ЧЕТВЕРТЫЙ РИМ
ЧЕТВЕРТЫЙ РИМ
Четвертый Рим, Клюев Николай Алексеевич, Год: 1922
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Николаю Ильичу Архипову
А теперь хожу в цилиндре
И в лаковых башмаках…
Сергей Есенин
Не хочу быть знаменитым поэтом
В цилиндре и в лаковых башмаках,
Предстану миру в песню одетым,
С медвежьим солнцем в зрачках,
С потемками хвои в бородище,
Где в случке с рысью рычит лесовик!
Я сплел из слов, как закат, лаптище
Баюкать чадо — столетий зык.
В заклятой зыбке седые страхи,
Колдуньи дремы, горбун низги…
Мое лицо — ребенок на плахе,
Святитель в гостях у бабы-яги.
А сердце — изба, бревна сцеплены в лапу,
Там горница — ангелов пир,
И точат иконы рублевскую вапу,
Молитв молоко и влюбленности сыр.
Там тайны чулан, лавка снов и раздумий,
Но горница сердца лобку не чета:
О край золотых сенокосов и гумен!
О ткацкая радуг и весен лапта!
К тебе притекают искатели кладов —
Персты мои — пять забубённых парней,
И в рыжем полесье, у жил водопадов
Буравят пласты до алмазных ключей.
Душа — звездоперый петух на нашесте,
Заслушалась яростных чмоков сверла…
Стихи — огневища о милой невесте,
Чьи ядра — два вепря, два лютых орла.
Не хочу укрывать цилиндром
Лесного чёрта рога!
Седым кашалотам, зубаткам и выдрам
Моих океанов и рек берега!
Есть берег сосцов, знойных ягодиц остров,
Долина пахов, плоскогорье колен,
Для галек певучих и раковин пестрых
Сюда заплывает ватага сирен.
Но хмурится море колдующей плоти,
В волнах погребая страстей корабли,
Под флейту тритона на ляжек болоте
Полощется леший и духи земли.
О плоть — голубые нагорные липы,
Где в губы цветений вонзились шмели,
Твои листопады сгребает Архипов
Граблями лобзаний в стихов кошели!
Стихов кошели полны липовым медом,
Подковами радуг, лесными ау…
Возлюбленный будет возлюблен народом
За то, что баюкал слезинку мою.
Возлюбленный — камень, где тысячи граней,
В их омуте плещет осетр-сатана,
В змеиной повязке, на сером кабане,
Блюдет сладострастье обители сна.
Возлюбленный — жатва на северном поле,
Где тучка — младенчик в венце гробовом,
Печаль журавиная русских раздолий,
Спрядающих травы и звезды крестом.
Не хочу цилиндром и башмаками
Затыкать пробоину в барке души!
Цвету я, как луг избяными коньками,
Улыбкой озер в песнозвонной тиши.
И верен я зыбке плакучей, родимой,
Могилушке маминой, лику гумна,
Зато, как щеглята, летят серафимы
К кормушке моей, где любовь и весна.
Зато на моем песнолиственном дубе
Бессмертная птица и стая веков,
Варить Непомерное в черепа срубе
Сошлись колдуны у заклятых котлов.
В котлах печень мира и солнца вязига,
Безумия перец, укроп тишины…
Как первенец ясный, столикая книга
Лежит на руках у родимой страны.
В той книге страницы — китовьи затоны.
На буквенных скалах лебяжий базар,
И каркают точки — морские вороны,
Почуя стихов ледовитый пожар.
В той книге строка — беломорские села
С бревенчатой сказкою изб и дворов,
Где темь — медвежонок, и бабы с подола
Стряхают словесных куниц и бобров.
Кукует зегзицею Дева-обида
Над слезкой России (о камень драгий!..)
Когда-нибудь хрустнет небесная гнида —
Рябой полумесяц под ногтем стихий.
И зуд утолится, по ляжек болотам
Взойдет чистоты белоснежный ирис,
Заклятым стихам отдадут словно сотам
Мед глаз ярославец, вогул и киргиз.
Не хочу быть лакированным поэтом
С обезьяньей славой на лбу!
С Ржаного Синая багряным заветом
Связую молот и мать-избу.
Связую думы и сны суслона
С многоязычным маховиком…
Я — Кит Напевов, у небосклона
Моря играют моим хвостом.
Блюду я, вечен и неизменен,
Печные крепи, гумна пяту.
Пилою-рыбой кружит Есенин,
Меж ласт родимых ища мету.
Пилою-рыбой прослыть почестно
У сонных крабов, глухих бодяг…
Как дед внучонка, качает вёсны
Паучьей лапой запечный мрак.
И зреют вёсны: блины, драчены,
Рогатый сырник, пузан-кулич…
‘Для варки песен — всех стран
Матрены Соединяйтесь!’ — несется клич.
Котел бессмертен, в поморьях щаных
Зареет яхонт — Четвертый Рим:
Еще немного, и в новых странах
Мы желудь сердца Земле вручим.
В родных ладонях прозябнет дубом
Сердечный желудь, листва — зрачки…
Подарят саван заводским трубам
Великой Азии пески.
И сядет ворон на череп Стали —
Питомец праха, судьбы маяк…
Затмит ли колоб на звездном сале
Сосцы ковриги, — башмачный лак?
Не хочу быть ‘кобыльим’ поэтом,
Влюбленным в стойло, где хмара и кал!
Цветет в моих снах геенское лето,
И в лязге строк кандальный Байкал.
Я вскормлен гумном, соловецким звоном,
Что вьет, как напевы, гнезда в ушах.-
Это я плясал перед царским троном
В крылатой поддевке и злых сапогах.
Это я зловещей совою
Влетел в Романовский дом,
Чтоб связать возмездье с судьбою
Неразрывным красным узлом,
Чтоб метлою пурги сибирской
Замести истории след…
Зырянин с душой нумидийской,
Я — родной мужицкий поэт. —
Черномазой пахоты ухо
Жаворонковый ловит гром —
Не с того ль кряжистый Пантюха
Осеняет себя крестом.
Не от песни ль пошел в присядку
Звонкодугий лихой Валдай,
И забросил в кашную латку
Многострунный невод Китай.
На улов таращит Европа
Окровавленный жадный глаз,
А в кисе у деда Антропа
Кудахчет павлиний сказ.
Анафема, Анафема вам
Башмаки с безглазым цилиндром!
Пожалкую на вас стрижам,
Речным плотицам и выдрам.
Попечалюсь родной могилке,
Коту, горшку-замарашке,
Чтобы дьявольские подпилки
Не грызли слезинок ляшки.
Чтоб была как подойник щедра
Душа молоком словесным… —
Не станут коврижные недра
Калачом поджарым и пресным.
Не будет лаковым Клюев,
Златорог — задорным кутёнком!
Легче сгинуть в песках Чарджуев
С мягкозадым бачей-сартёнком.
В чай-хане дремать на цыновке
В полосатом курдском халате,
И видеть, как звезд подковки
Ныряют в небесной вате.
Как верблюдица-полумесяц
Пьет у Аллы с ладони…
У мускусных перелесиц
Замедлят времени кони.
И сойду я с певчей кобылы,
Кунак в предвечном ауле…
Ау, Николенька милый —
Живых поцелуев улей!
Ау! Я далеко, далеко…
Но в срок как жених вернуся,
Стихи — жемчуга востока —
Сложить перед образом Руси.
<,1922>,
Клюев Н. Белая Индия. Стихотворения и поэмы. М., 2000. С. 371-428.