МАВРЪ.
МАВРЪ.
(Венеціянская легенда).
(Изъ Люиджи Карреръ).
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
V.
V.
Мавр, Каррер Луиджи, Год: 1850
Время на прочтение: 4 минут(ы)
— ‘Слушай, Мавръ, рукою щедрой
Дамъ теб цехиновъ много,
Если мн служить ты станешь.
Какъ шпіонъ, покорно, строго.
‘Генуэзцевъ, нарентинцевъ
Покорилъ я, но, мой Боже,
Мн любовь моей Аннины
Всхъ побдъ была бъ дороже!
‘Но она, отдавъ мн руку,
На меня глядитъ безстрастно…
Межъ другихъ венеціянокъ
Было бъ мн искать напрасно
‘Черныхъ глазъ, волосъ подобныхъ.
И плнительне рчи.
Ей завидуютъ вс жены
Млютъ юноши при встрч,
Но меня она не любитъ…
Какъ герой, я торжествую,
Я великъ, но для Аннины
Я едва-ли существую’…
Такъ герой Фоскари Мавру
Выдалъ боль сердечной муки…
И невольникъ чернокожій,
На груди сложивши руки.
Отвчалъ ему покорно:
— ‘Рабъ послушенъ властелину!..
Прикажи, я все исполню.
Что угодно господину’…
Между тмъ въ своихъ покояхъ
Скука гложетъ жизнь Аннины,
Ей докучны шумъ и говоръ,
Свта пестрыя картины…
То сидитъ она безъ слова.
То молиться начинаетъ,
Словно ангелъ покаянья,
Хоть грховъ въ себ не знаетъ.
Съ каждымъ днемъ невыносимй
Тяготитъ надъ ней страданье,
Скрыть его она желаетъ,
Но — напрасное желанье!
Постоянно и упорно,
Неотступный, какъ виднье.
Мужъ слдитъ за каждымъ вздохомъ,
Ловитъ каждое движенье,
Даже мысль въ лиц Аннины
Онъ угадывать уметъ,
И подъ этимъ вчнымъ гнетомъ
Чуть дышать Аннина сметъ.
Только розовая греза
Ей порою улыбнется
Въ снахъ тревожныхъ на мгновенье,
Но когда она проснется,
То опять вблизи встрчаетъ
Тотъ же взглядъ косой, суровый,
И страданіе Аннины
Оживаетъ съ силой новой.
Дождь-ли льется, или взглянетъ
Къ ней въ окошко мсяцъ ночи,
Грусть съ лица ея не сходитъ
И слезами полны очи.
Въ ней тоски не разгоняютъ
Звуки музыки пріятной,
На цвты она не смотритъ,
Въ садъ вступая ароматный.
Въ блеск солнца нтъ отрады,
Нтъ въ цвтахъ благоуханья
Для того, кто носитъ въ сердц
Безконечное страданье.
Что же, въ глубь души Аннины
Разв ненависть запала?
Нтъ, она такого чувства
Никогда не понимала.
Ей любить хотлось сильно.
Но кого? она смущалась
И признаться въ томъ желань
И самой себ боялась.
Чуждо было ей до нын
Страсти первое движенье,
Только призракъ чей-то милый
Ей являлся въ сновидньи,
Но дйствительность живая
Въ мигъ Аннину охлаждала…
Для ревниваго Фоскари
Подозрнье все рождало:
Двери скринъ и стукъ задвижки,
Взглядъ, исполненный кручины…
Безотвязное шпіонство
Окружало жизнь Аннины.
Къ исповднику Аннина
Обратилась за совтомъ,
Со слезами обвиняя
Лишь одну себя при этомъ.
Но отецъ ея духовный
Далъ одно ей наставленье:
‘Дочь моя! блюди ты строго
Постъ, молитву и терпнье,
Награждай подъ праздникъ нищихъ…
На земл терпть намъ надо,—
За земную добродтель
Ждетъ всхъ на-неб награда’…
Разъ Анинна разсердилась:
— ‘Для чего слдитъ за мною
Этотъ мавръ? Чего онъ хочетъ?
Иль Фоскари за женою
Наблюдать раба поставилъ,
Чтобъ жена его боялась?..
О, позоръ’! И въ первый разъ въ ней
Итальянки кровь сказалась.
Мавръ въ то время думалъ тоже:
— ‘Для чего ты такъ прекрасна?
Если-бъ внять могла ты только,
Какъ мучительно -ужасна
Эта пытка — быть съ тобою
И тобою любоваться.
На меня бы съ меньшимъ гнвомъ
Ты смотрла, можетъ статься…
Что сказалъ я? Ненавидть
Ты меня бы больше стала…
Ненавидь меня! Лишь только-бъ
Чувствъ раба ты не узнала,
Ненавить меня. Найду я
Наслажденье въ гнвномъ взгляд,
Проклинай, и о проклятьяхъ
Я молю, какъ о наград.
Близь тебя мн мило рабство,
Мн не страшны истязанья,
И на родину вернуться
Я теперь не въ состояньи.
Здсь тобою я любуюсь.
Презираемъ и униженъ,
Тамъ твой голосъ не услышу
Я вблизи родимыхъ хижинъ
Тамъ съ родимаго порога
Я увижу звздъ мерцанье,
Но всхъ звздъ ночныхъ дороже
Мн очей твоихъ сіянье.
Каждый разъ, когда съ балкона
Смотришь ты на даль морскую,
Я въ лиц твоемъ вс тни
Замчаю, и тоскую.
Сколько разъ, лишь ты Скрывалась,
Я хотлъ въ глубокомъ мор,
Вмст съ жизнью безполезной,
Утопить любовь и горе.
Въ часъ ночной, когда уснешь ты,
Сердце мавра злобой пышетъ:
Тотъ, кто сонъ твой охраняетъ
И твоимъ дыханьемъ дышетъ,
Возбуждаетъ эту злобу…
О, тираннъ! Меня приставилъ
Онъ къ огню, гд безконечной
Пыткой мучиться заставилъ,
Гд терплю я муки ада…
О, злодй! Пусть онъ страшится.
Если ненависть, какъ пламя,
Въ сердц мавра разгорится.‘
Есть пустынная равнина,
Гд вблизи рки прозрачной
Виднъ домъ уединенный,
Непривтливый и мрачный.
Этотъ замокъ посщаетъ
Каждой раннею весною
Старый пасмурный Фоскари
Вмст съ бдною женою.
— ‘Отчего, скажи, Аннина,
Ты скучаешь постоянно,
Въ заперти не замчаешь,
Какъ весна благоуханна?
Ко всему, что вкругъ ты видишь,
Холодна ты чрезвычайно…
Или грхъ лежитъ на сердц?
Иль на совсти есть тайна?’
— ‘Не распрашивай! Ты знаешь:
Я сжилась съ уединеньемъ,
Не преслдуй же меня ты
Постояннымъ подозрньемъ.’
— ‘О, бездушное созданье!
Не былъ я такимъ когда-то!
Если сталъ я злымъ и хмурымъ,
Не сама-ль ты виновата?..’
Разомъ вспыхнула Аннина,
Но отвтила молчаньемъ,
Оскорбленье выражая
Только сдержаннымъ рыданьемъ.
Полонъ бшенства, Фоскари
Вн себя отъ изступленья:
Онъ въ слезахъ Аннины видитъ
Лишь улику преступленья,
— ‘А, такъ ты виновна, если
Мой присмотръ тебя тревожитъ!’
— ‘Этихъ словъ ужь слишкомъ много:
Въ нихъ раскаешься, быть можетъ,—
Очень скоро ты, Фоскари!.’
— ‘А, угрозы!’ Въ мигъ единый
Онъ, собою не владя,
Поднялъ руку надъ Анниной.
Но Аннина отшатнулась
Отъ Фоскари, какъ отъ гада,
И изчезла въ темной чащ
Густолиственнаго сада.