Надя Муранова, Крылов Виктор Александрович, Год: 1890

Драматургия
Время на прочтение: 65 минут(ы)
Скачать в PDF

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ

Виктора Крылова.
(Александрова).

ТОМЪ ПЯТЫЙ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Г. Шредера, Гороховая, 49.
1890.

НАДЯ МУРАНОВА.

(НЕ КО ДВОРУ).

КОМЕДІЯ ВЪ ПЯТИ ДЙСТВІЯХЪ.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Блоярская, Анна Петровна, — попечительница женской гимназіи.
Притолковъ, едоръ Григорьичъ, — директоръ гимназій мужской и женской.
Камнева, Катерина Дмитревна,— начальница женской гимназіи.
Камневъ, Владиміръ Андреичъ,— ея мужъ, служитъ по земству.
Муранова, Надежда Ивановна (Надя) — учительница въ женской гимназіи.
Мурановъ, Иванъ Семенычъ,— ея отецъ.
Пружановъ, Василій Сергичъ.— генералъ.
Жирунинъ, Никита Степанычъ, — богатый купецъ.
Семиратовъ, — армейскій поручикъ.
Гератьева, Марья Павловна.
Катя, — ея дочь, двочка двнадцати лтъ.
Лиза, — сестра Гератьевой.
Стрлкина.
Сердюковъ, — мелкій купецъ.
Силочкинъ.
Курочинскій.
Харитонова, — домовладлица, хозяйка Мурановыхъ.
Няня.
Приказчикъ изъ магазина.
Гости, дти (двочки-гимназистки), прислуга, носильщики изъ мебельнаго магазина.

Дйствіе происходитъ въ губернскомъ город.

ПЕРВОЕ ДЙСТВІЕ.

Часть богатой оранжереи, у Блоярской. Растенія разставлены такъ, чтобы образовать празднично разукрашенную залу. Роскошное освщеніе. Садовые столы и стулья. Въ глубин — широкая растворенная дверь, за ней садъ. ПРИТОЛКОВЪ — на авансцен справа, за столикомъ, со счетами, бумагой, карандашемъ и пачкой ассигнацій. Онъ считаетъ и записываетъ. Входитъ — КАМНЕВА.

I.
КАМНЕВА и ПРИТОЛКОВЪ.

Камнева.

Сказали, что вы здсь, ищу васъ по всмъ закоулкамъ.

Притолковъ.

Я нарочно уединился подальше отъ публики, чтобы привести въ порядокъ наши итоги. Тамъ все со мной заговаривали, — все мн мшали.

Камнева.

Но сейчасъ вс сюда перекочуютъ, пьесу кончаютъ.

Притолковъ.

Я тоже кончилъ.

Камнева.

Ну-съ?— и что же намъ дастъ нашъ благотворительный спектакль?

Притолковъ.

Валовой сборъ составляетъ восемьсотъ-семьдесятъ-два рубля Кром того, поручикъ Семиратовъ пожертвовалъ пять золотыхъ.

Камнева.

Ага! Смшной офицерикъ!.. Откуда такая щедрость?— онъ вдь однимъ жалованьемъ живетъ.

Притолковъ.

Вроятно, изъ особенной склонности къ женскому полу.

Камнева.

То-есть?
Притолковъ.
Ну! Господи!— спектакль устроенъ въ пользу здшней женской гимназіи, онъ, врно, сочувствуетъ женскому образованію.

Камнева.

У васъ не то было на ум. Вы насмхаетесь надъ нимъ за его увлеченіе Надей Мурановой.

Притолковъ.

Зачмъ смяться? увлеченіе понятное. Надежда Ивановна — двица не заурядная, особенно сегодня, посл ея колоссальнаго успха на сцен. Ко всмъ ея достоинствамъ, — она выказала себя талантливой актрисой… вс были увлечены, не одинъ ‘смшной офицерикъ’.

Камнева.

Я ужасно рада за нее: я ее такъ люблю, мою Надю! Итакъ: сколько же чистой прибыли внесемъ мы отъ спектакля въ кассу гимназіи?

Притолковъ.

По уплат расходовъ, я надюсь, у насъ все-таки останется слишкомъ восемьсотъ рублей. Да вотъ что еще Анна Петровна заплатитъ за свое мсто.

Камнева.

Съ нея брать неловко: Анна Петровна — главная устроительница спектакля. Она и такъ потратилась, свою оранжерею въ театръ превратила, — и на свой счетъ…

Притолковъ.

Такъ чтожь?.. При ея-то богатств?

Камнева.

И билеты продавала, и вообще хлопотала…

Притолковъ.

За то и должна заплатить, что ей дали случай похлопотать.

Камнева.

Съ меня-же вы не берете?

Притолковъ.

Вы и она — большая разница.

Камнева.

Какая?— Я начальница гимназіи, она попечительница. Мы об сочувствуемъ длу.

Притолковъ.

Только не одинаково. Сочувствующіе дятели, Катерина Дмитревна, бываютъ разныхъ сортовъ. Вы принадлежите къ сорту блаженныхъ. Здшняя женская гимназія — ваше дтище: вы ее учредили, вы ее ведете, конечно, не для того, чтобы чваниться званіемъ начальницы и получать мизерные шестьсотъ рублей жалованья, эти деньги у васъ цликомъ уходятъ на ту-же гимназію…

Камнева.

По вашему, тутъ съ моей стороны подвигъ милосердія?

Притолковъ.

Пускай не подвигъ, а удовольствіе, но если вы и наслаждаетесь своей работой, — единственная цль у васъ процвтаніе гимназіи. Анна Петровна — совсмъ другой сортъ: она дятель своекорыстный. Она вамъ помогаетъ связями и деньгами, но именно только это ее и веселитъ. Какъ тамъ идетъ ваша гимназія — ей нисколько не интересно, ей важно то, что она, Блоярская, хлопочетъ о гимназіи. У васъ хлопоты для дла, у ней дло для хлопотъ.

Камнева.

Однако, сегодняшній спектакль…

Притолковъ.

Онъ-то и лучшее тому доказательство. Имй Анна Петровна въ виду вотъ эти восемьсотъ рублей, стоило-ли изъ-за нихъ суетиться, метаться по городу, длать репетиціи, оранжерею портить?.. Что для Блоярской восемьсотъ рублей?— вынула изъ кармана, да и отдала. Но ей нуженъ не сборъ. Помилуйте, цлый мсяцъ весь городъ толкуетъ о госпож Блоярской: ‘будете у Блоярской?.. какой спектакль Блоярская устраиваетъ’? и такъ дале, и такъ дале… И, наконецъ, сегодняшній торжественный вечеръ, съ восторгами публики, съ блестящимъ успхомъ двицы Мурановой. Благодаря Анн Петровн, заблестла новая звздочка, разцвла талантливая актриса, можетъ быть какая-нибудь будущая знаменитость.. Госпожа Блоярская, какъ солнце, все освтила, все согрла, дала жизнь рдкому цвтку, — и все это даромъ!? Нтъ, чортъ возьми, она должна за это заплатить, и чмъ больше, тмъ лучше.

Камнева.

Ну, вы сами ее спрашивайте, я не стану.

Притолковъ.

Извольте, это очень легко. Отбитъ только поднести ей наивно-льстивую похвалу: уврить ее, что она тутъ все и безъ нея ничего, — она сейчасъ въ карманъ за деньгами ползетъ.

Камнева.

Гм! что мн въ голову приходитъ: ну, я блаженная, Блоярская своекорыстная, — а вы?.. вы тоже ‘сочувствующій дятель’, вы директоръ обихъ гимназій, и заботливый директоръ, — вы какого сорта.

Притолковъ.

Я?.. Правда, я не совсмъ блаженный: вижу ясно выгоды и свои, и чужія, но я не своекорыстный. Я на рубеж, я на границ.

Камнева

И нашимъ, и вашимъ? Простите, это невольно вырвалось. Мн немножко непріятно, что вы ужь слишкомъ равнодушны къ средствамъ добыванія: льстить Блоярской, пользоваться увлеченіемъ офицера, хоть-бы и ради доброй цли…

Притолковъ.

Когда иначе нельзя?.. Полно вамъ либеральничать. Человческое общество такая сложная механика, что всякое прекрасное дло, всякая благая натура, непремнно погибнутъ, если не смотрть сквозь пальцы на кое-какіе гадости.

Камнева.

Дайте мн хоть на сегодня забыть эту житейскую мудрость, мн такъ весело.

Притолковъ.

Сами начинаете… Вотъ и хозяйка наша. (Входитъ Блоярская и другіе.) А мы про васъ разговариваемъ, все про васъ, наше свтило.

II.
Т-ЖЕ, БЛОЯРСКАЯ, ЖИРУНИНЪ, ПРУЖАНОВЪ, СЕРДЮКОВЪ, МУРАНОВЪ и кое-кто изъ гостей.

Блоярская.

Какъ онъ меня балуетъ! Онъ неистощимъ въ своихъ любезностяхъ… Да, сегодня счастливйшій день моей жизни.

Сердюковъ — вполголоса, Жирунину.

У нея что ни день, все самый счастливый будетъ.

Притолковъ.

Мы собирались благодарить васъ, Анна Петровна, за ваши заботы о гимназіи.

Блоярская.

Нтъ, не за это, а вотъ вы за что меня благодарите: я вамъ Америку открыла. Была у насъ просто скромная, милая учительница гимназіи, а я вамъ показала, что эта учительница — замчательная актриса, огромный талантъ.

Пружановъ.

Виноватъ-съ: я-то ужь въ этомъ давно былъ увренъ. Я, вдь, Наденьку маленькой двочкой зналъ. (Муранову.) Простите, по привычк все ее Наденькой называю. (Всмъ.) Когда я командовалъ эскадрономъ въ Могилев, она еще была этакій маленькій пузырь, а ужь зародышъ таланта сказывался. Помните, какъ она меня передразнивала: заложитъ, бывало, рученки за спину — и ходитъ этакъ птухомъ.

Жирунинъ.

Да, кому отъ Бога врождённо…

Пружановъ.

Я тогда говорилъ: это будетъ актриса.

Блоярская.

По дтскимъ шалостямъ еще судить нельзя.

Сердюковъ.

У меня сынишка по двору колесомъ катается, тоже думаю, не произойдетъ-ли…

Пружановъ.

Вы, любезный, о томъ не говорите, чего не можете понять. Въ искусств опытный глазъ видитъ сразу.

Блоярская.

Нтъ, нтъ, и не спорьте!— я Наденьку никому не уступлю, она моя актриса, моя, моя!..

Притолковъ.

Разумется, ваша. Что толку въ талант, пока его никто не знаетъ? Вы намъ всмъ ее показали, вамъ честь и слава открытія.

Блоярская.

Вотъ видите, и едоръ Григорьичъ говоритъ тоже, а ужь онъ хорошій цнитель всего. (Камневой.) Ma ch&egrave,re amie, Наденька тамъ переодвается въ уборной, она просила, чтобъ вы къ ней зашли.

Камнева.

Сейчасъ.

Блоярская.

И возвращайтесь сюда непремнно, я и мужу вашему сказала.

Камнева уходитъ.

Жирунинъ.

Вы говорите, она у васъ въ гимназіи учительница?.. И ничего? Свое дло знаетъ?

Блоярская.

Наденька-то? Безподобно! Мы нахвалиться не можемъ.

Жирунинъ.

Поди-жь ты!— И актриса, и ребятъ учить можетъ, вонъ оно что!

Блоярская.

Это двочка-феноменъ. Умница какая!.. я ее просто обожаю.— Вы счастливый отецъ, Иванъ Семенычъ.

Мурановъ.

Да-съ, признаюсь, хоть и не слдовало-бы говорить, какъ отцу, но, ей Богу, извинительно въ такую минуту. Надя, вдь, для меня вся моя жизнь!

Жирунинъ.

И откуда это берется? Поди-ка вотъ заставь меня на сцену выйдтить.

Сердюковъ.

Спотыкнетесь, Никита Степанычъ, наврняка спотыкнетесь.

Мурановъ.

Конечно, я ее немножко подъучилъ, показывалъ ей, какъ что представить, но даже я не ожидалъ, чтобъ она такъ восхитила всю публику.

Блоярская.

Я тоже ей длала замчанія на репетиціяхъ.

Притолковъ.

Чему ее учить? что вы? это природный талантъ!.. По мн, она совершенство, и я въ восторг, я всю ночь спать не буду.

Блоярская.

Генералъ, куда вы?.. Оставьте вашу фуражку, мы будемъ ужинать. Я просила кое-кого изъ близкихъ знакомыхъ остаться. Мы будемъ праздновать успхъ Наденьки, пить шампанское за нее..

Мурановъ.

Вы, право, такъ добры къ моей дочери…

Жирунинъ.

У насъ, сударь, людей отличить умютъ: когда есть въ комъ заслуги, всегда превознесутъ.

Сердюковъ.

Еще какъ превознесутъ-то!— насъ только раскачай, — такъ разливанное море… Погодите, мы еще вашей барышн за это представленіе медаль выхлопочемъ за усердіе.

Жирунинъ.

Не завирайся, смотри.

Входятъ — Гератьева, Лиза, Катя и Стрлкина.

III.
Т-ЖЕ, ГЕРАТЬЕВА, ЛИЗА, КАТЯ, СТРЛКИНА, потомъ СИЛОЧКИНЪ, потомъ КУРОЧИНСКІЙ, въ конц — СЕМИРАТОВЪ.

Блоярская — Гератьевой.

А вотъ, и Марья Павловна. Ну, благодарите меня, благодарите,— какую я вамъ актрису нашла.

Гератьева.

Мн теперь, ma tr&egrave,s bonne, вопросъ жизни: хорошаго кучера сыскать, за кучера-бы я васъ поблагодарила. На что мн актриса? я театра не держу.

Катя — Блоярской.

Анна Петровна, что Надежда Ивановна придетъ сюда?

Гератьева.

За актрису — вотъ, моя Катюша будетъ благодарить. Совсмъ съума сошла двочка: увидала свою учительницу на сцен, до сихъ поръ млетъ отъ блаженства.

Блоярская — Катъ.

Придетъ, придетъ твоя Надежда Ивановна, успокойся. (Вошелъ Силочкинъ.) Комикъ нашъ!.. Merci… я хохотала отъ всего сердца.

Силочкинъ.

По мр силъ старались.

Смется.

Лиза — Силочкину.

Вы тоже восхищены Надей Мурановой?

Силочкинъ.

Конфетка, настоящая бомбошка!

Лиза.

Фи! какой сахарный комплиментъ.

Вошелъ Курочинскій.

Пружановъ.

Первому любовнику! браво!.. Краса спектакля и дамскій сердцедъ.

Стрлкина.

Cousin Michel, ты былъ обворожителенъ!

Курочинскій — небрежно.

Ну, что! моя роль такая пустая, неотвтственная, да я и старый воробей, мн стыдно играть дурно. А что вы скажете про нашу барышню? какова?

Пружановъ.

Я давно въ ней предвидлъ, всхъ васъ за поясъ заткнула.

Курочинскій.

Ну, до этого еще далеко, ей еще очень надо поучиться да поработать.

Пружановъ.

Чего тамъ учиться?— она перлъ! готовый перлъ, первой величины! Вы вс передъ ней школьники!

Курочинскій.

Не смю спорить, генералъ, не смю спорить.

Отходить къ дамамъ.

Сердюковъ — Пружанову.

Какъ вы нашего генія-то раскритиковали,— не понравилось.

Курочинскій.

У насъ не радъ, что и похвалишь кого, — сейчасъ выше небесъ подымутъ.

Стрлкина.

И ничего я такого особеннаго въ Наденьк не вижу.

Вбгаетъ Семиратовъ.

Семиратовъ.

Анна Петровна, она идетъ! она сейчасъ идетъ сюда! давайте, встртимъ ее апплодисментами.

Блоярская.

Да, да, да,— непремнно.

Семиратовъ.

Ваше превосходительство, Надежда Ивановна идетъ. Мы будемъ апплодировать.

Пружановъ.

Прекрасно!.. Овацію, господа, овацію молодому таланту!

Семиратовъ.

Разступитесь, господа! (Вс разступаются.) Браво! браво! браво!

Начинаетъ апплодировать, за нимъ другіе.— Въ дверяхъ появляется Камнева подъ-руку съ Надей Мурановой.

IV.
Т-ЖЕ, КАМНЕВА и НАДЯ.

Надя — конфузливо, но съ улыбкой раскланиваясь.

Благодарю васъ… благодарю васъ, господа. (Движеніемъ руки проситъ смолкнуть апплодисментъ.— Кат, которая цлуетъ ей руку.) Катя, Богъ съ тобой, что ты?

Мурановъ.

Можетъ быть, и не кстати, господа, все-таки я считаю долгомъ и съ своей стороны поблагодарить… я такъ тронутъ.

Пружановъ.

Помните, Наденька, я вамъ давно пророчилъ, что вы будете актриса?

Блоярская — подхвативъ Надю и насильно ведя ее.

Пойдемте, я васъ познакомлю съ Жирунинымъ.

Подводитъ Надю къ Жирунину.

Притолковъ — тихо Камневой.

Видите, какъ затарантила. Это-ли не радость? Это ли не удовольствіе?

Камнева.

Ну, чтожь? вы заставили ее заплатить?

Притолковъ.

Некогда было, ей теперь не до того. Куда тутъ о гимназіи думать съ этимъ фейерверкомъ.

Лиза — Пружанову.

Вы меня совсмъ забываете сегодня, генералъ, неужели надо непремнно играть комедію, чтобъ заслужить ваше расположеніе?

Пружановъ.

Сегодня день такой особенный… посвящается Мельпомен… Извините.

Раскланивается и отходитъ къ Над.

Лиза — Курочинскому,

Смотрите, пожалуйста, всё передъ ней такъ и разсыпается. Подумаешь, — она Россію спасла.

Блоярская.

Господа, милости просимъ къ закуск, тутъ рядомъ приготовлена… А сюда сейчасъ столы для ужина принесутъ.

Силочкинъ.

Выпить можно рюмочку посл трудовъ.

Уходитъ.

Лиза — Курочинскому.

Пойдемте, по крайней мр, рты будутъ заняты, перестанутъ ахать да охать.

Стрлкина.

Вы съ нами сядете ужинать, cousin?

Курочинскій.

Я всегда и неизмнно вашъ.

Уходятъ, вмст съ Гератьевой.

Семиратовъ — подавая руку Над.

Позвольте васъ проводить?

Пружановъ.

Чиномъ не доросъ, господинъ поручикъ, — начальству предпочтеніе.

Надя.

Нтъ. Чтобъ не обидть ни начальство, ни подчиненнаго, я пойду съ моей ученицей.

Обнимаетъ Катю и идетъ съ ней.

Пружановъ.

И мило, и справедливо. (Муранову.) Adorable!

Вс уходятъ, — кром Блоярской, Камневой и Притолкова.

V.
КАМНЕВА, ПРИТОЛКОВЪ, БЛОЯРСКАЯ, — потомъ ЛАКЕИ.

Блоярская — за кулисы.

Подать столы! (Возвращаясь на авансцену, Притолкову.) А вы-то что-же?

Притолковъ.

Хочу сказать вамъ о результатахъ вечера, о сбор… Хорошо-бы завтра въ газетахъ напечатать.

Блоярская.

Ахъ, да, да, да, непремнно. Ну, что-же, результаты какіе? хороши? Неправда-ли? Зала была полна. (Лакеи внесли три накрытыхъ стола.) Ставьте здсь и здсь, а третій туда… (Притолкову.) Я очень рада, что хорошіе результаты.

Притолковъ.

Не совсмъ хорошіе, Анна Петровна. Вдь, вечеръ былъ блестящій, вдь, только вы можете такъ устраивать…

Блоярская.

А еще какъ за ужиномъ будетъ весело, увидите.— (Лакеямъ.) Вправо подвинь!.. еще немножко.— (Камневой.) Умно я придумала?— все на маленькихъ столикахъ, уютно такъ, sans g&egrave,ne…

Притолковъ.

И за этакой-то вечеръ едва, едва соберемъ восемьсотъ рублей.

Блоярская — наивно.

Чтожь — это мало?

Притолковъ.

Очень ужь у насъ много бдныхъ ученицъ.

Блоярская — лакеямъ.

Туда большой канделябръ, туда… (Притолкову.) Посмотрите, красиво?.. Нтъ, право, хорошо.

Камнева — тихо, Притолкову.

Ну, теперь вы отъ нея ничего не добьетесь.

Притолковъ — громко.

Какъ-то и печатать неловко. Шуму надлали по всему городу, спектакль удался превосходно, * и даже какой-нибудь тысченки не взять…

Блоярская.

Да почему-же это? Сколько заплатилъ Жирунинъ?

Притолковъ.

Двадцать-пять рублей.

Блоярская

Какое безстыдство? Обираетъ своими предпріятіями всю губернію, и все ему спускаютъ съ рукъ, а на благотворительное дло даетъ двадцать-пять рублей… Это отъ того, что губернаторъ не могъ пріхать.

Притолковъ.

Да-съ, очень жаль, что не было губернатора.

Блоярская.

Я Жирунина заставлю дать больше. У него дло какое-то есть: чтобъ его выиграть, онъ не пожалетъ пятисотъ рублей.

Осматриваетъ столъ.

Камнева — Притолкову, тихо.

И вамъ это слушать не противно?

Входитъ Камневъ.

VI.
Т-ЖЕ и КАМНЕВЪ.

Блоярская.

Ахъ, наконецъ-то! Спасибо. Я ужь отчаивалась, думала, что тайкомъ со спектакля совсмъ уб жали… Такой важный, вчно занятой.

Камневъ.

Я заходилъ домой, чтобъ отпустить секретаря. Онъ у меня кончалъ работу.

Камнева.

Ты за мной?

Блоярская.

Что это: ‘за мной?’ — Я васъ безъ ужина не отпущу, и шляпу отниму.

Камневъ.

Надежда Ивановна здсь?

Блоярская.

Конечно. Мы ее будемъ чествовать, пить за здоровье ея успховъ.

Притолковъ.

Анна Петровна, такъ я, пожалуй, пообожду печатать-то пока доберемъ до тысячи.

Блоярская.

Какъ непріятно!.. Нтъ, надо сейчасъ печатать, завтра-же. Сколько до тысячи недостаетъ?

Притолковъ.

Двухсотъ рублей.

Блоярская.

Такъ я дамъ триста. Я за мое мсто еще ничего не заплатила, напечатайте отъ меня триста рублей.

Притолковъ.

Предловъ вашему великодушію нтъ.

Блоярская — смясь.

Какъ онъ меня всегда хвалитъ! (Оглядывая столы.) Такъ можно и за ужинъ садиться… (Притолкову.) Ахъ, какой! вы скоро на меня молиться будете, право…

Уходить, смясь.

Притолковъ — Камневой.

Видите, какъ это обдлывается.

Камнева.

Пустая женщина.

Притолковъ.

Добрйшая душа. Съ этакими-то еще справляться можно.

Отходитъ въ глубину и скрывается въ саду.

Камнева.

Ты останешься ужинать?

Камневъ.

Отчего-же?— съ удовольствіемъ. У меня завтра утромъ спшной работы нтъ, я могу поспать подольше.

Камнева.

Не оправдывайся, я ужасно рада. Тебя всегда такъ трудно вытащить въ гости, ты меня пріятно удивляешь.

Камневъ.

Я не хожу, когда мн скучно.

Камнева.

А сегодня теб весело? Я ужасно рада.

Входитъ Надя.

VII.
КАМНЕВЪ, КАМНЕВА, НАДЯ.

Надя.

Увидала васъ издали и бгу вамъ на-встрчу.

Камневъ — пожимая ей об руки.

Поздравляю.

Надя.

Правда?

Камневъ.

Вы всхъ очаровали сегодня.

Надя.

И васъ?

Камневъ.

И меня.

Камнева.

Вотъ и разгадка! вотъ почему ему весело… Знаете, онъ ужь домой сходилъ, чтобъ отпустить секретаря. Наденька, это новое завоеваніе, — это изъ-за васъ.

Камневъ.

Отчего-же мн…

Надя — прерывая его.

Не бойтесь, я Катерин Дмитревн не врю. Я къ такому вниманію отъ васъ вовсе не привыкла.

Камневъ.

Это упрекъ.

Камнева.

Вполн заслуженный.

Надя.

Да нтъ-же! Оно понятно: насъ пять учительницъ въ гимназіи, и вс мы бываемъ у Катерины Дмитревны. Вамъ времени не хватитъ обращать особенное вниманіе на каждую изъ насъ, — но намъ простительно жалть объ этомъ.

Камневъ.

Вы сговорились меня распекать, я постараюсь исправиться, — относительно васъ.

Надя.

Тогда вдвойн спасибо нашему спектаклю. Стало быть, вы меня тоже благословляете актрисой.

Камневъ.

Какъ сказать?..

Надя.

Нтъ?

Камневъ.

Мы вс видли въ васъ сегодня очень много жизни, много огня, жаль отдать все это на одно актерское дло, тмъ больше, что… Хотите-ли, я вамъ признаюсь… Была одна минута: у васъ лицо дышало такимъ блаженствомъ, что невольно можно было заподозрить тщеславіе, — а такую, какъ вы, куда не хочется видть тщеславной.

Надя.

Въ конц втораго акта?

Камневъ.

Да. Значитъ, я угадалъ?

Надя.

Нтъ, вы ошиблись. Я вамъ скажу, что это было. У меня страсть жить чужою жизнью, — отчего я такъ и привязываюсь къ моимъ ученицамъ. Когда я въ класс даю урокъ и слжу, какъ самая сонливая двочка встрепенется, какъ у той загорятся глазки, какъ другая спшитъ вопросомъ, — у меня духъ захватываетъ отъ этой общей жизни, — общимъ интересомъ… сразу всмъ классомъ вмст, какъ одинъ человкъ… Что-то въ такомъ род я почувствовала и сегодня на сцен, но сегодня передо мной были не дти, а взрослые.

Камневъ.

И это взволновало васъ?

Надя.

Большое наслажденіе говорить съ толпой взрослыхъ людей.

Камнева.

Смотрите, Надя, не очень-то увлекайтесь, толпа взрослыхъ часто капризне ребенка.

Надя.

Все-таки заманчиво встрчаться съ ней лицомъ къ лицу.

Камнева.

И опасно.

Надя.

Что опасно, то еще заманчиве.

Камнева.

Когда надешься опасность побороть… Но потому-то и забывать о ней не слдуетъ.

Камневъ.

Зачмъ ты ее пугаешь?

Камнева.

Оттого, что она ужь слишкомъ не-труслива… А кто мечтаетъ прогуливаться Но невдомымъ странамъ, тому не мшаетъ помнить, что можно встртиться съ чудовищемъ.

Надя.

Мн съ рукъ сойдетъ, я уврена… мн это на роду написано. (Смется.) Вы мн напомнили мое дтство: я съ малыхъ лтъ люблю ‘невдомыя страны’, еще когда мы съ папа. Жили въ его деревн, и я зачитывалась въ его библіотек описаніями путешествій. Мн до того нравились вс эти приключенія, опасности, встрчи съ дикими зврями, что даже, какъ-то разъ, десятилтней двочкой, я стащила у nan пистолетъ и убжала въ лсъ путешествовать… и, вообразите мой восторгъ: прямехонько-таки наткнулась на спящаго медвдя.

Камнева.

И не убжали отъ него?

Надя.

Нтъ, убжалъ медвдь, а не я… потому что я, какъ угорлая, не долго думая, въ него выстрлила, и онъ, какъ всегда спросонья, перепугался.

Камнева.

Такъ я и знала.

Надя.

И что это было за счастье чувствовать себя маленькой героиней!.. Видите иногда въ томъ-то и наслажденіе, что можешь встртить чудовище.

Камнева.

Слышишь, что она говоритъ? Какъ-же ее не пугать.

Входитъ Пружановъ.

VIII.
Т-ЖЕ и ПРУЖАНОВЪ, потомъ ПРИТОЛКОВЪ, позже МУРАНОВЪ, въ конц БЛОЯРСКАЯ, ГЕРАТЬЕВА, ЖИРУНИНЪ и другіе.

Пружановъ.

Наденька, я васъ отпустилъ на минутку, а вы и совсмъ пропали.

Надя.

На какомъ это основаніи вамъ угодно мною распоряжаться.

Въ глубин снова появляется Притолковъ.

Пружановъ.

Потому что… потому что… я буду хлопотать, чтобъ меня назначили директоромъ гимназіи… я тогда сдлаюсь вашимъ начальникомъ, и…

Притолковъ.

Я своего мста не уступлю.

Надя.

Да мы военныхъ къ себ и не пускаемъ, мы васъ, побдителей, остерегаемся…вы, пожалуй, всмъ нашимъ ученицамъ головы закружите.

Пружановъ.

Прошли т времена.

Надя.

Ну, ну, ну, пожалуйста… нтъ-съ, намъ нуженъ директоръ самый неуклюжій, самый некрасивый.

Притолковъ.

Въ род меня?

Надя.

А вы не подслушивайте.

Пружановъ.

Да одньте меня въ статское платье, я хуже его буду, ей-Богу, хуже.

Входитъ Мурановъ.

Мурановъ — Камневу.

А! Владиміръ Андреевичъ!.. (Пожимаетъ ему руку.) Благодарю васъ, благодарю васъ.

Камневъ.

За что?

Мурановъ.

Я думалъ, вы меня поздравляете съ успхомъ Нади… Да, мн, какъ отцу, и не слдовало-бы этого говорить, но почему отецъ Не долженъ видятъ того, что видять вс?

Входятъ: Гератьева, Блоярская, Жирунинъ, Курочинскій, Лиза, Стрлкина и другіе гости.

Гератьева.

Разсаживайте насъ.

Блоярская.

Кто съ кмъ хочетъ, — полная свобода! Я никого не стсняю.

Разсаживаются: за первымъ столикомъ, слва: Курочинскій, Лиза, Стрлкина, Камнева, за вторымъ, справа: Надя, Пружановъ, Блоярская, Камневъ, Катя, за третьимъ, въ глубин Мурановъ, Гератьева, Жирунинъ, Притолковъ и другіе.

Катя.

Надежда Ивановна, мн можно съ вами?

Надя.

Садись, Катюша.

Лакеи разносятъ ужинъ. Входятъ Семиратовъ, Силочкинъ и Сердюковъ.

IX.
Т-ЖЕ, СЕМИРАТОВЪ, СИЛОЧКИНЪ и СЕРДЮКОВЪ.

Семиратовъ — Силочкину.

Вотъ, съ вашими вчными объясненіями, я и прозвалъ мсто подл Надежды Ивановны.

Камнева.

Садитесь къ намъ. (Оба садятся къ первому столу.) Что вы такое объясняли?

Силочкинъ.

Я только утверждаю, что комическія роли гораздо трудне играть, чмъ драматическія.

Курочинскій.

Какъ-же не труднй!.. васъ, комиковъ-то, посмотрите, на всхъ перекресткахъ, была-бы физіономія почудне.

Силочкинъ.

У насъ — почуднй, а у васъ — съ цирульной вывски, отъ парикмахера.

Сердюковъ — стоя подл нихъ.

Нтъ-съ, драматическій актеръ, какъ можно… онъ что?— Онъ вышелъ, прижалъ руку къ сердцу: ‘ахъ, какъ я тебя люблю!’ Или за голову схватился: ‘Боже мой, какъ я страдаю?’ — вотъ, вдь, что драматическій-то актеръ!

Жирунинъ — зоветъ.

Илья!

Сердюковъ поспшно отходитъ къ третьему столику и тамъ садится.

Курочинскій.

Цнители!

Камнева.

Мн кажется, тутъ не о чемъ спорить, чтобъ сдлать что нибудь хорошо, — все трудно и на все нуженъ талантъ.

Семиратовъ.

Совершенно такъ-съ. Вотъ надежда Ивановна сегодня доказала…

Лиза.

Ахъ, Творецъ небесный! Оставьте вы Надежду Ивановну въ поко. Что это сегодня ни о чемъ говорить нельзя: все надо Надежду Ивановну величать.

Семиратовъ.

Я подъ живымъ впечатлніемъ, она меня сегодня тронула до слезъ… я плакалъ.

Курочинскій.

Какой вы чувствительный!

Семиратовъ.

Не всегда-съ… вотъ на вашу игру я не разчувствовался, но она!.. когда она сказала: прощайте!’ — у меня такъ и брызнули слезы.

Курочинскій.

Вы, можетъ быть, подумали, что она съ вами прощается.

Семиратовъ.

Какъ нелпо… этакія шутовскія замчанія…

Курочинскій.

Ваше благородіе, вы увлекаетесь…

Камнева — останавливая Семиратова, который хочетъ возражать.

Не горячитесь, не извольте горячиться!

Семиратовъ.

Вдь, это-съ какая-то жалкая злоба… потому, что Надежда Ивановна имла больше успха, чмъ онъ, сейчасъ завидовать и унижать.

Курочинскій.

Я-съ никому не завидую, мн не зачмъ завидовать. Хоть-бы у Надежды Ивановны были сотни такихъ безусловныхъ поклонниковъ…

Семиратовъ — горячо.

Что значитъ безусловныхъ? Что значитъ безусловныхъ?!

Камнева — обращаясь къ второму столу.

Наденька, возьмите у насъ офицера: онъ слишкомъ горячится.

Блоярская.

Идите сюда, Антонъ Николаичъ!

Семиратовъ — переходя ко второму столу, со своимъ стуломъ.

Съ величайшимъ удовольствіемъ.

Надя — усаживая его.

Садитесь съ нами, тутъ вашъ генералъ, онъ васъ приструнитъ.

Силочкинъ — подходя къ нимъ..

Надежда Ивановна, позвольте ужь и мн: тамъ все антагонисты.

Семиратовъ.

Не позволяйте, онъ еще за кулисами все краснымъ виномъ подкрплялся, и сейчасъ пять рюмокъ водки выпилъ.
Силочкинъ.
Родителю-то?.. вдь, я вашего родителя представлялъ.

Блоярская. Пружановъ, Камневъ.

Садитесь на мсто!.. на мсто! что вы безобразничаете?

Силочкинъ — на колняхъ передъ Надей.

Хотъ ручку дайте поцловать!

Надя — встаетъ.

Нтъ, и ручки не дамъ, прощайте.

Отходитъ къ первому столу къ Камневой.

Пружановъ и Семиратовъ — Силочкину.

Перестаньте, что вы?..

Блоярская.

На него нельзя сердиться: онъ такой смшной.

Уговариваютъ его.

Надя — подл перваго стола.

О чемъ вы тутъ заспорили?

Лиза.

О васъ.

Курочинскій.

У васъ, Надежда Ивановна, уже лейбъ-гвардія образовываться начинаетъ, хоть и изъ армейскаго полка.

Стрлкина.

Да, ужь васъ въ обиду не дадутъ.

Надя.

Кому-же нужно меня обижать? И за что?

Камнева.

Не блести.

Курочинскій.

Напротивъ, блестть позволительно только вамъ одной.

Пружановъ — зоветъ.

Надежда Ивановна! что-жь это значитъ? куда вы ушли? мы протестуемъ?

Надя.

Отправьте комика къ директору, пускай его. въ карцеръ посадятъ, тогда я вернусь.

Силочкинъ.

Я заплачу.

Семиратовъ.

Маршъ, маршъ, пожалуйте.

Уводитъ Силочкина къ третьему столу.

Блоярская.

Наденька, идите-же…

Надя.

Иду, иду, иду.

Возвращается ко второму столу. Мурановъ выступаетъ съ бокаломъ, за третьимъ столомъ стучатъ ножемъ о тарелку.

Голоса — за третьимъ столомъ.

Тише, господа! тостъ! Тише, тише, тостъ!

Все стихаетъ. Нсколько человкъ съ третьяго стола группируются около перваго. Между прочими, Сердюковъ.

Мурановъ.

Господа! въ этотъ знаменательный день я считаю священной обязанностью предложить тостъ за нашу неутомимую хозяйку, за ея полезную дятельность!.. Я такъ глубоко сознаю все, что для насъ она сдлала. Успхъ моей дочери, которымъ я такъ горжусь…

Заминается, словно слезы ему мшаютъ говорить.

Курочинскій.

Мн нравится, что этотъ папенька все на свой счетъ принимаетъ.

Мурановъ.

Это дло Анны Петровны.

Многіе шумно бросаются чокаться съ Блоярской.

Блоярская.

Нтъ, нтъ, довольно! Я не согласна! (Стихаетъ.) Я хозяйка, вы должны меня слушать. Сегодня мы будемъ пить за здоровье только одной Наденьки.

Семиратовъ.

И всякій скажетъ ей привтственное слово.

Блоярская.

Чудесно!.. Кто хочетъ, можетъ говорить ей спичъ.

Силочкинъ — выступая.

Я скажу…

Блоярская.

Кром комика: онъ въ карцер.

Камнева.

Давайте его мн. (Сажаютъ Силочкина подл Камневой.) И сидть смирно.

Силочкинъ.

Pardon, madame la directrice.

Семиратовъ.

Тише, тише, господа!.. Первое слово Анны Петровны.

Все стихло.

Блоярская.

Наденька, я вамъ спича не скажу, я не умю… но, божество мое, я умю цловать. Я васъ цлую, и знайте разъ навсегда: если вамъ что-нибудь понадобится выхлопотать, у губернатора, или даже въ Москв и Петербург, — у меня везд знакомые и я всегда вамъ слуга.

Цлуетъ Надю.

Сердюковъ — Силочкину.

Она это и мн говорила, а на первый-же случай хвостъ показала.

Силочкинъ.

И мн тоже.

Пружановъ — всталъ.

Надежда Ивановна!..

Блоярская.

Генералъ говоритъ!.. Господа! его превосходительство.

Пружановъ.

Надежда Ивановна, вы сегодня показали себя замчательной актрисой.

Силочкинъ.

Браво, генералъ!!

Блоярская.

Молчите, арестованный!

Пружановъ.

Сегодня здсь вс признали то, что я въ васъ давнымъ-давно видлъ. Надежда Ивановна, вы рождены пересоздать нашъ несчастный русскій театръ.

Надя.

Полегче, генералъ, полегче.

Пружановъ.

Я поднимаю сей бокалъ за вашу будущую славу, за ваши будущія побды!.. Желаю вамъ встрчать всегда и везд одни только восторги… чтобъ вс мужчины были въ васъ влюблены!..

Камнева.

И женатые?

Пружановъ.

И женатые, чортъ возьми, — ничего не значитъ.

Надя.

Генералъ, вы хотите, чтобъ я вносила раздоръ въ семьи?

Пружановъ.

Это право таланта… За вашу блестящую будущность!

Пьетъ. Шумъ. Силочкинъ вылзаетъ.

Силочкинъ.

Я буду пить…

Надя.

Вамъ пить не позволятъ,— ступайте на мсто.

Его снова усаживаютъ.

Сердюковъ — Курочинскому.

А тятенька-то все благодаритъ.

Семиратовъ.

Господа, позвольте мн… Анна Петровна, мн позвольте. (Общее ‘тсс!!’) Не забывайте, господа, что на тернистомъ пути…

Курочинскій.

Громче!

Шумъ, споры: ‘громче! тише, не слыхать! тсс!’ — стихаетъ.

Семиратовъ — громко.

Не забывайте, что на тернистомъ пути актерскомъ зависть губитъ всякій талантъ. Дай вамъ Богъ, Надежда Ивановна, чтобъ вамъ какъ можно меньше завидовали.

Курочинскій.

Не завидуютъ только бездарностямъ!

Общее: ‘тсс!!’

Семиратовъ.

Я не такъ сказалъ, господа, я не такъ. Дай Богъ, чтобъ вс вамъ завидовали, но чтобъ эта зависть вамъ не вредила.

Пружановъ.

Такъ, такъ, молодецъ!

Семиратовъ.

Врно, вдь, ваше превосходительство.

Пружановъ.

На погибель зависти!

Шумъ, крики: ‘браво! хорошо!’ и проч. Курочинскій и Лиза уговариваютъ Притолкова.

Курочинскій — Притолкову.

Скажите, скажите, а то она, въ самомъ дл, о себ возмечтаетъ. (Блоярской.) Анна Петровна, вотъ едоръ Григорьевичъ желаетъ…

Блоярская.

Нашъ директоръ… чего-же лучше? Превосходно!

Притолковъ колеблется, многіе его уговариваютъ.

Притолковъ — взявъ бокалъ

Я съ величайшей готовностью, если ужь вс требуютъ.— Надежда Ивановна! Я тоже присоединяюсь къ общему привтствію.

Сердюковъ — къ стоящимъ рядомъ съ нимъ.

Язвить будетъ.

Притолковъ.

Я тоже очень радуюсь вашему успху, мн пріятно видть эту общую симпатію къ вамъ, которая здсь какъ-то сроднила людей самыхъ разношерстныхъ. Вс васъ привтствуютъ: отъ неистовыхъ восторговъ, до теплаго участія, — все тутъ есть… но именно это во мн и возбуждаетъ нкоторый страхъ.

Сердюковъ.

Ишь ты, язва-то, вотъ…

Притолковъ.

Успхъ артиста — опасный успхъ. Напишите вы какое-нибудь сочиненіе, сдлайте научное открытіе, успхъ вашъ не такъ виднъ, не такъ ярокъ, не такъ давитъ васъ. Артистъ всегда является въ праздничномъ вид, на него устремлены тысячи глазъ, его слушаютъ тысячи ушей. Его одно слово, одинъ жестъ, иногда вызываютъ одуряющій громъ рукоплесканій, — и это повторяется каждый вечеръ. Оттого никто не бываетъ такъ самолюбивъ, какъ артистъ. Если судьба предназначила вамъ карьеру артистки, избави васъ Господи отъ такого мелкаго самолюбія: оно хуже всякой зависти и интригъ.

Камнева.

О! Въ этомъ отношеніи за Надежду Ивановну бояться нечего. Говорите это тмъ, кто не уметъ любить своего дла, кто не уметъ въ немъ самомъ находить свои радости, кто только успха ищетъ, во что-бы то ни стало, только успха, и охотно слушаетъ восторженныя похвалы ложныхъ друзей. Наденька прогонитъ ихъ отъ себя, она выше такихъ соблазновъ. (Над.) Нтъ, милый другъ, я знаю васъ хорошо и одного вамъ желаю — оставайтесь вы всегда такой, какая вы есть… (Общее громкое ободреніе и рукоплесканіе. Надя судорожно схватываетъ Камневу за руку.) — даровитой, честной работницей, страстной къ своему труду, и чтобъ этотъ трудъ, чтобъ это творчество, всегда были вашей жизнью и вашимъ наслажденіемъ.

Надя — крпко пожимая ей руку.

Благодарю васъ!.. Всхъ благодарю: такъ вс ко мн участливы сегодня… пріятно мн это слушать, да… странно какъ-то… За что? Помилуйте! что я такое?.. А все-таки хочется вамъ отвтить. Я еще совсмъ не артистка, и еще не знаю, буду-ли ею когда-нибудь, а уже и сегодня вс ваши привтствія мн чмъ-нибудь грозятъ. То предлагаютъ мн протекцію, — стало быть, хотятъ сказать, что безъ нея не обойдешься… ту сулятъ враговъ и зависть… (Шутливо.) то стращаютъ, что мой успхъ внесетъ раздоръ въ семьяхъ… и, наконецъ, даже себя мн надо бояться, своего самолюбія… Если такъ трудно быть артисткой, такъ трудно жить, — пожелайте-же кстати, чтобъ моя жизнь шла не слишкомъ въ разрывъ съ моимъ дломъ, какое-бы оно нибыло, — и чтобы хватило моихъ силъ на борьбу со всмъ, что мн предстоитъ.

Почти вс.

Урра! Урра!!

Шумъ, говоръ, привтствіе. Идутъ чокаться съ Надей.

ВТОРОЕ ДЙСТВІЕ,

Общая комната у Мурановыхъ. Слва женскій письменный стопередъ окномъ. Двери въ глубин и справа. При поднятіи занавса, МУРАНОВЪ окончательно устанавливаетъ новую мебель. Носильщики и приказчикъ изъ магазина стоятъ и смотрятъ.

I.
МУРАНОВЪ, приказчикъ носильщики.

Мурановъ.

Ну, такъ… такъ будетъ хорошо. Спасибо, ребята. Ступайте. (Носильщики кланяются, переминаясь.) Что вамъ? Ахъ, да, на чай надо… вотъ вамъ (Даетъ рубль.) Довольно?

Носильщики.

Благодаримъ покорно… много милости вашей благодарны… дай вамъ Богъ…

Уходятъ.

Приказчикъ — подавая счетъ.

А это вотъ счетецъ будетъ…

Мурановъ.

Знаю, знаю… (Взглянувъ на счетъ.) Сто пятнадцать рублей, — хорошо.

Приказчикъ — мнется.

Хозяинъ говорилъ: пятьдесятъ рублей сейчасъ получить.

Мурановъ.

Нтъ, у насъ уговоръ платить въ разсрочку, и первыя деньги я общалъ въ среду.

Приказчикъ.

Такъ-съ.

Мурановъ.

Я прямо сказалъ, что раньше среды не могу, и самъ принесу… что-жь это онъ?

Приказчикъ.

Хорошо-съ.

Входитъ Надя въ шляпк и тальм.

II.
МУРАНОВЪ, ПРИКАЗЧИКЪ, НАДЯ.

Надя — цлуется съ отцемъ.

Здравствуй.

Мурановъ.

Здравствуй, моя труженица, съ урока пришла?.. Вотъ это я люблю, когда ты такая свженькая да хорошенькая, когда у тебя такъ весело блестятъ глазки.

Надя.

А я не люблю, что у меня такая предательская физіономія, — сейчасъ выдастъ, что у меня на душ.

Мурановъ.

Это хорошая мимика, ma ch&egrave,re, это мимика, это безподобно.

Приказчикъ.

Такъ прощайте!

Уходитъ.

Надя — оглядываясь.

Что это? новая мебель?

Мурановъ.

Да, Надичка, пора было перемнить, такая у насъ гадость была, чисто какъ у попа Ивана.

Надя.

Ты купилъ?

Мурановъ.

Очень дешево… случайно попалась. Прокуроръ узжалъ, такъ отдалъ тутъ одному столяру за долгъ.

Надя,

Сколько-же стоитъ?

Мурановъ.

Смотри, почти совсмъ не подержанная.

Надя.

Сколько стоитъ?

Мурановъ.

Просто даромъ… вообрази, только сто-пятнадцать рублей за все.

Надя.

Папа, какъ-же мы это заплатимъ?

Мурановъ.

Но, душа моя, невозможно-же теб такъ жить, извини, по-свински, особенно теперь, когда начинается у тебя совсмъ новая карьера. Ma ch&egrave,re amie, это все вернется, это плата производительная.

Надя — иронически.

Моя новая карьера!.. все это пока еще одн мечты, ничего еще и не начато, а между тмъ…

Мурановъ.

Что ‘между тмъ?’ что?

Надя.

Нельзя такъ длать, папа: когда чего нтъ, такъ нтъ… тратишь ты сто слишкомъ рублей, когда у меня всего на все двсти, и мы этимъ должны жить три мсяца, да еще и на другое мн деньги нужны… я не могу, я не справлюсь.

Мурановъ.

Надя, Надя, съ твоей возвышенной душой и такая мелочность! Пустые разсчеты тебя пугаютъ.

Надя.

Пустые или не пустые, — да когда нечмъ платить. Мн непріятно это высказывать… но ты… ужасно, право… все въ счетъ будущаго… а еще Богъ его знаетъ, какое оно будетъ.. третьяго дня взялъ у меня двадцать-пять рублей на что-то…

Мурановъ.

Я, Надя не скрываю на что, — я угощалъ въ клуб кое-кого изъ знакомыхъ… я ради тебя не могу отставать отъ общества, чтобъ всегда о теб говорили, и писали, и печатали, это необходимо. Впрочемъ, ты не безпокойся, если у тебя денегъ нтъ, я и не прошу, я достану.

Надя.

Какъ достану?!— займешь гд нибудь?.. вдь потомъ все-таки надо-же будетъ отдавать?

Мурановъ.

Надя, мн очень больно слушать твои упреки: ты мн даешь почувствовать, что я прокутившійся, разоренный баринъ, что я ничего не имю, ничего не длаю и живу на счетъ твоего труда… Не ахай и не разводи руками: это горькая правда, я это прекрасно понимаю, но твердо врую въ твою будущность. Я, можетъ быть, на взглядъ длаю вздоръ, погоди, ты меня когда-нибудь оцнишь… ты увидишь, что все это нужно и дастъ хорошіе результаты. Я готовъ сть только одинъ черствый хлбъ, чтобъ поставить тебя на ноги, — и я высоко тебя поставлю, увидишь.

Надя.

Ахъ, папа, зачмъ эти фразы? никогда ты черстваго хлба сть не будешь, — и какіе тамъ упреки? Что такое?..

Мурановъ.

Нтъ, нтъ, голубушка моя, не сердись. Я скверный отецъ: ты пришла такая хорошенькая, свженькая, а я тебя разстроилъ. Ну, слушай, мы будемъ выплачивать понемножку, когда найдутся лишнія деньги, я такъ уговорился.

Надя.

Когда-же у насъ лишнія?

Мурановъ.

А будетъ трудно заплатить, я мебель отдамъ назадъ.— я такъ уговорился, ну, словомъ, какъ ты мн прикажешь, — только будь опять лучезарная… вспомни, что у тебя было на душ, когда ты вошла: была какая-то радость, въ глазахъ свтилась… ну, вотъ, ну, вотъ, опять улыбаешься… о! я знаю, какъ съ тобой говорить, я въ твоихъ глазахъ прочиталъ, что ты чмъ-то довольна.

Надя.

У насъ сегодня чудный, веселый день, большое празднество.

Мурановъ.

Гд?

Надя.

У Камневыхъ. Я зашла не на долго, черезъ часъ мн надо быть у нихъ.

Мурановъ.

Опять?.. Что теб такое этотъ Владиміръ Андреичъ? ты все свое свободное время отдаешь ему. То онъ здсь, то ты тамъ, на мст его жены, я-бы ревновать тебя сталъ.

Надя.

Не мряй всхъ на свой аршинъ.

Мурановъ.

Ей-Богу, ты къ нему ужь черезъ край благосклонна… и именно сегодня я-бы очень просилъ -тебя остаться дома.

Надя.

Зачмъ?

Мурановъ.

Генералъ хотлъ сдлать теб визитъ.

Надя.

Василій Сергичъ?

Мурановъ.

Онъ что-то особенное хотлъ теб передать, — и онъ такой расположенный къ теб, на всхъ перекресткахъ тобой восхищается.

Надя.

Я полчаса еще пробуду.

Мурановъ.

И какъ это глупо опаздывать! самъ сказалъ, что наврно будетъ въ двнадцать часовъ, теперь ужь двнадцать, и вотъ…

Надя.

Чего ты такъ безпокоишься? Ну, въ другой разъ придетъ.

Мурановъ.

Очень ужь я болзненно слжу, чтобъ вс тебя цнили и любили… чтобъ какъ-нибудь не задть кого-нибудь, не нажить непріятеля. Ахъ, Надя, Надя, ты думаешь, я не вижу, какое ты чудное созданье, и какая я дрянь, но никому ты такъ не дорога, какъ мн… и все мн хочется, чтобъ теб было хорошо… сдлать какое-нибудь удовольствіе… вотъ даже эта покупка мебели… чтобъ только увидать твою улыбку… знаешь: для меня твоя улыбка, это какъ въ теплое лтнее утро… яркая заря на неб.. и горизонтъ..

Надя.

Погоди, папа, твою поэзію я могу и посл слушать, а теперь меня ждетъ дворникъ: надо ему за дрова деньги заплатить… такъ ужь извини, — оставимъ поэзію до завтра.

Смясь, уходитъ.

III.
МУРАНОВЪ одинъ, потомъ СЕМИРАТОВЪ.

Мурановъ.

Пошлости жизни, да! пошлости жизни!.. Грустно.

Напваетъ легкую арію, входитъ Семиратовъ. Мурановъ бросается къ нему на-встрчу, но, увидавъ Семиратова, внезапно останавливается

Семиратовъ — раскланиваясь.

Иванъ Семенычъ…

Мурановъ.

А! Это вы?

Семиратовъ.

Я не помшалъ?

Мурановъ.

Не то, чтобы помшали, а…

Семиратовъ.

Вы собираетесь куда-нибудь?

Мурановъ — колеблясь.

Нтъ, но… (Ршительно.) Милый молодой человкъ, желалъ-бы я откровенно вамъ сказать, да боюсь огорчить васъ.

Семиратовъ.

Что такое, Иванъ Семенычъ? говорите, я не огорчусь.

Мурановъ.

Вы преданы Наденьк, врю… вы очень преданы, — но… такту въ васъ мало. Посмотрите на ея жизнь: что она, бдняжечка, должна выносить?.. Почти дитя, а въ какихъ трудахъ… изъ-за копекъ, вдь, изъ-за копекъ скверной хозяйской дребеденью заниматься. Сейчасъ она ушла, — знаете зачмъ?

Семиратовъ.

Не знаю-съ.

Мурановъ.

Съ дворникомъ разсчитываться за дрова. Ея душ на неб быть, а тутъ дрова. Ну! Что длать?— нужда заставляетъ. Должны-же хоть мы-то, преданные люди, ее лелять, холить и щадить.

Семиратовъ.

Да-съ.

Мурановъ.

А вы не щадите. Скажите сами, для чего вы, чуть не каждый день, сюда ходите?.. Вамъ пріятно
ее видть, говорить съ ней, это я пойму, но подумали-ли вы о ней? ей-то отъ васъ какой профитъ?.. Я не говорю за спиной, тамъ, вы ее можете расхваливать: всякое лишнее доброе слово хорошо… нтъ, а лично? что ей въ васъ?.. вы не критикъ, ни вліятельный человкъ, вы — ничего.

Семиратовъ.

Совершенно и это справедливо.

Мурановъ.

Голубчикъ мой, вы общали не принимать къ сердцу мои слова, вы такой добрый, хорошій, — пожалйте ее. Я, вдь, все вижу и сочувствую. Вамъ это будетъ лишеніе: вамъ хочется ее видть… ну, принесите ей эту жертву, — самоотверженно, благородно.

Семиратовъ.

Хорошо-съ, я перестану ходить.

Мурановъ.

Не совсмъ. Ну, изрдка, отчего-же?.. Только не каждый день: это даже не совсмъ благовидно.

Семиратовъ.

Прощайте. (Мнется.) Виноватъ, Иванъ Семенычъ, еще одно словечко… вотъ, вы говорите: вы нуждаетесь въ деньгахъ… и Надежд Ивановн вдругъ изъ-за этого… Я жалованье сейчасъ получилъ, такъ если угодно…

Мурановъ.

Что вы?!— Нтъ, нтъ. Вы сами бдный человкъ.

Семиратовъ.

Ничего-съ, я могу девяносто рублей. Возьмите, Иванъ Семенычъ, мн теперь не надо, у меня все есть. Вдь вотъ вы откровенно со мной, такъ и я откровенно: для меня это удовольствіе… да вдь, я и не могу безъ денегъ остаться: у меня товарищи, а мундиръ и все другое теперь у меня въ полномъ комплект.

Мурановъ.

Вы золотая душа.

Семиратовъ.

При обстоятельствахъ отдадите, Иванъ Семенычъ.

Мурановъ.

У кого поднимется рука лишить васъ отраднаго сознанія, что вы послужили нашему ангелу?.. Хорошо, на одинъ мсяцъ. Можете на мсяцъ?

Семиратовъ.

Ахъ, Господи, хоть на три Одно, Иванъ Семенычъ, я попрошу: вы не сказывайте Надежд Ивановн, что отъ меня получили деньги.

Мурановъ.

Почему?

Семиратовъ.

Да такъ, — что говорить? не все-ли равно, откуда?..

Мурановъ.

Ваша правда, нечего ей объ этомъ и безпокоиться.

Семиратовъ.

Чтобъ ничего такого ея не касалось. Такъ извольте деньги.

Мурановъ.

Постойте, я жду вашего генерала… кажется… (Заглянувъ въ дверь.) Онъ и есть. ступайте-ка въ мой кабинетъ, я сейчасъ къ вамъ приду.

Семиратовъ уходить. Мурановъ спшитъ отворить дверь, входитъ Пружановъ.

IV.
МУРАНОВЪ и ПРУЖАНОВЪ, потомъ НАДЯ.

Пружановъ.

Дома?

Мурановъ.

Какъ-же не дома?— ждемъ. Наденька тамъ у себя занимается. Ужасно она утомляетъ себя работой, я даже возмущаюсь.

Пружановъ.

Страсть, сударь мой, ужь тутъ все безсильно… ей безъ этого жить нельзя.

Мурановъ.

Я сейчасъ позову.

Пружановъ.

Ни, ни, ни… талантъ никогда не надо нарушать въ его творчеств, — это святотатство. Я подожду.

Мурановъ.

Да ничего.

Пружановъ.

Нтъ. Можетъ быть, вы разрушите минуту вдохновенья, потомъ, вдь, скоро на ладъ не настроишь. (Надя входитъ.) А! Вотъ она, мое прелестное дитя!.. простите старика, что оторвалъ васъ отъ вашихъ упоительныхъ мечтаній.

Надя.

Какія тамъ мечтанія, я съ дворникомъ разсчетъ длала.

Пружановъ.

Съ дворникомъ! Ха, ха, ха!.. оригинальная натура!

Мурановъ.

Простите, я на минуту васъ оставлю.

Пружановъ.

Пожалуйста.

Мурановъ уходитъ.

V.
ПРУЖАНОВЪ и НАДЯ.

Пружановъ.

Я совсмъ стосковался по васъ, нигд васъ не видно. Мимо гимназіи каждый день ходить сталъ, думаю: кончатся классы, выйдетъ, — не тутъ-то было.

Надя.

Ай, ваше превосходительство, берегитесь, чтобъ не узнала ваша невста.

Пружановъ.

Какая невста?

Надя.

Лиза Гератьева. Разв вы на ней не женитесь?… Батюшки!— сконфузился и покраснлъ, въ такомъ почтенномъ чин и краснетъ.

Пружановъ.

Шалунья злая, грхъ конфузить старичка.

Надя.

Я слышала, что вы ужь помолвлены.

Пружановъ.

Оставимъ это и поговоримъ о васъ. Ну, что ваша артистическая карьера?

Надя.

Ничего моя артистическая карьера.

Пружановъ.

Неужто не хлопочете о поступленіи на сцену?

Надя.

Когда-же мн?

Пружановъ.

Все возитесь съ вашими проклятыми ученицами?

Надя.

Прошу не проклинать. Я очень люблю моихъ ученицъ.

Пружановъ.

О, въ такомъ случа, позвольте и мн брать у васъ уроки.

Надя.

Вы не выдержите экзамена въ мой классъ.

Пружановъ.

Почемъ вы знаете? Сперва проэкзаменуйте.

Надя.

Вы сржетесь на первомъ-же вопрос.

Пружановъ.

Извольте спрашивать, извольте.

Надя.

Наврно сржетесь. Ну, отвчайте: кто побдилъ персидскаго царя Кира подъ Сардами?

Пружановъ.

Кира! Экъ куда хватили, въ самую глушь древности… Подъ Сардами… Что-то не помнится. (Спохватясь и утвердительно.) Знаю! знаю! Александръ Макдонскій… (Надя хохочетъ.) Ахъ, какъ она мило смется! Ахъ, какъ прелестно она смется!

Надя.

При Кир Александръ Македонскій еще не родился… да не старайтесь, не узнаете, вамъ за экзаменъ нуль.

Пружановъ.

Нтъ, нтъ, не согласенъ.

Надя.

Никто Кира подъ Сардами не побждалъ, онъ самъ взялъ городъ Сарды, побдивши Креза.

Пружановъ.

Молодецъ! Прекрасно сдлалъ. Да какая она веселая сегодня!— Я васъ такой никогда не видалъ. Это очень пріятно, потому что въ моемъ сегодняшнемъ визит есть спеціальная цль.

Надя.

Аа!?

Пружановъ.

Но заране прошу скрывать, это тайна.

Входитъ Мурановъ.

VI.
Т-ЖЕ и МУРАНОВЪ.

Надя.

Папа, уйди, мн генералъ хочетъ сказать тайну.

Пружановъ — Муранову.

Вы можете… садитесь. (Продолжая рчь.) Скрывать и не смяться. (Надя смется.) Ну вотъ, а она какъ разъ наоборотъ. Ей-Богу, я серьёзно. (Муранову.) Какъ она прелестно смется! (Обоимъ.) Ахъ, все это грустно, а не смшно!.. Я обращаю ваше вниманіе на нашъ бдный русскій театръ, до чего онъ падаетъ съ каждымъ днемъ!.. Что теперь пишутъ, что играютъ, — стыдно вспомнить… все переводы, да оперетты… русскія пьесы такія тривіальныя…

Мурановъ.

Не безъ того.

Пружановъ.

Такъ вотъ я… но повторяю: ни слова объ этомъ никому… я тоже… написалъ пьесу.

Надя — вскочивъ.

Вы? О!!

Пружановъ.

Какая порывистая, усидть не могла… только вы не очень-то ‘о! о! о!’ Эта пьеса совсмъ не такая дрянь, какъ вы думаете.

Надя.

Чудесно! Надо ее поставить на сцену.

Пружановъ.

Какая роль для васъ!!

Надя.

И мы будемъ вызывать: ‘автора! автора!’ — и генералъ выйдетъ, потряхивая эполетами.

Пружановъ.

Вотъ тутъ именно загвоздка. Я не хочу, чтобъ знали, что я сочинитель.

Надя.

И то: въ вашемъ генеральскомъ чин такимъ позорнымъ дломъ заниматься, сочинять пьесы…

Пружановъ.

Ну, хоть не позорнымъ, но если станутъ разбирать и насмхаться.. вдь у насъ не чинятся ни съ кмъ ршительно… неловко какъ-то. Я и придумалъ: надо, чтобы сочинителемъ пьесы считался другой. Ну, напримръ, вы, Иванъ Семенычъ.

Мурановъ.

Благодарю васъ, нтъ, гд-же мн? Я вамъ сейчасъ найду автора, у меня тутъ въ кабинет.

Надя.

Кто?

Мурановъ.

Семиратовъ.

Надя.

Ахъ! чего-же лучше? вашъ подчиненный… если онъ чуть что. его сейчасъ можно и подъ арестъ. (Въ дверь.) Семиратовъ, пожалуйте, гд вы? что вы прячетесь?

Входитъ Семиратовъ.

VII.
Т-ЖЕ и СЕМИРАТОВЪ.

Семиратовъ.

Я не прячусь.

Раскланивается.

Надя — пожимая ему руку.

Вамъ предстоитъ большая честь. Слушайте, вашъ генералъ написалъ пьесу.

Пружановъ.

Это секретъ.

Надя.

Секретъ, понимаете?.. и потому генералъ хочетъ, чтобы сочинителемъ вмсто него, выдавали себя вы.

Семиратовъ.

Я-съ?

Пружановъ.

Да, вамъ можно доврить: вы скромны и…

Надя.

Выносливы… коли будутъ бранить пьесу, вы молча стерпите, вы съумете пострадать за начальство.

Пружановъ.

Можетъ быть и не придется страдать.

Надя — Семиратову.

Знайте-же: съ этой минуты вы драматическій писатель.

Семиратовъ.

Слушаю-съ.

Пружановъ.

Садитесь, я вамъ разскажу содержаніе пьесы.

Надя.

Она… длинная?.. Длинная ваша пьеса?

Пружановъ.

Три акта. У меня тутъ увидите одну вещь совершенно небывалую, вы этого никогда и нигд не встрчали. Тутъ представьте только, одна двушка до безумія влюблена въ молодого человка…

Надя.

Да, этого еще никогда и нигд не бывало.

Пружановъ.

Насмшница! Прытки вы больно, я не досказалъ. Влюбленныхъ, конечно, много везд…

Надя.

Но такихъ, какъ у васъ, нигд и никогда не бывало.

Смется.

Пружановъ.

Какая она веселая сегодня! И какъ она увлекательно смется!

Входитъ Блоярская.

VIII.
Т-ЖЕ и БЛОЯРСКАЯ.

Семиратовъ.

Ахъ! Анна Петровна.

Блоярская.

Вы уже здсь, генералъ, простите, опоздала. Здравствуйте, Наденька. (Другимъ.) Здравствуйте. Не могла раньше поспть: въ богадльню зазжала. Старушка тамъ у меня есть, моя протежё, и, вообразите, подралась съ экономомъ, укусила его, надо было разобрать… но, слава Богу, все устроилось, я ее отстояла, — хотли выгнать… Ну-съ, а на васъ, Наденька, я сердита, — сердита до бшенства.

Надя.

Господи! пожалуй, тоже кусаться будете, какъ ваша протеже.

Блоярская.

Вы сами не хотите себ счастья. Дикая вы, готентотка! три раза звала васъ вечеромъ, чтобъ знакомить съ обществомъ, карету посылала за вами,— никогда дома нтъ. Все проповди своего Камнева слушаетъ. Такъ далеко не уйдете: подъ лежачій камень вода не течетъ.

Пружановъ.

Капризъ талантливой натуры, Анна Петровна. Насиловать нельзя.

Блоярская.

Нтъ, надо насиловать, когда убжденья не дйствуютъ. Наденька, я должна-бы принять это за оскорбленіе. Еслибъ я не была такъ добра, я бы и оскорбилась. Изъ-за чего я суечусь? Точно для себя. Вы неблагодарны и къ себ, и къ обществу. Вамъ Богъ далъ талантъ, вы имъ пренебрегаете, васъ любятъ, о васъ стараются, а вы все топорщитесь.

Надя.

Ба! да и вы, должно быть, тоже захали со спеціальною цлью.

Блоярская.

И прямо ее сейчасъ выскажу. Ma ch&egrave,re amie, вамъ представляется замчательный, единственный случай сразу перешагнуть вс препятствія и подняться очень высоко. Къ намъ сюда черезъ дв недли долженъ пріхать министръ. У Жирунина процессъ есть въ суд, и онъ хочетъ подслужиться министру: устроить въ честь его два три великолпныхъ праздника.

Пружановъ.

И между прочимъ, спектакль. Мы сыграемъ мою пьесу.

Семиратовъ — съ восторгомъ.

Въ городскомъ театр! вотъ чудо-то!

Блоярская.

Представьте себ: толпа народу, прізжіе изъ Петербурга, прізжіе изъ Москвы… вы передъ ними явитесь на сцену, и все отъ васъ безъ ума. Рецензенту губернскихъ вдомостей сказано, что если онъ не превознесетъ васъ выше всякихъ похвалъ, я интригу подведу, и онъ лишится мста въ канцеляріи губернатора… Цлуйте, душка! Я добра, и вы мой идеалъ,— для васъ я на стну ползу.

Надя.

Спектакль устраиваетъ тоже Жирунинъ?

Блоярская.

Да… и потому-то я васъ сейчасъ похищаю и везу къ нему. Сегодня у него обдаетъ графиня Заржецкая изъ Москвы. Господи, какъ я васъ ей расхваливала: и характеръ, и талантъ, и красоту, и все, все, все…

Пружановъ.

Да ужь вы начнете хвалить, такъ, вдь…

Блоярская.

Такъ нахвастала, что графиня непремнно хочетъ съ вами познакомиться. Она вамъ будетъ прекрасное прибжище для Москвы, — и я ей общала показать васъ. Вотъ, сегодня у Жирунина, за обдомъ, это все та`съ кстати, и о спектакл поговоримъ.

Надя.

Чтобъ я ни съ того, ни съ сего, похала къ Жирунину обдать?

Блоярская.

Это ничего: онъ такой добрякъ и простякъ. (Спохватись.) Ахъ, что-же я забываю?.. Онъ просилъ меня передать вамъ маленькій подарокъ въ знакъ глубокаго уваженія къ вашему таланту… (Подаетъ футляръ.) Вотъ.

Надя.

Браслетъ? мн, отъ Жирунина? и приглашеніе къ нему обдать?.. Ха, ха, ха!.. Надо-же всему этому случиться именно сегодня… ха, ха, ха,— прелестно!

Блоярская.

Что-же такое сегодня?

Надя.

Праздникъ у меня, я веселюсь!.. Сегодня мы противъ Жирунина начинаемъ войну.

Блоярская.

Какъ?

Мурановъ.

Что такое?

Надя.

Мы открываемъ банкъ для рабочихъ людей, — ссудосберегательное товарищество.

Блоярская.

Ахъ, слышала. Никита Степанычъ за это очень сердитъ на вашего Камнева.

Надя.

Какъ Жирунину не сердиться? У него до сихъ поръ была своя рука: всхъ здшнихъ крестьянъ и мщанъ въ рабств держалъ, съ нищеты оброкъ бралъ, дастъ рубль взаймы, а получаетъ десять,— и вдругъ такая конкуренція! банкъ. Начнутъ его должники занимать деньги у насъ за маленькіе проценты, такъ ему будетъ большой убытокъ.

Пружановъ.

У васъ, Наденька? да вы-то тутъ что?

Надя.

Я этой зат очень поспособствовала. Я даже участница банка, я взяла пай въ пятьдесятъ рублей.

Мурановъ.

Такъ вотъ почему ты сегодня такая оживленная.

Блоярская.

Зачмъ вы это? зачмъ?

Мурановъ.

Поймете вы этихъ людей! умщается-же все это въ одной голов: и тонкія проявленія художества, и божественная красота искусства, и банковые разсчеты, операціи по процентамъ и паямъ…

Надя.

Папа, опять фразы, ты очень хорошо знаешь, что нашъ интересъ не нажива.

Мурановъ.

Но искусство должно быть для тебя выше простыхъ благодяній. Какъ-же ты не видишь, что сама вредишь процвтанію лучшихъ сторонъ твоей души? Жирунинъ человкъ сильный, и у него сильные друзья, если онъ узнаетъ, что ты, вмст съ его врагами, этимъ банкомъ хочешь обрзать его доходъ, онъ возмутится и противъ тебя.

Надя.

А мн что?.. Я еще лучше сдлаю, — ахъ, какая мысль!.. Я было хотла его подарокъ ему отослать назадъ, — ни за что!.. я его продамъ и деньги внесу въ кассу. Жирунинъ самъ съ собой будетъ конкурировать.

Семиратовъ.

Его-же деньгами хотите противъ него дйствовать.

Сдержанно смется.

Пружановъ.

Прелесть моя, какая вы веселая сегодня…

Блоярская.

Вы его разсердите, и тогда онъ не допуститъ вашего участія въ спектакл.

Надя.

Я сама въ немъ участвовать не буду. Какъ? вы вс называете Жирунина чуть что не разбойникомъ и предлагаете мн помогать ему въ устройств какого-то торжества? чтобы подслужиться?! потому, что у него какой-то процессъ! И вроятно грязный процессъ!?— Извините.

Блоярская.

Ахъ, вы экзальтированное дитя!.. Разбойникъ!— вамъ-то что? вы чисты, вы честны, это васъ не коснется… а пренебрегать такими людьми нельзя, черезъ нихъ все на свт длается.

Пружановъ.

Да вы, Наденька, на время забудьте, что это дло Жирунина, вдь тутъ главное устроить спектакль и сыграть мою пьесу, — вдь другого такого случая не скоро дождешься.

Семиратовъ.

Въ настоящемъ театр!

Блоярская.

Да, это не какой-нибудь аматёрскій спектакль, это большое, интересное представленіе… какъ этимъ пренебрегать?!

Надя.

Я играть не буду, Анна Петровна.

Блоярская.

Это ваше послднее слово? И къ Жирунину со мной не подете?

Надя.

Нтъ. И подарокъ его пожертвую въ банкъ.

Блоярская.

Даже, если я приму вашъ отказъ за обиду, если я васъ буду просить объ этомъ, какъ о личной услуг мн?

Надя.

Даже и тогда нтъ. Не просите меня о томъ, чего не слдуетъ длать.

Блоярская.

Ну, Надежда Ивановна, посл этого мн остается. только сложить руки и отступиться отъ васъ.

Пружановъ.

Анна Петровна! Надо быть снисходительной къ таланту… Анна Петровна!..

Мурановъ — Над.

Плохо на тебя вліяютъ твои друзья.

Блоярская.

Нтъ, я добра, я ужасно добра, но всему есть предлъ. Мать объ родной дочери не будетъ такъ заботиться, какъ я объ Наденьк, и мн такъ рзко отвчать?— нтъ…

Семиратовъ — у окна.

Кажется, Владиміръ Андреичъ къ вамъ.

Блоярская.

Камневъ! Ну такъ, такъ… безъ него четверти часа прожить нельзя. Что вы влюбились въ него, что-ли, или отъ него благодати надетесь?.. Пойдемте, Иванъ Семенычъ, я съ нимъ встрчаться не хочу, спрячьте меня въ вашемъ кабинет.

Пружановъ — тихо ей.

Я ее попрошу, чтобы она его скорй спровадила.

Блоярская — тихо ему.

Вдь, меня засмютъ, я дала честное слово, что привезу ее къ обду.

Блоярская и Мурановъ уходятъ.

Пружановъ.

Ступайте и вы, Семиратовъ. (Семиратовъ уходитъ.) /аденька, вы съ Владиміръ Андреичемъ безъ церемоніи, скажите ему, чтобы онъ пришелъ позже. Надо-же покончить этотъ споръ, миролюбиво, безъ ссоры. Мы сейчасъ-же и удемъ… пажалуйста.

Уходитъ.

IX.
НАДЯ одна, потомъ КАМНЕВЪ.

Надя.

Скорй шляпу, чтобы не было разговоровъ и распросовъ. (Входитъ Камневъ.) Вы за мной?— Я готова.

Камневъ.

До открытія еще цлый часъ, и я нарочно зашелъ поговорить съ вами наедин.

Надя.

Такъ отойдите сюда подальше отъ кабинета, у меня тамъ цлый зоологическій садъ спрятался.

Камневъ.

Какъ?

Надя.

Или пойдемте потихоньку, дорогой поговоримъ.

Камневъ.

Нтъ, всего два слова. Я почти цлую ночь объ этомъ размышлялъ и счелъ-бы недобросовстнымъ не сказать вамъ, что вы душа всей нашей сегодняшней зати. Безъ васъ ничего-бы не было.

Надя.

Объ этомъ нечего толковать.

Камневъ.

Нтъ, очень есть чего. Моя жена, моя Катя, честная, прекрасная женщина, но она слишкомъ любитъ меня и своего сынишку. Она все боится, что я беру себ работу не по силамъ. У нея даже на этотъ счетъ своя особая логика выдумана, она говоритъ: ты сразу себя убьешь, и тогда никакой пользы никому не доставишь. Ссудное товарищество вещь хлопотливая и рискованная. Катя связала-бы меня, отговорила-бы меня, еслибъ не были тутъ вы съ вашей умной, горячей головкой.

Надя.

Пойдемте лучше.

Камневъ.

Вы, какимъ-нибудь мткимъ замчаніемъ, даже шуткой, такъ умете покорять людей, и ободрить, и подвинуть на дло! Въ устройств нашего маленькаго банка, я видлъ только первую пробу, и по ней… вы такъ молоды, — по ней отрадно думать, на какія дла вы способны.

Надя.

Довольно пророчествъ, довольно.

Камневъ.

Я каждый день злюсь на себя, что такъ долго знакомъ съ вами и до сихъ поръ такъ мало васъ зналъ. Я начинаю думать, что многое, что за послднее время мн такъ нравилось въ моей Кат, шло черезъ нее отъ васъ. Еслибъ въ ней, въ моей Кат, была ваша кровь, еслибъ рядомъ со мной…

Надя.

Я не хочу, чтобы вы такъ говорили.

Беретъ съ письменнаго стола перочинный ножъ и имъ судорожно играетъ.

Камневъ.

Вы не хотите знать, что я думаю?

Надя.

Мн трудно это слушать.

Камневъ.

Но, вдь, все-таки пріятно? не можетъ бытъ иначе.. вамъ пріятно чувствовать свою силу.

Надя.

Пойдемте.

Камневъ.

Дайте мн высказаться, чтобы сегодняшняя моя радость была полна… отчего вы отстраняетесь? Природа сильне воли человка, — кто-же виноватъ… (Останавливается, увидавъ въ ней судорожное движеніе и измнившееся лицо.) Что съ вами?

Надя — показываетъ лвую руку.

Я обрзала себ руку.

Камневъ — испуганно.

Какъ?

Надя.

Нечаянно… держала ножикъ въ рукахъ и…

Придерживаетъ правой рукой лвую.

Камневъ

Вся рука въ крови.

Надя.

Возьмите у меня платокъ изъ кармана. Разорвите и перевяжите мн.

Онъ вынимаетъ ея платокъ, разрываетъ и перевязываетъ.

Камневъ.

Какъ вы глубоко разрзали… кровь не унимается.

Надя.

Уймется, — ничего. Пойдемте, тутъ рядомъ аптека, мн сдлаютъ перевязку.

Камневъ.

Скорй, скорй,— я боюсь, вы задли жилу.

Надя.

Накиньте мн тальму на плечи. (Онъ накидываетъ ей тальну. Она прислушивается къ двери, и говоритъ съ усмшкой.) Спорятъ, — и обо мн… (Съ легкимъ смхомъ.) Пойдемте. Да не бойтесь, это ничего.

Оба уходятъ. Въ дверяхъ кабинета появляется Семиратовъ.

X.
СЕМИРАТОВЪ, потомъ БЛОЯРСКАЯ, ПРУЖАНОВЪ и МУРАНОВЪ.

Семиратовъ — оглянувъ комнату, въ дверь.

Ушелъ.

Блоярская, Мурановъ, Пружановъ — выходятъ, громко споря.

Блоярская.

Я не могу больше… Я прославляю везд, что ей протежирую… она меня срамитъ передъ обществомъ, она меня длаетъ лгуньей… вс видятъ, что она мою протекцію въ грошъ не ставитъ.

Пружановъ.

Такая натура.

Семиратовъ — у окна.

Смотрите, Надежда Ивановна тоже уходитъ.

Вс подбгаютъ къ окну.

Блоярская.

Съ Камневымъ?— ушла!.. Поздравляю… не сказавши ни слова, не простясь… (Пружанову.) Ну! что-съ? вы скажете, и это тоже прекрасно?

Пружановъ.

Прелестно! даже восхитительно прелестно!.. вздумала, надла шляпу и ушла… минута ей повелитель! вотъ натура! вотъ натура!!

Блоярская.

Ну, кому нравятся пощечины, тотъ пускай ихъ и глотаетъ, — я никогда.

Уходитъ.

Пружановъ — ей вслдъ.

Дивная натура! дивная!

ТРЕТЬЕ ДЙСТВІЕ.

Зала въ квартир Каыневыхь, въ дом женской гимназіи. Въ глубин, нсколько справа, большая дверь съ выходомъ на площадку, за которой видна лстница въ верхній этажъ гимназіи. Слва столъ, покрытый зеленымъ сукномъ. При поднятіи занавса, КАМНЕВА раскладываетъ на стол бумагу и карандаши.

Входитъ ПРУЖАНОВЪ.

I.
КАМНЕВА и ПРУЖАНОВЪ.

Пружановъ.

Здравствуйте. Что это? священно-дйствовать приготовляетесь?

Камнева.

У меня сейчасъ будетъ засданіе попечительнаго совта…

Пружановъ.

Ну, я вамъ не мшаю, я уйду. (Садится.) Я-съ, Катерина Дмитревна, вотъ зачмъ зашелъ… спросить, правда это, какіе слухи странные ходятъ по городу: будто вы хотите выгнать изъ гимназіи Наденьку Муранову?..

Камнева.

До сихъ поръ еще нтъ ничего опредленнаго, но я подозрваю, что въ этомъ род что-то затвается… я собираю совтъ по желанію попечительницы, она прислала мн письмо. Пожалуй, что они именно хотятъ говорить объ Наденьк. Я буду отстаивать ее всми силами.

Пружановъ.

Разв это не отъ васъ зависитъ?

Камнева.

Главнымъ образомъ, отъ директора, но едва-ли онъ сдлаетъ что-нибудь на перекоръ совту. У насъ гимназія пользуется субсидіями отъ города и отъ земства, потому въ совт участвуютъ члены земства и думы, — отъ думы Жирунинъ. Если весь совтъ будетъ противъ Наденьки, едоръ Григорьичъ покорится и уступитъ.

Пружановъ.

Это возмутительно!.. Положимъ, ей отъ вашей гимназіи проку мало, она своимъ талантомъ пробьетъ себ дорогу, но вдь это пятно!— ее хотятъ запятнать!.. вдь общество не станетъ разбирать какими интригами этого добились, а посмотрятъ просто, какъ на выгнанную.

Камнева.

Мн это было-бы тяжеле, чмъ кому-нибудь.

Пружановъ.

Надо-бы мн въ этомъ вашемъ совт быть и сказать имъ… этакое словцо…

Камнева — улыбаясь.

Ничего хорошаго-бы не вышло. Вообще, если позволите вамъ посовтовать, Василій Сергичъ, когда вы въ пользу Наденьки говорите, не выходите изъ себя, не бранитесь за нее, поврьте, вы этимъ никого къ ней не расположите.

Пружановъ.

Правда. Вчера я за нее съ мадамъ Гератьевой сцпился… чего я ей не наговорилъ! Господи!— вспомнить жутко.

Камнева.

По обыкновенію… Ну, и что-же толку? Наврно, вы озлобили Гератьеву, и она будетъ вредить Над: сплетничать, злословить, — хорошую услугу оказали!

Пружановъ.

Понимаю, что сдурилъ.. да, вдь, съ этимъ народомъ всякаго взорветъ. Я у Гератьевыхъ всегда былъ и любезенъ, и ласковъ, — посщалъ часто ихъ домъ, а барыня изъ этого заключила, что я хочу жениться на ея сестр… свою старую дву мн навязывала, такую-же дуру, какъ она сама. Теперь, видите, Наденька меня отъ нихъ отбила… чортъ! Наплетутъ-же…

Камнева.

Все-таки сдержать себя слдовало.

Пружановъ.

То-то, вотъ, не пристало кавалеристу въ пхот служитъ. Нтъ у меня этой выправки спокойной да постепенной, — все-бы мн въ карьеръ. Я ужь что сталъ длать, чтобъ угомониться: велю осдлать адъютантскаго вороного, нажарю ему бока, да какъ пронесетъ онъ меня верстъ пятнадцать галопомъ, какъ будто и полегче станетъ.

Камнева.

Это вы хорошо придумали.

Вбгаетъ Катя.

II.
Т ЖЕ, КАТЯ, потомъ ГЕРАТЬЕВА.

Катя — быстро кланяется Пружанову.

Катерина Дмитревна, пожалуйста…

Камнева.

Что это? вы одн?

Катя.

Нтъ, съ мамашей, она по лстниц идетъ… (Оттаскивая Камневу въ сторону.) Милочка, душечка, ангелъ мой, спасительница! ради Бога, сдлайте…

Камнева.

Что вы? что вы, Катенька? Что съ вами?

Катя.

Мамаша пріхала къ вамъ просить, чтобъ вы рекомендовали ей для меня другую учительницу, она хочетъ отказать Надежд Ивановн… а я никого не хочу, я хочу мою Надечку, мою милочку…

Камнева.

Она недовольна Надеждой Ивановной?

Катя.

Вчера, вотъ какъ генералъ ушелъ отъ насъ, она ршила…

Камнева — Пружанову.

Вотъ вамъ первый результатъ вашего вчерашняго спора.

Пружановъ.

Сдурилъ… но? вдь, и она же… мн очень интересно послушать что она вамъ будетъ говорить.

Камнева.

Не лучше-ли вамъ осдлать вороного?

Пружановъ,

Нтъ, я вдь говорить не буду, я буду только слушать.

Камнева.

Ну, смотрите.

Катя.

Катерина Дмитревна, если вамъ мамаша сказала…

Мгновенно обрываетъ рчь.
Входитъ Гератьева.

Гератьева — замтивъ Пружанова.

А! (Сухо раскланивается.) Къ вамъ, Катерина Дмитревна! (Подаетъ руку Камневой.) Бда, какъ этакія двицы подростутъ.

Камнева.

Садитесь, пожалуйста. Что прикажете?

Гератьева.

Дайте мн новую учительницу для вашей тёзки, я Мурановой Надежд Ивановн отказываю.

Камнева.

Отчего?

Гератьева.

У нея теперь не то въ голов: она въ актрисы готовится.

Камнева.

Это еще неизвстно.

Гератьева.

А, вдь, я слышала, что она даже и гимназію вашу оставляетъ.

Камнева.

Это неправда. Она продолжаетъ учить, и я опять-таки скажу, что лучите ея у насъ учительницы нтъ.

Гератьева.

Ну, такъ все-таки я ею недовольна.

Камнева.

Скажите, почему?.. Мн на дняхъ она показывала тетрадки вашей дочери, я удивилась: Катенька сдлала большіе успхи.

Катя.

Не правда-ли, я сдлала успхи большіе, не правда-ли?.. Вы читали мое послднее сочиненіе про Куликовскую битву?

Гератьева — Кат.

Ты молчи, тебя никто не спрашиваетъ. (Камневой.) Я хозяйка въ своей семь, Катерина Дмитревна, и могу имть свои причины неудовольствія. Можетъ быть, она и хорошо учитъ, но вліяніе ея мн не нравится, я нравственно ею недовольна.

Камнева.

Что-же она такое сдлала?

Гератьева.

Это ужь мое дло.

Камнева.

Конечно, вы въ прав поступать, какъ вамъ угодно, но и я въ прав спросить: учительница рекомендована вамъ мною, она продолжаетъ учить здсь, въ нашей гимназіи, и вы ее такъ сразу вышвыриваете… вы этимъ подрываете и мою рекомендацію, и добрую славу гимназіи.

Гератьева.

Зачмъ-же вы держите такихъ учительницъ?

Камнева.

Но должна-же я знать, чмъ Надежда Ивановна, мою рекомендацію не оправдывала? Я, какъ начальница гимназіи, должна спросить…

Гератьева.

Извольте, я вамъ скажу. Катя, поди въ рекреаціонную залу… тамъ подожди… тебя позовутъ, когда надо будетъ проэкзаменовать.

Катя медленно и неохотно уходитъ..

III.
ГЕРАТЬЕВА, КАМНЕВА, ПРУЖАНОВЪ.

Камнева — оглядываясь на Пружанова.

Можетъ бытъ, вы хотите наедин поговорить со мной… такъ…

Гератьева.

Генералъ не мшаетъ, онъ не красная двица. Ему, можетъ быть, даже интересно послушать. Я недовольна Надеждой Ивановной потому, что, посл, ея театральнаго успха, она перестала быть скромной двушкой и вступила на скользкій путь… За ней ужь тянется цлый хвостъ мужчинъ разныхъ обожателей, и въ ея молодые годы это къ добру не поведетъ.

Камнева.

Вы говорите одни предположенія, а не факты.

Гератьева.

Какіе-же вамъ факты?.. Я сама знаю людей почтенныхъ, съ прекрасной репутаціей, съ высокимъ положеніемъ, которымъ она съумла настолько вскружить голову, что, при одномъ разговор о ней они совсмъ теряются и готовы надлать и глупостей, и грубостей…

Пружановъ — вспыливъ.

Вы лжете!! (Спохватись.) Виноватъ, виновать.

Камнева — быстро ему.

Я вамъ говорила, что лучше было осдлать вороного.

Гератьева.

Ха, ха, генералъ, спасибо вамъ, спасибо, за скорое подтвержденіе моихъ словъ. (Камневой.) Ну, слышите? Какихъ-же вамъ еще фактовъ?

Пружановъ — мягко и задушевно.

За что вы грязните несчастную, ни въ чемъ неповинную двушку?

Камнева.

Я прошу васъ, Василій Сергичъ…

Пружановъ.

Если вы противъ меня что-нибудь имете, ну, на меня и нападайте, а не на нее.

Гератьева.

Я ничего противъ васъ не имю. Извините, Катерина Дмитревна, что у васъ мн приходится такъ разговаривать, я пользуюсь тмъ, что генералъ сбавилъ тонъ, это не всегда съ нимъ бываетъ. Я и не васъ имла въ виду, Василій Сергичъ…

Пружановъ.

Еще что-нибудь.

Гератьева.

Я, право, не сухая, строгая моралистка. Я прощаю даже довольно сильное увлеченіе не только молодой двушк, — это естественно, но и старику — это бываетъ. Я не могу только простить, когда къ этому примшиваются корыстныя цли, пристрастіе къ деньгамъ… когда молодая натура пользуется своей красотой и дарованіями для матеріальныхъ видовъ.

Камнева.

Ха, ха, ха, — это Наденька-то?

Гератьева.

Тутъ ужь начинается душевный развратъ.

Камнева.

Ну, относительно Наденьки…

Гератьева.

Она-же участвуетъ въ мужицкомъ банк вашего супруга.

Камнева.

Какъ и я. Мы вмст провряемъ книги.

Гератьева.

Васъ тамъ никогда не видно, а она бываетъ безпрестанно и разговариваетъ съ крестьянами и объясняетъ, и наставленья даетъ.

Камнева.

Не для себя-же она хлопочетъ.

Гератьева.

Но умъ ея постоянно направленъ на коммерческія операціи. Добрйшая Катерина Дмитревна, вы вс младенцы передъ ней. Хитрый человкъ всегда не о себ хлопочетъ, но все какъ-то Такъ выходитъ, что другіе за него изъ кожи лзутъ. Когда ужь изъ-за ея хорошенькихъ глазокъ молодые люди и разоряются, и даже обкрадываютъ казну…

Пружановъ — вспыливъ.

Какъ вы можете!? (Опомнясь.) Нтъ — я хотлъ спросить: кто-же это-съ?

Гератьева.

Вы, ваше превосходительство, не видите и того, что передъ вашими глазами длается, — кто? вашъ же полковой казначей.

Пружановъ.

Семиратовъ? вотъ вздоръ! Да я скорй поврю, что я самъ обокралъ кого-нибудь.

Гератьева.

Тмъ хуже, что она могла довести такого безукоризненнаго офицера до того, что онъ забываетъ свой долгъ.

Пружановъ.

Это клевета! это опять какая-нибудь городская сплетня!

Гератьева.

Милый генералъ, нтъ дыму безъ огня… откуда, же ея папенька достаетъ деньги, чтобы проигрывать ихъ въ карты?

Пружановъ.

Такъ я-же вамъ докажу, что это мерзкая сплетня: я сейчасъ-же… сейчасъ, съ мста, прямымъ путемъ, отсюда, иду сдлать внезапную ревизію казначею Семиратову, — и если все окажется на лицо…

Гератьева.

О, тогда другое дло.

Камнева.

Вотъ это хорошо, Василій Сергичъ, давно-бы такъ, вотъ этимъ вы скорй заставите замолчать, чмъ бранью и споромъ.

Пружановъ.

Не только замолчать, — краснть я ихъ заставлю… всхъ этихъ разносителей… краснть!— если въ нихъ осталась хоть капля совсти.

Уходитъ.

IV.
КАМНЕВА, ГЕРАТЬЕВА, потомъ ПРИТОЛКОВЪ.

Гератьева.

Какой рыцарь, подумаешь. Гляди, чтобы самому краснть не пришлось.

Камнева.

Не придется. Я ни на минуту въ этомъ не сомнваюсь.

Гератьева.

Ну. Катерина Дмитревна, разговоръ нашъ съ съ вами конченъ. Я васъ больше о рекомендаціи просить не смю (Входитъ Притолковъ.) Ахъ, едоръ Григорьичъ! Только что собиралась къ вамъ обратиться, очень счастлива, что васъ встрчаю. Не задете-ли ко мн, родной? Мн крайность съ вами посовтоваться.

Притолковъ.

Всегда къ вашимъ услугамъ.

Гератьева.

Сегодня, можетъ быть, вечеркомъ?.. Мн нужно поскорй.

Притолковъ.

Сегодня, извольте… въ восемь часовъ.

Гератьева.

Спасибо. Буду ждать непремнно. (Камневой, подавая руку.) Вы на меня не гнвайтесь, вы хорошая женщина, достойная всякаго уваженія, но въ настоящемъ случа вы слишкомъ экзальтируетесь, слишкомъ слабы къ своимъ друзьямъ.

Уходить.

Притолковъ.

Она врно что-нибудь о своей дочери.

Камнева.

Богъ съ ней, не до нея мн теперь. Скажите, зачмъ понадобилось собираться совту?

Притолковъ.

Ваша вина, Катерина Дмитревна. Чтобы хорошо, вести гимназію, недостаточно одного прилежанія и добросовстности. Въ нашемъ дл сторониться отъ общества нельзя.

Камнева.

Чтожь такое намъ готовятъ?

Притолковъ.

А готовятъ то, что, кажется, съ госпожей Мурановой придется разстаться.

Камнева

Мы должны отстаивать ее.

Притолковъ.

Были-бы вы, какъ я, вчера на вечер у губернатора, вы бы видли, что это едва-ли возможно. (Вздохнувъ.) Да, большая была ошибка, что мы устроили этотъ спектакль и дали Надежд Ивановн сыграть на сцен… До тхъ поръ она, правда, не имла такихъ горячихъ поклонниковъ, но не имла и враговъ, она слишкомъ честна: честному человку выдаваться невыгодно. Она не уметъ примняться къ людямъ.

Камнева.

То-есть, унижаться передъ людьми.

Притолковъ.

Дло не въ слов, какъ хотите называйте. Пока ея никто не замчалъ, въ этомъ не было особенной надобности, но теперь это для многихъ оскорбительно. Тамъ она жениха отбиваетъ, тутъ выказываетъ вражду… презрніе… можетъ быть, и справедливое, но неудобное… и такъ дале. Послушали-бы, что вчера про нее говорили!.. И намъ съ вами досталось… я оборонялся, какъ могъ, — что сдлаешь противъ общаго говора?

Камнева.

Неужели вы допустите, чтобъ она ушла?

Притолковъ.

Допущу не я, а всегдашнее наше безсиліе (Входятъ Жирунинъ и Сердюковъ.) Никита Степанычъ!

Здоровается со всми.

V.
Т-ЖЕ, ЖИРУНИНЪ и СЕРДЮКОВЪ, потомъ БЛОЯРСКАЯ.

Жирунинъ.

Что, не вс еще собравши?

Притолковъ.

Анны Петровны нтъ.

Жирунинъ.

Вотъ теб, господинъ директоръ, получи прибавочку маленькую: пятьсотъ рублей, — въ кассу женской гимназіи. У меня дло удачное выгорло, такъ я, по общанію, жертвую.

Притолковъ.

Это вамъ длаетъ честь.

Жирунинъ.

Я на образованіе всегда готовъ, только вести -его должно въ правил. Такъ что-ли, Илья?

Сердюковъ.

Какъ же-съ иначе?

Входитъ Блоярская.

Блоярская.

Я не опоздала?

Жирунинъ.

Поджидаемъ васъ, пожалуйте. Прикажите, госпожа начальница, садиться. Долго-то тутъ проклажаться некогда.

Вс садятся къ столу.

Блоярская — садясь.

Ахъ, какъ я нездорова сегодня! совсмъ ужь не хотла и хать.

Жирунинъ.

Ну-съ, извольте докладывать.

Притолковъ.

Вотъ, госпожа попечительница просила собрать совтъ, въ виду того, что нкоторые члены его, слдя за преподаваніемъ у насъ въ гимназіи, находятъ кое-что не отвчающее ихъ взглядамъ.

Блоярская.

Но васъ, Катерина Дмитревна, я очень уважаю. Я обязанностью ставлю себ сказать, что изъ-за васъ мн это очень непріятно.

Камнева.

Вы, какъ будто передо мной въ чемъ-то провинились?

Жирунинъ.

Нечего намъ въ околесную-то разъзжать, скучно очень, лучше прямо говорите. Учительница ваша намъ не нравится, госпожа Муранова, и желаемъ мы, чтобъ вы ее уволили.

Камнева.

Я ждала, что мн это скажутъ, я уже кое-что слышала, но также прямо отвчу, что я противъ эттого протестую. Я не нахожу ничего такого, въ чемъ-бы могла упрекнуть Надежду Ивановну, — не только, чтобъ ее уволить, но даже, чтобъ ей сдлать самое малйшее замчаніе. Я надюсь, что едоръ Григорьичъ подтвердитъ мои слова, какъ начальникъ ея, какъ человкъ близкій длу.

Притолковъ.

Не я обвиняю Надежду Ивановну, надо прослушать, въ чемъ ее обвиняютъ.

Жирунинъ.

Мы-съ главной причиной желаемъ, чтобъ наши горожане дочерей своихъ воспитывали въ правил. Такъ-ли, Илья?

Сердюковъ.

Основательно-съ…

Жирунинъ.

Въ почитаніи божественнаго Промысла, коимъ судьбы человческія устрояются… кого Онъ возвеличитъ, кого низведетъ, такое всякому уваженіе, какъ старшему и власть имющему.

Камнева.

Все это касается меня, а не Надежды Ивановны, я начальница гимназіи, я веду ее, я слжу за воспитаніемъ.

Жирунинъ.

Чтожь? И вамъ упрекъ этотъ сдлаемъ, коли вы ‘сквозь пальцы смотрите, что учительницы ваши людей, всми почтенныхъ, не уважаютъ, да еще отстаиваете ихъ. Такъ-ли, Илья?

Сердюковъ.

Ихъ, госпожу Муранову, въ праздникъ, въ Христовъ день… Или ужь посл сказать?

Жирунинъ.

Нтъ, говори, говори.

Сердюковъ.

Въ Христовъ день ихъ видли въ самую обдню’ какъ они на фортепьянахъ дубасили, всмъ прохожимъ на соблазнъ.

Жирунинъ.

Ну, вотъ извольте: ншто вашимъ воспитанницамъ не надо внушать къ такому грху отвращеніе?… вы на ее, какъ на примръ дурного показать, должны, — какая-жь она у васъ наставница?

Блоярская.

Господи! Катерина Дмитревна, я, вдь, вы знаете, — я Наденьку обожала!… я распинаться готова была за нее, — и что я заслужила? Судите сами, какую благодарность?.. Нтъ, милая, не спорьте, это тяжело.

Камнева.

Вамъ пуще всего нужна благодарность

Жирунинъ.

Извстно нужна!— а то нтъ?.. Благодарность первйшая добродтель. Ншто неблагодарный-та человкъ можетъ юношеству настоящія чувства преподать?.. Такъ-ли, Илья?

Сердюковъ.

Какія ужь чувства, помилуйте.

Камнева.

Господа, вы меня извините, но я здсь вижу какое-то предвзятое соглашеніе, — очень обидное для меня. Мн поручили вести гимназію, заботиться объ успхахъ ученицъ, право, вы слишкомъ легко смотрите на это. Вы хотите у меня отнять лучшую учительницу. Такъ, по какимъ-то глухимъ обвиненіямъ, вы забываете ея достоинства… ихъ не такъ легко найти, поврьте мн. Мы долго искали учительницъ, съ трудомъ он намъ достались, пока, наконецъ, вотъ теперь, мы вс сплись, и дло пошло ладно. Нельзя такъ легко смотрть… Что вы для гимназіи? Вы здсь не работаете, вы нашей работы и не знаете…

Жирунинъ.

Мы деньги даемъ, безъ нашихъ денегъ и работы вашей не надо.

Камнева.

Правда, но не затмъ вы деньги даете, чтобъ он даромъ пропадали. Вы видите, что есть прокъ въ вашихъ деньгахъ. Анна Петровна вы начали съ того, что мн довряете… вы сколько разъ цловали меня съ такой радостью, когда кое-кто изъ родителей приходилъ благодарить васъ за своихъ дтей… вы знаете, наше дло трудное, — помогите мн, не будьте такъ мелочны, чтобы, можетъ быть, изъ-за какого-нибудь невниманія Наденьки…

Блоярская.

Ахъ, ma ch&egrave,re, я Наденьку обожаю,— но чтожь мн длать? Она своимъ капризнымъ характеромъ вооружила всхъ въ город… вчера даже губернаторъ назвалъ ее экзальтированной… Да что скрывать — онъ прямо такъ-таки и сказалъ: ‘она намъ не ко двору…’ Понимаете ли вы это?.. а я не могу ссориться съ губернаторомъ, я черезъ него много добра длаю.

Камнева.

едоръ Григорьичъ, что же вы-то молчите? Заступитесь-же и вы, скажите ваше слово, вы знаете, какъ намъ Надежда Ивановна необходима.

Притолковъ.

Катерина Дмитревна, я очень жалю, что не совсмъ буду вторить вамъ.

Камнева.

Какъ?

Притолковъ.

Васъ увлекаетъ ваша привязанность къ госпож Мурановой, это высокая черта,— я вполн цню и васъ, и ваши старанія, и ея трудъ, но мы должны еще смотрть на дло немножко со стороны. Слишкомъ хорошія преподавательницы, такія талантливыя натуры, для иного учебнаго заведенія, право,— еще не знаешь, что он: больше-ли пользы приносятъ, или больше вреда?

Камнева.

Это какъ же?

Притолковъ.

Такое учебное заведеніе, какъ наше, должно идти ровно, плавно, безъ скачковъ, — пусть лучше не слишкомъ блестяще, но прочно. Что нужно нашимъ двицамъ, дочерямъ всхъ этихъ семействъ нашего городка?— Немножко знанія, развитія, честнаго взгляда… любви къ ближнему… добродтелей, скажемъ такъ,— обыденныхъ. Надежда Ивановна преподавательница выдающаяся, она уметъ увлечь, заинтересовать ученицъ,— можетъ быть, ея актерскій талантъ этому помогаетъ, — но, прежде всего, она преподавательница ненадежная, ее можетъ урвать у насъ другая карьера,— и кмъ-же тогда мы ее замнимъ?.. Посл хорошаго дать худшее,— оно покажется хуже, чмъ есть на самомъ дл, и новую преподавательницу не будутъ ни уважать, ни слушать.

Камнева.

И за это хотятъ ее выгнать?

Притолковъ.

Потомъ… ей-Богу, трудно сказать.. Еще вопросъ: хорошо-ли. что наши ученицы слишкомъ увлекаются наукой?.. Мы ихъ возвращаемъ въ бдную семью, гд он должны варить щи и штопать чулки. Страсть къ наук для многихъ изъ нихъ лишняя обуза, лишнее горе.

Жирунинъ.

Умно говоритъ, врно, справедливо.

Притолковъ.

Мы, можетъ быть, не имемъ права давать нашими ученицамъ такихъ хорошихъ преподавательницъ,— наше общество не доросло до хорошихъ.

Камнева.

И вы! и вы тоже?!.. Нтъ, мое дло трудне, чмъ я думала. Вы, однако, прежде не боялись этого,— вы соглашались, что развитая двушка внесетъ свое развитіе и въ свою бдную обстановку… что хорошо повліяетъ… Анна Петровна, у насъ бывали такіе примры, мы съ вами не разъ говорили объ этомъ… О! вы ловко придумали ваше объясненіе, едоръ Григорьичъ, но это новость для меня,— вы прежде не боялись, что наши ученицы будутъ слишкомъ много знать.

Притолковъ.

Я ставилъ вопросы, я не говорилъ утвердительно.

Дверь въ глубин широко растворяетстя — видна группа двочекъ, которыя разступились, чтобы пропустить Надю. Она входитъ.

VI.
ТЖЕ, НАДЯ и ДТИ.

Надя — останавливая двочекъ у порога.

Сюда нельзя, дточки, сюда нельзя.

Дти.

Прощайте, Надежда Ивановна, прощайте!.. завтра пораньше приходите!

Камнева.

Вотъ и она, ваша подсудимая, и вотъ какъ ее провожаютъ ученицы каждый день!— если это вредъ, то я ничего не понимаю въ воспитаніи.

Дти скрываются. Дверь затворяется.

Жирунинъ.

Конечно, вредъ. Дти должны знать, кому большій почетъ: главному начальству, или низшему. Они вонъ въ совтъ прибжали, въ квартиру начальницы, безъ спросу, да еще кричатъ.

Сердюковъ.

Это значитъ, Никита Степанычъ, все, чай, тоже таланты будутъ.

Жирунинъ.

Чтожь это, въ самомъ дл, прости Господи!.. словно мы тутъ совсмъ ужь не хозяева!.. смнить наемную учительницу не можемъ, которая, она, за наши деньги насъ-же передъ ученицами, можетъ статься, мерзавцами выставляетъ.

Сердюковъ.

Какъ-же мы смемъ, помилуйте… мы только плати, да помалчивай.

Жирунинъ.

Вишь ты! безъ госпожи Мурановой и заведеніе закрывай.

Надя.

Извините, господа, я вошла не спросясь, я не знала, что здсь совтъ.. но такъ какъ дло, кажется, касается меня, позвольте мн сказать… я очень жалю, что тутъ говорили обо мн, и спорили, когда, можетъ быть, и не нужно было говорить, потому что я сама ршила просить васъ, едоръ Григорьичъ, чтобъ вы меня уволили.

Камнева.

Зачмъ, Надя, зачмъ?

Надя.

Такъ нужно.

Жирунинъ.

И чудесно… Что вамъ такимъ пустякомъ заниматься? вы сами теперьче въ торговыя операціи пустились, банкирскія конторы заводите.

Сердюковъ.

На вс руки.

Жирунинъ.

Да еще съ насъ-же, съ болвановъ, умете браслеты получать. Что смотрите?— себя болваномъ назвалъ, чего-же вамъ еще?.. Пойдемъ, Илья. Прощенья просимъ.

Сердюковъ.

Пойдемте-съ.

Кланяется. Оба уходятъ.

Блоярская.

Наденька, я не противъ васъ, ей-Богу, въ душ не противъ васъ… я вамъ все прощаю… Господи, какъ у меня голова разболлась. Но отчего вы такая капризная?.. Приходите ко мн, я для васъ куда угодно поду, и буду просить… только перестаньте такъ капризничать, не оскорбляйте всхъ. Ахъ, какъ голова болитъ!.. Катерина Дмитревна, ангелъ добродтельный, зазжайте ко мн, пожалуйста, мы обговоримъ это, мы для нея сдлаемъ.

Уходитъ.

Притолковъ.

Я вижу, вы на меня сердиты.

Камнева.

О! не оправдывайтесь!

Притолковъ.

Самый злой преступникъ иметъ на это право, а я и не преступникъ, я даже доброжелатель. Еслибъ вы не такъ страстно относились къ длу, вы были-бы дальновидне. Лучше потерять одного учителя, хоть и хорошаго, чмъ потерять все училище и съ этимъ учителемъ вмст.

Камнева.

Полноте, гимназію не закроютъ.

Притолковъ.

Но насъ съ вами могутъ тоже отстранить.

Камнева.

Оттого и могутъ, что мы безсильны,— и оттого мы безсильны, что всегда сейчасъ уступаемъ.

Притолковъ.

Подумайте только, въ чьи руки тогда попадетъ восцитаніе бдныхъ дтей.

Камнева.

Не о воспитаніи вы заботитесь, а о своемъ мст.

Притолковъ.

Я буду продолжать нашъ разговоръ, когда пройдетъ ваше раздраженіе.

Уходитъ.

Камнева.

Надя, я сердита на васъ. Я не позволю такъ отпустить васъ,— по крайней мр, пока вы для себя ничего лучшаго не придумали и можете намъ служить.

Надя.

Я не буду въ состояніи…

Камнева.

Стыдитесь такъ отказываться, зря,— изъ-за того, что какой-нибудь Жирунинъ на васъ напустился, еще онъ не все… Больше энергіи, Надя. Я поду къ губернатору, онъ нашъ почетный попечитель… я поспорю, я не допущу…

Надя.

Не длайте этого,— все равно, я ни за что не останусь…

Камнева.

А! какъ ршительно сказано. До того ужь дошло ваше отчаяніе, такъ вы упали духомъ!?

Надя.

Нужно гораздо больше энергіи, чтобъ отказываться, чмъ, чтобъ настаивать и остаться во чтобы то ни стало.

Камнева.

Почему это?

Надя.

Врьте мн на слово.

Камнева.

Съ какихъ-же поръ вы перестали-быть со мной откровенной?.. И что я такое вамъ сдлала, что вы отъ меня отворачиваетесь?

Входить Камневъ.

VII.
Т-ЖЕ и КАМНЕВЪ.

Камневъ.

Я васъ еще засталъ, очень радъ…

Надя.

Что случилось? вы не дете въ уздъ.

Камневъ.

Мн въ управ сказали, что тутъ безобразіе творится, въ вашей гимназіи. (Жен.) Надежду Ивановну хотятъ исключить?

Надя.

Вдь вамъ было необходимо хать.

Камневъ.

Необходимо то, что важне.

Камнева.

Такъ уговори ее, она сама отказывается отъ мста..’ уговори!.. она тебя теперь и больше слушаетъ, и больше любитъ, чмъ меня.

Надя.

Ни вы, ни онъ, никто! Когда я на что-нибудь ршилась…

Камнева.

Посл всей нашей работы вдвоемъ, Надя, посл всего, что вмст вытерпли, посл всего!.. вамъ такъ ни почемъ бросить меня!? Я не ждала этого.

Идетъ въ глубину.

Надя — останавливая ее.

Куда вы… уходите?

Камнева.

Въ классы, заниматься дломъ. Что-же мн даромъ тратить время и уговаривать?— вы такъ увренно предупреждаете, что это напрасно.

Уходить.

VIII.
КАМНЕВЪ и НАДЯ.

Камневъ.

Вамъ не хотлось, чтобъ она ушла? вы точно испугались разговора со мной?

Надя.

Мн нечего говорить.

Камневъ.

Вы стали избгать меня, дорогой мой другъ. Съ самаго нашего празднества мн не приходилось ни разу встрчаться съ вами одинъ на одинъ. (Надя пожимаетъ плечами и садится.) Если вамъ нечего говорить, такъ мн есть что сказать. Зачмъ-же это вы отказываетесь отъ мста? Какъ будто не успете потомъ, когда мы убдимся, что невозможно васъ отстоять.

Надя.

Къ чему тянуть?.. Я не стану мняться и никогда не полажу съ этими вліятельными. Они хотятъ распоряжаться мной, какъ пріятной находкой, мое непокорство ихъ оскорбляетъ. Я буду для нихъ вчнымъ бльмомъ на глазу, пока меня не выживутъ. Это только запутаетъ дла гимназіи.

Камневъ.

Что-же вы хотите съ собой длать?

Надя.

Я уду въ Москву.

Камневъ.

Въ Москву?.. Такъ вотъ гд главная причина!.. Совсмъ прочь отсюда?! Въ Москву, какъ въ темный лсъ… у васъ тамъ нтъ ни знакомства, ни дла, да еще съ этимъ волчьимъ листомъ, съ рекомендаціей: выгнанная изъ гимназіи.

Надя.

О! я пробьюсь!.. да у меня и не одна дорога. Есть мсто, гд волчій листъ недйствителенъ: театръ!.. Что вы пожимаете плечами?

Камневъ.

Васъ это не удовлетворитъ. Вамъ нужно серьёзное дло.

Надя.

Разв театръ не серьёзное? разв сцена не искусство?.. разв не высокое наслажденіе знать, что вотъ собралась ради тебя цлая толпа народу и слушаетъ тебя… все живые люди: каждый принесъ съ собой въ душ свое горе и свои радости, а ты въ самую жизнь ихъ врываешься!.. Ты имъ даешь хорошія мысли, хорошія чувства… они смются съ тобой вмст, они съ тобой вмст плачутъ… они расходятся обновленные, успокоенные отъ ежедневныхъ тревогъ… нтъ!— театръ серьёзное дло, и не мало счастья въ немъ можно найти.

Камневъ.

Еслибъ онъ былъ дйствительно такимъ…

Надя.

Это отъ насъ зависитъ.

Камневъ.

Какъ-же, отъ васъ!— ну что вы говорите!.. Чтобъ дло шло, нужны сборы, нужны апплодисменты, вы зависите отъ директора и отъ публики, вамъ придется потворствовать и подчиняться всякимъ безсмыслицамъ.

Надя.

Можно спорить.

Камневъ.

Увидите, можно-ли. Васъ заставятъ насиловать себя. Вы хотите правды, а вамъ навяжутъ фальшивыя чувства, вы понимаете, что тутъ и тамъ какая-то подтасовка, чтобъ только огорошить эту любимую вами толпу… ее такъ легко огорошить: нсколько пустыхъ словъ, крикнутыхъ громко,— и довольно… вы чуете, что тутъ и ложь, и какой-то безпутный вздоръ, что вы обманываете себя и ихъ,— и за обманъ вамъ рукоплещутъ… другому это и любо и весело, но вамъ будетъ гадокъ такой успхъ. Какое-же тутъ счастье?— тутъ страданье.

Надя.

Не всегда-же такъ и не везд.

Камневъ.

А выдастся хорошій моментъ,— такой, какого вы ждете, такъ и тотъ потонетъ въ цломъ мор пустяковъ и дряни: въ закулисныхъ дрязгахъ, въ грошевой борьб изъ-за роли, изъ-за лишняго вызова, изъ-за лишней копйки жалованья… да вы измаятесь отъ этой жизни, вы проклянете ее.

Надя.

Измаюсь — уйду. Это не причина, чтобъ оставаться здсь.

Камневъ.

Ну, да, я знаю, что нтъ у меня сильныхъ, вскихъ доводовъ противъ вашего отъзда. Вы сказали, что пробьетесь,— правда, вы пробьетесь, гд-бы ни были и за что-бы ни взялись… станетъ вамъ что не по сердцу, бросите и схватитесь за другое,— гд будете вы, тамъ ужь будетъ свтло.. но я готовъ предсказать вамъ самыя тяжелыя невзгоды,— потому что мн ужасно жалко потерять васъ… и я не отговариваю,— я прошу: останьтесь съ нами.

Надя.

Не могу я остаться.

Камневъ.

Въ Москв много народу, и хорошихъ людей больше, чмъ здсь. Не бросайте наше бдное захолустье: здсь каждый шагъ вашъ будетъ благословеньемъ. Останьтесь съ нами, мы вамъ найдемъ работу… уже одно то, что вы будете здсь, — и этого много.

Надя.

Вы слишкомъ торопливо предугадываете.

Камневъ.

Намъ нуженъ вашъ честный, прямой взглядъ на все, ваша неутомимая выдержка, ваша сила сдлать такъ, какъ хотите. Вы думаете, я не понялъ, почему вы такъ заботливо меня избгаете?— не понялъ, что въ тотъ разъ, въ наше послднее свиданье, вы обошли меня, какъ мальчишку, какъ школьника?— что вы нарочно, безжалостно разрзали себ руку, чтобъ не дать мн высказать… (Надя длаетъ движеніе, онъ крпко схватываетъ ее за руку.) Вы не уйдете, вы теперь меня не остановите: я люблю васъ, Ладя!.. Я люблю васъ, но — вы этого не бойтесь.

Надя.

Видите, что по прежнему жить нельзя.

Камневъ.

Можно. Этотъ порывъ не повторится… не оскорбляйтесь, не презирайте меня… это сорвалось съ языка, меня душило это слово, но больше никогда я его не произнесу, и ни для кого, ничего дурного оно не принесетъ.

Надя.

Ни для кого!.. какъ легко это сказать!

Камневъ.

Наврно не принесетъ, дорогая моя… ничто не измнится, никто объ этомъ знать не будетъ, и вы увидите, что вы сами объ этомъ скоро забудете.

Надя — крайне взволнованная.

Ахъ! Отчего это все такъ слагается… такъ все… (Входитъ Мурановъ, она стремительно бросается къ нему.) Спасибо, что пришелъ. Уведи меня!.. увези меня, куда-нибудь! куда хочешь!..

Быстро уходитъ.

IX.
МУРАНОВЪ и КАМНЕВЪ.

Мурановъ.

Что такое съ ней?

Камневъ.

Ее принудили выйти изъ гимназіи.

Мурановъ.

Наконецъ-то! слава Богу.

Камневъ.

Она хочетъ совсмъ ухать отсюда, въ Москву.

Мурановъ.

Конечно. Больше-то что-же?

Камневъ.

Я уговаривалъ ее остаться здсь.

Мурановъ — съ досадой.

Вы?.. Зачмъ?.. Вы, Владиміръ Андреичъ, или слпы или, простите, при всей вашей хваленой честности, вы не хуже каждаго изъ насъ, умете себя ублажать.

Камневъ.

Въ чемъ?

Мурановъ.

Такъ вы не видите, что ей не слдъ здсь оставаться? вы не видите, что она влюблена въ васъ?

Камневъ.

Съ чего вы взяли?

Мурановъ.

О, будьте уврены, мн нтъ ни малйшаго удовольствія вамъ это докладывать. И безъ того мы съ ней кругомъ запутаны, и въ денежномъ отношеніи, и въ общественномъ, эта любовь во вредъ всей ея карьер…

Камневъ.

Да это вамъ кажется…

Мурановъ.

Я-бы руку отдалъ на отсченіе, чтобъ мн доказали противное, но въ этихъ вещахъ у меня зоркій взглядъ, и скажи мн она сама, что я ошибаюсь, я ей отвчу: дитя мое, я это лучше тебя знаю,— ты влюблена.

Камневъ.

Мн казалось: она тревожится за другихъ, не за себя.

Мурановъ.

Вамъ, конечно, легко прибрать объясненія, какія нужны и пріятны: сочувствіе взглядамъ, сочувствіе къ длу и всякія такія хорошія вещи… но я отецъ, мн обманывать себя не для чего, я вижу, что она любитъ васъ, и предупреждаю: вы вашей работой ‘рука объ руку’ играете опасную игру.

Камневъ.

Никто отъ этого не пострадаетъ.

Мурановъ.

Пострадаете и вы, и ваша жена, и Надя. Не изводите себя и ее, не уговаривайте ее остаться, оборвите съ ней всякія сношенія, умоляю васъ — это будетъ невжливо, но добродтельно… Вы не высоко ставите мое мнніе — хорошо: принимайте мои слова, какъ пустой намекъ, только не пренебрегайте ими… разслдуйте ихъ сами, поговорите съ вашей женой. Вдь, и умный человкъ, когда не хочетъ, не замчаетъ того, на что подчасъ какой-нибудь дуракъ его натолкнетъ, а я еще къ томуже — и не дуракъ.

Входятъ Камнева и Надя.

X.
Т-ЖЕ, КАМНЕВА и НАДЯ.

Камнева — мужу.

Зачмъ ты обижаешь мою Надю? Я ее застала въ прихожей, ищетъ свою шляпу, вся растерянная, вн себя…

Надя — въ сильномъ волненіи, но стараясь сдержать себя и улыбаться.

Нтъ… вы не подумайте, что я сержусь на васъ, или, какъ высказали, дурно о васъ думаю… нтъ, нтъ,— совсмъ не то… я просто чувствую, что ужь очень я слаба… не по силамъ, должно быть, мн вс эти передряги, съ тхъ поръ, какъ я стала… знаменитостью… ха, ха, ха… до свиданья!

Камневъ — схватываетъ ее за руку и нсколько мгновеній упорно глядитъ ей въ глаза.

Прощайте.

Надя быстро и молча пожимаетъ руку Камневой и, молча, не оглядываясь, уходитъ, Мурановъ за ней. Камневы неподвижно слдятъ за Надей.

ЧЕТВЕРТОЕ ДЙСТВІЕ.

Въ квартир Мурановыхъ. МУРАНОВЪ входитъ, приближается къ двери Нади, прислушивается, потомъ глядитъ въ щелку. Затмъ, отойдя, говоритъ въ среднюю дверь.

I.
МУРАНОВЪ и СЕМИРАТОВЪ.

Мурановъ.

Войдите, никого нтъ. (Входитъ Семиратовъ.) Къ чему эта таинственность?

Семиратовъ.

Нтъ, я не могу, я не могу…

Мурановъ.

Если у васъ какой-нибудь секретъ, такъ вдь всегда можно перемнить разговоръ, когда кто войдетъ.

Семиратовъ.

Я совсмъ какъ пришибленъ, вс мысли разбиты, я боюсь выдать себя при постороннемъ… Особенно передъ Надеждой Ивановной… мн такъ совстно, я боюсь, ей на глаза показаться. Ея нтъ?

Мурановъ.

Она тамъ у себя, да ей теперь не до васъ, она ничего не замтитъ. Говорите.

Семиратовъ.

Вы не слыхали, что со мной случилось?

Мурановъ.

Я слышалъ. Вамъ третьяго дня сдлали внезапную ревизію, и у васъ не оказалось тхъ денегъ, что вы мн дали взаймы, — полутора тысячъ казенныхъ полковыхъ денегъ не досчитались.

Семиратовъ.

Я пропалъ.

Мурановъ.

Разскажите подробно, съ чего это генералу вздумалось длать ревизію?

Семиратовъ.

Это-то всего ужасне. Все мадамъ Гератьева, со зла, что онъ женился на ея сестр,— стала передъ нимъ хулить Надежду Ивановну… сиреной ее выставляла.

Мурановъ.

А генералъ вступился?

Семиратовъ.

Да, но вдь вы знаете, какъ онъ вступается, онъ сейчасъ ругаться начинаетъ. Раскричался, разругался, дерзостей наговорилъ…

Мурановъ.

Избави господи отъ такихъ друзей!

Семиратовъ.

Тогда мадамъ Гератьева и указала на меня, что будто я истратилъ на Надежду Ивановну казенныя деньги. Ну, генералъ еще пуще разсвирплъ, потому что онъ меня уважаетъ… меня въ полку вс уважаютъ, меня казначеемъ выбирали такъ ни единаго человка противъ меня не было, я очень аккуратенъ, умю жить, не пью, не курю, ничего такого.

Мурановъ.

Такъ изъ-за этой ссоры онъ и вздумалъ сдлать ревизію?

Семиратовъ.

Чтобъ доказать несправедливость ея словъ… анъ вышло вонъ что: полутора тысячъ не нашли.

Мурановъ.

Вы сказали, что мн отдали эти деньги?

Семиратовъ.

Сохрани Господи!— нтъ. Что-бы тогда подумала Надежда Ивановна?.. мн и то страшно, что ее тутъ замшали. Я сказалъ, что я самъ истратилъ,— и не сказалъ куда… чортъ-знаетъ! и выдумать ничего не усплъ, такъ это вдругъ случилось.

Мурановъ.

Чтожь теперь съ вами будетъ?

Семиратовъ

Велно въ отставку подать. Вотъ я за этимъ-то и. пришелъ. Сегодня-то все это поулеглось, и какъ меня въ полку вс любятъ, то мн сказано, что въ формуляръ этого ничего не внесутъ и отставятъ по прошенію, только-бы я деньги сейчасъ внесъ… Вдь это очень важно для меня, вдь этакъ я могу чрезъ годъ куда-нибудь въ другой полкъ опять на службу поступить. Отсюда, я знаю, мн дадутъ аттестатъ хорошій… только вотъ-бы деньги. Я далъ вамъ ихъ всего дней пять назадъ, такъ я думаю вы не успли истратить всего-то… и я хотлъ просить…

Мурановъ.

У меня вашихъ денегъ ужь больше нтъ, я ихъ въ тотъ-же вечеръ проигралъ въ карты.

Семиратовъ.

Вс?.. цликомъ?

Мурановъ.

Вс.

Семиратовъ.

Я пропалъ!

Мурановъ.

На шулера наткнулся.

Семиратовъ.

И какъ скверно попался,— ужь лучше-бы меня на войн убили.

Мурановъ.

Не падайте духомъ, не унижайте себя!— что это?.. мы оба хотли сдлать хорошо и для счастья Наденьки,— мы за нее страдаемъ. Несчастье со всякимъ можетъ случиться. Что, Блоярская объ этомъ знаетъ?

Семиратовъ.

Вчера ея не было въ город, узнала, такъ теперь.

Мурановъ — вынимаетъ письмо.

Позжайте-же сейчасъ къ ней и передайте ей это письмо. Тутъ я ей разсказываю все откровенно, безпощадно къ себ. Я прошу ради Наденьки за насъ и за васъ. Анна Петровна любитъ кающихся, она поможетъ.

Семиратовъ.

Но что-же мн ей говорить…

Мурановъ.

Спрячьте, спрячьте письмо!— Надя идетъ.

Входитъ Надя.

II.
Т-ЖЕ и НАДЯ.

Семиратовъ — торопливо спрятавъ письмо, смущенный.

Ахъ, Надежда Ивановна!.. извините, что я къ вамъ пришелъ… можетъ быть, не во время… я только съ визитомъ, узнать о здоровь… или не съ визитомъ, а, признаться, по длу…

Надя.

Что вамъ?

Семиратовъ.

Ничего-съ особеннаго… такъ на счетъ… пустяковъ… хотлось Ивана Семеныча повидать… (Раскланиваясь.) Очень радъ… больше не смю задерживать. Такъ я поду, Иванъ Семенычъ.

Мурановъ.

Прощайте.

Семиратовъ.

Надежда Ивановна… мое почтеніе… извините что задержалъ… нтъ, ничего, извините.

Уходитъ.

III.
НАДЯ и МУРАНОВЪ.

Надя.

Какія у тебя съ нимъ дла?

Мурановъ.

Никакихъ. Глупый человкъ сболтнулъ, потому что засталъ тебя не въ дух.

Надя.

Я шла сюда: что-то спросить тебя хотла, — и забыла.

Мурановъ.

Душа моя, не обсудить-ли намъ немножко наше дальнйшее будущее? нашъ отъздъ?.. поговоримъ пожалуйста.

Надя.

Нтъ. Я еще ничего не ршила. (Энергически, съ досадой.) Я киснуть начинаю! это меня бситъ, это хуже всего… Зачмъ я не иду въ гимназію вотъ уже третій день? зачмъ я тутъ сижу, не выходя изъ комнаты?.. Мн надо видть Катерину Дмитревну и Владиміра ^Андреича, чтобъ они прогнали мою вялость… И они сюда не идутъ! точно я что-то сдлала дурное, точно мы поссорились.

Мурановъ.

Имъ вроятно неловко.

Надя.

Почему? что такое неловко?.. только-что оба усердно упрашивали меня остаться съ ними… и полезна-то, и дорога-то я имъ, и вотъ сами оставляютъ одну, совсмъ одну, по цлымъ днямъ, въ такую минуту!.. то я нужна, то меня видть не хотятъ.

Мурановъ.

Можетъ быть, у нихъ есть основательныя причины?

Надя.

Ты что-нибудь знаешь? ты что-нибудь говорилъ съ ними?

Мурановъ.

Я подозрваю.

Надя.

Папа, какъ я не терплю въ теб эти полуслова.

Мурановъ.

Надя, мн все приходится выжидать съ тобою: въ. какое время, что и какъ теб сказать. Ты такая нервная и такъ со мной неоткровенна, что, право, иной разъ страшно становится…

Надя.

Ты говорилъ съ ними?

Мурановъ.

О томъ, Надя, что разрываетъ на части мою душу. Я вижу, мой ангелъ, что тебя всю охватило несчастное чувство, — ты полюбила Владиміра Андреича.

Надя.

Ты имъ сказалъ?..

Мурановъ.

Нуженъ-же исходъ всему этому… Вы вс трое такіе прекрасные люди, что сами-бы и не догадались, и Богъ знаетъ, къ чему-бы это привело,— но на мн опытъ жизни положилъ тяжелые слды: я сразу замтилъ, что вы идете къ пропасти… я говорилъ съ нимъ, и посл говорилъ и съ ней. Я заставилъ ихъ серьезно надъ этимъ призадуматься.

Надя.

По какому праву? почемъ ты знаешь?.. И за это они отстранились отъ меня?.. оба?.. и они тоже?.. (Со внезапно хлынувшими слезами.) Папа, зачмъ ты это сдлалъ?!

Мурановъ.

Надечка, чистое существо, пойми-же, что это для твоего-же блага… Порви прошлое, удемъ въ Москву… пойдетъ новая жизнь, новые люди, ты будешь окружена роскошью и обожателями…

Надя.

Оставь, папа.

Закрываетъ лицо руками.

Мурановъ.

Ну, не буду, не буду, молчу.

Отступаетъ и видитъ входящаго Пружанова. Мурановъ длаетъ ему таинственный знавъ рукой.

IV.
Т-ЖЕ и ПРУЖАНОВЪ.

Пружановъ — тихо.

Что?

Мурановъ — тихо ему, пожимая руку.

Ради Бога, ни слова о Семиратов, она ничего не знаетъ.

Пружановъ.

Когда-нибудь да узнаетъ.

Мурановъ.

Только не теперь, она очень разстроена.

Пружановъ.

Ей-то что?:. (Подойдя къ Над.) Здравствуйте, Надежда Ивановна… (Надя мгновенно очнулась и подаетъ руку.) Печальная,— скажите!.. и слезы даже… Теперь ужь поздно улыбаться, я васъ поймалъ, не сплутуете, это улыбка дипломатіи. Не смйте печалиться, ха, ха… вы видите: истинные друзья васъ не оставляютъ въ несчастьи.

Надя.

Жалкій привтъ, жалкое утшеніе?.. Очень ужь должно быть я несчастна, если мн нужно это говорить.

Пружановъ.

Ну вотъ, опять придралась къ словамъ. Все къ словамъ придирается. Я хотлъ похвастаться, что я такой хорошій: вотъ прихожу…

Надя.

Неужели я такая отверженная, что придти ко мн ужь есть подвигъ храбрости и великодушія?

Пружановъ.

Я всегда, какъ начну оправдываться, все изъ кулька въ рогожу попаду.. а сегодня, при моемъ замшательств, совсмъ легко меня загонять..

Мурановъ.

Да вы, ваше превосходительство, не вступайте ни въ какія препирательства. Вы только не сдерживайте потокъ вашего остроумія, у васъ его довольно, чтобъ развеселить Надю.

Пружановъ.

Да, дйствительно: плюнемъ на все и будемъ веселиться.

Мурановъ.

Разскажите-ка намъ что-нибудь такое изъ глупой жизни вашего глупаго городка, вы ее такъ хорошо знаете и такъ ловко осмиваете.

Пружановъ.

Ахъ! ужь смшне того нтъ ничего, какъ я самъ попался… Наденька, извольте надо мной смяться,— да хорошенько, чтобъ я вашъ смхъ слышалъ… Пьеса-то моя — лопнула!.. да, да… и вы немножко въ этомъ виноваты.

Надя.

Какъ будто безъ меня ее и сыграть нельзя?

Пружановъ.

Не въ этомъ дло. Но вдь я это всхъ скрылъ, что она моя, всмъ извстно, что ее написалъ Семиратовъ… я даже выучилъ его читать, и въ разныхъ обществахъ онъ читалъ ее, какъ настоящій сочинитель. Это даже было очень удобно, потому^ что я всегда присутствовалъ при чтеніи и подзадоривалъ публику.

Мурановъ.

Какъ-же вы это длали?

Пружановъ.

Какъ?.. Ну, вдь я зналъ вс эти мста въ пьес: гд смшно или какъ-нибудь этакъ эффектно,— я ужь и жду… Чуть онъ прочиталъ, я: ха ха, ха!— а за мной и другіе… или этакъ вдругъ среди чтенія-то: ого!! или: браво, браво!.. этакъ шопотомъ… Ну а кто слушаетъ, не покаяать-же, что прозвалъ, тоже за мной… а какъ актъ кончится, сейчасъ давай характеры разбирать, — указывать, объяснять, что-молъ вотъ это хорошо, или это…

Мурановъ.

О своей-то собственной пьес?

Пружановъ.

Ахъ, батюшки, да кто къ своему ребенку не слабъ? кто этого не длаетъ?.. Позвольте: небось иная маменька, когда дочку свою въ гости повезетъ, какъ ее разукраситъ? гд ленточку пришьетъ, гд бантикъ.. да разсказывать начнетъ, какъ дочка дома тамъ что-нибудь изучаетъ, чего не нагородитъ!.. вотъ и я тоже бантики къ пьес пришивалъ.

Мурановъ.

Вы этакъ пьес-то пожалуй славу создали?

Пружановъ.

Еще-бы!— Семиратову старыя двы глазки стали длать… Я вдь его цловалъ на каждомъ чтеніи, ей Богу… чуть онъ кончитъ читать, я сейчасъ, ‘браво, браво!’ въ объятья и разцлую.. И за все это какъ онъ меня посадилъ!

Надя.

Чмъ?

Пружановъ.

Какъ-же теперь?— Если отъ Семиратова отрекаться, такъ и отъ пьесы надо отрекаться.

Надя.

Что-же съ нимъ такое, что вы хотите отрекаться?

Пружановъ.

Ахъ да, вы не знаете… Проворовался, каналья!

Надя.

Что?

Пружановъ.

Деньги казенныя растратилъ… Вотъ никогда-бы не поврилъ… никогда бы, ни за что-бы… какъ его казначеемъ выбирали, я самъ его рекомендовалъ.

Надя — порывисто и ршительно.

Папа!— зачмъ онъ сейчасъ былъ здсь?

Пружановъ.

Онъ былъ у васъ сегодня?

Надя.

По какому длу онъ приходилъ къ теб, папа?

Мурановъ.

Ну, Надечка, ну, что ты.

Надя — со злобой.

Зачмъ скрываютъ отъ меня?!.

Мурановъ.

Надя, ты и безъ того разстроена, къ чему теб знать новыя непріятности?.. Онъ приходилъ сказать и посовтоваться…

Пружановъ.

Что вы?… Наденька, что вы?.. на васъ лица нтъ… Вы свтлы какъ алмазъ, васъ это коснуться не можетъ,— вы тутъ ни въ чемъ не виноваты…

Надя.

Разв меня кто-нибудь винитъ?.. разв меня винятъ?— и тутъ тоже!!.. О, не смущайтесь, говорите все.

Пружановъ.

Нечего говорить.. я не смущаюсь… ей Богу, съ вами невозможно: вы такъ придирчивы, сейчасъ кипятиться начинаете…

Мурановъ.

Теперь ужь, ваше превосходительство, такими отговорками ее не остановите. Охота поминать всякую пустую болтовню, чтобы Надю окончательно уложить въ постель.

Надя.

Папа, я умю сама отличить, что пустая болтовня, что — нтъ.

Мурановъ.

Но не въ настоящую минуту, въ твоемъ нервномъ настроеніи. Преданный теб человкъ, наоборотъ, отвлекъ-бы твое вниманіе, оберегалъ-бы тебя…

Пружановъ.

Оберегалъ-бы,— врно.

Мурановъ.

Не мучилъ-бы…

Пружановъ.

Врно!. Я доказалъ третьяго дня, какъ я преданъ, и вы доказали, какъ вы ее бережете… Еслибъ не былъ я преданъ, еслибъ вы ее берегли, этого-бы ничего не случилось.

Мурановъ.

Василій Сергичъ!..

Пружановъ.

Не вамъ раздражаться и покрикивать… Наденьку въ распросахъ не остановишь,— такъ все наружу! Чмъ она виновата, что вы вотъ дожили до сдыхъ волосъ и какъ молокососъ-юнкеръ въ карты проигрываете шулеру, да еще чужія деньги?!. чмъ она виновата?.. Смотрите: она и не знала, она сейчасъ только въ первый разъ узнаетъ объ этомъ, а по городу всякія пресмыкающіяся разводятъ ядъ, что вы для нея взяли деньги у Семиратова.

Надя.

Такъ изъ-за меня съ нимъ это…

Пружановъ.

Кто говоритъ, что изъ-за васъ?.. не играй вашъ папашенька въ карты, не было-бы и сплетни, никто бы не зналъ, что онъ занялъ казенныя деньги, и Гератьева не посмла-бы язвить, и я не подумалъ-бы длать ревизію… Да-съ я всему причиной, но потому именно, что я глубоко уважаю и цню Наденьку… Я мысли допустить не могъ,— меня взорвало за нее, и я какъ слпой дуракъ нагрянулъ на казначея, я и забылъ, что у нея есть папенька!.. да, вы ее бережете!

Надя.

И это еще на меня-же!.. и это!..

Пружановъ.

Надежда Ивановна, позвольте мн сказать… я какъ одурлый пришелъ, оттого все время и путаюсь… Позвольте мн сказать, что я думалъ… Надежда Ивановна, я старый солдатъ, разумется, я вамъ не пара: я старикъ, я человкъ не даровитый, не Богъ-всть какого ума… но я честный, всми уважаемый,— и начальствомъ, и подчиненными… мое имя не запятнано… позвольте предложить вамъ мою руку… Не пугайтесь, въ другое время я-бы себ не позволилъ,— вы такъ высоко стоите надо мной… но теперь, когда все противъ васъ вооружилось… меня знаютъ, и знаютъ, что подруга жизни, мною избранная, не можетъ быть не честная и не уважаемая двица.

Надя — вспыльчиво.

Разв нужно это еще доказывать?!

Пружановъ.

Не отвчайте мн сейчасъ и длайте, какъ найдете лучше… Но если я могу этимъ помочь вамъ: Надежда Ивановна, честный солдатъ предлагаетъ вамъ свою руку. Прощайте-съ.

Уходитъ.

V.
НАДЯ и МУРАНОВЪ.

Надя.

Папа, скажи мн самъ, скажи мн самъ, что это правда!

Мурановъ.

Надя, я очень несчастенъ, нтъ человка несчастне меня!

Надя.

Скажи, что это правда.

Мурановъ.

Я обожаю тебя, я живу только мыслью о теб, и между тмъ я тебя гублю, я твой палачъ… это что то фатальное, что-то ужасное!.. Зачмъ я игралъ? зачмъ я хотлъ выиграть? для кого мн нужны деньги?.. Не для себя, Надя, — для тебя, чтобы достойно обставить тебя… о, Господи! я ограбить готовъ, я въ Сибирь пойду, чтобъ только ты…

Надя.

Зачмъ былъ здсь Семиратовъ? чего онъ хотлъ?

Мурановъ.

Онъ думалъ, что деньги мной еще не истрачены, онъ просилъ вернуть ихъ. Его выгонятъ со службы, но если онъ внесетъ деньги, тогда ему дадутъ отставку по прошенію… онъ будетъ въ состояніи поправиться.

Надя.

Но денегъ нтъ.

Мурановъ.

Казни меня, Надя, упрекай меня, упрекай…

Надя.

На что это? кому это нужно?

Мурановъ.

Мн нужно!— это облегчитъ мои страданья.

Надя.

Что мы можемъ продать? насколько?

Мурановъ.

За мебель еще не заплачено, Надя, у насъ есть долги…

Надя.

Хоть бы этого-то не было на душ, что изъ-за тебя опозоренъ человкъ!.. Да, да, не надо падать духомъ… будемъ пробиваться… силы есть — будемъ пробиваться!.. безъ работы не останемся.

Мурановъ.

Ты воскресаешь меня, Надя.

Надя.

Только-бы скорй!— скорй въ Москву, скорй за дло… театръ или другое что,— все равно, всякимъ трудомъ можно добросовстно добыть деньги… и мы все выплатимъ за Семиратова. Сколько дней теб нужно, чтобъ устроить здсь вс дла и чтобъ мы могли ухать?

Мурановъ.

Я ужь началъ… прости меня… я уже началъ… мебельщику сказалъ, чтобы онъ пришелъ взять все, за что не плачено, инструментъ я продалъ… за нимъ на дняхъ придутъ. Я потороплю, мы можемъ ухать черезъ два дня.

Надя.

Да, поторопи… Кое-гд мы дадимъ росписки долговыя. За Семиратова тоже мы дадимъ росписки, мн поврятъ… я все это выработаю,— разв умру, такъ не удастся.

Мурановъ.

Богъ не попуститъ…

Надя.

Надйся, папа, больше на себя, чмъ на Бога, теб-то это очень не мшаетъ. Я заплачу за все, но ты мн долженъ дать честное слово, что ты ничего не будешь длать, не сказавши мн, никакихъ тратъ: ни для моего благополучія, ни для несчастья — ничего, по крайней мр пока мы не расплатились.

Мурановъ.

Торжественно даю теб честное слово!

Входитъ Семиратовъ и Притолковъ.

VI.
Т-ЖЕ, СЕМИРАТОВЪ и ПРИТОЛКОВЪ.

Надя.

А! это вы… здравствуйте, едоръ Григорьевичъ. извините, мн надо сказать… (Семиратову.) Подите сюда. Не принимайте веселаго, беззаботнаго вида,— я все знаю… Скажите, нельзя-ли внести за васъ въ кассу обязательство, и мы будемъ выплачивать постепенно?

Семиратовъ.

Зачмъ-съ?

Надя.

Что, генералъ можетъ сдлать это отъ себя?.. Я попрошу генерала.

Семиратовъ.

Да не надо-съ… что вы безпокоитесь, Надежда Ивановна… все хорошо… будьте покойны, не входите въ это.

Надя.

Какъ хорошо? что?

Семиратовъ.

Не тревожьтесь за меня, можетъ быть, это еще лучше, что все такъ случилось… Анна Петровна взялась все это устроить и даже общала мн мсто достать у господина Жирунина съ хорошимъ жалованьемъ.

Надя.

У Жирунина? вамъ мсто?.. и вы довольны?

Семиратовъ.

Да, слава Богу. Она, конечно, прибавила, что если вы отсюда удете… Она все думаетъ, что я подл васъ, по слабости характера, опять могъ-бы… но вдь всячески: вы удете,— хоти, не хоти… И вамъ она очень сочувствуетъ, Анна Петровна… вотъ и едоръ Григорьичъ отъ нея…

Надя.

Ко мн? что-же ей угодно?

Притолковъ.

Мн очень затруднительно разговаривать съ вами, Надежда Ивановна, я уже по тону вашему вижу, что вы меня встрчаете съ предубжденіемъ. Но я буду смлъ, я выдержу всякій тонъ, всякую рзкость,— какую хотите… только одного прошу: не гоните меня и не уходите сами, дайте мн десять минутъ на разговоръ. Десять минутъ васъ не разорятъ, вы человкъ умный, для умнаго человка всякій разговоръ въ какую-нибудь сторону да пригоденъ.

Надя.

Я не ухожу.

Притолковъ.

Я пришелъ къ вамъ съ предложеніемъ, на которое вы мн съ перваго-же слова отвтите: нтъ. Но я ужь сказалъ: я не испугаюсь и буду идти дальше. Я отъ Анны Петровны Блоярской. Она очень скорбитъ о томъ, что все такъ съ вами случилось и что вы должны на нее сердиться. Вы не врите?

Надя.

Отчего-же не врить? она хоть и глупая женщина, но все-таки добрая, — она длаетъ зло по глупости, я на нее не сердита.

Притолковъ.

Тмъ лучше. Итакъ, она вамъ совтуетъ хать въ Москву. Здсь слишкомъ много народу противъ васъ возбуждено… Не спорю, что несправедливо, но зложелательства никому нельзя запретить, и потому лучше вамъ…

Надя.

Бжать отсюда?. Мы сейчасъ ршили, что узжаемъ черезъ два дня.

Притолковъ.

Превосходно… то-есть, для насъ оно очень печально, но для васъ превосходно. Такъ вотъ Анна Петровна хочетъ вамъ дать нсколько рекомендацій къ ея московскимъ знакомымъ и… зная, что вы теперь… въ стсненномъ положеніи…

Надя.

Предлагаетъ мн деньги?

Притолковъ.

Дайте… дайте сказать…

Надя.

Деньги она предлагаетъ мн? правда?

Притолковъ.

Ну да, да, деньги,— и вы, конечно, сейчасъ-же скажете: ‘не возьму я отъ нея денегъ’… Я вдь ужь предупредилъ васъ объ этомъ, но вы мн общали десять минутъ разговора Надежда Ивановна, оставимте драматическимъ героямъ это картонное великодушіе: ‘я уважаю мою нищету, я презираю богатство! честный трудъ, сермяга…’ Взглянемъ глубже, взглянемъ проще. Вы подете въ Москву и будете тамъ зарабатывать деньги: писать-ли статьи, учить-ли дтей, играть-ли на сцен — все равно: вы будете честно трудиться.

Надя.

Надюсь!

Притолковъ.

Да-съ, но, вдь, сознайтесь, Надежда Ивановна, и вы все-таки отъ хорошаго вознагражденія за вашъ трудъ тоже не откажетесь.

Надя.

Что изъ этого?

Притолковъ.

Неужели-же вы воображаете, что эти деньги,— это хорошее вознагражденіе вамъ достанется ужь такъ безусловно, такъ идеально честно и справедливо?.. Вдь, вы знаете: человчество устанавливаетъ плату за разный трудъ очень неправильно, сплошь и рядомъ за тяжелый трудъ платитъ грошъ, за легкій — тысячи, а нашъ трудъ сравнительно легкій.

Надя.

Какъ-же мн измнить это?

Притолковъ.

Да еще къ тому-же вглядитесь хорошенько, откуда эта плата берется?.. кто вамъ ее даетъ?.. Возьмите хоть театръ для примра: въ этой публик, которая принесла свои деньги, чтобъ купить вашъ трудъ,— всякій-ли получилъ ихъ честно?.. Можетъ быть, одинъ добылъ ихъ подлостью, униженіемъ своего человческаго достоинства, другой грабительствомъ, третій — не знаю чмъ, словомъ: можетъ быть, нужно было сдлать множество злодяній и несправедливости, чтобъ эти деньги явились на свтъ Божій, чтобъ люди были въ состояніи платить вамъ, чтобы, наконецъ, вашъ трудъ кому-нибудь былъ нуженъ.

Мурановъ.

Ахъ, да, къ несчастію!

Притолковъ.

Въ вашихъ заработанныхъ деньгахъ всегда будетъ немножко эта невзрачная подкладка: сами-то вы честно работаете, но вы совсмъ-бы не могли работать, если-бъ зло и безчестье вамъ не помогали.

Надя.

Что-же вы этимъ хотите доказать?

Притолковъ.

Только то, что если это дйствительно такъ,— умно-ли брезгать помощью и доискиваться, изъ какихъ рукъ она идетъ?.. Анна Петровна предлагаетъ вамъ деньги отъ души, не требуя ничего, не подкупая васъ ни на что…

Надя.

Но тутъ даже не заработокъ, тутъ подачка.

Притолковъ.

И въ заработк бываетъ подачка, и въ подачк заработокъ.

Надя.

Странно!

Притолковъ.

Вдь иному и за трудъ платятъ больше, только потому, что человкъ симпатичный,— разв это не подачка?.. а съ другой стороны: вотъ вы… вы двушка способная и не для одного театра, васъ поддержать въ трудную минуту — значитъ дать вамъ возможность работать, спасти ваши силы, ваши дарованія, чтобъ они пригодились людямъ, значитъ отчасти заплатить вамъ за трудъ, который вы отработаете на другого. Наконецъ, смотрите на эту подачку какъ на заемъ.

Надя.

Занимать, такъ не у Анны Петровны.

Притолковъ.

Отчего? вы сами говорите, что она не злая, и когда вредитъ, такъ безъ умыслу.

Семиратовъ.

Ахъ, она очень добрая… очень!

Притолковъ.

Вамъ непріятно, что она будетъ считать себя вашей благодтельницей, но мало-ли что намъ непріятно въ жизни?— непріятность можно и преодолть. Разъ общество ужь такъ сложилось, что въ немъ много несправедливости и зла, вы изъ когтей его не уйдете, отъ грязи его не остережетесь и неизбжно должны допускать иныя сдлки. Все равно приходится со многимъ мириться, такъ немножко больше или немножко меньше…

Надя.

Можно ни съ чмъ не мириться.

Притолковъ.

Какъ-же это?— отравиться, умереть?.. или жить, вн общества: пойти въ армію несчастныхъ безумцевъ,— вотъ этихъ, что міръ хотятъ преобразовать?!.. такъ вдь это одинъ самообманъ. Ну, положимъ, вы нравственно гораздо лучше насъ, но вдь неземнымъ существомъ и вы не будете, идеальной чистоты нтъ… Да и насъ вы напрасно такъ ужо очень низвергаете въ прахъ, вдь и въ насъ есть кое-что хорошее… Зачмъ Анна Петровна проситъ меня, и я прихожу, и измышляю весь этотъ разговоръ,— какъ не изъ желанія помочь вамъ, изъ желанія добра?

Надя.

Изъ желанія добра вы доказываете мн, что нравственная чистота невозможна? что…

Притолковъ.

Господи! Никто не виноватъ. Мы не на неб живемъ.

Надя.

Благодарю и васъ, и Анну Петровну, за ваше участіе ко мн, но денегъ ея все-таки я не возьму. Не знаю, добро-ли то, что вы сдлали, но вы не помощь оказываете.— вы даете мысли, съ которыми жить нельзя, он разбиваютъ все, что считаешь хорошимъ, а какъ потомъ съ этимъ справляться, вамъ дла нтъ: создавай себ новый міръ или погибай.

Отходитъ.

Мурановъ.

Надя, почему-же?..

Притолковъ.

Не понимаю. Я привелъ такіе аргументы, что самый отчаянный либералъ и тотъ-бы сейчасъ протянулъ руку. Воля ваша, она у васъ не совсмъ въ порядк.

Семиратовъ — ему тихо.

Зачмъ вы съ ней говорили, можно было все сдлать помимо ея.

Притолковъ — тихо.

Это ужь немножко и черезъ чуръ: она будетъ насъ честить на всхъ соборахъ, а мы исподтишка о ней заботиться.

Хочетъ идти.

Мурановъ.

Погодите… постойте, едоръ Григорьичъ…

Притолковъ — громко.

Чего еще ждать, когда человкъ самъ не хочетъ, чтобъ его спасли?

Надя.

Спасли!!.. О!.. вс-то меня тутъ спасаютъ… вс любятъ, добра желаютъ, а я гибну, гибну!!..

Мурановъ.

Надя, прошу тебя…

Надя.

Не проси меня ни о чемъ… ничего я не стану, ничего не хочу…

Мурановъ.

Пожалй отца!

Надя.

За что тебя жалть? за что васъ всхъ жалть! кого жалть?.. Некого! не стоитъ… Вс вы съумете быть довольными и устроитесь со своей маленькой честностью, со своими маленькими подлостями. Нтъ мн мста между вами. Богъ меня проклялъ, онъ далъ мн талантъ,— и не далъ вашей умлости имъ пользоваться… Я хотла работть,— у меня отнимаютъ работу, я хочу искать новую,— мн говорятъ: это не нужно, я хочу быть честной, — мн доказываютъ, что это невозможно!.. для меня все невозможно… и работать, и любить!.. и…

Въ сильной истерик падаетъ безъ чувствъ.

Мурановъ.

Надя, мое милое, золотое дитя!

Вс суетятся около нея.

ПЯТОЕ ДЙСТВІЕ.

Мебель кое-какая, въ той-же квартир Мурановыхъ, остатки того, что не продано. Безпорядокъ въ комнат КАМНЕВА въ сторон, въ шляп и пальто. МУРАНОВЪ разговариваетъ съ ХАРИТОНОВОЙ.

I.
МУРАНОВЪ, ХАРИТОНОВА, КАМНЕВА, потомъ безъ ХАРИТОНОВОЙ.

Мурановъ.

Такъ значитъ мы съ вами въ разсчет?

Харитонова.

Да, ужь длать нечего, стало быть надо такъ, что съ васъ возьмешь?

Мурановъ.

Вы, драгоцннйшая, въ наклад не будете, врьте чести: я вамъ весь этотъ остатокъ мебели очень дешево сосчиталъ. Тамъ одинъ диванъ есть, хоть и рваный, а пружины въ немъ совсмъ новыя, если это все перечинить, вдвое выручите.

Харитонова.

Возиться-то не охота, мое дло квартиры сдавать.

Мурановъ.

И квартиру нашу сдадите, не бойтесь, не простоитъ, теперь дло къ осени. Отправили вы наши чемоданы на желзную дорогу?

Харитонова.

Наложили на телгу, сейчасъ Митька повезетъ.

Мурановъ.

Поторопите, голубушка, не люблю я суеты.

Харитонова.

Сейчасъ скажу, чтобъ халъ.

Уходитъ.

Мурановъ — ей вслдъ.

Да, скажите! (Камневой.) Насилу развязался. Столько платежей, хоть и по мелочамъ, просто несносно. За квартиру ужь мебелью доплачивалъ… Катерина Дмитревна, не грхъ-ли вамъ? За что-же это вы мою Надечку оставляете?

Камнева.

Вы напрасно вчера приходили меня звать. Я во всякомъ случа ршила сегодня быть у васъ, еслибъ вы даже и не узжали.

Мурановъ.

Вдь у Нади вы тутъ единственные друзья.

Камнева.

О! во всемъ этомъ голову потеряешь: идти или не идти, чтобъ еще хуже не надлать.

Мурановъ.

Нтъ, теперь она успокоилась, теперь съ ней сговориться можно.

Камнева.

Въ чемъ-же вы это замчаете?

Мурановъ.

Ровне характеръ сталъ… Оно какъ-то нехорошо сказать, а право я начинаю думать, что несчастья ей въ пользу пошли, — ровне характеръ сталъ… Нтъ этой прежней требовательности: такъ предложишь — хорошо, и этакъ — тоже хорошо.

Камнева.

Такъ это равнодушіе, это тмъ хуже…

Мурановъ.

Нтъ, какое равнодушіе!.. Она мн вчера все блье перечинила сама, и такъ аккуратно, внимательно.

Камнева.

А вдь я разсчитывала, что вы дете съ вечернимъ поздомъ, оттого и не спшила къ вамъ.

Мурановъ.

Нтъ, мы такъ и ршили: хать утромъ. Очень ужь хочется поскорй вонъ отсюда, здсь каждый часъ растутъ новыя неудовольствія. Знаете, я вамъ по секрету скажу: генералъ сдлалъ ей предложеніе.

Камнева.

Я слышала, мн говорили.

Мурановъ.

И вы слышали?!.. что это за городишко! двоимъ, троимъ по секрету скажешь, точно на базарной площади объявленіе вывсилъ. Генерала теперь вс поздравляютъ, а онъ злится, потому что Наденька вдь ему ничего не отвтила.

Камнева.

Что отвчать?

Мурановъ.

Да, ужасный дуракъ… вообразилъ, что спасаетъ честь Наденьки. Ну какой онъ ей мужъ?

Камнева.

Я вчера вамъ общала деньги на поздку, — я принесла.

Мурановъ.

Благодарю васъ… Да, это будетъ лучше. Все-таки Наденьк пріятне взять деньги у васъ, хоть она согласилась взять, пожалуй, и у Блоярской. Анна Петровна такъ добра, она въ четвергъ присылала къ намъ директора предложить деньги… Ахъ, что тутъ было съ Наденькой! въ обморокъ упала… но это было какъ кризисъ болзни, съ той минуты все пошло лучше, она гораздо стала ровнй. Она ужь говорила мн: возьми, пожалуй, у Блоярской, но ей будетъ пріятне взять у васъ.

Камнева.

Вотъ триста рублей. Довольно?

Мурановъ.

Вполн довольно, благодарю. Вы можете быть уврены, что съ первой получки я вамъ вышлю.

Камнева.

Когда можно будетъ,— намъ легче обернуться.

Мурановъ.

Но вы тоже небогатые люди, и вамъ даже по длу часто такъ необходимо… Да что!— это пустяки, о чемъ толковать!.. Дайте Над только поступить въ театръ, у насъ сейчасъ-же будутъ деньги.

Камнева.

Скажите, она очень горевала, что мы до сихъ поръ у васъ не были?

Мурановъ.

Опять-таки все это до кризиса, а теперь нтъ,— она стихла, примирилась… Она поняла, что, такъ какъ вы знаете о ея… ну, назовемъ это: о ея увлеченіи Владиміромъ Андреичемъ, — то вамъ тяжело идти.

Камнева.

Вы ей сказали, что объ этомъ мы знаемъ, — и онъ, и даже я?

Мурановъ.

О! чего мн это стоило! Для такихъ операцій нужна сила характера… но лучше операція, чмъ болзнь, и я ршился…

Камнева.

Мн теперь еще труднй будетъ съ ней встртиться.

Мурановъ.

Нтъ, нтъ, я вамъ говорю, Она стихла.

Входятъ Катя и няня.

II.
Т-ЖЕ, КАТЯ и НЯНЯ.

Катя.

Здравствуйте… Ахъ, Катерина Дмитревна, и вы тутъ… пожалуйста, Катерина Дмитревна, вы мамаш не говорите, что я здсь была.

Няня.

Ужь попадетъ теб, — да и мн-то за тебя…

Катя.

Ничего, нянечка, ничего… (Камневой.) Мн мамаша строго запретила… даже чтобъ я не кланялась съ Надеждой Ивановной… Ну, какъ-же такъ?— я ее очень люблю… Сейчасъ я на имянины ду, на дтскій праздникъ, и упросила няню… мама не узнаетъ, мы не на своихъ лошадяхъ, а на извозчик…

Няня.

Поди-ка откажи ей, баловниц,— дрожитъ вдь!

Катя.

Я Надежд Ивановн — мое сочиненіе принесла.

Камнева — цлуетъ ее.

О! милочка, ты лучше ничего выдумать не могла, это порадуетъ Надю. (Муранову.) Позовите ее, я пока подожду у васъ въ кабинет.

Мурановъ.

Вамъ точно не хочется ее видть, Катерина Дмитревна,— вы все такъ и оттягиваете эту встрчу.

Камнева.

Я не хочу!?.. Неужели вы не понимаете, каково мн это?

Уходитъ.

Мурановъ — въ дверь.

Надя, поди сюда!— къ теб пришли.

Уходитъ за Камневой. Изъ противоположной двери выходитъ Надя. Катя бросается къ ней.

III.
НАДЯ, КАТЯ и НЯНЯ.

Катя.

Вотъ кто пришелъ — я!

Надя.

А! Катя!

Обнимаетъ ее и цлуетъ.

Катя — ласкаясь къ ней.

Хорошенькая моя, прелесть!.. Я васъ такъ давно не видала… Я къ вамъ тайкомъ отъ мамаши прибжала.

Надя.

Здравствуйте, няня.

Няня.

Здравствуйте, барышня дорогая.. Что вы больны что-ли?— похудли очень.

Надя.

Пройдетъ. (Кат.) Какая ты нарядная, Катюша.

Катя.

Я на имянины ду, веселиться, тамъ будутъ вс мои друзья… Нравится вамъ мое платье?

Надя.

Чудесное. Садись-же, разсказывай, какъ ты живешь? какъ учишься?

Катя.

Очень хорошо, Надежда Ивановна… только я съ Андреевыми совсмъ разсорилась.

Надя.

За что?

Катя.

Я не виновата. Это было въ мамашино рожденье. У насъ были гости, и мамаша непремнно хотла, чтобъ я сыграла передъ ними на фортепьянахъ, изъ. Нормы… и я сыграла, и вс хвалили меня, и тогда заставили Андрееву двочку сыграть, а она сыграла очень гадко, все ошибалась, и за это разозлилась на меня, и своего брата подговорила: онъ мн чашку чаю на платье пролилъ… и потомъ говоритъ, насмхаясь этакъ: ‘наша знаменитая музыкантша не уметъ чай пить, все на себя пролила’,— когда это онъ сдлалъ… я имъ сказала: ‘посл этого я васъ но хочу знать’… Чмъ-же я виновата, что она не хорошо учится, а я хорошо?

Надя.

Гм!.. еще вырости не успла, а ужь тоже самое, и съ тобой тоже… (Замтя въ рукахъ Кати свертокъ бумаги.) Что это?

Катя.

Я вамъ, Надежда Ивановна, мое сочиненье принесла.

Подаетъ.

Няня.

Для васъ нарочно переписывала.

Катя.

Это мн задала моя учительница сказку написать, изъ головы… знаете, эту сказку о спящей царевн: когда она родилась, пришли вс волшебницы и ей общали всякаго счастья, потомъ пришла злая волшебница и все перепортила… я очень люблю эту сказку… Когда я лежу въ постели и мн не спится, я все думаю о ней: мн кажется, Надежда Ивановна, знаете что?— точно у всхъ людей, когда они родятся, бываютъ волшебницы… Вотъ у васъ наврно!— у васъ были волшебницы… одна сказала, что вы будете красивая, другая, что вы умная, добрая, что вы отлично будете представлять въ театр… ну все, все вамъ общали!— а злая волшебница пришла, и отъ нея вс ваши несчастья.

Няня.

Пойдемъ-ка ты, пойдемъ.
Катя — смясь.
‘А у меня не было злой волшебницы… Надежда Ивановна, право… Я очень счастливая: я и маленькая-то кубаремъ падала никогда не ушибалась, — и всегда такъ во всемъ, все сейчасъ поправляется. Вотъ ужь такого горя большого у меня и не бывало, какъ васъ у меня отняли, такъ и то вдь…

Надя.

Тоже поправилось?

Катя.

Нтъ. Надежда Ивановна, не то чтобы поправилось… такой какъ вы у меня не будетъ другой, но моя теперешняя гувернантка,— изъ Москвы выписали,— такая славная, такая… ну почти совсмъ какъ вы… и тоже все знаетъ… Я ее очень полюбила, и даже нарочно иногда: ее зовутъ Варвара Степановна, а я ее называю Надежда Ивановна, она меня поправитъ, а я опять: Надежда Ивановна,— такъ смшно!.. Я ей про васъ много разсказывала, много много….

Няня.

Барышня, пойдемте, узнаютъ.

Надя.

Иди, Катюша. Прощай. Спасибо, что не забыла меня.

Цлуетъ ее.

Катя.

Никогда я васъ не забуду… Зачмъ-же вы все печальная?.. Я думала вы обрадуетесь, что мн все по прежнему хорошо у что учусь какъ съ вами.

Надя — еще разъ крпко ее цлуетъ.

Будь счастлива, дточка моя родная, будь счастлива!.. Слава Богу, что у тебя злой волшебницы не было.

Катя — весело.

Надежда Ивановна, это ничего, еслибъ и была, потому что, наконецъ, все-таки придетъ принцъ и чмъ-нибудь кончится хорошимъ. (Нян.) Ну, ну, пойдемъ, не ворчи!..

Еще разъ быстро цлуетъ Надю и убгаетъ. Няня уходитъ за ней.

IV.
НАДЯ одна, потомъ КАМНЕВА и МУРАНОВЪ.

Надя.

Чмъ-нибудь кончится!— хорошимъ… ужь потому хорошимъ, что кончится. (Входитъ Камнева и за ней Мурановъ.) Катерина Дмитревна!

Камнева.

Простите, Надя, что я эти дни не навстила васъ.

Надя.

Отчего: ‘простите’?

Камнева.

Я обязана была навстить. Съ моей стороны очень дурно, что я прихожу прямо въ минуту вашего отъзда.

Надя.

Все-таки… пришли… а Владиміръ Андреичъ?

Камнева.

Онъ ухалъ, Надя… въ деревню.

Надя.

Стало быть мы не увидимся?

Мурановъ.

У васъ тамъ что-то староста набдокурилъ.

Надя.

Онъ не хотлъ проститься?

Камнева.

Я уговорила его. Я думала, Надя, вамъ будетъ это непріятно.

Надя.

Мн? непріятно?… не знаю… не знаю, какъ вы могли, это думалъ!

Камнева.

Наденька, зачмъ ходить кругомъ да около?— мы об знаемъ, почему я такъ думала.

Надя.

Мн-бы не было непріятно.

Камнева.

О, милый другъ, не вините меня. Вы добры, я не знаю никого добре васъ,— и у васъ такой сильный, твердый характеръ…

Надя.

Много мн горя далъ мой сильный характеръ.

Камнева.

Наденька, вдь, вы знаете, Владиміръ любитъ васъ,— какая-жь радость вамъ встрчаться Съ нимъ, когда… въ его сердц разладъ?.. Милая, я говорю вамъ жесткія вещи… вдь не можетъ онъ дать счастья ни вамъ, ни себ, если это счастье онъ отниметъ у меня и у моего сына.

Надя — со сдержаннымъ сухимъ рыданьемъ.

Зачмъ все это говорить?.. разв я прошу чего-нибудь?… разв я хочу?!..

Камнева.

Такъ не лучше-ли сразу это кончить и заглушить?.. Теперь онъ далеко отъ васъ, занятъ дломъ и…

Надя.

Забудетъ меня?.. скоро… да… Какъ все это хорошо устроивается.

Камнева.

Что? Надя.

Надя.

Все. Я тутъ помха всмъ, безъ меня всмъ здсь будетъ лучше Поручику Семиратову мсто общали, если я уду, гимназіи Жирунинъ лишнюю подачку дастъ… вонъ даже ученица моя, изъ любви ко мн, прибгала меня утшить, сказать, что безъ меня ей не хуже, что у ней другая учительница и хорошая… вс устроились… Владиміръ Андреичъ даже руки не протянулъ на прощанье, чтобъ скорй это наносное все начало вывтриваться… чтобъ скорй войти въ колею.

Камнева.

Надя, это словно не вы говорите, у васъ не можетъ быть такого горькаго, такого злого чувства.

Надя.

У меня никакого нтъ: ни горькаго, ни сладкаго, ни хорошаго, ни дурного.

Камнева.

Неправда. Въ васъ какая-то горечь закралась, потому что вы сами себя раздражаете. Не можете же вы въ самомъ дл думать, что съ вами разлетаются легко и равнодушно. Вы везд умете сдлать себя необходимой, везд — любимы и нужны.

Надя.

Никто, нигд и никому не нуженъ. Время идетъ и все замщаетъ, что ни разбей, все склеится… никто никому ненуженъ… одному себ, — пока еще живетъ.

Мурановъ.

А мн? твоему отцу? и мн ты не нужна?

Надя.

Теб меньше чмъ кому-нибудь.

Мурановъ.

Надя, ты меня совсмъ убиваешь. Вдь посл всего, что случилось, и, чувствуя свою вину во многихъ твоихъ несчастіяхъ, такое слово отъ тебя слышать… что мн остается?— застрлиться и только… о! душа моя, я давно-бы и застрлился?— меня останавливаетъ одна только мысль: что лишать себя жизни — малодушіе.

Надя — твердо.

Не всегда — малодушіе. (Посл мгновенной паузы.) Ну!, нечего больше разговаривать… прощайте, пора на поздъ… (Протягиваетъ руку Камневой, цлуетъ ее, потомъ внезапно обнимаетъ ее, осыпая поцлуями, со слезами на глазахъ.) Прощайте!

Камнева — горячо цлуя Надю.

О! мой дружокъ дорогой! мой милый дружокъ!! простите намъ ваше горе.

Надя — успокоясь и проведя рукой по глазамъ.

Его нтъ больше, — горя. Это такъ, остатокъ прежнихъ глупостей… горе кончено.

Камнева — съ ужасомъ, пораженная внезапной мыслью.

Надя! глядите мн прямо въ глаза! ради дружбы нашей отвтьте мн правду. Вы меня испугали: вы такъ наэлектризовали себя, что можете сдлать глупость, которую потомъ не поправишь!

Надя.

Глупость!

Камнева — почти съ крикомъ.

Вы убить себя хотите, Надя?!

Надя — твердо.

Нтъ. Не теперь… не бойтесь…

Мурановъ.

Съ нами крестная сила!

Надя.

Еслибъ я сознавала, что нтъ въ другомъ мст жизни, какъ вотъ эта наша, которою мы съ вами жили вотъ здсь, то конечно-бы я не задумалась покончить съ собой…

Мурановъ.

Надя! Надя!

Надя — твердо, съ возрастающимъ жаромъ.

Вы хорошіе люди, и все-таки вы мн чужіе. Вы по своему добры и податливы. Васъ тоже возмущаетъ несправедливость, но ваше озлобленіе дальше васъ не идетъ, вы ловко минуете опасность… Владиміръ Андреичъ забылъ и взаимный трудъ, и взаимную помощь, не предлагаетъ ихъ больше, къ себ недоврчивъ: убжалъ, боясь встртиться со мной. Мн такія условія тсны. Но и не врю я, чтобъ тутъ вотъ, въ этомъ обыденномъ заколдованномъ круг, былъ предлъ всему!— я еще далеко не все испытала, чтобъ позволить себ опустить руки и сказать: дальше идти нельзя! Не уврятъ меня, что нигд нтъ жизни для вполн честной работы, если нтъ, — ее надо создать!

Камнева.

Какая вы…

Надя — снова спокойно, но твердо.

Когда я приду къ убжденію, что создать не въ силахъ, когда дойду до предла борьбы, тутъ и будетъ моя смерть, а пока не бойтесь… Прощайте еще разъ.

Камнева.

Пишите мн.

Надя.

Можетъ быть.

Мурановъ.

Я вамъ пришлю, телеграмму посл первыхъ-же рукоплесканій на ея дебют.

Надя.

Пойдемте, пора!

Вс уходятъ.

Крылов Виктор Александрович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Мы поссорились, Крылов Виктор Александрович, Год: 1888
  2. Торжество добродетели, Крылов Виктор Александрович, Год: 1889
  3. Чудовище, Крылов Виктор Александрович, Год: 1877
  4. Кровавое приключение, Крылов Виктор Александрович, Год: 1886
  5. Как я мамашу исправляла, Крылов Виктор Александрович, Год: 1889
  6. Генеральша Матрена, Крылов Виктор Александрович, Год: 1896
  7. Шалость, Крылов Виктор Александрович, Год: 1897
  8. Черная неблагодарность, Крылов Виктор Александрович, Год: 1894
Электронная библиотека