Мысли.
Мысли.
‘Вестник Европы’ 1808 год, No 1
*
*
*
*
*
‘Вестник Европы’, 1808 год, No 11
Мысли.
Мысли.
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
*
(С франц.)
Мысли, Шамфор Себастьен-Рош Николя, Год: 1808
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Глядя на других, кажется ничего нет легче и приятнее, как жить в шумном свете, но для меня это тяжкая служба — иметь множество знакомых, не по выбору сердца, но по разным маловажным причинам, помнить день их рожденья и именин, наблюдать очередь в визитах, поспевать в один день на крестины, на похороны и на свадебный бал! Между тем, как иной мог бы очень весело провести время в огороде своем, под тенью старой липы, или в уединенной хижине, беседуя с любым мудрецом света, или в прогулке по живописным московским окрестностям: учтивость, обязанность таскают его из дома в дом! Что мы там делаем? Сидим по нескольку часов, согнувшись за картами, потом едим, потом опять за карты, а в промежутках должны говорить — не для того, чтоб слушали нас, но для того, чтобы тянуть разговор: ‘Видел того, тот приехал, там обедал!’ Завтра и на будущий год то же. Жизнь ли это? Однако есть люди, которые от юношества до старости ничего больше не делали, и думают, что нечего больше и делать.
В большом свете тотчас заметят худой вкус в нарядах, неловкость в обхождении, грубость чистосердечия, но не скоро узнают простака, если он щеголеват, умеет хорошо представиться, знает свое место за обедом, играет в карты и — пуще всего — танцует и правильно говорит по-французски. Там и трудно и легко попасть в умные люди.
Мы обыкновенно смотрим на ум с блестящей только стороны его, по большей части требуем от него одной остроты, а еще чаще одного велеречия. Мы часто и умного человека почитаем тупым потому только, что он тяжел в разговоре. Таких должно бы кажется узнавать и ценить по их поступкам.
В наши времена нескромно хвалиться своим великодушием, своею службою, напротив того позволено тщеславиться своим поваром, своим цугом, своим покровителем. А какими средствами иной все это нажил? Учтивый гость не спросит его, а до других ему и дела нет.
Дар краснобая или хорошего говоруна не изощряется в больших обществах, там скорее можно потерять его, ибо там никто не любит долго слушать, каждый развлечен или занят собою. Между тем, как я начинаю рассказывать, один, слушая меня, подслушивает в то же время и разговор двух интриганов, другой заглядывается на красавицу, а третий поминутно смотрит на дверь, не вошел ли вельможа, чтоб не стоять к нему спиною.
Русские стихотворцы более всего пишут оды, типографии наши чаще всего печатают оды, публика наша менее всего читает оды! Но как и читать их, когда многие одисты на знают и сами что говорят! Поэзию их в этом только смысле можно назвать исступлением, истинным бредом! — Для кого же они пишут? — Для двора. — А двор читает их? — И подавно нет. — Что ж заставляет кропать одистов? — Надежда получить подарок. — Уже ли все из одного корыстолюбия? — Большая часть, иной же для того, чтобы прослыть умником между слуг своих, чтоб дядька сказал сыну его: батюшка ваш изволит писать и печатать, пишите, сударь, хорошенько азы, так и ваше будут печатать. — Бедные печатальщики! потерянные масло и сажа!
Не верь тому, кто сам недоверчив: он опасается обмана от привычки обманывать других.
Лучше потерять друга излишнего искренностью, нежели унизить себя, говоря неправду ему в угождение.
Излишняя недоверчивость чаще заводит в обман, нежели доверенность неограниченная.
Кокетство есть маска любви.
Уживаться с безрассудными, есть торжество благоразумия.
Нескромный человек похож на распечатанное письмо, которое всякий может читать, когда захочет.
Не делай ничего в минуту гнева: осмелишься ли пуститься и море во время бури?
Дурное общество делает доброго злым, а злого худшим.
Лень не имеет ни одного заступника, но множество тайных друзей.
Многие люди имеют сходство с трудными загадками, которые отгадав, забываешь.
Настоящее принадлежит счастливцу, а будущее несчастному.
Извинять в самом себе те недостатки, которых не терпишь в других, не значит ли предпочитать чужой глупости собственную?
Человек не мог бы идти дорогою жизни, когда бы не опирался на посох надежды.
Чтоб быть совершенно счастливым, надобно почитать себя необходимым для счастья любезных — первое и самое сладкое из всех заблуждений.
Притворство не имеет постоянства, ложь бывает всегда прозрачна: взоры внимания могут проникнуть их насквозь.
Когда увидишь добродетельного, любезного Божеству человека, в трудах, печали, болезни, а злого среди веселья и наслаждений: тогда подумай, что мы от детей своих требуем воздержания, не заботясь о разврате людей, вам чуждых, первых подчиняем мы строгому порядку, последних оставляем на произвол собственного испорченного их сердца. Таково и Существо Всевышнее в отношении к добродетельному, который Его питомец, Оно дает ему уроки несчастья, испытывает, образует его, готовит для Самого Себя, для сладкой награды бессмертия!