Мщеніе. Историческая повсть А. Лафонтена ( * ).
(Съ Нмецкаго.)
‘Встникъ Европы’, No 4—5, 1805
Мщение, Лафонтен Август, Год: 1805
Время на прочтение: 22 минут(ы)
(*) Содержаніе взято изъ III-й книги Геродотовой Исторіи. Повсть сія, новая для Россійской Публики, не почитается новою въ Германіи. Издатель принужденъ былъ помстить ее здсь по тому, что не получилъ многихъ иностранныхъ Журналовъ.
‘Разв я несчастливъ?’ говорилъ высокомрный Періандеръ мудрому Медону: ‘разв безъ твоей строгой добродтели не могу быть счастливымъ?’ Медонъ смотрлъ на него съ чувствомъ состраданія и въ молчаніи потрясалъ сдою своею головою. Періандеръ непремнно требовалъ отвта. ‘Обладатель Корина!’ кротко отвчалъ Медонъ: ‘боги сдлали все, что нужно для твоего благоденствія. Коринъ въ твоей власти, ты имешь любящую тебя супругу, имешь дтей, достойныхъ любви твоей. Чего остается желать смертному въ сей жизни? Но въ сердц твоемъ обитаетъ злой демонъ, нарушающій благо твое — Духъ неукротимой мстительности. Ты недостоинъ наслаждаться своимъ счастіемъ, и скоро потеряешь его, если не перестанешь тиранствовать. Коринъ обожалъ тебя, когда ты былъ истиннымъ Государемъ, ты захотлъ содлаться еще большимъ, началъ утснять подданныхъ — и Коринъ ненавидитъ тебя. О Періандеръ! будь добрымъ супругомъ, добрымъ отцемъ! Сладостныя ощущенія человколюбія не извстны твоему сердцу, ты хочешь только властвовать — и отъ того ты несчастливъ.’ Періандеръ улыбнулся.
Кроткая Мелисса любила гордаго своего супруга, знала мстительный нравъ его и трепетала отъ его жестокости. Она воспитана была въ Эпидавр вмст съ Эразиномъ, ближнимъ родственникомъ, и въ сердц своемъ питала къ нему чувство нжной дружбы. По прибытіи Эразина въ Коринъ, Мелисса съ радостными слезами на глазахъ, съ непорочною братскою любовію, приняла его въ свои объятія.
Въ сію минуту гордость и мщеніе пробудились бъ душ Періандера, въ глазахъ его засверкала ярость. Онъ думалъ, что Мелисса не должна любить никого, кром своего мужа. Добрая Мелисса, не примтивъ движенія Періандера, ухватила за руку юношу и голосомъ нжнымъ спросила его: ‘Ты не забылъ еще, Эразинъ, какъ любили мы другъ друга въ нашемъ дтств?’ Тутъ напомнила она о счастливыхъ дняхъ младенчества и молодости, объ играхъ дтскихъ, о забавахъ, о разлук. Потомъ подвела юношу къ своему супругу и сказала: ‘Періандеръ! люби, люби моего друга!’ Періандеръ молчалъ. Ярость и мщеніе кипли въ душ его.
‘Мелисса! кого любишь ты, кром меня ‘ съ холодностію спросилъ онъ свою супругу, будучи наедин съ нею. — Люблю дтей моихъ. — ‘Потомъ?…. ‘Потомъ моего батюшку. — ‘А еще?’ — Люблю Эразина, моего родственника. — ‘Посмотримъ, кого ты любяшь боле’ — сказалъ Періандеръ, вырываясь изъ ея объятій.
На другой день, сидя за столомъ, Эразинъ внезапно поблднлъ, повалился на землю, и вскричавъ: ‘о боги! ядъ!’ — умеръ. Періандеръ бросилъ значительной взглядъ на Мелиссу, которая въ отчаяніи упала на бездушной трупъ, рыдала, повторяла имя любезнаго своего родственника и обливала его горячими слезами. Періандеръ, поднявъ Мелиссу, отвелъ ее въ другую комнату къ дтямъ, но Мелисса была неутшна. Гордый, нечувствительный тиранъ желалъ невозможнаго, желалъ, чтобы Мелисса успокоилась. ‘Я приготозвилъ для него ядъ,’ сказалъ онъ съ равнодушіемъ, взявъ ее за руку: ‘слдственно теб непристойно оплакивать смерть его.’ — ‘Ты?’ вскричала изумленная Мелисса, вырываясь отъ него: ‘гнусной убійца! что онъ сдлалъ теб?’
Періандеръ, бросивъ на нее дикой, яростной взглядъ, немедленно удалился. Ревность и довренность, любовь и ненависть, сильно боролись въ душ его. Гордость его требовала смерти Мелиссы — сердце его трепетало при сей мысли. ‘Мелисса!’ говорилъ ей честолюбивый тиранъ: ‘Мелисса! скажи, что ты ненавидла его — я забуду слезы, пролитыя тобою.’ — Я любила его, съ твердостію отвчала Мелисса, поднявъ руки къ небу: онъ былъ мой другъ! я любила его!
Мстительная гордость тирана требовала крови, а любовь къ Мелисс удерживала его руку. Онъ не доврялъ собственному своему сердцу. Пламя ревности пожирало его, любовь была его мучительницею.
Протекъ цлой мсяцъ въ семъ колебаніи. Въ одно утро — терзаніе совсти заставляло его рано просыпаться — въ одно утро онъ увидлъ супругу свою въ печальной одежд стоящую на колняхъ у Эразиновой гробницы, и прижимающую хладный мраморъ къ своему сердцу. Сіе зрлище воспалило въ немъ ярость и ненависть. Онъ беретъ съ собою дтей, и поспшно ведетъ ихъ въ садъ, гд мать ихъ находилась. ‘Мелисса!’ говоритъ онъ дикимъ голосомъ: ‘простись съ дтьми, они дутъ въ Эпидавръ къ твоему отцу.’ Мелисса, взглянувъ на супруга, прочитала смертной приговоръ на себя въ глазахъ его. ‘Понимаю…’ отвчала она, обнимая дтей своихъ, которыхъ велно было надзирательниц отвести обратно въ чертоги.
Періандеръ остался наедин съ Мелиссою. ‘Что ты понимаешь?’ спросилъ онъ съ яростію. — Что мн должно умереть, отвчала Мелисса. — ‘Неврная! совсть твоя говоритъ, что ты заслуживаешь.’ — Нтъ, твой взглядъ. — ‘Кляни тнь несчастнаго!’ — Періандеръ! могу ли проклинать того, кто любилъ меня съ братскою нжностію? — Мелисса, произнося слова сія, наклонилась на гробницу и обняла холодной мраморъ. — ‘И теперь! въ моемъ присутствіи,’ вскричалъ жестокій, поднявъ руку съ кинжаломъ, ‘ты смешь обнимать памятникъ нарушителя моего покоя!’ и съ послднимъ словомъ вонзилъ смертоносное орудіе въ грудь ея. ‘Періандеръ!’ произнесла несчастная: я любила тебя, а ты... ты меня умерщвляешь!’ Она простерла къ нему свои объятія, упала на землю и — скончалась.
Періандеръ закричалъ отъ ужаса, Фуріи овладли его сердцемъ. Онъ бросилъ кинжалъ на землю и поспшно удалился. Любовь и печаль опять привели его къ бездушному трупу Мелиссы. Онъ хотлъ умертвитъ себя, подоспвшіе люди вырвали изъ рукъ его орудіе смерти.
Періандеръ, счастливый обладатель Корина, былъ — несчастенъ, тнь Мелиссы везд за нимъ слдовала. Спокойствіе навсегда отъ него сокрылось, невинныя игры малолтной дочери его, носящей на себ имя матери, не могли разсять его скорби. Кормилица оставила Мелиссу въ Корин, за слабостію ея здоровья, а оба сыновья отправлены были въ Эпидавръ къ Проклесу, ихъ дду и владтелю города.
Неутшный Періандеръ медленно проводилъ дни свои въ Корин. Мудрый Медоръ часто напоминалъ ему: видишь ли, что человкъ безъ любви подверженъ всмъ ударамъ судьбины? Не боги отняли у тебя Мелиссу, нтъ, гордость и честолюбіе суть причины твоего несчастія.
Слова сіи: поколебали высокомрное сердце Періандрово, но не убдили его. Время изцлило душевную скорбь его, а богатыя жертвы примирили его съ тнію Мелиссы. Онъ забылъ свое преступленіе, и занявшись мечтами своего величія и любовію къ дочери, опятъ сдлался счастливымъ. Но боги, управляющіе вселенною, не забыли его злодянія. Они опредлили, чтобы Періандеръ подъ ударами судьбы научился быть человкомъ.
По прошествіи многихъ лтъ, онъ потребовалъ отъ Проклеса, отца Мелиссы, чтобы дти его были присланы въ Коринъ, для наставленія ихъ въ наук управлять Государствомъ. Проклесъ зналъ, что Періандеръ умертвилъ свою супругу, зналъ и — молчалъ, боясь жестокости и могущества тирана. Осиротвшій старецъ находилъ утшеніе въ дтяхъ Мелиссы. Тайна вылетла изъ устъ Проклеса въ то самое время, когда онъ прощался со своими внуками въ день ихъ отъзда. ‘Любезные дти!’ сказалъ онъ: ‘незабвенная Мелисса, ваша мать…’ — Онъ смотрлъ пристально на юношей и не могъ окончишь.
‘Что такое?’ вскричалъ Ликофронъ, младшій внукъ его: ‘мать моя Мелисса… твой голосъ…. говори… что такое?’
‘Она умерщвлена! ‘ отвчалъ старецъ.
‘Умерщвлена ? Скажи, скажи, кто ея убійца? Правосудные боги! кто ея убійца?’
Старикъ трепеталъ. Онъ хотлъ замолчать, но непреодолимая сила изторгла изъ устъ его слова: ‘отецъ твой!’
Юноша закрылъ лице мантіею, склонился на грудь своего дда и стоялъ подобно окаменлому. Старецъ дрожащими руками снялъ покрывало съ блднаго лица его и всячески старался утшить юношу. Ликофронъ долгое время хранилъ безчувственное молчаніе, наконецъ произнесъ ршительно: ‘не хочу видть его, останусь здсь!’ Ддъ убдительно доказывалъ, что должно повиноваться. Ликофронъ согласился и съ разтерзанною душею отправился въ дорогу.
Мелисса любила Ликофрона боле всхъ дтей своихъ. дучи, онъ безпрестанно думалъ о ней, о ея добродтеляхъ, о ея смерти, о ея убійц — отц своемъ, — и сердце его каменло отъ ужаса. Природа одарила его душевными силами и чувствомъ своего достоинства, а примръ Проклеса сдлалъ его благороднымъ и великимъ. Онъ имлъ вс добрыя свойства отца своего, но съ лучшею способностію управлять ими. Его братъ, юноша слабый и легкомысленный, не могъ сравнишься съ нимъ ни по душ, ни по сердцу.
Они прибыли въ Коринъ. Періандеръ много разъ уже слышалъ отъ путешественниковъ о благородныхъ качествахъ Ликофрона. Съ чувствомъ любви отеческой онъ поспшилъ выдйти на встрчу своимъ дтямъ. Издали онъ узнавалъ уже младшаго сына, по его геройскому виду, по величественной поступи, по гордой физіономіи. Старшій сынъ бросился въ объятія родителя, Ликофронъ, потупивъ взоръ, стоялъ передъ нимъ неподвижно. ‘Доброй, благородной Ликофронъ!’ говоритъ отецъ, простирая къ нему свои объятія. Сынъ съ ужасомъ отступилъ назадъ и не произнесъ ни слова. — ‘Ты не хочешь обнять твоего отца?’ Юноша молчитъ. Періандеръ возвращается въ чертоги. Ликофронъ съ поникшими взорами идетъ подл его. Увидвъ вышедшую на встрчу сестру свою, онъ бросился въ ея объятія и съ горестно произнесъ: ‘несчастная сестра! несчастные братья!’ Отецъ прижалъ его къ своегу сердцу, Ликофронъ далъ обнять себя, не смотря на Періандера, и храня молчаніе.
Періандеръ разстался съ сыномъ своимъ со внутреннимъ безпокойствомъ, съ какимъ-то предчувствіемъ несчастія. Ликофронъ пошелъ къ гробниц Мелиссы, Бросился передъ нею на колна и цлой часъ пробылъ въ семъ положеніи, проливая горячія слезы. Увидвъ отца своего, идущаго къ себ съ разпростертыми объятіями, онъ всталъ, указалъ рукою на гробницу Мелиссы и въ безмолвіи возвратился въ чертоги.
Ликофронъ три дни жилъ въ дом отца своего, не произнося ни одного слова. Періандеръ вс способы употреблялъ для примиренія съ нимъ, тщетно! Ликофронъ не отвчалъ, не смотрлъ на него. Наконецъ гордость отца и Государя пробудилась въ сердц Періандера. Онъ привелъ сына своего къ порогу дома, и спросилъ его: ‘будешь ли повиноваться своему родителю?’ Молодой человкъ отвчалъ ршительно: ‘нтъ!’ — Если такъ — вскричалъ разъяренный Періандеръ — то оставь навсегда домъ мой и не называйся моимъ сыномъ! — Ликофронъ переступилъ черезъ порогъ и вышелъ на улицу.
‘Разв я долженъ унижаться передъ своенравнымъ мальчикомъ?’ говорилъ разгнванный Періандеръ. ‘Хорошо! пусть родственная связь навсегда разорвется между нами!’ Тутъ онъ услышалъ отъ младшаго своего сына о послднемъ разговор Ликофрона съ Проклесомъ. Сердце его было въ сильномъ движеніи, но гордость торжествовала надъ совстію. Всмъ жителямъ Корина запрещено было принимать Ликофрона въ домы. Бдный изгнанникъ ходилъ по городу и нигд не находилъ пристанища. Ему совтовали помириться съ отцемъ — Ликофронъ не отвчалъ ни слова. Наконецъ одинъ пріятель Проклесовъ далъ ему убжище въ своемъ дом, гд и жилъ онъ въ печальномъ уединенія.
‘Мщеніе правосудныхъ боговъ!’ говорилъ Медонъ. — ‘Буйство упрямаго сумазброда!’ говорилъ Періандеръ. Герольды провозгласили въ Корин повелніе Государя: ‘кто приметъ къ себ въ домъ Ликофрона, сына Періандрова, или кто дерзнетъ вступать въ разговоръ съ нимъ, того имніе отдано будетъ жрецамъ Аполлона.’ Ликофронъ, услышавъ объявленіе Герольдовъ, въ молчаніи оставилъ домъ своего гостепріимца, пошелъ на публичную площадь, и тамъ провелъ три дни безъ пищи и почти подъ открытымъ небомъ.
Періандеръ тщетно надялся преодолть упрямство своего сына, гордость должна была уступить любви родительской. Въ четвертой день Періандеръ самъ ршился идти на площадь. Ликофронъ лежалъ на земл въ крайнемъ изнеможеніи отъ печали и голода. Блдное лице его склонилось на грудь, погасшіе взоры устремлены были въ землю. Сердце Періандера облилось кровію, когда онъ увидлъ сына своего въ семъ положеніи. Подошедъ тихо къ Ликофрону, и окинувъ его глазами съ головы до ногъ, онъ произнесъ голосомъ умоляющимъ: ‘Сынъ мой! любезный сынъ! боги правосудны, но ты несправедливъ противъ меня и противъ себя самаго! Такъ, я сдлалъ проступокъ, но теб ли прилично быть моимъ судіею? Возвратись въ домъ мой. Теперь ты знаешь, на что можетъ ршиться огорченный родитель, остается теб возпользоваться симъ наставленіемъ и учиться быть счастливымъ, живучи въ дом отеческомъ, Пойдемъ.’ Ликофронъ не отвчаетъ. — ‘Говори!’ — Молчаніе. — ‘Злодій! отвчай на слова мои!’ — вскричалъ разъяренный Періандеръ.
Ликофронъ слабымъ голосомъ произнесъ: ‘имніе твое принадлежитъ жрецамъ Аполлоновымъ, ты начинаешь говорить съ несчастнымъ сыномъ Мелиссы.’ Отецъ счелъ колкою насмшкою слова сіи, которыя излились изъ огорченнаго сердца и были не что иное, какъ упрекъ справедливый. ‘Никогда не являйся на глаза мои, чудовище!’ съ яростію вскричалъ Періандеръ, и возвратился въ свои чертоги. Ликофронъ остался въ прежнемъ положеніи, спокойно ожидая смерти. Никто изъ Коринянъ не отваживался помочь отверженному. Одинъ молодой человкъ, родомъ изъ Корциры, по имени Агатомъ, въ глухую полночь принесъ пищу Ликофрону. Онъ приподнялъ вверхъ несчастнаго, укрпилъ его виномъ и хлбомъ, и слезами состраданія оросилъ его выю. Ободренный Ликофронъ, лежа на груди чужестранца, заключилъ съ нимъ союзъ вчной дружбы.
Вдругъ они услышали шорохъ отъ приближающагося къ нимъ человка. Это была Мелисса, сестра Ликофронова. ‘Любезная сестра! почитай въ Агатон моего друга, онъ спасъ жизнь мою, а отецъ…’ — Въ сильномъ гнв своемъ, прервала Мелисса, онъ ршился ожидать твоей смерти. — ‘Я спасу его,’ сказалъ Агатонъ, подавая руку, которую Мелисса прижала къ своему сердцу. ‘Я спасу тебя, Ликофронъ!’ повторилъ чужестранецъ: ‘или умру вмст съ тобою.’ При сихъ словахъ, Мелисса, тронутая великодушіемъ Агатона, бросилась къ нему въ объятія. Сдлавъ нужныя условія о спасеніи жизни Ликофрона, Мелисса, въ сопровожденія чужестранца, возвратилась въ домъ свой. ‘Какимъ образомъ извщу тебя о спасеніи брата?’ спросилъ ее чужестранецъ. ‘Каждое утро я гуляю въ саду,’ отвчала Мелисса. ‘Ожидай меня посл статуи Фауна, стоящей передъ кустарникомъ.’
Въ слдующую ночь Агатонъ принесъ пищу своему другу. Корабль, приготовленный для отвезенія Ликофрона въ Корциру, стоялъ въ пристани, ожидая попутнаго восточнаго втра. Настало благопріятное время отплытія, Агатону надлежало увдомитъ Мелиссу. Подходя къ назначенному кустарнику, онъ увидлъ женщину подъ покрываломъ, идущую къ нему на встрчу, и отважился произнести имя Мелиссы. Агатонъ оцпенлъ отъ радостнаго изумленія, когда незнакомка сняла съ себя покрывало.
Молодой человкъ увидлъ въ первый разъ Мелиссу во храм Нептуна, когда она въ день праздника, совершаемаго въ честь сего бога, танцовала вмст съ другими двушками, онъ не сводилъ глазъ съ прелестной незнакомки, и съ тхъ поръ любовь овладла его сердцемъ. Будучи вн себя отъ восхищенія, занимаясь милымъ предметомъ своихъ восторговъ, онъ не позаботился узнать имя красавицы, между тмъ двушки вдругъ скрылись. Онъ нигд боле не встрчался съ Мелиссою, ни во храмахъ, на на празднествахъ. Съ того времени онъ жилъ въ Корин, повсюду нося печаль въ своетъ сердц, собственное несчастіе заставило его познакомиться съ несчастнымъ Ликофрономъ.
‘О Боги! это ты другъ души моей!’ вскричалъ Агатонъ, увидвъ лице Мелиссы, и съ трепетомъ преклонилъ колна передъ нею, Мелисса съ безпокойствомъ всматривалась въ Агатона, удивляясь его пылкости. ‘Кажется, я видла тебя… въ день праздника Нептунова… во храм…’ — Такъ Мелисса! и съ того дня началось мое несчастье, съ того дня горесть поселилась въ душ моей. — ‘А братъ мой?’ спросила Мелисса, закраснвшись отъ замшательства. — ‘Сего дня или завтра отправится со мною въ Корциру. Тамъ онъ будетъ моимъ братомъ. Теперь союзъ священнйшій соединяетъ меня съ Агатономъ — любовь непорочная къ сестр его ‘ — Корцира находится подъ властію моего родителя. — ‘Не бойся, Мелисса! мы будемъ жить въ спокойной неизвстности и уединенія, будемъ жить въ объятіяхъ нжной дружбы, можетъ быть, и врной любви, если боги услышатъ мои молитвы.’ Онъ ухватилъ руку Мелиссы, и оросилъ ее горячими слезами.
‘Прежде спаси моего брата,’ сказала Мелисса, потупляя взоры: ‘а потомъ’… Двическая стыдливость недозволила ей кончить.Ей надлежало съ поспшностію возвратиться въ чертоги своего родителя.
Агатонъ, объятый чувствомъ своего блаженства, долго стоялъ неподвижно, прежде нежели ршился выдти изъ саду. Ввечеру дулъ попутной втръ, положено, чтобы въ слдующую ночь предпринять путешествіе. Мелисса еще разъ пришла на площадь, въ это самое время, когда Агатонъ и Ликофронъ хотли идти къ пристани. Она обняла своего брата, соединила руки юношей, и сказала: ‘общайтесь быть врными другъ другу до смерти!’— Клянемся! — былъ отвтъ молодыхъ друзей. ‘А ты, Мелисса?’ спросилъ Агатонъ дрожащимъ голосомъ, взявъ ее за руку. Темнота ночи ободряла Мелиссу, она прижала его къ своему сердцу и сказала: ‘клянусь быть врною до смерти!’ Агатонъ повторилъ слова ея.
Ликофронъ въ эту же ночь разстался съ Кориномъ, черезъ три дни онъ прибылъ въ Кордиру, подъ именемъ уроженца изъ Іоніи, и поселился въ загородномъ дом Агатоновомъ.
Періандеръ, получивъ извстіе о бгств сына своего, притворился жестоко раздраженнымъ, а внутренно благодарилъ боговъ за то, что спасли его отъ погибели. Онъ думалъ, что желаніе сдлаться обладателемъ Корина заставитъ Ликофрона раскаятъся въ прежнемъ упрямств. Прошелъ годъ, Періандеръ не получаетъ о сын своемъ никакого извстія. Тщетно старался онъ развдывать объ его участи, и наконецъ заключилъ, что Ликофрона нтъ уже на свт. Тутъ изчезла вся Періандрова бодрость. Старшій сынъ его былъ слишкомъ слабъ для поддержанія колеблющагося престола Коринскаго, котораго твердою подпорою тотъ бы быть разсудительный, отважный Ликофронъ. Граждане Коринскіе не могли скрывать внутреннее веселіе свое, видя, что здоровье Періандера часъ отъ часу ослабвало, и Періандеръ читалъ во взорахъ ихъ нескромную радость. Тогда съ ужасомъ онъ вспомнилъ слова Делфійскаго Оракула, предсказавшаго несчастіе дтей его. Гордость и честолюбіе тирана совершили горестное провщаніе. Прежде онъ радовался, видя печаль и страхъ на лицахъ гражданъ Коринскихъ, нын самъ трепеталъ, думая о бдственномъ своемъ положеній, и желалъ бы снискать любовь подданныхъ, которыхъ до того времени презиралъ и ненавидлъ.
‘Теперь не видишь ли,’ сказалъ Медонъ: ‘что любовь пріятне и полезне страха?’ — Періандеръ, стараясь скрыть внутреннее движеніе, бросилъ на старика гордой взглядъ, ‘Коринъ,’ отвчалъ онъ: ‘долженъ всего страшиться отъ моего гнва, если дерзнетъ не повиноваться.’ — Страшиться! отвчалъ Медонъ: безпрестанно одно и то же! страшишься! Твоя Супруга страшилась тебя — и съ нею мст ты умертвилъ счастіе своей жизни. Дти трепещутъ передъ тобою — и ты лишился утхи и подпоры своея старости, Кто же будетъ любить тебя, когда всхъ ты заставляешь бояться? — Періандеръ смутился и началъ помышлять о средствахъ укрпить колеблющійся престолъ свой.
Амфіонъ, единственная отрасль Бакхидовъ, прежнихъ обладателей Корина, человкъ неистовый и грубый, помнилъ о правахъ своихъ на престолъ, но не имлъ довольно ума и отважности, чтобы ршиться на выгодное предпріятіе. Періандеръ на него обратилъ вниманіе, вознамрился выдать за него Мелиссу, и оставить ему въ наслдство престолъ Коринскій. Объявивъ Амфіону свою волю, онъ пошелъ къ Мелисс, которая занималась своими мечтами. ‘Опредляю теб быть супругою Амфіона,’ сказалъ Періандеръ своей дочери повелительнымъ голосомъ. Мелисса поблднла, бросилась къ ногамъ родителя, и заклинала его не длать ее несчастною. — ‘Несчастною? Ты будешь сидть на престол Коринскомъ. ‘
Мелисса съ рыданіемъ призналась отцу въ любви своей къ Агатону и въ томъ, что она поклялась быть ему врною до гроба. ‘Безразсудная!’ сказалъ Періандеръ хладнокровно: ‘я разрываю вашу связь.’— Я умру! съ ужасомъ вскричала Мелисса. — ‘Умри— но будь послушна.’ — Родитель мой! вспомни о Ликофрон! ты самъ виною смерти дтей своихъ. — ‘Лучше лишиться дтей, нежели угождать ихъ прихотямъ!’ — Ликофронъ живъ! я знаю мсто его пребыванія, ему принадлежитъ престолъ Коринскій’. — ‘Онъ живъ?’ спросилъ изумленный Періандеръ: ‘скажи, гд онъ?’ — Никакія угрозы не могли принудить Мелиссу открыть тайну ея до тхъ поръ, пока Періандеръ не поклялся оставить выборъ жениха на ея волю. Тогда она объявила отцу своему о пребываніи Ликофрона въ Кордир и объ имени, подъ которымъ онъ жилъ на семъ остров. Періандеръ немедленно отправилъ Герольда къ сыну своему и повеллъ объявить ему, что престолъ ожидаетъ его въ Корин. Ликофронъ, которой не могъ забыть о жестокости отца своего, осудившаго сына на голодную смерть, съ твердостію отвчалъ Герольду: ‘я не сынъ Періандера! ‘
Герольдъ прибылъ въ Коринъ съ сею встію. Періандеръ послалъ въ Корциру дочь свою для убжденія Ликофрона къ примиренію. Съ полною увренностію въ успх, Мелисса отправилась въ назначенное мсто, желая какъ можно скоре принести брату — внецъ, а его другу — сердце. Ликофронъ и Агатонъ съ восхищеніемъ встртили Мелиссу, но братъ ея остался непреклоннымъ. — ‘Я не сынъ Періандера!’ сказалъ онъ съ горестію: ‘онъ осудилъ меня на голодную смерть. Клянусь богами въ томъ, что никогда не соглашусь его видть! ‘ — Ликофронъ! отвчала сестра его умоляющимъ голосомъ: боги, смягчивъ сердце родителя, не простятъ сыну его упрямства. Ты добръ и благороденъ, Корцира прославляетъ твои добродтели: не уже ли захочешь быть жестокимъ къ отцу своему? Можешь ли огорчаться его безпредльною гордостію, когда не умешь владть своимъ сердцемъ? Ликофронъ! учись быть снизходительнымъ, если хочешь носить достойно имя человка. Боги не прощаютъ тхъ людей, которые питаютъ злобу къ подобнымъ себ, а ты ненавидишь своего родителя. Твое упрямство будетъ стоить ему жизни, но мщеніе правосудныхъ боговъ накажетъ тебя за твою жестокость. Прошу и заклинаю тебя принять совтъ мой, и не воздавать зломъ большимъ за зло меньшее. Боги! отецъ и сынъ пылаютъ мщеніемъ! низпошлите въ сердца ихъ сладкое чувство потребности любить другъ друга!’
Слова Мелиссы не сдлали никакого впечатлнія надъ сердцемъ Ликофрона. — ‘Нтъ, Мелисса, никогда, никогда не возвращусь въ Коринъ.’ — Жестокой человкъ! такъ платишь мн и своему другу за спасеніе своей жизни! Будь братомъ и другомъ, если не хочешь быть сыномъ, будь благодарнымъ. Счастіе сестры твоей и друга зависитъ отъ сего примиренія. — Ликофронъ вырвался изъ ея объятій. ‘Я поклялся богами,’ сказалъ онъ: ‘и исполню обтъ свой. Охотно пожертвую за васъ жизнію, но не могу видть отца твоего.’
