И. М. Муравьев-Апостол
Краткое рассуждение о Горации
Муравьев-Апостол
ПРИМЕЧАНИЯ
Краткое рассуждение о Горации, Муравьев-Апостол Иван Матвеевич, Год: 1811
Время на прочтение: 7 минут(ы)
И. М. Муравьев-Апостол. Письма из Москвы в Нижний Новгород
Серия ‘Литературные памятники’
СПб, ‘Наука’, 2002
Я переводил Горация с тем намерением, чтобы выдать книгу, полезную для училищ и вообще для упражняющихся в латинской словесности: читал же первую сатиру в Беседе, убежден будучи к тому почтенными сочленами моими. Теперь издаю ее как образчик труда моего, с подлинником и примечаниями, приглашая просвещенных знатоков и любителей латинского языка показать мне ошибки и недостатки мои. {Краткое рассуждение о Горации написано мною только для Беседы: оно служило вступлением к чтению сатиры.} Их наставления я приму с благодарностию, и прочие все сатиры, поочередно, такому же суду охотно подвергать буду, до тех пор пока, очистив их от погрешностей и надежен на себя одобрением беспристрастной критики, я издам полный труд мой достойным цели, которую себе предположил.
Гораций, коего имя обыкновенно возбуждает в воображении нашем понятия о высочайшей степени совершенства в лирической поэзии, не только как соревнователь Пиндара,1 но и как философ заслуживает уважение наше и почтение. В нем природа, кажется, хотела, как будто бы любуясь творением своим, показать явление самое редкое: совокупление изящности даров между собою противоположнейших — воображения и рассудка. Между тем как Гораций, с лирою в руках, восхищает слушателя и вводит его за собою в сонм богов на Олимпе: представляет добродетельного мужа, непоколебимо стоящего посреди разрушения миров,* или, увенчанный розами и плющем, пленяет то веселым голосом Анакреонта,2 то сладким пением на ладу Лезвийской певицы,3 в сатирах и посланиях своих он является мудрецом глубоким, но кротким и всегда любезным, играющим, как говорит о нем Персии,4 около сердца человеческого** и который, конечно, кроме Сократа никому не уступает пальму философии.5
{* Si fractus illabatur orbis
Impavidim ferient ruinae
Horat. Carm. Lib. III. Ode 3.
(Если вдруг мир, распавшись, рухнет,
Достойный муж, не дрогнув, примет его обломки.
Гораций. ‘Оды’. III. 7—8)
** Onme vafer vitium ridenti Flaccus amico
Tangit, et admissus circum praecordia libut.
Persii Satira I. V. 116.
(Лукавый Флакк затрагивает все пороки друзей
И, имея позволение, играет возле сердца.
Персий. ‘Сатиры’. I, 116)}
Приуготовлен ранним испытанием превратностей счастия, изучен благонравию в училище злополучия, {Гораций 22 лет пристал к Бруту и Кассию,? служил в их войске трибуном военным, но по разбитии оных на полях Филипийских,8 бежал и, возвратясь в Рим, долго принужден был искать пропитания в отправлении должности Квесторского писаря.9 Таким образом, от самых юных лет гоним судьбою, он не прежде испытал благоприятство счастия, как на 30 году жизни своей, когда с Меценатом познакомился.10} он правила свои составил на тонком наблюдении человека в обществе и, презрев следовать рабски за тем или другим из основателей философских сект,* брал золото, где находил его, и срывал цветы, где бы ни встречал их, в саду ли Эпикура или Академии.6 Таким образом, сатиры его и послания составили полный и прекраснейший круг учения нравственной философии, тем более пленяющей нас, что проповедник оной не есть отвратительный циник или угрюмый мудрец, скрывающий под грубым плащом слабости свои и спесь, но остроумный, тонкий, ловкий придворный человек, в устах коего истина становится любезнее и добродетель краше.
{* Ас ne forte roges, quo me duce, quo lare tuter.
Nullius addictus jurare in verba magistri,
Quo me cunque rapit tempestas, deferor hospes.
Horat. Ep. Lib. I. Ep. I, vers. 13.
(И, пожалуй, не спрашивай, какой наставник или дар хранит меня.
Не присягнув на верность ни одному учителю,
Странником я влеком всюду, куда бы ни послала погода.
Гораций. ‘Послания’. I. 1, 13—15)}
Сколь ни различны между собою предметы размышлений Горация, сколько ни разнообразны краски, им в картинах его употребляемые, мы, однако же, находим в нем главную, господствующую мысль, которая хотя под разными видами, но всегда и везде неизменною представляется не только в философических, но и в лирических творениях его. Мысль сия может послужить определением философии его, и вот она: ‘Спокойствие духа и независимость суть верховные блага человека, умеренность есть вернейший способ к достижению оных’.
Правилу сему Гораций во всю жизнь свою ни разу не изменил. Любимец Октавия,11 друг Мецената, живущий посреди пышностей столицы — и какой столицы! — Рима, во времена Августовы, в столетии столько же просвещенном, как и развратном, он по уму и вкусу только современник был века своего, по умеренности же и простоте нравов достоин был бы жить вместе с Сципионом и Камиллом.12
‘Землицы уголок’* было все желание Горация: он получил его от друга и покровителя и более уже ничего не искал. Часто удаляясь от шума городского, он скрывался в Тибурском домике своем, увековеченном лирою его, но которого теперь на земле и следа не осталось. Не менее того просвещенный путешественник, посещая новейший Тиволи, любит и поднесь, скитаясь по горам Сабинским, при каждом восхитительном местоположении мечтать, что, может быть, тут стоял сельский домик поэта-философа, может быть, тут, упоенный счастием независимости и спокойствия, он писал к другу своему Гросфу:
Блажен, кто в тихой, низкой доле,13
Богат умеет малым быть,
Стяжать себе не хочет боле,
Как чем лишь скромно век прожить.
Хлеб-соль простая, угощенье,
Стола опрятна украшенье,
Солонка дедовска одна:
Ни алчность почестей и власти,
Ни жадность лихоимной страсти
Не возмущают легка сна…**
{* Нос erat in votis: modus agri non ita magnus.
Horat. Lib. IL Sat. 6.
(Желания были таковы: небольшой надел земли…
Гораций. ‘Сатиры’. II, 6, 1)
** Horat. Lib. II. Ode XVI.}
Сии-то пороки: алчность к почестям и жадность к богатству — суть предметы первой сатиры, коей перевод я осмеливаюсь читать в Беседе. Не входя о ней в подробности, на кои я осудил себя как толкователь Горация, скажу только нечто о догадках моих: почему Гораций посвящает сатиру сию Меценату? По тому ли только, что он и первую оду ему же посвятил? — Посмотрим.
Характер Мецената столько известен в истории, что лишнее было бы и говорить о нем, но здесь должно напомнить, что посреди господствующих в Риме пороков наперсник и друг Октавия ознаменовал себя умеренностию. Довольный состоянием своим, он не искал приращения богатств и не хотел променять свободу частного человека на все почести, коими охотно бы украсил его Август. — ‘Умно живешь, естьли умеешь быть доволен участью своею!’ — говорит Гораций Аристию,* и никто истину сказания сего лучше Мецената не оправдал. Я воображаю себе, что, разделяя свободные часы с Вергилием, Варрием, Горацием14 и прочими Муз его любимцами, ему случалось с удовольствием обращать речь на самого себя и говорить: ‘Я бы мог утроить доходы мои, не выезжая из Рима, управлять провинциями и накопить огромные сокровища — но к чему лишнее богатство! — Я ценю деньги только по наслаждениям, которые они доставлять могут, и по мне довольно того, что мне осталось после отца. Также от меня зависело быть консулом и с Государем разделять верховную власть в республике. Но я и того не захотел, ибо в широкой пурпуровой койме {Широкая пурпуровая койма, которою в два раза обшивалось платье верховных чиновников в Римской республике, называлась Laticlavium. — Angusticlavium, такая же койма поуже, принадлежала низшим чинам.} я вижу только прибавку забот и беспокойств. В рыцарском состоянии я родился15 и в нем умру: люблю Октавия, пользуюсь его доверенностию — вот мои почести, разделяя же с ним попечения о правительстве, я не служу и свободы не теряю, но угождаю другу, коего честь и слава мне драгоценнее всего на свете’. — Такой или подобный сему разговор легко мог удостоверить тонкого придворного человека, каков был Гораций, что похвала на счет умеренности не противна будет покровителю его. — Другой бы сказал: ‘Меценат, ты прямо философ! тебя не прельщают ни почести, ни богатство’. — Гораций искуснее хвалить умеет. Исследовая загадку сердца человеческого, которое никаким состоянием довольно быть не может, он с умыслом просит разрешения у того, который именно ознаменовал себя умеренностью в желаниях. — Вот мое заключение, и теперь приступаю к переводу сатиры, к коему наперед испрашиваю все снисхождение как не к совершенному труду и слабому, который я предпринял не из славолюбия, но для пользы сограждан моих, упражняющихся в латинской словесности.
{* Laetus sorte tua vives sapienter Aristi <...>
Horat. Ep. Lib. I. Ep. X, vers. 44.
(Довольствуясь своим жребием, ты, Аристий, будешь жить разумно <...>
Гораций. ‘Послания’. I. 10, ст. 44).}
Прочитано автором 22 апреля 1811 г. во втором заседании ‘Беседы любителей российского слова’. Об этом чтении Батюшков спрашивал Гнедича в письме от 6 мая 1811 г.: ‘У вас еще было заседание в Беседе} Бога ради, отпиши мне об этом <...> Муравьев-Апостол читал ‘Жизнь Горация’? — Я бьюсь об заклад, что это было хорошо’ {Батюшков К. Н. Соч. Т. 2. С. 167).
Чтения в ‘Беседе любителей российского слова’ (далее — ЧБ). 1811. Кн. 2. С. 15—25. Непосредственно после ‘Краткого рассуждения…’ в книжке следует латинский текст ‘Сатиры I’ Горация с параллельным прозаическим переводом Муравьева-Апостола (там же. С. 26—41) и его же обширные ‘Примечания на I сатиру’ (там же. С. 42—96), имеющие ‘учебный’ характер и популярно объясняющие перевод того или иного выражения. В настоящем издании они опускаются.
Публикация этого историко-литературного эссе в ‘Чтениях…’ выделялась по своему качеству из всего состава книжки, что подметил тот же Батюшков (письмо к Гнедичу от 27 ноября — 5 декабря 1811): ‘Зачем хочешь печатать в Беседе? По крайней мере, я не советую: надобно иметь характер и золота в навоз не бросать, истинно в навоз, ибо, кроме Горация Мур<авьева> и Крылова басен, там ничего путного я не видел <...>
Ни слогу, ни мыслей, ни стихов! Всё площадное, вялое! <...> Нет! Я им слуга покорный! — ‘Вестник Европы’ худ или хорош, а всё лучше их мараний. Не печатай в Беседе, не стыди себя!’ (Батюшков К. Н. Соч. Т. 2. С. 195).
1 …как соревнователь Пиндара… — Пиндар (522—446 до н. э.), греческий поэт-лирик, прославившийся похвальными песнопениями (эпиникии), в изысканной торжественной величавости стиха которых мифологическая основа соединялась с афористической мудростью.
2 …веселым голосом Анакреонта… — Анакреонт из Теоса, греческий лирик, живший в середине VI в. до н. э., в своих грациозных стихотворениях воспевал мирские наслаждения: любовь, вино, пиры.
3 …сладким пением на ладу Лезбийской певицы… — Сапфо из Лесбоса, выдающаяся поэтесса античности, жившая в VI в. до н. э., прославилась лирическими стихотворениями и свадебными песнями (эпиталамии), создатель особой ‘сапфической’ строфы (лада).
4 …как говорит о нем Персии… — Авл Персии Флакк (34—62), римский поэт, подражатель Горация, в своих сатирах пересказал стоическую жизненную мудрость, изложенную в соответствии с искусством популярного наставления.
5 …кроме Сократа, никому не уступает пальму философии. — Сократ (470— 399 до н. э.), греческий философ, не оставивший после себя письменных трудов, но сохранивший свою оригинальную систему в воспоминаниях учеников.
6 …где бы ни встречал их, в саду ли Эпикура или Академии. — Эпикур (342— 271 до н. э.), греческий философ, основатель оригинальной философской школы, противостоявшей платоновской Академии (388—270 до н. э.).
7 …пристал к Бруту и Кассию… — Марк Юний Брут (85—42 до н. э.) и Гай Кассий участвовали в заговоре против Юлия Цезаря, направленном на сохранение республиканской власти Сената, Гораций принимал участие в разразившейся гражданской войне как военный трибун.
8 …по разбитии оных на полях Филиппийских… — В западной Фракии, возле города Филиппы, в 42 г. до н. э. произошла битва, в которой Октавиан и Антоний одержали победу над республиканцами под предводительством Брута и Кассия.
9 …в отправлении должности Квесторского писаря. — Квестор — финансовый магистрат в Древнем Риме, в котором Гораций зарабатывал средства к существованию в качестве писца.
10 …с Меценатом познакомился. — Цильний Меценат (ум. в 8 до н. э.), богатый римский всадник, не занимал государственных должностей, но как приближенный императора Августа, которому в свое время оказал поддержку в борьбе за единовластие, был весьма влиятелен, покровительствовал молодым поэтам (Вергилию, Горацию, Проперцию), поддерживал их материально, стремясь использовать их творчество для поддержки политической системы Августа.
11 …любимец Октавия… — Гай Октавий (63 до н. э.—14 н. э.), внучатый племянник Юлия Цезаря, ставший впоследствии (с 27 до н. э.) императором Августом.
12 …достоин был бы жить вместе с Сципионом и Камиллом. — Публий Корнелий Сципион Африканский (235—183 до н. э.), римский полководец и консул, решивший исход 2-й Пунической войны, Марк Фурий Камилл (ум. в 364 до н. э.), полководец, восстановитель Рима после разгрома его этрусками.
13 …Блажен, кто в тихой, низкой доле… — Муравьев-Апостол цитирует собственный стихотворный перевод оды XVI Горация из II книги (см. выше).
14 …разделяя свободные часы с Вергилием, Варрием, Горацием… — Публий Вергилий Марон (70—19 до н’ э.), крупнейший римский поэт-лирик, Руф Варий, римский поэт I в. до н. э., издатель ‘Энеиды’ Вергилия.
15 В рыцарском состоянии я родился… — Меценат происходил из рода этрусских царей.