Как узнать где именно Польша и чего она желает?, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1863

Время на прочтение: 15 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.
Польскій вопросъ и Западно-Русское дло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.

Статьи из газеты ‘День’ (1863)

Какъ узнать гд именно Польша и чего она желаетъ?

Москва, апрля 1863 г.

Толкуя о современныхъ событіяхъ, мы вс постоянно употребляемъ выраженія: ‘Польша’, ‘Поляки’, разсуждаемъ пространно о ‘Польскихъ’ желаніяхъ, влеченіяхъ и стремленіяхъ, но спрашиваемъ: отдали ли мы себ отчетъ въ томъ: гд же именно эта Польша? какіе именно это Поляки? какимъ образомъ можемъ мы судить о желаніяхъ и стремленіяхъ Полыни? кого должны мы признавать представителями страны? чей голосъ уполномоченъ Польскимъ народомъ — выражать его нужды и требованія? Гд этотъ законный органъ, который могъ бы повдать Россіи и всему міру, чего надобно Польш, чего хотятъ Поляки?
Мы уже въ послднемъ No поставили этотъ вопросъ, но считаемъ существенно полезнымъ возбудить его снова и настаивать на необходимости его разршенія, по крайней мр для нашего общественнаго сознанія. Если слдить за ходомъ событій по газетамъ иностраннымъ и нашимъ, то невольно представляется, будто об стороны играютъ въ жмурки, ищутъ другъ друга въ равныхъ углахъ и никакъ поймать не могутъ, или же, думая поймать противника, только обхватываютъ руками воздухъ! (Мы говоримъ здсь только о томъ впечатлніи, какое производитъ на насъ чтеніе газетъ и журналовъ,— съ ихъ безконечными, толками и разсужденіями).— Отсюда этотъ рядъ постоянныхъ недоразумній, нечаянностей, взаимное непониманіе, взаимная неудовлетворенность и невозможность, наконецъ, твердой основы въ дйствіяхъ. Крикъ и визгъ публицистовъ, прокламаціи потаенныхъ комитетовъ, объявленія Польской эмиграціи, т. е. Польской аристократіи, воззванія заграничнаго центральнаго демократическаго комитета, трескотня либеральныхъ фразъ, хоръ наглйшихъ клеветъ, безстыднйшей лжи, безобразнйшихъ выдумокъ, витійствованье безмозглыхъ фанатиковъ католицизма, кривлянье, паясничанье, актерство въ самомъ мученичеств и героизм,— кто разберетъ что-нибудь въ этомъ шабаш, кто вынесетъ здоровую голову изъ этого угара и чада, кто не запутается въ этой путаниц понятій и убжденій!.. Но главное: весь этотъ гамъ и шумъ заглушаетъ для насъ разумный голосъ самой страны, весь этотъ туманъ заслоняетъ намъ видъ настоящей, не революціонной, не демократической и не аристократической Польши, и сбиваетъ насъ съ толку оптическими обманами, эти окровавленные мученики, эти красивые герои, какъ бы безразсудны они ни были, смущаютъ щекотливую совсть Русскаго человка, дйствуютъ на его воображеніе, кривятъ его собственное пониманіе. Льется кровь, съ обихъ сторонъ приносятся жертвы. За что, во имя чего? Кто эта — другая сторона, борющаяся съ нами? Никто ничего не вдаетъ и не знаетъ!
Россія, отказываясь отъ законной мести за предательское убійство Русскихъ солдатъ, даруетъ возставшимъ прощеніе… Они его не принимаютъ, они е$о не просили и не просятъ, они хотятъ чего-то другаго,— великодушіе Русскаго Государя является въ ихъ главахъ непрошенною и ненужною милостью! Конечно, мы еще не въ прав судить о послдствіяхъ этого манифеста,— но основываясь на отзывахъ Польскихъ газетъ, на разсужденіяхъ полу-оффиціальныхъ органовъ французской журналистики, мы можемъ почти съ вроятностью предполагать, что подобно тому, какъ иной выстрлъ проходитъ мимо цли, такъ и эта амнистія едва ли приведетъ къ желанному результату. Манифестъ общаетъ Полякамъ новую политическую эру… Но не только это общаніе,— мы думаемъ, что даже самыя либеральныя учрежденія, дарованныя Польш, въ настоящую минуту, едвали успокоятъ волненіе, едвали не будутъ напраснымъ даромъ,— выстрломъ въ воздухъ или въ воду. Требованія Поляковъ станутъ возрастать по мр нашей уступчивости и снисходительности, и никакая конституція, данная Россіей, не удовлетворитъ повстанцевъ, если они хотятъ во что бы ни стало обзавестись особенной національной арміей, чего Россія при настоящихъ обстоятельствахъ допустить конечно не можетъ, или если хотятъ, какъ Мрославскій, учрежденія демократической республики (см. его письмо къ Парижскому демократическому комитету), или, какъ Лангевичъ, возстановленія Польши въ предлахъ 1772 года,— или отдленія собственно Царства Польскаго отъ Россіи съ какимъ-нибудь принцомъ Наполеономъ во глав, или же только конституціи аристократической, или… Да знаемъ ли мы сами, чего именно хотятъ Поляки! Если же мы сами этого не знаемъ, то всякія наши дйствія не будутъ ли длаться только на угадъ, не получатъ ли значеніе только опытовъ? сомнительно, чтобы при такой неврности прицла они попали въ цль и увнчались удачей!
Но повторяемъ вопросъ: въ прав ли мы, говоря о воюющихъ противъ насъ, въ числ одного или двухъ десятковъ тысячъ, Поляковъ, употреблять выраженіе: ‘Поляки’, ‘Польша’? Разв крестьяне не Поляки? Конечно Поляки, они-то собственно и составляютъ Польшу, отъ нихъ собственно и зависить участь настоящаго возстанія, а между тмъ Польское крестьянство не оказываетъ возстанію никакой помощи и опоры.— Кто же эта ‘Польша’? Должны ли мы признать за ‘Польшу’ тайный революціонный комитетъ, членовъ котораго никто не знаетъ и никто не уполномочивалъ, который властвуетъ страхомъ грабежа и убійствъ и вообще терроромъ? Но поговорите съ благоразумными, образованными Поляками: всякій изъ нихъ гнушается насиліемъ и убійствомъ и желалъ бы свергнуть съ Польши иго этой темной, безнравственной силы… Читая воззванія эмиграціонной аристократической партіи въ Париж, мы точно въ такомъ же прав сказать, что слышимъ голосъ ‘Польши’, что ‘вотъ этого-то именно и хотятъ Поляки’,— или, врне, мы точно также не въ прав признать Чарторыжскаго за представителя Польши, какъ и Мрославскаго. Если бы мы уступили напору аристократической или демократической партіи и создали для Польши учрежденія въ угоду той или другой партіи, или даже по указаніямъ Европы,— Польша, настоящая Польша, могла бы современемъ упрекнуть насъ въ томъ, что мы не уважили нравъ всей Польской націи и послушались какихъ-то самозванныхъ ея представителей! Почему, спрашиваемъ еще разъ, должны мы именно шайки косиньеровъ въ лсахъ Варшавскихъ — считать за ‘Польшу’, а не милліоны Польскаго народонаселенія, остающагося мирныхъ и покорнымъ, несмотря на вс угрозы и соблазны революціонеровъ? Разв оттого, что первыя громко говорятъ и дйствуютъ, а послдніе совершенно безгласны? Безгласны! въ томъ-то и дло, и если бы мы нашли средство услышать голосъ самой страны, дать возможность заявить себя ея разумнымъ, кореннымъ элементамъ,— мы бы имли какой-нибудь путеводный свтъ въ этомъ лабиринт, называемомъ Польскимъ вопросомъ, мы бы знали — чего именно хочетъ Польша,— настоящая Польша, а не воображаемая, не та или другая Польская партія, мы бы знали, на чемъ опереться, чего держаться, чего надяться, кто паши други и недруги, кто съ нами, кто противъ насъ!..
Нкоторые почтенные органы Московской журналистики постоянно указываютъ намъ на примръ Австріи и ея отношеній къ Галиціи. Извстно, что Австрійская имперія получила въ 1860 году новую политическую организацію, обновившую и укрпившую ея составъ свжею силой. По нашему мннію, съ Галиціей могутъ быть сравниваемы только нкоторыя губерніи Западнорусскаго края, гд населеніе коренное Русское и положительно враждебно помщикамъ-Полякамъ: въ этомъ отношеніи, дйствительно, мра, принятая Австріей, могла бы оказать и у насъ самыя благодтельныя послдствія,— но что касается Царства Польскаго, мы думаемъ, что необходимо было бы напередъ дознать какимъ-нибудь явнымъ, торжественнимъ способомъ, какой именно организаціи оно бы желало. Намъ кажется, что испытывать надъ какой нибудь страной то ту, то другую операцію едвали было бы согласно съ требованіемъ политическаго благоразумія, нтъ ничего вредне въ политик — неудавшихся мръ, передлываемыхъ преобразованій и системы уступокъ, которыхъ предлъ едвали когда возможно предвидть. Не этимъ способомъ добывается миръ и пріобртается уваженіе къ власти.
Мы видимъ, что амнистія, не прошенная и не жданная, не вызванная ни раскаяніемъ возставшихъ, ни окончательнымъ одолніемъ мятежа, не приноситъ покуда тхъ благихъ плодовъ, какихъ отъ нея ожидали. Мало того, она не удовлетворила и Европейскія Западныя державы, отчасти даже оскорбленныя тмъ, что ихъ ходатайство въ пользу мятежниковъ было предупреждено, и уже предъявляющія, пока только голосомъ полуофиціальныхъ газетъ, новыя неисполнимыя требованія, на которыя не можетъ согласиться никакое великодушіе. Точно то же можетъ случиться и съ общанными Полякамъ политическими преобразованіями: можетъ случиться именно, что ни Польша, ни Европа не удовольствуются. тмъ размромъ политическихъ концессій, какой единственно возможенъ Русскому правительству безъ ущерба для достоинства Россіи. Отдайте Полякамъ конституцію: вы непремнно услышите разные Польскіе голоса, поддерживаемые Европой, требующіе для Польши — особой національной арміи и бюджета! Эти голоса, повторяемъ, вовсе еще не голосъ самой Польши, но, какъ сказано, голоса самой Польши, лучшихъ сыновъ ея, мы не вдаемъ и неслышимъ. Удовлетворите и это требованіе — какой-нибудь Лангевитъ, во глав двухъ или трехъ ‘бандъ’, станетъ домогаться Вильна, Могилева, Витебска, надлаетъ шуму въ Европ за цли сотни тысячъ патріотовъ, и смутитъ насъ самихъ — всеобщимъ раздраженіемъ Европейскаго ‘общественнаго мннія’.
Нтъ, не конституцію 18Id года, какъ предлагаетъ Англія, и не Австрійское конституціонное учрежденіе въ Галиціи, должны мы навязывать Польш, а прежде всего дознать отъ самой Польши, чего она хочетъ, потребовать отъ самихъ Поляковъ категорическаго объявленія ихъ нуждъ и желаній. Если уже позволено разсуждать о той или другой политической мр, пригодной для Польши въ настоящее время, то едвали не лучшею мрою, по нашему убжденію, было бы созвать всенародный Польскій сеймъ,— конечно не прежній шляхетскій, а именно всенародный, съ непремннымъ участіемъ Польскаго крестьянства. Только тогда выяснялось бы вполн,— при совершенной свобод голоса и. при искреннемъ желаніи правительства узнать наконецъ дйствительное мнніе страны,— чего именно желаетъ Польша, только тогда бы открылось — составляетъ ли политическая независимость отъ Россіи существенную потребность для Польши, или же она есть только мечтательный бредъ нкоторыхъ агитаторовъ, тогда бы наконецъ обнаружилось, состоятельна ли Польская нація ршать сама о своей судьб, достаточно ли созрла, достаточно ли научена и умудрена опытомъ. Мы вримъ, что мудрость Польскаго народа одержала бы верхъ надъ безуміемъ шляхты я разныхъ партій, мы убждены, что многія бредни разсялись бы предъ строгимъ судомъ всенародной мысли, что многія, фантазія разлетлись бы въ прахъ при малйшемъ прикосновеніи къ нимъ здраваго смысла, что многія стремленія, при первой попытк формулировать и опредлить ихъ, оказались бы до такой степени смутными и неясными, что трудно будетъ современенъ даже и понять, какимъ образомъ могли они получить такую власть надъ умами!— Какія бы ни были послдствія сейма, Полякамъ пришлось бы пенять на себя самихъ, а не на Россію, которая этимъ способомъ избавилась бы отъ лишнихъ хлопотъ: придумывать и догадываться — чмъ бы ублажить блажную Польскую націю! Россія стала бы тогда ли*домъ къ лицу съ Польшей, и повела бы твердую рчь не съ партіями, а съ самимъ Польскимъ народомъ: недоразумнія съ обихъ сторонъ тотчасъ бы разъяснялись, и мы тогда могли бы заключить другъ съ другомъ откровенный, прямой договоръ — вражды или дружбы. Впрочемъ, мы не сомнваемся, что въ окончательномъ своемъ результат, подобный сеймъ только бы скрпилъ союзъ Польши съ Россіей, но если бы Польша предъявила несбыточныя желанія, или нелпыя притязанія на Русскія земли,— правда наша была бы явна всему міру, выступила бы изъ потемокъ на свтъ Божій, и развязала бы нашу совсть относительно Польши. Отъ правительства бы зависло: противопоставить ли голосу Польскаго — голосъ всего Русскаго народа, Польскому сейму — Русскій Земскій Соборъ, ршитъ ли споръ мечомъ или конгрессомъ,— но во всякомъ случа оно получило бы громадную выгоду отъ подобной мры: оно имло бы твердую основу для своихъ дйствій.
Намъ кажется, что предлагаемая нами мра лучше и практичне предлагаемой ‘Московскими Вдомостями’.
Если бы этотъ Сеймъ, принимая въ соображеніе, что за предлами царства Польскаго, въ Россіи, нтъ уже Польши, что расширенія Царства со стороны своей границы Россія никогда и ни подъ какимъ условіемъ не допуститъ, если бы сеймъ убдился, что Царство Польское, отдленное отъ Россіи, должно неминуемо подвергнуться или случайностямъ анархіи, или иноземному владычеству, т. е. Пруссіи или Австріи (готовымъ подлить ее между собою и онмечить ее такъ, какъ онмечена Познанская область): тогда бы, конечно, сеймъ удержалъ бы Польшу подъ верховною властью Русскаго Императора, и Россія стала бы, наконецъ, въ Польш въ отношенія честныя и прямыя. Россія сняла бы наконецъ съ себя то нравственное бремя, которое тяготило ее не мене, какъ и Польшу. Мы наконецъ были бы правы!— Польша лишилась бы наконецъ возможности мучить насъ справедливыми упреками: тсный союзъ Россіи съ Польшей былъ бы уже не насильственный, а добровольный!
Если же этотъ сеймъ разршилъ бы вопросъ отрицательно или же, если сеймъ, вмсто важнаго политическаго собрата, вмсто величаваго народнаго сонма, собравшагося обсудить и ршить свою судьбу, представилъ бы скопище безсмысленныхъ запальчивыхъ головъ, не способныхъ придти ни къ какому ршенію,— тогда Польша, предоставленная сама себ, наклеилась бы всми ужасами анархіи! Неужели не видятъ Поляки, что если бы Русское правительство, объяснивъ въ манифест къ Польскому народу причины своего добровольнаго поступка,— распустивъ всю гражданскую армію чиновниковъ и уничтоживъ столь ненавистное Полякамъ Русское управленіе,— удалилось бы съ своими чиновниками и войсками изъ предловъ царства, оцпивъ живою крпкою цпью его Русскія границы,— неужели не видятъ Поляки, что въ Польш вспыхнула бы самая кровавая безурядица, самая отчаянная междоусобная брань, и мсто Русскаго правительства занялъ бы самый свирпый изъ деспотизмовъ, деспотизмъ террора? Это продолжалось бы до тхъ поръ, пока благомыслящая, здоровая часть страны не свергла бы ига демагоговъ, и не обратилась бы вновь къ Рускому Государю съ просьбою — принять Польшу подъ свою крпкую руку: только въ этомъ, въ одномъ этомъ могла бы еще найти себ спасеніе Польша!… Въ противномъ случа Пруссія, или Австрія, или и та и другая вмст, въ видахъ обезпеченія спокойствія въ своихъ предлахъ, не замедлили бы подлить Польшу вновь — уже безъ всякаго участія Россіи,— и присоединивъ раздленныя части Царства къ своимъ владніямъ, положили бы настоящій конецъ ея историческому бытію, тотъ fiinis Poloniae, который, по преданію, еще въ конц прошлаго столтія казался наступившимъ для Польши — благороднйшему изъ ея сыновъ, Костюшко!…

О томъ же.

Москва, 4-го мая 1863 г.

Мы сказали въ послдній разъ, что для разршенія Польскаго вопроса необходимо было бы, по нашему мннію, ‘дознать отъ самой Польской націи, чего она хочетъ и при какихъ условіяхъ возможно ея умиротвореніе’, ‘вызвать Поляковъ на категорическое объявленіе своихъ требованій ‘ притязаній’,— однимъ словомъ ‘найти средство услышать голосъ самой страны’. Само собою разумется, что говоря ‘вся страна’, мы имемъ въ виду не ту только Польшу, которую мы знаемъ но общественной дятельности прежняго времени, т. е. не исключительно шляхту,— но Польшу во всей ея всенародной цльности, т. е. вмст съ крестьянствомъ. Никто не станетъ отрицать, что XIX вкъ внесъ въ гражданскую жизнь Польши новую историческую идею, новый элементъ, ей досел чуждый, элементъ демократическій, или врне сказать, простонародный. Извстно, что простой народъ въ Польш почти не выступаетъ на сцену исторіи и что пресловутое Польское равенство касалось только одной многочисленной шляхты. Крестьянство никогда не принималось въ разсчетъ, не участвовало въ сеймахъ и до 1812 года не пользовалось никакими гражданскими правами: оно только теперь начинаетъ жить, и — мы уврены — явится и въ политическомъ отношеніи самымъ здоровымъ и полновснымъ элементомъ въ будущемъ развитіи Польской націи. Польскому общественному судну именно недоставало того тяжелаго груза, который бы давалъ ему упоръ противъ волнъ, не позволялъ носиться по прихоти политическихъ втровъ, умрялъ, замедлялъ, уровновшивалъ тотъ шибкій бгъ, который готово было бы придать ему легкомысленное шляхетство. Въ Польш, во дни ея политическаго бытія, общественная стихія, вся воплощаемая шляхтой, не имла ни той силы устойчивости, которая присуща аристократическому началу, ни непосредственной, плотно приросшей къ земл силы крестьянства. Для блага самой Польши, для полноты и цльности ея развитія, нужно желать, чтобъ тамъ образовалось крпкое и независимое- крестьянство, и чтобъ оно наравн съ шляхтою получило участіе въ земскомъ представительств,— современныя событія ясно свидтельствуютъ, что мы отнын не въ прав признавать шляхту единственною представительницею Польскаго земства. Но политическое устройство крестьянъ принадлежитъ будущему, здсь же мы хотли только объяснить, какъ важенъ голосъ Польскихъ крестьянъ въ вопрос о Польш и какъ было бы несправеддиво и неразумно обойти ихъ, если бы найдено было нужнымъ дознаться положительнаго искренняго мннія самой, страны.
Намъ говорятъ, ‘то мысль наша неудобна и непрактична… Но спрашиваемъ, что же представляется нашимъ возражателямъ боле удобнымъ и. практичнымъ?— современное ли положеніе длъ въ Варшав, гд жители самымъ непрактическимъ образомъ вынуждены служить ‘двма господинома’, гд регулярное правительство тщетно старается уничтожить правительство иррегулярное, гд въ виду полиціи публикуются четыре возмутительныя газеты, распоряжается центральный революціонный комитетъ и властвуетъ терроръ? Или, быть можетъ, признается практичне и удобне предоставить ршеніе вопроса случайностямъ Европейской войны и допустить пролитіе крови?.. Одинъ изъ Петербургскихъ журналовъ, въ послдней своей книг, откровенно выражаетъ желаніе, чтобы для развязки Польско-Русскаго узла ‘правительство само дружески обратилось къ общему совщанію Европейскихъ державъ’, т. е. къ Европейскому конгрессу… Неужели же практичне и удобне было бы идти судиться намъ съ Польшей предъ державами Западной Европы,— слдовательно заране признать для себя обязательность ихъ общаго приговора,— вдая притомъ, что большинство голосовъ на конгресс было бы едвали не противъ насъ?? Намъ кажется, что это было бы не только непрактично, но и несовмстно съ достоинствомъ Россіи, которая можетъ отыскать въ самой себ, въ ндрахъ Русскаго народнаго духа, ршеніе Польско-Русской задачи. Вооруженное вмшательство, безъ сомннія, встртитъ во всхъ насъ, безъ различія партій и направленій, самый дружный, единодушный отпоръ, но и дипломатическое вмшательство уже оскорбительно для нашей народной чести,— а тмъ боле Европейскій конгрессъ! Мы, конечно, вовсе не противъ мысли объ ‘общемъ совщаніи’, но зачмъ же совщаться именно съ Европейскими державами, всего мене способными разумть наши отношенія къ Польш, наши Русскія — политическія, общественныя и нравственныя потребности? Неужели почтенная редакція Петербургскаго журнала думаетъ, что Русскіе люди въ Русскомъ дл или Русскіе и Польскіе люди въ Русско-Польскомъ дл мене состоятельные совтчики и судьи, чмъ Испанія) Португалія и даже Турція,— которая посл Парижскаго трактата сдлалась, какъ извстно, непремннымъ членомъ всхъ Европейскихъ конгрессовъ? Петербургскій журналъ, совершенно непонятно почему, полагаетъ, что напросившись на Европейскій конгрессъ, ‘мы станемъ во глав событій, а не подъ ихъ неотразимымъ давленіемъ’. Во глав событій мы станемъ только тогда, когда станемъ во глав истинныхъ интересовъ Россіи и Польши, когда не на словахъ, а на дл, утвердимся на общемъ всенародномъ сознаніи. Во глав событій будемъ мы находиться только тогда, когда не будемъ уклоняться ни отъ какого воинственнаго вызова, когда пойдемъ на встрчу событіямъ, опираясь на собственное наше народное мнніе, когда выяснится до очевидности и осязательности, и намъ и Полякамъ, крайній предлъ нашихъ взаимныхъ требованій и уступокъ. ‘Международныя совщанія’! любимое слово не только нкоторыхъ Русскихъ, но и многихъ иностранныхъ публицистовъ! Мы готовы, пожалуй, допустить и это слово и эту мысль, только съ устраненіемъ Франціи, Англіи, Австріи и всхъ прочихъ народовъ, кром Русскаго и Польскаго. Нтъ: сравнивая нашу мысль о возможности ршенія Польско-Русской задачи съ другими вышеупомянутыми способами, мы положительно признаемъ ее боле практическою и пряме ведущею къ цли. Доказательства справедливости нашей мысли мы почерпаемъ еще изъ отвтныхъ депешъ князя Горчакова на ноты иностранныхъ державъ. Во всхъ своихъ депешахъ Русскій вице-канцлеръ чрезвычайно ясно доказываетъ, что партія движенія въ Польш не выражаетъ собою мннія самой Польши, что разумная часть населенія не одобряетъ возстанія и его демагогическаго характера,— но нтъ сомннія, что эти доводы, для насъ безспорные, были бы вполн неопровержимы для иностранныхъ кабинетовъ, еслибъ подкрплялись, сверхъ того, указаніями на гласное и, разумется, вполн легальное заявленіе, сдланное самою Польскою націей.
Постараемся привести нсколько въ порядокъ и обсудить, по возможности кратко, т различные виды ршенія Польско-Русскаго вопроса, которые предлагаются намъ Русскою и иностранною журналистикой. Положительнымъ сочувствіемъ большинства въ нашемъ Русскомъ обществ пользуется то мнніе, которое, признавая Царство Польское купленнымъ цлою Русской крови, считаетъ необходимымъ безусловное неразрывное соединеніе Царства Польскаго съ Россійской Имперіей на общихъ либеральныхъ началахъ управленія и принаровленіе Польскаго государственаго устройства къ Русскому (по примру Австрійской Имперіи, гд, какъ извстно, Галиція, участвуя въ общемъ имперскомъ представительств, посылаетъ своихъ депутатовъ въ Внскій рейхсратъ, не имя ни отдльной арміи, ни отдльнаго бюджета). Этотъ способъ ршенія, по мннію предлагающихъ его, долженъ бы быть приведенъ въ исполненіе насильственно, вооруженною рукою и по праву верховной власти. Французская газета ‘La Presse’, издаваемая Жирарденомъ, формулировала эту мысль словами: поглощеніе Польши Россіею въ свобод, но независимо отъ этого журнала эта же мысль была высказана и развита еще прежде Русскою періодическою печатью. Мы однакоже не можемъ согласиться съ этимъ взглядомъ на ршеніе Польско-Русскаго дла. Прежде всего мы не считаемъ цну крови — основаніемъ какого-либо права. Это не принципъ, а фактъ, упраздняемый другимъ подобнымъ же фактомъ. Въ силу этого аргумента, Поляки, еслибъ они успли взять съ бою Русскіе города, могли бы также утверждать, что купили право на нихъ цною пролитой Польской крови. Если бы всякій послдній совершившійся фактъ возводить на степень права, то это бы значило давать торжество насилію и предоставить міру управляться не на основаніи нравственныхъ началъ (къ чему онъ стремится), а на основаніи случайнаго перевса то той, то другой грубой силы: т. е. чья возьметъ, кто кого пересилитъ. При такомъ взгляд, понятію о международномъ прав уже не можетъ быть мста, да и намъ самимъ не зачмъ было бы отыскивать для нашихъ притязаній на Западный край Россіи — опоры въ вашемъ народномъ единств, въ исторіи, и т. д, а слдовало бы разъ навсегда сослаться на право завоеванія, право сильнаго — и только. Но человкъ не можетъ довольствоваться такимъ основаніемъ для своего права, его совсть ищетъ оправданія факту, и т же самые люди, которые говорятъ и пишутъ о цн крови, сами же первые противорчатъ себ, стараясь всячески доказать, и чрезвычайно убдительно доказывая, правду нашего дла нравственными, духовными, этнографическими доводами, правомъ необходимой обороны, Правомъ самосохраненія, и т. д. Къ тому же Нельзя оставить безъ вниманія и т особенныя историческія условія, при которыхъ нердко проливалась Русская кровь. Разв цною Русской крови не возстановлялся въ конц XVIIІ вка престолъ Бурбоновъ въ Неапол? разв обильно пролитая на поляхъ Италіи въ борьб противъ Французовъ, Русская кровь не готова была пролиться вновь, на другой же годъ, за Французовъ при император Павл? разв въ 1849 году не цною Русской крови куплена цлость Австрійской державы?
Что касается до неразрывнаго соединенія Царства Польскаго съ Россійской Имперіей, безъ всякой тни политической самобытности, то, безъ сомннія, это было бы весьма желательно. Можетъ быть даже оно и совершится въ отдаленномъ будущемъ, но въ настоящее время такая задача потребовала бы для своего исполненія той Прусской энергіи, къ которой Россія, къ счастію, неспособна. Вражда историческая поставила насъ въ такія взаимныя отношенія, при которыхъ нельзя и думать обрусить Царство Польское такъ, какъ Нмцы онмечили Познань (а вдь намъ, между прочимъ, указывается и на примръ Познани), да и обрусивать Польшу никто изъ Русскихъ и не желаетъ. Русскій народъ больше чмъ кто-либо въ мір признаетъ право каждой народности на самобытное существованіе и развитіе. Неразрывное соединеніе съ Польшею — такое, какое предлагается въ Русской журналистик, лучше всего, кажется, было бы основать на добровольномъ союз. Мы можетъ быть и ошибаемся, но намъ кажется, что Польская нація, еслибъ было признано нужнымъ узнать ея свободное, искреннее мнніе, никакъ бы не захотла отдляться отъ Россіи, въ виду германизма, который для Польши — ‘яко левъ рыкаяй, искій кого поглотити’…
Намъ возразятъ, что соединеніе должно быть скрплено общимъ представительствомъ и либеральными учрежденіями.
мы вовсе не видимъ надобности жертвовать органическимъ развитіемъ своихъ особенныхъ историческихъ земскихъ началъ умиротворенію Польши. То, что необходимо и пригодно для насъ, было бы можетъ быть непригодно для Польши, и наоборотъ. Не будемъ забывать, что Польская нація уже давнымъ-давно примкнуласъ въ своемъ духовномъ развитіи къ Романо-Германскому міру, что въ основаніи ея цивилизаціи лежитъ латинство Если бы Россіи Польши преобразовала свое государственное устройство, то она стоила бы не во глав, а во хвост Польши, наложила бы на себя нравственную обязанность принаравливатьса къ тому, что могло бы успокоивать Польшу, имло бы постоянно въ виду не Россію, а Польшу. Нтъ никакого сомннія, что такого рода государственное устройство не удовлетворило бы ни Поляковъ, ни Русскихъ, и существенно бы уклонялось отъ основныхъ началъ нашей народности. Скажемъ прямо: по Западному образцу сочиненная конституція, пригодная, быть можетъ, для Польши, намъ не годится и не принялась бы на нашей народной почв. Россія призвана выработать свое оригинальное земское и государственное устройство, органически развившееся изъ ея собственныхъ началъ. Польша — земля католическая, Россія — православная, католицизмъ и православіе не только два разные обряда, но два разныя просвтительныя начала, дв разныя историческія идеи. Польша жила и живетъ до сихъ поръ — аристократическимъ и шляхетскимъ элементомъ, въ Россіи источникъ жизни и силы — народъ, земство. Польша — считаетъ себя передовою дружиною Запада, измнивъ Славянскому братству,— мы же принадлежимъ вполн міру Славянскому. Однимъ словомъ — наши историческіе пути совершенно различны, и если тсное соединеніе между нами возможно, то только тогда, когда Россія станетъ вполн Русью, а Польша возвратится къ началамъ Славянскимъ. Дуэта съ Польшей мы еще пть не можемъ, и она только испортитъ намъ наше соло. Россія должна идти и развиваться своимъ путемъ,— но если бы привести въ исполненіе мысль Жирардена, то это значило бы — не Польшу пристягнуть къ Россіи, а Россію къ Польш. Этого мы, конечно, желать не можемъ, но это было бы неминуемо — при неодинаковомъ уровн цивилизаціи и политическаго воспитанія обихъ странъ, при недостаточномъ еще развитіи народнаго самосознанія въ Русскомъ обществ…
Но, кром того, слова: ‘поглощеніе свободой’ являются, по нашему мннію, самымъ непрактическимъ и незаманчивымъ для Польши совтомъ. Никто изъ насъ, по совсти, не можетъ обольщать себя надеждою, что расширеніе правъ у насъ — наступитъ вдругъ, разомъ, въ той полнот, которая бы одна еще могла удовлетворить Польшу. Та система постепенности, которой слдуетъ правительство относительно Россіи, едвали бы привела въ умиротворенію Польши и къ полному ея слитію съ Россіей. Нельзя же, въ самомъ дл, ради того, что Польша волнуется и что признается неудобнымъ дать ей то, чего Россія не иметъ,— поскоре, на живую нитку, сшить и для Россіи какой-нибудь кафтанъ, въ который могли бы влзть вмст и Россія и Польша. Кафтанъ непремнно лопнулъ бы по всмъ швамъ и не пригодился бы ни тому, ни другому народу. Признаемся откровенно: мы бы желали идти въ той цли, которая означена въ указ Государя сенату 31 марта.— не связывая себя заботами о Польш и вообще о Европ, не жертвуя ничмъ и ни въ чемъ нашею Русскою народностью.— Если же Польш приходилось бы ждать, пока въ Россіи совершится то, чего бы она для себя желала, то, повторяемъ, едвали бы подобная перспектива способствовала въ ея умиренію. Мы знаемъ, что наша мысль возбудитъ недоразумніе, а можетъ быть и негодованіе во многихъ: мы постараемся со временемъ развить ее полне, при боле благопріятныхъ обстоятельствахъ, но намъ кажется, что и сдланныя нами замчанія достаточно ясно показываютъ, какъ мало существенной выгоды для Польши и для Россіи представляетъ въ настоящее время предположеніе, которое Французскій публицистъ формулировалъ фразой: absorption de la Pologne par la Russie dans la liberte.
Другое ршеніе Польско-Русскаго вопроса, предлагаемое иностранною печатью, заключается въ дарованіи Польш конституціи 1815 г. съ нкоторыми измненіями, безъ особенной арміи. Мы съ своей стороны не видимъ, почему Царству Польскому не могло бы быть дано устройство отдльное отъ Россіи, подобно тому, какъ и Финляндія иметъ свое особенное устройство,— во едвали бы не лучше было узнать напередъ, этого ли именно желала бы Польша. Не забудемъ, что конституція 1815 года исключаетъ изъ представительства то сословіе, которое теперь является живымъ и дйствующимъ элементомъ въ Польской гражданской жизни — крестьянство.
Мы указали на два главныя предположенія, высказанныя вашею и заграничною печатью. Если Польско-Русскій вопросъ такъ труденъ для разршенія, если Русская и иностранная журналистика ломаетъ себ голову, какой исходъ спекать современному положенію, если Россія соглашается даже выслушать соображенія и совты иностранныхъ кабинетовъ,— то почему бы кажется не поискать средства услышать голосъ самой Польши, дать возможность заявить себя ея разумнымъ элементамъ, и такимъ образомъ дознать отъ самой страны ея настоящія требованія и притязанія?… Это бы не только не помшало усмиренію мятежа и прекращенію террора, такъ деспотически владычествующаго надъ несчастною Польшей, но вроятно еще способствовало бы этой цли, вдохнувъ надежду и бодрость во всхъ разумныхъ Полякахъ. Теперь же трудно, почти невозможно предршать и самый вопросъ…
Всмъ намъ памятны слова Государя, сказанныя при самомъ начал Польскихъ смутъ. Государь всенародно объявилъ. что не винитъ Польской націи, и что смута производится только извстною партіей… Но если эта партія успла бы достигнуть своихъ личныхъ цлей, или навлечь на Польшу военную диктатуру, то Польская нація была бы несправедливо наказана за вину тхъ, которые такъ самозванно являются предъ Европой ея представителями. Къ этой-то Польской націи, кажется намъ, и слдовало бы обратиться, ея голосъ нужно было бы намъ услышать…
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека