Наши беседы: У академика И. А. Бунина, Аз (Зелюк О. Г.), Год: 1912
Время на прочтение: 24 минут(ы)
И. А. Бунин: Новые материалы. Вып. I
М., ‘Русский путь’, 2004.
OCR Ловецкая Т. Ю
В последних числах октября исполняется 25-летие литературной деятельности известного писателя, академика И. А. Бунина. Воспользовавшись его пребыванием в Одессе1, мы обратились к И<,вану>, А<,лексеевичу>, с просьбой сообщить нам некоторые сведения из своей жизни и писательской деятельности.
Писатель принял нас весьма приветливо.
— Более или менее полные биографические сведения, — заметил И<,ван>, А<,лексеевич>,, — в беглой беседе я затрудняюсь дать. Но если вы настаиваете, то извольте. Я их вам представлю в общем, кратком виде. Я родился 10 октября 1870 г. в Воронеже. Мать — рожденная Чубарова2, отец — помещик Воронежской и Орловской губерний, Алексей Николаевич Бунин3, оба старинных дворянских фамилий4. По отцу нахожусь в родстве с поэтессой Анной Петровной Буниной5 и поэтом Жуковским (незаконным сыном Бунина и турчанки Сальмы)6. Детство провел в Воронеже7 и в деревне, в Орловской губ<,ернии>,8. Учился сперва дома под руководством домашнего учителя9, затем в Елецкой гимназии10, после которой посвятил себя исключительно самообразованию и литературе11.
— Ваши первые литературные опыты?
— Первый литературный опыт — стихи, написанные на девятом году12. Дебютировал в печати стихами в ‘Родине’13, в мае 1887 г.14, затем стал печатать<,ся>, в ‘Книжках недели’15 П. А. Гайдебурова16, ‘Северном вестнике’17, ‘Вестнике Европы’18 и в ‘Русском богатстве’19, где начал рассказом ‘Танька’ в 1893 г.20 Был в то время страстным народником21, пережил — немного позднее — увлечение и толстовским учением22.
Довольно долго жил на юге России23, даже иногда странствовал по ней пешком24. Одно время работал по статистике в полтавском земстве25, где брат мой, Юлий, был заведующим статистическим бюро26. С 1895 г. живу частью в Москве и Петербурге, частью в деревне, частью за границей, предпринимая иногда и большие путешествия. Был несколько раз в Египте, в Сирии и Палестине, в Нубии, на северо-западном побережье Африки, на Цейлоне и т.д.27 Получал от Академии наук Пушкинские премии за оригинальные стихи и переводы28. В 1909 г. избран ею почетным академиком29.
— Какие из прозаиков и поэтов производили на вас в юности наибольшее впечатление?
— Затрудняюсь сказать. То Шиллер30, то Гете31, то Гораций32, то Лермонтов33, то Шекспир34, то Байрон35, то Гоголь36, то Толстой…37 Недолго — даже Достоевский, которого моя натура теперь прямо не приемлет38. Навсегда же кумирами моими остались Гете, Гомер39, Пушкин40, ‘Гамлет’41 Шекспира, Данте42, Флобер43 и Толстой, Толстой — величайший и несравненный во всем…44
— Когда предполагается празднование вашего 25-летнего юбилея?
— Юбилей мой предполагают праздновать в конце октября этого года в Москве45.
— Как провели вы лето и над чем работали?
— Лето нынешнее провел в деревне, частью в Орловской губернии, частью на севере Витебской46. Писал много стихов47, работал и по беллетристике…48
— Что нового в литературном мире?
— Весной этого года образовалось товарищеское издательство в Москве (‘Книгоиздательство писателей’)49, куда и я примкнул. Участниками товарищества состоят: Вересаев, Телешов, Найденов, Шмелев, Юшкевич, Зайцев и др. Первую книгу товарищество выпускает в начале текущего сентября. Это книга моих повестей и рассказов (‘Суходол. Повести и рассказы 1911—912 г.’)50, в которую вошли: ‘Суходол’, ‘Захар Воробьев’, ‘Сто восемь’51, ‘Ночной разговор’, ‘Сила’, ‘Хорошая жизнь’, ‘Сверчок’, ‘Веселый двор’ и ‘Игнат’. В сентябре же выйдут у нас ‘Сказки’ М. Горького52 и том новых рассказов Шмелева53. Осенью предполагается выпустить альманах…54
— — —
Печатается по: Аз <,Зелюк О. Г.>, Наши беседы: У академика И. А. Бунина // Одесский листок. 1912. No 207. 6 сентября. С. 2.
С О. Г. Зелюком (о нем см. подробнее: Равдин Б., Флейшман Л., Абызов Ю. Русская печать в Риге: Из истории газеты ‘Сегодня’ 1930-х годов. Кн. 3: Конец демократии. Stanford, 1997. (Stanford Slavic Studies 15). С. 223—224) судьба сводила Бунина и в дальнейшем (см. также No 24 настоящей публикации). Зелюк, которого Бунин в своих дневниках называет то ‘Орестом Григор<,ьевичем>, Зеленюком (?)’, то ‘Зелюником, что ли’, собирался в 1919 г. в Одессе издать сборник рассказов Бунина, о чем свидетельствует дневник писателя: ‘Хочет взять ‘Господ<,ина>, из Сан-Фр<,анциско>,’, все рассказы этой книги за гроши. Да, евреи тем и побеждают, что они смело перешагивают через те пределы, перешагнуть которые кажется неправдоподобностью’ (РАЛ. MS. 1066/516). В 1946 г. Зелюк осуществил во Франции русскоязычное издание ‘Темных аллей’ (подробнее см.: Reese H. Ein Meisterwerk im Zwielicht: Ivan Bunins narrative Kurzprosaverkniipfung ‘Temnye allei’ zwischen Akzeptanz und Ablehnung — eine Genrestudie. Mnchen, 2003. (Slavistische Beitrge 424). S. 285—286, 296, ср. также: РАЛ. MS. 1066/534).
1 См. примеч. 35 к No 6.
2 А. Бабореко, опираясь на сведения, полученные им от В. Н. Муромцевой-Буниной, указал, что мать писателя, Людмила Александровна, урожд. Чубарова, умершая в 1910 г., родилась в 1835 г. в Озерках (см.: Бабореко. С. 7). Ю. Гончаров, досконально исследовавший историю рода Буниных, не нашел сведений, которые подтвердили бы это (см.: Гончаров Ю. Д. Вспоминая Паустовского. Предки Бунина. Воронеж, 1972. С. 166).
Девичью фамилию матери Бунин иногда использовал в молодости в качестве псевдонима.
3 Об Алексее Николаевиче Бунине (1827—1906) см. подробнее: Гончаров Ю. Д. Указ соч. С. 150—165, Бабореко. С. 7.
4 Ссылка на дворянское происхождение присутствует уже в самых ранних биографических справках Бунина о себе (см., например: Бунин И. Письма 1885—1904. С. 210—211). Тем любопытнее выводы, к которым пришел исследователь бунинской генеалогии: ‘Бунин удивляет тем, что на первый взгляд воспринимается как странность, противоречие: за всю свою долгую жизнь он так и не сделал ни одной серьезной попытки углубленно заняться своей родословной. <,…>, Бунин действительно мало знал о прошлом своей семьи.
История рода, даже близких предков, была известна Бунину не столько документально, фактически, сколько в самых общих чертах, и тоже больше ‘поэтически’, — по устным семейным преданиям, семейному фольклору. Именно беззаботностью Бунина по части своей генеалогии и объясняется то, что даже в автобиографических записках, имея перед собой специальную цель — рассказать о своих фамильных предшественниках, Бунин так мало, так неконкретно сообщил о своем деде, о прадеде, почти ничего не смог сказать о Чубаровых, из которых происходила его мать Людмила Александровна, а касаясь более ранних предков, ограничился лишь тем, что добросовестно, не выходя за рамки текста, переписал то, что в самом приблизительном виде и крайне сбивчиво сообщал о роде Буниных офици: альный печатный справочник’ (Гончаров Ю. Д. Указ. соч. С. 82—83).
5 Об Анне Петровне Буниной (1774—1829) см. подробнее: Бабореко А. К. Бунина Анна Петровна // Русские писатели: Биографический словарь. Т. 1: А—Г. М., 1989. С. 362—363, Бунин И. Публицистика. С. 373—377, Бунин И. А. Воспоминания. Париж, 1950. С. 164—170, РАЛ. MS.1066/558.
6 В. А. Жуковский был сыном помещика Тульской губернии А. И. Бунина и взятой в плен при штурме Бендер в 1770 г. турчанки Сальхи, получившей при крещении имя Е. Д. Турчанинова.
7 До 1873 г. Бунины жили в Воронеже, на Дворянской улице, где и родился писатель.
8 См. примеч. 6 к No 6.
9 Домашним учителем в доме Буниных был Николай Осипович (Иосифович) Ромашков, послуживший прототипом Баскакова в ‘Жизни Арсеньева’. В письме А. Коринфскому 1895 г. Бунин подробно останавливается на характеристике своего домашнего учителя: ‘Как я выучился читать, право, не помню, но правильно учиться я начал только тогда, когда ко мне пригласили гувернера, студента Моск<,овского>, универс<,итета>,, некоего Н. О. Ромашкова, человека странного, вспыльчивого, неуживчивого, но очень талантливого — и в живописи, и в музыке, и в литературе. Он владел многими языками — английским, французским, немецк<,им>, и знал даже восточные, так как воспитывался в Лазаревском институте, много видел на своем веку, и вероятно, его увлекательные рассказы в зимние вечера, когда метели буквально до верхушек заносили вишенник нашего сада на горе, и то, что первыми моими книгами для чтения были ‘Английские поэты’ (изд<,ания>, Гербеля) и ‘Одиссея’ Гомера, пробудили во мне страсть к стихотворству, плодом чего явилось несколько младенческ<,их>, виршей’ (Бунин И. Письма 1885—1904. С. 210— 211, см. также: Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина. С. 36—37).
10 В 1881 г. Бунин поступил в елецкую гимназию, третий класс которой он был вынужден повторить. С рождественских каникул 1885/86 г. Бунин в гимназию больше не вернулся (см.: Бабореко. С. 9—14, Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина. С. 41—62, Устами Буниных. Т. 1. С. 17—22, Бунин И. Письма 1885—1904. С. 10, Крюкова Н. Г. Неизвестные документы о гимназическом периоде жизни И. А. Бунина // Вопросы литературы. 1998. No 1. С. 380—381).
11 С 1886 по начало 1889 г. Бунин жил у родителей в Озерках, где он под руководством старшего брата Юлия (1857—1921, о нем см.: Сачков В. Н. Бунин Юлий Алексеевич // Русские писатели: Биографический словарь. Т. 1: А—Г. М., 1989. С. 362), сосланного за революционную деятельность в родовое поместье, занимался самообразованием. В это время были написаны и первые опубликованные произведения Бунина (подробнее см.: Бабореко. С. 14—18, Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина. С. 62—90).
12 В. Н. Муромцева-Бунина свидетельствовала: ‘Лет восьми Ваня написал стихи — о каких-то духах в горной долине, в месячную ночь. Он говорил мне, что видит ее до сих пор’ (Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина. С. 35).
13 ‘Родина’ — еженедельный журнал, издававшийся с 1879 по 1917 г. в Санкт-Петербурге. Бунин печатался в нем в 1887—1888 гг. В 1888 г. издатель ‘Книжек ‘Недели» П. Гайдебуров (см. примеч. 16) советовал Бунину прекратить сотрудничество в ‘Родине’: ‘Сегодня я совершенно случайно увидел номер ‘Родины’ (журнала, мною не получаемого) и в нем Ваше стихотворение. Так как у Вас есть — как я писал Вам и раньше — несомненные задатки поэтического творчества, то позвольте мне предостеречь Вас от участия в изданиях такого литературного качества, как ‘Родина’. Это не только помешает Вашей литературной репутации, но и невыгодно отзовется на развитии Вашего дарования’ (цит. по: Бунин И. Письма 1885—1904. С. 469—470). Бунин, однако, и в 1901 г. сообщал брату, что послал стихи в ‘Родину’, которые, однако, там не были напечатаны (см.: Бунин И. Письма 1885—1904. С. 350, 636).
14 Первым напечатанным произведением Бунина было стихотворение ‘Над могилой С. Я. Надсона’, опубликованное в феврале 1887 г. в журнале ‘Родина’ (Родина. 1887. No 8. 22 февраля. Стлб. 228—229). Сам Бунин, однако, начиная еще с 1895 г., указывал, как он это делает и в публикуемом интервью, что его литературный дебют состоялся в мае 1887 г. (см., например: Бунин И. Письма 1885—1904. С. 211, 360, Бунин И. Собр. соч. Т. 9. С. 526), т.е. отсылал к стихотворению ‘Деревенский нищий’, опубликованному в том же журнале три месяца спустя (Родина. 1887. No 20. 17 мая. Стлб. 611—612). В 1915 г. в Полном собрании сочинений писатель снабдил стихотворение ‘Деревенский нищий’ указанием ‘Первое напечатанное стихотворение’ (Бунин И. А. Полное собрание сочинений: В 6 т. Т. 1. М., 1915. (Приложение к журналу ‘Нива’). С. 4). В разных источниках этот подзаголовок ошибочно отнесен комментаторами к публикации в ‘Родине’ 1887 г. (см., например: Бунин И. Собр. соч. Т. 1.С. 525).
15 ‘Книжки ‘Недели» — журнал, выходивший с 1878 по 1902 г. под разными названиями в Санкт-Петербурге. С 1885 по 1901 г. — литературное приложение к еженедельной газете ‘Неделя’.
Юлий Бунин рассказывал В. Муромцевой, что во время его пребывания в Озерках (см. примеч. 11) они ‘выписали журнал ‘Неделя’ и ‘Книжки Недели’, редактором которых был Гайдебуров, и Ваня самостоятельно оценивал ту или другую статью, то или иное произведение литературы. Я старался не подавлять его авторитетом, заставляя его развивать мысль для доказательства правоты своих суждений и вкуса’ (Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина. С. 63).
Дебютировал Бунин в ‘Книжках ‘Недели» в сентябре 1888 г. тремя стихотворениями: ‘За днями серыми и темными ночами…’, ‘Когда вечернею порою…’ и ‘Прости мне, милый друг!.. Те скорбные мгновенья…’ (Книжки ‘Недели’. 1888. No 9. С. 1—2 (4-я пагинация)). В. Н. Бунина пишет, что ‘очень поддержало его <,Бунина. — Д.Р.>, дух письмо Гайдебурова, взявшего три стихотворения для ‘Книжек Недели’. Это уже не ‘Родина’!.. Там печатались знаменитые писатели и поэты…’ (Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина. С. 84).
Ср. и характеристку, данную ‘Книжкам ‘Недели» Буниным в 1898 г. в газете ‘Южное обозрение’: »Неделя’ и ее книжки давно уже не имеют такого значения, какое они имели при покойном редакторе-издателе ее, П. А. Гайдебурове. Прежде ‘Неделя’ интересно и серьезно отзывалась на вопросы политической и общественной жизни, а в книжках ее помещались произведения таких литераторов, как Салтыков-Щедрин, Л. Н. Толстой, Гл. Успенский, Кот Мурлыка, Лесков. Теперь ‘Неделя’ по общественным и политическим вопросам отделывается общими местами <,…>,, а ‘Книжки Недели’ дают сочинения писателей, известных только потому, что они пишут довольно много, давно, прилично и чрезвычайно серо’ (Чубарое И. <,Бунин И. А.>, Литературный дневник: <,Рец. на: Книжки ‘Недели’. 1898. No 9>, // Южное обозрение. 1898. No 594. 24 сентября. С. 2, Литературное наследство. Т. 84. Кн. 1. С. 331, отметим в этой связи, что в комментариях к этой публикации (Там же. С. 334. Примеч. 1) ошибочно указано, что Бунин начал печататься в ‘Книжках’ в 1891 г.).
16 Гайдебуров Павел Александрович (1841—1893) — редактор ‘Недели’ и ‘Книжек ‘Недели» с 1876 г., публицист, прозаик, драматург. О Гайдебурове Бунин вспоминал впоследствии всегда очень тепло: ‘Я послал стихи в ‘Неделю’ и никогда не забуду того восторга и радости, с которыми я читал одобрительные письма покойного П. А. Гайдебурова, отнесшегося ко мне с отеческой заботливостью и сердечностью’ (Бунин И. Письма 1885—1904. С. 211, см. также: Бунин И. Собр. соч. Т. 9. С. 260).
17 О журнале ‘Северный вестник’ (СПб., 1885—1898) см. подробнее: Иванова Е. В. ‘Северный вестник’ // Литературный процесс и русская журналистика конца XIX— начала XX века (1890—1904): Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М., 1982. С. 91—128.
Бунин дебютировал в ‘Северном вестнике’ в 1889 г. стихотворением ‘Далеко на море…’ (Северный вестник. 1889. No 7. Отд. I. С. 88), т.е. еще до того, как Аким Волынский <,Х.Л. Флексер>, стал фактическим руководителем и идеологом журнала. В январе 1892 г. Волынский отказался напечатать в ‘Северном вестнике’ присланные Буниным стихотворения (см.: Бунин И. Письма 1885—1904. С. 515).
18 О журнале ‘Вестник Европы’ (СПб., 1866—1918) см. подробнее: Никитина М. А. ‘Вестник Европы’ // Литературный процесс и русская журналистика конца XIX — начала XX века (1890—1904): Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М., 1982. С. 4—43, Никитина М. А. ‘Вестник Европы’ // Русская литература и журналистика начала XX века (1905—1917): Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М., 1984. С. 4—25.
Бунин дебютировал в ‘Вестнике Европы’ в 1893 г. стихотворным циклом ‘Песни о весне’: <,1. Свежеют с каждым днем и молодеют сосны…, II. Бушует полая вода…, III. Догорел апрельский поздний вечер…, IV. То разрастаясь, то невнятно…, V. Еще от дома на дворе…>, (Вестник Европы. 1893. No 7. С. 362—365). ‘Вестнику Европы’ предложил эти стихи, присланные ему Буниным, А. М. Жемчужников, предварительно указав молодому поэту некоторые слабые места, которые Бунин по его совету исправил (см.: Путь. 1912. No 12. С. 35—37, Бунин И. Собр. соч. Т. 9. С. 261—262). Об участии Жемчужникова в своей писательской судьбе Бунин всегда помнил с благодарностью (см., например: Бунин И. Собр. соч. Т. 9. С. 261) и посвятил его творчеству большой аналитический очерк (Бунин И. А. Поэт-гуманист: По поводу 50-летнего юбилея литературной деятельности А. М. Жемчужникова // Вестник воспитания. 1900. No 3. С. 76—93).
19 ‘Русское богатство’ — журнал народнического направления, издававшийся с 1879 по 1918 г. в Санкт-Петербурге. См. характеристику, данную Буниным ‘Русскому богатству’ в 1898 г.: ‘Нельзя не обратить внимание на симпатичное отношение ‘Русского богатства’ к молодым писателям, в то время как большинство наших журналов заботится главным образом о том, чтобы приобресть для журнала и для читателей произведения ‘имен’, почти не заботясь о том, под чем эти имена подписаны. Это и легко и приятно, а главное, освобождает от лишних забот: никому из читателей не придет в голову обвинять издателей и редакторов за плохие произведения, подписанные хорошими именами. Имена и должны отвечать за каждую свою строку.
‘Русское богатство’, однако, только выигрывает от своего гостеприимства, так как там не редкость встретить свежее художественное произведение, подписанное неизвестным или малоизвестным именем, которое, однако, порой внушает надежды на то, что это имя со временем будет известным’ (Чубаров И. <,Бунин И. А.>, Литературный дневник: <,Рец. на: Русское богатство. 1898. No 9>, // Южное обозрение. 1898. No 624. 26 октября. С. 3, Литературное наследство. Т. 84. Кн. 1. С. 332, ср. также: Бунин И. Письма 1885—1904. С. 177).
С переходом в журнал ‘Новое слово’ (см. примеч. 2 к No 15) сотрудничество Бунина в ‘Русском богатстве’ стало эпизодическим, а впоследствии отношение писателя к журналу сделалось резко отрицательным. Ср., например, высказывание Бунина, записанное его племянником в 1911 г.: ‘И<,ван>, А<,лексеевич>, лег на диван просматривать новую книжку журнала ‘Русск<,ое>, богатство’. Он сказал, что читать здесь нечего и все так плохо, что читать совершенно невозможно. Говорил, что не понимает, отчего это происходит и отчего нет писателей.
— Неужто нет писателей? — сказал он. — Нет! Это не потому. В других журналах все же встречаются хорошие вещи. Ни в одном журнале нет такой серой и скучной беллетристики, как в ‘Русском богатстве’. И этот серый тон придали журналу Михайловский и Короленко. Сам Короленко. И как будто хороший писатель и отдельные вещи у него есть прекрасные, а между тем в литературе он понимает мало и вкусы его не всегда безупречны. В сущности говоря, он и Мих<,айловский>, погубили журнал тем, что придали ему слишком определенную политическую народническую физиономию. Все эти разговоры о каком-то самобытном пути, по которому Р<,оссия>, пойдет в отличие от европейского Запада, все эти разговоры об исконных мужицких началах и о том, что мужичок скажет какое-то свое последнее мудрое слово — в то время, когда мир бешено мечется вперед по пути развития техники — все это чепуха, которая только тормозит дело.
Писатель, дорожащий своей карьерой и оригинальностью, сюда уже не идет, потому что это значит погубить себя навеки. В конце концов и Г<,орький>, сделает то же со сборниками З<,нания>, (да и сделал уже), их вот-вот перестанут читать. Затем он рассказал, что как-то раз, зайдя к Короленко, он застал его за чтением стихотворения, присланного в редакцию Р<,усского>, б<,огатства>, для напечатания. <,—>, Этим стихотворением восхищался настолько, что прочел его мне два раза со слезами восторга. Потом это стихотворение было напечатано в Р<,усском>, б<,огатстве>,. Это была провинциальная пошлость. Главная беда журнала — это его провинциализм. Т<,олстой>, и Д<,остоевский>, не даром боролись с Ч<,ернышевским>, и Д<,обролюбовым>, за направление ‘Сов<,ременника>,’, отстаивая его от окончательного обрусения и провинциализма. В этом их большая заслуга. Я всегда твержу шекспировское: ‘Недалеко ушла от глупости домоседская мудрость’. Если бы не они<,,>, наша литература давно бы превратилась в мелкую, жалкую, чисто местную литературу. Я не декадент и не выношу их вычурности, их юродства и пошлости, но считаю, что во многом они делают полезное дело. Ни Эреида, ни Лек<,онт>, де Лиль, ни Бодлер не вяжутся с Р<,усским>, б<,огатством>, — а это вершина поэтического искусства последнего времени. А декаденты их перетаскивают к нам! Их темы, стиль вносят в наш быт новые чувства, обогащают нас…’ (ОГЛМТ. Ф. 14. No 7456/1 оф. Л. 14, 16, ср. также: Бунин И. Публицистика. С. 286, 296).
20 Рассказ, позднее названный Буниным ‘Танька’ (в журнальной редакции героиню звали Настька), писатель послал в ‘Русское богатство’ по совету Л. Я. Ставровского (см.: Бунин И. Письма 1885—1904. С. 525). Рассказ был напечатан под заглавием ‘Деревенский эскиз’ в четвертом номере за 1893 г. (С. 1—13).
Заглавием, данным рассказу редакцией, Бунин остался недоволен. В апреле 1894 г. он писал И. Белоусову: ‘Еще хотел прислать Вам оттиск из апрельской книги ‘Рус<,ского>, богатства’ — мой ‘Деревенский эскиз’. (Не правда ли, дурацкое заглавие?)’ (Бунин И. Письма 1885—1904. С. 186, оттиск рассказа Бунин послал и Л. Н. Толстому, см. там же. С. 182).
Ср. и запись Бунина эмигрантского периода: ‘У Короленки: ‘Эскиз из дорожного альбома’. И это к рассказу ‘Река играет’, где столько пьяных, диких мужиков! И никакого ‘дорожного альбома’ у него не было. И подзаголовки других рассказов: »Очерк’, ‘Очерк с натуры’ — и т.д.’ (РАЛ. MS.1066/551).
21 Истоки увлечения Бунина народничеством следует, несомненно, искать в постоянном общении с братом Юлием, бывшим активным деятелем ‘Черного передела’, оказавшим на младшего брата огромное влияние (см. подробнее: Кучеровский Н. М. Братья Бунины (Начало литературной деятельности И. А. Бунина) // Из истории русской литературы XX века. Калуга, 1966. С. 85—109).
С появлением в печати ‘Деревенского эскиза’ (см. примеч. 20) Бунин, как прозаик, выступал почти исключительно в изданиях народнического направления: сначала в ‘Русском богатстве’ (см. примеч. 19), затем в ‘Новом слове’ (см. примеч. 2 к No 15). О народнических симпатиях молодого Бунина свидетельствуют также журнальные редакции рассказов, опубликованных в первой половине 1890-х гг., которые писатель впоследствии существенно правил (зачеркнутые Буниным места частично приводятся в комментариях ко второму тому Собрания сочинений).
Признание Бунина в публикуемом интервью, которое он повторял и в других газетных выступлениях (см., например: И.А. Бунин // Голос Москвы. 1912. No 245. 24 октября. С. 4, Бунин И. Собр. соч. Т. 9. С. 541), является лишним доказательством того, что изображение народнических кругов и отношения к ним молодого Арсеньева ни в коем случае не отражает идеологической позиции самого Бунина 1890-х гг.
22 См. примеч. 13 к No 6.
23 С 1892 по начало 1895 г. Бунин жил в основном в Полтаве (см.: Бабореко. С. 35— 49, Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина. С. 124—144, Устами Буниных. Т. 1. С. 23— 26, ср. также примеч. 25), а с 1898 по весну 1900 г. в Одессе, принимая активное участие в редактировании газеты ‘Южное обозрение’ (см.: Бабореко. С. 67—79, Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина. С. 171—180, Устами Буниных. Т. 1. С. 33—35).
24 Весной 1889 г. Бунин в одиночку странствовал по Крыму (см.: Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина. С. 101—103, Бунин И. Письма 1885—1904. С. 24—27), а во время пребывания в Полтаве много путешествовал по Украине (см.: Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина. С. 132, 139—140, Бабореко. С. 42, 45, Устами Буниных. Т. 1. С. 24—26).
25 Бунин работал в статистическом бюро губернской земской управы в Полтаве временно уже весной 1892 г. С осени того же года, перебравшись на постоянное жительство в Полтаву, он стал служить в земской управе, где занимал, среди прочих, и должность библиотекаря (см.: Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина. С. 130).
26 Юлий Бунин поселился в Полтаве в 1890 г., с 1893 г. он заведовал статистическим бюро губернской земской управы. В воспоминаниях об этом времени Ю. Бунин пишет: ‘В течение 8 лет я состоял статистиком полтавского губ<,ернского>, земства, а последние три года я был заведующим статистическим бюро. При мне было введено новое земское положение, построенное на сословно-бюрократических началах, и состав гласных был далеко не из прогрессивных, и все же земская жизнь в это время приняла очень широкий размах и развивалась в самых разнообразных направлениях, особенно после голода и холеры 1891—1892 гг. Тогда вообще во всей России начала подниматься волна общественного настроения. Мы, представители ‘третьего элемента’, с особой энергией отдались земской работе, стараясь проводить ее в духе народнических идеалов, которым большинство из нас служило в молодости. Без преувеличения могу сказать, что в те годы не только земская, но и почти вся общественная жизнь Полтавы направлялась земским ‘третьим элементом’. По нашей инициативе была открыта публичная библиотека, учреждено общество содействия физическому воспитанию, при нашем участии велись народные чтения и публичные лекции, создалось потребительское общество и т.д. В течение 1894-95 гг. — как это ни странно теперь покажется — в наших руках были ‘Полтавские губернские ведомости’, которые мы вели в очень прогрессивном духе (через год их у нас, впрочем, отняли). Затем мы стали во главе вновь возникшей тогда газеты ‘Хуторянин’. Усилиями ‘третьего элемента’ в Полтаве было положено начало народному дому и памятнику Котляревскому. Наконец, был организован так называемый ‘Интеллигентный клуб’, существовавший, конечно, неофициально.
Мы, статистики, заводили сношения с статистическими учреждениями и других губерний, и, между прочим, по инициативе полтавского статистического бюро при всероссийских съездах естествоиспытателей и врачей была учреждена подсекция статистики.
Идейная жизнь в описываемое мною время была также полна интереса в Полтаве. В ней жили наиболее видные ‘толстовцы’ (Файнерман, братья Алехины и др.). С середины 90-х годов как во всей России, так и у нас, в Полтаве, начало получать широкое распространение марксистское направление. Вместе с тем росло и крепло ‘украинофильство’, игравшее в Малороссии большую роль. Полтавские ‘украинцы’ завели тогда сношения со многими местностями, в том числе и с Галицией.
К сказанному надо добавить, что мы, представители ‘третьего элемента’, жили дружной семьей, руководствовались в своих профессиональных и общественных работах началами коллегиальности и товарищества. Со многими из моих тогдашних сослуживцев у меня до сих пор сохранились дружеские и сердечные отношения’ (‘Третий элемент’ в земстве 90-х годов: Воспоминания Ю. А. Бунина // Заря. 1914. No 1. 5 января. С. 17). См. также воспоминания Л. Женжурист (Литературное наследство. Т. 84. Кн. 2. С. 236—246).
27 Бунин говорит о трех продолжительных заграничных путешествияхв1907,1910 (см. примеч. 1 к No 5) и 1910—1911 гг.
В апреле—мае 1907 г. Бунин с В. Н. Муромцевой предприняли поездку за границу, ознаменовавшую начало их совместной жизни. Маршрут их пролегал через Киев, Одессу, Константинополь, Афины, Александрию, Порт-Саид, Яффу, Иерусалим, Вифлеем, Хеврон, Иерихон, Бейрут, Баальбек, Дамаск, Тивериаду, Назарет, Хайфу, Каир, Константинополь и через Одессу и Киев обратно в Москву (см.: Бабореко. С. 107—115, Муромцев а-Бунина В. Жизнь Бунина. С. 292—366, Устами Буниных. Т. 1.С. 55—68). Дату их отъезда из Москвы, 10 апреля, В. Н. Бунина ежегодно отмечала в своем дневнике до конца жизни. Это путешествие отразилось в цикле очерков ‘Тень птицы’ и во многих стихотворениях Бунина.
С декабря 1910 по апрель 1911 г. Бунин с В. Муромцевой проехали из Одессы через Константинополь, Бейрут, Порт-Саид, Каир, Луксор, Асуан и, минуя Фивы, обратно в Порт-Саид, где они сели на пароход и отправились дальше на Цейлон. Отказавшись от плана доехать до Японии, с Цейлона они вернулись в Одессу (см.: Бабореко. С. 157—165, Устами Буниных. Т. 1. С. 94—104). Впечатления от поездки на Цейлон нашли отражение в путевом дневнике ‘Воды многие’ и в рассказах и стихотворениях Бунина.
28 Бунин дважды был награжден половинной Пушкинской премией Академии наук: в 1903 г. за сборник ‘Листопад’ и перевод ‘Песни о Гайавате’ (см.: Голенищев-Кутузов A. A. <,Отзыв на: Бунин И. А. Листопад: Стихотворения. М., 1901, Лонгфелло Г. Песнь о Гайавате. Перевод с английского И. А. Бунина. М., 1899>,) // Сборник Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. 1905. Т. 78. No 1. С. 59—62), совместно с П. И. Вейнбергом, и в 1909 г. за третий и четвертый тома Собрания сочинений — вопреки рекомендации рецензента (см.: K.P. <,Романов К.К >, <,Отзыв на: Бунин И. А. Том третий: Стихотворения 1903—1906 г. СПб., 1906, Бунин И. А. Том четвертый: Стихотворения 1907 г. Годива: Поэма Теннисона. Из ‘Золотой легенды’ Лонгфелло. Каин: Мистерия Байрона. СПб., 1908>, // Сборник Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. 1911. Т. 89. No 6. С. 30—55), совместно с А. И. Куприным.
Указания на то, что Бунин якобы трижды получил Пушкинскую премию (см., например: Бабореко. С. 139), вызваны, возможно, тем, что Бунин трижды получил золотую медаль A. C. Пушкина за отзывы о книгах, представленных в Академию наук (см.: Кулябко Е. С. И. А. Бунин и Академия наук // Русская литература. 1967. No 4. С. 179). Ошибочные сведения о трех пушкинских премиях, полученных Буниным, нередко встречаются, однако, и в критических статьях дореволюционного периода, см., например: Измайлов A. A. И. А. Бунин и H. H. Златовратский: (По телефону из Петербурга) // Русское слово. 1909. No 252. 3 ноября. С. 2, Ауслендер С.А <,Рец. на кн.: Бунин И. А. Том шестой: Стихотворения 1907—1909 г. Рассказы. СПб., 1910>, // Речь. 1910. No 209 (1447). 2 августа. С. 3, Измайлов A. A. Ранняя осень: (Поэзия и проза И. А. Бунина) // Новое слово. 1910. No 10. С. 32—36.
29 Бунин был избран в почетные академики по разряду изящной словесности 1 ноября 1909 г., одновременно с H. H. Златовратским. Кандидатуру Бунина выдвинули академики H. A. Котляревский, Д. Н. Овсянико-Куликовский и К. К. Арсеньев в апреле 1909 г. (см.: Кулябко Е. С. Указ. соч. С. 174). Сам Бунин писал Клестову в 1912 г., что его кандидатуру предлагал, помимо Котляревского и Овсянико-Куликовского, также А. Ф. Кони (см.: Вопросы литературы. 1969. No 7. С. 185).
В. Н. Бунина писала А. Бабореко 18 ноября 1957 г., что вместе с Буниным избрали тогда не Куприна, а ‘Златовратского… что очень огорчило Ивана Алексеевича. Ведь по таланту Златовратского нельзя было сравнивать с Куприным, хотя в какие-то годы он имел большой успех’ (цит. по: Бабореко. С. 141—142).
Разительный контраст между двумя новыми академиками широко обсуждался и в периодической печати: ‘У нас два новых литературных академика: Н. Златовратский и И. Бунин. Оба избрания в литературных сферах находят ‘по заслугам’. У Н. Златовратского все в прошлом, в истории литературы, и там глубоко заложены корни, переплетенные с корнями ‘деревенских устоев’. У И. Бунина еще все в будущем и он является самым молодым из академиков. Имя Златовратского давно не появлялось в литературе под каким-либо новым его произведением. Может быть, он и писал за это время, но ничего не опубликовывал. Зашатались ‘деревенские устои’ — замолк и он и точно отошел от жизни на позицию молчаливого созерцателя. Это молчание Златовратского глубоко по своему содержанию. Изменив себе, он мог бы написать ‘по-новому’, но он этого не сделал, да и не мог сделать, сочетавшись в неразрывной связи с прошлым. Академия оценила глубокое трагическое молчание Златовратского, присоединимся и мы к этой оценке, в корне расходясь с чаяниями автора ‘Скитальца’. Заключительная глава этого произведения озаглавлена так: ‘конец Русанова’. Этот конец Русанова и был, собственно, концом самого Златовратского’ (Брусянин В. В. Литературная хроника // Новый журнал для всех. 1910. No 15 (1). Стлб. 140). См. также примеч. 10 к No 6 и предисловие к настоящей публикации.
30 Об увлечении Шиллером свидетельствуют юношеские переводы Бунина с немецкого языка (см.: Литературное наследство. Т. 84. Кн. 1. С. 206—207, ср. также: Бунин И. Письма 1885—1904. С. 40—41). О влиянии Шиллера на себя в молодости Бунин говорил не раз (см.: Бунин И. Собр. соч. Т. 9. С. 259, 526).
31 Бунин всю жизнь восхищался творчеством и личностью Гете. В ранней молодости он пытался заново перевести ‘Лесного царя’ (см.: Литературное наследство. Т. 84. Кн. 1. С. 207—208), ‘канонический’ русский текст которого принадлежит его ‘предку’ Жуковскому (см. примеч. 6). Если в молодости Бунина, по-видимому, в первую очередь привлекал Гете периода ‘бури и натиска’ (см.: Бунин И. Письма 1885—1904. С. 69), то в более зрелые годы он пытался ‘развенчать’ любовь, изображенную молодым Гете (‘Ведь все влюбленные на манер Вертера — это эротоманы’, Устами Буниных. Т. 1. С. 181), что является и одним из главных составляющих гетевского подтекста в романе ‘Жизнь Арсеньева’.
32 Ср. дневниковую запись Бунина от 19 августа 1923 г.: ‘Lassus maris et viarum, — устав от моря и путей. Гораций. Как хорошо!’ (Устами Буниных. Т. 2. С. 115). Бунин неточно цитирует седьмой стих шестой оды из Второй книги од Горация: ‘Отдохну я там от тревог военных суши и моря’ (перевод Т. Ф. Церетели).
33 О юношеском увлечении Лермонтовым, нашедшем впоследствии отражение и в ‘Жизни Арсеньева’, Бунин сам писал в ‘Автобиографической заметке’ для ‘Русской литературы XX века’ С. Венгерова: ‘Писал я в отрочестве сперва легко, так как подражал то одному, то другому, — больше всего Лермонтову, отчасти Пушкину, которому подражал даже в почерке’ (Бунин И. Собр. соч. Т. 9. С. 259). Лермонтовские реминисценции действительно проходят красной нитью через всю юношескую поэзию Бунина (см. подробнее: Динесман Т.Г. По страницам ранних поэтических тетрадей Бунина // Литературное наследство. Т. 84. Кн. 2. С. 127—132). Так, первое опубликованное стихотворение Бунина ‘Над могилой С. Я. Надсона’ (см. примеч. 14) имело в рукописи эпиграф из ‘Смерти поэта’ Лермонтова (см.: Литературное наследство. Т. 84. Кн. 2. С. 468). В дальнейшем интерес Бунина к Лермонтову не ослабевал, несмотря на признание им слабых сторон ранних лермонтовских произведений (см.: Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина. С. 98, Устами Буниных. Т. 3. С. 168). Есть свидетельства, что Бунин даже собирался написать книгу о Лермонтове, трагическая судьба которого все больше привлекала его внимание (см.: Устами Буниных. Т. 2. С. 189, Литературное наследство. Т. 84. Кн. 2. С. 357). Ср. также примеч. 26 к No 22.
34 С творчеством Шекспира, который оставался для Бунина в течение всей жизни одним из непререкаемых литературных авторитетов, писатель познакомился уже в отрочестве: ‘Читал я тогда что попало: и старые и новые журналы, и Лермонтова, и Жуковского, и Шиллера, и Веневитинова, и Тургенева, и Маколея, и Шекспира, и Белинского…’ (Бунин И. Собр. соч. Т. 9. С. 259). Особый интерес представляет комментарий Бунина к известной оценке творчества Шекспира Л. Толстым: ‘Вот он <,Толстой. — Д.Р.>, иногда хвалит Мопассана, Куприна, Семенова, меня… Отчего хвалит? Оттого, что он смотрит на нас, как на детей, которые, подражая взрослым, тоже делают то то, то другое вроде взрослых: воюют, путешествуют, строят дома, могут и писать, издавать журналы… Наши повести, рассказы, романы для него именно такие детские игры, и поэтому он, в сущности, одними глазами глядит и на Мопассана, и на Семенова. Вот Шекспир — другое дело. Это уже взрослый, и он уже раздражает его, пишет все не так, как надо, не по-толстовски…’ (Бунин И. Публицистика. С. 382). Об интересе Бунина к ‘Гамлету’ см. примеч. 41.
35 С произведениями Байрона Бунин познакомился еще в детстве по антологии ‘Английские поэты’ в издании Гербеля (см., например: Бунин И. Собр. соч. Т. 9. С. 258). Увлечение Байроном отражено, в первую очередь, в переводах Бунина: еще в юности он перевел стихотворение Байрона (см.: Литературное наследство. Т. 84. Кн. 1. С. 201—202), а впоследствии переводы ‘Каина’, ‘Манфреда’ (см. также примеч. 10 к No 2) и ‘Неба и земли’, наряду с ‘Песней о Гайавате’ Лонгфелло, позволили Бунину гордо заявить (и заодно изящно замкнуть генеалогический круг): ‘Я хороший стихотворец и, — простите! простите! — замечательный переводчик (не хуже Василия Афанасьевича Бунина, ставшего волею судьбы Василием Андреевичем Жуковским)’ (РГАЛИ. Ф. 2281. Оп. 1. Ед. хр. 188. Л. 55, 100).
36 Сложным было отношение писателя к творчеству Гоголя. Известно множество его резко отрицательных высказываний о Гоголе (см., например: Литературное наследство. Т. 84. Кн. 2. С. 343, 346, Устами Буниных. Т. 3. С. 132, 171). Когда впоследствии в ‘Жизни Арсеньева’ Бунин писал о восхищении ‘Старосветскими помещиками’ и ‘Страшной местью’, тут же добавляя, как ‘уже различала, угадывала моя детская душа, что хорошо, что дурно, что лучше и что хуже, что нужно и что не нужно ей! К одному я был холоден и забывчив, другое ловил с восторгом, со страстью, навсегда запоминая, закрепляя за собой, — и чаще всего действовал при этом с удивительной верностью чутья и вкуса’ (Бунин И. Собр. соч. Т. 6. С. 39), он, кажется, вполне сознательно затушевывал то влияние Гоголя, автора ‘Мертвых душ’, которое отчетливо прослеживается в его юношеских очерках из деревенской жизни.
37 Первое письмо, посланное Буниным Л. Толстому, было вызвано тем впечатлением, которое ‘Крейцерова соната’ и послесловие к ней произвели на девятнадцатилетнего юношу (см.: Бунин И. Письма 1885—1904. С. 31). Восторженные оценки произведений Толстого, повторяемые Буниным до конца жизни, содержатся уже в самых ранних его письмах: ‘Читаю ‘Войну и мир’ и в некоторых местах прихожу в неистовый восторг. Что за прелесть, напр<,имер>,, эта Наташа! Великое мастерство! Просто благоговение какое-то чувствую к Толстому!’ (Бунин И. Письма 1885—1904. С. 35). Ср. и интервью, данное Буниным в 1902 г. К. Чуковскому: ‘Мне жутко бывать у Толстого, потому что он такой громадный, такой требовательный к человеку. Смотрит на него и будто чего-то требует. И в каждом слове у него заметна эта давящая сторона характера. Как-то в прошлом году прохожу я по Арбату, смотрю — в темноте Толстой. — Здравствуйте, Иван Алексеевич. Почему вас не видать? — Я растерялся как школьник. Просто не знаю, куда шапку свою девать. — Боюсь я бывать у вас, — признаюсь ему чистосердечно… — Нельзя людей бояться, нельзя, — повторил настойчиво и убежденно Л<,ев>, Н<,иколаевич>, и торопливо исчез в потемках, оставив во мне подавленное и робкое ощущение’ (Чуковский К. И. Наши гости // Одесские новости. 1902. No 5843. 28 декабря. С. 3, Литературное наследство. Т. 84. Кн. 1. С. 360—361, Чуковский К. Собр. соч. Т. 6. С. 291). Ср. также примеч. 13 к No 6.
38 Это, пожалуй, единственный случай, когда Бунин говорит о своем юношеском увлечении Достоевским, отрицательное отношение к которому широко известно и подчеркивается самим писателем также в публикуемом интервью. С приближением драматических событий русской истории интерес Бунина к Достоевскому возрастал, что нашло свое отражение в рассказе ‘Петлистые уши’ и во множестве статей эмигрантского периода, неотъемлемым компонентом которых стала ссылка на ‘Бесов’. История осмысления Буниным ‘петербургского текста’ русской литературы и, в частности, творчества и личности Достоевского, который, по проницательному замечанию Ю. Лотмана, ‘мешал’ Бунину, был ‘чуж<,им>, дом<,ом>, на своей земле’ (Лотман Ю. М. Два устных рассказа Бунина: (К проблеме ‘Бунин и Достоевский’) // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Т. 3. Таллинн, 1993. С. 172), восходит, как свидетельствует данное интервью, к гораздо более раннему времени, чем принято считать. Ср. и запись племянника Бунина 1911 г.: ‘И<,ван>, А<,лексеевич>, говорил, что несмотря на то, что город <,Петербург. — Д. Р.>, прекрасен — жить в нем невозможно, и не мудрено, что у Достоевского рождались в голове такие кошмары. Кто-то сказал, что самое выдающее<,ся>, здесь — это отвратительная погода’ (ОГЛМТ. Ф. 14. No 7456/1 оф. Л. 12).
39 ‘Одиссею’ Гомера Бунин неоднократно упоминал среди первых прочитанных им книг, подвинувших его к собственным творческим опытам: ‘Чтение английских поэтов, а потом Гомера (в переводе) пробудили во мне в эту пору страсть к стихотворству’ (Бунин И. Письма 1885—1904. С. 360, см. также: Бунин И. Собр. соч. Т. 9. С. 526). Ср. и позднейшую запись Бунина: ‘Одиссей, Итака…
Какой-то [будто-бы странствующий<,?>,] Одиссей! Почему, зачем вошел он в мою жизнь с детства, навсегда — как множество прочих (Дон-Кихот, Гамлет, Авраам, Исаак, Чичиков, Чацкий — и т.д. и т.д.)?
А потом случилось нечто уже совсем странное: первая моя жена была гречанка Цакни, род которой был с Итаки, а дядя — Ираклиди (от Геракла)! Чего только не было в моей жизни!’ (РАЛ. MS.1066/593).
40 Изучение сохранившихся тетрадей с юношескими стихотворными опытами Бунина показывает хронологическую последовательность смены увлечений Лермонтовым и Пушкиным (см. подробнее: Динесман Т. Г. По страницам ранних поэтических тетрадей Бунина // Литературное наследство. Т. 84. Кн. 2. С. 127—136). В эмиграции, на вопрос анкеты, посвященной Пушкину, Бунин ответил: ‘Подражал ли я ему <,Пушкину. — Д.Р.>,? Но кто же из нас не подражал? Конечно, подражал и я, — в самой ранней молодости подражал даже в почерке’ (Бунин И. Публицистика. С. 205) и перечислил те стихотворения, которые были им написаны либо в подражание Пушкину, либо возникли из желания ‘написать что-нибудь по-пушкински, что-нибудь прекрасное, свободное, стройное’ (там же).
41 Бунин интересовался ‘Гамлетом’ настолько серьезно, что не раз собирался перевести эту пьесу Шекспира. В. Н. Бунина пишет, что в 1889 г. Бунин начал ‘переводить ‘Гамлета’, хотя Гамлет не был его любимым героем. И никогда он этого перевода не кончил’ (Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина. С. 89). В 1908 г. Бунин обратился к Станиславскому: ‘В газетах много пишут о том, что Художественный театр задумывает ставить Шекспира. Если в этом есть хотя доля правды, будьте добры иметь меня в виду как переводчика, — равно как и при постановке ‘Сарданапаля’ Байрона, буде таковая осуществится: перевод у меня наполовину готов’ (На родной земле: Литературно-художественный сборник. Орел, 1958. С. 306, ответ Станиславского см.: Литературное наследство. Т. 84. Кн. 2. С. 461, ср. также: Переписка А. М. Горького и И. А. Бунина. С. 42). Племянник Бунина записал: »Гамлет’: И<,ван>, А<,лексеевич>, очень любил это произведение Ш<,експира>,. Он не говорил, что собирается перевести эту вещь, но потому, что — на длительном протяжении времени — он, видно было, думал о ней, иногда покупал книги о Г<,амлете>, и читал, мне казалось, что он хочет ближе подойти к этой пьесе и, м<,ожет>, б<,ыть>,, даже перевести ее на р<,усский>, язык’ (ОГЛМТ. Ф. 14. No 9076 оф. Л. 8). Ср. также примеч. 2 к No 16.
В эмиграции Бунин будет говорить о своем увлечении ‘Гамлетом’ в юные годы несколько иначе: ‘он <,’Гамлет’. — Д.Р.>, никак не был в числе произведений, близких мне, я чувствовал в нем тогда только художественную красоту. Но вот он случайно попался мне под руку… Я немедля взялся за работу, и она скоро чрезвычайно увлекла меня, стала радовать даже просто сама по себе, возбуждать своей трудностью, все растущим желанием как-то присвоить себе эту красоту’ (цит. по: Бабореко А. К. И. А. Бунин о переводах // Мастерство перевода: 1966. М., 1968. С. 375).
42 Преклонение перед Данте, непосредственно отразившееся в творчестве Бунина (см., например, стихотворение ‘Nel mezzo del cammin di nostra vita’, рассказ ‘Качели’, записи писателя (РАЛ. MS. 1066/548)), было омрачено раздражением, вызывавшимся у Бунина преувеличенными, по его мнению, восторгами по отношению к итальянскому поэту, которые выражали современники писателя и, в первую очередь, Б. Зайцев. Ср. записанные В. Муромцевой слова Бунина, сказанные еще до революции: ‘И тут же начал говорить, что ему <,Бунину. — Д.Р.>, так надоели любители Италии, которые стали бредить треченто, кватроченто, что ‘я вот-вот возненавижу Фра-Анжелико, Джотто и даже самое Беатриче вместе с Данте…» (Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина. С. 428). Еще большей резкостью отличались высказывания Бунина последних лет жизни, направленные непосредственно против Б. Зайцева (см.: РАЛ. MS.1066/715, MS.1067/427).
43 Сам Бунин относил начало своего увлечения Флобером, сохранившееся до старости, к первой половине 1890-х гг. (см.: Бунин И. Собр. соч. Т. 9. С. 261). Б. Зайцев свидетельствует, что Бунин собирался сделать перевод ‘Искушения св. Антония’ (выполненный впоследствии самим Зайцевым) для нового собрания сочинений Флобера, но потом отказался (см.: Зайцев Б. Собр. соч. Т. 9. С. 341). Сохранился и незаконченный перевод В. Муромцевой этого произведения Флобера. Бунин сам редактировал перевод жены ‘Сентиментального воспитания’ (т.е. ‘Воспитания чувств’), выпущенный в 1915 г. издательством ‘Шиповник’. Ср. и запись Н. Пушешникова: »Иродиада’ Флобера. И<,ван>, А<,лексеевич>, хотел перевести на р<,усский>, язык и даже начинал переводить. Фраза его была тверже, короче. Но этот слишком близкий к оригиналу язык вызывал в нем сомнения<,,>, по видимому чего-то не хватало в такой передаче. В конце концов он бросил переводить. ‘Я чувствую, что лучше сделать (чем Тургенев) нельзя» (ОГЛМТ. Ф. 14. No 9076 оф. Л. 9 об.).
44 Этот перечень бунинских литературных кумиров, который остается фактически неизменным до конца жизни писателя, интересен тем, что в нем отсутствуют современники (все-таки Лев Толстой, тогда уже скончавшийся, был для Бунина представителем другой эпохи, к которой он сам уже не принадлежал) и, следовательно, в него не попал и Чехов.
Заслуживает внимания, что в эмиграции эти же имена, дополненные еще некоторыми бунинскими ‘родственниками’, появляются почти в таком же составе еще раз, при этом Бунин считал, что этот ряд имен имеет свое продолжение и завершение в нем самом: ‘И никому-то даже и в голову не пришло задаться вопросом, право, довольно серьезным и сложным: да почему же это были (или, по крайности, казались, именовались) ‘реакционерами’ Гете, Шиллер, Андре Шенье, Вальтер Скотт, Диккенс, Тэн, Флобер, Мопассан, Державин, Батюшков, Жуковский, Карамзин, Пушкин, Гоголь, Аксаковы, Киреевские, Тютчев, Фет, Майков, Достоевский, Лесков, гр. А. К. Толстой, Л. Толстой, Гончаров, Писемский, Островский, Ключевский, даже и Тургенев, не раз не угождавший ‘молодежи’ — и почему так высоко превознесены были Чернышевский со своим романом, Омулевский, Златовратский, Засодимский, Надсон, Короленко, Скиталец, Горький?’ (Бунин И. Публицистика. С. 146—147). Бунин сам ответил на этот вопрос в другой статье: ‘А воспоминание, — употребляю это слово, конечно, не в будничном смысле, — живущее в крови, тайно связующее нас с десятками и сотнями поколений наших отцов, живших, а не только существовавших, воспоминание это, религиозно звучащее во всем нашем существе, и есть поэзия, священнейшее наследие наше, и оно-то и делает поэтов, сновидцев, священнослужителей слова, приобщающих нас к великой церкви живших и умерших. Оттого-то так часто и бывают истинные поэты так называемыми ‘консерваторами’, то есть хранителями, приверженцами прошлого. Оттого-то и рождает их только быт, вино старое. И оттого-то так и священны для них традиции, и оттого-то они и враги насильственных ломок священно растущего древа жизни’ (Бунин И. Публицистика. С. 168—169).
45 См. примеч. 12 к No 11.
46 См. примеч. 35 к No 6.
47 См. примеч. 14 к No 11.
48 Скорее всего, Бунин имеет в виду задуманную им повесть из жизни интеллигенции (подробнее см. примеч. 13 к No 11). К тому же как раз весной и летом 1912 г. Бунин записывал в своем дневнике собственные наблюдения и рассказы третьих лиц, которые он впоследствии использовал при написании художественных произведений (ср., например, ‘Пыль’, ‘При дороге’, ‘Жертва’ (‘Илья-пророк’) и Устами Буниных. Т. 1. С. 117, 123, 126).
49 Подробнее см. No 9.
50 См. примеч. 24 к No 6.
51 См. примеч. 25 к No 6.
52 ‘Сказки’ Горького (т.е. часть горьковских ‘Сказок об Италии’) вышли в ‘Книгоиздательстве писателей в Москве’ в ноябре 1912 г. (на титульном листе указан 1913 г.).
Подробнее о роли Бунина в привлечении Горького к сотрудничеству в ‘Книгоиздательстве писателей в Москве’ см. предисловие к настоящей публикации.
53 См. примеч. 20 к No 9.
54 Имеются в виду сборники ‘Слово’ (Сб. 1—8. М., 1913—1918), первый сборник, в котором был опубликован рассказ Бунина ‘При дороге’, вышел, однако, лишь в октябре 1913 г. См. также: примеч. 10 к No 9, Келдыш В.А. Сборники ‘Слово’ // Русская литература и журналистика начала XX века (1905—1917): Большевистские и общедемократические издания. М., 1984. С. 280—308.