H. H. Повсть во французскомъ параграфическомъ стил.
— Мадемуазель, клянусь вамъ, кто люблю васъ.
— Вы, читающіе эти страницы, вы, устремляющіе ваши воспаленные глава на эти слова — слова, которыя я начертилъ.— Ахъ, Боже мой, эта мысль сводитъ меня съума.
— Я буду спокоенъ. Я буду подражать сдержанности веселаго англичанина, который носитъ носовой платокъ съ горошинками, называемыми имъ ‘Belchio’, который питается бифштексомъ и ласкаетъ бульдога. Я покорю себя подобно ему.
— Ха! Пиво! Отлично — годдэмъ!
— Или, я буду вести себя подобно свободно-рожденноиу американцу — веселому брату Джонатану! Я буду махать палкою. Буду насвистывать ‘Yankee Doodle’ и забывать свои приступы гнва, сильно отхаркиваясь.
——
Міръ раздленъ на два отдла,— Парижъ и провинція. Парижъ — единственный. Провинцій много, между ними можно поименовать Англію, Америку, Россію и Италію.
H. Н. былъ парижанинъ.
Но H. Н. не жилъ въ Париж. Бросьте парижанина и провинцію и вмст съ нимъ вы бросите туда частицу Парижа. Бросьте его въ Сенегамбію, и черезъ три дня онъ сдлаетъ или omelette souffle, или pt de foie gras, поданные самыми миловидными двушками Сенегамбіи, которыхъ онъ будетъ называть mademoiselle. Черезъ три недли онъ поставитъ вамъ оперу.
H. Н. былъ заброшенъ не въ Сенегамбію, а въ Санъ-Франциско,— одинаково неудобно.
Въ Санъ-Франциско добывается золото, но золотить тамъ не умютъ.
Н. Н. прожилъ въ этомъ мст три года. Онъ облыслъ, какъ вс парижане. Посмотрите, мадемуазель, изъ вашей ложи въ комической опер и сосчитайте лысины совершенно молодыхъ людей въ партер. А — вы дрожите. Эти лысины — доказательство, куда попали и гд прошли стрлы любви.
H. Н. былъ очень близорукъ, какъ въ конц концовъ бываютъ вс парижане. Это природа любезно заботится о томъ, чтобы избавить ихъ отъ горя сознать, что знакомыя ихъ давно состарлись. Посл извстныхъ лтъ всякая женщина у парижанина — красавица.
Однажды H. Н. шелъ по Вашингтонъ-Стритъ. Вдругъ онъ остановился.
Онъ стоялъ передъ дверью портнихи. За конторкою, въ дальнемъ конц магазина стояла молодая, изящная женщина. Она стояла спиною къ H. Н. Онъ вошелъ. Съ приличнымъ извиненіемъ и кажущимся равнодушіемъ, онъ любезно вступилъ въ разговоръ съ портнихою, какъ только способенъ это сдлать одинъ парижанинъ. Но ему пришлось дло имть съ парижанкою. Его попытк разглядть черты незнакомки за конторкой ловко помшала содержательница магазина. Ему пришлось удалиться.
H. Н. пришелъ домой и лишился аппетита. Всю ночь ему мерещились нарядный корсажъ и изящныя плечи красивой незнакомки. На другой день онъ снова сталъ бродить подл магазина портнихи. Ахъ! Боже мой! электрическая искра пробжала по всему его тлу и странно отдалась въ пальцахъ. Прелестная незнакомка была тутъ. Онъ граціозно приподнялъ шляпу. Онъ не былъ вполн увренъ, но ему показалось, что легкое колебаніе ея безупречнаго головного убора давало поводъ думать, что онъ былъ узнанъ. Онъ бы порывисто бросился въ магазинъ, но именно въ эту минуту портниха показалась у дверей.
— Не угодно ли вамъ чего-нибудь, мосьё?
Несчастье! Отчаяніе! H. Н., купилъ бутылочку синильной кислоты, связку угля и пачку розовой почтовой бумаги и вернулся домой. Онъ написалъ прощальное письмо въ совершенств сидвшему корсажу и открылъ бутылочку съ синильной кислотой. Кто-то постучался въ дверь. Это былъ китаецъ, съ своимъ еженедльнымъ бльемъ.
Эти китайцы покорны, но не умны. Они смышлены, но не умютъ создать ничего сами. Они хитры въ придумываніи средствъ, во не имютъ такта. Въ любви они просто варвары. Они покупаютъ своихъ женъ открыто, а не черезъ атторнея. Предлагая небольшія суммы за своихъ возлюбленныхъ, они унижаютъ полъ.
Тмъ не мене H. Н. чувствовалъ, что спасенъ. Онъ объяснилъ все врному монголу, и покивалъ письмо, которое написалъ. Онъ умолялъ его передать его.
Монголъ согласился. Этотъ народъ очень нечистоплотенъ, пахнетъ дурно, но H. Н. бросился ему на шею. Одною рукою онъ обнялъ его, другою зажалъ себ носъ. Онъ почувствовалъ черезъ его одежду, что подъ нею онъ сжимаетъ прекрасно сидвшій корсажъ.
Слдующій день былъ днемъ мученія и ожиданія. Насталъ вечеръ, но надъ нимъ не смилостивились. H. Н. зажегъ уголь. Но чтобы привести нервы въ порядокъ, онъ заперъ дверь и сперва медленно прошелся взадъ и впередъ по Монгомери-Стриту. Когда онъ вернулся, онъ засталъ врнаго монгола у порога.
— All lity! (Все идетъ хорошо!)
Китайцы произносятъ не врно. Они избгаютъ р подобно англійскимъ ноблеменамъ.
У H. Н. захватило дыханіе. Онъ тяжело оперся на китайца.
— Такъ ты видлъ ее, Кингъ-Лонгъ?
— Да. All lity. (Все идетъ хорошо). Она пришла. На верхъ твоего дома.
Покорный варваръ указалъ на верхъ лстницы и засмялся.
— Она здсь — не можетъ бытъ! О небо!
— Да. All lity. На верху. Прощай, Джонъ.
Это обычное слово монголовъ при разставаніи. Оно равносильно нашему: до свиданья.
H. Н. въ странномъ удивленіи глядлъ на удалявшагося слугу.
Онъ прижалъ руку въ своему сильно бьющемуся сердцу. Она здсь,— одна подъ его кровлею. О Боже,— что за счастье!
Но какимъ образомъ? Оторвана отъ своего дома? Можетъ быть, ее тащили безжалостныя руки неумолимаго дикаря, оторвавъ ее отъ ея вечерней молитвы? Могла ли она простить ему?
Онъ порывисто взбжалъ по лстниц. Онъ отворилъ дверь.
Она, отвернувши лицо, стояла у его постели. Странно, у него закружилась голова. Онъ сталъ на колни у порога.
— Прости, прости. Ангелъ мой, можешь ли ты простъ меня!
Страшная рвота прибавилась теперь въ сильному головокруженію. Ему стало трудно говорить, языкъ не повиновался ему.
— Говори, говори, обольстительница. Прощеніе, вотъ все, чего я прошу. Моя любовь, моя жизнь!
Она не отвтила. Онъ вскочилъ на ноги. Когда онъ вставалъ, глава его упали на сковороду съ горвшимъ углемъ. Страшное подозрніе мелькнуло у него въ голов. Это головокруженіе, эта рвота. Невжество варвара! Это молчаніе! О милосердное небо: она умираетъ!
Онъ подползъ въ ней. Онъ дотронулся до нея. Она упала безжизненно на полъ. Онъ пронзительно вскрикнулъ и бросился къ ней.
Полицейскіе нашли его на слдующее утро на полу мертвымъ. Они грубо смялись — эти жестокіе служители закона — и высвободили его руку изъ-подъ тальи деревянной куклы, за которою они пришли отъ портнихи.
Опорожнивъ на него нсколько полныхъ ведеръ воды, имъ, наконецъ, удалось вырвать его не только изъ объятій его любовницы, но и смерти, которой онъ добивался безъ нея.