Маннеринг, или Астролог. Часть третья, Скотт Вальтер, Год: 1815 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 108 минут(ы)

МАННЕРИНГЪ
или
АСТРОЛОГЪ,
СОЧИНЕНІЕ
СИРА ВАЛТЕРА СКОТТА,
ПЕРЕВОДЪ СЪ ФРАНЦУЗСКАГО,

ИЗДАННЫЙ
Владиміромъ Броневскимъ.

ЧАСТЬ III.

МОСКВА.
Въ Университетской Типографіи.
1824.

Печатать дозволяется съ тмъ, чтобы по отпечатаніи, до выпуска въ продажу, представлены были въ Цензурный Комитетъ: одинъ экземпляръ сей книги для Цензурнаго Комитета, другой для Департамента Министерства Просвщенія, два экземпляра для Императорской Публичной Библіотеки и одинъ для Императорской Академіи Наукъ. Москва, Мая 28 дня 1824 года. Адъюнктъ и Кавалеръ Иванъ Снегиревъ.

ГЛАВА I.

Глоссинъ подробно описалъ вс данныя ему показанія. Он весьма мало поясняли сіе дло и не могли служишь для дальнйшихъ розысковъ, но читатель изъ сихъ допросовъ могъ лучше усмотрть, что длалъ Броунъ съ тхъ поръ, какъ мы оставили его на Кипплетринганшсой дорог до того времени, какъ распаленный ревностію, онъ такъ нещастливо предсталъ предъ Юлію Маннерингъ и былъ вовлеченъ въ ссору, имвшую для него пагубныя слдствія.

Глоссинъ, возвращаясь въ Елленгованъ, обдумывалъ полученныя имъ свденія. Онъ боле и боле уврялся въ томъ, что ежели ему удастся отыскать преступниковъ, то наврное можетъ войти въ милость къ Полковнику и Лорду Газлевуду, что для него было весьма нужно. Онъ напередъ уже наслаждался удовольствіемъ похвалиться и выслужишься и своимъ проворствомъ и догадливостію. Возвратясь домой, онъ узналъ съ большею радостію, что Мак-Гуффогъ, ужасъ воровъ, съ двумя или тремя констаблями задержалъ какого то человка, и что вс они въ ожиданіи его прибытія сидли въ кухн.

И такъ онъ соскочилъ проворно съ лошади и спшилъ въ свой кабинетъ. Бги скоре, сказалъ онъ слуг, прикажи секретарю моему притти сюда, ты найдешь его въ маленькой зеленой комнат, гд онъ составляетъ опись моего помстья. Прибери все въ кабинет, пододвинь большое кожаное кресло къ письменному столу и приготовь для Г. Скрова табуретъ.

— Скровъ, сказалъ онъ вошедшему къ нему Секретарю, достаньте твореніе Сиръ Георга Маккензи объ уголовныхъ преступленіяхъ,разверните часть, въ коей писано о vis publica et privata и загните главу о имющихъ при себ запрещенныя оружія. Теперь помогите мн стащить мой сертукъ, повсьте его въ передней, да скажите, чтобы привели сюда колодника. Я надюсь, что это онъ самый! Постойте! прикажите лучше послать ко мн напередъ Мак-Гуффога.

— Ну, что Мак-Гуффогъ, гд удалось вамъ поймать новаго зврка?

Мак-Гуффогъ былъ косой плутъ по наружности, славный кулачный боецъ и шею имлъ похожую на бычачью, лице красное и покрытое угрями. Посл нкоторыхъ кривляній для изъявленія судь почтенія, онъ началъ донесеніе особеннымъ языкомъ, подкрпляя разсказъ тлодвиженіями и подмаргиваніями, которыя показывали, что повствователь и слушатель совершенно другъ друга понимали.— Да будетъ вашей чести извстно, сказалъ онъ, когда я пришелъ на берегъ моря въ тотъ кабакъ, о которомъ ваша честь изволили говоришь, и что содержитъ та женщина, которую ваша честь изволите знать. И такъ, сказала она, чего же вамъ надобно? Не нужно ли въ замокъ послать какихъ нибудь товаровъ? Конечно, отвчалъ я, вамъ извстно, что и самъ Гнъ Бертрамъ Елленгованской въ старину…..

— Хорошо, хорошо! да только безъ подробностей, а говори о настоящемъ дл.

— Пожалуй. И такъ я прислъ, да и началъ торговать у ней водку, которую будто хотлъ купишь, до тхъ поръ, пока онъ пришелъ.

— Кто онъ?

— Этотъ самой человкъ (сказалъ Мак-Гуффогъ, оборотивъ большой палецъ къ кухн, въ которой содержался колодникъ), на немъ былъ широкой плащъ, такъ я и увидлъ, что не скоро съ нимъ справлюсь. Я старался продолжать разговоръ такъ, чтобы онъ подумалъ, что я съ острова Мана и сталъ между имъ и хозяйкою за тмъ, чтобы она не могла вывесть его изъ обмана. Мы принялись пить. Я предложилъ побиться объ закладъ, что онъ не выпьетъ разомъ, не переводя духу, пол-бутылки Голландской мозжевеловой водки. Онъ согласился и вытянулъ, не поморщившись, но въ это самое время вошли Слунжингъ Жокъ и Дикъ Спурь, которыхъ я поджидалъ. Мы вс трое на него бросились невзначай, связали, заковали по рукамъ и по ногамъ и сдлали его такимъ смирнымъ, какъ ягненка. Онъ съ тхъ поръ, какъ сюда приведенъ, усплъ уже выспаться, и теперь свжохонекъ, какъ Майская маргаритка, и можетъ отвчать на вс вопросы вашей чести.

— Не было ли при немъ какого оружія?

— Конечно были, сабля и пистолеты, какъ всегда бываютъ у такихъ людей.

— Были ли у него какія нибудь бумаги?

— Вотъ он. И сказавъ сіе, онъ положилъ на столъ очень неопрятную записную книжку.

— Ступай, Мак-Гуффогъ, да вели привесть сюда арестанта, а самъ далеко не уходи.

Подчиненный вышелъ вонъ и чрезъ минуту потомъ послышался на лстниц стукъ оковъ, а черезъ дв или три минуты ввели въ комнату человка, крпко связаннаго и имвшаго цпи на рукахъ и на ногахъ.

Арестантъ былъ крпкаго сложенія и росту средняго, лице его загорло отъ солнца, и хотя морщины на лбу и начинавшіе сдть волосы показывали, что онъ уже пожилыхъ лтъ, но по всему примтно было, что онъ очень силенъ и мало людей по видимому могли бы съ нимъ побороться. Грубое и дикое лице его было нсколько багроваго цвта, а глаза не совсмъ еще прояснились отъ пьянства, способствовавшаго его поймать, но кратковремянный сонъ, коимъ допустилъ его воспользоваться Мак-Гуффогъ, и особенно ощущеніе опасности, въ коей онъ находился, совершенно его протрезвили. Достойный судія и не мене почтенный колодникъ нсколько времени смотрли другъ на друга, не говоря ни слова. Глоссинъ узналъ представленнаго ему человка и находился въ нкоторомъ затрудненіи начать допросъ, но наконецъ прервалъ молчаніе.

— Такъ это вы, Г. Капитанъ? Давно уже васъ не видали на здшнемъ берегу!

— Давно, конечно давно, потому что пусть меня чортъ возьметъ, ежели я не въ первой еще разъ сюда пріхалъ.

— Этому не поврятъ, Г. Капитанъ.

— Придется етому поврить, Г. Судья!

— А какимъ имянемъ угодно какъ будетъ называться до тхъ поръ, пока я не сведу васъ на очную ставку съ такими людьми, которые помогутъ вамъ припомнить и скажутъ, кто вы такой, или по крайней мр, чмъ вы прежде были?

— Кто я такой? тысячи громовъ! Янъ Янсонъ. Какъ же мн иначе называться?

Глоссинъ вынулъ изъ шкапа пару карманныхъ пистолетовъ, зарядилъ ихъ. при всхъ и приказалъ Секретарю удалиться съ констабелями и ожидать въ передней дальнйшихъ приказаній.

Секретарь сдлалъ нсколько возраженій на щетъ опасности оставишь его одного съ такимъ человкомъ, хотя сей послдній былъ связанъ и скованъ такъ, что вовсе не могъ пошевелиться, но Глоссинъ съ нкоторымъ нетерпніемъ повторилъ ему приказаніе вытти.

По удаленіи его, Глоссинъ нсколько разъ прошелся по комнат и потомъ свъ въ кресла напротивъ колодника, какъ будто для того, чтобы лучше его разсмотрть, положилъ пистолеты на столъ передъ собою и твердымъ голосомь сказалъ: — Вы Диркъ Гаттрійкъ изъ Флессингена. Можете ли въ томъ запереться?

Арестантъ обратилъ глаза на двери, какъ будто опасаясь, что кто нибудь за оными подслушиваетъ. Глоссинъ, вставъ, разтворилъ ихъ настежь, такъ, что колодникъ, не подымаясь съ лавки, на которой сидлъ, могъ увриться, что въ другой комнат никого не было. Потомъ затворивъ двери, онъ сдъ на свое мсто и снова повторилъ: — Вы Диркъ Гатшрійкъ, нкогда бывшій Капитаномъ Юнгфрава. Признаетесь ли въ томъ?

— Да когда вы узнали меня, сто тысячъ бомбъ, такъ о чемъ же и спрашивать?

— Да мн весьма удивительно видть васъ тамъ, гд никакъ не должно бы вамъ показываться, ежели бы вы помышляли о своей безопасности.

— Тысячу смертей! человкъ, который сметъ со мной такъ говоришь, врно не думаетъ о собственной своей!

— Какъ Капитанъ, вы мн говорите это, бывъ обезоружены и въ оковахъ. Поврьте, что вамъ не прилично теперь грозишь. Вамъ будетъ весьма трудно выхать изъ здшней стороны прежде, нежели разочтетесь за небольшое произшествіе, случившееся нкогда близъ Варрохскаго мыса.

Лице Диркъ Гаттрійка почернло, какъ уголь.

— Что касается до меня, продолжалъ Глоссинъ, то я противу желанія моего долженъ поступать строго съ старымъ знакомымъ, но того требуетъ отъ меня обязанность, и я сегодня же отправлю васъ въ Едимбургъ въ хорошей почтовой коляск, запряженной четвернею лошадей.

— Тысячу громовъ! вы бы етаго не сдлали, ежели бы я могъ вамъ дать, какъ прежде, полгруза векселей на Фан-Беста и на Фан-Бруггена.

Это было такъ давно, Капитанъ, что уже и не помню, чмъ я былъ награжденъ за свои труды.

— За свои труды! вы врно хотите сказать, за ваше молчаніе.

— Я былъ тогда въ части, а съ нкотораго времени совсмъ отступился отъ длъ.

— Пусть такъ, но я полагаю, что вы можетъ быть скоро за нихъ приметесь и пойдете по старой дорог. Ну, послушайте, пусть пять сотъ дьяволовъ свернутъ мн шею, ежели я не хотлъ съ вами повидаться, чтобы поговорить объ одномъ дл, до васъ касающемся.

— О ребенк! подхватилъ проворно Глоссинъ.

— Я, мейнъ Герръ!

— Разв онъ еще живъ?

— Живехонекъ, какъ мы съ вами!

— Боже мои! да вдь онъ въ Ост-Индіи.

— Совсмъ нтъ, чортъ меня возьми! онъ на вашемъ проклятомъ берег.

— Но, Гаттрійкъ… это… ежели это правда, чему я впрочемъ не могу повришь, то вдь это обоихъ насъ погубитъ. Не возможно, чтобы произшествіе, которому онъ былъ свидтелемъ, совершенно у него вышло изъ памяти. И для меня возвращеніе его можетъ имть весьма дурныя послдствія. Я еще разъ вамъ говорю, что это погубитъ насъ обоихъ.

— А я вамъ говорю, что это васъ только погубитъ по тому, что я уже попался въ пропасть, и ежели меня повсятъ, такъ и всмъ щетамъ конецъ.

— Да за коимъ же чортомъ вы очутились опять на нашемъ берег!

— Что же длать? домъ приходилъ въ упадокъ, денегъ у меня не было, я подумалъ, что дло уже давно забыто.

— Посмотримъ! я не смю васъ выпустить, но не можете ли вы сами дорогою велть себя освободить? Конечно, стоитъ только написать слова два, шри къ вашему Поручику Броуну, а я велю васъ отвести по береговой дорог.

— Не возможно, Броунъ умеръ, убитъ, закопанъ, онъ теперь у чорша въ когтяхъ.

— Умеръ! убить! не въ Вудбурн ли?

— Я, мейнъ Герръ!

Глоссинъ на минуту замолчалъ. Потъ выступилъ на чел его отъ сильнаго безпокойства и опасенія, между тмъ, какъ сидвшій предъ нимъ негодяй жевалъ табакъ съ видомъ непоколебимаго равнодушія. Я разорюсь, внутренно говорилъ себ Глоссинъ, и даже совершенно разорюсь, ежели явится наслдникъ, а потомъ какія выдутъ послдствія отъ прежнихъ моихъ связей съ етими молодцами?— Послушайте, Гаттрійкъ, я не могу васъ освободить, но вы сами можете найти сродство вырваться на волю. Сердце мое всегда мн говоритъ въ пользу прежняго друга. Я велю васъ отвесть на эту ночь въ большую комнату, что въ старомъ замк, а караульнымъ прикажу выдать двойную порцію грогу. Мак-Гуффогъ самъ попадется въ тже сти, которыя вамъ разставилъ. Окна и перекладины въ этой комнат едва держатся: и вамъ будетъ стоить прыгнуть аршинъ на пять внизъ, такъ и будете на вол, а земля покрыта теперь глубоко снгомъ.

— А отъ этихъ-то, сказалъ Гаттрійкъ, показывая на цпи, кто меня освободитъ?

— Вотъ, отвчалъ Глоссинъ, вынувъ изъ шкапа маленькой подпилокъ и подавъ ему оный, вотъ добрый пріятель, который за васъ вступится. Вамъ извстна лстница, по коей сходятъ изъ развалинъ къ морю.

Гаттрійкъ въ восхищеніи потрясъ, цпями, какъ бы уже чувствуя себя на свобод и старался протянуть къ своему покровителю руки, обремененныя цпями. Глоссинъ, положивъ на уста палецъ, напомнилъ ему объ осторожности, и потомъ приступилъ къ дальнйшимъ наставленіямъ.

— Когда вы освободитесь, то пойдете въ Дернклейгъ…

— Не пойду туда, тысяча громовъ! етотъ подкопъ уже взорванъ!

— Жаль, жаль! Ну, такъ возьмите на берегу мою лодку, да и пуститесь на ней, но побудьте на Варрохской оконечности, пока со мною не увидитесь.

— На Варрохской оконечности! сказалъ Гаттрійкъ съ недовольнымъ видомъ, а гд же мн тамъ ожидать васъ? Врно въ пещер? Мн хотлось бы лучше во всякомъ иномъ мст, чмъ тамъ. Ето мн очень непонутру. Говорятъ, будто онъ тамъ является, да! тысяча громовъ! я не боялся его живаго, не испугаюсь и мертваго. Пусть меня поглотитъ адъ, ежели кто нибудь скажетъ, что Диркъ Гаттрійкъ когда либо струсилъ собаки или чорта! И такъ я тамъ жду васъ.

— Хорошо! сказалъ Глоссинъ, и позвалъ своихъ людей.

— Нчего длать, Мак-Гуффогъ, съ Капитаномъ Дисономъ, какъ ему угодно называться. Теперь уже слиткомъ поздно, чтобы отослать его въ тюрьму Графства, а нтъ ли какой нибудь комнаты въ старомъ замк, гд бы можно было его запереть?

— Есть, сударь, дядя мой Констабель при покойномъ, старик Елленгован три дня содержалъ тамъ одного человка. Да теперь она должна быть завалена соромъ, потому что лтъ съ пятнацать ее никто не чистилъ.

— Все это очень знаю, да вдь теперь надобно тамъ переночевать одну только ночь. Подл нея есть маленькая комнатка, гд для себя вы можете разложить огня, а я постараюсь вамъ доставить, чмъ потшиться отъ скуки, понимаете ли? Смотрите же, чтобы колодникъ былъ запертъ крпко, но разложите и у него огня: по теперешнему времени ето необходимо. Завтра, можетъ быть, онъ оправдается^.

Получивъ такое наставленіе и добрый запасъ състныхъ припасовъ и напитковъ, они отправились въ старый замокъ, гд должны были оставаться на страж цлую ночь, а судья надялся, что они не всю ея проведутъ въ пост и молитв.

Можно себ вообразить, что и самъ Глоссинъ не весьма спокойнымъ сномъ наслаждался въ сію ночь. Положеніе его было самое опасное, казалось, что стыдъ цлой его жизни вдругъ скопился и готовился надъ нимъ обрушиться. Онъ однакоже легъ, и прежде нежели могъ заснуть, не разъ перевернулся въ постел. Наконецъ сонъ овладлъ его чувствами, но для того только, чтобы показать ему благодтеля въ томъ образ, какъ онъ видлъ его въ послдній разъ съ смертною блдностію на лиц. Потомъ онъ представился ему по прежнему молодымъ, свжимъ, и бодрымъ и будто изгоняющимъ его изъ жилища своихъ отцевъ.

Посл того онъ видлъ во сн, что находясь долгое время въ степи, подошелъ къ какой-то гостинниц, въ которой, казалось, слышны были восклицанія радости, и вошедъ въ нее, увидлъ Франка Кеннеди, избитаго и окровавленнаго, почти въ такомъ вид, какъ его нашли близъ Варрохской оконечности, но держащаго чашу съ пылающимъ пуншемъ.

Потомъ снилось ему, что онъ сидитъ въ тюрьм вмст съ Диркъ Гаттрійкомъ. Сей послдній былъ уже приговоренъ къ смертной казни и предъ священникомъ исповдывался во всхъ своихъ злодяніяхъ. Сдлавъ это преступленіе, говорилъ онъ, мы скрылись въ пещеру, которая въ здшней сторон была извстна одному только человку, мы разсуждали что намъ длать съ ребенкомъ, и хотли его отдать цыганк, какъ услышали голоса отыскивавшихъ насъ людей и бывшихъ надъ самыми нашими головами. Въ это время вошелъ въ пещеру человкъ, тотъ самый, которому она была извстна, но мы купили его скромность, отдавъ ему половину изъ всего нами спасеннаго. Онъ заставилъ насъ увесть ребенка въ Голландію, куда мы отплыли въ слдующую ночь на лодк, пріхавшей за нами. А человкъ тотъ былъ…

Нтъ! не правда, не я! закричалъ Глоссинъ, и съ симъ словомъ, произнесеннымъ съ усиліемъ, онъ пробудился.

Симъ родомъ фантасмагоріи онъ обязанъ былъ своей совсти. Дйствительно зная лучше всхъ убжища торговавшихъ запрещенными товарами онъ пошелъ прямо къ пещер, между тмъ какъ другіе ихъ повсюду отыскивали. Онъ не зналъ еще о убійств Франка Кеннеди, котораго полагалъ захваченнымъ въ плнъ. Надобно даже признаться, что онъ намренъ былъ за него ходатайствовать, но нашелъ убійцъ погруженными въ величайшій ужасъ, бшенство, вовлекшее ихъ въ преступленіе, было удовлетворено мщеніемъ и сердцами ихъ, хром Гаттрійкова, овладли страхъ и угрызенія совсти. Глоссинъ былъ въ это время бденъ, имлъ долги, но пользовался уже довренностію Гна Бертрама, и зная его неопытность и сговорчивость, предвидлъ возможность разжиться на его щетъ и даже со временемъ завладть его помстьемъ, ежели дитя, находившееся въ ихъ рукахъ, пропадетъ и оставитъ расточительному отцу право прожить помстье, которое было переведено на его имя. Увлекаемый настоящею пользою и будущими предпріятіями, онъ согласился подлиться и принять преуложенную ему половину товаровъ, спасенныхъ экипажемъ съ люгера,за которую ему и выдали векселями на Фан-Беста и на Фан-Бруггена, съ тмъ условіемъ, что тайна не нарушится. Глоссинъ уговорилъ ихъ увесть ребенка съ собою, представляя, что онъ довольно уже смыслилъ, чтобы быть въ состояніи хорошо разсказать, какимъ образомъ произошло убійство, коему былъ свидтелемъ. Единственная отговорка, которую Глоссинъ могъ сказать своей совсти, состояла въ великости искушенія, представившаго ему вс выгоды, долженствовавшія воспослдовать отъ поступка, который мгновенно извлекалъ его изъ нищеты, бывшей досел его удломъ. Не былъ ли онъ сверхъ того нкоторымъ образомъ во власти сихъ разбойниковъ. Ежели бы онъ отказался отъ предложеній ихъ, то хотя бы и могъ призвать къ себ на помощь людей, бывшихъ въ сіе время отъ него не въ дальнемъ разстояніи, но они не могли бы поспть во время, чтобы спасти его изъ рукъ злодевъ, которые щитали жизнь человка ни во что,

Глоссинъ, встревоженный горестными предчувствіями, проистекающими отъ нечистой сов-сти, всталъ. Тогда была полночь. Онъ подошелъ къ окну, изъ коего былъ виднъ старый замокъ. Вс описанные нами предметы въ начал перваго тома, покрыты были снгомъ, и близна земли,— совершенно отличалась отъ моря, казавшагося чернымъ и мрачнымъ. Въ сельскомъ вид, покрытомъ снгомъ, можно еще найти нкоторыя красоты, но холодъ, темнота ночи, уединеніе всегда придаютъ ему оттнку дикости и опустошенія. Самые знакомые намъ предметы кажутся не тми, или представляются въ другомъ вид, и взорамъ нашимъ является по видимому совсмъ иное мстоположеніе.

Однако же въ сіе время таковыя размышленія не занимали сего презрительнаго человка. Взоры его устремлены были на мрачныя и величественныя развалины стараго замка. Въ двухъ окнахъ, пробитыхъ въ толстыхъ стнахъ огромныхъ башенъ свтились два огня, изъ которыхъ одинъ горлъ въ комнат, въ коей содержался Гаттрійкъ, а другой въ томъ поко, гд находились его сторожа. Ушелъ ли онъ? Удастся ли ему уйти? Эти люди, не умющіе порядочно караулить, не будутъ ли въ семъ случа на погибель мою исправне обыкновеннаго? Естьли онъ не спасется до разсвта, то мн должно будетъ отослать его въ тюрьму. Мак-Морланъ или кто нибудь другой будутъ его допрашивать, узнаютъ, что онъ за человкъ, потомъ приговорятъ его къ смертной казни, а онъ въ отмщеніе мн выскажетъ… ну, выскажетъ все, что знаетъ.

Между тмъ, какъ сіи мысли одна за другою вертлись въ Глоссиновой голов, вдругъ одинъ огонь изчезъ, казалось, что нчто находившееся въ окн заслоняло собою свтъ, любопытно знать, что будетъ дале. Безъ сомннія, онъ сбросилъ уже съ себя оковы, а теперь старается выломить перекладины въ окн: ему легко будетъ это сдлать, потому что стна жъ томъ мст какъ будто выгнила. Боже мой! он вывалились и мн слышанъ звукъ паденія ихъ на камни! караульные теперь проснутся. Будь проклятъ етотъ Голландецъ съ своею неловкостію! Свтъ опять показался. Врно они схватили его и снова вяжутъ. Нтъ, видно, что онъ изъ осторожности самъ отошелъ отъ окна, когда вывалились и загремли перекладины, но теперь опять на окн, потому что не видно свта. Онъ спасся!

Въ сіе время глухой шумъ, похожій на происходящій отъ падающаго на снгъ тла съ нкоторой высоты, возвстилъ удачный побгъ Гаттрійка. Вскор потомъ Глоссинъ увидлъ нчто пробирающееся къ берегу моря вдоль развалинъ. Новая причина безпокоиться. Будетъ ли онъ въ состояніи управишься съ лодкою? Придется мн итти самому на помощь къ этому негодяю, но нтъ, лодка уже двинулась, парусъ распущенъ, онъ скоро выйдетъ въ открытое море, вотъ онъ уже и далеко отъ берега: за чмъ этотъ втръ не силенъ и не можетъ обратиться въ бурю’ чтобы его погрузить въ бездну!

Посл сего дружескаго желанія, Глоссинъ продолжалъ глядть въ слдъ за лодкою, пока она подошла къ Варрохской оконечности. Тогда, не смотря на лунный свтъ, онъ не могъ уже ее отличить отъ волнъ, по которымъ она стремилась, и избавившись нсколько отъ угрожавшей ему опасности, успокоился, и опятъ легъ спать.

ГЛАВА II.

На другой день поутру караульные, узнавъ, о побг арестанта, были весьма встревожены онымъ и не знали, что длать. Мак-Гуффогъ, смущенный страхомъ и похмльемъ и съ поникнутою головою явился къ Глоссину, который не упустилъ сдлать ему строгій выговоръ за оплошность и нерадніе къ должности. Онъ прекратилъ изъявленіе своего гнва лишь для того, чтобы отдать нужныя приказанія для отысканія бжавшаго, повелвъ симъ пьяницамъ удалиться отъ его глазъ, чего они и сами охотно желали, и начать повсюду поиски. Онъ самъ разослалъ ихъ въ разныя стороны, кром той, гд дйствительно находился бглецъ, и приказалъ особенно осмотрть Дернклейгъ, служившій въ ночное время убжищемъ всякаго рода бродягамъ.

Отдлавшись отъ нихъ, поспшилъ онъ пробраться не прямымъ путемъ въ Варрохской лсъ, чтобы по условію увидться тамъ съ Гаттрійкомъ. Онъ желалъ узнать отъ него вс обстоятельства касательно возвращенія сына Елленгована на родину, о чемъ на канун по краткости времяни не могъ подробно распросить.

Подражая лисиц, желающей обмануть преслдующихъ ее собакъ, Глоссинъ старался въ пути къ назначенному для свиданія мсту оставишь за собою, по возможности, мене слдовъ. Ежели бы далъ Богъ, пошелъ снгъ, думалъ онъ, посматривая назадъ, занесло бы мои слды! Иначе отыскивающіе Капитана могутъ увидть ихъ отыскать по онымъ пещеру и наконецъ захватить насъ вмст. И такъ мн надобно сойти на берегъ, а потомъ какъ нибудь пробраться чрезъ горы.

Не безъ труда и опасности спустился онъ съ Варрохской скалы на морской берегъ, потомъ шелъ по песку, съ коего вода смыла снгъ, перебрался чрезъ камни, преграждавшіе ему путь, бросая часто безпокойные взоры то на вершины горъ, съ которыхъ можно было его примтить, то на море, откуда какой нибудь рыбакъ могъ его увидть.

Когда онъ дошелъ до того мста, гд было найдено тло Франка Кеннеди: то забота его о самомъ себ на нсколько времяни умолкла. Не семъ мст находилась врная примта, отломокъ скалы, оторванный вмст или посл паденія ненастнаго съ вершины горы. Около онаго была куча раковинъ и наносныхъ морскихъ растній, но видомъ своимъ и свойствомъ камня онъ отличался отъ другихъ разсянныхъ по близости. Можно себ представишь, что Глоссинъ никогда не прогуливался въ той сторон. Пришедъ въ первый разъ посл ужаснаго произшествія и взглянувъ на окрестности, онъ представилъ себ виднное имъ отвратительное зрлище, вспомнилъ, какъ подобно преступнику, онъ вылезъ изъ пещеры и съ осторожностію вмшался въ испуганную толпу, окружавшую трупъ, весь дрожа отъ страха, чтобы кто нибудь не спросилъ его, откуда онъ пришелъ, и наконецъ какимъ образомъ тщательно старался не взглянуть на нещастную жертву. Пронзительные крики его благодтеля: ‘сынъ мой, сынъ мой!’ еще раздавались въ ушахъ его. Великій Боже! размышлялъ онъ внутренно, все пріобртенное мною стоитъ ли ужаса, который я ощущаю въ сію минуту и всхъ страховъ и безпокойствъ, не престававшихъ меня терзать съ самаго того времяни? О! за чмъ не я былъ на мст нещастнаго, а онъ не остался на моемъ живъ и здоровъ, но это сожалніе уже поздно и мн надлежитъ слдовать по избранному мною пути.

Стараясь такимъ образомъ укротить угрызенія совсти, онъ пошелъ къ пещер, бывшей столь близко отъ того мста, что спрятавшіеся въ оную убійцы посл преступленія своего могли слышать разныя догадки и сужденія окружавшихъ тло. Но ничто не могло быть скрыто лучше, какъ входъ въ сей вертепъ. Отверстіе его было едва ли шире норы лисицы. Оное находилось въ низу скалы и заслонялось большимъ вдавшимся въ море чернымъ камнемъ, служившимъ примтою для знавшихъ сіе убжище,но скрывавшимъ его отъ взоровъ другихъ. Весьма небольшое пространство, находившееся между тми двумя камнями и входъ въ пещеру не возможно было увидть, не отчистивъ хрящъ и песокъ, коими оный обыкновенно засыпали, и которые, казалось, нанесены были приливомъ. А чтобы боле скрыть сіе убжище, то торговавшіе запрещенными товарами по вход своемъ въ пещеру закладывали оную камнями и морскими растніями. Можно себ представить, что Диркъ Гаттрійкъ въ семъ случа не упустилъ взять таковыхъ предосторожностей.

У Глоссина, не смотря на его храбрость, трепетало сердце и колна подгибались, когда онъ готовился вступить въ сей вертепъ преступленіи, чтобы имть въ немъ свиданіе съ негодяемъ, котораго онъ справедливо почиталъ за одного изъ величайшихъ злодевъ на земл.. Ему нтъ никакой выгоды сдлать мн зло, подумалъ онъ, и сія мысль его ободрила, однакоже онъ осмотрлъ свои пистолеты, и нашедъ ихъ въ хорошемъ состояніи, отчистилъ отверзтіе и вошелъ въ оное не иначе, какъ на четверенькахъ. Самый входъ былъ столь низокъ, что необходимо должно было чрезъ оный ползти, но нсколько футовъ дале сводъ становился Довольно высокъ, и полъ его былъ устланъ сухимъ пескомъ я а входъ подымался въ гору. Прежде нежели Глоссинъ всталъ на ноги раздался подъ сводами пещеры охриплый голосъ Гаттрійка, старавшагося однакоже кричать неслишкомъ громко

— Вы ли это, тысяча громовъ?

— Такъ стало быть вы въ потемкахъ ?

— А отъ кого бы приказали вы мн достать огня?

— Постойте же, у меня есть чмъ этому помочь.

Немедленно Глоссинъ вынулъ изъ кармана огниво, кремень, трутъ, и засвтилъ принесенной имъ съ собою огарокъ.

— Надобно бы развесть и огня. Пусть меня возьмутъ пять сотъ чертей, ежели я совсмъ не окостенлъ.

— Конечно здсь холодно! и сказавъ сіе, Глоссинъ началъ подбирать остатки отъ разломанныхъ бочекъ и разные другіе деревянные обломки, покинутые въ пещер во время послдняго пребыванія въ ней торгующихъ запрещенными товарами.

— Холодно? да это ледникъ! клянусь адомъ: въ немъ только волковъ морить. Я тмъ лишь и спасался, что ходилъ взадъ и впередъ подъ этимъ собачьимъ сводомъ, вспоминая, какъ мы въ старину здсь пировали.

Огонь началъ разгораться: Гаттрійкъ приближилъ къ пламени свое бронзовое лице и протянулъ къ оному жесткія и скорченныя руки съ жадностію голоднаго, бросающагося на кусокъ хлба. Этотъ свтъ придалъ чертамъ его еще боле суровости и дикости. Поднявшійся дымъ долженъ бы былъ его задушишь, но ему повидимому былъ весьма пріятенъ отъ того, что онъ слишкомъ прозябъ. Дымъ, наполнивъ пещеру, поднимался и вроятно выходилъ чрезъ трещины, служившія для возобновленія воздуха, когда приливъ заливалъ входъ.

— Я принесъ вамъ позавтракать, сказалъ Глоссинъ, подавая ему запасъ, состоявшій изъ холоднаго мяса и фляги водки.

Гатрійкъ поспшно схватилъ бутылку, поднесъ ее ко рту, и опорожнивъ порядочную часть ея, — это дло, сказалъ онъ, славное дло! это живитъ человка, и началъ пть слдующій отрывокъ изъ Нмецкой псни:

‘Лишь водку, пиво и вино

‘За блага въ мір почитаемъ,

‘Въ пить намъ щастіе дано,

‘Все остальное презираемъ.

‘Вдь на судьбу гршно пнять:

‘Пусть громъ надъ нами разразится,

‘Онъ можеть жизнь у насъ отнять,

‘Но совстью не поживится.’

Хорошо сказано, почтеннйшій Капитанъ! вскричалъ Глоссинъ, и желая поддлаться, въ свою очередь проплъ другую псню такого же разбора, и окончивъ.

— Вотъ какъ, товарищъ, сказалъ онъ, ну что, отогрлись ли вы теперь? Не поговоришь ли намъ о дл нашемъ

— О нашемъ дл! скажите лучше о вашемъ, тысяча громовъ! мое дло сдлалось тогда, какъ я вырвался изъ клтки.

— Потерпите немного, мой добрый другъ: я докажу вамъ, что выгода наша общая.

Гаттрійкъ кашлянулъ, а Глоссинъ продолжалъ.

— Какимъ образомъ вы упустили нашего молодаго человка?

— Бомбы и гранаты! да разв я бралъ его на свои руки? Поручикъ Броунъ отдалъ его своему двоюродному брату, живущему въ Миддельбург, и имвшему часть въ дом Фан-Беста и Фан-Бруггена, сплелъ ему какую-то сказку о Бов и Еруслан, сказалъ, что онъ попался въ перестрлк съ сухопутными акулами и уговорилъ его взять мальчика къ себ въ жокеи. Чтобы я упустилъ его! да этотъ плутъ проглотилъ бы напередъ кита, ежелибъ я взялся его караулить.

— Хорошо, а взяли ли его въ жокеи?

— Нтъ, нтъ. Онъ полюбился старому Фан-Бесту, который далъ ему свое имя, отдалъ въ училище и потомъ отправилъ въ Индію. Я даже думаю, что онъ отослалъ бы его сюда, ежели бы Броунъ не сказалъ ему, что когда онъ возвратится въ Шотландію, то это нанесетъ вредъ нашей торговл.

— Полагаете ли вы, что онъ теперь знаетъ о своемъ происхожденіи?

— Почему же мн знать объ этой чертовщин? Но что онъ долго не могъ позабыть прежней жизни, то а то сущая правда. Бывъ лтъ десяти, онъ уговорилъ такого же негодяя Англичанина, какъ и самъ, подцпишь шлюбку съ моего люгера и отправишься въ свою сторону. Они было отплыли довольно далеко, и когда я догналъ ихъ я то они чуть не опрокинули моего катера.

— Какъ жаль, что не послалъ Богъ и ему опрокинуться съ катеромъ!

— Какъ же не такъ! я и самъ до того взбсился я чортъ возьми! что треснулъ его кулакомъ и перебросилъ черезъ бортъ, да чертенокъ нашъ поплылъ, какъ утка. Я, чтобы проучить его порядкомъ, пустилъ плыть съ милю, и тогда только взялъ опять на бортъ, когда онъ уже началъ тонуть. Клянусь святымъ Николаемъ! онъ уже и въ томъ возраст имлъ живость молніи, быстроту грома, а спрашивается, что онъ былъ тогда? не боле какъ утлегарь {Тонкое дерево, находящееся на носу корабля.}, но теперь долженъ быть грот-мачтою {Самая толстая средняя мачта.}: и ежели вы попадетесь къ нему на корабль, то онъ прокатитъ васъ на всхъ парусахъ.

— Какъ же онъ возвратился изъ Индіи?

— Да почему же мн это знать? Пропадай онъ! Домъ, въ которой его отправили, пошелъ ко дну я а это и у насъ въ Миддельбург произвело сильную течь. Для того-то я и возвратился на здшній берегъ посмотрть, не отыщу ли кого нибудь изъ своихъ старыхъ знакомыхъ, полагая, что о прежнихъ нашихъ длахъ никто боле и не помнитъ. Въ первыя дв поздки я довольно усплъ, но теперь опасаюсь, что этотъ безмозглый Броунъ совершенно насъ потопилъ, допустивъ себя убить подъ Вудбурномъ.

— За нмъ васъ не было съ нимъ?

— За чмъ? Чортъ возьми! я врно никого не трушу, да это было слишкомъ далеко отъ моря, а между тмъ за мною могли бы погнаться.

— Это правда. Но чтобы возвратишься къ нашему молодцу.

— Да, да, тысяча громовъ! въ этомъ то и состоитъ ваше дло!

— Почему вы знаете, что онъ въ нашей сторон?

— Почему! Гаврило видлъ его въ горахъ.

— Гаврило! а кто етотъ Гаврило?

— Цыганъ. Лтъ осьмнадцать тому назадъ, старикъ Елленгованъ отдалъ его въ службу на канонерскую лодку Шаркъ, бывшую подъ командою проклятаго Притчарда. Онъ-то и увдомилъ, что эта лодка намрена меня захватить, и что это длается по милости Кеннеди. Въ Ост-Индію, онъ отправился на одномъ корабл съ вашимъ молодцомъ я и чортъ возьми! тотчасъ узналъ, увидвъ его нсколько дней тому назадъ, но самъ отъ него скрывался, потому что бжалъ съ канонерской лодки, и въ Голландской служб служилъ противу Англіи. Ежели бы теперь его узнали, то ему было бы не слишкомъ весело. И такъ онъ далъ мн знать, что молодецъ нашъ находится въ окрестносьяхъ, но я смюсь надъ нимъ, какъ надъ обрывкомъ стараго каната.

— Слдовательно, между нами будь сказано, любезнйшій Гаттрійкъ, онъ точно находится въ нашей сторон?

— Ну, конечно, будь я проклятъ! за кого же вы принимаете меня?

За погрязшаго въ преступленіяхъ и за убійцу, подумалъ Глоссинъ, но перемнивъ разговоръ, кто же изъ вашихъ людей, спросилъ онъ, поранилъ молодаго Газлевуда?

— Тысяча бурь! да разв вы почитаете насъ сумасшедшими? Разумется, что ни которой! какая бы намъ была ма того польза? и безъ того уже это собачье Броуновское дло крпко попортило наше собственное.

— Какъ, же мн сказали, что на Газлевуда нападалъ Броунъ?

— Да нтъ, тысяча чертей! говорятъ вамъ, что Броунъ уже лежалъ тогда на полторы сажени подъ землею въ Дернклейг на канун того дня, въ которой случилось это произшествіе.. Разв вы думаете, что онъ нарочно воскресъ для того, чтобы еще разъ выстрлить.

Нкоторой свтъ озарилъ неясныя понятія, вертвшіяся въ голов Глоссина.— Не сказали ли вы мн, что молодой человкъ называется Броуномъ.

Да, Фанъ-Бестъ-Броуномъ, старикъ Фанъ Бестъ, нашего дома Фанъ-Бестъ и Фанъ-Бруггенъ, далъ ему свое имя и это сущая правда.

— Тогда, сказалъ Глоссинъ, потирая себ руки, онъ учинилъ эта преступленіе.

— А мн что до того за дло, чортъ съ нимъ!

Глоссинъ остановился на минуту и въ голов своей, богатой способами, обдумалъ новое предпріятіе, и подошедъ къ Гаттрійку съ торжественнымъ видомъ, вы знаете, любезнйшій Капитанъ, сказалъ онъ, что главное наше дло состоитъ въ томъ, чтобы сбыть съ рукъ этого молодца.

— Наше!

— Я никакъ не желаю, чтобы съ нимъ случилось что нибудь дурное, ежели… ежели… ежели это не будетъ необходимо. Но въ теперешнемъ положеніи длъ онъ и безъ того можетъ попасться въ руки правосудія, во первыхъ по тому, что иметъ одинаковое имя съ вашимъ Поручикомъ, находившимся въ Вудбурнскомъ произшествіи, равно и за то, что выстрлилъ въ молодаго Газлевуда съ намреніемъ поранить его или убить.

— Ну чтожъ, какая вамъ изъ того польза! этотъ призъ будетъ немедленно освобожденъ, выставивъ свои настоящій флагъ.

— Эдю правда, любезный Диркъ: замчаніе ваше весьма справедливо, мой дорогой Гаттрійкъ, но тутъ найдется достаточно причинъ продержать его въ тюрьм, пока онъ будешь въ состояніи получить изъ Англіи или какого другаго мста достаточныя доказательства. Я знаю законы. Капитанъ, и беру на себя, на отвтственность Жильберта Глоссина Елленгованскаго, мирнаго судьи Графства, не примять никакого поручительства, хотя бы самаго лучшаго изъ всей Шотландіи, прежде вторичнаго донроса. Теперь знаете ли вы, въ какую тюрьму я велю отвесть его?

— А мн что за нужда? тысяча громовъ!

— Не правда, мои добрый другъ, это очень до васъ касается. Знаете ли, что перехваченные у васъ товары, отвезенные сначала въ Вудбурнь, теперь сложены въ таможенномъ магазейн въ Портанфери, небольшомъ приморскомъ городк? И такъ туда-то велю я засадить нашего молодца…

— Когда еще поймаете его?

— Да, конечно когда его поймаю, что будетъ весьма скоро. Тогда, говорю вамъ, прикажу посадить его въ тюрьму, то есть Бридежелль, которая стна съ стною съ таможнею.

— Ну чтоже, тысячи бомбъ, я и самъ все это знаю!

— Я постараюсь удалить оттуда охраняющихъ таможню солдатъ, вы съ экипажемъ люгера выдете ночью на берегъ, отберете назадъ свои товары, и увезете молодца съ собою въ Флессингенъ. Не такъ ли?

— Или въ Америку?

— Хорошо, мой добрый другъ?

— Или положимъ… Въ Іерихонъ?

— Ну, куда вамъ будетъ угодно!

— Или можно… заставить его нырнуть?

— О, любезнйшій Капитанъ? я этого не требую, но…

Но вы полагаетесь въ томъ на меня, тысяча бурь! Я знакомъ съ вами вдь не съ ныншняго дня. Но скажите мн теперь, какая изъ всего этого будетъ мн выгода, мн, Диркъ Гаттрійку?

— Какъ какая? Разв это не общая наша польза? Да къ тому же не я ли теперь васъ освободилъ?

— Вы освободили меня, тысяча чертей и тысяча громовъ! Я самъ освободилъ себя. Да къ тому же, это такъ было давно, что я и не помню, какъ вы вчера говорили. Ха, ха, ха!

— Перестанемъ же, перестанемъ шутить. Я не прочь отъ того, чтобы васъ подаритъ и порядочно, но право это дло столь-же же касается до васъ, какъ и до меня.

— Какъ и до васъ? А кто изъ насъ владетъ всмъ имніемъ этаго плута? Не вы ли полно? Вдь Диркъ Гаттрійку же досталось ни шилинга изъ его доходовъ!

— Полно, полно! говорятъ вамъ, что это наше общее дло.

— Стало быть мн достанется половина барита?

— Какъ, половина имнія? По этому вы хотите со мною поселишься въ Едленгован и управлять половиною помстья?

— Нтъ, чортъ возьми! Но вы можете мн отдать половину того, чего оно стоитъ, половину доходовъ. Поселишься съ вами! Нтъ, нтъ! меня будетъ близъ Миддельбурга загородной домъ, прелестный цвтникъ не лучше и не хуже, какъ у самаго бургомистра.

— Да! съ деревяннымъ львомъ на воротахъ и съ нарисованнымъ на садовой стн гренадеромъ съ трубкою въ зубахъ. Но выслушайте, Гаттрійкъ, къ чему вамъ послужатъ вс ваши загородные дома, вс тюльпаны и цвтники цлой Голландіи, ежели васъ въ Шотландіи повсятъ?

Лице Капитана наморщилось. Повсятъ, тысяча чертей!

— Да, повсятъ, любезнйшій Капитанъ! Самъ чортъ не въ силахъ будетъ спасти отъ вислицы Диркъ Гаттрійка, ежели молодой Елленгованъ останется въ здшней сторон, а храбрый нашъ Капитанъ захочетъ продолжать свой торгъ, я могъ бы даже прибавить, что такъ какъ много поговариваютъ о мир: то весьма не мудрено, что ихъ высокомочія, чтобы услужить новому своему союзнику, согласятся выдать такого человка, который будетъ обвиненъ въ убійств и похищеніи младенца, хотя бы даже онъ и не выглянулъ изъ Голландіи.

— Милліонъ громовъ и проклятій! это не совсмъ несправедливо!

— Я говорю это не для того, прибавилъ Глоссинъ, примтивъ, что сказанное имъ подйствовало, не для того, чтобы я хотлъ отказаться отъ должной благодарности, и сказавъ сіе, сунулъ въ руку Диркъ Гаттріика банковую ассигнацію довольно значущей цны.

— И только-то? сказалъ разбойникъ. Вы получили половину груза моего люгера, чтобы только не оказывать о нашемъ Варрохскомъ произшествіи, да еще сверхъ того мы сослужили вамъ же службу, увезши съ собою ребенка.

— Но, добрый мой другъ, вы забываете, что… что чрезъ меня вы получите обратно перехваченные у васъ товары.

— Да, подвергаясь опасности, что намъ посвертятъ шеи. Для этаго вы намъ не нужны.

— Сомнваюсь, Капитанъ, потому что безъ моего старанья легко можетъ случиться, что вы въ таможенномъ дом найдете сильный отрядъ солдатъ. Ну полно же, перестанемъ спорить, я съ своей стороны не поскуплюсь, да и вамъ также надобно будетъ поступать со мною по совсти.

— Пусть меня чортъ задушитъ, ежели это не отвратительне всего прежняго! Вы сами длаетесь воромъ и убійцей, уговаривая меня грабить и убивать для вашихъ выгодъ, и посл того, тысяча милліоновъ громовъ, вы же мн говорите о совсти. Такъ найдите средняго почестне отдлаться отъ этаго бдняка.

— Нтъ, Мейнъ Герръ, довольно будетъ и того, что вы постараетесь…..

— Чтобъ я за нимъ ухаживалъ, чортъ возьми! то есть, чтобы его уходилъ порохъ и свинецъ. Ну, когда надобно, такъ уже нчего длать, но вы знаете сами, что я сдлаю съ нимъ.

— О, любезный мой другъ, я надюсь, что вы не ршитесь на самыя жестокія средства.

— Жестокія! я желалъ бы, чтобъ вамъ приснилось то, чмъ поподчивалъ меня сонъ въ этой собачей конур, когда я улегся, на куч сухой травы и старался заснуть. Какъ вы думаете: лишь только что закрылъ я глаза, какъ мн представился этотъ проклятой бездльникъ съ переломанными ребрами и ревлъ какъ въ то время, когда я сбросилъ его съ верха скалы, вы побожились бы, что онъ былъ тутъ, на томъ самомъ мст, гд вы стоите, и вздрагивалъ, какъ ободранная лягушка.

— Что же это значитъ, любезный другъ, это просто вздорь. Ежели вы сдлались мокрою курицею, то конечно игра проиграна и проиграна обоими.

— Мокрою курицею! нтъ тысяча громовъ! я не для того живу такъ долго на свт, чтобы начать бояться живаго, мертваго, или дьявола.

— Выпейте же еще: вы опять начинаете зябнуть. Теперь, скажите, много ли осталось народу изъ вашего прежняго экипажа?

— Никого! вс померли, потонули, повшены, словомъ сказать, вс у чорта въ кохтяхъ! Броунъ пошелъ ко дну послдній, а остался одинъ Гаврило. Ему можно что нибудь дать, и уговорить убраться изъ здшней стороны, но и бояться его не надобно: собственная выгода заставитъ молчать, къ тому же и тетка его старуха Мегъ не позволитъ ему болтать.

— Какая это Мегъ!

— Мегъ Меррильисъ, старая колдунья, цыганка, чортова дочка!

— Такъ она еще не умерла?

— Я, Мейнъ Герръ!

— И она въ здшней сторон?

— Она здсь, и была въ прошедшую ночь въ Дернклейг, когда и съ двумя своими удальцами перевелъ Броуна на такую квартиру, гд, худо ли, хорошо ли, онъ навсегда останется.

— Эта женщина опасна, Капитанъ. Уврены ли вы, что она насъ не выдастъ.

— Она? Никогда. Она побожилась, что ежели мы не сдлаемъ ничего дурнаго съ ребенкомъ, то она никому не скажетъ о скачк таможеннаго. Ну, сгоряча я было разскъ ей саблею руку, однакоже, когда ее поймали, посадили въ тюрьму и присудили къ изгнанію изъ здшняго Графства: то она не сказала о насъ ни слова. Можно на Мегъ столько надяться, какъ на пулю моего пистолета.

— Это можеть быть такъ, какъ вы полагаете. Однакоже не худо бы и ее увесть въ Голландію…. или въ Зеландію … или … въ какое нибудь другое мсто … куда вамъ заблагоразсудится.

Гаттрійкъ, вскочивъ, вытянулся и окидывая глазами Глоссина съ ногъ до головы: — я не примчаю, сказалъ онъ, ни козьихъ ногъ, ни кохтей, но, повидимому вы самъ сатана! Знайте однако же, что Мегъ Меррильисъ живетъ съ нимъ дружне вашего. Я въ жизнь мою не видывалъ на мор такой погоды, какъ во время моего плаванія посл нашей съ нею ссоры. Нтъ, нтъ, тысяча громовъ! не хочу съ нею связываться: она настоящая колдунья, чортова пріятельница, говорю вамъ, собственная его кровь. Что касается до прочаго, то ежели ето не можетъ нанесть вреда торговли: то я согласенъ избавишь васъ отъ извстнаго молодца, когда вы увдомите меня, что успли на него наложить амбарго.

Наконецъ достойные сообщники уговорились во всемъ и согласились, какъ имъ переписываться. Люгеръ Гаттрійка не подвергался никакой опасности, долго оставаясь подл берега, потому что въ тхъ водахъ не было никакого военнаго судна.

ГЛАВА III.

Глоссинъ, возвратившись домой, между многими письмами, полученными во время его отсутствія, нашелъ одно привлекшее особенно его вниманіе. Оно было отъ г. Протокола, служившаго Прокуроромъ въ Едимбург. Сей послдній его, какъ повреннаго покойнаго г. Бертрама Елленгованскаго и наслдниковъ его, увдомлялъ о скоропостижной кончин Мистриссъ Маргариты, Бертрамъ Синглезидской и просилъ сообщить объ оной доврителямъ его, дабы-они могли, ежели заблагоразсудятъ явишься, или вмсто себя поручить кому нибудь находиться во время разсмотрнія правъ о наслдств покойницы.

Глоссинъ тотчасъ догадался, что г. Протоколъ не былъ извстенъ о уничтоженіи данной ему, довренности покойнымъ его покровителемъ. Онъ зналъ, что Люси Бертрамъ иметъ право на наслдство сей госпожи, но поставилъ бы тысячу противу одного, что своенравіе старой двицы давно перемнило прежнее ея благорасположеніе къ Люси. Старавшись долгое, время пріискать въ своемъ плодовитомъ воображеніи, не можно ли изъ сего случая извлечь какой нибудь выгоды для самаго себя, онъникакъ не могъ придумать ничего: и потому ршился употребить оный для намренія своего, пріобрсть довренность и нажить себ добрую славу. Нердко случалось ему чувствовать недостатокъ сего неоцненнаго сокровища, и онъ опасался и впередъ ощущать оный. Надобно мн, думалъ онъ, постараться поставить себя на такую ногу, что ежели дла мои съ Капитаномъ возьмутъ дурной оборотъ, то осталось бы нсколько голосовъ и на моей сторон. Сверхъ того, ему надобно отдать справедливость, въ томъ, что хотя онъ былъ и негодной человкъ, но возможность заплатить нсколько Миссъ Люси за все сдланное зло ея семейству, не теряя при томъ ни тилинга, доставила ему нкоторое удовольствіе, и потому онъ приготовился отправишься на другой день поутру въ Вудбурнъ.

Не съ большею смлостію ршился Глоссинъ на сей поступокъ, и съ такимъ же отвращеніемъ сбирался хать къ Полковнику Маннерингу, съ какимъ обыкновенно преступники являются взорамъ честныхъ и безпорочныхъ людей. Однако же онъ много полагался на свое званіе, имлъ нкоторыя дарованія и многія свденія, кром относящихся до его ремесла и долго живъ въ разныя времена въ Англіи, стрясъ съ себя деревенскую пыль и педамство своего состоянія. Будучи весьма ловокъ, краснорчивъ и безстыденъ въ высочайшей степени, онъ умлъ скрывать сіи качества подъ завсою простаго и непринужденнаго обхожденія. И такъ ободрившись, онъ отправился около десяти часовъ утра въ Вудбурнъ и веллъ доложить, что иметъ нчто сказать Миссъ Бертрамъ.

Имя свое онъ открылъ не прежде, какъ бывъ уже у дверей столовой, въ которой тогда вс завтракали. Человкъ по приказанію его доложилъ, что г. Глоссинъ желаетъ видть Миссъ Бертрамъ. Люси, вспомнивъ нещастнее явленіе, прекратившее жизнь ея отца, побледнла какъ смерть, и едва не упала въ обморокъ. Юлія поспшила къ ней на помощь и он удалились вмст изъ столовой. Въ комнат остались лишь Полковникъ, Карлъ Газлевудъ съ подвязанною рукою и Доминусъ, котораго длинное лице и впалые глаза приняли видъ свирпости, когда онъ усмотрлъ Глоссина.

Честный человкъ, хотя и изумленный дйствіемъ, произведеннымъ его появленіемъ, не потерялся, и подошедъ къ Полковнику, сказалъ: сожалю, если прибытіе мое причиною удаленія сихъ двицъ. Маннерингъ принялъ его съ большою холодностію и гордостію, сказавъ, что не знаетъ, чему при писать посщенія г. Глоссина.

— Гемъ! гемъ! Я взялъ смлость, Полковникъ, пріхать къ вамъ, чтобы поговорить съ Миссъ Бертрамъ о дл, касающемся до нее…

— Ежели вамъ можно сообщить Г. Мак-Морлану, имющему полную ея довренность, то я полагаю, что это будетъ гораздо пріятне для миссъ Люси!

— Прошу васъ извинить меня, Полковникъ Маннерингъ, вы конечно знаете свтъ и то, что есть обстоятельства, въ которыхъ гораздо благоразумне самому заниматься своими длами.

— Въ такомъ случа, ежели г. Глоссину угодно будетъ письменно объяснить то дло, о коемъ онъ желаетъ говорить: то я могу уврить его, что Миссъ Бертрамъ прочтетъ съ должнымъ вниманіемъ.

— Я не сомнваюсь, но есть обстоятельства, въ которыхъ словесныя сношенія…. Я примчаю…. я вижу, что и Полковникъ Маннерингъ противу меня предупрежденъ и полагаетъ пріздъ мой неприличнымъ, но я ссылаюсь на собственное его благоразсужденіе. Можно ли не выслушать меня, не зная причины, заставившей меня сюда пріхать, ни даже послдствій, могущихъ отъ того произойти ко вреду молодой госпожи, удостоенной вашего покровительства.

— Конечно, сударь, я не намренъ поступить съ образомъ. Я пойду вами такимъ къ Миссъ Бертрамъ, узнаю ея мысли въ разсужденіи этаго дла, и ежели г. Глоссину угодно будетъ съ минуту подождать, то возвратившись, увдомлю его о томъ,

— Сказавъ сіе, онъ вышелъ изъ столовой.

Глоссинъ остался по середин комнаты. Полковникъ не сдлалъ ему ни малйшаго приглашенія ссть и правду сказать, и самъ не садился во время краткаго съ нимъ разговора. По выход его, Глоссинъ взявъ стулъ, слъ съ нкоторымъ замшательствомъ и вмст съ безстыдствомъ, а такъ какъ молчаніе особъ, оставшихся съ нимъ, показалось ему непріятнымъ и происходящимъ отъ презрнія къ нему, то онъ вздумалъ заставить ихъ прервать оное.

— Прекрасное утро, г. Сампсонъ!

— Доминусъ отвтствовавъ однимъ глухимъ восклицаніемъ, ле похожимъ на ропотъ и негодованіе, нежели на отвтъ.

— Вы никогда не бываете Въ Елленгован и не навщаете старыхъ вашихъ знакомыхъ, г. Сампсонъ! вы нашли бы тамъ многихъ прежнихъ фермеровъ. Я слишкомъ уважаю фамилію, владвшую прежде меня симъ помстьемъ, чтобы выгонять старыхъ наемщиковъ, даже подъ предлогомъ улучшенія. Къ тому же это не мой обычай: я не люблю этаго. Не правда ли, г. Сампсонъ, что Священное Писаніе осуждаетъ угнтающихъ бдныхъ — и…

— Пожирающихъ пропитаніе сиротъ! прибавилъ Доминусъ, анаема! Выговоривъ сіи слова, онъ всталъ и положилъ подъ мышку большую книгу въ листъ, которую читалъ, въ четверть круга повернулся на право, и вышелъ изъ комнаты погренадерски.

— Г. Глоссинъ не вмшался, или по крайней мр, стараясь не показать замшательства, обратился къ Карлу Газлевуду, занимавшемуся чтеніемъ журнала, и спросилъ у него: — нтъ ли чего нибудь новенькаго, сударь?

Газлевудъ обратилъ на него глаза, посмотрлъ, не отвчая, подвинулъ къ нему журналъ, какъ подаютъ незнакомому въ кофейномъ дом, всталъ и собрался выдши вонъ изъ комнаты.

— Извините меня, г. Газлевудъ, въ томъ, что не могу удержаться отъ изъявленія удовольствія моего, видя скорое выздоровленіе ваше посл такого ужаснаго произшествія.

Весь отвтъ состоялъ изъ едва примтнаго и весьма холоднаго наклоненія головы, не лишившаго однакоже Глоссина смлости говорить.

— Я могу васъ уврить, г. Газлевудъ, что немногіе взяли въ немъ такое участіе, какъ я, и для общаго блага нашей стороны, и еще боле по особенному уваженію, которое я чувствую къ вашей высокопочтенной фамиліи. Г. Фитергидъ старетъ и конечно не долго будетъ засдать въ Парламент, не худо бы вамъ было взятъ свои мры заблаговременно. Я совтую вамъ, какъ другъ, г. Газлевудъ, какъ человкъ, знающій обстоятельно, какъ поступать въ такихъ случаяхъ, и ежели бы могъ вамъ быть на что нибудь полезнымъ.

— Прошу васъ извинить меня, сударь: я не имю никакихъ видовъ, для которыхъ бы могъ имть нужду въ вашей помощи.

— Очень хорошо! вы, можетъ быть, говорите справедливо. Время еще терпитъ. Мн пріятно видть молодаго человка благоразумнымъ, но я говорилъ съ вами о ран вашей. Надюсь отыскать напавшаго на васъ бездльника. Да, я непремнно его отыщу, и ежели онъ не будетъ наказанъ, такъ какъ стоитъ…

— Опять прошу у васъ, сударь, извиненія: ревность ваша простирается гораздо дале, нежели бы я желалъ. По всмъ обстоятельствамъ полагать должно, что рана моя произошла единственно отъ нечаянности, и конечно безъ всякаго злоумышленія. А ежели бы знали кого нибудь способнаго быть неблагодарнымъ и измнникомъ, то увидли бы меня мыслящимъ съ вами одинаково.

— Еще толчекъ! подумалъ Глоссинъ, надобно приступить къ нему съ другой стороны. Не возможно мыслить благородне, сударь. Конечно я не боле бы пожаллъ о неблагодарномъ, какъ о бекас. И кстати о бекасахъ (Глоссинъ отъ стараго своего покровителя научился перемнять такимъ образомъ разговоръ), я часто видалъ, что вы ходите съ ружьемъ, и надюсь, что скоро будете въ состояніи попрежнему охотиться, я примтилъ что вы не ходите дале межи Газлевудскаго помстья, но надюсь, мой любезный господинъ, что вы не посовститесь стрлять и на Елленгованской земл. Я думаю, что на ней гораздо боле бекасовъ хотя и на вашей водится ихъ довольно.

За сіе предложеніе получилъ онъ холодное и скромное наклоненіе головы. Глоссинъ старался завесть снова разговоръ, когда былъ выведенъ изъ затрудненія приходомъ Маннеринга.

— Я боюсь, сударь, сказалъ онъ Глоссину, что долго васъ задержалъ. Я желалъ уговорить Миссъ Бертрамъ повидаться съ вами, полагая, что надобность узнать то, что вамъ нужно сказать ей, должна была преодолть ея отвращеніе, но увидлъ, что недавнія произшествія, которыя трудно забыть, длаютъ ей свиданія съ г. Глоссиномъ, столь тягостнымъ, что весьма жестоко было бы продолжать ее о томъ упрашивать. Она поручила мн узнать ваши желанія и увдомить ее о томъ, что вамъ нужно пересказать ей.

— Гемъ! гемъ! я очень сожалю, сударь, истинно сожалю, Полковникъ, что Миссъ Бертрамъ можетъ предполагать что нибудь непріятное, однимъ словомъ: что она можетъ думать, что я съ своей стороны могъ…

— Тамъ, гд нтъ обвиненій, сударь, всякое оправданіе безполезно. Не находите ли вы какого нибудь затрудненія, мн, какъ времянному опекуну Миссъ Бертрамъ сообщить то дло, о которомъ вы желали говорить съ нею?

— Ни малйшаго, Полковникъ, она не могла избрать друга почтенне васъ, и человка, съ которымъ мн, съ своей стороны, было бы пріятне имть дло.

— Прошу же покорно, сударь, изъяснить мн причину, васъ приведшую ко мн.

— Это, милостивый государь… это не одно только дло, но г. Газлевудъ не иметъ надобности насъ оставлять. Я желаю — — — столько добра Миссъ Бертрамъ, что желалъ бы имть въ томъ свидтелемъ весь свтъ.

— Другу моему г. Газлевуду конечно не угодно, Г. Глоссинъ, слушать о такихъ вещахъ, которыя до него не касаются. Оставiисъ наедин съ вами, позвольте мн попросить не распространяться и говорить ясне о дл. Я солдатъ, судари, и не понимаю ни обрядовъ, ни предисловій.

Сказавъ сіе, онъ слъ и ждалъ Глоссинова отвта.

— Сдлайте милость, прочтите это письмо.

Полковникъ прочелъ оное, внесъ въ записную книжку адресъ г. Протокола и Глоссину возвратилъ письмо, примолвивъ: — мн кажется, сударь, что это дло не требуетъ большихъ объясненій. Я возьму мры для соблюденія интересовъ Миссъ Бертрамъ.

Однако же, сударь, однако же, Полковникъ, здсь со всмъ другое дло и кром меня никпіо не можетъ вамъ объяснить онаго. Во время пребыванія въ Елленгован у прежняго моего друга г. Бертрама, эта госпожа, Мистриссъ Маргарита Бертрамъ сдлала духовную, въ которой единственною своею наслдницею назначила Миссъ Люси Бертрамъ. Въ этомъ я точно увренъ, потому что Доминусъ, симъ имянемъ покойный другъ мой называлъ почтеннаго г. Сампсона, подписалъ ту духовную вмст со мною, какъ свидтель. Она въ то время имла полное право отказывать, потому что Синглезидское помстье было уже ея собственностію, хотя она и не могла владть имъ при жизни своей старшей сестры. Старикъ Синглезидъ, сударь, сдлалъ очень странное распоряженіе, которымъ обихъ сестеръ заставлялъ между собою грызться, какъ собакъ.

— Очень хорошо, сударь, но приступимъ къ длу. Вы говорите, что эта госпожа имла право отказать свое наслдство Миссъ Бертрамъ, что она и сдлала?

— Такъ, Полковникъ. Я думаю, что съ законами немного я знакомъ, довольно долго занимался имя, и хотя уже пересталъ ходишь по дламъ, наживъ нкоторый достатокъ, но не совсмъ однако же позабылъ науку, стоющую боле всхъ замковъ, всхъ земель. Опытный и глубокій законоискусникъ можетъ возвратишь потерянное имніе, и я умю еще хлопать бичемъ, и могу знаніемъ моимъ услужить пріятелямъ.

Такимъ образомъ Глоссинъ распространялся на щетъ достоинства своего, въ надежд тмъ внушить благопріятное о себ мнніе. Маннерингу весьма хотлось бы выбросить его въ окошко, ежели онъ не выберется проворно въ двери, но разсудивъ, что сіе дло могло имть хорошія послдствія для Миссъ Бертрамъ, умлъ скрыть свое нетерпніе и слушалъ, сколько могъ покойне похвалы, приписываемыя Глоссиномъ познаніямъ его. Когда онъ пересталъ говорить, то Полковникъ спросилъ у него, не знаетъ ли онъ, гд находится духовная.

— Я знаю. то есть, полагаю… надюсь, что могу ее отыскать, но въ подобныхъ обстоятельствахъ случается, что хранящее таковыя бумаги желаютъ иногда воспользоваться ими для полученія…

— Я никакъ не прочь отъ того, сударь! сказалъ Полковникъ, взявшись за свою записную книжку.

— Но вы слишкомъ рано меня перебиваете, мои любезной господинъ. Я хотлъ доложить вамъ, что нкоторые люди, принявъ такія бумаги подъ сохраненіе, могли бы потомъ потребовать за протори духовной, за собственныя издержки и пр. и пр., но что касается до меня, то я желалъ бы уврить Миссъ Бертрамъ и друзей ея, что я поступаю съ нею честно. Вотъ, сударь, эта духовная, мн было бы весьма пріятно самому вручить ее Миссъ Бертрамъ и поздравить съ новымъ ея благополучіемъ, но такъ какъ сила не въ состояніи превозмочь своихъ предубжденій, то мн остается просить васъ, Полковникъ, передать Миссъ Люси искреннйшія мои желанія ей щастія и увреніе въ моей готовности явиться въ судъ для подтвержденія законности духовной, когда потребуется мое свидтельство. Имю честь, сударь, пожелать вамъ добраго дня.

Сія прощальная рчь была весьма хорошо обдумана и произнесена съ видомъ столь подражавшимъ несправедливо подозрваемому безкорыстію, что Полковникъ Маннерингъ нсколько поколебался въ дурномъ мнніи, которое имлъ о Глоссин. Онъ проводилъ его до дверей и простился съ нимъ хотя и холодно, но гораздо учтиве, нежели говорилъ съ нимъ во время посщенія его.

Глоссинъ отправился изъ замка отчасти довольный вліяніемъ, произведеннымъ послдними его словами, а отчасти недовольный сдланнымъ ему невесьма ласковымъ пріемомъ. Полковникъ Маннерингъ, думалъ онъ, могъ бы быть со мною и поучтиве. Не всякой доставитъ четыреста фунтовъ дохода двушк, не имвшей ни гроша. На моемъ мст многіе сами захотли бы симъ воспользоваться, хотя, правду сказать, и не могу придумать, чмъ бы они тутъ поживились.

Тотчасъ по отправленіи Глоссніга, Маннерингъ послалъ человка къ Мак-Морлану просить его немедленно пріхать въ замокъ, а по прибытіи показалъ ему духовную и спросилъ его мннія объ оной. Глаза Мак-Морлана заблестли отъ радости: и онъ вскричалъ, потирая себ руки: — неоспоримо! Это приходится по рук, какъ перчатка. Извстно, что никто не нанижетъ лучше Глоссина, а когда работа его не годится, то онъ врно иметъ на то свои причины.

— Но, прибавилъ онъ, измнившись въ лиц, старая бездльница, ее не грхъ величать этимъ именемъ, можетъ быть, перемнила свое намреніе.

— Какъ же о томъ узнать?

— Давъ кому нибудь довренность присутствовать вмсто Миссъ Бертрамъ при описи имнія.

— Не льзя ли вамъ побывать тамъ?

— По нещастью не возможно! мн надобно оставаться по одному длу въ суд присяжныхъ.

— Въ такомъ случа я самъ поду и отправлюсь завтра же поутру. Возьму съ собою Сампсона: онъ былъ въ числ свидтелей, то присутствіе его можетъ понадобиться. Но мн нуженъ человкъ,который могъ бы мн дать нкоторыя наставленія.

— Я дамъ вамъ письмо къ прежнему шерифу нашего Графства. Онъ живетъ въ Едимбург и извстенъ по своей честности, что и заслуживаетъ.

— Мн боле всего правится въ васъ, г. Мак-Морланъ, то, что вы всегда стремились къ цли ближайшимъ путемъ. Напишите же скоре это письмо. А надобно ли намъ сказать Миссъ Люси о надежд доставить ей это наслдство?

— Необходимо нужно. Она должна васъ уполномочить за нее дйствовать, а я тотчасъ приготовлю и врющее письмо. Къ тому же можно поручиться за ея благоразуміе, что она не почтетъ надежды за достоврность,

Мак-Морланъ судилъ справедливо. Когда сказали. Миссъ Бертрамъ о сей новости, то она выслушала ее съ умренностію, доказывавшею, что она не полагаетъ надежною возможность получить состояніе. Только въ продолженіе вечера она спросила у Мак-Морлана о доход, который можно получить съ Газлевудскаго помстья. Мы предоставляемъ на разршеніе нашихъ читателей, была ли цль ея узнать, выгодная ли будетъ для молодаго Лорда невста, имющая четыреста фунтовъ годоваго дохода {Около десяти тысячи рублей.}.

ГЛАВА IV.

Маннерингъ взявъ съ собою Сампсона, отправился въ Эдимбургъ, не теряя времяни, Доминуса посадилъ съ собою въ почтовую коляску, и зная обыкновенную его разсянность, не хотлъ упускать его изъ вида и еще мене того весть верхомъ, потому что почтовый конюхъ съ небольшою ловкостію могъ бы посадить его на лошадь навыворотъ, то есть лицемъ къ хвосту. Съ помощію камердинера, слдовавшаго за коляскою верхомъ, онъ благополучно довезъ г. Сампсона до Едимбургскаго постоялаго двора, потому что гостинницы еще не были тамъ извстны. Впрочемъ во время пути Барнесу досталось только два раза потрудиться отыскивать Доминуса. Въ Мофет, между тмъ какъ Полковникъ завтракалъ, онъ завелъ споръ съ школьнымъ учителемъ сего мстечка объ одномъ слов седьмой оды, во второй книг Горація, о числ котораго они не могли согласиться. Изъ того воспослдовало другое разсужденіе о смысл слова Malobathro, находящагося въ той же од. Наконецъ Полковникъ уже четверть часа сидлъ въ коляск, а никто не зналъ еще, гд былъ Сампсонъ, который во время своихъ прній проводилъ учителя до его дома, въ коемъ Барнесъ его и нашелъ. Въ другой разъ увидвъ не въ дальнемъ разстояніи отъ дороги надгробной памятникъ, онъ изъявилъ желаніе осмотрть оный. Полковникъ согласился остановиться на нсколько минутъ, но когда Доминусъ удовлетворилъ свое любопытство, то вмсто того, чтобы возвратиться къ повозк, продолжалъ итти въ противномъ направленіи. и. прошелъ уже около мили, когда Барнесъ его догналъ. Онъ позабылъ, и. о дорог, и о покровител. своемъ, какъ бы ихъ не было на свт, и когда присутствіе Барнеса привело икъ ему на память, то: — удивительносъ! вскричалъ онъ, у меня совсмъ, это вышло изъ головы, и возвратился на свое мсто. Барнесъ удивлялся терпнію своего господина, въ. сихъ, обоихъ случаяхъ испытавъ, сколь медленность и нерадніе были для него несносны, но Доминусъ, повидимому, состоялъ у него на особенныхъ правахъ. Ничто не могло быть различне нравовъ ихъ, но природа, казалось, создала ихъ одного для другаго. Какой бы книги Маннерингъ не пожелалъ, Сампсонъ немедленно ее отыскивалъ. Ежели онъ хотлъ поврить щеты, Сампсонъ былъ всегда готовъ. Нужно ли ему было припомнить какой-либо отрывокъ изъ древнихъ писателей, Сампсонъ длается его словаремъ, который стотъ только развернуть. И не смотря на вс сіи услуги, этотъ подвижный истуканъ не гордился, когда въ немъ имли надобность, и не обижался, когда о немъ позабывали. Для человка гордаго и холоднаго, какъ Маннерингъ, этотъ родъ живаго реэстра, Автомата, одареннаго жизнію, имлъ вс выгоды слуги ученаго и нмаго.

Тотчасъ по прибытіи ихъ въ Эдимбургъ, они остановились на постояломъ дворъ Короля Георга близъ Бристпорта (я люблю писать подробно и точно). Полковникъ потребовалъ себ проводника, чтобы показать ему, гд живетъ г. Плейдель, тотъ стряпчій, къ которому Мак-Морланъ далъ ему письмо, Барнесу приказалъ присматривать за Доминусомъ и пошелъ съ своимъ провожатымъ.

Американская война приходила въ то время къ концу. Не находили еще большой надобности строишь въ столиц Шотландіи дома просторне и лучше расположенные. Въ южной части только что начали заниматься улучшеніемъ, а первые домы новаго города въ сверной части онаго еще строились, вс порядочные люди и особенно гражданскіе чиновники жили въ тсныхъ и мрачныхъ домахъ стараго города, Изъ самыхъ славныхъ стряпчихъ двое, или трое продолжали принимать своихъ просителей по старому обыкновенію въ Таверн, и хотя молодые ихъ собратія и оказывали неуваженіе къ сему древнему обычаю, но старшины сохранили привычку перемшивать пиво и вино съ самыми важными длами, и не отставали: отъ оной, находя ее слишкомъ хорошею или слишкомъ въ нихъ укоренившеюся.

Въ числ придерживавшихся сихъ прародительскихъ обычаевъ и старавшихся сохранить, чистоту, нравовъ почтенной старины находился и Павелъ Племдель, человкъ впрочемъ почтенный, преисполненный познаній и прекраснйшій стряпчій.

Маннерингъ, слдуя, за проводникомъ своимъ, прошелъ, нсколько узкихъ и неосвщенныхъ улицъ и дошелъ до Гих-Стрита, въ коемъ раздавались крики, женщинъ, продававшихъ устрицы и звонъ отъ погремушекъ разносившихъ пирожки, потому что уже было восемь часовъ, какъ замтилъ. проводникъ. Давно уже Полковникъ не бывалъ, въ улицахъ многолюдной столицы. Упомянутый крикъ, разнообразно освщенныя лавки, множество проходящаго или въ. иныхъ, мстахъ останавливающагося народа представляютъ, а особенно ночью, зрлище, хотя и составленное изъ. самыхъ простыхъ матеріаловъ, ежели разбирать ихъ порознь, но въ цлости производящее впечатлніе столь же странное, какъ и важное. Необыкновенная высота, домовъ означалась огнями, неправильно свтившимися въ разныхъ а шансахъ и нкоторые изъ самыхъ возвышенныхъ огней смшивались съ звздами, сіявшими на тверди небесъ. Сей видъ отчасти и понын существующій, происходилъ отъ высокихъ домовъ, построенныхъ съ обихъ сторонъ улицы, пересченной только въ томъ мст, гд Сверный мостъ составляетъ прекрасную и однообразную площадь, соразмрную высот украшающихъ ее домовъ.

Маннерингу нкогда было разсмотрть и полюбоваться симъ зрлищемъ, потому что проворно шедшій проводникъ вдругъ повернулъ въ маленькую и тсную улицу. Въ оной повернули еще разъ и вошедъ въ одинъ домъ, пошли съ осторожностію вверхъ по лстниц, въ семъ странствіи Полковникъ сожаллъ, что не имлъ насморка. Взобравшись по мннію Маннеринга уже весьма высоко, они услышали, что кто-то стучалъ въ дверь, находившуюся еще два этажа выше ихъ, и когда дверь отворилась, то воспослдовалъ тріо, разыгранный лаявшею собакою, ворчавшею кошкою и кричавшею женщиною. Громкой и сердитой голосъ мущины дополнилъ квартетъ, вскричавъ: — прочь, Мустарда, прочь!

— Боже мой! сказала женщина, ежели она зала нашу кошку,то г. Плейдель мн эннаго никогда не проститъ.

— Не бойся, моя милая, отвчалъ мущина, она жива. И такъ г. Плейделя нтъ дома?

— Нтъ, онъ никогда по субботамъ въ вечеру не бываетъ дома.

— Такъ врно и по Воскресеньямъ. Я право не знаю, что и длать.

Въ сіе время, пришелъ Маннерингъ и нашелъ родъ фермера, одтаго въ платье, имвшее цвтъ перца, перемшаннаго съ солью и большія свтлыя металлическія пуговицы, съ лакированною шляпою на голов, съ длиннымъ бичомъ подъ мышкою и разговаривавшаго съ служанкою въ туфляхъ, державшею въ одной рук дверь, какъ бы готовясь оную запереть, а въ другой котелъ съ кипяткомъ для мытья: почему можно въ Эдимбург узнать вечеръ подъ Воскресенье.

— Такъ г. Плейделя нтъ дома, моя милая? спросилъ Маннерингъ.

— Онъ все равно, какъ будто у себя, да не въ своемъ дом, и никогда не бываетъ по субботамъ въ вечеру.

— Но я не здшній, моя милая, и пріхалъ очень издалека. Мн крайняя нужда его видть: не можете ли вы сказать мн, гд его найти?

— О! вскричалъ проводникъ, онъ врно теперь въ таверн Клеригухской, и она могла бы вамъ это сказать, да видно думаетъ, что вы пришли осматривать ея домъ.

— Ну, такъ ведите же меня въ эту таверну. Я надюсь, что онъ изволитъ меня принять, потому что мн надобно переговорить съ нимъ о важномъ дл.

— Не могу вамъ наврное сказать, сударь, только онъ не любитъ, чтобы его отрывали по субботнимъ вечерамъ и говорили съ нимъ о длахъ, хотя впрочемъ онъ и ласковъ съ чужими людьми.

— Я также пойду въ таверну, сказалъ нашъ пріятель Динмондъ, я также прізжій и мн то же нужно съ нимъ поговорить о дл.

— О! естьли онъ принимаетъ богатаго, то приметъ и бднаго, но ради Бога не сказывайте ему, что я послала васъ туда!

— Я хотя и не боле, какъ фермеръ, подхватилъ Динмонтъ, нсколько оскорбленный, но не заставлю его даромъ терять со мною время. Сказавъ сіе, онъ пошелъ съ лстницы, а за нимъ послдовалъ Маннерингъ съ своимъ провожатымъ.

Полковникъ не могъ не удивляться, глядя на смлую осанку добраго фермера, пробивавшагося сквозь толпу народа, иногда затруднявшаго ихъ путь и сталкивавшаго все попадавшееся ему на встрчу одною своею походкою.

— Онъ недалеко уйдетъ такимъ образомъ, сказалъ проводникъ: я увренъ, что его кто нибудь зацпитъ прежде, нежели онъ дойдетъ до конца улицы.

Сіе предсказаніе не сбылось. Взирая на огромный ростъ Динмонта, общавшій необыкновенную силу, всякой полагалъ его скованнымъ, изъ слишкомъ твердаго металла, чтобы съ нимъ потолкаться, и соглашался лучше для него посторониться. Маннерингъ, пользуясь сею удобностію, отъ него не отставалъ, пока фермеръ остановился, и обратясь къ провожатому, спросилъ: — я думаю, товарищъ, что этотъ переходъ запертъ?

— О конечно уже теперь запертъ.

Динмонтъ пустился дале, повернулъ въ весьма темную улицу, потомъ пошелъ по неосвященно’ лстниц, и достигъ до одной незатворенной комнаты. Чтобы вызвать какого нибудь служителя, онъ свисталъ, какъ будто скликалъ собакъ, а Маннерингъ между тмъ осматривалъ вокругъ себя, и едва могъ понять, какимъ образомъ могъ избрать такое мсто для своихъ забавъ человкъ почтеннаго званія, имющій, какъ его описали, большія свденія и получившій хорошее воспитаніе. Домъ повидимому едва держался, входъ въ оный былъ весьма дуренъ, а внутренность его представлялась въ жалкомъ состояніи. Въ комнат, въ коей они находились, было на маленькой дворъ одно только окно, чрезъ которое днемъ проходило нсколько свта, а въ теченіи цлыхъ сутокъ запахъ не всегда благовонный. Напротивъ онаго въ другой стн было еще окно въ кухню, не имвшую другаго сообщенія съ вншнимъ воздухомъ и даже днемъ не получавшую другого освщенія, кром достававшагося ей изъ вышеописанной комнаты. Въ сіе время можно было видть внутренность кухни, освщенной большимъ разложеннымъ въ ней пылающимъ огнемъ. Она представлялась въ вид пандемоніума, въ которомъ полуодтые мущины и женщины вскрывали устрицы, готовили пирожное, жарили и варили кушанья. Хозяйка дома съ своими отбитыми башмаки, превращенными въ туфли, волосами, на подобіе Мегеры, выбившимися изъ подъ круглаго чепца, насунутаго на уши, бгала отъ одного къ другому, бранилась, давала приказанія, принимала ихъ въ свою очередь, и представлялась чародйкою, повелвавшею въ преисподней.

Громкій и продолжительный хохотъ, раздававшійся во всхъ частяхъ дома, показывалъ, что въ кухн трудились не даромъ, и что собравшееся общество награждало щедро. Не безъ труда уговорили одного слугу ввесть Полковника и Динмонта въ ту комнату, въ коей стряпчій Плейдель справлялъ свою недльную пирушку. Оба просители изумились, увидвъ представившееся въ оной зрлище, а особенно взглянувъ на самаго стряпчаго.

Г. Плейдель былъ человкъ весьма пылкой, а въ лукавыхъ и пронзительныхъ его глазахъ, взгляд и обхожденіи было нчто показывавшее его званіе, но все сіе вмст съ парикомъ, съ тремя пуклями и чернымъ каштаномъ откладывалось въ сторону по субботамъ въ вечеру, когда его окружали веселые товарищи, желавшіе, какъ онъ говорилъ, быть съ нимъ на одной высот. Въ сіе время вс сидли за столомъ, что продолжалось не мене четырехъ часовъ. Весельчаки подъ предводительствомъ почтеннаго любителя бутылки, тшившагося подобными веселостями уже съ тремя поколніями, забавлялись старинною, нын забытою, игрою, въ которую играли разнымъ образомъ. Чаще всего бросали кости: и тотъ, кому доставалось по жеребью, долженъ былъ избрать себ лице и представлять оное въ теченіи положеннаго времени, если онъ сбивался, то платилъ въ наказаніе небольшой штрафъ, опредленный въ уплату общихъ вечернихъ расходовъ. Такимъ то образомъ наше собраніе провождало время, когда Маннерингъ вошелъ въ комнату. Стряпчій Плейдель представлялъ тогда лице Государя. Кресла, служившія ему престоломъ, стояли въ почетномъ конц стола, парикъ былъ надтъ на стоявшую подл его бутылку, а голова украшалась короною изъ пробокъ, глаза его сверкали какъ огонь, что можно было приписать или веселости или виннымъ парамъ. Сидвшіе вокругъ его придворные читали отрывки разныхъ стиховъ, одинъ другаго смшне.

Таковы, о Фемида, были нкогда забавы Шотландскихъ чадъ твоихъ.

Динмонтъ первый вошелъ въ комнату, остановился, растворилъ ротъ и отъ изумленія едва черезъ минуту могъ вскрикнуть: — это онъ! онъ самъ! Кой чортъ могъ бы его узнать?

Когда вошедшій слуга доложилъ, что Динмонтъ и Полковникъ Маннерингъ желаютъ поговорить съ г. Плейделемъ, то сей послдній отвернулся и сначала нсколько смутился, увидвъ Полковника, но будучи одного мннія съ Фальштафомъ: вонъ злонамренные, дайте окончить піесу, онъ справедливо предпочелъ не показывать своего замшательства.

— Гд мои тлохранители, вскричалъ сей вторый Юстиніанъ, разв не видите чужеземнаго рыцаря, пріхавшаго издалека къ нашему Голирудскому двору? Разв не видите неустрашимаго Андрея Динмонта подучившаго надзоръ надъ нашими казенными стадами, пасущимися въ Джедводскомъ лсу, въ которомъ по милости неусыпныхъ нашихъ трудовъ и правосуднаго правленія он пасутся столь же безопасно, какъ и въ Фифскомъ нашемъ парк? Гд наши Герольды? Камергеры наши? Да пригласятся оба сіи иностранцы къ столу нашему и да будутъ приняты соразмрно ихъ званію и сообразно съ духомъ торжества, празднуемаго нын нами! Завтра мы выслушаемъ, ихъ прошенія.

— Ваше Величество позволитъ мн взять смлость, сказалъ одинъ придворный, напомнить вамъ, что завтра Воскресенье.

— Завтра Воскресенье? Въ такомъ случа, чтобы не подать соблазну правоврнымъ, собирающимся въ церковь, мы отложимъ аудіенцію до понедльника:

Маннерингъ, остававшійся сначала у дверей въ нершимости подойти ли ему, или удалиться, заблагоразсудилъ приноровиться на минуту къ ихъ игр, хотя внутренно и проклиналъ Мак-Морлана, давшаго ему совтникомъ человка, казавшагося столь вздорнымъ. И такъ подошедъ къ нему, сдлалъ три низкихъ поклона и испросилъ позволеніе, уполномочіе свое повергнуть къ стопамъ его Шотландландскаго Величества, дабы оно могло прочесть оное въ свободное время. Притворная важность, принятая имъ для поддержанія шутки, и низкое наклоненіе головы, съ коимъ имъ сначала отказалъ, а потомъ принялъ поданный ему церемоніймейстеромъ стулъ, доставили ему трикраты повторенное рукоплесканіе всего собранія.

— Чортъ меня возьми, ежели они не сошли вс съ ума! сказалъ Динмонтъ, садясь безъ большихъ околичностей въ конц стола, или они предупредили масляницу и здсь перерядились.

Подали Полковнику большую рюмку бордовскаго вина, выпитую имъ за здоровье Царствующаго Владльца. Вы конечно, сказалъ ему Король, извстный Милесъ Маннерингъ, которой столько прославился въ войнахъ нашихъ противу Франціи? Вы должны быть въ состояніи ршить сомнніе, не теряютъ ли гасконскія вина своего вкуса, или запаха, когда ихъ перевозятъ въ наши полунощныя страны.

Маннерингу весьма понравилось сіе приравненіе къ одному изъ славнйшихъ его предковъ, онъ отвчалъ я что онъ дальній родственникъ сему храброму рыцарю и прибавилъ, что вино, по мннію его’ превосходно.

— Для моего желудка оно слишкомъ холодно, сказалъ Динмонтъ, поставивъ рюмку свою на столъ.

— Мы исправимъ сей недостатокъ, отвчалъ Король Павелъ, по имени сему первый, мы не позабыли, что влажность воздуха въ долин Лиддель требуетъ горячайшихъ напитковъ. Сенешаль! да подадутъ врному нашему земледльцу рюмку водки! Это ему боле полюбится.

— Теперь, сказалъ Маннерингъ.Такъ какъ мы уже своею неловкостію помшали Вашему Величеству наслаждаться удовольствіями: то не благоугодно ли вамъ будешь дать аудіенцію иностранцу, прибывшему въ вашу столицу за важнымъ дломъ.

Монархъ распечаталъ письмо и проворно окинувъ оное глазами, вскричалъ съ видомъ живйшаго состраданія, рдко въ немъ обнаруживавшагося.— Люси Бертрамъ Елленгованская! бдная милая двушка!

— Штрафъ? штрафъ! закричали съ дюжину голосовъ: Его Величество изволилъ позабыться.

— Ни на минуту, отвчалъ Король, пусть разсудитъ меня сей честный рыцарь. Разв Король не можетъ любить двицы низшаго себя сана? Король Котфуа и двушка, просившая подаянія, не представляютъ ли примра, подобнаго моему и не заставляютъ ли ршить въ мою пользу.

— Эта рчь пахнетъ судейскимъ столомъ! закричало съ шумомъ все Дворянство, за это еще штрафъ.

— Предшественники наши, сказалъ Король, возвысивъ голосъ, чтобы заглушить безпорядочные крики своихъ подданныхъ, разв не имли Женни Ложьисовъ, Вессіевъ, Кормихаилевъ, Олифантіевъ? Не ужели мы не будемъ имть права наимяноватъ ту даму, привязанность къ которой вмняемъ себ въ славу? тогда да погибнетъ Государство! да погибнетъ правленіе! Подобно Карлу V, мы слагаемъ съ себя верховное достоинство и будемъ въ безъизвстной жизни частнаго человка, искать щастія, коего лишаетъ насъ блескъ престола.

Говоря сіе, онъ сложилъ внецъ свой на столъ, сошелъ, или лучше сказать, всталъ съ своего престола, потребовалъ свчъ, воды и рукомойникъ, приказалъ слуг приготовишь въ другой комнат чаю, обмылъ себ руки и лице, передъ зеркаломъ надлъ свой парикъ: все сіе сдлалъ гораздо проворне нежели можно бы было ожидать отъ человка, повидимому, пожилыхъ уже лтъ, и чрезъ дв минуты явился къ Маннерингу, къ большему удивленію сего послдняго, совсмъ другимъ человкомъ, ни мало не походившимъ на видннаго имъ на празднеств Вакханалій.

— Есть люди, Гнъ Маннерингъ, предъ которыми надобно очень остерегаться и при нихъ не позволять себ шалостей, потому что, по словамъ одного стихотворца, у нихъ:

‘Умишка не большой, но слишкомъ много злости.’

По моему мннію, лучшее доказательство моего уваженія къ Полковнику Маннерингу состоитъ въ томъ, что я не постыдился показаться предъ нимъ такимъ, каковъ я въ самомъ дл, и право мн кажется, что вы ныншній вечеръ довольно наглядлись. Но чего хочется етой высокой дубин — Динмонту?

Динмонтъ, не отстававшій отъ Маннеринга, началъ одною рукою чесать себ ногу, а другою почесывать голову, потомъ: — ‘такъ вы меня узнали, сударь, сказалъ онъ: я точно Данди Динмонтъ Чарлисъ-Гопскій. Вы выиграли мн это большое тяжебное дло,

— Какое дло, безмозглая голова? Разв ты думаешь, что я могу помнить о всхъ, которые меня тормошатъ.

— Какъ, сударь! да то самое большое дло о прав пасти скотъ на лугахъ Лангте-Гидскихъ!

— Хорошо: перестанемъ о нихъ говорить. Дайте мн свою выписку и приходите ко мн часовъ въ десять поутру въ понедльникъ.

— Да я не длалъ выписки.

— Какъ? ни одного слова, чтобы объяснить, въ чемъ состоитъ дло?

— Ни полслова, не вы ли сами говорили, что съ нами деревенскими жителями вамъ пріятне объясняться словесно?

— Ежели я сказалъ это, то да будетъ проклятъ мой языкъ. Теперь уши мои поплатятся за него, ну такъ разскажите же проворне, въ чемъ дло, и въ двухъ словахъ. Вы видите, что Гнъ Полковникъ ждетъ своей очереди.

— О! да ежели его милости угодно напередъ объясниться съ вами, такъ для меня все равно.

— Да разв ты не понимаешь, высокой шестъ, что дло твое вовсе постороннее для сего господина, а онъ съ своей стороны можетъ быть не очень будетъ радъ имть случай подчивать твои длинныя уши разсказомъ своего дла?

— Ну такъ, сударь, какъ вамъ будетъ обоимъ угодно. Вотъ въ чемъ состоитъ мое дло: мы съ Жакомъ Давстонъ Клейгскимъ по сіе время въ ссор за межу, которая между Чарлисъ-Гопомъ и Даветонъ-Клейгомъ должна итти живымъ урочищемъ по ручью, вытекающему изъ Туттонъ-Риха. Жакъ, напротивъ того, увряетъ, что фермы наши отдляются одна отъ другой старою дорогою, идущею изъ Кнот-Гата въ Кильдер-Вертъ: а это длаетъ большую разницу.

— А какъ велика эта разница? Сколько можно прокормить скота на спорной земл?

— Ну не много! эта земля не хорошая и идетъ по бугру: на ней прокормится баранъ, а въ хорошіе года, можетъ быть, и пара.

— И такъ за паству, которая стоитъ не боле пяти шилинговъ въ годъ, ты хочешь бросить въ воду сотню фунтовъ, а можетъ быть и боле.

— О! сударь, да дло идетъ не о цн, а о томъ, что справедливо.

— Любезный мой другъ, справедливость, равно какъ и милосердіе, должна начинаться съ самаго себя, а справедливо ли ты поступишь противу жены и дтей, бросивъ эти деньги за окно? Перестань и не думай объ этомъ.

Динмонтъ же еще оставался и повертывалъ въ рукахъ свою шляпу.— Рчь идешь не о томъ, сударь, совсмъ не о томъ. Я не хочу позволить Жаку надо мною смяться, онъ хвастается тмъ, что приведетъ двадцать свидтелей, которые покажутъ въ его пользу, а я съ своей стороны наберу еще боле и самыхъ старожиловъ Чарлисъ-Гопскихъ, которые подъ присягою докажутъ, что межа наша идетъ такъ, какъ я говорю, и которые не допустятъ меня лишиться клочка моей собственности.

Чортъ возьми! это за споромъ дло стало. Такъ за чмъ же въ такомъ случа не вступятся за васъ настоящіе помщики?

— Лорды живутъ между собою пососдски, сказалъ Данди, почесывая голову, и мы съ Жакомъ никакъ не могли ихъ уговорить разобрать нашъ споръ. Но какъ вы думаете, сударь, не можно ли мн удержать часть платежа за это недоразумніе?

— Что ты, проклятый, затялъ? Никакъ не возможно! А знаешь ли, какъ окончить порядкомъ это дло? Возьмите оба по дубинк.

— Ба! мы уже раза три принимались за это: два раза на спорномъ мст, а въ третій на Локер-Бійской ярмарк, но всякой разъ обоимъ доставалось поровну.

— Ну такъ возьмите по хорошему желзному клинку, да отправьте другъ друга къ чорту по примру вашихъ предковъ.

— Но, однимъ словомъ, противозаконное ли это дло? Вотъ все, чего я добиваюсь.

— Выслушай меня путемъ, безмозглый: мн хочется доказать теб, что надобно быть сумасшедшимъ и пустымъ человкомъ, чтобы тягаться за такой вздоръ.

— И такъ, сударь, вы не возьметесь за мое дло?

— Я? право нтъ, ступай лучше домой, выпей кварту пива, да и брось это дло.

Данди былъ, повидимому не весьма доволенъ и не трогался съ мста.

— Что, товарищъ, нтъ ли еще него нибудь другаго?

— Одно только слово, сударь, о наслдств етой госпожи, что недавно скончалась, Мистрисъ Маргариты Бертрамъ Синглезидской.

— Вотъ какъ. Да вы какое участіе принимаете въ этомъ дл?

— Не то, чтобы мы были родственники Бертрамамъ: они люди совсмъ не такого разбора, какъ мы. Но Женни Лильтупъ, бывшая управительницею дома стараго Синглезида и потомъ матерью обихъ покойныхъ двицъ, изъ которыхъ послдняя таки порядочно дожила на свт, и такъ Женни Лильтупъ, урожденная Лиддленвантеръ, приходилась не дале, какъ троюродною сестрою золовк моей матери. Бывъ еще ключницею, она конечно жила съ Синглезидомъ, къ большему огорченію всхъ принадлежавшихъ ей по тлу и по крови, но потомъ онъ исполнилъ уставы церковные и дтей своихъ усыновидъ. И такъ мн хотлось бы узнать, слдуеть ли намъ по закону что нибудь получить изъ ея наслдства?

— Ни сколько.

— Ну такъ мы отъ того еще не обдняемъ. Но можетъ быть, что она сдлала какую нибудь духовную и объ насъ не позабыла въ ней, однимъ словомъ, сударь, вотъ все, о чемъ я хотлъ съ вами поговоришь, теперь остается пожелать вамъ добраго вечера, и…

Онъ опустилъ руку въ карману.

— Нтъ, любезный, другъ, нтъ, я никогда не беру ничего до вечерамъ въ субботу, а особливо ежели мн не даютъ выписокъ изъ длъ. Прости, Данди.

Данди поклонился, и простившись съ господами, отправился.

ГЛАВА V.

— Ваше Величество, сказалъ Маннерингъ улыбаясь, ознаменовали ваше сошествіе съ престола изліяніемъ щедротъ. Я думаю, что этотъ добрый человкъ не будетъ боле помышлять о судахъ и расправахъ.

— Вы ошибаетесь. Разница состоитъ въ томъ только, что я лишился просителя, и того, что мн досталось бы отъ его дла. Теперь онъ не останется въ поко, пока кто нибудь не поможетъ ему сдлать глупость р на которую онъ твердо ршился. Нтъ! Я только показалъ вамъ одну изъ слабыхъ моихъ сторонъ. По субботамъ въ вечеру я обыкновенно говорю правду.

— Я готовъ подумать, продолжалъ съ такимъ же видомъ Маннерингъ, что это съ вами случается иногда и по прочимъ днямъ недли.

— Ну да …. сколько мн позволяетъ мое званіе. Я, какъ говоритъ Гамлетъ, честенъ и Безпристрастенъ до тхъ поръ, пока просители и соперники ихъ не заставляютъ меня передъ судомъ пересказывать ихъ обоюдныя лжи. Но вдь oportet vivere! въ этомъ то и чертовщина. Теперь приступимъ къ вашему длу. Я очень радъ, что старый мой пріятель Мак-Морланъ меня рекомендовалъ вамъ. Онъ человкъ дятельный, честный, расторопный, когда я былъ Шерифомъ того Графства, гд онъ живетъ, то онъ занималъ мсто моего помощника, чмъ и понын служитъ. Ему извстно, какъ я почитаю несчастную фамилію Елленговановъ. Что касается до бдной Люси, то ей было около двнадцати лтъ, когда я видлъ ее въ послдній разъ. Она и тогда казалась тихою и доброю двушкою и уже ходила за отцемъ своимъ, котораго голова была не очень въ добромъ здоровь, но участіе, которое я принимаю въ ней, началось за долю передъ тмъ. Меня-то, Гнъ Маннерингъ, какъ Шерифа Графства, призвали въ самый день ея рожденія, чтобы изслдовать убійство, произшедшее недалеко отъ Елленгована, и которое, по странному стеченію обстоятельствъ, было также причиною смерти или пропажи ея брата, пятилтняго младенца. Нтъ, Полковникъ, я никогда не позабуду трогательнаго зрлища, видннаго мною тогда въ замк Елленгованскомъ. Отецъ потерялъ голову, мать лишилась жизни при разршеніи отъ бремени, сынъ вдругъ пропалъ, а дочь, родившаяся въ этотъ несчастный день, испускала крикъ и стонъ, на которые никто не могъ имть времени обратить вниманіе. Не надобно полагать, сударь, чтобы у насъ законоискусниковъ сердца были изъ мди, такъ какъ и у васъ военныхъ людей они не стальныя и не свинцовыя. Мы привыкли къ несчастіямъ и преступленіямъ, часто видимымъ на сцен жизни, такъ какъ вы приглядлись къ неизбжнымъ слдствіямъ войны. Отъ того, можетъ быть, въ обоихъ случаяхъ рождается нкоторое равнодушіе. Но пусть чортъ возьметъ того солдата, у котораго сердце и оружіе скованы изъ онаго металла, пусть также приберетъ къ себ и стряпчаго, котораго сердце столь-же твердо, какъ и голова его! Но обратимся къ нашему длу: я теряю свои суботній вечеръ. Не угодно ли вамъ будетъ поврить мн бумаги, касающіяся до дла Миссъ Бертрамъ. Позвольте! Сдлайте одолженіе, завтра пожалуйте откушать у стараго, холостаго стряпчаго. Этого я непремнно требую. Мы сядемъ за обдъ въ три часа, а васъ прошу пожаловать ко мн получасомъ ране. Въ понедльникъ будутъ похороны старой барыни. Такъ какъ это дло сироты, то мы можемъ полчаса поговорить объ немъ и въ воскресный день. Однакоже, если она уничтожила свою духовную, то я боюсь, что тутъ длать будетъ нчего, разв что она не выждала шести-десяти-дневнаго срока. Тогда ежели Миссъ Бертрамъ будетъ въ состояній доказать, что она точно законная наслдница… Но подданные мои въ нетерпніи отъ такого долгаго междуцарствія. Я не приглашаю васъ, Полковникъ, сдлать намъ честь побыть съ нами, это было бы употребить во зло ваше снисхожденіе. Тогда бы вы должны были ссть за столъ и нечувствительно перейти отъ важности къ веселью, а отъ веселья къ… къ … дурачеству. Простите. Гарри, проводи Полковника на его квартиру. Гнъ Маннерингъ! я ожидаю васъ завтра у себя около двухъ часовъ.

Маннерингъ разстался съ нимъ и удивлялся сколько шалостямъ, коимъ предавался стряпчій, столько и здравому смыслу, оказанному имъ черезъ минуту посл оныхъ, во время сужденій о длахъ, касающихся до его званія и чувствительности его, съ которою онъ говорилъ о несчастной сирот.

На другой день поутру, между тмъ какъ Полковникъ и молчаливйшій изъ путешественниковъ, бывшихъ на постояломъ двор, Сампсонъ оканчивали свой завтракъ, изготовленный и поданный Барнесомъ, и посл того, какъ Доминусъ два или три раза обжегъ себ чаемъ ротъ, доложили о приход Г. Плейделя.

Щегольской парикъ, напудренный искуснымъ парикмахеромъ, хорошо вычищенное черное платье, башмаки какъ зеркало, золотыя пряжки, ловкой и скромный входъ, но показывавшій одну благопристойность безъ всякаго замшательства, однимъ словомъ: все представило его совсмъ непохожимъ на человка, видннаго Полковникомъ на канун. Только по живымъ и огненнымъ глазамъ можно еще было вспомнить о вечер подъ Воскресенье.

— Я пришелъ, сказалъ онъ, самымъ учтивымъ образомъ испытать надъ вами Королевское могущество мое какъ по духовной, такъ и по свтской части. Куда мн проводить васъ, въ пресвитерское ли собраніе, или въ церковь епископскую? Tros Tyriusve… Вамъ извстно, что стряпчій принадлежитъ ко всмъ законамъ. Я долженъ бы былъ сказать ко всмъ обрядамъ законовъ. Или не могу ли помочь вамъ провесть утро другимъ образомъ? Вы простите моей докучливости. Она, можетъ быть, уже вышла изъ моды, но я родился въ такомъ вк, въ которомъ считали, что Шотландецъ не знаетъ законовъ гостепріимства, ежели хоть на минуту оставитъ прізжаго одного, кром того, когда онъ уснетъ. Впрочемъ надюсь, вы откровенно мн скажете, когда я надомъ вамъ.

— Нисколько, мой любезный господинъ! я буду весьма радъ имть васъ своимъ кормчимъ. Мн хотлось бы слышать проповдь, говоренную какимъ нибудь изъ вашихъ проповдниковъ, приносящихъ столько чести Шотландіи: какъ Блейръ, Робертсонъ, Генрихъ, и потому принимаю предложеніе ваше отъ добраго сердца. Одно только меня безпокоитъ, сказалъ онъ отведши Плейделя на сторону, у меня есть здсь достойный другъ, подверженный большой разсянности. Онъ изъявилъ желаніе побывать въ одной отдаленной церкви, а Барнесъ, который обыкновенно провожаетъ его, какъ тнь, сего дня не можетъ съ нимъ ходить.

Стряпчій взглянувъ на Доминуса, конечно, сказалъ онъ, это такая рдкость, которая стоитъ того, чтобы ее беречь тщательно, и я доставлю вамъ надежнаго пристава. Малой! гей! поди къ Лук Фиплейнсонъ въ Ковгат и прикажи ему послать ко мн поскоре Милеса Мак-Фина: мн нужно съ нимъ поговорить.

Милесъ Мак-Финъ не заставилъ себя долго ждать.— Вы можете, сказалъ Плейдель, положиться на сего человка: онъ присмотритъ за вашимъ другомъ, поведетъ его всюду, куда только онъ захочетъ идти: на торгъ, въ присудственныя мста, въ церковь или … или… однимъ словомъ: куда только онъ пожелаетъ,— и приведетъ обратно живаго и здороваго въ назначенный Часъ. Слдовательно вы не имете для себя надобности въ Барнес.

Такимъ образомъ все устроилось: и Полковникъ поручилъ Милесъ Мак-Фину смотрть за Доминусомъ во время пребыванія его въ Флимбург.

— Теперь, Полковникъ, ежели вамъ угодно будетъ слушать, какъ проповдуетъ писатель Исторіи Шотландской и Американской, то намъ надобно итти въ церковь Срыхъ братьевъ.

Они обманулись въ своемъ ожиданіи. Робертсонъ въ то утро не говорилъ проповди.— Потерпимъ, сказалъ стряпчій: мы будемъ кмъ нибудь вознаграждены.

Товарищъ Доктора Робертсона вступилъ на каедру. Наружность то была непривлекательна. Близна лица, слишкомъ противоположная понапудренному парику, высокой ростъ, согбенный стань и осанка показывали, что ему тсно на каедр, руки, положенныя на каждую сторону оной въ вид подпорокъ для поддержанія его тла, безъ рясы, даже безъ такой, которая потребляется женевскими проповдниками, тлодвиженія какъ бы невольныя: таковы были первыя замчанія Полковника.

— Этотъ проповдникъ, сказалъ онъ тихонько новому своему пріятелю, кажется неслишкомь ловокъ.

— Не бойтесь ничего, онъ сынъ прекраснаго Шогаланд9клго стряпчаго, и я отвчаю вамъ, что онъ скоро докажетъ свое произхожденіе.

Гнъ Плейдель не ошибся. Проповдь была извлечена изъ Священнаго Писанія и въ ней представлено оное въ ясномъ и трогательномъ вид. Правила Кальвинизма Шотландской церкви въ ней были изложены, а основаніе состояло изъ прекрасной системы практической нравственности, не покрывающей гршника покровомъ вры единственно духовной и такой, которая не позволяетъ ему пресмыкаться въ расколахъ и невріи. Слогъ его и сравненія походили на старинные обороты, придававшіе его проповди боле силы и внушавшіе въ слушателей благоговніе. Клочекъ бумаги, на которомъ изложены были главныя раздленія проповди, служилъ единственнымъ пособіемъ его памяти. Сначала онъ говорилъ съ замшательствомъ, а потомъ произносилъ ясно и выразительно. Однимъ словомъ, хотя рчь его и не могла быть поставлена въ примръ духовнаго краснорчія, но Маннерингъ признался, что рдко слыхалъ проповди, въ коихъ бы заключалось столько познанія, слогъ столь ясный и доводы неоспоримые.

— Таковы вроятно были, сказалъ онъ при выход изъ церкви, т древніе проповдники, коихъ пламенныя непоколебимыя души доставили намъ преобразованіе церковныхъ правилъ {Надобно замтить, что все сіе говоритъ, или лучше сказать, пишетъ Пресвитеріанецъ. (Прим. Пер.)}.

— И не смотря на то, сказалъ Плейдель, этотъ человкъ, котораго я люблю и по отцу и за собственныя его достоинства, нисколько не иметъ фарисейскаго чванства и тщеславія, которыми столь справедливо упрекаютъ первыхъ Шотландскихъ проповдниковъ Кальвинизма. Онъ не соглашается съ товарищемъ своимъ въ нкоторыхъ статьяхъ исповданія, но однакоже они оба никогда не теряли изъ виду взаимнаго и должнаго другъ къ другу уваженія и безъ сердца спорили о томъ, въ чемъ, повидимому, внутреннее убжденіе воспрещало имъ согласиться!

— А вы, Гнъ Плейдель, какъ думаете о тхъ предметахъ, на щетъ которыхъ мннія ихъ разнствуютъ?

— Что длать, Полковникъ: я думаю, что честный человкъ можетъ взойти на небо, не затрудняясь слишкомъ сими прніями. Къ тому же между нами будь сказано, я принадлежу къ страждущей Шотландской Епископской церкви, которой осталась одна только тнь, и, можетъ быть по щастію, люблю молиться тамъ, гд молились мои предки, и не думать о тхъ дурно, кои поступаютъ иначе.

Посл сего замчанія они разстались до обденнаго времени.

Судя по ужасному входу въ домъ Шотландскаго стряпчаго, Маннерингъ думалъ не весьма выгодно на щетъ пріема, которой онъ получитъ. Днемъ показался ему входъ еще въ худшемъ вид, нежели на канун. Дома съ обихъ сторонъ улицы сходились такъ близко, что изъ противоположныхъ оконъ можно было подавать другъ другу руки. Во многихъ мстахъ улица перегорожена была деревянными галлереями, служившими сообщеніемъ между первыми этажами домовъ, построенныхъ одинъ противъ другаго. Самый входъ въ домъ былъ низокъ и тсенъ и наконецъ лстница отмнно не опрятна, но библіотека, въ которую его ввелъ старый слуга, не отвтствовала симъ жалкимъ предзнаменованіямъ и была съ оными въ совершенной противоложности. Она состояла изъ одной прекрасной комнаты, въ коей Маннерингъ полюбовался портретами двухъ славнйшихъ Шотландскихъ Епископовъ, написанными извстнымъ Жемисаномъ, Вандикомъ Каледоніи. Вокругъ сна прекрасныхъ полкахъ было установлено множество книгъ, между которыми онъ замтилъ богатыя изданія лучшихъ писателей.

— Вы видите здсь, сказалъ Плейделъ, орудія моего ремесла, стряпчій, не имющій свденій въ исторіи и словесности и по моему мннію, ничто иное, какъ жалкій поденьщикъ.

— Маннерингъ былъ восхищенъ прелестнымъ видомъ, представлявшимся изъ оконъ библіотеки: съ такого возвышенія открывался весь Эдинбургъ, море, острова Фритскіе, Бернинской заливъ, а къ сверу разнообразные Фифскіе берега, оканчиваемые рядомъ скалъ, коихъ вершины рисовались по небосклону.

Гнъ Плейдель, удовольствовавшись удивленіемъ своего гостя, обратилъ его вниманіе на дла Миссъ Бертрамъ. — Я имлъ нкоторую надежду, сказалъ онъ, отыскать средства, утвердить за нею помстье Синглезидское, основываясь на неоспоримыхъ правахъ родоваго имнія, но трудился безполезно и нашелъ, что старая госпожа имла полную волю располагать своимъ помстьемъ. Мы только на то и надяться можемъ, что дьяволъ не искусилъ старуху перемнишь духовную, которая очень законна, ежели посл не сдлано другой. Вамъ завтра надобно будетъ явиться на похороны старой двы: на этотъ щетъ вы получите и приглашеніе. Я предупредилъ повреннаго въ длахъ о вашемъ прибывшій, и о томъ, что вы представляете лице Миссъ Бертрамъ. Я увижусь съ вами посл похоронъ въ дом покойницы чтобы посмотрть, что воспослдуетъ тогда, какъ мы покажемъ эту духовную. Старая кошка держала при себ молодую двушку, сиротку, дальнюю свою родственницу. Я надюсь, что она посовстилась и что нибудь оставила ей посл смерти своей, чтобы нсколько заплатитъ за то, что бдняжка вытерпла при жизни ея.

Къ обду явились еще трое гостей. Они были люди весьма любезные, здравомыслящіе и не безъ познаній. И такъ день проведенъ былъ весьма пріятно, и Полковникъ остался до восьми часовъ и оказалъ довольно вжливости бутылк своего хозяина, бутылк, которая, мимоходомъ будь сказано, была порядочнаго роста.

Возвратившись на постоялый дворъ, онъ нашелъ билетъ, которымъ его приглашали пожаловать на погребеніе Миссъ Бертрамъ, выносъ тла которой долженъ былъ воспослдовать въ насъ по полудни, изъ дома на кладбище Срыхъ братьевъ.

Въ назначенный часъ Маннерингъ явился въ небольшой домикъ, находившійся въ южномъ Форштат Эдинбурга. Онъ, не спрашивая, узналъ оный, увидвъ у дверей дв пагубныя фигуры, покрытыя длинными черными плащами съ блыми креповыми повязками на рукавахъ, шляпами съ таковымъ же украшеніемъ, и держащія въ рукахъ длинные шесты также съ знаменіемъ траура. Двое другихъ безгласныхъ, по видимому отягощенныхъ бременемъ неслыханнаго несчастія, ввели его въ столовую покойницы, гди собрались и прочія приглашенныя особы.

Въ Шотландіи сохранился еще обычай, коему въ Англіи уже не слдуютъ, приглашать на похороны всхъ родственниковъ покойнаго. Отъ сего обычая иногда происходятъ странныя и разительны а дйствія, но по большой части морщатся для соблюденія порядка, когда о покойник искренно не сожалютъ. Похоронные обряды, важнйшая и прекраснйшая часть служенія Англиканской церкви, должны бы были привлечь на себя вниманіе присутствующихъ и нкоторымъ образомъ принудить сердечно и умственно присоединить свои мольбы къ произносимымъ духовенствомъ, но по Шотландскому образу служенія, ежели не видно истинной горести, то ничто не можетъ замнить ее, ничто не трогаетъ сердца, не воспламеняетъ воображенія. Видъ единообразныхъ обрядовъ, и даже прибавлю, личина лицемрства, вотъ все, что можно тамъ увидть. Мистриссъ Маргарита Бертрамъ была одно изъ существъ, не оставляющихъ посл себя никого, кто бы о нихъ сожаллъ, она не имла близкихъ родственниковъ, у коихъ бы по крайней мр природа извлекла нсколько слезъ, слдовательно собравшіяся особы къ выносу ея оказывали только наружные знаки печали.

Находясь посреди сего собранія двоюродныхъ, троюродныхъ и даже шестероюродныхъ братьевъ, Маннерингъ старался согласовать свой видъ со всми его окружавшими и показывать, что будто такъ сожалетъ о Мистриссъ Маргарит Бертрамъ, какъ бы покойная госпожа Синглезидская была ему сестра или мать. Долгое время пробывъ въ глубокомъ и общемъ молчаніи, разговоръ начался въ разныхъ углахъ горницы, но въ полголоса, какъ будто въ комнат умирающаго.

— Бдная наша родственница, сказалъ одинъ степенный человкъ, едва осмливаясь разстворить ротъ, чтобы не разстроить унылой важности, которую старался показать на лиц своемъ и пропускай слова сквозь зубы, по крайней мр, бдная наша родственница не терпла въ семъ мір отъ скудости.

— Конечно, отвчалъ его сосдъ, щуря глаза и не перемняя положенія, бдная Мистриссъ Маргарита весьма пеклась о своемъ благосостояніи.

— Нтъ ли сего дня какихъ нибудь новостей, Полковникъ? спросилъ у него одинъ изъ обдавшихъ съ нимъ на канун, такимъ торжественнымъ образомъ, что можно было подумать, что онъ объявляетъ Маннерингу о смерти всего поколнія своего.

— Я не слыхалъ ни о чемъ, отвчалъ Полковникъ, стараясь произносить подобно прочимъ разговаривавшимъ.

— Меня увряютъ, продолжалъ съ надутымъ видомъ первый, прервавшій молчаніе, важничая какъ человкъ, которому все извстно, меня увряютъ, что есть духовная.

— Что же достанется малютк, Женни Жибсонъ?

— Сто фунтовъ и старые часы съ репетиціею.

— Не много. Бдняжк было не очень веселое житье у старой барышни, но чтожъ длать, не всегда надобно надяться носить башмаки посл покойника.

— Я опасаюсь, сказалъ политикъ, стоявшій подл Маннеринга, что мы еще не совсмъ разщитались съ старымъ вашимъ пріятелемъ Типпо Саибомъ. Я думаю, что онъ Ост-Индскую компанію изволитъ заставишь еще потрудишься. Мн сказали, и вы можете полагать это за врное, что акціи ея не возвышаются.

— Я надюсь, сударь, что он скоро возвысятся.

— Мистриссъ Маргарита, сказала другая особа, вмшавшаяся въ разговоръ, имла нсколько акцій Индйской компаній. Я это точно знаю, потому что получалъ за нее и доставлялъ ей проценты. Наслдникамъ и тмъ, коимъ будутъ он отказаны по духовной, было бы пріятно узнать мнніе Полковника о способахъ обратитъ ихъ въ наличныя деньги, и о лучшемъ времени для такого оборота. Что касается до меня, то я думаю, что но воть и Гнъ Мортклокъ идетъ намъ доложитъ, что наступило время выкоса.

Въ самомъ дл вошелъ съ длиннымъ боле нежели въ три четверти аршина лицемъ Гнъ Мортклокъ, похоронный подрядчикъ и роздалъ карточки съ назначеніемъ мстъ для тхъ, кои должны были нести гробъ. Такъ какъ сія обязанность возлагается на ближайшихъ родственниковъ покойника, то подряда чикъ, хотя и весьма хорошо знавшій свое дло, не могъ всхъ удовольствовать. Чмъ кто ближе былъ въ сродств съ Мистриссою Бертрамъ, тмъ боле надялся получить наслдство и слдовательно тмъ боле вступался за свои права. Нкоторые начали роптать.

Пріятель нашъ Динмонтъ былъ обойденъ. Онъ не могъ скрыть свое неудовольствіе, или изъяснить оное такимъ тономъ, который согласовался бы съ принятымъ всми въ печальной сей церемоніи.— Я думалъ, вскричалъ онъ довольно громко, что мн по крайней мр дадутъ несть одну ея ногу, да я понесъ бы покойницу и одинъ, ежели бы мн это позволили! Двадцать косыхъ взглядовъ и вдвое того наморщенныхъ бровей немедленно обратились на фермера, который, сорвавъ свое сердце, послдовалъ за обществомъ, не обращая ни малйшаго вниманія на недовольныхъ его замчаніемъ.

Понесли тло. Шествіе началось двумя черными привидніями, несшими шесты, обвитые блымъ крепомъ, въ честь двственности, столь долгое время сохраненной покойницею. Шесть тощихъ коней — живое подобіе смертности, покрытые черными покровами и имвшіе на головахъ блыя перья, влекли похоронную колесницу, убранную гербами Бертрамовъ и медленно тащились къ кладбищу, предшествуемыя безсмысленнымъ Жамесомъ Дуффомъ, не пропускавшимъ ни однихъ похоронъ и явившимся въ бумажныхъ блыхъ плерезахъ. Шесть траурныхъ каретъ, наполненныхъ приглашенными къ выносу, замыкали шествіе. Многіе, засвъ въ оныя, дали полную свободу языку и начали разсуждать о цн наслдства, и а томъ, кому оное повидимому достанется. Главные искатели изъ осторожности хранили молчаніе и не показывали надежды, которая могла не исполниться. Что касается до агента, или повреннаго покойницы, то онъ лишь одинъ зналъ обстоятельно, чмъ все кончится, но принявъ видъ таинственной важности, находился въ нкоторомъ отдаленіи, какъ бы желая продолжить и усилить общее любопытство и неизвстность. Наконецъ прибыли къ воротамъ кладбища, отъ коихъ провожавшіе, подкрпленные дюжиною праздныхъ женщинъ и десятками двумя мальчишекъ Я слдовавшихъ за ними съ крикомъ, отправились къ мсту, назначенному для успокоенія смертныхъ остатковъ фамиліи Синглезидовъ. Оное состояло изъ квадрата, огражденнаго каменною стною, охраняемою съ одной стороны лпнымъ разбитымъ Ангеломъ, но въ теченіи ста лтъ устоявшимъ по крайней мр на своемъ мст, между тмъ, какъ стоявшій Ангелъ на другой сторон, входа, былъ уже вовсе изломанъ и лежалъ на земл полузакрытый крапивою, лапушникомъ и другими травами, росшими во внутренности ограды. Временемъ и мохомъ изглаженная надпись возвщала читателю, что въ лто 1650 Капитанъ Андрей Бертрамъ, первый принявшій сію фамилію и происходившій отъ древняго и почтеннаго рода Елленговановъ соорудилъ сей памятникъ для себя и потомковъ своихъ. Слдующая надгробная надпись была украшена достаточнымъ числомъ песочныхъ часовъ, мертвыхъ головъ и костей, сложенныхъ крестообразно. Сія замысловатая эпитафія была посвящена основателю Мавзолея:

‘Коль кто когда либо имлъ

&nbsp, ‘Въ удлъ

‘Мудрость зміину

‘И силу львину:

‘То качества сіи принадлежатъ

‘Тому, чьи кости здсь лежатъ.’

Въ семъ-то мстъ въ яму, вырытую въ чернозем, удобренномъ остатками предковъ Мистриссы Бертрамъ, опустили тло ея. Ближайшіе родственники сей госпожи, имвшіе надобность знать сдланныя ею распоряженія, подобно солдатамъ, возвращающимся съ военныхъ похоронъ, принуждали кучеровъ весть во всю прыть, дабы поспшне вытти изъ недоумнія на счетъ столь любопытной для нихъ развязки.

ГЛАВА VI.

Лукіанъ повствуетъ объ одномъ искусник, столь хорошо обучившемъ обезьянъ, что когда он представляли трагедію: то заслужили рукоплесканія отъ всхъ зрителей. Одинъ шалунъ вздумалъ бросить на сцену горсть грецкихъ орховъ, изъ туже минуту актеры, забывъ важность представляемыхъ ими лицъ, бросились на орхи и показались въ вид настоящихъ обезьянъ.

Такъ точно приближающійся перелом возродилъ въ сердцахъ искателей новыя чувства, несогласныя съ оказанными, ими подъ предводительствомъ Мортклока. Глаза, набожно устремленные къ небу, или смиренно долу преклоненные, оживились и быстро заглядывали въ сундуки, шкапы, шкатулки, ларцы и во вс углы жилища старой двы. Они нашли много любопытнаго, хотя и же отыскали еще духовной.

Здсь попалась росписка на 20 фунтовъ {Около пяти сотъ рублей.}, данная не присягнувшимъ пресвитеріанскимъ {Пресвитеріанцы раздляются за два отдленія: одно терпимо правительствомъ, министры, то есть, іереи онаго дали присягу на врность и сохраненіе тишины, а другое состояло изъ такъ называемыхъ чистыхъ.} министромъ съ замчаніемъ, что проценты по оной были уплачены до дня Св. Мартина, прошлаго года. Она завернута была въ новую псню на старый голосъ: Близъ водъ Чарлійскихъ.

Тамъ найдена любопытная любовная переписка покойницы съ нкоторымъ Г. О’кьиномъ, Поручикомъ пхотнаго полка. Между сими письмами отыскались бумаги, немедленно объяснившія родственникамъ, какимъ образомъ вдругъ окончилась связь, не общавшая имъ ничего добраго. То была росписка на двсти фунтовъ, данная Поручикомъ на имя Мистриссъ Бертрамъ. Ничего не показывало, чтобы когда либо проценты по оной были взносимы.

Въ другомъ мст нашлись векселя и росписки, имвшія гораздо врнйшія подписи, нежели выше упомянутыя и писанныя коммерческимъ слогомъ. Также отрыли кучу разныхъ монетъ и большое число лома отъ золотыхъ и серебряныхъ вещей, какъ то: отъ очковъ, старыхъ серегъ, ломаныхъ табакерокъ и пр.

Между тмъ не являлось никакой духовной: и Полковникъ Маннерингъ начиналъ уже надяться, что полученная имъ отъ Глоссина бумага содержала послднюю волю старой госпожи, и что по оной воспослдуетъ исполненіе, но пришедшій его пріятель Плейдель подалъ ему совтъ не слишкомъ на сіе полагаться. Мн извстенъ, сказалъ онъ, управляющій здсь длами: и по виду и по осанк его примтно, что онъ лучше нашего знаетъ о томъ, что будетъ дале.

Между тмъ, какъ продолжаются розыски, разсмотримъ особъ, занимающихся оными съ большимъ противу другихъ участіемъ.

Безполезно говорить о Динмонт, который, положивъ подъ мышку толстый бичь, протягивалъ шею и круглую большую голову выставлялъ чрезъ плечо повреннаго.

Этотъ малорослый и столь сухощавый старичекъ называется Мак-Каскиль. Онъ разорился отъ одной духовной, по которой ему были отказаны дв акціи на Аирской банкъ. Выгодный доходъ, полученный по симъ акціямъ, склонилъ его продать небольшое имніе и помстить капиталъ въ тотъ же банкъ, который чрезъ два мсяца потомъ обанкрутился. Надежда его въ сію минуту основывалась на родств, хотя нсколько и дальнемъ, на вниманіи его садиться всякое воскресенье въ церкви на одной скамь съ покойницею и приходишь по субботамъ вечеромъ для составленія партіи въ игр, въ которой онъ старался никогда не выигрывать.

Этотъ другой человкъ — довольно обыкновеннаго вида, съ сдыми волосами, сложенными въ кожаный кошелекъ, еще боле ихъ поношенный, табачный продавецъ и родственникъ матери Мистриссъ Бертрамъ. При начатіи Американской войны, въ магазейн его было запасено много привознаго табаку: немедленно онъ началъ за товаръ свой брать втрое, но Мистриссъ Бертрамъ еженедльно черепаховую табакерку свою получала даромъ, наполненную лучшимъ табакомъ pane изъ лавки Г. Квида, потому что служанка, ходившая за симъ табакомъ, всякой разъ ему приносила поклоны отъ сестрицы его Мистриссъ Бертрамъ.

И этотъ молодый, человкъ, не имвшій даже благопристойности снять своихъ сапогъ, могъ бы также, какъ и другой войти, въ милость къ старух, останавливавшей свои взоры съ большимъ у довольствіемъ на статномъ молодц. Но онъ лишился своего щастія чрезъ то, что однажды не явился по приглашенію на чай я иногда приходилъ безъ зову, слишкомъ разгоряченный обдомъ. Наконецъ по неловкости и по нещастію своему наступилъ онъ раза два на хвостъ ея кошки и однажды разсердилъ ея попугая.

Изъ всего общества самая привлекательная особа въ глазахъ Маннеринга была бдная, молодая двушка, нсколько лтъ жившая съ покойницею и смиренно переносившая гнвъ ея и дурное обращеніе. Она для вида приведена была любимою комнатною двушкою Мистриссъ Бертрамъ и сидла, скрываясь, сколько могла, въ углу комнаты, негодуя на то, что посторонніе люди разглядывали и дотрогивались до такихъ предметовъ, на кои она привыкла съ самаго младенчества своего смотрть съ уваженіемъ. Кром Динмонта, вс искатели поглядывали на нее косо, потому что почитали ее за особу, долженствовавшую вроятно лишить ихъ части наслдства. Казалось однакоже, что одна только она искренно сожалла о покойниц. Мистриссъ Бертрам была ея покровительницею, и хотя одно самолюбіе побудило ее принять къ себ въ домъ сироту, но въ сію минуту самовластіе ея и своенравіе были забыты и изобильные источники слезъ лились по щекамъ молодой двушки, оставшемся безъ подпоры и убжища.

— Здсь много соленой воды, Мак-Каскиль! сказалъ табачный продавецъ, это намъ предвщаетъ мало добра. Даромъ такимъ образомъ никто не заплачетъ. Гнъ Мак-Каскиль значущимъ взглядомъ оказалъ свое согласіе, но не захотлъ передъ Полковникомъ вступить въ разговоръ съ человкомъ такого разбора.

— Однако же это будетъ очень странно, сказалъ повренному Динмонть, начинавшій уже терять терпніе, ежели не найдется духовной.

— Прошу васъ потерпть. Мистриссъ была женщина осторожная. Бывъ притомъ благоразумна и дальновидна, она умла разбирать своихъ друзей. Вроятно, что послднюю волю свою, духовную, или лучше сказать, по случаю кончины ея, завщаніе свое она передала въ руки какого нибудь надежнаго друга.

— Бьюсь объ закладъ о чемъ угодно, сказалъ тихонько Полковнику Плейдель, что духовная у него въ карман. Потомъ, обратившись къ повренному — милостивый государь, сказалъ онъ, пора намъ кончить. Вотъ духовная уже нсколько лтъ назадъ законно сдланная, и по которой завщательница отказываетъ свое Синглезидское помстье Люси Бертрамъ. Тутъ ужасъ изобразился на лицахъ всхъ присутствовавшихъ. Я думаю, Гнъ Протоколъ, что вы можете объявить намъ, нтъ ли какихъ другихъ распоряженій, сдланныхъ посл сей духовной.

— Не угодно ли будетъ вамъ позволить мн, Гнъ Плейдель?…. и сказавъ сіе, онъ взялъ духовную и началъ ее разсматривать.

— Онъ очень холодно принялъ, сказалъ на ухо Плейдель Маннерингу, слишкомъ холодно! У него въ карман другая духовная.

— Пусть же онъ покажетъ ееи потомъ уберется къ чорту! подхватилъ Полковникъ, коего терпніе держалось только на волоск. Чего же онъ ждетъ?

— Почему знать! отвчалъ стряпчій. За чмъ кошка не задаетъ мышь въ тотъ самый мигъ, когда ее поймаетъ? Желаніе подразнить, помучить, показать свое могущество. И такъ, Гнъ Протоколъ, что вы скажете о духовной?

— Что она написана весьма хорошо, очень правильно и что въ ней соблюдено все предписанное закономъ.

— Но что она уничтожается другою, сдланною въ послдствіи и которая въ вашихъ рукахъ?

— Нчто на это похожее, Гнъ Плейдель, не запираюсь въ томъ. И сказавъ сіе, онъ вынувъ изъ кармана свертокъ, увязанный лентами и въ разныхъ мстахъ запечатанный печатью покойницы. Он приступилъ къ открытію онаго. Духовная, представленная вами, Гнъ Плейдель, писана 1 го Іюня 17…., а эта 20 го, нтъ, виноватъ, ошибся, а 1 по Апрля текущаго года, слдовательно почти десять лтъ спустя посл первой. Накажи ее Господи! сказалъ стряпчій Полковнику. Это точно то самое время когда здсь узнали вс о нещастіяхъ стараго Елленгована, но посмотримъ, какъ она распорядилась.

Гнъ Протоколъ, попросивъ о вниманіи и молчаніи присутствующихъ, началъ читать медленно, громко и вразумительно. Окружавшая его толпа, показывавшая во взорахъ своихъ переходы отъ страха къ надежд и отъ надежды къ страху, и старавшаяся открыть намренія завщательницы между изреченіи законоискуства, въ кои оное было облечено, составляло картину, изъ которой Гогартъ могъ бы многое занять.

Никто не ожидалъ содержанія сей духовной. Въ ней препоручалось полное и совершенное распоряженіе всмъ Синглезидскимъ помстьемъ и принадлежностями къ оному (жъ ремъ мст голосъ читателя чувствительно понизился и долго не поднимался выше піано) Петру Протоколу, Эдимбургскому Прокурору, полагаясь совершенно во всемъ, говорила завщательница, на способность его и безкорыстіе. Почтенная пріятельница моя хотла непремнно удостоитъ меня сими самыми выраженіями.

Но только въ качеств уполномоченнаго управителя (тутъ голосъ чтеца опять возвысился и лица слушателей, вытянувшіяся столь длинно, что могли возбудить въ Г. Мартклок зависть, начали приходить въ прежнее овальное положеніе), но только въ качествъ уполномоченнаго управителя, и дли исполненія ниже показанныхъ распоряженій.

Завщательница въ довольно длинномъ предисловіи представили неоспоримыя доказательства тому, что она происходила отъ древней фамиліи Елленговановъ: потому что почтенный ея прапраддъ, блаженной памяти Андрей Бертрамъ былъ младшій сынъ Аллана Бертрама, пятьнадцатаго Елленгованскаго Барона. Она говорила, что Генрихъ Бертрамъ, сынъ Годфруа Бертрама Елленгованскаго, бывшаго въ то время въ живыхъ, въ младенчеств своемъ похищенъ былъ изъ родительскаго дома, но что они уврена въ томъ, что онъ еще живъ и находится въ чужихъ краяхъ, и что промыслъ Всемогущаго ему возвратитъ достояніе предковъ его, что въ слдствіе сего и по исполненіи вышеписаннаго Г. Протоколь будетъ обязанъ до собственному его на то письменному согласію, приложенному при духовной, немедленно по возвращеніи въ отечество вышеупомянутаго Генриха Бертрама передать ему и ввесть его во владніе Синглезидскаго помстья и всего остальнаго имнія завщательницы, за исключеніемъ пристойнаго награжденія за его труды и попеченія.

Пока онъ останется въ чужихъ краяхъ, и въ случа, ежели никогда не возвратится въ Шотландію, вс доходы, разумется за исключеніемъ пристойнаго вознагражденія, за труды Гна Протокола, должны быть раздлены поровну между четырмя благодтельными заведеніями, избранными завщательницею. Она уполномочивала управителя своего поступать и дйствовать во всемъ такъ какъ бы онъ былъ самъ помщикомъ, а въ случа, что онъ умретъ прежде ея, назначалась другая особа для исполненія тхъ-же обязанностей.

Духовная сверхъ того заключала въ себ два завщанія, каждое во сто фунтовъ: одно въ пользу Ревекки, служанки ея, а другое опредлено было Женни Жибсонъ, взятой ею, по словамъ духовной, изъ милости, чтобы обучить ее какому нибудь честному ремеслу.

Завщаніе по смерти называется въ Шотландіи огорченіе (mortification). Можно было бы подумать, что сіе наименованіе произошло отъ дйствія, производимаго на наслдниковъ сими распоряженіями. Истинное, чувствительное огорченіе было удломъ всхъ слышавшихъ чтеніе духовной, содержанія которой никто изъ нихъ не ожидалъ.

Даже по окончаніи чтенія никто не въ силахъ былъ нарушить молчанія. Гнъ Плейдель заговорилъ прежде всхъ и попросилъ показать ему духовную. Уврившись, что вс законныя формы были въ оной соблюдены, онъ возвратилъ ее, не сдлавъ ни малйшаго замчанія, и сказалъ Маннерингу на ухо: — я полагаю Протокола честнымъ не мене другихъ, но мн кажется, что старой барын хотлось выставить его честность во всей красот, ежели онъ выдержитъ искушеніе.

— Я думаю, сказалъ Г. Мак-Каскиль, хотя и необнаруживавшій большой. половины неудовольствія своего, но не могшій онаго скрыть совершенно, я думаю, что содержаніе этой духовной очень странно. Завдывать имніемъ одному и съ такимъ полномочіемъ, Г. Протоколъ вроятно давалъ свои совты завщательниц прежде, нежели она сдлала столь чрезвычайныя распоряженія. И такъ мн хотлось бы услышать отъ него, какимъ образомъ Мистриссъ Бертрамъ могла врить существованію младенца, о которомъ вс знаютъ, что онъ уже давно убитъ.

— Право, сударь, отвчалъ Протоколъ, я не могу вамъ этаго лучше объяснить и прибавить что нибудь къ собственнымъ ея словамъ. Покойная пріятельница наша была женщина добродтельная, женщина набожная: а потому вроятно имла свои причины врить существованію младенца, котораго щитаютъ погибшимъ, хотя эти причины намъ и неизвстны.

— Да, сказалъ торгующій табакомъ, прелестныя причины! мн-то он извстны: Митриссъ Ревекка разъ двадцать говорила въ моей лавк, что не льзя знать, какимъ образомъ госпожа ея распорядится на щетъ длъ своихъ, потому что въ Жильсланд старая цыганка вбила ей въ голову, что молодой….. (ежели не ошибаюсь, то зовутъ его Парри Бертрамомъ) когда нибудь возвратится въ Шотландію. Вы не запретесь въ томъ, Мистриссъ Ревекка, хотя я и осмлюсь примолвить, что вы забыли поговорить обо мн вашей барын, по общаніямъ вашимъ, даннымъ въ то время, какъ получали отъ меня по полкрон: не правду ли я сказалъ, моя красавица?

— Я ничего этаго не знаю! отвчала Ревекка съ сердцемъ, и устремивъ на него глаза съ видомъ женщины, желающей не быть вынужденною помнить боле, нежели ей самой хочется.

— Хорошо сказано, Ревекка, прекрасный отвтъ! видно, что вы довольны, своею долею.

Второстепенный щеголь нашъ, потому что никогда не былъ первостатейнымъ, игралъ хлыстикомъ, который держалъ въ рук, билъ имъ по сапогамъ и походилъ на ребенка, у коего отняли ужинъ. Онъ жаловался негромко и только въ полголоса ропталъ: — этосъ скверная шутка! ясъ хлопоталъ о ней, какъ собака! однажды вечеромъ я оставилъсъ и Кинга и Билль-Гайка, Герцогова скорохода за тмъсъ, чтобы притти къ ней на чай. Мн бы лучшесъ съ ними сидть почаще, такъ и я бы могъсъ какъ другіе, бывать на бгахъ! не отказать съ мн и сотни фунтовъ!

— Я беру на себя вс издержки, сказалъ Протоколъ, не же,давшій усилить общаго негодованія, обращеннаго, повидимому, да него распоряженіемъ завщательницы. Теперь я полагаю’ господа, что намъ длать здсь нчего, и что завтра я представлю духовную въ будь, чтобы всякой могъ о ней знать и ежели заблагоразсудитъ взять съ нея копію. Въ тоже время началъ онъ запирать сундуки и шкапы гораздо скоре, нежели ихъ отперъ. Сдлайте одолженіе, Мистриссъ Ревекка, содержите здсь все въ порядк, пока домъ не отдастся въ наймы, сего дня утромъ мн уже предлагали договориться со мною о цн…. въ случа, если мн предоставится распоряжать имніемъ.

Пріятель нашъ Динмонть, столь же мало бывъ обрадованъ, какъ и другіе, уничтоженіемъ своимъ надеждъ, заслъ въ большія кресла покойницы, которая весьма бы пригнвалась, ежели бы могла увидть сего исполина, протянувшагося въ нихъ безъ всякой застнчивости. Онъ называлъ бичъ свой на кнутовище, а потомъ снова распускалъ. Когда ему удалось нсколько утшиться посл полученной непріятности то первыя его слова показали великодушіе, которое вроятно онъ не хотлъ выразить столь громко: — что же длать! все таки она была кровь моя, и я не жалею о своемъ сыр и окорокахъ!.. Но когда Г. Протоколъ далъ присутствующимъ почувствовать, что пора разойтиться, и упомянулъ объ отдач дома въ наймы, то добродушной фермеръ тотчасъ поднялся на ноги и все общество изумилъ симъ нечаяннымъ вопросомъ: а чтожъ будетъ съ этою бдною малюткою Женни Жибсонъ? Когда дло шло о длеж наслдства, то вс мы были добрыми родственниками покойницы: ну такъ сложимтесь же по скольку нибудь и дадимъ этой нещастной двушк! Таковое предложеніе сильне подйствовало на присутствующихъ и заставило ихъ убраться гораздо скоре, нежели слова Г. Протокола. Мак-Каскиль сказалъ въ полголоса нсколько словъ о томъ, чмъ обязанъ собственному семейству и первый вышелъ вонъ. Торгующій табакомъ произнесъ нсколько громче, что малютк досталось довольно, и что Г. Протоколу слдовало заботиться о ней: потому что онъ не выдалъ еще отказаннаго ей въ духовной, сказавъ сіе сердитымъ и ршительнымъ голосомъ, онъ также отправился. Щеголь хотлъ отпустить грубую шутку на щетъ честнаго ремесла, которому завщательница желала обучить молодую двушку. Онъ обратился къ Полковнику, и по незнанію приличіи, искалъ одобренія въ глазахъ его, но нахмуренныя брови и сердитый взглядъ Маннеринга поразили его и едва оставили ему довольно силъ, чтобы удалиться изъ комнаты.

Тогда Протоколъ, имвшій въ самомъ дл доброе сердце объявилъ свое намреніе взять, покамстъ молодую особу къ себ, давъ однакоже замтить, что онъ это сдлаетъ изъ милости.

Динмонтъ подошелъ къ нему, и отряхнувъ широкой сертукъ свой, какъ отряхивается пудель при выход изъ воды, вскричалъ: — пусть чортъ меня возьметъ, Г. Протоколъ, ежели я позволю вамъ безпокоиться о ней, лишь бы только сама она согласилась похать со мною. Мы съ Лиліею были бы очень рады, чтобъ наши дочери смыслили поболе нашего, и чтобы он поравнялись съ нкоторыми обогнавшими ихъ сосдками. Ну такъ какъ эта молодка долго жила съ старою барынею: то и должна была научиться у ней хорошему обращенію, она врно уметъ читать, писать и вышивать. Ежели Она и эта то не смыслитъ, то дочери мои все равно ее полюбятъ. Я доставлю ей все, что будетъ нужно, она не дотронется ни до капитала, ни до процентовъ со ста фунтовъ, остающихся въ вашихъ рукахъ, Г. Протоколъ, а я буду, что нибудь ежегодно прибавлять къ нимъ, покамстъ отъищется въ околодк порядочный молодой человкъ, у котораго будетъ недостатокъ, для взятья на откупъ фермы, въ деньгахъ и въ жен, чтобы за оною присматривать. Ну что, моя милая, какъ вы объ этомъ думаете? Я возьму для васъ мсто въ дилижанс до Джеданта, но остальной путь надобно будетъ прохать верхомъ, потому что чортъ возметъ всякую повозку прежде, нежели она продетъ въ Чарлис-Гадскую долину.

Когда Женни согласилась не сіе предложеніе и добросердечному фермеру изъявляла свою благодарность: — я быль бы очень радъ, прибавилъ онъ, ежели бы Миссъ Ревекк угодно было похать съ нами и прожить мсяца два, покамстъ вы обживетесь и привыкнете къ нашему житью бытью.

Между тмъ какъ Ревекка отвчала ему красивымъ поклономъ я старалась заставить молодую двушку, отиравшую слезы, сдлать то же, а добрый Динмонтъ уговаривалъ ихъ по своему ободриться, то есть нсколько грубо, но честнымъ и откровеннымъ образомъ, Плейдель нердко прибгалъ къ табакерк.— Мн гораздо пріятне, сказалъ онъ Полковнику, смотрть на этаго добродушнаго фермера,нежели сидть за богатйшимъ и вкуснйшимъ обдомъ. Видно и мн приходится поподчиватъ его блюдомъ во его вкусу. Нчего длать. Надобно помочь ему спустить съ рукъ вс лишнія деньги. Гей, Дади, Чарлисъ Гопъ, Динмонтъ, послушай!

Фермеръ оборотился, весьма радуясь, что Плейдель съ нимъ заговорилъ, потому что посл помщика своего никого въ свт столько не уважалъ, какъ стряпчихъ.

— Ты не хочешь отступиться отъ тяжбы своей за межу?

— H… нтъ, сударь, что за радость терять свои права и длаться людскимъ посмшищемъ, но такъ какъ вамъ не угодно взяться за это дло., то приходится искать другаго стряпчаго.

— Видите ли, Полковникъ, не сказалъ ли я, что ето будетъ такъ? Хорошо же, когда ты не хочешь отстать отъ глупости: то надлежитъ теб доставить удовольствіе тягаться какъ можно дешевле и постараться, чтобы ты выигралъ. Скажи Г. Протоколу, чтобы онъ отослалъ твои бумаги, а я разскажу ему, какимъ образомъ начать это дло. Къ тому же я не вижу, почему вамъ и не судиться за такой вздоръ, за которой при ддахъ вашихъ воспослдовали бы и зажигательства и смертоубійства.

— Конечно, сударь, это справедливо. Ежели бы между нами не стоялъ законъ, то мы бы сами собою перевдались, а такъ какъ законъ насъ связываетъ, то пусть же и развяжеть насъ законъ. Къ тому же въ нашемъ околодк боле уважаютъ того, кто, явился въ судъ и говорилъ съ судьями.

— Прекрасное сужденіе, мой другъ! Прощай и отошли ко мн, свои бумаги.

— Что не идти-ли и намъ, Полковникъ? кажется здсь боле длать нчего.

— Ага! теперь то мы посмотримъ, что изволитъ сдлать Жакъ Давстонъ-Клейгской! сказалъ Динмонтъ, ударивъ себя съ торжественнымъ видомъ по ног.

ГЛАВА VII.

— Надетесь ли выиграть дло этаго добраго молодца? спросилъ Полковникъ у Плейделя, выходя изъ комнаты.

— По совсти, не могу ничего сказать врнаго. Невсегда сильный одерживаешь побду, впрочемъ я конечно употреблю всевозможное стараніе. Въ нашемъ ремесл главное нещастіе состоишь въ томъ, что мы рдко видимъ добрую сторону человческаго рода. Просители являются къ намъ ополченные гнвомъ и бшенствомъ, предубжденіе ихъ и ненависть цпляются за все, какъ шипы зимнихъ конскихъ подковъ. Нердко ручалось мн видть входящихъ кабинетъ мой такихъ людей, которыхъ начиная слушать, мн весьма хотлось выбросить въ окно, а посл я усматривалъ и соглашался въ томъ, что и самъ поступилъ бы точно такимъ образомъ ‘ежели бы разсердился, то есть потерялъ бы разсудокъ. Я очень увренъ, что въ ремесл моемъ можно боле, нежели въ какомъ либо другомъ, насмотрться на глупость и злость людей, потому что оно служить имъ нкотораго рода стокомъ. Въ образованномъ обществ законоискусники походятъ на каминъ, освобождающій комнату отъ дыму, который безъ него закоптилъ бы все и повылъ глаза. Посл сего можно ли удивляться тому, что въ немъ иногда увидишь сажу. Но я постараюсь дать сколь возможно лучшій ходъ длу нашего молодца, чтобы оно стоило какъ можно мене: пусть мрка его овса достанется ему за настоящую цну.

— Согласитесь ли вы одолжить меня, спросилъ, разставаясь съ нимъ Маннерингъ, отобдать сего дня со много? Хозяинъ сказалъ мн, что у него есть красная дичина и нсколько бутылокъ добраго вина.

— Красная дичина! да нтъ, это не возможно. Я не могу даже просить васъ къ себ, потому что понедльникъ и вторникъ дни священные. Въ середу я долженъ быть въ присудствіи и говорить по важному длу. Но погодите, теперь время очень холодно, не льзя ли дичину оставишь до четверга, а вамъ до того времяни не вызжать изъ Едимбурга.

— То вы придете въ четвергъ ко мн обдать?—

— Наврное.

— Ну такъ это заставитъ меня исполнить прежнее намреніе, пробыть съ недлю въ вашей столиц, и ежели дичина и не сбережется, то мы постараемся ее замнить чмъ нибудь другимъ.

— О, она очень хорошо сбережется. Возьмите же нсколько записокъ которыя если заблагоразсудите, то можете доставишь по адресамъ ихъ. Это рекомендательныя письма, которыя я заготовилъ для васъ сего дня поутру. Простите: Секретарь мой уже мъ часъ дожидается меня за этимъ проклятымъ свидтельствомъ. И сказавъ сіе, Г. Плейдель проворно скрылся въ переходахъ, которые для достиженія большой улицы содержатся къ обыкновенной дорог въ такомъ же отношеніи, какъ Магелланской проливъ къ мысу. Торну.

Взглянувъ на врученныя Плейделемъ письма, Маннерингъ съ удовольствіемъ увидлъ на нихъ имена славнйшихъ людей Шотландіи: Давида Юма, Доктора Фергуссона, Доктора Бланка, Лорда Кемеся, Адама Смитта, Доктора Робертсвона и пр. …

— По чести, подумалъ Магнерингъ, у пріятеля моего стряпчаго прекрасный кругъ знакомыхъ. Вс опіи имена надлали въ свт довольно шуму. Человкъ, возвратившійся изъ Ось-Индіи, долженъ мысли свои привесть въ нкоторый порядокъ, прежде нежели къ нимъ явится.

Онъ не замедлилъ однакоже постишь ихъ, и весьма жаль, что мы не въ силахъ нашимъ читателямъ описать подробне то удовольствіе, которымъ онъ насладился въ обществ, въ коемъ всегда отлично принимали прізжихъ, имвшихъ право на входъ въ оное познаніями своими и умомъ. Можетъ быть ни въ какое другое время въ Шотландіи не было подобнаго собранія столь, разнообразныхъ дарованій.

Плейдель не пропустилъ четверга и явился къ обду на постоялый дворъ, въ коемъ жилъ Полковникъ. Дичина изготовлена была весьма вкусно, подаваемыя вина отборныя и стряпчій столь же хорошій гость, какъ и просвщенный законоискусникъ, потрудился около того и другаго. Не знаю однакоже, не принесло ли ему присутствіе Сампсона еще боле удовольствія, нежели сытный столь, умъ его И оборотливость доставили ему средство, нисколько не обижая Доминуса, позабавиться порядочно: отъ чего не могъ удержаться и самъ Полковникъ, равно какъ и два или три пріятели, приглашенные имъ. Важная и лаконическая простота отвтовъ Сампсона на лукавые и запутанные вопросы стряпчаго представили добродушное его свойство въ такомъ вид, въ коемъ оное не являлось еще Маннернигу. Плейделъ заставилъ его показать множество глубокихъ и отвлеченныхъ познаній, вообще не приносящихъ истинной пользы. Стряпчій сравнилъ голову Доминуса съ магазейномъ ростовщика, отдающаго деньги подъ залогъ, въ коемъ находится множество товаровъ разнаго рода, но наваленныхъ въ кучи и въ такомъ безпорядк, что и самъ хозяинъ не можетъ въ немъ отыскать того, что ищетъ.

Но ежели Доминусъ позабавилъ нсколько стряпчаго, то и сей послдній въ свою очередь доставилъ много занятія умственнымъ способностямъ Сампсона. Чмъ боле Плейдель предавался своему воображенію естественно пылкому и наклонному къ насмшкамъ ‘чмъ боле онъ приступалъ къ нему и веселился: тмъ боле Доминусъ взиралъ на него съ тмъ родомъ удивленія, съ каковымъ разсматриваетъ ручной медвдь обезьяну, прибывшую къ нему въ товарищи.

Плейдель нарочно вмшивалъ въ разговоръ статью о какомъ нибудь важномъ, и степенномъ предмет, предвидя, что оная завлечетъ Доминуса въ разговоръ, и заставитъ его изложить свое сужденіе. Онъ съ восхищеніемъ взиралъ, какъ Сампсонъ внутренно приготовлялъ артиллерію своихъ понятій, чтобы ему отвтствоватъ и тяжелымъ снарядомъ своей учености обратить въ прахъ какое нибудь раскольное или еретическое предложеніе, выставленное стряпчимъ для приманки: и вдругъ, когда Доминусъ развертывалъ свой боевой порядокъ передъ непріятелемъ, сей послдній перемнялъ позицію и нападалъ на фланги и на тылъ его. Удивительносъ! вскричалъ онъ нсколько разъ, когда, надясь устремиться къ врной побд, на мст сраженія не находилъ никого, между тмъ какъ былъ атакованъ съ другихъ сторонъ. Можно легко вообразить, что ему стоило немалаго труда составить въ голов своей новыя оборонительныя линіи. По словамъ Полковника, онъ походилъ на армію Индейцовъ, страшную числомъ, но которую атаковавъ съ фланговъ, легко можно привесть въ величайшій безпорядокъ, отъ коего потомъ она уже никакъ не монетъ освободиться. Впрочемъ Доминусъ, хотя и утомленный безпрестанными перестрлками, заставлявшими стоять въ ружь вс его умственныя силы, почиталъ сей день лучшимъ и славнйшимъ въ своей жизни, и всегда о Г. Плейдел говорилъ, какъ о человк весьма ученомъ, но нсколько втренномъ.

Гости мало по малу разошлись и трехъ пріятелей нашихъ оставили наедин. Разговоръ ихъ обратился на духовную Мистриссъ Бертрамъ.— Какой чортъ, сказалъ стряпчій, могъ вложить въ голову этой старой ослиц лишишь бдную Люси наслдства, подъ предлогомъ отдашь его мнимому молодому человку, погибшему въ младенчеств. Прошу васъ извинить меня, Г. Сампсонъ. Я не обратилъ должнаго вниманія на то, сколько вамъ этотъ разговоръ долженъ быть тягостенъ. Я теперь вспомнилъ, что по этому длу принялъ отъ васъ показаніе. Вое всю жизнь мою не удалось мн столько трудиться, чтобы отъ отвтчика получить три слова сряду. Вы можете, Полковникъ, хвалишься своими Пиагорейскими или молчаливыми Браминами, однакоже я ручаюсь вамъ, что этотъ ученый можешь преподавать имъ науку молчанія. Но слова мудраго драгоцнны, и ихъ не должно тратишь безъ цли и пускать на втеръ.

— Конечно, сказалъ Доминусъ, утирая глаза синимъ носовымъ платкомъ, это былъ горестный для меня день. Я сожаллъ о час моего рожденія, но ниспославшій на меня сію скорбь далъ мн и силу дли перенесенія оной.

Маннерингъ воспользовался симъ случаемъ и попросилъ Г. Плейделя разсказать ему подробно, какимъ образомъ дитя пропало, а стряпчій, весьма любившій говоришь объ уголовныхъ длахъ, а особенно въ коихъ и самъ дйствовалъ разсказалъ ему обстоятельно все и даже самыя млочи.

— Какоежь ваше мнніе на счетъ сего? спросилъ Полковникъ.

— Что Кеннеди убитъ, въ томъ нтъ сомннія. Не разъ случалось, что торговавшіе запрещенными товарами убивали таможенныхъ….

— Но что же вы предполагаете объ участи младенца?

— Что и онъ также убитъ. Онъ уже довольно смыслилъ и могъ бы показать то, что видлъ, а эти бездльники не посовстились бы возобновить побіеніе всхъ младенцевъ, ежели бы того потребовала ихъ польза.

— Доминусъ испустилъ тяжелый вздохъ, и вскричалъ: ужасно!

— Однако же въ оптомъ дл также упоминается о цыганк, а по сказанному намъ посл похоронъ Мистрисъ Бертрамъ этимъ грубымъ и простымъ человкомъ…..

— Въ самомъ дл, онъ говорилъ, что Мистриссъ Бертрамъ уврилась въ существованіи младенца, по показанію цыганки. Малой! Я завидую, Полковникъ, догадк вашей. Это страмъ для меня, что не я это придумалъ. Малой! а! бги скоре къ Люкивуду въ Новгат. Ты найдешь Секретаря моего Дриверц. Онъ наврное сидитъ въ этой таверн съ своими пріятелями (надобно вамъ сказать, Полковникъ, что вс мои подчиненные, подобно мн, весьма основательны и наблюдаютъ порядокъ въ своихъ безпорядкахъ), скажи ему, чтобы онъ сей насъ же пришелъ сюда. Ежели это будетъ стоить ему какого нибудь штрафа, то я товарищамъ его самъ заплачу.

— А ежели онъ взялся представлять какое нибудь лице, то выдержитъ ли и здсь свою ролю?

— Прошу васъ, перестанемъ объ этомъ говорить: теперь не до шутокъ. Надобно стараться получить новыя извстія изъ этой Египетской стороны. Чтобы мн только удалось ухватиться за самую тонкую нить этихъ запутаннымъ стей, то увидите, какъ ихъ распутаю: я буду умть извлечь истину изъ устъ вашей цыганки или богемки, какъ ихъ называютъ Французы. О, я знаю, какъ поступишь съ свидтелемъ, который не хочетъ отвчать.

Между тмъ, какъ Плейдель такимъ образомъ распространялся на счетъ знанія своего ремесла я посланный возвратился съ Дриверомъ. Ротъ сего послдняго былъ еще засаленъ сокомъ пирога, начиненнаго бараниною, а на нижней губ еще примтны были остатки пны отъ двухъ сольдоваго пива, съ которымъ онъ только что разстался, бросивъ все и поспшивъ явиться но приказанію Г. стряпчаго.

— Дриверъ! надобно вамъ отъискать сію же минуту женщину, по имени Ревекку, служившую и, у Мистриссъ Бертрамъ. Ищите ее везд. Разспрашивайте обстоятельне, можно узнать о ней отъ Г. Протокола и отъ Каида, торгующаго табакомъ, но въ эти два дома самому ходить не надобно: пошлите туда какую нибудь знакомую женщину, а вроятно многія изъ нихъ захотятъ вамъ услужить, не правда ли? Когда же отыщите ее: то скажите, чтобы она явилась ко мн завтра поутру ровно въ восемь часовъ.

— А какъ мн ее позвать, спросилъ Адьютантъ, подъ какимъ предлогомъ?

— Подъ какимъ угодно. Разв я обязанъ учить васъ лгать?..

— Но постарайтесь, чтобы онъ непремнно пришла въ восемь часовъ, такъ какъ я сказалъ.

Секретарь улыбкою искривилъ лице, поклонился и ушелъ.

— Онъ прерасторопный весельчакъ, и нтъ ему подобнаго во время судебнаго слдствія. Онъ можетъ не спавши три ночи сряду, писать подъ диктовку мою: или, что все равно, онъ также хорошо и правильно пишетъ сонной, какъ когда и проснется. Этотъ плутъ ведетъ себя очень порядочно, онъ не пойдетъ, какъ другіе безпрестанно шататься по разнымъ трактирамъ, и не нужно посылать двадцать человкъ его отъискивать. Нтъ, онъ наблюдаетъ большой порядокъ, зимнія квартиры свои располагаетъ у Луки-Вудъ подл камина, а лтнія у окна, и никогда дале не перемщается. Когда случится работа, то всякой разъ его тамъ найдешь, думаю даже, что онъ никогда не раздвается и не ложится. Пиво замняетъ ему вс, и пищу и питье, и одежду, и постелю, и баню, и…

— Но судя по образу жизни его на лтнихъ и зимнихъ квартирахъ, надобно полагать, что онъ невсегда въ состояніи исправлять свою должность.

— О! пиво ему никогда не вредишь, Полковникъ. Онъ нсколько часовъ сряду будетъ и тогда писать, когда не въ состояніи уже говорить. Я помню, какъ однажды вечеромъ меня позвали по одному весьма важному длу по апелляція, которой срокъ былъ на исход. Это было въ субботу, я въ тотъ день плотно пообдалъ, и неочень хотлъ приняться за работу, однакоже наконецъ согласился, приготовилъ бумагу, перья и чернила, разсмотрлъ дло, но намъ нуженъ былъ Дриверъ. Сдлали все, что могли, два Человка внесли его къ намъ въ комнату: потому что самъ онъ не могъ ни ходишь, ни говорить. Когда же его усадили въ кресла, вложили въ пальцы перо, предъ нимъ разложили бумагу, и сколь скоро онъ услышалъ мои голосъ: то началъ писать. Правда, что подл его надобно было поставить человка, которыя бы обмакивалъ его перо: потому что онъ не видалъ, гд стояла чернилица, но въ жизнь мою не видалъ я бумаги, лучше написанной,

— А на другой день поутру спросилъ Полковникъ, улыбаясь, показалась ли она вамъ столь же хорошею, какъ на канун?

— Такою же? Совершенно. Не было надобности перемнишь трехъ словъ, и она въ тотъ же день отправилась по почт. Но вы пожалуете завтра ко мн позавтракать и вмст послушать, что намъ скажетъ эта женщина?

— Да, вы назначили часъ свой весьма рано.

— Не могъ иначе. Ежели бы ровно въ девять часовъ я не явился въ судъ: то сочли бы меня разбитымъ параличемъ и разнесся бы о томъ слухъ я и я во все время ныншнихъ засданій отъ того много бы пострадалъ.

— Быть по сему: я хотя черезъ силу, а приду къ вамъ.

Посл сего общество на сей вечеръ разошлось.

На драгой день я въ назначенный часъ Маннерингъ явился къ стряпчему, проклиная сырость Шотландскаго воздуха по Декабрскимъ утрамъ. Мистриссъ Ревекка сидла уже подл камина Г. Плейделя, передъ нею стояла чашка шоколада, и разговоръ уже давно продолжался.

— Нтъ, Мистриссъ Ревекка, я увряю васъ, что вовсе не намренъ опровергать духовной прежней госпожи вашей, и даю честное слово въ томъ, что отказанное на вашу долю не подвергается ни малйшей опасности. Вы отъ Мистриссъ Бертрамъ это заслужили, и мн бы еще пріятне было, когда бы она наградила васъ вдвое.

— Конечно, сударь, не годится пересказывать слышаннаго. Вы сами видли, какъ етотъ неучтивецъ Квидь наговорилъ мн колкостей, и высказалъ при всхъ то, въ чемъ я передъ нимъ по неосторожности проболталась. Такъ ежели и съ вами начну говоришь откровенно: то Богъ знаетъ, что изъ этого выдетъ.

— Не безпокойтесь, добрая Ревекка, мое свойство вамъ поручится за меня. Лта ваши, и наружность даютъ вамъ право говорить столь же вольно, какъ и всхъ эротическимъ стихотворцамъ и избавятъ васъ отъ всякой опасности.

— Хорошо, сударь. И такъ, когда вы изволите говорить, что мн бояться нчего, то вотъ какимъ образомъ случилось произшествіе, о которомъ вы желаете узнать: надобно вамъ сказать, то съ годъ тому будетъ, или кажется немного помене, барын моей присовтовали для разсянія нашедшей. на нее тоски, прохаться и пожить въ Жильсланд. Въ то время начали въ свт поговаривать о разореніи Г. Елленгована и это много ее огорчало, потому что она гордилась своимъ произхожденіемъ, хотя жила и не въ большемъ согласіи съ Г. Бертрамомъ, а особенно въ послдніе два или три года. Онъ часто попрашивалъ у нея въ займы денегъ, я она неочень на то соглашалась, ибо получить съ него обратно было невесьма легко, такъ они и поразладили между собою. Въ Жильсланд кто-то сказалъ, что имніе Елленгована продается, и съ того времяни можно бы было подумать, что барыня возненавидла Мисъ-Люси. Она нердко говорила мн: Ахъ! Ревекка, ежели бы у Елленгована быль сынъ, а не это глупое твореніе Люси, не умющая удержать отъ дурачествъ своего безмозглаго отца: то помстья не льзя бы было продать для заплаты долговъ стараго глупца! и она такъ часто мн это повторяла, что и слушать ее было Скучно. Однажды гуляя на лугу, что подл рки, увидвъ кучу дтей (съ ними былъ и отецъ ихъ по имяни Макъ-Краски): не стыдъ ли это, вскричала она, что у всякаго нищаго есть сыновья и наслдники, а фамилія Елленговановъ не иметъ потомка мужескаго пола! за нами стояла старая цыганка, съ виду….. словомъ сказать, я никогда Не видывала такой другой женщины. А кто смлъ сказать, вскричала она, что въ фамиліи Елленговановъ нтъ наслдника мужескаго поля. Барыня моя обернулась, она была не застнчива и не ходила за отвтомъ въ карманъ. Я, отвчала она, это сказала я и съ большимъ огорченіемъ. Старая цыганка, взявъ ее за руку, примолвили съ большимъ жаромъ.— Я васъ давно уже знаю, хотя сама вамъ и не знакома. Но увряю васъ и клянусь, что какъ справедливо то, что на неб есть солнце, что вода этой рки течетъ въ море, что тамъ въ высот есть ухо, слышащее насъ обихъ, также справедливо и то, что Генрихъ Бертрамъ, котораго полагаютъ погибшимъ на Варрохской оконечности, не былъ тмъ убитъ. Правда, что до двадцать перваго года ему предстояли многія опасности, но ежели онъ еще живъ, и я также не умру: то вы услышите о немъ ныншнею зимою, прежде нежели снгъ два дня пролежитъ на гор Синглезидской. Барыня моя положила было руку въ карманъ не нужны мн ваши деньги, сказала цыганка, вы можете, подумать, что я обманываю васъ. Простите. Мы не увидимся прежде праздника Св. Мартина. Посла чего она ушла.

— Женщина эта не была ли очень высокаго роста? спросилъ Полковникъ.

— Не черноволосая ли она была, подхватилъ стряпчій, съ черными глазами и рубцомъ на лбу?

— Во всю мою жизнь я не видала женщины выше ея рог стомъ. Волосы ея были, какъ смоль, черные, кром того, что мстами начинали сдть и надъ бровью былъ шрамъ, въ который можно вложить палецъ. Нтъ, ее нескоро выбьешь изъ головы, увидвъ хоть одинъ разъ. Я точно уврена, что барыня моя сдлала духовную, основываясь на сказанномъей цыганкою, потому что возненавидла Мисъ Люси, и ето еще усилилось посл отправленія къ ней двадцати фунтовъ стерлинговъ. Этого не довольно, говорила она, что Миссъ Бертрамь, будучи двушкою, а не мальчикомъ, допустила перейти Елленговянскому помстью въ чужія руки, но еще бдностію своею скоро будетъ въ тягость для фамиліи Синглезидовъ и нанесетъ ей стыдъ. Я надюсь однако же, что духовная барыни моей законна. Мн бы было тяжело лишиться отказаннаго ею подарка, потому что надобно признаться, жалованье отъ нее получала я невесьма большее.

Стряпчій снова уговорилъ сего не опасаться, и спросивъ, куда девалась Женни Жибсонъ, получилъ въ отвтъ, что она отправляется съ Динмонтомъ.— И я туда же поду, примолвила она, потому что онъ былъ столько вжливъ, что и меня пригласилъ. Они добрые люди, эти Динмонты, хотя покойной барын и не нравилось говорить объ этомъ родств, однакожъ она очень жаловала присылаемые ей окорока, и сыръ, и носки, и ягнячьи, шерстяныя рукавички. О! это-то она принимала съ величайшимъ удовольствіемъ.

Гнъ Плейдель отпустилъ Ревекку, и когда она ушла,— я думаю, сказалъ онъ Полковнику я что угадалъ, кто была эта цыганка.

— И я то же хотлъ вамъ сказать, отвчалъ Полковникъ.

— А имя ея, продолжалъ стряпчій…

— Мегъ Мерильисъ, подхватилъ Маннерингъ, не давъ ему окончишь.

— Какъ вы это узнали? спросилъ у Полковника стряпчій, взирая на него съ видомъ смшнаго изумленія.

Маннерингъ отвчалъ ему, что видлъ эту женщину лтъ двадцать пять тому назадъ въ Елленгован и другу своему сообщилъ вс замчательныя обстоятельства сего посщенія. и

Плейдель, выслушавъ его съ большимъ вниманіемъ: я радовался, сказалъ онъ, что въ особ Г. Сампсона нашелъ глубокаго богослова, но никакъ не воображалъ въ покровител его увидть ученика Альбумацаровъ и Мессагаловъ. Я однако же твердо увренъ въ томъ, что эта цыганка могла бы намъ открытъ гораздо боле, нежели что ей извстно по внутреннему созерцанію {Въ сверной части Шотландіи есть люди, полагающіе себя одаренными внутреннимъ созерцаніемъ. Они симъ именемъ, называютъ забывчивость, во время коей чужды всякому наружному ощущенію, и увряютъ, что могутъ видть происходящее въ дальнемъ разстояніи и даже предвидть то, что нкогда случится. (Зам. Французскаго Пер.)}. Она во время оно также была въ моихъ рукахъ, и я ничего не могъ отъ нее добиться, но сей же часъ напишу къ Мак-Морлану, чтобы онъ привелъ въ движеніе небо и землю и ее бы отъискалъ. Я охотно поду въ Кипплетринганъ, чтобы быть при допрос ея. Я все еще членомъ мирной юстиціи того Графства, хотя уже и оставилъ должность шерифа. Отъ роду мн ничего такъ не хотлось, какъ отыскать убійцъ Кеннеди и узнать, что воспослдовало съ нещастнымъ младенцемъ. Напишу также и къ Роксбурхскому шерифу и въ Кумберландъ къ одному очень дятельному мирному судь.

— Надюсь, что когда вы пожалуете въ нашу сторону, то главная квартира ваша будетъ назначена въ Вудбурн.

— Безъ сомннія! я боялся, что вы не позволите мн этаго, но окончимъ нашъ завтракъ поскоре, или я опоздаю въ присудствіе.

На другой день новые пріятели разстались и Полкдиникъ возвратился домой, не встртивъ на пути никакого произшествія, заслуживающаго быть представленнымъ читателямъ нашимъ.

ГЛАВА VIII.

Теперь повствованіе наше должно на минуту возвратиться къ тому времени, когда былъ, раненъ молодой Газлевудъ. Тотчасъ посл сего произшествія воображенію Броуна представились слдствія, коимъ онъ и Юлія могли подвергнуться. Хотя онъ и полагалъ себя въ состояніи доказать, что сіе случилось отъ стеченія обстоятельствъ и противу желанія его, однакожъ не смотря на то, опасался большихъ непріятностей. Попасться подъ стражу на чужой сторон, не имя никакихъ средствъ доказать, что онъ за человкъ, и чмъ служитъ въ военной служб, было вовсе не забавно: и питому онъ заблагоразсудилъ устранить, себя отъ продолжительнаго заключенія. И такъ Броунъ ршился удалишься на ближайшій Англинскіи берегъ, и тамъ оставаться въ неизвстности до полученія Отъ повреннаго своего денегъ, а отъ полковыхъ пріятелей писемъ, посл чего намренъ былъ предложить молодому Газлевуду и друзьямъ его изъясненіе или удовлетвореніе, какого они сами пожелаютъ.

Въ семъ намреніи удалившись отъ того мста, гд произошло несчастное приключеніе, онъ, не останавливаясь, дошелъ до небольшаго городка, названнаго нами Портанферри, но котораго читатель нашъ тщетно будетъ искать подъ симъ именемъ на картъ Шотландіи. Большая безпалубная лодка отправилась,въ маленькой Кумберландской портъ Алломби. Броунъ пустился на оной и ршился въ селгь послднемъ город пробыть до тхъ поръ, пока получитъ изъ Англіи деньги и письма.

Во время кратковременнаго своего пути, онъ вступилъ въ разговоръ съ кормчимъ, который былъ также и хозяинъ лодки. Сей старикъ иногда участвовалъ въ запрещенной торговл, такъ какъ почти и вс прочіе рыбаки сихъ береговъ. Поговоривъ о разныхъ, невесьма важныхъ предметахъ, Броунъ завелъ рчь о Полковник Маннеринг и семейств его. Морякъ слышалъ о произшествіи съ торговавшими контрабандою и не одобрялъ ихъ поступка.

— Они затяли дурную игру, сказалъ онъ, и возстановятъ всхъ противу себя. Нтъ, я иначе поступалъ съ таможенными служителями они, перехватятъ мой грузъ! Ну, ихъ щастье. Удастся мн пробраться и сбыть съ рукъ благополучно! тмъ лучше для меня. Нтъ, волкамъ не надобно грысться между собою.

— А дочь его, продолжалъ Броунъ съ сильнымъ біеніемъ сердца, выходитъ, какъ говорятъ, за мужъ, за одного молодаго человка лучшей фамиліи во всемъ околодк.

— Какъ, за Г. Газлевуда? нтъ, нтъ, это вздоръ. Онъ по воскресеньямъ посл обдни провожалъ домой дочь покойнаго Лорда Елленгована и Педжи, дочь моя, которая, служитъ въ Вудбурн, говоритъ, что думаетъ о Миссъ-Маннерингъ столько же, какъ мы съ вами.

Броунъ хотя и соболзновалъ о поспшности, съ каковою поврилъ сему ложному, извстію, но не мене того съ большимъ удовольствіемъ узналъ о неосновательности подозрній на щетъ врности Юліи. Но сколько однако же потерялъ онъ вроятно во мнніи ея! Что могла заключить Юлія о таковомъ поступк, которой въ глазахъ ея долженъ былъ представитъ его человкомъ, не умющимъ уважить ни чувствительности ея, мы общихъ выгодъ, ни взаимной нжности ихъ? Сношенія старика съ Вудбурнскимъ домомъ, казалось, давали ему надежное средство вступить съ Юліею въ переписку, на что онъ и ршился.

Вы, кажется, сказали мн, что дочь ваша служитъ въ Вудбурн? Я знавалъ Миссъ-Маннерингъ въ Индіи, и хотя теперешнее мое положеніе вовсе не можетъ сравняться съ ея состояніемъ, но надюсь, что она не откажетъ мн въ моей просьб. Я имлъ нещастіе поссориться съ ея отцемъ, служивъ подъ его Начальствомъ, и несомнваюсь въ томъ, что Миссъ-Маннерингъ охотно согласится насъ свесть и помирить. Можетъ быть, что дочь ваша въ состояніи отдать ей письмо, не сказывая о томъ Полковнику.

Сшарцкъ общался доставить тихонько его письмо. И такъ немедленно по прибытіи въ Аломби, Броуну въ записк своей къ Миссъ-Маннерингъ изъявилъ сожалніе и извинялся въ непріятномъ произшествіи, случившемся въ ея глазахъ и просилъ подать ему средство лично предъ нею оправдаться и испросишь прощеніе. Онъ не заблагоразсудилъ подробно описывать обстоятельствъ, приведшихъ его въ заблужденіе и старался изъясняться двусмысленными словами, такъ что въ случа, ежели бы письмо его попалось въ чужія руки, то его не можно было бы понять и отгадать, кто писалъ. Старикъ взялся передать оное своей дочери, а такъ какъ лодка его скоро должна была опять захать въ Алломби: то общался доставить и отвтъ, ежели Миссъ-Маннерингъ угодно будешь дашь оный.

Посл сего гонимый путешественникъ нашъ пріискалъ себ въ Алломби квартиру, приличную временному положенію его кошелька и желанію быть незамщеннымъ. Въ семъ намреніи онъ назвался имянемъ пріятеля своего Дудлея, сказался живописцемъ, а такъ какъ рисовалъ довольно хорошо, то хозяинъ его и не могъ нисколько въ томъ сомнваться. Онъ говорилъ, что изъ Вихтона долженъ получить свои пожитки, и выходя, какъ можно мене, съ нетерпніемъ ожидалъ отвта на письма свои къ повренному, къ другу его Демасерру и къ Подполковнику своего полка. Первому приказывалъ онъ переслать къ нему денегъ, втораго заклиналъ всмъ на свт пріхать къ нему сколь можно скоре, а послдняго просилъ доставить ему свидтельство съ означеніемъ чина и мста занимаемаго имъ въ полку, а равно и поведенія его во время пребыванія въ ономъ, желая тмъ доказать и званіе по служб и личную нравственность свою.

Непріятности, коимъ онъ скоро долженъ былъ подвергнуться отъ недостатка денегъ, казались ему столь страшными, что онъ написалъ и къ Динмонту, прося его ссудить на время нсколькими гинеями. Отъ добраго фермера, котораго жилище находилось не дале 60 миль, онъ не сомнвался получить скорый и благопріятный отвтъ, и въ письм своемъ также не забылъ упомянуть о томъ, что посл свиданія ихъ вс пожитки его были ограблены.

Нужно замтить въ объясненіе причины долгаго замедленія въ отвтахъ, ожидаемыхъ Броуномъ съ нетерпніемъ я что тогда почтовая служба производилась со всмъ не съ такою дятельностію, какъ со времени перемнъ, введенныхъ г. Пальмеромъ. Что касается до добраго Динмонта я то онъ едва ли въ теченіи трехъ мсяцовъ получалъ одно письмо: а потому писанныя къ нему нердко оставались по цлымъ мсяцамъ на письменномъ стол конторщика и валялись вмст съ маленькими блыми хлбцами, пасквилями, пряниками или пснями, смотря по роду торговли, коею занимался почтовый Экспедиторъ. Только во время какой нибудь тяжбы онъ часто посылалъ за письмами, которыя къ нему могли быт отправлены, а тогда онъ не судился ни съ кмъ, потому что дло съ Жакомъ Давстонъ-Клейгскимъ ещ не производилось. Сверхъ того для доставленія письма на тридцать миль разстоянія, тогда было въ употребленіи провозить оное миль двсти: отъ чего прибавлялось къ почтовымъ доходамъ нсколько копекъ, письмо провтривалось, а ожидающіе отвтовъ научались терпнію. Отъ всхъ сихъ обстоятельствъ Броунъ прожилъ въ Алломби нсколько дней, не получивъ отвта, и кошелекъ его, не смотря на всю его бережливость, длался весьма легкимъ, когда молодый рыбакъ подалъ ему слдующее письмо.

‘Вы поступили весьма жестоко и неосновательно, и показали мн, сколько я могу полагаться на общаніе ваше, почитать выше всего мое спокойствіе и щастіе. Отъ непростительной пылкости вашей едва не лишился жизни молодой человкъ, преисполненный чести и достоинствъ. Не довольно ли того? Должно ли прибавишь къ тому, что я и сама была больна, по причин вашей необдуманности? Надобно ли сверхъ того примолвить, что могущія произойти отъ оной послдствія также весьма много меня безпокоили, хотя поведеніе ваше неочень заслуживаетъ моего сожалнія. П. на нсколько дней ухалъ, Г. Г. почти совершенно выздоровлъ, и я имю причину полагать, что подозрніи падаютъ совсмъ не въ ту сторону, куда должно. Однакоже берегитесь: и не показывайтесь въ окрестностяхъ нашихъ. Намъ встртились случаи слишкомъ страшные и насильственные, чтобы я могла подумать о возобновленіи связи, нсколько уже разъ сопровождаемой нещастныхъ произшествіемъ. И такъ простите и врьте, что никто не желаешь искренне вашего благополучія какъ…’ Ю. М.

Въ семъ письм заключался родъ увдомленія, которое часто упоминается для того, чтобы внушить намъ желаніе сдлать со всмъ противное тому, чего отъ насъ требуютъ. По крайней мр, оно произвело таковое дйствіе надъ Броуномъ. По прочтеніи сего письма, онъ спросилъ у молодаго рыбака, не изъ Поршанферри ли онъ пріхалъ?…

— Конечно, я сынъ стараго Вилліама Джонстона и получилъ это письмо отъ сестры моей Педжи, у которой на рукахъ Вудбурнское блье.

— А когда вы подете назадъ, любезный другъ?

— Ныншнимъ вечеромъ, при отлив.

— Я пущусь съ вами, но мн не хочется плыть до Портанферри: не можете ли вы высадить меня на берегъ, не дозжая?

— Ничего нтъ легче.

— Хотя цны състныхъ припасовъ въ то время были и неочень высоки, но когда Броунъ расплатился за постой, за прочіе издержки и запасся новымъ платьемъ, что было необходимо какъ для того, чтобы не быть скоро узнаннымъ, такъ и по тому, что прежнее совершенно износилось: то кошелекъ его почти вовсе опустлъ. Онъ оставилъ записку въ почтовой контор для отсылки его писемъ въ Кипплетринганъ и вознамрился туда отправиться и взять у Мистриссъ Мак-Кендличь оставленное ей на сохраненіе. Онъ также полагалъ себя обязаннымъ перестать скрываться, коль скоро получитъ свидтельство о имяни своемъ и чин, и потомъ предложитъ молодому Газлевуду такое удовлетвореніе, какого онъ заблагоразсудитъ потребовать отъ Офицера Королевской службы. Ежели онъ не ослпленъ несправедливымъ гнвомъ, думалъ Броунъ: то конечно согласится, что поступокъ мой былъ необходимымъ слдствіемъ сдланныхъ мн угрозъ.

И такъ, онъ опять пустился въ море. Шелъ дождь, втеръ дулъ противный, а теченіе отлива, весьма слабое, имъ немного способствовало. Лодка, тяжело нагруженная товарами, изъ коихъ большая часть состояла конечно изъ запрещенныхъ, сидла въ вод глубоко: а потому путешествіе сіе было не безъ опасности. Броунъ, возросшій на мор, началъ и самъ работать, и въ управленіи судномъ сдлался для кормчаго тмъ полезне, что втръ усилился и дулъ въ противную сторону быстрому теченію, бывающему въ томъ мст. Наконецъ проработавъ цлую ночь, они очутились поутру противу прелестнаго залива на Шотландскомъ берегу. Небо прочистилось, погода сдлалась тепле и долго лежавшій снгъ вовсе растаялъ. Видимыя вдали горы сохранили еще блое свое покрывало, но въ долинахъ непримтно было и слдовъ онаго, и не смотря на зимнее время, видъ земли былъ пріятенъ. Морской берегъ съ правой и лвой стороны безчисленными разнообразными изгибами своими составлялъ нсколько заливовъ и перемнными округлостями, неправильными изгибами невольно привлекалъ къ себ взоры. Тушъ представлялся онъ грозными, вдавшимися въ море, утесистыми скалами, тамъ пески, постепенно возвышающіеся отъ моря, сливались съ лугами. Косвенные лучи Декабрьскаго солнца преломлялись на разсянныхъ хижинахъ, и лса, хотя лишенные листьевъ, придавали еще боле красоты сему сельскому виду. Броунъ ощутилъ въ себ живое, пламенное удовольствіе, всегда возрождающееся въ душ, одаренной вкусомъ и чувствительностію при взгляд на красоты природы, представляющейся глазамъ посл скучнаго ночнаго путешествія. Станется, потому что никто не можетъ подробно описать того неизъяснимаго чувства, питающаго во всякомъ человк, родившемся въ горахъ, всегдашнюю привязанность къ симъ знакомцамъ юныхъ лтъ! станется, что нкоторыя неясныя воспоминанія производили надъ нимъ дйствіе, коего причина имъ была давно забыта и смшивалась съ довольствіемъ, имъ ощущаемымъ при взгляд на живописной видъ, бывшій предъ его глазами.

— А какъ называется, спросилъ Броунъ у кормчаго, этотъ прекрасный мысъ, покрытый лсомъ, котораго возвышенная скала такъ далеко вдалась въ море и составляетъ правую сторону залива.

— Это Варрохская оконечность, отвчалъ онъ.

— А эти развалины, у подошвы которыхъ примтенъ домъ? он кажутся очень обширными.

— Это старый замокъ, а тотъ домъ, что пониже, новый замокъ. Не хотите ли сойтить въ этомъ мст на берегъ? теперь мы недалеко отъ Портанферри.

— Пожалуй я очень хорошо. Я съ удовольствіемъ осмотрю эти развалины, прежде нежели пущусь дале.

— Он тутъ стоятъ недаромъ. Видите ли эту толстую башню: ну, такъ по ней мореходцы, точно какъ по Рамсаю на остров Ман, или по Айрскому мысу направляютъ свой путь. Говоритъ что въ старину тутъ много было сраженій.

Броунъ хотлъ пораспросить у него подробне: но рыбакъ не Антикварій, а потому и не могъ боле ему сказать.

Лодка продолжала путь свой до самаго мыса, на вершин коего находилась старая башня, которая по средин окружавшихъ ея развалинъ возвышалась еще надъ заливомъ и неуспокоившимися волнами.— Я думаю, сказалъ рыбакъ, что вамъ можно вытти здсь на берегъ, не замочивъ ногъ. Тутъ есть мсто, къ которому въ старину приставали лодки, и отъ него просчена до вершины скалы узкая лсенка. Я не разъ при свт мсяца тамъ выгружалъ товары.

Между тмъ, какъ рыбакъ сіе разсказывалъ, они обошли оконечность скалы и очутились подл небольшой пристани, отчасти образованной природою, а отчасти трудами прежнихъ владльцовъ замка, которые, сообразно словамъ рыбака, полагали необходимымъ имть родъ гавани для своихъ лодокъ, потому что никакое купеческое судно не могло бы пристать къ оному. Входъ, стсненный двумя скалами, былъ столь узокъ, что и самыя малыя суда должны были входитъ поодиначк. На обихъ сторонахъ были еще видны огромныя желзныя кольца, твердо прикрпленныя къ скаламъ. Къ нимъ, по преданьямъ каждую ночь прикрплялся бонъ {Мачтовыя деревья, сковавшая между собою желзными цпями.} для безопасности пристани и находившейся въ ней флотиліи. Съ одной стороны съ помощію кирки и молота былъ обдланъ родъ набережной. Камень сей скалы былъ столь твердъ, что работникъ, какъ говорилъ рыбакъ, могъ вечеромъ принесть домой въ шапк отколонное имъ во весь день. Сія небольшая набережная примыкала къ упомянутой нами лстниц, ведшей къ старому замку, на набережную же можно было отъ воды влезть по камнямъ.

— Вамъ не худо бы, сказалъ рыбакъ, здсь выпили на берегъ: тутъ хорошо, а дале будетъ очень круто. Нтъ и нтъ! прибавилъ онъ, отказываясь отъ подаваемыхъ ему Броуномъ денегъ, вы порядочно заработали на свой перевозъ! вы трудились боле, нежели нашъ братъ матросъ! прощайте! Добрый путь! Сказавъ сіе, онъ отчалилъ отъ берега, похалъ выгружать свой грузъ на другую сторону залива и оставилъ Броуна на берегу подъ развалинами съ небольшою подъ мышкою поклажею, съ необходимо нужными вещами, купленными имъ въ Алломби.

Такимъ-то образомъ неизвстный самому себ наслдникъ Елленговановъ, находившійся ежели не въ ужасномъ, то по крайней мр въ непріятномъ положеніи, безъ друзей, безъ подпоры на сто миль вокругъ себя, обвиненный въ уголовномъ преступленіи, перехода изъ мста въ мсто, и почти безъ гроша, что также немалое затрудненіе, подходилъ къ развалинамъ замка, свидтели великости и могущества предковъ его.

ГЛАВА ІХ.

Броунъ, или лучше сказать, Бертрамъ, какъ будемъ его называть съ тхъ поръ, какъ онъ вступилъ въ древнее помстье предковъ своихъ, вошелъ въ старый замокъ черезъ нкоторый родъ подъемной калитки, въ которой оставались еще примты прочныхъ запоровъ, коими она нкогда запиралась. Онъ обошелъ развалины, любовался крпостію существовавшихъ еще стнъ и великолпіемъ, о которомъ свидтельствовали прочія уже разрушившіяся, лежащія на обширномъ мст. Въ двухъ комнатахъ, бывшихъ одна подл другой, нашелъ онъ примты, показывавшія, что въ нихъ недавно жили. Въ меньшей изъ двухъ валялись пустыя бутылки, полу объденныя кости и куски хлба, въ другой съ незатворенными дверями увидлъ онъ большую вязанку соломы: — примтно было, что въ обихъ недавно разкладывали огонь. Могъ ли онъ думать, что сіи столь незначущія обстоятельства имли непосредственное вліяніе на щастіе его, честь и самую жизнь?

Осмотрвъ наскоро всю внутренность, для удовлетворенія любопытства своего Бертирамъ вышелъ въ большія ворота, обращенныя къ сторон новаго замка, и остановился на минуту чтобы полюбоваться представившимся ему прекраснымъ видамъ. Старавшись безполезно отгадать положеніе Вудбурна, и почти уврившись въ которой сторон находится Кинплетринганъ, онъ оборотился, чтобы въ послдній разъ, взглянуть ни оставляемыя имъ величественныя развалины, удивлялся живописному дйствію башенъ, коихъ толстыя стны и темный сводъ, служившій вмсто воротъ, казалось, длали вид’ ходъ сей еще мрачнйшимъ, Гербъ Елленголаігской фамиліи еще существовалъ на фронтонномъ камн, и состоялъ изъ трехъ волчьихъ головъ, лежавшихъ вкось но голубому полю, а подъ ними находился волкъ, пронзенный стрлою. Съ каждой стороны щитъ поддерживаемъ былъ дикимъ, державшимъ въ рук вырванный съ корнемъ дубъ.

Но обыкновенному стремленію мыслей, возрожденныхъ симъ зрлищемъ: — владютъ ли еще симъ замкомъ, подумалъ Бертрамъ, потомки древнихъ Бароновъ, его построившихъ, или влачатъ жизнь свою въ дальней стран, не вдая, можетъ быть, и имени своего и могущества предковъ? Не перешло ли наслдство ихъ въ чужія руки? Почему видъ нкоторыхъ предметовъ возбуждаетъ мысли, подобныя сновидніямъ, приводящимъ на память давно изглаженныя воспоминанія, которыя старый мой Браминъ Муншіи приписалъ бы воспоминаніямъ о предъидущей жизни? Не ужели виднія, смутно представляющіяся во сн, приходятъ намъ на память отъ предметовъ, уподобляющихся привидніямъ, порождаемымъ нашимъ воображеніемъ? Сколько разъ случается, что бывъ жъ совершенно новомъ для насъ обществ, разговаривающія особы, предметъ ихъ разсужденій и мсто, въ коемъ он находятся, не совсмъ для насъ незнакомы, и кажется, будто мы предчувствуемъ то, что он скажутъ? Точно тоже ощущаю я теперь, разглядывая сіи развалины. Не могу удержаться не подумать, что если огромныя башни, вши вороты со сводомъ, развалины, горы мн несовершенно чужды, не уже ли я видалъ ихъ въ младенчеств моемъ? Не въ окрестностяхъ ли ихъ должно мн искать друзей, о которыхъ сердце мое сохранило нжное, хотя и темное воспоминаніе, и которыхъ я въ молодыхъ лтахъ промнялъ на строгихъ повелителей? Однакоже Броунъ, которому, кажется, не для чего было меня обманывать, часто говаривалъ, что я увезенъ съ восточнаго берега, посл перестрлки, въ которой погибъ мой отецъ, и воображенію моему всегда представлялось, въ подтвержденіе сказаннаго имъ, ужасное произшествіе.

Случилось, что Бертрамъ остановился и предавался симъ размышленіямъ на томъ самомъ мст, на которомъ умеръ его отецъ. Оно замчательно было по толстому и старому дубу, единственному дереву, находившемуся въ замк, и который слылъ у жителей подъ названіемъ дуба правосудія: потому что древніе Елленгованскіе Бароны производили тамъ казни. Случилось также, и сіе стеченіе обстоятельствъ достойно замчанія, что Глоссинъ въ самомъ томъ мст прогуливался поутру съ однимъ человкомъ, съ коимъ совтовался на щетъ переправокъ и новой пристройки, которую предполагалъ прибавишь къ новому замку. Не находя большаго удовольствія смотрть на разрушенныя зданія, напоминавшія ему только о прежнихъ помщикахъ, онъ намревался употребить часть сихъ развалинъ на новое строеніе. И такъ онъ разговаривалъ съ землемромъ, бывшимъ съ нимъ въ день смерти стараго Елленгована и отправлявшимъ также подъ надзоромъ Глоссина должность архитектора: потому что на щетъ плановъ, смтъ и прочаго, онъ ни на кого, кром себя, не полагался. Бертрамъ стоялъ къ нимъ спиною, и былъ закрытъ пнемъ стараго дуба: такъ что они не могли усмотрть его, прежде нежели къ нему подошли.

— Да, сударь, говорилъ Глоссинъ своему товарищу: то, что еще осталось отъ стнъ стараго замка, составляетъ, какъ я говорилъ вамъ, совершенный квадратъ, а когда все это очистится, то для нашего околодка будетъ гораздо лучше: потому что онъ служитъ лишь убжищемъ для торгующихъ запрещенными товарами. При сихъ словахъ Бертрамъ, бывшій отъ него въ двухъ только шагахъ, вдругъ оборотился — какъ, сударь, сказалъ онъ, вы, намрены разрушить оставшееся отъ сего замка?

Ростъ его, видъ лица и вся наружность его представляли столъ живое подобіе отца его въ молодыхъ лтахъ: что Глоссинъ, услышавъ сіе восклицаніе и видя образъ прежняго своего покровителя, вдругъ явившагося на самомъ томъ мст, гд онъ испустилъ духъ почти въ его присутствіи, подумалъ, что смерть возвратила свою добычу. Онъ отступилъ на два или на три шага, какъ пораженный смертнымъ или внезапнымъ ударомъ. Однако же скоро опомнился, и тотчасъ усмотрлъ, что предъ нимъ находится не тнь, но человкъ, претерпвшій нещастія, коихъ онъ былъ виновникомъ, и который, при малйшей ошибк съ его стороны, могъ узнать о правахъ своихъ и найти средства употребить оныя противу его. Но голова Глоссина была такъ разстроена сею нечаянностію, что первыя произнесенныя имъ слова показали смущеніе.

— Скажите ради Бога, какъ вы сюда зашли?

— Сюда, сударь? Назадъ тому съ четверть часа, я вышелъ изъ лодки на берегъ, въ маленькомъ заливъ, что у подножія этой скалы и провелъ нсколько времени въ разсматриваніи этихъ прелестныхъ развалинъ. Я надюсь, сударь, что съ моей стороны въ этомъ не было нескромности?

— Нескромности? нтъ, сударь, отвчалъ Глоссинъ, успвшій нисколько успокоиться отъ сильнаго волненія, вы можете, какъ и всякой порядочной человкъ, удовлетворить ваше любопытство. Въ то же время товарищу своему шепнулъ онъ на ухо нсколько словъ, и сей послдній проворно ушелъ.

— Очень обязанъ, сударь. Мн сказали, что это зданіе называется старомъ замкомъ?

Такъ, сударь: чтобы отличить его отъ новаго замка, въ которомъ я живу, и, который, какъ изволите видть не въ дальнемъ разстояніи.

Должно замтишь, что во время слдующаго разговора, Глоссинъ съ одной стороны весьма желалъ узнать, осталось ли въ Бертрам какое нибудь воспоминаніе о мстахъ, въ коихъ онъ провелъ лта младенчества своего, а съ другой чрезвычайно опасался, чтобы не напомнить самому какимъ нибудь выраженіемъ, названіемъ или произшествіемъ, которыя бы возобновили изглаженныя временемъ воспоминанія. Въ продолженіи сего разговора онъ терплъ вс заслуженныя имъ мученія, но подобно дикимъ Сверной Америки, гордость его и собственная польза подали достаточно силъ для перенесенія страданій, наносимыхъ ему ненавистью, страхомъ и угрызеніями совсти.

— Мн хотлось, сударь, узнать фамилію владльцовъ однаго помстья?

— Оно принадлежитъ мн, сударь, а называюсь я Глоссиномъ.

— Глоссинъ, Глоссинъ! повторилъ Бертрамъ, какъ будто ожидая другаго названія. Извините меня сударь: я подверженъ большой разсянности. Смю ли спросить васъ, какъ давно это помстье принадлежитъ вашей фамиліи?

— Этотъ замокъ построенъ жъ старину фамиліею Мак-Дингаваевъ, сказалъ Глоссинъ, избгавшій, имени Бертрама, коего не хотлъ произнесть, опасаясь возбудить воспоминанія, которыя желалъ оставить въ прежнемъ усыпленіи, и стараясь не отвчать прямо на сдланный вопросъ.

— А какія слова составляютъ этотъ полустертый девизъ, вырзанный на отломившемся камн, что пониже герба?

— Я… я… не могу вамъ сказать ничего достоврнаго.

— Мн кажется, что примтны слова: Право наше составляетъ нашу силу.

— Да, что нибудь похожее на это.

— Могу ли спросить, сударь, вашего ли дома этотъ девизъ?

— Н… нтъ…. нтъ, не моего, онъ принадлежитъ, какъ я полагаю, прежнимъ владльцамъ. А мой девизъ, потому что я переписывался объ этомъ съ Г. Нумингомъ, Эдимбургскимъ Генеалогистомъ, на что и получилъ въ отвтъ, что Глоссиновской девизъ въ старину былъ: сила наша составляетъ наше право.

— Ежели на щетъ этаго, сударь, остается какое нибудь недоразумніе, то вамъ бы оставить прежній девизъ, который мн кажется лучшимъ изъ двухъ.

Языкъ Глоссина началъ прилипать къ гортани: и онъ отвчалъ лишь наклоненіемъ головы.

— Память, сказалъ Бертрамъ, продолжая разсматривать гербъ и девизъ, и показывая что иногда относится къ Глоссину, а иногда къ самому себ, производитъ иногда весьма странныя дйствія. Этотъ девизъ напомнилъ мн вдругъ отрывокъ отъ древняго пророчества, псни или баллады, которую я самъ не знаю, гд слыхалъ. Вотъ она послушайте:

‘Мракъ прояснится,

‘И надъ неправдою громъ мститель разразится,

‘И право съ силой съединится.

‘. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Никакъ не могу припомниьь послдняго стиха, но наврное знаю, что онъ долженъ окончиться словами: какъ возвратится, но предъидущія слова забылъ.

— Пустъ чортъ возьметъ твою память! подумалъ Глоссинъ, она у тебя слишкомъ хороша.

— Есть и другіе стихи, которые я стараюсь припомнитъ. Скажите, сударь, не извстна ли въ окрестностяхъ какая нибудь баллада, въ которой упоминается о дочери Короля острова Мана, выходящей за-мужъ за Шотландскаго вельможу?

— Право, мн мене всякаго другаго извстны надписи и древности.

— Я точно въ младенчеств моемъ зналъ эту балладу отъ начала до конца. Надобно доложитъ вамъ, сударь, что я вывезенъ изъ Шотландіи еще ребенкомъ, и восхищавшіе меня всегда старались изгладить изъ моей головы воспоминанія, которыя могъ я сохранить о родин: вроятно для того, что дтскія мои мысли всегда обращались къ ней.

— Очень естественно! сказалъ Глоссинъ, съ большимъ усиліемъ раскрывъ свой ротъ на нсколько линій, такъ что звукъ его голоса уподоблялся боле глухому ропоту, вовсе непохожему на твердый и громкій его обыкновенный голосъ. Гость его также значительно убавился, и онъ казался лишь тнію самаго себя. Въ замшательств своемъ онъ переставлялъ ноги, останавливался съ видомъ нетерпнія, оглядывался назадъ, поднималъ плеча, игралъ жилетными пуговицами, складывалъ руки накресть, однимъ словомъ: наружность его показывала низкаго бездльника, ежеминутно опасающагося, что подлость его откроется. Бертрамъ, увлеченный собственными своими разсужденіями, не обращалъ на то ни малйшаго вниманія, и въ продолженіи разговора занимался единственно воспоминаніями, приходившими ему въ голову.— Хотя я и воспитанъ въ Голландіи, говорилъ онъ, но не забылъ природнаго языка: потому что большая часть, матросовъ, съ которыми я жилъ, были Англичане. А когда я бывалъ одинъ, то всегда пвалъ эту балладу отъ начала до конца, но теперь никакъ не могу ее припомнить. Однако же, кажется, что я не позабылъ еще голоса, не могу понять, отъ чего такъ усильно представляется он теперь моей памяти.

При семъ вынулъ онъ изъ кармана флажолетъ, и не могши нсколько времени напасть на тотъ голосъ, наконецъ вспомнилъ и заигралъ. Музыка возбудила т же мысли въ голов молодой двушки, стиравшей блье въ недальнемъ отъ него разстояніи подл колодезя, изъ котораго брали воду и для замка. Она немедленно запла:

‘Что за прелестная страна

‘Вдали лежитъ передъ мною?

‘Такъ пла юная Княжна,

‘Несомая волною.’

— Точно! сказалъ Бертрамъ, то одинъ изъ куплетовъ той самой баллады. Я попрошу эту двушку пропть мн и остальные!

— Чтобы вамъ провалиться! подумалъ Глоссинъ, ежели я не разведу ихъ, то погибло все! Пусть чортъ поберетъ всхъ сочинителей балладъ, и тхъ, кто ихъ складываетъ, и тхъ, кто ихъ поетъ, и эту бестію съ собачьимъ ея горломъ. Тогда усмотрлъ онъ идущихъ весьма близко трехъ человкъ съ возвращавшимся его посланнымъ. Вы выберете другое время, сказалъ онъ, для того, чтобы перенимать псня, а теперь намъ надобно позаняться дломъ.

— Что вы хотите этимъ сказать, сударь, возразилъ Бертрамъ, оскорбленный перемною Глоссинова съ нимъ обращенія.

— Что касается до этаго, сударь …. то мн кажется, что вы называетесь Броуномъ?

— Вамъ что за нужда, сударь? Глоссинъ оглянулся назадъ, чтобы посмотрть, подходитъ ли подкрпленіе, а такъ какъ оное было близко, то онъ продолжалъ: кажется, Фан-Бестъ Броуномъ?

— Да вамъ, сударь, что до того за дло? сказалъ Бертрамъ съ видомъ удивленія и неудовольствія.

— А такое, сказалъ Глоссинъ, увидвъ, что, врные его помощники были уже въ двухъ шагахъ, что въ семъ случа, имянемъ Короля, я беру васъ подъ караулъ.

Въ то же время онъ охватилъ Бертрама за воротъ, а двое подчиненныхъ его уцпились каждый за руку. Однако же, собравшись съ силами, онъ рванулся и освободился изъ рукъ ихъ: чмъ даже сбилъ съ ногъ одного изъ противниковъ своихъ, и вынувъ охотничій ножъ, привелъ себя въ оборонительное положеніе, между тмъ, какъ отвдавшіе его силу, смотрли на него, ставъ въ почтительномъ разстояніи:— Помните, сказалъ онъ, что я вовсе не имю намренія противиться законной власти. Покажите мн данное вамъ предписаніе задержать меня, и тогда я готовъ ему повиноваться. Но чтобы никто не смлъ подойти ко мн, не показавъ, по какому предписанію и за какое преступленіе хотятъ меня взятъ подъ стражу.

Тогда Глоссинъ приказалъ одному изъ своихъ подчиненныхъ показать ему предписаніе арестовать Фан-Бестъ Броуна за вольное и обдуманное уязвленіе Карла Газлевуда, съ намреніемъ его убить и за нкоторыя другія дла, по которымъ ему должно сдлать допросъ. Въ томъ же предписаніи сказано было, что тотчасъ по поимк слдовало его представить къ судь для отобранія отъ него показаній.

Предписаніе было написано законнымъ порядкомъ, а какъ въ произшествіи Броунъ запереться не могъ, то и бросилъ свое оружіе на землю: мужественные же бойцы кинулись на него съ жаромъ, равнявшимся оказанному ими напередъ малодушію. Они располагались было наложишь ему оковы на руки и ноги, ссылаясь, въ оправданіе сихъ жестокихъ мръ, на силу, оказанную уже Броуномъ, но Глоссинъ, стыдясь позволить нанесть сіе безполезное оскорбленіе, приказалъ имъ обходиться съ арестантомъ благопристойно почтительно и только имть надъ нимъ надзоръ, не желая ввесть его въ свой домъ, въ которомъ онъ могъ бы найти новыя воспоминанія, и въ намреніи покрыть поведеніе свое властію другаго, Глоссинъ приказалъ заложить карету: потому что съ нкотораго времени уже завелъ себ экипажъ, арестанта и караульныхъ оставилъ въ зал стараго замка и приказалъ отнесть туда для нихъ завтракъ.

ГЛАВА X.

Между тмъ, какъ закладывали карету, Глоссинъ занимался письмомъ, которое сочинилъ весьма нескоро. Оно было писано къ сосду (сіе названіе ему весьма нравилось), къ Сиръ Роберту Газлевуду, начальнику стариннаго и сильнаго дома, могущество и вліяніе котораго постепенно увеличивались утраченными фамиліею Елленговановъ. Сиръ Робертъ былъ человкъ пожилыхъ лтъ, чрезвычайно гордый, любилъ страстно свое семейство, состоявшее только изъ сына и дочери, впрочемъ поступалъ всегда честно и справедливо, какъ по внушеннымъ въ него правиламъ, такъ и изъ опасенія пересудовъ людскихъ. Никто такъ не гордился и не важничалъ, какъ онъ именемъ своего дома, недавно возвышеннаго титломъ Бароннета, которое ему досталось по наслдству отъ какого-то родственника. Онъ всегда питалъ къ Елленгованамъ нкоторую ненависть, потому что по преданіямъ одинъ изъ Бертрамовъ заставилъ основателя Газлевудскаго дома держать ему стремя, когда онъ садился на лошадь. Газлевудъ также не отступалъ отъ пышнаго и надутаго слога, который казался весьма смшнымъ по страннымъ оборотамъ его рчей.

Такова была особа, къ которой писалъ Глоссинъ, и желалъ слогомъ своимъ удовлетворить ея тщеславію и гордости. Вотъ записка его въ подлинник:

‘Г. Жильбертъ Глоссинъ,’ ему хотлось прибавитъ Елленгованскій, но благоразуміе его удержало, и онъ оставилъ титло своего помстья. ‘Г. Жильбертъ Глоссинъ иметъ честь свидтельствовать свое высокопочитаніе Сиръ Роберту Газлевуду и увдомить его о томъ, что ему удалось имть щастіе сего дня поутру арестовать того самаго человка, который ранилъ Г. Карла Газлевуда. Такъ какъ вроятно Сиръ Роберту Газлевуду угодно будетъ Самому допросить виновнаго, то Г. Ж. Глоссинъ прикажетъ его отвесть въ Кипплетринганскую гостинницу, или въ Газлевудскій замокъ по благоусмотренію Сиръ Роберта Газлевуда, и соображаясь съ приказаніемъ его по сему предмету, и съ позволенія его Г. Ж. Глоссинъ будетъ имть честь явиться самъ въ назначенное мсто съ доказательствами и показаніями, которыя онъ имлъ щастіе собрать по сему ужасному длу.’

‘Елленгованъ, сего дня, во вторникъ.’

Онъ послалъ сію записку съ человкомъ, посланнымъ верьхомъ, съ приказаніемъ хать поспшне, вскор потомъ отправилъ въ карет Бертрама съ двумя изъ своихъ подчиненныхъ и шагомъ слдовалъ за ними верьхомъ до перекрестка на коемъ сходятся дороги въ Кипплетринганъ и замокъ Газлевудъ. Тамъ онъ дожидался возвращенія своего посланнаго, потому что не получивъ отвта отъ Сиръ Роберта, не извстно было, по какой дорог хать. Черезъ полчаса потомъ пріхалъ и слуга съ запискою Сиръ Роберта, хорошо сложенною и запечатанною гербовою печатью Газлевудскаго дома, съ означеніемъ вновь полученнаго достоинства:

‘Сиръ Робертъ Газлевудъ благодаритъ Г. Ж. Глоссина за старанія, заботы и труды, понесенные въ дл, столь близко касающемся до фамиліи Сиръ Роберта. Онъ проситъ его отправить арестанта въ замокъ Газлевудъ, и привезть допросы, доказательства и документы, о коихъ онъ упоминалъ. По окончаніи дла, ежели Г. Ж. Г. не далъ кому либо своего слова, Сиръ Робертъ и Лэди Газлевудъ проситъ его откушать у нихъ

‘Въ замк Газлевуд, сегодня, во вторникъ.’

— Ага! подумалъ Глоссинъ, палецъ я уже наложилъ:, скоро и цлая рука моя будетъ тамъ. Но надобно напередъ сжить съ рукъ молодца, который меня крпко безпокоитъ. Я знаю, какъ поддлаться къ Сиръ Роберту и имъ овладть. Онъ гордъ, тщеславенъ, воспользуется даннымъ мною пособіемъ, и показывая, что дйствуетъ по собственному сужденію, послдуетъ моему слпо, и такъ я вдвойн выиграю, и ставъ настоящимъ судьею, не буду отвтствовать по сему длу.

Между тмъ какъ Глоссинъ обдумывалъ вс намренія, карета приближалась къ замку Газлевуду и хала по прелестной дорог, обсаженной древними дубами. Сіе зданіе, походившее на старинное Аббатство, было выстроено въ разныя времена. Часть онаго служила во время Королевы Анны жилищемъ настоятелю монастыря, а по уничтоженіи сихъ послднихъ, казна уступила оное и съ землями, принадлежавшими монастырю, одному изъ предковъ Газлевуда. Мстоположеніе замка, на берегу упомянутой уже нами рки, было весьма пріятное. Къ нему прилегалъ довольно обширный паркъ. Окрестности мрачная, величественныя и Нсколько унылыя, весьма приличествовали древней архитектур зданія. Все представлялось въ ономъ въ величайшемъ порядк и показывало высокое знаніе и богатство помщика.

Когда карета Г. Глоссина остановилась у подъзда, Сиръ Робертъ изъ окна разсматривалъ оную. Узнавъ Глоссина, онъ не могъ удержаться отъ негодованія противу человка, который бывъ незадолго предъ тмъ повытчикомъ, хотлъ придать себ видъ важности. Но гнвъ его скоро прошелъ, примтивъ, что на дверцахъ кареты были написаны только буквы Ж. Г. Надобно однако же признаться, что сія мнимая скромность происходила отъ того только, что Генеалогистъ Г. Куммингъ былъ въ то время озабоченъ составленіемъ гербовъ для двухъ Коммисаровъ Сверной Америки, трехъ Ирландскихъ Перовъ и двухъ богатыхъ Ямайскихъ купцовъ: и слдовательно не усплъ заняться изобртеніемъ герба новому Елленгованскому помщику. Но сіе обстоятельство было весьма полезно Глоссину, и сильно подйствовало за него въ сердц гордаго Бароннета.

Полицейскіе служители остались съ арестантомъ въ нкотораго рода передней, а Глоссинъ вошелъ въ. большую залу, убранную рзьбою изъ дуба и увшанную портретами предковъ Сиръ Роберта. Совсть говорила ему, что достоинства его недовольно велики, чтобы заставить забыть низкое его происхожденіе, а потому онъ чувствовалъ свое униженіе: и входъ его, рабскіе и безпрестанные поклоны, доказали, что новый владлецъ Елленгована еще не позабылъ смиренія и низости прежняго повытчика. Онъ старался уврить себя, что поступаетъ такимъ образомъ только для того, чтобы польстить суетности стараго Бароннета, и оною воспользоваться, но самъ ошибался въ своихъ чувствахъ и невольно испыталъ надъ собою вліяніе предразсудковъ, надъ которыми издвался.

Сиръ Робертъ принялъ его съ холодною учтивостію, давшею почувствовать его безмрное превосходство и милость, съ которою ему угодно было снизойти съ высоты его величія и стать наровн съ человкомъ, коего почиталъ гораздо ниже себя. Онъ поблагодарилъ Глоссина за то, что онъ занялся дломъ, касавшимся до его фамиліи.

Вс предки мои, сказалъ онъ, показывая на портреты, вмст со мною, обязаны вамъ за труды, стараніе и безпокойства, понесенныя вами для успокоенія нашего. Я немало не сомнваюсь въ томъ, что ежели бы они могли еще говорить: то соединились бы со мною, и точно такъ, какъ я, принесли бы вамъ благодарность за вниманіе, стараніе, участіе, оказанныя вами въ дл, касающемся до молодаго человка, Которому предопредлено увковчить память ихъ и фамилію.

Глоссинъ отвсилъ еще три поклона, каждый разъ нагибаясь ниже прежняго, первый въ честь благородной особы, въ присутствіи коей онъ находился, потомъ изъ почтенія къ мирнымъ членамъ сей знаменитой фамиліи, окружавшимъ его со всхъ сторонъ, и наконецъ изъ уваженія къ молодому наслднику, коему предназначено было увковчить ихъ титла и поколніе. Сіи почтительные поклоны, хотя сдланные и незнатнымъ человкомъ, принесла большое удовольствіе Сиръ Роберту, который, обратившись къ нему, сказалъ весьма ласково: — теперь, Г. Глоссинъ, добрый, любезный и истинный Другъ, дозвольте мн воспользоваться вашими свденіями: потому что я неочень опытенъ въ исполненіи обязанностей мирнаго судьи, которыя приличне для людей, которыхъ дла не требуютъ столько стараній я времени и прилежанія, какія долженъ я употреблять.

Можно вообразить, что отвтъ Глоссина состоялъ въ томъ, что онъ готовъ служить Сиръ Роберту Газлевуду слабыми своими познаніями, но что извстное всмъ знаніе длъ Сиръ Роберта Газлевуда лишаетъ его надежды бытъ ему сколько нибудь полезнымъ.

— Правда, мой любезной господинъ, сказалъ ему Лордъ, что я порядочно знаю обыкновенныя подробности мирнаго судопроизводства. Я нкогда началъ было приготовляться къ гражданской служб и даже нсколько усплъ въ теоретическихъ, умственныхъ и отвлеченныхъ познаніяхъ нашего муниципальнаго Кодекса, но знатный человкъ, имющій нкоторое состояніе, въ наше время не можетъ отличишься по статской служб, не подражая выскочкамъ, которые равно готовы судить о простолюдин и о самомъ высокородномъ человк во всемъ Королевств. Я помню, что я занемогъ отъ перваго дла, попавшагося на письменный мой столъ. Оно вышло изъ спора между мясникомъ и свчникомъ о продаж сала: и меня, по видимому, хотли заставить осквернить мой ротъ, не только неизвстными имянами челобитчика и отвтчика, но еще и низкими выраженіями, техническими терминами и отвратительными названіями подлыхъ занятій ихъ. Съ того времени, мой любезный господинъ, по чести, не могъ я равнодушно взглянуть на сальную свчу.

Г. Глоссинъ оказалъ чрезвычайное удивленіе, узнавъ о недостойномъ труд, который хотли было возложить на Баронета. Наконецъ обратясь къ длу, для котораго пришелъ онъ, изъявилъ готовность исправлять подъ руководствомъ опытнаго мужа должность Секретаря или помощника.— Вопервыхъ, примолвилъ онъ, кажется мн весьма легко доказать главное, то есть, что арестантъ есть тотъ самый человкъ, который выстрлилъ изъ ружья въ Г. Газлевуда. Ежели онъ будетъ въ томъ запираться, то Г. Карлъ явится въ качеств свидтеля.

— Сего дня сына моего нтъ дома, Гнъ Глоссинъ.

— Ну такъ провожавшій его слуга въ томъ присягнетъ. Но я не думаю, чтобы онъ и самъ въ томъ заперся, а боле опасаюсь того, что по милостивому и снисходительному описанію сего дла, какъ меня увряли, представленному г. Карломъ Газлевудомъ, оно сочтется нечаянностію, внезапною встрчею, въ которой не было злоумышленія: а потому сего человка освободятъ для того, чтобы _а онъ въ другомъ мст могъ надлать другихъ проказъ.

— Я не имю чести знать человка, исправляющаго должность Королевскаго стряпчаго, сказалъ съ видомъ важнымъ Сиръ Робертъ, но я думаю, сударь, я полагаю, я увренъ, что ежели и доказано будетъ, что молодый Газлевудъ былъ раненъ даже и нечаянно (чтобы дать произшествію названіе самое кроткое, самое благопріятное, самое невроятное): то и тогда оно не почтется преступленіемъ, заслуживающимъ простое заключеніе, а по крайней мр ссылку.

— Я совершенно одного съ вами мннія, Сиръ Робертъ, но къ сожалнію, примчаю, что Едимбургская Палата и даже Королевскіе Чиновники показываются слишкомъ равнодушными въ судопроизводств и не имютъ никакого уваженія къ титламъ, пород, а потому я опасаюсь…

— Какъ! сударь, не имютъ уваженія къ титламъ и пород? Не скажете ли вы еще, что таковыя понятія могутъ быть приняты людьми благорожденными и воспитанными?

Глоссинъ отвчалъ на сію длинную рчь, проговоренную важнымъ поучительнымъ голосомъ, однимъ только наклоненіемъ головы, но далъ замтить, что во всякомъ случа, даже и тогда, когда бы послдовали сему странному, упомянутому имъ, правилу: то противу Фанъ-Беста Броуна было еще другое законное обвиненіе.

— Фанъ-Бестъ Броунъ! это имя нашего негодяя! Великій Боже! за что теб угодно было подвергнуть молодаго Карла Газлевуда опасности лишиться жизни отъ плеча поврежденнаго, переломаннаго, раздробленнаго изъ, котораго вынули, достали, извлекли дробь и кости: что явствуетъ изъ подробнаго описанія, сдланнаго моимъ домашнимъ хирургомъ, и все это по милости неизвстнаго бездльнника, который изволитъ называться Фанъ-Бестъ Броуномъ!

— Это точно, Сиръ Робертъ, такое дло, о которомъ не льзя и подумать хладнокровно, но позвольте мн досказать вамъ и остальное. Вотъ по этимъ бумагамъ (онъ вынулъ изъ кармана Диркъ Гаттрихову записную книжку) оказывается, что нкогда называвшійся симъ именемъ былъ Лейтенантомъ на люгер съ запрещенными товарами, на томъ самомъ, котораго экипажъ недавно учинилъ нападеніе въ Вудбурн на Полковника Маннеринга: и я увренъ,что это нашъ же арестантъ, что конечно ваше благоразуміе откроетъ въ допрос.

— Нтъ ни малйшаго сомннія, мой любезный господинъ, конечно онъ и есть. Мы бы обидли самую подлую чернь, ежели бы подумали, что въ свт могутъ найтиться два человка, называющихся такимъ непріятнымъ для ушей именемъ, какъ Фанъ-Бестъ Броунъ.

— Это правда, Сиръ Робертъ. Въ этомъ нтъ ни малйшаго сомннія. Къ тому же вы видите, что это обстоятельство ведетъ къ объясненію причины, по которой этотъ негодяй ршился на сіе преступленіе. Вы изволите наслдовать сіи причины, Сиръ Робертъ, и объяснить ихъ въ допросныхъ пунктахъ. Я съ моей стороны твердо увренъ, что онъ побуждаемъ былъ мщеніемъ: и Г. Газлевуду хотлъ отплатитъ за то, что онъ съ такимъ мужествомъ защищалъ замокъ Вудбурнъ противу его и всей ихъ шайки.

— Я обо всемъ допрошу его, любезный мой господинъ, но и теперь уже предчувствую, что все выдетъ по вашему объясненію, истолкованію, разршенію а то и задачи, этой тайны, этой мнимой непроницаемости. Да, это было мщеніе. Другой причины никакой и бытъ не можетъ. И отъ чего, Боже мой! произошло это мщеніе, и на кого было обратилось? Оно было задумано, предпринято, обращено на молодаго Карла Газлевуда, исполнено, произведено въ дйствіе и совершено руками какого то Фан-Бестъ Броуна! Въ какомъ вк мы живемъ, достойный мой сосдъ (примтно, сколь быстрые успхи Глоссинъ имлъ въ благорасположеніи Бароннета)? Въ такомъ вк, въ которомъ общественный составъ колеблется въ самомъ основаніи своемъ, въ которомъ титла и порода, долженствующія сіять на вершин общественнаго зданія, вмсто того, смшаны съ самыми подлыми, зарытыми въ землю матеріалами. О, мой добрый Г. Глоссинъ! въ мое время одно только дворянство имло право на употребленіе благородныхъ оружіи, шпагъ и пистолетовъ, а простой народъ дрался между собою палками срзанными,отломанными, вырванными въ ближнемъ лсу. Но въ теперешнее время и мужикъ хочешь поступать такъ, какъ дворянинъ: самые низкіе люди думаютъ, что и у нихъ есть честь, и ссоры ихъ должны оканчиваться — поединками, но время мн дорого, прикажите привесть этого негодяя, етого Фан-Бестъ Броуна, и спустимъ его, по крайней мръ, на время съ нашихъ рукъ.

ГЛАВА XI.

Арестанта посл сего привели въ присутствіе обоихъ почтенныхъ судей. Глоссинъ, какъ по причин ничмъ неааглушаемаго гласа совсти, такъ и для исполненія обдуманнаго намренія своего обратитъ Сиръ Роберта въ видимое орудіе сего дла, опустилъ глаза на столъ, перебиралъ и перечитывалъ бумаги, относящіяся къ сему длу и только изрдка подсказывалъ ршительное слово когда усматривалъ, что главный по наружности судія колебался и имлъ нужду въ пособіи. Что касается до Сиръ Роберта: то да лиц его строгость судьи являлась вмст съ важностію, приличною Бароннешу, происходящему отъ древней фамиліи.

— Консгнабели, подведите обвиненнаго къ столу: такъ! Извольте, сударь смотрть мн прямо въ лице, и громкимъ голосомъ длать показанія, объяснять, отвтствовать на длаемые вамъ вопросы.

— Вопервыхъ, сударь, смю ли спросить имя особы, которой угодно меня допрашивать, потому что честные господа, привезшіе меня сюда, не заблагоразсудили сего объявить.

— А какое сношеніе, сударь, могутъ имть мое имя и качество съ длаемыми вамъ вопросами?

— Можетъ быть со всмъ никакого, сударь, но они могутъ имть вліяніе на рааположеніе мое отвчать на нихъ.

— И такъ знайте, сударь, что вы находитесь предъ Сиръ Робертъ Газлевудомъ и еще другимъ мирнымъ судьею Графства. Вотъ и все тушъ.

Такъ какъ сіе имя, повидимому, не произвело ожидаемаго Бароннетомъ ужаснаго дйствія, то предубжденія его противу обвиненнаго еще усилились.

— Не Фанъ-Вестъ Броуномъ ли вы называетесь?

— Такъ, сударь.

— А какое качество вамъ угодно приказать намъ къ сему прибавить?

— Кавалерійскаго Капитана въ служб Его Величества.

Сей отвтъ изумилъ было Бароннета, но онъ ободрился, усмотрвъ на лиц Глоссина недоврчивость и услышавъ родъ свиста, коимъ онъ изъявлялъ свое неуваженіе къ сему показанію.

— Я думаю, пріятель, что прежде, нежели мы разстанемся, отыщемъ для васъ, чинокъ поскромне итого.

— Въ такомъ случа, сударь, я готовъ подвергнуться наказанію, положенному за самозванство.

— Очень хорошо, сударь. Мы разсмотримъ это посл. Знаете ли вы молодаго Газлевуда?

— Я видлъ его одинъ только разъ: и весьма сожалю о нещастномъ случа, произшедшемъ при нашей встрч.

— Слдовательно, сударь, вы признаетесь въ томъ, что нанесли молодому Газлевуду рану: отъ которой жизнь его была въ опасности, которая значительно раздробила ему плечо, и изъ которой извлекли, достали, вынули дробь и кости, что видно изъ донесеніи хирурга?

— Мн неизвстно, сударь, сколь велика та опасность, которой подвергался Г. Газлевудъ, я искренно сожаллъ о немъ: вотъ все, что могу сказать. Когда я встртился съ нимъ на узкой дорожк, то онъ велъ подъ руку двухъ дамъ, а за ними шелъ человкъ. Прежде нежели я подошелъ къ нимъ, или сказалъ слово, то молодый Газлерудъ взялъ изъ рукъ человка своего ружье, прицлился въ меня и повелительнымъ голосомъ приказалъ мн отойти. Такъ какъ никто не можетъ повелвать мною, и я не хотлъ въ рукахъ его оставить средства мн вредить, на что, повидимому, онъ готовился: то старался его обезоружить. Во время борьбы курокъ нечаянно спустился, и къ большему моему прискорбію наказалъ сего молодаго человка за неосновательность его гораздо сильне, нежели бы я желалъ. Теперь же съ удовольствіемъ слышу, — что онъ вн опасности, и понесъ лишь заслуженное имъ наказаніе за угрозы, къ которымъ я не подалъ никакой причины.

— Итакъ, сударь, сказалъ Сиръ Робертъ, показывая на лиц гордость оскорбленнаго величія, и такъ вы признаетесь, сударь, что ваше предпріятіе, сударь, ваша цль, сударь, ваше намреніе, сударь, состояли въ томъ, чтобы отнять ружье у молодаго Газлевуда на казенной дорог. Мн кажется, достойный мой сосдъ, что этого довольно уже, и что мы можемъ приказать отвесть его въ тюрьму.

— Вамъ боле моего извстно, Сиръ Робертъ, ваша обязанность! Но кажется, что вамъ надобно было у него еще что то спросить о запрещенномъ торг?

— Хорошо, что вы напомнили мн, любезной мой господинъ. И такъ, знайте, Г. Фанъ-Бестъ Броунъ, называющій себя Капитаномъ Королевской службы, что мн извстно, кто вы такой, и что вы, негодяй, Лейтенантъ люгера, производящаго торгъ запрещенными товарами.

— Ежели бы не лта ваши, сударь, и естьли бы, какъ кажется, вы не были страннымъ образомъ предубждены, то я не простилъ, бы вамъ того, что вы позволяете себ говорить.

— Мои лта, сударь! странныя предубжденія, сударь! я объявляю вамъ и протестую… но имете ли вы, сударь, съ собою патентъ вашъ? можете ли вы представить мн какое нибудь письменное доказательство, какія нибудь письма, по которымъ бы можно было видть, чмъ вы, по словамъ вашимъ, служите въ арміи?

— Теперь у меня ничего такого нтъ, сударь, но на первой, или много, что на слдующей почт…

— Какимъ же образомъ, сударь, бывъ Капитаномъ кавалеріи въ служб Его Величества, вы изволите странствовать по Шотландіи безъ всякаго вида и свидтельства, безъ пожитковъ, не имя съ собою ничего, чмъ могли бы вы доказать свое состояніе, чинъ, мсто?

— Я, по нещастію, былъ ограбленъ, сударь, и лишился всхъ пожитковъ.

— Ага! такъ вы-то наняли коляску до Киппетрингана, почталіона своего оставили звзды щитать, а сами послали къ нему двухъ товарищей отобрать вашу поклажу и самаго его поколотить?

— Я, какъ вы изволите говорить, точно халъ въ почтовой коляск. Мы сбились съ дороги, и я пошелъ ее отыскивать. Хозяйка Кипплетринганской гостинницы подъ гербомъ Гордоновъ, скажетъ, что когда я пришелъ къ ней на другой день поутру, то прежде всего старался развдать о томъ, что случилось съ почтильономъ.

— Такъ позвольте же у васъ спросить, гд ты пробыли эту ночь? Вроятно не въ снгу: вы сами знаете, что я не сочту такого отвта удовлетворительнымъ, достаточнымъ дльнымъ.

— Прошу у васъ извиненія, сударь, отвчалъ Бертрамъ, вспомнивъ о данномъ общаніи цыганк, въ томъ, что не буду отвчать на этотъ вопросъ.

— Я такъ я полагалъ. Не пробыли ли вы эту ночь въ Дернклейгскихъ развалинахъ? въ развалинахъ Дернклейгскихъ, сударь!

— Я уже сказалъ вамъ, что не буду отвчать на этотъ вопросъ.

— Очень хорошо, сударь. И такъ я дамъ предписаніе отвести васъ въ тюрьму. Не угодно ли вамъ взглянуть на эти бумаги? Не тотъ ли вы Фанъ-Бестъ Броунъ, которому он принадлежатъ.

Надобно знать, что Глоссинъ подмшалъ въ бумаги, подаваемыя Сиръ Робертомъ, нкоторыя дйствительно принадлежавшія Бертраму и найденныя полицейскими служителями въ той комнат, гд подлили чемоданъ съ его имуществомъ.

— Нкоторыя изъ сихъ бумагъ, сказалъ Бертрамъ, разсматривая ихъ, принадлежатъ мн, он лежали въ моей записной книжк въ то время, какъ я былъ ограбленъ, он ни сколько не могутъ быть мн полезны: потому что я вижу, съ какимъ стараніемъ изъ нихъ выбраны вс т, по которымъ бы я могъ доказать, чмъ служу въ арміи. Что касается до прочихъ, состоящихъ изъ корабельныхъ щетовъ: то он не мои, и вроятно принадлежатъ кому нибудь другому, называющемуся однимъ имянемъ со мною.

— И вы полагаете’ пріятель, что я поврю возможности того, чтобы въ одно и тоже время въ одной и той же самой сторон могли сойтиться два человка съ одинаковыми, необычайными и странными имянами, какъ ваше?

— Не понимаю, сударь почему не можетъ быть двухъ Фан-Бестъ Броуновъ, такъ какъ есть два Газлевуда. Но оставя шутки, я воспитанъ былъ въ Голландіи, и это имя можетъ быть непріятное для ушей Англичанина…

Предметъ, о которомъ начиналъ говорить арестантъ, могъ вовлечь Глоссина въ нкоторыя непріятности. Примтивъ сіе, онъ поспшилъ окончаніемъ дла. Впрочемъ сіе было не весьма нужно. Сиръ Робертъ остолбенлъ отъ ужаса, услышавъ послднюю рчи Бертрама, состоявшую изъ тщеславнаго сравненія имянъ. Жилы на ше его и вискахъ такъ напряглисъ, что готовы были лопнуть: и онъ оставался въ разстроенномъ положеніи человка смертельно обиженнаго и почитающаго униженіемъ что либо отвтствовать на сіе. Глоссинъ подосплъ къ нему на помощь, увидвъ нахмуренныя его брови, глаза, пылающіе гнвомъ, и что онъ съ трудомъ переводилъ дыханіе.— Съ должнымъ уваженіемъ смю доложить вамъ, Сиръ Робертъ, что я полагаю это дло довольно яснымъ. Одинъ констабель кром многихъ другихъ, уже полученныхъ доказательствъ, берется показать подъ присягою, что охотничій ножъ, которымъ, мимоходомъ буди сказано, арестантъ сего дня поутру оборонялся противъ законнаго предписанія, потерянъ былъ въ перестрлк, происходившей между таможенными и торгующими контрабандою, тотчасъ посл нападенія ихъ на Вудбурнъ. Однакоже я не хотлъ бы чтобъ этотъ случай внушилъ вамъ какое нибудь противу арестанта предубжденіе. Можешь быть, что онъ объяснитъ намъ, какимъ образомъ это оружіе перешло въ его руки.

— И на этотъ вопросъ, сударь, я не могу дать никакого отвта,

— Есть еще обстоятельство, заслуживающее вниманіе. Арестантъ отдалъ подъ сохраненіе Мистриссъ Мак-Кендличь Кипплетринганской трактирщиц, кошелекъ, наполненный золотыми монетами разныхъ земель и множествомъ дорогихъ вещей всякаго рода. Можетъ быть, что вы заблагоразсудите, Сиръ Робертъ, спросишь у него какимъ образомъ достались ему эти подозрительныя вещи?

— Фан-Бестъ Броунъ, вы слышите, сударь, о чемъ васъ спрашиваютъ.

— Сильныя причины, сударь, препятствуютъ мн на это отвчать.

— Весьма сожалю, сударь, потому что въ такомъ случа, сударь, обязанность наша принуждаетъ насъ отправить васъ въ тюрьму.

— Какъ вамъ угодно, сударь: однако же извольте подумать о томъ, что вы длаете. Вспомните, что я показываю себя кавалерійскимъ Капитаномъ въ службъ Его Величества, что я недавно возвратился изъ Ост-Индіи, и что слдовательно мн не льзя было имть ни малйшаго сношенія съ помянутыми вами людьми, производящими запрещенный торгъ. Подполковникъ мой находится теперь въ Ноттингам, Маіоръ и Офицеры нашего полка въ Кингстон на Темз. Пусть я буду величайшимъ бездльникомъ въ свт, ежели по возвращеніи почты изъ сихъ обоихъ городовъ, не докажу самымъ положительнымъ образомъ тхъ двухъ показаній. Вы, если вамъ угодно, можете даже сами написать въ полкъ и…

— Все это очень хорошо, сударь, сказалъ Глоссинъ, начинавшій опасаться, чтобы твердость Бертрамова не подйствовала на Сиръ Роберта, который умеръ бы отъ стыда, ежели бы учинилъ такую важную ошибку, пославъ въ тюрьму Кавалерійскаго Капитана. Все это очень хорошо, но не можете ли вы представить какого нибудь свидтели, который былъ бы отъ насъ не такъ далеко?

— Въ Шотландіи у меня есть только двое знакомыхъ: одинъ изъ нихъ фермеръ Лиддесдальской долины по имени Динмонтъ, живущій въ Чарлисъ-Гоп, но я извстенъ ему только по тому, что я самъ о себ ему разсказалъ, и о чемъ уже вы извстны.

— Кажется, что этого довольно, Сиръ Робертъ? Не уже ли намъ надобно вызвать этаго осла за тмъ, чтобы онъ подтвердилъ присягою то, чему онъ вритъ? ха! ха! ха!

— Ну, а кто вашъ другой свидтел, пріятель мой спросилъ Баронетъ.

— Дворянинъ, котораго бы мн не хотлось назвать по особеннымъ причинамъ, но подъ начальствомъ коего я нсколько времени служилъ Ост-Индіи, я увренъ, что онъ не откажется подтвердить мои слова свидтельствомъ, котораго я могу требовать отъ него, какъ отъ честнаго и военнаго человка.

— А кто этотъ важный свидтель, сударь? Врно какой нибудь магазинъ вахтеръ, выдававшій вамъ нкогда провіантъ, или, можетъ. быть, даже какой нибудь сержантъ?

— Полковникъ Гви-Маннерингъ, прежній Командиръ полка, въ которомъ, какъ я сказалъ вамъ, имю часть служить Капитаномъ.

Полковникъ Гви-Маннерингъ, подумалъ Глоссинъ: кто бы могъ это вообразить?

— Полковникъ Гви-Маннерингъ, подхватилъ Баронетъ, поколебавшись въ своемъ мнніи. Любезной мой господинъ, сказалъ онъ Глоссину, отведши его на сторону, не смотря на его ужасно Плебейянское имя, въ этомъ молодомъ человк видимъ мы скромную увренность, видъ его, обхожденіе, чувства показываютъ Дворянина, или по крайней мр человка, жившаго въ хорошемъ обществ. Въ Индіи военные чины даются очень легко, очень нескромно, очень неосновательно. Я думаю, что намъ лучше было бы дождаться возвращенія Полковника изъ Едимбурга?

— Вы, Сиръ Робертъ, лучше всякаго въ состояніи ршить, что должно длать, но осмлюсь предложишь съ должнымъ высокопочитаніемъ то, что я думаю. Не знаю, въ прав ли мы освободить этого человка, единственно полагаясь на его слова безъ всякихъ другихъ доказательствъ, но удержавъ его и не отправивъ въ городскую тюрьму, примемъ отвтственность на себя. И такъ, Сиръ Робертъ, вы сами ршите это дло, я только прибавлю къ тому, что недавно и мн очень досталось за то, что я на малое время посадилъ арестанта въ такое мсто, которое полагалъ надежнымъ и подъ присмотромъ полицейскихъ служителей. Колоднику удалось уйти и я долженъ вамъ признаться, что пріобртенная мною слава дятельнаго и основательнаго судьи отъ того нсколько пострадала. Это съ моей стороны простое замчаніе, Сиръ Робертъ, и я согласенъ на все то что вы заблагоразсудите сдлать.

Глоссинъ зналъ, что сего простаго замчанія, было слишкомъ достаточно, чтобы склонить его товарища, который, не смотря, на неумренную гордость, охотно пользовался свденіями другихъ. И такъ, Сиръ Робертъ, ршилъ сіе дло слдующимъ образомъ, основывая рчь свою отчасти на предположеніи, что обвиненный могъ быть честнымъ человкомъ, а отчасти на увренности, что онъ негодяй, убійца, преступникъ.

— Милостивый Государь, Г. Фан-Бестъ Броунъ, я назвалъ бы васъ Капитаномъ Броуномъ ‘ежели бы былъ малйшій поводъ, малйшій предлогъ, малйшая причина думать, что вы точно Капитанъ, или принадлежите къ полку, о которомъ упоминаете, или даже ко всякому другому полку Королевской службы, въ разсужденіи каковаго обстоятельства прошу васъ замтить, что я не намренъ симъ показать никакого мннія, помышленія, предположенія точнаго, положительнаго, непоколебимаго. И такъ я объявляю вамъ, Г. Броунъ, что мы ршились въ слдствіе непріятныхъ обстоятельствъ, въ коихъ вы находитесь, будучи по словамъ вашимъ ограблены, показаніе, о которомъ я не излагаю своего сужденія, и имете однако же много денегъ, дорогихъ вещей на знатную цну, и охотничій ножъ, о которомъ вамъ неугодно дать поясненія, какимъ образомъ оный вамъ достался, и такъ повторяю, сударь, что мы вознамрились, положили, ршились, отослать васъ въ тюрьму, или лучше сказать, тамъ назначить для васъ квартиру до возвращенія изъ Едимбурга Полковника Маннеринга.

— Могу ли съ должнымъ уваженіемъ спросить у васъ, Сиръ Робертъ: не намрены ли вы приказать отвесть этого молодаго человка въ общую тюрьму Графства? Ежели вы вразсужденіи сего еще не ршились, то я осмлился бы вамъ предложить для избжанія шума отправить его въ тюрьму въ Портанферри: что будетъ гораздо лучше, ежели показаніе его окажется справедливымъ.

— Безъ сомннія. Сверхъ того въ Портанферри есть отряд войска для сбереженія таможеннаго магазейна, къ тому же по разсмотреніи всхъ обстоятельствъ, нашедъ сіе мсто приличнымъ, я говорю, что по должномъ разсмотреніи мы опредляемъ, повелваемъ… нтъ, мы только чтопредписываемъ заключить сего господина въ Портанферріqскую темницу.

Предписаніе было немедленно водами, и Броуна увдомили, что на другой день поутру онъ будетъ привезенъ въ назначенное мсто для его содержанія: потому что Сиръ Робертъ не ршился сдлать того же вечера, опасаясь, чтобы на пути его не освободили. До того времени онъ долженъ былъ просидть въ замк Газлевуд.

Это заключеніе, подумалъ Бертрамъ, не можетъ быть мн столь непріятно и продолжительно, какъ плнъ мой въ Индіи. Но пусть этотъ старикъ провалится съ подъяческими его выраженіями и лукавымъ своимъ товарищемъ, говорящимъ въ полголоса. Они не хотятъ понимать совершенно простаго произшествія.

Глоссинъ между тмъ прощался съ Баронетомъ, длалъ ему множество почтительныхъ поклоновъ, и приносилъ тысячу извиненій въ томъ, что не могъ принять его приглашенія на обдъ, надясь, примолвилъ онъ, что въ послдствіи ему позволено будешь пріхать засвидтельствовать свое уваженіе почтенному Баронету, Милади Газлевудъ и молодому Г. Газлевуду. Конечно, сударь, отвчалъ ему ласково Сиръ Робертъ, я надюсь, что семейство мое всегда умло быть съ сосдями своими вжливымъ, и докажу вамъ это, Глоссинъ, когда буду въ вашей сторон, пріхавъ къ вамъ запросто, какъ только позволяетъ учтивость, то есть, сколько можно, себ представить, вообразить, подумать.

— Теперь, подумалъ Глоссинъ, надобно отыскать Диркъ Гаттрійка съ его молодцами, выдумать какое нибудь средство отвесть отъ таможни караулъ и нанесть главный ударъ: все зависитъ отъ проворства. Какое щастіе, что Маннерингъ теперь въ Едимбург. Онъ знаетъ этого молодаго человка, что увеличило бы мою опасность. Тутъ онъ похалъ потише. А ежели бы я постарался съ наслникомъ сдлать условіе! Вроятно, что онъ согласится отдать мн большую часть имнія, чтобы поскоре получить остальное. Да нтъ, нтъ-нтъ, слишкомъ много людей за мною присматриваютъ: Гаттрійкъ, Гаврило и эта старая колдунья. Нтъ надобно поступать по прежнему намренію. При сихъ словахъ онъ далъ шпоры своей лошади и пустился большою рысью, чтобы скоре привесть въ движеніе устроенныя имъ машины.

ГЛАВА XII.

Карета, привезшая Бершрака въ замокъ Газлевудъ, на другой день рано поутру отправилась съ нимъ въ назначенное мсто для тюремнаго содержанія его въ Портанферри. Съ нимъ были и оба прежніе молчаливые караульные. Темница, равно какъ и таможенное зданіе, стоявшее съ нею рядомъ, находилась отъ моря столь близко, что найдено было нужнымъ оба сіи дома укрпить широкимъ валомъ, сложеннымъ на берегу изъ большихъ камней, о которые волны разбивались во время прилива. Тюрьма была вмст и рабочимъ домомъ и нкотораго рода дополненіемъ къ главной темниц Графства, весьма ветхой и по положенію своему неудобной для Кипплетринганской округи. Обнесенная высокими стнами, она имла небольшой дворъ, на коемъ невластнымъ заключеннымъ позволялось въ нкоторые часы прохаживаться и дышать свжимъ воздухомъ. Мак-Гуффогъ, одинъ изъ поимщиковъ Бертрама, сопровождавшій его въ тюрьму, былъ смотрителемъ сего великолпнаго дворца. Онъ остановилъ карету у воротъ, и вышелъ, чтобы приказать отворить оныя. Произведенный имъ шумъ привлекъ десятка два или три оборванныхъ мальчишекъ, бросившихъ свои шлюбки и фрегаты, плававшія по соленой вод, оставшейся въ водомоинахъ посл морскаго отлива, и, прибгавшихъ взглянуть на лице нещастнаго, привезеннаго въ тюрьму въ прекрасной новой карет Глоссина. Посл большаго шума, произведеннаго огромнымъ замкомъ и много? численными запорами отворилась калитка и явилась страшная амазонка Мистриссъ Мак-Гуффогъ. Она одарена была такою силою и мужествомъ, что, въ отсутствіе своего мужа, или когда въ голов его бродили пары отъ лишней порціи водки, была въ состояніи содержать весь домъ въ порядк. Охриплый ея голосъ, соперникъ гармоническимъ звукамъ, производимымъ ея желзными запорами, проворно разогналъ всю стаю шалуновъ, бывшихъ у воротъ. Совершивъ свой подвигъ и обратясь къ возлюбленному супругу: ну же, муженекъ, сказала она, или же проворне, чего медлишь?

— Удержи свой языкъ, отвчалъ ей нжный супругъ, прибавивъ къ сему изреченію еще пары дв сильныхъ выраженій. Что же, молодецъ, прибавилъ онъ обратясь къ Бертраму: не угодно ли выдти, или не помочь ли вамъ?

Бертрамъ вышелъ изъ кареты: и лишь только, что ступилъ на мостовую, какъ констабели схватили его за воротъ, хотя онъ и не длалъ ни малйшаго сопротивленія и притащили его на дворъ посреди криковъ почти нагихъ ребятишекъ, которые прыгали въ почтительномъ разстояніи отъ Мистриссъ Мак-Гуффогъ. Лишь только что Бертрамъ переступилъ чрезъ гибельный порогъ какъ калитка снова заскрипла и съ шумомъ затворилась. Запоры были задвинуты и приворотница, повернувъ ключъ обими руками, вынула его изъ замка и положила въ свой большой карманъ, сшитый изъ краснаго сукна и висвшій у нее на боку.

Тогда Бертрамъ очутился на упомянутомъ нами дворик. На немъ прогуливалось нсколько арестантовъ, которые, казалось, дышали свободне, взглянувъ во время минутнаго отверстія калитки за предлы воротъ и даже черезъ узкую и неопрятную улицу. Никому сіе чувство не покажется страннымъ, ежели вспомнитъ, что зрніе ихъ ограничивалось страшными воротами тюрьмы, высокими, окружавшими ихъ стнами, небомъ и дурною мостовою, по которой они прохаживались, однообразное зрлище по выраженію нкотораго Писателя есть настоящее бремя для утомленныхъ глазъ. Оно въ однихъ питаетъ унылую и мрачную ненависть къ людямъ, а въ другихъ возрождаетъ отвращеніе и ужасную скуку, и заживо погребеннаго между четырехъ стнъ заставляетъ желать промнять сей гробъ на покойнйшую и вчную могилу.

Вступивъ во внутренній дворъ, Макъ-Гуффогъ позволилъ Бертраму на минуту остановиться и посмотрть на товарищей его нещастія. Когда онъ взглянулъ на лица, казавшіяся заклейменными подлостію, преступленіемъ и отчаяніемъ, на вора, на фальшиваго банкрута и наконецъ на безсмысленнаго съ устремленнымъ взоромъ и на сумасшедшаго съ померкшими глазами, заключенными въ сіе ужасное мсто низкою скупостію родственниковъ: то сердце его сжалось и онъ не захотлъ ни одной минуты оставаться въ такомъ обществ.

— Я надюсь, сударь, сказалъ онъ тюремному приставу, что вы отведете мн особенную комнату?

— А мн что придется за это?

— Да вдь я, сударь, не пробуду здсь боле дня, или много, что двухъ сутокъ, то мн было бы очень непріятно жить съ такими людьми.

— А мн что до того за нужда?

— И такъ, сударь, я скажу вамъ понятнымъ для васъ языкомъ: я готовъ заплатить за ваше снисхожденіе.

— Очень хорошо, Капитанъ! Но когда и сколько? Вотъ въ чемъ состоитъ дло, или лучше сказать, два дла.

— Когда выду изъ тюрьмы и получу ожидаемыя мною деньги изъ Англіи.

Въ знакъ недоврчивости Мак-Гуффогъ покачалъ головою.

— Какъ, другъ мой, не уже ли вы почитаете меня въ самомъ дл за преступника?

— Почему я это знаю. Но въ такомъ случа вы неслишкомъ большой удалецъ, это очень примтно.

— А почему вы думаете, что я неудалецъ?

— Почему? потому что одинъ сумасшедшій только могъ оставить въ ихъ рукахъ золото, отданное вами на сохраненіе подъ гербомъ Гордоновъ. Чортъ меня возми, ежели бы я, бывъ на вашемъ мст, не вытащилъ у нихъ изъ запазухи этого золота. Они не имли права отнять у васъ денегъ и отослать въ тюрьму, не оставивъ ничего на необходимые расходы. Иностранныя монеты и дорогія вещи они могли бы беречь для представленія ихъ суду, но гинеи, провалъ ихъ побери! за чмъ вы гинеи то не вытребовали? Я безпрестанно вамъ длалъ знаки, да вы вовсе обо мн и не думали!

— Ну такъ, сударь, ежели я въ прав требовать эти деньги, то потребую, а ихъ гораздо боле, нежели сколько надобно для заплаты вамъ.

— Богъ знаетъ. Вы, можетъ быть, проживете здсь гораздо доле, нежели полагаете, а надобно подумать хорошенько прежде, нежели ршиться кому нибудь поврить въ долгъ. Однакоже, такъ какъ вы кажетесь мн порядочнымъ человкомъ: то хотя жена моя и всякой день говоритъ, что я отъ лишней доброты много теряю, но покамстъ такъ и бытъ, соглашусь удовольствоваться позволеніемъ вытребовать вашимъ имянемъ удержанныя у васъ деньги. А съ Глоссиномъ я справлюсь, онъ поплатится мн. Къ тому же я кое что знаю на щетъ нкотораго бжавшаго колодника. Однимъ словомъ, ему надобно будетъ меня задобрить и не доходишь со мною до ссоры.

— Ну такъ ежели, сударь, черезъ два дня я не получу ожидаемыхъ денегъ, то напишу вамъ это позволеніе.

— Ладно! ладно! у васъ будетъ княжеская квартира и услуга. Но чтобы намъ посл не имть никакихъ споровъ: то я напередъ вамъ разскажу, что получаю отъ желающихъ жить особенно. За комнату 30 шиллинговъ въ недлю, за мебели гинею, еще полгинеи за постелю и за то, чтобы быть одному въ комнат: и по совсти тутъ мн не много достанется барыша, потому что и самъ я долженъ заплатишь полкроны Дональду Лейдеру, который содержится здсь за покражу скита, и по положенію долженъ бы былъ жить съ вами въ одной комнат. И такъ онъ потребуетъ отъ меня свжей соломы, а можетъ быть и нсколько рюмокъ водки: такъ сами можете видть, что мн не Богъ знаешь что придется.

— Очень хорошо, сударь, продолжайте!

— Что касается до пищи и питья, то вы можете доставать самое лучшее изъ здшнихъ трактировъ, а я никогда не беру боле дватцати процентовъ свыше городской цны, и это право недорого за труды безпрестанно посылать за тмъ, что нужно, а лишнее относить назадъ, вдь за этимъ нарочной малой безпрестанно бгаетъ. Наконецъ, сударь, ежели вы соскучитесь, то я приду къ вамъ вечеркомъ посидть, и пожалуй, пособлю вамъ распить бутылку вашего вина. Я не разъ пивалъ и съ Глоссиномъ, товарищемъ моимъ, хотя онъ теперь и мирнымъ судьею. Ахъ! позабылъ было…… ночи теперь длинны и холодны, такъ ежели вы захотите свчъ и разложить огня: такъ это дорогонько, потому что противу положенныхъ правилъ. Вотъ кажется и все тутъ. Право не знаю, чтобы еще сказать, однакоже со временемъ все таки отыщется какая нибудь непредвиднная статейка.

— Такъ и быть, сударь, и полагаюсь на вашу совсть, ежели вы только знаете, что значитъ это слово. Длать нчего, надобно согласиться на то, что…..

— Нтъ, сударь нтъ, не извольте этого говоритъ, васъ ни къ чему не принуждаютъ. Ежели цны вамъ не нравятся, такъ и дло кончено. Я знаю вжливость, и никого ни къ чему не принуждаю. Ежели вы захотите жить такъ, какъ вс здсь живутъ, такъ пожалуй, мн же легче.

— Нтъ, любезнйшій, нтъ, посл такихъ угрозъ у меня вовсе прошла охота съ вами торговаться. Отведите же меня въ ту комнату, которую назначаете для меня: потому что я хочу остаться одинъ.

— Слушаю, Капитанъ, извольте идти за мною, сказалъ плутъ, и стараясь улыбнуться, покривилъ отвратительное лице свое, а чтобы вамъ доказать, что у меня есть совсть, какъ вы сказали: то пусть громъ убьетъ, ежели я возьму съ васъ боле шести сольдовъ въ день за позволеніе прогуляться подвору! Вы можете по три часа сряду и каждый день расхаживаться по немъ вдоль и поперегъ, играть въ мячикъ и однимъ словомъ, длатъ все, что вамъ угодно.

Съ симъ пріятнымъ общаніемъ онъ ввелъ Бертрама въ домъ и проводилъ его по узкой и крутой лсенк вверхъ, гд была толстая дверь, обитая желзными листами. А за оною маленькой коридоръ, въ коемъ съ каждой стороны находилось по три комнаты, двери въ нихъ въ сіе время были отворены, а внутри вмсто мебелей находились одни соломенные матрасы, но въ конц коридора былъ еще небольшой покой, повидимому, не въ такомъ жалкомъ достояніи. Сія комната служила нкотораго рода больницею для арестантовъ слабаго здоровья, и Дональдъ Лейдеръ, которому, слдовало быть товарищемъ въ комнат Бертрама, въ самомъ дл былъ выпровоженъ изъ постели, чтобы попробовать, не скоре ли онъ выздороветъ отъ бывшей у него лихорадки на свжей солом. Сіе изгнаніе приведено было въ исполненіе Мистриссъ Мак-Гуффогъ въ то время, какъ супругъ ея договаривался съ Бертрамомъ на двор. Сія любезная женщина предвидла, чмъ кончится ихъ договоръ, и сильныя руки амазонки, какъ казалось, не безтруда очистили комнату, потому что у одной изъ двухъ кроватей былъ разорванъ занавсъ, и посреди комнаты разввалась полоса, какъ въ пылу сраженія разорванное знамя.

— Не обращайте вниманія, Капитанъ, на этотъ небольшой безпорядокъ, сказала Мистриссъ Макъ-Гуффогъ, вошедшая въ комнату прежде, ихъ: я тотчасъ это зачиню. Потомъ оборотившись спиною, по добрала нсколько свою юбку, сняла съ ноги подвязку и съ помощію всхъ находившихся въ плать булавокъ она подвязала кое какъ занавсъ къ верху и дала ему видъ фестоновъ. Переворотивъ посл сего тюфякъ и накинувъ на постель старое штопаное одяло: теперь, сказала она, все готово. Что касается до вашей постели, Капитанъ, то извольте посмотрть, продолжала она, показывая на большую деревянную кровать, стоявшую на толстыхъ ножкахъ, изъ коихъ только три опирались на полъ, а четвертая, по неравенству покоробленнаго сыростію пола (потому что тюремный домъ выстроенъ былъ по подряду) оставалась на воздух, какъ нердко случается видть нарисованныя на дверцахъ каретъ ноги слона. У насъ, какъ вы видите, прекрасные шюфяки и одяло, а ежели захотите имть простыни, подушки, салфетки, полотенца, то скажите мн: потому что это по моей части и не входитъ въ условленный щетъ съ мужемъ моимъ.

Мак-Гуффогъ во время сего разговора вышелъ, чтобы не показаться участвующимъ въ семъ новомъ притсненіи.

— Ради Бога, отвчалъ Бертрамъ, дайте мн все нужное, и берите, что вамъ угодно.

— Хорошо, хорошо и тотчасъ все получите. О, мы не обдираемъ никого, хотя и близко живемъ отъ таможни. Я разложу вамъ и огня, а потомъ прикажу сбгать за вашимъ обдомъ. Сего дня надобно потерпть, потому что и не ожидала такого дорогаго гостя. Мистриссъ Maк-Гуффогъ на минуту вышла и возвратилась съ двумя простынями въ одной рук, а въ другой съ коробкою, наполненною угольями, изъ которой выгребая руками, клала ихъ на заржавленную ршетку, бывшую давно безъ употребленія. Потомъ, не потрудившись обмытъ рукъ, она взяла простыни (увы! совсмъ не такія, какъ у доброй Айліи) и начала слать постель, сквозь зубы ворча на прихотливыхъ, которымъ ничмъ не угодишь. Она хотя и умла заставить себ платить, но ворчаніе ея происходило отъ привычки и нрава.—

Бертраму не осталось другаго занятія по выход ея, какъ прохаживаться по комнат, или, сколько позволяли перекладины окна, видть въ оное, или наконецъ разглядывать умныя или богохульныя изреченія предшественниковъ его въ семъ жилищ, исписавшихъ ими всю почти стну. Ушамъ его было толь же мало удовольствія, какъ и глазамъ. Онъ лишь слышалъ шумное волненіе моря, въ сіе время убывавшаго и изрдка скрыпъ отворяемыхъ и затворяемыхъ дверей, сопровождаемый пріятнымъ звукомъ запоровъ и замковъ. Иногда слышались ему также ревъ тюремнаго сторожа и визгъ достойной его супруги, безпрестанно съ кмъ нибудь перебранивающейся, а иногда большая собака, на двор прикованная на цпь, отвчала ужаснымъ лаемъ на вызовъ арестантовъ, дразнившихъ ее для препровожденія времени.

Наконецъ, сіе томительное однообразіе было нарушено прибытіемъ толстой неопрятной служанки, пришедшей накрыть для обда столъ, и разложившей грязную салфетку на стол, еще боле замаранномъ. Вилка и ножикъ, не весьма пострадавшіе отъ излишняго чищенія ихъ, лежали подл оловянной тарелки безъ краевъ, а съ другой стороны для равенства и украшенія стояла солонка, наполненная сроватою, или лучше сказать, блесоватою смсью, имвшею на себ очевидные признаки недавняго употребленія.

Вскор посл того таже самая Геба принесла на тарелк нсколько кусковъ говядины, испеченной въ печи, а подъ оною порядочное количество жиру, гордо воздымавшагося надъ океаномъ тепловатой воды, и положивъ подл сихъ вкусныхъ яствъ кусокъ чернаго черстваго хлба, спросила у Бертрама, что ему угодно приказать принесть изъ напитковъ.

Такъ какъ поданныя ему кушанья были не весьма вкусны: то онъ пожелалъ ихъ исправить, и потребовалъ бутылку вина, которое по щастію оказалось сноснымъ. Весь почти обдъ его состоялъ изъ куска сыра и ломтя черстваго хлба. По окончаніи сего пиршества, служанка засвидтельствовала ему почтеніе своего господина, желавшаго узнать, не угодно ли будетъ Капитану приказать ему притти вечеромъ посидть съ нимъ для препровожденія времени. Бертрамъ поручилъ ей изъявить его благодарность и просить Мак-Гуффога вмсто пріятнаго своего общества прислать ему перьевъ, чернилъ, бумаги и огня. Огонь немедленно явился въ образ длинной и тонкой сальной свчи, переломленной по средин, наклоненной на сторону и въ оловянномъ засаленномъ подсвчник. Что касается до письменныхъ длъ, то ихъ слдовало отложить до другаго дня: потому что бумаги и прочаго въ тюрьм не было, а надлежало купить въ город.

Бертрамъ спросилъ у служанки, не можетъ ли она по крайней мр достать ему книгъ и просьбу свою подкрпилъ шилингомъ. Она долго ходила и наконецъ возвратилась съ двумя книгами, въ коихъ содержались записки Нюгета {Нюгетомъ называется Лондонская тюрьма.}, выпрошенныя ею у Самъ Сильверкиля, типографическаго ученика, посаженнаго въ тюрьму за воровство. Положивъ книги на столъ, она удалилась, и Бертраму дала время заняться чтеніемъ, довольно приличнымъ положенію его.

Конецъ Третьей Части.