М. А. Арзуманова
Кречетов Ф. В.: биографическая справка, Кречетов Федор Васильевич, Год: 2000
Время на прочтение: 7 минут(ы)
КРЕЧЕТОВ Федор Васильевич [1743, Орловская губ. — после V 1807, Пермь (?)]. Происходил из ‘церковников’, учился, вероятно, в духовной семинарии (формуляр 1773 г. — РГВИА, ф. 4, св. 688, оп. 11, л. 8, РГИА, ф. 733, оп. 86, No 36, л. 17). Службу начал в 1761 писцом в Карачаевской воеводской канцелярии, 20 авг. 1764 переведен копиистом в Юстиц-коллегию в Москву. 9 окт. 1769, уже будучи в должности канцеляриста, получил аттестат для определения в армию (РГАДА, ф. 7, No 2813, л. 330). С 1 июня 1770 находился в штабе К. Г. Разумовского ‘писарем сержантского чина’, а с 1 янв. 1771 назначен аудитором Тобольского полка Финляндской дивизии (РГВИА, ф. 4, оп. 11, св. 688, л. 8).
Непосредственным начальником К. был А. Н. Радищев, служивший обер-аудитором дивизии. Высказывалось предположение, что позднее К. послужил одним из прототипов ‘семинариста’ в ‘Путешествии из Петербурга в Москву’ (гл. ‘Подберезье’) — поборника просвещения, ратующего за заведение училищ с преподаванием ‘на языке общественном, языке российском’, рекомендующего рус. юристам в качестве настольной книги труды англ. юриста У. Блэкстона.
Возможно, под влиянием Радищева у К. появился особый интерес к литературе как к средству гражданского воспитания и просвещения: позднее он писал, что ‘первое понятие словесности к распространению во мне возродилось в 1774 году, в бытность мою в Тобольском пехотном полку аудитором…’ (РГАДА, ф. 7, No 2812, оп. Ш/1, л. 110, далее: Суд. дело). В 1775 К. уволился в отставку одновременно с Радищевым и в 1776 занял должность секретаря правления Малоярославецкого нижн. зем. суда. Но уже 22 сент. 1778 он был отрешен Сенатом от должности ‘за неправое решение’ с повелением впредь его ни к каким делам не определять и ‘для свободного жилья дать ему паспорт’ (Суд. дело, л. 33), а с 5 авг. 1779 был уволен в отставку в чине поручика.
В 1781 К. приехал в Петербург и обратился в Акад. комиссию с просьбой выдать ему диплом на звание учителя. После экзамена, 16 апр. 1781, К. получил от Академии наук аттестат на право обучать детей умению ‘читать и писать’ (Суд. дело, л. 115 об.). Однако Приказ обществ. призрения в просьбе о заведении ‘малой школы’ (1781) К. отказал, рекомендовав ему обратиться с прошением на высочайшее имя. К., оставшийся без места, без всяких средств, был вынужден браться за любую работу. В том же 1781 он определился на службу в петербургскую полицию, но уже в июне 1782 уволился оттуда (РГАДА, ф. 7, No 2812, ч. 1, л. 11, ч. V/2, л. 36—73, No 2813, л. 33—34). Несколько лет (1783—1785) он служил библиотекарем у кн. П. Н. Трубецкого, затем жил ‘для компании’ у детей бывшего сенатского экзекутора Д. В. Татищева (1789—1791), а также в доме у подполковника И. В. Логинова. После смерти П. Н. Трубецкого (1791) К. возвратился на должность библиотекаря к его вдове — ‘за стол и квартиру’. Одно время он собирался устроиться в библиотеку вел. князя Павла Петровича и даже заготовил прошение на имя А. Н. Болтина и Г. Г. Кушелева, знакомых купца Еркова, в доме которого К. поселился и тяжебные дела которого он вел. Вспоминая позднее об этом периоде своей жизни, К. писал: ‘Бедность моя была не от порока моего, но потому, что я хотя к службе ее величества достойным в 1781 году и назван (как о том значится в Сенате по Герольдии), но, никуда дотоле быв не определен, крайнюю нужду имел в пропитании…’ (Суд. дело, л. 97 об.).
Несмотря на постоянную нужду, К. ведет в 1780-е гг. интенсивную литературно-общественную деятельность. Познакомившись с выполненным по заказу Екатерины II переводом книги У. Блэкстона ‘Истолкование английских законов…’ (1780. Кн. 1), К. разрабатывает широкую просветительскую программу, собираясь ‘завести словесно-учительскую школу, и коммерческую компанию, и банк, и коммерческую школу, и контору, и школы юридические для всероссийской пользы к распространению наук словесных, а также общежительных должностей, а с оными купно к юриспруденции российской, а потом и всеобщей к сочинению’ (Cуд. дело, л. 170).
В 1783 через П. В. Завадовского он поднес Екатерине II свою работу о распространении словесных наук в России и план заведения коммерческих и юридических школ, а в 1784 обратился в Сенат с планом устройства народных училищ ‘для скорейшего российской грамоте читать и писать научения’.
Не получив ответа, К. в 1785 создает просветительское общество (собравшее до 50 членов разного пола и национальности). Программа этого ‘всенародно-вольного всему человечеству к благодействованию общества’ включала требование таких политических реформ, как отмена сословных привилегий и полное равноправие граждан, ограничение власти самодержавия, реформа суда, установление свободы слова и печати, равноправие женщин, распространение знаний и просвещения в народе. При обществе должны были открыться юридические школы для ‘приготовления умов’ к овладению юриспруденцией, основанной на естественном законе, составлению правил к ‘безбедному народному пропитанию’, умножению достатка и распространению коммерции.
В 1786 К. приступил к изданию журнала ‘Не все и не ничево’ (1-й печатный ‘лист’ и пять, сохранившихся в рукописи, перепеч.: Чтения в О-ве истории и древностей рос. 1898. Кн. 1). Здесь помещены отчеты о заседаниях общества, а также литературные произведения самого К., для которых характерны тяжелый язык, сложное витиеватое построение фраз, обилие славянизмов, порой затемняющих смысл сказанного. В 1787 появилось два перевода: ‘О цветах, годных для украшения садов со изъяснительной росписью многих цветочных семян. Сочинение для охотников к цветникам’ (1787, пер. с нем.) и ‘Сокращенное предложение королевского плана к поправлению правосудия’ Ж.-А.-С. Формея (1787, фр.). Первая из книг носила коммерческий характер, выбор второй соответствовал воззрениям К. К переводу Формея был приложен ‘Реестр книгам’ — перечень сочинений, намеченных обществом к изданию, с рукописями которых подписчики могли ознакомиться в доме К. Т. о. он использовал библиографию для пропаганды деятельности общества.
К. принадлежит ряд оставшихся неопубликованными оригинальных сочинений. В ‘Судном деле’ сохранилось свыше 50 статей, посвященных религиозным, политическим и литературным вопросам, которые свидетельствуют о хорошем знакомстве К. с историей, философией, правом, иностранными языками. Среди них стихотворная поэма ‘Человеческий светопознавательный вымысл, называемый Героической трипеснец, или Троевидное изъяснение человеческого рассудка’ (1784), состоящая из трех песен: ‘Глупиада’, ‘Мудриада’, ‘Судияда’ (918 стихов). К. призывал в ней стремиться к ‘благу общу’, находить ‘блаженство в добре’, ‘сердца правоте’, а не в ‘сребре и злате’, как делали знаменитые исторические герои: Веспасиан, Кир, Аврелий и др. (Суд. дело, л. 22).
В 1787 К. предпринимает с целью популяризации общества и привлечения в него новых членов бесцензурное издание журнала под назв. ‘Открытие нового издания, души и сердца пользующего. О всех, и за вся, и о всем ко всем, или Российский патриот и патриотизм’ (единственный 1-й номер перепеч.: Арх. книжных и худож. редкостей А. Е. Бурцева. СПб., 1907. Вып. 6). 1-й номер представлял собой более полный (чем в ‘Не все и не ничево’) и аннотированный проспект изданий, подготовленных обществом к печати. За публикацию журнала без цензурного разрешения против К. было возбуждено судебное дело, оно тянулось с 1788 по 1791 и закончилось взятием с него подписки, чтоб он ‘впредь в таковых не заслуживающих одобрения сочинениях не Упражнялся и не издавал их без Разрешения Управы благочиния’ (Суд. дело, л. 259).
Еще находясь под следствием, К. 17 февр. 1789 обратился с письмом к предводителю дворянства Петербургской губернии, чтобы он от лица дворян ходатайствовал перед императрицей о передаче цензуры в ведение созданного им общества, а в 1791 просил Управу благочиния и Губ. правление о позволении завести ‘национальную словесного обучения школу’. С подобными просьбами он безуспешно обращался также в Приказ обществ. призрения, в Сенат и Синод, непосредственно к Екатерине II, но ‘успеха в том не получил’. Такая же судьба постигла в Гор. думе и в Управе благочиния его проект ‘составить коммерческую компанию и банк, а при них коммерческую же школу и контору’ (позднее он настойчиво, но столь же безуспешно писал об этом в Губ. правление, Приказ обществ. призрения, Комиссию нар. уч-щ, гр. Я. А. Брюсу, Е. Р. Дашковой и др.). По завершении следствия, 24 нояб. 1792, К. разом обратился к петербургскому городскому голове, в Управу благочиния, в Гор. думу, к митрополиту Гавриилу, к гр. А. С. Строганову за содействием в возобновлении деятельности своего общества.
С кон. янв. 1792 К. вынужден был скрываться от властей из-за дошедших до него слухов о возобновлении следствия и ‘пошел странствовать по Петербургу’, терпя ‘от полиции поиски, а от знакомцев переговоры, насмешки и всякие горестные во всех делах <,…>, упреки и погибельные угрозы’ (Суд. дело, л. 103—105). Новое дело было возбуждено в апр. 1793 по доносу члена кречетовского общества О. Малевинского о ‘непристойных и укорительных словах’ К. по адресу императрицы, церковников, Сената и о том, что К. ‘пророчествует к величайшему бунту, такому, которого еще не бывало’, склоняя к нему солдат, мужиков и холопов, которым он внушал, чтобы они сами ‘старались о свободе и вольности’.
В мае 1793 К. взяли в Тайную экспедицию, на допросах он держался мужественно, признав главные пункты обвинения, свои поступки он объяснял единственно стремлением к благу отечества и народа, желанием избавить народ от невежества, радением об ‘умножении правосудия и исправлении нравов’. Положение К. осложнилось после того, как нашли его собственноручную записку о возможности насильственного свержения самодержавия, если государь ‘не будет исполнять по установленным обществом законам’.
18 июля 1793 К. был осужден на бессрочное заключение в Петропавловской крепости — ‘под крепчайшею стражею, не допуская к нему никого, так и писать ему не давая’. Уже после завершения следствия в бумагах К. были обнаружены новые тексты, отягчившие его участь (похвальные оценки деятельности Петра III, масонства, обличение фаворитизма, предложение набирать солдат из вольных людей, бежавших от помещиков и т. п.). Как доложили Екатерине II. ‘из всех его мыслей и произносимых им слов видно, что он не хочет, чтобы были монархи, и заботится больше о равенстве и вольнице для всех вообще, ибо, между прочим, сказал, что раз дворянам сделали вольность, то для чего же не распространить оную для крестьян, ведь и они такие же человеки’. После этого, по повелению императрицы, К. в дек. 1794 перевели в Шлиссельбургскую крепость на минимальное денежное содержание с приказом следить, ‘чтоб он никаких разговоров и сообщения ни с кем не имел и содержан был наикрепчайше’ (Суд. дело, л. 267—272).
15 марта 1801 К. был освобожден по общей амнистии при восшествии на престол Александра I. 26 мая ему вернули шпагу, патенты на чин и др. документы, но он остался без службы и без средств к существованию. Ободренный либеральными обещаниями начала царствования Александра I, К. обращается с проектами реорганизации просвещения в М-ва нар. просв., внутр. дел, юстиции, военных и сухопутных сил, в Комиссию по составлению законов. 3 июля 1803 К. предложил М-ву нар. просв. основать школу скорейшего обучения письму и чтению, а также составить по подписке патриотическое общество для сочинения ‘российской церковной <,…>, и всеобщей полной истории’ и просил дозволить ему ‘хотя от книжного издания и школы снискивать пропитание’, чтобы его ‘в жизни познания и к благотворениям вымыслы и труды <,…>, да и он сам (не знаю в какой час) вотще не погибли’ (РГИА, ф. 733, оп. 86, No 36, л. 11).
В результате этого своего ходатайства К. был сослан в Пермь на инвалидное содержание, равное всего 26 рублям. 30 мая 1806, находясь в Перми, К. пытался убедить министра юстиции и Комиссию по составлению законов разрешить ему сочинение книг и проектов, относящихся до юриспруденции, а 15 сент. 1806 просил определить его в ‘словесно-учительскую службу’, ибо, по его мнению, без ‘истинного умов просвещения или паче без научения всех россиян словесности’ не могут быть доведены до совершенства и юридические законы (РГИА, ф. 733, оп. 96, No 36, л. 12—13). Не получив ответа, К. 23 мая 1807 вновь обратился с прошением, на этот раз к министру военных и сухопутных дел, чтобы его или перевели в Петербург, где он смог бы применить свой способ ‘скорейшего обучения письму и чтению’, или определили в милицию обер-аудитором на родине, в Орловской губ., или назначили преподавателем в ‘воинской школе’, дабы он ‘за недостатком на его содержание вотще не погиб бы и два десять шесть рублей по окладу инвалидному небесполезно получал’ (РГИА, ф. 733, оп. 86, No 36, л. 17). В этом же прошении К. сообщал о том, что уже сочинил несколько книг, посвященных проблемам ‘благоустроения человеческой жизни’, и просил издать их в свет, а приобретенный от их продажи ‘прибыток’ употребить ‘на удовлетворение истинных патриотов, для пользы общей отлично трудящихся или трудившихся’. За недостатком денег он не мог перебелить рукописи и отослать их в цензуру, но продолжал сочинять книги по чувству долга. С. К. Вязмитинов переслал прошение К. министру просвещения П. В. Завадовскому. который приказал оставить его ‘как нелепое <,…>, без уважения’ (РГИА, ф. 733, оп. 86, No 36, л. 12—27). Дальнейшая судьба К. неизвестна.
Лит.: Корольков М. Я. Поручик Федор Кречетов // Былое. 1906. No 4, Чулков Н. П. Ф. В. Кречетов — забытый радикальный публицист XVIII в. // Лит. насл. М., 1933. Т. 9—10, Светлов Л. Б. А. Н. Радищев и полит. процессы кон. XVIII в. // Из истории рус. философии XVIII—XIX вв. М., 1952, Сивков К. В., Папаригопуло С. В. О взглядах Федора Кречетова // Вопр. истории. 1956. No 3, Кобин Б. М. О неизв. письмах Ф. В. Кречетова (1803—1807) // Вестн. ЛГУ. 1966. No 5. Сер. экон., филос., права. Вып. 1.
Оригинал здесь — http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=1188