Майское, не затуманенное еще жарами, солнце ярко поигрывало на дорогихъ, бронзовыхъ бездлушкахъ роскошнаго письменнаго стола, за которымъ сидлъ мужчина лтъ около тридцати-пяти, онъ нагнулся надъ грудой бумагъ и мускулистая рука его проворно водила перомъ по блому листу. Но вотъ скрипнула дверь и по мягкому ковру не слышно подошла къ столу красивая дама, лтъ двадцати, одтая въ богатый батистовый пеньюаръ.
— Что ты все пишешь, Пьеръ? Вдь право это скучно, — произнесла лниво-утомленнымъ голосомъ молодая жена и небрежно раскинулась на кресл.
Пьеръ бросилъ перо и, освтивъ свое серьезное лицо нжной улыбкой, поспшно подошелъ къ жен.
— Я думалъ, моя дорогая, что ты еще одваешься и воспользовался минутой, чтобы заняться бумагами,— ласково отвтилъ мужъ, цлуя руку жены.
— Воспользовался минутой, — надула губки хорошенькая дамочка.— Вотъ это мило! Точно бумаги ему дороже меня.
— Не то, моя обожаемая.— Ты знаешь, что я весь свой день готовъ съ радостью посвятить теб, но тутъ встртилось одно нужное дло…
— Ахъ, какъ скучно быть замужемъ за дльцомъ!— простонала молодая жена, граціозно закинувъ головку.
Мужъ ничего не сказалъ, только взглядъ его, нжно устремленный на молодую жену, затуманился легкимъ облачкомъ. Минута прошла въ безмолвіи.
— Однако, послушай, Пьеръ, вдь я къ теб пришла за дломъ, — все тмъ же лнивымъ гономъ заговорила жена.
Облако моментально сошло съ лица Пьера.
— Готовъ слушать, моя радость.
— Знаешь, я отдумала хать на дачу, вс эти петербургскія окрестности мн ужъ успли надость въ двицахъ.
— Но вдь ты же сама, Врочка, подъискала дачу въ Павловск и уже свезла задатокъ, — нершительно заявилъ мужъ, въ душ, впрочемъ, очень обрадованный ршеніемъ жены.
— Ну что-жъ что свезла? Не большая важность, что потеряемъ 50 рублей, о такихъ пустякахъ я бы стыдилась и заикаться.
— Да я не о томъ, моя милая. Разв мн жаль 50-ти рублей? Я боюсь только, что ты станешь скучать лтомъ въ Петербург, тмъ боле, что постоянно привыкла жить на дач.
— Да ты, кажется, думаешь, что я намрена провести лто въ Петербург? Однако и наивенъ же ты, Пьеръ. Нтъ, вотъ въ чемъ дло, вызды этого сезона меня очень утомили, такъ что я чувствую себя почти нездоровой…
У Пьера отъ неожиданности даже закружилась голова: ‘Виши, Крейцнахъ, Баденъ, Карлсбадъ, и пр. и пр.’-подумалось несчастному супругу.
— Поэтому, мой другъ, я хочу пріятное соединить съ полезнымъ, я знаю, что теб давно хочется похать на лто въ свое ‘Спасское’, я же кстати никогда не бывала въ деревняхъ,— подемъ, и ты и я нсколько отдохнемъ и подготовимъ свои силы къ зимнему сезону.
Обрадованный Пьеръ не смлъ врить своимъ ушамъ. Онъ удетъ отъ этого несноснаго, столичнаго шума, онъ будетъ отдыхать въ своемъ Спасскомъ, онъ опять увидитъ свои благоухающія поля, возобновитъ свою прежнюю крпкую дружбу съ дорогимъ старичкомъ-лсомъ,— можно отъ чего затрепетать сердцу страстнаго охотника, заключеннаго волею судебъ въ золотыя оковы столичной суеты.
— Врочка, смотри, мой дружокъ, хорошо ли ты обдумала свое ршеніе. Ты знаешь, что въ деревн я уже не могу окружить тебя тми удовольствіями, къ которымъ ты привыкла здсь. Едва ли ты тамъ даже найдешь себ подходящее знакомство, въ обществ степныхъ помщиковъ и меня-то иной разъ коробитъ, а ты его просто не вынесешь.
— Да къ чему намъ знакомство? Я теб сказала, что ду отдыхать, слдовательно, мн не надо никакого общества.
— Я боюсь, чтобъ ты не соскучилась тамъ одна, со мной.
Вра Александровна улыбнулась.
— Ну, мой другъ, если ты такъ мало надешься на себя, то возьми кого-нибудь себ въ подмогу.
— То есть какъ?
— Очень просто: пригласи кого-либо изъ своихъ знакомыхъ съ собою въ деревню, вотъ, напримръ, хоть Сержа Баклушина, онъ очень милый, веселый молодой человкъ, съ нимъ трудно соскучиться.
Хотя супругъ и не совсмъ былъ согласенъ съ женою въ послднемъ, такъ какъ считалъ Баклушина за пустаго, втренаго мальчишку, однако не хотлъ противорчіе жен, тмъ боле, что тотъ дйствительно какъ-то умлъ забавлять Вру Александровну.
Черезъ недлю отъздъ былъ окончательно ршенъ: мужъ передалъ кому слдуетъ свои дла, жена сдлала всмъ знакомымъ прощальные визиты, сшила нсколько ‘деревенскихъ неглиже’ съ многимъ множествомъ оборокъ, буффъ, тюниковъ и тому подобныхъ тягостей. Сержъ Баклушинъ не заставилъ себя долго просить и ждать, онъ не думавши (какъ вообще привыкъ все длать) изъявилъ согласіе, въ одинъ день ‘устроилъ свои дла’ (которыхъ, впрочемъ, и не было) и въ назначенный день и часъ явился къ супругамъ въ изящномъ дорожномъ костюм съ микроскопическимъ чемоданчикомъ въ рук.
Первый мсяцъ, занятый поздкой, устройствомъ, обозрніемъ всего Спасскаго и разными интересными, по своей новизн, parties de plaisir, прошелъ почти незамтно, щечки Вры Александровны стали покрываться прежнимъ румянцемъ, который былъ растерянъ по безсоннымъ ночамъ въ клубахъ и на балахъ, Петръ Васильевичъ точно помолодлъ на нсколько лтъ. Сержъ…. впрочемъ, этимъ Сержамъ, Мишелямъ, Базиламъ всегда и везд хорошо.
Видя, что жена не скучаетъ, а напротивъ какъ-то еще оживляется, Петръ Васильевичъ совершенно успокоился и безмятежно отдался своей охотничьей страсти, цлые дни и иногда даже ночи проводилъ онъ въ лсу, откуда возвращался всегда съ полно-набитыми ягдташами. За вечернимъ чаемъ онъ справлялся у своей жены о томъ, какъ она провела день.
— Превесело, мой другъ, я каталась верхомъ съ мосьё Сержемъ и, представь себ, моя ‘Касатка’ оказывается настоящимъ перломъ….
Дале слдовалъ разсказъ о томъ или другомъ происшествіи, случившемся во время прогулки, затмъ Петръ Васильевичъ разсказывалъ объ удачахъ и неудачахъ своей охоты, Сержъ все время каламбурилъ, чмъ вызывалъ общій смхъ, — и день кончался для всхъ пріятно.
Въ одинъ изъ такихъ дней, который съ самаго утра не заявилъ себя ничмъ особеннымъ, Петръ Васильевичъ собрался хать охотиться къ одному изъ своихъ сосдей, Вра Александровна не сопротивлялась желанію мужа и только, между прочимъ, ради приличія, сказала, что она будетъ скучать, затмъ улыбнулась, велла лакею принести для барина новое охотничье платье, поиграла его ягдташемъ, повертла ружье, сказала: ‘ухъ, какое страшное!’ и побжала въ садъ, гд предупредительный Сержъ готовилъ ей букетъ.
Петръ Васильевичъ собрался и ухалъ, сказавъ, что вернется не раньше, какъ дня черезъ три. Но случилось такъ, что сосдъ-помщикъ самъ ухалъ изъ помстья на дв недли въ городъ. Петру Васильевичу пришлось вернуться, но, не желая упустить хорошее для охоты время, онъ направился къ своему лсу. Но почти всегда бываетъ такъ, что одна неудача ведетъ за собою и другую: охота какъ-то не клеилась: дичь точно вся перемерла, два раза Петръ Васильевичъ промахнулся, чего прежде съ нимъ никогда не бывало, наконецъ, посл долгой ходьбы, ему удалось подстрлить утку, которая упала по другую сторону пробгающаго ручейка, онъ перебжалъ по доск, брошенной черезъ ручей, и готовъ былъ схватить свою добычу, какъ вдругъ изъ-за дерева показались дв фигуры. Петръ Васильевичъ замеръ отъ ужаса и негодованія: въ нсколькихъ шагахъ отъ себя онъ увидалъ свою жену въ объятіяхъ Сержа Баклушина. ‘Милый, веселый, молодой человкъ’, одной рукою крпко охватывалъ талью Вры Александровны, въ другой — держалъ руку хорошенькой женщины и страстно цловалъ, сама она кокетливо перегнулась назадъ и мило улыбалась Сержу.
Кровь застыла въ жилахъ обманутаго мужа, въ глазахъ помутилось, въ голов все пошло кругомъ, еще минута и онъ, казалось, готовъ былъ упасть безъ чувствъ, но вдругъ очнулся, въ глазахъ сверкнулъ дикій огонь мести, онъ схватился за ружье и — выстрлилъ….