Научные задачи и методы истории философии, Тихомиров Павел Васильевич, Год: 1907

Время на прочтение: 13 минут(ы)
Тихомиров П. В. Научные задачи и методы истории философии // Богословский вестник 1907. Т. 1. No 2. С. 302-314 (2-я пагин.).

Научныя задачи и методы исторіи философіи 1).

1) Вступительная лекція, прочитанная въ Историко-Филологическомъ Институт Кн. Безбородко въ Нжин 26 января 1907 года.

ВВЕДЕНІЕ.

Философія, какъ извстно, разршаетъ свои задачи лишь въ теченіе исторіи. Исторія философіи, подобно всякой вообще исторіи, можетъ быть понимаема въ двухъ смыслахъ: 1) въ объективномъ смысл — какъ извстный процессъ развитія или просто ‘историческій процессъ’ и 2) въ смысл субъективномъ, въ смысл науки — какъ изслдованіе и изображеніе этого процесса. Понимаемая въ объективномъ смысл, какъ послдовательная смна философскихъ міровоззрній, она есть процессъ постепенной научной обработки общихъ вопросовъ міропознанія и жизнепониманія, состоящій въ постепенномъ освобожденіи научнаго міросозерцанія огь всякихъ одностороннихъ и догматическихъ примсей и тмъ приближающій наше знаніе въ его глубочайшихъ основахъ къ идеалу абсолютной истины. Этотъ взглядъ подробно раскрытъ нами восемь лтъ тому назадъ въ особомъ очерк {П. В. Тихомировъ, Исторія философіи, какъ процессъ постепенной выработки научно обоснованнаго и истиннаго міровозрнія. Сергіевъ посадъ. 1899 г. Стр. 1—37.}. Печатая тогда это свое сочиненіе, мы старались принять въ разсчетъ вс новйшія по тому времени сужденія спеціалистовъ касательно даннаго предмета и потому могли съ полнымъ правомъ считать свои выводы и заключенія,— поскольку они не провозглашались только какъ наше личное убжденіе (послднее мы обыкновенно обозначаемъ всегда съ надлежащей точностью), — совершенно объективнымъ итогомъ господствующихъ въ наук воззрній. Естественно, что за. протекшее съ тхъ поръ время относящаяся сюда литература нсколько обогатилась. Но, насколько намъ извстно, чего либо заставляющаго отказаться отъ нашего взгляда она не дала. Скоре напротивъ, — то, что появлялось въ этомъ род, могло только укрплять насъ въ нашемъ убжденіи. Какъ на послдній по времени примръ, можемъ здсь указать на статью Виндельбанда въ юбилейномъ сборник въ честь Куно Фишера {Die Philosophie im Beginn des zwanzigsten Jahrhunderts. Heidelbergr. 1904—5. B. If, SS. 175—199.— Названная книга и, въ частности, упоминаемая статья Виндельбанда реферировалась нами въ лтнихъ книжкахъ ‘Богословскаго Встника’ за 1905 годъ. Отсылая интересующихся къ этимъ замткамъ въ ‘Бог. Встн.’ или даже къ самому нмецкому сборнику, мы теперь отмтимъ лишь основныя мысли статьи Виндельбандаг подтверждающія нашу принципіальную концепцію исторіи философіи какъ объективнаго процесса, Примыкая къ воззрнію Куно Фишера, выраженному имъ во введеніи къ своей Исторіи новой философіи и опредляющему самую философію какъ самопознаніе человческаго духа, Виндельбандъ замчаетъ, что это воззрніе коренится въ Кантовскомъ понятіи о философіи. Задачу философіи составляетъ не метафизическое состязаніе съ другими науками и не система займовъ y нихъ, она иметъ свою собственную сферу — въ критическомъ изслдованіи разума и его нормативныхъ опредленій. Но въ этой самой задач скрывается своеобразная трудность: вс опредленія, къ которымъ должно приводить самопознаніе разума въ критической философіи, претендуютъ на внвременное и сверхэмпирическое значеніе: поэтому они никоимъ образомъ не могутъ имть основаніе въ эмпирическомъ существ человка: предметъ философіи не есть человческій разумъ, какъ спеціальная принадлежность вида homo sapiens, a міровой разумъ, но мы, какъ философотвующіе люди, можемъ постигнуть это сверхэмпирическое значеніе опредленій разума только изъ познанія нашего человческаго разума. Слдовательно. отъ его самопознанія и должна исходить философія: мы должны врить, что онъ причастенъ той трансцендентной истин, которая иметъ свое значеніе далеко вн насъ самихъ, и что мы въ состояніи освободить эту сторону разума отъ тхъ пеленокъ, въ какихъ. онъ данъ для нашего специфически человческаго опыта. Понятно, что эта цль достигается лишь исподволь, и потому философія никогда не можетъ быть вполн готовой наукой, a всегда состоитъ лишь въ прогрессивномъ усвоеніи трансцендентнаго содержанія разума (II, 182—184). Итакъ, основанія для всхъ истинъ разума, устанавливаемыхъ философіей, лежатъ въ самомъ разум: но отысканіе этихъ истинъ свой исходный пунктъ можетъ имть только въ самопознаніи человческаго разума. Но откуда получается это самопознаніе? Это — основной методологическій вопросъ критицизма. Отвчаютъ на него двоякимъ образомъ: по однимъ, базисомъ философскаго изслдованія служитъ психическая антропологія — эмпирическое познаніе разъ навсегда данной и повсюду себ самой равной сущности человческой души: другіе хотятъ искать такого самопознанія въ постепенномъ самораскрытіи и самоуразумніи человческаго духа, состоящемъ въ томъ, что онъ свои неопредленныя и еще не сложившіяся окончательно природныя расположенія развиваетъ въ теченіе исторіи въ сознательныя образованія посредствомъ многочисленнйшихъ упражненій въ работ надъ разнообразнйшими задачами:— здсь органомъ философіи становится исторія. Виндельбандъ самымъ ршительнымъ образомъ становится на сторону второго ршенія (284—285). Формальная закономрность фактовъ душевной жизни, которая по своей логической сущности должна оказываться врной для всякаго психическаго содержанія жизни, является однако въ отношеніи къ содержанію разума сама по себ индифферентной и представляетъ только естественныя условія, при которыхъ эти содержанія могутъ раскрываться въ эмпирическомъ сознаніи. Поэтому сами эти содержанія не могутъ раскрываться въ эмпирическомъ сознаніи. Поэтому сами эти содержанія не могутъ быть получены изъ понятій психической антропологіи. Знаніе содержательныхъ опредленій разума черпается только въ исторіи. Содержанія разума пробуждаются въ человческомъ сознаніи только задачами общественной жизни. Разумъ со всмъ своимъ содержаніемъ не составляетъ принадлежности человка какъ существа природы, a есть задача человческой культуры. ‘Человкъ какъ разумное существо, говоритъ Виндельбандъ, не данъ въ природ, a заданъ въ исторіи’. Такимъ образомъ, ‘объективный духъ’ или историческое развитіе разума человческаго рода есть промежуточное царство между естественной душевной жизнью и вчными истинами чистаго разума. Отсюда вполн понятно значеніе исторіи для философіи. Въ ученіи какого либо великаго мыслителя мы видимъ нчто большее, чмъ рефлексъ его собственной личности, мы признаемъ въ немъ конденсированное и сформированное въ понятія содержаніе разума своего вка. Отсюда понятно и то, почему исторія философіи есть существенная и неотъемлемая составная часть самой философіи (185—186).}.
Теперь мы хотимъ остановиться на исторіи философіи какъ наук и показать, какими путями мы можемъ разобраться въ результатахъ объективно историческаго процесса, отдлить въ нихъ случайное и временное отъ существеннаго и вчнаго,— какимъ образомъ констатируется та истина, которую (для своей ли только эпохи или и для послдующихъ) содержитъ извстная философская система или группа системъ. Говоря короче, мы будемъ здсь имть дло съ вопросомъ о научныхъ задачахъ и методахъ исторіи философіи.
Въ самомъ общемъ вид задача исторіи философіи опредляется очень просто,— какъ изображеніе и воспроизведеніе указаннаго выше объективнаго процесса смны и развитія философскихъ ученій. И если бы послднія интересовали насъ помимо какого либо ихъ отношенія къ трансцендентной истин, то исторія философіи по своимъ задачамъ и методамъ ничмъ не отличалась бы отъ другихъ историческихъ наукъ, напримръ, исторіи литературы. При признаніи же за нею положительнаго философскаго значенія, ея разработка получаетъ .нсколько своеобразный характеръ, и y нея оказываются нкоторыя новыя задачи, которыя нельзя назвать чисто историческими.
Прежде чмъ войти въ боле подробныя и частныя разъясненія по этому предмету, мы считаемъ умстнымъ сказать нсколько словъ о томъ, какъ наша наука выработала такое пониманіе своихъ задачъ, другими словами, мы хотимъ сдлать нкоторую экскурсію въ область исторіи нашей науки, въ область исторіи ‘исторіи философіи’. Это иметъ для насъ значеніе при опредленіи того, что собственно въ философскихъ системахъ должно останавливать на себ вниманіе историка философіи.

I.

Историческая установка принципіальныхъ воззрній на сущность и задачи научной обработки исторіи философіи.

Исторія философіи принадлежитъ къ числу еще очень молодыхъ наукъ. Указываютъ обыкновенно зачатки ея еще въ древности,— въ цитатахъ Платона, въ работахъ Аристотеля и его школы и въ свдніяхъ о жизни и ученіяхъ философовъ, собиравшихся позднйшими Аристотеля философскими писателями. Но вс эти груды, предпринимавшіеся безъ яснаго сознанія собственно научно-исторической задачи, иногда даже съ цлями весьма странными и совершенно ненаучными, могутъ имть значеніе только, какъ сборники матеріала, — да и то весьма неудовлетворительнаго, — для исторіи древней философіи: анекдоты изъ жизни философовъ, перемшанные съ отрывочными свдніями объ ихъ ученіяхъ и сопровождаемые афоризмами весьма сомнительнаго происхожденія, — все это могло быть занимательнымъ чтеніемъ, но никакъ не исторіей философіи {Упоминанія о древнйшихъ философскихъ ученіяхъ Платона, Аристотеля и раннйшихъ перипатетиковъ требуютъ извстной внимательности и осторожности въ пользованіи ими для чисто историческихъ цлей. Въ различныхъ діалогахъ Платона мы находимъ характеристику направленій Гераклита и Парменида, Эмпедокла, Анаксагора, пиагорейцевъ, Протагора и Горгія, a также и другихъ софистовъ, затмъ боле всего Сократа, Антисеена и др. сократиковъ, y Аристотеля главнымъ образомъ въ начал его Метафизики, въ 1 книг, дается обзоръ всхъ предшествовавшихъ ученій, точно также — и въ 1 книг Психологіи: тоже — въ дошедшемъ до насъ отрывк, ‘Объ ощущеніяхъ’, изъ обширнаго труда еофраста. Нтъ основаній заподозрвать ихъ въ сознательной неправдивости: но надо имть въ виду литературныя особенности и цли этихъ писателей. Извстная поэтическая вольность въ изображеніи чужихъ ученій, допускавшаяся Платономъ, по преимуществу критическія задачи, преслдовавшіяся Аристотелемъ,— все это не позволяетъ въ ихъ упоминаніяхъ древнйшимъ ученіямъ выступить въ вполн объективномъ свт. Позднйшіе доксографы требуютъ еще большей осторожности и критики. То же надо сказать и объ извстіяхъ, находимыхъ въ біографіяхъ философовъ (напримръ, y Діогена Лаэрція). Наконецъ, фрагменты собственныхъ сочиненій философовъ,— помимо того, что нуждаются въ самой тщательной критической обработк,— само собою понятно, уже ни въ какой мр не составляютъ исторіи, a только матеріалъ для нея.}. Работы первыхъ историковъ философіи въ новое время, напримръ, Бруккера и др., {Изложеніе Бруккера,— особенно въ главномъ его произведеніи ‘Historia critica philosophiae’,— часто анекдотично на манеръ Діогена Лаэрція и черезчуръ мало обращаетъ вниманія на идейную связь философскихъ ученій. Ему нехватаетъ идеи развитія философіи и понятія объ относительной цнности философскихъ воззрній. Для него существуетъ только одна истина, a все остальное — заблужденіе. Отсюда исторія философіи — ‘infmita falsae philosophiae exempla’.} тоже не обнаруживаютъ въ ихъ авторахъ не только яснаго сознанія какихъ либо научныхъ задачъ, но даже и вообще какой либо опредленной и достойной цли, кром разв претензій на апріорную и голословную оцнку. Вдь ‘анекдотическій интересъ,— какъ врно замчаетъ одинъ изъ новйшихъ историковъ философіи, — возбуждаемый этой пестрой массой разнообразныхъ мнній о разныхъ вещахъ и обусловливающійся отчасти своеобразностью и странностью нкоторыхъ воззрній, этотъ анекдотическій интересъ, который былъ главнымъ притягательнымъ пунктомъ подобныхъ ‘исторій философіи’, не можетъ служить ядромъ особой научной дисциплины’ {W. Windelband, Geschichte der Philosophie. 1892. SS. 7 ff.}. Гегель съ справедливой ироніей говоритъ о подобныхъ исторіяхъ философіи, какъ о сборникахъ мнній различныхъ ученыхъ господъ ‘de omnibus rebus et de quibusdam aliis’,— ‘обо всхъ вещахъ и еще о нкоторыхъ другихъ’… Въ сравнительно позднее уже время стали примнять критическую оцнку источниковъ (Буле, Фюллеборнъ) {J. G. Buhle, Lehrbuch der Geschichte der Philosophie und einer kritischen Litteratur derselben, 8 Bande, 1796—1804.— Geschichte der neueren Philosophie seit der Epoche der Wiederherstellung der Wiessenschaften, 6 Bde. 1800—1805.— G. G. Flleborn, Beitrge zur Geschichte der Philosophie, 1. bis 12. Stuck, 1791—99.} и стремиться къ безпристрастной оцнк историческаго значенія отдльныхъ ученій (Тидеманъ) {D. Tiedemann, Geist der speculativen Philosophie, 7 Bde, 1791—97. Собственная точка зрнія Тидемана опредляется своеобразнымъ соединеніемъ элементовъ Локка съ Лейбнице-Вольфіанской философіей. Въ оцнк системъ онъ старается быть безпристрастнымъ и принимать въ разсчетъ относительное ихъ достоинство.} и къ систематической критик съ точки зрнія новйшей философіи (Теннеманъ, Фризъ, Шлейермахеръ) {W. G. Tennemann, Geschichte der Philosophie, 11 Bde, 1798—1819.— Grundriss der Gesch. d. Philosophie. 1812.— J. F. Fries, Gesch. d. Phil., 2 Bande, 1837—40. Schleiermacher, Gesch. d. Philos. 1839. Изъ трудовъ Шлейермахера особенно важны введенія и примчанія къ переводу сочиненій Платона.}. Здсь можно уже видть зачатки научной исторіи философіи.
Но окончательно выяснилось значеніе исторіи философіи, какъ самостоятельной науки, только благодаря Гегелю. Гегель первый понялъ значеніе исторія философіи для самой философіи. Онъ первый сталъ настаивать, что смна философскихъ системъ не есть случайное хронологическое слдованіе однихъ ученій за другими, a закономрный процессъ послдовательнаго раскрытія моментовъ истины. Онъ былъ убжденъ, что ‘то же самое развитіе мышленія, которое представлено въ исторіи философіи, иметъ мсто и въ самой философіи, но освобожденное отъ собственно исторической вншности (Ausserlichkeit),— чисто въ элемент мышленія’ {G. W. F. Hegel, Encyklopadie der philos. Wissensch. im Grundrisse. 1870. 14.}. Онъ полагаетъ, что ‘послдовательность философскихъ системъ въ исторіи — та же самая, что и послдовательность въ логическомъ введеніи опредленій идеи чрезъ понятіе’ {— , Philos, d. Gesch. I, 43 ff.}. Во вс времена существуетъ только одна діалектически развивающаяся философія {— , III, 690.}. Послдняя по времени философія есть ‘результатъ всхъ прежнихъ, ничто не теряется, вс принципы сохраняются’ {I. c. S. 685.}. ‘Мастеръ же, производящій эту работу тысячелтій, есть единый живой духъ, къ мыслящей природ котораго принадлежитъ — доводить до своего сознанія то, что онъ есть (свою собственную сущность — das, was er ist), и какъ только это станетъ, такимъ образомъ, предметомъ, тотчасъ же возвыситься надъ нимъ и быть въ себ высшею ступенью. Исторія философіи показываетъ въ различно проявляющихся философіяхъ частію единую философію на различныхъ ступеняхъ ея развитія, частію же то, что особые принципы, лежащіе въ томъ или другомъ случа въ основ извстной системы, суть лишь втви одного и того же цлаго. Послдняя по времени философія есть результатъ всхъ предшествующихъ философій и потому должна содержать въ себ принципъ всхъ ихъ, слдовательно, она,— если только является философіей,— есть самая развитая, богатая и конкретная философія’ {Encykl. 13.}. Исторія философіи есть ‘исторія самонахожденія мысли (Geschichte von dem Sich — selbst — finden des Gedakens)’ {Gesch. d. Philos. S. 15.}, ‘исторія открытія мыслей объ абсолютномъ, составляющемъ ея предметъ’ {I. c. S. 12.}.
Эти воззрнія Гегеля скоро были оцнены по достоинству. Основной принципъ всми былъ признанъ совершенно правильнымъ. Но вмст съ тмъ безъ труда были сознаны и односторонности и преувеличенія такого воззрнія. Возраженія направлялись больше всего на параллелизмъ исторической послдовательности системъ съ логической послдовательностью раскрывавшихся въ нихъ понятій. Такъ, знаменитый Эдуардъ Целлеръ во введеніи къ своей ‘Философіи Грековъ’ полемизируетъ именно противъ этой мысли Гегеля. ‘Область исторіи, — говоритъ онъ, — по своей природ отлична отъ области философіи. Философія должна изслдовать сущность вещей и всеобщіе законы быванія, исторія же иметъ своею задачей изложить и объяснить изъ ихъ эмпирическихъ условій опредленныя, данныя въ извстномъ времени явленія. Об он нуждаются другъ въ друг, но ни одна изъ нихъ не можетъ быть вытснена или замнена другою, и, въ свою очередь, именно исторія философіи не можетъ сдлать никакого употребленія изъ тхъ пріемовъ, которые примнимы (да и то съ большими ограниченіями) лишь въ философской систем. (Когда утверждаютъ, что историческая послдовательность философскихъ системъ тожественна съ логическою послдовательностью понятій образующихъ главныя характерныя черты этихъ системъ, то здсь смшиваются дв весьма различныхъ вещи. Логика, какъ ее понимаетъ самъ Гегель, должна изложить чистыя опредленія мысли какъ таковыя, исторія же философіи излагаетъ развитіе человческаго мышленія во времени. Если допускать, что тотъ и другой ходъ развитія совпадаютъ, то надо предположить, что логическія или, точне, онтологическія опредленія образуютъ существенное содержаніе всхъ этихъ философскихъ системъ и что эти опредленія въ теченіе исторіи получаются съ тхъ же исходныхъ точекъ зрнія и въ томъ же порядк, какъ и въ логической конструкціи чистыхъ понятій. Но на самомъ дл это не такъ. Философія не есть только логика или онтологія, предметъ ея образуетъ дйствительность вообще. Философскія системы показываютъ намъ совокупность досел предпринятыхъ попытокъ достигнуть научнаго міровоззрнія, ихъ содержаніе, поэтому, нельзя сводить только къ логическимъ категоріямъ, не лишая его чрезъ это свойственныхъ ему особенностей и не улетучивая въ абстракціи. Въ то время, какъ спекулятивная логика начинаетъ съ самыхъ абстрактныхъ понятій, чтобы отсюда переходить къ боле конкретнымъ опредленіямъ, историческое развитіе философскаго мышленія начинается съ разсмотрнія конкретнаго,— ближайшимъ образомъ вншней природы, потомъ человка и только постепенно приводитъ къ логическимъ и метафизическимъ абстракціямъ. И законъ развитія въ логик иной, нежели въ исторіи. Тамъ дло идетъ только о внутреннемъ отношеніи понятій, при чемъ временное отношеніе игнорируется, здсь — о совершающихся въ теченіе времени измненіяхъ. Тамъ движеніе впередъ отъ предшествующаго къ послдующему направляется исключительно по логическимъ точкамъ зрнія: къ каждому опредленію примыкаетъ ближайшимъ образомъ такое новое опредленіе, которое можетъ быть изъ него выведено правильнымъ мышленіемъ. Здсь, напротивъ, прогрессъ направляется психологическими мотивами: каждый философъ изъ полученнаго отъ своихъ предшественниковъ наслдства, каждое время изъ доставшейся ему по традиціи доктрины длаютъ то, что они умютъ изъ этого сдлать сообразно съ своимъ пониманіемъ полученнаго, съ своей манерою мыслить, съ своимъ опытомъ, знаніями, потребностями и научными средствами. A это, при извстныхъ условіяхъ, можетъ оказаться совершенно не тмъ, что сдлали бы изъ даннаго матеріала мы съ нашей точки зрнія. Логическая послдовательность можетъ господствовать надъ историческимъ прогрессомъ философіи всегда только въ той мр, въ какой ее знаетъ философъ и въ какой признается необходимость ей слдовать, a какъ обстоитъ дло въ этомъ отношеніи, зависитъ отъ всевозможныхъ обстоятельствъ, которыми обусловливаются научныя убжденія: наряду съ тмъ, что можетъ быть прямо или косвенно выведено изъ предшествующей философіи,— какъ простое логическое слдствіе или какъ результатъ критики, — имютъ здсь нердко ршающее вліяніе состояніе и потребности практической жизни, религіозные интересы. уровень эмпирическихъ знаній и общаго образованія. Не вс системы можно разсматривать только какъ выводы изъ ближайшихъ предшествующихъ имъ системъ, и ни одна система, заключающая въ себ сколько нибудь оригинальныя идеи, не ограничивается по своему происхожденію и содержанію такими рамками, напротивъ, именно новое въ нихъ обыкновенно открывается благодаря тому, что бываютъ сдланы новые опыты или къ сдланнымъ уже примняются новыя точки зрнія, тому или другому моменту усвояется иное, нежели досел, значеніе. Отнюдь, поэтому, несоглашаясь съ Гегелевскимъ положеніемъ мы должны скоре сказать, что нтъ ни одной такой философской системы, принципъ которой могъ бы выражаться чисто логическимъ понятіемъ, и ни одна система не вырабатывается изъ предыдущихъ только по закону логическаго развитія’ {Ed. Zeller, Die Philosophie der Griecben in ihrer geschichtlicheu Entwicklung. 1. Theil. 5. Auflage. 1892. SS. 9—11.— Возставая противъ отожествленія логической и исторической послдовательности, Целлеръ является противникомъ и попытокъ философски конструировать исторію. ‘Научная обработка философско-историческаго матеріала, говоритъ онъ, естественно должна слдовать тмъ же законамъ, какъ и всякая вообще историческая работа. Наша задача состоитъ въ отысканіи и изображеніи того, что происходило, его философская конструкція все равно не была бы дломъ историка, если бы сама по себ и была возможна. Но она и невозможна — по двумъ основаніямъ. Во-первыхъ, никто не можетъ обладать такимъ исчерпывающимъ понятіемъ человчества, чтобы быть въ состояніи знать вс условія его историческаго развитія такъ точно и учесть вс ихъ безчисленныя комбинаціи настолько полно, что отсюда можно было бы вывести какъ особенности различныхъ эмпирическихъ состояній человчества, такъ и временное измненіе этихъ обстоятельствъ. A затмъ, историческое движеніе само по себ отнюдь не таково, чтобы могло быть предметомъ апріорной конструкціи. Ибо исторія по существу дла есть результатъ свободной дятельности индивидуумовъ, и хотя несомннно, что въ самой этой дятельности господствуетъ и въ ней осуществляется нкоторый всеобщій законъ, однако ни одно изъ ея произведеній, не исключая самыхъ значительныхъ явленій исторіи, не можетъ быть вполн, во всхъ своихъ частныхъ чертахъ изъяснено изъ апріорной необходимости. Дйствіямъ индивидуумовъ присуща вся та случайность, которая составляетъ удлъ конечной воли и разсудка, и если изъ встрчи, борьбы и тренія этихъ индивидуальныхъ дйствій въ конц концовъ все-таки возникаетъ закономрное совокупное теченіе, то при этомъ не только отдльные элементы даннаго теченія, но и цлое ни въ одномъ пункт не оказываются просто-напросто необходимыми, a необходимо все лишь настолько, насколько оно принадлежитъ къ общему ходу, какъ къ нкоторому логическому скелету исторіи, въ своихъ же временныхъ проявленіяхъ, напротивъ, все боле или мене случайно’ (a. a. О. 8—9).}.
Въ весьма ршительной и, въ свою очередь, пожалуй, уже не вполн справедливой оппозиціи къ Гегелю стоитъ Ибервергъ (и его позднйшій издатель Гейнце). Главные недостатки принципіальнаго воззрнія Гегеля на исторію философіи,— не считая неправильностей и односторонностей въ освщеніи различныхъ философскихъ ученій въ его собственныхъ ‘Yorlesungen liber die Geschichte der Philosophie’ {Изданы Мишле въ 3 томахъ (въ собр. соч. Гегеля — тт. 13—15). Образцомъ пристрастнаго толкованія философскихъ ученій прошлаго Ибервегъ беретъ, съ одной стороны, изложеніе Гегелемъ нкоторыхъ философемъ Платона въ дух своей системы имманентности, a съ другой, превратное толкованіе ученія Локка вслдствіе неправильной оцнки его научныхъ мотивовъ.— Ueberweg, Grundirss der Geschichte der Philosophie. 1. Theil. Das Alterthum. 8. Aufl., bearbeitet und herausgegeben von M. Eeinze. 1894. S. 11.},— по мннію Ибервега, обусловлены тремя слдующими допущеніями:
а) что каждая форма исторической дйствительности въ своихъ историческихъ границахъ и въ особенности каждая философская система, какъ опредленный членъ общаго философскаго развитія, на своемъ мст должны считаться вполн правомочными явленіями, между тмъ какъ на самомъ дл, наряду съ имющею свое историческое оправданіе ограниченностью отдльныхъ формъ, выступаютъ, какъ элементы, уже не имющіе и такого относительнаго оправданія, прямое заблужденіе и ложь и влекутъ за собою уклоненіе фактическихъ формъ отъ идеальныхъ нормъ развитія (въ особенности нкоторыя по временамъ господствующія реакціи и ложныя антиципаціи),
б) что въ Гегелевской систем ходъ развитія философіи иметъ свой абсолютный, по существу дла не могущій быть превзойденнымъ дальнйшей работой мысли, заключительный моментъ,
в) что историческая послдовательность отдльныхъ философскихъ точекъ зрнія естественно совпадаетъ, безъ какого либо существеннаго различія, съ систематической послдовательностью отдльныхъ категорій,— будь то только логическія категоріи {Какъ можно думать по Vorl. ber die Gesch. d. Philos. Bd. I, S. 128.} или также и категоріи натурфилософіи и философіи духа {Vgl. ebend. S. 120, u. Bd. III, S. 686 ff.— Ueberweg Eeinze, a. a. O.}.
Самъ Ибервегъ иметъ замтную склонность къ хроникальному, a по мстамъ даже чисто библіографическому изложенію исторіи философіи (иногда, впрочемъ, сопровождаемому критикой не раздляемыхъ имъ философскихъ взглядовъ) и потому даже къ самому общему требованію разсматривать философскія системы, какъ моменты приближенія къ истин (независимо отъ степени послдовательности и неуклонности такого приближенія), особенно сочувствія не обнаруживаетъ.
Конечно, не трудно было понять и исправить ошибку Гегеля, состоявшую, какъ видимъ, въ томъ, что онъ бралъ исторію философіи въ ея, такъ сказать, идеальномъ движеніи,— такою она должна бы быть, если бы системы представляли неуклонное движеніе къ послдовательному выясненію истины съ разныхъ сторонъ,— онъ игнорировалъ т реальныя условія философствованія, на которыя потомъ было обращено надлежащее вниманіе и о которыхъ теперь такъ много говорится въ руководствахъ и изслдованіяхъ по исторіи философіи {См. въ цитированномъ нашемъ соч. ‘Исторія философіи, какъ процессъ и т. д.’, стр. 26 и слд.}, условія, столь затрудняющія для человческой мысли приближеніе къ истин, не трудно было отбросить и то ошибочное убжденіе Гегеля, что именно его система составляетъ завершительный моментъ историческаго роста философіи. Но основной взглядъ Гегеля на сущность историческаго процесса въ смн философскихъ ученій, какъ процесса послдовательнаго, связнаго и закономрнаго приближенія къ истин,— совершенно правиленъ. Только съ провозглашеніемъ и установкой этого взгляда, исторія философіи получила свое научное raison d’tre. Только теперь она освобождалась отъ своего хроникальнаго и односторонне-критическаго характера, какой она получила въ первыхъ научныхъ попыткахъ ея обработки.
Плодотворное примненіе этого взгляда самому Гегелю,— какъ было показано многими критиками, — удалось очень плохо: слишкомъ ужъ много однообразной закономрности онъ требовалъ отъ философскихъ системъ и, чтобы открыть эту закономрность и сдлать изъ послдовательно смнявшихся системъ ступени къ абсолютной, т. е. своей собственной, философіи, онъ сильно искажалъ истинный характеръ системъ, втискивая ихъ въ свои апріорныя рубрики. Но открытіе плодотворнаго принципа, во всякомъ случа, стоитъ его удачнаго примненія, и потому заслуга Гегеля для нашей науки все равно остается незабвенной. Положительная и цнная сторона Гегелевскаго воззрнія на исторію философіи, a равно и сознаніе допущенныхъ имъ ошибокъ образуютъ ту почву, на которой выросло и выработалось теперешнее ясное сознаніе истинныхъ научныхъ задачъ исторіи философіи и правильное пониманіе ея методовъ.
Боле всего въ этомъ отношеніи принесъ пользы наук своими многочисленными работами знаменитый Куно Фишеръ,— хотя и самъ гегельянецъ, но свободный отъ главнйшихъ недостатковъ этой школы. Можно даже прямо сказать, что лишь благодаря ему Гегелевское воззрніе на исторію философіи удержалось, не смотря на крушеніе системы, въ ндрахъ которой оно зародилось. Въ виду этого, мы позволимъ себ нсколько подробне познакомить читателей съ существенными воззрніями Куно Фишера на нашу науку. Это не только полезно для предположеннаго частнаго выясненія нашихъ собственныхъ взглядовъ на этотъ предметъ, но и обязательно, какъ дань научной благодарности.

(Продолженіе слдуетъ).

П. Тихомировъ.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека