Айвено, Скотт Вальтер, Год: 1819 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

0x01 graphic

РОМАНЫ ВАЛЬТЕРА СКОТТА

АЙВЕНО

ПЕТЕРБУРГЪ.
1874

ИЛЛЮСТРАЦІИ РОМАНА АЙВЕНО.

Картины.

Ревека и Боа Гильберъ у костра.

Лэди Роэна.

Политипажи.

Факсимиле Вальтера Скотта у

Кастльгэтъ въ Іорк

Гуртъ и Вамба

Вамба разсуждаетъ съ Гуртомъ

Гуртъ и Вамба гонятъ свиней по лсу

Ротервудъ

Ротервудская церковь

Столовая Седрика

Спальня у саксовъ

Стрлокъ останавливаетъ Исаака

Сраженіе тупымъ оружіемъ

Сраженіе острымъ оружіемъ

Гуртъ у Исаака

Гуртъ и Мельникъ, дерущіеся на палкахъ

Роэна возлагаетъ внецъ на голову Айвено

Сраженіе при Гастингс

Замокъ въ Ашби

Костюмъ нормана

Пиръ въ замк Ашби

Замокъ Кардифъ

Черный Рыцарь и пустынникъ

Саксонскіе менестрели

Нападеніе въ лсу на Седрика и его свиту

Монастырь Тука (часовня клерка Копменгурста)

Замокъ Торквильстонъ (Мидльгамъ)

Де Браси и Роэна

Урфрида и Ревека

Ревека и рыцарь храма

Каедральный соборъ въ Кентербури

Норманская зала (Замокъ Гедингамъ въ Эсекс)

Рака Эдуарда Исповдника

Ревека и Айвено

Взятіе замка приступомъ

Длежъ добычи между стрлками

Исаакъ и Локслей

Убжище Робина Гуда

Ричмондскій замокъ въ Іоркшир

Норманская башня въ Ричмондскомъ замк

Клифордская башня

Склепъ въ Ричмондскомъ замк

Томасъ Бекетъ порицаетъ Генриха II

Командорство рыцарей Іоанна

Исаакъ и Боманоаръ

Жорвоское абатство

Ревека передъ судомъ Боманоара

Ревека длаетъ вызовъ

Ричардъ I

Ричардъ пируетъ у Робина Гуда въ Шервудскомъ лсу

Замокъ Конингсбургъ

Саксонскія ворота

Часовня Конингсбургскаго замка

Айвено испрашиваетъ у отца прощеніе

Ревека и Роэна

Склепъ, гд хранится изображеніе Ричарда

Продольный разрзъ Конингсбургскаго замка

0x01 graphic

Введеніе.

До сихъ поръ популярность автора романовъ Вэверлея возрастала съ каждымъ днемъ, и въ избранной имъ области литературы его можно причислить къ баловнямъ счастья. Не смотря на это, частое появленіе его сочиненій могло бы наконецъ утомить благосклонность публики, если бы авторъ не постарался придать новаго вида своимъ послдующимъ произведеніямъ. Обычаи, нарчіе и характеры шотландцевъ, будучи хорошо извстны автору, составляли основаніе, на которомъ онъ до этого времени сосредоточивалъ эфектъ своихъ разсказовъ. Нтъ сомннія, что слдуя по одному и тому же пути романистъ утратилъ бы весь свой интересъ, сочиненія его длались бы однообразными, и читатель могъ бы сказать вмст съ Эдвиномъ въ сказк Парнеля:

Пора кончить, мы уже видли этотъ фарсъ.

Ничто не можетъ быть опасне для художника, чмъ допустить (если онъ только въ состояніи предупредить это) распространеніе мннія, что онъ способенъ имть успхъ только въ одномъ особенномъ и ограниченномъ род. Вообще, публика склонна думать, что тотъ, кто поправился ей въ одномъ род сочиненій, по свойству его дарованія не можетъ достигнуть успха въ другихъ отрасляхъ литературы. Подобное нерасположеніе со стороны публики къ виновникамъ ея забавъ, когда послдніе стараются расширить средства для ея увеселенія, обнаруживается въ рецензіяхъ обыденной критики, гд артисты или актеры порицаются за то, что пытаются расширить область своего искуства новыми ролями.

Въ этомъ мнніи есть доля справедливости, какъ это всегда бываетъ во всемъ касающемся общей идеи. Очень часто случается, что актеръ, обладая въ высшей степени качествами, необходимыми хорошему комику, не можетъ достигнуть совершенства въ трагедіи, а въ живописи и литератур часто художникъ и поэтъ превосходны только въ изображеніи извстныхъ предметомъ и мыслей. Но гораздо чаще та же способность, доставляющая человку популярность въ одной отрасли искуства, ведетъ его къ успху и въ другомъ, и это боле относится къ литературнымъ произведеніямъ, чмъ къ живописи или драматическому искуству, такъ какъ дйствующій въ этой области не связанъ ни особенностями очертаній, ни воспроизведеніемъ опредленныхъ частей лицъ, піі механическими пріемами кисти, приспособленными въ извстному роду предметовъ.

Справедливо это разсужденіе или нтъ, авторъ настоящей повсти чувствовалъ, что ограничиваясь предметами чисто шотландскими, онъ не только утомитъ снисхожденіе своихъ читателей, но и ограничитъ собственныя средства къ доставленію имъ развлеченія. Въ высокообразованной стран, гд столько геніевъ стремится къ увеличенію удовольствій публики, новый предметъ есть невдомый источникъ въ пустын ‘люди, благословляютъ свою звзду и называютъ этотъ родникъ наслажденіемъ’. Но когда люди, лошади, верблюды и дромадеры напьются изъ источника, и когда затмъ остается только грязь, вода его возбуждаетъ отвращеніе въ тхъ, которые первые пили ее съ жадностью, и кто оказалъ услугу открытіемъ ключа, долженъ, если хочетъ поддержать свою репутацію, изощрять свои дарованія на открытіе новыхъ, еще неизвстныхъ источниковъ.

Если авторъ, чувствуя ограниченность въ сфер своихъ предметовъ, вздумаетъ поддержать свою репутацію придавая прелесть новизны темамъ того же характера, который прежде ему удавался, то ясно, что онъ долженъ падать: при истощеніи рудника, необходимо истощается сила и способность рудокопа. Если онъ рабски подражаетъ разсказамъ, доставившимъ ему славу, ему нечего удивляться, что они перестаютъ нравиться. Если онъ со всевозможными усиліями постарается отыскать иную точку возрнія на т же предметы, то скоро откроетъ, что истощилось все ясное, граціозное, естественное, и для достиженія необходимаго очарованія новости онъ впадаетъ въ карикатурность, или стараясь казаться обыкновеннымъ, искажаетъ свое созданіе.

Можетъ быть вовсе ненужно исчислять причины, по которымъ авторъ ‘шотландскихъ романовъ’, какъ они большею частью называются, пожелалъ испытать свои силы на предметахъ чисто англійскихъ. Намреніе его было въ тоже время сдлать опытъ по возможности полнымъ, и представить публик новое сочиненіе какъ бы неизвстнаго автора, для того чтобъ не относились къ нему съ предубжденіемъ (полезнымъ ли, или вреднымъ для него) какъ къ новому произведенію ‘автора Вэверлея’, но отъ такого намренія онъ потомъ отказался по причинамъ изложеннымъ ниже.

Временемъ настоящаго разсказа выбрано авторомъ царствованіе Ричарда I, не потому только, что оно представляетъ обиліе характеровъ, одни имена которыхъ должны уже привлечь общее вниманіе, но и потому, что выказываетъ различіе между саксами, обработывавшими землю, и норманами, которые, господствуя какъ завоеватели, не хотли смшиваться съ покоренными или признавать ихъ своими соотечественниками. Идея этого различія заимствована изъ ‘Рунамиды’, трагедіи талантливаго и злополучнаго Логана, въ которой дйствіе происходитъ въ томъ же період исторіи, а саксы и норманскіе бароны выведены на противоположныхъ концахъ театра какъ враждующія между собою партіи. Авторъ не помнитъ, чтобы въ этой трагедіи была попытка изобразить различіе обычаевъ и чувствъ этихъ обоихъ племенъ, но нтъ сомннія, что въ ней искажена историческая врность изображеніемъ саксовъ въ вид высокомрныхъ, воинственныхъ бароновъ.

Впрочемъ, саксы тогда существовали еще какъ народъ, и нкоторыя изъ древнихъ саксонскихъ фамилій обладали богатствомъ и силою, хотя и составляли исключеніе изъ цлаго племени, бывшаго въ униженномъ состояніи. Автору казалось, что существованіе въ одной стран двухъ племенъ,— изъ которыхъ одно, побжденные, отличались грубыми, суровыми, простыми нравами и духомъ свободы, навяннымъ прежними законами и постановленіями, а второе, побдители, проникнуты были гордымъ духомъ воинской славы, личной храбрости и всмъ что давало имъ названіе ‘цвта рыцарства’ — что такое существованіе двухъ племенъ могло въ соединеніи съ другими характерами, принадлежавшими къ тому же времени и къ той же стран, заинтересовать читателей противоположными особенностями племенъ, если только авторъ исполнитъ дло свое надлежащимъ образомъ.

