‘Если бъ ты спросилъ у твоего знакомаго: откуда вы взяли эти прекрасные часы, онъ отвчалъ бы теб: я похитилъ ихъ у прозжаго на почтовой станціи — чтобы ты сдлалъ? Ты отступилъ бы отъ него на три шага, повернулъ носъ въ другую сторону, и старался бы бжать отъ него, какъ отъ чумы, — отъ чего это? Отъ того, скажешь ты, что похищеніе чужой собственности противно всмъ законамъ и естественному порядку, что это нарушаетъ общественную безопасность, и что человкъ, преданный сему гнусному пороку, не можетъ быть терпимъ въ обществ, и напротивъ возбуждаетъ къ себ презрніе всхъ честныхъ людей. Все это совершенная правда, и ты отвчалъ бы прекрасно. Но если ты станешь разбирать физіологически этотъ случай, то удостовришься, что кром нравственнаго понятія о вещахъ, другіе предметы сильно содйствовали къ возбужденію въ теб отвращенія къ откровенному похитителю чужой собственности. Органы твоего слуха, непривычные къ словамъ такого рода, внезапно потряслись и сообщили неправильное движеніе всей нервной систем: мозгъ, сдалище мыслей, и сердце, гостиница ощущеній, получивъ непріятное и непривычное впечатлніе, породили столь же непріятныя идеи и чувствованія. Теб вдругъ представилось все зло, проистекающее, какъ отъ самаго порока, такъ и отъ сообщенія съ порочными: презрніе, уничиженіе, строгость законовъ, судъ общаго мннія, и т. п. Однимъ словомъ, если бъ твой знакомый не былъ такъ откровененъ, и не сознался теб въ своемъ порочномъ, то ты не былъ бы такъ строгъ въ отношеніи къ нему, но его слова довершили справедливое твое негодованіе. Не правда ли?’
Все это говорилъ (отвчая самъ себ) извстный вамъ брюзга, Архипъ аддеевичъ. Я смотрлъ на него съ удивленіемъ и молчалъ. ‘Не правда ли?’ повторилъ онъ.
‘Неправда, неправда, и еще сто разъ не правда!’ отвчалъ я. ‘Первая часть вашего отвта (приписанная мн) справедлива, а вторая никуда не годится. Для меня все равно, признался ли бы мн кто въ похищеніи часовъ, или, если бъ я узналъ объ этомъ стороною, изъ достоврныхъ источниковъ, во всякомъ случа, я бгалъ бы, какъ отъ чумы, отъ этого молодца. И такъ прошу вритъ, почтенный Архипъ аддеевичъ, что не слова, а дла возбудили бы во мн презрніе и отвращеніе къ человку, преступившему законы чести и совсти. Вотъ вамъ мои отвтъ личный, а не по довренности, т. е. моими, а не вашими устами. Впрочемъ я согласенъ, что есть преступленія словесныя, напримръ ложь, клевета, богохульство, порицаніе того, чего не должно и т. п. Но въ случа, представленномъ вами для примра, слова не имютъ никакого дйствія, потому, что дла вопіютъ сильне.’
Архипъ аддеевичъ замолчалъ въ свою очередь, всталъ со стула, подсыпалъ корму своимъ канарейкамъ, посл того закурилъ трубку, слъ на прежнее мсто и курнувъ самымъ сильнымъ образомъ, спросилъ меня, гд и вчера обдалъ.— ‘Въ дом очень пріятномъ, у Памфила Памфиловича Куроцапкина,’ отвчалъ я: ‘онъ человкъ радушный, большой хлбосолъ, кормитъ прекрасно, поитъ еще лучше. Онъ живетъ открыто, и я очень весело провожу тамъ время, особенно когда хочу полакомиться.’ — ‘И лтъ тридцать знаю Куроцапкина,’ сказалъ Архипъ аддеевичъ, ‘и хотя не бываю у него въ дом, но слыхалъ, что онъ человкъ очень, очень не глупый.’ — ‘Неглупый!’ воскликнулъ я: ‘скажите, умникъ. Надобно послушать, какъ онъ станетъ критиковать вс проэкты, которые не имъ составлены, вс мры, которыя не ему поручено привести въ исполненіе, слова такъ и льются, говоритъ, какъ книга!’ — ‘А если начнетъ пересуживать людей, занимающихъ важныя мста — которыя онъ самъ хотлъ бы занять?’ — примолвилъ съ улыбкою Архипъ аддеевичъ.— ‘Этого я не знаю, но если онъ коснется въ разговор этихъ господъ, то надобно послушать, съ какими подробностями онъ разбираетъ вс ихъ ошибки, какъ обсуживаетъ вс ихъ поступки, какъ хитро представляетъ вс противорчія, несообразности. Да, Архипъ адеевичь, признаюсь, что трудно найти другаго Куроцапкина.’
— ‘Довольно объ ум Куроцапкина: скажи-ка что нибудь объ его честности,’ возразилъ Архипъ аддеевичъ.— ‘О! Куроцапкинъ заклятой врагъ злоупотребленій! За столомъ, только и разговоровъ, что о взяточникахъ и корыстолюбцахъ. Нчего сказать, достается имъ порядочно отъ Куроцапкина: онъ удивительный мастеръ раскалывать вс ихъ плутни, вс обороты, и если бъ его насмшки передлать въ стихи, то на Русскомъ язык не было бы лучшаго собранія эпиграммъ. Рюмка отборнаго вина выпивается обыкновенно за столомъ Куроцапкина въ честь добродтели и на пагубу порока. Къ нему, но истин, можно примнить извстный стихъ:
Когда жъ о честности высокой говоритъ,
Какимъ-то демономъ внушаемъ,
Глаза въ крови, лице горитъ,
Онъ плачетъ — и мы все рыдаемъ.
И въ самомъ дл, Куроцапкинъ не разъ обливается слезами, провозглашая голосомъ Стентора, любовь къ безкорыстію, правосудію…
‘Довольно, довольно!’ воскликнулъ Архипъ аддеевичъ: ‘послушай теперь меня, и отвчай мн откровенно на мои вопросы. Знаешь ли ты, что Куроцапкинъ не получилъ ни гроша посл родителей?’ — ‘Знаю.’ — ‘Знаешь ли, что онъ женился безъ приданаго?’ — ‘Это онъ самъ не разъ сказывалъ.’ — ‘Теб извстно также, что онъ не получилъ ни арендъ, ни суммъ за свою службу?’ — ‘И это мн извстно.’ — ‘Можетъ быть, знаешь и то, что Куроцапкинъ не былъ въ военной служб и не обогатился военными призами ни на суш, ни на мор! — ‘Все это знаю.’ — ‘Что онъ никогда не производилъ торговли, по крайней мр, торговли товарами?’ — ‘Знаю.’ — ‘Однакожъ изъ словъ твоихъ я вижу, что онъ богатъ, принимаетъ гостей и живетъ роскошно. Богатъ ли Курицапкинъ?’ — ‘Надюсь.’ отвчалъ я: ‘домъ его заваленъ золотомъ, серебромъ и всякою дорогою мебелью. Экипажи отличные — дамы, дачи, деревни и словомъ чего хочешь, того просишь.’ — ‘Прекрасно!— скажи же мн, откуда все это привалило къ Куроцапкину?’ — ‘Какъ, откуда? У него имнье благопріобртенное: онъ занималъ важныя мста, онъ…. но и впрочемъ не знаю, какъ, но знаю, что онъ пріобрлъ, т е. самъ составилъ себ состояніе, въ продолженіе многихъ годовъ. Впрочемъ это не мое дло изслдовать, кто какимъ образомъ пріобрлъ имнье.’ — ‘А зачмъ же ты объявилъ себя врагомъ человка, который (по предположенію) признался теб, что онъ похитилъ часы на почтовой станціи у прозжаго!’ — ‘Это совсмъ другое дло: человкъ, который безстыдно говоритъ мн, что онъ похитилъ чужую вещь…’ ‘Но ты сказалъ, что еслибъ ты даже случайно узналъ о его поступк, то бжалъ бы отъ него, какъ отъ чумы.’ — ‘Сказалъ, и теперь не отпираюсь.’ ‘И такъ слушай же,’ сказалъ Архипъ аддеевичъ, и положилъ свою трубку: ‘Выходитъ на мое: ты боишься боле словъ, нежели длъ. Куроцапкинъ говоритъ безпрестанно о честности и добродтели, а эти слова нжатъ твой слухъ, и возбуждаютъ въ теб пріятныя идеи и ощущенія. Онъ, стараясь забыть о средствахъ, которыми пріобрлъ богатство, думаетъ, что и свтъ забылъ о нихъ, и окружая себя новыми знакомствами и разогнавъ всю свою родню, проповдуетъ намъ о честности, какъ мышь, удалившаяся отъ свта, въ Басн И. И. Дмитріева, или какъ тотъ ростовщикъ, который написалъ трактатъ о вред, происходящимъ отъ лихоимства, чтобы исправить своихъ товарищей, и открыть для себя обширнйшее поле дятельности. Слова Куроцапкина, приправленныя хорошимъ виномъ и вкуснымъ кушаньемъ, имютъ свой всъ и цну, и прикрываютъ дла. Но если ты безпристрастно станешь сравнивать Куроцапкина съ человкомъ (предоставленнымъ мною для примра), который похитилъ часы, то вся разница между ними будетъ въ одной цн и въ словахъ. Если бъ въ общемъ мнніи судили людей по дламъ, а не по словамъ, и такъ обходились съ ними въ обществ, какъ они заслуживаютъ, то поврь, что пришло бы до того, что наконецъ было бы такъ не стыдно пріобртать имніе по примру Куроцапкина, какъ похищать часы за почтовыхъ станціяхъ. Общественная нравственность зависитъ не столько отъ законовъ, какъ отъ общаго мннія Законы въ Христіанскихъ Государствахъ не могутъ быть никогда дурны въ отношеніи къ нравственности, естьли составляетъ ихъ основаніе и силу, но надобно чтобы общее мнніе награждало уваженіемъ строгихъ исполнителей законовъ, а нарушителей наказывало презрніемъ. Словомъ должно, чтобы мы принимали и знались съ людьми, судя по ихъ дламъ, а не по словамъ.’
Я убдился, что Архипъ аддеевичъ говоритъ правду, и потому ршился напечатать нашъ разговоръ, во всякомъ случа, прося покорно всхъ господъ Куроцапкиныхъ, гнваться не на меня, а на чудака Архипа адеевича. Впрочемъ позволяю называть эту статью дурною и негодною! . Б.