Московскія записки.
——
——
Московские записки, Дашков Дмитрий Васильевич, Год: 1812
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Засданія Общества Любителей Россійской Словесности при здшнемъ университет продолжаются безостановочно по одному разу въ мсяцъ, кром чрезвычайныхъ, для которыхъ собираются одни только дйствительные Члены по приглашенію Предсдателя. Въ послднее засданіе, бывшее 27 числа Января, въ присутствіи Почетныхъ Членовъ, Сотрудниковъ, постителей и постительниц, какъ и прежде, читаны были сочиненія въ стихахъ и въ проз. Сотрудникъ Общества П. . Калайдовичъ читалъ свое Разсужденіе о синонимахъ. Онъ показалъ происхожденіе слова синонимы, причину бытія ихъ, необходимую надобность ихъ въ язык, и случаи, когда употреблять ихъ должно, мннія древнихъ и новыхъ писателей подкрпилъ собственными своими замчаніями и примрами, извлеченными изъ Россійскаго языка, предложилъ опыт критическаго разбора нкоторыхъ Русскихъ словъ однозначительныхъ, и изъяснилъ различіе между ними. Мы неможемъ здсь распространяться подробнымъ исчисленіемъ всхъ частей Разсужденія о синонимахъ, но для удовольствія читателей, и чтобы показать, какъ г. сочинитель предлагаетъ свои наблюденія, сообщаемъ краткой отрывокъ изъ онаго: ‘Одно и то же понятіе въ двухъ языкахъ нердко выражается разнымъ образомъ, смотря по тому съ какой стороны глазамъ одного народа представляется вещь и съ какой точки зрнія другой смотритъ на оную. Вотъ примръ: Мы человка, способнаго говорить приятныя и забавныя рчи, называемъ острымъ, того же человка Римляне называли salsus (соленый). Вс метафорическія значенія заимствуются отъ собственныхъ названій вещей: и такъ мы забавнаго остроумца уподобляемъ какому-нибудь острому тлу, которое сильне насъ поражаетъ и живе даетъ намъ себя чувствовать нежели тупое, Римляне же уподобляли его соли, которая вкусъ пищи длаетъ приятне и на язык производишь живое ощущеніе. Но несмотря на сію разность выраженія, понятіе одно и то же въ словахъ острый и salsus. Другой примръ: Мы знаніе благопристойности и учтивое обхожденіе называемъ вжливостію, отъ глагола вдаю, а Римляне urbanitas отъ слова urbs городъ, разумя подъ симъ учтивое обращеніе, приличное городскимъ жителямъ.’ Стихи Поезія и Музыка, присланныя изъ Калуги отъ А. П. Степанова, прочитаны П. И. Страховымъ. Сочинитель восплъ стихами лирическими спор между Поезіею и Музыкою, изъ которыхъ каждая себ Присвоиваетъ превосходство, исчисляя свой заслуги и совершенства. Музыка, на примръ вщаетъ:
Захочу — и вдругъ душею
Буду Царскою играть,
Александромъ Тимоею
Укажу повелвать
Онъ поетъ, какъ Зевсъ во гнв
На гигантовъ бросилъ громъ,
И какъ Етна въ страшномъ зов
Поглотила ихъ по томъ.
Царь хватаетъ мечь булатный,
Во немъ кипить геройска кровь,
Онъ спшитъ на подвиг ратный.
Но пвецъ восплъ любовь,
Память времени златаго,
Какъ изъ пнистыхъ валовъ.
Океана голубаго
Мать Амура предъ боговъ
Въ нжномъ образ предстала,
Какъ Олимпъ ей скиптр вручилъ,
Чтобъ сердцами обладала,
Чтобъ богиню мір весь чтилъ….
Какъ Венера за красоту получила отъ Париса яблоко первенства, какъ безсмертная богиня въ объятіяхъ смертнаго Адониса наслаждалась блаженствомъ любви — и Царь обомллъ отъ нжнаго удовольствія. Слушатели вспомнили объ Дрэйденовой кантат и объ Гердеровомъ разговор.— Графъ Г. C. Салтыковъ читалъ свои первыя дв сцены изъ Расиновой Есири. Въ ныншнее время особливо замтно стараніе переводить трагедіи знаменитыхъ французскихъ поетовъ. Любителямъ Словесности предоставляется сличать опыты разныхъ стихотворцовъ нашихъ, трудящихся надъ переложеніемъ однихъ и тхъ же сочиненій.— Дв сцены изъ Волтеровой переведенной . . Ивановымъ, прочитаны въ Обществ . Кокошкинымъ. Извстно, что представленная на здшнемъ театр Меропа, переведена другимъ стихотворцемъ прислана сюда изъ С. Петербурга. Въ семъ засданіи прочтены сверхъ того Романс и Басня въ стихахъ Д. И. Вельяшева-Волынцева. Дтская любовь идиллія и Рогдай баллада въ стихахъ-же С. Г. Саларева.— Въ одно изъ прежнихъ засданій положено, чтобы Члены предлагали разные вопросы, относящіеся до Словесности, чтобы желающіе представляли на нихъ письменные свои отвты и ршенія. Соотвтственно постановленію сему Г. Предсдатель Общества А. А. Прокоповичь-Литовскій предложилъ отъ себя вопросъ слдующаго содержанія: ‘Кому отдать преимущество, древнимъ или новымъ писателямъ, въ краснорчіи и поезіи, во вкус и изящной образованности слова? Кого лучше избрать намъ образцами своими въ изящныхъ наукахъ, Греческихъ и Римскихъ, или новйшихъ славныхъ въ своемъ род писателей? Кого изъ новйшихъ поставить наровн съ Димосеномъ и Цицерономъ, съ Гомеромъ и Виргиліемъ, съ Пиндаромъ и Гораціемъ, со Ксенофонтомъ и Тацитомъ, съ Софокломъ и Теренціемъ? Ежели, по безпристрастномъ изслдованіи и сравненіи окажется, что Греки и Римляне, Англичане, Французы и Нмцы имютъ писателей равныхъ достоинствъ, то нтъ ли по крайней мр особой отличительной черты между древними и ныншними писателями?’ Вопросъ богатой въ своихъ послдствіяхъ, весьма занимательной по важности и приятности своего содержанія! Можно угадывать, что желающіе написать разсужденіе о семъ дл, неупустятъ изъ виду, какими образцами руководствовались древніе и новйшіе и при какихъ обстоятельствахъ писали древніе и новйшіе, иначе трудно было бы показать преимущества однихъ передъ другими.
Театръ. Января 17 Король Леаръ, трагедія въ 5 актахъ. у Шекспира несчастный, изгнанный дтьми своими Леаръ является совершенно съумасшедшимъ. Джонсонъ говоритъ, что въ Англіи нкоторые думали будто на сцен оказывается причиною помшательства Леарова нестолько жестокость неблагодарныхъ дочерей его, какъ лишеніе престола. Однакожъ, по свидтельству того же Джонсона, г. Мюрфи очевидно доказалъ примрами, взятыми изъ самой трагедіи, что главный источникъ злополучія несчастнаго старца есть беззаконной поступокъ дтей, и что утрата престола служитъ только второю и содйствующею причиною. Леаръ конечно меньшее заслуживаетъ состраданіе, какъ Монархъ лишенный власти, нежели какъ отецъ, собственными дтьми своими оскорбленный столь безчеловчно. Точно въ семъ послднемъ положеніи представилъ его Русскій сочинитель. Кто станетъ спрашивать, о чемъ боле стуетъ Леаръ, въ бурную ночь скитающійся по пустын? ‘Свирпствуйте восклицаетъ онъ: ‘свирпствуйте бури, громы и молніи! Я неропщу на васъ, о стихіи яростныя! вы не дти мои! свирпствуйте, поражайте трепещущую главу мою, разнесите сіи останки сдыхъ власовъ, разите сіе чело, украшенное нкогда діадимою, разите — се жертва наша! старецъ, обремененный презрніемъ, оставленный всми, бдный, немощный старецъ — изгнанный дтьми своими!’ Прежде упомянулъ я, что знаменитый Аддисонъ неодобрилъ сдланной перемны въ развязк Шекспировой трагедіи, которая, по его мннію, meряетъ половину своего достоинства, отъ того что Корделія, вопреки Шекспиру, оставлена живою. Джонсонъ думаетъ о томъ иначе. Драма, говоритъ онъ, въ которой порочный благоденствуетъ, а добродтельный становится жертвою несчастія, безъ сомннія можетъ быть хорошею, представляя врную картину человческой жизни. Однакожъ и то справедливо, что всякому разумному существу свойственно любить правосудій и я не понимаю, почему драма, въ которой соблюдено оное правосудіе, потеряла бы свое достоинство, или по чему драма, хорошо написанная, мене нравилась бы зрителямъ, отъ того только что въ ней угнетенная добродтель напослдокъ торжествуешь. Смерть Корделіи, продолжаетъ Джонсонъ, столько меня встревожила, что я можетъ быть никогда бы не ршился въ другой раз прочесть послднюю сцену еслибъ не былъ издателемъ Шекспировыхъ твореній. Д. Д.
Московския записки // Вестн. Европы. — 1812. — Ч.61, N 3. — С.241-246.