Молодильные яблоки, Авенариус Василий Петрович, Год: 1890 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

В. П. Авенаріусъ.

0x01 graphic

МОЛОДИЛЬНЫЯ ЯБЛОКИ

Сказка-поэма.

Съ рисунками.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе Книжнаго Магазина П. В. Луковникова.
Лештуковъ переулокъ, д. Ла 2.

0x01 graphic

Сказка-поэма

Жилъ на Руси когда-то встарь

Премудрый и предобрый царь.

Господь хотлъ ли испытать,

Или отъ старости — какъ знать?—

Но у царя, въ недобрый часъ,

Свтъ Божій вдругъ въ очахъ угасъ,

И какъ ни бились лекаря,

Не прояснили глазъ царя.

Тогда къ себ со всхъ концовъ

Онъ сбзвалъ первыхъ мудрецовъ.

‘Скажите мн, мои отцы,

На то вдь вы и мудрецы:

Какъ старику помолодть?

Слпому какъ опять прозрть?’

Т помотали головой.

Одинъ изъ всхъ, какъ лунь сдой,

Промолвилъ: ‘Средство есть одно,

Добыть куда лишь мудрено.

Верстъ этакъ съ тысячу отсель,

За трижды-тридевять земель,

Растетъ-цвтетъ чудесный садъ.

Тамъ молодильныхъ яблонь рядъ

Горитъ на солнышк какъ жаръ.

Будь хилъ ты, будь лтами старъ,

Но если разъ теб дано

Съ тхъ яблонь яблочко одно

Сорвать и скушать: — въ жилахъ кровь

Забьется, заиграетъ вновь,

И до конца не дожуешь,

Какъ станешь молодъ и пригожъ.’

— ‘И зрячимъ то-же? Вотъ-те на!

Ай-да, мудрецъ, ай, старина’!

— ‘Ты, царь, дослушай, не сбивай,

Да только на усъ, знай, мотай.

Есть тамъ дворецъ еще, а въ немъ

Живетъ царевна со дворомъ,

И молода, и хороша,

Ну — словомъ — двица-душа.

Сиротка круглая-ль она,

Или за что заточена

Туда волшебникомъ,— про то

Не знаетъ подлинно никто.

Но средь полночной тишины

Ее тревожатъ злые сны:

То къ изголовью припадетъ

И безутшно слезы льетъ,

То расхохочется — и тутъ

Отъ смха слезы ужь текутъ.

Слыхалъ ли ты когда и гд

О мертвой и живой вод?

Съ тоски глаза у двы той

Слезятся мертвою водой,

Съ веселья бьетъ ключемъ у ней

Вода живая изъ очей.

Кабы тхъ дивныхъ слезъ ты могъ

0x01 graphic

Добыть одинъ хоть пузырекъ,

Глаза себ обмылъ бы разъ —

И исцлилъ бы ихъ тотчасъ.’

— ‘Ну, такъ послать кого туда!’

— ‘Вотъ въ томъ-то, сударь, и бда!

Простому смертному пути

Въ тотъ край во-вки не найти.

Царевичъ лишь какой-нибудь

Отыщетъ разъ завтный путь.

Да сколько здило ужь ихъ,

И молодыхъ и удалыхъ,

А никого, какъ говорятъ,

Не принесло еще назадъ.’

— ‘Вотъ, стало быть, загвоздка въ чемъ…’ —

И царь, вздохнувъ, поникъ челомъ.

II.

Три сына было у царя,

Три молодыхъ богатыря.

Родныя дти вдь, небось:

Ну, какъ пошлешь ихъ на-авось?

Вдругъ не воротятся назадъ?..

Андрей-царевичъ, правда, хватъ,

На дерзость всякую гораздъ,

Себя въ обиду ужъ не дастъ…

И кликнулъ сына царь-отецъ:

‘Ты у меня вдь молодецъ,

А дло вотъ въ чемъ: такъ и такъ.

Ни ты, ни я себ не врагъ.

Добудь мн молодость мою,—

И я полцарства отдлю,

Верни мн зрніе мое,—

И царство цлое — твое.’

— ‘Ей-богу?’

— ‘Врно.’

— ‘Ну, идетъ’!

0x01 graphic

И на кон ужь изъ воротъ

Онъ вихремъ по полю летитъ,

Лишь пыль клубитъ изъ-подъ копытъ.

Такъ скачетъ день онъ, скачетъ два,—

На третій, смерклося едва,—

Възжаетъ онъ въ дремучій лсъ

И видитъ чудо изъ чудесъ:

На курьихъ ножкахъ, ей-же-ей,

Изба безъ оконъ, безъ дверей!

А предъ избушкою на пн

Старуха-вдьма въ полусн.

И въ забытьи еще Яга —

На видъ безжалостно строга:

Трясетъ косматой головой,

Бормочетъ что-то предъ собой,

И изъ увядшихъ, блдныхъ губъ

Торчитъ-грозитъ послдній зубъ.

Но нашъ Андрей-царевичъ хватъ,

И подшутить надъ вдьмой радъ:

Намтилъ ловкое копье,

Да какъ вонзитъ ей остріе

Въ полу отверстыя уста…

Она же кончикъ до-чиста

Отгрызла, щелкнувъ языкомъ,

И — проглотила цликомъ.

Не поперхнулась вдь, небось,

Еще по вкусу, знать, пришлось!

Раскрыла, щуряся, глазокъ:

— ‘Спасибо, миленькій дружокъ!

Сейчасъ сторицей отплачу,

Живьемъ схвачу да проглочу.’

— ‘Молчи, ты, старая корга!’

Въ отвтъ царевичъ. Но Яга,

Удавомъ вдругъ оборотись,

Шипя, съ земли къ нему взвилась…

Какъ ни былъ храбръ онъ… на словахъ,

По передъ змемъ лютый страхъ

Напалъ на молодца, и онъ

Во весь опоръ умчался вонъ.

А слдомъ слышитъ нашъ бглецъ,

Смхъ вдьмы: ‘Ай-да, удалецъ!’

Но путь въ волшебные края

Велъ мимо вдьмина жилья,

И настоящаго пути

Царевичъ ужь не могъ найти.

Вернуться же къ своимъ ни съ чмъ

Онъ постыдился, и затмъ,

Какъ зврь, сорвавшійся съ цпи,

Сталъ рыскать по глухой степи,

И такъ пропалъ бы навсегда,

Не будь счастливая звзда…

III.

А царь-отецъ все ждетъ и ждетъ.

Вотъ минулъ мсяцъ, минулъ годъ, —

Царевича все нтъ какъ нтъ.

Какъ быть? Семь бдъ — одинъ отвтъ!

И царь, на-перекоръ судьб,

Втораго сына тутъ къ себ

Позвалъ,— царевича Петра:

— ‘Теперь, сынокъ, твоя пора.

Въ теб хоть удали на грошъ,

Зато, вдь, хитростью возьмешь.

Добудешь молодость мою,—

Теб полцарства отдлю,

Вернешь мн зрніе мое, —

И царство цлое — твое.’

Сынокъ въ затылк почесалъ.

— ‘О, коли нужно, я удалъ!

Но есть ли въ чемъ нужда теперь?

Будь я въ твоихъ лтахъ, поврь,

Ни глазъ, ни молодости я

Ужь не искалъ бы для себя,

Когда изъ прихоти своей

Лишиться могъ бы сыновей.

Всего себя найдешь ты въ насъ!

Отдай-ка царство мн сейчасъ,

И я, увидишь, замню

Глаза и молодость твою.’

— ‘А братьевъ, дескать, можно намъ

Помазать только по губамъ?

Нтъ, милый мой, ты хоть смышленъ,

Хоть и лукавъ, да не уменъ.

Разъ волю высказавъ свою,

Я отъ нея не отступлю.’

Что длать съ этакимъ отцомъ?

Сынокъ поморщился, потомъ

Облекся съ темени до пятъ

Въ непроницаемый нарядъ

Изъ твердой стали, шлемомъ тылъ

Предусмотрительно закрылъ,

Забрало опустилъ до плечъ,

Снялъ со стны копье да мечъ,

И скакуна подать веллъ.

Но только въ стремя ногу вдлъ—

Поджилки, видно, затряслись:

Мшкомъ опять скатился внизъ!

Спасибо, конюхъ подхватилъ,

Въ сдло бднягу посадилъ.

‘О, Господи, не осуди!’

Воззвалъ изъ глубины груди

Царевичъ нашъ, махнулъ рукой

И въ поле выхалъ рысцой.

Не знаю, весь ли, или нтъ,

Нашъ богатырь изъздилъ свтъ.

Но разъ и онъ добрался въ лсъ

Къ избушк — чуду изъ чудесъ,

Увидлъ спящую Ягу,

Да такъ и обмеръ, ни гу-гу.

А та и глазъ не подняла,

Лишь кверху носомъ повела’

‘Фу! фу! какой чудесный духъ!

Не то зажареный птухъ,

Не то красавчикъ молодой…

Сейчасъ полакомлюсь, постой’!

И вдьма, въ жадности своей,

Раскрыла ротъ ужь до ушей.

Онъ испустилъ смертельный крикъ…

Но и теперь, въ послдній мигъ,

Отъ неизбжнаго конца

Спасло лукавство хитреца:

Крестомъ старуху осня,

Онъ разомъ осадилъ коня

И мимо вдьминой избы

Стрлой промчался. Но судьбы

Никто, увы! не избжитъ.

Ударясь о-земь, вдьма видъ

Огромной жабы приняла

И путь ему перескла.

Царевичъ, такъ ужь трусоватъ,

Совсмъ шаллъ при вид гадъ.

Предъ жабой онъ въ-конецъ струхнулъ

И такъ коня назадъ рванулъ,

Что усидлъ едва-едва.

А жаба скокъ за нимъ: ‘Ква-ква!’

Ни живъ, ни мертвъ, боясь дохнуть,

Онъ полетлъ въ обратный путь,

А жаба все но отстаетъ,

Все слдомъ квакаетъ, и вотъ —

Вскочила вдругъ на крупъ коня.

Царевичъ взвизгнулъ: ‘Чуръ меня!’

Столкнулъ насильно внизъ Ягу,

Съ ногами скрючился въ дугу

(Не допрыгнула бы опять)

И ну коня хлестать-хлестать!

А сзади слышитъ хриплый смхъ:

‘Ай, горе-богатырь, эхъ-эхъ!’

Уфъ! наконецъ-то богатырь

Изъ тьмы лсной въ степную ширь

Промчался цлъ и невредимъ…

Теперь пока простимся съ нимъ.

IV.

А царь-отецъ все ждетъ да ждетъ.

— ‘Пришелъ теперь и мой чередъ

Скакать за горы, за моря’,

Сказалъ тутъ младшій сынъ царя,

Иванъ-Царевичъ.

‘О, мой сынъ!

Ты у меня теперь одинъ!

Воскликнулъ царь: вс трое вы

Мн равно милы, но, увы!

Чистосердечно говоря.

Въ теб одномъ богатыря

Признать я подлинно могу:

Въ бою какъ левъ, ты и врагу

Протянешь руку, если онъ

Съ мечемъ въ рукахъ былъ побжденъ.

Уже по братьямъ я грущу,

А если и тебя пущу,

То въ-вкъ себ ужь не прощу…’

— ‘О, нтъ, пусти меня! Клянусь,

Что я безъ братьевъ не вернусь.’

И на мольбы его отецъ

Таки-склонился, наконецъ.

Какъ онъ хорошъ, молодцоватъ

Во всеоружьи, въ блеск латъ!

Вотъ подвели ему коня,

Какъ самъ онъ, полнаго огня,

Спустившись съ краснаго крыльца,

Еще разъ обнялъ онъ отца,

Вскочилъ въ сдло тутъ, гикнулъ разъ —

И скрылся молніей изъ глазъ.

На третьи сутки, въ тотъ же лсъ

Къ избушк — чуду изъ чудесъ —

Попалъ царевичъ, а на пн

Яга все та-же въ полусн.

— ‘Эй, ты, бабуся!’ зычно онъ

Прервалъ ея тревожный сонъ.

Яга сверкнула на него

Презлыми глазками:

— ‘Ого!

Вонъ прискакалъ и третій братъ.

Эй, проглочу! Назадъ, назадъ!’

Но онъ на грозныя слова

Кивнулъ съ усмшкою едва:

— ‘Ну, полно, бабушка, предъ кмъ

Ты тутъ кичишься и зачмъ?

Я задирать не стану самъ,

Но и шутить съ собой не дамъ.

Вся сила у меня въ рук,

Что на ум — на язык.

Я предъ тобою весь, какъ есть,

Но жизнь свою отдамъ за честь.

Такъ ты, бабуся, не брюзжи,

А лучше путь мн укажи.

Рублемъ еще я награжу,

Спасибо теплое скажу.’

Старуха-вдьма, какъ ни зла,

Какъ-будто тронута была.

— ‘Спасибо, милый, и теб,

Ты рубль оставь-ка при себ.

Спросъ, говорится, не бда:

Откуда дешь и куда?’

И разсказалъ онъ, не таясь,

Какъ надъ отцомъ бда стряслась,

Какъ крайнимъ средствомъ отъ бды,—

Добыть цлительной воды,

Волшебныхъ яблокъ для отца

Взялись два брата-молодца,

Да не вернулись ужь назадъ,

Какъ самъ теперь онъ, младшій братъ,

За тмъ же, дескать, собрался…

Да тутъ, кажись, и сказка вся.

— ‘Ну, слушай, молвила Яга:

Отсюда будетъ три шага,

А вашимъ счетомъ — за три дня,

Живетъ сестрица у меня,

Меня и старше, и умнй,

Такъ ты скачи-ка лучше къ ней.

Да отдохнуть оставь коня:

Вотъ конь двукрылый у меня.’

Глядитъ царевичъ: точно, конь

О двухъ крылахъ, какъ есть — огонь,

Вскочилъ — очнуться не усплъ,

Какъ ужъ до мста долетлъ.

Опять Яга передъ избой,

Еще куда древне той.

Глазенки лишь изъ-подъ бровей,

Какъ угольки, горятъ у ней.

— ‘Назадъ! кричитъ ему Яга,

Коль жизнь на грошъ хоть дорога…’

— ‘Я отъ сестры, онъ ей въ отвтъ,—

И ты должна мн дать совтъ.’

— ‘Ну, говоритъ ему она:

Какъ я предъ младшей ни умна,

Сестрица старшая у насъ

Меня умне во сто разъ.

На вотъ, возьми-ка у меня

Четырекрылаго коня.’

Какъ пухъ дыханьемъ втерка,

Конь взвилъ на воздухъ сдока:

Царевичъ ахнуть не усплъ,

Какъ къ старшей изъ сестеръ посплъ.

0x01 graphic

Cлыхалъ царевичъ про страну,

Гд чароди въ старину,

Вливая въ мертвыя тла

Благоуханныя масла,

Въ нихъ будто жизнь умли влить

И тмъ отъ тлнья охранить.

Тысячилтья протекли,

А все разрушить не могли

Тхъ ‘мумій’ въ склепахъ пирамидъ,

И, сохранивъ свой прежній видъ,

Насквозь лишь высохли он,

Какъ прокаленныя въ огн.

Когда царевичъ на бгу

Взглянулъ на старшую Ягу,

Онъ былъ почти готовъ почесть

Ее за мумію, какъ есть.

Но вотъ на плечахъ голова

Заколыхалась, и едва,

Какъ вздохъ, послышались слова:

— ‘Я знаю, кто ты и куда

Тебя влечетъ твоя звзда.

Но берегись, царевичъ мой!

Легло васъ много головой.

Вернись домой, вернись домой!’

Царевичъ вспыхнулъ со стыда:

— ‘Такъ не вернусь я никогда!

А если мн погибнуть тамъ,

Такъ жизнь не дешево продамъ!’

— ‘Но у отца, у старика

Одна вдь радость ты пока’…

— ‘Плохая радость, если трусъ —

Я со стыдомъ домой вернусь,

Онъ не подастъ мн и руки,

И молча ляжетъ въ гробъ съ тоски.

Не хочешь ты помочь, такъ путь

И самъ найду я какъ-нибудь’.

Рчь у него ркой лилась

И старой по-сердцу пришлась.

— ‘Ну, длать нечего, дружокъ.

Дастъ Богъ, вернешься. Вотъ клубокъ.

Ты покати его впередъ: —

Онъ прямо къ мсту доведетъ.

Да вотъ пучекъ волшебныхъ травъ.

Замсто войска и заставъ,

У входа въ царство стражъ одинъ

Стоитъ — могучій исполинъ.

Ты съ нимъ рчей не заводи,

Предъ нимъ костеръ лишь разведи,

Да, самъ сперва за втромъ ставъ,

Подсыпь въ огонь волшебныхъ травъ.

Отъ духа крпкаго ихъ пьянъ,

Заснетъ тотчасъ же великанъ: —

Тогда открытъ теб весь край.

Тутъ не плошай ужъ, не звай.

Волшебный садъ со всхъ сторонъ

Стной высокой обведенъ,

Вверху же струны вдоль стны

Съ звонками, вишь, наведены.

Ты духомъ въ садъ перелетай,

Да струнъ, смотри, не задвай:

Не то он какъ заструнятъ,

Звонки на нихъ какъ зазвенятъ,

Сбжится челядь,— и тогда

Не миновать теб суда.

Безъ шума же проскочишь въ садъ —

Вс во дворц тебя проспятъ,

Въ саду ты яблочко сорвешь,

Въ палатахъ двицу найдешь,

Но только, чуръ, не заглядись,

Поцловать остерегись:

Ослабнутъ крылья у коня,

И поздно вспомнишь ты меня!

Теперь раздумай-ка, дружокъ:

По силамъ ли теб урокъ?’

Царевичъ на такой вопросъ

Зардлся до корней волосъ.

— ‘Ну, нтъ, воскликнулъ онъ:— шалишь!

Меня красой не удавишь.

Вся жизнь теперь постыла мн,

Одна забота на ум:

Отцу бы только какъ-нибудь

Глаза и молодость вернуть’.

— ‘Ну, ладно, молвила Яга: —

Не обломилъ бы лишь рога.

На всякій случай, отъ меня

На шестикрылаго коня’.

— ‘Спасибо, бабушка’, —

И скокъ

Уже въ сдло, швырнулъ клубокъ —

И, словно, бурею гонимъ,

Тотъ покатился передъ нимъ.

VI.

Катится по полю клубокъ,

Чуть поспваетъ вслдъ здокъ.

Повечерло ужъ, когда,

Какъ путеводная звзда,

Злачёной кровлей, наконецъ,

Вдали заискрился дворецъ.

Царевичъ гикнулъ, засвисталъ

И мигомъ къ мсту доскакалъ.

Глядитъ: высокая стна

Вокругъ дворца обведена,

А предъ стной, какъ истуканъ,

Стоитъ могучій великанъ:

Сажень въ плечахъ, по поясъ голъ,

Башка въ большой пивной котелъ:

Дубинка, во сто пудъ въ рукахъ,

Хоть на кого нагонитъ страхъ.

Чуть онъ царевича узрлъ,

Какъ загорланилъ, захриплъ:

‘Куда, червякъ, куда ползешь?

Не за копйку пропадешь.

Шутить я много не люблю:

Складу въ ладонь и раздавлю!’

Напрасно не вступая въ споръ,

Царевичъ взялъ — развелъ костеръ,

И, самъ сперва за втромъ ставъ,

Сталъ подсыпать волшебныхъ травъ

Дымъ буйнымъ втромъ тяжело

На великана понесло:

Какъ кистенемъ ошеломленъ,

Схватился за голову онъ,

Забывшись, подъ стной прислъ —

И на все поле захраплъ.

0x01 graphic

VII.

Межъ тмъ, стемнло, и кругомъ

Весь міръ заснулъ глубокимъ сномъ.

Отъхавъ съ полверсты назадъ,

Царевичъ на волшебный садъ

Коня нагналъ и, какъ бурунъ,

Не тронувъ ни звонковъ, ни струнъ,

За стну въ садъ перемахнулъ.

Здсь онъ деревья оглянулъ:

Угасъ послдній лучъ зари,

Но яблочки, что фонари,

Унизывали каждый сукъ

И освщали все вокругъ

Нарвалъ онъ яблочекъ съ пятокъ.

Убралъ ихъ бережно въ мшокъ.

Потомъ подъхалъ ко дворцу

И привязалъ коня къ кольцу.

Еще разъ дворъ въ ночной тиши

Окинулъ взоромъ:— ни души,

Отъ ожиданія вздохнулъ —

И разомъ двери распахнулъ.

Предъ нимъ раскрылся длинный рядъ

Богато-убранныхъ палатъ.

Вошелъ онъ. Слуги тамъ и сямъ

Дремали въ креслахъ по угламъ.

Съ полсотни горницъ онъ прошелъ,

И вотъ къ послдней подошелъ.

Здсь у дверей невольно онъ

Остановился, пораженъ:

За прялкой, въ сонъ погружена,

Сидитъ царевна у окна,

И такъ, голубушка моя,

Уныло шепчетъ про себя:

‘Одна, одна ужъ сколько лтъ,

А суженаго нтъ какъ нтъ!’

И слезы горькія у ней

Такъ и струятся изъ очей.

Да вдь для этихъ самыхъ слезъ

Онъ стклянки изъ-дому привезъ!

— ‘Прости, красавица моя!’

И, жалость въ сердц затая,

Царевичъ въ стклянку ужь набралъ

Тхъ слезъ, прозрачныхъ, какъ кристаллъ.

Тутъ, знать, отъ близости его,

Или, Богъ-знаетъ, отчего,

Царевна за сердце взялась

И свтлымъ смхомъ залилась:

— ‘Онъ здсь, онъ здсь, царевичъ мой!

Зачмъ шутить такъ надо мной?’

И слезы счастья изъ очей

Уже закапали у ней.

Въ другую стклянку онъ опять

Усплъ и этихъ слезъ набрать.

Когда, съ опаскою, какъ воръ,

Теперь онъ къ спящей поднялъ взоръ,

То красотой изъ ряду вонъ

Былъ такъ смущенъ, обвороженъ,

0x01 graphic

Что, самъ не зная, какъ, спроста,

Поцловалъ се въ уста.

Опомнясь, безъ оглядки онъ,

Чрезъ рядъ палатъ убрался вонъ,

Нашелъ коня, вскочилъ въ сдло…

Но крылья у коня свело:

Хотя назадъ перелетлъ,

Да за одну струну задлъ.

Какъ тутъ вс струны заструнятъ,

Звонки вс разомъ зазвенятъ!..

Пошла возня да кутерьма…

Проснулась двица сама,

Ногой затопала въ сердцахъ

И раскричалась, просто, страхъ:

‘Ахъ, онъ невжа! ахъ, пострлъ!

Поцловать меня посмлъ!

Чего звалъ мой великанъ?

На что и вамъ приказъ мой данъ,

Что не съумли устеречь?..

Подать мн Сокола да мечъ!’

И вотъ, на Сокол своемъ,

Вооруженная мечемъ,

Тамъ пронеслась за стну въ мигъ,

Гд великана сонъ настигъ,

И хвать — ему на всемъ скаку

Срубила буйную башку.

VIII.

А нашъ царевичъ не дремалъ.

Во дворъ къ Яг ужъ прискакалъ

И, обмнявъ коня у ней,

Пустился дале скорй.

Во слдъ и двица на дворъ:

— ‘Эй, ты, старуха, гд мой воръ?

Твой конь весь въ мыл, посмотри!

Куда ты здила?— не ври!’

У той отвтъ уже готовъ:

— ‘Да въ поле, вишь, гнала коровъ.’

— ‘Ну, погоди-жъ, коли не такъ!’

И сжала маленькій кулакъ.

Межъ тмъ, царевичъ во весь духъ

Примчался къ средней изъ старухъ,

Здсь тоже конь ужъ у воротъ,

Вскочилъ, пришпорилъ — и впередъ!

Царевна слдомъ же на дворъ:

— ‘Эй, ты. старуха! гд мой воръ?

Твой конь весь въ мыл, посмотри!

Куда ты здила? не ври!’

И у второй отвтъ готовъ:

— ‘Отъ стада, вишь, гнала волковъ.’

— ‘Ну, погодите-жъ, будетъ вамъ!’ —

И вслдъ за воромъ по пятамъ.

Царевичъ же во весь опоръ

Влетлъ ужь къ младшей изъ сестеръ,

Смнилъ въ послдній разъ коня

И обернулся: ‘чуръ меня’!

Царевна сзади и, вотъ-вотъ,

Его за шиворотъ возьметъ…

Хлестнувъ коня, что было силъ,

Онъ шпоры до крови вонзилъ.

Отъ-Боли конь заржалъ, впился

Зубами въ удила, взвился —

И очутился съ сдокомъ

За безопаснымъ рубежомъ.

‘Вотъ и свобода впереди!’

Вздохнулъ изъ глубины груди

Царевичъ, какъ отъ злаго сна,

И оглянулся: вотъ-те на!—

У пограничнаго столба

Царевна, Божія раба,

На стременахъ въ сдл стоитъ,

Коня коритъ, коню грозитъ,

0x01 graphic

А тотъ ни взадъ и ни впередъ:

Коня за поводъ такъ и рветъ,

Волшебный конь шагнуть не смлъ

За заколдованный предлъ.

Тутъ, за проклятою чертой,

Царевна видитъ предъ собой

Опять злодя своего,

И что досадне всего —

Ничмъ-то не донять его!

Она со злобы затряслась

И вдругъ — слезами залилась.

А что царевичъ?— Потупясь,

Не въ силахъ жалость превозмочь,

Онъ поскорй отъхалъ прочь.

IX.

Зеленымъ бархатнымъ ковромъ

Безбрежно степь лежитъ кругомъ,

И только легкій втерокъ

Гуляетъ вдоль и поперекъ,

Да два дубка, какъ съ братомъ братъ,

Обнявшись сучьями, стоятъ

И еле-слышно шелестятъ.

Въ пути промаясь цлый день,

Царевичъ въ свжую ихъ тнь

Коня усталаго пустилъ,

А для себя сдло сложилъ

Подушкой въ мягкую траву.

Но тутъ, совсмъ какъ на яву,

Ему приснился дивный сонъ.

Чей это голосъ слышитъ онъ?

Или то листья шелестятъ?

‘О, братъ Иванъ, о, милый братъ!

Ты знаешь ли, подъ чьей листвой

Нашелъ прохладу и покой?

Мы не изъ лиственной семьи,

А братья бдные твои!

Знать, раздразнили мы Ягу,

Что въ заколдованномъ кругу

Она гнала насъ вкривь и вкось,

Пока столкнуться не пришлось.

Какъ братья, были мы враги,

Теперь, по милости Яги,

Мы обратилися въ друзей.

Пылая оба местью къ ней,

Мы поршили подстеречь

Ее въ избушк, да и сжечь.

Но чуть огня ей подъ избу

Мы подложили, какъ въ трубу

Она взвилась, какъ на сдл,

Верхомъ на адскомъ помел,

И замахала имъ кругомъ.

Пыль закружилася столбомъ,

А насъ на воздухъ подняло

И въ степь далеко отнесло.

Но злоба вдьмы противъ насъ

На томъ еще не унялась:

Мы, распростертые въ пыли,

Еще очнуться не могли,

Какъ, съ помеломъ своимъ въ рук,

На тарабарскомъ язык

Она прочла какой-то вздоръ

Надъ нами,— видно, заговоръ,—

Три раза фыркнула потомъ

И замахнулась помеломъ…

О, погляди и пожалй!

Изъ молодыхъ богатырей,

Съ тяжелой вдьминой руки,

Мы обратилися — въ дубки!..

Яга же смхомъ залилась:

0x01 graphic

‘И стойте такъ, покуда васъ

Не оживитъ какой шальной

Живой и мертвою водой!’

И вотъ стоимъ мы ровно годъ,

А избавитель все нейдетъ…

Иль избавленіе ты самъ

Теперь несешь, пожалуй, намъ?

Добылъ цлебной той воды

И насъ опрыснешь отъ бды?

О, братъ Иванъ, о милый братъ,

Господь воздастъ теб стократъ!’

Такъ шелестили въ вышин,

Такъ умоляли въ полусн

Иванъ-царевича дубки.

И, полный искренней тоски

По братьямъ, съ ложа вспрянулъ онъ

И на дубки со всхъ сторонъ

Изъ стклянки щедрою рукой

Сталъ прыскать мертвою водой…..

И передъ нимъ деревъ ужь нтъ,

А на трав, во цвт лтъ,

Лежатъ рядкомъ два мертвеца —

Его два брата-молодца!

Царевичъ ахнулъ и скорй

Досталъ живительный елей —

Живую воду, и опять

Давай кропить на братьевъ… Глядь —

Румянецъ вспыхнулъ на щекахъ,

А вотъ и оба на ногахъ.

‘О, братъ Иванъ, о, милый братъ.

Господь воздастъ теб стократъ!’

Ночныя тни той порой

Ужь опустились надъ землей,

И поршили до зари

Проспать бъ степи богатыри.

Иванъ-царевичъ въ крпкій сонъ

Былъ, точно, скоро погруженъ

А братья спящаго тайкомъ

Сейчасъ обшарили кругомъ.

‘Вонъ, сколько яблокъ вдь набралъ!’

Андрей-царевичъ прошепталъ:

‘А тутъ и сткляночки съ водой:

Должно быть, съ мертвой и живой.

Вотъ кабы намъ теперь ихъ взять,

Да на кон и ускакать…

Отецъ все царство, врно, намъ,

Ужь раздлилъ бы пополамъ.’

— ‘А ну, какъ братъ Иванъ пшкомъ

Во слдъ приплелся бы потомъ?’

Другой царевичъ возразилъ:

‘Вотъ кабы громъ его сразилъ…’

— ‘Ну, чтожъ? рази!’

— ‘Ой! не берусь!’

— ‘А самъ же началъ? экій трусъ!

Смотри!’

И въ сердце брату братъ

По рукоять вонзилъ булатъ,

И, брызнувъ алою струей,

Кровь залила ковыль степной.

Какъ листъ осиновый, дрожалъ

Царевичъ Петръ и лепеталъ,

Сорочки собственной блднй:

‘Ай, братъ Андрей… охъ, братъ Андрей…

Иди, пожалуста скорй…’

— ‘А что?’

— ‘Да сядемъ на коня’.

— ‘А стклянки гд?’

— ‘Вотъ у меня.’

— ‘Такъ дай сюда.’

— ‘Нтъ, не отдамъ!’

— ‘А не отдашь — возьму и самъ!’

0x01 graphic

И, вотъ, два брата межъ собой

Вступили въ рукопашный бой.

Какъ у царевича Петра

Тутъ захрустли два ребра,—

Бдняга об стоянки вдругъ

Невольно выпустилъ изъ рукъ.

Одна разбилась, и вода

Всочилась въ землю безъ слда,

‘Дождался вотъ, чего хотлъ!’

Андрей-царевичъ прошиплъ.

А тотъ совсмъ ужъ присмирлъ.

— ‘Ой, братъ. прости! не длай зла…

Другая стклянка вдь цла,

Я уступлю ее теб…’

— ‘Спасибо! можешь взять себ.

За то ужь яблоки я самъ

И отвезу, и передамъ.’

Царевичъ Петръ позеленлъ,

Но спорить боле не смлъ.

Ни слова ужь не пророня,

Услись братья на коня

Съ своей добычей роковой

И такъ пустилися домой.

XI.

Дворецъ въ унынье погруженъ,

По улицамъ и плачъ, и стопъ:

Нтъ у царя-отца встей

і Отъ сыновей-богатырей,

И онъ ни кушаетъ, ни пьетъ,

Скорбитъ, молчитъ и смерти ждетъ.

Тутъ сжалился надъ старцемъ Богъ:

Въ всемъ дворц переполохъ,

Толкаясь, къ окнамъ вс спшатъ,

Руками машутъ и кричатъ:

‘Они, царевичи!— они!

Впередъ ихъ Богъ намъ охрани.’

И до царя дошелъ тотъ крикъ,

И встрепенулся онъ на мигъ:

‘Вс три царевича?’

— ‘Анъ, нтъ,

Два старшихъ только’, былъ отвтъ:

‘Примчались на одномъ кон.

И конь, по масти, по брон,

Иванъ-царевича, кажись.’

Тутъ сыновья ужь ворвались

И съ старцемъ крпко обнялись.

— ‘А гд мой младшій молодецъ?’

Спросилъ ихъ тутъ же царь-отецъ.

Андрей-царевичъ на вопросъ

Смолчалъ и яблочко поднесъ:

‘А вотъ, откушай-ка, родной,—

Полжизни сразу съ плечъ долой.’

И точно, старецъ только сълъ,—

На тридцать лтъ помолодлъ.

— ‘Хоть бы сейчасъ пуститься въ плясъ’,

Сказалъ онъ, ‘только вотъ безъ глазъ

Я все калка изъ калкъ,—

Не настоящій человкъ.

Будь та волшебная вода…’

— ‘А дай-ка, братъ, ее сюда’.

Сказалъ царевичу Петру

Андрей-царевичъ: ‘я натру’.

— ‘Нтъ, я ужь самъ’!

И три раза

Опрыскалъ онъ отцу глаза,

И вскрикнулъ тотъ:

‘Я вижу свтъ!’

— ‘И насъ обоихъ?’

— ‘Нтъ, ахъ, нтъ…’

— ‘Такъ вотъ сейчасъ еще потремъ’.

И то ладонью, то платкомъ

Давай тереть, но какъ ни теръ,—

Не прояснлъ потухшій взоръ.

Отъ сильной боли, наконецъ,

Заохалъ даже царь-отецъ:

‘Охъ, милый сынъ, оставь, не тронь…

Глаза горятъ ужь какъ огонь…’

— ‘И ничего не видишь?’

— ‘Нтъ,

Все только еле-брезжитъ свтъ.’

— ‘Тутъ братъ Андрей намъ угодилъ:

Другую стклянку онъ разбилъ’.

— ‘Врешь! врешь! ты самъ же виноватъ!’

Прервалъ сердито старшій братъ.

И вотъ, упрекомъ на упрекъ,

Невольно вырвался намекъ

У нихъ на то, что брата ихъ —

Ивана — нтъ уже въ живыхъ.

И понялъ царь-отецъ намекъ,

И слезъ сдержать уже не могъ:

‘Мои сынъ Иванъ убитъ, убитъ!

И гд-то прахъ его лежитъ?

Не на чужой ли сторон?…

Да вы же на его кон

Примчалися… А ну, какъ вдругъ

Онъ палъ отъ братниныхъ же рукъ?’

— ‘Нтъ, я, ей-богу, ни причемъ!’

Поторопился предъ отцомъ

Себя очиститъ средній братъ:

‘Андрей-царевичъ взялъ булатъ..’

Но братъ его ужь перебилъ:

‘Когда теб свтъ божій милъ,—

Ни слова боле!’

Старикъ,

Однако, все уже постигъ.

‘Несчастные!… идите вонъ’…

Съ усильемъ выговорилъ онъ:

‘Нтъ у меня ужь сыновей!’ —

И, въ тяжкой горести своей,

Рыдая, какъ дитя, старикъ

Главою на-руки поникъ.

На время злобу затая,

Послушно вышли сыновья.

XII.

А степь безбрежнымъ полотномъ

Все разстилается кругомъ,

Въ нмой, торжественной тиши

На всемъ пространств — ни души.

Среди степи, въ трав густой,

Лежитъ лишь витязь молодой,

Но бездыханенъ, недвижимъ,

И вронъ кружится надъ нимъ.

Тутъ въ отдаленьи, надъ чертой,

Гд небо сходится съ землей,

Какъ точка малая всплыла

И, приближаясь, все росла.

Кого-то Богъ къ нему несетъ?

То красна двица идетъ.

Никакъ царевна же сама?—

Пожалуй, спятила съ ума!

Полдневный втеръ горячо

Навстрчу пышетъ ей въ лицо,

И, прядь кудрей ей расплетя,

Ихъ развваетъ ей, шутя..

Вотъ, задыхаясь, приплелась

И, надъ убитымъ наклонясь,

Злораднымъ смхомъ залилась:

‘И то мертвецъ ужь мертвецомъ…

И по-дломъ, и по-дломъ!’

Когда же двица въ упоръ

Въ лицо ему вперила взоръ,

Знать, очень жутко ей пришлось:

Не безъ усилья удалось

Слезу участія смигнуть,

И та, на раненую грудь

Упавъ, какъ мертвая вода,

Закрыла рану безъ слда.

Тутъ слезы радости у ней

Ужь заструились изъ очей,

И. какъ огнемъ, ему чело

Живой водой той обожгло,

Онъ вдругъ очнулся и сказалъ:

‘Эхъ-ма, а долго же я спалъ!’

0x01 graphic

— ‘И вкъ бы спалъ, царевичъ мой,

Не оживи тебя слезой.’

— ‘Ахъ ты, голубушка моя!

Откуда Богъ прислалъ тебя?’

— ‘Да, вотъ, узнала отъ Яги,

Что братья, хуже чмъ враги,

Тебя зарзали тайкомъ,

Да и ограбили кругомъ.

Сперва, признаться, эта всть

Меня утшила, какъ месть.—

Я въ тебя была такъ зла!—

И, вотъ, твой трупъ искать пошла,

Чтобы на гибель на твою

Налюбоваться въ-очію.

Но тутъ, увидвши тебя,

Ужь не смогла сдержать себя —

Слеза скатилася изъ глазъ…’

— ‘И ожилъ я отъ ней тотчасъ?

Ахъ ты, хорошая моя!

Пойдешь ли замужъ за меня?’

Ни звука не издавъ въ отвтъ,

Зардвшись лишь какъ маковъ цвтъ,

Царевна взоры отвела

И об ручки подала.

‘Господь же насъ благослови

На жизнь въ согласьи и любви!’ —

Сказалъ царевичъ.

И вдвоемъ,

Такъ рука-объ-руку, пшкомъ

Они, по солнцу, по пыли,

Пустынной степью побрели.

XIII.

Опять безмолствуетъ дворецъ.

Въ покояхъ дальнихъ царь-отецъ

Укрылся и, въ тоск своей,

Не хочетъ видть сыновей.

Тутъ вновь по всмъ угламъ дворца

Шумятъ, ликуютъ безъ конца:

‘Иванъ-царевичъ! право, онъ!

И царь-двицу взялъ въ полонъ!’

Вотъ слухъ и до царя дошелъ,

И, встрепенувшись, какъ орелъ,

Къ дверямъ онъ бросился стремглавъ:

‘Иванъ-царевичъ? Живъ и здравъ?

Гд ты, мой сынъ, ты не убитъ?’

И нжно онъ уже обвитъ

Иванъ-царевича рукой,

И слышитъ голосъ дорогой:

‘Со мной невста, царь-отецъ:

Благослови насъ подъ внецъ!’

— ‘Ко мн, въ объя

В. П. Авенаріусъ.

МОЛОДИЛЬНЫЯ ЯБЛОКИ

Читайте также: