Король Генрих V, Шекспир Вильям, Год: 1598 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 97 минут(ы)

Вильямъ Шекспиръ

Король Генрихъ V

Переводъ А. Ганзенъ

Источник: Шекспиръ В. Полное собраніе сочиненій / Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 2, 1902.

<а href='http://az.lib.ru'>http://az.lib.ru

Король Генрихъ V.

Время сочиненія этой пьесы опредляется прологомъ къ 5-му дйствію, гд описывается, какъ лондонскіе граждане встрчаютъ короля, возвращающагося посл побды при Азенкур.

Въ этихъ стихахъ указывается на графа Эссекса, который усмирялъ возстаніе въ Ирландіи съ 27 марта по 28 сентября 1599 г. Слдовательно, ‘Генрихъ V’ былъ написанъ и, по всей вроятности, представленъ осенью этого года. Въ август 1600 г. появилось первое изданіе пьесы, въ четверть листа, исполненное, какъ полагаютъ, какимъ-нибудь книгопродавцемъ безъ согласія автора, подъ заглавіемъ: ‘Лтописная исторія о Генрих Пятомъ, съ сраженіемъ, происходившимъ при Эджинъ Корт во Франціи. Съ участіемъ прапорщика Пистоля. Какъ она нсколько разъ была играна слугами достопочтеннаго Лорда Камергера’. Это изданіе было затмъ перепечатано въ 1602 и 1608 гг. Мнніе о томъ, что оно вышло безъ вдома Шекспира и помимо его воли, основывается на небрежной передач въ изданіяхъ 1600—1608 гг. текста пьесы, подвергшагося здсь значительнымъ искаженіямъ и сокращеніямъ, устраненнымъ только въ первомъ in folio 1623 г. Въ упомянутыхъ изданіяхъ въ 4-ку текстъ пьесы является не только въ искаженномъ вид, но и сокращенъ почти на половину: такъ, напр., выпущены вс прологи и пр. Въ изданіи 1623 г., въ которомъ пьеса явилась уже въ полномъ вид, она носитъ названіе: ‘Жизнь Генриха V’.

По содержанію своему, эта хроника стоитъ въ тсной связи съ обими частями ‘Генриха IV’ и представляетъ дальнйшее развитіе характера главнаго дйствующаго лица или, лучше сказать,— превращеніе прежняго безпутнаго ‘принца Галя’, проводившаго время въ попойкахъ и разныхъ ночныхъ приключеніяхъ съ Фальстафомъ и его свитой,— въ идеальнаго короля-рыцаря, храбраго воителя и мудраго государя. Фальстафъ, который, какъ видно изъ эпилога къ ‘Генриху IV’, долженъ былъ опять явиться на сцену въ этой новой пьес, исключенъ изъ числа дйствующихъ лицъ при окончательной ея обработк, мы слышимъ только разсказъ о смерти толстаго рыцаря отъ кабатчицы Куикли, успвшей уже выйти замужъ за бывшаго его собутыльника Пистоля. Вообще, память о Фальстаф сохраняется въ новой пьес лишь настолько, насколько это нужно для того, чтобы зритель не забывалъ о прежнемъ принц Генрих.

Весь интересъ разбираемой нами пьесы заключается въ томъ, что она представляетъ дальнйшее развитіе характера героя. Развернувъ передъ нами, въ первой части ‘Генриха IV’ беззаботную юность принца Галя, показавъ, во второй части, какъ съ приближеніемъ боле зрлаго возраста принцъ мало по малу становится серьезнымъ, мыслящимъ человкомъ, поэтъ изображаетъ, наконецъ, въ лиц короля Генриха V, свой высокій идеалъ государя, одареннаго всми наиболе привлекательными качествами,— храбростью, мудростью, умренностью, простотою и справедливостью. Устами прелатовъ, разсуждающихъ въ первой сцен о корол, Шекспиръ высказываетъ, что мы должны искать естественныхъ причинъ этой чудесной перемны характера принца именно въ той мало общавшей школ, въ которой воспитался этотъ, повидимому, вовсе не воспитанный человкъ. Тамъ образовалась въ немъ эта многосторонность, которой теперь вс удивляются и вслдствіе которой онъ легко справляется со всякими длами, и духовными, и свтскими, и въ кабинет, и на пол сраженія. Теперь онъ уже не тратитъ на пустяки время, ставшее для него драгоцннымъ, а взвшиваетъ его до послдняго зерна, теперь онъ на свою страстную, порывистую натуру набросилъ узду кротости и милости, и даже непріятели начинаютъ догадываться, что его прежняя безпорядочность была только маской, которая подъ видомъ глупости скрывала умъ и характеръ. Въ первой же сцен, гд мы встрчаемся съ королемъ Генрихомъ, онъ разсуждаетъ со своими совтниками о войн съ Франціей. Вс одушевлены мыслью объ этомъ славномъ предпріятіи, вс сословія въ героическомъ единодушіи одинаково преданы королю, его родственники, дядя и братья, и все дворянство одинаково побуждаютъ его къ войн, духовенство даетъ ему огромную денежную ссуду, какой не давало ни одному изъ его предшественниковъ, вс вспоминаютъ о героическихъ временахъ Эдуардовъ и убждаютъ Генриха возобновить ихъ подвиги, вс проникнуты мужествомъ и самыми лучшими намреніями. Даже Бардольфъ, Нимъ и Пистоль,— и т охвачены общимъ патріотическимъ подъемомъ чувствъ и готовы отправиться въ походъ противъ общаго непріятеля. Ирландцы, возставшіе противъ Ричарда II, валійцы и шотландцы, съ которыми приходилось бороться Генриху IV,— вс теперь являются какъ земляки въ войск англійскаго короля. Измна нсколькихъ подкупленныхъ дворянъ оказывается совершенно безсильною…

Война съ Франціей является слдствіемъ той политики, которую внушилъ своему сыну умирающій король Генрихъ IV. Къ этой войн молодого государя влечетъ не только сознаніе своего права и основательности своихъ притязаній, но и честолюбіе, побуждающее его загладить великими подвигами ту праздность, какою отличалась его молодость. Онъ говоритъ, что исторія должна во весь голосъ трубить объ его дяніяхъ,— иначе пусть его кости будутъ погребены въ недостойной урн, на которой не будетъ никакой надписи. Высокомрное презрніе со стороны непріятеля и его насмшливый намекъ на буйно проведенную Генрихомъ молодость еще боле возбуждаютъ воинственный пылъ короля. ‘Въ бурные дни моей молодости, говоритъ онъ, — я не высоко чтилъ бдный тронъ Англіи, но когда я сяду на мой тронъ во Франціи, то я окажу должную честь моему званію и явлюсь королемъ въ такомъ блеск, что вы вс ослпнете!’ Но въ то же время Генрихъ является и совершенно простымъ, всмъ доступнымъ человкомъ: въ его обхожденіи съ людьми часто проглядываетъ прежняя привычка къ безцеремонному обществу, хотя онъ и уметъ при этомъ сохранять все свое королевское достоинство. Рядомъ съ воинственною возбужденностью мы видимъ у него полное спокойствіе и хладнокровіе, рядомъ съ царственно-героическимъ на-строеніемъ духа — проявленія простой мщанской натуры, одаренной свжимъ юморомъ и свтлымъ взглядомъ на жизнь.

Главнымъ источникомъ для изображенія историческихъ событій служила Шекспиру извстная хроника Голиншеда. Отчасти онъ пользовался также и старинной пьесой: ‘3наменитыя побды Генриха V’. Историческіе факты переданы у Шекспира вполн согласно съ источниками. Король Генрихъ V царствовалъ съ 1413 по 1422 гг. Въ самомъ начал своего царствованія онъ предпринялъ тотъ смлый завоевательный походъ во Францію, который и служитъ содержаніемъ и предметомъ патріотическаго прославленія въ пьес Шекспира. Поводомъ къ этой войн послужили притязанія англійскаго короля на французскій престолъ,— притязанія, основанныя на мотивахъ, которые въ наше время представляются боле, чмъ сомнительными, но въ средніе вка, — да и во времена Шекспира,— признавались вполн достаточными. Во Франціи дйствовалъ старый салическій законъ, исключавшій женскую линію отъ престолонаслдія. Но, какъ передаетъ лтописецъ Холлъ, жившій въ царствованіе Елизаветы, англійское духовенство всегда возражало противъ этого закона и доказывало права Генриха на французскую корону, такъ какъ праддъ Генриха, король Эдуардъ III, былъ сыномъ Изабеллы, дочери французскаго короля Филиппа Красиваго, къ ея то потомкамъ, по мннію англичанъ, и долженъ былъ перейти французскій престолъ съ прекращеніемъ, за смертью Карла IV, мужской линіи Капетинговъ, между тмъ какъ въ дйствительности французскимъ королемъ сдлался не родной племянникъ Карла Эдуардъ III, а двоюродный племянникъ — Филиппъ VI Валуа. Правда, впослдствіи Эдуардъ III, по торжественному мирному договору въ Бретиньи, отказался не только отъ своихъ притязаній на французскую корону, но и отъ своихъ правъ на давнишнія вассальныя владнія Плантагенетовъ во Франціи, — на Нормандію, Турэнь, Анжу, Мэнъ и пр.— взамнъ крупнаго денежнаго вознагражденія со стороны Франціи, но этотъ договоръ былъ уничтоженъ позднйшими войнами и, въ сущности, никогда не исполнялся. Во владніи англичанъ все еще оставалось во Франціи нсколько укрпленныхъ городовъ, какъ напр. Калэ, Байонна, Бордо. Въ царствованіе Ричарда II и Генриха IV внутреннія междоусобія въ самой Англіи препятствовали предпринять что либо противъ сосдняго королевства, и взаимныя отношенія между Англіей и Франціей были, въ сущности, похожи скоре на перемиріе, такъ какъ спорный вопросъ о престолонаслдіи еще нельзя было считать окончательно ршеннымъ. Такимъ образомъ, молодой король Генрихъ V, жаждавшій подвиговъ и славы, смотрлъ на свой походъ не только какъ на продолженіе славнаго дла, начатаго его предками и только пріостановленнаго неблагопріятными событіями, но и какъ на вполн законное ‘возстановленіе’ принадлежащаго ему права на французскую корону. Въ этомъ и убждаетъ его епископъ Кентерберійскій, въ уста котораго Шекспиръ вложилъ историческіе и политическіе доводы, почерпнутые изъ хроники Голиншеда. Независимо отъ этого, Генрихъ полагалъ, что завоеваніе Франціи англичанами будетъ благодяніемъ для самой этой страны, которая въ царствованіе слабоумнаго Карла VI пришла въ самое жалкое положеніе. Но Шекспиръ не останавливается на этомъ соображеніи: тхъ аргументовъ, которые онъ нашелъ у Голиншеда, ему было вполн достаточно для того, чтобы не только вполн оправдать, но и возвеличить своего героя.

Изъ исторіи извстно, что вся Англія единодушно поддержала своего короля въ задуманномъ имъ предпріятіи. Со стороны Франціи въ ту пору мы вовсе не видимъ того высокомрія, какое приписываетъ ей Шекспиръ, основываясь на своихъ позднйшихъ и не всегда достоврныхъ источникахъ. Когда Генрихъ отправилъ во Францію торжественное посольство, съ требованіемъ, чтобы ему отдали французскую корону или, по крайней мр, треть государства, руку принцессы Екатерины и 3,600,000 франковъ приданаго,— французы, ради сохраненія мира, предложили ему значительную часть Аквитаніи, половину Прованса и приданое въ размр 800,000 франковъ. Когда же эти предложенія были отвергнуты, французское правительство само отправило въ Англію посольство, чтобы по возможности предупредить вооруженное столкновеніе, но это посольство не имло успха. Лтомъ 1415 г. Генрихъ уже собралъ войско и флотъ въ Саутгэмптон и былъ готовъ къ переправ во Францію, но въ это время открытъ былъ опасный заговоръ среди ближайшихъ къ королю лицъ. Двоюродный братъ Генриха, сынъ его дяди Іорка, графъ Ричардъ Кембриджскій, и лордъ Скрупъ, къ которому король всегда относился съ братскимъ довріемъ, оказались во глав заговора, который, впрочемъ, вовсе не былъ затянъ по соглашенію съ французами, какъ это предположилъ Шекспиръ на основаніи хроникъ, а имлъ въ виду исключительно англійскія политическія цли. Этотъ заговоръ явился отголоскомъ возмущенія Перси, и такъ сказать, прологомъ къ войн Алой и Блой Розы, такъ какъ дло касалось правъ Іоркскаго дома на престолъ, находившійся въ рукахъ Ланкастеровъ. Графъ Ричардъ былъ женатъ на Анн Мортимеръ, происходившей отъ третьяго сына Эдуарда III, Ліонеля герцога Кларенса, а такъ какъ ддъ Генриха V, Джонъ Гантъ, былъ четвертымъ сыномъ Эдуарда, то, слдовательно, Анна являлась представительницею старшей линіи. Ея братъ, Эдмундъ Мортимеръ, графъ Марчскій, былъ холостъ, а потому графъ Ричардъ и разсчитывалъ, что права Эдмунда со временемъ перейдутъ къ его сестр или къ ея потомству. Минута, когда Генрихъ готовъ былъ отправиться въ походъ, представилась заговорщикамъ весьма удобною для государственнаго переворота, который былъ предупрежденъ только своевременнымъ обнаруженіемъ заговора. Генрихъ былъ пораженъ этимъ открытіемъ. Онъ чувствовалъ себ въ полной безопасности, такъ какъ вся Англія безъ исключеній признала его законнымъ государемъ, и онъ до такой степени далекъ былъ отъ всякихъ опасеній, что сейчасъ же по вступленіи на престолъ освободилъ единственнаго опаснаго претендента, именно этого самаго Мортимера, заключеннаго въ тюрьму Генрихомъ IV. Теперь Генрихъ призналъ необходимымъ дйствовать противъ внутреннихъ враговъ со всею строгостью: вс заговорщики были тотчасъ же преданы суду и казнены въ Соутгэмптон.

Въ август 1415 г. англійская эскадра, состоявшая изъ полутора тысячъ кораблей, на которыхъ находилось 6000 конницы, 23000 стрлковъ, 1000 канонировъ и саперовъ, явилась въ усть Сены. Гарфлёръ былъ взятъ посл четырехнедльнаго геройскаго сопротивленія. Но вскор посл этой первой удачи, въ англійскомъ войск обнаружилась чума, истребившая чуть не половину всей арміи. Франція не была истощена, населеніе вовсе не было расположено признать надъ собою власть англійскаго короля, и на средней Сен постепенно собралось довольно сильное войско подъ начальствомъ дофина, коннетабля, герцога Алансонскаго и другихъ вельможъ. Наиболе осторожные изъ англійскихъ вождей стали уговаривать Генриха вернуться домой, но король не допускалъ и мысли объ этомъ, онъ отослалъ въ Англію только 5000 больныхъ, да 2000 оставилъ гарнизономъ въ Гарфлер, а съ остальными, которыхъ было не боле 12000, двинулся въ походъ внутрь Франціи, въ дождливую погоду и среди всевозможныхъ затрудненій. Французскій король прислалъ въ лагерь своихъ герольдовъ, чтобы побудить Генриха или къ отступленію, или къ ршительному бою. ‘Скажите своему господину’, отвчалъ имъ Генрихъ, ‘что на сей разъ я не стану искать встрчи съ нимъ, но если онъ или его полководцы станутъ искать встрчи со мною, то я, съ Божьей помощью, пойду на нихъ. Но я думаю, что вы будете благоразумны и не подадите мн повода окрасить вашу черную землю вашей алой кровью’. Съ этими словами и съ подаркомъ въ сто кронъ король отпустилъ герольдовъ, а вскор посл того, 24 октября, встртился съ главными силами непріятеля: боле 50-ти тысячъ французовъ заградили путь англичанамъ, все это были свжія и хорошо вооруженныя войска, въ томъ числ — не мене 14-ти тысячъ всадниковъ. Французамъ казалось совершенно невроятнымъ, чтобы Генрихъ могъ устоять противъ такого войска, имя не больше 1000 конницы и 10-ти тысячъ стрлковъ, тмъ боле, что къ пхот французскіе рыцари относились съ полнымъ презрніемъ. Никто не сомнвался въ ршительномъ пораженіи англичанъ, французы уже заране длили между собою плнныхъ, которыхъ разсчитывали захватить на слдующій день, и всю ночь пировали, предвкушая свое торжество. И въ самомъ дл, со стороны Генриха было безумною дерзостью принять сраженіе, но эта безумная дерзость соединялась у него съ разсчетливымъ хладнокровіемъ. Онъ позаботился, въ виду тяжелаго боя, подкрпить своихъ солдатъ пищей, питьемъ и сномъ и постарался воспользоваться всми выгодами мстности. Въ его лагер было тихо и темно, шелъ проливной дождь, многіе исповдывались и причащались. Утро 25 октября, въ день свв. Криспина и Криспіана, началось у англичанъ обдней, потомъ король, въ блестящемъ вооруженіи и въ шлем, увнчанномъ короною, построилъ свои войска къ бою длинной линіей, не больше, какъ въ четыре ряда,— какъ еще и въ наше время строится англійская пхота. Передъ каждымъ стрлкомъ былъ наискось воткнутъ въ землю длинный и острый колъ, для защиты отъ натиска непріятельской конницы. Противъ англичанъ тремя отрядами выступило пестрое, блестящее и шумное французское войско. ‘О, если бы сюда явились сегодня вс англичане, владющіе мечемъ!’ воскликнулъ одинъ рыцарь изъ свиты Генриха. ‘Мн не нужно больше людей’, отвчалъ король: ‘Богъ можетъ даровать побду и малочисленному войску’. Онъ нимало не сомнвался въ своей побд,— и эта увренность оправдалась. Французы сражались безпечно, не дружно, не слушались приказаній коннетабля и, такимъ образомъ, утратили вс свои преимущества. Пушки и лошади вязли въ пол, размокшемъ отъ дождя, а 8000 спшившихся рыцарей, составившіе передовой отрядъ, въ своемъ тяжеломъ вооруженіи едва могли двигаться.

Въ одиннадцать часовъ король Генрихъ воскликнулъ: ‘Впередъ!’ Старый маршалъ сэръ Томасъ Эрпингэмъ подалъ знакъ къ наступленію, и вся линія стрлковъ съ громкимъ боевымъ кличемъ устремилась на непріятельскій центръ. Въ то же время съ боковъ англичане осыпали пшихъ французскихъ рыцарей цлымъ градомъ стрлъ. Отрядъ герцога Алансонскаго бросился было на англичанъ, но былъ встрченъ сильнымъ отпоромъ, завязался ожесточенный рукопашный бой дубинами, топорами, мечами, и вскор французами овладлъ паническій страхъ, и они бросились бжать. Цлыя тысячи безъ боя сдавались побдителямъ. Въ это время другой отрядъ французовъ неожиданно напалъ на англичанъ съ тылу. Генрихъ быстро принялъ ужасное и по тому времени очень убыточное ршеніе: онъ приказалъ перебить всхъ плнныхъ, чтобы не имть помхи для новаго боя. Вскор оказалось, что причиною тревоги было только нападеніе мародеровъ на оставшійся почти безъ прикрытія англійскій обозъ.

Англичане одержали полную и ршительную побду. Убито было боле 10,000 французовъ, герцогъ Орлеанскій и 1500 рыцарей взяты были въ плнъ. Перечень убитыхъ рыцарей, приводимый Шекспиромъ въ 8-ой сцен IV дйствія, исторически вренъ. Потери англичанъ были крайне незначительны, хотя, разумется, превышали 25 человкъ, — число, приводимое Шекспиромъ. Между прочимъ, въ этомъ сраженіи былъ убитъ герцогъ Іоркскій,— тотъ самый, который выведенъ въ ‘Ричард II’ подъ именемъ Омерля.

Генрихъ обратился къ своимъ войскамъ съ рчью, въ которой говорилъ, чтобы они не превозносились этой побдой, такъ какъ она дарована имъ Богомъ, который навелъ слпоту на непріятеля. Когда въ англійскій лагерь явились французскіе герольды, чтобы освдомиться о числ убитыхъ, король спросилъ ихъ, какъ называется замокъ, возвышавшійся надъ полемъ битвы, и, узнавъ, что это — Азинкуръ, назвалъ свою побду азинкурской, день же св. Криспина онъ приказалъ праздновать по всей Англіи.

Англичане безпрепятственно продолжали свой походъ до Калэ и оттуда переправились на родину съ огромной добычей. Когда король прибылъ въ Лондонъ, все населеніе города, съ мэромъ и ольдерменами во глав, вышло къ нему навстрчу и провожало его по украшеннымъ цвтами улицамъ въ соборъ св. Павла и въ Вестминстеръ.

Сдлавъ Азинкурскую побду и ея ближайшія послдствія центральнымъ фактомъ своей пьесы, Шекспиръ лишь слегка коснулся событій дальнйшей англо-французской войны, продолжавшейся еще цлыхъ четыре года, и отъ изображенія побды прямо перешелъ къ заключенію мира. При этомъ онъ даже не объяснилъ тхъ мотивовъ, которые заставили французовъ пожертвовать интересами своего дофина и признать иностраннаго государя наслдникомъ французской короны. Герцогъ Іоаннъ-Бургундскій былъ измннически убитъ въ Париж, въ присутствіи самого дофина и не безъ соучастія послдняго, его родная мать, королева Изабелла, въ ярости поклялась ему за это отомстить. Съ нею заодно дйствовалъ и наслдникъ убитаго, Бургундскій герцогъ Филиппъ, и имъ не трудно было заставить неспособнаго Карла заключить позорный для Франціи мирный договоръ въ Труа (1420), фактически предавшій Францію во власть иноземнаго государя. И дйствительно, Генрихъ V въ продолженіе двухъ лтъ управлялъ Франціей — ‘великодушно, мужественно и умно’, какъ говоритъ старинный лтописецъ, замчая при этомъ, что король былъ ‘превосходнымъ судьею въ крупныхъ и мелкихъ длахъ и пользовался уваженіемъ какъ своихъ подданныхъ, такъ и сосдей’. Онъ скончался всего 35-ти лтъ отъ роду, въ Венсен, 31-го августа 1422 года, девять мсяцевъ спустя посл рожденія наслдника, — будущаго короля Генриха VI. На смертномъ одр онъ сдлалъ вс распоряженія для того, чтобы обезпечить своему малолтнему преемнику мирное и благополучное царствованіе, и жаллъ только объ одномъ, что ему не суждено было совершить крестовый походъ въ Св. Землю, о которомъ онъ уже давно мечталъ.

Тло скончавшагося такъ преждевременно короля перевезено было въ Англію и погребено въ Вестминстерскомъ аббатств. Англія была глубоко опечалена встью объ его смерти, въ которой вс справедливо видли потерю невознаградимую. И чмъ хуже были времена впослдствіи, тмъ чаще вспоминали англичане о своемъ ‘безпутномъ принц’, который съумлъ сдлаться такимъ идеальнымъ государемъ. Преданія о немъ жили въ памяти народа и дали матеріалъ для того величественнаго апоеоза, которымъ почтилъ его Шекспиръ въ своей драматической хроник. Комментаторы Шекспира и историки англійской литературы любятъ сравнивать ‘Генриха V’ съ ‘Персами’ Эсхила. И въ самомъ дл, об пьесы представляютъ большое сходство въ томъ отношеніи, что об он являются торжественными побдными гимнами въ драматической форм, об ‘полны Ареева духа’ и высокаго патріотизма. Во времена Шекспира азинкурская побда считалась однимъ изъ величайшихъ событій англійской исторіи, точно такъ же, какъ ея герой — Генрихъ V — признавался однимъ изъ величайшихъ англійскихъ королей, не взирая на то, что матеріальныя выгоды этой побды исчезли вскор посл смерти побдителя. Значеніе французскаго похода Генриха V для Англіи сравниваютъ съ значеніемъ крестовыхъ походовъ для Европы: ничтожные въ смысл завоевательномъ, они имли огромное вліяніе на подъемъ національнаго самосознанія. Смлое предпріятіе молодого короля, проведенное съ такимъ упорствомъ и хладнокровіемъ и увнчавшееся успхомъ вопреки всякой вроятности, внушило Англіи сознаніе своихъ силъ и могущества тхъ качествъ, которымъ она обязана своимъ выдающимся положеніемъ въ сред европейскихъ государствъ. Въ особенности же важно было то, что въ поход Генриха V маленькіе люди, крестьяне и мелкіе землевладльцы, сражались рядомъ съ представителями крупнаго дворянства: здсь уже не видно было прежней противоположности между норманскими рыцарями и саксонскими мужиками, вс являлись представителями единой британской націи, которая впервые здсь дала почувствовать всю свою силу непріятелю, несравненно боле многочисленному. ‘Съ этого историческаго момента’, говоритъ Боденштедтъ, ‘и ведетъ свое начало та самоувренность, которая въ позднйшіе вка такъ часто вела англичанъ къ успху въ самыхъ рискованныхъ предпріятіяхъ и обезпечила имъ господство надъ морями и надъ отдаленными государствами. Та специфически-британская національная гордость, съ какою даже простолюдинъ смотритъ на вс прочіе народы, а особенно — на народы романскаго происхожденія, въ значительной степени обязана своимъ развитіемъ этой удивительной побд мужества и энергіи англичанъ надъ французами при Азинкур’.

Подобно тому, какъ Эсхилъ въ ‘Персахъ’ и въ трагедіи ‘Семеро противъ ивъ’проводитъ мысль, что ‘цвтъ тщеславія даетъ плодомъ бдствіе, а жатвою — слезы’, такъ и Шекспиръ противопоставляетъ въ своей пьес французскій лагерь и французскихъ принцевъ съ ихъ высокомріемъ и нечестіемъ — маленькой горсти британцевъ и ихъ неустрашимому и богобоязненному вождю. Между изображенными имъ французскими полководцами нтъ ни одного, который бы не соперничалъ съ другими въ пустомъ хвастовств и заносчивости, не обнаруживалъ бы дтской радости при вид пышныхъ нарядовъ и красиваго оружія и проявлялъ бы хоть нсколько той серьезности, того спокойнаго мужества и той преданности, какими одушевлены англичане. И между французами всхъ превосходитъ дофинъ своимъ мелкимъ самодовольствомъ, легкомысленной кичливостью и простодушной ограниченностью. Эти сцены, благодаря вплетенію въ нихъ осколковъ французской рчи, подходятъ къ карикатур… ‘Мн кажется боле нежели вроятнымъ’, говоритъ Гервинусъ, ‘что Шекспиръ, изображая своего Генриха, былъ руководимъ ревностно-патріотическою мыслью — противопоставить своему блистательному современнику — Генриху IV французскому своего народнаго героя Генриха, который на англійскомъ престол не уступалъ французскому королю ни въ величіи, ни въ оригинальности. Но величіе этого героя проявилось бы съ еще большимъ достоинствомъ, если бы поэтъ обрисовалъ его враговъ въ мене недостойномъ вид. Однимъ только древнимъ свойственно было уважать своихъ враговъ: Гомеръ не унижаетъ троянцевъ, у Эсхила нтъ и слда презрнія къ персамъ, даже тамъ, гд онъ изображаетъ и караетъ ихъ безбожіе. Что Шекспиръ изображалъ карикатурно враждебныхъ Англіи французовъ, это составляетъ одну изъ тхъ немногихъ чертъ, которыхъ не хотлось бы встрчать въ его сочиненіяхъ, это — та національная ограниченность, вслдствіе которой англичанинъ въ немъ затмевалъ человка. Народы древности, при всемъ томъ, что національный отпечатокъ сказался на нихъ гораздо явственне, были чужды подобной узкой національной гордости, — даже римляне: возл своихъ тріумфальныхъ арокъ они ставили статуи плнныхъ варварскихъ царей, придавая имъ облагороженный вншній видъ и то возвышенное внутреннее выраженіе, которое свидтельствовало объ ихъ врожденомъ чувств сопротивленія и независимости’…

Дйствительно, Шекспиръ въ этой пьес является вполн національнымъ поэтомъ-патріотомъ, со всею односторонностью исключительнаго патріотизма: то высокое безпристрастіе, которое онъ проявляетъ въ другихъ своихъ произведеніяхъ, здсь совершенно покидаетъ его. Онъ смотритъ на французовъ положительно какъ на низшую расу, наряду съ дофиномъ и коннетаблемъ даже рядовые англійскіе солдаты являются героями, а въ 4-мъ акт французскій рыцарь, ради спасенія своей жизни, пресмыкается даже передъ трусомъ и негодяемъ Пистолемъ. Очевидно, поэтъ имлъ въ виду публику, въ высокой степени одушевленную тмъ же національнымъ патріотизмомъ и врою въ превосходство Англіи предъ всми странами міра. Старинныя притязанія англійскихъ королей на французскій престолъ не совсмъ были забыты даже и въ XVI вк: о возобновленіи ихъ помышлялъ одно время Генрихъ VIII, и еще много лтъ спустя по смерти Шекспира послдній англійскій король изъ дома Стюартовъ включалъ въ свой гербъ, наряду съ англійскими и шотландскими, также и французскіе знаки. Въ эпоху Елизаветы, когда воинствующій патріотизмъ въ Англіи былъ чрезвычайно силенъ, вполн естественно было воспоминаніе о славныхъ подвигахъ прежнихъ государей и возвеличеніе рыцарственнаго Генриха V.

Кром азинкурскаго сраженія и сценъ, имющихъ съ нимъ непосредственную связь, Шекспиръ рисуетъ своего героя и въ мирныхъ отношеніяхъ къ придворнымъ, полководцамъ и пр., и въ сценахъ сватовства къ французской принцесс Екатерин. Эти послднія сцены окрашены слегка комическимъ характеромъ, такъ какъ Шекспиръ представилъ короля говорящимъ только по-англійски, а принцессу — говорящею только по-французски, исторически это, конечно, неврно, потому что въ XV вк французскій языкъ все еще продолжалъ быть въ Англіи языкомъ двора и высшаго общества, поэтъ допустилъ эту неточность именно ради комическаго эффекта, онъ даже заставляетъ принцессу брать урокъ англійскаго языка и сравнивать между собою французскія и англійскія слова, сходныя по звуку, но имющія совершенно разное, и по-французски — даже неприличное значеніе. Вообще, французскій языкъ, которымъ говорятъ иныя лица пьесы, очень неправиленъ, но, очевидно, это — тотъ самый языкъ, который Шекспиръ слышалъ въ Лондон и который для его цли былъ совершенно достаточенъ.

Какъ и въ ‘Генрих IV’, серьезное дйствіе пьесы окружено разными веселыми эпизодами, но здсь этотъ комическій элементъ не иметъ такого значенія, какъ въ ‘Генрих IV’, и ограничивается лишь небольшими сценками. Мы уже говорили о томъ, что Шекспиръ первоначально желалъ вывести и въ этой пьес Фальстафа, но потомъ отказался отъ своего намренія и только заставилъ кабатчицу Куикли повствовать о смерти толстаго рыцаря, изъ прежнихъ сотоварищей ночныхъ похожденій принца Галя остались въ пьес только Бардольфъ, Пистоль и Нимъ, но ихъ роль здсь уже совершенно не та, что прежде: Бардольфа король приговариваетъ къ смертной казни за святотатство, Пистоль является жалкимъ трусомъ и наглымъ хвастуномъ, Нимъ — личность совершенно безцвтная. Взамнъ этихъ старыхъ фигуръ, оказавшихся теперь неумстными, Шекспиръ выводитъ на сцену типы иного порядка,— представителей войска и народа. Наряду съ положительнымъ и достойнымъ Гоуэромъ, суровымъ Уильямсомъ и сухимъ Бэтсомъ, самою видною и типичною фигурою является валліецъ Флюелленъ, землякъ короля. Онъ, какъ выражается о немъ и самъ король,— человкъ очень мужественный и очень заботливый, но нсколько старомодный. Въ сравненіи съ прежними собесдниками Генриха, распущенными, грубыми и пьяными хвастунами, Флюелленъ является воплощеніемъ дисциплины, добросовстности, честности и храбрости. Сначала онъ простодушно даетъ одурачить себя хвастуну Пистолю, повидимому, равнодушно переноситъ отъ него оскорбленія, но потомъ съ лихвой отплачиваетъ ему за все, заставляетъ его състь пучекъ валлисскаго порею и, напослдокъ, даетъ ему грошъ, чтобы залчить его разбитый черепъ. Точно такъ же онъ устроилъ одно дло и съ Уильямсомъ, по порученію ко-роля, хотя это и стоило ему удара, но когда король награждаетъ Уильямса полной перчаткой кронъ, то и Флюелленъ не хочетъ отстать отъ своего государя въ великодушіи, и тоже даритъ Уильямсу шиллингъ. О своихъ начальникахъ онъ отзывается, смотря по ихъ достоинству, хорошо или дурно, будучи глубоко убжденъ въ значеніи и важности своихъ отзывовъ, но долгъ свой онъ одинаково исполняетъ при каждомъ начальник. Онъ бываетъ болтливъ весьма не кстати, перебиваетъ чужія слова и сердится, когда его перебиваютъ, но въ ночь передъ битвой уметъ быть тихимъ и спокойнымъ, потому что въ его глазахъ нтъ ничего выше военной дисциплины, о которой ему случалось читать въ римской исторіи. Своего земляка-короля онъ высоко чтитъ въ особенности за то, что король съумлъ избавиться отъ своихъ старыхъ товарищей. Длая сравненіе между Генрихомъ V и Александромъ Македонскимъ, онъ видитъ самое существенное различіе между ними въ томъ, что Александръ подъ пьяную руку убивалъ своихъ друзей, а Генрихъ, протрезвившись, прогоняетъ ихъ. Съ этихъ поръ онъ вписалъ своего земляка въ свое честное сердце, между тмъ какъ прежде считалъ его только пустозвономъ, теперь ему уже нечего опасаться, что кто-нибудь узнаетъ о томъ, что онъ — землякъ королю, потому что ему не придется краснть за Генриха, — ‘пока его величество будетъ оставаться честнымъ человкомъ’. Счастье для Генриха, что онъ можетъ на такой приговоръ искренно отвчать: ‘Аминь! Да сохранитъ меня Богъ такимъ!’ — иначе капитанъ Флюелленъ тотчасъ же прекратилъ бы съ нимъ всякую дружбу. Вообще, во всхъ чертахъ этого характера превосходно выдержано убжденіе въ своей непоколебимой правот и не поддающейся никакому искушенію честности. Въ ряду многочисленныхъ типовъ, созданныхъ Шекспиромъ, капитанъ Флюэленъ — одна изъ очень замтныхъ и интересныхъ фигуръ.

Что касается техники ‘Генриха V’, то въ этой пьес обращаетъ на себя вниманіе весьма широкое пользованіе поэта хоромъ. Въ разныхъ пьесахъ Шекспира мы встрчаемся съ прологами,— напр. въ ‘Зимней Сказк’, ‘Ромео и Джульет’, во 2-йчасти ‘Генриха IV’, но въ ‘Генрих V’, кром пролога, которымъ пьеса начинается, и эпилога, которымъ она заключается, мы имемъ еще хоры въ начал каждаго акта,— пріемъ, къ которому Шекспиръ не обращался нигд, кром этой пьесы. Эти хоры, какъ объясняетъ и самъ поэтъ, введены имъ для того, чтобы восполнить недостающія подробности дйствія. Весьма вроятно также, что они послужили выраженіемъ внутренней потребности поэта высказать свое личное мнніе объ изображаемыхъ имъ событіяхъ, чего онъ не могъ сдлать рчами своихъ дйствующихъ лицъ.

П. Морозовъ.

Король Генрихъ V.

Дйствующія лица.

Король Генрихъ V

Герцогъ Глостер }

Герцогъ Бэдфордъ } братья короля.

Герцогъ Эксетеръ, дядя короля.

Герцогъ Іоркъ, двоюродный братъ короля.

Графъ Сэлисбёри.

Графъ Вестморлэндъ.

Графъ Варвикъ

Архіепископъ Кэнтерберійскій.

Епископъ Элійскій.

Графъ Кэмбриджскій.

Лордъ Скрупъ.

Сэръ Томасъ Грей.

Сэръ Томасъ Эрпингемъ, Гоуэръ, Флюэлленъ,Мак-Моррисъ, Джэми — офицеры арміи короля Генриха V.

Джонъ Бэтсъ, Александръ Куртъ, Михаилъ Уильямсъ солдаты той же арміи.

Пистоль. Нимъ. Бардольфъ. Мальчикъ. Герольдъ. Карлъ VI король французскій. Людовикъ, дофинъ. Герцогъ Бургундскій. Герцогъ Орлеанскій. Герцогъ Бурбонъ. Коннэтабль Франціи.

Рамбюръ }

Гранпрэ } французскіе дворяне.

Коммендантъ Гарфлеръ.

Монжуа, французскій герольдъ.

Послы короля англійскаго.

Изабелла, королева французская.

Екатерина, принцесса, дочь Карла VI и Изабеллы.

Алиса, фрейлина принцессы,

Хозяйка таверны (бывшая Нелли Квикли, недавно ставшая женой Пистоля).

Хоръ. Лорды, дворяне, дамы, офицеры, солдаты, граждане, гонцы и свита.

Дйствіе происходитъ сначала въ Англіи, потомъ во Франціи.

Xоръ (входитъ).

О, еслибъ муза, пламени подобно,

Взвилася къ небесамъ за вдохновеньемъ,

И еслибъ царство намъ служило сценой,

Князья актерами, а государи

Смотрли бы на мощный драмы ходъ —

Явиться-бъ могъ себя достойнымъ Генрихъ,

Какъ истый Марсъ, съ лежащими у ногъ,

Какъ свора псовъ, сигнала жадно ждущихъ,

Мечомъ, огнемъ и голодомъ. Итакъ,

Простите, господа, коль слабый умъ

Ршился на такихъ подмосткахъ жалкихъ

Изобразить высокій столь предметъ!

Какъ здсь, гд птухамъ лишь впору биться,

Вмстить равнины Франціи? Иль скучить

Здсь въ деревянномъ О одни хоть шлемы,

Наведшіе грозу подъ Азинкуромъ?

Простите-же! Но если рядомъ цифръ

На крохотномъ пространств милліоны

Изобразить возможно, то позвольте

И намъ, нулямъ ничтожнымъ въ общей сумм,

Воображенья силу въ вамъ умножить!

Себ представьте вы, что въ этихъ стнахъ

Заключены два мощныхъ государства,

Чьи братски-близкіе и вмст съ тмъ

Враждебные другъ другу берега

Проливъ опасный, узкій раздляетъ,

Пополните вс недочеты наши

Фантазіей своей, и единицы

На тысячи умноживъ, возсоздайте

Воображаемую мощь и силу!

Рчь о коняхъ зайдетъ, а вы представьте,

Что слышите копытъ могучій топотъ,

Прикрасьте въ мысляхъ нашихъ королей

И мчитесь имъ во слдъ, переноситесь

Чрезъ тьму временъ, событія годовъ

Въ единый часъ соединяйте смло!

Все объяснять вамъ будетъ хора дло.

Теперь, прологъ закончивъ, просимъ васъ

Судить поснисходительне насъ!

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.

Лондонъ.

Входятъ архіепископъ Кэнтерберійскій u епископъ элійскій.

Архіепископъ.

Скажу вамъ, лордъ, на очередь поставленъ

Опять законъ, что былъ бы уже принятъ,

Намъ вопреки, въ одиннадцатый годъ

Правленія покойнаго монарха,

Когда-бъ не тхъ временъ волненья, смуты.

Епископъ.

И какъ теперь ему намъ помшать?

Архіепископъ.

Подумать надо, лордъ. Пройдетъ законъ —

Мы добрую утратимъ половину

Изъ нашего имущества. Вдь, дло

О томъ идетъ, чтобъ взять у насъ вс земли,

Которыми владетъ наша церковь

По завщаньямъ набожныхъ людей.

Он дадутъ возможность содержать,

Во славу короля, пятнадцать графовъ,

Пятнадцать сотенъ рыцарей и цлыхъ

Шесть тысячъ двсти латниковъ-дворянъ,

Затмъ для немощныхъ, больныхъ и старыхъ,

Что неспособны боле къ труду,

Сто обезпеченныхъ вполн пріютовъ,

И отчислять въ монаршую казну

Десятокъ сотенъ фунтовъ ежегодно.

Таковъ законъ.

Епископъ.

Изрядный кусъ, однако.

Архіепископъ.

Да, съ кусомъ тмъ языкъ не проглотить бы.

Епископъ.

Но какъ же намъ предотвратить бду?

Архіепископъ.

Король нашъ милостивъ и здраво судитъ.

Епископъ.

И врный церкви сынъ.

Архіепископъ.

Не подавалъ

Онъ въ юности такихъ надеждъ. Едва-же

Отецъ его скончался, вмст съ нимъ

Какъ будто умерло безпутство сына,

Разсудокъ свтлый вмигъ къ нему явился,

Какъ ангелъ съ небеси, въ немъ уничтожилъ

Адама ветхаго и плоть его

Обителью, подобной раю, сдлалъ,

Достойною вмщать небесныхъ духовъ.

Да, никогда еще не становился

Законченнымъ такъ быстро ученикъ,

И въ душу никогда такой могучей

Волной не приливало исправленье,

Смывая вс пороки и грхи,

Да никогда и гидра своеволья

Съ такою быстротой, однимъ ударомъ,

Низвержена съ престола не была,

Какъ этимъ королемъ.

Епископъ.

На наше счастье

Такъ измнился онъ.

Архіепископъ.

Послушать только,

Какъ свдущъ онъ въ ученіи церковномъ,—

Смшается съ восторгомъ въ васъ желанье

Невольное узрть его прелатомъ,

Послушать, какъ о благ государства

Онъ рчь ведетъ, признаете, что это

И есть его предметъ, иль о войн —

Упьетесь музыкой грозы военной,

А до политики дойдетъ — развяжетъ

Онъ узелъ Гордіевъ любой предъ вами

Легко и просто, какъ свою подвязку.

Заслушаться его и самый воздухъ,

Насмшникъ втренный, способенъ, право,

Свой слухъ преклонитъ каждый въ восхищеньи,

Медъ мудрости впивая съ устъ его.

Подумаешь, что опытъ, знанье жизни

Его теоріямъ такимъ учили.

Но диво, гд онъ ихъ набраться могъ

Съ своею склонностью къ пустымъ забавамъ,

Въ кругу друзей — невждъ, тупыхъ и грубыхъ,

Онъ время короталъ гулякой празднымъ,

Не зная склонности къ труду, къ тиши

Уединенія, искалъ, напротивъ,

Онъ гульбищъ низменныхъ, якшался съ чернью.

Епископъ.

Ростетъ-же подъ крапивой земляника,

И благородный плодъ порою зретъ

Роскошне среди плодовъ простыхъ.

Таилъ подъ маскою безпутства Генрихъ

Свой свтлый умъ, который незамтно,

Какъ лтняя трава ночами, росъ

Да росъ, и взросъ тмъ лучше и пышне.

Архіепископъ.

Ну, да, пора чудесъ прошла, и намъ

Подыскивать приходится причины

Всему, что совершается на свт.

Епископъ.

Но какъ намъ быть, милордъ, чтобъ не прошелъ

Законъ, одобренный палатой нижней?

Какъ самъ король относится къ нему?

Архіепископъ.

Ни за пока, ни противъ онъ. Однако,

Сдается мн, готовъ скорй склониться

На нашу сторону, чмъ оказать

Поддержку нашимъ недругамъ. Къ тому же

Я королю на видъ поставилъ, что,

Внимая нуждамъ времени,— предъ этимъ

О Франціи у насъ бесда шла,—

Мы, пастыри, готовы всмъ соборомъ

Вотировать ему такую сумму,

Какой не получалъ отъ духовенства

Никто изъ прежнихъ королей.

Епископъ.

И какъ,

Милордъ, онъ къ этому отнесся?

Архіепископъ.

Съ полнымъ

Благоволніемъ. Позволь намъ время,

Со мной охотно онъ, какъ я замтилъ,

Поговорилъ бы о своихъ правахъ

На герцогства, а также на корону

Всей Франціи, наслдованныхъ имъ

Отъ Эдуарда-прадда.

Епископъ.

Но кто-же

Прервалъ вашъ разговоръ?

Архіепископъ.

Пришли съ докладомъ,

Что прибыло французское посольство.

Пріема часъ теперь насталъ, пожалуй,

Часа четыре есть?

Епископъ.

Какъ разъ четыре.

Архіепископъ.

Пойдемъ же въ залъ и мы. Хочу послушать

Я рчь посла, хоть знаю, что услышимъ,

И прежде, чмъ французъ промолвитъ слово.

Епископъ.

И я горю желаніемъ послушать.

(Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ II.

Пріемная зала во дворц.

Входятъ король Генрихъ, Глостеръ, Бедфордъ, Эксетеръ, Варвикъ, Вестморлэндъ и придворные.

Король Генрихъ.

Лордъ Кэнтербери здсь?

Эксетеръ.

Его здсь нтъ.

Король Генрихъ.

Пошлите же за нимъ, любезный дядя.

Вестморлэндъ.

Пора ввести пословъ, мой государь?

Король Генрихъ.

Прошу повременить, кузенъ. Сначала

Намъ предстоитъ ршить одинъ вопросъ,

Что на душ у насъ лежитъ, и насъ

И Франціи касается онъ близко.

(Входятъ архіепископъ Кэнтерберійскій и епископъ Элійскій).

Архіепископъ.

Господь и ангелы Его священный

Вашъ тронъ да защитятъ и вамъ даруютъ

Его собой надолго украшать!

Король Генрихъ.

Благодаримъ, и выслушать отъ васъ,

Ученый лордъ, желаемъ разъясненье,

Согласное съ законами людскими

И Божьими: лишаетъ ли насъ правъ

На Францію салическій законъ?

Но Богъ избави васъ свою ученость

Употребить во зло, взять грхъ на совсть

И, мудрствуя лукаво, защищать

Права, что истины цвтовъ не носятъ

Въ своемъ герб. Господь единый знаетъ,

Какое множество людей погибнетъ

Во цвт лтъ, отстаивая то,

Къ чему теперь склонить насъ вамъ удастся.

Не забывайте-же о томъ, какую

Отвтственность возложите на насъ,

Нашъ мечъ побдный пробудивъ отъ сна.

Васъ заклинаю именемъ Господнимъ

Не забывать о томъ! Еще ни разу

Два государства мощныхъ не боролись,

Чтобъ не лилась потокомъ кровь невинныхъ,

А капля каждая ея — что вздохъ,

Что вопль къ Творцу противъ того, чья кривда

Точила мечъ. Иль не ужасно жизни

И безъ того срокъ краткій сокращать!…

Итакъ, во имя Господа, начните,

И будемъ слушать мы, всмъ сердцемъ вря,

Что слово каждое отъ васъ исходитъ

Омытымъ совстью, какъ грхъ крещеньемъ.

Архіепископъ.

Внимайте-жъ мн, мой государь и пэры,

Обязанные трону всмъ — и жизнью

И службою, всмъ существомъ своимъ.

Препятствіе для вашихъ притязаній

На Францію единое въ закон,—

Его приписываютъ Фарамонду —

‘In terram Salicam mulieres

Ne succedant’: наслдія для женщинъ

Въ земл Салійской нтъ. Но примняютъ

Французы къ Франціи названье это

Неправильно, равно и Фарамонда

Считаютъ авторомъ того закона.

Французскіе ученые даютъ

Въ своихъ трудахъ свидтельство прямое:

Находится Салійская земля

Въ Германіи, межъ Эльбою и Салой,

Гд саксовъ Карлъ Великій побдилъ

И поселилъ своихъ французовъ. Эти,

Смотря съ презрніемъ на женъ германскихъ

За вольность ихъ обычаевъ и нравовъ,

И издали законъ, лишавшій женщинъ

Наслдованья правъ въ земл Салійской,

Но та земля, какъ сказано, лежитъ

Межъ Эльбою и Салою, и Мейсенъ

Ея названіе теперь. Отсюда

Понятно, что ‘салическій законъ’

Во Франціи имть не можетъ силы,

Земля-жъ салійская сдалась французамъ

Четыреста и двадцать слишкомъ лтъ

Уже спустя по смерти Фарамонда,

Кому законъ приписываютъ тотъ.

Скончался онъ въ четыреста и двадцать

Шестомъ году по Рождеств Христовомъ,

А саксовъ Карлъ Великій побдилъ

И франковъ поселилъ въ земл салійской

Лишь въ пятый годъ девятаго столтья.

Затмъ, французы сами пишутъ, что

Пипинъ, низвергшій съ трона Хильдерика,

Свои права наслдныя на тронъ

Основывалъ на томъ, что былъ потомкомъ

Блитхильды, дочери Клотара, дал

Гуго Капетъ, похитившій корону

У Карла Лотарингскаго,— что былъ

Послднимъ изъ прямыхъ потомковъ Карла

Великаго по линіи мужской,—

Чтобъ свой захватъ прикрыть хоть тнью права,

Весьма сомнительнаго, правду молвить,

Свой отъ Лингарды родъ производилъ,

Отъ Карломана дочери и внучки

Людовика, родного сына Карла

Великаго. Людовикъ же Десятый,

Наслдникъ узурпатора Капета,

Съ покойной совстью носить корону

Тогда лишь сталъ, какъ доказалъ, что бабка

Его и королева Изабелла

Ведетъ отъ Ирмингарды Лотарингской,

Отъ дочери низвергнутаго Карла,

Свой родъ прямой, и что такимъ путемъ

Опять корон Франціи родъ Карла

Великаго былъ пріобщенъ. Итакъ,

Ясне солнца лтняго, что право

Свое на тронъ Пипинъ, и свой захватъ

Гуго Капетъ, спокойствіе Людовикъ —

Основывали вс на прав женщинъ

Наслдовать. И зиждется на немъ

Власть королей французскихъ и понын,

Хотя они ‘салическій законъ’

Противу васъ охотно выставляютъ,

Запутаться готовы въ сти лжи,

Чтобы прикрыть свое кривое право

На тронъ, похищенный у вашихъ предковъ

И вашего величества.

Король Генрихъ.

Могу-ли

Я съ чистой совстью и полнымъ правомъ

Потребовать его?

Архіепископъ.

Мой государь,

Пусть на голову мн падетъ весь грхъ!

Но въ книг Числъ написано, что если

Скончался сынъ, наслдница есть дочь.

Возстаньте, государь, за ваше право!

Взовьется пусть вашъ стягъ кровавый къ небу!

На предковъ рядъ могучій оглянитесь,

Къ могил славной прадда ступайте,

Кому обязаны вы этимъ правомъ,

И призовите духъ его геройскій,

А съ нимъ и дда Эдуарда духъ,

Духъ принца Чернаго, что разыгралъ

Во Франціи трагедію на славу.

Онъ въ бгство обратилъ всю мощь французовъ,

И, стоя на холм, могъ любоваться

Отецъ его великій тмъ, какъ львенокъ

Его отважный жажду утолялъ

Въ крови французскихъ рыцарей. Хвала

Вамъ, храбрецы британскіе! Вс силы

Французовъ вы развяли одной

Лишь половиной вашихъ силъ, другая-жъ

Стояла на холм, смясь и ежась

Отъ холода бездйствія!

Епископъ.

Пусть память

Вамъ воскреситъ тхъ доблестныхъ героевъ,

А вы дла ихъ воскресите вашей

Могучею рукой. На трон ихъ

Сидите вы, вы ихъ прямой преемникъ,

Ихъ кровь геройская и въ васъ течетъ.

Теперь достигли вы поры расцвта

И юношескихъ лтъ и силъ, созрли

Для славныхъ подвиговъ и гордой цли!

Эксетеръ.

Монархи, короли — собратья ваши —

Вс ждутъ, когда-жъ воспрянете и вы,

Подобно львамъ могучимъ, вашимъ предкамъ.

У васъ права, и средства есть, и силы.

Вестморлэндъ.

Все, государь, за васъ. Ни у кого

Изъ королей англійскихъ не бывало

Дворянъ богаче, подданныхъ врне,

Здсь въ Англіи теперь лишь ихъ тла,

Сердца-жъ во Франціи разбили лагерь.

Архіепископъ.

Такъ и тламъ туда летть велите,

Чтобы на тронъ французскій ваше право

Огнемъ, мечомъ и кровью подтвердить!

И церковь вамъ помочь готова суммой,

Какой изъ вашихъ предковъ ни одинъ

Не получалъ заразъ отъ духовенства.

Король Генрихъ.

Не противъ Франціи одной должны

Вооружаться мы, но также противъ

Шотландцевъ быть готовыми къ защит,

Т не упустятъ случая къ набгу.

Архіепископъ.

Живущіе близъ ихъ границъ британцы

Сомкнутся какъ стна и не пропустятъ

Грабителей въ страну.

Король Генрихъ.

Не мелкихъ шаекъ,

Вторженья всхъ шотландскихъ силъ боюсь.

Шотландія всегда дурной сосдкой

Была для насъ. Извстно вамъ, мой праддъ

Во Францію не могъ отплыть съ войсками,

Чтобъ въ беззащитную страну къ намъ тотчасъ

Не хлынули шотландцы, какъ потокъ

Въ плотину прорванную, затопляя

Несчастную страну и раны ей

Кровавыя безъ счету нанося,

Держа въ осад города и замки.

Да, Англія, оставшись безъ защиты,

Не разъ предъ злой сосдкой трепетала.

Архіепископъ.

Не столько тутъ вреда, какъ страха было,

Мой государь. И вотъ, какъ превзошла

Себя однажды Англія: въ то время,

Какъ рыцарство ея на пол брани

Во Франціи все было, и сидла

Она вдовицею осиротвшей,

Не только отразить врага съумла,

Но короля шотландскаго плнила

И плнникомъ во Францію послала,

Чтобы тріумфъ украсить Эдуардовъ,

И хронику свою уподобить

Сокровищниц, славою богатой,

Какъ моря дно обломками судовъ

И разными богатствами безъ счета.

Вестморлэндъ.

Но старая пословица права:

‘Чтобъ Францію завоевать,

Должны съ Шотландіи начать’.

Не то, едва умчится за добычей

Англійскій нашъ орелъ, въ его гнздо,

Какъ ласочка, Шотландія вползаетъ,

И яица орлиныя сосетъ.

Чуть кошки дома нтъ, раздолье мышк,

Напортитъ боле, чмъ състъ.

Эксетеръ.

Итакъ,

Должна сидть весь вкъ свой дома кошка.

Постыдная необходимость! Есть-же

Замки и кладовыя для запасовъ,

А для воришекъ западни найдутся.

Пока вооруженная рука

Вн дома борется, пусть защищаетъ

Себя разумно дома голова!

Хоть въ государств власть раздроблена

На высшую, затмъ пониже и пониже,

Но все-жъ гармонія, какъ въ музык, въ ней есть,—

Сливаются созвучія въ аккорд.

Архіепископъ.

Поэтому и раздлило небо

Сословія людскія по призваньямъ,

Вложило въ каждое свое влеченье,

Объединивъ повиновенья долгомъ.

Подобное-жъ находимъ и у пчелъ,

Которыя порядкомъ жизни могутъ

Дать образецъ любому государству.

У нихъ и королева есть и разныхъ

Сословій граждане, одни, подобно

Чиновникамъ, порядокъ правятъ въ уль,

Другіе торгъ ведутъ вн стнъ его,

А третьи воины,— ихъ жала копья,—

И грабятъ лта бархатныя почки,

Съ добычею веселымъ роемъ мчатся

Въ станъ королевы вновь, а та, полна

Заботы царственной, слдитъ,какъ съ псней

Прилежные строители выводятъ

Ей золотыя келіи, какъ медъ

Готовятъ граждане и какъ простые

Чернорабочіе съ тяжелой ношей

У входа узкаго толкутся роемъ,

Какъ блднымъ палачамъ, жужжа сурово,

Судья лнивца-трутня отдаетъ.

Закончу такъ: въ согласіи бываютъ

Вполн различныя по виду вещи,

Въ одну мишень вонзаются же стрлы

Хотя и съ разныхъ пущены сторонъ,

Дорогъ ведетъ немало въ каждый городъ,

Немало прсныхъ водъ впадаетъ въ море,

И сходятся вс радіусы въ центр,

Такъ почему-жъ и сложная задача,

Разъ къ ней приступимъ мы, не можетъ быть

Разршена вполн благополучно.

Итакъ, во Францію, мой государь!

Вс силы Англіи подраздлите

Вы на три части равныя, съ одной

Всю Галлію вы смло покорите,

А если мы не сможемъ съ остальными

Отгрызться отъ собакъ шотландскихъ, то

Да будетъ стыдно намъ! Пусть нашъ народъ

Съ тхъ поръ ни мудрымъ не слыветъ, ни храбрымъ!

Король Генрихъ.

Пусть пригласятъ сюда пословъ дофина.

(Одинъ изъ свиты уходитъ. Король восходить на тронъ).

Ршились мы и съ помощью Господней

И вашею, милорды,— нашей силы

Стальные мускулы,— иль подчинится

Намъ Франція, иль будетъ стерта въ прахъ!

Возссть на тронъ хотимъ, принявъ подъ скипетръ

Всю Францію и герцогства ея,

Что съ королевствами тягаться могутъ,

Не то пусть сложимъ кости мы безъ славы

И память самая о насъ умретъ.

Коль не за что воспть насъ будетъ громко

Исторіи,— пускай уподобится

Нашъ гробъ нмымъ гробамъ турецкимъ, пусть

Не будетъ даже надписью почтенъ.

(Входитъ французское посольство).

Мы выслушать готовы, что угодно

Отъ насъ кузену нашему дофину,

Мы слышали, васъ онъ сюда отправилъ,

А не король.

Посолъ.

Позволитъ ли монархъ

Начистоту намъ рчь вести, иль лучше

Дофина рчь и цль посольства намъ

Намеками лишь передать?

Король Генрихъ.

Предъ вами

Монархъ-христіанинъ, а не тиранъ.

Находятся въ плну вс наши страсти

У нашей милости, въ цпяхъ надежныхъ,

Какъ заключенные у насъ въ темницахъ.

Скажите смло все мн безъ утайки,

Что поручилъ дофинъ.

Посолъ.

Я буду кратокъ.

Отъ вашего величества посольство

Къ намъ прибыло, чтобъ заявить о вашихъ

Правахъ на герцогства, къ вамъ перешедшихъ

Отъ прадда великаго. На это

Въ отвтъ нашъ принцъ и господинъ веллъ

Вамъ передать, что требованья ваши

О юности зеленой говорятъ.

Нтъ ничего во Франціи такого,

Что добывается веселой пляской,

И герцогства нельзя стяжать разгуломъ.

А вотъ, онъ вамъ въ боченк этомъ шлетъ

Такую дань, что бол къ вамъ подходитъ,

Взамнъ-же проситъ васъ забыть на вки

О герцогствахъ. Вотъ рчь дофина.

Король Генрихъ.

Что-же,

Любезный дядя, тамъ, въ боченк этомъ?

Эксетеръ.

Мячи для тениса.

Король Генрихъ.

О, намъ пріятно,

Что любитъ пошутить дофинъ. Спасибо

Ему за даръ, а вамъ за трудъ. Къ мячамъ

Мы подберемъ ракеты и сыграемъ

Во Франціи, при помощи Господней,

А ставкою назначимъ тронъ французскій.

Пусть знаетъ вашъ дофинъ: онъ нарвался

На игрока такого, что заставитъ

Мячей своихъ полетомъ трепетать

Всю Францію. Мы поняли, что хочетъ

Онъ насъ безумства днями попрекнуть,

Но смыслъ безумствъ тхъ дней ему не вдомъ.

Англійскій тронъ не очень мы цнили,

И оттого, вдали его держась,

Безъ удержа веселью предавались.

‘Изъ дому вонъ и веселись во всю’ —

Такъ изстари ведется у людей.

Но пусть дофинъ узнаетъ, что теперь

Я постою за санъ свой королевскій,

Съумю показать себя монархомъ,

На парусахъ величья плыть, когда

На тронъ французскій мой взойду. Недаромъ

Я въ сторону откладывалъ пока

Величіе свое и, какъ поденщикъ

Простой, работалъ день-деньской. Теперь

Готовъ возстать я въ полномъ блеск славы

И Францію тмъ блескомъ ослпить,—

Въ глазахъ дофина самого стемнетъ!

Скажите шутнику: его насмшки

Мячи его преобразили въ ядра,

И тяжко на душу его падетъ

Та месть, которую они обрушатъ

На Францію, гд много тысячъ женъ

Заплатятъ мн мужьями за насмшки,

Сынами матери, а вс французы

Развалинами городовъ и замковъ.

Глумленіе дофина клясть придется

И тысячамъ не зачатыхъ еще

И не родившихся на свтъ младенцевъ.

Но, впрочемъ, все въ рукахъ Господнихъ. Онъ

Разсудитъ насъ. Скажите же дофину:

Благословясь, я въ путь отправлюсь скоро,

По мр силъ за оскорбленье мстить,

За дло правое свое вступиться.

Ступайте-же, да передайте принцу:

Шутникъ плохой, кто сотню забавляетъ,

А сотни тысячъ плакать заставляетъ.—

Пускай проводятъ съ миромъ ихъ. Прощайте!

Эксетеръ.

Веселое посольство!

Король Генрихъ.

Покраснть

Заставимъ мы пославшаго, надюсь.

Теперь же времени не тратьте, лорды,

Но ревностно готовьтеся въ походъ.

Мы посл Господа одно лишь держимъ

Въ ум теперь — французскую корону.

Итакъ, къ войн готовьте все, милорды,

Обдумайте и взвсьте все, что можетъ

Успхъ нашъ окрылить. И дай Богъ намъ

Навлечь на голову дофина срамъ

Въ его-жъ земл! Горимъ мы славы жаждой,—

Такъ пусть теперь свой долгъ исполнитъ каждый!

(Вс уходятъ).

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

Хоръ (входитъ).

Вся юность Англіи огнемъ объята,

Долой атласъ, шелка и вс причуды!

Для оружейниковъ же чистый праздникъ.

Bо всхъ сердцахъ пылаетъ жажда славы,

Сбываютъ земли, чтобъ коня купить

И мчаться вслдъ за королемъ, достойнымъ

Быть зеркаломъ монарховъ христіанскихъ.

Ни дать — ни взять Меркуріевы крылья

У всхъ повыростали за пятами!

Надежда въ воздух паритъ, скрывая

Свой мечъ, унизанный до рукоятки

Коронами всхъ величинъ, отъ графской

До императорской,— для короля

И для сподвижниковъ его. Французы,

Освдомленные объ этихъ грозныхъ

Приготовленіяхъ, дрожатъ отъ страха

И гнусною политикой хотятъ

Заставить Англію свернуть съ дороги.

О, Англія! Ты, истый образецъ

Величія душевнаго! Геройскій

Великій духъ таишь ты въ маломъ тл!

Какихъ высотъ ты не смогла-бъ достигнуть,

Будь вс твои сыны теб врны,

Будь вс воистину теб сынами!

Но зри свой стыдъ! Французы, отыскавъ

Въ теб гнздо пустыхъ сердецъ, съумли

Ихъ золотомъ наполнить до краевъ.

Нашлись продажныхъ три души: сэръ Ричардъ

Графъ Кэмбриджскій, лордъ Скрупъ, сэръ Грей. Они-то

За злато красное, о стыдъ багровый!

Съ трусливой Франціей стакнулись въ тайн.

И еслибъ клятвъ своихъ держались адъ

И подлая измна,— цвтъ монарховъ

Погибнуть долженъ былъ отъ рукъ злодевъ,

Садясь въ Соутгэмптон на корабль,

Чтобы отплыть во Францію.— Терпнье!

Увидите, препоны разстоянья

Вс сгладимъ мы для васъ на нашей сцен.

Представьте, что подкуплены злоди,

И что король изъ Лондона ухалъ

Въ Соутгэмптонъ, куда за нимъ и вы

И мсто дйствія перенесетесь.

Оттуда васъ во Францію отправимъ

И вновь назадъ, заклявъ проливъ бурливый

Вамъ даровать спокойный перездъ.

Мы ни за что-бъ на свт не желали,

Чтобъ вы отъ пьесы нашей захворали!

(Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ I.

Лондонъ. Истчипъ. Передъ таверной ‘Кабанья голова’.

Нимъ и Бардольфъ встрчаются.

Бардольфъ. Въ добрый часъ, капралъ Нимъ!

Нимъ. Здравствуйте, лейтенантъ Бардольфъ!

Бардольфъ. Ну, все еще дружите съ прапорщикомъ Пистолемъ?

Нимъ. Мн все едино. Я мало говорю. А придетъ часъ — у меня, поди, запляшутъ. Но пусть будетъ, что будетъ. Драться не смю, а закрою глаза и выставлю мечъ впередъ. Онъ у меня немудреный, да что-жъ? Сыръ поджарить на немъ можно, и морозъ выдержитъ не хуже любого клинка, вотъ и весь сказъ.

Бардольфъ. Я не постою за угощеньемъ, коли помирю васъ. Тогда вс трое махнемъ во Францію, какъ закадычные друзья. По рукамъ, капралъ Нимъ!

Нимъ. По чести, хочу жить, пока живется, вотъ оно. А нельзя больше жить — пусть будетъ, что будетъ, я такъ разсуждаю, и дло съ концомъ.

Бардольфъ. Оно положимъ, онъ взялъ Нелли Квикли, а она, сказать правду, надула васъ, вы, вдь, женихались съ ней.

Нимъ. Ничего я не знаю. Будь, что будетъ. Бываетъ, люди спятъ, а глотки-то у нихъ при себ, да еще недаромъ говорятъ, у ножа есть лезвіе. Пусть будетъ, что будетъ. Зазженная кляча терпнье, а и та куда-нибудь доковыляетъ. Всему есть окончаніе. Ну, да ладно, я ничего не знаю.

Бардольфъ. Вотъ идутъ прапорщикъ Пистоль съ женой. Добрйшій капралъ, будьте благоразумны.

(Входятъ Пистоль и Квикли).

Ну, какъ дла, трактирщикъ Пистоль?

Пистоль.

Трактирщикомъ зовешь меня, мужланъ!

Клянусь, мн слово это ненавистно!

И не трактирщица ужъ больше Нелли.

Квикли. Нтъ, право слово, нтъ. Что тутъ подлаешь, коли нельзя взять въ нахлбницы десятка честныхъ двушекъ, промышляющихъ иголкой, чтобы люди сейчасъ не подумали, будто у насъ публичный домъ. (Нимъ вынимаетъ мечъ). Ай, Пречистая Два! Никакъ онъ мечъ вынимаетъ! Ой, быть прямому насилію и убійству!… Добрый лейтенантъ Бардольфъ!… Добрый капралъ!… Не надо ничего такого!…

Нимъ.

Фу, ты!

Пистоль.

Фу, самъ! Исландскій карноухій песъ!

Квикли. Добрый капралъ Нимъ! Будьте настоящимъ мужчиной съ сердцемъ, спрячьте свой мечъ!

Нимъ. Пошла!… Попадись ты мн solus! (Вкладываетъ мечъ въ ножны).

Пистоль.

Какъ, solus, архипесъ, поганый ужъ!

А вотъ какъ залплю теб твой solus

Я въ морду безподобную твою,

Да въ легкія поганыя, да въ глотку,

Въ утробу мерзкую я этотъ solus

Да въ пасть мерзйшую, въ кишки — повсюду!

Какъ порохъ, вспыльчивъ я, курокъ взведенъ,

За выстрломъ у насъ не станетъ дло.

Нимъ. Я не злой духъ, нечего меня заклинать. А меня подмываетъ задать вамъ хорошую встрепку, И если вы будете грубить мн, Пистоль, я васъ отпотчую своимъ мечомъ по чести. А пойдете своей дорогой, какъ бы мн не пришла охота пощекотать вамъ кишки, какъ умю, по чести. Вотъ штука въ чемъ.

Пистоль.

Га, трусъ, хвастунъ! Безумецъ! Осужденный!

Твой гробъ раскрылъ свой звъ! Тебя ждетъ смерть!

Такъ сгинь!

(Пистоль и Нимъ обнажаютъ мечи).

Бардольфъ. Эй, вы, послушайте! Кто первый подыметъ руку, тому я самъ всажу въ брюхо свой мечъ по рукоятку, не будь я солдатъ! (Вынимаетъ мечъ).

Пистоль.

Вотъ клятва мощная! Вражда, погасни!

Давай кулакъ, давай сюда мн лапу!

Великъ твой духъ!

Нимъ. Ужъ рано или поздно я перержу теб глотку, по чести, вотъ оно.

Пистоль.

Что? Coupe la gorge? Тебя я не боюсь!

Ты, критскій песъ, задумалъ подобраться

Къ моей жен! Нтъ, ты поди въ больницу

Да изъ разсола гнуснаго порока

Себ мегеру выуди, Крессид

Сродни, а по прозванью Долли Тиршитъ.

На ней женись! А quondam Нелли Квикли

Моей единственной на вкъ пребудетъ.

Ну, раиса. Довольно, убирайся!

(Входитъ мальчикъ).

Мальчикъ. Хозяинъ Пистоль! Идите скоре къ моему господину… и вы тоже, хозяйка! Ему очень плохо, просится въ постель. Добрйшій Бардольфъ! Сунь ему подъ простыню свой носъ вмсто грлки. Право, ему совсмъ плохо.

Бардольфъ. Пошелъ ты, бездльникъ!

Квикли. Да, право слово, не сегодня—завтра изъ него выйдетъ жирный пуддингъ воронамъ на поживу! Король разбилъ ему сердце. Милый муженекъ, пойдемъ скоре! (Уходитъ за мальчикомъ).

Бардольфъ. Ну, что-же, помирю я васъ? Намъ надо во Францію, неужто, чортъ побери, наши ножи только на то у насъ и болтаются, чтобы мы рзали глотки другъ другу?

Пистоль.

Бушуютъ волны, пусть и бсы воютъ!

Нимъ. А вы мн заплатите восемь шиллинговъ, которые пробили мн объ закладъ?

Пистоль.

Презрнный рабъ, кто платитъ!

Нимъ. А мн подавай мое! Вотъ въ чемъ вся штука.

Пистоль.

Пусть храбрость споръ ршитъ! Ну, выпадай!

(Пистоль и Нимъ обнажаютъ мечи).

Бардольфъ. Вотъ вамъ мечъ порукой — проткну того, кто первый начнетъ. Порукой мечъ!

Пистоль.

Да, клятву на меч я уважаю!

Бардольфъ. Капралъ Нимъ! Хочешь мириться, такъ мирись, а не хочешь, такъ поссорься и со мной. Говорю теб — спрячь мечъ.

Нимъ. Получу я свои восемь шиллинговъ, которые вы пробили мн объ закладъ?

Пистоль.

Ты цлый нобль получишь чистоганомъ!

И магарычъ готовъ теб поставить.

Отнын братьями съ тобой мы будемъ.

Живу для Нима я, Нимъ — для меня.

Не правда ли? Я буду маркитантомъ

Въ полку и накоплю себ деньжонокъ.

Дай руку мн!

Нимъ. Такъ я получу мой нобль?

Пистоль.

Монетой чистою на чистоту!

Нимъ. Ну, ладно. Вотъ въ чемъ вся штука.

(Входитъ Квикли).

Квикли. Если только вы чада женщинъ, то бгите бгомъ къ сэръ Джону! Ахъ, бдняга! Его трясетъ такая лихорадка-горячка, что глядть жалость. Голубчики, идите къ нему.

Нимъ. Король плохую штуку сыгралъ съ рыцаремъ. Вотъ оно что!

Пистоль.

Ты правъ. Въ куски его разбито сердце

И склеено.

Нимъ. Король — добрый король, а и онъ не безъ причудъ и штукъ.

Пистоль.

Такъ соболзновать идемъ сэръ Джону.

Отнын будемъ жить, какъ агнцы, мы.

(Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ II.

Соутгэмптонъ. Зала совта

Эксетеръ, Бедфордъ и Вестморлэндъ входятъ.

Бедфордъ.

И смлъ, клянусь, король, что довряетъ.

Измнникамъ такимъ.

Эксетеръ.

Теперь ужъ скоро

Возьмутъ подъ стражу ихъ.

Вестморлэндъ.

И какъ умютъ

Они прикинуться хитро! Какъ будто

И впрямь горятъ усердіемъ, любовью

И врностью.

Бедфордъ.

Вс козни ихъ извстны

Его величеству такимъ путемъ,

Какой не снился имъ.

Эксетеръ.

И какъ ршился

Тотъ человкъ, съ кмъ кровъ длилъ король,

Кто милостями былъ его осыпанъ,

Предать монарха своего, польстясь

На золото враговъ!

(Звуки трубъ. Входитъ король Генрихъ въ сопровождеиіи лорда Скрупа, графа Кэмбриджскаго, сэра Грея и свиты).

Король Генрихъ.

Попутный втеръ,—

Пора и на корабль.— Скажите намъ,

Графъ Кэмбриджскій, лордъ Скрупъ нашъ благородный,

И вы, сэръ Грей, какъ думаете вы:

Пробьемся-ль мы сквозь силу войскъ французскихъ

Съ войсками нашими? Удастся-ль намъ

Со славою закончить наше дло,

Къ которому теперь мы приступаемъ?

Лордъ Скрупъ.

Мой государь! Не сомнваюсь, если

Свой долгъ исполнятъ вс по мр силъ.

Король Генрихъ.

О, въ этомъ мы уврены, какъ въ томъ,

Что никого мы не беремъ съ собою,

Кто-бъ съ нами заодно всмъ сердцемъ не былъ,

И что изъ тхъ, кто остается здсь,

Нтъ никого, кто-бъ не желалъ успха

Походу нашему.

Графъ Кэмбриджскій.

Да не бывало

И короля, котораго бы больше

Боялись вс, но вмст и любили,

Чмъ васъ, мой государь. Увренъ я,

Что подданнаго нтъ, который могъ бы

Печаль въ душ таить иль недовольство

Подъ снью вашей благостной державы.

Сэръ Грей.

И даже въ тхъ, кто къ вашему отцу

Пылалъ враждой, смшалась съ медомъ желчь,

И т вамъ врою и правдой служатъ.

Король Генрихъ.

И посему на насъ лежитъ большой

Признательности долгъ. Скорй забудемъ

Свою десницу мы, чмъ наградить

Кого нибудь забудемъ по заслугамъ,

За службу врою и правдой намъ.

Лордъ Скрупъ.

И будетъ тмъ лишь укрпляться врность.

Труду дастъ силы новыя надежда

Быть вашей милости всегда достойнымъ.

Король Генрихъ.

Надемся. Такъ пусть освободятъ,

Любезный дядя Эксетеръ, бднягу,

Котораго вчера подъ стражу взяли

За бранныя слова о насъ. Причиной

Былъ хмель, такъ мы за благо разсудили

Помиловать его.

Лордъ Скрупъ.

Великодушно,

Мой государь, но и неосторожно.

Онъ долженъ быть наказанъ, чтобъ примромъ

Своимъ не соблазнилъ другихъ.

Король Генрихъ.

Ну, дайте

Намъ. всетаки, помиловать его.

Графъ Кэмбриджскій.

Помиловать вы можете, властитель,

И покаравъ.

Сэръ Грей.

Да, покаравъ сурово,

Даруйте жизнь ему, и это будетъ

Великой милостью.

Король Генрихъ.

О, лорды! Ваша

Любовь и преданность ко мн — плохіе

Защитники для этого бдняги.

Но, если мы не смемъ глазъ закрыть

На мелкій грхъ, къ тому-жъ внушенный хмелемъ,

Какими-же глазами намъ глядть

На государственное преступленье,

Что взвшено, обдумано, созрло?…

Нтъ, пусть тотъ человкъ уходитъ съ миромъ,

Хотя графъ Кэмбриджскій, лордъ Скрупъ, сэръ Грей

И требуютъ въ своемъ усердь къ намъ,

Чтобъ былъ наказанъ онъ.— Теперь вернемся

Къ дламъ и Франціи. Кому вручить

Мы полномочія намревались?

Графъ Кэмбриджскій.

Отъ вашего величества приказъ

Я получилъ вамъ о себ напомнить.

Лордъ Скрупъ.

И я, мой государь.

Сэръ Грей.

И я, властитель.

Король Генрихъ.

Графъ Кэмбриджскій, вотъ полномочье вамъ,

Вотъ вамъ, лордъ Скрупъ, и вамъ, сэръ

Грей. Читайте

И знайте, мы васъ по заслугамъ цнимъ.

Любезный дядя Эксетеръ, и вы,

Лордъ Вестморлэндъ, мы отплывемъ сегодня.

Но что-жъ прочли, милорды, вы въ бумагахъ?

И отчего такъ помертвли вс?

Смотрите, какъ они перемнились!…

Что васъ могло такъ испугать, заставить

Всю вашу кровь отхлынуть отъ лица?

Графъ Кэмбриджскій.

Виновенъ я и милости прошу

У вашего величества!

Лордъ Скрупъ и сэръ Грей.

Прибгнуть

И мы должны къ ней, государь!

Король Генрихъ.

Съ минуту

Назадъ она была жива у насъ

Въ груди, но сами-жъ вы ее убили

Совтами своими! Такъ стыдитесь

О милости теперь и заикаться!

Вс ваши доводы на васъ самихъ-же,

Какъ злые псы на собственныхъ господъ,

Накинутся.— Глядите, пэры, лорды,

Вотъ Англіи позоръ! Вотъ вамъ графъ Кэмбриджъ,

Котораго въ своемъ благоволень

Мы знаками почета осыпали,

Французамъ продался онъ съ легкимъ сердцемъ,

За пару легкихъ кронъ хотлъ убить

Въ Соутгэмптон насъ. А вотъ сэръ Грей,

Обязанный не меньше намъ, чмъ Кэмбриджъ,

И такъ же, какъ и онъ, намъ измнившій.—

А Скрупъ! Что мн теб сказать, ты злое,

Неблагодарное созданье! Ты,

Имвшій ключъ ко всмъ моимъ совтамъ,

И въ глубин души моей читавшій!

Ты золото могъ изъ меня чеканить,

Когда-бъ корысть тобой руководила,

Такъ неужель тебя чужія деньги

Смогли бъ подвигнуть на малйшій вредъ

Мизнцу моему? Непостижимо!

И пусть ясна, какъ день, твоя измна,

Я все-жъ готовъ глазамъ своимъ не врить.

Предательство съ убійствомъ — пара бсовъ

Единомышленныхъ въ одной запряжк.

Привыкли мы къ пріемамъ ихъ простымъ,

И удивленья въ насъ они не будятъ,

Но ты съумлъ насъ удивить и тутъ.

И кто-бы ни былъ адскій духъ, который

Усплъ такъ извратить твою всю душу,

Онъ пальму первенства въ аду стяжалъ.

Другіе демоны, внушая подлость,

Стараются ее прикрыть, украсить

Хоть мишурой, лоскутьями цвтными,

Чтобы придать ей отблескъ благородства,

Тому-жъ, что ввелъ тебя въ измну, нечмъ

Тебя и обольстить-то было, разв

Названіемъ измнника, злодя!

И если адскій духъ, тебя сгубившій,

Какъ рыкающій левъ весь міръ обрыскавъ,

Вернется въ адъ, сказать онъ можетъ смло

Бсовскимъ полчищамъ: ‘Нтъ, никогда

Ничьей души не обрсти мн легче

Души британца этого!’ Отнын

Ты лучшее изъ чувствъ на свт — вру

Въ людей — сомннья ядамъ отравилъ!

Вдь, если кто казался неподкупнымъ —

Такъ это ты, ученымъ, мудрымъ — ты,

Кто родомъ благороденъ былъ — все ты-же,

Казался набожнымъ и кроткимъ — ты!

Теперь пусть кажется кто хочетъ скромнымъ,

Свободнымъ отъ страстей и твердымъ духомъ,

Владыкою своихъ влеченій плотскихъ,

Украшеннымъ смиренья ореоломъ,

Въ сужденіяхъ разумно-осторожнымъ,

И взвшивающимъ свой каждый шагъ,—

Что изъ того? И ты такимъ казался,

Безъ пятнышка единаго! Набросилъ

Ты подозрнья тнь своей измной

На лучшихъ изъ людей. Готовъ заплакать

Я надъ тобою, Скрупъ. Твое паденье

Мн кажется вторымъ грхопаденьемъ.—

Виновность ихъ доказана. Возьмите

Подъ стражу ихъ, къ отвту предъ закономъ,

И да проститъ имъ Богъ ихъ тяжкій грхъ!

Эксетеръ. Я арестую тебя за государственную измну, Ричардъ, графъ Кэмбриджскій!

Я арестую тебя за государственную измну, Генрихъ, лордъ Скрупъ Мершэмъ!

Я арестую тебя за государственную измну, Томасъ Грей, рыцарь Нортомберлэндскій!

Лордъ Скрупъ.

Богъ справедливъ, раскрывъ измну нашу,

И смерть не такъ меня страшитъ, какъ грхъ,

Его простить мн, государь, молю я,

Хоть и пойду я за него на казнь.

Графъ Кэмбриджскій.

Не золото французское прельстило

Меня, но допустилъ его я дать

Толчокъ намреньямъ моимъ, и слава

Всевышнему, что Онъ имъ помшалъ!

Лишь это скорбный духъ мой утшаетъ.

Господь мн да проститъ, и вы простите!

Сэръ Грей.

Изъ врноподданныхъ никто живй

Обрадованъ раскрытіемъ измны

Не можетъ быть, чмъ я теперь, когда

Нашъ замыселъ разрушенъ. И не тлу,

Лишь своему грху прошу прощенья!

Король Генрихъ.

Господь васъ да проститъ. Теперь услышьте

Свой приговоръ. Съ врагомъ исконнымъ нашимъ

Стакнулись вы и насъ убить хотли,

Подкупленные золотомъ его.

Вы государя своего ршились

Предательски убить, а принцевъ, лордовъ

Въ покорныхъ слугъ французскихъ обратить,

Народъ отдать подъ иго чужеземцевъ,

И всю страну обречь на разоренье.

Мы лично за себя вамъ мстить не будемъ,

Но долгъ велитъ намъ государства благо

Оберегать, ему грозили вы,

И требуютъ законы государства

Къ отвту васъ. Ступайте же на казнь,

Несчастные заблудшіе! Да приметъ

Господь раскаянье въ грхахъ отъ васъ

И укрпитъ васъ въ горькій смерти часъ!

Ведите ихъ!

(Заговорщиковъ уводятъ).

Во Францію теперь!

И вы стяжаете, милорды, славу

Такую же, какъ мы, походомъ этимъ.

Не сомнваемся въ успх мы:

Господь уже явилъ свою намъ милость,

Разоблачивъ опасную измну,

Подстерегавшую нашъ первый шагъ,

Такъ нтъ сомннія, Онъ вс преграды

И на пути дальнйшемъ устранитъ.

Итакъ, впередъ, соратники! Поручимъ

Десниц Божіей вс наши силы,

И медлить бол незачмъ. Пора

На корабли! Кровавый стягъ взвился!

Моею будетъ Франціи корона,

Иль пусть лишусь и въ Англіи я трона!

(Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ III.

Лондонъ. Передъ таверной ‘Кабанья голова’ въ Истчип.

Входятъ Пистоль, Квикли, Нимъ, Бардольфъ и мальчикъ.

Квикли. Милый муженекъ, позволь мн проводить тебя до Стэнса.

Пистоль.

Нтъ, безъ того героя сердце стынетъ!

Пріободрись, мой Бардольфъ! Духъ хвастливый

Пришпорь, Капралъ! Ты, мальчикъ, ощетинься,

Какъ истинный храбрецъ! Скончался Фальстафъ,

И намъ въ удлъ остались только вопли!

Бардольфъ. Ахъ, будь я съ нимъ, гд бы онъ ни былъ, въ раю или въ аду!

Квикли. Нтъ, ужъ онъ никакъ не въ аду, а врно въ лон Артуровомъ, если только кому попасть въ лоно Артурово. И такой ему вышелъ хорошій конецъ, отошелъ тихохонько, какъ новорожденный младенецъ, какъ разъ между двнадцатью и часомъ, между приливомъ и отливомъ. Я какъ увидала, что онъ началъ обдергивать простыни, играть цвтами и улыбаться на концы своихъ пальцевъ, такъ и ршила: ну, теперь конецъ. И носъ у него такъ завострился-завострился, какъ перышко, и онъ все что-то бредилъ о зеленыхъ лугахъ. ‘Ну, какъ вы, сэръ Джонъ?— спрашиваю.— Подбодритесь-ка!’ А онъ какъ закричитъ: ‘Господи, Господи, Господи!’ раза три или четыре. Я было стала утшать его, говорю, что незачмъ ему еще себя такими мыслями разстраивать. Потомъ онъ попросилъ меня хорошенько закутать ему ноги, я сунула руку въ постель и пощупала ему ноги — холоднешенькія, и колни пощупала — холоднешенькія, и выше пощупала — все какъ ледъ.

Нимъ. Говорятъ, онъ кричалъ что-то насчетъ вина.

Квикли. Да, да, какъ-же.

Бардольфъ. И насчетъ женщинъ.

Квикли. Вотъ ужъ нтъ.

Мальчикъ. Да, да! И еще сказалъ, что он дьяволы въ тлесномъ вид.

Квикли. Да ужъ все тлесное ему противно было.

Мальчикъ. А разъ онъ сказалъ, что по милости женщинъ попадетъ къ дьяволу въ когти.

Квикли. Ну-да! онъ таки добирался до женщинъ, только вдь, это онъ уже въ ревматизм былъ и бредилъ вавилонской блудницей.

Мальчикъ. А помните, какъ онъ увидалъ на носу у Бардольфа блоху и сказалъ, что это черная душа въ адскомъ огн.

Бардольфъ. Да, да, теперь ужъ конецъ топливу, что поддерживало этотъ огонь, и онъ — все, что я нажилъ на служб у сэра Фальстафа.

Нимъ. Ну, что-жъ, попремъ, что ли? Король, небось, ужъ ухалъ изъ Соутгэмптона.

Пистоль.

Идемъ!— Любовь моя, подставь мн губки!

Да береги мое добро! Съ умомъ

Распоряжайся всмъ. Возьми девизомъ:

‘Плати и пей!’ А въ долгъ — ни-ни! Вс клятвы —

Труха, а честныя слова вс — вафли!

‘Держи карманъ!’ — надежнйшій изъ псовъ.

Совтникомъ себ возьми ‘caveto’.

Ну, осуши хрусталь своихъ очей!

Идемъ, товарищи! Скорй, скоре

Во Францію! Сосать тамъ, какъ піявки,

Мы будемъ кровь!

Мальчикъ. Говорятъ, это нездоровая пища.

Пистоль.

Къ ея устамъ прильни и въ путь-дорогу!

Бардольфъ. Прощай, хозяйка! (Цлуетъ ее).

Нимъ. Я не могу цловаться, вотъ въ чемъ штука. Прощай!

Пистоль.

Такъ береги добро! Вотъ мой завтъ!

Квикли. Прощай! Адью!

(Вс уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ IV.

Франція. Зала во дворц короля французскаго.

(Входитъ король Карлъ съ дофиномъ, герцогомъ Бургундскимъ, коннэтаблемъ и свитой).

Король Карлъ.

Вся сила Англіи на насъ идетъ,

И приложить намъ должно вс заботы,

Чтобъ ей отпоръ дать исто-королевскій.

Вы, принцъ дофинъ, и герцоги Бретонскій,

Беррійскій, Орлеанскій и Брабантскій

Должны поспшно выступить, чтобъ замки

Къ защит укрпить, снабдивъ людьми

И боевыми средствами. Британцы

Въ своемъ стремленіи впередъ поспорятъ

Съ ркой, водоворотомъ уносимой.

Такъ надлежитъ теперь принять вс мры,

Которымъ научить насъ можетъ страхъ,

Внушаемый недавнимъ столь примромъ

Вторженья къ намъ соперницы опасной,

Пренебрегаемой напрасно нами.

Дофинъ.

Вполн согласенъ я, высокочтимый

Родитель мой, что должно намъ къ отпору

Врага готовиться. И самый миръ

Настолько усыплять страну не долженъ,

Чтобъ прекратились въ ней вербовка войскъ,

Сооруженье крпостей, смотры,

Должно, напротивъ, все идти, какъ будто

Война близка, хотя бы и ни тучки

На горизонт не было. Итакъ,

Заняться не мшаетъ намъ осмотромъ

И исправленіемъ слабйшихъ мстъ,

Но страха ощущать у насъ причины

Не боле, чмъ если бъ мы узнали,

Что Англія готова въ плясъ пуститься

На Троицу. Съ тхъ поръ, какъ перешли

Бразды правленья въ Англіи къ такому

Безпутному, шальному молодцу,

Никто страшиться Англіи не можетъ.

Коннэтабль.

Довольно, принцъ дофинъ! О, какъ жестоко

Вы ошибаетесь на счетъ его!

Спросите посланныхъ своихъ, узнайте,

Какъ принялъ ихъ по королевски онъ,

Совтниковъ какихъ иметъ мудрыхъ,

И самъ какъ мудро-сдержанъ онъ въ отвтахъ,

Но грозенъ какъ въ своихъ ршеньяхъ твердыхъ —

И согласитесь вы, что поведенье

Его въ былые дни — притворство Брута,

Что прикрывалъ онъ умъ безумья маской,

Какъ садоводъ навозомъ прикрываетъ

Коренья т, которымъ предстоитъ

Скорй взойти и слаще быть на вкусъ.

Дофинъ.

Оно не такъ, почтенный коннэтабль,

Но думать такъ для насъ не безполезно.

Готовясь дать отпоръ врагу, не худо

Намъ представлять его себ сильне,

Чмъ есть на самомъ дл онъ, тогда

Размры врные и примутъ наши

Приготовленія. А если мрять

Начнемъ мы скудною рукой — какъ разъ

Уподобимся скряг, что, жаля

Клочка сукна, все платье портитъ.

Король Карлъ.

Мы

И скажемъ, что силенъ король англійскій,

А потому и должно, принцы, намъ

Готовиться усиленно къ защит.

Онъ родъ ведетъ отъ кровожадныхъ предковъ,

Которые не разъ сосали кровь

Изъ Франціи и гнали насъ нещадно,

Что можетъ подтвердить злосчастный день,

Когда произошло столь роковое

Для насъ сраженье подъ Кресси, и были

Захвачены вс наши принцы въ плнъ

Рукой и чернымъ именемъ Эдварда

Уэльскаго, что звался ‘Чернымъ принцемъ’,

А на гор, самъ мощный, какъ гора,

Стоялъ отецъ его, лучами солнца

Увнчанный, съ улыбкою любуясь

Своимъ геройскимъ отпрыскомъ, созданья

Природы-матери уничтожавшимъ,

Калчившимъ ту юную красу.

Что съ помощью Господней возростили

Французскіе отцы за двадцать лтъ.

И Генрихъ — втвь отъ этого-же корня

Побдоноснаго, такъ намъ и должно

Бояться розмаха его судьбы

И проявленья силъ его природныхъ.

(Входитъ гонецъ).

Гонецъ.

Отъ короля англійскаго послы

Къ вамъ, государь!

Король Карлъ.

Мы ихъ немедля примемъ.

Введите ихъ сюда.

(Гонецъ и нкоторые изъ придворныхъ уходятъ).

Имемъ дло

Съ охотникомъ горячимъ мы, какъ видно,

Собакъ по слду быстро гонитъ онъ.

Дофинъ.

Лишь обернитесь къ нимъ лицомъ, и — станутъ.

Тмъ громче лай трусливыхъ псовъ бываетъ,

Чмъ дальше впереди бжитъ отъ нихъ

Преслдуемый ими врагъ. Съ послами

Не тратьте словъ, отецъ, но дайте имъ

Понять, какой страны и государства

Являетесь главой. Грхъ меньшій гордость,

Мой государь, чмъ самоуниженье.

(Придворные возвращаются съ герцогомъ Эксетеромъ и его свитой).

Король Карлъ.

Отъ брата нашего и короля

Англійскаго послами къ намъ явились?

Эксетеръ.

Да, государь, и вамъ такой привтъ

Онъ шлетъ: во имя Господа сложите

Съ себя внецъ, который волей неба,

Законами природы и по праву

Народному принадлежитъ ему

Съ потомками его, то есть корону

Французскую, а также откажитесь

Отъ всхъ обширныхъ титуловъ и правъ,

Которые закрплены за нею

Обычаемъ и времененъ. И дабы

Васъ убдить, что онъ не выступаетъ

Съ неправильнымъ иль ложнымъ притязаньемъ,

Основаннымъ на лоскутк, истлвшемъ

Отъ давности, источенномъ червями,

Имъ изъ пыли забвенья извлеченномъ —

Вамъ родословную свою онъ шлетъ.

(Подаетъ королю бумагу).

Въ ней имя каждое свидтель врный,

Ее прочесть король мой проситъ васъ

И, если изъ нея вы убдитесь,

Что онъ прямой потомокъ и наслдникъ

Славнйшаго въ ряду великихъ предковъ,

Эдварда Третьяго,— сложить съ себя

Неправильно захваченные вами,

Въ ущербъ ему, законному владльцу,

Внецъ и санъ.

Король Карлъ.

А если нтъ,— что будетъ?

Эксетеръ.

Польется кровь, и васъ къ тому принудятъ.

Хоть въ сердц свой внецъ вы схороните,

Его добудетъ онъ, какъ новый Зевсъ,

Обрушившись на васъ въ хаос бури,

Неся съ собою молніи и громъ,

Гд взять нельзя добромъ, возьметъ онъ силой.

Вотъ почему и заклинаетъ онъ

Васъ милосердіемъ Господнимъ — лучше

Корону уступить по доброй вол,

Изъ жалости къ несчастнымъ, для которыхъ

Разверзтъ уже войны голодный звъ.

Не то на васъ однихъ онъ возлагаетъ

Отвтственность за слезы вдовъ, за вопли

Сиротъ, за стоны брошенныхъ невстъ,

За смерть отцовъ, мужей и нарченныхъ,

Которыхъ унесетъ война.— Вотъ все,

Чего онъ требуетъ, чмъ угрожаетъ

И съ чмъ послалъ насъ къ вамъ, мой государь.

А если здсь дофина я найду

Я передамъ ему привтъ особый.

Король Карлъ.

Что насъ касается — обсудимъ дло

И окончательный отвтъ вамъ завтра

Для брата нашего дадимъ.

Дофинъ.

А что

Касается дофина — онъ предъ вами.

Что шлютъ ему изъ Англіи?

Эксетеръ.

Глумленье,

Презрнье, ненависть и вызовъ — все,

Что послано быть можетъ безъ ущерба

Величію пославшаго и что

Находитъ онъ достойнымъ васъ. Еще же

Веллъ онъ вамъ сказать: коль несмирится

Родитель вашъ и требованій всхъ

Его не выполнитъ, онъ съ вами счеты

Сведетъ за дерзкую насмшку такъ,

Что горы, долы Франціи застонутъ,—

Насмшка та въ нихъ отзовется эхомъ

Громовыхъ залповъ войскъ его.

Дофинъ.

Отвчу,

Что если мой отецъ и сдастся, то

Мн вопреки, я одного желаю —

Сразиться съ Англіей, вотъ для чего

Я и отправилъ Генриху въ подарокъ,

Какъ подходящій даръ его безпутству

И юности, парижскіе мячи.

Эксетеръ.

Поторопитесь, чтобъ король самъ лично

Сюда явиться не усплъ съ вопросомъ:

Что медлимъ мы? Вдь, онъ уже вступилъ

Въ предлы Франціи.

Король Карлъ.

Мы не замедлимъ

Вамъ дать отвтъ и съ миромъ отпустить.

Лишь ночь себ дадимъ мы — срокъ ничтожный,

Чтобы ршить серьезный столь вопросъ.

(Вс уходятъ).

Эксетеръ.

За то и задрожитъ вашъ Лувръ парижскій,

Будь онъ хоть первый дворъ во всей Европ.

Поврьте мн, найдете вы, подобно

Намъ, подданнымъ его и приближеннымъ,

Большую разницу между его

Незрлымъ, малообщавшимъ прошлымъ

И короля достойнымъ настоящимъ.

По гранамъ взвшиваетъ время онъ,

Васъ убдятъ въ томъ пораженья ваши,

Когда у васъ побудетъ онъ подольше.

Король Карлъ.

Ршительный отвть дадимъ вамъ завтра.

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

Хоръ (входитъ).

Пусть на крылахъ воображенья сцена

Летитъ съ такой же быстротой, какъ мысль.

А вы себ представьте, что предъ вами

Король, во всеоружіи доспховъ,

Со всею арміей своей садится

Въ Соутгэмптон на суда, и, вя

Своими флагами, тотъ гордый флотъ

Ликъ Феба юнаго затмилъ. Отдайтесь

Игр фантазіи, чтобъ передъ вами

Забгали матросы по снастямъ,

И дудки свистъ послышался, вносящій

Порядокъ въ суету и шумъ, отъ втра,

Подползшаго змею-невидимкой,

Надулись паруса, и отплылъ флотъ,

Поверхность моря бороздя боками,

И волнъ хребты встрчая мощной грудью.

Представьте, будто вы на берегу

И смотрите на плавающій городъ,

Качающійся на волнахъ — таковъ

Англійскій флотъ, стремящійся къ Гарфлёру.

За нимъ, за нимъ! Цпляйтесь вашей мыслью

За руль, имъ правящій, забывъ пока

Объ Англіи съ ея затишьемъ мертвымъ,

Оберегаемой лишь стариками,

Старухами, да малыми дтьми,—

Лишь тми, чьи уже изсякли силы

Иль зрлости далеко не достигли.

Вдь, кто-жъ изъ тхъ, на чьихъ губахъ пробился

Хоть первый пухъ, не потянулся вслдъ

Столь избранному воинству?— Пришпорьте

Фантазію свою, себ представьте

Осаду города: зіяютъ жерла

Орудій грозныя вокругъ Гарфлёра,

А вотъ посольство къ Генриху шлетъ Карлъ,

Сулитъ въ невсты дочь Екатерину,

Въ приданое-жъ два герцогства поплоше.

Но Генриху-ль на это согласиться?

Пушкарь къ орудію фитиль подноситъ

(громъ орудій)

И — грянулъ разрушенья громъ.— Итакъ,

Пусть намъ поможетъ ваша мысль живая,

Игрой своею нашу дополняя!

(Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ I.

Передъ Гарфлёромъ.

Громъ орудій. Входитъ король Генрихъ съ Эксетеромъ, Бедфордомъ, Глостеромъ и воинами, которые несутъ штурмовыя лстницы.

Король Генрихъ.

Друзья, впередъ! Еще одна попытка!

Пробьемся сквозь проломъ, хотябъ пришлось

Намъ валъ изъ труповъ англичанъ воздвигнуть

До гребня стнъ!— Ничто такъ въ пору мира

Людей не краситъ, какъ смиренья духъ,

Любви и кротости. Но чуть засвищетъ

Грозы военной вихрь у васъ въ ушахъ,

Повадки тигра лютаго усвойте,

Пусть будетъ напряженъ въ васъ каждый мускулъ,

Клокочетъ кровь, природное незлобье

Личину ярости наднетъ, грозно

Сверкаютъ пусть глаза изъ орбитъ, какъ

Изъ люковъ жерла огненныя пушекъ:

Пускай нависнутъ брови, словно скалы

Надъ дикою пучиной, ихъ подмывшей,

Скрежещутъ зубы, вздрагиваютъ ноздри,

Займется духъ отъ напряженья силъ!—

Впередъ, дворяне, отпрыски тхъ славныхъ,

Испытанныхъ въ сраженіяхъ мужей,

Которые, подобно Александру,

Сражались отъ зари и до зари

И мечъ въ ножны не прятали, пока лишь

Имлся поводъ для борьбы. Позора

На вашихъ матерей не навлеките,

Но докажите, что и впрямь отцы

Вамъ т, кого зовете вы отцами!

Достойнымъ образцомъ служите низшимъ

И доблестямъ военнымъ ихъ учите!—

А вы, простые воины! И васъ

Вскормила Англія, такъ покажите

Намъ, какъ сильна родимая земля,

И докажите всмъ, что воспитала

Она сыновъ достойныхъ въ васъ. Я врю,

Среди васъ нтъ столь низкихъ по рожденью,

Иль званіемъ ничтожныхъ, въ чьихъ-бы взорахъ

Теперь огонь не вспыхнулъ благородный.

Я вижу васъ стоящими въ рядахъ,

Какъ гончія на сворахъ, напряженно

Сигнала ждущія. Дичь поднята —

Влеченью храбрости своей отдайтесь!

Впередъ! На штурмъ! Кричите: ‘Богъ за Гарри,

За Англію! Святой Георгъ на помощь!’

(Уходятъ. Бряцанье доспховъ и гулъ орудій).

ЯВЛЕНІЕ II.

Тамъ-же.

Время отъ времени проходятъ воины, затмъ входятъ Нимъ, Бардольфъ, Пистоль и мальчикъ.

Бардольфъ. Впередъ, впередъ, впередъ! Къ пролому! Къ пролому!

Нимъ. Нтъ, слушайте, капралъ! Постойте! Больно ужъ жарятъ, а у меня, вдь, нтъ въ запас другой жизни на смну. Больно ужъ жаркая исторія. Плохія псни,— вотъ оно что!

Пистоль.

Тутъ цлый хоръ, исторій пропасть, жарятъ

Со всхъ сторонъ, рабы Господни гибнутъ.

Но мечъ и щитъ —

Кровавый видъ —

Добудутъ славу намъ!

Мальчикъ. Ахъ, сидть бы теперь въ кабачк въ Лондон! Всю свою славу отдалъ бы за кружку пива да безопасность.

Пистоль.

Когда-бъ лишь захотть,

Чтобъ въ Лондонъ улетть —

И я-бъ порхнулъ туда!

Mальчикъ.

Вотъ это врно,

Нелицемрно,

Какъ пнье птицъ въ втвяхъ.

(Входитъ Флюелленъ).

Флюелленъ. Ахъ, вы зопаки! На проломъ! Впередъ! Бездльники! Вы не шелаете? (Гонитъ ихъ).

Пистоль.

О, пощади, великій предводитель,

Ничтожныхъ смертныхъ! Побори свой гнвъ!

Преодолй свой гнвъ, геройскій мужъ!

Умрь свой гнвъ, великій вождь! Пощады,

Великодушный, добрый, славный, милый!

Нимъ. Славная исторія!— Ваша честь влопалась въ скверную исторію!

(Нимъ, Пистоль и Бардольфъ уходятъ, Флюелленъ за ними).

Мальчикъ. Какъ я ни зеленъ, а pacкусилъ эту тройку хвастуновъ.— Я одинъ угождаю имъ всмъ троимъ, а вотъ они такъ вс трое не угодили бы мн одному, изъ такихъ трехъ бездльниковъ не выкроишь и одного молодца. У Бардольфа сердце куриное, а носъ орлиный, ну онъ и нюхаетъ порохъ, а драться не сметъ. У Пистоля языкъ острый, а мечъ тупой, вотъ онъ и работаетъ языкомъ, а меча не трогаетъ. Нимъ слыхалъ, что молчаливый — храбрйшій, и воздерживается даже отъ Отче Нашъ, чтобы не прослыть трусомъ, а только, если онъ и мало говоритъ худого, такъ немного и длаетъ хорошаго, никому въ жизни еще не раскроилъ башки, кром себя самого, — объ косякъ, въ пьяномъ вид. Воруютъ и тащатъ они все, что подъ руку попадется, и говорятъ, что это военная добыча.— Бардольфъ разъ стянулъ футляръ отъ лютни и тащилъ его цлыхъ двнадцать лье, чтобы продать за три полупенса. Нимъ и Бардольфъ даже побратались, чтобы воровать сообща, и въ Калэ стащили грлку съ углями. Сейчасъ видно, что теплые ребята! Они и меня не прочь бы пріохотить хозяйничать въ чужихъ карманахъ, да это не по мн. Перекладывать изъ чужого кармана въ свой, по моему, значитъ обкрадывать собственную честь. Нтъ, надо мн поискать другой службы, мой желудокъ не перевариваетъ ихъ гнусностей, стошнитъ.

(Уходитъ).

Флюелленъ возвращается, ему на встрчу Гоуеръ.

Гоуеръ. Капитанъ Флюелленъ! Поспшите къ подкопу, Герцогъ Глостеръ желаетъ поговорить съ вами.

Флюелленъ. Къ подкопу? Скашите герцогу, худо идти къ подкопу, онъ, снаете, веденъ пезъ правилъ, не довольно глюпоко, непріятель, понимаете, — и скашите это герцогу,— салошилъ контромину на четыре ярда глупше. Господи Іисусе! Право, я думаю, онъ всорветъ насъ всхъ на восдухъ, ешели не пудетъ дано лючшихъ распоряшеній.

Гоуеръ. Осаду ведетъ герцогъ Глостеръ, а онъ во всемъ слушается одного ирландца, по моему, весьма храбраго человка.

Флюелленъ. Капитэнъ Макъ-Моррисъ, да?

Гоуеръ. Да, да.

Флюелленъ. Господи Іисусе! Это первій озелъ въ мір Пошьемъ! Я докашу ему это прямо въ лицо. Онъ змыслитъ военное искусство, осопенно римское военное искусство, не польше щенка.

(Входятъ Макъ-Моррисъ и Джэми).

Гоуеръ. А, вотъ онъ самъ и съ нимъ шотландскій капитанъ Джэми.

Флюелленъ. Капитэнъ Дшэми храбрій воинъ это такъ, и иметъ поснанія въ древнемъ военномъ искусств, насколько я понимаю его диспосиціи. Онъ мошетъ стоять на своихъ аргументахъ не хуше любого воина — на счетъ древняго военнаго искусства.

Джэми. Здорово, капитанъ Флюелленъ!

Флюелленъ. Господи васъ плагослови, допрйшій капитэнъ Дшэми!

Гоуеръ. Ну, что-же капитанъ Макъ-Моррисъ? Подкопъ оставленъ? Солдаты бросили работы?

Макъ-Моррисъ. Ахъ, Іезусъ! Худо, очень худо! Работы брошэны, трубятъ къ ретирад. Клянусь моей рукой и душой отца моего, работы велись сквэрно и брошэны. Не то я взорвалъ бы городъ заразъ. Охъ, худо дло, худо! Вотъ вамъ рука моя — худо!

Флюелленъ. Капитэнъ Макъ-Моррисъ, я пуду прозить васъ удостоить меня имть со мною маленькій диспутъ касательно военнаго искусства, римскаго военнаго искусства, въ вид аргумэнтаціии друшеской песды, частію, дапы я могъ укрпить свое мнніе, частію дапы укрпить мои всгляды касательно военной диссиплины. Вотъ мой пунктъ.

Джэми. Вотъ добре! И я васъ послухаю, да съ позволенья и самъ вверну словечко при случа, ей Богу!

Макъ-Моррисъ. Не мсто и не часъ для диспутовъ! День такой жаркій, дло жаркое, король и герцоги кипятъ! Не мсто и не часъ! Сейчасъ штурмъ, трубы призываютъ до бреши, а мы тутъ раздобариваемъ. Іезусъ! Стыдъ, срамъ! Срамъ стоять безъ дла! Вотъ моя рука — срамъ! Сколько головъ можно срубить, сколько дла сдлать, а ничего не длаемъ! Іезусъ!

Джэми. Ну, я-то, убей меня Богъ, дюже поработаю, пока закрою очи, коли не сразу меня ухлопаютъ. Поработаю, сколь будетъ мочи, покажу вамъ свое молодечество! А, ей Богу, послухалъ бы вашего спору!

Флюелленъ. Капитэнъ Макъ-Моррисъ! Я полагаю, видите, съ вашего посволенія, что не многіе изъ вашей націи…

Макъ-Моррисъ. Изъ моей націи? Кто сметъ болтать о моей націи? То разв блудная, подлая, низкая нація?

Флюелленъ. Видите, ешели вы пудете принять дло не такъ, а иначе, капитэнъ Макъ-Моррисъ, то я могу полагать, что вы откасываете мн въ увашеніи, которымъ по всмъ правиламъ обясаны мн, я такой-ше честній, храпрій воинъ, какъ вы, и не уступаю вамъ ни въ снаніи военной диссиплины, ни въ происхошденіи, ни въ прочихъ частностяхъ.

Макъ-Моррисъ. Не вдаю, такой-ли вы храбрый, какъ я, зато и пощупаю вамъ голову саблей!

Гоуеръ. Господи! Вы не поняли другъ друга.

Джэми. Вотъ, лихо!

(Раздаются трубные звуки).

Гоуеръ. Изъ крпости трубятъ къ переговорамъ.

Флюелленъ. Капитэнъ Макъ-Моррисъ, я докашу вамъ, когда представляется слючай, что снаю военное искусство, и засимъ кончаю.

(Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ III.

Тамъ-же, передъ воротами Гарфлёра.

На стнахъ находятся комендантъ и нсколько гражданъ, внизу расположилось англійское войско. Входитъ король Генрихъ со свитой.

Король Генрихъ.

Ну, что-же комендантъ? На что ршился?

Въ послдній разъ ведемъ переговоры,

Сдавайтесь-же! Иль, если вы въ своей

Надменности желаете погибнуть,

Сопротивляйтесь до конца! Но знайте,

Какъ врно то, что воинъ я,— а я

Себ не нахожу врнй названья —

Такъ врно то, что, если мн придется

Возобновить атаку, разорю я

Полуразрушенный Гарфлёръ до тла!

Закроется для васъ дверь милосердья,

И пусть тогда безжалостный и грубый

Солдатъ, съ руками по-локоть въ крови,

И съ совстью, вмстительной какъ адъ,

Свирпствуетъ во всю, пусть коситъ вашихъ

Дтей и двъ цвтущихъ, какъ траву!

Пускай война, облекшись въ дымъ и пламя,

Какъ самъ князь тьмы, съ запятнаннымъ лицомъ,

Чинитъ неистовства, что неразлучны

Бываютъ съ грабежомъ и разрушеньемъ,—

Какое дло мн? Виной вы сами!

Пусть вашихъ двъ невинныхъ осквернитъ

Руками жадными, дыханьемъ жгучимъ

Насиліе! Я буду ни при чемъ!

Какой уздой стремительный разбгъ

Разнузданныхъ страстей сдержать? Приказы

И увщанія, когда солдаты

Опьянены кровавою расправой

И грабежомъ, безплодны, какъ безплоденъ

Остался-бъ мой приказъ Левіаану

На сушу выползти. Такъ пожалйте,

Защитники Гарфлёра, городъ свой

И мирныхъ жителей, пока не поздно,

Пока я полный властелинъ надъ войскомъ,

И милости вяньемъ прохладно-кроткимъ

Еще очистить въ силахъ душный воздухъ,

Предотвратить нависшую грозу

Насилій, грабежей, убійствъ, пожаровъ!

Не то — увидите окровавленныхъ

И ослпленныхъ яростью солдатъ,

Руками грязными сквернящихъ косы

Роскошныя несчастныхъ вашихъ дщерей,

Увидите, какъ повлекутъ они

За бороды сдыя вашихъ ддовъ,

Чтобъ черепъ имъ о стны разможжить,

Увидите на копья поднятыхъ

Нагихъ дтей, и матерей безумныхъ,

Чьи вопли будутъ раздирать сводъ неба,

Какъ вопли женъ еврейскихъ по младенцамъ,

Убитымъ Иродомъ жестокосердымъ.—

Ну, что-жъ теперь, вы городъ мн сдаете,

Иль гибели дождаться предпочтете?

Комендантъ.

Намъ не на что надяться отнын:

Дофинъ, къ которому мы посылали

За помощью, отвтилъ, что не въ силахъ

Столь грозную осаду снять. Сдаемъ

Теб, великій государь, нашъ городъ

И милости твоей себя ввряемъ.

Вступай въ Гарфлёръ! Мы сами и все наше

Имущество въ твоемъ распоряженьи,

Противиться мы боле не въ силахъ.

Король Генрихъ.

Откройте ворота!— Гарфлёръ займите,

Любезный дядя Эксетеръ, немедля

И укрпитесь въ немъ съ своимъ отрядомъ.

Пощада, милость всмъ! А что до насъ,—

Зима близка, среди солдатъ болзни,—

Мы отправляемся назадъ въ Калэ.

У васъ въ Гарфлёр до утра гостями

Пробудемъ мы, а тамъ,— простимся съ вами!

(Звуки трубъ. Король со свитой и прочими входятъ въ городъ).

ЯВЛЕНІЕ IV.

Руанъ. Покой во дворик.

Входятъ Екатерина и Алиса.

Екатерина. Alice, tu as t en Angleterre, et tu parles bien le language.

Алиса. Un peu, madame.

Екатерина. Je te prie m’enseignez, il faut, que j’apprenne а parler. Comment appellez-vous la main en Anglois?

Алиса. La main? Elle est appelle рука.

Екатерина. Рука. Et les doigts?

Алиса. Les doigts? Ma foi, j’oublie les doigts, mais je me souviendrai. Les doigts? Je pense, qu’ils sont appels пальцы, oui, пальцы.

Екатерина. La main—рука, les doigts — пальци. Je pense, que je suis le bon colier, j’ai gagn deux mots d’Anglois vitement. Comment appellez-vous les ongles?

Алиса. Les ongles? Nous les appelions ногти.

Екатерина. Нокти. Ecoutez, dites moi, si je parle bien: рука, пальци et нокти.

Алиса. C’est bien dit, madame, il est fort bon Anglois.

Екатерина. Dites moi l’Anglois pour le bras.

Алиса. Плечо, madame.

Екатерина. Et le coude?

Алиса. Локоть.

Екатерина. Лёкоть. Je m’en fais la rptition de tous les mots, que vous m’avez appris ds а prsent.

Aлисa. Il est trop difficile, madame, comme je pense.

Екатерина. Excusez-moi, Alice, coutez: рука, пальци, нокти, la-cte.

Алиса. Локоть, madame.

Екатерина. О, Seigneur Dieu, je m’en oublie! Лекоть. Comment, appellez-vous la joue?

Алиса. Щека, madame.

Екатерина. Чека. Et l’oeil?

Алиса. Глазъ.

Екатерина. Глясъ. La joue — чека, l’oeil — глясъ.

Алиса. Oui. Sauf votre honneur, en vrit, vous prononcez les mots aussi droit que les natifs d’Angleterre.

Екатерина. Je ne doute point d’apprendre, par la grce de Dieu, et en peu de temps.

Алиса. N’avez vous pas djа oubli ce que je vous ai enseign?

Екатерина. Non, je rciterai а vous promptement: рука, пяльци…

Алиса. Пальцы. madame.

Екатерина. Палици, нокти, лёкоть, чека, лясъ.

Алиса. Sauf votre honneur — глазъ.

Екатерина. Ainsi dis-je: глясъ. Comment appellez-vous le fianc et la bague?

Алиса. Женихъ, madame, et кольцо.

Екатерина. Gnisse et caleons! O, Seigneur Dieu! Ce sont mots de son mauvais, corruptible, gros et impudique, et non pour les dames d’honneur d’user, je ne voudrais prononcer ces mots devant les seigneurs de France pour tout le monde. Il faut: женисъ et кальсонъ nanmoins. Je rciterai une autre fois ma leзon ensemble: рука, пальци, нокти, лёкотъ, чека, глясъ, женисъ, кальсонъ.

Алиса. Excellent, madame!

Екатерина. C’est assez pour une fois, allons nous а diner.

(Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ V.

Другой покой во дворц.

Входитъ король Карлъ съ дофиномъ, герцогомъ Бурбонскимъ, коннэтаблемъ и пр.).

Король Карлъ.

Я знаю, онъ теперь уже за Соммой.

Коннэтабль.

Но если и теперь съ нимъ не сразимся,

Мы не жильцы во Франціи! Тогда

Ужъ лучше прямо намъ уйти, оставивъ

И виноградники и нивы наши

Въ добычу варварамъ!

Дофинъ.

О, Dieu vivant!

Такъ отпрыски отъ нашего-же корня,

Ублюдки сладострастныхъ нашихъ предковъ,

Т черенки, что ими привиты

Неблагородному дичку, подымутъ

Главы свои до облаковъ и будутъ

На тхъ, кто ихъ привилъ, смотрть надменно!

Герцогъ Бурбонскій.

Mort de ma vie! Норманскіе ублюдки!

Нтъ, если имъ не преградятъ дороги,

Я герцогство свое продамъ, чтобъ жалкій,

Мужицкій дворъ купить на Альбіон —

Клок земли, заброшенномъ въ углу!

Коннэтабль.

Dieu de batailles! И гд набраться было

Такого пыла имъ въ своемъ туманномъ,

Сыромъ отечеств, подъ хмурымъ небомъ,

Откуда солнце блдное глядитъ

Почти со злобой на землю и взглядомъ

Мертвитъ ея плоды? Ужели можетъ

Ихъ варево изъ ячменя съ водою,

То пойло для разбитыхъ жалкихъ клячъ,

Холодную ихъ кровь воспламенять

Такимъ геройствомъ, что предъ нею наша

Живая кровь, согртая виномъ,

Замерзшей кажется?— За честь отчизны!

Довольно намъ висть, какъ ледяныя

Сосульки на домахъ, когда народъ,

Что холодне насъ, разгоряченный

Отвагой юности, шагаетъ въ пот

Лица по пажитямъ богатымъ нашимъ,

Лишь храбростью своихъ владльцевъ бднымъ!

Дофинъ.

Parole d’honneur! Посмшищемъ мы станмъ

Для нашихъ дамъ! Он ужъ говорятъ,

Что не мужчины мы, и что готовы

Он отдаться бравымъ англичанамъ,

Чтобъ поколніемъ бастардовъ храбрыхъ

Отчизну обновить!

Герцогъ Бурбонскій.

И посылаютъ

Насъ въ Англію давать уроки танцевъ,—

Вся наша сила-де у насъ въ ногахъ,

И мастера показывать мы пятки!

Король Карлъ.

Гд Монжуа, герольдъ? Немедля пусть

Доставитъ Англіи нашъ грозный вызовъ!

Пора! Воспряньте, принцы, и ударьте

На англичанъ съ отвагой, жаждой славы,

Отточенной остре, чмъ мечи!—

Шарль де ля Брэ, нашъ славный коннэтабль,

Вы, герцоги Бурбонскій, Орлеанскій,

Беррійскій, Алансонскій и Брабантскій,

Бургундскій и Бордосскій, Шатильонъ,

Рамбюръ, Бомонъ, Гранпрэ, Руси, Фуа,

Бусико, Водемонъ, Шаролуа,

Лестраль и Фоконбергь, вс принцы, графы,

Бароны, рыцари, постойте грудью

За лены и права свои! И смойте

Свой стыдъ, дорогу преградивъ англійскимъ

Войскамъ, что топчутъ нашу землю, вя

Знаменами, окрашенными кровью

Защитниковъ Гарфлёра! На врага

Обрушьтесь съ силою лавины снжной,

Что грозный духъ Альпійскихъ горъ швыряетъ

На кровли низкія своихъ вассаловъ!

Сотрите въ прахъ врага,— у васъ есть силы,—

И Генриха плненнаго доставьте

Въ телг намъ въ Руанъ!

Коннэтабль.

Вотъ рчь монарха!

Одна бда: войска его ничтожны,

Болзнями и недостаткомъ пищи

Изнурены. Увренъ я — едва

Завидитъ онъ вс наши силы, въ пятки

Уйдетъ душа отъ страха у него,

И предпочтетъ отъ насъ онъ откупиться!

Король Карлъ.

Вы, коннэтабль, пошлете Монжуа

Немедленно, и пусть онъ спроситъ также

У Генриха, какой намъ можетъ выкупъ

Онъ предложить.— Дофинъ, вы здсь, въ Руан,

Останетесь.

Дофинъ.

О, государь! Молю…

Король Карлъ.

Терпніе! Должны вы здсь остаться.

Отъ васъ-же, коннэтабль и принцы, скоро

Придетъ, надюсь, радостная всть:

‘Побда! Спасена отчизны честь!’

(Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ VI.

Лагерь англичанъ въ Пикардіи.

Входятъ Гоyэръ и Флюелленъ.

Гоуеръ. Ну, какъ дла, капитанъ?

Флюелленъ? Вы были у моста?

Флюелленъ. Могу уврять васъ, тамъ у моста пыло весьма отличное дло.

Гоуеръ. Герцогъ Эксетеръ не раненъ?

Флюелленъ. Герцогъ Эксетеръ герой, совсмъ Агамемнонъ, я увашаю его и люплю всей душой, всмъ зердцемъ и долгомъ и шизнью и слушпой и всми спозопностями! Онъ, хвала Господу, завсмъ не раненъ, а мостъ охранялъ весьма храпро и съ превозходнымъ искусствомъ… Видалъ я тоше одного подпрапорщика, право, скашу по совсти, храпръ, какъ самъ Маркъ Антоній, а не иметъ почета, а я самъ видалъ, что онъ храпрій слушака.

Гоуеръ. Какъ его зовутъ?

Флюелленъ. Подпрапорщикъ Пистоль.

Гоуеръ. Не знаю такого.

(Входитъ Пистоль).

Флюелленъ. Не снаете? Да вотъ онъ самъ.

Пистоль.

Я, капитанъ, за милостью къ теб,—

Расположенъ къ теб, я знаю, герцогъ.

Флюелленъ. Да, слава теб Господи! Я заслюшилъ нкоторую его благосклоность.

Пистоль.

Боецъ съ душой открытой, смлой, Бардольфъ

Злокозненной судьбою и фортуной,

Слпой богиней, что стоитъ на камн,

Который катится безъ остановки…

Флюелленъ. Съ вашего посволенія, подпрапорщикъ Пистоль, фортуна исопрашается слпой, съ повяской на гласахъ, дапы покасать, что счастье слпо, дале — она исопрашается на колес, дапы покасать,— въ чемъ и саключается мораль,— что она вчно въ двишеніи и перемн, непостоянна, а нога ея, видите, опирается на круглій камушекъ, который катится и катится и катится. По истин, поэтъ даетъ очень превозходное описаніе. Фортуна отличная мораль.

Пистоль.

Фортуна Бардольфа не возлюбила

И вроломно поступила съ нимъ.

Распятье взялъ изъ церкви онъ, и вотъ,

Его къ повшенью приговорили.

Будь проклята такая смерть!

Пусть берегутъ веревки для собакъ,

А человка пусть отпустятъ съ миромъ,

Пенькой ему не стягивая глотки!

Но Эксетеръ обрекъ его на смерть,

И за такой пустякъ!—

Поди-же къ герцогу! Проси! Тебя

Послушается онъ и не позволитъ

Грошовою веревкой перерзать

Нить жизни Бардольфа. Спаси его!

Я награжу тебя!

Флюелленъ. Подпрапорщикъ Пистоль, я частію васъ понимаю.

Пистоль. Такъ и ликуй!

Флюелленъ. По истин, подпрапорщикъ Пистоль, несачмъ ликовать. Потому что, видите, пудь онъ даше братъ мой, я пы просилъ герцога поступать съ нимъ, какъ угодно, и каснить, потому что диссиплина первое дло.

Пистоль.

Умри и провались въ тартарары!

Теб за дружбу фигу!

Флюелленъ. Хорошо!

Пистоль. Испанскую!

Флюелленъ. Отлично!

(Пистоль уходитъ).

Гоyеръ. Вотъ плутъ! Отъявленный плутъ! Теперь я его вспомнилъ. Это сводня и воришка!

Флюелленъ. Могу уврять васъ, онъ говорилъ у моста такія мушественныя слова, какія только слыхало солнце. Но это отлично, что онъ скасалъ мн, весьма хорошо, я при слюча ему покашу.

Гоуеръ. Этотъ болванъ, дуракъ и плутъ затесался въ войско, чтобы побывать въ поход, а потомъ, когда вернется въ Лондонъ, разыгрывать изъ себя настоящаго рубаку. Молодчики этого сорта знаютъ на перечетъ имена всхъ главныхъ полководцевъ и вс мста жаркихъ схватокъ, знаютъ кто, когда, и гд отличился, убитъ, посрамленъ, какую позицію защищалъ непріятель, и обо всемъ этомъ повствуютъ, пересыпая чисто солдатскіе обороты самыми новомодными клятвами. А нельзя и представить себ, какъ дйствуютъ такія розсказни, да борода, подстриженная по фельдмаршальски, да боевыя лохмотья на отуманенныя пивомъ головы среди пнящихся стакановъ! Но вамъ надо выучиться отличать такихъ хвастунишекъ, позорящихъ наше время, не то васъ будутъ жестоко водить за носъ.

Флюелленъ. Я вотъ что скажу вамъ, капитэнъ Гоуеръ. Я вишу, что онъ не таковъ, какимъ ему шелательно покасываться, и когда я найду дирочку въ его мундир, я ему выскашу свое мннье.

(Раздается барабанный бой).

Слышите? Король идетъ, а мн нушно сказать ему насчетъ моста.

Входитъ король Генрихъ съ Глостеромъ и воинами).

Флюелленъ. Господи благослови ваше величество!

Король Генрихъ. Ну, Флюелленъ, ты съ моста?

Флюелленъ. Къ услугамъ вашего величества. Герцогъ Эксетеръ охранялъ мостъ весьма храпро, непріятель ушелъ, весьма мушественное и отвашное дло. По чести, врагъ чуть пыло не савладлъ мостомъ, но принушденъ къ ретирад, и герцогъ Эксетеръ остался господиномъ моста, я могу долошить вашему величеству, что герцогъ храпрій воинъ.

Король Генрихъ. Большія потери, Флюелленъ?

Флюелленъ. У врага очень польшія, наврно, весьма польшія, а герцогъ, я думаю, не потерялъ ни одного человка, кром одного, котораго, врно, повсятъ за крашу въ церкви, нкоего Бардольфа, если ваше величество исволите его снать. У него все лицо пыло въ прищахъ и въ пятнахъ и въ шишкахъ, и красное, какъ огонь, гупы расдутыя, а носъ, какъ раскаленный уголь, то синій, то красній, но, должно пыть, этотъ носъ каснили, и огонь его погасъ.

Король Генрихъ. Пусть такой конецъ постигнетъ всхъ подобныхъ преступниковъ! Мы строго повелваемъ, чтобы во время нашего похода ничего не отнимать у мирныхъ жителей силой, ничего не брать даромъ, не оскорблять и не поносить ни единаго изъ французовъ, тамъ, гд спорятъ о корон кротость и грубость, скоре всего верхъ возьметъ кротость.

(Звуки трубъ. Входить Монжуа).

Монжуа. Вы видите, кто я, по моему одянію.

Король Генрихъ. Да, вижу, что-же ты сообщишь намъ?

Монжуа. Волю моего короля.

Король Генрихъ. Такъ говори!

Монжуа. Вотъ слова моего короля: ‘Скажи Генриху Англійскому, что, хотя мы и казались мертвыми, на дл мы только дремали. Благоразуміе лучшій воинъ, нежели шальная смлость. Скажи ему, мы могли-бы поразить его при Гарфлёр, но не нашли нужнымъ вскрывать нарывъ обиды, пока онъ еще не вполн созрлъ. Теперь же мы откликаемся на вызовъ и говоримъ голосомъ повелителя: пусть король Англіи раскается въ своемъ безуміи, узритъ свою слабость и подивится нашему долготерпнію. Предложи ему позаботиться о вы куп за себя, который бы могъ вознаградить насъ за понесенныя нами потери, за подданныхъ, которыхъ мы лишились, и за униженіе, которому мы подверглись. Если онъ взвситъ все это, какъ слдуетъ, то всего его ничтожества не хватитъ, чтобы уравнять чашки всовъ. Чтобы возмстить вс наши потери, не хватитъ всей его государственной казны, чтобы воздать намъ за пролитую кровь, не хватитъ всего народонаселенія Англіи, а за униженіе, которому мы подверглись, не заплатитъ и онъ самъ, колнопреклоненный у нашихъ ногъ. Прибавь къ этому нашъ вызовъ, и, наконецъ, скажи ему, что онъ погубилъ свои войска, приговоръ которыхъ подписанъ’. Вотъ слова моего короля и государя, которыя онъ послалъ меня возвстить вамъ.

Король Генрихъ.

Ну, кто-ты, знаю я, а какъ зовешься?

Монжуа.

Зовусь я Монжуа.

Король Генрихъ.

Ты порученье

Свое исполнилъ, Монжуа, отлично.

Вернись теперь и королю повдай,

Что столкновенья съ нимъ я не ищу,

И предпочту вернуться безъ препятствій

Въ Калэ, за тмъ что, правду говоря,—

Хоть не разумно быть столь откровеннымъ

Съ такимъ врагомъ, умлымъ и счастливымъ,—

Немного у меня осталось войска,

И то болзнями истощено,

А потому наврядъ-ли стоитъ больше,

Чмъ равное ему число французовъ.

Скажу теб, герольдъ, что англичанинъ,

Коль онъ здоровъ, троихъ французовъ стоитъ.—

Богъ отпусти мн эту похвальбу!

Заразой хвастовства здсь дышетъ воздухъ,

И я глотнулъ ея, должно быть, каюсь!—

Итакъ, ступай и королю скажи:

Вотъ я, и выкупъ мой — мой бренный прахъ,

А войско — горсть людей больныхъ,усталыхъ,

Но все-же съ помощью Господней мы

Пойдемъ впередъ, хотя-бъ король французскій

И съ нимъ еще союзникъ, силой равный,

Намъ стали на пути.— Вотъ, Монжуа,

Возьми себ за трудъ (даетъ ему кошелекъ) и посовтуй

Размыслить королю: коль намъ дадутъ

Уйти свободно, мы уйдемъ, а если

Насъ остановите, то вашей кровью

Мы вашу землю черную окрасимъ!

Прощай! И вотъ теб послдній сказъ:

Искать сраженья съ вами мы не будемъ,

Но и бжать отъ васъ не побжимъ.

Такъ королю и передай.

Монжуа.

Все будетъ

Доложено ему. Благодарю

Васъ, государь, за щедрый даръ!

(Уходитъ).

Глостеръ.

Надюсь,

Не вздумаютъ какъ разъ теперь французы

Напасть на насъ!

Король Генрихъ.

Не въ ихъ рукахъ мы,— въ Божьихъ,

Мой братъ. — Такъ демъ къ мосту. Ночь близка.

Нашъ лагерь разобьемъ мы за ркою.

А завтра двинемся въ походъ съ зарею!

(Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ VII.

Лагерь французовъ подъ Азинкуромъ.

Входятъ коннэтабль, Рамбюръ, герцогъ Орлеанскій, дофинъ и проч.

Коннэтабль. Э, что тамъ! У меня лучшіе доспхи въ мір.— Ахъ, скоре бы день насталъ!

Герцогъ Орлеанскій. У васъ превосходные доспхи, но отдайте же должное и моему коню!

Коннэтабль. Это лучшій конь въ Европ.

Герцогъ Орлеанскій. Что-жъ это утро никогда не наступитъ?

Дофинъ. Герцогъ Орлеанскій, великій коннэтабль, — у васъ идетъ разговоръ о доспхахъ и о коняхъ?

Герцогъ Орлеанскій. Васъ-то не перещеголяетъ ни конемъ, ни доспхами никакой принцъ.

Дофинъ. Однако, этой ночи конца не будетъ!— Да, я бы не промнялъ своего коня ни на какое животное о четырехъ копытахъ. Ha, ha! Онъ прыгаетъ, словно мячъ, набитый волосомъ! Le cheval volant, Пегасъ, qui а les narines de feu! Сидя на немъ, паришь, какъ соколъ, онъ несется по воздуху, земля звенитъ, когда онъ заднетъ ее копытомъ. Самая ничтожная часть его копытъ поспоритъ гармоніей съ цвницей Гермеса.

Герцогъ Орлеанскій. А мастью — чистый мускатный орхъ.

Дофинъ. И горячъ, какъ имбирь. Настоящій конь Персея. Воздухъ и огонь! Тяжелыхъ элементовъ — земли и воды — въ немъ и не замтишь, разв, когда онъ терпливо стоитъ, какъ вкопанный, готовясь принять въ сдло всадника. Да, это лошадь, а вс остальныя просто клячи.

Коннэтабль. Дйствительно, принцъ, лошадь у васъ превосходная, безъ малйшаго порока.

Дофинъ. Это царь всхъ скакуновъ. Въ его ржаніи — что-то королевски-повелительное, а весь его обликъ невольно требуетъ поклоненія.

Герцогъ Орлеанскій. Ну, будетъ, кузенъ.

Дофинъ. Нтъ, кто не сможетъ воспвать моего коня съ пробужденья жаворонковъ до отхода на покой ягнятъ, тотъ ничего не смыслитъ! Эта тема неисчерпаема, какъ море. Стань каждая песчинка краснорчивымъ языкомъ — всмъ имъ хватило бы разговоровъ о моемъ кон. Это достойный предметъ для разговора владыки и верховой конь для владыки владыкъ. Онъ стоитъ того, чтобы весь міръ, вдомый и невдомый, бросилъ вс дла и только о немъ и говорилъ, ему и дивовался. Я посвятилъ ему сонетъ, который начинается такъ: ‘О, ты, природы дивное созданье!’

Герцогъ Орлеанскій. Я слышалъ чей-то сонетъ ‘Къ возлюбленной’, который начинается такъ.

Дофинъ. Такъ это подражаніе моему, который я посвятилъ своему скакуну. Мн лошадь замняетъ возлюбленную.

Герцогъ Орлеанскій. Ваша возлюбленная великолпна подъ сдломъ.

Дофинъ. Да, только не признаетъ иныхъ всадниковъ, кром меня. А въ этомъ какъ разъ все и совершенство доброй и врной возлюбленной.

Коннэтабль. Однако, ma foi, вчера ваша возлюбленная порядкомъ таки потрясла вамъ бока.

Дофинъ. Пожалуй, и ваша вамъ.

Коннэтабль. Я свою не взнуздываю.

Дофинъ. Ну да, она, пожалуй, стара и лнива, а вы здите на ней по шотландски, безъ панталонъ.

Коннэтабль. Вы таки знатокъ верховой зды.

Дофинъ. И потому позвольте васъ предостеречь: кто здитъ по вашему и недостаточно осторожно, тотъ можетъ ссть прямо въ лужу. Нтъ, пусть лучше у меня лошадь будетъ возлюбленной!

Коннэтабль. А у меня пусть бы возлюбленная была лошадью!

Дофинъ. У моей возлюбленной, по крайней мр, нтъ фальшивыхъ волосъ.

Коннэтабль. Что-жъ, и я могъ бы похвастаться этимъ, будь у меня возлюбленной свинья.

Дофинъ. Le chien est retourne, son propre vomissement et la truie lave an bourbier, вы ничмъ не брезгаете.

Коннэтабль. Я, однако, не пользуюсь лошадью вмсто возлюбленной и пословицами, не идущими къ длу.

Рамбюръ. А скажите, достойный коннэтабль, звзды или солнце на вашихъ доспхахъ, которыя я видлъ у васъ въ палатк вечеромъ?

Коннэтабль. Звзды.

Дофинъ. Надюсь, утромъ многія изъ нихъ померкнутъ.

Коннэтабль. На моемъ неб въ звздахъ никогда не будетъ недостатка.

Дофинъ. Можетъ статься, у васъ ихъ много лишнихъ, и вамъ-же больше чести будетъ, если ихъ поубавится.

Коннэтабль. Вотъ, то же можно сказать и о вашихъ похвалахъ своей лошади, у нея прибавится рыси, если вы посбросите ихъ съ сдла.

Дофинъ. А я желалъ бы навьючить на нее вс, какихъ она только заслуживаетъ… Да, настанетъ-ли когда-нибудь утро!… Я проскачу завтра цлую милю, и путь мой будетъ усыпанъ головами англичанъ, носами кверху!

Коннэтабль. Я-бы побоялся, какъ бы не остаться на этомъ пути съ носомъ. Но скорй-бы утро! Я просто горю отъ нетерпнія схватить англичанъ за шиворотъ!

Рамбюръ. Кто хочетъ бросить кости? Ставка два десятка плнныхъ англичанъ!

Коннэтабль. Сперва надо рискнуть своими костями, чтобы добыть этихъ плнныхъ.

Дофинъ. Полночь. Пойду надть доспхи. (Уходитъ).

Герцогъ Орлеанскій. Дофинъ ждетъ — не дождется утра.

Рамбюръ. Онъ точитъ зубы на англичанъ.

Коннэтабль Пожалуй, онъ и сожретъ всхъ, кого убьетъ.

Герцогъ Орлеанскій. Клянусь блоснжной ручкой моей дамы, онъ храбрый принцъ!

Коннэтабль. Клянитесь лучше ея ножкой, чтобы она могла стереть ею слды вашей клятвы.

Герцогъ Орлеанскій. Поистин, онъ самый дятельный человкъ во Франціи.

Коннэтабль. Да, да, вчно затваетъ что нибудь.

Герцогъ Орлеанскій. И никому никогда не сдлалъ зла, насколько я знаю.

Коннэтабль. Не сдлаетъ и завтра, эту добрую славу онъ сохранитъ за собой навсегда.

Герцогъ Орлеанскій. Я знаю, что онъ храбръ.

Коннэтабль. Это мн уже говорилъ одинъ человкъ, знающій его получше васъ.

Герцогъ Орлеанскій. Кто-же это?

Коннэтабль. Чортъ возьми, онъ самъ, и еще прибавилъ, что не заботится о томъ, знаютъ объ этомъ или нтъ.

Герцогъ Орлеанскій. Ему и нтъ нужды заботиться. Храбрость не изъ скрытыхъ его добродтелей.

Коннэтабль. Ma foi! Однако, ея еще никто не видалъ, за исключеніемъ его лакея, храбрость его, какъ соколъ въ колпачк: стоитъ снять колпачокъ — сокола и слдъ простылъ.

Герцогъ Орлеанскій. ‘Отъ недруга не жди добраго слова’!

Коннэтабль. На эту поговорку найдется другая: ‘Дружба льстива’.

Герцогъ Орлеанскій. А эту я отпарирую: ‘Отдай должное и чорту’!

Коннэтабль. Хорошо сказано, вашъ другъ сошелъ за чорта. Но и эту пословицу я побью: ‘Всякому свое, а чорту ничего’.

Герцогъ Орлеанскій. Вамъ везетъ на пословицы по пословиц: ‘Дуракамъ счастье’.

Коннэтабль. Ну, тутъ вы дали маху.

Герцогъ Орлеанскій. И вамъ не привыкать стать къ промахамъ.

(Входитъ гонецъ).

Гонецъ. Великій коннэтабль! Англичане всего въ полутора тысячахъ шагахъ отъ вашего лагеря.

Коннэтабль. Кто мрилъ разстоянье?

Гонецъ. Баронъ Гранпрэ.

Коннэтабль. Это храбрый и опытный дворянинъ.— Скорй бы день!… А, бдняга Генрихъ! Онъ-то не жаждетъ утра, какъ мы!

Герцогъ Орлеанскій. И что онъ за жалкій глупецъ! Куда онъ забрелъ со своими тупоголовыми молодчиками!

Коннэтабль. Будь у англичанъ хоть крупица здраваго смысла, они бы давно обратились вспять.

Герцогъ Орлеанскій. Вотъ этого-то имъ и не хватаетъ, будь у нихъ хоть что нибудь въ голов, не стали бы они носить такую тяжесть на голов, какъ ихъ шлемы.

Рамбюръ. Но и Англія даритъ міру храбрецовъ. Англійскіе бульдоги-необычайно воинственны!

Герцогъ Орлеакскій. Глупые псы! Кидаются, закрывъ глаза, въ пасть русскому медвдю, чтобы онъ сплюснулъ имъ башки, какъ гнилыя яблоки. Эдакъ вы скажете, что и блоха храбра: завтракаетъ на губ льва!

Коннэтабль. Вотъ, вотъ! И англичане похожи на бульдоговъ, кидаются на врага съ такимъ-же остервенніемъ, оставивъ разумъ дома вмст съ женами, дай-ка имъ добрый кусокъ говядины на обдъ, да добрый мечъ въ руки, они будутъ жрать, какъ волки, и драться, какъ черти.

Герцогъ Орлеанскій. Ну, эти-то англичане врядъ-ли откормлены говядиной.

Коннэтабль. Такъ завтра покажется, что они хотятъ сть, а не драться.— Теперь пора надть доспхи. Пойдемте, надо быть готовыми.

Герцогъ Орлеанскій.

Бьетъ два часа, до десяти — пари —

Мы трое въ плнъ захватимъ сотни три.

(Уходятъ).

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Хоръ (входитъ).

Прошу я васъ теперь себ представить

Тотъ часъ, когда въ чертог необъятномъ

Вселенной мракъ царитъ и тихій шопотъ,

Изъ стана въ станъ, подъ темнымъ кровомъ ночи,

Доносится жужжанье голосовъ,

И на постахъ почти разслышать можно,

Какъ шепчутся чужіе часовые,

Огонь сторожевой огню мигаетъ,

И очертанія обоихъ становъ

При свт тускломъ блдныхъ тхъ огней

Рисуются другъ другу мрачной тнью.

Коню шлетъ вызовъ конь надменнымъ ржаньемъ,

Пронзающимъ слухъ ночи полусонный,

Стукъ молотовъ кузнечныхъ раздается

Въ палаткахъ лагерныхъ, то мастера

Налаживаютъ рыцарямъ доспхи,

И торопливая ихъ стукотня —

Зловщій знакъ приготовленій грозныхъ.

Заплъ птухъ и заспанному утру

Часы на башн три часа пробили.

Безпечные французы, уповая

На численность свою, играютъ въ кости

На плнниковъ — презрнныхъ англичанъ,

И ночь бранятъ за тихій ходъ калкой,

Чуть ковыляющею старой вдьмой.

А ими обреченные на гибель

Бдняги-англичане вкругъ огней

Сидятъ, какъ жертвы, смирно, терпливо,

Тяжелой думою удручены

О бдахъ, что несетъ съ собой имъ утро.

Такъ блдны лица ихъ, такъ впали щеки,

Изношены одежды, что при свт

Воззрившейся на нихъ луны походятъ

Они на страшныхъ выходцевъ могилъ.

Но кто-бы ни узрлъ, какъ вождь державный

Свои войска злосчастныя обходитъ,

Воскликнулъ бы: ‘Хвала ему и честь!’

Съ поста на постъ, къ палатк отъ палатки

Переходя, онъ всмъ съ улыбкой ясной

Желаетъ добраго утра, зоветъ

Всхъ братьями, друзьями, земляками.

Державный ликъ его не выдаетъ,

Что рать несмтная ихъ окружаетъ,

И ночь безсонная не унесла

Съ ланитъ его ни капельки румянца.

Онъ бодръ и свжъ, усталости не знаютъ

Осанка царственная, свтлый взглядъ…

И каждый, какъ бы ни былъ онъ измученъ,

Боязни полонъ, оживаетъ вновь

При вид Генриха, чей взглядъ, какъ солнце,

Во вс сердца вливаетъ свтъ и радость

И гонитъ страхъ.— Смотрите-же, смотрите

Отъ мала до велика вс на этотъ

Набросанный рукою недостойной

И блдный образъ Генриха, какимъ

Онъ былъ въ ту ночь. Мы сцену переносимъ

Подъ Азинкуръ на поле славной битвы.

Увы! Насмшкой лишь надъ нею будетъ

То жалкое ея изображенье,

Что въ силахъ дать мы вамъ на нашей сцен:

Пять-шесть бойцовъ, махающихъ безъ толку

Негодными и ржавыми мечами!…

Но истину вы возсоздайте сами.

(Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ I.

Лагерь англичанъ подъ Азинкуромъ.

Входитъ король Генрихъ и Глостеръ, затмъ Бедфордъ.

Король Генрихъ.

Да, правда, велика опасность, Глостеръ,

Но тмъ сильнй должна быть наша храбрость….

Привтъ теб, братъ Бедфордъ!… И клянусь!

Нтъ худа безъ добра, когда всмотрться

Въ него, какъ слдуетъ. Насъ разбудилъ

Раненько врагъ, но это, вдь, здорово

И прибыльно, какъ говорятъ. Вдобавокъ

Онъ какъ бы совстью второй намъ служитъ:

Напоминаетъ намъ о смертномъ час,

Къ которому должны мы быть готовы.

Итакъ и съ плевелъ можно медъ собрать,

Отъ дьявола и то добру учиться!

(Входитъ Эрпингэмъ).

Мой старый Эрпингэмъ! Получше-бъ надо

Дли головы твоей сдой подушку,

Чмъ жесткій дернъ французскій!

Эрпингэмъ.

Государь,

Я ложа лучшаго и не желаю,

Могу сказать: лежалъ я, какъ король!

Король Генрихъ.

Да, благо, коль примръ насъ примиряетъ

Съ невзгодами, и на душ у насъ

Становится свтлй. А стоитъ духомъ

Воспрянуть намъ — и жизненныя силы,

Въ насъ мертвымъ сномъ объятыя, проснутся

И, сбросивъ гнетъ могильный, вновь воспрянутъ.—

Мой Эрпингэмъ, не дашь-ли мн свой плащъ?—

Снесите, братья, мой привтъ всмъ лордамъ

И пригласите ихъ въ мою палатку.

Глостеръ.

Исполнимъ, государь!

(Уходитъ съ Бедфордомъ).

Эрпингэмъ.

Пойти мн съ вами,

Мой государь?

Король Генрихъ.

Нтъ, добрый рыцарь мой!

Ступай и ты за ними къ нашимъ лордамъ,

Совтъ съ самимъ собой держать хочу,

И общества другого мн не надо.

Эрпингэмъ.

Да оснитъ тебя Господня милость!

(Уходитъ).

Король Генрихъ.

Спасибо, другъ, на добромъ пожелань!

(Входитъ Пистоль).

Пистоль.

Эй! Qui va lа?

Король Генрихъ. Свой.

Пистоль.

Кто ты таковъ, отвтствуй! Офицеръ

Иль рядовой простой?

Король Генрихъ. Я дворянинъ, предводитель отряда.

Пистоль.

Такъ ты влачишь тяжелое копье?

Король Генрихъ. Именно. А вы кто?

Пистоль.

Такой же дворянинъ, какъ императоръ!

Король Генрихъ. Такъ вы знатне короля.

Пистоль.

Король нашъ славный малый, парень съ сердцемъ,

Кипитъ въ немъ жизнь, достойный отпрыскъ предковъ,

И кулачище у него здоровый!

Готовъ ему лобзать башмакъ я грязный!

Люблю всмъ сердцемъ милаго повсу!

Какъ звать тебя?

Король Генрихъ. Я Генрихъ le roi.

Пистоль.

А, Леруа! Изъ корнваллійцевъ, врно?

Король Генрихъ. Нтъ, я валліецъ.

Пистоль.

А Флюелленъ теб знакомъ?

Король Генрихъ. Знакомъ.

Пистоль.

Скажи-жъ ему: отпотчую его

Въ Давидовъ день ножемъ я по башк!

Король Генрихъ. Ну, смотрите, не воткните въ этотъ день кинжала въ свою шляпу: какъ бы онъ не поподчивалъ васъ кинжаломъ по голов!

Пистоль.

Ты другъ ему?

Король Генрихъ. И вдобавокъ родственникъ.

Пистоль.

Такъ, на-жъ теб вотъ фигу! Получай!

Король Генрихъ. Благодарю. Спаси васъ Богъ!

Пистоль.

Пистолемъ я зовусь.

(Уходитъ).

Король Генрихъ.

По шерсти, знать, дана теб и кличка.

(Входятъ съ противоположныхъ сторонъ Гоуэръ и Флюелленъ).

Гоуэръ. Капитанъ Флюелленъ!

Флюелленъ. Ну, Господи Іисусе! Говорите-ше потише! Достойно величайшему удивленію, когда пренепрегаютъ замыми истинными старыми военными саконами и правилами! Ешели-пы вы только прали на сепя трудъ поснакомиться съ войнами великаго Помпея, вы-пы нашли, савряю васъ, что въ его лагер никогда не пыло полтовни и тары-пары. Я савряю васъ, вы найдете тамъ и военныя формальности, и правила, и осторошность, и тресвость, и скромность — завсмъ другого рода.

Гоуеръ. Да, вдь, непріятель-то горланитъ себ, мы всю ночь напролетъ слышали, какъ онъ шумлъ.

Флюелленъ. Ешели непріятель озелъ и глюпецъ и полтунъ, такъ, по вашему, и намъ надо пыть такимъ-ше озломъ и глюпцомъ и полтуномъ? Отвчайте на зовсть.

Гоуеръ. Я буду потише.

Флюелленъ. Да, я-пы прозилъ васъ и рекомендовалъ.

(Уходятъ).

Король Генрихъ.

Вотъ человкъ вполн достойный, дльный,

Хоть отъ него и ветъ стариной.

(Входятъ Бэтсъ, Куртъ и Уильямсъ).

Куртъ. А что, братъ Бэтсъ, не заря-ли тамъ занимается?

Бэтсъ. Кажется, но намъ-то нечего особенно скучать по утру.

Уильямсъ. Да, утреннюю-то зарю мы видимъ, а вотъ вечерней, пожалуй, ужъ и не дождемся.— Кто идетъ?

Король Генрихъ. Свой.

Уильямсъ. Изъ какого отряда?

Король Генрихъ. Изъ отряда сэра Томаса Эрпингэма.

Уильямсъ. Старый опытный предводитель и добрый начальникъ. Скажите, что онъ думаетъ насчетъ нашего положенія? Опасно оно?

Король Генрихъ. Какъ положеніе людей, которые сли на мель и ждутъ, что вотъ-вотъ ихъ снесетъ приливомъ.

Бэтсъ. А онъ говорилъ это королю?

Король Генрихъ. Нтъ, да и не слдовало.— Я полагаю, что могу говорить съ вами на чистоту.— По моему, король такой-же человкъ, какъ я. Фіалка и для него пахнетъ, какъ для меня, стихіи природы имютъ и надъ нимъ такую-же власть, какъ надо мной, вс его чувства подчиняются общимъ для всхъ людей законамъ, сбрось онъ съ себя свои королевскіе уборы — и явится въ нагот своей такимъ-же, какъ и вс люди. Чувства его, хоть и бываютъ выше нашихъ по полету, но, когда спускаются на землю, не отличаются отъ нашихъ. Поэтому, и онъ можетъ испугаться, какъ мы, если есть причины для страха, но самое благоразумное оберегать его отъ всего, что можетъ вызвать въ немъ страхъ: вдь, если онъ выкажетъ боязнь, все войско прямо потеряетъ голову.

Бэтсъ. Ну, пусть онъ тамъ напускаетъ на себя храбрости сколько угодно, а я все-таки думаю, что, какъ ни холодна эта ночь, онъ предпочелъ бы сидть теперь по горло въ Темз,— да и я съ нимъ,— только бы подальше отсюда!

Король Генрихъ. А я, право, увренъ, что онъ наврядъ-ли желаетъ очутиться гд-нибудь въ иномъ мст.

Бэтсъ. Такъ и пусть бы себ оставался тутъ одинъ! Его все равно, наврно, выкупили бы, и сколько бдняковъ осталось бы въ живыхъ!

Король Генрихъ. Право, я не врю, чтобы вы такъ не любили его и впрямь желали оставить его тутъ одного, вы только такъ говорите, чтобы испытать другихъ. Что до меня, я нигд такъ охотно не сложилъ бы голову, какъ возл короля, защищая его правое дло.

Уильямсъ. Ну, правое или нтъ, не намъ знать.

Бэтсъ. Намъ и спрашивать объ этомъ не полагается. Мы подданные короля — вотъ это мы знаемъ, и будетъ съ насъ. Если дло его и неправое, долгъ повиновенія снимаетъ съ насъ всякую вину.

Уильямсъ. Да, но если его дло неправое, то ему-то придется держать страшный отвтъ въ день судный, когда вс эти отрубленныя ноги и руки и головы соберутся вокругъ него и завопятъ.- ‘Мы погибли тамъ-то и тамъ-то!’ И одни будутъ проклинать судьбу, другіе — призывать врача, третьи — своихъ женъ, оставшихся въ нищет, четвертые — горевать о неоплаченныхъ долгахъ, пятые — оплакивать своихъ осиротлыхъ дтей. Боюсь, что немногіе умираютъ на войн, какъ подобаетъ христіанамъ. Откуда тамъ взяться доброму, благочестивому настроенію, когда только и думы что о крови? Ну а если вс эти люди умираютъ не какъ подобаетъ, плохо придется королю — онъ всему виною! Вдь неповиновеніе ему противно всмъ законамъ и долгу врности.

Король Генрихъ. Итакъ, если сынъ, посланный отцомъ на корабл по торговымъ дламъ, потонетъ во время бури, не успвъ покаяться въ грхахъ, то вина за его грхи падетъ на отца, пославшаго его? Или если на слугу, посланнаго господиномъ отвезти деньги, нападутъ разбойники, и онъ будетъ убитъ, не успвъ покаяться и примириться съ Богомъ, вы будете считать порученіе господина причиной вчной гибели слуги? Но это не такъ. Король не отвчаетъ за смерть каждаго отдльнаго изъ своихъ слугъ, какъ и отецъ за смерть сына, какъ и господинъ за смерть слуги, ни тотъ, ни другой, ни третій не хотли смерти тхъ, отъ кого требовали только той или иной службы. Кром того, ни одинъ король, какъ бы ни было право его дло, не можетъ, если придется защищать его мечомъ, выставить въ пол однихъ праведниковъ. У нкоторыхъ изъ его воиновъ можетъ оказаться на совсти преднамренное убійство, другіе, можетъ быть, обманывали двушекъ, третьи пошли на войну, чтобы скрыться отъ преслдованія закона за убійство или грабежъ, которыми успли осквернить чистое лоно міра. Но если эти люди и обманули законъ и избгли заслуженной кары отъ рукъ человческихъ, то отъ Бога имъ не уйти, война и становится для нихъ палачомъ, исполняющимъ волю Божью, наказывая ихъ. Такимъ образомъ, и на этой войн за правое дло короля люди могутъ понести кару за прежніе свои преступленія противъ законовъ короля, тамъ, гд они опасались смерти, они спасли свою жизнь, а тутъ, гд думаютъ найти безопасность, погибнутъ, и если они умрутъ при этомъ не приготовленные къ смерти, не короля винить въ ихъ вчной гибели, какъ не его винить и въ ихъ грхахъ, за которые ихъ постигнетъ такая смерть. Жизнь каждаго подданнаго принадлежитъ королю, но душа каждаго принадлежитъ ему самому. Поэтому воину на войн, какъ больному на одр, подобаетъ очистить свою совсть отъ малйшихъ крупицъ зла, тогда умретъ онъ — благо и не умретъ — благо. Время, потраченное имъ на такое подготовление къ смерти, не будетъ потрачено даромъ. И кто уцлетъ, тому не грхъ будетъ истолковать это такъ, что Господь наградилъ его за усердіе, даровавъ ему пережить этотъ день, дабы онъ могъ узрть Его величіе и научить другихъ, какъ слдуетъ готовиться къ смерти.

Уильямсъ. Это врно, кто умретъ во грхахъ, тотъ самъ и понесетъ отвтъ за это, а король ни при чемъ.

Бэтсъ. Я и не хочу, чтобы онъ отвчалъ за меня, а все-таки буду драться за него по мр силъ.

Король Генрихъ. Я самъ слышалъ, какъ король говорилъ, что и слышать не хочетъ о выкуп.

Уильямсъ. Да, онъ сказалъ это, чтобы мы смле дрались, но когда мы свернемъ себ шеи, онъ преспокойно можетъ дать себя выкупить, только намъ-то отъ этого не будетъ легче.

Король Генрихъ. Доведись мн дожить до этого, я перестану врить его королевскому слову.

Уильямсъ. Испугалъ тоже! Королю ни тепло, ни холодно отъ неудовольствія какого-то смерда. Это все одно что пытаться заморозить солнце, махая на него павлиньимъ перышкомъ! Онъ перестанетъ врить королевскому слову! Зря языкомъ только мелешь!

Король Генрихъ. А ты ужъ слишкомъ рзокъ на языкъ! Будь время не такое, я бы не спустилъ теб.

Уильямсъ. Такъ раздлаемся потомъ, если останемся живы.

Король Генрихъ. Согласенъ.

Уильямсъ. А какъ мн узнать тебя?

Король Генръ ихъ. Дай мн залогъ, я буду носить его на шапк, и если ты когда-нибудь осмлишься признать его, я буду драться съ тобой.

Уильямсъ. Вотъ моя перчатка, дай мн взамнъ свою.

Король Генрихъ. Вотъ.

Уильямсъ. И я буду носить твою на шапк, и если ты когда-нибудь подойдешь ко мн и скажешь: это моя перчатка,— вотъ моя рука, я закачу теб оплеуху!

Король Генрихъ. Если только доживу и увижу ее на теб, я потребую ее обратно.

Уильямсъ. Не посмешь, скоре дашь себя повсить.

Король Генрихъ. Хорошо! Я сдлаю это, хоть бы встртилъ тебя рядомъ съ королемъ.

Уильямсъ. Сдержи же слово! Прощай!

Бэтсъ. Не ссорьтесь, англійскіе дураки, не ссорьтесь! Довольно намъ драки и съ французами. Управьтесь сначала съ ними!

Король Генрихъ. Да, не мудрено, если французы готовы прозакладывать двадцать французскихъ коронъ {Игра словъ. Слово crown въ оригинал означаетъ и корону и монету — крону.} противъ одной, что завтра побьютъ насъ, разъ могутъ выставить двадцать французскихъ головъ противъ одной англійской. Но англичанину не грхъ сорвать французскія короны, и завтра самъ король возьмется за дло.

(Куртъ, Бэтсъ и Уильямсъ уходятъ).

На короля! Все, все на короля!

За жизнь, за душу, за долги, проступки,

За женъ и за дтей осиротлыхъ —

За все, про все одинъ король отвтчикъ!

Вотъ доля тяжкая! Близнецъ величья —

Предметъ злословія глупца любого,

Что лишь своей бдой болть способенъ.

Отъ сколькихъ радостей отречься долженъ

Король, вкушаемыхъ ничтожнымъ смертнымъ?

И много-ль радостей есть у него,—

Коль исключить величіе,— которыхъ

Любой ничтожный смертный не имлъ бы?

Но что-жъ такое ты, величья идолъ?

Что ты за божество, когда сильне

Своихъ поклонниковъ страдать должно

Заботами земными? Въ чемъ-же сила,

Въ чемъ преимущества твои? Въ чемъ смыслъ

И сущность твоего обожествленья?

Что ты такое. какъ не титулъ, степень,

Названіе? Въ другихъ вселяя трепетъ,

Само ты знаешь счастья меньше тхъ,

Которые тебя трепещутъ. Часто-ль

Къ устамъ твоимъ подносятъ поклоненья

Напитокъ чистый, безъ отравы лести?

Излчитъ-ли тебя, коль заболешь

Ты, грозное величіе, твой санъ?

Горячка пышнымъ титуламъ уступитъ,

Которыми тебя ласкаетъ лесть?

Поклоны низкіе прогонятъ недугъ?

Колни бдняковъ сгибать ты властно,

Но не владешь ты здоровьемъ ихъ.

Нтъ, сонъ спесивый! Ты хитро играешь

Покоемъ королей! Тебя постигъ я!

Недаромъ я король! Я знаю что

Ни мечъ, ни жезлъ, ни скипетръ, ни держава,

Ни мро, ни внецъ, ни жемчугами

И золотомъ расшитая порфира,

Ни тронъ, ни пышный королевскій титулъ,

Ни роскошь, что, какъ море въ часъ прилива,

О берегъ жизни бьетъ волной могучей,

Ни весь величья царственнаго блескъ —

Не водворятъ на королевскомъ лож

Тотъ крпкій сонъ, какимъ спитъ жалкій рабъ,

Идущій спать съ пустой душой и съ полнымъ

Набитымъ животомъ, по горло сытый

Нужды горчайшимъ хлбомъ, никогда

Не видитъ онъ лица ужасной ночи,

Исчадья адскаго, онъ спутникъ Феба,

Отъ утренней зари и до вечерней

Въ труд, а ночь зато спитъ сномъ блаженныхъ,

И вновь встаетъ съ зарею, помогая

Коней закладывать Гиперіону,

И такъ безъ отдыха весь круглый годъ,

И годъ за годомъ трудится до гроба.

Да, если бы не блескъ величья, всякій,

Кто трудится весь день и спитъ всю ночь,

Счастливй короля считаться могъ-бы.

Безпечно рабъ вкушаетъ блага мира,

Не знаетъ сонный мозгъ его, какихъ

Трудовъ, заботъ, ночей безсонныхъ стоитъ

Намъ, королямъ, поддерживать тотъ миръ,

Отъ благъ котораго вкушаютъ больше,

Чмъ кто другой, простые мужики.

(Входитъ Эрпингэмъ).

Эрпингэмъ.

Мой государь. нужны вы вашимъ лордамъ,

Они повсюду ищутъ васъ.

Король Генрихъ.

Ступай-же,

Мой старый, славный рыцарь, и вели

Собраться всмъ передъ моею ставкой,

Я буду тамъ скорй тебя.

Эрпингэмъ.

Исполню,

Мой государь!

(Уходитъ).

Король Генрихъ.

Богъ брани, закали

Грудь воиновъ моихъ! Не дай закрасться

Въ нихъ трепету! Умнія считать

Лиши ихъ, коль число враговъ способно

Вселить въ нихъ страхъ! О, Боже, не попомни

Мн преступленія отца!… Нтъ, нтъ,

Лишь не сегодня, Господи… Онъ добылъ

Внецъ грхомъ, но предалъ погребенью

Прахъ Ричарда я вновь и больше пролилъ

Слезъ покаянія надъ нимъ, чмъ крови

При томъ убійств было пролито.

Пять сотенъ бдняковъ я призрваю,

Что дважды въ день возносятъ къ небу руки

Изсохшія, съ мольбой объ отпущень

Творцомъ кроваваго грха, воздвигъ

Я дв часовни, гд отцы святые

За душу Ричарда обдни правятъ,

И больше сдлаю еще — хотя.

Все ни къ чему, что самъ я властенъ сдлать,

И подъ конецъ останется одно —

Раскаянье и мольбы о прощень!

(Входитъ Глостеръ).

Глостеръ.

Мой государь…

Король Генрихъ.

То голосъ брата.— Знаю,

За мною ты. Иду. Ступай впередъ.—

Да, день, друзья, все, все меня тамъ ждетъ.

(Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ II.

Лагерь французовъ.

Входитъ дофинъ съ Рамбюромъ, герцогомъ Орлеанскимъ и прочими, затмъ коннэтабль).

Герцогъ Орлеанскій.

Какъ солнце золотитъ доспхи наши!

Пора! друзья!

Дофинъ.

Montez cheval! Коня!

Valet! Laquais!

Герцогъ Орлеанскій.

Кипитъ отвага!

Дофинъ.

Via!

Les eaux! La terre!

Герцогъ Орлеанскій.

Rien plus? Et l’air, le feu…

Дофинъ.

Le ciel, кузенъ!

(Входитъ коннэтабль).

А вотъ самъ коннэтабль!

Коннэтабль.

Чу! Наши кони ржутъ отъ нетерпнья!

Дофинъ.

Скорй-же на коней! Вонзите шпоры,

Чтобъ англичанамъ брызнула въ глаза

Струей горячей кровь, ихъ ослпляя

Безумной храбростью!

Рамбюръ.

Заставить плакать

Ихъ кровью нашихъ лошадей? Тогда

Мы собственныхъ ихъ слезъ, вдь, не увидимъ!

(Входитъ гонецъ).

Гонецъ.

Враги построились въ ряды, сеньёры!

Коннэтабль.

Живе на коней! Спшите, принцы!—

Но поглядите-ка на эту шайку

Оборвышей несчастныхъ! Духъ послдній

Изъ ихъ груди исторгнетъ вашъ блестящій

Побдоносный видъ, оставивъ намъ

Взамнъ людей одну труху! И дла

Для нашихъ рукъ не много тутъ найдется,

Въ изсохшихъ жилахъ ихъ не хватитъ крови,

Чтобъ хоть забрызгать свтлые клинки,

Которые отважные французы

Сегодня обнажатъ, чтобъ тотчасъ спрятать

За скудостью добычи. Стоитъ намъ

Подуть на нихъ, и духъ отваги нашей

Уложитъ на смерть ихъ! Да, спору нтъ,

Одни бездльники лакеи наши,

Да мужики, что суетятся зря

Вкругъ нашихъ войскъ, съ такою жалкой горстью

Расправиться съумли-бы, а мы

Могли-бъ стоять себ здсь на пригорк,

Не шевельнувъ и пальцемъ, еслибъ это

Намъ позволяла честь. Ну, что еще

Сказать? Одно ничтожное усилье —

И дло кончимъ мы. Пусть трубачи

Трубятъ тревогу! Чуть мы шевельнемся,

Всхъ англичанъ такой охватитъ страхъ,

Что, бросивъ мечъ, падутъ предъ нами, въ прахъ!

(Входитъ Гранпрэ).

Гранпрэ.

Ну, пэры Франціи, чего-жъ вы ждете?

Какъ видно, эта падаль островитянъ

Дрожитъ за шкуру. Что за видъ позорный

У нихъ при свт утренней зари!

Презрительно французскій втеръ треплетъ

Лоскутья ихъ знаменъ. Надменный Марсъ,—

Какъ поглядть на это войско нищихъ,—

Покажется банкротомъ жалкимъ, тупо

Глядящимъ за ршетками забралъ.

Ихъ всадники сидятъ, какъ неживые,

Какъ рыцари-подсвчники, что держатъ

Взамнъ копья свчу, а клячи ихъ

Стоятъ, понуривъ головы, и кожа

Повисла складками на ихъ бокахъ,

Слезится тусклый взглядъ, губа отвисла,

А удила, запачканныя жвачкой,

Чуть держатся во рту, нетерпливо,

Какъ палачи, вкругъ нихъ кружатъ вороны

И часа ждутъ. Да нтъ, нельзя словами

Вполн живую набросать картину

Безжизненности этихъ войскъ, какую

Они въ дйствительности представляютъ.

Коннэтабль.

Должно-быть, молятся, готовясь къ смерти.

Дофинъ.

Чтожъ-жъ, не пошлемъ-ли мы врагу сначала

Обдъ, да платья новыя, да корму

Конямъ его голоднымъ, а потомъ

Ужъ вступимъ въ битву съ нимъ?

Коннэтабль.

Я дожидаюсь

Лишь знамени.— А впрочемъ, поспшимъ!

Могу себ значокъ съ трубы сорвать.

Впередъ! Намъ время некогда терять!

(Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ III.

Лагерь англичанъ.

Входятъ Глостеръ, Бедфордъ, Эксетеръ, Салисбери, Вестморлэндъ и воины.

Глостеръ.

А гд-жъ король?

Бедфордъ.

Похалъ самъ взглянуть

На непріятеля.

Вестморлэндъ.

Пожалуй, будетъ

Ихъ тысячъ шестьдесятъ.

Эксетеръ.

Да, по пяти

На одного, къ тому-же свжихъ, бодрыхъ.

Салисбери.

Да, силы страшныя! Не выдай, Боже!…

Друзья, простите! Богъ да будетъ съ вами!

Меня зоветъ мой постъ. Коль не удастся

Намъ больше свидться на этомъ свт,

Дастъ Богъ увидимся на небесахъ!

Лордъ Бедфордъ, герцогъ Эксетеръ, лордъ Глостеръ,

И вы, вс воины-друзья, простите!

Бедфордъ.

Прощай! Пошли теб Господь побду!

Эксетеръ.

Прощай, мой добрый графъ! Смле будь!

А, впрочемъ, смю-ль ободрять тебя?

Ты былъ всегда героемъ изъ героевъ!

(Салисбери уходитъ).

Бедфордъ.

Онъ полонъ доблести и благородства,

Принцъ истинный и тломъ и душой.

(Входитъ король Генрихъ).

Вестморлэндъ.

О, подоспй къ намъ хоть десятокъ тысячъ

Изъ тхъ, что праздными теперь сидятъ

На родин!

Король Генрихъ.

Кто этого желаетъ?

Кузенъ мой, Вестморлэндъ? Нтъ, другъ мой, если

Насъ гибель ждетъ — и съ нами потеряетъ

Довольно родина, а уцлемъ —

Чмъ меньше насъ, тмъ больше намъ и славы!

Да будетъ воля Божья! Но не надо

И одного намъ воина еще.

Клянусь Юпитеромъ, я не изъ жадныхъ,

Пусть на мой счетъ живутъ и богатютъ,

Пусть одваются въ мои одежды,

Душа моя не льнетъ ко вншнимъ благамъ,

Но, если грхъ быть жаднымъ къ слав, къ чести,

Изъ гршниковъ я первый гршникъ въ свт.

Нтъ, не желай, кузенъ, и одного

Изъ Англіи солдата намъ въ подмогу!

Я ни за что бы въ мір не хотлъ

Лишиться даже той частицы славы,

Что на его могла прійтись-бы долю.

Да, не желай подмоги намъ, кузенъ,

А лучше объяви войскамъ, что всякій,

Кому охоты нтъ сражаться, можетъ

Уйти домой, и денегъ на дорогу,

И пропускъ мы дадимъ. Мы не желаемъ

Пасть рядомъ съ тмъ, кто труситъ умереть

Бокъ-о-бокъ съ нами, какъ товарищъ врный.—

Сегодня день святого Криспіана,

И кто изъ насъ его переживетъ —

До самой смерти будетъ ежегодно

Справлять канунъ его, твердя друзьямъ:

‘Да, завтра день святого Криспіана!’

И рукава засучивать, и шрамы

Свои показывать и повторять:

‘Я получилъ ихъ въ Криспіановъ день!’

Слабетъ память въ старости, забвенье

Все въ мір ждетъ, но сохранитъ и даже

Украситъ память стариковъ сей день

И подвиги его! Сходить не будутъ

Съ устъ стариковъ и наши имена,

За кубками вспомянутся и Гарри,

И Бедфордъ, Вестморлэндъ и Варвикъ, Глостеръ,

Салисбери, Тальботъ и Эксетеръ.

Изъ рода въ родъ передаваться будетъ

Преданіе о славномъ дн, отнын

Во вки не умретъ день Криспіана,

А съ нимъ и мы — счастливцевъ горсть, мы — братья.

Кто нын кровь свою со мной прольетъ,

Тотъ станетъ братомъ мн, и какъ бы ни былъ

Происхожденіемъ и званьемъ низокъ,

Его облагородитъ этотъ день.

Дворяне-жъ, что теперь сидятъ за печкой

На родин, судьбу свою проклянутъ

За то, что не было ихъ здсь, и будутъ

Стыдливо потуплять глаза, заслышавъ,

Что рчь идетъ про Криспіановъ день!

(Входитъ Салисбери).

Салисбери.

Спшите, государь! Готовьтесь къ бою!

Сомкнулись грозные ряды французовъ,

Сейчасъ обрушатся на насъ!

Король Генрихъ

У насъ

Готово все, коль сердцемъ мы готовы.

Вестморлэндъ.

Умри, чье сердце дрогнетъ въ этотъ часъ!

Король Генрихъ.

Такъ помощи ты больше не желаешь

Изъ Англіи, кузенъ?

Вестморлэндъ.

О, государь!

Пускай бы ты да я, лишь мы съ тобою

Вдвоемъ ршили этотъ славный бой!

Король Генрихъ.

Вотъ это такъ! Пять тысячъ человкъ

Такимъ желаніемъ у насъ ты отнялъ!

Но это по сердцу куда мн больше,

Чмъ пожелай ты намъ еще въ подмогу

Хоть одного!— Пора и по мстамъ,

Да сохранитъ васъ Богъ!

(Звуки трубъ. Входить Монжуа).

Монжуа.

Король англійскій!

Къ теб еще разъ прихожу спросить,

Какой намъ выкупъ за себя предложишь

Во избжанье врнаго разгрома?

Воистину, стоишь у края бездны,

Готовой поглотить тебя. И проситъ

Тебя нашъ коннэтабль, изъ состраданья,

Войскамъ своимъ совтъ дать — покаяньемъ

Очиститься, чтобъ бдныя ихъ души

Могли покинуть съ миромъ это поле,

Гд будутъ гнить тла ихъ.

Король Генрихъ.

Кто тебя

На этотъ разъ послалъ, герольдъ?

Монжуа.

Великій

Нашъ коннэтабль.

Король Генрихъ.

Такъ и ему все тотъ же

Отвтъ снеси. Пусть побдитъ меня,

Тогда и продаетъ мой прахъ! О, Боже!

Какъ презираютъ бдныхъ насъ французы!—

Но человкъ, что продалъ шкуру льва,

Не застрливъ его,— самъ на охот

Погибъ.— Хоть часть изъ насъ найдетъ, наврно,

Въ земл родной могилы, и надюсь,

Гробницы ихъ увковчатъ память

Объ этомъ славномъ дн. Но даже т,

Что головы свои у васъ здсь сложатъ

Во Франціи, не будутъ тлть безславно,

Хотя-бъ ихъ погребли въ навозныхъ кучахъ.

Пригретъ солнышко и легкимъ паромъ*

Ихъ доблести на небо унесетъ,

А бренныя ихъ части гнить оставитъ

И воздухъ вашъ заразой отравлять.

Вотъ преимущество надъ вами нашихъ

Англійскихъ храбрецовъ: грозятъ бдою

Они и мертвые, подобно пулямъ,

Что, о-землю ударясь и отпрянувъ,

Полетъ свой смертоносный продолжаютъ.—

Теперь, герольдъ, и я возвышу голосъ.

Скажи пославшему тебя: невзрачны

Мои войска, одежды полиняли,

И позолота посошла съ доспховъ

Во время переходовъ подъ дождемъ,

Ни перышка на шлемахъ не осталось,—

И, значитъ, нечего бояться вамъ,

Чтобъ улетть отъ васъ мы собирались.

Да, обтрепались мы въ поход долгомъ

И въ одяньяхъ будничныхъ явились

На пиръ кровавый къ вамъ. Зато сіяютъ

Въ уборахъ праздничныхъ сердца у насъ!

И воины мои мн общали,

Что къ вечеру нарядятся и сами,

Хотя-бъ имъ черезъ головы французовъ

Пришлось сдирать съ тхъ новенькія платья,

А ихъ самихъ изъ строя гнать! И, если

Съ Господней помощью моимъ солдатамъ

Удастся общаніе исполнить,—

Тогда мой выкупъ скоро будетъ собранъ!

Итакъ, герольдъ, напрасно не трудись,

За выкупомъ къ намъ больше не являйся,

Клянусь, что вамъ не получить иного,

Какъ тло бренное мое, и то,—

Коль вамъ достанется оно въ томъ вид,

Въ какомъ намренъ я его оставить,—

Вамъ отъ него немного будетъ проку.

Такъ коннэтаблю и скажи!

Монжуа.

Скажу.

Прощай, король! Не жди герольдовъ больше!

(Уходитъ).

Король Генрихъ.

Боюсь, придешь еще разъ хлопотать

О выкуп!

(Входитъ герцогъ Іоркскій).

Герцогъ Іоркскій.

Униженно молю я

Васъ на колняхъ, государь, позволить

Мн первому ударить на врага!

Король Генрихъ

Согласенъ, храбрый Іоркъ!… Скорй-же въ поле,

Мои друзья, и будь Господня воля!

(Вс уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ IV.

Поле сраженія.

(Шумъ и лязгъ оружія. Выбгаетъ французскій солдатъ, ему на встрчу Пистоль и мальчикъ).

Пистоль. Сдавайся, собака!

Французъ. Je pense, que vous tes gentilhomme de bonne qualit.

Пистоль. Калитэ? Callino, castoreme!— Ты изъ благородныхъ? Какъ твое имя? Отвтствуй!

Французъ. О, Seigneur Dieu!

Пистоль.

Ну, сеньоръ Дьё — такъ, врно, благородный.

Внимай-же, сеньоръ Дьё, моимъ словамъ:

Иль подавай, сеньоръ, хорошій выкупъ,

Иль быть теб, сеньоръ, безъ головы!

Французъ. О, prenez misricorde! Ayez piti de moi, mon noble chevalier!

Пистоль.

Лишь нобль? Э, нтъ! Подай мн сорокъ ноблей,

Не то кишки теб изъ глотки вырву

Кровавою рукой!

Французъ. Mais dis, est-il impossible d’chapper la force de ton bras?

Пистоль.

Мди? Ты мдь мн предлагаешь, песъ?

Козелъ проклятый! Мдь мн предлагаешь?

Французъ. I, pardonnez moi, pardonnez moi!

Пистоль.

Mya, муа. Монета что-ль такая?—

Эй, малый, разспроси-ка по французски,

Какъ звать его?

Мальчикъ. Ecoutez: comment tes vous appelle?

Французъ.

Monsieur le Fer.

Мальчикъ. Онъ говоритъ, что его зовутъ господинъ Феръ.

Пистоль.

Вотъ я ему наферю, да нахерю,

Да и похерю! Такъ и передай!

Мальчикъ. Да я не знаю, какъ сказать по французски наферю, нахерю и похерю.

Пистоль.

Такъ попросту готовиться вели!

Сейчасъ ему я глотку перержу!

Французъ. Que dit-il, monsieur?

Мальчикъ. Il me commande de vous dire, que vous faites vous prt, car ce soldat ici est dispos tout а cette heure de couper votre gorge.

Пистоль.

Ну, да, couper la gorge, par ma foi!

Коль выкупа хорошаго не дашь,

Вотъ этотъ мечъ тебя въ куски изрубитъ!

Французъ. O, je vous supplie, pour l’amour de Dieu, me pardonner! Je suis gentilhomme de bon maison, gardez ma vie, et je vous donnerai deux cents cus.

Пистоль. Что онъ изрекъ?

Мальчикъ. Онъ проситъ васъ пощадить его, онъ дворянинъ изъ хорошей семьи и готовъ дать вамъ за себя выкупъ въ дв сотни кронъ.

Пистоль.

Скажи ему: мой гнвъ утихъ, и кроны

Готовъ я взять.

Французъ. Petit monsieur, que dit-il?

Мальчикъ. Encore qu’ il est contre son jurement de pardonner aucun prisonnier, nanmoins, pour les cus, que vous l’avez promis, il est content de vous donner la libert, le franchissement.

Французъ. Sur mes genoux je vous donne mille remerciments, et je m’estime heureux, que je suis tomb entre les mains d’un chevalier, je pense, le plus brave, vaillant et trs- distingu seigneur d’Angleterre.

Пистоль.

Hy, растолкуй-же мн, что онъ сказалъ?

Мальчикъ. Онъ на колняхъ благодаритъ васъ и считаетъ себя счастливымъ, что попалъ въ руки такого благороднаго человка, самаго, по его мннію, достойнаго и храбраго рыцаря въ Англіи.

Пистоль.

Ну, да, я храбръ и кровь, какъ воду, лью,

Но все же милую его.— Ступай

За мною, песъ!

(Уходитъ).

Мальчикъ. Suivez vous le grand capitaine. (Французъ u Пистоль уходятъ). Сроду не слыхивалъ такого зычнаго голоса отъ такой ничтожной душонки. Но, видно, права пословица: ‘Пустая бочка пуще грохочетъ’. Бардольфъ и Нимъ были вдесятеро храбре этого рыкающаго дьявола изъ старинной комедіи,— которому, однако, всякій можетъ обрзать ногти деревяннымъ кинжаломъ,— да оба угодили на вислицу, добьется и онъ того-же, коли начнетъ хапать посмле.— Ну, надо отправляться въ обозъ. Вотъ поживились бы французы, знай они, что у насъ при обоз остались одни мальчишки.

(Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ V.

Другая частъ поля сраженія.

Трескъ выстрловъ и лязгъ оружія. Входятъ Коннэтабль, Герцоги Орлеанскій и Бурбонскій, дофинъ, Рамбюръ и воины.

Коннэтабль.

О, diable!

Герцогъ Орлеанскій.

О, Seigneur!… Le jour est perdu! Tout est perdu!

Дофинъ.

Mort de ma vie! Погибло все! Погибло!

Позоръ и стыдъ навки намъ! Mchante

Fortune!… Да не бгите-же!

(Шумъ непродоложительной схватки).

Коннэтабль.

Вс наши

Ряды разстроились!

Дофинъ.

О, вчный стыдъ!

Нтъ, лучше намъ самимъ съ собой покончить!…

И это т оборвыши, которыхъ

Разыгрывали въ кости мы!

Герцогъ Орлеанскій.

И это

Тотъ государь, къ которому пословъ

За выкупомъ мы посылали!

Герцогъ Бурбонскій.

Вчный

Позоръ и стыдъ — вотъ все, что намъ осталось!

Одинъ позоръ! Хоть смертью смыть его!

За мной! Еще разъ на враговъ ударимъ!

Кто не за мной — пускай домой идетъ

И съ шапкою въ рукахъ, какъ подлый сводня,

Стоитъ на страж у дверей покоя,

Гд гнусный рабъ, гнуснй моей собаки,

Его любимйшую дочь безчеститъ!

Коннэтабль.

Да служитъ намъ на пользу безпорядокъ,

Сгубившій насъ! Обрушимся на нихъ

Толпой нестройною и опрокинемъ!

Герцогъ Орлеанскій.

Да, насъ еще довольно, чтобъ могли

Мы окружить и раздавить врага,

Когда-бъ хоть чуточку порядка!

Герцогъ Бурбонскій.

Къ чорту

Порядокъ вашъ! Толпою напирайте!

Иль жизнь короткая иль долгій срамъ —

Вотъ что теперь осталось выбрать намъ!

(Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ VI.

Другая часть поля сраженія.

(Шумъ сраженія. Входятъ король Генрихъ, Эксетеръ и воины).

Король Генрихъ.

Ну, земляки, дрались мы молодцами,

Но держатся еще французы въ пол,

И не оконченъ бой!

Эксетеръ.

Вамъ герцогъ Іоркскій

Привтъ свой шлетъ, мой государь!

Король Генрихъ.

Онъ живъ?

Три раза на моихъ глазахъ онъ падалъ

И подымался вновь, и въ бой кидался,—

Въ крови отъ шлема и до шпоръ!

Эксетеръ.

Герой!

Такъ и лежитъ онъ въ этой багряниц —

Краса и честь арены боевой!

А рядомъ братъ его по славнымъ ранамъ,

Графъ Суфолькъ распростертъ. Онъ первый палъ,

И Іоркъ изрубленный, къ нему подползши

И взявъ за бороду, приникъ устами

Къ зіявшимъ ранамъ на его лиц

И такъ молилъ: ‘О, Суфолькъ мой, помедли!

Моя душа твою проводитъ въ рай!

О, милая душа, постой, и вмст

Съ моей лети! Вдь, были неразлучны

Съ тобой на пол брани мы!’— Тутъ я

Сталъ утшать его, но онъ съ улыбкой

Рукой слабющей пожалъ мн руку

И молвилъ: ‘Королю, милордъ, снесите

Привтъ послдній мой!’ — И отвернулся,

Израненной рукою обвилъ шею

Умершаго, прильнулъ къ его устамъ

И, кровью собственной скрпивъ завты

Закончившейся такъ прекрасно дружбы,

Со смертью обручился самъ. До слезъ

Былъ я тмъ зрлищемъ прекраснымъ тронутъ,

Какъ ни боролся я, во мн духъ мужа

Силенъ такъ не былъ, чтобы не сказался

Во мн духъ матери моей слезами.

Король Генрихъ.

Тебя не порицаю. Самъ борюсь

Съ подернутыми влагою очами,

Чтобъ слезъ не выдали

(Шумъ сраженія).

Но чу! Откуда

Вновь этотъ шумъ?— Разсянные нами

Враги сплотились вновь! Такъ пусть же наши

Не выпускаютъ боле живыми

Враговъ изъ рукъ своихъ!— Отдать приказъ!

(Вс уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ VII.

Другая часть поля сраженія.

Шумъ сраженія. Входятъ Флюелленъ и Гоуеръ.

Флюелленъ. Испивать мальчишекъ и опозъ! Это окончательно противъ всякихъ военныхъ правилъ. Это такой посоръ, такой срамъ! Что вы скашете? Отвчайте-ше на зовсть, правда это?

Гоуеръ. Да, дйствительно, ни одного мальчугана не уцлло. И устроили эту рзню негодяи, трусишки, удравшіе съ поля сраженія. Кром того, они подожгли и разграбили королевскую ставку. Король и приказалъ теперь прикалывать всхъ плнныхъ. О! молодецъ нашъ король!

Флюелленъ. Да, онъ родился въ Монмоут, капитэнъ Гоуеръ. А какъ насывается городъ, гд родился Александръ Польшой?

Гоуеръ. Александръ Великій?

Флюелленъ. А польшой разв не великій? Что польшой, что великій, что зильный, что могучій — все одно и то-же, только слова расныя.

Гоуеръ. Александръ Великій, кажется, родился въ Македоніи, его отецъ, насколько я помню, назывался Филиппомъ Македонскимъ.

Флюелленъ. Ну-да, въ Македоніи, именно. Такъ я скашу вамъ, капитэнъ Гоуеръ, ешели вы позмотрите на свтскую карту, то савряю васъ, найдете польшое сходство между Македоніей и Монмоутомъ. И лешатъ они почти одинаково, и въ Македоніи есть рка и въ Монмоут есть рка, въ Монмоут рка насывается Уай, а какъ насывается рка въ Македоніи, я посапылъ, снаю только, что похоше на другую, какъ одинъ мой палецъ на другой, и въ той и въ другой есть лососина. А ешели вы хорошенько примчаете шиснь Александра, то шиснь Генриха исъ Монмоута тоше окашется похоша, во всемъ мошно найти зравненія. На Александра, какъ Господу и вамъ исвстно, находило пшенство, и онъ въ своемъ гнв, слости, дурномъ располошеніи, недовольств и разстройств, а такше въ хмелю, потому что люпилъ выпивать, упилъ разъ своего лучшаго друга Клита.

Гоуеръ. Ну, въ этомъ-то ужъ нашъ король не похожъ на него, онъ никогда не убивалъ своихъ друзей.

Флюелленъ. Не хорошо съ вашей стороны перепивать мой раскасъ, когда онъ еще не конченъ. Я говорю только о сходств и зравненіи. Какъ Александръ упилъ своего друга Клитапотому, что пылъ пьянъ, такъ Генрихъ исъ Монмоута, потому что пылъ въ сдравомъ ум и рассушденіи, прогналъ отъ себя толстаго рыцаря съ польшимъ пусомъ. Онъ пылъ польшой шутъ и прокасникъ. Я посапылъ, какъ его свали.

Гоуеръ. Сэръ Джонъ Фальстафъ.

Флюелленъ. Вотъ-вотъ. Скашу вамъ, въ Монмоут родятся хорошіе люди.

Гоуеръ. Его величество идетъ.

(Бряціньс оружія. Входятъ король Генрихъ, Варвикъ, Глостеръ, Эксетеръ и воины).

Король Генрихъ.

Съ прибытія во Францію не зналъ я

До часа этого, что значитъ гнвъ,-

Бери трубу, герольдъ! Ступай къ пригорку,

Гд рыцари стоятъ, и предложи

Спуститься къ намъ, коли хотятъ сражаться,

Не то, очистить поле.— Надоло

Глядть на нихъ!— А на своемъ упрутся,

Мы сами налетимъ и ихъ сметемъ,

Какъ вихорь каменный изъ ассирійскихъ

Пращей сметалъ враговъ! Затмъ, ршили

Мы истребить всхъ плнниковъ, и впредь

Кто попадется намъ — не жди пощады!—

Ступай и возвсти имъ это все.

(Входитъ Монжуа).

Эксетеръ.

Мой государь! Герольдъ французскій.

Глостеръ.

На этотъ разъ смиреннй видъ его.

Король Генрихъ.

Ну, что, герольдъ? Зачмъ опять? Ты знаешь,

Что, кром этихъ вотъ костей, другого

Вамъ не дождаться выкупа, и снова

За выкупомъ пришелъ?

Монжуа.

Нтъ, государь!

Пришелъ просить я васъ о дозволеньи

Намъ обойти кровавой битвы поле,

Чтобъ сосчитать, и схоронить убитыхъ,

И рыцарей отъ черни отдлить.

Увы! Лежитъ не мало нашихъ принцевъ,

Въ крови наемниковъ простыхъ купаясь,

А т свои мужицкія тла

Купаютъ въ княжеской крови. И много

Коней израненныхъ, облитыхъ кровью,

По полю носятся и дико топчутъ

Копытами желзными тла

Своихъ господъ и тмъ вторичной смерти

Ихъ предаютъ. О, государь великій!

Дозволь намъ съ миромъ обойти все поле

И съ честью нашихъ мертвыхъ схоронить.

Король Генрихъ.

Сказать теб по правд, я не знаю,

Герольдъ, за нами-ли еще побда?

Вонъ сколько вашихъ рыцарей тамъ въ пол!

Монжуа.

Побда ваша, государь!

Король Генрихъ.

Такъ Богу

Хвала и честь за это, а не намъ!

Какъ замокъ тотъ, что на гор, зовется?

Монжуа.

То замокъ Азинкуръ.

Король Генрихъ.

Такъ Азинкурской

Да будетъ впредь и битва называться,

Что разыгралась въ Криспіановъ день!

Флюелленъ. Вашъ праддъ, плашенной памяти, съ посволенья вашего величества, и дядя вашего отца Эдуардъ, Черный принцъ Валлійскій, тоше одершали, какъ я читалъ въ хроникахъ, польшую побду во Франціи.

Король Генрихъ,

Да, Флюелленъ, дйствительно такъ было.

Флюелленъ. Точно такъ, ваше величество. И если ваше величество помните, валлійцы сослушили въ тотъ день хорошую слушбу въ огород, гд росъ порей, и са то украсили свои монмоутскія шапки пореемъ, и это, какъ ваше величество снаетъ, считается до сихъ поръ снакомъ отличія, и я думаю, и ваше величество не пресгуете украшать сепя пореемъ въ Давидовъ день.

Король Генрихъ.

Нтъ, нтъ, и я его въ воспоминанье

О славномъ дн ношу. Не забываю,

Что я валліецъ, добрый мой землякъ.

Флюелленъ. Вся вода въ рк Уай не вымоетъ валлійской крови исъ тла вашего величества, скашу я вамъ. И Господи ее благослови и сохрани пока это угодно Ему и вашему величеству!

Король Генрихъ.

Спасибо, добрый мой землякъ! Спасибо!

Флюелленъ. Да, Господь звидтель, я семлякъ вашего величества. И пусть сеп вс объ этомъ снаютъ, я охотно соснаюсь въ этомъ на весь свтъ. Мн, слава Господи, нечего стыдиться вашего величества, пока ваше величество честный человкъ.

Король Генрихъ.

Дай Богъ всегда мн таковымъ остаться!—

Пусть дутъ съ Монжуа герольды наши,

Узнаютъ съ точностью число убитыхъ

У насъ и у врага и мн доложатъ.—

(Монжуа уходитъ).

Прошу позвать ко мн того солдата.

(Указываетъ на Уильямса).

Эксетеръ. Солдатъ! Подойди къ королю.

Король Генрихъ. Зачмъ у тебя на шапк перчатка?

Уильямсъ. Съ позволенья вашего величества, это залогъ отъ одного человка, съ которымъ мн надо драться, если онъ живъ.

Король Генрихъ. Онъ англичанинъ?

Уильямсъ. Съ позволенья вашего величества, онъ просто негодяй, который пришелъ и расхвастался тутъ ночью. И если онъ живъ и осмлится потребовать у меня свою перчатку, такъ я поклялся закатить ему оплеуху. Или, если я увижу свою перчатку на его шапк — а онъ тоже поклялся честью солдата носить ее, если останется живъ — то я сорву ее съ него такъ, что у него башка затрещитъ.

Король Генрихъ. Какъ, по вашему, капитанъ Флюелленъ, вправ ли этотъ солдатъ сдержать такую клятву?

Флюелленъ. Онъ пудетъ трусъ и негодяй, если не сдержитъ ея, съ посволенія вашего величества, это я говорю на зовсть.

Король Генрихъ. Ну, а если его противникъ окажется такимъ знатнымъ лицомъ, что отъ него нельзя будетъ и требовать, чтобы онъ далъ удовлетворенье простому солдату?

Флюелленъ. Пудь онъ снатенъ и древенъ родомъ, какъ замъ діаволъ или Люсиферъ или Вельсевулъ, онъ взетаки опясанъ, ваше величество, сдершать свою клятву. Ешели онъ нарушаетъ свою клятву, видите-ли, то получаетъ репутацію самаго польшого негодяя и труса, какой только топталъ землю своими грясными башмаками. Это я скашу на зовсть.

Король Генрихъ. Такъ сдержи же свое слово, молодецъ, когда встртишь того человка.

Уильямсъ. Живъ не буду, коли не сдержу, ваше величество!

Король Генрихъ. Ты у кого въ отряд?

Уильямсъ. У капитана Гоуера, ваше величество.

Флюелленъ. Гоуеръ правый слушака и иметъ допрыя поснанія и начитанъ въ военномъ дл.

Король Генрихъ. Позови его ко мн, солдатъ!

Уильясмъ. Слушаю ваше величество!

(Уходитъ).

Король Генрихъ. Вотъ, Флюелленъ, носи вмсто меня этотъ залогъ на своей шапк. Когда мы въ схватк съ герцогомъ Алансонскимъ свалились на землю, я сорвалъ эту перчатку съ его шлема, и, если кто нибудь станетъ требовать ее у тебя, тотъ, значитъ, другъ герцога и нашъ врагъ. Случится теб встртить такого человка, схвати его, какъ мой врный подданный и слуга.

Флюелленъ. Ваше величество окасываете мн глупокую честь, какой только мошетъ пошелать сердце подданнаго. Холъ-пы я видать того человка о двухъ ногахъ, который осмлился бы вырасить свою непріятность на эту перчатку. Польше я ничего не скажу, но я посмотрлъ-пы на него! И дай Господи мн посмотрть на него!

Король Генрихъ. Ты знаешь Гоуера?

Флюелленъ. Это мой лютшій другъ, съ посволенія вашего величества.

Король Генрихъ. Такъ поди и позови его ко мн въ палатку.

Флюелленъ. Слушаю, ваше величество!

(Уходитъ).

Король Генрихъ.

Скорй идите вслдъ за нимъ, братъ Глостеръ,

И вы, лордъ Варвикъ. Какъ-бы та перчатка,

Что отъ меня онъ получилъ сейчасъ,

Не принесла пощечины валлійцу,

Коль тотъ солдатъ ее своей признаетъ. —

Согласно общанію, я самъ

Обязанъ былъ ее носить.— Идите-жъ

Скорй за нимъ. Ударь его солдатъ —

А я не сомнваюсь, сдержитъ слово

Тотъ грубый малый — до бды не долго.

Я знаю, Флюелленъ горячъ и храбръ,

Заднь его, онъ словно порохъ вспыхнетъ

И за обиду тотчасъ же отплатитъ.

Такъ постарайтесь, чтобъ бды не вышло.—

Вы, дядя Эксетеръ, со мной пойдете.

(Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Передъ ставкой короля.

Входятъ Гоуеръ и Уильямсъ.

Уильямсъ. Я стою за то, капитанъ, что васъ хотятъ посвятить въ рыцари.

(Входитъ Флюелленъ).

Флюелленъ. Да пудетъ воля и милость Господня, капитанъ! Я прошу васъ сію минуту пошаловать къ королю. Васъ, пошалуй, ошидаетъ попольше, чмъ вы мошете помышлять.

Уильямсъ. Сэръ, вы знаете, что это за перчатка?

Флюелленъ. Снаю, что са перчатка? Перчатка какъ перчатка, а польше ничего.

Уильямсъ! А я ее знаю и вотъ какъ требую ее у тебя!

(Даетъ ему пощечину).

Флюелленъ. Громъ Господній! Да это исмнникъ, какого еще не видано во вземъ мір и ни во Франціи, ни въ Англіи!

Гоуеръ (Уильямсу). Что это значитъ, негодяй!

Уильямсъ. Что-жъ, мн быть клятвопреступникомъ?

Флюелленъ. Прочь, капитэнъ Гоуеръ! Я самъ расдлаюсь съ этимъ исмнникомъ!

Уильямсъ. Я вовсе не измнникъ!

Флюелленъ. Лшешь!… Именемъ его величества держите его! Это привершенецъ герцога Аланзонскаго!

Входятъ Варвикъ и Глостеръ.

Варвикъ. Что тутъ такое? Что случилось?

Флюелленъ. Лордъ Варвикъ! Сдсь, благодаря Господи, вышла на свтъ Пошій самая ядовитая исмна! Ясне лтняго дня! А вотъ и его величество.

Король Генрихъ и Эксетеръ выходятъ изъ королевской ставки.

Король Генрихъ. Что такое? что тутъ происходитъ?

Флюелленъ. Мой государь и король, вотъ негодяй, исмнникъ, который зорвалъ съ моей шапки перчатку, которую ваше величество сняли со шлема герцога Аланзонскаго.

Уильямсъ. Ваше величество, это моя перчатка, вотъ и пара къ ней. Тотъ, кому я давалъ ее въ залогъ, общалъ носить ее на шапк, я же общалъ сорвать ее съ него, если онъ это сдлаетъ. И вотъ, я увидалъ мою перчатку на шапк у этого человка и сдержалъ свое слово.

Флюелленъ. Ваше величество слышите сами, какой это позтыдный, низкій, хитрый, гнузный плутъ! Я надюсь, ваше величество пудете мн свидтельствомъ и салогомъ и сащитой, что это перчатка герцога Аланзонскаго, и что вы сами дали ее мн, скашите все на зовсть.

Король Генрихъ.

Солдатъ, верни перчатку мн, вотъ пара.

Тотъ, съ кмъ ты клятву далъ подраться — я,

Ты нагрубилъ порядкомъ мн, молодчикъ!

Флюелленъ. Съ посволенія вашего величества, онъ и отвтитъ са это головой, ешели только есть военный саконъ на свт.

Король Генрихъ.

Что въ оправданіе свое ты скажешь?

Уильямсъ. Ваше величество, оскорбленія наносятъ въ сердцахъ, а у меня никогда не было сердца противъ вашего величества, значитъ, я и не могъ васъ оскорбить.

Король Генрихъ.

Но лично намъ ты нагрубилъ!

Уильямсъ. Ваше величество были тогда не въ своемъ настоящемъ вид, а врод простого человка, ночь, одежда ваша и простое обхожденіе сбили меня, и потому все, что ваше величество потерпли отъ меня въ такомъ вид, я прошу васъ отнести на свой собственный счетъ, а не на мой. Вдь, будь вы тмъ, за кого я васъ принялъ, никакой вины за мной и не было бы. Потому я и прошу ваше величество простить меня.

Король Генрихъ (Эксетеру).

Наполни кронами перчатку, дядя,

И возврати ему.— А ты, молодчикъ,

Носи ее на шапк въ знакъ отличья,

Пока я не потребую ея.

Отсыпьте кронъ ему.— А капитана

Я помириться съ нимъ прошу.

Флюелленъ. Клянусь днемъ и звтомъ Господнимъ, у этого молодца есть храпрость.— На, вотъ вамъ двнадцать пенсовъ, и прошу васъ дершитесь подальше отъ всякихъ всдоровъ и споровъ и всякой прани и непріятности, это пудетъ самое лучшее для васъ замихъ.

Уильямсъ. Не надо мн вашихъ денегъ.

Флюелленъ. Перите, перите, я даю отъ чистаго сердца. Говорю вамъ, пригодится пашмаки починить. Ну? Сачмъ вы такъ конфуситесь? Сапоги у васъ просятъ починки, а это настоящая монета, не фальшивая, савряю васъ, а то могу перемнить.

(Входитъ англійскій герольдъ).

Король Генрихъ.

Сосчитаны убитые, герольдъ?

Герольдъ.

Вотъ списокъ павшихъ воиновъ французскихъ.

(Подаетъ бумагу).

Король Генрихъ.

А кто у насъ въ плну изъ знатныхъ дядя?

Эксетеръ.

Племянникъ короля, принцъ Орлеанскій,

Высокородный Бусико и герцогъ

Бурбонъ, а прочихъ графовъ и бароновъ

И рыцарей всхъ — тысяча пятьсотъ.

Король Генрихъ.

А этотъ листъ гласитъ, что десять тысячъ

Французовъ полегло: сто двадцать шесть

Бароновъ, принцевъ и дворянъ-хорунжихъ,

Да восемь тысячъ и четыре сотни

Оруженосцевъ, рыцарей и прочихъ

Дворянъ, пятьсотъ изъ нихъ вчера лишь только

Надли шпоры въ первый разъ!— Итакъ,

Изо всего десятка тысячъ павшихъ

Лишь тысяча шестьсотъ простыхъ солдатъ —

Наемниковъ, а то все принцы, графы,

Бароны, рыцари, дворяне. Вотъ

Знатнйшіе изъ павшихъ: де ля Брэ

Французскій коннэтабль, Жакъ Шатильонъ

Великій адмиралъ, сеньоръ Рамбюръ,

Вождь лучниковъ, Дофэнъ — гросмейстеръ, герцогъ

Антонъ Брабантскій, герцогъ Алансонскій,

Братъ герцога Бургундскаго, и герцогъ

Беррійскій Эдуардъ, за ними графы:

Гранпрэ, Русси, Фуа и Фоконбергъ,

Бомонъ, Лестраль, Водмэнъ и Марль.— Смерть жатву

Поистин здсь царскую скосила!—

А гд-же списокъ англичанъ убитыхъ?

(Герольдъ подаетъ другую бумагу).

Графъ Суфолькъ, герцогъ Іоркскій Эдуардъ,

Сэръ Ричардъ Кэтлей и эсквайръ Гэмъ.

Изъ знатныхъ больше никого, а прочихъ

Лишь двадцать пять! О, Боже! Здсь десница

Твоя видна! Теб вся честь, не намъ!

Когда-жъ бывало, что въ борьб открытой,

Безъ хитростей военныхъ, столь огромный

Уронъ несла одна лишь сторона,

Другая-жъ столь ничтожный? Царь Небесный!

Теб Единому хвала и честь!

Эксетеръ.

По истин чудесно!

Король Генрихъ.

Вступимъ въ городъ

Торжественной процессіей, но смерть

Тому, кто хвастаться побдой станетъ

И честь ея оспаривать у Бога!

Флюелленъ. Такъ, съ досволенья вашего величества, несаконно пудетъ и опъявлять, сколько у насъ упитыхъ?

Король Генрихъ.

Законно, капитанъ, но прибавляя

Смиренно, что самъ Богъ за насъ сражался.

Флюелленъ. Да, скашу на зовсть, Онъ постарался са насъ.

Король Генрихъ.

Священные обряды вс исполнимъ,

Прослушаемъ Non nobis и Te Deum,

По христіански павшихъ похоронимъ

И — въ путь, въ Калэ, оттуда же въ отчизну,

И никогда и не дождаться ей

Изъ Франціи счастливйшихъ гостей!

(Уходятъ).

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

Хоръ (входитъ).

Для тхъ, кто въ хроникахъ не свдущъ, мы

Изобразимъ дальнйшій ходъ событій,

А тхъ, которые о нихъ читали,

О снисхожденіи смиренно просимъ,—

Изобразить здсь тхъ временъ событья

Во всей ихъ правд жизненной нельзя.—

Мы короля отправили въ Калэ,

За нимъ послдовавъ туда, вы съ нимъ-же

Оттуда на крылахъ воображенья

Перенеситесь за море. Глядите!

Весь берегъ Англіи людьми усянъ,

Мужчины, женщины и дти — вс

Толпятся тамъ, и громъ рукоплесканій

И ликованья клики заглушаютъ

Ревъ моря самого, что путь монарху

Готовитъ, словно встникъ-исполинъ.

Теперь пусть къ берегу король пристанетъ

И слдуетъ торжественно въ столицу,

Его догонитъ ваша мысль въ Блэкгет,

Гд просятъ лорды Генриха дозволить

Нести предъ нимъ по городу его

Въ бояхъ погнутый мечъ и шлемъ измятый,

Но, гордости, тщеславья чуждый, онъ

Отказываетъ имъ, всю честь и славу

Предоставляя Богу — не себ.

Теперь прилежная работа мысли

Пускай покажетъ вамъ, какъ извергаетъ

Потоки цлые народа Лондонъ,

Въ торжественной процессіи лордъ-мэръ

Съ знатнйшими изъ гражданъ выступаютъ,

Какъ римскіе сенаторы, съ несмтной

Толпой плебеевъ позади, навстрчу

Герою-цезарю. Иль, чтобъ сравнить

Съ событіемъ намъ ближе, хоть и мельче,

Представьте полководца королевы

Вернувшимся — и дай Богъ, чтобъ скоре

Вернулся онъ!— поднявъ ирландскій бунтъ

На остріе меча,— кто усидлъ-бы

Тогда изъ нашихъ мирныхъ гражданъ дома,

Не устремился-бы ему на встрчу?

Такъ встрча Генриха еще несмтнй

И съ большимъ правомъ собрала толпы.—

И вотъ, онъ въ Лондон, гд долго держатъ

Его стенанья Франціи и просьбы

Заступниковъ ея: самъ императоръ

Старается уладить миръ.— Но васъ

Мы просимъ пропустить вс т событья

Вплоть до того, какъ Генрихъ вновь вернулся

Во Францію, а съ нимъ и мы. Итакъ,

Представивъ вамъ все, что случилось раньше,

Еще разъ вамъ напомнимъ, что все это

Уже прошло. А вы, за сокращенья

Насъ извинивъ, отдайтесь вновь мечтамъ,

Чтобъ васъ несли къ французскимъ берегамъ.

(Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ I.

Франція. Англійскій сторожевой постъ.

Входятъ Флюелленъ и Гоуеръ.

Гоуеръ. Да, вы правы, но зачмъ же на васъ сегодня порей? Давидовъ день прошелъ.

Флюелленъ. Взегда и во вземъ находятся свои причины и поводы, и я скашу вамъ это, какъ другу, капитэнъ Гоуеръ. Этотъ подлый оборвышъ, вшивый, дрянной хвастунишка Пистоль, завсмъ ничего не стоющій каналья, какъ вы зами и весь свтъ снаете, пришелъ вчера ко мн и принесъ мн золи и хлба и предлошилъ мн это зъсть съ моимъ пореемъ. — А пыло это въ такомъ мст, что я не могъ садать ему. Но я теперь посволю себ смлость нозить мой порей, пока встрчу его опять, и тогда я выскашу ему кое-какія пошеланія.

Входитъ Пистоль.

Гоуеръ. Глядите, вотъ и онъ самъ, раздулся словно индюкъ.

Флюелленъ. Я не позмотрю на его расдутый собъ.— Спаси васъ Господи, подпрапорщикъ Пистоль, пакостный, вшивый каналья! Спаси васъ Господи!

Пистоль.

Съ ума сошелъ ты, песъ троянскій! Хочешь,

Чтобъ Парки ткань смертельную порвалъ я?

Прочь съ глазъ моихъ! Меня тошнитъ отъ вони

Порея твоего!

Флюелленъ. А я прошу васъ отъ взего зердца, вы пакостный, вшивый каналья, чтопы вы исволили по моему шеланію и приглашенію и трепованію скушать этотъ порей. Потому что, видите-ли, вы его не мошете терпть и ваши наклонности и аппетитъ и пищевареніе завсмъ не вынозять порея, потому именно, видите-ли, я и прошу васъ скушать его.

Пистоль.

Самъ Кадвалландеръ съ козами своими

Меня не принудитъ!

Флюелленъ. Такъ вотъ вамъ одну косу! (бьетъ его). Угодно вамъ, пакостный каналья, скушать?

Пистоль. Троянецъ злополучный, ты умрешь!

Флюелленъ. Правда ваша, мерзкій каналья, умру, когда Господу угодно пудетъ. А пока я прошу васъ замихъ жить и кушать на сдоровье,— вотъ вамъ и приправа къ этому плюду! (бьетъ его). Вы меня вчера насывали горнымъ косломъ, а я сегодня пошалую васъ въ кавалеры луши. Прошу-ше васъ, кушайте! Ешели вы мошете смяться надъ пореемъ, такъ мошете и покушать порея.

Гоуеръ. Ну, будетъ, капитанъ, онъ и такъ совсмъ упалъ духомъ.

Флюелленъ. Пусть покушаетъ моего порея, говорю я, не то я пуду колотить его по пашк хоть четыре дня.— Кушайте, говорятъ вамъ, это хорошо для вашихъ свшихъ ранъ и кровяной птушьей грепенки.

Пистоль. Такъ неужель мн сть?!

Флюелленъ. Непремнно, и песовзякихъ замнній и вопрозовъ и двузмысленностей.

Пистоль

Клянусь пореемъ, отомщу жестоко!…

Я мъ, я мъ-же! И — клянусь!

Флюелленъ. Кушайте, прошу васъ. А то не шелаете-ли еще приправы къ порею? Да и порея не мало-ли для вашей клятвы?

Пистоль. Дай хоть вздохнуть дубинк! Видишь, мъ!

Флюелленъ. На сдоровье, мерскій каналья, на сдоровье! Нтъ, я прошу, ничего не просать, пошалуйста! И шелуха годится для вашей расбитой птушьей грепенки. Теперь, когда вы потомъ увидите порей, смйтесь надъ нимъ, пошалуйста. Я ничего не скашу.

Пистоль. Ну, хорошо!

Флюелленъ. Да, порей очень хорошъ.— А вотъ вамъ грошъ на перевяску вашей распитой башки.

Пистоль. Мн грошъ? Мн?Мн?

Флюелленъ. Именно, и вы должны его всять, а не то у меня въ карман есть еще порей для васъ.

Пистоль. Твой грошъ беру въ задатокъ мести!

Флюелленъ. Ешели я вамъ что-нибудь долшенъ, я саплачу все сполна тумаками, вы пудете торговать мясомъ и пудете имть отъ меня питое мясо. Спаси васъ Господи и исцли вашу распитую пашку!

(Уходитъ).

Пистоль.

Я стны ада местью потрясу!

Гоуеръ. Знаете что? Вы просто на просто трусъ и лгунишка! Вы позволили себ глумиться надъ стариннымъ обычаемъ, который обязанъ своимъ возникновеніемъ достойному памяти случаю, но когда дошло до дла, вы не осмлились постоять за себя. Я ужъ нсколько разъ замчалъ, что вы насмхаетесь надъ этимъ достойнымъ человкомъ. Вы думали, что если онъ плохо владетъ англійскимъ языкомъ.такъ плохо владетъ и англійской дубинкой, теперь вы видите, что дали маху. Желаю, чтобы валлійскій кулакъ научилъ васъ, какъ прилично вести себя англичанину. Прощайте! (Уходитъ).

Пистоль.

Иль собирается Фортуна стать

Іезавелью для меня? Недавно

Узналъ о смерти Нель, что умерла

Французскою болзнью въ госпитал,—

Итакъ, простите радости свиданья!

Старю я, и выбиваютъ честь

Дубинкой изъ моихъ усталыхъ членовъ.

Попробую стать своднею, да кстати

И легкимъ на руку карманнымъ воромъ.

Украдкой въ Англію сбгу, чтобъ красть.

Прикрою пластыремъ вс синяки

И стану клясться: ‘Эти раны мн

Нанесены французомъ на войн!’

(Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ II.

Труа въ Шампани. Покой во дворц французскаго короля.

Король Генрихъ, Бедфордъ, Глостеръ, Эксетеръ, Варвикъ, Вестморлэндъ и свита, король Карлъ, королева Изабелла, принцесса Екатерина, Алиса, придворные кавалеры и дамы, герцогъ Бургундскій и его свита — входятъ съ разныхъ сторонъ.

Король Генрихъ.

Насъ свелъ здсь миръ, и миръ да будетъ съ нами!

Привтъ вамъ, братъ нашъ, Франціи монархъ!

И вамъ, сестра!— Принцесс и кузин

Прекрасной нашей всякихъ благъ желаемъ!—

Какъ втвь и члена царственнаго дома,

Привтствуемъ и васъ, Бургундскій герцогъ,

Кому обязаны мы этой встрчей.—

Привтъ мой всмъ вамъ, принцы и дворяне!

Король Карлъ.

Добро пожаловать! Мы рады видть

Васъ, царственный нашъ братъ! — И вы, милорды,

Добро пожаловать!

Королева Изабелла.

Да принесетъ

Намъ этотъ день пріятнаго свиданья

Такіе-же отрадные плоды,

Какъ намъ отрадно свтлый взоръ вашъ видть,

Тотъ взоръ, что во французовъ до сихъ поръ

Металъ убійственный огонь, разилъ

Какъ василиска взглядъ, мы уповаемъ,

Что нын онъ свой ядъ совсмъ утратилъ,

И злобу и вражду замнитъ дружба.

Король Генрихъ.

Аминь! Мы съ этой цлью и явились.

Королева Изабелла.

Привтъ мой вамъ, англійскіе милорды!

Герцогъ Бургундскій.

Примите мой почтительный привтъ,

Великіе монархи! Я старался —

Какъ вдомо обоимъ государямъ —

По мр силъ моихъ и разумнья,

Отъ сердца чистаго, подвигнуть ваши

Величества на мирное свиданье,

Теперь, когда успхомъ увнчались

Старанія мои,— лицомъ къ лицу

Съ привтомъ на устахъ сошлись монархи,—

Да не впаду въ немилость я, спросивъ:

Какія-жъ есть препятствія, помхи,

Чтобъ искалченный, несчастный миръ,

Искусствъ, наукъ, богатства, плодородья

И радостей семейныхъ покровитель,

Не смлъ поднять прекраснаго чела

Въ прекраснйшемъ изъ всхъ садовъ вселенной,

Во Франціи? Увы, давно, давно

Онъ отлетлъ изъ Франціи злосчастной!

На тучныхъ пашняхъ на корню сгниваютъ

Роскошные хлба, и виноградъ —

Сердецъ услада — сохнетъ безъ подрзки.

Живыя изгороди одичали,

Втвями обросли, напоминая

Нестриженныхъ, небритыхъ заключенныхъ,

Поля подъ паромъ заросли бурьяномъ,

Болиголовомъ, сорною травой,

А плугъ, что долженъ бы ихъ вырвать съ корнемъ,

Ржаветъ отъ бездйствія, луга,

Что кормовыми травами пестрли,

Устали ждать косцовъ и облнились, —

Ихъ лоно тучное теперь взрощаетъ

Лишь блену, крапиву, да лопухъ,

Ни красоты, ни пользы нтъ отъ нихъ!

И, какъ сады, луга и пашни наши,

Заброшены и наши очаги,

И мы и дти наши закоснли

Въ невжеств, досуга больше нтъ

Для тхъ наукъ, что красили страну.

Какъ дикари, какъ варвары-солдаты,

Живемъ теперь: иныхъ и мыслей нтъ,

Какъ о войн, о крови, грубы рчи,

Угрюмы лица, жалки одянья,

И безурядица во всемъ царитъ.—

Васъ здсь свело желанье все исправить,

Возстановить въ стран былой порядокъ,

Благоволите-жъ выяснить причины,

Что миру благодатному мшаютъ

Смнить вс эти бдствія и снова

Дарами насъ своими осыпать.

Король Генрихъ.

Но если такъ желаете вы мира,

Несущаго съ собой конецъ всмъ бдамъ,

Описаннымъ такъ ярко вами, то

Его должны купить согласьемъ полнымъ

На вс условія мои. По пунктамъ

Они изложены, и вамъ врученъ

Ихъ краткій перечень.

Герцогъ Бургундскій.

Они извстны

Монарху Франціи, но онъ пока

На нихъ еще не можетъ дать отвта.

Король Генрихъ.

А между тмъ отъ этого отвта

Зависитъ миръ, который вамъ такъ дорогъ.

Король Карлъ.

Успли мы лишь пробжать условья,

Но если вамъ угодно будетъ выбрать

Кого нибудь изъ вашихъ приближенныхъ*

Для обсужденія совмстно съ нами

Условій вашихъ, то мы не замедлимъ

Вамъ дать ршительный отвтъ.

Король Генрихъ.

Согласны.—

Любезный дядя Эксетеръ, братъ Кларенсъ,

И вы, братъ Глостеръ, Варвикъ, Гунтингдонъ,

Идите съ королемъ. Даемъ вамъ право

За насъ скрплять, мнять и добавлять

Условія, какъ вамъ вашъ умъ подскажетъ

Для пользы родины и чести нашей.

А мы заране все утверждаемъ.—

Угодно-ль будетъ царственной сестр

За королемъ послдовать иль съ нами

Остаться здсь?

Королева Изабелла.

Позвольте мн пойти,

Любезный братъ. Быть можетъ, пригодится

Тамъ голосъ женщины, чтобы смягчить

Излишнюю суровость притязаній.

Король Генрихъ.

Такъ пусть кузина здсь побудетъ съ нами.

Она — одно изъ главныхъ притязаній,

Которыми я обусловилъ миръ.

Королева.

Пускай останется.

(Вс, кром короля Генриха, принцессы Екатерины и Алисы, уходятъ).

Король Генрихъ.

О, Катарина!

Прекрасная, прекраснйшая въ мір!

Ты не подскажешь-ли солдату слово,

Что къ сердцу двушки нашло бы путь

И о любви его ей разсказало!

Екатерина. Ваше величество сметесь на меня, я не умю по англійски.

Король Генрихъ. Прекрасная Катарина! Только полюби меня всмъ своимъ французскимъ сердцемъ и признайся мн въ этомъ хоть на самомъ ломаномъ англійскомъ язык,— я буду счастливъ! Можешь ли ты полюбить меня такимъ, какимъ я теб кажусь?

Екатерина. Я не знаю это: какимъ я теб кажусь?

Король Генрихъ. О, ты-то кажешься мн ангеломъ!

Екатерина (Алис). Que dit-il? Que je suis semblable aux anges?

Алиса. Oui, vraiment, sauf vostre grce, ainsi dit-il.

Король Генрихъ. Да, я такъ сказалъ, безцнная Катарина, и могу, не красня, повторить.

Екатерина. O, bon Dieu! Les langues des hommes sont pleines des tromperies.

Король Генрихъ (Алис). Что она говоритъ, красавица? Что у мужчинъ лжи вый языкъ?

Алиса. Oui, что языки мужчинъ наполнены лживостью, это говоритъ принцесса.

Король Генрихъ (въ сторону). Ну, принцесса говоритъ лучше по англійски!— (Вслухъ). Право, Кэтъ, я такой женихъ, котораго не трудно понять. И я даже радъ, что ты не знаешь лучше по англійски, а то, пожалуй, нашла бы, что я слишкомъ ужъ простъ для короля, или подумала бы, что я только недавно продалъ свою ферму, чтобы купить корону. Я не мастеръ объясняться въ любви, не умю ворковать, а просто скажу: я люблю тебя! И если теб захочется, чтобы я пошелъ еще дальше простого отвта на вопросъ: искренно-ли?— пропало все мое сватовство. Такъ отвчай-же, что любишь меня, протянемъ другъ другу руки, и дло съ концомъ.— Что вы скажете на это, лэди?

Екатерина. Sauf vostre honneur, меня понятно хорошо.

Король Генрихъ. Право, если бы ты заставила меня воспвать тебя въ стихахъ или танцовать съ тобою, я бы пропалъ. Я ничего не смыслю ни въ римахъ, ни въ размр, а въ танцахъ никакъ не могу попасть въ тактъ, хотя по части того, что-бы попадать въ противника, я не изъ послднихъ. Вотъ, если бы я могъ плнить двушку игрой въ чехарду или ловкимъ прыжкомъ въ сдло въ полномъ вооруженіи, я бы разомъ — прости за хвастовство! — вспрыгнулъ на брачное лож. Или доведись мн подраться на кулачкахъ за мою возлюбленную, или прогарцевать въ честь ее на кон, я бы работалъ кулаками что твой мясникъ и сидлъ бы на кон, какъ мартышка, которую ни за что не стрясешь съ сдла. Но, ей-богу, Кэтъ, я не мастеръ строить умильные рожи, краснорчиво вздыхать и затйливо уврять въ своей любви, я умю только давать самые простые клятвы, которыхъ никогда не даю безъ нужды и не нарушаю даже по нужд. Можешь ли ты, Кэтъ, полюбить молодца такого закала, лицо котораго даже недостойно загара, и который если и заглядываетъ въ зеркало, то отнюдь не изъ любви къ тому, что онъ тамъ видитъ. Если можешь, то сумй взглянуть на него такъ, чтобы онъ пришелся теб по вкусу. Я говорю съ тобой начистоту, по-солдатски, можешь полюбить меня, каковъ я есть, такъ бери меня, а нтъ, то… Да, если я скажу, что умру, это будетъ правда, но если я скажу, что умру отъ любви, — нтъ! А все-таки я люблю тебя искренне. И право, Кэтъ, совтую теб взять въ мужья человка простого, врнаго, хоть и безъ лоска. Такой поневол будетъ цнить тебя,— гд ужъ ему искать успха у другихъ! А то эти молодчики съ ихъ неистощимымъ краснорчіемъ, умющіе ловко вкрасться въ женское сердц своими стишками, такъ же ловко умютъ и увильнуть изъ него. О, все вс эти краснобаи — пустые болтуны, а римы — дингъ-дангъ, звукъ пустой! Стройная нога исхудаетъ, прямая спина сгорбится, черная борода посдетъ, кудрявая голова облысетъ, красивое лицо покроется морщинами, свтлые глаза потускнютъ, но врное сердц, Кэтъ, останется неизмннымъ, какъ солнц или мсяцъ на неб, нтъ, лучше солнц, а не мсяцъ, оно всегда свтитъ одинаково и не знаетъ ущерба. Хочешь такого мужа, такъ бери меня, бери меня, бери солдата, бери короля! Ну что же ты скажешь въ отвтъ на мои любовные рчи? Говори, милая, и говори мило, прошу тебя!

Екатерина. Какъ возможно, что я должна любить врага Франціи?

Король Генрихъ. Нтъ, это невозможно. Ты и не будешь любить врага Франціи, Кэтъ, если ты полюбишь меня, ты полюбишь друга Франціи. Я такъ люблю Францію, что не могу разстаться ни съ однимъ клочкомъ ея земли, вс должно быть моимъ, но если Франція будетъ моя, а я твой, то Франція будетъ и твоя, а ты моя.

Екатерина. Меня не понятно.

Король Генрихъ. Нтъ? Такъ я скажу теб это по-французски, хоть и знаю, что французскіе слова такъ и повиснутъ у меня на язык, словно новобрачная на ше у мужа,— и не стрясешь! — Quand j’ay le possession de France et quand vous avez le possession de moy… постойте, какъ дальше-то? Святой Діонисій, выручай!… donc vostre est France, et vous estes mienne. Нтъ, Кэтъ, легче, кажется, завоевать еще королевство, чмъ сказать еще такую рчь по-французски. Мой французскій языкъ можетъ только насмшить тебя.

Екатерина. Sauf vostre honneur le Francais, que vous parlez, il est meilleur que l’Anglais lequel je parle.

Король Генрихъ. Ну нтъ, Кэтъ, мы оба ломаемъ — ты мой, а я твой — языкъ одинаково превосходно. Но вдь ты же понимаешь настолько по-англійски, чтобы понять меня? Любишь ли ты меня?

Екатерина. Я не уметъ это сказать.

Король Генрихъ. Такъ не суметъ ли кто изъ твоихъ близкихъ, Кэтъ? Я спрошу у нихъ. Слушай! Я знаю, что ты меня любишь, и сегодня вечеромъ, какъ только придешь въ свою свтлицу, станешь разспрашивать обо мн свою подругу, и знаю, будешь бранить во мн какъ разъ то, что теб нравится во мн. Но, милая Кэтъ, прошу тебя, смйся надо мной въ мру, моя прекрасная принцесса,— вдь я люблю тебя безъ мры. Если ты когда-нибудь станешь моей, Кэтъ, а я крпко врю, что ты будешь моей, то выйдетъ, что я завоевалъ тебя этой войной, и поэтому отъ тебя непремнно родятся удалые воины! Ну что же, не смастерить ли намъ съ тобой эдакъ между днями святого Діонисія и святого Георгія мальчугана, который заберется въ самый Константинополь и схватитъ турку за бороду? А?

Екатерина. Я не знаетъ.

Король Генрихъ. Знать-то можно только со временемъ, а вотъ общать можно. Общай же мн, Кэтъ, приложить вс старанья со своей французской стороны, а ужъ я со своей англійской ручаюсь за это, какъ король и холостякъ. Ну, отвчай же мн la plus belle Catherine du monde, mon tres-chre et tres divine deesse.

Екатерина. Ваше majst можетъ своимъ fausse французскимъ языкомъ tromper самую sage demoiselle, какая есть en France.

Король Генрихъ. Ну его, мой ломаный французскій языкъ! Скажу теб на чистомъ, настоящемъ англійскомъ, что люблю тебя, Кэтъ! Клянусь честью! И, хотя не могу поклясться честью, что и ты любишь меня, все-таки льщу себя этой надеждой, даромъ что лицомъ не вышелъ. Чертъ побери честолюбіе моего отца! У него только и думъ было, что о внутреннихъ гражданскихъ распряхъ,— вотъ я и вышелъ съ такимъ угрюмымъ, грубымъ, чисто солдатскимъ лицомъ, которое пугаетъ дамъ, чуть вздумаю поухаживать за ними. Но поврь мн, Кэтъ, съ годами я вс больше и больше буду нравиться теб. Меня утшаетъ, что старость, этотъ нерадивый хранитель красоты, ужъ не попортитъ моего лица. Взявъ меня теперь, ты возьмешь меня въ наихудшемъ вид, и если теперь сумешь примириться съ моей наружностью, то съ годами и подавно. Такъ отвчай же, Кэтъ, хочешь ты взять меня въ мужья? Полно краснть по-двичьи, открой мысль своего сердца взглядомъ царицы, возьми меня за руку и скажи: ‘Генрихъ Англійскій, я твоя!’ И какъ только ты осчастливишь мой слухъ такой рчью, я воскликну: ‘Англія твоя, Ирландія твоя, Франція твоя и Генрихъ Плантагенетъ твой!’ — и если онъ — я говорю это ему прямо въ глаза — и не первый малый среди королей, то вс же, какъ ты увидишь, король не малаго числа добрыхъ малыхъ. Отвчай же мн, Кэтъ, скоре своей нескладной музыкой,— голосъ твой музыка, а англійскій языкъ твой нескладенъ. Итакъ, Катарина, королева всхъ Катаринъ, отвчай мн хоть нескладной музыкой: хочешь ты быть моей?

Екатерина. Какъ будетъ желанье de roy mon pre.

Король Генрихъ. Онъ-то пожелаетъ, Кэтъ! Долженъ пожелать!

Екатерина. Такъ и я пожелаетъ.

Король Генрихъ. За это я поцлую твою ручку и назову тебя своей королевой!

Екатерина. Laissez, mon seigneur, laissez, laissez! Ma foy, je ne veux point que vous abaissiez vostre grandeur en baisant la main de vostre indigne serviteur, excusez moy, je vous supplie, mon trs puissant seigneur!

Король Генрихъ. Такъ я поцлую тебя въ губки, Кэтъ.

Екатерина. Ce n’est pas la coutume de France, de baiser les dames et demoiselles avant leur noces.

Король Генрихъ. Госпожа переводчица, что она говоритъ?

Алиса. Что это не обычай pour les dames Франціи… Я не знаю, какъ baiser по англійски.

Король Генрихъ. Цловать.

Алиса. Ваше величество entend лучше que moy.

Король Генрихъ. Она хочетъ сказать, что во Франціи не принято цловаться до свадьбы? Такъ?

Алиса. Oui, vraiment.

Король Генрихъ. О, Кэтъ! Мелочные обычаи смиренно стушевываются передъ волей великихъ монарховъ. Милая Кэтъ, насъ съ тобой не могутъ стснять такія слабыя преграды, какъ мстные обычаи. Мы сами создаемъ обычаи. Мы пользуемся свободой въ силу самаго положенія нашего, которое и заткнетъ ротъ всякимъ пересудамъ, какъ я сейчасъ заткну своимъ поцлуемъ твой ротикъ за то, что онъ стоитъ за щепетильные обычаи твоей родины и отказываетъ мнвъ поцлу. Итакъ, смирно! (Цлуетъ ее). Въ твоихъ губкахъ волшебная сила, Кэтъ, ихъ сладость краснорчивй всего французскаго совта и скоре уговоритъ Генриха Англійскаго, нежели челобитныя всхъ монарховъ вмст. — Вотъ и отецъ твой.

Входятъ король Карлъ, королева Изабелла, Герцогъ Бургундскій, Бедфордъ, Глостеръ, Эксетеръ, Вестморлэндъ и другіе французскіе и англійскіе дворяне.

Герцогъ Бургундскій. Богъ да хранитъ ваше величество! Вы обучаете принцессу по англійски, мой царственный кузенъ?

Король Генрихъ. Я хотлъ бы втолковать ей, мой добрый кузенъ, какъ сильно я люблю ее — чисто по англійски.

Герцогъ Бургундскій. И что-же, она толковая ученица?

Король Генрихъ. Языкъ нашъ грубоватъ, кузенъ, да и манеры мои не изъ мягкихъ, я не владю никакими чарами и не могу вызвать изъ ея сердца духа любви въ его настоящемъ вид.

Герцогъ Бургундскій. Простите за вольную шутку, которой я отвчу на это. Чтобы вызвать духовъ, надо очертить кругъ, а что касается до того, чтобы вызвать духа любви въ его настоящемъ вид, то, вдь, надо помнить, что онъ нагъ и слпъ. Итакъ, можно ли упрекать двушку, на щекахъ которой пылаетъ заря двственной стыдливости, что она не позволяетъ вызвать голаго и слпого божка? Трудновато, ваше величество, молодой двушк сдаться на такихъ условіяхъ!

Король Генрихъ. Однако,он сдаются, закрывъ глаза, когда слпая любовь становится настойчивой.

Герцогъ Бургундскій. Ну, тогда ужъ ихъ приходится извинить, ваше величество, разъ он не видятъ, что творятъ.

Король Генрихъ. Такъ, научите-же, любезный мой лордъ, и вашу кузину сдаться, закрывъ глаза.

Герцогъ Бургундскій. Я самъ закрою глаза, когда она будетъ сдаваться, ваше величество, только научите ее понять меня. Двушки, воспитанныя въ тепл и хол, слпы, какъ мухи въ сентябр, хоть глаза при нихъ и есть, и даются въ руки, хотя до того не переносили даже, чтобы на нихъ глядли.

Король Генрихъ. Отсюда мораль, что мн надо возложить надежду на время и теплое лто, въ конц концовъ я и изловлю муху, вашу кузину, которая будетъ тогда слпа.

Герцогъ Бургундскій. Какъ любовь, прежде чмъ полюбить, ваше величество.

Король Генрихъ. Правда, кое-кто изъ васъ можетъ поблагодарить любовь за мою слпоту, я не вижу многихъ французскихъ городовъ изъ-за французской двицы, которая стала на моей дорог.

Герцогъ Бургундскій. Нтъ, ваше величество, вы ихъ видите точно на картин особаго рода: города смотрятъ двицей, такъ какъ вс обнесены двственными стнами, въ которыя еще не вторгалась война.

Король Генрихъ. Будетъ Катарина моей женой?

Король Карлъ. Если вамъ угодно.

Король Генрихъ. Я доволенъ, если только и двственные города, о которыхъ вы говорите, послдуютъ за нею, то двица, стоящая на дорог моихъ желаній, покажетъ мн путь къ ихъ исполненію.

Король Карлъ. Мы согласны на вс благородныя требованія.

Король Генрихъ.

Что, лорды, скажете?

Вестморлэндъ.

Да, согласился

Король на вс условія. И дочь

Отдастъ за васъ и прочее исполнитъ,

Чего потребовали мы.

Эксетеръ.

Король

Не подписался лишь подъ этимъ пунктомъ:

‘Король французскій при всякомъ обращеніи къ намъ, по какому бы то ни было поводу, долженъ называть и титуловать насъ по французски: ‘Notre trs-cher filz Henri, roy d’Angleterre, hritier de France’, а по латыни: ‘Praeclarissimus filius noster Henricus. rex Angliae et heres Franciae’.

Король Карлъ.

Не наотрзъ я этотъ пунктъ отвергнулъ

И уступить готовъ. коль вамъ угодно.

Король Генрихъ.

Да, утвердить и этотъ пунктъ прошу,

Любезный братъ, во имя нашей дружбы:

А также дочь свою мн дать въ супруги.

Король Карлъ.

Бери ее, мой сынъ, и награди

Меня потомствомъ чрезъ нее. Дай Боже,

Чтобъ тмъ и кончилась вражда двухъ странъ,

Чьи берега отъ зависти блднли.

На благоденствіе другъ друга глядя.

Пусть вашъ союзъ въ сердца враговъ недавнихъ

Посетъ христіанское согласье

И дружбу братскую. Другъ противъ друга

Они мечей пусть впредь не обнажаютъ:

Пусть крови братской никогда впередъ

Ни Англія, ни Франція не льетъ!

Вс.

Аминь.

Король Генрихъ.

Приди-жъ въ мои объятья, Кэтъ!

Вы вс свидтели: ее цлую,

Какъ королеву и свою супругу.

(Звуки трубъ).

Королева Изабелла.

Господь, свершитель браковъ, да сольетъ

Сердца и страны ваши во-едино!

Да будетъ столь же тсенъ, неразрывенъ

Союзъ обоихъ государствъ, какъ вашъ.

И пусть ни злые языки, ни зависть,

Что ложе брачное колеблютъ часто,

Раздора между нихъ во вкъ не сютъ,

Не разлучаютъ слитыхъ во-едино!

Услышь насъ, Господи! Пускай живутъ,

Какъ братья. съ англичанами французы!

Благослови и укрпи ихъ узы!

Вс.

Аминь!

Король Генрихъ.

Пусть все готовятъ къ нашей свадьб!

Вы, герцогъ. съ пэрами должны скрпить

Союзъ обихъ странъ своею клятвой,—

И въ тотъ-же день и насъ съ тобою, Кэтъ,

Соединитъ на вкъ любви обтъ!

(Вс уходятъ).

Хоръ (входитъ).

На этомъ кончить автору пора:

Съ большимъ трудомъ онъ велъ свое сказанье

При помощи столь слабаго пера,

Подавленный величіемъ преданья,

И мало могъ великимъ людямъ онъ

Въ своемъ произведеньи дать простора.

Недолго украшалъ англійскій тронъ

Король-герой, померкло слишкомъ скоро

Свтило Англіи, кому данъ былъ

Фортуной даръ побдъ благословенный.

Мечомъ въ наслдье сыну онъ добылъ

Прекраснйшій изъ всхъ садовъ вселенной,

И дв короны гордо вознеслись

Надъ колыбелью Генриха Шестого.

Былъ слабъ онъ, и другіе принялись

Страною править за него сурово,

Отпала Франція, и пострадать

Немало Англіи пришлось. Предъ вами

Все это намъ не разъ изображать

Здсь приходилось дломъ и словами,

Такъ пусть у васъ и это представленье

Такое же заслужитъ одобренье.

Анна Ганзенъ.

ГЕНРИХЪ V.

Стр. 377. Здсь, гд птухамъ лишь впору биться (въ ориг.: cockpit).

Насмшливый намекъ на то, что сцена театра ‘Глобусъ’, въ которомъ игрались пьесы Шекспира, была очень мала и годилась лишь для излюбленнаго народнаго зрлища того времени птушинаго боя. Черезъ стихъ Шекспиръ по поводу своего театра говоритъ на стр. 377 здсь въ деревянномъ О, намекая на овальную форму зрительной залы.

Стр. 377.

…и единицы

На тысячи умноживъ, возсоздайте

Воображаемую мощь и силу.

Намекъ на примитивность постановки въ театр ‘Глобусъ’, въ особенности въ начал его существованія: пять статистовъ изображали цлое войско, и фантазія зрителей должна была умножать ихъ число, такъ же какъ воображать лошадей, которыхъ за недостаткомъ мста нельзя было выводить на сцену.

Стр. 377.

…одни хоть шлемы,

Наведшіе грозу подъ Азинкуромъ.

Въ ориг.: the very casques That did affright the air of Agiucourt: Разввающіеся шлемы приводили воздухъ въ движеніе, т. е., по образному выраженію Шекспира, заставляли воздухъ содрогаться отъ ужаса.

Стр. 381.

…какъ львенокъ

Его отважный жажду утолялъ

Въ крови французскихъ рыцарей.

Епископъ говоритъ о побд Эдуарда, Чернаго Принца, сына Эдуарда III, надъ французами въ знаменитой битв при Креси, въ Пикардіи, въ 1777 г.

Стр. 381.

Людовикъ же десятый

Наслдникъ узурпатора Капета.

Людовикъ X названъ ошибочно вмсто Людовика IX: эта ошибка сдлана въ хроник Голиншеда, и Шекспиръ взялъ оттуда свое ложное свдніе.

Стр. 382.

Но короля шотландскаго плнила

И плнникомъ во Францію послала,

Чтобы тріумфъ украситъ Эдуардовъ.

Въ 1346 г. англійскіе вассалы Невили, Перси и др. разбили шотландцевъ при Невалсъ Крас и взяли въ плнъ ихъ короля, Давида Брюса. Черезъ 10 лтъ въ битв при Пуатье взятъ былъ въ плнъ Чернымъ Принцемъ король Іоаннъ французскій.

Стр. 382.

Подобное жъ находимъ мы у пчелъ.

Такое же сравненіе съ пчелами есть въ знаменитомъ дидактическомъ роман Лили Euphues (1580), и Шекспиръ имлъ очевидно ввиду это мсто всмъ извстнаго романа.

Стр. 386. Исландскій карноухій песъ —

Исландскіе шпицы съ длинной блой шерстью были при Шекспир модными комнатными собачками свтскихъ дамъ, ‘исландскій песъ’ (iceland dog) — часто встрчающееся ругательство въ пьесахъ Шекспира.

Стр. 386. Попадись ты мн solus… Solus — обычное опредленіе актера, остающагося однимъ на сцен. Пистолю это слово кажется браннымъ, н онъ отвчаетъ на него ругательствами.

Стр. 386. Ты, критскій песъ, задумалъ подобраться

Къ моей жен!

О знаменитыхъ критскихъ охотничьихъ собакахъ говорится и въ ‘Сн въ Лтнюю Ночь’ (IV, 2).

Стр. 386.

Да изъ разсола гнуснаго порока

Себ мегеру выуди, Крессид

Сродни, а по прозванью Долли Тиршитъ.

Такое обозначеніе распутной женщины ‘а kite of Cresside’s Kind’ встрчается въ драм Gascoigne’я ‘Don Bartholomew of Bathe’ (1587), такъ что Пистоль цитируетъ знакомое публик выраженіе. ‘Разсолъ гнуснаго порока’ (the powdering tub of infamy) означаетъ леченіе посредствомъ потнія, которому подвергается Долли Тиршитъ, извстная публик Шекспира по предшествующей драм. II части ‘Генриха IV’.

Стр. 388.

Живу для Нима я, Нимъ для меня.

Въ ориг.: I’ll live by Nym and Nim shall live by me.

Непереводимая игра словъ: Nym имя человка, и to nim на тогдашнемъ воровскомъ язык — грабить, плутовать.

Стр. 389. Тотъ человкъ, съ кмъ кровъ длилъ королъ.

Въ ориг.: his bedfellow сопостельникъ. Эту подробность о дружб короля Генриха съ лордомъ Скрупомъ Шекспиръ заимствовалъ изъ хроники Голиншеда, обычай спать вдвоемъ на одной постели часто упоминается у современниковъ Шекспира.

Стр. 3.

Не золото французское прельстило

Меня.

Въ дйствительности Кэмбриджъ устроилъ заговоръ съ цлью возстановить права Мортимеровъ, и французское золото не имло для него значенія.

Стр. 391.

Какъ разъ между двнадцатью и часомъ, между приливомъ и отливомъ.

По народному поврью Шекспировскаго времени, люди умираютъ всегда во время отлива.

Стр. 392. Что Англія готова въ плясъ пуститься на Троицу.

Въ ориг.: were busied with а Whitsun morris-dance.

‘Morris-dance’, o которомъ говоритъ дофинъ, какъ о любимомъ развлеченіи англичанъ — процессія изъ популярныхъ народныхъ типовъ (Робинъ Гудъ и др), которая проходила по улицамъ Лондона 1-го мая и на Троицу. О майскихъ праздникахъ, и ‘мавританской пляск’ (‘Morrisdance’) часто говорится у Шекспира.

Стр. 397.

Вотъ это врно,

Нелицемрно,

Какъ пнье птицъ въ втвяхъ.

Эта строфа и предыдущія обрывки изъ утерянныхъ народныхъ псенъ.

Стр. 400.

Такъ отпрыски отъ нашего же корня

Ублюдки сладострастныхъ нашихъ предковъ.

Намекъ на завоеваніе Англіи норманами при Вильгельм Завоевател, который тоже былъ незаконнорожденнымъ.

Стр. 406.

Да, да, вчно затваетъ что нибудь.

Въ ориг.: Doing is activity, and the will still be doing: въ этихъ словахъ скрытая непристойная шутка, намекъ на распутность дофина.

Стр. 406. Храбрость его какъ соколъ въ колпачк: стоитъ снять колпачокъ, и соколъ улетитъ.

Въ ориг.: ‘t s а hooded valour, and when it appears, it wiel bate. ‘Hooded’ и ‘bate’ — термины соколиной охоты, въ примненіи къ дофину они означаютъ, что какъ только увидятъ храбрость дофина, она уже улетитъ.

Стр. 411. Не мудрено, если французы готовы прозакладывать двадцать французскихъ коронъ.

Въ оригинал игра непристойнымъ значеніемъ слова ‘корона’, которое было названіемъ одной изъ формъ ‘французской болзни’. Этотъ смыслъ король Генрихъ иметъ ввиду и когда говоритъ дальше: ‘не грхъ сорвать французскія короны’ (to cut french crowns), т.-е. произвести операцію. А такъ какъ ‘crowns’ означаетъ въ то же время и монету, то получается еще другой смыслъ словъ короля ‘to cut crowns’: обрзать англійскія монеты (уменьшая этимъ ихъ цнность) — преступленіе, но обрзать французскія кроны англичанину дозволяется.

Стр 412. но предалъ погребенію

Прахъ Ричарда, я вновь воздвигъ…

Я дв часовни, гд отцы святые

За душу Ричарда обдни правятъ.

Тло убитаго Ричарда II, погребенное безъ всякихъ почестей въ Ланглэ, въ Герфортшайр, было перевезено Генрихомъ V въ Лондонъ и торжественно погребено въ Вестминстерскомъ аббатств. Кром того, Генрихъ построилъ въ память Ричарда два монастыря на Темз, вблизи Лондона.

Стр. 414. Пять тысячъ человкъ

Такимъ желаніемъ у насъ ты отнялъ.

‘Пять тысячъ человкъ’ — здсь круглая сумма, а не точное обозначеніе численности войска, тмъ боле, что въ начал сцены указывается на то, что въ войск приблизительно 12 тысячъ человкъ.

Стр. 414. Сегодня день святаго Криспіана.

Битва при Азинкур происходила 25 октября 1415 г., въ день святыхъ мучениковъ Криспина и Криспіана.

Стр. 417. Бароольфъ и Нимъ были вдесятеро храбре этого рыкающаго дьявола изъ старинной комедіи.

Въ старыхъ англійскихъ народныхъ пьесахъ дьявола представляли всегда очень страшнымъ свиду и грознымъ на словахъ, но трусливымъ, такъ что шутъ (Vice), непремнное дйствующее лицо каждой пьесы, безпрепятственно колотилъ его по пальцамъ своимъ деревяннымъ мечемъ и, какъ здсь говорится въ шутку, ‘обрзалъ ему ногти’.

Стр. 420. Украсили свои монмоутскія шапки пореемъ.

Монмоутъ въ Уэльс славился изготовленіемъ самыхъ лучшихъ шапокъ для солдатъ. Валисцы носили на шляпахъ порей въ день св. Давида, въ память о происходившей въ этотъ день битв при Кресси. Самая блестящая для валисцевъ схватка произошла въ огород, гд росъ порей, и въ знакъ побды они украсили себя тогда имъ.

Стр. 424. Представьте полководца королевы

Вернувшимся

Рчь идетъ о граф Эссекс, который отправился въ 1599 г. въ Ирландію усмирять поднятое тамъ возстаніе.

Стр. 424. …самъ императоръ

Старается уладить миръ.

Императоръ Сигизмундъ постилъ въ интересахъ французскаго короля Генриха V и пытался устроить миръ между Англіей и Франціей, но безуспшно.

Стр. 424. Самъ Кадвалландеръ съ козами своими

Меня не принудитъ.

Въ этихъ словахъ новая насмшка надъ валлійцами. Кадвалландеръ — гора въ Уэльс. извстная обиліемъ козъ, а валлійцевъ всегда дразнили ихъ козьими стадами.

Стр. 424. Троянецъ злополучный….

Троянцами называли во времена Шекспира мошенниковъ и гулякъ. Это выраженіе часто встрчается въ обихъ частяхъ ‘Генриха IV’.

Стр. 428. Вотъ я и вышелъ съ такимъ угрюмымъ, грубымъ, чисто солдатскимъ лицомъ.

По современнымъ источникамъ, Генрихъ V вовсе не былъ такимъ, какимъ онъ себя здсь описываетъ, а отличался красивой и изящной наружностью.

Стр. 433. Предъ вами

Все это намъ не разъ изображать

Здсь приходилось дломъ и словами.

Намекъ на юношескую драму Шекспира, ‘Король Генрихъ VI’.

Король Генрихъ V.

Король Генрихъ V.

(Уходитъ).

ГЕНРИХЪ V.

Читайте также: