Медаль, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880

Время на прочтение: 15 минут(ы)

H. А. Лейкинъ.

ШУТОЧНЫЯ СЦЕНЫ.
(Изданіе второе, дополненное).

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія (бывшая) А. М. Кетамина, у Обуховскаго моста, д. No 93.
1880.

МЕДАЛЬ.
ШУТОЧНЫЯ СЦЕНЫ
ВЪ ОДНОМЪ ДЙСТВІИ.

Иванъ Степановичъ Степановъ, небогатый купецъ, 50-ти лтъ.
Анна Кирилловна, жена его.
Настя, 20 лтъ, Вася 13 лтъ, дти Степанова.
Пименъ Захарычъ Кузькинъ, курьеръ, молодой человкъ.
Катерина, кухарка.

Дйствіе происходитъ въ Петербург во время святокъ.
Театръ представляетъ гостиную въ квартир Степановыхъ. Дв двери, прямо и на право. Старая мебель краснаго дерева, бронзовые часы подъ колпакомъ, на стн почернлыя картины въ золотыхъ рамахъ и стнники съ незажженными свчами. При поднятіи занавса, Степановъ въ старомъ халат сидитъ на диван за столомъ и читаетъ ‘Полицейскія Вдомости’. Около него на стул помщается Вася, держитъ въ рукахъ маску и прорзываетъ у ней ножницами ротъ. За другимъ столомъ сидитъ Анна Кирилловна и Настя. Анна Кирилловна штопаетъ чулокъ, вздтый на стаканъ. Настя гадаетъ на ‘Цар Соломон’. Вечеръ. Комната освщена двумя свчами.

ЯВЛЕНІЕ I.

Степановъ, Анна Кирилловна, Настя, Вася.

СТЕПАНОВЪ (читаетъ).

‘Вынуто изъ воды мертвое тло неизвстнаго мужчины, повидимому изъ крестьянъ’. Три тла сегодня. Нтъ, стой! Вотъ еще четвертое: ‘на чердак дома No 64 усмотрно’…

АННА КИРИЛОВНА.

Иванъ Степанычъ, брось! Ну что за чтеніе къ ночи! Дались теб эти тла! Ужъ и такъ но ночамъ пугаемся, а тутъ вдругъ о тлахъ… Еще, чего добраго, сниться станутъ.

СТЕПАНОВЪ (оставляя читать).

А и то дло! (зваетъ и смотритъ на часы). Десять часовъ… Теперь спрашивается: чего сидимъ, да какъ совы глаза пялимъ? Даромъ только свчи жжемъ. Похлбали, ну и ко сну пора.

НАСТЯ.

Ну, папенька, у васъ только одно и на ум — спать да спать…

СТЕПАНОВЪ.

А что-жъ мн длать-то? Въ присядку плясать, что-ли? Погоди, вотъ бубенъ куплю я начну тебя забавлять.

НАСТЯ.

Смотрите, маменька, что мн на Цар Соломон вышло. (Читаетъ): ‘Разставь хитро-сплетенныя сти намченному кавалеру и сбудется твое желаніе.’

АННА КИРИЛЛОВНА.

Дура!

НАСТЯ.

Только и умете, что ругаться. (Читаетъ про себя).

СТЕПАНОВЪ (Вас).

Нешто я затмъ купилъ теб маску, чтобъ ты ее портилъ?

ВАСЯ.

Я не порчу, папенька, а ротъ прорзываю. Завтра ряженые пойдемъ, такъ чтобы гостинцы можно было сть. Теперь, и не снимаючи ее, можно что угодно въ ротъ запихать.

СТЕПАНОВЪ.

Гостинцы можно въ карманъ, а есть дома.

ВАСЯ.

Это вы про густое говорите, а ежели жидкое? Варенье, напримръ… Какъ его домой возьмешь?

СТЕПАНОВЪ.

Все таки не годится! Маска бы и на будущій годъ послужила.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Ну, ужъ это дудки, чтобы посл крещенья погань въ дом была! Все въ печь! Теб жалко, коли ребенокъ занимается.

СТЕПАНОВЪ.

Нешто это занятіе?

АННА КИРИЛЛОВНА (кивнувъ на Настю),

Все лучше, чмъ цлый день на цар Соломон гадать да по окошкамъ вшаться.

НАСТЯ (отпихивая книжку).

Такъ и знала, что попрекнете! Что же мн длать-то?

АННА КИРИЛЛОВНА.

Дырья на себ штопать, а то цлый праздникъ иглы въ руки не брала.

НАСТЯ.

На то и праздникъ… Да и гд же на мн дырья? Въ гости не пускаете, къ себ никого не зовете… Отчего къ Скрыпинымъ не пустили? На святкахъ вс двушки другъ у дружки гостятъ!

СТЕПАНОВЪ.

Ну, ужъ это изъ головы выбрось, чтобъ я тебя на святкахъ въ Ямскую гостить отпустилъ.

НАСТЯ.

Это еще отчего? Чтожъ тамъ поганое мсто, что-ли?

СТЕПАНОВЪ.

Не поганое, а испортишься, потому тамъ теперь солдаты и офицеры стоятъ.

НАСТЯ.

Ну, такъ что жъ, что солдаты и офицеры? Солдаты и офицеры не съдятъ!

СТЕПАНОВЪ.

Ужъ это мы знаемъ, съдятъ или нтъ. Зови этихъ Скрыпиныхъ къ себ гостить. Перинъ, слава Богу, хватитъ.

НАСТЯ.

Такъ сейчасъ он теперь и пойдутъ отъ веселья! Он теперь каждый день съ офицерами: то въ пріятныхъ разговорахъ, то въ клуб, то въ театр. Третьяго дня говорящую куклу смотрли. А у насъ что?

СТЕПАНОВЪ.

Погоди, вотъ замужъ выдадимъ, такъ и у тебя будетъ говорящая кукла.

НАСТЯ.

Вотъ ужъ офицеры про этотъ сюжетъ говорить не будутъ! Постыдятся.

АННА КИРИЛЛОВНА.

А и въ самомъ дл пора ей за мужъ. Совсмъ отъ рукъ отбилась двчонка! Завтра же пошлю за свахой Лукерьей… Пусть ей жениха ищетъ.

НАСТЯ.

У Лукерьи все купцы, а я хочу благороднаго.

СТЕПАНОВЪ.

Такъ тебя благородный съ двумя тысячами и возьметъ! Дожидайся! Благородный ищетъ гд погуще.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Ну ужъ теперь и благороднымъ не та цна, что прежде. Всякіе есть. Я вонъ одного знала, такъ тотъ на шинели съ бобровымъ воротникомъ женился.

СТЕПАНОВЪ.

Ну, это голь, шмоль и компанія. Отъ этого и корысти немного.

НАСТЯ.

Хоть бы въ театръ сводили, а то никакого развлеченія!

СТЕПАНОВЪ.

Развлеченія, развлеченія! Иди вонъ завтра съ Васей ряженая. Вывороти мою старую шубу, а на маску я дамъ гривенникъ. Вотъ теб и развлеченье!

НАСТЯ.

Чтобъ за мальчишку приняли да уши натрепали — благодарю покорно! Лучше ужъ дома страдать.

СТЕПАНОВЪ.

Гд жъ это уши треплютъ? Вся бда, что не впустятъ…

НАСТЯ.

А то и выгонятъ вонъ. Сами же вы сегодня три компаніи ряженыхъ изъ молодцовой вонъ выгнали, да еще сулили за хвостъ да палкой… Ужъ коли идти ряжеными, такъ надо костюмъ въ табачной взять.

СТЕПАНОВЪ.

Карету золотую не прикажете-ли? Ну, баста! Молчи и иди спать! Пойдемте… Всмъ пора. (Беретъ со стола свчку и направляется къ двери на лво. Слышенъ сильный звонокъ. Вс вздрагиваютъ). Кто бы это былъ въ такую пору?

АННА КИРИЛЛОВНА.

Господи, ужъ не воры ли?

СТЕПАНОВЪ.

Экъ сморозила! Нешто воры станутъ звониться!

ВАСЯ.

Папенька! Это врно опять ряженые?

СТЕПАНОВЪ.

А и то, пожалуй! Не пущать! Не пущать! Не пущать! Ну ихъ! Еще стянутъ что нибудь… Вонъ у Сидоровыхъ вчера часы пропади. (Отворяетъ среднюю дверь и кричитъ). Катерина! не пущай! Дома, молъ, нтъ! Спать легли! (Смотритъ въ дверь, слышанъ второй звонокъ).

Катерина (за сценою).

Дома нтъ! Дома нтъ!

НАСТЯ.

Ахъ, срамъ какой! Можетъ это женихи?

КАТЕРИНА (показывается въ среднихъ дверяхъ).

Хозяинъ! Васъ спрашиваютъ, говорятъ, что бумагу какую-то привезли.

СТЕПАНОВЪ.

Не впускай! Кричи, что дома нтъ! Знаемъ мы эти бумаги-то!

КАТЕРИНА сценой).

Дома нтъ! Хозяинъ въ гостяхъ, а сама въ бан!

КУЗЬКИНЪ (за сценой).

Господа, впустите же! У меня бумага! Такъ невозможно!… Пусть кто нибудь распишется!

СТЕПАНОВЪ (заглядываетъ въ двери и кричитъ).

А вотъ какъ спустимъ съ лстницы, такъ и будетъ возможно! Самъ распишешься!

КУЗЬКИНЪ (за сценой).

Какъ бы не такъ! За меня въ тюрьм сгніешь! Л человкъ казенный! Я курьеръ, пріхалъ съ бумагой и медаль привезъ! Купцу Степанову медаль!

Степановъ (хватая себя за голову).

Батюшки, мн медаль! Ахъ я дуракъ! (Кричитъ). Катерина! Дура! Впускай скорй! (Анн Кирилловн). Мн медаль привезли. Вотъ осрамились-то! Скорй огня! Свту! Васютка, зажигай стнники! Приберите чулки-то! (Общая суматоха. Вася /начинаетъ зажигать стнники).

НАСТЯ.

Папенька, надньте хоть сюртукъ-то! Нешто можно въ халат?

СТЕПАНОВЪ (увидвъ въ дверяхъ Кузькина).

Ну, ужъ теперь за одно погибать!

ЯВЛЕНІЕ II.

Т же и Кузькинъ, а за нимъ Катерина.

КУЗЬКИНЪ (Катерин).

Казеннаго человка не впускать! Знаешь куда тебя за это? Въ рабочій домъ! На островъ Сахалинъ.

КАТЕРИНА.

Батюшка, ваше благородіе, простите меня дуру-бабу! Вдь хозяинъ не веллъ впускать, а по мн когда угодно. Простите, ваше благородіе! Вкъ за васъ молиться буду. (Цлуетъ Кузькина въ плечо).

КУЗЬКИНЪ.

Благодари Бога, что я повышеніе сегодня получилъ, а то бы я показалъ теб!

НАСТЯ (тихо матери).

Маменька, я пойду переоднусь, а то при молодомъ мужчин и вдругъ въ этакомъ вид! (Уходитъ въ дверь на лво).

СТЕПАНОВЪ.

Извините пожалуйста! Милости просимъ!.. Мы дома и завсегда рады, только думали, что какіе нибудь ряженые балуются. Сами знаете, теперь время святочное… Всякій наровитъ влзть въ домъ обманомъ. Ужъ вы извините.

КУЗЬКИНЪ.

Съ лстницы спустить! За спусканіе-то нашего брата съ лстницы знаете куда посылаютъ!

СТЕПАНОВЪ.

Ахъ, Господи! Да бросьте! Неужто мы и взаправду? Это все она дура-баба… (Указываетъ на Катерину). Извстно необразованность.

КУЗЬКИНЪ.

Все таки вы ей сдлайте строгое внушеніе, потому такъ нельзя… Тутъ препона закону.

СТЕПАНОВЪ.

Мало того, въ три шеи сгоню! (Катерин). Вонъ, мерзавка! (Грозитъ ей кулаками. Катерина скрывается. Кузькину). Прошу покорно садиться. Вотъ на диванчикъ… Тутъ поспокойнй! Закусить не прикажете ли? Анна Кирилловна, водочки, винца, закусить и все эдакое… живо!

АННА КИРИЛЛОВНА.

Сейчасъ, сейчасъ! Ужъ очень я испугалась-то! Руки, ноги дрожатъ! Простите господинъ… Ужъ не знаю, какъ васъ и величать-то?

КУЗЬКИНЪ.

Безъ величаній! Распоряжайтесь, распоряжайтесь, только порасторопне, потому мн нкогда. (Анна Кирилловна манитъ Васю и уходитъ съ нимъ въ дверь на лво).

ЯВЛЕНІЕ III.

Степановъ и Кузькинъ.

СТЕПАНОВЪ.

Присядьте, осчастливьте…

КУЗЬКИНЪ.

Ага! теперь присядьте и осчастливьте, а давеча съ лстницы спускать!

СТЕПАНОВЪ.

Вы опять за старое! Каюсь и прошу прощенія… Простите великодушно! Прошу покорно приссть.

КУЗЬКИНЪ.

Позвольте прежде дло сдлать… Вы купецъ Степановъ?

СТЕПАНОВЪ.

Точно такъ-съ. Я самый… По второй гильдіи.

КУЗЬКИНЪ.

Это намъ наплевать! Отвчайте только на вопросъ. Женатъ, вдовъ или холостъ?

СТЕПАНОВЪ.

Женатъ-съ. Это вотъ давеча супруга была.

КУЗЬКИНЪ.

Дтей имете?

СТЕПАНОВЪ.

Двоихъ-съ. Сынъ тринадцати лтъ и дочь по двадцатому году.

КУЗЬКИНЪ.

Какой вры?

СТЕПАНОВЪ.

Русской-съ.

КУЗЬКИНЪ.

Коли такъ, такъ получите. Вотъ вамъ медаль и бумага. (Подаетъ коробочку съ медалью и бумагу). Ну, теперь съ наградой!

СТЕПАНОВЪ.

Чувствительно благодарю! Чувствую, что не достоинъ, но благодарю! (Жметъ Кузькину руку). Господа! за что это?

КУЗЬКИНЪ.

Ну, ужъ объ этомъ не разсуждайте. Про то мы, начальство, знаемъ, достойны вы или нтъ. (Садится на диванъ. Степановъ помщается около него на стул).

СТЕПАНОВЪ.

Извините, что я въ халат. Если желаете, я въ минутку переоднусь.

КУЗЬКИНЪ.

Помилуйте, что за церемонія! Будьте, какъ дома! Что это у васъ лстница не освщается? Чуть лобъ себ не расшибъ.

СТЕПАНОВЪ.

Это не отъ насъ-съ. Видитъ Богъ, не отъ насъ-съ. Домоскупится.

КУЗЬКИНЪ.

А вотъ мы съ нимъ завтра раздлаемся. Пошлемъ бумагу.

СТЕПАНОВЪ.

И стоитъ-съ. Ей-Богу, стоитъ-съ. Сквалыга страшная! За квартиру на меня десять рублей въ мсяцъ набавилъ и вдругъ эдакія пакости! Пугните пожалуйста!

КУЗЬКИНЪ.

Пугнемъ, будьте покойны. У насъ нынче на этотъ счетъ до смерти строго.

ЯВЛЕНІЕ IV.

Т же, Анна Кирилловна и Вася (входятъ съ подносами въ рукахъ, на которыхъ разставлены, вина и водка и ставятъ ихъ на столы).

АННА КИРИЛЛОВНА.

Ужъ извините, господинъ офицеръ, на малости. Сами знаете — время ночное, вс лавки заперты. Что случилось дома, то и подаемъ.

КУЗЬКИНЪ.

Не извольте безпокоиться! Я насчетъ закусокъ очень мало… Было бы вино.

СТЕПАНОВЪ.

Такъ пожалуйте, осчастливьте.

КУЗЬКИНЪ.

Осчастливимъ, будьте покойны! Съ котораго стола начинать?

СТЕПАНОВЪ.

Да который глядитъ радостне, съ того и начинайте.

КУЗЬКИНЪ.

Ну такъ съ этого. (Степанову). Пейте и вы… (Наливаетъ дв рюмки и пьетъ съ нимъ). Вы чмъ торгуете?

СТЕПАНОВЪ.

Краснымъ товаромъ-съ.

КУЗЬКИНЪ.

И хорошо грабите?

СТЕПАНОВЪ.

Помилуйте, какой грабежъ? Только бы жить! Наша торговля теперь самая плохая. Распродажи отбили. Разные города: Амстердамъ, Фениксы и, прахъ ихъ возьми, какіе тамъ еще есть. Иные по три года распродаютъ и каждый разъ увряютъ покупателей, что до закрытія магазина осталось только нсколько.дней. Ну? покупатель и валитъ, потому въ мысляхъ легкость иметъ. Теперь самое лучшее: или распродажу публиковать, или дровяной дворъ открыть, потому дрова эти самыя — такой товаръ, что за нихъ, что хочешь, то и возьмешь. Въ какихъ-то вдомостяхъ было разъ писано, что дрова скоро такъ вздорожаютъ, что дамы будутъ ихъ на шляпкахъ, какъ драгоцнности какія, носить. Шляпка и въ вид украшенія, значитъ — полно.

КУЗЬКИНЪ.

Отчего же вы сами распродажу не назначите?

СТЕПАНОВЪ.

Да надо будетъ-съ. Сосдъ по лавк вонъ и то какъ-то смялся въ трактир. Публикую, говоритъ, въ вдомостяхъ, что желая удавиться на первой осин, назначаю быструю распродажу.

КУЗЬКИНЪ.

А знаете куда можно упрятать вашего сосда за эти слова?

СТЕПАНОВЪ (оробвъ).

Помилуйте, онъ шутя и больше съ пьяна.

КУЗЬКИНЪ.

Ну, ну, я вдь это такъ, не пугайтесь.

СТЕПАНОВЪ.

Выпьемте, ваше благородіе.

КУЗЬКИНЪ.

Выпьемте, только ужъ теперь у другаго стола. (Подходятъ къ другому столу).

СТЕПАНОВЪ.

И отлично. Теперь у другаго выпьемъ. Значитъ, такъ мы и будемъ ходить. Сначала къ одному столу, потомъ къ другому. И будетъ у насъ это какъ бы желзная дорога: станціи и на станціяхъ буфеты. Пожалуйте,— станція Малая Вишера! (Пьютъ).

КУЗЬКИНЪ.

А что же ваша супруга? (Анн Кирилловн). Мадамъ, долбаните!

АННА КИРИЛЛОВНА.

Не употребляю, ваше благородіе. Мн на него и смотрть-то противно.

КУЗЬКИНЪ.

Пейте, пейте! Что за глупости? Я хочу, чтобъ вс пили.

СТЕПАНОВЪ (грозитъ Анн Кирилловн).

Не упрямься же! (Анна Кирилловна пьетъ и закашливается). Ну, раскудахталась, какъ курица передъ яйцомъ! Иди ужъ лучше… Не торчи тутъ! (Анна Кирилловна дитъ).

КУЗЬКИНЪ (указывая на Васю).

А это вашъ сынъ?

СТЕПАНОВЪ.

Сынокъ-съ. Онъ умный. Въ школ учится. Нынче мн къ Рождеству поздравленіе напиралъ. Прикажите, ваше благородіе, такъ онъ прочтетъ.

КУЗЬКИНЪ.

Пускай читаетъ, а мы сядемъ, будемъ пить и слушать.

СТЕПАНОВЪ.

Читай, Васюкъ, не робй! Они ничего… Они смирные…

ВАСЯ (читаетъ).

Милый папа, мой безцнный,
Мой родитель дорогой,
Съ Рождествомъ, въ сей день священный,
Васъ пришелъ поздравить я.
Дай вамъ Боже многи лта!
И что бъ вашъ счастливый вкъ,
Какъ прекрасная комета,
Лучезарно бы истекъ!…

КУЗЬКИНЪ.

Довольно, довольно! Одобряю… какъ зовутъ?

ВАСЯ.

Васильемъ-съ.

КУЗЬКИНЪ.

Ну, а скажи мн, Вася, что значитъ: мани, факелъ, фаресъ?

СТЕПАНОВЪ.

Не знаетъ. Гд-жъ ему все знать!

КУЗЬКИНЪ.

Таинственныя словеса, зримыя царемъ богохульникомъ Бальтасаромъ написанными на стн, а что это означаетъ, ни единая душа не отгадала. Учись, учись! Наука прежде всего…. (Степанову). Нтъ ли у васъ рубля? Дайте ему отъ меня.

СТЕПАНОВЪ.

Помилуйте, зачмъ же? Вы насъ обижаете.

КУЗЬКИНЪ.

Я вамъ говорю, что слдуетъ! (Степановъ даетъ). Вотъ что Вася: вынеси моему кучеру стаканъ водки. Онъ у воротъ. На пар гндыхъ. (Подаетъ Вас стаканъ съ водкой). Иванъ, господина Кузькина. Запомнишь?

ВАСЯ.

Запомню-съ. (Уходитъ со стаканомъ).

СТЕПАНОВЪ.

Парочку лошадокъ-то держите?

КУЗЬКИНЪ.

Не мои…. Казенныя…. Стану я своихъ держать! Мн по моему мсту полагается пара.

СТЕПАНОВЪ.

Хорошее мсто, значитъ!

КУЗЬКИНЪ.

Да, хорошее. А знаете, г. Степановъ, вдь и вы хорошій человкъ. Жалко, что мы раньше не знали, что вы такой хорошій человкъ, а то бы мы васъ вмсто серебряной къ золотой медали представили. Мы и то, признаться, съ генераломъ совтывались.

СТЕПАНОВЪ.

А напрасно не узнали. Пожаловали бы какъ нибудь вечеркомъ, выпили бы, закусили, въ горку бы сыграли, въ три листика…

КУЗЬКИНЪ.

Да вдь некогда-съ. Днемъ занятъ по горло, а вечеромъ: то въ театръ, то въ клубъ, то къ начальнику отдленія, то къ столоначальнику.

СТЕПАНОВЪ.

Пожалуйте, не задерживайте талію… хереску?

КУЗЬКИНЪ.

Да неловко съ одного-то на каменку поддавать… А впрочемъ пожалуй! Какая теперь станція?

СТЕПАНОВЪ.

Бологово-съ. (Пьютъ). А что, ваше благородіе, разв примрить мн медаль да посмотрть, какъ она ко мн пойдетъ? Только въ халат-то неловко!

КУЗЬКИНЪ.

Какъ возможно въ халат! Сюртукъ слдуетъ. Надньте сюртукъ.

СТЕПАНОВЪ.

Такъ я сейчасъ, а вы тутъ пообождите маненько, позабавьтесь закусочкой.

КУЗЬКИНЪ.

Позабавимся, будьте покойны. Слдующая какая станція?

СТЕПАНОВЪ.

А пожалуй хоть и Валдайка. (Указывая на закуску). Пожалуйте, два звонка было. (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ V.

Кузькинъ и потомъ Настя.

КУЗЬКИНЪ (одинъ).

Совсмъ запугалъ купца! Угощеніе хорошее… Какую только денежную благодарность отвалитъ? Ну, Пименъ Захаровъ, наслаждайся! Гуляй во всю. (Разваливается на диванъ, входитъ Настя въ парадномъ плать, Кузькинъ вскакиваетъ и подходитъ къ ней). Мамзель! Честь имю кланяться. Вы, надо статься, дочка господина Степанова?

НАСТЯ.

Да-съ…. Только я не затмъ… Я книжку пришла искать. (Ищетъ что-то на диван).

КУЗЬКИНЪ.

Что книжка! Плюньте на книжку и давайте читать другъ друга…

НАСТЯ (робко).

Разв на насъ что нибудь написано?

КУЗЬКИНЪ.

А то какже? На васъ, напримръ, написано, что вы ангелъ.

НАСТЯ.

Я это должна принимать за насмшку.

КУЗЬКИНЪ.

Зачмъ такъ? Совсмъ напротивъ. Вамъ и зеркало объ этомъ скажетъ.

НАСТЯ.

А за тмъ, что вс мужчины насмшники. Имъ врить нельзя. Они комплименты только изъ политики говорятъ.

КУЗЬКИНЪ.

Присядьте пожалуйста. Раздлите компанію.

НАСТЯ.

Стоя-то лучше. По крайности вырости можно. (Садится).

КУЗЬКИНЪ (помщается съ ней рядомъ).

Часто, барышня, въ театр бываете?

НАСТЯ.

Рдко. Драму какъ-то смотрли да и то со срамомъ, почему папенька сидлъ, сидлъ въ лож и вдругъ заснулъ.— Храпть началъ.

КУЗЬКИНЪ.

А вы любите спать?

НАСТЯ.

Нешто можно говорить съ двицей объ этомъ?

КУЗЬКИНЪ.

Отчего-же-съ? Что-жъ тутъ постыднаго? Дло житейское…

НАСТЯ.

Вы статскій или военный?

КУЗЬКИНЪ.

Ни то, ни се… середка на половин.

НАСТЯ.

А у васъ есть шпага?

КУЗЬКИНЪ.

Есть-съ и пребольшая… Только намъ полагается по большимъ праздникамъ, потому тяжела очень: пудъ десять фунтовъ.

НАСТЯ.

Ахъ, какая тяжесть!

КУЗЬКИНЪ.

Ужасти! Врите, весь бокъ оттянетъ. Прошлый разъ надлъ, такъ на другой день бокъ бленнымъ масломъ смазывалъ. (Помолчавъ). А въ церковь куда изволите ходить?

НАСТЯ.

Къ Владимірской…

КУЗЬКИНЪ

Приходите въ субботу ко всенощной. Встртимся.

НАСТЯ.

Вотъ еще что выдумали! (Потупляетъ глаза).

КУЗЬКИНЪ.

Барышня, подарите взглядомъ, удостойте улыбкой…

НАСТЯ (Смотритъ на него и улыбается).

Насмшники!

КУЗЬКИНЪ.

Такъ придете?!

НАСТЯ.

Не знаю.

КУЗЬКИНЪ.

Вотъ такъ-то лучше. Ужъ коли барышня говоритъ не знаю — значитъ придетъ! Ручку! (взять ее за руку).

НАСТЯ.

Ни за что на свт! (Вскакиваетъ съ дивана и убгаетъ на другой конецъ сцены).

КУЗЬКИНЪ.

Прытки больно. (Входитъ Степановъ).

ЯВЛЕНІЕ VI.

Кузькинъ, Настя, Степановъ.

КУЗЬКИНЪ (увидя Степанова).

А, вотъ и хозяинъ! Ну что надлъ медаль?

СТЕПАНОВЪ.

Надть-то надлъ, а вотъ бда — ни капельки изъ подъ бороды-то ее не видать. Длинна больно.

КУЗЬКИНЪ.

Покажитесь-ка… (беретъ его руку выводитъ на авансцену). Дйствительно длинновата, всю медаль закрыла.

НАСТЯ.

Такъ обрйтесь, папенька, вотъ тогда и будетъ видно.

СТЕПАНОВЪ.

Обрйтесь! Я вотъ теб языкъ обрю, чтобы ты меньше молола.

НАСТЯ.

Это-то мы отъ васъ слышали, а вы вотъ скажите-ка что нибудь путное.

КУЗЬКИНЪ (осматриваетъ Степанова).

Брить не брить, а обрзать слдуетъ. Выкроить изъ нея этакую французскую. Давайте я вамъ обржу.

СТЕПАНОВЪ.

Ваше благородіе, побойтесь Бога! Двадцать лтъ ее ростилъ. Весь приходъ нашъ на нее любуется. Нельзя ли подвернуть какъ нибудь, или за галстухъ спрятать?

КУЗЬКИНЪ.

Да что вы, раскольникъ, что ли? Рзать, рзать!

СТЕПАНОВЪ.

Невозможно-съ! Меня сосди въ рынк засмютъ. Въ лавку нельзя показаться будетъ… Нельзя ли какъ нибудь самую медаль спустить пониже?

КУЗЬКИНЪ.

Какъ спустить? Да вы въ своемъ ли ум? Сказано для ношенія на груди, а ежели мы ее спустимъ, такъ вы на немъ будете носить? (Наст). Барышня, давайте ножницы. Такую бороду вашему тятеньк выкрою, что кто бы ни взглянулъ — сейчасъ скажетъ: французъ!

СТЕПАНОВЪ.

Вотъ этого-то я и боюсь. Нельзя ли какъ нибудь сдлать изъ русскихъ по кругле?

КУЗЬКИНЪ.

Нельзя, нельзя! Самую французскую на гишпанскій манеръ.

НАСТЯ.

Что-жъ, папенька, давать ножницы-то? Чего вы боитесь, вдь живы останетесь!

СТЕПАНОВЪ.

Давай! Длать нечего! (Настя бжитъ къ дверямъ на лво). Или, эй, Настасья! Стой! Въ той комнат пострижемся… (Кузькину). Можно въ той комнат?

КУЗЬКИНЪ.

Можно, можно… (Беретъ его за руку и ведетъ къ дверямъ на лво),

СТЕПАНОВЪ.

Позвольте, ваше благородіе, на нее въ послдній разъ въ зеркало посмотрть.

КУЗЬКИНЪ.

Ну, ну, смотритесь… Да только скоре!

СТЕПАНОВЪ (зеркало).

Настя, будешь ты посл этого отца своего почитать?

НАСТЯ.

Да ужъ стригитесь,— буду…

СТЕПАНОВЪ.

Даже слеза прошибаетъ — вотъ какъ жалко! (Кузькину). Нельзя ли, ваше благородіе, подогнуть?

КУЗЬКИНЪ.

Нельзя, нельзя! Не задерживайте, господинъ купецъ. Я человкъ казенный и мн время дорого. Думаете, пріятно тутъ съ вами валандаться?

СТЕПАНОВЪ.

Ахъ ты жизнь человческая! Ботъ не было печали!… Ужъ вы, пожалуйста, не очень коротко. (Въ дверяхъ встрчаются съ Анной Кирилловною). Что, братъ, жена — стричь ведутъ.

КУЗЬКИНЪ.

Такую вашему супругу бороду смастеримъ, что даже собаки лаять начнутъ. (Оборачивается, посылаетъ Наст&#1123, летучій поцлуй и уходитъ вмст съ Степановымъ).

ЯВЛЕНІЕ VII.

Анна Кирилловна и Настя.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Куда его это повели? Въ чемъ дло?

НАСТЯ.

Бороду стричь. Господинъ офицеръ говоритъ, что такъ невозможно… потому изъ подъ нея медали не видать.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Такъ неужели онъ своей красоты-то лишиться долженъ? Ахъ, старый человкъ! Совсмъ изъ ума выжилъ. Ростилъ, ростилъ и вдругъ…

НАСТЯ.

Что-жъ длать, маменька, коли такъ слдуетъ по закону. Не остриги-ко, такъ пожалуй въ часть возьмутъ.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Ахъ ты Господи! Настюша, да нельзя ли попросить господина офицера? Пойдемъ попросимъ. Попроси, голубушка.

НАСТЯ.

Суньтесь-ко, такъ онъ вамъ покажетъ!

АННА КИРИЛЛОВНА.

Боюсь я одна-то. Онъ такой строгій, кричитъ все. Должно быть не малаго чину. Пойдемъ вмст попросимъ.

НАСТЯ.

Вотъ еще что выдумали! Чтобъ я изъ-за папенькиной бороды, да унижаться стала! Ни за что на свт!

АННА КИРИЛЛОВНА.

Ахъ Иванъ Степанычъ! И вздумать не могу, что онъ будетъ безъ бороды. Эдакую красоту и вдругъ долой.

НАСТЯ.

Не всю вдь стричь будутъ. Немножко-то останется. Да и стоитъ ли жалть объ эдакой дряни! Что такое борода? Такъ волосъ одинъ…

АННА КИРИЛЛОВНА.

Стыдись говорить-то такъ объ отцовской бород. Срамница.

НАСТЯ.

Ну ужъ пошли! Теперь и конца не будетъ! А вы лучше вотъ что послушайте… Какой этотъ офицеръ прекрасный человкъ! Какой учтивый! Я сейчасъ съ нимъ въ пріятныхъ разговорахъ время проводила. И все комплименты! все комплименты! Кажется заинтересовался мною.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Ну вотъ, заинтересуется тобою этакій человкъ! Какже, дожидайся! Онъ и почище тебя найдетъ. Ему вонъ пара лошадей казенныхъ полагается. Ты, Настасья, кажется, очень много въ голову себ забиваешь.

НАСТЯ.

Много въ голову забиваешь! А какъ по вашему это называется, коли онъ даже просилъ меня придти въ субботу во всенощной? Приходите, говоритъ, въ субботу ко Владимірской, ко всенощной — я тамъ буду.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Врешь?!

НАСТЯ.

Мало того,— руку даже просилъ поцловать, да я не дала.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Что ты! Ну, Настасья, кажись, только посватайся къ теб такой человкъ — минутки бы не подумала и сейчасъ бы тебя за него отдала.

НАСТЯ.

Погодите, будетъ нашъ, нужно теперь только коварную интригу подъ него подвести: онъ ко мн, а я отъ него, онъ къ рук, а я къ нему спиной.

АННА КИРИЛЛОВНА.

Да не думаетъ ли онъ, что мы за тобой золотыя горы дадимъ?

НАСТЯ.

Ну вотъ еще! Благородный человкъ нешто объ этомъ думаетъ? Это только купцы на деньгахъ женятся. Это только тмъ подавай непремнно чернобурый салопъ, крытый гранатнымъ бархатомъ, да розовое атласное одяло. Да наконецъ и я не голая. Слава Богу, у меня дв тысячи есть, да бабушкина брилліантовая серьга.

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Анна Кирилловна, Настя, Кузькинъ, Степановъ.

КУЗЬКИНЪ (выводитъ Степанова).

Ну, теперь совсмъ готовъ. И чего плакался? Такъ-то лучше. По крайности теперь лтъ двадцать съ костей долой!

НАСТЯ.

Ахъ, папенька, какіе вы смшные! (Смется).

АННА КИРИЛЛОВНА (жалобно смотря на мужа).

Что ты, голубчикъ, это изъ себя надлалъ? Взглянись-ко въ зеркало: на кого ты похожъ? Совсмъ облзлый сталъ. Какъ птухъ общипанный…

СТЕПАНОВЪ.

Дура, не жалоби меня… Не вытерплю, заплачу. Ты думаешь, мн не больно? [Кузькину). Ну, ваше благородіе, кажись, что и тысячи рублей не взялъ бы я за это безобразіе!

КУЗЬКИНЪ.

За то ужъ теперь совсмъ кавалеръ!
Какъ есть на французскій манеръ.

НАСТЯ.

Какой же кавалеръ? Кавалеры въ танцахъ бываютъ.

КУЗЬКИНЪ,

Въ танцахъ особь статья, а это настоящій кавалеръ. Ну, господинъ Степановъ, теперь вамъ только звзду. Какую нибудь персидскую: Льва и Солнца.

СТЕПАНОВЪ.

Какъ льва? Нешто у нихъ по зврью называются?

КУЗЬКИНЪ.

А то какже? Вдь они нехристи. У нихъ святыхъ нтъ. У насъ, къ примру, Анны, Александра, Станислава, а у нихъ змя какого нибудь, тигра тамъ… крокодила… У муходанъ есть даже орденъ аспида и василиска.

СТЕПАНОВЪ.

Скажи на милость! Вотъ народъ-то! Другъ, выпьемъ! Авось, черезъ это свое бородиное горе забудемъ.

КУЗЬКИНЪ.

А отчего-жъ не выпить? Нацживай! (Пьютъ). Ну теперь, вали вторую! желаю выпить за здоровье вашей распрекрасной дочки.

НАСТЯ.

Пожалуйста не насмхайтесь. Вы вотъ теперь такъ говорите, а черезъ часъ и забудете.

КУЗЬКИНЪ.

Совсмъ не въ то мсто попали. Вотъ гд буду носить васъ… (Показываетъ на сердце).

НАСТЯ.

Оставьте, пожалуйста!

КУЗЬКИНЪ.

Бутонъ!

СТЕПАНОВЪ.

Ну, пей, ваше благородіе! (Пьютъ).— А что, ваше благородіе, ежели бы мн теперь мундиръ и шпагу?

КУЗЬКИНЪ.

Въ самомъ бы раз были!

АННА КИРИЛЛОВНА.

Ну вотъ, задумай еще что нибудь, такъ тогда не токма что бороду, а и голову обрютъ.

СТЕПАНОВЪ.

Молчи, старуха! Не твое дло!

НАСТЯ.

Ну, папенька, вамъ, шпага не къ лицу.

СТЕПАНОВЪ.

Отчего-же не къ лицу?

НАСТЯ.

Оттого, что шпага только офицерамъ къ лицу, а вы купецъ.

СТЕПАНОВЪ.

Что-жъ, что купецъ? Нешто купцы не имютъ? Вонъ у насъ на рынк фруктовщикъ Вринъ, такъ у того мундиръ и шпага. Кажинный праздникъ наряжается и шпагу прицпляетъ. Настоящая шпага и вынимается даже. Самъ мн показывалъ. Вынулъ это и помахиваетъ!..

КУЗЬКИНЪ.

А за помахиваніе-то знаете, что бываетъ? Это называется обнаженіе…

СТЕПАНОВЪ.

Господи! онъ шутя. Какое тутъ обнаженіе?.. Больше для того, чтобъ передъ своими похвастаться. Ваше благородіе, ей-Богу, ты мн по нраву пришелся! (Обнимаетъ Кузькина). Кажись, теперь для тебя ничего не пожалю. Хочешь сейчасъ балъ сдлаю? Перебужу молодцовъ и пусть ихъ псни поютъ.

КУЗЬКИНЪ.

Эко важное кушанье! Псенъ-то я этихъ на Крестовскомъ слушалъ да и переслушалъ.

СТЕПАНОВЪ.

Ну, такъ заберемъ молодцовъ и подемъ въ Елдараду — медаль вспрыскивать. Пусть вс пьютъ! Всмъ разршеніе вина и елея!

КУЗЬКИНЪ.

Не лафа сегодня, нельзя, потому что еще въ одно мсто медаль везти нужно.

СТЕПАНОВЪ.

Ужъ больно мн угодить-то теб хочется. Хочешь, такъ даже дочь родную, можно сказать, единородную дщерь, и ту за тебя отдамъ.

КУЗЬКИНЪ.

Отчего же-съ, это можно. Барышня вы согласны?

НАСТЯ.

Ни за что на свт!

СТЕПАНОВЪ.

Ну, вотъ, стоитъ спрашивать! Бери изъ полы въ полу!

АННА КИРИЛЛОВНА (Наст).

Настасья, да что ты одурла, что ли?

НАСТЯ (тихо).

Ахъ, оставьте маменька! Дайте интригу сдлать.

КУЗЬКИНЪ (Наст).

Барышня, на колнахъ васъ умоляю! (Становится на колни).

СТЕПАНОВЪ.

Полно, ваше благородіе, брось! Дло поконченное. Скажи лучше, какъ зовутъ-то тебя?

КУЗЬКИНЪ.

Пименъ Захаровъ Кузькинъ. А васъ какъ величать?

СТЕПАНОВЪ.

Иванъ Степановъ сынъ Степановъ.

КУЗЬКИНЪ.

Какъ Иванъ Степановъ? Что-то, братъ, не такъ. Ты врешь! Нтъ ли тутъ подвоху какого?

СТЕПАНОВЪ.

Что-жъ, имя какъ имя. Какой же тутъ подвохъ?

КУЗЬКИНЪ.

Нтъ, шалишь, не тмъ пахнетъ! Гд бумага, что я теб далъ? Стой, погоди! Эти фокусы такъ не проходятъ. Давай бумагу!

СТЕПАНОВЪ (подаетъ ему бумагу).

Вотъ она.

КУЗЬКИНЪ

Купцу Харлампію Кузьмину Степанову. Такъ ты не Харлампій Кузьминъ?

СТЕПАНОВЪ.

Никакъ нтъ-съ. Харлампій Кузьминъ Степановъ живетъ надъ нами, выше…

КУЗЬКИНЪ.

Выше? Такъ хорошо же! Такъ какже ты смлъ посл этого чужую медаль принимать? Нешто она теб слдуетъ?

СТЕПАНОВЪ.

Ваше благородіе, помилуйте! Вдь вы сами-же мн ее привезли и отдали.

КУЗЬКИНЪ (наступая).

Нтъ, спрашивается: какую ты имлъ праву ее брать? Да, знаешь ли, за этотъ пасажъ гд теб мсто?

СТЕПАНОВЪ.

Помилосердуйте ваше благородіе! Сами же вы и надвали ее на меня, сами и бороду мн стригли. Нешто я тутъ въ чемъ причиненъ.

НАСТЯ.

Ахъ, какой срамъ!

КУЗЬКИНЪ.

Нтъ, ты мн скажи, какую ты за собой провинность чувствуешь? За что теб медаль? Нешто медали такъ зря человку даются?

СТЕПАНОВЪ.

Помилуйте, ваше благородіе, я тоже жертвовалъ. По запрошлый годъ, передъ парадомъ, солдатъ въ Ямской водкой поилъ и въ ноги имъ кланялся. Пять ведеръ споилъ!

КУЗЬКИНЪ.

Пять ведеръ? Нтъ, братъ, ты такъ не отвертишься. Въ тюрьму тебя! Въ рабочій домъ! Въ арестанскія роты! Подай медаль!

СТЕПАНОВЪ (отдаетъ ему медаль).

Ваше благородіе, будьте милостивы! Жена, дти… Сами зятемъ хотли быть.

КУЗЬКИНЪ.

Какимъ зятемъ! Я три года женатъ. Вишь, что выдумалъ! (Беретъ фуражку и идетъ къ среднимъ дверямъ). Засужу за эту штуку! Въ гробъ вколочу! (Уходитъ).

СТЕПАНОВЪ.

Вотъ до чего дожили! И бороду остригли, и сраму натерплся, да еще что впереди-то! (Машетъ рукой). Узнаютъ въ рынк, такъ проходу давать не будутъ. Да и какъ не узнать?! Сейчасъ, первый вопросъ: гд борода? Что въ отвтъ-то скажешь?

НАСТЯ.

А все вы, папенька, съ вашей пужливостью. Нешто не могли пообстоятельне пораспросить?

АННА КИРИЛЛОВНА.

Вотъ срамъ-то! Чтожъ мы будемъ теперь длать?

СТЕПАНОВЪ.

А вотъ что… (Подходитъ къ столу и пьетъ рюмку водки).

КУЗЬКИНЪ (выглядываетъ изъ среднихъ дверей въ шинели и фуражк).

Смотри, стриженая борода, даромъ теб это не пройдетъ. Туда упеку, куда и Макаръ телятъ не загонялъ!

(Степановъ всплескиваетъ руками. Анна Кирилловна плачетъ).

ЗАНАВСЪ.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека