Эмиль Верхарн, Гурмон Реми Де, Год: 1913

Время на прочтение: 4 минут(ы)

Реми де Гурмон

 []

Из всех современных поэтов, этих Нарциссов, влюбленных в собственный лик, Верхарн менее других позволяет любоваться собой. Он суров, буен и неловок. Занятый в продолжение двадцати лет выковыванием странного, магического инструмента, он укрылся в какой-то горной пещере, где стучит молотом по раскаленному железу среди отблесков пламени и целого моря огненных искр. Его следовало бы изобразить кузнецом.
Как будто души он ковал,
Так сильно ударял металл,
Куя молчанье и терпенье.
Если найти Верхарна и задать ему какой-нибудь вопрос, он ответит параболой, в которой каждое слово звучит, как стук железа, и заключит свою речь новым сильным ударом молота по наковальне.
Когда Верхарн не работает в своей кузнице, он бродит по полям и окрестным деревням, с открытою душою, готовый все запечатлеть, и фламандские деревни раскрывают ему свои тайны, которых они никому еще не рассказывали. Он видит вещи, полные чудес, и не удивляется им. Перед ним проходят странные существа, с которыми мир постоянно сталкивается, не замечая их, существа, видимые только для него одного. Он встречал ноябрьский ветер:
Ноябрьский холодный ветер,
Ветер,
Кто же встретил дикий ветер
На распутье ста дорог?
Он видел Смерть, и притом не раз. Он видел Страх, он видел безмерное Молчание, ‘сидящее с глубокой Ночью рядом’.
Наиболее характерное слово для поэзии Верхарна: ‘галлюцинировать’. Оно встречается на каждой странице. Написав целую книгу о ‘Галлюцинирующих Деревнях’, он не освободился от мысли о всеобщей галлюцинации. И тут нет никакого внешнего колдовства над ним: в самой природе Верхарна заложена склонность быть поэтом галлюцинирующим. ‘Наши ощущения, — говорит Тэн, — это настоящие галлюцинации’. Но где начинается истина и где она кончается? Кто может это определить? Поэт, у которого нет никаких психологических колебаний, не делает никаких разграничений между истинными галлюцинациями и ложными. Для него все галлюцинации истинны, если только они остры и сильны, и он передает их нам в наивном рассказе. А когда о них повествует такой поэт, как Верхарн, рассказ блистает красотой. Красота в искусстве — это понятие относительное. Она получается из смешения самых различных элементов, часто совершенно неожиданных. Из этих элементов только один отличается постоянством, прочностью и встречается во всех комбинациях: это стремление ко всему, что ново. Произведение искусства необходимо должно отличаться новизною — эту новизну мы узнаем по тому ощущению неизведанного, которое оно в нас вызывает.
Если же произведение не дает такого неизведанного ощущения, то каким бы прекрасным его ни считала толпа, в действительности оно должно быть признано отвратительным и достойным презрения. Оно бесполезно и по одному этому безобразно, ибо нет в мире ничего полезнее красоты. У Верхарна красота создана из новизны и силы. Этот поэт истинно могуч. Со времени его ‘Галлюцинирующих Деревень’, которые произвели впечатление настоящей геологической катастрофы, уже никто не посмеет оспаривать у него значения и славы великого поэта. Быть может, магический инструмент его слова, над которым он работает в течение двадцати лет, еще не отделан до конца, быть может, речь его еще не отличается настоящим высоким искусством, и все его творчество имеет неровный характер. На лучших страницах у него рассеяно множество неуместных эпитетов, а в талантливейших поэмах встречается немало того, что некогда считалось прозою. Но тем не менее близкое знакомство с его поэзией дает впечатление силы и мощи. Несомненно: это истинно великий поэт. Прочтите хотя бы этот отрывок из его ‘Les CathИdrales’ [‘Соборы’ — фр ., поэмы цикла ‘Города-спруты’, 1895)]
О, эти толпы народа,
И нищета, невзгода,
Что треплют их, как в бурю непогода!
С потиров же покрытых шелком
К городам нагроможденным,
К стеклу высоких крыш
Из глубины священных ниш
Кресты возносятся глаголом довременным.
Они возносятся в золоте воскресений —
Рождества, Пасхи и белых вознесений,
Они возносятся в алтарных фимиамах
И бурею органа в древних храмах. К
расные капители и алые своды,
Их душа живет долгие годы,
Живет обрядами и властной тайной
Необычайной.
Но лишь угаснут звуки пенья
И простодушного моленья,
Исчезнувшего ладана печаль
Ложится на сосуды и алтарь,
И расписные меркнущие стекла,
Где папы, иноки, герои и блудницы,
Где слава христианства не поблекла,
Дрожат от шума поезда, что мчится.
Верхарн является истинным преемником Виктора Гюго, в особенности в своих первых произведениях. Даже после его эволюции в сторону более кипучей, свободной поэзии, он все же остался романтиком. Это слово, в применении к его гению, сохраняет всю свою прелесть и все свое красноречие. В пояснение этой мысли приведем четыре строфы, переносящие нас в былые, давно прошедшие времена:
Некогда жизнь была как блуждающий путник
среди сказочных утр и вечеров,
когда Десница Божия проводила через сумерки
золотую дорогу к синим Ханаанам.
Некогда жизнь была огромною, отчаянною,
дико повисшею на гриве жеребцов,
внезапною, полною молний за собою,
безмерно вздыбившеюся перед пространствами
безмерными.
Некогда жизнь была пламенной вызывательницею,
белый небесный крест и красный — ада,
при блеске железных вооружений
оба шли через кровь к своему победному небу.
Некогда жизнь бледною была с пеною у рта,
жили и умирали при набате, от преступных ударов,
воюя меж собою, гонители и убийцы,
над ними же безумная блистала смерть.
Эти строфы взяты из ‘Призрачных Селений’, написанных свободным отрывочным стихом, полным созвучий и прерывающегося ритма. Но Верхарн, мастер свободного стиха, является в то же время и виртуозом стиха романтического, которому он умеет придать, не изменяя его структуры, неукротимый, бешеный галоп своей мысли, полной образов, фантомов и видений будущего.

—————————————————-

Первое издание перевода: Книга масок. Лит. характеристики /РемидеГурмон, Рис. Ф. Валлотона Пер. с фр. Е. М. Блиновой и М.А. Кузмина. — Санкт-Петербург: Грядущий день, 1913. — XIV, 267 с., портр., 25 см. — Библиогр.: с. 259-267.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека