Неизданные пьесы А. С. Грибоедова, Родиславский Владимир Иванович, Год: 1873 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 32 минут(ы)

НЕИЗДАННЫЯ ПІЕСЫ А. С. ГРИБОДОВА

Странная судьба постигла сочиненія А. С. Грибодова. Мало того что прошло почти десять лтъ прежде чмъ знаменитое произведеніе его, Горе отъ Ума, появилось въ печати и на сцен,— появилось когда уже вся грамотная Россія знала его наизусть по рукописямъ,— мы до сихъ поръ не имемъ полнаго изданія этой превосходной комедіи, до сихъ поръ не собраны ея варіанты. А варіантовъ должно быть не мало, какъ можно видть изъ словъ самого Грибодова, который въ 1824 году писалъ къ С. Н. Бгичеву: {Письма Грибодова къ С. Н. Бгичеву, изд. Обществомъ Любителей Россійской Словесности, стр. 17.} ‘Надюсь, жду, урзываю, мняю дло на вздоръ, такъ что во многихъ мстахъ моей драматической картины яркія краски совсмъ… сержусь и возстановляю старое… Кстати, прошу тебя моего манускрипта никому не читать и предать его огню коли ршишься: онъ такъ несовершененъ, такъ нечистъ. Представь себ что я слишкомъ восемьдесятъ стиховъ, или, лучше сказать, римъ перемнилъ, теперь гладко, какъ стекло. Кром того, по дорог пришло мн въ голову придлать новую развязку, я ее вставилъ между сценой Чацкаго, когда онъ увидлъ свою негодяйку, со свчею надъ лстницей, и предъ тмъ какъ ему обличить ее. Живая, быстрая вещь, стихи искрами посыпались въ самый день моего прізда, и въ этомъ вид читалъ я ее Крылову, Жандру, Хмдьницкому, Шаховскому, Гречу и Булгарину, Колосовой, Каратыгину…. Замчаніемъ Віельгорскаго я тоже воспользовался. Но наконецъ мн такъ надоло все одно и то же что во многихъ мстахъ импровизирую, да, это нсколько разъ случилось, потомъ я самъ себя ловилъ, но другіе не домекались.’ {К. А. Полевой въ стать своей о Жизни и сочиненіяхъ А. С. Грибодова предпосланной второму изданію Горя отъ Ума, говоритъ (стр. XXV) что въ Тифлис была написана Грибодовымъ вся эта комедія, но написана вчерн, такъ что по прізд въ Москву онъ почти совершенно передлалъ ее и написалъ многія сцены вновь.} А насколько значительны были варіанты разныхъ мстъ комедіи, можно судить по слдующему варіанту послдняго монолога Чацкаго:

Не образумлюсь, виноватъ!

Не знаю какъ я не впопадъ

Представилъ васъ себ одной изъ хладнокровныхъ

Искательницъ фортунъ и жениховъ чиновныхъ,

Которой красот едва дано разцвсть —

Ужь глубоко натвержено искусство:

Не сердцемъ поискать, а взвсить, и разчесть,

И торговать собой въ замужство.

Нтъ, нтъ! Ошибся я. Намченъ былъ у васъ

Любезникъ миленькій котораго подъ часъ

Могли бы, несмотря что въ возраст онъ зрломъ,

Беречь и пеленать и посылать за дломъ:

Мужъ-мальчикъ, мужъ-слуга, изъ жениныхъ пажей —

Высокій идеалъ московскихъ всхъ мужей!

Но, Боже мой! Кого себ избрали!

Когда размыслю я кого вы предпочли!

Зачмъ меня манили, завлекли,

Повергли въ бездну золъ, мученій и печали?

Слпецъ я! Въ комъ искалъ награды всхъ трудовъ,

Спшилъ, летлъ, дрожалъ, вотъ счастье, думалъ, близко!

Предъ кмъ я давича такъ страстно и такъ низко

Былъ расточитель нжныхъ словъ.

Но что! Наказаны вы горемъ справедливо!..

(Фамусову:)

А вы, сударь, отецъ! Вы жертвуйте чинамъ

Собою, дочерью,— Желаю быть счастливымъ! {*}

{* А вотъ еще нигд ненапечатанный варіантъ словъ Скалозуба въ защиту армейцевъ (актъ II, явленіе VI):

А въ первой арміи теперь не то что встарь!

Однажды на смотру изволилъ государь

Замтить самолично

Что выправка и стойка — все отлично.}

Самое существованіе послдней піесы Грибодова Грузинская Ночь до 1859 года казалось какимъ-то миомъ. Вс біографы этого писателя упоминали о ней, Булгаринъ утверждаю что отрывки изъ нея сохранились Но въ печати изъ нея не появлялось ни одной строки до тхъ поръ пока Д. А. Смирновъ въ Русскомъ Слов за 1859, кн. въ стать своей ‘Черновая тетрадь Грибодова’, не напечаталъ нкоторыхъ черновыхъ ея отрывковъ. Между тмъ изъ показаній Булгарина положительно слдуетъ что піеса эта была окончена, и если можетъ-быть была и не совсмъ отдлана, то во всякомъ случа приведена въ такой видъ что Грибодовъ могъ читать ее своимъ знакомымъ вполн, а не отрывками.

Изданія сочиненій Грибодова (Смирдина и Серчевскаго) неполны: въ нихъ нтъ его театральныхъ статей, нкоторыхъ мелкихъ стихотвореній, его Лубочнаго Театра, его эпиграммъ, какъ напримръ эпиграммы его на Карамзина, впервые напечатанной въ Русской Старин 1872 года (кн. V, стр. 765). {Вотъ эта эпиграмма:

— Послушайте, я разкажу вамъ старину

Про Игоря и про его жену,

Про Новгородъ, про время золотое

И наконецъ про Грознаго Царя….

— Эхъ, бабушка, затяла пустое,

Окончи лучше намъ Илью Богатыря.

Для лучшаго уразумнія этой эпиграммы надо замтить что сказка Карамзина объ Иль Муромц такъ и осталась неоконченною. Вотъ еще эпиграмма написанная Грибодовымъ по поводу комедіи кн. Шаховскаго Липецкія Воды, задвавшей Жуковскаго и его послдователей. Комедія эта произвела большія смуты въ литературныхъ кругахъ. На кн. Шаховскаго посыпались эпиграммы, въ числ которыхъ была и эпиграмма Пушкина, Партизаны кн. Шаховскаго вступились за него. Загоскинъ въ защиту его написалъ трехактную піесу. Комедія противъ комедіи. Началась литературная война. Грибодовъ, какъ бы для того чтобъ положить конецъ этой войн, написалъ слдующую эпиграмму:

ОТЪ АПОЛЛОНА.

На замчанье Фебъ даетъ

Что отъ какихъ-то водъ

Парнасскій весь народъ

Шумитъ, кричитъ и дло забываетъ,

И потому онъ объявляетъ

Что толки вс о Липецкихъ Водахъ

(Въ укору, въ похвалу, и въ проз, и въ стихахъ)

Написаны и преданы тисненью

Не по его внушенью!

Грибодовъ былъ заподозрнъ по длу 14го декабря, и по требованію слдственной коммиссіи былъ привезенъ въ Петербургъ, гд и содержался нсколько дней подъ арестомъ въ Главномъ Штаб. По этому случаю Грибодовъ написалъ слдующую эпиграмму:

По духу времени и вкусу,

Я ненавижу слово: рабъ, —

Меня и взяли въ Главный Штабъ

И потянули къ Іисусу.

Вотъ варіантъ этой эпиграммы:

По духу времени и вкусу,

Онъ ненавидлъ слово: рабъ…

За то посаженъ въ Главный Штабъ

И тамъ притянутъ къ Іисусу!} Въ этихъ собраніяхъ нтъ, наконецъ, двухъ его піесъ, а именно Пробы Интермедіи и оперы-водевиля Кто Братъ, кто Сестра. Каковы бы ни были эти произведенія, но они написаны (послднее въ сотрудничеств съ княземъ П. А. Вяземскимъ) авторомъ Горя отъ Ума, одно непосредственно предъ этою комедіей, другое вслдъ за нею, и потому заслуживаютъ быть напечатанными. Горе отъ Ума занимаетъ такое высокое мсто въ русской литератур что понятно желаніе имть дйствительно полное собраніе сочиненій его автора. Каждое хоть сколько-нибудь порядочное собраніе сочиненій Мольера заключаетъ въ себ и Le mdecin volant и La jaloime du Barbouill, — произведенія которыя не лучше названныхъ піесъ Грибодова.

Въ библіотек Императорскихъ С.-Петербургскихъ театровъ мн удалось отыскать цензурованные экземпляры этихъ двухъ піесъ, и я спшу подлиться съ читателями одною изъ нихъ цликомъ, а другою въ разказ.

Но прежде чмъ приведу подлинный текстъ Пробы Интермедіи, позволю себ сказать нсколько словъ вообще о театральной дятельности Грибодова. Страсть къ театру зажглась въ Грибодов съ самой молодости. Еще во время своего студенчества онъ написалъ трагедію-пародію Дмитрій Дрянской, единственный автографической экземпляръ которой былъ подаренъ другомъ Грибодова, С. Н. Бгичевымъ, усердному собирателю фактовъ для Грибодовской біографіи, Д. А. Смирнову. Піеса эта никогда не была ни играна, ни напечатана. Первою же піесою Грибодова съ которою онъ выступилъ предъ публику былъ переводъ одноактной французской комедіи Le secret du mnage (Молодые Супруги, напечатана въ С.-Петербург въ 1815 году, потомъ перепечатана въ собраніяхъ сочиненій Грибодова, какъ Смирдина, такъ и Серчевскаго). Грибодову не было и двадцати лтъ когда онъ перевелъ эту піесу въ Брест-Литовскомъ, будучи офицеромъ Иркутскаго гусарскаго полка, прикомандированнымъ къ А. С. Кологривову, какъ выражается г. Смирновъ ‘почти что въ адъютантской должности’. Между занятіями по служб и гусарскими кутежами и шалостями которымъ отдалъ дань и Грибодовъ, молодой офицеръ находитъ время заниматься литературой и сидитъ за стихотворнымъ переводомъ комедіи, П. Н. Араповъ въ своей Лтописи Русскаго Театра {Лтопись Русскаго Театра, стр. 242.} говоритъ что Грибодовъ перевелъ эту піесу по совту князя А. А. Шаховскаго, извстнаго писателя, горячо любившаго театръ и посвятившаго всю свою Жизнь ему. Грибодовъ познакомился съ княземъ Шаховскимъ еще въ Польш, гд онъ былъ со своимъ полкомъ. Не мудрено что разговоры Шаховскаго о театр ударяли въ душу Грибодова какъ огниво въ кремень и извлекли изъ него первыя искры. Очень вроятно что Грибодовъ, задумавъ трудиться для театра и Желая попробовать въ первый разъ свои силы на перевод, просилъ князя Шаховскаго, какъ знатока текущаго репертуара и русскаго и иностраннаго, рекомендовать ему піесу для перевода. Выборъ палъ на комедію Le secret du mnage. Грибодовскій переводъ этой піесы, стихъ котораго довольно тяжелъ, ничмъ не отличается отъ обыкновенныхъ передлокъ французскихъ піесъ того времени, даже имена въ немъ не русскія, дйствующія лица называются Эльмира, Сафиръ, хотя живутъ повидимому въ Россіи и сбираются хать въ Крымъ и на Кавказъ.

Пріхавъ въ 1815 году въ Петербургъ, Грибодовъ привезъ свой переводъ піесы Молодые Супруги. Въ эту эпоху любовь къ театру была въ самомъ сильномъ разгар въ петербургскомъ обществ. Между театралами были такія лица какъ кн. Шаховской, Катенинъ, Гндичъ, Хмльницкій и т. л., и ихъ бесды и совты имли плодотворное вліяніе на тогдашнее сценическое искусство. Любовь къ театру заставляла многихъ писателей избравшихъ себ иное поприще все-таки въ свободное время удлять нсколько часовъ и театру. Жуковскій перевелъ французскую драму Валерія или Слпая, Гречъ тоже перевелъ нсколько піесъ. Нкоторые посл первыхъ же сверхъ опытовъ оставляли сцену, другіе, какъ кн. Шаховской, Хмльницкій, Кокошкинъ, всю свою литературную дятельность посвятили театру. Такъ сдлалъ и Грибодовъ, который до того любилъ театръ что отправляясь въ 1818 году секретаремъ посольства въ Персію писалъ изъ Новгорода (18го августа 1818 года) своему другу С. П. Бгичеву чтобъ онъ подписался для него на афишки и присылалъ ихъ ему, и такъ заботился о полученіи театральныхъ афишъ что просилъ Бгичева, въ случа отъзда его изъ Петербурга, присылку къ нему театральныхъ афишъ поручить кому-нибудь другому, Катенину или Жандру. {Письма Грибодова къ Бгичеву (стр. 9—10).} Грибодовъ, по прізд въ Петербургъ, вступаетъ въ общество тогдашнихъ любителей театра, бываетъ постоянно въ театр, участвуетъ въ шалостяхъ и продлкахъ молодыхъ театраловъ, волочится за актрисами, одною изъ нихъ, танцовщицей Телешевою, увлекается до того что пишетъ къ ней стихи и приписываетъ своему вліянію ея усовершенствованіе въ балетномъ искусств. {Въ любви къ Телешевой у Грибодова былъ соперникомъ, какъ онъ самъ говоритъ (Письма Грибодова къ Бгичеву стр. 23), тогдашній петербургскій генералъ-губернаторъ графъ Милорадовичъ, впрочемъ оба соперника были не совсмъ счастливы, и ихъ любовь къ хорошенькой танцовщик ограничилась однимъ только платоническимъ волокитствомъ. Хорошенькая танцовщица кокетничала съ ними обоими, но была влюблена, какъ разказывала мн одна подруга ея, въ своего сослуживца, весьма красиваго танцовщика Шемаева, котораго она предпочитала волочившимся за нею и знатному сановнику, и молодому литератору.}

Грибодовъ выдержалъ полный искусъ театральнаго поэта и даже едва не лишился жизни на одной дуэли, поводовъ къ которой была знаменитая танцовщица Истомина. {Вотъ какъ разказываетъ эту исторію г. Смирновъ: (Бесды въ Обществ Люб. Росс. Словесности, выпускъ 2й: Біографическія извстія о Грибодов’, стр. 15): Читатель можетъ-быть знаетъ по преданію, или по крайней мр изъ стиховъ Пушкина, что такое за очаровательное, за прелестное созданіе была въ то время о которомъ я говорю извстная танцовщица Истомина. Само собой понимается что у Истоминой поклонниковъ и обожателей было видимо-невидимо. Счастливйшимъ былъ нкто Василій Александровичъ Шереметевъ, однополчанинъ Бгичева, кавалергардскій офицеръ, молодой человкъ очень любезный, съ отлично добрымъ и благороднымъ сердцемъ: онъ жилъ съ Истоминой въ одномъ дом, и даже больше,— на ея счетъ, потому что Истомина, какъ первая танцовщица, подучала хорошія деньги и жида хорошо. Жили они совершенно по-супружески и даже иногда, къ близкимъ знакомымъ, какъ напримръ къ князю Шаховскому, вызжали вмст. Любилъ ее Шереметевъ со всмъ безуміемъ страсти, стадо-быть и съ ревностію. Несмотря на это, онъ часто съ ней ссоривался, какъ нарочно, поссорился съ ней предъ роковымъ для себя днемъ и ухалъ отъ нея. Бгичевъ былъ въ это время въ Москв. Грибодовъ, жившій сперва съ нимъ, жилъ потомъ съ графомъ Завадовскимъ. Можетъ-быть графъ Завадовскій имлъ прежде на Истомину какіе-нибудь виды, но долженъ былъ уступить счастливому сопернику, Грибодовъ же, не имвшій на нее ровно никакихъ, пригласилъ ее какъ-то разъ посл спектакля къ себ, лить чай. Истомина согласилась, но зная что Шереметевъ за ней подсматриваетъ и, не желая вводить его въ искушеніе и лишній гнвъ, сказала Грибодову что не подетъ съ нимъ вмст изъ театра, а назначила ему мсто гд съ ней сейчасъ же посл спектакля встртиться: первую, такъ-называемую Суконную линію Гостинаго Двора, на этотъ разъ, разумется, совершенно пустынную, потому что дло было ночью. Такъ все и сдлалось: она вышла изъ театральной кареты противъ назначеннаго мста, встртилась съ Грибодовымъ и ухала къ нему. Шереметевъ, наблюдавшій издалека, все это видлъ. Слдуя за санями Грибодова, онъ вполн убдился что Истомина пріхала съ кмъ-то въ квартиру графа Завадовскаго, посл же, очень просто, черезъ людей, могъ узнать что этотъ кто-то’ былъ Грибодовъ. Взволнованный, взбшенный Шереметевъ бросился къ своему пріятелю (извстному декабристу) Якубовичу съ вопросомъ: что длать? Якубовичъ былъ лично храбрый, но безпокойный человкъ, съ довольно страннымъ, какъ это сейчасъ и докажется, взглядомъ на иныя вещи. ‘Что длать’, отвчалъ онъ это очень понятно: драться, разумется, надо. Но теперь вопросъ въ томъ: какъ и съ кмъ? Возлюбленная твоя была у Завадовскаго,— это разъ, во привезъ ее туда Грибодовъ,— это два, стадо-бытъ, тутъ два лица требующія пули, а изъ этого выходитъ что для того чтобы никому не было обидно, мы, при сей врной оказіи, составимъ un parti carr ты стрляйся съ Грибодовымъ, а я на себя возьму Завадовскаго. ‘Логика, какъ изволите видть, своего рода, съ своимъ закономъ достаточнаго основанія’. Шереметевъ и Якубовичъ пріхали къ Грибодову и Завадовскому, и Шереметевъ Грибодова вызвалъ. ‘Нтъ, братецъ’,— отвчалъ Грибодовъ,— ‘я съ тобой стрляться не буду, потому что право не за что, а вотъ, если угодно Александру Ивановичу (Якубовичу), такъ я къ его услугамъ’. Parti carr устроилось: Шереметевъ долженъ былъ драться съ Завадовскимъ, а Грибодовъ съ Якубовичемъ. Баррьеръ назначенъ былъ на 18 шаговъ, съ тмъ чтобы противникамъ пройти по шести, и тогда стрлять. Первая очередь была первыхъ лицъ, то-есть Шереметева и Завадовскаго. Когда они стали съ крайнихъ предловъ баррьера сходиться на ближайшіе, графъ Завадовскій, который былъ отличный стрлокъ, шелъ тихо и совершенно покойно. Хладнокровіе ли Завадовскаго взбсило Шереметева, или чувство ревности и злобы пересилило въ немъ разсудокъ, только онъ, что-называется, не выдержалъ и выстрлилъ въ Завадовскаго, еще не доходя до баррьера. Пуля пролетла такъ близко что оторвала часть воротника у сюртука у самой шеи… Тогда, что очень понятно, чувство злобы овладло Завадовскимъ. ‘Ah’, сказалъ онъ — ‘il en roulait ma vie: la barrire!’ Длать было нечего, Шереметевъ подошелъ. Нкоторые изъ бывшихъ при дуэли стали потихоньку просить Завадовскаго чтобъ онъ пощадилъ жизнь Шереметева. ‘Я буду стрлять въ ногу’, отвчалъ онъ. Шереметевъ вслушался въ эти переговоры и сказалъ ему: ‘Ты долженъ убить меня, или, рано или поздно, я тебя убью’. Завадовскій выстрлилъ. Ударъ былъ смертельный, пуля пробила бокъ, прошла черезъ животъ, только не на вылетъ, и остановилась въ другомъ боку. Шереметевъ упалъ навзничъ и ‘сталъ нырять по снгу какъ рыба’, подлинное выраженіе доктора Іона, очевидца дуэли, тоже разказывавшаго мн, какъ и другія лица, вс эти подробности. ‘Вотъ теб, Вася, и рпка!’ прехладнокровно сказалъ тогда Шереметеву бывшій тутъ же нкто Каверинъ, лицо замчательное и характерно типическое въ отношеніи къ своему времени, который, будучи адъютантомъ Бенигсена, до того проказилъ въ Гамбург что былъ цлому городу и околодку извстенъ подъ именемъ краснаго гусара. Якубовичъ извинился предъ Грибодовымъ что имъ теперь стрляться невозможно, потому что онъ долженъ отвезти Шереметева домой. Они отложили свои разчеты до первой возможности. Однако, эта возможность имъ въ Петербург уже не представилась. Отецъ Шереметева, зная довольно безпорядочную жизнь сына, просилъ государя Александра Павловича простить всхъ принимавшихъ участіе въ дуэли. Вс были прощены, кром Якубовича, главнаго зачинщика дла: его сейчасъ же арестовали и потомъ выписали изъ гвардіи тмъ же чиномъ въ армію и, прямо изъ-подъ ареста, послали служить на Кавказъ. Судьба хотла чтобъ они встртились съ Грибодовымъ въ этомъ отдаленномъ краю, да еще на самыхъ первыхъ порахъ прізда Грибодова, чуть ли не на лстниц гостиницы. Вспомнили о разчетахъ и стрлялись. Ермоловъ только нсколькими минутами не усплъ предупредить дуэли пославши арестовать обоихъ. Грибодовъ, также какъ и Шереметевъ, не выдержалъ и выстрлилъ не дошедши до баррьера, Якубовичъ стрлялъ отлично и посл разказывалъ что не имлъ на жизнь Грибодова ни малйшихъ покушеній, а только хотлъ въ знакъ памяти лишить его руки. Дйствительно пуля попала Грибодову въ ладонь двой руки около большаго пальца, но, по связи жилъ, ему свело мизинецъ, и это, въ послдствіи, мшало ему, музыканту, играть на фортепіано. Ему нужна была особая аппикатура. Только по этому сведенному мизинцу и узнали, въ груд другихъ тлъ, трупъ его посл истребленія нашего посольства персидскою чернью 30го января 1829 года.’ Грибодовъ же, какъ посл самъ писалъ Бгичеву, мтилъ Якубовичу въ плечо и потомъ жаллъ что не попалъ.}

Прибывъ въ Петербургъ, Грабодовъ, разумется, поспшилъ похлопотать поставитъ свою піесу на сцен, что ему скоро и удалось при помощи князя Шаховскаго, служившаго въ то время при театр и имвшаго большую силу и въ театральной дирекціи и за кулисами. Комедія Молодыя Супруги была представлена въ первый разъ 29го сентября 1815 года. Піеса была прекрасно разыграна. Въ первое представленіе роль Эльмиры играла знаменитая K. С. Семенова, а мужскія роли исполняли двое лучшихъ молодыхъ актеровъ того времени, Сосницкій и Брянскій. Потомъ роль Эльмиры занимала Воробьева, вышедшая въ послдствіи замужъ за Сосницкаго, та самая Воробьева о которой, съ такимъ восторгомъ говоритъ Грибодовъ въ своемъ письм къ Бгичеву отъ 3го октября 1816 года. {Письма Грибодова къ Бгичеву, стр. 4.}

Грибодовъ былъ весьма не равнодушенъ къ успху первой переведенной имъ піесы, и когда Загоскинъ въ Сверномъ Наблюдател выписалъ слабые стихи изъ комедіи Молодые Супруги, которая игралась въ то время очень часто, и оттиснулъ ихъ съ своими комментаріями, {Сверный Наблюдатель 1817 года No 15.} Грибодовъ написалъ на Загоскина бранное стихотвореніе подъ заглавіемъ: Лубочный Театръ и хотлъ его напечатать, когда же это не удалось, онъ распустилъ это стихотвореніе по Петербургу въ рукописи, и оно разошлось въ огромномъ числ рукописныхъ экземпляровъ. {Стихотвореніе это напечатано въ стать Д. А. Смирнова о Грибодов во второмъ выпуск Бесдъ въ Обществ Любителей Россійской Словесности (стр. 12—13), и въ Лтописи Русскаго Театра Арапова (стр. 260—261), но въ изданіяхъ сочиненій Грибодова (Смирдина и Серчевскаго) его нтъ.} Притомъ у Арапова въ его Лтописи Русскаго Театра мы находимъ извстіе что Это января 1819 года былъ бенефисъ танцовщицы Б. И. Колосовой, въ которомъ А. М. Колосова (въ послдствіи Каратыгина), въ комедіи Молодые Супруги, по желанію автора этой пьесы, играла родъ Эльмиры, и Грибодовъ и Шаховской были въ полномъ удовольствіи. {Лтопись Русскаго Театра, стр. 274.}

Черезъ годъ посл Молодыхъ Супруговъ появляется другая піеса Грибодова, Притворная Неврность, комедія въ 1 д. соч. Барта (Lee fausses infidlits), переведенная имъ вмст съ Жандромъ. Піеса эта назначалась для бенефиса знаменитой K. С. Семеновой, а это уже показываетъ что Грибодовъ своею первою піесой поставилъ себя въ число такихъ писателей у которыхъ первыя актрисы просятъ піесъ для своихъ бенефисовъ. Въ этой піес Грибодовъ прибгаетъ къ сотрудничеству Жандра, и вотъ что онъ писалъ по этому поводу къ С. Н. Бгичеву, 15го апрля 1815 года. {Письма Грибодова къ Бгичеву, стр. 7.} ‘При отъзд моемъ въ Нарву, Семенова торопила меня чтобъ я не задержалъ ея бенефиса, а чтобы меня это не задержаkо въ Петербург, я съ просьбой прибгнулъ къ другу нашему Жандру. Возвратясь изъ Нарвы, я нашелъ что у меня только переведены сцены XII и XIII, остальное, съ того мста какъ Рославлевъ говоритъ: я здсь, все слышалъ и все знаю, я самъ кончилъ. Впрочемъ и въ его сценахъ есть иное мое, такъ какъ и въ моихъ его перемны. Ты знаешь какъ я связно лишу, онъ безъ меня переписывалъ и многихъ стиховъ вовсе не могъ разобрать и замнилъ ихъ своими. Я иные уничтожилъ и другіе оставилъ: т которые лучше коихъ. Эту комедійку собираются играть на домашнихъ театрахъ, ко мн присылали рукописные экземпляры для поправки, много переврано, вотъ что заставило меня ее напечатать.’

Піеса эта была представлена въ бенефисъ Семеновой, 11го февраля 1818 года (у Смирнова ошибочно напечатано: 1817 года), вмст съ передлкой Шиллеровой Семела, сдланной сотрудникомъ Грибодова, А. А. Жандромъ, и была разыграна, какъ говоритъ Араповъ, {Лтопись Русскаго Театра, стр. 263.} отчетливо и долго держалась за сцен. Въ ней уже виденъ шагъ впередъ: стихи лучше, и условныя театральныя имена замнены русскими фамиліями (Эледину — играла Вальберхова, Лизу — Брянская, Росдавлева — Брянскій, Ленскаго — Сосницкій, Блестова — Рамазановъ), но и въ ней дйствуютъ не живые люди, а условныя театральныя амплуа: Эледина — кокетка, Лиза — ingnue, Рославлевъ — premier role, Ленскій — jeune,premier, Блестовъ — старый фатъ. Грибодовъ не остается равнодушнымъ къ судьб и этой піесы: въ письм изъ Москвы къ Бгичеву отъ 5го сентября 1818 года онъ не забываетъ написать что ‘и здсь въ Москв играютъ его Притворную Неврность‘. {Вотъ что онъ писалъ по этому случаю изъ Москвы: ‘Брата твоего тоже здсь нтъ, за то есть монументъ Минину и Поварскому, И Притворную Нврность играютъ, и какъ играютъ! Кокошкинъ (членъ дирекціи Московскаго театра) вчера предо мной униженно назывался что прелестные мои стихи такъ терзаютъ, что онъ не виноватъ, его не слушаютъ: было бы что слушать. (Письма Грибодова кн Богачеву, стр. 10.)}

Посл Притворной Неврности біографы Грибодова обыкновенно переходятъ прямо къ комедіи Горе отъ Ума, не упоминая что между этими двумя піесами была еще маленькая піеска Грибодова, Проба Интермедіи, представленная въ первый разъ въ бенефисъ Брянскаго, 1го ноября 1819 года, {Лтопись Русскаго Театра А. Н. Арапова, стр. 289.} когда Грибодова не было узко въ Петербург, когда онъ былъ на Кавказ. Это собственно не драматическое произведеніе, а дивертисментъ, интермедія, которыя были въ то время въ большой мод въ бенефисы, дабы дать возможность большему числу артистовъ разныхъ труппъ принять участіе въ бенефис. Подобныя интермедіи сочиняли лучшіе драматическіе писатели того времена, особенно много ихъ писалъ князь Шаховской, писали также Хмльницкій, Кокошкинъ, Загоскинъ. Написалъ ли Грибодовъ свою интермедію по просьб какого-нибудь бенефиціанта, или самъ вздумалъ написать ее чтобы снова лопасть за кулисы — неизвстно. Привозку цликомъ эту интермедію не ради какого-либо ея собственнаго достоинства, а потому только что она писана Грибодовымъ, такъ какъ всякая строка такого писателя драгоцнна. Принадлежность этой интермедіи Грибодову несомннна. Въ цензурныхъ спискахъ того времена она помчена піесою Грибодова, на цензурованномъ ея экземпляр стоитъ что это сочиненіе А. С. Г. Современники Грибодова, писавшіе уже въ то время о театр, какъ напримръ П. Н. Араповъ, прямо печатно называютъ эту піесу сочиненіемъ Грибодова, {Тамъ же.} что подтверждали и нкоторые изъ актеровъ участвовавшихъ въ этой піес. Въ интермедіи этой участвовали между прочими: Величкинъ, Сосницкій, Боченковъ, Сандунова, Рамазановъ и др. Вотъ эта піеска.

ПРОБА ИНТЕРМЕДІИ.

Интермедія въ 1 дйствіи.

Дйствующія лица:

ЕКОЛКОВЪ, АЛЕГРИНЪ, РЗВУШКОВЪ, ПРИПРЫЖКИНЪ, СВИСТАЛОВА, БЕМОЛЬСКАЯ, актеры.

МАШИНИСТЪ.

СУФЛЕРЪ.

АКТЕРЫ И АКТРИСЫ.

Дйствіе происходитъ въ провинціальномъ театр.
Театръ представляетъ сцену въ безпорядк.

ЕКОЛКОВЪ.

Много васъ, актеровъ и актрисъ…

Батюшки, мн нуженъ бенефисъ!

Матушки, мн нуженъ бенефисъ!

ПРОЧІЕ АКТЕРЫ И АКТРИСЫ.

Разказките,

Что хотите

Вы отъ насъ?

ЕКОЛКОВЪ.

Вотъ какъ разъ!

Въ бенефисъ меня вы не оставьте,

Мн чтобъ не попасть въ просакъ,

Публику вы позабавьте

Кое-чмъ и кое-какъ.

ПРОЧІЕ.

Вамъ помочь

Мы не прочь.

ЕКОЛКОВЪ.

Васъ, друзья мои, такъ много,

Помолчите ради Бога!

ПРОЧІЕ.

Правда, много насъ числомъ,

Да какая польза въ томъ?

ЕКОЛКОВЪ.

Надо чтобъ скорй поспло.

АЛЕГРИНЪ.

Поскоре?— Такъ за дло!

Взяться надлежитъ съ умомъ.

ЕКОЛКОВЪ.

Въ этомъ затрудненья мало,

Длайте какъ ни попало.

ПРОЧІЕ.

Хорошо,— да должно знать

Что мы будемъ представлять?

Оперу?

ЕКОЛКОВЪ.

Охъ, нтъ!

АЛЕГРИНЪ

Балетъ?

ЕКОЛКОВЪ.

Нтъ! нтъ!

ПРИПРЫЖКИНЪ.

Комедью?

ЕКОЛКОВЪ.

Интермедью!

ВС (кром его),

Интермедью!— Боже сохрани!

Интермедью!— Нтъ ужъ искони

Солоны достались намъ они!

И какая вамъ охота?

Только бднымъ намъ работа,

Бднымъ зрителямъ звота.

ЕКОЛКОВЪ.

Неужто, господа, мн быть безъ бенефиса?

АЛЕГРИНЪ.

Дайте въ свой бенефисъ что хотите, да только не интермедію.

ВС (повторяютъ).

И какая вамъ охота?—

Только бднымъ намъ работа,

Бднымъ зрителямъ звота.

ЕКОЛКОВЪ.

Да, господа, дло праздничное, серіозное надостъ, не худо бы затять какую-нибудь потху.

РЗВУШКОВЪ (обращаясь къ прочимъ).

Ну, ужь выведемте его изъ хлопотъ, длать такъ длать. Здсь однако не Петербургъ, автора не скоро сыщешь, разв нашъ суфлеръ примется, человкъ онъ грамотный. Нутка, батюшка, вылзай изъ своего кабинета, у тебя давно рука чесалась сочинить что-нибудь для театра, вотъ и случай есть, отличись.

ЕКОЛКОВЪ.

Вылзайте, отецъ родной, я самъ услужу въ другое время.

СУФЛЕРЪ.

Извольте, располагайте моимъ умомъ, моимъ перомъ и моимъ языкомъ.

ВС (кром его).

Браво! Фора!

У суфлера

Все кипитъ!

Кто коль скоро

Что проспитъ,

Не затвердитъ,

Кто собьется,

Заикнется,

Нашъ суфлеръ лишь встрепенется,

И лишь голосъ онъ подастъ,

Всякій кто во что гораздъ.

СУФЛЕРЪ.

Смйтесь, смйтесь, господа, а безъ меня иному бы изъ васъ плохо пришлось. Да не о томъ рчь. Вамъ нужна новая ліеса. Для сего нужно многое, а самое нужное: декораціи, актеры, слова, музыка и танцы…. танцы или пляски.

РЗВУШКИНЪ.

Верховой, спускай декорацію. Вотъ теб лсъ и вода.

СВИСТАЛОВА.

Актеры вс на лицо, въ костюмахъ и безъ костюмовъ.

БЕМОЛЬСКАЯ.

Словъ чмъ меньше, тмъ лучше.

АЛЕГРИНЪ.

Музыки у насъ вволю, выбирай любую.

ПРИПРЫЖКИНЪ.

За танцами дло не станетъ.

ЕКОЛКОВЪ.

Такъ стало самое нужное есть, стоитъ только къ нему присочинить кое-что.

СУФЛЕРЪ.

Это ничего не составляетъ….

СВИСТАЛОВА.

Особливо для суфлера.

БЕМОЛЬСКАЯ.

Онъ всякую всячину наизусть знаетъ.

РЗВУШКИНЪ.

Онъ весь свой вкъ чужое говоритъ.

АЛЕГРИНЪ.

Пусть его крадетъ откуда хочетъ, была бы піеса готова.

СВИСТАЛОВА.

Не безпокойтесь, онъ на нашу бду пожалуй столько сочинитъ что намъ въ вкъ не выучить.

Суфлеру нашему хвала,

Природа коему дала

Писать охоту и умнье!

Его жь такія сочиненья

Что самъ едва ль онъ ихъ пойметъ,

Да и никто не разберетъ,

А дло все на ладъ идетъ.

СУФЛЕРЪ.

Прошу васъ, господа,

Не говорить ни слова!

Вотъ лсъ и вотъ вода,

Такъ главное готово.

На завс рка…

Пусть будетъ же: Ока.

Готово и названье,

Благодаря рк:

Пирушка на Ок,

Иль за Окой гулянье,

И пснями начать,

И плясками кончать!

АЛЕГРИНЪ.

Что же намъ пть?

ПРИПРЫЖКИНЪ.

Какія пляски?

СУФЛЕРЪ.

Пойте и скачите сколько душ угодно, только не вс вдругъ.

ЕКОЛКОВЪ.

Однако нельзя безъ пробы.

СУФЛЕРЪ.

Ну, такъ пробуйте. Г. пвецъ, выступайте. Что потверже — то и пойте. А прочихъ прошу изготовиться для послдующаго, я же между тмъ займусь сочиненіемъ куплетовъ, которые пропоетъ наша пвица тогда какъ будутъ готовы. За дло! скорй! а не то я перестану сочинять.

ВС.

Хорошо, хорошо.

(Пніе и по окончаніи суфлеръ )

СУФЛЕРЪ.

Довольно, довольно. Куплеты готовы. Угодно ли мн сдлать честь ихъ пропть въ заключенье?

ЕКОЛКОВЪ.

Неужли заключенье?

БЕМОЛЬСКАЯ.

Что жъ вы еще хотите?

(Беретъ куплеты и поетъ ихъ.)

Куплеты.

Довольно вс плясали, пли,

Покуда вамъ не надоли,

Всего умне разойтись.

Кто хочетъ тотъ пускай сердись,

Надъ нашей шалостью острись.

А мы не съ авторскимъ умишкомъ.

Хоть пошалили, да не слишкомъ.

Притомъ кто осуждать насъ станетъ,

Не худо ежели вспомянетъ

Что позабавиться на счетъ

Кто интермедіи идетъ,

Не много умнаго онъ ждеть.

И въ этой вздору много тоже,

Да все на прочихъ не похоже.

На свт же всегда водилось,

Какъ зрителямъ что полюбилось,

Никто не спроситъ, какъ оно

Безсмысленно, или умно,

Или плачевно, иль смшно,

Лишь только бы нове было,

Всегда что ново, то и мило.

И вотъ такая-то піеса предшествовала въ дятельности Грибодова его комедіи Горе отъ Отъздъ его изъ Петербурга имлъ, повидимому, благотворное вліяніе на развитіе и укрпленіе его великаго таланта. Вдали отъ столичныхъ удовольствій, трудолюбивый, хорошо образованный Грибодовъ, ‘одинъ изъ самыхъ умныхъ людей въ Россіи’, по выраженію Пушкина, неотступно занимавшійся самообразованіемъ, серіозне взглянулъ на искусство, занялся изученіемъ произведеній великихъ писателей, особенно Шекспира, {Какъ правильно и врно смотрлъ онъ на Шекспира, это видно изъ біографіи его написанной К. А. Полевымъ и изъ письма его къ Бгичеву въ 1824 году. Письма Грибодова къ Бгичеву, стр. 17.} и пять лтъ трудился по плану приснившемуся ему во сн, въ Тифлис, надъ одною піесою, и эта піеса выходитъ уже не одна изъ прежнихъ его скоросплокъ, а безсмертное Горе отъ Ума, {Д. А. Смирновъ въ стать своей ‘Черновая тетрадь Грибодова’ проводитъ начало проекта трагедіи Родамистъ и Зенобія и отрывокъ изъ неизвстной піесы, заключающій въ себ разговоръ какихъ-то двухъ половецкихъ мужей, не опредляя къ какому времени можно отнести эти отрывки. По моему мннію, они должны быть отнесены ко времени посл отъзда Грибодова изъ Петербурга и прежде начатія имъ комедіи Горе отъ Ума. По духу своему эти отрывки какъ бы навяны тою эпохой въ которой создавались Дебора и Смоляне князя Шаховскаго и Венцеславъ Жандра. Притомъ самъ Грибодовъ писалъ изъ-за Тифлиса Бгичеву, отъ 29го января 1819 года: ‘Въ Петербург, гд всякій приглашалъ меня писать и много было охотниковъ до моей музы, я молчалъ, а здсь, когда некому и прочесть, потому что не знаютъ по-русски, я не выпускаю пера изъ руки!’ Что же писалъ въ это время Грибодовъ? Это остается тайною, но вроятно въ числ написаннаго имъ въ это время были и два названные отрывка, навянные тмъ духомъ которымъ онъ такъ еще незадолго предъ тмъ дышалъ въ Петербург.}

Грибодову не удалось увидать на сцен этого своего великаго произведенія. Горе отъ Ума въ то время не пропускала цензура, хотя ліеса въ рукописяхъ была извстна всей Россіи и стихи ея вошли въ пословицы. Это не могло вознаградить автора, и легко понятъ какъ тяжело было Грибодову не имть удовольствія видть на сцен свое лучшее любимое произведеніе. Чтобъ увидть на сцен свою комедію, Грибодовъ даже прибгалъ къ передлкахъ ея, но все напрасно. Даже представленіе ея въ Петербургской театральной школ, на которое съ такимъ было удовольствіемъ сбирался Грибодовъ, было остановлено. {Вотъ что разказываетъ по поводу этого предполагавшагося представленія комедіи Горе отъ Ума ветеранъ Петербургской сцены П. А. Каратыгинъ въ стать своей А. С. Грибодовъ, помщенной въ мартовской книжк Русской Старины за 1872 годъ. ‘Мы съ Григорьевымъ (совоспитанникъ П. А. Каратыгина, актеръ Петербургскаго театра) предложили Александру Сергевичу разыграть Горе отъ Ума на нашемъ школьномъ театр, и онъ былъ въ восхищеніи отъ нашего предложенія… Большаго труда намъ стоило упросить добраго инспектора школы Бока дозволить и воспитанницамъ принять участіе въ этомъ спектакл… Наконецъ онъ согласился, и мы Живо принялись за дло, въ нсколько дней расписали роли, въ недлю ихъ выучили, и дло пошло на ладъ. Самъ Грибодовъ прізжалъ къ намъ на репетиціи и очень усердно училъ насъ… Надо было видть съ какимъ простодушнымъ удовольствіемъ онъ потиралъ себ руки, видя свое Горе отъ Ума на нашемъ ребяческомъ театр!… Хотя конечно, мы откалывали его безсмертную комедію съ горемъ пополамъ, но онъ былъ очень доволенъ нами, а мы были въ восторг что могли угодить ему. На одну изъ репетицій онъ привелъ съ собою А. Бестужева и Вильгельма Кюхельбекера, и т также насъ похвалили. Наконецъ комедія была уже совсмъ приготовлена, на слдующій день назначенъ былъ спектакль… Но, увы! вс наши хлопоты и надежды лопнули, какъ мыльный пузырь. Наканун самаго представленія, во время послдней репетиціи, является къ намъ инспекторъ Бокъ и объявляетъ намъ грозный фирманъ графа Милорадовича (который имлъ тогда главное начальство надъ Императорскими театрами и которому кто-то донесъ объ нашихъ затяхъ) ‘собы мы не смли такъ либеральничать, и что піесу не одобренную цензурой нельзя позволить играть въ театральномъ училищ. Вс мы повсили носы отъ этого неожиданнаго извстія, и пришлось вамъ горемычнымъ повторить два стиха изъ запрещенной комедіи:

‘Ни безпокойства, ни волненья,

А горе ждетъ изъ-за угла!’

Да дйствительно, мы вс были въ страшномъ гор, а нашъ простодушный Бокъ перетрусился не на шутку, онъ, кажется, боялся чтобы за свою слабость къ намъ не попасть въ крпость!… Но дло ограничилось однимъ только выговоромъ. Мы съ Григорьевымъ отправились тотчасъ же къ Грибодову съ этимъ роковымъ извстіемъ, что конечно его сильно огорчило.’} Лишенный надежды увидать на сцен Гор отъ Ума, Грибодовъ хотлъ по крайней мр что -нибудь поставить на сцену, и убжденный что серіозное произведеніе не могло показаться въ то время на подмосткахъ русскаго театра, снова обратился къ легкому роду драматической словесности, къ водевилю, надъ которыми онъ самъ подшучивалъ въ своей знаменитой комедіи.

Въ сотрудничеств съ молодымъ въ то время, блестящимъ, остроумнымъ и талантливымъ писателемъ княземъ П. А. Вяземскимъ онъ пишетъ водевиль Кто Братъ, кто Сестра. Подъ этою ‘новою оперою-водевилемъ въ одномъ дйствіи, оригинальнымъ сочиненіемъ съ хорами и разнохарактернымъ дивертисментомъ’, какъ названа піеса на цензурованномъ для представленія ея экземпляр, который удалось мн отыскать въ библіотек Императорскихъ С.-Петербургокихъ театровъ, подписаны три имени, дорогія въ исторіи русскаго искусства: А. С. Грибодова и князя П. А. Вяземскаго, сочинившихъ эту піесу, и А. Н. Верстовскаго, талантливаго автора Аскольдовой Могилы, сочинившаго для этой піесы музыку.

О піес Кто Братъ, кто Сестра, упоминаютъ вс біографы Грибодова, ошибочно при этомъ приводя самое ея заглавіе и называя ее Братъ и Сестра. Только одинъ П. Н. Араловъ въ своей Лтописи Русскаго Театра приводитъ врно названіе этой піесы Кто Братъ, кто Сестра? или Обманъ за Обманомъ. Въ обоихъ собраніяхъ сочиненій Грибодова (Смирдина и Серчевскаго) напечатанъ только одинъ романсъ будто бы изъ этого водевиля:

Ахъ, точно ль никогда ей въ персяхъ безмятежныхъ

Желанье тайное не волновало кровь?

Еще не свдала тоски, томленій нжныхъ,

Еще не знаетъ про любовь?

Ахъ! точно ли никто, счастливецъ, не сыскался,

Ей другъ, по сердцу ей, который бы сгаралъ

Въ объятіяхъ ея, въ нихъ нгой упивался,

Роскошствовалъ и обмиралъ?

Нтъ! нтъ! куда влекусь неробкими мечтами!

Тотъ другъ, тотъ избранный, онъ гд-нибудь, онъ есть!

Любви волшебство, рай, восторга прелесть: вами,

Нтъ! не моей душ процвсть.

Очевидно оба издателя сочиненій Грибодова взяли этотъ романсъ не изъ самой піесы, а изъ статьи К. А. Полеваго О q/сизни и сочиненіяхъ Грибодова, гд онъ приведенъ, между тмъ какъ въ самой піес его вовсе не находится, можетъ-быть онъ былъ исполняемъ въ ней только какъ вставной романсъ, да и то весьма сомнительно, потому что въ піес трудно отыскать мсто гд его, по ходу и сюжету піесы, можно было бы вставить. Сама же піеса, къ сожалнію, никогда не была напечатана, хотя изданіе ея было бы въ высшей степени любопытно, такъ какъ въ ней участвовалъ Грибодовъ непосредственно посл написанія Горя отъ Ума.

Не ршаясь безъ согласія князя П. А. Вяземскаго напечатать эту піесу, я разкажу ея содержаніе и приведу изъ нея нкоторые куплеты. Было бы весьма Желательно чтобы нашъ заслуженный ветеранъ-литераторъ князь П. А. Вяземскій напечаталъ, или позволилъ напечатать эту піесу, объяснивъ при этомъ что именно въ ней принадлежитъ ему и что Грибодову.

Вотъ содержаніе этой піесы. Дйствіе происходитъ въ польскомъ мстечк, въ почтовомъ дом. Съ Польшею Грибодовъ и князь Вяземскій познакомились еще въ то время когда оба служили въ военной служб и стояли съ полками въ Царств Польскомъ, туда-то они и перенесли дйствіе своей піесы. Піеса начинается пніемъ двухъ дочерей содержателя постоялаго двора, пана Чижевскаго, Антоси и Людвиси.

Он поютъ о томъ что,—

Молодость, какъ струйка! Молодость какъ цвтъ!

Пролетитъ украдкой, процвтетъ и — нтъ!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Завтра гость неврный’ прошлый гость вчера!

На любовь и радость намъ одна пора!

На этомъ постояломъ двор остановился лить чай дущій въ Петербургъ гвардіи ротмистръ, гусаръ Рославлевъ, съ молодою женой Юліею, Полькою, на которой онъ только-что женился въ Варшав, вопреки желанію своего двоюроднаго брата, камергера Рославлева. Объ этой свадьб Рославлевъ разказываетъ содержателю почтоваго двора пану Чижевскому, который замчаетъ ему на это:

Жизнь скучнымъ трактомъ вамъ казалась,

Такъ, взявъ любовь въ проводники,

Желали вы чтобы досталась

И радость съ легкой вамъ руки!

Такъ къ счастья пристани надежной

Всмъ милъ открытый листъ къ жен.

АНТОСЯ.

Ахъ, какъ хотлось бы и мн

Скорй быть также подорожной!

П. ЧИЖЕВСКІЙ.

Любовь и бракъ!

РОСЛАВЛЕВЪ МЛ.

Одно и то же!

Они родные братъ съ сестрой!

П. ЧИЖЕВСКІЙ.

Согласенъ! но сестра моложе,

А братецъ баринъ пожилой,

Въ дорог спутникъ ненадежный:

Сестра на вольныхъ навостритъ,

А братъ отстанетъ и сидитъ

Одинъ съ законной подорожной.

Вдругъ является передовой камергера Рославлева старшаго, требуя чтобы приготовили лошадей для его барина, который скачетъ вслдъ за нимъ. Тогда молодой Рославлевъ уговариваетъ почтмейстера сказать старшему Рославлеву что лошади вс въ разгон. Панъ Чижевскій, долго не соглашается на просьбу Рославлева, говоря ему:

Знать ложенъ толкъ въ васъ о почтмистр польскомъ!

Кривнуть душой насъ Богъ оборони!

Въ вкъ не споткнутся въ мст скользкомъ

Ни гоноръ мой, ни лошади мои!

Нтъ! Польскихъ почтъ исторію прочтите

И съ норовомъ почтмистрша въ посполит

Не сыщете, ручаюсь вамъ!

Присяга въ насъ непобдима,

И Нарушевичъ скажетъ самъ

Что наша честь не нарушима.

Имя Нарушевича, извстнаго польскаго историка, приведено, какъ кажется, для каламбура. Нсколько червонцевъ, просьба Юліи и подарки сдланные ею дочерямъ пана Чижевскаго склоняютъ наконецъ почтмейстера согласиться на просьбу Рославдева, и онъ говоритъ обращаясь къ Юліи: Кровь польская сказалась въ сердц польскомъ!

Не устою на роковой черт!

И спотыкаясь въ мст скользкомъ,

Я падаю, но въ ноги красот!

Я не легко пускаюсь на измну.

Нтъ, вашихъ просьбъ призналъ я всъ и цну.

Вы заглушили ложный стыдъ,

Въ мою прокралася вы душу,

И Нарушевичъ мн проститъ

Что клятву разъ свою нарушу.

— Но разкажите мн теперь, спрашиваетъ панъ Чижевскій,— зачмъ вы непремнно хотите задержать вашего однофамильца?

Тутъ Рославлевъ говоритъ что они задумали сыграть съ братомъ комедію, но въ чемъ она будетъ состоять — онъ еще и самъ не знаетъ, что братъ его былъ прежде большой поклонникъ Женщинъ, но теперь, вслдствіе нсколькихъ обмановъ претерпнныхъ имъ отъ прекраснаго пола, возненавидлъ всхъ Женщинъ и скачетъ въ Варшаву чтобы помшать ихъ свадьб.

Прізжаетъ Рославлевъ старшій и требуетъ немедленно лошадей, но панъ Чижевскій отвчаетъ что лошадей нтъ, Рославлевъ сердится и велитъ ему скоре готовить лошадей. Чижевскій уходитъ, а Рославлевъ старшій, оставшись одинъ, поетъ слдующій романсъ:

Пускай сердечнымъ суеврамъ

Еще мерещится любовь,

А я откланялся химерамъ

И на обманъ не дамся вновь.

Изъ вашихъ рукъ довольно лилъ отраву,

Довольно я, красавицы, страдалъ.

Моя тоска была вамъ на забаву,

Смялись вы — а слезы проливалъ.

Но слезъ моихъ вамъ бол не увидть!

Я въ школ былъ и съ горя поумнлъ.

Какъ я васъ обожать умлъ.

Такъ васъ умю ненавидть!

Готовьте другимъ

Оковы и розы,

Обты, угрозы,

Улыбки и слезы:

Я сталъ невредимъ.

Пускай сердечнымъ суеврамъ и лр.

Приходятъ Лудвися и Антося и начинаютъ кокетничать съ Рославлевымъ, но онъ грубо гонитъ ихъ прочь отъ себя. Въ это время является Юлія въ мужскомъ плать, выдаетъ себя Рославлеву старшему за товарища его брата и говоритъ что Рославлевъ младшій еще не женатъ, что послушавшись ея совтовъ и исполнивъ желаніе брата онъ отложилъ свою свадьбу. Юлія тоже выдаетъ себя за ненавистника женщинъ, и чокаясь съ Рославлевымъ поетъ:

Стократъ счастливъ кто разумъ свой

Не помрачилъ еще любовью,

Но вкъ проводитъ холостой!

Я выпью за его здоровье!

Поврьте мн, жена для насъ

Есть вчное почти мученье!

Женись лишь только, и какъ разъ

Родятся ревность, подозрнье.

Ахъ, то ли дло одному!

Его не мучитъ неизвстность,

Душ покой, просторъ уму,

И вчная почти безпечность.

Нравъ женщины имютъ злой,

Капризны что не сладить съ ними.

Чтобъ избгать судьбы такой

Останемся мы холостыми.

Здоровье холостыхъ!

Спокоенъ кто любви лукавой

Не подчиняетъ разумъ здравый,

Въ поступкахъ воленъ, сердцемъ пустъ.

Что поцлуй отъ милыхъ устъ?

Приманка мужу. Ротъ разинетъ,

Чмокъ: разъ, другой, и слдъ простынетъ,

Но множество другихъ статей,

Которыхъ счетъ не такъ коротокъ:

Жены причуды, визгъ дтей,

И у жены что дядей, тетокъ!

Ахъ, то ли дло одному!

Покой душ, просторъ уму!

(Стаканъ свой только къ губамъ подноситъ.)

РОСЛАВЛБВЪ СТ. (выпиваетъ все).

Любилъ бы можетъ-быть и я

Заботы, нжности и ласки,

Но кто бъ уврить могъ меня

Что эти нжности не сказки!

Жена сердита — въ петлю лзь!

Нжна — замучатъ подозрнья.

Родятся дти — съ ними здсь

Родятся новыя сомннья!

Прими совтъ мой, молодежь!

Любовь лукавая наука,

Въ любви бываетъ часто ложь,

За истину жь вино порука!

Влюбись въ красотку, неравно

Твой вкусъ — приманка заблужденья!

Когда жь на вкусъ придетъ вино,

Его ты выпьешь безъ сомннья!

— Одна есть Женщина въ свт, продолжаетъ Юлія,— которую я люблю по самой родственной связи…— И принимается хвалить ее. Роолавлевъ старшій начинаетъ посмиваться этимъ похваламъ. Тогда юный собесдникъ говоритъ что это сестра его и такъ уметъ выставить ее въ привлекательномъ свт что Рославлевъ старшій очень Желаетъ ее видть, и несмотря на свое напускное мизогинство, непрочь поволочиться за нею. Юлія является ему въ женскомъ плать подъ именемъ сестры того молодаго гусара. Она приходитъ будто искать хозяина почтоваго дома чтобы попросить у него помощи больному, совершенно чужому ей человку, въ которомъ она приняла самое живое участіе, и такъ успваетъ очаровать ненавистника женщинъ что тотъ готовъ все сдлать еслибъ она только въ награду за это ршилась поцловать его въ знакъ дружбы. Онъ говоритъ ей:

Восторговъ бурныхъ и непрочныхъ

Во мн простылъ горячій слдъ

И поцлуевъ непорочныхъ

Теперь мн сладостне нтъ.

Меня не страсти пылъ волнуетъ,

Умлъ я чувства обуздать,

И васъ хочу поцловать

Какъ братъ сестру свою цлуетъ.

Рославлевъ старшій убгаетъ за своею походною аптекой, а между тмъ Рославлева младшаго наряжаютъ больнымъ, укладываютъ въ кресла на колесахъ и возвратившагося Росдавлева старшаго заставляютъ ухаживать за мнимымъ больнымъ, катать его по комнат. Наконецъ Юлія окончательно кружитъ голову камергеру, и когда снова является къ нему въ мужскомъ плать, онъ, принимая ее за брата, признается въ своей любви къ сестр. Тогда она скидаетъ съ себя мужской плащъ и конфедератку и открывается кто она, а Рославлевъ младшій рекомендуетъ ее какъ свою жену. Камергеръ Volens-nolens соглашается на ихъ свадьбу, и піеса оканчивается куплетами которые поетъ каждое лицо піесы отдльно.

Піеса эта была написана въ Москв. У покойнаго Береговскаго, писавшаго къ ней музыку, я читалъ большое собственноручное письмо Грибодова по поводу этой піесы. Грибодовъ выражаетъ въ немъ большую заботу о постановк этой піесы и предлагаетъ замнить другими слдующіе ея стихи:

Любитъ обновы

Мальчикъ Эротъ,

Стрлк перённой

Знать не черёдъ,

Вожжи шелковы

Въ руки беретъ,

Плеткой ременной

Хлыщетъ и бьетъ.

Вмсто этого Грибодовъ предлагалъ поставить слдующіе стихи:

Крылами паря, стрлами звеня,

Любовь вопрошала кого-то:

— Ахъ, есть ли что легче на свт меня?

Ршите задачу Эрота.

Любовь и любовь, ршу я какъ разъ,

Сама себя легче бываетъ подъ часъ.

Есть псня такая:

Легко себ друга сыскала Аглая,

И легче того

Забыла его.

Впрочемъ въ піес остался первый варіантъ.

Піеса эта была поставлена первоначально въ Москв, но не долго держалась на сцен. Впрочемъ, одинъ изъ ея куплетовъ который поетъ соня-лакей Рославлева старшаго, долго и часто пвалъ В. И. Живокини въ дивертисментахъ. Знаменитый ветеранъ нашей сцены утверждаетъ что этотъ куплетъ сочиненъ именно Грибодовымъ, а не кн. Вяземскимъ. Вотъ онъ:

Жизнь наша сонъ! все пснь одна:

Или ко сну, или со сна!

Одно все водится издавна:

Родятся люди, люди мрутъ,

И кое-какъ пока живутъ!

Куда какъ это все забавно!

Какъ не звать, все пснь одна:

Иди ко сну, или со сна!

Иной зваетъ отъ бездлья,

Зваютъ многіе отъ длъ,

Иной зваетъ что не лъ,

Другой зваетъ что съ похмлья.

Какъ не звать, все пснь одна:

Иди ко сну, или со сна!

Актеръ въ своей зваетъ рол,

Звотой зритель давитъ свистъ,

Звая пишетъ Журналистъ,

А сускрибентъ зваетъ бол.

Какъ не звать, все пснь одна:

Или ко сну, или со сна!

Я холостъ былъ, звалъ безъ счета,

Подумалъ завестись домкомъ

И взялъ жену чтобъ жить вдвоемъ,

И вдвое забрала звота,

Какъ не звать, все пснь одна:

Или ко сну, или со сна!

Въ Петербург эта піеса была представлена въ первый разъ въ бенефисъ Величкина, Иго сентября 1824, и, какъ свидтельствуетъ П. Н. Араповъ, {Лтопись Русскаго Театра, стр. 358.} имла успхъ.

Посл сочиненія Горя отъ Ума Грибодовъ началъ было піесу изъ 1812 года. Изъ нея сохранилась одна сцена, разговоръ отца съ дочерью о приближеніи къ Москв непріятелей. Д. А. Смирновъ напечаталъ эту сцену въ стать своей ‘Черновая тетрадь Грибодова’ (Слово 1859, кн. V).

Въ 1823 году, въ Москв, возобновлялся, или лучше сказать, строился новый Большой Театръ на мсто сгорвшаго въ 1805 года Петровскаго театра. Эта постройка театра въ Москв, не имвшей съ 1805 года особаго каменнаго театральнаго зданія и принужденной съ тхъ поръ пользоваться сначала деревяннымъ театромъ у Арбатскихъ воротъ, потомъ наемными театральными залами въ частныхъ домахъ, возбуждала большой интересъ въ публик. Открытіе новаго театра предполагалось сдлать весьма торжественное, и многіе тогдашніе писатели принялись за сочиненіе пролога для его открытія, въ томъ числ и Грибодовъ.

‘Для открытія новаго театра въ Москв осенью 1823 года — говоритъ С. Н. Бгичевъ въ своей біографической записк — Грибодовъ располагалъ написать прологъ въ двухъ актахъ подъ названіемъ Юность Вщаго. При поднятіи занавса, юноша-рыбакъ Ломоносовъ спитъ на берегу Ледовитаго моря и видитъ обаятельный сонъ,— сначала разныя волшебныя явленія, лотомъ музъ, которыя его призываютъ, и наконецъ весь Олимпъ во всемъ его величіи. Онъ просыпается въ какомъ-то очарованіи, сонъ не выходитъ изъ его памяти, преслдуетъ его и въ мор и на необитаемомъ остров, куда онъ съ прочими рыбаками отправился за рыбнымъ промысломъ. Душа его получила жажду познанія, чего-то высшаго, имъ недовидимаго, и онъ убгаетъ изъ отческаго дома. При открытіи занавса во второмъ акт, Ломоносовъ въ Москв, стоитъ на Красной Площади. Дале я не помню… Пролога онъ написать не усплъ, а театръ открылся.’ {Русское Слово, 1869 года, кн. V.}

Для открытія этого театра былъ поставленъ прологъ М. А. Дмитріева Торо/сество Музъ. Изъ пролога же Грибодова уцллъ только одинъ отрывокъ, который и приводимъ.

ЮНОСТЬ ВЩАГО.

Куростровъ. Ищутъ Михаила. Находятъ его. Ночь предъ отплытіемъ жъ дальнія путь.

Орелъ, едва лишь пухомъ оперенный,

Едва въ себ почуялъ дерзость силъ,

Разскъ эиръ, съ размаху воспарилъ,

Хоръ птицъ, его явленьемъ изумленный,

Неспорный крикъ ему навстрчу шлетъ.

Нтъ! Дерзость тхъ очей и тотъ полетъ

Не зритъ себ ни равныхъ, ни преслушныхъ,

И властвуетъ въ селеньяхъ онъ воздушныхъ.

Не такъ между людьми: ахъ! отъ пеленъ

Томится сколько лтъ ревнитель славы!

Еще томится возмужалый онъ,

Отверженъ и не признанъ, угнетенъ…

Судьба! О, какъ тверды твои уставы!

Великимъ средь Австраліи зыбей,

Иль въ Свера снгахъ, везд одно ли

Присуждено?— Искать желанной доли,.

Путемъ вражды, препятствіи и скорбей!

И тотъ пвецъ кому никто не сметъ

Во слдъ ступить изъ бардовъ сихъ временъ,

Предъ кмъ святая Русь благоговетъ,

Онъ отрокомъ безвстенъ и презрнъ,

Сынъ рыбаря, чудовищъ земноводныхъ

Ловитвой жилъ, въ лучинахъ ледяныхъ,

Душой алкая странъ и длъ иныхъ,

Изнемогалъ въ усиліяхъ безплодныхъ!…

Океанъ, пустынный островъ. Любопытство юноша. Скорбь отца. Вновь отъздъ. Нелюбовь. Соловцы. Невдомый мужъ, богомолецъ. Всть о вечернихъ странахъ. Возвращеніе домой. Побгъ. Тотъ же таинственный спутникъ. {Тамъ же.}

Послднею піесой Грибодова была Грузинская Ночь. Отрывки изъ этой романтической трагедіи или драмы онъ читалъ наизусть друзьямъ въ свой послдній пріздъ въ Петербургъ въ 1828 году. Извстны слова г. Греча сказанныя посл выслушанія этихъ отрывковъ, что Грибодовъ только попробовалъ перо на Гор отъ Ума. С. Н. Бгичевъ, въ біографической записк составленной имъ для г. Смирнова, упоминаетъ что Грибодовъ при послднемъ съ нимъ свиданіи, на пути въ Персію, говорилъ: ‘Я не напишу боле комедіи: веселость моя исчезла, а безъ веселости нтъ хорошей комедіи. Но есть у меня написанная? И тутъ же разказалъ ея содержаніе и прочелъ наизусть сцены читанныя имъ въ Петербург. Но на убжденія Бгичева прочесть всю трагедію никакъ не согласился. ‘Я теперь еще къ ней страстенъ’, говорилъ онъ, ‘и далъ себ слово не читать ее пять лтъ, а тогда, сдлавшись равнодушне, прочту какъ чужое сочиненіе и, если буду доволенъ, то отдамъ въ печать.’ Долго думали что отъ Грузинской Ночи ничего не сохранилось. Но оказалось что нсколько отрывковъ уцлло. Они обнародованы г. Смирновымъ въ его любопытной ‘Черновой тетради Грибодова’. {Русское Слово 1859 No 5.} Чтобы сдлать понятными эти отрывки, которые считаемъ не лишнимъ перепечатать и въ этой стать, передаемъ содержаніе трагедіи какъ оно разказано Булгаринымъ. ‘Одинъ грузинскій князь за выкупъ любимаго коня отдалъ другому князю отрока, раба своего. Это было дломъ обыкновеннымъ, а потому князь не думалъ о слдствіяхъ. Вдругъ является мать отрока, бывшая кормилица князя, няня дочери его, упрекаетъ его въ безчеловчномъ поступк, припоминаетъ службу свою и требуетъ или возврата сына, или позволенія быть рабою одного съ нимъ господина, угрожаетъ ему мученіемъ ада. Князь сперва гнвается, лотомъ общаетъ выкупить сына кормилицы, и наконецъ, по княжескому обычаю, забываетъ общаніе. Но мать помнитъ что у нея отторжено отъ сердца дтище, и, какъ Азіятка, умышляетъ Жестокую месть. Она идетъ въ лсъ, призываетъ Дели, злыхъ духовъ Грузіи, и составляетъ адскій союзъ на пагубу рода своего господина. Появляется русскій офицеръ въ дом, таинственное существо по чувствамъ и образу мыслей. Кормилица заставляетъ Дели вселитъ любовь къ офицеру въ питомиц своей, дочери князя. Она уходитъ съ любовникомъ изъ родительскаго дома. Князь Жаждетъ мести, ищетъ любовниковъ и видитъ ихъ на вершин горы Св. Давида. Онъ беретъ ружье, прицливается въ офицера, но Дели несутъ пулю въ сердце его дочери. Еще не свершилось мщеніе озлобленной кормилицы! Она требуетъ ружье чтобы поразить князя, и убиваетъ своего сына. Безчеловчный князь наказанъ небомъ за презрніе чувствъ родительскихъ и познаетъ цну потери дтища. Злобная кормилица наказана за то что благородное чувство осквернила местью. Они гибнутъ въ отчаяніи.’ {Сочиненія Булгарина, Т. VII.}

Таково содержаніе Грузинской Булгаринъ, замчаетъ г. Смирновъ, сдлалъ одну, конечно невольную, но довольно важную ошибку: злыхъ духовъ Грузіи зовутъ не Дели, а Али, и такъ названы они и Грибодовымъ въ уцлвшихъ отрывкахъ его трагедіи. ‘По народному поврью, сказано въ стать г. Березнова о грузинской медицин, Али духъ женскаго пола, а онъ въ особенности преслдуетъ родильницъ, часто является онъ имъ въ образ повивальныхъ бабокъ, умерщвляетъ дитя, а родильницу уводитъ и бросаетъ въ рку. Али всегда на первомъ план въ розказняхъ старухъ и нянекъ. Много страшнаго случалось мн слышать въ моей молодости про этого героя, или правильне, героиню женскихъ ужасовъ, которыми весьма часто тревожили молодое воображеніе. При этомъ, бывало, волосы шевелятся на голов и всю ночь бредишь странною женщиной, у которой зубы словно кабаньи клыки, а коса во весь ростъ, и говорить-то она хотя и языкомъ человческимъ, но все наоборотъ, и вся она создана будто на изнанку, и вс члены у ней будто выворотные. Сказываютъ: были и теперь будто бы есть неустрашимые люди которымъ удавалось поймать Али и держатъ ее нсколько лтъ въ услуженіи, увряютъ что она невольно длается рабою того кто отржетъ у ней косу, а такъ какъ Али часто разчесываетъ свои волосы на пустынномъ берегу рки, то это можно сдлать при извстныхъ условіяхъ.’

Въ уцлвшихъ отрывкахъ Грузинской Ночи буква К. очевидно означаетъ ‘князь’, буква Т. должна быть начальною буквой имени кормилицы.

ОТРЫВКИ ИЗЪ ГРУЗИНСКОЙ НОЧИ.

(Кормилица, какъ надо думать, уже успла объявить князю свою просьбу о возвращеніи сына и свою печаль, князь отвчаетъ:)

К.

Но самъ я разв радъ твоей печали?

Вини себя и старость лтъ своихъ.

Давно съ тебя и платы не бирали.

Т.

Ругаться старостью — то въ лютыхъ вашихъ нравахъ.

Стара я, да, но не отъ лтъ однихъ,

Состарлась не въ играхъ, не въ забавахъ.

Твой домъ блюла, тебя, дтей твоихъ.

Какъ ринулся въ мятежъ ты противъ русской силы,

Укрыла я тебя живаго отъ могилы,

Моимъ же рубищемъ отъ тысячи смертей.

Когда жь былъ многія годины въ заточеньи,

Безславью преданный въ отеческомъ краю,

И втеръ здсь свисталъ, въ хоромахъ опустлыхъ,

Вынашивала я, кормила дочь твою!

Такъ знай же повсть ты волосъ сихъ посдлыхъ,

Колнъ моихъ согбенныхъ и морщинъ,

Которыя въ щекахъ моихъ изрыты

Трудами о теб. Виною ты одинъ.

Вотъ въ подвигахъ какихъ младые дни убиты!

А ты? Ты совсти и Богу вопреки

Полсердца вырвалъ изъ утробы!

Что мн твой гнвъ, гроза твоей руки?!

Пылай, гори огнемъ несправедливой злобы….

И кочетъ, если взять его птенца,

Кричитъ, крылами бьетъ съ свирпостью борца,

Онъ похитителя зоветъ на бой неравный.

А мн передъ тобой не можно умолчать,

О сын я скорблю, я человкъ,— я мать….

Гд громъ Твой, власть Твоя, о Боже Вседержавный!

К.

Творецъ, пошли мн вновь изгнанье, нищету,

И на главу мою вс ужасы природы,

Скоре въ томъ ущельи пропаду

Гд бурный Ксань крутитъ сдыя воды,

Терпть разбойникомъ гоненья, голодъ, страхъ,

Отъ стужи, непогодъ не бывъ укрытымъ,

Чмъ этой фуріи присутствіе сносить

И злость души, и ядъ ея упрековъ.

Т.

Ничмъ тебя не можно умилить!

Ни памятью добра, ни силой слезныхъ токовъ!

Подумай,— самъ отецъ и сына ты лишенъ.

Когда, застрленный, къ теб онъ былъ внесенъ,

И ты въ послдній разъ прощался съ трупомъ милымъ,

Безъ памяти приникъ къ очамъ застылымъ

И оживить хотлъ потухшій взоръ,

Весь воздухъ потрясалъ дтей и женъ вой дикій,

И вторили раскаты этихъ горъ

Съ утра до вечера пронзительные крики,—

Ты самъ хотлъ зарыться въ землю съ нимъ,

Но взятый смертію во вкъ невозвратимъ!

Когда же бъ искупить ты могъ его изъ плна,

Какой тогда казны бы пожаллъ?

На чей бы гнвъ суровый не посмлъ?

Ты чьи тогда не обнялъ бы колна?

К.

И нтъ еще въ теб вражды?!

Я помню о людяхъ, о Бог,

И сына твоего не далъ бы безъ нужды,

Но честь моя была въ залог:

Его цной я выкупалъ коня

Который подо мной въ бояхъ меня прославилъ.

Изъ жаркихъ битвъ онъ выносилъ меня…

Тотъ подлъ, кто бы его въ чужихъ рукахъ оставилъ.

Т.

Ни конь твой боевой всей крпостію жилъ,

Никто изъ слугъ твоихъ любимыхъ,

Такъ врой, правдою теб не послужилъ,

Какъ я въ трудахъ неисчислимыхъ.

Мой отрокъ, еслибъ возмужалъ,

За славу твоего онъ княжескаго дома

Сто разъ бы притулилъ и саблю и кинжалъ,

Не убоялся бы онъ язвъ и пушекъ грома.

Какъ матерью его не разъ ты былъ спасенъ,

Такъ на плечахъ своихъ тебя бы вынесъ онъ.

К.

Прочь отъ меня! Поди ты прочь, старуха!

Не раздражай меня, не вызывай на гнвъ,

И не терзай мн жалобами слуха…

Безвремененъ кому твой вопль и стонъ, и ревъ.

Ужь сынъ твой рабъ другаго господина,

И нтъ его, онъ мой оставилъ домъ,

Онъ проданъ мной, и я былъ воленъ въ томъ,—

Онъ былъ мой крпостной….

Т. (падаетъ на колна).

Онъ сынъ мой! Дай мн сына!

И я твоя раба,— зачмъ же мать

Отъ дтища ты разлучилъ роднаго?

Дай разъ еще къ груди его прижать!…

Ахъ, ради Бога имени святаго,

Чтобъ не видать кровавыхъ слезъ моихъ,

Соедини ты снова насъ двоихъ.

К.

Не повторяй мн горькіе упреки.

Въ поля и въ горы вотъ пути широки,

Тамъ мчится шумная рка,

Садись надъ пропастью, бесдуй свысока

О сын съ мраками ночными,

И степъ буди стенаньями своими,

Но въ домъ не возвращайся мой,

Уймись, или исчезни съ глазъ долой.

Т.

Достойное заслугамъ воздаянье!

Такъ будь же проклятъ ты и весь твой родъ,

И дочь твоя и все твое стяжанье!

Какъ ловчіе,— ни быстриною водъ,

Ни крутизною скалъ не удержимы,

Но скачутъ, по втрамъ носимы,

Покуда зврь отъ ихъ ударовъ не падетъ

Истекшій кровію и пной,

Пускай истерзана такъ будетъ жизнь твоя,

Пускай преслдуютъ тебя ножомъ, измной

И слуги, и родные, и друзья!

Неблагодарности въ награду,

Конца не знай мученья своего,

Тогда продай ты душу аду,

Какъ продалъ сына моего.

Отступникъ, самъ себя карая,

Въ безумьи плоть свою гложи,

И ночью майся, днемъ дрожи

На церковь Божію взирая.

Твой прахъ земл не предадутъ,

Лишь путники произнесутъ

Ругательства надъ трупомъ хладнымъ,

И будь добычею чекаламъ плотояднымъ…

А тамъ передъ судомъ Всевышняго Творца

Ты обреченъ уже на муки безъ конца!

II.

(Кормилица призываетъ, въ помощь своей мести, Али, злыхъ духовъ Грузіи.)

О люди! Кто назвалъ людьми исчадій зла

Которыхъ отъ кровей утробныхъ

Судьба на то произвела

Чтобъ были гибелью, бичомъ себ подобныхъ!

Но силы свыше есть! Прочь совсть и боязнь!

Ночныя чуда! Али! Али!

Явите мн свою пріязнь,

Какъ вы всегда являла

Предавшимъ вру и законъ,

Душой преступнымъ и безсильнымъ,

Свтите мн огнемъ могильнымъ,

Несите втеръ, свистъ и стонъ.

Дружины Али! Знакъ условный,

Вотъ пять волосъ

Отъ васъ унесъ

Вашъ хитрый, смлый врагъ, мой братъ единокровный.

Когда въ ……………. * онъ блуждалъ.

На мшистыхъ высотахъ уединенныхъ скалъ

Я крестнымъ знаменьемъ отъ васъ оборонялась,

Я матерью тогда счастливой называлась,

А нын кинутой быть горько сиротой! **

Равны страданія въ сей Жизни или въ той?..

Слетайтеся, слетайтесь,

Откол въ темну ночь исходятъ привиднья,

Изъ снжныхъ горъ,

Изъ дикихъ норъ,

Изъ груды тли и разрушенья,

Изъ сонныхъ тинистыхъ зыбей,

Изъ тхъ пустыней многогробныхъ

Гд служатъ пиршествомъ червей

Останки праведныхъ и злобныхъ.

Но нтъ ихъ! Непокорны мн!

На мой призывъ не отзовутся!

Лишь тучи на неб несутся

И воетъ втръ… Ахъ, вотъ он!

(Прислоняется къ утесу и не глядитъ на нихъ).

{* Г. Смирновъ поставилъ точки вмсто словъ которыхъ совершенно невозможно было разобрать.

** Д. А. Смирновъ приводитъ изъ черновой тетради Грибодова еще слдующіе стихи, явно служащіе варіантомъ, или точне отдльною, можетъ-бытъ даже первоначальною обработкой этого мста трагедіи: Такъ отъ людей надежды бол нтъ,

И Вседержителемъ отвергнуто моленье!

Услышьте вы отчаянья привтъ

И мрака порожденье.

Дале нсколько отступя отъ этихъ стиховъ

Грибодовъ продолжаетъ:

Я крестнымъ знаменьемъ отъ васъ оборонялась,

Тогда была добра, имла сына я

(Одна Али появляется на уединенномъ мст.)

Кого клянешь?

На чью главу

Бды зовешь?

*** Въ Черновой тетради Грибодова г. Смирновъ нашелъ еще слдующій варіантъ этого мста, написанный чернилами до того блдными что его едва можно разобрать:

Но нтъ ихъ! Непокорны мн!..

Лишь тучи длинными грядами

Перебгаютъ надъ холмами

И все крутятся… Ахъ, он!

Есть еще другой варіантъ:

Но нтъ ихъ! нтъ! И что мн въ чудесахъ

И въ заклинаніяхъ напрасныхъ,

Нтъ друга на земл и въ небесахъ,

Ни въ Бог помощи, ни въ ад для несчастныхъ.}

АЛИ (плаваютъ въ туман у подошвы горъ).

&nbsp, Въ парахъ вечернихъ предъ восходомъ

Печальной, двственной луны,

Мы выступаемъ хороводомъ

Изъ недозримой глубины.

Т.

Робетъ духъ, языкъ прикованъ мой,

Земля, не разступайся подо мной! *

{* Вотъ еще другія передлки этого мста:

АЛИ.

Ты здсь! Но ты, исчадье праха,

Гд ты украла волоса?

Они намъ сила и душа.

Отдай ихъ намъ…

Умри со страха!

——

Мы здсь, но гибель и напасть

Тому кто взыщетъ ада власть.

Не цпенешь ли со страха,

Увидя насъ, исчадье праха?

Т.

Ахъ! Вотъ он! Языкъ прикованъ мой!

Но не умру съ испуги,

Вотъ ваши волоса. Вотъ судъ вамъ роковой:

Кто ихъ иметъ, тхъ вы слуги.}

АЛИ.

Таятся въ мрачной глубин,

Непримиримыхъ оскорбленья,

И созрваютъ въ тишин,

До дня ршительнаго мщенья,

Но тотъ, чей замыселъ не скрытъ,

Какъ темная гробовъ обитель,

Вражды во вкъ не утолитъ

Нетерпливый мститель.

Т.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .*

Настанетъ день и часъ пробьетъ.

АЛИ.

Неизъяснимое свершится:

Тогда мать сына обртетъ

И ближній ближняго лишится.

(Молчаніе.)

Куда мы, Али? Въ эту ночь

Бжитъ отъ глазъ успокоенье.

ОДНА ИЗЪ НИХЪ.

Спшу родильниц помочь,

Чтобъ задушить грха рожденье.

ДРУГІЯ.

А мы въ за-горскіе края,

Гд пиръ пируютъ кровопійцы.

ПОСЛДНЯЯ.

Тамъ замокъ есть…Тамъ сяду я

На смертный одръ отцеубійцы. **

{* Два ряда точекъ поставлены самимъ Грибодовымъ.

** Эти послднія реплики Грибодовскихъ Али поражаютъ почти буквальнымъ сходствомъ съ репликами Шекспировскихъ вдьмъ въ Макбет.}

Г. Серчевскій, въ заключеніе книги своей А. Грибодовъ и его сочиненія, говоритъ что Грибодовъ, съ П. А. Катенинымъ, ‘написалъ комедію въ проз, подъ заглавіемъ Студентъ, въ этомъ произведеніи выведена тогдашняя борьба классицизма съ романтизмомъ, оно наполнено идеями уже устарвшими и заключаетъ въ себ личности не дозволившія представить его на сцен и еще мене подвергнуть типографскому тисненію’. Кром этого показанія г. Серчевскаго, я не нашелъ нигд никакого извстія объ этой піес. Между тмъ познакомиться съ нею было бы въ высшей степени интересно, тмъ боле что уже изъ самыхъ словъ Серчевскаго можно заключить что изъ нея видны отношенія Грибодова къ окружавшему его обществу и къ вопросамъ занимавшимъ въ то время литературу.

В. РОДИСЛАВСКІЙ.

‘Русскій Встникъ’, No 9, 1873

НЕИЗДАННЫЯ ПІЕСЫ А. С. ГРИБОДОВА

Читайте также: