Мечта и истина. Арабская сказка.
(Изъ сочин. г-жи Дюфренъ.)
К. Ш—въ.
——
Мечта и истина: Арабская сказка, Дюфренуа Аделаида, Год: 1818
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Нтъ такого человка, который бы пламенно не желалъ себ счастія и не искалъ бы всечасно средствъ содлаться счастливымъ, равно какъ нтъ человка, которой бы не жаловался безпрестанно на то, что не можетъ достигнуть сего блага — единственной цли всхъ трудовъ и попеченій человческихъ. Откуда происходитъ, что изъ такого множества людей, гоняющихся за счастіемъ, рдкіе успваютъ овладть имъ? Отъ того, что большая часть людей сбивается съ дороги, ведущей къ нему, и что когда она однажды потеряна, то почти невозможно отыскать ее. Сія сказка, представляя великія истины подъ завсою вымысла, утверждаетъ меня во мнніи моемъ. Алимекъ, пастухъ Аравійскій, стерегъ стадо свое, бродящее съ паствы на паству, и въ одинъ день замтилъ подъ горою гротъ, осненный деревьями, составлявшими бесдку. Алимекъ почувствовалъ любопытство осмотрть сіе мсто. При вход гротъ былъ мраченъ, но лучь свта озарялъ внутренность грота. Вступивши въ него, пастухъ нашелъ кошелекъ, кольцо и старую бумагу. Съ живостію схватилъ кошелекъ, но увидвши, что онъ былъ пустъ, вскричалъ: ‘Проклятый! ты только обманулъ меня! Пусть бы хоть немного нашлось въ теб денегъ, а то совсмъ ничего! Ступай опять туда, гд былъ до сихъ поръ!’ — и съ презрніемъ бросилъ кошелекъ на землю.
Звукъ, изданный имъ, походилъ на звукъ золота. Удивленный пастухъ поднялъ опять кошелекъ, и нашелъ его дйствительно полнымъ дорогаго металла. ‘Что за волшебство? Но какъ бы то ни было, я возьму кошелекъ.’ Сказавъ сіи слова, взялъ и кольцо и старую бумагу, и проворно вышелъ изъ грота. ‘Простите’ сказалъ тогда Алимекъ, ‘луга и рощи! Обладая симъ сокровищемъ, я стану веселиться. Ахъ! еслибъ я былъ въ Мекк!… Едва онъ пожелалъ того, какъ вдругъ увидлъ себя посреди Мекки. Удивленный боле прежняго, трепещущею рукою развертываетъ бумагу и читаетъ: ‘Кошелекъ будетъ наполняться золотомъ по твоей вол всякой разъ, когда ты приложишь кольцо ко рту, перенесешься въ одно мгновеніе, куда ни вздумаешь.’ Первое желаніе, которое Алимекъ почувствовалъ въ сердц своемъ, и которое хотлъ онъ удовлетворитъ, было — видть новыя страны. По удобности своего путешествія онъ въ короткое время обозрлъ большую часть свта. Сначала Алимека чрезвычайно веселило разнообразіе въ мстоположеніяхъ, въ климатахъ, въ безчисленныхъ произведеніяхъ Природы, въ одеждахъ, въ обычаяхъ и въ успхахъ искусствъ. По прошествіи нкотораго времени удовольствіе, находимое имъ въ перемн мстъ, ослабло, чемъ боле пробгалъ онъ земель, тмъ мене находилъ новыхъ предметовъ для наблюденія. Наконецъ онъ удостоврился, что Природа и Искусство представляютъ почти везд одно и то же, и что нравы и обычаи людей различаются одними только легкими оттнками. Когда удовольствіе новости исчезло, любопытство Алимеково исчезло также, и, соскучась перемнами, онъ захотлъ основать себ жилище.
Константинополь былъ избранъ для онаго. Сей городъ, въ которомъ достаточный человкъ можетъ наслаждаться всми удовольствіями, представлялъ ему сверхъ того выгоду разговаривать со всми народами о странахъ имъ виднныхъ. Алимекъ, поселившись въ Константинопол, не думалъ ни о чемъ боле, кром забавъ и угожденій всмъ своимъ прихотямъ. Но вскор онъ утомился отъ такого рода жизни, наслажденія самыя утонченныя стали для него неприятны: чмъ боле онъ выискивалъ различныхъ удовольствій, тмъ боле чувствовалъ пресыщеніе. Пустая душа его была сндаема несносною скукой. Жестокая болзнь, слдствіе безпорядковъ, доказала ему наконецъ, что жизнь праздная, разнженная не можетъ доставить блаженства, и Алимекъ ршился искать его въ трудахъ, достойныхъ уваженія.
Богатство легко доставило ему покровителей и друзей, познанія, приобртенныя имъ въ путешествіяхъ, длали его, въ общемъ мнніи, способнымъ къ отправленію длъ самыхъ важныхъ. Онъ скоро достигъ, восходя отъ степени на степень, самыхъ высокихъ должностей, и наконецъ получилъ мсто Великаго Визиря. Дла начали обременять его, повелнія Государя, требованія подданныхъ не давали ему покоя ни на минуту. Волненія Сераля, злоумышленія и козни завистниковъ, происки его соперниковъ причиняли ему непрестанное безпокойство и страхъ. Алимекъ испыталъ, что титла и почести суть не иное что какъ пышное рабство.
Будучи изнуренъ новымъ родомъ мученія, онъ мечталъ объ освобожденіи своемъ отъ юнаго, какъ вдругъ пришло въ Константипополь извстіе о близкой войн съ Персіею. Алимекъ, получивши предписаніе идти съ многочисленною арміею возложить гордость неприятелей, воспламенился любовію ко слав, и летлъ на сраженія,
Онъ увнчался побдою при двухъ битвахъ, неприятели, совершнно разстроенные, увидли себя въ необходимости оставить провинціи, которую было уже заняли. Великій Визирь былъ до небесъ превозносимъ похвалами во всхъ мстахъ имперіи, въ столиц готовились принять его со всевозможнымъ великолпіемъ, прекраснйшее торжество ожидало его, какъ вдругъ, по несчастію, онъ попавши въ засаду, устроенную неприятелями, потерялъ при етомъ случа знатную часть своей арміи. Обстоятельства перемнялись въ одну минуту: похвалы превратились въ проклятія, и вмсто приготовленнаго торжества поднесли ему веревку.
Алимекъ прибгнулъ къ своему кольцу, перенесшему его тотчасъ въ Индію. Осмотрвъ многія мста земли сей, онъ ршился остаться въ Голконд.
Селима, Королева Голкондская, была столъ рдкой красоты, что ее называли чудомъ Азіи. Алимекъ былъ пораженъ красотою Селимы, онъ въ ту же минуту почувствовалъ въ ней самую сильную страсть, искалъ счастія быть представленнымъ ко Двору, и усплъ въ этомъ. Великолпіе, которымъ Алимекъ окружилъ себя, приятности, которыми онъ отличался, его благородные и привлекательные поступки, живые, краснорчивые и разнообразные разговоры его, сообщаемыя ими свднія о многихъ странахъ, обратили на него вниманіе, Королевы. Она пригласила его пожить нкоторое время въ Голконд, онъ согласился на сіе приглашеніе съ радостію. Для него приготовлялись празднества, охота, увеселенія, всякаго рода: везд являлся онъ съ блескомъ, пышность его свиты, драгоцнность одежды, подавали самое высокое мнніе о богатств его и вкус. Селима возымла къ Алимеку мало помалу дружескую довренность, наконецъ возымла къ нему и любовь, и даже подавала ему надежду получить свою руку. Упоенный радостію, Алимекъ думалъ, что напослдокъ достигъ блаженства, котораго тщетно искалъ столь долго. Между тмъ царедворцы, завистливые и ревнивые, взирая не иначе какъ съ величайшимъ прискорбіемъ на необходимость повиноваться чужестранцу, составили противъ него самый ужасный заговоръ. Они умли такъ искусно придать клевет видъ истины, такъ ясно доказали небывалое преступленіе Алимеково, что Королева повелла лишить его жизни. Кольцо спасло его и отъ сей новой опасности.
Отчаянный, съ душею растерзанною сожалніемъ, что исчезла въ одно мгновеніе ока очаровательная мечта о прочномъ блаженств, Алимелекъ прошелъ многія страны Азіи, не зная, гд ему остановиться, и неся повсюду въ собою грусть и скуку, сндавшія его сердце, наконецъ прибылъ онъ въ Китай.
Однажды, когда Алимелекъ, предаваясь горестнымъ мыслямъ своимъ, проходилъ уединенными полями, вдругъ отдались въ слух его музыкальные звуки и радостныя восклицанія. Любопытствуя знать причину онымъ, Алимекъ пошелъ въ ту сторону, откуда они происходили. Приближась къ одному сельскому дому, онъ увидлъ толпу крестьянъ и крестьянокъ, плясавшихъ подъ звуки инструментовъ и голосовъ. Удивленный живою и чистою веселостію, одушевлявшею каждое лице, онъ подошелъ ко старцу съ блыми власами, съ радостію во взорахъ, почтенному, сохранившему всю бодрость среднихъ лтъ. Сей старецъ смотрлъ съ большимъ удовольствіемъ на веселящихся. Алимекъ спросилъ у него, что было причиною етаго празднества необыкновеннаго.
‘Оно вовсе не есть необыкновенное’, отвчалъ старецъ, ‘и бываетъ въ каждый день, посвященный спокойствію, посл того какъ мы воздадимъ богамъ должное благодареніе.’
— Вы стараетесь такимъ образомъ утшиться въ несчастной жизни, которую, ведете въ прочіе дни? — ‘Я уже переступилъ за шестьдесятъ лтъ етой жизни, по милости боговъ, но не могу сказать, чтобы находилъ ее несчастною. Я знаю, вы, большіе господа, думаете, что нтъ счастія тамъ, гд нтъ блеску, но мы, простые крестьяне, когда вамъ случится быть въ городахъ, пробраться въ чертоги ваши, мы видимъ смятенія и безпокойства, въ нихъ царствующія, и ваше богатство возбуждаетъ боле сожалнія въ насъ, нежели зависть. Вы никогда не наслаждаетесь миромъ, скупость, честолюбіе, война, раздоръ лишаютъ васъ, онаго каждую минуту, а, тамъ, гд нтъ мира, нтъ и счастія. Мы не такъ богаты, какъ вы, едва знаемъ, что такое золото и серебро, но то, что вы обязаны покупать, доставляютъ намъ стада и земли наши, и мы довольны.’ — Для меня непонятно, какъ могутъ люди, обязанные сносить столько трудовъ, сказать, что они счастливы.— ‘Трудъ’ отвчалъ старецъ ‘можетъ казаться тягостнымъ тому, кто давно привыкъ къ праздности, но для насъ иметъ онъ приятность. Я никогда не провождалъ столь скучныхъ часовъ какъ т, въ которые однажды болзнь заставила меня прекратить обыкновенные труды мои. Время, казалось мн тогда длилось до безконечности. Но когда я работаю, то часы текутъ такъ, что совсмъ ихъ не примчаю и не чувствую ни на одну минуту бремени той скуки, которую находилъ столь жестокою, когда былъ принужденъ ничего не длать.’ — Но бремя трудовъ еще нестерпиме. — ‘Оно нестерпимо для раба, которой обязанъ сносить его противъ своей воли, и не можетъ успокоиться, когда иметъ нужду въ успокоеніи, но между нами етаго нтъ: уставши, я отдыхаю, и потомъ принимаюсь опять за дло съ удовольствіемъ. То, что вы называете трудами, бываетъ тогда пріятнымъ упражненіемъ: работа занимаетъ васъ и отводитъ отъ всякой мрачной мысли. Будучи крпче и здорове, нежели вы, мы не знаемъ тхъ золъ, которымъ люди праздные столь часто подвергаются, пища наша приправлена аппетитомъ, сонъ нашъ спокоенъ, и въ то время, когда мы предаемся трудамъ, надежда получить прибыль есть для насъ такое наслажденіе, котораго ваши богачи и вельможи не знаютъ. Каждый шагъ, когда ступаю на своемъ пол, припоминаетъ мн о времени жатвы, и ета мысль доставляетъ мн вс удовольствія разомъ’ — Но выгода, извлекаемая вами изъ столь продолжительныхъ трудовъ, очень не важна въ сравненіи съ тми безчисленными выгодами, которыми пользуются богатые люди, не принимая на себя никакого труда. — ‘Когда мн хочется пить, и когда могу утолить жажду изъ маленькаго ручья, — какая мн нужда, что другіе утоляютъ жажду свою изъ большой рки! — Поле мое и стадо удовлетворяютъ всмъ моимъ потребностямъ: чегожъ мн желать боле? — Благоденствіе состоитъ не въ томъ чтобы обладать великими сокровищами, не въ томъ чтобы довольствоваться приобртаемыми, отъ трудолюбія, или фортуны. Вы, которые плаваете въ изобиліи, вы бдне насъ, потому что желанія ваши обширне. Природа предписываетъ намъ немного нуждъ, къ тому же ихъ легко удовольствовать: вы творите себ тысячу нуждъ произвольныхъ, которыя обращаются для васъ въ причину непрерывной скорби. Три вещи — и вы можете поврить старцу, наученному долговременнымъ опытомъ — три вещи достаточны для счастія: миръ, трудъ и веселость. Сохраните душевную тишину, отдалите отъ себя чувство ненависти, удержите страсти, влекущія за собою раскаяніе, сносите мужественно зло, неразлучное съ природою человческою, прогоните скуку, убгая праздности, наслаждайтесь съ разсудкомъ тми благами, которыя Небо даровало вамъ? и вы будете счастливы.’
Алимекъ пришелъ въ замшательство, нашедши столько здравомыслія въ деревенскомъ жител, особливо же послдняя часть разговора поразила Алимека. Разставшись съ достопочтеннымъ старцемъ, онъ повторилъ ее въ мысляхъ и сказалъ самому себ: ето блаженство, котораго я ищу такъ ревностно, находится дйствительно въ деревняхъ, оставя поля, я только что удалился отъ блаженства. Ахъ! сколь бдственнымъ было для меня ето сокровище, которому я такъ обрадовался въ грот! Какую выгоду онъ доставилъ мн? Безпокойство и скуку многихъ путешествій, съ которыхъ я не собралъ инаго плода, кром печальнаго убжденія, что злоба людей везд одинакова, и что они различествуютъ между собою только родомъ сумазбордства. Почувствовавши отвращеніе отъ неприятныхъ забавъ, ни въ какую минуту не подававшихъ мн истиннаго удовольствія и ведшихъ меня на край могилы, я внялъ гласу благороднаго честолюбія: къ чему же мн ето послужило? Ставъ жертвою злоухищреній, въ награду за мои долговременныя услуги, я получилъ веревку. Претерпвши жестокую измну отъ женщины, мною боготворимой я, брожу, не зная самъ что будетъ со мною и каждый дань содлываетъ меня несноснйшимъ для самаго себя. Не лучшель было бы, еслибъ я остался въ первомъ своемъ невжеств? Я не имлъ вкусныхъ яствъ, но мои были приправлены аппетитомъ, одежда моя была груба, но она лучше защищала меня отъ непогоды, чмъ та, которую мода предписывала носить. Жилище мое составляла бдная хижина, но какой сладкой сонъ я вкушалъ въ ней! Никогда горестное сновидніе, печальная мысль не нарушали ночнаго моего спокойствія. Дни мои проходили въ смотрніи за стадомъ, въ обработываніи поля: сіи деревенскія упражненія не предпочтительнель той ужасной скуки, которая не разъ мучила меня въ другомъ состояніи? Ахъ, какъ справедливъ етотъ почтенный старецъ, котораго Небо послало мн, чтобы исторгнуть меня изъ безумныхъ моимъ мечтаній! Гласъ чего — гласъ Бога покровителя, который зоветъ меня на путь истины, мною оставленной.
Проведши всю ночь въ такихъ размышленіяхъ, Алимекъ всталъ съ первымъ лучемъ утра и пошелъ къ доброму старцу просить его, чтобы онъ дозволилъ жить вмст съ нимъ, для приобртенія тхъ благъ, которыя столь постоянно убгали Алимека. Старецъ сказалъ ему съ улыбкою: ‘Я радъ, видя что невинность и простота нашего образа жизни нравится вамъ сегодня боле нежели вчера, но она сотворена не для васъ, и счастіе обитаетъ не въ однхъ только деревняхъ: вы можете его найти и посреди городскаго шума, и въ ндрахъ изобилія. Чтобы наслаждаться счастіемъ, должно — повторяю — сохранять миръ души, бытъ довольнымъ благами, которыя иметъ, обуздывать излишнія желанія, всегда ненасытимыя по ихъ свойству, и учредить для себя мудрыя занятія.’
— Все ето правда,— отвчалъ Алимекъ:— но за чмъ я пойду искать далеко того, что нахожу здсь! Впрочемъ жизнь, которую ведете, для меня не чужда, я легко могу примкнуть къ ней.— Онъ объявилъ старцу о состояніи, въ которомъ родился, и какъ вышелъ изъ него, наконецъ, поднося ему кошелекъ и кольцо, сказалъ: примите сіи дары и дозвольте мн остаться навсегда съ вами.— ‘По желанію вашему’ отвчалъ старецъ ‘принимаю дары ваши, но не съ тмъ чтобы пользоваться ими: да сохранитъ меня Небо отъ такой бдственной мысли! Вы будете властны взять ихъ назадъ, испытавши ту жизнь, въ которую теперь вступаете. Какъ бы ршительность ваша ни была благоразумна, только она немного поспшна, и вы можете еще почувствовать раскаяніе. Живите съ нами сколько вамъ угодно. Если же когда нибудь соскучитесь, то потребуйте обратно залогъ, который мн ввряете, и удалитесь.’
Алимекъ, плнясь ласковымъ приемомъ старца, изгналъ изъ разума своего вс т тщетные помыслы, которые до сихъ поръ мучили его. Онъ нашелъ въ тишин, въ хозяйств и трудахъ сію чистую забаву, сіе полное удовольствіе души, которыхъ еще не вдалъ. Будучи съ каждою минутою довольне своею участію, онъ сталъ думать о средств усугубить и продлить до конца жизни счастіе свое. Старецъ имлъ дочь, украшенную всми прелестями и всми добродтелями, Алимекъ просилъ себ ее въ супружество: но старецъ, знавшій очень хорошо непocтояство сердца человческаго и не полагался на твердость Алимекову, и потому не прежде увнчалъ его желанія, какъ уже удостоврившись многими опытами, что онъ не перемнитъ ни состоянія, ни жилища. Достигнувъ того совершеннаго блаженства, котораго богатство, забавы и почести не могли ему доставить, Алимекъ зарылъ глубоко въ землю кошелекъ и кольцо, для того чтобы они не возбудили и въ другихъ желанія искать счастія тамъ, гд его нтъ.
Дюфренуа А.Ж.Б. Мечта и истина: Арабская сказка / (Из сочин. г-жи Дюфрень), к. Ш-в [П.И.Шаликов] // Вестн. Европы. — 1818. — Ч.99, N 12. — С.251-264.