Нчто о русско-польскомъ вопрос въ нашей журналистик.
Нчто о русско-польскомъ вопрос въ нашей журналистик.
B. P. K.
‘Русская Мысль’, No 3, 1881
Нечто о русско-польском вопросе в нашей журналистике, Кареев Николай Иванович, Год: 1881
Время на прочтение: 15 минут(ы)
За послднее время все чаще и чаще стали встрчаться въ нашихъ повременныхъ изданіяхъ статьи по такъ-называемому ‘польскому вопросу’, но во всей этой ‘литератур’ весьма мало такого, на чемъ стоило бы остановиться, и дло, которое берутся объяснить вс эти статьи, впередъ не подвигается ни на шагъ. А дло-то такого рода, что имъ, право, необходимо заняться серьезно.
Стала именно съ нкоторыхъ поръ носиться въ воздух мысль о необходимости примиренія, сближенія двухъ славянскихъ народностей, которыя судьбою принуждены жить вмст и только проигрываютъ отъ той вражды, съ какою до сихъ поръ одна къ другой относились. По этому-то поводу и возникла вся эта газетная литература, но выходитъ какъ разъ такъ, что люди, наиболе способные содйствовать примиренію, большею частью молчатъ, а на-сцену выступаютъ чаще всего люди, ставящіе себ задачей доказывать, что примиреніе невозможно, или предлагающіе такія условія для этого примиренія, которыя ясно свидтельствуютъ только о нежеланіи этихъ людей идти на дйствительное сближеніе съ поляками. Мы, русскіе, слишкомъ мало вообще знаемъ Польшу и поляковъ прежнихъ и теперешнихъ, чтобы безъ предварительной подготовки ршатъ столь сложный вопросъ, какимъ является вопросъ польскій,— и ршать его въ смысл умиротворенія, сближеніе,— и потому большею частью молчимъ, не зная, что сказать, когда принципіально сочувствуемъ этому стремленію и когда бы даже желали всмъ сердцемъ ршенія вопроса въ смысл тснйшей дружбы съ поляками,— вотъ и говорятъ за насъ такіе люди, которые относятся съ какою-то стихійною ненавистью ко всему польскому. Для враждебныхъ или недоврчивыхъ рчей матеріалъ всегда готовъ подъ руками, довольно нсколько общихъ мстъ объ историческомъ характер польской шляхты и польскихъ ксендзовъ, да нсколько соображеній насчетъ того, сколько-де намъ зла надлали поляки,— и пойдутъ тутъ ссылки на 1612, 1812, 1830, 1863 гг., а какъ самый убдительный аргументъ — приберегаются дв-три выписки изъ крайнихъ польскихъ газетъ. заграничныхъ, ругающихъ Россію. И пойдутъ статьи съ припвами, если не vae victis, то caveant consulte,— статьи, которымъ въ пріем не отказываютъ ни Московскія Вдомости, ни Новое Время, ни Кіевлянинъ, ни покойные Берегъ съ Россіей и т. п. Caveant consules! — восклицаетъ, напримръ, Кіевлянинъ,— держите ухо востро, не поддавайтесь полякамъ, приходящимъ къ вамъ съ словами мира. Caveant consules!— вторитъ ему Новое Время (No 1756), усматривающее лихія козни въ ‘обращеніи польскихъ демократовъ (здсь Новое Время ставитъ въ скобкахъ ‘знаки?!) къ свободномыслящимъ россіянамъ’, выписавшее гд-то ‘недвусмысленныя угрозы новымъ возстаніемъ Польши’, посылающее по извстному адресу ‘неугомонный польскій духъ…. маленькихъ польскихъ хвастуновъ’ и заключающее свои разсужденія такою тирадой: ‘настолько у насъ гордости и силы хватитъ, чтобы имть право сказать этимъ союзникамъ: убирайтесь прочь!’ Задоръ, нетерпимость, самомнніе — необходимая принадлежность такихъ статей, которыя не могутъ обойтись безъ вмсто общепринятаго католицизма, и которыя, лишь дло заходитъ о польскихъ революціяхъ или возстаніяхъ, сейчасъ же деградируютъ ихъ на степень простыхъ бунтовъ. Понятно, что чтеніе подобныхъ литературныхъ упражненій, не особенно можетъ расположить ползковъ къ примиренію съ нами, тмъ изъ нихъ, которые склонны къ сближенію, остается молчать, а ихъ непримиримые тычутъ имъ въ глаза статьями нашихъ публицистовъ.
Но я не къ тому повелъ свою рчь. Я ставлю другой вопросъ: насколько именно врно представляютъ намъ самое дло авторы подобныхъ статей,— другими словами, знаютъ ли они т въ дйствительности нын существующія отношенія, которыя прежде всего необходимо принимать въ разсчетъ при ршеніи нашего вопроса? На это, я полагаю, мы въ прав отвтить только отрицательно.
Я думаю прежде всего, что въ статьяхъ о русско-польсконъ вопрос рчь должна идти почти исключительно о полякахъ, живущихъ въ Россіи вообще и въ частности въ той части этнографической Польши, которая соединена съ Россіей, т. е. въ царств Польскомъ (которое наши полонофаги упорно называютъ всегда и везд Привислянскимъ краемъ и иначе называть не хотятъ). О нихъ-то какъ разъ мене всего говорятъ наши публицисты, гораздо охотне повствуя о томъ, что творится въ Галиціи, благо она доставляетъ достаточное количество матеріала, удобнаго для писанія на тему о непримиреніи. Задумали поляки праздновать въ Краков юбилей Брашевскаго,— раздается въ извстной части нашей прессы: cavea consulte! Устроили галицкіе поляки рядъ овацій пріхавшему въ Галицію австрійскому императору,— опять готово caveant consulte! Собрались они и познанчики почтить своихъ героевъ 1830 г. въ пятидесятилтнюю годовщину повстанія,— снова и снова все то же caveant consulte! Нтъ спора, что нкоторыя изъ этихъ событій такъ или иначе могутъ вліять на наши отношенія въ русской Польш,— нтъ спора, что въ галиційскихъ манифестаціяхъ прошлаго года можно видть отраженіе враждебной намъ общей политики Австріи, съ которою мы должны считаться и въ нашемъ вопрос, но исчерпываютъ ли такія событія, какъ юбилей Брашевскаго, поздка Франца-Іосифа по Галиціи, празднованіе пятидесятилтія революціи 1830 г.,— исчерпываютъ ли они всю польскую жизнь я слдуетъ ли ихъ выдвигать на первый планъ, когда заходитъ рчь о нашихъ отношеніяхъ къ полякамъ, живущимъ въ Россія? Слдуетъ ли также, передавая извстія о подобныхъ событіяхъ, прибавлять: haec fabula docet и т. д., въ смысл невозможности примиренія съ поляками? Въ нашихъ газетахъ извстнаго пошиба это длается сплошь и рядомъ.
Я только въ одномъ отношеніи признаю важность всего, длающагося въ Галиціи, для ршенія нашего вопроса, но съ этой стороны никто за дло взяться не хочетъ: важно было бы изучить польское общество въ Галиціи и, пожалуй, вообще за границей, цли и стремленія отдльныхъ въ немъ партій, ихъ взаимныя отношенія, отраженіе общественной мысли въ періодической пресс и т. д.,— важно было бы это потому, что мы знали бы тогда, какое вліяніе вообще могутъ имть на нашихъ поляковъ поляки Австріи, Пруссіи и эмигрировавшіе, и въ чемъ первые похожи или непохожи на послднихъ. Между тмъ по всему этому у насъ существуетъ полнйшее невжество: т, которые судятъ и рядятъ о теперешнихъ полякахъ вообще по заграничнымъ, и послднихъ-то знаютъ большею частью только по случайнымъ газетнымъ извстіямъ. Знать обстоятельно то, на что мы сейчасъ указали, гораздо полезне, чмъ заниматься высшею политикой и переворачивать вс дипломатическія отношенія европейскихъ государствъ за послдніе годы для ршенія вопроса, можемъ ли мы теперь мириться съ поляками. Вс и безъ того хорошо знаютъ, какое вообще вліяніе имли или должны были бы имть на нашу и австрійскую политику крупнйшія событія послднихъ лтъ, каковы — объединеніе Германіи и начало освобожденія балканскихъ славянъ отъ турецкаго ига, но это знаніе нисколько не поможетъ намъ разршить, русско-польскій, вопросъ, хотя бы Мы самымъ точнымъ образомъ опредлили отношеніе поздки Франца-Іосифа и юбилея 1830 г. къ общей австрійской политик и къ чаяніямъ заграничныхъ поляковъ.
Итакъ, по моему мннію, мы слишкомъ много говоримъ по поводу нашего вопроса объ общей политик, о заграничныхъ ноликахъ, о чисто-вншнихъ событіяхъ, мало зная положеніе длъ въ той же Галиціи и, пожалуй, еще мене будучи знакомы съ самою интересною для насъ частью старой Польши, съ царствомъ. Да и откуда намъ знать о послднемъ? Въ нашихъ столичныхъ газетахъ нердки, правда, корреспонденціи изъ Варшавы, но въ нихъ вы найдете извстія о погод, о состояніи мостовыхъ и тротуаровъ, о какой-либо конской выставк, о крупной краж, о криминальномъ казус, о торговыхъ длахъ, о торжественномъ обд въ русскомъ клуб — вотъ и все. Да большаго и найти нельзя: варшавскіе корреспонденты — русскіе, не знающіе польскаго общества, чиновники, на все смотрящіе съ казенной точки зрнія, или особаго рода публицисты, полагающіе, что ихъ миссія — утирать носъ полякамъ при каждомъ удобномъ случа. Отъ такихъ корреспондентовъ, конечно, ничего не узнаешь, и особенно о русско-польскихъ отношеніяхъ въ царств: вопросъ этотъ они обходятъ, о препятствіяхъ въ сближенію съ нами поляковъ въ характер значительной части здшнихъ русскихъ дятелей обязательно умалчиваютъ, а вотъ если есть возможность какого-либо ‘полячка’ изобличить, то это съ большимъ удовольствіемъ.— Обратимся къ мстной пресс. Но мстная пресса — подъ игомъ цензуры, и очень-очень строгой цензуры, которая только весьма недавно немножечко ослабила стискиваніе печати своими ежовыми рукавицами (объ этомъ см. No 25 газеты Молва за ныншній годъ). ‘Варшавскою цензурою,— читаемъ мы въ No 10 газеты — преслдовалась не только всякая свжая мысль, мало-мальски уклоняющаяся отъ общепринятой рутины, но даже форма и способъ выраженія преслдовались безъ всякаго основанія и даже въ противность государственному интересу, по личному вкусу и разумнію, слдовательно — по произволу, цензоровъ. Отъ этого произвола литература не могла себя оградить ничмъ, онъ лишалъ ее даже свободы заимствованія идей и фактовъ изъ современной жизни русскаго общества…. Относительно русской печати установилось въ Варшав правило, что далеко не все, напечатанное въ Россіи о полякахъ или по польскому вопросу, можетъ быть переводимо въ Варшав. Не разршалось переводитъ извлеченія изъ мсячныхъ обозрній русскихъ журналовъ…., для Варшавы плоды русской мысли были запретными плодами‘.
Хороша, мимоходомъ сказать, почва для сближенія и хороши условія, въ которыя поставленъ русскій,— который, не живя въ царств Польскомъ, берется разршить русско-польскій вопросъ! Людямъ подобросовстне приходится молчать, мене осмотрительные и не пытаются проникнуть въ эту terram шсоgnttam: они даже не замчаютъ существующаго неудобства, но, ‘пыль вковъ отъ хартій отряхнувъ’, начинаютъ припоминать дянья старины глубокой’, и лишь рчь заходитъ о ‘кичливыхъ ляхахъ’, живущихъ въ Россіи, какъ начинаютъ шелестть газетными листами, ища въ нихъ свженькихъ извстій о какой-либо польской демонстраціи, когда хотятъ постигнуть, что творится въ польскомъ заграничномъ мір. Мы уже видли, какую службу служатъ нашимъ публицистамъ извстной категоріи газетныя извстія,— посмотримъ теперь, къ чему многіе изъ нихъ для ршенія русско-польскаго вопроса считаютъ нужныхъ залзать въ хартіи, покрытыя вковою пылью, т. е., говоря проще, въ гимназическіе учебники исторіи.
Ахъ, тамъ очень просто разршено все! Будемъ о настоящемъ судить по прошлому, а въ прошломъ вдь была Польша, заправлявшаяся одною шляхтой да ксендзами,— значитъ, и теперь она такая. Какъ это ни странно, но наши полонофобы и полонофаги не иначе смотрятъ на современную Польшу, какъ говорится въ учебникахъ исторіи о тхъ временахъ, когда въ Польш, дйствительно, съ паденіемъ государственной власти, упадкомъ городовъ, закрпощеніемъ поселянъ, побдой католической реакціи надъ иновріемъ и свободомысліемъ,— утвердилась власть дворянства и духовенства на угнетеніе народа и на погибель государства. Дло въ томъ, что подъ поляками во многихъ статьяхъ нашихъ газетъ разумется только шляхетство, проникнутое клерикальными тенденціями. Но возможно ли, спросимъ мы, чтобы не начали и въ, подобно, какъ и въ иныхъ странахъ Европы, падать феодально-католическія основы общественной и умственной жизни, чтобъ и здсь не появились въ общественной дятельности люди иного, чмъ шляхта, соціальнаго слоя и иныхъ, нежели ксендзы, воззрній?— Конечно, невозможно, немыслимо, но т публицисты, о которыхъ мы говоримъ, этого не знаютъ: Новое Время въ выраженіи ‘польскій демократъ’ видитъ какую-то cont adjedo и ставитъ при немъ знакъ вопросительный и знакъ восклицательный, другіе, не лучше зная дло, утверждаютъ, что если въ Польш и возможенъ прогрессъ въ направленіи антиаристократическомъ и антиклерикальномъ, то только при помощи русскихъ, которые давно и создали бы тамъ новую породу людей, не мшай этому коварные галицкіе поляки. Согласенъ, что мы (т. е. не вс, конечно) могли бы содйствовать такому прогрессу въ Польш, но, право, кром галицкихъ поляковъ здсь еще кое-кто виноватъ, а кто больше — судить трудно. Я, впрочемъ, не касаюсь этого вопроса по существу и ограничусь лишь еще выдержкой изъ No 10 газеты Порядокъ: ‘Варшавская цензура,— говорится тамъ именно,— относится съ одинаковымъ недовріемъ но всмъ направленіямъ польской печати Привислянскаго края… Въ невыгодномъ положеніи находится и такъ-называемая ‘молодая’ печать боле радикальнаго пошиба, поставившая себ задачей бороться открыто съ шляхетскими и клерикальными тенденціями. Въ послдніе ходы, вслдствіе внутреннихъ осложненій въ политик Россіи, эта молодая печать заподозрвается въ соціализм и нигилизм. Отъ бывшаго начальника края, графа Коцебу, исходило представленіе о закрытіи одного изъ такихъ органовъ печати, а именно газеты Nowiny. Главное управленіе по дламъ печати не могло согласиться съ мнніемъ графа Коцебу, и отстояло газету….’
Наши полонофаги игнорируютъ, большею частью, существованіе этой молодой печати и представляемой ею, если можно такъ въ данномъ случа выразиться, партіи. Они все еще толкуютъ о шляхетств и ‘латинств’, какъ будто ими исчерпывается все содержаніе современной польской жизни. ботъ вамъ, господа, и такіе люда, у которыхъ уже нтъ ни сословныхъ, ни вроисповдныхъ препятствій для сближенія съ русскими,— конечно, съ русскими, не считающими перехода поляковъ въ православіе, усвоенія ими кириллицы, стараго стиля и богослуженія на церковно-славянскомъ язык за conditio sine non сближенія. Въ томъ-то и бда, однако, что ратующіе противъ поляковъ публицисты сами большею частью не доросли до точки зрнія польской молодой печати, оставаясь большею частью либо фанатиками самаго допотопнаго свойства, либо шовинистами новйшей формаціи, и въ лучшемъ только случа будучи людьми искренне заблуждающимися, но лишенными сокрушительныхъ инстинктовъ. Противъ одного фанатизма они выставляютъ другой, противъ одного шовинизма другой шовинизмъ,— такъ гд же тутъ думать а сближеніи?… Мало того, наши публицисты какъ бы не могутъ понять иного, чмъ ихъ, отношенія къ длу: въ ршительномъ и искреннемъ желаніи примиренія они готовы видть чуть не измну національности, какую-то двуличную игру, ни къ чему не ведущее сиднье между двумя стульями. Прочтите, наприм., характеристику г. Спасовича, набросанную г. Вояловичемъ въ стать Новаго Времени,— стать сравнительно умренной и даже допускающей возможность примиренія. ‘Г. Спасовичъ,— говорится тамъ,— во всю жизнь свою осуществлялъ идеалъ, для всхъ повидимому невроятный и неосуществимый. Онъ всею своею жизнью доказываетъ, что въ одномъ лиц,— въ его, именно лиц,— можетъ совмщаться и русскій, и польскій человкъ. Онъ и русскій профессоръ, и польскій ораторъ публичныхъ лекцій, онъ и русскій писатель, и польскій писатель, онъ русскій весьма извстный присяжный повренный, принимающій близко къ сердцу высокія блага русской цивилизаціи, я въ то же время онъ ревностный защитникъ даже интересовъ латинства (?). При одномъ имени этого дятеля невольно возникаетъ воспоминаніе объ Янус…. Это очень смло,— говорить ниже г. Кояловичъ,— но бываетъ, кром того, и очень трагично: г. Спасовичъ былъ-де жестоко отвергнутъ, жестоко, съ невроятнымъ цинизмомъ былъ осужденъ за совмщеніе въ себ русскаго и польскаго человка’. Дло идетъ о неприличной выходк польскаго шовиниста, г. Лиске, въ отвтъ на примирительную рчь г. Спасовича во время празднованія юбилея Крашевскаго. Но что это доказываетъ?— Г. Спасовича осудилъ непримиримый полякъ, но и не особенно склонный въ примиренію русскій его также осуждаетъ,— больше ничего все это и не доказываетъ. Противъ возможности и вроятности дятельности г. Спасовича это аргументъ плохой. Пока об стороны будутъ держаться за обветшалыя знамена, примиренія быть не можетъ, а г. Спасовичъ потому и не милъ обимъ сторонамъ, что бросилъ старыя знамена ради одного новаго, подъ которымъ, по его мннію, могли бы сойтись об стороны. Мы именно говоримъ о соединеніи ‘польскихъ демократовъ’ со ‘свободномыслящими россіянами’, заимствуя эти выраженія у шовинистическаго Новаго Времени, которое напрасно только говоритъ объ этомъ сближеніи иронически. Возможно ли здсь сближеніе, наши публицисты большею частью и не думаютъ разсматривать: игнорируя существованіе поляковъ безъ шляхетскихъ и клерикальныхъ тенденцій, не обращая вниманія на варшавскую молодую прессу, они, равнымъ образомъ, и ‘свободномыслящихъ россіянъ’ знать не хотятъ, какъ тоже своего рода ренегатовъ. Для фанатиковъ и шовинистовъ польщизны точно также должны явиться ренегатами вс редакторы, сотрудники и подписчики ‘молодой’ прессы, которая проповдуетъ, напримръ, такія неслыханныя вещи (см. проспектъ еженедльной газеты Prawda (на 1881 г.): ‘Намъ говорили, что мы единый народъ народовъ, какіе-то особенные избранники, миссія которыхъ — распространеніе истиннаго просвщенія между всмъ человчествомъ, въ дйствительности же мы, чего никогда не слдуетъ забывать, только очень небольшой народъ, и вмсто того, чтобы мечтать о какомъ-то духовномъ предводительств націями, мы должны боле всего думать, какъ бы только не отстать отъ другихъ’.
Мы особенно настаивали на существованіи среди поляковъ новаго направленія потому, что, по нашему мннію, только на этой почв возможно начало сближенія. Во-первыхъ, какъ для русскихъ, такъ и для поляковъ, съумвшихъ отказаться отъ національнаго консерватизма и романтизма, число спорныхъ вопросовъ, подлежащихъ обсужденію и разршенію, значительно уменьшается, тогда какъ ультранаціоналисты обоихъ племенъ своею полемикой способны плодить эти спорные вопросы до безконечности. Во-вторыхъ, люди новаго направленія могутъ дотолковаться до общихъ принциповъ, которые должны быть приложены въ ршеніи) этихъ вопросовъ, чего уже никакъ не могутъ сдлать непримиримые, изъ которыхъ у каждой стороны такіе принципы, что они совершенно исключаютъ собою принципы противной стороны. Въ-третьихъ, люди, исповдующіе одни и т же убжденія, съумютъ вести переговоры безъ раздраженія и съ уваженіемъ другъ къ другу, не подымая крива изъ-за какихъ-либо пустяковъ, изъ-за промаха или безтактнаго шага своихъ противниковъ, какъ это, то и дло, случается въ теперешнихъ газетныхъ статьяхъ. Наконецъ, при нашемъ предположеніи невозможно было бы и незнаніе того, чего именно хочетъ противная сторона. Какъ намъ мириться,— восклицаютъ теперь весьма многіе,— какъ намъ мириться, если мы ради этого должны отдать полякамъ земли съ русскимъ населеніемъ, отказаться отъ національнаго единства, отдать свою азбуку и т. п.? Но кто всего этого требуетъ?— Потребуютъ этого, положимъ, какіе-либо политики-фантазеры да люди, живущіе традиціей границъ 1772 г. и національною романтикой, которой всегда даетъ обильную пищу иностранное владычество, но это — непримиримые, съ ними и толковать нечего, потому что ничего изъ этого не выйдетъ, какъ ничего не выйдетъ хорошаго и изъ разговоровъ ‘россіянъ несвободномыслящихъ’, которые готовы стереть съ лица земли польскую національность, обрусить всхъ жителей царства и перелить весь польскій типографскій шрифтъ въ русскій гражданскій алфавитъ. Это — все люди отптые: и т, и другіе, вмсто элементарной формулы справедливости: каждому свое, признаютъ только одинъ принципъ: мн все, другимъ, имъ непонятно мудрое изреченіе: ‘не длай другимъ того, чего ты не желалъ бы, чтобы длали теб другіе’, они — или русификаторы въ царств Польскомъ, или полонизаторы въ Галиціи, ибо для нихъ не существуетъ одинаковаго для каждой національности права на существованіе. Кажется, видно, о чемъ тутъ идетъ дло, но голую правду однако считаютъ нужнымъ маскировать. Такъ, извстный проектъ денаціонализировать польское простонародье, поставить его въ невозможность пріобщаться культурной жизни при посредств роднаго языка, давши этому простонародью особую школу, которая обучала бы польской грамот на русскомъ алфавит и не научала бы читать настоящихъ польскихъ книгъ,— такой даже проектъ прикрывался соображеніями очень съ виду благопристойными: нужно, видите ли, было уже освобожденныхъ и надленныхъ землею польскихъ хлоповъ окончательно вырвать изъ-подъ всякаго вліянія пановъ, дозволить имъ развиваться самостоятельно, не заражаясь шляхетско-клерикальными мотивами польской литературы, и т. д. Прожектеры забывали только, что всякое посягательство на народный языкъ скоре мшаетъ духовному освобожденію, чмъ ему помогаетъ, и что не вся же польская литература наполнена однми шляхетскими и клерикальными тенденціями. А можетъ-быть они и не забывали этого и вовсе серьезно не думали вызывать къ дйствительно независимой общественной жизни новые слои народа. Вроятне всего, что здсь было нчто иное. Но рчь у насъ теперь не объ этомъ: возвращаемся къ нашимъ публицистамъ.
До сихъ поръ мы обвиняли ихъ главнымъ образомъ въ незнаніи, въ незнакомств съ тми явленіями дйствительности, которыя было бы необходимо прежде всего’ принимать въ разсчетъ, разсматривая, есть ли въ наличности какія-либо условія для прочнаго примиренія съ поляками. Намъ кажется, что они не такъ, какъ слдуетъ, берутся за дло и что въ результат отъ такихъ пріемовъ возможны только накопленія спорныхъ вопросовъ, отсутствіе всякихъ общихъ принциповъ для ихъ разршенія, взаимное раздраженіе спорящихъ сторонъ и полное непониманіе другъ друга. Поэтому нельзя не обратить вниманія и на тонъ, въ какомъ ведется полемика между нкоторыми публицистами. Не корите,— дали бы мы имъ такой совтъ,— не корите поляковъ за ихъ дйствія въ Галиціи, какъ за д,йствія, намъ враждебныя, а объясняйте принципіально неправду этихъ дйствій (т.-е. насильственной полонизаціи русиновъ), называя своимъ именемъ и ту неправду, которую длаемъ мы въ томъ же направленіи. Не говорите имъ, что мы-де сильне васъ, что наша новйшая литература богаче и содержательне вашей, что мы имемъ боле историческихъ правъ на спорныя земли, а потому мы, а не вы, должны господствовать, но развивайте передъ ними т выгоды, которыми и они, и мы будемъ пользоваться при сближеніи,— ту пользу, которую можетъ оно принести и для нашей, и для ихъ литературы, а по отношенію къ спорнымъ землямъ указывайте на принципъ національности, который они должны такъ же уважать въ областяхъ съ русскимъ населеніемъ, какъ и мы — тамъ, гд населеніе польское. Не ссылайтесь безпрестанно на факты, свидтельствующіе о теперешнихъ натянутыхъ и даже враждебныхъ отношеніяхъ между русскими и поляками, какъ на аргументъ невозможности примиренія: самая мысль о примиренія именно потому-то и иметъ свой смыслъ, что нужно же положить конецъ вражд, о которой вы такъ охотно говорите. Указывайте лучше на признаки новаго, на признаки начинающагося сближенія: старое намъ давно извстно и мы хотимъ отъ него избавиться. Разсказывайте, какія условія препятствуютъ тому, что примиреніе подвигается туго, и не забывайте при этомъ тотъ исключительный режимъ, которому до сихъ поръ подчинены поляки, и т препятствія къ сближенію, которыя заключаются въ характер дятельности многихъ русскихъ, имющихъ оффиціальное или неоффиціальное отношеніе къ Польш. Имйте въ виду, что примиреніе не свалится съ неба совсмъ готовымъ, а что для него нужно подготовить почву и заняться этимъ слдуетъ намъ же самимъ. Работайте же надъ тмъ, чтобы найти справедливое ршеніе вопроса,— надъ тмъ, чтобъ убдить нашихъ соотечественниковъ въ необходимости такого ршенія,— надъ тмъ, чтобъ и другая сторона начала внимательно прислушиваться къ нашему голосу и относиться къ намъ съ уваженіемъ. Не подымайте поэтому въ полемик съ поляками всякой старой дребедени, способной лишь запутывать самые простые вопросы и давать полякамъ право упорствовать въ своемъ старомъ предубжденіи противъ насъ. А главное — изучайте вопросъ, давайте обществу дйствительное знаніе о состояніи вопроса. Что же касается до хорошихъ результатовъ, то ихъ можно уже предвкушать и теперь.
Существуетъ не мало фактовъ, свидтельствующихъ, что поляки царства Польскаго, не пріученные за послднее время къ особенно хорошему обращенію, умютъ цнить всякое безпристрастное къ нимъ отношеніе со стороны отдльныхъ ли русскихъ, живущихъ въ Польш, со стороны ли нашей столичной прессы. Грустно поэтому, что такъ рдки вообще проявленія безпристрастія къ полякамъ съ нашей стороны, что въ Польш много русскихъ, которые ставятъ себ въ заслугу непопулярность среди мстнаго населенія, и что въ нашей пресс такъ часто появляются задирательныя статейки. Грустно и то, что въ Варшавскомъ университет существуетъ рознь между польскими и русскими профессорами: сколько намъ извстно, большая часть и тхъ, я другихъ относятся къ числу ультранаціоналистовъ или смотрятъ на себя какъ на чиновниковъ и совершенно индифферентно относятся къ длу, которое не входятъ въ кругъ ихъ прямыхъ обязанностей. Между, тмъ, какъ мы слышали, польская молодежь относится съ довріемъ къ тмъ изъ русскихъ профессоровъ, которые приходятъ къ ней съ правдивымъ словомъ науки, безъ всякой задней мысли навязать ей извстныя, считающіяся почему-то специфически-русскими, воззрнія. Мы думаемъ, что русскій университетъ въ Варшав могъ бы сослужить великую службу длу сближенія, еслибы ршительне вносилъ въ польскую. среду обновляющую струю обновленной русской науки, и только одну эту струю: при извстномъ консерватизм большинства польскихъ ученыхъ, сочувствіе молодежи въ данномъ случа не. всегда было бы на сторон своихъ профессоровъ, но никогда съ польскимъ консерватизмомъ, имющимъ все-таки за себя національный характеръ и историческую основу, не выдержать конкурренціи и чисто-русскому консерватизму, такъ-сказать чужому и безпочвенному въ Польш. Но я опять уклонился въ сторону и возвращаюсь снова къ нашимъ публицистамъ, съ которыми еще не все кончено {Это отступленіе я позволилъ себ по поводу слдующаго мста въ стать г. Кояловича, въ 1733 Новаго Времени, на которую ма часто приходилось уже ссылаться: ‘въ особенности на этомъ пути (т. е. примиренія) должны были бы сойтись и дйствовать за одно русскіе и польскіе ученые въ Варшавскомъ университет’.}.
Я имю теперь въ виду вотъ какую сторону дла, составляющую, можетъ-быть, даже исходный пунктъ во всемъ вопрос.
Это?— страхъ передъ разливомъ германизма, передъ тмъ вчнымъ Drang nach Osten, который долженъ былъ только усилиться съ основаніемъ Германской имперіи. Дло въ томъ, что полякамъ серьезно можетъ грозить онмеченіе, сдлавшее уже громадные успхи въ великомъ княжеств Познанскомъ, поляки ищутъ поэтому союзника, ищутъ опоры во всемъ славянскомъ мір, а такъ какъ въ послднемъ самую выдающуюся роль играетъ Россія, то союзъ съ нею является гарантіей ихъ національнаго существованія. Съ другой стороны, и для насъ выгодне на своей западной границ имть націю дружественную, а не враждебную, въ виду возможности столкновенія съ Германіей, не говоря уже о томъ, что совсмъ ужь невыгодно было бы превращеніе поляковъ въ нмцевъ и вообще усиленіе нмецкаго элемента въ царств Польскомъ. Разсчетъ простой и ясный, и если даже оставить въ сторон, принципіальную точку зрнія и разсматривать вопросъ практически, то наши обрусители должны были бы принять въ соображеніе, что обрусить мы не обрусимъ, а поможемъ только длу германизаціи своими мрами, направленными противъ національнаго языка: расшатайте польскую національность — и она скоре станетъ добычей германизма, а не нашею, потому что нмецъ уметъ эту штуку длать, а мы нтъ. Какъ же смотрятъ на это дло нкоторыя изъ нашихъ газетъ?— Странное опять недоразумніе: поляковъ нкоторые упрекаютъ въ томъ, что они не противодйствуютъ германизаціи,—и упрекаютъ въ этомъ, требуя въ то же самое время такихъ мръ, которыя какъ разъ на руку нмцамъ. Поляки не противодйствуютъ германизаціи!… А что мы противъ нея длаемъ въ Польш?… Но пусть отвтитъ за насъ г. Кояловичъ, въ стать котораго о польскомъ вопрос, вообще не вполн безпристрастной, есть мста совершенно безпристрастныя, въ род слдующаго: ‘мы, русскіе, искренне можемъ покаяться передъ поляками въ нашемъ большомъ историческомъ грх, что всегда мы содйствовали онмеченію Польши‘. Еслибы да вс наши публицисты такъ думали, а то многіе держатся такого мннія, что та же самая фатальная ошибка польской интеллигенціи, которая привела Польшу въ политической смерти, и нын ведетъ ее къ смерти національной, что сами поляки, и одни только они, виноваты, если дни ихъ существованія сочтены (какъ думаютъ т же публицисты), что въ этомъ — исполненіе приговора нкоего наземнаго суда…. И, что странно, какое-то злорадство слышится въ этомъ мнніи,— злорадство, которое здсь не у мста, не говоря уже о томъ, что само по себ оно нехорошо. Вмсто того, чтобы видть въ нмц общаго противника и обдумать вмст, какъ бы противъ него устоять, наши полонофаги готовы въ данномъ случа чуть не славить нмца, какъ исполнителя велній судьбы, карающей Польшу за то, что она не любитъ насъ. Тутъ ужь все, что можетъ произвести ослпленіе страстью: и непониманіе собственныхъ интересовъ, требующихъ, чтобы Польша уцлла передъ напоромъ германизма, и забвеніе собственныхъ грховъ, сваливаемыхъ нердко съ больной головы на здоровую, а что важне всего, такъ это — возбужденіе совершенно законнаго негодованія поляковъ. Сказать: ‘вы погибнете, туда вамъ и дорога, а мы спасать васъ и не подумаемъ’, сказать это — какое безчеловчіе, какая жесткость сердца, какое ‘высокое проявленіе христіанской любви’!
Пора кончить. Цлью нашей замтки не было разсмотрніе русско-польскаго вопроса во всей его сложности,- не былъ и отчетъ о состояній его въ нашей журналистик: мы хотли указать только на нкоторыя изъ тхъ отрицательныхъ качествъ, коими отличается большая часть газетныхъ статей, касающихся вопроса. Многія мы обошли молчаніемъ, но и изъ того, что сказано, можно видть, какъ неудовлетворительно ставится ‘вопросъ о примиреніи’ въ нашей текущей журналистик. Наше мнніе то, что, къ сожалнію, чаще всего говорятъ объ этомъ предмет люди, которые мене всего способны быть примирителями: наше мнніе то, что къ ршенію вопроса подходятъ не съ той стороны, съ которой слдовало бы подходить, то ограничиваясь соображеніями высшей политики, то занимаясь исключительно заграничными поляками, то роясь въ исторіи, чтобы выискивать факты, свидтельствующіе о нашей исконной вражд, то, наконецъ, пуская въ ходъ какое-то злорадство фанатизма по поводу некрасиваго настоящаго Польши, или съ шовинистическимъ гаерствомъ хвастаясь нашимъ превосходствомъ передъ поляками. Жаль поэтому, очень жаль, что людямъ иного склада приходится большею частью молчать: сначала молчали по независящимъ, какъ говорится, обстоятельствамъ, а теперь молчатъ потому, что въ большинств случаевъ не знаютъ, да и не могли иногда узнать дйствительнаго положенія длъ. Гд же вопросу подвигаться къ своему разршенію, когда одни изъ насъ всячески тормозятъ дло, а другіе его впередъ не двигаютъ? Есть, конечно, исключенія, но ихъ слишкомъ мало.
Будемъ же винить самихъ себя, что, уступая голосъ въ столь важномъ дл лицамъ, поставившимъ себ задачей тормозить это дло, мы до сихъ поръ не достигли полнаго доврія поляковъ къ нашимъ примирительнымъ стремленіямъ: не одни поляки виноваты въ своей сдержанности по отношенію къ намъ. И тогда даже, когда у насъ уже не будетъ серьезныхъ поводовъ упрекать самихъ себя, пусть лучше не отъ насъ сыпятся упреки на головы тхъ польскихъ публицистовъ, которые не захотятъ понять или не съумютъ справедливо оцнить той безпристрастной правды, которую мы должны высказывать, если искренне желаемъ примиренія: вдь упреки не приведутъ къ нему, приведетъ только слово убжденія, судъ же надъ ними да произнесутъ ихъ собственные соплеменники, которые рано или поздно поймутъ, гд правда и гд упорство, какъ и мы понимаемъ, когда у нашихъ публицистовъ правда прихрамываетъ, а упорство держится слишкомъ ужъ непоколебимо.
И сколь бы отдаленною ни казалась, возможность окончанія всхъ нашихъ старыхъ счетовъ съ поляками, мы не должны бросать дло, памятуя мудрое слово поэта:
Chocia nie skoczysz, cigle rb:
Ciebie, nie dzieo porwie grb*).
*) Хотя ты и не окончишь, все-таки работай:
Тебя вдь, а не дло унесетъ могила.