Эдгар По
Эдгар По
Как писать статью для ‘Blackwood’
Как писать статью для ‘Blackwood’
‘Во имя пророка — фиги!’
Крик продавцов фиг в Турции.
Как писать статью для ‘Blackwood’, По Эдгар Аллан, Год: 1838
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Полагаю, обо мне всякий слыхал. Мое имя синьора Психея Зенобия. Это я знаю достоверно. Только враги мои называют меня Сьюки Сноббс. Сьюки, как мне известно, искаженное Психея — имя греческое, которое значит ‘душа’ (то есть я, потому что я вся душа), а также ‘мотылек’. Последнее значение, без сомнение, намекает на мою наружность в новом розовом атласном платье, с арабским mantelet небесно-голубого цвета, зелеными agraffas и семью фалбарами из оранжевых auriculas. А Сноббс — всякий, кто только взглянет на меня, убедится, что моя фамилия не может быть Сноббс. Мисс Табита Брюква выдумала это единственно из зависти. Табита Брюква! О, негодница! Но чего же и ждать от брюквы? (NB — намекнуть ей об этом при первом-удобном случае). (Еще NB. — утереть ей нос). Да — так что я говорила? Ага! Я знаю наверное, что Сноббс — просто искаженное Зенобия, и что Зенобия была царица. — (Я тоже. Доктор Денеггрош всегда называет меня царицей сердец) — и что Зенобия, также как Психея, настоящее греческое имя, и что мой отец был ‘грек’, и что следовательно я имею право носить нашу фамилию, а наша фамилия Зенобия, а вовсе не Сноббс. Только Табита Брюква называет меня Сьюки Сноббс. Я синьора Психея Зенобия.
Как я уже заметила, обо мне слыхал всякий. Я та самая синьора Психея Зенобия, которая пользуется такой заслуженной славой в качестве секретаря корреспондента ‘Philadelphia, Regular, Exchange, Tea, Total, Young, Belles, Lettres, Universal, Experimental, Bibliographical, Association, To, Civilise, Humanity’. Доктор Денеггрош придумал для нас этот титул, по его словам, он звучит так же внушительно, как пустая бочка. (Доктор бывает иногда вульгарен, — но он глубок!) Мы все приписываем к своим фамилиям инициалы общества, на манер К. О. И., Королевское Общество Искусств, — О. П. Н. И., Общество Поощрение Народного Просвещение. Доктор Денеггрош уверяет, будто эти буквы обозначают Ох Пень На Пне, а вовсе не общество лорда Брума, но доктор Денеггрош такой странный человек, что я никогда не знаю, правду-ли он говорит. Во всяком случае мы всегда прибавляем к нашим именам инициалы P. R. E. T. T. Y. B. L. U. E. B. A. T. C. H. — то есть Philadelphia, Regular, Exchange, Tea, Total, Young, Belles, Lettres, Universal, Experimental, Bibliographical, Association, To, Civilise, Humanity — по одной букве на каждое слово, что представляет решительный прогресс сравнительно с лордом Брумом. Доктор Денеггрош уверяет, будто эти инициалы выражают наш истинный характер, но я решительно не понимаю, что он хочет сказать.
Не смотря на усердное содействие доктора и ревностную погоню за славой самой ассоциации, последняя не имела особенного успеха, пока я не присоединилась к ней. Дело в том, что прение ее членов носили слишком легкомысленный характер. Доклады, читавшиеся по субботам, отличались не столько глубиною, сколько буфонством. Это была чистейшая бурда. Они не исследовали первых причин, первых принципов. Они вообще ничего не исследовали. Не обращали ни малейшего внимание на великий основной пункт, ‘целесообразность вещей’. Короче сказать, у них, не было хороших сообщений, в роде настоящего. Все у них было низменно, — очень низменно. Ни глубины, ни начитанности, ни метафизики, ни малейших признаков того, что ученые называют остроумием, а неучи окрестили жеманством. (Доктор Д. говорит, что я должна писать ‘жеманство’ с большим Ж, но я лучше знаю).
Присоединившись к обществу, я постаралась ввести лучший способ мышление и писание и, как известно миру, достигла своей цели. Теперь у нас в P. R. E. T. T. Y. B. L. U. E. B. A. T. C. H. не меньше хороших статей, чем в ‘Blackwood’. Я говорю в ‘Blackwood’, так как мне достоверно известно, что прекраснейшие статьи по каким бы то ни было вопросам можно найти на страницах этого знаменитого журнала. Мы взяли его за образец по всем темам и, благодаря этому, быстро достигли известности. И в конце концов, вовсе не так трудно сочинить статью настоящего Блэквудовского пошиба, если только взяться за дело умеючи. Разумеется, я говорю не о политических статьях. Всем известно, как они составляются, с тех пор как доктор Денеггрош объяснил это. У мистера Блэквуда большие портняжные ножницы и трое помощников. Один подает ему ‘Times’, другой — ‘Examiner’, а третий — ‘Новейшее руководство к пустозвонству Голлея’. Мистер Блэквуд только вырезает и перемешивает. Дело идет как по маслу — ‘Examiner’, ‘Пустозвонство’, ‘Times’, затем ‘Times’, ‘Пустозвонство’, ‘Examiner’ и, наконец, ‘Times’, ‘Examiner’, ‘Пустозвонство’.
Но главное достоинство этого журнала — статьи смешанного содержание, а лучшие из них принадлежат к числу тех, которые доктор Денеггрош называет bizarreries (не знаю, что это значит), а публика сильными статьями. Я долго не могла определить, как пишутся подобные статьи, и только со времени моего последнего свидание (в качестве депутата общества) с мистером Блэквудом знаю в точности способ их сочинение. Способ этот очень прост, хотя сложнее чем для политических статей. Когда, явившись к мистеру Блэквуду, я сообщила ему о желаниех общества, он принял меня очень любезно, пригласил в свой кабинет и объяснил во всех подробностях процедуру писание.
— Милая моя барыня, — сказал он, очевидно, пораженный моей величественной внешностью, так как я была в пунцовом атласе с зелеными agraffas и оранжевыми auriculas, — милая барыня, присядьте. Вот как это делается. Прежде всего для автора сильных статей требуются очень черные чернила, и очень большое перо с очень тупым концом. И, заметьте, мисс Психея Зенобия! — продолжал он, после некоторой паузы, с величайшей энергией и торжественностью, —заметьте! — это перо… никогда… не следует чинить! В этом, сударыня, — секрет, душа сильных статей. Я решаюсь утверждать, что ни один индивидуум, как бы он ни был гениален, ни разу еще не написал хорошим пером, поймите меня, хорошей статьи. Вы можете считать неоспоримым фактом, что рукопись, которую можно прочесть, не стоит чтение. Это наш руководящий принцип, и если вы с ним не согласны, то наше собеседование кончено.
Он остановился. Но я, конечно, не захотела окончить наше собеседование и согласилась с утверждением, очевидность которого бросается в глаза. По-видимому, он был польщен, и продолжал свои наставление.
— С моей стороны может показаться дерзостью, мисс Психея Зенобия, указывать вам статью или ряд статей, в виде образца или примера, но все же, кажется, я могу обратить ваше внимание хоть на некоторые. Посмотрим. Вот вам ‘Живой Мертвец’, превосходная вещь! — рассказ об ощущениех господина, погребенного прежде, чем жизнь оставила его тело, — исполненный вкуса, ужаса, чувства, метафизики и эрудиции. Вы бы побожились, что автор родился и воспитывался в гробу. Затем, ‘Исповедь курильщика опиума’, прекрасная, прекрасная вещь! — блистательное воображение, глубокая философия, остроумные умозрение, бездна огня и пыла с приправкой решительно непонятного. Это прелестный образчик белиберды и как же он понравился публике! Его приписывали Кольриджу, — но это ошибка. Статья написана моей любимой обезьяной Джюнипером за стаканом голландского грога — ‘горячего, без сахара’. (Я бы не поверила этому, если б не мистер Блэквуд рассказывал). Далее, ‘Невольный экспериментатор’, — рассказ о господине, который жарился в печи и вышел оттуда живым и здоровым, хотя, конечно, хорошо прожаренным. Далее, укажу ‘Дневник бывшего врача’, главная заслуга которого в хорошем вранье и посредственной латыни: то и другое весьма действует на публику. Наконец, ‘Человек в колоколе’, статья, которую, я, кстати, особенно рекомендую вашему вниманию, мисс Зенобия. Это история одного молодого человека, который улегся спать под церковным колоколом и проснулся от погребального звона. Ужасные звуки сводят его с ума, в виду этого он достает записную книжку и записывает свои ощущение. Ощущение великая вещь. Случится вам утонуть или попасть на виселицу, — смело записывайте ваши ощущение: получите десять гиней с листа. Если хотите писать хорошо, мисс Зенобия, обращайте самое тщательное внимание на ощущение.
— Непременно, мистер Блэквуд, — сказала я.
— Хорошо! — отвечал он. — Вижу, что вы умница. Но я хочу поставить вас au fait деталей, необходимых для сочинение настоящих Блэквудовских статей с ощущениеми, — наилучший род литературы, по моему мнению.
— Первым делом нужно поставить себя в такое положение, какого еще никому не приходилось испытывать. Например, забраться в раскаленную печь — счастливая мысль. Но если у вас нет под рукой печки или церковного колокола, если вы не можете броситься с воздушного шара, или провалиться в пропасть во время землетрясение, или увязнуть в трубе, — вам придется просто вообразить себе подобное приключение. Лучше бы было, однако, испытать его на себе. Опыт удивительно помогает воображению. Вы знаете, — ‘правда чуднее выдумки’.
Тут я заметила, что у меня есть пара превосходных подвязок, на которых я попробую повеситься.
— Хорошо! — сказал он, — это недурно, хотя повешение вещь довольно банальная. Вы можете сделать лучше. Примите дозу пилюль Брандрета и опишите ваши ощущение. Впрочем, мои замечание относятся ко всякому вообще приключению, например, возвращаясь домой, вы можете без труда проломить себе голову или попасть под омнибус, или подвергнуться укушению бешеной собаки, или утонуть в канаве. Но будем продолжать.
— Выбрав тему, вы должны решить, каким слогом будет написана статья. Бывает слог дидактический, слог восторженный, слог естественный — все они довольно обыкновенны. Но есть еще слог лаконический или сжатый, — в последнее время он в большом ходу. Он заключается в коротеньких фразах. Например, так: Покороче. Без разговоров. Ставьте точку. Не нужно параграфов.
— Бывает слог возвышенный, многоречивый и вставочный. Некоторые из наших лучших беллетристов одобряют этот последний слог. Слова должны вертеться, как волчок, и производить такой же шум, который удивительно заменяет содержание. Это лучший слог для писателя, которому некогда думать.
— Метафизический слог тоже очень хорош. Если вы знаете много пышных слов, пользуйтесь ими. Распространитесь об ионийской и элеатской школах, — об Архите, Горгии и Алкмеоне. Скажите несколько слов о субъективном и объективном. Не бойтесь злоупотреблять фамилией Локк. Коснитесь с важным видом всех вещей вообще и, если обмолвитесь чем-нибудь слишком нелепым, не вычеркивайте, а поясните внизу страницы, что этим глубоким замечанием вы обязаны ‘Критике Чистого Разума’ или ‘Метафизическим основоначалам естествознание’. Это придает статье ученый и… и… и честный вид.
— Есть еще разные роды слога, не менее известные, но я укажу только два: трансцендентальный и смешанный. Первый рассматривает природу вещей глубже, чем какой бы то ни было другой. Это проникновение очень хорошая вещь, если пользоваться им с толком. В нашей литературе вы найдете хорошие примеры этого слога. В этом случае избегайте пышных слов, пишите их самыми маленькими буквами и ставьте вверх ногами. Запишите в поэмы Чаннинга и цитируйте его слова ‘о маленьком толстяке с обманчивым видом знание’. Коснитесь Высшего Единства. Не говорите ни слова об Адской Двойственности. Главное, говорите обиняком. Намекайте на все — не утверждайте ничего. Если вы хотите сказать ‘хлеб с маслом’, никогда не говорите этого прямо. Назовите что-нибудь приблизительно напоминающее ‘хлеб с маслом’. Вы можете намекнуть на гречневую кашу, можете подойти ближе к предмету и упомянуть об овсяном киселе, но если вы имеете в виду собственно хлеб с маслом, то ни под каким видом, милая мисс Психея, ни под каким видом не говорите: ‘хлеб с маслом’.
Я поспешила уверить его, что никогда в жизни не скажу этого. Он поцеловал меня и продолжал:
— Что касается смешанного слога, то это, действительно, смесь, в равных частях, всевозможных остальных слогов, таким образом он представляет соединение глубокого, высокого, странного, пикантного, нахального и приятного.
— Допустим теперь, что вы решили вопрос о теме и слоге. Самая важная часть задачи, можно сказать даже душа всего предприятия, еще впереди. Я подразумеваю исполнение. Нельзя предполагать, что всякая леди или джентльмен ведут жизнь книжных червей. Тем не менее статья должна обличать эрудицию или, по крайней мере, начитанность. Я вам объясню, как этого достигнуть. Вот, посмотрите! (при этом он раскрыл на удачу три или четыре книги, с виду самые обыкновенные). Почти на любой странице любой книги вы можете подобрать бесчисленные крохи учености или bel-esprit’изма, которые будут отличной приправой для Блэквудовской статьи. Записывайте — я буду вам читать. Я устанавливаю две рубрики: во-первых, Пикантные факты для уподоблений, и во-вторых, Пикантные выражение для разного употребление. Пишите! — и я стала записывать.
Пикантные факты для уподоблений. — ‘Первоначально были три музы — Мелета, Мнема, Аеда — размышление, память и пение’. Этот фактик может оказаться весьма полезным, если пустит его в ход кстати. Видите-ли, он малоизвестен и выглядит recherch.
— Еще. ‘Река Алфей течет под морем, причем воды ее остаются совершенно чистыми’. Довольно устарело, но в умелых руках покажется совершенно свежим.
— Вот это получше. ‘Персидский Ирис, по словам некоторых, обладает приятным и очень сильным ароматом, тогда как другим он кажется совершенно лишенным запаха’. Прекрасно, и очень тонко. С этим замечанием можно сделать чудеса. Вообще ботанические примеры очень хороши, особенно с примесью латыни. Пишите!
— ‘Яванский Epidendrum Flos Aeris обладает прекрасными цветами и продолжает расти, если его выдернуть с корнями. Туземцы подвешивают его на веревке к потолку и наслаждаются его благоуханием в течение многих лет’. Превосходно! Чудесно! Теперь перейдем к Пикантным выражением.
Пикантные выражение. — ‘Известный китайский роман Ю-Киао-Ли‘. Прекрасно! Употребленные кстати, эти несколько слов покажут, что вы хорошо знакомы с китайским языком и литературой. А это даст вам возможность обойтись без Арабского, Санкритского и Чиказавского. Но без Испанского, Итальянского, Немецкого, Латинского и Греческого немыслима сколько-нибудь сносная статья. Я сейчас приведу образчики всех этих языков. Тут годится всякий вздор, потому что от вашего остроумия зависит воспользоваться им умело. Пишите же!
— ‘Aussi Tendre que Zaire’ — нежен как Заира — по-французски. Намекает на частое повторение фразы la tendre Zaire в французской трагедии того же имени. Приведенная кстати, обнаружит не только ваши знание языка, но и вашу начитанность и остроумие. Вы можете сказать, например, что цыпленок, которого вы ели (напишите статью об ощущениех человека, подавившегося косточкой цыпленка) далеко не был aussi tendre que Zaire. Пишите!
‘Van muerte tan escondida,
Que no te sienta venir
Porque el peazer del morir
No me torne a dar la vida’.
Это по-испански — Мигуэля де-Сервантеса: ‘Приходи скорее, о, смерть! но так, чтобы я не заметил твоего прихода, а не то от радости я могу вернуться к жизни’. Это будет совершенно propos при описании вашей последней агонии с косточкой цыпленка в глотке. Пишите!
‘Il pover’huomo che non se’n era accorto,
Andava combattendo, e era morto’.
— Замечаете? Это по-итальянски, из Ариосто. Это значит, что великий герой, в пылу сражение, не заметив, что его убили на повал, продолжат биться, будучи уже мертвым. Очевидно, вполне применяется к вашему случаю, так как я надеюсь, мисс Психея, вы не перестанете биться тотчас после смерти, а будете продолжать это по крайней мере полтора часа. Потрудитесь писать!
‘Und sterb’ich doch, so sterb’ich denn
Durch sie — durch sie!’
Это немецкое, из Шиллера, ‘И если умру я, умру за тебя, за тебя!’ — Ясно, что здесь вы обращаетесь к причине вашей гибели, — к цыпленку. И в самом деле, какой рассудительный джентльмен (или леди) не пожелал бы умереть от жирного каплуна, настоящей молуккской породы, начиненного каперсами и грибами, под апельсинным желе en mozaique! Пишите! (Вам подадут это блюдо у Тортоны), пишите, пожалуйста!
— Вот хорошенькая маленькая латинская фраза (в отношении латыни, нужно быть крайне recherchИ и сжатым: она так опошлена) — ignoratio elenchi. Он совершил ignoratio elenchi, то есть, понял слова, но не мысль вашего замечание. Иными словами, он дурак. Какой-нибудь оболтус, к которому вы обратились, подавившись косточкой, и который поэтому не мог разобрать ваших слов. Бросьте ему в зубы ignoratio elenchi, и вы разом уничтожите его. Если он осмелится возразить что-нибудь, вы можете сказать ему из Лукана (вот он), что речи только anemonae verbarum, словесные анемоны. Анемоны, обладая яркой окраской, лишены аромата. Или, если он начнет шуметь, вы можете сразить его insomnia Jovis, ‘бредом Юпитера’ — выражение Силия Италика (вот оно!), означающее высокопарность и напыщенность мысли. Это подействует наверняка и поразить его прямо в сердце. Ему останется только грохнуться на пол и умереть. Будьте любезны, пишите!
— По гречески нужно что-нибудь хорошенькое, например, из Демосфена ‘ ‘ (Анэр о фейгон кай палин махесетай). Это изречение довольно точно переведено в ‘Гудибрасе’:
‘Кто убежал, тот может снова драться,
А кто убит, тому ужь не сражаться’.
Ничто так не украшает Блэквудовской статьи, как греческая цитата. Самые буквы выглядят так глубокомысленно. Заметьте, сударыня, какой проницательный вид у этого Эпсилон. А это Фи настоящий епископ. А видали-ли вы когда-нибудь такого молодца, как этот Омикрон? Полюбуйтесь на Тау! Словом, лучшая приправа для настоящей психологической статьи — греческий язык. Как применить это изречение в данном случае, совершенно ясно. Пустите эту сентенцию с приправой крепкого словца, в виде последнего ultimatum, негодному, тупоголовому подлецу, который не мог понять вашей английской речи по поводу косточки цыпленка. Ручаюсь вам, что он поймет намек и уберется.
Вот все, что сказал мне мистер Блэквуд, но я чувствовала, что этого достаточно. Теперь я могла, наконец, сочинить настоящую Блэквудовскую статью. Прощаясь, мистер Блэквуд спросил, не продам-ли я статью, когда она будет написана, но так как он предложил только пятьдесят гиней за лист, то я решила лучше отдать ее нашему обществу, чем пожертвовать за такую ничтожную сумму. Несмотря на такое скряжничество, этот джентльмен отнесся ко мне с большим уважением и вежливостью. Его последние слова произвели на меня глубокое впечатление и я всегда буду вспоминать о них с благодарностью.
— Дорогая мисс Зенобия, — сказал он со слезами на глазах, — не могу-ли я сделать хоть что-нибудь для успеха вашего похвального предприятия? Дайте подумать! Весьма возможно, что вам не скоро представится случай…случай утопиться… или подавиться косточкой цыплёнка… или… или повеситься… или подвергнуться укушению… но позвольте! У нас на дворе есть пара превосходных бульдогов, отличные псы, уверяю вас, дикие, свирепые, они съедят и вас, и auriculas, и все остальное в пять минут (вот мои часы), подумайте, какая масса ощущений! Эй, Том! Петер! Дик, живее каналья! выпустить…
Но я так торопилась, что не могла ждать ни секунды, и потому, скрепя сердце, убежала почти бегом, быть может, более поспешно, чем допускают строгие правила приличий.
Расставшись с мистером Блэквудом, я хотела немедленно подвергнуться какой-нибудь неприятной случайности, согласно его совету, и с этою целью почти целый день бродила по Эдинбургу, в поисках отчаянных приключений, которые соответствовали бы моим пылким чувствам и широкому плану задуманной статьи. В этой экскурсии меня сопровождали негр Помпей и собачка Диана, которых я захватила с собою из Филадельфии. Но мои пламенные мечты осуществились только поздно вечером. Случилось важное происшествие, результатом которого явилась нижеследующая ‘Блэквудовская’ статья, образчик смешанного слога.
Источник текста: Собрание сочинений Эдгара Поэ. — Санкт-Петербург: Типография бр. Пантелеевых, 1896. — Т. 2.
Исходник здесь: Викитека.
Современная орфография: В. Г. Есаулов, 16.02.2016 г.