Огорченная Мелисса, не могши умолить непреклоннаго своего брата, съ печальнымъ предчувствіемъ въ душ возвратилась въ Коринъ и донесла родителю о неудачномъ исполненіи его препорученія. Она всячески старалась извинить брата и непреклонность его приписывала боле страху, нежели ненависти. Такимъ образомъ Періандеръ не терялъ надежды къ примиренію. Мелисса, подобно благотворному Генію, смягчала дикія чувства мщенія и гордости, въ сердцахъ сына и родителя гнздящіяся.
Скипетръ Коринскій былъ слишкомъ тяжелъ для слабаго старца, которой видлъ, что для поддержанія онаго потребна рука крпкаго юноши. Старшій сынъ Періандеровъ былъ неспособенъ управлять Государствомъ. Обладатель Корина чувствовалъ, сколь нужно вмст съ возведеніемъ на престолъ новаго Государя оживить подданныхъ надеждою лучшаго правленія. Старцы Коринскіе ненавидли Періандера, взрослые юноши перестали бояться его. Онъ зналъ, что огонь возмущенія таится подъ пепломъ, и введеніе перемны почиталъ необходимымъ.
Въ семъ намреніи онъ торжественно отравилъ Герольда въ Корциру къ своему сыну съ предложеніемъ возвратиться въ Коринъ и вступить въ управленіе Государствомъ, сверхъ того Періандеръ веллъ объявить ему, что онъ самъ намренъ удалиться въ Керциру и довольствоваться обладаніемъ сего острова. Честолюбивый Ликофронъ согласился на сіе предложеніе. Скоро жители Корциры узнали о семъ произшествіи и боялись подпасть игу Тирана. Народъ собрался передъ сельскимъ домомъ, жилищемъ Ликофрона, вс трепетали отъ ужаса, помышляя о жестокости Періандера, и заклинали сына его примириться съ отцемъ своимъ, заклинали именемъ благодарности къ Корцир, которой онъ обязанъ спасеніемъ своей жизни. ‘Мы дали теб покровъ и защиу, съ жаромъ говорилъ Агатонъ Ликофрону, взявъ его за руку: а ты хочешь насъ сдлать жертвою его жестокости. И для чего? для того, чтобы не нарушить клятвеннаго общанія — питать вчную вражду къ своему родителю. Клятва недостойная сына добраго и чувствительнаго!’
‘Я поклялся передъ богами и долженъ исполнить обтъ свой!’ сказалъ Ликофронъ суровымъ голосомъ.
Хорошо! исполняй свою клятву, и готовься терпть слдствія твоего неразумія!… Ликофронъ! отрекись отъ обладанія Кориномъ! Не уже ли друзья твои должны терпть наказаніе за то, что ты въ припадк изступленія произнесъ нелпую клятву? Доброй юноша! ты часто не одобрялъ поступковъ твоего отца, которой, общавшись принести въ даръ богамъ золотую статую, чтобы не нарушить своей клятвы, приказалъ отнять у Коринянокъ ихъ уборы. Ты самъ не то же ли длаешь? Отрекись отъ престола и живи здсь въ объятіяхъ благодарности и дружбы:
‘Не могу. Я далъ слова Періандеру.’
Агатонъ, отворивъ дверь, впустилъ знаменитйшихъ Корцирянъ во храмину, и вмст съ ними возобновилъ свои прозьбы. Ничто не могло тронутъ честолюбиваго Ликофрона. ‘Чмъ вы одолжены своему отечеству, тмъ я обязанъ Корину. Онъ далъ мн бытіе’. — Разв Корцира не можетъ быть твоимъ отечествомъ? сказалъ одинъ изъ островитянъ: чмъ ты обязанъ Корину? — ‘Всмъ.’ — Всмъ? Хорошо! знай же, что и я всмъ обязанъ моему отечеству, и я люблю его и ничмъ не подорожу для его избавленія! Ликофронъ! оставь свое намреніе! заклинаю тебя именемъ безопасности, которою ты наслаждался, живучи между нами! — ‘Не могу! ду въ Коринъ,’ отвчалъ Ликофронъ равнодушно. — Нтъ! ты не подешь! вскричалъ разъяренный житель Корциры, Кинжалъ блеснулъ въ рук его и скрылся — въ груди Ликофроновой.
Онъ упалъ на руки Агапита, которой перенесъ его на постелю. Толпа удалилась. Врачъ объявилъ о приближеніи смерти. Ликофронъ дрожащею рукою написалъ къ своему отцу слдующія слова: ‘Я умираю. Родитель мой! даруй прощеніе своему сыну. Я былъ неумолимъ, боги наказали меня. Родитель мой! ты человкъ! не мсти Корцирянамъ за смерть мою и сдлай сестру мою счастливою. Прости.’
Вручивъ доску своему другу и сказавъ ему: ‘обними вмсто меня Мелиссу!’ Ликофронъ скончался.
Герольдъ поспшно возвратился въ Коринъ съ печальнымъ извстіемъ. Ярость и мщеніе закипли въ душ Періандера, когда онъ прочелъ послднія строки, начертанныя рукою несчастнаго сына. Онъ приказалъ немедленно изготовить флотъ для отплытія въ Корциру и опредлилъ разорить до основанія сей островъ. Желая утвердить власть свою въ Корин на основаніи прочномъ, онъ призвалъ къ себ Амфіона и съ нимъ вмст пошелъ въ комнату своей дочери, которая оплакивала смерть брата. ‘Вотъ жена твоя!’ сказалъ онъ Амфіону, ухвативъ Мелиссу за руку. Она бросилась къ ногамъ отца своего, и обнимая колна его, просила не длать ей принужденія. ‘Я поклялась Агатону въ врности до самой смерти.’ — А я клянусь въ томъ, что онъ погибнетъ! грозно вскричалъ Періандеръ.
Медонъ осмлился указать ему на послднія слова, написанныя Ликофрономъ: сдлай сестру мою счастливою, и примолвилъ: ‘Періандеръ? Боги караютъ пресиупниковъ.’ — Разъяренный Періандеръ бросилъ доску на землю, подошелъ къ олтарю боговъ и вскричалъ: ‘Душа моя требуетъ мщенія, клянусь передъ богами исполнить свое желаніе? Мелисса должна или умереть, или дать руку Амфіону. Назначаю срокъ до вечера, ныншняя ночь освтится пламенниками Гимена, или — смерти.’ Проговоря слова сіи онъ оставилъ Мелиссу.
Несчастная предалась отчаянію. Ужасной вечеръ приближался, брачныя приготовленія оканчивались. Мелисса почти въ безпамятств ходила по саду, и очутилась, сама не зная какъ, на томъ мст, гд прежде Ликофронъ лежалъ разпростертый на земл, бывъ изгнаннымъ изъ родительскаго дома. Она склонила голову на камень, служившій брату ея для того жъ употребленія, и ожидала смерти. Шумъ воиновъ, идущихъ къ пристани, пробудилъ ее отъ безчувственности. Она ободрилась, ощутила въ себ нсколько силы, пошла въ слдъ за воинами, около полуночи достигла до пристани, и замшавшись въ толп купцовъ, взошла на корабль. На другой уже день находившіеся на корабл узнали, что она не принадлежитъ къ ихъ обществу. Меллисса объявила себя подъ другимъ именемъ, и благополучно прибыла въ Самосъ.
Ярость Періандера усугубилась, когда онъ увдомился о бгств Мелиссы. Онъ приказалъ искать ее въ Корин и въ окрестностяхъ города. Между утесами перешейка нашли мертвое тло неизвстной двушки, которую невольники сочли за Мелиссу. Трупъ зарыли въ землю и донесли отцу о печальномъ произшествіи. Огорченный Періандеръ съ болзненною улыбкою сказалъ старому Медону, поднявъ вверхъ руки: ‘Вотъ благость Боговъ твоихъ! вотъ справедливость ихъ!’
‘И ты смешь жаловаться на боговъ!’ спокойно отвчалъ Медонъ. ‘Не для того ли Кордиряне умертвили твоего сына, что боялись твоей жестокости? не отъ того ли Мелисса скрылась, что ты хотлъ принудишь ее дать руку злодю? Еще ли не видишь, что гордость твоя, честолюбіe и мстительность виною твоего несчастія?’
‘Немедленно отправлюсь въ Корциру!’ вскричалъ Періандеръ, одержимый дикимъ неистовствомъ. ‘у меня еще одинъ сынъ остался!’ — Въ самомъ дл онъ поспшно отплылъ со многочисленнымъ своимъ флотомъ. Корциряне поблднли отъ ужаса, увидвъ войско Періандера, выходившее на островъ. Едва усплъ онъ ступить на землю, какъ вдругъ приплывшій на легкомъ судн встникъ . объявилъ ему, что жители Коринскіе умертвили старшаго его сына. Слезы блеснули въ глазахъ свирпаго тирана, онъ покрылъ одеждою лице свое и долгое время стоялъ неподвижно. Желчь злости разливалась по всмъ его членамъ въ то время, когда ему надлежало бы вспомнить о бдственномъ своемъ состояніи. ‘Бездтный! осиротевшій! вскричалъ онъ дикимъ голосомъ: ‘какая нужда! я еще имю способы удовлетворить мое мщеніе!’ и въ тужъ минуту отдалъ войску нужныя повелнія.
Ввечеру воины привели къ шатру Періандера триста взрослыхъ юношей и мальчиковъ, дтей знаменитйшихъ гражданъ Корциры, вс они были связаны, подобно преступникамъ. Отцы, матери, сестры и невсты несчастныхъ жертвъ толпились передъ ставкою и молили тирана даровать жизнь невиннымъ. Плнники поднимали къ небу обремененныя цпями руки свои и наполняли воздухъ грозными восклицаніями. Даже воины, привыкшіе къ кровопролитіямъ, смягчились, смотря на плачевное позорище, и значительными взорами старались склонить Періандера къ состраданію. Только одинъ юноша хранилъ глубокое молчаніе, глаза его устремлены были въ землю, съ спокойнымъ равнодушіемъ онъ иногда взглядывалъ на сверкающіе мечи въ рукахъ окружающихъ воиновъ, иногда на свои оковы.
Юноша сей былъ — Агатонъ, любимецъ Мелиссы. Получивъ ложное извстіе объ ея смерти, онъ не желалъ остаться на свт и спокойно ожидалъ мановенія, которое долженствовало ршишь судьбу его. Но Періандеръ долго не давалъ знака и смотрлъ на несчастныхъ: наконецъ произнесъ голосомъ насмшливымъ: ‘Дарую вамъ жизнь! боги да будутъ свидтелями моего общанія!’ Раздались радостныя восклицанія, ‘Удержите стремленіе вашихъ восторговъ! вы дерзаете веселитъся тогда, когда осиротвшій Періандеръ проливаетъ слезы? Поликратъ! повелваю теб отвести ихъ въ Сарды къ Царю Аліатту, и продать въ неволю. Жизнь твоя и счастіе зависятъ отъ исполненія сего препорученія. Ступайте на корабль!’ Тутъ поднялись со всхъ сторонъ рыданія. Родители оплакивали несчастныхъ дтей своихъ, невсты сокрушались объ участи своихъ любезныхъ. между тмъ воины отвели молодыхъ Корцирянъ на корабли, которые немедленно отправились въ путь свой.
Періандеръ возвратился въ Коринъ. Море было тихо, когда Поликратъ, безчеловчный исполнитель приказанія жестокаго тирана, поплылъ въ Азію. Попутной западной втеръ надувалъ паруса, казалось, что все споспшествуетъ къ совершенію намренія Періандера. Уже плаватели минули Циклады, уже въ одно ясное утро показался берегъ Лидіи и златоверхій храмъ Діаны въ Ефес. Плнники трепетали отъ страха, когда веселые матросы поздравляли другъ друга съ приближеніемъ къ берегамъ Азіи. Вдругъ подулъ сверной втеръ, море закипло, горизонтъ покрылся тучами. Буря понесла корабль къ югу. Матросы кричали : ‘мль!’ и старались удалить корабль отъ подводныхъ гранитовъ. Буря часъ отъ часу усиливалась и гнала корабль къ берегу. Мачта переломилась, парусы изорвались, не смотря на то, съ крайнимъ стараніемъ плаватели успли завести судно въ безопасный заливъ. Вышедъ на берегъ, они узнали, что находятся на остров Самос.
Путешественники немедленно разкинули шатры на берегу моря. Поликратъ, приказавъ окружить плнниковъ стражею и смотрть, чтобъ они не разбжались, пошелъ въ близь находившійся храмъ Діаны, для принесенія жертвы богин. Агатонъ, обремененный тоскою и размышленіями о смерти, съ поникшими взорами ходилъ по берегу, безъ цли и намренія, Случаю было угодно завести его въ густую рощу Надобно быть самимъ Агатономъ, чтобы понять, сколь велико было его удивленіе, когда онъ услышалъ любезный голосъ, произносившій его имя, и въ тужъ минуту очутился въ объятіяхъ — чьихъ? Мелиссы, обожаемой Мелиссы, которую онъ почиталъ давно умершею! Какая радость! ‘Неуже ли это ты въ самомъ дл?’ вскричалъ изумленный Агатонъ, всматриваясь въ блдное лице Мелиссы, стоящей передъ нимъ въ длинной, блой одежд. ‘Не уже ли это ты, другъ души моей?’ повторилъ онъ, протирая глаза свои и стараясъ выдти изъ очаровательнаго изступленія. ‘Но твое тло найдено среди утесовъ на Koринскомъ перешейк! Мелисса! такъ! я тебя вижу, но, увы! въ послдній разъ! Я жертва разгнванной судьбы. Скоро насъ разлучатъ навки, и я погибну!’ — Нтъ, Агатонъ! отвчала Мелисса, прижимая его къ пламенному своему сердцу: нтъ! ты не погибнешь! я спасу тебя. — Юноша видлъ невозможность избавиться отъ рукъ мучительскихъ, и склонивъ печальную голову на грудь любезной, произнесъ посл короткаго молчанія: ‘Я былъ бы счастливъ, Мелисса! если бы могъ въ сію минуту умереть здсь, въ твоихъ объятіяхъ.’ — Умереть? въ то время, когда боги соединяютъ насъ посл долговременной разлуки? — Тутъ Агатонъ разсказалъ ей несчастныя свои приключенія и то, чмъ судьба угрожаетъ ему въ будущемъ. ‘Теперь не видишь ли,’ продолжалъ онъ: ‘что одно счастіе осталось для тебя въ жизни — умереть на груди твоей?’ Въ ту минуту раздался въ рощ звукъ трубный. ‘Слышишь ли? намъ должно разлучишься, этотъ знакъ зоветъ плнниковъ на корабль. Мелисса! говорилъ онъ умоляющимъ голосомъ, указывая на кинжалъ, висвшій подл ея бока: ‘прекрати мои несчастія!’ — Нтъ! отвчала Meлисса ршительно: ты не удерешь. Агатонъ! ты и вс товарищи твои должны вбжать въ храмъ Діаны и ухватиться за статуи богини. Законъ храма, священный и ненарушимый, запрещаетъ отвлекать отъ статуи тхъ людей, которые къ ней прикасаются. Не теряйте времени. Между тмъ я постараюсь увдомить о семъ здшнихъ гражданъ, живущихъ въ окрестности храма. — Сказавъ сіе, она обняла своего друга и отправилась въ городъ.
Агатонъ, возвратясь на берегъ къ своимъ товарищамъ, сказалъ имъ: ‘Друзья! намъ есть средство спастись. Время дорого, ступайте за мною, и длайте то, что я длать буду.’ — Толпа плнниковъ, слдуя за своимъ путеводителемъ, приближилась ко храму Діаны. Тогда Агатонъ закричалъ громко: ‘Товарищи! во храмъ, вмст со мною! ухватитесь за статую богини!’ Взрослые и мальчики бросились во внутренность храма, окружили олтарь Діаны и просили ея покровительства.
Воины Коринскіе приведены были въ крайнее замшательство. ‘Ступайте на корабль!’ они кричали плннымъ. — Не слушаемъ васъ! отвчалъ Агатонъ: мы здсь безопасны подъ покровомъ великой богини. — Два воина, вскочивъ на ступени, хотли оттащить Агатона. Главный жрецъ закричалъ на нихъ грознымъ голосомъ: ‘прочь! или вы погибнете!’ и воины принуждены были удалиться. ‘Кто вы?’ спросилъ жрецъ юношей. — Мы плнники, отвчалъ Агатонъ: и просимъ покрова богини. — Тогда жрецъ, возшедъ на ступень жертвенника, сказалъ приближившемуся Поликрату: ‘они свободны! никто да не сметъ прикасаться къ нимъ во храм и въ окружности храма. Нарушитель подвергается смерти.’ Кориняне съ ужасомъ отступили назадъ, а жрецъ произнесъ торжественное проклятіе на того, кто дерзнетъ оскорблять покровительствуемыхъ Діаною.
Поликрату оставалось окружить храмъ воинами и ожидать, пока голодъ заставитъ плнниковъ выдти изъ своего убжища. Но любовь одержала верхъ надъ жестокостію. Въ слдующее утро появились два хора поющихъ двицъ и юношей, которые, спускаясь съ холма, приближались ко храму. Мелисса управляла хоромъ подругъ своихъ. Она разсказала гражданамъ Самосскимъ о плачевномъ жребіи несчастныхъ плнниковъ. Ея слова, ея прозьбы одушевлялись любовію, и сердца Самоссцевъ тронуты были чувствомъ состраданія, но никто не смлъ навлечь на себя гнвъ Періандера. Мелисса выдумала нкоторую хитростъ. Хоры двицъ и юношей, одтыхъ въ торжественныя платья, имя на головахъ цвты, вплетенные въ волосы и корзины съ сменами и медоъ, а въ рукахъ жертвенные сосуды съ молокомъ, подходили ко храму. ‘Какое празднество вы нын торжествуете?’ спросилъ Поликратъ съ безпокойствомъ. — Праздникъ любви спасительницы! отвчала Мелисса, вводя оба хора въ преддверіе храма. Агатонъ узналъ свою любезную и тотчасъ отгадалъ ея намреніе: ‘Друзья!’ закричалъ онъ къ своимъ товарищамъ: ‘мы голодны!’ и мгновенно съ притворноіо наглостію вырвалъ изъ рукъ Мелиссы жертвенной сосудъ и корзину, между тмъ другіе Корциряне отнимали състные припасы у Самосскихъ двицъ и юношей. ‘Убжимъ! убжимъ» кричали послдніе, съ поспшностію выходя изъ храма.
На другой день по утру снова начался праздникъ, и опять кончился подобнымъ произшествіемъ. ‘Долго ли будете торжествовать сіе празднество?’ спросилъ Поликратъ. Мелисса отвчала: ‘онъ кончится въ то время, когда покровительствуемые богинею перестанутъ принимать у насъ жертвы.’ Тутъ Поликратъ увидлъ, что трудъ его держать въ облежаніи плнниковъ былъ бы совершенно напрасенъ, слъ съ воинами на корабль свой и отплылъ отъ берега. Освобожденные Корциряне съ чувствомъ живой благодарности бросились къ ногамъ Мелиссы и называли ее своею спасительницею. Сайтоссцы, взявъ мры осторожности, отправили Корцирянъ обратно въ ихъ отечество и опредлили ежегодно торжествовать праздникъ любви спасительницы. Агатонъ остался на остров Самос, былъ принятъ въ число гражданъ и получилъ руку Мелиссы.’ Онъ поселился на берегу въ той самой рощ, въ которой увидлъ свою любезную, и купилъ близлежащія нивы, жилъ съ подругою въ уединенномъ веселомъ домик, осняемомъ высокими деревами, наслаждался сельскимъ спокойствіемъ и любезною, и упражняяся въ работ. Мелисса родила ему прекраснаго мальчика, ничего не могло сравниться съ чистою радостью, наполнявшею сердца любящихся супруговъ, забывшихъ и Коринъ, и Періандера, и его жестокости.
Періандеръ проводилъ дни свои въ Koрин среди боязни и скорбя. Будучи бездтенъ, не имя друзей, онъ видлъ, что тронъ его, часъ отъ часу клонящійся къ упадку, держится только жестокостію. Корциряне избавились отъ его мщенія, Самосъ посмялся надъ его свирпствомъ, и Періандеръ все сіе долженъ былъ сносить, потому что не отваживался выхать изъ Корина. Тогда-то, ненавидимый всми, окруженный наемною стражею, не имя друзей, кром стараго Медона, тогда-то почувствовалъ онъ въ первый разъ необходимую потребность въ любви и дружб.
Часто снималъ онъ діадиму съ головы своей, и смотря на нее, говорилъ: ‘О внецъ! чего ты стоишь мн? куда сокроюсь отъ тебя? Судьба осудила меня господствовать до конца этой жизни, судьба осудила меня питать въ сердц ядъ ненависти до смерти! Какой городъ въ Греціи захочетъ дать убжище тирану Пертандеру? Какой человкъ согласится укрыть меня отъ ярости гражданъ Коринскихъ? О! теперь понимаю всю истину словъ старца Медона! моя жестокость виною моего злополучія!’
Періандеръ часто предавался подобнымъ размышленіямъ, и будучи въ хорошемъ расположеніи духа, иногда ршался перемнить нравъ свой, сдлаться добрымъ, чувствительнымъ. Въ самомъ дл онъ началъ обходиться ласкове съ своими невольниками и сдлался благосклонне. Но невольники страшились сей перемны, они трепетали, думая, что излишнее снизхожденіе можетъ раздражить его гордость. Сокровища Періандеровы лежали на корабл, стоявшемъ въ пристани въ готовности къ отплытію во всякое время, для того, чтобы въ потребномъ случа ничто не возпрепятствовало ему убжать изъ Корина. Такимъ образомъ Періандеръ провелъ цлой годъ во всегдашней готовности къ бгству, терзаемый безпокойствомъ и ужасами смерти. Наконецъ, пламя возмущенія вспыхнуло въ Корин въ то время, когда Періандеръ находился на пристани. Многіе, изъ его тлохранителей взяли сторону народа, поднявшаго оружіе противъ тирана. Уже мятежники зажгли Царскіе чертоги, надлежало искать спасенія въ бгств. Періандеръ, собравъ нсколько преданныхъ ему наемниковъ, поспшно слъ на корабль свой. Онъ угрожалъ Коринянамъ возвратиться съ многочисленнымъ войскомъ для наказанія преступниковъ, ободрялъ воиновъ своихъ общаніями богатыхъ корыстей и приказалъ направить корабль въ Азію.
Показался островъ Самосъ. Въ душ Періандера пробудилось воспоминаніе о смерти сына его и о неудач мщенія. Грозно взглянувъ на Поликрата, онъ произнесъ голосомъ гордаго властелина: ‘Это Самосъ! Поликратъ! никогда не прощу теб нераднія въ исполненіи моихъ повелній. Ты не старался удовлетворить моего мщенія.’ Яростъ засверкала въ глазахъ его. Онъ умолкъ: но вс знали, чего надлежало ожидать отъ его жестокости.
По наступленіи ночи Поликратъ и нкоторые друзья его вошли въ каюту Періандера, зажали ему ротъ платкомъ, вынесли его на палубу и, сказавъ: ‘тиранъ жестокосердый! ты не хотлъ боле ползать y ногъ твоихъ, не хотятъ ежечасно трепетать отъ твоего бшенства!’ опустили его въ воду.
Море было тихо. Періандеръ съ напряженіемъ всхъ силъ своихъ поплылъ къ огню, вдали свтившемуся на одной рыбачей лодк. Онъ достигъ до своей цли и былъ принятъ рыбаками. Поутру, лодка пристала къ берегу, и гордый обладатель Корина, измокшій, дрожащій отъ холода, безъ помощи и пристанища очутился на незнакомомъ берегу Самосскомъ.
Онъ пошелъ впередъ, желая найти гостепріимную хижину. Въ то время Агатонъ трудился на пол съ своими работниками. Увидвъ подходящаго странника, онъ побжалъ къ нему на встрчу. ‘Кто ты, бдной пришелецъ?’ спросилъ добродтельный Агатонъ незнакомца. — Періандеръ, не смя открыть своего имени, отвчалъ: Я купецъ Аинскій, ограбленный и брошенный въ море корабельными служителями, — Агатонъ не узналъ своего тестя. Скорбь и заботы измнили лицо Періандера, полныя, румяныя щеки его опустились и поблднли, дикіе взоры лишились быстроты своей. Агатонъ веллъ принести епанчу для своего гостя и подкрпить силы его здоровою пищею, посл отдохновенія около полудня повелъ его въ домъ свой
Мелисса, держа на рукахъ сына, вышла въ рощу на встрчу мужу и бросилась въ его объятія. Періандеръ смотрлъ съ изумленіемъ на молодую женщину, ему казалось, что видитъ въ ней образъ своей дочери. Въ молчаніи, предавшись глубокимъ размышленіямъ, онъ слдовалъ за Супругами. Каждое слово Мелиссы отзывалось въ его сердц, но онъ былъ увренъ, что дочери его давно уже не было на свт.
Сли за умренной сельской обдъ. Періандеръ внутренно удивлялся тихой любви, сердечной довренности и совершенному счастію молодыхъ супруговъ. По окончаніи стола, Мелисса, взявъ чашу съ виномъ, произнесла: ‘Боги да низпошлютъ спокойствіе въ душу моего родителя!’ Тутъ она взглянула на старика, и въ первой разъ съ изумленіемъ примтила въ немъ сходство съ отцемъ своимъ, слезы навернулись въ глазахъ ея. ‘Ахъ!’ продолжала она: я никогда не переставала любить злополучнаго моего родителя! О! естьлибъ ему было извстно, какъ счастливы люди, наслаждающіеся любовію и душевнымъ спокойствіемъ!..’ — Скажи мн, почтенная незнакомка, прервалъ смятенный Періандеръ: кто твой родитель? назови мн его имя!
Мелисса, вслушавшись въ голосъ пришельца съ трепетомъ вскочила, подняла вверьхъ руки и вскричала: ‘о боги! какой голосъ! Агатонъ! слышишь ли?’ — Объяви мн свое имя! повторилъ Періандеръ. — ‘Я Мелисса!’ — Что слышу! узнай во мн злополучнаго Періандера! — Отецъ и дочь въ безмолвномъ изступленіи бросились другъ другу въ объятія. По прошествіи первыхъ восторговъ они взаимно разсказали свои приключенія. Періандеръ въ первый разъ въ жизни своей говорилъ со стыдомъ и раскаяніемъ о прошедшемъ, въ первой разъ узналъ истинную цну любви, довренности и доброты сердца. Проживъ нсколько времени въ хижин Агатоновой, онъ услышалъ, что разнеслась молва о его смерти, въ то самое время, когда, наслаждаясь восторгами любви родительской, держалъ въ своихъ объятіяхъ добродтельную Мелиссу. ‘Такъ!’ сказалъ онъ: ‘тиранъ Періандеръ умеръ. Я теперь не что иное, какъ бдной старецъ, которой, стоя на краю могилы, начинаетъ учиться жить.’
Онъ въ самомъ дл учился способамъ сдлаться человкомъ. Семейственное счастіе дтей его, ихъ уваженіе къ нему, ихъ любовь истинная часъ отъ часу боле смягчали его сердце. Онъ взялъ на себя должность надзирателя надъ невольниками Агатона, и обходился съ ними благосклонне, нежели прежде съ благородными Koринянами. Вечернее время проводилъ онъ сидя передъ заходящимъ солнцемъ и любуясь невинными забавами маленькихъ своихъ внуковъ. Кто, увидя его увнчаннаго розами и окруженнаго ласкающимися къ нему малютками, могъ бы подумать, что это тиранъ Коринскій? ‘Я лишился супруги, дтей и престола,’ часто повторялъ Періандеръ: ‘прежде нежели научился быть человкомъ! О! дорого мн стоитъ сія наука!’