НА ЗАР.
НА ЗАР.
Очерки по исторіи освободительнаго движенія въ Россіи.
II. Рылевъ.
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
V.
V.
На заре. II. Рылеев, Русова София Федоровна, Год: 1906
Время на прочтение: 16 минут(ы)
14 декабря 1825 г. весь Петербургъ былъ взволнованъ: разнесся слухъ, что дв роты Московскаго полка гвардейскихъ войскъ выступили изъ казармъ съ распущенными знаменами, -они мятежно отказывались присягать на врность только что вступившему на престолъ императору Николаю I и громко провозглашали законнымъ царемъ его родного старшаго брата Константина. Нсколько офицеровъ поддерживали мятежное настроеніе солдатъ, они выстроили ихъ четырехугольникомъ на Сенатской площади и, очевидно, ждали прихода другихъ единомыслящихъ съ ними отрядовъ. Но, кром небольшой толпы любопытныхъ да нсколькихъ не военныхъ людей — на площадь, изъ сосднихъ улицъ, никакихъ подкрпленій не подходило. Вся Сенатская площадь представляла въ это утро необыкновенное зрлище, здсь была масса какихъ то странныхъ людей въ шинеляхъ и мужицкихъ шапкахъ, подпоясаны они были красными полотенцами вмсто кушаковъ. Между ними часто появлялись извстный въ Петербург поэтъ того времени К. Рылевъ и другъ его Бестужевъ. Вотъ въ блестящемъ экипаж подъхалъ генералъ-губернаторъ Петербурга графъ Милорадовичъ, но только что онъ приготовился призывать мятежниковъ къ покорности, какъ мткая пуля одного изъ нихъ смертельно его ранила. Слдомъ за этимъ къ непокорнымъ солдатамъ вышелъ самъ молодой императоръ во глав врнаго ему Преображенскаго гвардейскаго полка. Но ни его угрозы, ни увщанія не подйствовали ни на солдатъ, ни на офицеровъ. Николай долженъ былъ ни съ чмъ вернуться во дворецъ. Воззваніе Петербургскаго митрополита тоже не тронуло мятежную кучку. Вечеромъ привезены были на Сенатскую площадь пушки, приведены были войска, и площадь была очищена: солдаты частью сдались, частью разбжались, вс офицеры были арестованы. По улицамъ Петербурга здили патрули и хватали всякаго, казавшагося имъ подозрительнымъ. Бунтъ въ нсколько часовъ былъ усмиренъ.
Чего же хотли эти бунтовщики, что заставляло ихъ итти противъ молодого, еще мало знакомаго императора?
Николай I былъ братомъ только что умершаго императора Александра I. У Александра не было дтей и наслдовать престолъ долженъ былъ его старшій братъ Константинъ. Но Константину не по сердцу была отвтственная жизнь правителя и царя, и онъ отказался отъ всякихъ правъ на царскую корону въ пользу младшаго своего брата Николая. Но почему-то Александръ I держалъ въ тайн отреченіе Константина. Умеръ онъ далеко отъ Петербурга и Варшавы (гд жилъ Константинъ), въ Таганрог, и когда получено было извстіе о его смерти, Николай немедленно присягнулъ своему старшему брату Константину, какъ царю русской земли. Узнавъ объ этомъ, Константинъ пришелъ въ большое раздраженіе и не хотлъ и слышать о своемъ воцареніи. Недли дв продолжалось неопредленное положеніе, никто не зналъ, кому быть царемъ? Большая часть войскъ знала суровый характеръ великаго князя Николая и предпочитала видть царемъ боле мягкаго Константина. Но только немногіе ршились открыто это высказать, какъ это сдлала кучка въ 300—400 солдатъ на Сенатской площади. Однако, не ими одними ограничивалось число недовольныхъ. За послдніе годы царствованія Александра I недовольство управленіемъ страной проникло въ самые широкіе круги общества. Далеко уже казалось то время, когда Радищевъ, совершенно одинокій, возвышалъ свой голосъ въ защиту крпостныхъ и противъ притсненій свободы. Теперь Россія вся какъ будто проснулась отъ долгаго сна. Поэты, литераторы — писали о свобод. Общество зачитывалось стихами Жуковскаго, Пушкина, узнавало исторію своей родной страны въ первой знаменитой ‘Исторіи Государства Россійскаго’ Карамзина. Россія уже пережила страшное нашествіе Наполеона и соединенными силами всего народа отразила его. Войска наши побдоносно прошли черезъ всю Европу и низвергли Наполеона, русскому императору принадлежало первое мсто на създ всхъ европейскихъ государей въ г. Вн въ 1815 г. Никогда еще Россія не пользовалась такой славой, такимъ величіемъ извн.
А между тмъ, внутри ея шли т же непорядки, оставалось то же безправное положеніе крпостныхъ, тотъ же произволъ помщиковъ и всесильныхъ чиновниковъ. Въ самомъ начал своего царствованія кроткій и хорошо образованный Александръ самъ ясно понималъ необходимость кореннымъ образомъ измнить все управленіе своего обширнаго государства. Екатерина при жизни очень любила своего старшаго внука и поручила его воспитаніе честному, умному швейцарцу Лагарпу. Въ Швейцаріи уже давно народъ пользовался свободой, и страна имла республиканское управленіе, въ которомъ участвовалъ весь народъ. Лагарпъ внушалъ своему царственному ученику любовь къ свобод и уваженіе къ народу. Въ тотъ годъ, когда Екатерина съ непонятной жестокостью осудила несчастнаго Радищева на десятилтнюю ссылку въ крайніе предлы государства — маленькій 13 лтній внукъ ея далъ клятву, когда онъ станетъ царемъ — ‘утвердитъ благо Россіи на основаніяхъ непоколебимыхъ’.
Насколько французская революція пугала постарвшую императрицу, настолько она интересовала ея подраставшихъ внуковъ, они живо сочувствовали ‘объявленію правъ человка’, провозглашенному въ Париж, въ карманахъ цесаревича хранились трехцвтныя кокарды — въ подражаніе тмъ кокардамъ, какія носили революціонеры въ Париж, онъ съ искреннимъ увлеченіемъ распвалъ революціонныя французскія псни въ залахъ дворца, въ отсутствіи старшихъ придворныхъ. Когда въ конц царствованія Екатерины II вспыхнуло возстаніе въ Польш, Александръ выражалъ своему другу Адаму Чарторыжскому (поляку) полное сочувствіе полякамъ. Польскій герой возстанія Костюшко въ его глазахъ былъ великимъ человкомъ, потому что ‘онъ защищалъ дло человчества и справедливости’. Въ разговорахъ со своими друзьями Александръ Павловичъ часто говорилъ, что онъ ‘ненавидитъ деспотизмъ повсюду, гд бы онъ его ни видлъ, а любитъ свободу, на которую имютъ одинаковое право вс люди’.
Когда на престолъ вступилъ отецъ Александра, сынъ Екатерины II — Павелъ I, молодой цесаревичъ съ глубокой скорбью описываетъ Лагарпу (уже ухавшему тогда на родину) ужасное положеніе Россіи подъ страшнымъ деспотизмомъ императора Павла, жестокаго, суроваго и подозрительнаго государя: ‘мое несчастное отечество находится въ ужасномъ положеніи. Хлбопашецъ измученъ, торговля стснена, свобода и личное благосостояніе уничтожены’.
Готовясь самъ быть императоромъ Россіи, Александръ совершенно опредленно намревается дать ей свободу, образовать постепенно народное представительство, надлежащимъ образомъ руководимое, оно составило бы ‘конституцію, посл чего моя власть совершенно прекратилась бы’.
Александру не долго пришлось ожидать своего воцаренія: грубое обращеніе императора Павла такъ раздражило противъ него придворныхъ, что они составили заговоръ на его жизнь. Въ заговор участвовали т именно роты гвардейскаго Преображенскаго полка, которымъ особенно доврялъ императоръ. Он безпрепятственно прошли во дворецъ и совершили свое злодяніе {Подозрительный Павелъ I выстроилъ себ особый дворецъ, весь обведенный каналами, проникнуть въ него можно было только черезъ мостикъ, охраняемый часовыми и подинмаемый на ночь. Это такъ наз. Михайловскій дворецъ, около Лтняго сада.}.
Это убійство произвело страшное впечатлніе на Александра, смерть отца какъ будто застала его врасплохъ, и хотя онъ зналъ, что вс ждутъ отъ него сразу, чтобы онъ объявилъ себя не самодержцемъ, а государемъ съ властью, ограниченной народными представителями, но онъ этого не объявилъ, у него не хватило ршимости. Его нершительный характеръ и дальше, въ продолженіе всего его царствованія, мшалъ ему итти по тому пути къ освобожденію народа и страны, о которомъ онъ такъ мечталъ, будучи наслдникомъ престола. Онъ нсколько разъ громко общалъ Россіи ‘конституцію’, утвердилъ представительное правленіе въ Польш и Финляндіи — а всей Россіи не далъ его и даже удалилъ отъ себя Сперанскаго, которому въ начал царствованія поручено было выработать уставъ новаго представительнаго правленія всей Россіи. Подъ конецъ царствованія онъ подчинился вліянію жестокаго человка, Аракчеева {Изъ всхъ дйствій Александра I общество больше всего упрекало его за устройство военныхъ поселеніи: населеніе цлыхъ волостей, цлыхъ уздовъ обращено было въ солдатъ. Жизнь ихъ была невыносима, за ними былъ самый строгій надзоръ военнаго начальства, за малйшее невыполненіе самой строгой военной дисциплины крестьянъ, насильно превращенныхъ въ солдатъ на всю жизнь, на наказывали плетьми, розгами, разстрливали безъ суда. Главный начальникъ этихъ военныхъ поселеній и былъ Аракчеевъ. Вся Россія ненавидла его за жестокость, свирпый нравъ. Онъ не зналъ жалости и когда крестьяне въ Новгородской, Харьковской, Екатеринославской, Херсонской и др. губерніяхъ отказывались подчиняться военнымъ начальникамъ, Аракчеевъ усмирялъ ихъ кровавыми расправами. Много русской неповинной крови пролилъ безнаказанно Аракчеевъ, а Александръ I доврялъ ему, видлъ въ немъ самаго преданнаго друга!} и сталъ также преслдовать свободную мысль, свободное слово, какъ преслдовала его бабка. Но русское общество уже выросло изъ давившихъ его пеленокъ, оно рвалось къ свобод. Въ отечественной войн дрались за спасеніе родины рядомъ и крестьяне и князья, Россія была спасена общимъ усиліемъ всего народа и крпостные, подневольные рабы, выказали въ этой войн такую же горячую любовь къ родной стран, какъ и ихъ владльцы, кровь крпостныхъ слилась съ кровью ихъ притснителей на великомъ пол Бородино. Такія минуты не забываются: бдный, невжественный, безправный народъ вдругъ выросъ посл этой войны, и вс почувствовали невозможность держать его дольше въ цпяхъ рабства.
Съ другой стороны и общество стало лучше понимать свои права. Офицеры русскіе прожили больше года заграницей и присмотрлись къ тамошнимъ свободнымъ порядкамъ. Некрасивой, оскорбительной для достоинства человка показалась имъ русская жизнь посл ихъ возвращенія на родину. Везд на собраніяхъ, гд только сходились русскіе образованные люди, начинались теперь разговоры о свобод, о необходимости дать Россіи такія же права, какими пользовались уже многіе народы въ Европ. Въ городахъ составлялись всевозможныя общества, на ихъ собраніяхъ читались стихи, поэмы молодыхъ поэтовъ, обсуждались разные вопросы управленія, гражданской свободы. На такихъ собраніяхъ выступали и молодые писатели, и старые сдые генералы, и князья, и графы. Они соединялись въ братскіе союзы. Члены Союза Добродтели старались жить какъ можно добродтельне, многіе освобождали своихъ крпостныхъ, стыдясь оставаться владльцами людей, многіе раздавали свои земли крестьянамъ, стараясь вознаградить ихъ за вковую неправду и обиду, отъ которой они такъ долго страдали. Честные благородные люди и въ сред помщиковъ, и среди войска, и среди служащаго чиновнаго люда везд возвышали свой голосъ за свободу, за правду,— эти голоса звучали все громче и громче, въ книгахъ писались пламенныя страницы противъ гнета и притсненія, плись хвалы свобод, высказывалось сочувствіе всмъ страдающимъ, униженнымъ, притсненнымъ. Карамзинъ написалъ первую повсть изъ быта сельскихъ людей ‘Бдную Лизу’, и много слезъ пролили читатели того времени надъ этой чувствительной повстью. Въ другой своей повсти ‘Марфа Посадница’ Карамзинъ съ восторгомъ прославлялъ былую независимость и народную волю древняго Новгорода, Жуковскій своими, переводами лучшихъ нмецкихъ поэмъ и стиховъ тогдашнихъ поэтовъ пробуждалъ въ русскихъ сердцахъ благородныя, высокія чувства, Пушкинъ чаровалъ небывалымъ сильнымъ языкомъ и прекрасными картинами русской жизни, писалъ простыя народныя сказки, какія складывались тмъ самымъ униженнымъ народомъ и были такъ художественно прекрасны: ‘Русланъ и Людмила’, ‘Сказка про Царя Салтана’ и др. Не даромъ самъ про себя Пушкинъ сказалъ:
И долго буду тмъ любезенъ я народу,
Что чувства добрыя я лирой пробуждалъ,
Что въ мой жестокій вкъ возславилъ я свободу
И милость къ падшимъ призывалъ!
Среди поэтовъ того времени былъ одинъ, особенно горячо отзывавшійся на тогдашнее общественное настроеніе. Талантъ его, конечно, былъ слабе таланта Пушкина, но въ его стихахъ, въ его поэмахъ звучитъ гордый призывъ къ свобод. Этотъ поэтъ былъ Рылевъ, котораго тайные сыщики петербургской полиціи хорошо разсмотрли въ шинели на Сенатской площади 14 декабря 1825 г. Многіе стихи Рылева поражали смлостью своихъ обличеній, и долго его произведенія были издаваемы въ самомъ сокращенномъ вид. Особенно сильно написано было его стихотвореніе ‘Къ временщику’, вс догадались, что оно направлено противъ всесильнаго любимца Александра II — Аракчеева. Онъ такъ врно изобразилъ ‘временщика’, что всхъ жителей Петербурга охватилъ страхъ за дерзкаго поэта, но обиженный самъ постыдился узнать себя въ такомъ образ, и Рылева не тронули.
Чуткая, нжная душа Рылева горячо отзывалась на всякій порывъ общества къ свобод, на всякій отпоръ противъ угнетенія. Нигд не могъ онъ переносить несправедливости, всегда вставалъ на защиту обиженныхъ. Среди всхъ борцовъ того великаго времени въ Рылев свобода Россіи имла одного изъ самыхъ преданныхъ рыцарей ‘безъ страха и упрека’.
Мало веселаго было въ раннемъ дтств Рылева: отецъ его былъ типичный самодуръ тогдашняго времени, онъ не терплъ ни малйшаго противорчія, издвался надъ всми слабыми. Онъ на глазахъ дтей истязалъ ихъ родную мать, запиралъ ее въ холодный погребъ. Чтобы спасти любимаго сына отъ такой тяжелой семейной жизни, мать Рылева очень рано отдала его въ Первый кадетскій корпусъ въ Петербург. Трудно тогда жилось и въ корпус, кром двухъ, трехъ хорошихъ, ласковыхъ къ дтямъ учителей, вс остальные, начиная съ директора и кончая сторожемъ, были грубы, суровы и требовательны. Живому мальчику очень часто доставалось: его безпощадно скли, при чемъ онъ никогда не жаловался, не плакалъ и попрежнему держалъ себя съ начальствомъ гордо и независимо. Наказанія, однако, не мшали ему оставаться очень изобртательнымъ шалуномъ. Товарищи его любили, онъ часто являлся атаманомъ и коноводомъ многихъ игръ, часто принималъ на себя чужую вину и мужественно терплъ жестокія незаслуженныя кары, ни единымъ звукомъ не выдавая товарищей. Разъ даже его чуть не исключили изъ корпуса за какую-то шалость. Мало по малу мальчикъ смиряется и входитъ въ рамки казенныхъ требованій, его любознательный умъ увлекается чтеніемъ, скоро онъ прочитываетъ книгу за книгой по русски и по французски, и перечитываетъ всю корпусную народную библіотеку. Тогдашніе французскіе писатели оказали на него первое сильное впечатлніе, живая мысль заработала надъ вопросами жизни. Въ письм къ отцу Рылевъ, передъ выходомъ изъ корпуса, высказываетъ вс свои пожеланія быть хорошимъ, быть достойнымъ сыномъ своего отечества, вс свои страхи передъ открывающейся передъ нимъ жизнью. Онъ боится роковой минуты перехода изъ закрытаго заведенія въ широкій міръ, полный волненій, борьбы, желаній. ‘Я знаю свтъ, пишетъ будущій поэтъ, только по. однмъ книгамъ и онъ кажется уму моему страшнымъ чудовищемъ, но сердце видитъ въ немъ тысячи радостныхъ надеждъ. Тамъ разсудокъ мой видитъ бдность во всей ея обширности и горестномъ состояніи… Тамъ умъ мой видитъ въ свт рядъ непрерывныхъ бдствій — обманы, грабительство, вроломство, испорченность. Но сердце мое вчно споритъ съ умомъ и учитъ меня: или смло и презирай вс несчастія, вс бдствія, и, если они тебя постигнутъ, переноси ихъ съ истинной твердостью, и ты будешь героемъ, получишь мученическій внецъ и вознесешься превыше людей. Быть героемъ! Какія сладостныя мечты, и я повинуюсь сердцу!’
Какъ въ этомъ письм виденъ весь пылкій, увлекающійся юноша. О какой же слав онъ мечталъ? Стиховъ онъ еще не писалъ, ему грезились бранные подвиги на войн, его ‘до безумія плняетъ чинъ артиллерійскаго офицера’, онъ рвется поскоре стать въ ряды защитниковъ ‘отечества, монарха кроткаго, любезнаго, возблагодарить его за попеченія о насъ, кадетахъ’. То были годы военнаго героизма — 12-й и 13-й годъ XIX вка. Рылеву удалось попасть въ войско только въ 1814 г. въ числ офицеровъ 1-й резервной артиллерійской бригады и умчаться за границу, гд разыгрывались уже послдніе акты наполеоновской трагедіи. Передъ нимъ шумятъ волны великой исторической рки Рейна, разступаются его красивые живописные берега, онъ ходитъ по улицамъ Парижа, политымъ кровью борцовъ за свободу, Дрезденъ раскрываетъ передъ нимъ въ своихъ музеяхъ сокровища міровой живописи и ваянія. Жадно воспринимаетъ молодой Рылевъ вс эти новыя впечатлнія. Теперь онъ уже много и постоянно пишетъ: то описываетъ сраженія, мстности, поразившія его своей красотой, то переводитъ на русскій языкъ французскіе стихи, то самъ въ насмшливыхъ стихахъ осмиваетъ слезливыя произведенія нкоторыхъ русскихъ поэтовъ, берется и за серьезныя историческія описанія. Но все это еще пробы молодого увлекающагося ума.
Посл Парижа, когда во Франціи и во всей Европ все пришло въ спокойствіе, войска русскія вернулись въ Россію. Бригада Рылева стояла въ Воронежской губ. Рылевъ велъ пріятную жизнь въ сред образованныхъ товарищей, знакомыхъ помщиковъ и среди живописнаго приволья горныхъ степей. Онъ любилъ югъ, любилъ населеніе степей и въ немъ живую еще память былой свободы. Тамъ задумывались имъ и мало-по-малу складывались въ его поэтическомъ воображеніи великіе образы народныхъ борцовъ за свободу Украйны: Наливайко, Богдана Хмельницкаго, тамъ задумана лучшая его поэма ‘Войнаровскій’, въ этихъ поэмахъ и отрывкахъ вылились вс симпатіи Рылева къ Украйн и къ ея упорной долгой борьб за свободу. Такъ, Наливайко говоритъ въ своей предсмертной исповди о своихъ возстаніяхъ противъ поляковъ:
Не говори, отецъ святой,
Что это грхъ! Слова напрасны!
Чтобъ Малороссіи родной
Вновь возвратить ея свободу,
Грхи татаръ, грхи жидовъ,
Отступничество уніатовъ,
Вс преступленія сарматовъ
Я на душу принять готовъ.
Мн адъ — Украйну зрть въ невол,
Ее свободной видть — рай!
Еще отъ самой колыбели
Къ свобод страсть зажглась во мн,
Мн мать и сестры псни цли
О незабвенной старин…
Душа безъ вольности тоскуетъ,
Одна мечта и ночь и день
Меня преслдуетъ, какъ тнь,
Она мн не даетъ покоя
Ни въ тишин степей родныхъ,
Ни въ табор, ни въ вихр боя,
Ни въ часъ мольбы въ церквахъ святыхъ
‘Пора!’ мн шепчетъ голосъ тайный,
‘Пора губить враговъ Украйны!
‘Извстно мн: погибель ждетъ
‘Того, кто первый возстаетъ
‘На утснителей народа,
‘Судьба меня ужъ обрекла.
‘Но гд, скажи, когда была
‘Безъ жертвъ искуплена свобода?
‘Погибну я за края родной,—
‘Я это чувствую, я знаю,
‘И радостно, отецъ святой,
‘Свой жребій я благословляю!’ 1)
1) См. Сочин. К. Ф. Рылева, изд. подъ род. Ефремова, 1871 г.
Этотъ отрывокъ прекрасно обрисовываетъ душевное настроеніе самого Рылева: его искреннюю любовь къ родин и всегдашнюю готовность отдать за нее жизнь.
Въ 1820 г. Кондратій Федоровичъ женился на дочери одного изъ помщиковъ Воронежской губ.— Баталіи Михайловн Тевяшевой. Женившись, Рылевъ сейчасъ же вышелъ въ отставку. Въ письмахъ къ матери онъ объясняетъ свое удаленіе со службы тмъ, что она требуетъ отъ него слишкомъ большихъ расходовъ, а пользы ему ‘не принесла никакой, и съ моимъ характеромъ я вовсе для военной службы неспособенъ’, намекъ на строгость тогдашней военной дисциплины. Но выйдя въ отставку, Рылевъ не думаетъ оставаться въ тишин степей и сельской природы и вести жизнь хозяина-помщика, иная жизнь манила его, другая цль влекла его въ Петербургъ:
‘Чтобъ я младые годы,— пишетъ онъ —
‘Лнивымъ сномъ убилъ!
‘Чтобъ я не поспшилъ
‘Подъ знамена свободы!
‘Нтъ, нтъ, тому во вкъ
‘Со мною не случиться…
‘Итакъ, простите вы,
‘Краса благой природы,
‘Цвтущіе сады
‘И пышные плоды,
‘И Дона тихи воды,
‘И миръ души моей,
‘И кровъ уединенный,
‘И тишина полей
‘Страны благословенной… 1)
1) Тамъ же.
Его влечетъ къ берегамъ Невы. Въ голов его тснятся планы разныхъ работъ и серьезныхъ историческихъ и стихотворныхъ, настроеніе становится все боле и боле боевымъ, оно и выразилось въ его од ‘Къ временщику’.
Окончательно Рылевъ устроился въ Петербург въ 1821 г. Самый городъ съ его мрачными казарменными постройками, чиновническимъ обществомъ, срымъ небомъ, холоднымъ гранитомъ и густымъ туманомъ, удручающе дйствовалъ на поэта посл яркаго солнца Украйны и ея чистаго голубого неба. ‘Петербургъ тошенъ для меня,— писалъ онъ Пушкину,— онъ студитъ вдохновеніе, душа рвется къ степи, тамъ ей просторне, тамъ только могу я сдлать что-либо достойное вка нашего, но какъ бы на зло желзныя обстоятельства приковываютъ меня къ Петербургу’.
Но тосковать было некогда: приходилось работать изъ-за куска хлба, чтобъ окружить хоть небольшими удобствами семью. Такую работу Кондратій Федоровичъ нашелъ себ въ петербургской судебной палат. Она была ему по душ, потому что ему можно было въ суд часто оказывать помощь простому народу и ограждать его отъ несправедливостей.
Одинъ изъ пріятелей Рылева разсказываетъ такой случай: ‘однажды военный губернаторъ Петербурга пригрозилъ одному мщанину, подозрваемому въ какомъ-то преступленіи, уголовнымъ судомъ. Къ его удивленію, мщанинъ упалъ ему въ ноги и со слезами сталъ благодарить за милость: ‘вы меня отдали подъ судъ, и теперь я знаю, что избавлюсь отъ всхъ мукъ и привязокъ: знаю, что буду оправданъ: тамъ въ суд есть Рьтлевъ! онъ не даетъ погибать невиннымъ!’ Четыре года прослужилъ Рылевъ въ петербургской судебной палат, а въ 1824 г. оставилъ судъ и перешелъ на службу въ торговую Россійско-Американскую К. Везд Рылева любили за его пеподкупную честность и добросовстность. Въ литературныхъ и свтскихъ кружкахъ Рылевъ сталъ скоро всеобщимъ любимцемъ: его вдохновенное лицо, его пламенная рчь, его чувствительность и дружеская искренность привлекала къ нему вс сердца. Съ выходомъ въ печать его ‘Думъ’, его ‘Войнаровскаго’, литературная слава Рылева выдвинула его на видное мсто, какъ поэта-граждашша. Онъ былъ въ дружб съ лучшими писателями того времени: Пушкинымъ, Грибодовымъ (авторомъ лучшей сатирической русской комедіи ‘Горе отъ ума’), Бестужевымъ (Марлинскимъ), Дельвигомъ и др. Пушкинъ хотя очень строго судилъ поэтическія произведенія Рылева, но высоко цнилъ его гражданскую смлость и чистоту. Рылева вс уважали за особенную возвышенность души и благородство поступковъ. Но часто его чувствительность направляла его къ неблагоразумнымъ, необдуманнымъ выходкамъ. Его уваженіе къ женщинамъ вовлекло его два раза въ дуэли, одинъ разъ ему показалось, что какой-то князь Ш. въ чемъ-то провинился передъ дальней родственницей Рылева, и ‘рыцарь Полярной Звзды’ {Рылевъ издалъ около этого времени литературный сборникъ ‘Полярная Звзда’.} немедленно вызвалъ князя на дуэль, въ которой и былъ самъ раненъ. Другой разъ онъ участвовалъ, какъ секундантъ, въ дуэли своего пріятеля Чернова съ флигель-адъютантомъ Новосильцевымъ. Оба противника пали, и эта дуэль получила особенное общественное значеніе, какъ дуэль мелкаго подпоручика съ оскорбителемъ — высокимъ сановникомъ. Похороны Чернова превратились въ величественную демонстрацію, за его гробомъ шла огромная толпа и вс петербургскіе члены Союза Благоденствія. На памятникъ безвстнаго раньше подпоручика въ нсколько дней собрано было 10.000 руб.
Въ начал 1823 г. Рьглевъ былъ принятъ въ петербургское или сверное тайное общество. Цлью этого общества было измненіе государственнаго управленія въ Россіи. Общество состояло главнымъ образомъ изъ военныхъ и писателей. Въ бумагахъ общества были найдены планы и записки новаго конституціоннаго управленія Россіи. Эти записки горячо обсуждались въ тсныхъ кружкахъ единомышленниковъ и друзей.На всхъ такихъ собраніяхъ Рылевъ принималъ самое дятельное участіе, всегда отстаивалъ демократическія, т. е. народныя начала. Его обаяніе привлекало къ нему людей и на него возложена была товарищами обязанность привлекать въ общество какъ можно больше новыхъ членовъ и устраивать собранія. Квартира его скоро стала главнымъ мстомъ политическихъ сходокъ и совщаній. Кром того Рылевъ часто здилъ съ порученіями общества въ другіе города. Въ Кронштадт онъ устроилъ между моряками и военными мстное отдленіе свернаго общества. На молодежь особенное впечатлніе Рылевъ производилъ, когда громко на вечерахъ читалъ свои стихи — свои вольнолюбивыя Думы. Особенно нравилось его стихотвореніе ‘Гражданинъ’:
Я ль буду въ роковое время
Позорить гражданина санъ
И подражать теб, изнженное племя
Переродившихся славянъ?
Нтъ, неспособенъ я
Въ постыдной праздности
Влачить свой вкъ младой
И изнывать кипящею душой.
Въ спорахъ онъ всегда говорилъ рзко и казался гораздо боле крайняго направленія мыслей, чмъ могъ имъ быть въ дйствительности, благодаря своей чувствительности. Вообще Рылевъ и въ политик участвовалъ больше сердцемъ, чмъ умомъ, что не мшало ему именно быть душой петербургскаго кружка, душой всего заговора.
Когда въ Петербург разнеслась всть о кончин императора Александра I, члены свернаго тайнаго общества поняли, что настало время имъ привести въ дйствіе свои замыслы. Въ Петербург ихъ было больше 60 человкъ, но многіе изъ нихъ пользовались полнымъ довріемъ различныхъ частей войскъ. Каждый день они собирались и обсуждали, какимъ способомъ добиться отъ новаго императора согласія на ограниченіе его власти.
Необходимо было воспользоваться временемъ, когда вся Россія не знала, кто долженъ быть ея законнымъ царемъ: старшій ли братъ покойнаго императора Константинъ, пользовавшійся больше симпатіями общества, или нелюбимый суровый Николай. Про него даже мягкосердечный Жуковскій, бывшій воспитателемъ дтей Николая, не могъ дать лучшей характеристики: ‘Суди самъ, отвчалъ онъ на разспросы одного пріятеля: я никогда не видалъ у него книги въ рукахъ, единственное занятіе-фрунтъ и солдаты’.
Гвардія охотно присягнула Константину. Но когда пошли слухи о томъ, что Константинъ отрекается отъ престола, въ войскахъ и въ населеніи началось колебаніе и сомнніе. Само правительство было очень подозрительно: солдатъ не выпускали изъ казармъ, даже не водили ихъ въ баню, запрещали вести какіе-либо общіе разговоры. Полковымъ командирамъ приказано было подготовлять людей къ новой присяг, за успшное веденіе дла общались чины и награды. Все это знали члены свернаго общества и поняли, что имъ необходимо воспользоваться именно этой минутой всеобщаго замшательства. ‘Теперь или никогда!’, горячо сказалъ Рылевъ на послднемъ ихъ собраніи 13 декабря. Вс были взволнованы, вс были готовы дйствовать, но никто ясно не представлялъ себ, какими силами располагаетъ общество для выполненія своего намренія. Рылевъ казался разстроеннымъ, но бодрился и ставилъ товарищамъ опредленные вопросы.
‘Можно ли наврное положиться на содйствіе 1-го и 2-го батальона гвардейскаго полка?’
Отвтъ былъ сомнительный, почти безнадежный. ‘Да, мало видовъ на успхъ, продолжалъ Рылевъ но все-таки надо, все-таки надо начать, начало и примръ принесутъ плоды. Судьба наша ршена, къ нашимъ сомнніямъ теперь прибавятся, конечно, вс препятствія. Но мы начнемъ. Лучше быть взятымъ на площади, нежели въ постели. Пусть лучше узнаютъ, за что мы погибнемъ, нежели будутъ удивляться, когда мы тайкомъ исчезнемъ изъ общества, и никто не будетъ знать, гд мы и за что пропали. Я увренъ что мы погибнемъ, но примръ останется’.
Однако, не надясь на свою распорядительность, Рылевъ на 14-е декабря не взялъ на себя главной роли, всмъ долженъ былъ распоряжаться князь Трубецкой. Сборное мсто назначено было на Сенатской площади.
Наконецъ, оно настало — это роковое 14-е декабря: сумрачное, декабрьское, петербургское утро, безъ солнца съ 8й морозомъ, такъ начался этотъ, памятный для всей Россіи, день. Рылевъ рано вышелъ изъ дому, лицо его еще носило слды только что пережитаго имъ мучительнаго прощанія съ женой и любимой дочкой, Настенькой. Его опасенія оправдались: на Сенатской площади въ этотъ ранній часъ еще никого не было. Онъ направился къ знакомымъ казармамъ.
Между тмъ во дворц, еще до 9 часовъ утра, уже собрался весь Сенатъ для принесенія присяги Николаю I. Во всхъ гвардейскихъ полкахъ тоже производилась присяга. Каждую минуту скакали гонцы во дворецъ и доносили, какъ шло дло. Все казалось тихо и на улицахъ не замтно было особаго движенія. Вдругъ, около 10 часовъ, на Гороховой раздался барабанный бой и повторное громкое ‘ура’! То часть Московскаго полка, со знаменемъ, подъ предводительствомъ князя Щепина-Ростовскаго и двухъ Бестужевыхъ, вышла на Адмиралтейскую площадь, повернула къ Сенату и тамъ выстроилась карре |~|. Вскор Арбузовъ привелъ туда же гвардейскій экипажъ, а Пановъ и Сутгофъ — батальонъ лейбъ-гренадеровъ. Поздне баронъ Розенъ вывелъ часть Финляндскаго полка и стоялъ съ нею около Исакіевской церкви.
Сбжалось много простого народа, и весь Конногвардейскій и Адмиралтейскіе бульвары наполнились любопытными. Посл убійства Милорадовича всмъ, какъ-то вдругъ, стало ясно, что дло заговорщиковъ проиграно: Трубецкой не являлся, идти впередъ не знали куда, да и собравшихся было слишкомъ мало. Оставалось одно: стоять и ждать, что будетъ.
Во дворц уже знали о неповиновеніи отдльныхъ частей войска. Государь вышелъ изъ дворца и вынесъ самъ на рукахъ своего семилтняго сына, онъ вврялъ его охраненію самихъ преображенцевъ. Это произвело сильное впечатлніе на всхъ. Затмъ Николай слъ на благо коня и похалъ на Адмиралтейскую площадь, но близко къ войскамъ не подъзжалъ. Окончаніе этой первой военной революціи въ Петербург извстно.
Рылевъ скитался цлый день по улицамъ, собирая отдльныхъ людей, появлялся раза два-три въ толп на Сенатской площади, видлъ, какъ все дло, все задуманное для освобожденія родины предпріятіе гибло на этой злополучной площади, и вечеромъ вернулся домой печальный, пасмурный, съ отчаяніемъ въ душ и съ ршительностью передъ ожидавшей его судьбой. Напившись чаю, онъ старался, какъ можно спокойне приготовить свою жену.
— Худо, мой другъ,— обратился онъ къ ней,— всхъ моихъ друзей берутъ подъ стражу, вроятно, и мн не избгнуть общей участи.
Онъ попросилъ ее уничтожить немедленно кое-какія бумаги, а самъ провелъ время до ночи съ собравшимися у него въ послдній разъ друзьями. Проводивъ ихъ, Рылевъ пошелъ къ себ въ кабинетъ и легъ отдохнуть на диван. Посл полуночи пріхалъ оберъ-полиціймейстеръ арестовать его. Рылевъ наскоро одлся, благословилъ свою дочку, крпко сжалъ въ объятіяхъ жену, совершенно обезсиленную страшнымъ горемъ, и быстро вышелъ изъ комнаты, чтобы никогда больше не вернуться въ свой домъ, къ своей семь.
Рылева повезли прямо во дворецъ. Тамъ Николай I самолично, коротко и злобно, допрашивалъ всхъ выдающихся заговорщиковъ этого дня, оставшихся извстными въ русской исторіи подъ именемъ ‘Декабристовъ’.
Изъ дворца Рылева повезли въ Петропавловскую крпость и помстили въ 17 No Алексевскаго равелина. Началась томительная жизнь въ одиночномъ заключеніи, въ допросахъ и мучительномъ ожиданіи суда и судебнаго приговора. Рылевъ въ этой горькой дол не палъ духомъ, напротивъ того: его чувствительная нжная душа особенно ясно проявила себя, его религіозное чувство сильно поддерживало его, а его благородство и искренность обезоруживали даже суроваго Николая I, который разршилъ ему переписку съ женой, заботился о ней и о дочк Рылева, самъ часто бывалъ на допросахъ его. Эта внимательность императора подкупала доврчиваго поэта, и онъ часто на допросахъ слишкомъ откровенно говорилъ, Забывая, что передъ нимъ враги, готовые изъ каждаго его слова создать противъ него новое обвиненіе. Вообще Рылевъ все время оставался вренъ себ: онъ всмъ говорилъ только правду, на всхъ допросахъ старался взять на себя какъ можно большую долю вины и выгородить своихъ товарищей. Нсколько разъ онъ обращался къ императору лично и письменно, прося милосердія для участниковъ заговора, въ своемъ послднемъ показаніи онъ пишетъ императору: ‘Открывъ откровенно и ршительно, что мн извстно, я сказалъ все, что повелвала мн совсть. Прошу объ. одной милости: будь милосердъ къ моимъ товарищамъ: они вс люди съ отличными дарованіями и прекрасными чувствами’.
Въ письмахъ къ жен онъ нжно заботится о ея здоровь и о маленькой Настеньк, учитъ жену, какъ устроить ихъ денежныя дла, и проситъ ее покорно переносить ихъ общее несчастье и молиться Богу. Самъ онъ молился много. Въ тишин каменной камеры, почти похороненный заживо подъ темными сводами сырого каземата, Рылевъ продолжалъ любить людей