное искусство считают благородным.
Жители селений и мастеровые в городе никогда не участвуют в ратоборствах их владетелей: когда эти последние терпят урон, когда сокровища их расхищены, они не находят никакой помощи у своих подданных. Большая часть из них при начале войны: зарывает в землю все свое имущество и спокойно ожидает развязки. Здесь никогда не видно, как в. Европе, чтоб целые племена брались за оружие для отражения неприятеля {Райот знает и боится одного только земиндара, который с своей стороны совершенно зависит от кануинга, последний, которого должность состоит во взимании податей, обыкновенно появляется в провинциях, имея в подкрепление своей власти два или три полка с артиллерийским орудием. Дело почти никогда не обходится без битвы, и подать достается сильнейшему только после ужасной резни. (Примеч. авт.).}, здесь напрасно искали бы вы национальности,— она иногда проявляется в кастах, и то разве только во время священных праздников.
Таков, за небольшими исключениями, характер всех индийских племен, сверх того, они между собой в беспрестанной вражде, а английская политика находит свою выгоду в том, чтоб в Индостане поддерживать междоусобные войны. Ненависть их к соседям служит в пользу англичанам, таким образом, в войну с бирманами владетель Лакнао доставил компании два курура (50 000 000 франков) и на свой счет выставил два полка, которые уже не считались его собственностью. Такую же помощь нашло английское правительство в туземцах во время войн своих с магарратами, джатами и непалцами. Наконец, Аоудское и Паталлское [Патиала] Королевства, вместе с многими другими владениями, понесли большую часть огромных издержек кабульской экспедиции.
Приняв в соображение все сказанное нами, мы можем решить, заслужила ли Ост-Индская компания владычество над Индостаном? Сделала ли она что-нибудь истинно полезное для края, из которого почерпнула столько золота? Старалась ли она сколько-нибудь приветить племена, вверенные ее попечению? Заслужили ли, наконец, англичане имя новых римлян, которое они себе присваивают, какими-нибудь гигантскими и полезными работами, подобными тем, которыми прославились победители древнего света? На все эти вопросы мы можем только отвечать отрицательно. Но зачем же медлит правительство компании исполнить лежащие на нем обязанности, пренебрежением которых оно легко может подвергнуться тому, что единственным следом владычества ее в Индии останутся одни монеты, которые оно выбило им и которые нумизматика поставит наравне с монетами жестоких завоевателей, в разные времена разорявших цветущие страны Индостана.
В настоящем издании публикуется публицистическое и поэтическое наследие А. Г. Ротчева. В основу сборника легли путевые воспоминания, а в приложении помещены стихотворения, опубликованные в журналах конца 1820-х годов (полностью воспроизводится поэтический цикл ‘Подражания Корану’), а также фрагменты из книги ‘Правда об Англии и сказание о расширении владений ее во всех частях света’. В обеих частях произведения расположены в хронологическом порядке. Орфография и пунктуация в основном приближены к современным языковым нормам. К топонимам, этнонимам и личным именам даются современные эквиваленты (в квадратных скобках). В качестве иллюстраций в сборнике использованы титульные листы некоторых публикуемых изданий, а также гравюры из книги ‘Нравы, обычаи и памятники всех народов земного шара’ (подписи к иллюстрациям воспроизведены по первому изданию).
Несколько замечаний касательно владычества Английской Ост-Индской компании в Индостане (Выдержка из записок русского путешественника). Опубл.: Отечественные записки. 1844, т. 33, отд. Смесь, с. 98—109.
1 …легко увериться в обширности так называвшегося Царства Великого Могола.— Великие Моголы — династия правителей в Индии (1526—1858). Ее основатель Бабур Тимурид происходил из Моголистана (так тогда назывались территории Средней и Центральной Азии).
2 Индиго — известный с глубокой древности синий краситель, получаемый из индиговых растений и широко использовавшийся для окраски хлопковых тканей и шерсти.
3 …в английских владениях оно воспрещено законом…— Рабство в английских колониях было запрещено в 1833 г.
4 …возле одного монгольского семейства.— Имеются в виду потомки мусульман, прибывших из Моголистана в составе армии завоевателей.
5 Ауренгзеб — Аурангзеб (1618—1707) — правитель из династии Великих Моголов, пытавшийся сохранить свою державу укреплением экономических и политических позиций мусульманских феодалов.
6 Факиры — бродячие аскеты.
7 Акбер — Акбар (1542—1605) — один из Великих Моголов, создатель крупной державы на Индостанском полуострове.
8 …целое столетие владеют англичане этою землею…— Имеются в виду территории, захваченные Великобританией в период англо-французского соперничества в Индии в 1746—1763 гг.
9 …компания только и выиграла от завоевания Индии.— Имеется в виду Ост-Индская компания.
10 Сеттлер — поселенец территории Новый Южный Уэльс в Австралии.
11 Сипаи — в 1750—1947 гг. наемные солдаты в Индии, вербовавшиеся в английскую колониальную армию из местных жителей. Сипайские войска приняли активное участие в индийском национальном восстании 1857—1859 гг.
12 Раджи и набабы.— Раджа — княжеский титул в Индии. Набаб (наваб, науаб) — титул правителей областей, отделившихся от империи Великих Моголов.
13 Учеников Конфуция или Мухаммеда.— Конфуций (Кун-цзы) (ок. 551—479 до н. э.) — древнекитайский мыслитель, основатель этико-политического учения в Китае, Мухаммед (ок. 570—652) — основатель ислама, в 630—631 гг. глава первого мусульманского теократического государства в Аравии, почитается как пророк.
14 Чермное море — имеется в виду Красное море.
15 Мечеть Джумны — Джама Масджид, соборная мечеть.
16 Пунский раджа — т. е. владетель Пуны, города в западной части Индии.
17 Типо-Султан — Типпу Саиб (1751—1799), султан Майсура, непримиримый враг англичан, неоднократно воевавший с ними.
18 …оказал столь важные услуги калькутскому правительству во время войны в Непале.— Имеется в виду война с непальскими гуркхами в 1814—1816 гг.
19 Бегум — титул княгини.
20 Голкар — Яшвант Рао Холкар, раджа Индура.
21 Кург и Визинаграм (Виджаянагар) — княжества в Декане.
22 Дост-Магомед … свергнут с престола в пользу развращенного изверга.— Имеются в виду события Первой англо-афганской войны (1838—1842), когда летом 1839 г. армия Ост-Индской компании временно посадила на афганский престол марионеточного властителя Шах Шуджа уль-Мулька.
23 …я встретил лэди Макнагтен, которая ехала к своему мужу в Кабул.— Один из инициаторов Первой англо-афганской войны, Уильям Макнотен, руководитель Политического департамента колониального правительства Индии, возглавил оккупационные войска в Афганистане.
24 Колония св. Маврикия — о-в Маврикий в западной части Индийского океана, в 1715—1810 гг.— владение Франции (Иль де Франс), с 1810 по 1968 г.— Великобритании.
25 Скитара — очевидно, здесь имеется в виду не гитара, а ситар (индийский струнный музыкальней инструмент типа лютни).
26 …во время критического положения англичан в Кабуле.— 2 ноября 1841 г. население Кабула подняло восстание против английских захватчиков, вынудив их к отступлению из страны.
27 Ранджит-Синг — Ранджит Сингх (1780—1839), глава государства сикхов в Пенджабе в 1797—1839 гг.
28 Аллар и Вентура — офицеры бывшей наполеоновской армии на службе Ранджит Сингха.