ВИЛЬГЕЛЬМЪ МИССНЕРЪ.
ВИЛЬГЕЛЬМЪ МИССНЕРЪ.
(Изъ книги ‘Незадачники’).
Не убій…
Не убій…
Перев. С. Лоріе.
‘Русская Мысль’, кн. VII, 1908
Не убий…, Мисснер Вильгельм, Год: 1908
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Случалось ли вамъ ударять палкой въ лсу по деревьямъ, чтобы узнать, здоровыя они или гнилыя? Тогда вы поймете, что и новобранецъ Эрикъ Трауготъ, изъ Шмидефельда въ Тюрингіи, любилъ бить тесакомъ по соснамъ на стрльбищномъ пол. Онъ зналъ, что не вс сосны звучатъ одинаково, когда по нимъ ударяешь: у молодой сосны отголосокъ удара слышится изъ нутра, а у старыхъ деревьевъ только изъ-подъ коры.
Онъ ждалъ, пока его позовутъ на стрльбу, и думалъ о своей родной сторон, онъ вспоминалъ сосну на холм и ольху въ лощин и находилъ, что дома лучше, особенно теперь, когда земля раскрывается и вс растенія жадно пускаютъ корни въ нее, чтобы извлечь лучшіе соки. Можетъ быть, онъ не сумлъ бы облечь свою мысль въ такія слова, но сущность ея была такова, была глубокой тоскою по родимымъ полямъ.
— Что это вы обращаетесь съ королевскимъ добромъ, какъ съ навозными вилами!? Подъ арестъ захотлъ?! Вдь что воображаетъ! Ты видно забылъ, братъ, что здсь ты солдатъ!?
Эрикъ и безъ того былъ проникнутъ этимъ сознаніемъ. Въ конц-концовъ онъ только и думалъ: ‘Здсь ты солдатъ!’ Тяжелая мысль! Быть солдатомъ, значило воевать, а этого онъ не умлъ. Онъ отлично помнилъ, что въ дтств постоянно спрашивалъ у матери: ‘Неправда ли, мама, я уже былъ разъ солдатомъ, когда я былъ еще взрослымъ? Вдь теперь мн не надо больше служить?’
‘Когда онъ былъ еще взрослымъ!’ — А потомъ онъ умеръ, и свой солдатскій долгъ онъ этимъ исполнилъ навки!
Съ годами это становилось для него все ясне: онъ помнилъ, какъ шелъ на войну въ гренадерской медвжьей шапк, на спин — ранецъ. Лто прошло, и на осень вс ждали богатой жатвы. Онъ помнилъ, что они дошли до большого города, но войти въ него не могли, потому что въ немъ были враги. Имъ пришлось ночью стать въ пол на бивакъ, а ночи были холодныя, туманъ пронизывалъ до костей.
Со всхъ сторонъ къ нимъ рядами тянулись солдаты. Когда набрали достаточно жертвъ, началось великое избіеніе… Они выступили въ бой на зар, рано утромъ, когда хочется слушать первое пніе птицъ. Всхъ снабдили боевыми патронами. Въ это утро даже мокрая солома, на которой они спали, казалась милй и дороже материнской любви: вдь это было, вроятно, ихъ послднимъ ночлегомъ.— Они медленно подвигались впередъ, лошадиный топотъ слышался впереди и за ними.
Вдругъ вс побжали по направленію къ городу и къ деревнямъ. Со страшнымъ шумомъ поднимались надъ ними огненныя зми, обдавая врага своимъ смертоноснымъ дыханіемъ…
И теперь, стоя на стрльбищномъ пол, Эрикъ въ воображеніи опять переживалъ весь ужасъ войны. Его худое лицо застыло и глаза широко раскрылись. Лсистая степь показалась ему чужой и торжественно-строгой,— будто обреченной упиться человческой кровью, какъ т нивы, о которыхъ онъ вспоминалъ. Дйствительность слилась въ немъ съ видніемъ…
Унтеръ-офицеръ, только что кричавшій на него такъ зычно, будто командовалъ цлымъ полкомъ, теперь стоялъ поодаль съ товарищемъ, они, смясь, говорили о знакомыхъ двушкахъ и тайкомъ тянули водку изъ фляжекъ, громко говоря, что пьютъ кофе.
Солдаты смялись, и одинъ смльчакъ даже позволилъ себ подшутить надъ начальствомъ, ‘начальство’ приняло шутку отечески-строго.
Что же это такое? Гд же правда? Или унтеръ-офицеръ давеча не ругалъ его такими злыми словами,— можетъ быть, ему только такъ показалось, можетъ быть, онъ принялъ за брань ударъ тесака по сосн, или унтеръ-офицеръ здсь дйствительно представитель короля, имющій право послать его на смерть. Но это не вяжется съ фляжкой! Лучше всего положиться на внутренній голосъ, говорящій, что онъ уже умеръ одинъ разъ за отечество и этимъ навсегда отдалъ ему свою дань. Доброму солдату не слдуетъ думать такъ много,— говорилъ себ Эрикъ.
Онъ вспомнилъ брата, никогда не сомнвающагося въ собственной сил. Онъ дрался съ извстными силачами, ему было все равно,— побждать или быть побжденнымъ,— только бы драться, драка была его любимымъ занятіемъ. Эрикъ же весь дрожалъ, когда его вызывали на бой, онъ ежился, боялся ударить, всегда считалъ себя слабе противника. Но когда на него нападали, онъ съ такимъ отчаяніемъ боролся, что всегда побждалъ.
Во время такихъ дракъ его опять охватывалъ ужасъ смерти, онъ ясно видлъ себя въ крови, лежащимъ на пол сраженія,— и посл цлыми днями ходилъ подъ гнетомъ этихъ воспоминаній. То было широкое поле, размокшее посл дождя. Рота развернулась въ стрлковую цпь, потому что шла по холмистымъ мстамъ, и нельзя было знать, не заняты ли высоты врагами. Шумъ отъ поднявшейся бури разсивалъ грохотъ орудій, то онъ казался близкимъ, то опять отдалялся.
Справа лежала деревня, изъ-за которой дрались. Товарищи бросались впередъ и снова ложились, чтобы стрлять. Каждый разъ, когда поднималась колонна, въ ней оставалось все меньше людей, одни падали внизъ головой, другіе вдругъ содрогались и съ трудомъ старались дотащиться за линію огня.
Кто это? Не баварецъ ли, съ которымъ Эрикъ познакомился наканун? Онъ бжалъ, поднявъ плечи, наклонившись впередъ, опустивъ голову почти до земли. Вдругъ онъ сталъ на одной только ног,— другая какъ-то странно болталась. Все его туловище забилось, будто боролось съ невидимой силой, онъ вытянулся, голову закинулъ назадъ и, какъ пластъ, упалъ на землю. Рота поплелась дальше.
— Не смотрть въ ту сторону,— закричалъ на него офицеръ.
На пол происходило движеніе.
Что-то зашуршало, казалось, что шипящія зми ползли по земл. Но никто, кром Эрика, этого не видлъ. Или вс, подобно ему, онмли отъ страха? Онъ машинально шелъ дальше, вспоминая баварца, не врившаго въ смерть.
— Смерть,— говорилъ онъ,— не что иное, какъ повышеніе въ чинахъ, посл смерти опять будетъ жизнь, только степенью выше.
Откуда у баварца брались подобныя мысли? Онъ былъ веселымъ малымъ, какъ вс остальные, и серьезныя слова звучали особенно забавно на его южномъ нарчіи.
— Можно десять разъ умереть,— отъ этого еще далеко до конца. Становишься только старше.
Не усплъ Эрикъ додумать этой мысли, какъ что-то снова вблизи зашипло, глаза ослпило и обожгло, какъ огнемъ. Онъ услышалъ выстрлъ, почувствовалъ тяжесть въ груди и легъ совершенно спокойно на землю.
Въ глазахъ у него потемнло и потомъ ему показалось, что онъ лежитъ дома въ постели и что-то снится ему. Шумъ вокругъ него куда-то исчезъ,— скоро конецъ. Когда сильная боль началась, онъ почувстиввалъ, что по его рук что-то течетъ. Онъ незамтно повернулся на лвый бокъ. Его голова лежала въ луж, но ему казалось, что мать прикладываетъ холодный компрессъ къ горячему лбу. Потомъ онъ крпко заснулъ…
Но все это было когда-то,— давно,— а теперь онъ больше не врилъ въ войну. Онъ считалъ ее безуміемъ людей, мнящихъ, что можно кого-нибудь или что-нибудь уничтожить, убить. Онъ зналъ, что это вн человческой власти. Умираетъ лишь то, что мертво для лучшаго міра, и даже этого нельзя назвать смертью: сущность безсмертна, только частицы ея, проявившіяся въ нашемъ мір, исчезаютъ, отпадаютъ, какъ сухіе осенніе листья съ деревьевъ, а само дерево живо и ждетъ, когда можно будетъ пустить въ землю лучшіе соки свои.
Эрикъ сталъ думать, что слишкомъ рано онъ ожилъ, потому что врилъ въ возможность вчнаго мира, а его послали въ солдаты. Это было такъ тяжело! А можетъ быть нужно пробудить въ немъ воспоминаніе о той жизни, которой онъ жилъ когда-то, давно,— до рожденія?… Если такъ, то все снова цлесообразно, понятно…Настанетъ когда-нибудь время, когда и ему придется сказать свое слово!
— Новобранецъ Трауготъ, впередъ! Оглохли вы что-ли,— оселъ! Вашъ чередъ стрлять! Лейтенантъ ждетъ! Ну же, поворачивайся, дуракъ! Его надо бы отправить домой,— изъ него никогда не выйдетъ солдата,— слишкомъ онъ глупъ!
До сознанія Эрика дошло только одно слово — ‘стрлять!’ Остальное онъ пропустилъ мимо ушей. Но отъ этого слова ему вдругъ стало страшно. Онъ задрожалъ, сердце неистово забилось, духъ захватило. Унтеръ-офицеръ, казалось, немного завидовалъ молодому солдату за его равнодушіе къ начальству, его голосъ былъ неровенъ, какъ у старой двы, охрипшей отъ сплетенъ.
Эрикъ побжалъ, на ходу выхватилъ ружье изъ козелъ и выстроился послднимъ въ ряду четырехъ стрлковъ. Еще не начинали стрлять.
— Только я не буду стрлять, господинъ лейтенантъ,— вдругъ вымолвилъ онъ, хотя къ нему никто не обращался съ вопросомъ.
Солдаты такъ испугались, будто бомба лопнула рядомъ съ ними. Кто ршался повернуть голову, тотъ съ испугомъ глядлъ на Эрика, ожидая, что онъ провалится сквозь землю.
Юный лейтенантъ съ дтскимъ лицомъ старался улыбнуться, но улыбка была скоре похожа на плаксивую гримасу.
— Вдь васъ не спрашиваютъ,— наконецъ произнесъ онъ дрожащимъ голосомъ.
Онъ, очевидно, не зналъ, какъ слдуетъ поступать въ такихъ случаяхъ, и старался выиграть время для размышленія. Онъ не зналъ, арестовать ли дерзкаго солдата, или собственноручно зарубить его саблей. Онъ вопросительно обернулся къ фельдфебелю и увидалъ передъ собою осклабившееся лицо ротнаго писаря, радующагося предстоящему скандальчику. Юный лейтенантъ оправился, онъ вдругъ вспомнилъ, что ему, почитателю лирики Стефана Джорджа, надо и вести себя соотвтственно съ этимъ.
Онъ сталъ давать приказанія,
— Сегодня будемъ стрлять первое упражненіе, стоя, на сто пятьдесятъ метровъ. Прошу спокойно цлиться и медленно спускать курокъ, какъ васъ учили въ казармахъ. Ну, начинаемъ!
Ротный писарь вызвалъ кого-то.
Эрику показалось, что издалека до него донеслось его имя, но онъ сейчасъ же объ этомъ забылъ. Его мысли въ дикой скачк мчались впередъ. Потомъ голосъ,— отзвукъ иного міра,— долетлъ до него и напомнилъ, что надо исполнить свой долгъ. Это мученичество! Но что же длать, если онъ призванъ!? То же чувство онъ испыталъ, когда отецъ въ первый разъ взялъ его на охоту. Его поставили подъ деревомъ у лсной опушки, гд долженъ былъ выйти зврь. У его ногъ разстилалась ярко-зеленая нива, кажущаяся свтлй отъ надвигающихся сумерекъ. Надъ нимъ, въ буковыхъ втвяхъ, горлъ послдній багряный отблескъ заката, въ нсколькихъ шагахъ отъ него сидлъ заяцъ, рядомъ — другой, они доврчиво щипали травку, онъ слышалъ жеваніе и треніе зубовъ. Скокъ-скокъ,— ускакали они. Уже это взволновало его до крайности. Онъ тщетно силился взвести курокъ. Вдругъ онъ почувствовалъ, что за нимъ стоитъ призракъ. Втки затрещали, слышно было, какъ шагъ за шагомъ мнется трава. Что это? стоны? Эрикъ не могъ вынести такого напряженія, онъ бросилъ ружье и убжалъ, чтобы около матери выплакать свое горе.
И теперь его опять обуялъ тотъ же страхъ, толкающій его на отчаянный шагъ, опять его звалъ тотъ же жестокій внутренній голосъ, способный заглушить пушечный выстрлъ, тогда какъ шуршаніе сухого листа казалось крикомъ сотенъ мучениковъ, горящихъ въ адскомъ огн.
Лейтенантъ подошелъ. Онъ былъ въ ярости и, судорожно держась за ефесъ, размахивалъ саблей, будто хлыстомъ. Онъ злился, что скандалъ произошелъ именно съ нимъ, въ первый разъ, когда солдаты стрляли подъ его наблюденіемъ. Онъ представлялъ себ своего браваго ротнаго командира, не допускающаго психологическихъ аргументовъ, отрицающаго въ солдат всякую чуткость, кром чуткости въ послушаніи, онъ обдумывалъ, какъ доложить объ этомъ случа, не подвергаясь насмшкамъ друзей,— а какъ поступить съ Эрикомъ, онъ совершенно не зналъ. Онъ остановился въ трехъ шагахъ отъ него, и оба смотрли другъ на друга такъ же безпомощно, растерянно, съ тмъ же нмымъ вопросомъ въ глазахъ.
— Ради Бога, господинъ лейтенантъ,— я стрлять не могу,— дорогой, дорогой господинъ лейтенантъ!
Сабля опустилась на землю. Лейтенантъ подошелъ еще ближе и остановился, положивъ об руки на ефесъ. Онъ начиналъ чувствовать себя господиномъ положенія.
— Вы больны?— спросилъ онъ почти отеческимъ тономъ. Остальные скалили зубы.— Если вы не умете стрлять, то научитесь,— вдь для того вы и въ солдаты пошли.
— Нтъ, я и не научусь никогда, я… я… я уже раньше умлъ,— я меннонитъ, господинъ лейтенантъ,— мн воспрещено стрлять,— вдругъ вымолвилъ онъ и облегченно вздохнулъ, ему показалось, что онъ нашелъ отговорку.
— Да онъ сумасшедшій,— крикнулъ фельдфебель, стоявшій за лейтенантомъ и злыми глазами слдившій за инцидентомъ. Онъ никогда объ этомъ не заикался, и въ его бумагахъ ничего не написано такого. Если онъ не будетъ стрлять, мы посадимъ его подъ арестъ.
Лейтенанта немного покоробило отъ фамильярнаго ‘мы’, съ которымъ фельдфебель обращался къ нему. Потомъ онъ опять заговорилъ съ новобранцемъ:
— Такъ вы сначала посмотрите. Начинать! Кроликъ, впередъ!
Маленькій черноглазый полякъ, грязный, несмотря на военную дисциплину, выскочилъ изъ строя и сталъ противъ мишени. Онъ хотлъ выстрлить, но фельдфебель схватилъ его за плечо.
Эрика поставили рядомъ съ нимъ и приказали слдить за каждымъ движеніемъ, при чемъ обоимъ старались еще разъ вдолбить вс правила стрльбы.
Теперь Эрикъ самъ былъ твердо увренъ, что принадлежитъ къ сект, запрещающей своимъ приверженцамъ брать оружіе въ руки. Что-то кричало въ немъ: ‘Ты не смешь!’ И чмъ нелпе казался запретъ, тмъ громче кричалъ внутренній голосъ. Въ самомъ дл: кто пострадаетъ отъ того, что онъ всадитъ дырочку въ доску?
— ‘Да, но когда ты научишься стрлять,— говорилъ голосъ,— теб дадутъ боевые патроны и заставятъ тюрьму сторожить, или усмирять мятежи, или пошлютъ на войну убивать враговъ государства. И всегда борьба происходитъ за блага земныя. Народы и отдльные люди гибнутъ, защищая свои земныя владнія. Если ты теперь будешь стрлять въ цль, то посл будешь стрлять и въ людей. Ты будешь ихъ убивать, чтобы они не убили тебя. Если теперь ты выстрлишь изъ боязни тюрьмы, то, конечно, впослдствіи будешь стрлять, защищаясь отъ смерти’.
Кроликъ уже стрлялъ три раза, вс пули попадали во вторую или третью полосу, и каждый разъ фельдфебель и лейтенантъ дружно ругались. ‘И ты стрляй мимо,— говорилъ Эрику внутренній голосъ,— а потомъ ты выстрлишь въ траву’.
Но Эрикъ не слушалъ его,— онъ ршился.
— Ну, теперь очередь за другой старой бабой.— Лейтенантъ уже не думалъ о возможности вторичнаго ослушанія, онъ только сердился что первая стрльба подъ его наблюденіемъ была такъ неудачна, и что объ этомъ придется доложить ротному командиру. Пожалуй, онъ и самъ сейчасъ задетъ сюда,— нечего сказать, хорошъ будетъ сюрпризъ! Онъ еще разъ выругалъ всхъ и скомандовалъ:
— Пли!
Эрикъ стоялъ, какъ окаменлый, онъ соплъ, и слезы у него катились изъ глазъ. Но онъ не двигался и молчалъ. Да и что могъ онъ сказать!? Лейтенанту лучше знать, какъ теперь поступить. Эрику, конечно, отъ этого не легче, но стрлять онъ все-таки не можетъ, не можетъ!
— Такъ вы въ самомъ дл отказываетесь? Я строжайше приказываю вамъ, и если вы сейчасъ же не станете на свое мсто, то вамъ не сдобровать, мой милый!
Сабля опять многозначительно прорзала воздухъ, по Эрикъ не шелохнулся. Юное личико лейтенанта побагровло, посинло, и вдругъ онъ, блдный какъ смерть, кинулся на Эрика и силой заставилъ его занять свое мсто. Не обошлось безъ борьбы, потому что солдатъ былъ сильне и старше лейтенанта.
Физическое усиліе привело офицера въ себя.
— Ослушаніе въ строю! Фельдфебель, уведите его,— въ изнеможеніи произнесъ онъ и отвернулся. Его охватило чувство отвращенія и грусти.