БИБЛІОГРАФІЯ.
I. Новое изслдованіе о Юм.
I. Новое изслдованіе о Юм.
Н. Д. Виноградовъ. Философія Давида Юма. Часть 1-я. Теоретическая философія Д. Юма. Москва. Университетская типографія, Страстной бульваръ. 1905. Стр. 260.
П. Тихомировъ.
Библиография. Новое исследование о Юме, Тихомиров Павел Васильевич, Год: 1906
Время на прочтение: 19 минут(ы)
Тихомиров П. В. Библиография. Новое исследование о Юме. [Рец. на:] Виноградов Н. Д. Философия Д. Юма: Ч. 1: Теоретическая философия Д. Юма. М., 1905 // Богословский вестник 1906. Т. 1. No 4. С. 784-802 (3-я пагин.).
Разсматриваемое изслдованіе проф. Н. Д. Виноградова обнимаетъ пока только теоретическую философію Юма. Вышедшая въ свтъ 1-я часть труда состоитъ изъ вступленія (стр. 1—5) и трехъ отдловъ: 1-ый посвященъ изложенію и характеристик основныхъ принциповъ теоретической философіи Юма (стр. 24—128), 2-й — судьб главнйшихъ философскихъ концепцій Юма (стр. 129—218) и третій содержитъ краткія критическія замчанія по поводу его главнйшихъ психологическихъ и философскихъ воззрній (стр. 219—260). Первая глава 1го отдла даетъ краткія біографическія свднія о Д. Юм (стр. 6—23).
Давидъ Юмъ, по словамъ автора, никогда не былъ любимцемъ историковъ новой философіи, и значеніе главнйшихъ воззрній этого мыслителя до сихъ поръ не можетъ считаться достаточно выясненнымъ. Правда, вс изслдователи новой философіи подчеркиваютъ роль теоретическаго ученія Юма въ созданіи кантовскаго критицизма, разумя при этомъ скептицизмъ британскаго мыслителя, который, по извстнымъ словамъ самого основателя критической философіи, пробудилъ нмецкаго философа отъ догматическаго сна. Но въ то же время затушевываются другія стороны въ философіи Юма, его моральное ученіе и его воззрнія въ области философіи религіи, хотя они также сыграли не малую роль въ исторіи развитія этико-религіозной мысли. Затмъ, что касается самаго скептицизма Юма, то нельзя сказать, чтобы онъ, въ изображеніи большинства историковъ философіи, выступалъ съ полной ясностью и опредленностью. Сомнніе Юма по большей части представляется то какъ абсолютный скептицизмъ или пирронизмъ, то какъ естественный результатъ послдовательно проведеннаго эмпиризма. Въ боле позднйшее время подчеркиваются положительные и даже догматическіе элементы въ философіи Юма, но и это длается не всегда достаточно отчетливо. Такъ, у нкоторыхъ изслдователей, выдвигающихъ на первый планъ положительныя конструкціи Юма, скептицизмъ послдняго почти совсмъ заслоняется его догматизмомъ. Въ виду всего этого важно выяснить самую природу юмовскаго скептицизма и показать отношеніе этого сомннія къ другимъ видамъ скептической философіи. Въ связи съ этимъ стоитъ вопросъ объ отношеніи Юма къ предшествующей философіи. Хотя едва ли кто будетъ отрицать, что Юмъ является важнйшимъ представителемъ англійскаго эмпиризма, однако теперь ужъ рискованно утверждать, что Юмъ, а тмъ боле его предшественникъ — Локкъ были только эмпириками: раціоналистическіе элементы, унаслдованные отъ картезіанской философіи, несомннно, присущи и этимъ мыслителямъ, и вскрыть эти элементы является благодарной, хотя, быть можетъ, и не всегда легкой задачей историка новой философіи. Такимъ образомъ, возникаетъ интересный вопросъ о генезис философіи Юма, ршеніе котораго гораздо трудне, чмъ это можетъ показаться съ перваго раза, тмъ боле что самъ Юмъ называетъ далеко не всхъ своихъ философскихъ предшественниковъ. Еще боле сложнымъ является вопросъ о философскомъ вліяніи Юыа, о судьбахъ его главнйшихъ ученій, которыя, какъ извстно, слишкомъ пережили своего творца. Отношеніе къ этимъ доктринамъ, какъ мы хорошо знаемъ, было очень различно, и во всякомъ случа, при жизни философа и во время, ближайшее посл его смерти, произведенія его имли гораздо меньшій успхъ, чмъ какой выпалъ на ихъ долю въ нсколько позднйшее время или даже въ наши дни. Извстно, какъ сурово отнеслись къ основнымъ принципамъ юмовской философіи его соотечественники, представители такъ называемой философіи здраваго смысла. Столь же мало сочувственный пріемъ нашелъ Юмъ и у французскихъ спиритуалистовъ и эклектиковъ, которые по своему духу довольно близки къ упомянутымъ шотландскимъ философамъ. Основатель нмецкой критической философіи высоко цнилъ тонкій умъ британскаго мыслителя и открыто засвидтельствовалъ о его благотворномъ вліяніи на свое личное философское развитіе, но все-таки и у Канта отношеніе къ основнымъ принципамъ юмовской философіи скоре было отрицательное, и въ скептическихъ выводахъ ІОма нмецкій мыслитель видлъ едва ли что-либо большее, чмъ своеобразный умственный квіетизмъ. Но черезъ нкоторое, и не особенно продолжительное, время отношеніе къ англійскому философу измняется какъ на родин, такъ и въ названныхъ государствахъ континента. Ужъ Милль-отецъ высоко цнитъ психологическій анализъ Юма, а вс важнйшіе взгляды Милля-сына выработались подъ несомнннымъ вліяніемъ философіи шотландскаго мыслителя. Основатель французскаго позитивизма самъ подчеркиваетъ вліяніе британскаго мыслителя на созданіе положительной философіи, а нсколько позже мы встрчаемъ высокую оцнку существенныхъ принциповъ философіи Юма и на родин Канта. Историко-философское значеніе Юма выдвигается на видное мсто такими, прошедшими школу критической философіи мыслнтелями, какъ Э. Лаасъ и Ф. Паульсенъ. Эксплоатируются его основные взгляды и представителями такъ называемой имманентной философіи. Но особенно высоко цнится Юмъ сторонниками психологизма, которые разршеніе гносеологической проблемы ставятъ въ зависимость отъ тщательно разработанной психологіи интеллектуальной дятельности и видятъ въ Юм истиннаго родоначальника названнаго направленія (1—3).
Отсюда длается понятной вся важность и цнность изслдованія Юмовой философіи, а также естественно опредляются и задачи такого изслдованія.
‘Для всякаго современнаго изслдователя философіи Юма, говоритъ г. Виноградовъ, на первый планъ выступаетъ задача дать по возможности врное истолкованіе принциповъ этого мыслителя путемъ сравнительно обстоятельнаго изложенія его философскихъ ученій. Такимъ только образомъ можетъ быть выяснена природа юмовскаго скептицизма, и вмст съ тмъ только при такомъ изложеніи можетъ вполн ясно опредлиться отношеніе Юма къ выдающимся представителямъ предшествующей философіи. Дале является необходимымъ прослдить судьбу юмовскихъ принциповъ на довольно длинномъ протяженіи — начиная отъ появленія главнйшихъ философскихъ произведеній Юма и оканчивая нкоторыми новйшими теченіями философской мысли, поставляющими себя въ связь съ традиціями именно юмовской философіи. Наконецъ, остается вопросъ о значеніи основныхъ концепцій Юма для современной философіи и психодогіи, отвтъ на который предполагаетъ критическую оцнку главнйшихъ принциповъ Юма въ сопоставленіи съ послдними результатами въ области гносеологіи и психологіи познанія’ (стр. 4).
Работа г. Виноградова и посвящена ршенію всхъ этихъ вопросовъ.
Такъ какъ разсматриваемое изслдованіе носитъ характеръ монографіи, то авторъ находитъ вполн умстнымъ въ особой глав дать біографическія свднія о Юм, ‘тмъ боле, что знакомство съ основными фактами изъ жизни британскаго мыслителя проливаетъ нкоторый свтъ на генезисъ его философіи’ (стр. 5). Главными пособіями для этой главы автору служили: ‘Автобіографія’ самого философа, письмо Адама Смита къ лорду Страгану и ‘капитальный трудъ Burton’a: ‘Life and correspondence of D. Hume’, Edinburgh, 1846, 2 vols. Въ конц ея авторъ даетъ такую общую характеристику Юма:
‘Это не былъ созерцательный философъ, исключительно погрузившійся въ отвлеченныя размышленія и вполн отршившійся отъ интересовъ обыденной жизни. Наоборотъ, это былъ очень разносторонній умъ, глубоко интересовавшійся самыми разнообразными проявленіями человческой жизни и оставившій очень замтные слды въ довольно различныхъ областяхъ знанія. Духовный образъ Юма очень далекъ отъ тхъ представленій, которыя соединяются съ именами нкоторыхъ философовъ какъ древняго, такъ и новаго міра (напр., Спинозы). Своею личною жизнью онъ, несомннно, скоре всего воскрешаетъ типъ эпикурейскаго мыслителя, хотя и это сопоставленіе не можетъ быть проведено во всхъ подробностяхъ. Ставилъ ли Юмъ счастье исключительной цлью своей жизни, мы не можемъ сказать, но что онъ очень высоко цнилъ удовольствія, этого никто не будетъ отрицать. Его настойчивыя стремленія обезпечить себ матеріальное благосостояніе, проходящія почти черезъ всю его жизненную карьеру, наглядно вскрываютъ передъ нами эти элементы эпикуреизма, правда, относительно умреннаго. Равнымъ образомъ, сближаетъ К)ма съ эпикурейцами и его, повидимому, отрицательное отношеніе къ общественной дятельности, поскольку въ послдней выражается активное служеніе общему благу. Правда, Юмъ занималъ много разнообразныхъ постовъ, но вся его служебная дятельность, повидимому, вытекала скоре изъ мотивовъ эгоистическаго характера и была направлена, главнымъ образомъ, на достиженіе той же вншней независимости. Но какъ истинный эпикуреецъ, Юмъ умлъ производить и расцнку удовольствіямъ и никогда не становился рабомъ ихъ. На этой почв выработалась та уравновшенность его характера. которая приближаетъ его скоре къ типу стоическаго мудреца. Самыя жестокія литературныя неудачи не могли искоренить въ немъ вры въ свои духовныя силы и надломить его энергіи. Эта жизнерадостность опять напоминаетъ оптимизмъ стоическихъ философовъ, столь чуждый, по своей сущности, защитникамъ доктрины наслажденія. Но какъ бы то ни было, Юмъ является типичнымъ представителемъ англійской націи. Личная, практическая жизнь въ Англіи чаще, чмъ гд либо, принимаетъ характеръ довольно далекій отъ тхъ теоретическихъ интересовъ, которые, повидимому, являются преобладающими у извстнаго лица. Конечно, про такихъ лицъ не всегда можно сказать, что ихъ девизъ — primum vivere, deinde philosophari, тмъ мене это можно утверждать относительно Юма, который создалъ свою систему, можно сказать, на порог жизни (въ сравнительно молодые годы), и однако онъ, повидимому, не видлъ смысла своего существованія только въ философско-литературной дятельности, оставаясь, такимъ образомъ, врнымъ завту, данному имъ изслдователю такъ называемой ‘отвлеченной и глубокой философіи’: ‘будь философомъ, но и погрузившись въ философію, оставайся человкомъ’ (стр. 22—23).
И глава перваго отдла (стр. 24—34) даетъ нсколько предварительныхъ замчаній по поводу философскихъ сочиненій Юма,— именно касается вопроса объ отношеніи между главными сочиненіями Юма въ области теоретической философіи и сообщаетъ свднія объ изданіяхъ н главнйшихъ переводахъ его философскихъ сочиненій.
Въ III глав ‘Генезисъ теоретической философіи Д. Юма’ (стр. 34—57) авторъ хочетъ выяснить историческое положеніе изучаемаго философа, отношеніе его къ предшественникамъ. Въ ршеніи этого вопроса, по его словамъ, можно итти двоякимъ путемъ: или, на основаніи біографическихъ и автобіографическихъ данныхъ, указать т философскія вліянія, черезъ которыя прошелъ Юмъ, или же только логически сопоставить важнйшіе моменты предшествующей философской мысли съ основными принципами юмовской философіи и на основаніи этого сопоставленія показать, чмъ Юмъ обязанъ боле раннимъ представителямъ философскаго знанія, и въ чемъ именно заключается оригинальность философскихъ концепцій этого мыслителя (стр. 34,. На первомъ пути авторъ не надется достигнуть очень существенныхъ и цнныхъ результатовъ {*}, почему и сосредоточиваетъ свое главное вниманіе на второмъ. Съ этой цлью онъ даетъ краткую характеристику ближайшихъ философскихъ предшественниковъ Юма-Бэкона, Локка и Беркли и, въ связи съ этимъ, выясняетъ задачу теоретической философіи Юма и принятые имъ методы для ея ршенія (стр. 36—57).
{* ‘Что касается перваго способа, говоритъ онъ, то въ нашихъ рукахъ слишкомъ мало фактическаго матеріала, чтобы мы могли при помощи его построить какія-либо прочныя заключенія. Самъ Юмъ какъ въ своей Автобіографіи, такъ и въ своихъ письмахъ почти ничего не говоритъ о томъ, какихъ именно философовъ и въ какую пору жизни онъ изучалъ. Не всегда поможетъ намъ при этомъ и внимательное чтеніе его сочиненій. Такъ, мы затрудняемся сказать, былъ ли Юмъ близко знакомъ съ классиками античной философіи — Платономъ и Аристотелемъ. Правда, мы встрчаемъ у него нсколько цитатъ изъ сочиненій этихъ философовъ (особенно Платона,), но это еще не уполномочиваетъ насъ сдлать заключеніе, что Юмъ внимательно штудировалъ вс главнйшія творенія этихъ мыслителей. Скоре можно предположить, что онъ познакомился съ ними, главнымъ образомъ, при помощи римскихъ эклектиковъ, которыхъ онъ, несомннно, зналъ хорошо. Эти послдніе интересовали Юма преимущественно со стороны своихъ моральныхъ ученій, и мы видимъ. что Юмъ часто цитуетъ ихъ сочиненія въ своихъ ‘Essays’, посвященныхъ трактованію этической проблемы (особенно часто мы встрчаемъ у него ссылки на Цицерона, Сенеку, Плутарха). Изъ другихъ представителей античной философской мысли здсь нужно указать на скептиковъ, съ которыми Юмъ, несомннно, былъ знакомъ. Такъ у него мы встрчаемъ точныя ссылки на сочиненія главнйшаго представителя позднйшаго скептицизма — Секста Эмпирика.’
‘Что касается теперь новой философіи, то опять намъ мало здсь помогаютъ ‘Автобіографія’ и переписка. Но самыя сочиненія Юма показываютъ, что онъ былъ знакомъ съ твореніями основателя новой философіи — Декарта, зналъ воззрнія Спинозы (хотя, повидимому, только по словарю Бэйля), читалъ Мальбранша. Изучалъ Юмъ несомннно и противниковъ картезіанской философіи — самыхъ разнообразныхъ направленій — и сочиненія нкоторыхъ изъ нихъ (напр., Huet) были хорошо извстны ему. Знакомъ былъ Юмъ (хотя, быть можетъ, только въ общихъ чертахъ) и съ философскими воззрніями Лейбница. Такимъ образомъ, Юмъ прошелъ и черезъ раціоналистическую философію, и нельзя сказать, чтобы своимъ философскимъ развитіемъ онъ былъ обязанъ исключительно эмпиризму. Но, разумется, главнйшіе мыслители, о знакомств съ которыми свидтельствуютъ вс важнйшія сочиненія Юма, это его отечественные философы — Локкъ и Беркли. Внимательное изученіе Юмомъ этихъ мыслителей сказывается въ обоихъ столь важныхъ для нашей цли сочиненіяхъ Юма — ‘Treatise» и ‘Enqury’. Конечно, наряду съ этими двумя крупнйшими именами англійской философіи мы можемъ открыть вліяніе на Юма и другихъ англійскихъ философовъ. Тутъ и Гоббеъ съ его номинализмомъ и съ его очень высокой оцнкой математическаго знанія, тутъ и Колье съ его отрицаніемъ вншняго міра, тутъ, быть можетъ, и Глэнвиль? ученіе котораго о причинности такъ напоминаетъ соображенія Юма по этому же, предмету, хотя послдній исходитъ изъ другихъ принциповъ, н мы не имемъ основаній утверждать, что Юмъ cдлалъ какія либо заимствованія у Гланвиля’ (стр. 34—36). Но вс эти наблюденія не показываютъ намъ самаго главнаго-логической связи основныхъ Юмовскихъ принциповъ съ данными предшествующей философіи. Эту то связь авторъ и считаетъ необходимымъ сдлать предметомъ особаго разсмотрнія.}
‘Во главу своей философіи, по его словамъ, Юмъ ставитъ науку о природ человка, одну изъ главныхъ частей которой составляетъ гносеологія, какъ ученіе о природ и границахъ нашего познанія. Отъ успшной разработки, главнымъ образомъ, этой послдней науки зависитъ достиженіе прочныхъ результатовъ въ другихъ областяхъ вднія. Такимъ образомъ, только посл установленія опредленныхъ гносеологическихъ данныхъ можно перейти къ ршенію важнйшихъ проблемъ общей философіи — какъ теоретической, такъ н практической’ (стр. 54). Орудіемъ въ этомъ процесс анализа нашего духа является нашъ умъ, въ его строгой н трезвой логической дятельности, чуждой увлеченій въ сторону чувства. ‘Точное и врное разсужденіе, говоритъ самъ Юмъ, есть единственное всеобщее средство, годное для всхъ людей и для всхъ природныхъ расположеній, оно одно способно ниспровергнуть туманную философію и тотъ метафизическій жаргонъ, который, въ союз съ общераспространенными суевріями, длаетъ ее въ нкоторой степени непроницаемой для небрежныхъ мыслителей и придаетъ ей видъ науки и мудрости’
‘Что касается метода, которымъ долженъ руководиться нашъ умъ въ этомъ процесс изслдованія, то таковымъ является наблюденіе и опытъ въ широкомъ смысл, и вс наши попытки какимъ либо другимъ способомъ проникнуть въ природу изслдуемыхъ вещей окажутся безплодными. ‘Для меня очевидно, замчаетъ Юмъ въ своемъ ‘Тгеаіізе’, что сущность духа намъ также неизвстна, какъ н сущность тлъ, и потому намъ невозможно составить понятія о силахъ и способностяхъ нашей души иначе, чмъ при помощи тщательныхъ и точныхъ экспериментовъ и наблюденій надъ тми частными слдствіями, которыя получаются въ результат различныхъ положеній и обстоятельствъ. И когда мы стараемся сдлать наши принципы, насколько возможно, всеобщими, доводя наши эксперименты до послдняго предла и объясняя вс слдствія на основаніи простыхъ и немногихъ причинъ, мы можемъ получить увренность не дальше опыта. Поэтому всякая гипотеза, которая претендуетъ открыть послднія, первичныя свойства человческой природы, должна быть съ самаго начала отвергнута, какъ исполненная высокомрныхъ притязаній и пустыхъ химеръ’ (стр. 55).
Ясно отсюда, какъ важно для пониманія Юмова ученія выяснить психологическія предпосылки его теоретической философіи. Этимъ и занимается г. Виноградовъ въ І-ой глав, излагающей ученіе Юма о перцепціяхъ и ихъ дленіи, о различныхъ видахъ идей, о памяти и воображеніи, законахъ ассоціацій и о. природ абстрактныхъ и общихъ идей (стр. 57—69).
-ая глава иметъ своимъ предметомъ главнйшія гносеологическія воззрнія Юма. Авторъ изслдуетъ здсь знаменитое ученіе о причинной связи (стр. 69—97). Главныя стадіи въ трактованіи Юмомъ названной проблемы онъ представляетъ въ слдующемъ вид: прежде всего, Юмъ подвергаетъ критик апріорно-раціоналистическое понятіе причинности. Затмъ онъ изображаетъ генезисъ этого понятія на почв опыта, при чемъ это опытное понятіе далеко не адекватно упомянутой апріорно раціоналистической концепціи. Наконецъ, въ заключеніе своихъ разсужденій ІОмъ затрогиваетъ вопросъ о гносеологической цнности опытныхъ причинныхъ заключеній, поскольку они предполагаютъ своеобразные акты вры (стр. 97).
Въ своемъ ‘Treatise’ Юмъ затрогиваетъ вопросы, которые обыкновенно относятся къ области метафизики. Вопросы эти не были главнымъ предметомъ его вниманія, и не ихъ разработк обязанъ онъ своею славой. Но, ршаемые въ дух общихъ его гносеологическихъ принциповъ, они занимаютъ естественное мсто въ его систем. Для полнаго и врнаго представленія о послдней важно знакомство съ сужденіями Юма и по этимъ вопросамъ. Авторъ въ VI глав своей книги и идетъ навстрчу этому интересу. Онъ разсматриваетъ здсь ршеніе Юмомъ проблемъ — о природ пространства и времени (стр. 97—102), существованіи вншняго міра (стр. 102—108) и субстанціональности души (стр. 108—114).
Послдняя VII глава 1-го отдла (стр. 114—128) даетъ характеристику скептицизма Юма. ‘Воззрнія Юма въ области гносеологіи и метафизики, говоритъ г. Виноградовъ. даютъ, поводъ многимъ историкамъ философіи разсматривать этого мыслителя, какъ представителя яркаго скептическаго направленія. Повидимому, такимъ заключеніямъ содйствуютъ собственныя заявленія Юма, который, какъ мы увидимъ нсколько ниже, не разъ называетъ себя скептикомъ. Въ виду всего этого необходимо спеціально остановиться на вопрос о характер юмовскаго скептицизма’ (стр. 114). Много интереснаго сообщаетъ авторъ объ отношеніи Юма къ исторически извстнымъ типамъ скептицизма: къ скептицизму Декартовскому (стр. 117), къ пирронизму (стр. 118—119) и къ академическому скепсису (стр. 119—121). Резюмируя свои замчанія относительно Юмовскаго скептицизма, онъ утверждаетъ, что
‘Юма можно назвать скептикомъ только въ ограниченномъ смысл: онъ совсмъ не представитель абсолютнаго скептицизма. Такъ, намъ хорошо извстно, что Юмъ не отрицаетъ важности метафизическихъ изслдованій. Объ этомъ, какъ мы видли, онъ много распространяется въ первой глав ‘Enquiry’, объ этомъ же онъ часто говоритъ н въ другихъ мстахъ своихъ главныхъ произведеній. Юмъ не ставилъ своею задачею обоснованіе абсолютнаго скептицизма, а имлъ въ виду, выражаясь его собственными словами, только ‘подкопать основы туманной философіи, которая до сихъ поръ, повидимому, только служила оплотомъ для суеврій и покровомъ для всякаго рода абсурдовъ и заблужденій’. Такимъ образомъ, Юмъ отрицаетъ только безпочвенную метафизику, и основателямъ подобныхъ системъ онъ считаетъ нужнымъ доставить своей философіей дозу той грубо-земной смси, въ которой они вообще нуждаются, н которая могла бы охладить т пламенныя частицы, которыя, въ качеств элементовъ, входятъ въ составъ природы этихъ лицъ’ (стр. 123—124).
Но въ чемъ же собственно Юмъ является скептикомъ? Скептическіе элементы въ его философіи, по мннію г. Внноградова,
‘заключаются отчасти въ его ученіи о характер фактическаго знанія, отчасти вообще въ его воззрніяхъ на природу нашего разума, который онъ цнитъ очень не высоко. Что касается фактическаго знанія, то Юмъ не скрываетъ, что отрицаніе имъ закона причинности въ смысл изначальнаго принципа нашего ума. (принципа) независимаго отъ опыта, можетъ повести къ нкотораго рода скептицизму. Особенно это возможно въ отношеніи такихъ лицъ, которыя при помощи этого предполагаемаго принципа надются проникнуть въ послднія основанія существующаго. По мннію Юма разумъ нашъ является слабымъ и недостаточнымъ, разъ онъ стремится вполн самостоятельно ршить важнйшія метафизическія проблемы. Юмъ представляетъ дятельность разума въ этомъ направленіи въ вид вполн изолированной духовной силы, которая интуитивнымъ путемъ стремится постигнуть загадки бытія. Такія попытки обыкновенно оканчиваются неудачею. и разумъ запутывается въ безысходныхъ противорчіяхъ. Тутъ иногда оказываетъ помощь разуму другая дятельность духа. которая играетъ такую большую роль у Юма,— воображеніе, хотя въ своихъ крайнихъ формахъ это послднее можетъ вести также только къ ошибочнымъ заключеніямъ. По мннію Юма, намъ часто приходится стоять на распутьи и спрашивать себя, чему мы должны слдовать: указаніямъ ли одного разума или и внушеніямъ фантазіи’ (стр. 125).
Выходъ изъ затрудненій, порождаемыхъ скептицизмомъ въ душ самого мыслителя, средство отъ ‘философской меланхоліи и бреда’ самъ Юмъ указываетъ только въ усиленной практической дятельности, которая заставляетъ забыть вс сомннія. ‘Скептицизмъ Юма,— признаетъ авторъ въ заключеніе всей этой главы,— если провести его послдовательно, окажется боле значительнымъ, чмъ предполагалъ онъ самъ, и его не такъ легко искоренить даже путемъ усиленной практической дятельности. У самого же Юма мы находимъ замчаніе, что
‘такъ какъ скептическое сомнніе естественно происходитъ отъ глубокаго и интенсивнаго размышленія объ этихъ предметахъ (дятельности чувствъ н разума), то оно тмъ боле возрастаетъ, чмъ дальше мы идемъ въ этихъ размышленіяхъ. Но при этомъ нужно имть въ виду одну особенность въ скептицизм Юма, которая обыкновенно рдко замчается тми, которые подчеркиваютъ скептическія тенденціи этого мыслителя: Юмъ, при всемъ своемъ недовріи къ ограниченнымъ силамъ человческаго разума, совсмъ не проповдывалъ умственной (а тмъ боле нравственной) резигнаціи. Надежнымъ оплотомъ для него была привычка и вообще весь строй духовной жизни, который обязанъ былъ своимъ происхожденіемъ опыту въ широкомъ смысл. Поэтому нтъ основаній смотрть на Юма, какъ на такого односторонняго скептическаго мыслителя, который своей философіей подкопалъ основы всякой достоврности’ (стр. 127—128).
Таково содержаніе 1-го отдла книги г. Виноградова. Трудно указать въ теоретической философіи Юма сколько нибудь важный вопросъ или отдлъ, который бы авторомъ не былъ затронутъ и освщенъ въ совершенно достаточной мр. Подлежавшій его изученію матеріалъ онъ изслдовалъ съ не оставляющими ничего больше желать полнотою и тщательностью и использовалъ въ высшей степени цлесообразно: читатель найдетъ въ этой книг все, чего въ прав ожидать отъ спеціальной философской монографіи, на точность всхъ приводимыхъ въ книг сообщеній и указаній онъ можетъ безусловно положиться,— вс данныя какъ первоисточниковъ (сочиненій Юма), такъ и соотвтственной литературы черпаются авторомъ изъ первыхъ рукъ и цитируются въ высшей степени аккуратно, но вмст съ тмъ богатствомъ своего матеріала г. Виноградовъ распорядился практично и экономно,— не обременяя вниманія читателей справками и экскурсами, имющими вспомогательный или только полемическій интересъ,— въ этомъ смысл въ разсматриваемомъ отдл книги нтъ ничего лишняго, все, что нашло себ здсь мсто, дйствительно нужно, цнно и важно, въ сравнительно небольшомъ объем дать исчерпывающее представленіе объ изслдуемомъ предмет — заслуга настолько незаурядная, что должна быть нарочито отмчена въ числ литературныхъ достоинствъ г. Виноградова. Со стороны собственно научной, т.е., поскольку дло касается правильности историческаго изображенія и врности толкованій, мы лично не можемъ ни въ чемъ упрекнуть автора. Являясь на русскомъ язык единственной въ своемъ род работой, каковой, вроятно, останется на сравнительно долгое время и впредь, разсматриваемая книга съ честью могла бы занять мсто и въ любой иноязычной философской литератур, гораздо боле богатой самостоятельными научными трудами, чмъ наша русская.
Но сколь ни велика заслуга автора въ разршеніи своей чисто исторической задачи, его дло все-таки нельзя было бы считать доведеннымъ до идеальнаго конца,— какъ съ точки зрнія историческаго интереса, такъ и въ философскомъ смысл,— если бы онъ ограничился только сдланнымъ въ 1-омъ отдл своей книги. Философскія ученія привлекаютъ къ себ вниманіе историковъ философіи не въ качеств только элементовъ культуры той или иной эпохи (съ этой точки зрнія ихъ можетъ изучать и изучаетъ н всеобщій историкъ), а гораздо боле въ качеств извстной группы или системы идей, появившихся, правда, въ извстной культурной обстановк и подъ вліяніемъ извстныхъ историческихъ условій, но продолжающихъ жить и вн породившихъ ихъ условій, вступать въ новыя соединенія, вліять на новыя системы — вплоть до тхъ, какія владютъ умами и современныхъ философовъ. Поэтому для историка философіи въ высшей степени важно прослдить судьбу извстной философской доктрины въ развитіи послдующей философіи и показать, что и въ какой мр иметъ въ ней цнность также и для современной мысли. Эта задача,— надо правду сказать,— не особенно охотно берется на себя и, когда берется, не особенно удачно разршается авторами монографій по исторіи философіи. Г. Виноградовъ и въ этомъ случа оказался вполн на высот положенія. Цлый 2-ой отдлъ своей книги, немного лишь меньшій по объему, чмъ первый, онъ посвящаетъ ‘судьб главнйшихъ философскихъ концепцій ІОма’ (стр. 129—218). Эту часть своей работы (мы лично признаемъ ее еще боле важной и цнной, чмъ первая), требовавшей основательнаго и документальнаго знакомства съ исторіей послдующей философской мысли, за конецъ 18-го и весь 19 вкъ, г. Виноградовъ выполнилъ съ не мене похвальнымъ усердіемъ и достигъ въ ней результатовъ, сравнительно безспорныхъ съ фактической стороны и весьма поучительныхъ и интересныхъ со стороны принципіально-философской.
‘Дальнйшая судьба юмовской философіи, говоритъ авторъ, въ значительной степени обусловливалась тмъ, какая изъ сторонъ въ его воззрніяхъ обращала на себя особенное вниманіе его противниковъ или послдователей. Мы знаемъ, что его соотечественники оттняли преимущественно скептическіе элементы его системы и надялись парализовать послдніе при помощи такъ называемой философіи здраваго смысла. Шотландскіе философы нашли ревностныхъ продолжателей въ лиц французскихъ спиритуалистовъ, и одинъ изъ нихъ, Мэнъ де Биранъ, удлилъ достаточно мста борьб съ юмовскимъ скептицизмомъ, въ особенности поскольку дло касалось происхожденія понятія причинной связи. Скептическая точка зрнія была подчеркнута и Кантомъ, который готовъ былъ отождествить юмовскій скептицизмъ, въ его конечныхъ выводахъ, съ умственнымъ квіетизмомъ, хотя не отрицалъ большого значенія критики Юма, поскольку послдняя пыла направлена на односторонній догматизмъ. Дале, больше на родин же Юма, чмъ на континент. нашелъ для себя сторонниковъ и другой элементъ въ философіи ІОма — эмпиризмъ. Д. С. Милль является блестящимъ представителемъ этого направленія, которое онъ въ нкоторыхъ пунктахъ провелъ дальше, чмъ его шотландскій предшественникъ. Въ связи съ ясно выраженными эмпирическими (или, врне, эмпиристическими) тенденціями мы можемъ констатировать у того же мыслителя присутствіе и тхъ особенностей, которыя обыкновенно характеризуютъ позитивизмъ, хотя ихъ мы еще раньше можемъ наблюдать на континент (преимущественно во Франціи), гд он появились также не безъ вліянія англійской философіи вообще и Юма въ частности. Въ томъ и другомъ случа эти позитивистическія и эмпирическія тенденціи возникли и распространялись независимо отъ критической философіи, при чемъ послдняя не вліяла на указанныхъ французскихъ и англійскихъ мыслителей ни тормозящимъ, ни стимулирующимъ образомъ, такъ что нкоторыхъ изъ нихъ не безъ основанія можно упрекнуть въ нкоторомъ догматизм и въ недостатк критическаго духа. Но такой упрекъ уже не приложимъ къ нкоторымъ нмецкимъ философамъ, которые прошли строгую критическую школу и которые однако жъ высоко цнятъ, а иногда и прямо присоединяются къ эмпирическимъ и позитивистическимъ тенденціямъ Юма. Мы разумемъ здсь въ особенности такихъ крупныхъ мыслителей какъ Лаасъ и Паульсенъ. Наконецъ, нельзя игнорировать и того вполн современнаго намъ теченія нмецкой философской мысли, которое также связываетъ свой генезисъ съ именемъ ІОма, поскольку для послдняго вс данныя опыта разршались въ перцепціи нашего духа. Это такъ называемая ‘имманентная философія’ которая возникла не боле 30 лтъ тому назадъ и которая не сказала еще своего послдняго слова. Въ связи съ ней можно упомянуть еще объ одномъ направленіи современной философіи, такъ называемомъ эмпиріо-критицизм, поскольку послдній усвояетъ нкоторые результаты юмовской критики и выдвигаетъ біологическую точку зрнія (Авенаріусъ, Махъ). Мы уже не говоримъ о многочисленныхъ развтвленіяхъ такъ называемаго психологизма, который сближаетъ съ Юмомъ его попытка поставить ршеніе гносеологической проблемы въ зависимость отъ тщательно разработанной психологіи познавательной дятельности’ (стр. 130—131).
Обозрніе всхъ указанныхъ направленій философской мысли, поскольку констатируется ихъ тсная связь съ философіей Юма, авторъ и даетъ въ двухъ главахъ настоящаго отдла. Изъ нихъ 1 глава (стр. 131—165) посвящается философамъ, критически относившимся къ философскимъ выводамъ Юма, а Пая (стр. 166—218) выясняетъ положительное отношеніе къ нкоторымъ основнымъ принципамъ теоретической философіи Юма представителей позднйшей философской мысли.
Философскія воззрнія Юма первую оппозицію встртили у себя же на родин, со стороны представителей такъ — называемой философіи здраваго смысла. Однимъ изъ первыхъ и въ то же время боле крупныхъ сторонниковъ этого философскаго направленія, какъ извстно, является еще современникъ Юма — Томасъ Ридъ. Его первое сочиненіе ‘Изслдованіе о человческомъ дух (Enquiry into human mind’, по его собственному признанію, было вызвано ‘Трактатомъ’ Юма. Уже въ предисловіи къ этому произведенію Ридъ, подчеркивая крайне скептическій характеръ юмовской философіи, считаетъ такой скептизмъ невозможнымъ ни въ наук, ни въ жизни. Послдовательно проведенныя воззрнія Юма, по словамъ Рида, влекутъ къ отрицанію всякой философіи, религіи и добродтели, здраваго смысла, и все это заставляетъ этого мыслителя снова пересмотрть основныя проблемы философіи. Эту задачу Ридъ и пытается выполнить въ ‘Епфіиу’. Это произведеніе носитъ по преимуществу положительный характеръ, хотя въ немъ есть достаточно и полемическихъ замчаній по поводу именно философіи Юма. Дополненіемъ къ нему могутъ служить дальнйшія произведенія Рида, именно его ‘Опыты объ интеллектуальныхъ и активныхъ силахъ человка’, гд еще больше мста удляется полемик съ разнообразными мыслителями противоположныхъ направленій’ (стр. 131—132). Разсмотрвши эти возраженія Рида, г. Виноградовъ приходитъ къ тому выводу, что ‘въ его полемик съ Юмомъ, несомннно, есть достаточно цнныхъ замчаній, такъ что суровый отзывъ о философахъ здраваго смысла, который сдлалъ Кантъ въ своихъ ‘Пролегоменахъ’, едва-ли можетъ быть приложенъ цликомъ именно къ нему’ (стр. 139—140). Зато къ другимъ философамъ Шотландской школы, полемизировавшимъ съ Юмомъ, особенно къ Битти, онъ находитъ этотъ отзывъ вполн примнимымъ.
Кром критики со стороны своихъ соотечественниковъ, представителей философіи здраваго смысла, Юмъ встртилъ къ себ отрицательное отношеніе и за границей — у извстнаго французскаго мыслителя Мэнъ де Бирана и знаменитаго основателя критической философіи Канта. Первый даетъ критику Юмовскаго ученія о причинности, цнимую и досел многими очень высоко. Авторъ, изложивши эту критику (стр. 150—153), приходитъ однако къ совершенно противоположному заключенію,— что ‘вс эти разсужденія Мэнъ де Бирана, независимо отъ ихъ истинности самихъ по себ, не опровергаютъ Юма и не длаютъ совершенно безсильнымъ его скепсисъ въ отношеніи къ причинному заключенію’ (стр. 153).
Фактъ вліянія Юма на знаменитаго творца ‘Критики чистаго разума’ лежитъ вн всякаго сомннія, какъ ясно засвидтельствованный самимъ нмецкимъ философомъ. Приведя мста изъ сочиненій Канта, свидтельствующія о такомъ вліяніи, авторъ указываетъ вопросы, которые могутъ по поводу ихъ возбуждаться. Здсь прежде всего разумется вопросъ о времени первоначальнаго знакомства Канта съ Юмомъ, который (вопросъ) иметъ извстную важность въ дл разъясненія генезиса критической философіи. Затмъ, несомннно, важно выяснить, врно ли Кантъ изображаетъ основную философскую задачу Юма и вполн ли точно представляетъ намъ выводы, къ которымъ пришелъ ІОмъ въ результат своихъ изслдованій. Наконецъ, нельзя игнорировать послдній вопросъ: насколько Кантъ правъ въ своемъ утвержденіи, что найденная имъ гносеологическая точка зрнія избгаетъ тхъ затрудненій, которыя были не устранимы для Юма, иначе сказать, вопросъ относительно того, опровергъ ли Кантъ скептицизмъ Юма (стр. 158). Что касается перваго вопроса, то, по словамъ автора, ‘достигнуть вполн точнаго ршенія въ данномъ случа едва ли возможно,— но это совсмъ и не важно: остается твердо установленнымъ тотъ фактъ, что Кантъ еще сравнительно задолго до написанія ‘Критики чистаго разума’ познакомился съ важнйшими философскими сочиненіями Юма, и, несомннно, это знакомство вліяло на самую постановку гносеологической проблемы, какъ трактуется послдняя въ его Критик’ (стр. 160). На первую половину второго вопроса авторъ, не колеблясь, отвчаетъ утвердительно (тамъ-же). Иначе нсколько отвчаетъ онъ на вторую половину вопроса — относительно изображенія Кантомъ скептицизма Юма. Здсь онъ гораздо мене склоненъ согласиться съ Кантомъ.
‘Кантъ, говоритъ онъ, представляетъ скептицизмъ Юма настолько полнымъ, что здсь не остается мста ни для какой метафизики. Но мы уже видли, что такое представленіе не соотвтствуетъ существу дла и едва ли можно сказать, что Юмъ отрицалъ всякую метафизику….. Затмъ, Кантъ, конечно, зналъ о различіи Юмомъ двухъ видовъ знанія, но не придалъ этому особеннаго значенія, между тмъ какъ это важно для сужденія о природ юмовскаго скептизма: уже одна высокая оцнка Юмомъ математическаго знанія значительно суаживаетъ область его скептическихъ построеній. Наконецъ, едва ли соотвтствуетъ дйствительности еще одна черта въ скептицизм Юма, подчеркнутая Кантомъ: это элементъ интеллектуальнаго квіетизма, который, несомннно, старается оттнитъ Кантъ въ своей характеристик’ (стр. 161).
Наконецъ, на послдній вопросъ, — опровергъ ли Кантъ Юма,— онъ отказывается дать ршительный отвтъ, потому что ‘этотъ вопросъ предполагаетъ обстоятельную оцнку всхъ основоположеній эмпиризма и апріоризма, и попытка ршить его едва ли можетъ быть умстна здсь, при сравнительно частичномъ обсужденіи отношенія Канта къ Юму’ (стр. 162), но склоняется все-таки къ отрицательному ршенію (стр. 164—165).
Положительное отношеніе къ основнымъ принципамъ теоретической философіи Юма авторъ находитъ у слдующихъ новйшихъ мыслителей: Д. С. Милля (стр. 166—178), О. Конта (стр. 178—184), Э. Лааса (стр. 184—192), Ф. Паульсена (стр. 192—196), представителей имманентной философіи,— Шуппе, Ремке, Шуберта-Зольдерна (стр. 196—205),— Р. Авенаріуса (стр. 206—209) и Э. Маха (стр. 210—218). Изъ нихъ Милля онъ считаетъ ‘истиннымъ продолжателемъ и завершителемъ Юмовскаго эмпиризма’ (стр. 167 и слд.). Милль ‘въ нкоторыхъ изъ своихъ воззрній пошелъ дальше своего шотландскаго предшественника, но онъ высоко цнилъ Юма, какъ основателя настоящаго позитивизма’ (стр. 167). Что касается Огюста Конта, то послдній самъ не разъ подчеркивалъ свое близкое родство съ Юмомъ: ‘Юмъ, говоритъ онъ, въ своемъ ‘Позитивистическомъ катехизис’, былъ моимъ главнымъ философскимъ предшественникомъ, Канта можно только добавочно присоединить къ нему’ (стр. 179). Лаасъ, правда, исходитъ больше изъ основъ позднйшаго (хотя тоже англійскаго) позитивизма, и потому онъ часто боле близокъ къ Д. С. Миллю, чмъ къ Юму, но въ тоже время онъ самъ постоянно подчеркиваетъ свое родство и съ боле отдаленнымъ родоначальникомъ новйшаго позитивизма (стр. 191). Паульсенъ защищаетъ Юма противъ Канта н въ этомъ случа является продолжателемъ Энезидема-Шульце, который уже боле 100 лтъ тому назадъ старался показать, что скептицизмъ Юма остался не опровергнутымъ и посл ‘Критики’ Канта (стр. 193, 196). Что касается имманентной философіи, то здсь авторъ вынужденъ признать, что ‘эти мыслители въ основныхъ своихъ концепціяхъ стоятъ къ Юму уже не такъ близко, какъ это можно предполагать съ перваго взгляда или какъ объ этомъ заявляютъ большинство ихъ самихъ’ (стр. 205). Подобнымъ же образомъ и относительно воззрній Авенаріуса онъ находитъ возможнымъ только ‘констатировать нкоторое сходство между ними и соотвтствующими взглядами ІОма’, но самъ же при этомъ замчаетъ, что
‘связь эта скоре логическаго, чмъ генетическаго характера, и мы не имемъ никакихъ основаній утверждать, что философскіе взгляды Авенаріуса создались подъ непосредственнымъ вліяніемъ Юма, и что сочиненія послдняго были хорошо извстны важнйшему представителю эмпиріокритической философіи, да и логическое отношеніе между воззрніями упомянутыхъ мыслителей въ дйствительности уже не такъ тсно и близко, какъ это можно подумать съ перваго раза’ (стр. 209).
Весь интересъ этого сопоставленія Юма съ Авенаріусомъ, оказывается, такимъ образомъ, чисто отрицательнымъ, и самое сопоставленіе умстно лишь въ виду мннія Риля о тсной близости и связи обихъ доктринъ (ср. тамъ-же). Воззрнія Маха ‘стоятъ гораздо ближе къ принципамъ Юмовской философіи, чмъ взгляды Авенаріуса’, и Махъ, несомннно, былъ знакомъ съ сочиненіями Юма и длаетъ на нихъ неоднократныя ссылки (стр. 218).
Послдній отдлъ книги г. Виноградова, какъ уже упоминалось, содержитъ ‘критическія замчанія по поводу главнйшихъ психологическихъ и философскихъ воззрній Юма’. Умстность такого отдла едва-ли надо и разъяснять, разъ признается, что работы по исторіи философіи должны преслдовать не одинъ только историческій интересъ, а и положительныя задачи — указаніе тхъ элементовъ изучаемой доктрины, которые должны войти въ составъ современнаго научно-философскаго міровоззрнія.
Относительно психологическихъ взглядовъ Юма, въ частности объ его анализ интеллектуальной дятельности, окончательное сужденіе автора оказывается колеблющимся между положительнымъ и отрицательнымъ приговоромъ.
‘Нельзя отрицать, говоритъ онъ, что Юмъ въ своихъ анализахъ иногда бывалъ нсколько одностороннимъ, не давалъ полной и всесторонней оцнки всхъ главнйшихъ функцій нашего интеллекта, недооцнивалъ творческую дятельность послдняго въ образованіи высшихъ продуктовъ умственной дятельности. Но въ то же время едва ли кто не признаетъ непредвзятость юмовскихъ анализовъ отъ всякихъ метафизическихъ предпосылокъ, остроту его ума при расчлененіи самыхъ сложныхъ интеллектуальныхъ комбинацій, ясность и отчетливость при указаніи основныхъ элементовъ того или другого психическаго акта, и въ этомъ отношеніи Юмъ нердко можетъ служить образцомъ и для самой новйшей психологіи’ (стр. 232).
Что касается общефилософскихъ взглядовъ Юма, то авторъ относится съ полнымъ сочувствіемъ къ его ‘стремленію опереть теорію познанія на психологію и, главнымъ образомъ, на анализъ нашего интеллекта’ (стр. 232 и сл.). Но онъ признаетъ, что ‘Юмъ не далъ исчерпывающаго анализа математическаго знанія, поскольку это являлось необходимымъ для его же гнесеологическихъ цлей, и поэтому различеніе двухъ тішовъ знанія, какъ мы его находимъ аргументированнымъ въ обоихъ главныхъ произведеніяхъ британскаго мыслителя, едва ли можетъ быть признано вполн удачнымъ и не нуждающимся въ дальнйшихъ разъясненіяхъ’ (стр. 236). Относительно Юмовской теоріи причинности авторъ колеблется въ своемъ приговор (стр. 236—245). Съ большимъ сочувствіемъ онъ относится къ его сужденіямъ по метафизическимъ вопросамъ (стр. 246 сл.). Окончательное впечатлніе, выносимое авторомъ отъ изученія Юма,— чрезвычайно благопріятно для послдняго.
‘Пока не явится, говоритъ онъ, новый философскій геній, который переброситъ мостъ между апріоризмомъ и эмпиризмомъ или вполн возвысится надъ этими, еще не препобжденными для современной философіи точками зрнія, до тхъ поръ основныя концепціи Юма сохранятъ свое значеніе. Такимъ образомъ, Юмъ былъ совершенно правъ, когда, въ письм къ Ф. Гетчесону, главную цнность своей философской работы усматривалъ не въ богатств и новизн какихъ-либо неоспоримыхъ выводовъ или неразрушимыхъ конструкцій, а въ обиліи плодотворныхъ намековъ, возбуждающихъ и просвтляющихъ ‘внушеній’, которые, какъ мы видли, сыграли очень значительную роль въ развитіи позднйшей философской мысли. И это стимулирующее дйствіе юмовской философіи не исчерпано вполн и до нашихъ дней’ (стр. 260).
Въ заключеніе своей замтки о книг г. Виноградова мы искренно привтствуемъ ея появленіе, какъ выдающейся и драгоцнной работы, не только облегчающей изученіе Юма для приступающихъ къ таковому, но и способной для спеціалистовъ сдлать излишними многія справки съ литературой по данному предмету. Не все, правда, въ ней иметъ одинаковую научную цнность: напримръ, обработка біографіи Юма не можетъ претендовать на полную самостоятельность, но вдь эта глава и введена лишь ради методологической полноты. Затмъ можно бы было упрекнуть автора и въ безрезультатности его сопоставленія съ Юмомъ представителей имманентной философіи и Авенаріуса, но въ этомъ случа онъ никого не вводитъ въ заблужденіе, а касаться этого отношенія ему давали право указанія въ относящейся сюда философской литератур,— на основаніи этихъ указаній иной читатель могъ бы нарочно обратиться за справкой къ его книг. Во всякомъ случа разсмотрнная книга съ полнымъ правомъ займетъ мсто въ ряду существенныхъ пособій при изученіи новой философіи. Языкъ ея — простой и легкій.
13. 3. 06.
Москва.