Въ послднее время Шотландія такъ часто служила театромъ такихъ романовъ, которые привыкли называть историческими, что письмо Лауренса Темпльтона {См. ниже ‘Посвященіе доктору Драйасдусту’.} длается въ нкоторомъ отношеніи необходимымъ. Авторъ отсылаетъ читателя къ этому письму, какъ къ предисловію, выражающему его намренія и мннія въ то время когда принимался за этотъ родъ сочиненій,— хотя онъ нисколько не предполагаетъ, что достигъ своей цли.

Почти нтъ надобности прибавлять, что авторъ не имлъ ни малйшаго намренія выдавать мистера Темпльтона за дйствительное лице. Но нчто въ род продолженія ‘Разсказовъ моего Хозяина’ было недавно предпринято какимъ-то иностранцемъ, и авторъ полагалъ, что это посвященіе, принятое за такое же подражаніе, поставитъ любопытныхъ на ложную дорогу и заставитъ ихъ подумать, что у нихъ передъ глазами сочиненіе новаго автора.

Когда большая часть романа была окончена и отпечатана, издатели, видвшіе въ немъ зародышъ успха, сильно возстали противъ намренія напечатать его совсмъ безъ имени, и доказывали необходимость выпустить его какъ новое произведеніе ‘автора Вэверлея’. Авторъ не противился этому, начиная раздлять мнніе доктора Вилера въ превосходной повсти мисъ Эджвортъ ‘Увертки’, что ‘хитрость на хитрости’ утомитъ. терпніе снисходительной публики и будетъ только злоупотребленіемъ ея добраго расположенія.

Вслдствіе этого книга явилась какъ продолженіе ‘Романовъ Вэверлея’, и было бы неблагодарно не сознаться, что она принята была столь же благосклонно, какъ и ея предшественницы.

Авторъ сдлалъ только нсколько замчаній, служащихъ для разъясненія характеровъ еврея, рыцаря храма, начальника наемниковъ или вольнаго отряда, какъ ихъ называли, и другихъ лицъ, относящихся къ тому же періоду, такъ такъ читатель, безъ сомннія, получилъ уже изъ общей исторіи надлежащее понятіе о нихъ.

Одно происшествіе въ повсти, заслужившее одобреніе многихъ читателей, прямо заимствовано изъ древней сказки. Я разумю встрчу короля съ монахомъ Тукомъ въ кель веселаго пустынника. Общій тонъ разсказа принадлежитъ всмъ странамъ и всмъ этого рода разсказамъ о странствованіяхъ переодтаго государя, который, отыскивая предметы для забавы или поученія въ нисшихъ слояхъ общества, встрчаетъ приключенія, забавляющія читателя или слушателя контрастомъ между наружнымъ видомъ монарха и его настоящимъ достоинствомъ. Восточные сказочники берутъ предметы свои изъ странствованій въ полночь, по улицамъ Багдада, Гаруна-аль-Рашида съ его врными спутниками, Мезруромъ и Джіафаромъ, шотландскія преданія повствуютъ о подобныхъ же похожденіяхъ Іакова V, извстнаго въ этихъ экспедиціяхъ подъ именемъ ‘Goodman of-Ballengeigh’, подобно тому, какъ повелитель правоврныхъ, инкогнито, назывался Иль-Бондокани. Французскіе менестрели воспваютъ ту же народную тэму. Существовалъ вроятно также норманскій оригиналъ шотландской поэмы о Рауф Кольціар, въ которомъ Карлъ Великій представленъ въ вид неизвстнаго гостя, пришедшаго къ одному угольщику {Эта любопытная поэма найдена докторомъ Ирвингомъ и напечатана въ Эдинбург. Авторъ.}. Кажется, эта поэма послужила, основаніемъ для другихъ произведеній того же рода.

Въ веселой Англіи существуетъ безчисленное множество балладъ на эту тему. Поэма о Джон Дворецкомъ (John the Peeve or Steward), упоминаемая епископомъ Перси въ Памятникахъ Англійской поэзіи (Reliques of English Poetry), предметомъ своимъ иметъ то же происшествіе, сверхъ того, у насъ есть ‘Король и Кожевникъ Тамвортскій’, ‘Король и Мельникъ Мансфійльдскій’ и другія подобныя повсти. Но сказка въ томъ род, которой преимущественно обязанъ авторъ ‘Айвено’, двумя столтіями древне упомянутыхъ выше.

Сказка эта обнародована была сначала въ любопытномъ сборник древней литературы, составленномъ соединенными трудами сера Эгертопа Бриджса и мистера Гэзльвуда въ періодическомъ изданіи ‘British Bibliographer’. Оттуда она заимствована мистеромъ Чарльсомъ Гепри Гартшорномъ, издателемъ любопытной книги: ‘Древнія сказки въ стихахъ, извлеченныя изъ подлинныхъ источниковъ, 1829’. Мистеръ Гартшорнъ, въ доказательство достоврности этого отрывка, ссылается только на статью ‘Библіографа’ подъ названіемъ ‘Король и Пустынникъ’. Краткое извлеченіе ея покажетъ сходство разсказа со встрчею короля Ричарда и монаха Тука.

‘Король Эдуардъ (мы не можемъ сказать, который именно изъ монарховъ этого имени, но по характеру и привычкамъ полагаемъ, что это былъ Эдуардъ IV) отправился съ своею свитою на охоту въ Шервудскій лсъ, въ которомъ (какъ обыкновенно случается съ государями въ легендахъ) встртилъ необыкновенно большую лань, и такъ ревностно преслдовалъ ее, что оставилъ далеко за собою свиту, утомилъ собакъ и лошадь, и очутился въ чащ непроходимаго лса когда наступала уже ночь. Предаваясь опасеніямъ, весьма естественнымъ при такомъ положеніи, король вспомнилъ, что бдняки, ищущіе ночлега, возносятъ молитву къ Св. Юліану, который, по римскому календарю, считается генералквартирмистромъ всхъ заблудшихся путниковъ, прибгающихъ къ нему съ мольбою. По этому, Эдуардъ прочелъ молитву, и путеводимый конечно добрымъ угодникомъ, попалъ на небольшую тропинку, которая вывела его къ часовн, гд по близости находилась келья пустынника. Король, услышавъ что преподобный отецъ съ товарищемъ своего уединенія читаетъ молитвы, попросилъ его о ночлег.

‘У меня нтъ ночлега для такого лорда, какъ вы’, сказалъ пустынникъ. ‘Я питаюсь здсь въ пустын кореньями и не могу принять къ себ даже самаго нищаго бдняка, разв только для спасенія его жизни’. Король освдомился о дорог въ ближайшій городъ, и узнавъ, что съ трудомъ могъ бы отыскать дорогу даже и при дневномъ свт, объявилъ, что волею-неволею, а онъ будетъ гостемъ пустынника на эту ночь. Его впустили, однако не безъ намека отшельника, что еслибъ онъ былъ свободенъ отъ своихъ религіозныхъ занятій, то мало обратилъ бы вниманія на угрозы путешественника войдти силою, и что онъ пускаетъ его не отъ страха, но во избжаніе соблазна. Когда король вошелъ въ келью, ему бросили дв связки соломы для отдыха, и онъ успокоился въ надежд, что ‘ночь скоро пройдетъ’.

Но въ гост пробудились иныя потребности, и онъ громко просилъ ужинать, говоря: ‘Увряю васъ, что я никогда не проводилъ такого скучнаго дня, неужели не будетъ мн веселой ночи?’ Однако его просьба и сообщеніе, что онъ принадлежитъ къ числу придворной свиты и заблудился на охот, не побудили скупаго пустынника предложить ему лучшаго ужина, кром хлба, сыра и воды, бывшихъ вовсе не по вкусу гостю. Наконецъ, король убждаетъ своего хозяина тмъ, на что нсколько разъ намекалъ, не получая удовлетворительнаго отвта:

‘Божіею милостью, сказалъ онъ,— ты живешь въ веселомъ мст, гд можешь стрлять, когда лсничіе идутъ на отдыхъ, дикія лани въ твоемъ распоряженіи, я не винилъ бы тебя, еслибъ нашелъ у тебя лукъ и стрлы, хотя ты и монахъ’.

Въ отвтъ пустынникъ изъявилъ опасеніе, что гость старается выманить у него признаніе въ нарушеніи лсныхъ законовъ, что можетъ стоить ему жизни, если это сдлается извстнымъ королю. Эдуардъ отвчалъ убдительными увреніями въ сохраненіи тайны, и снова выразилъ необходимость добыть нсколько дичины. Пустынникъ продолжалъ настаивать, что обязанности его, какъ, служителя церкви, не позволяютъ ему заниматься такимъ ремесломъ, и что онъ твердо соблюдаетъ вс правила своего ордена.

‘Много дней я прожилъ здсь, утверждалъ пустынникъ,— но никогда не лъ мяса, и пилъ только молоко, согрйся и усни, а я прикрою тебя своею рясою’.

Въ этой рукописи какъ будто не достаетъ чего-то, такъ какъ, она умалчиваетъ о причин, побудившей монаха подать королю лучшія блюда. Но признавъ въ своемъ гост такого ‘добраго малаго’, какой рдко садился за его столъ, святой мужъ принесъ все что могъ найдти лучшаго въ своемъ погреб. На столъ поставлены были два подсвчника, появились блый хлбъ, пирогъ и дичь соленая и свжая самаго лучшаго вкуса. ‘Я бы долженъ былъ сть сухой хлбъ’, замтилъ король, ‘еслибъ не заговорилъ съ тобою объ охот, но теперь, когда я поужиналъ какъ король,— какъ бы хорошо было что-нибудь выпить!’

И это желаніе также исполнено было гостепріимнымъ отшельникомъ, приказавшимъ служителю достать изъ угла, гд находилась его постель, бутыль въ четыре галлона, и вс трое принялись пить не шутя. Эта пирушка совершалась подъ руководствомъ монаха, назначавшаго нсколько напыщенныхъ словъ, которыя долженъ былъ произносить каждый собесдникъ передъ каждою чаркою вина — родъ ‘highjinks’, замнявшихъ въ то время ныншніе тосты. Одинъ говорилъ: fusty bandias, на что другой отвчалъ: strike paritnere, и монахъ забавлялся надъ памятью короля, который нсколько разъ забывалъ слова. Ночь прошла въ такомъ веселомъ препровожденіи времени. Поутру, передъ отъздомъ, король приглашалъ своего преподобнаго хозяина ко двору, общая отблагодарить за его угощеніе и гостепріимство. Веселый монахъ общалъ побывать у Джака Флетчера (имя, принятое королемъ). Пустынникъ показалъ еще Эдуарду свою ловкость въ стрльб, и веселые друзья разстались. Разсказъ неполонъ, и мы не знаемъ что послдовало за открытіемъ истины, по вроятно вышло то же что и во всхъ разсказахъ этого рода: хозяинъ, опасаясь смерти за неуваженіе къ государю, хотя и неизвстному для него, пріятно удивленъ полученіемъ почестей и наградъ.

Въ собраніи мистера Гартшорна есть другой разсказъ, основанный на той же завязк, подъ названіемъ ‘Король Эдуардъ и Пастухъ’ {Подобно пустыннику, пастухъ проступалъ законы, и охотился въ королевскомъ лсу, но не стрлялъ, а ловилъ зврей силками, подобію пустыннику, у него были особенныя фразы при угощеніи, какъ напр. Passelodion и Berafriend. Едва ли можно объяснить чмъ нибудь страсть нашихъ предковъ къ подобной болтовн, если не тмъ, что ‘стакану все простительно’. Авторъ.}, и этотъ разсказъ гораздо любопытне относительно описанія нравовъ, чмъ ‘Король и Пустынникъ’, но онъ совершенно чуждъ нашему предмету.

Читатель знаетъ теперь легенду, изъ которой заимствовано происшествіе, а тождество разгульнаго пустынника и монаха Тука Робина Гуда — обстоятельство вымышленное. Имя Айвено взято изъ старой псни. Вс нувеллисты въ то или другое время имли случай пожелать, вмст съ Фальстафомъ, найдти источникъ, въ которомъ можно было бы черпать хорошія имена. Въ настоящемъ случа, автору случилось вспомнить псню, упоминающую имена трехъ замковъ, отнятыхъ у предка знаменитаго Гамдена за то, что онъ, играя съ Чернымъ Принцемъ въ мячъ, ударилъ его ракетой:

‘Тритъ, Вингъ и Айвено потеряны были Гамденомъ за одинъ ударъ, и онъ еще радъ былъ, что отдлался такъ дешево’.

Имя Айвено въ двухъ отношеніяхъ показалось автору приличнымъ для заглавія: вопервыхъ, въ немъ есть старинный англійскій звукъ, и вовторыхъ, оно не изобличаетъ содержанія романа. Послднее свойство ему кажется весьма важнымъ. Заглавіе часто доставляетъ выгоды книгопродавцу или издателю, которые нердко по одному названію распродаютъ изданіе, когда оно еще печатается. Но привлекая вниманіе къ своему сочиненію до появленія его въ свтъ, авторъ ставитъ себя въ затруднительное положеніе: онъ возбуждаетъ предвзятое ожиданіе, и если не въ состояніи будетъ удовлетворить его, то репутаціи его нанесенъ будетъ роковой ударъ. Сверхъ того, если мы встрчаемъ заглавіе, подобное ‘Пороховой Заговоръ’, относящееся къ всеобщей исторіи, каждый читатель, еще до прочтенія книги, составитъ себ особенную идею о содержаніи романа и объ удовольствіи какое онъ ему доставитъ. Въ этомъ онъ вроятно будетъ обманутъ, и естественно припишетъ неудовольствіе свое автору. Въ такомъ случа, сочинитель будетъ осужденъ не за то, что не достигъ цли, къ которой стремился, но за недостиженіе той, о которой онъ никогда и не думалъ.

Къ этому чистосердечному объясненію съ читателемъ, авторъ считаетъ нужнымъ прибавить незначительное обстоятельство, что списокъ норманскихъ воиновъ, найденный имъ въ рукописи Аучинлека, доставилъ ему страшное имя Фронъ де Бефа.

Айвено, при появленіи въ свтъ, имлъ большой успхъ, и можно сказать доставилъ автору свободу дйствія, такъ какъ съ тхъ поръ ему позволено испытывать свои силы и на англійской почв.

Типъ прекрасной еврейки снискалъ столько сочувствія нкоторыхъ прекрасныхъ читательницъ, что автора даже порицали за то, что при распредленіи судьбы дйствующихъ лицъ драмы, онъ назначилъ руку Вильфреда не Ревек, а гораздо мене интересной Роэп. Но не говоря уже о предразсудкахъ вка, длавшихъ подобный союзъ невозможнымъ, авторъ полагаетъ, что высокій и сильный характеръ скоре былъ бы униженъ, чмъ возвышенъ наградою земнаго счастья. Не такую награду назначаетъ Провидніе страждущей добродтели, къ тому же, опасно говорить молодымъ людямъ (т. е. большей части читателей романовъ), что соблюденіе долга и честныхъ правилъ соединено съ удовлетвореніемъ нашихъ страстей или исполненіемъ нашихъ желаній. Словомъ, если добродтель и безкорыстіе награждаются временнымъ благомъ, величіемъ, почестями или удовлетвореніемъ такой необдуманной и несоотвтственной любви, какова страсть Ревеки къ Айвено, то читатель конечно скажетъ, что добродтель вознаграждена. Но взглянувъ на великую картину жизни всякій убдится, что самоотверженіе и пожертвованіе страстью ради принциповъ рдко награждаются такимъ образомъ, и что внутреннее сознаніе въ исполненіи долга доставляетъ награду боле врную, поселяя въ душу спокойствіе, котораго свтъ ни дать, ни отнять не можетъ.

Аботсфордъ, 1-го сентября 1830.

ПОСВЯЩЕНІЕ

доктору богословія Драйасдусту

въ Кастльгэт, въ Іорк.

Глубокоуважаемый и любезный серъ!

Едва ли нужно упоминать о разныхъ причинахъ, который побуждаютъ меня поставить ваше имя въ заголовк предлагаемаго сочиненія. Лучшая изъ этихъ причинъ однако можетъ быть опровергается его несовершенствомъ. Еслибъ я могъ надяться, что трудъ мой достоинъ вашего покровительства, публика конечно сейчасъ признала бы, что я имлъ право посвятить сочиненіе, написанное съ цлью изобразить древніе обычаи Англіи, особенно же нашихъ саксонскихъ предковъ, ученому автору ‘Опыта о рог короля Ульфа и о земляхъ, присоединенныхъ имъ къ владніямъ Св. Петра’. Сознаюсь, что поверхностное и неудовлетворительное изложеніе результатовъ моихъ антикварныхъ изслдованій въ этомъ сочиненіи, ставитъ его гораздо ниже тхъ, которыя носятъ гордый девизъ: detur digniori. Напротивъ, я боюсь, что меня обвинятъ въ самоувренности за то, что выставилъ почтенное имя доктора Джонаса Драйасдуста на произведеніи, которое серьезные антикваріи причислятъ можетъ быть къ разряду легкихъ праздныхъ повстей и романовъ. Спшу оправдаться отъ такого обвиненія: въ вашихъ глазахъ конечно извинитъ меня дружба, но я не желалъ бы остаться въ глазахъ публики, виновнымъ въ важномъ преступленіи, въ которомъ, предчувствую, буду обвиненъ.

0x01 graphic

Я долженъ вамъ припомнить, что однажды въ разговор о сочиненіяхъ, въ одномъ изъ которыхъ неблаговидно выставлены были передъ публикою семейныя отношенія вашего ученаго свернаго друга, Ольдбука Монкбарнса, мы коснулись причины успха этихъ сочиненій въ нашъ втреный вкъ, — сочиненій, которыя, какія бы достоинства они ни имли, написаны наскоро, и наперекоръ всмъ правиламъ эпопеи. Вы, кажется, были тогда того мннія, что главное ихъ очарованіе заключается въ искуств, съ которымъ авторъ, какъ второй Макферсонъ, воспользовавшись разсыпанными вокругъ него антикварными предметами, замнилъ бдность и безсиліе собственной изобртательности происшествіями, не очень давно случившимися въ его стран,— что онъ изобразилъ дйствительныя лица и едва скрылъ истинныя ихъ имена. Вы замтили, что не дальше какъ лтъ шестьдесятъ или семьдесятъ назадъ, весь сверъ Шотландіи былъ управляемъ почти такъ же просто и патріархально, какъ управляются наши почтенные союзники могауки и ирокезы. Положимъ, продолжали вы, что авторъ не могъ быть современникомъ этой эпохи, по должно допустить, что онъ жилъ съ людьми, которые дйствовали и страдали въ то время, притомъ въ послднія тридцать лтъ правы въ Шотландіи измнились до такой степени, что тамъ люди смотрятъ на обычаи своихъ отцовъ, какъ мы смотримъ на эпоху царствованія королевы Анны, или даже на времена революціи. Такимъ образомъ, имя подъ рукою столько матеріаловъ всякаго рода, говорили вы, авторъ могъ затрудняться только выборомъ, слдовательно, нтъ ничего мудренаго, что разрабатывая такой богатый рудникъ онъ получилъ больше славы и денегъ, чмъ заслуживалъ его легкій трудъ.

Не могу не допустить, что замчанія ваши вообще справедливы, по мн странно, что до сихъ поръ никто не попытался возбудить такого же интереса къ преданіямъ и обычаямъ древней Англіи, какой выпалъ на долю нашихъ боле бдныхъ и не столь знаменитыхъ сосдей. Кепдэльское зеленое сукно, хотя оно гораздо древне, конечно дорого намъ не меньше разнообразныхъ сверныхъ тартановъ. Имя Робина Гуда, должно возбудить интересъ не меньше РобъРоя, и англійскіе патріоты заслуживаютъ славы въ современныхъ кружкахъ не хуже каледонскихъ Брюсовъ и Валлисовъ. Если мстности на юг не такъ романтичны и величественны, какъ горы свера, за то должно сознаться, что он превосходятъ ихъ красотою и нгою, вообще, мы чувствуемъ себя въ прав воскликнуть съ сирійскимъ патріотомъ: ‘Разв Фарпаръ и Абапа, рки Дамаска, не лучше всхъ ркъ Израиля?’

Banni возраженія на подобную попытку, почтенный докторъ, были, какъ вы вроятно припомните, двоякія. Вы указывали на преимущество шотландцевъ въ томъ отношеніи, что состояніе общества, изображенное въ моихъ романахъ, существовало очень недавно. Живы еще многіе, замтили вы, хорошо помнящіе людей, которые не только видли знаменитаго Роя Макъ-Грегора, но даже пировали и сражались съ нимъ. Вс эти мелочныя обстоятельства, касающіяся частной жизни и домашнихъ обычаевъ, придающія разсказу правдоподобіе, а лицамъ индивидуальность, до сихъ поръ еще не забыты въ Шотландіи. Въ Англіи, напротивъ, цивилизація уже такъ давно достигла своего крайняго развитія, что мы должны составлять себ понятіе о нашихъ предкахъ единственно изъ лтописей и хроникъ покрытыхъ пылью, авторы которыхъ какъ будто нарочно сговорились исключить изъ своихъ разсказовъ вс интересныя подробности, чтобъ дать мсто цвтистому монашескому краснорчію или избитымъ нравоучительнымъ разсужденіямъ. Равнять англійскаго автора съ шотландскимъ относительно оживленія въ разсказ преданій своего отечества, было бы, по вашему мннію, въ высшей степени несправедливо. Шотландскій волшебникъ, говорили вы, можетъ, подобно вдьм Лукана, бродить по свжему полю битвы и выбрать для оживленія своими чарами такое тло, члены котораго еще недавно трепетали и въ груди котораго только что замолкло предсмертное хрипнье. Такой предметъ принуждена была выбрать даже могущественная Эрихто, и только на такой предметъ могли подйствовать даже ея могучія чары —

. . . . . . . . . . .gelidas leto scrutata medullas.

Pulmonis rigidi stantes sine vulnere fibras

Invenit, et vocem defuncto in corpore quaerit ¹).

¹) Въ трупахъ, окоченлыхъ посл смерти, она искала легкихъ съ здоровыми волокнами, желая вызвать въ нихъ голосъ.

Авторъ англичанинъ, напротивъ, будь онъ такой же могущественный заклинатель, какъ сверный чародй, властенъ, по вашему замчанію, выбрать свой предметъ только среди праха древности, гд не найдешь ничего, кром изсохшихъ, распавшихся костей, подобныхъ тмъ, которыя наполняли Іосафатову долину. Кром того, вы изъявили опасеніе, что непатріотическія предубжденія моихъ земляковъ не дадутъ хода сочиненію, вроятный успхъ котораго я старался доказать. И это, говорили вы, зависитъ не только отъ предубжденія въ пользу всего чужеземнаго, но и оттого, что обстановка читателя-англичанина длаетъ многое для него невроятнымъ. Если вы разсказываете ему о грубыхъ правахъ и первобытномъ состояніи общества въ горной Шотландіи, онъ охотно вритъ вамъ. У него на это основательныя причины: если онъ принадлежитъ къ обыкновенному классу читателей, то онъ или никогда не видывалъ этихъ отдаленныхъ странъ, или прозжалъ черезъ пустынныя земли лтомъ, обдая плохо, отдыхая на походномъ тюфяк и съ трудомъ перебираясь изъ одного пустыря въ другой, онъ готовъ врить самымъ страннымъ разсказамъ о такомъ дикомъ народ, который можетъ чувствовать привязанность къ подобной суровой мстности. Но тотъ же самый почтенный человкъ, сидя въ своемъ покойномъ кабинет и окруженный всми удобствами англійской жизни, и вполовину не столько расположенъ врить, что предки его. вели совершенно иную жизнь, что разрушенная башня, виднющаяся въ саду, была нкогда жилищемъ барона, который безъ всякаго суда могъ повсить его на собственныхъ его дверяхъ, что поселяне на его маленькой ферм нсколько столтій назадъ были бы его рабами, и что феодальная тиранія простиралась нкогда даже на сосднюю деревню, гд теперь стряпчій гораздо важне владтельнаго барона.

Признавая силу этихъ возраженій, я долженъ сознаться, что они при всемъ томъ не кажутся мн безспорными. Бдность матеріаловъ дйствительно страшное препятствіе, по никто не знаетъ лучше доктора Дранасдуста, что для человка знакомаго съ памятниками древности, въ сочиненіяхъ нашихъ историковъ разсыпано много намековъ на частную жизнь предковъ. Конечно, въ сравненіи съ остальнымъ содержаніемъ ихъ трудовъ, этихъ намековъ очень мало, но все же, если собрать ихъ вмст, то наберется довольно, чтобъ бросить значительный свтъ на частную жизнь нашихъ праотцевъ, я убжденъ, хотя опытъ можетъ быть мн и не удастся, что при тщательномъ собраніи матеріаловъ или искусномъ приложеніи ихъ къ длу, особливо посл знаменитыхъ трудовъ доктора Генри, покойнаго Струта, и преимущественно Шарона Турнира, талантливый писатель достигнетъ успха, поэтому я напередъ отвергаю всякое возраженіе, основанное на неудач этого опыта.

Съ другой стороны, я уже сказалъ, что если можно создать что нибудь похожее на врную картину старинныхъ англійскихъ обычаевъ, то я увренъ, что благосклонность и врный вкусъ моихъ соотечественниковъ почтутъ ее хорошимъ пріемомъ.

Отвтивъ, по мр силъ своихъ, на первую часть вашихъ возраженій, или по крайней мр изъявивъ ршимость переступить черту, проведенную вашею осторожностью, я вкратц коснусь того что относится ко мн лично. Вы были, кажется, того мннія, что настоящія занятія антикварія, погруженнаго въ серьезныя, и какъ обыкновенно думаютъ, утомительныя и мелочныя изысканія, должны лишить его способности хорошо написать разсказъ подобнаго рода. Позвольте мн замтить, почтенный докторъ, что это возраженіе больше формально, нежели существенно. Правда, сочиненія въ легкомъ род не гармонируютъ со строгимъ умомъ нашего пріятеля Ольдбука. Однакожъ, Горасъ Вальноль написалъ волшебную сказку, отозвавшуюся не въ одномъ сердц, а Джорджъ Эллисъ умлъ воодушевить необыкновеннымъ веселымъ юморомъ свое ‘Сокращеніе древнихъ поэмъ’. Такимъ образомъ, если мн придется раскаяться въ своей смлости, то я могу по крайней мр въ свое оправданіе сослаться на самыхъ почтенныхъ предшественниковъ.

Однако строгіе антикваріи скажутъ, что мшая вымыселъ съ истиною, я исказилъ исторію новйшими выдумками, и распространяю въ настоящемъ поколніи ложныя понятія о времени, которое описываю. Я могу допустить, что въ нкоторыхъ отношеніяхъ это замчаніе справедливо, по тмъ не мене надюсь поколебать его слдующими соображеніями.

Конечно, я не могу и не думаю сохранить совершенной точности не только въ описаніи одежды, но и въ передач языка и изображеніи нравовъ, составляющихъ боле важное обстоятельство. По т же самыя причины, которыя не позволяютъ мн писать по англосаксонски или по норманофранкски, или напечатать сочиненіе шрифтомъ Какстона или Винкена де Ворда, не позволяютъ мн удерживаться въ границахъ періода, къ которому относится разсказъ. Для возбужденія интереса необходимо перевести избранный предметъ на языкъ нашего времени и примнить его къ нашимъ привычкамъ.. Ни одно произведеніе восточной литературы не очаровывало насъ такъ сильно, какъ арабскія сказки въ перевод Галланда: сохранивъ блескъ восточныхъ обычаевъ и необузданность восточнаго воображенія, сколько нужно было чтобъ сдлать ихъ интересными и попятными для европейскаго читателя, Галландъ въ то же время сократилъ длинные разск

РОМАНЫ ВАЛЬТЕРА СКОТТА

АЙВЕНО

Картины.

Политипажи.

Введеніе.

Читайте также: