Как Костя весне помогал, Зилов Лев Николаевич, Год: 1929 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ЧИТАЛЬНЯ СОВЕТСКОЙ ШКОЛЫ

No 9 третий год издания No 9

ЛЕВ ЗИЛОВ

КАК КОСТЯ ВЕСНЕ ПОМОГАЛ

‘РАБОТНИК ПРОСВЕЩЕНИЯ’
МОСКВА
1929

СОДЕРЖАНИЕ

Раму выставляют

Что у крыльца делается

В теплушке

За подснежниками

Избушка для скворца

Огородники

Как семена сажали

Раму выставляют.

Проснулся Костя — темно, хоть глаз выколи. Шумит что-то, гремит, урчит. Стал маму будить. А сам трясется — и холодно, и страшно.

— Что ты?— проснулась мать. — Спи, ночь еще. Смотри, темь какая.

— Шумит… Почему шумит?

— Дождь это, дождь. Спи, завтра выйдешь на улицу, увидишь, что он, этот дождь, сделал.

— А что сделал? Хорошее или плохое?

— Конечно, хорошее. Весна пришла, вот что.

— Весна? Где же она, весна? Снегу-то сколько.

— А вот завтра увидишь.

Долго Костя заснуть не мог, все слушал. Как грохочет, как бурлит, как урчит! Ну и дождь здоровый!

Заснул, не заметил как. Открыл глаза: в комнате светло. Точно праздник. От солнца все блестит, все нарядное.

Мама у окна стоит, ножом замазку соскребает. Веселая. Песни поет.

— Ты окно открываешь? — спрашивает Костя.

— Вставай,— говорит мать,— помогать мне будешь.

Вскочил Костя, оделся наспех, умылся и — к окну. Смотрит: весь снег смыло. Только кое-где островками остался.

— Давай газету,— говорит мать,— держи ее вот так, а я замазку сметать буду.

Смела мама на газету целую кучу замазки. Снес ее Костя на кухню, в помойное ведро высыпал. Сыплет, и представляется ему, что и он весне тоже помогает. Высыпал и назад прибежал.

А мама фортку открыла, ухватилась за зимнюю раму и трясет ее. Подалась рама, посыпалась Косте на голову замазка. Один кусок даже в нос угодил.

Нагнула мама раму, сняла и приставила к стене. Вынула вату и газеты, которые осенью клала. На стул сложила. Отстегнула крючки и распахнула окно.

Хлынуло на Костю свежим теплом. Охватило голову и плечи. Какой воздух легкий, вкусный. Землей пахнет, водой, еще чем-то.

— Неси, сынок, швабру, пол подметем. Окно обмоем. Цветы на подоконник поставим. Будет у нас праздник.

Что у крыльца делается.

Убрали окно, цветы поставили. Сел Костя у окна, высунулся на волю. Слышит, птичка поет. Тюрли-тюрли-тюрли, так и журчит, так и заливается. Посмотрел туда-сюда. Не видать нигде.

Вдруг замолчала, пролетела мимо окна и села на дерево, как раз напротив. Сама темно-серая с рябинками. Большенькая. Ростом с цыпленка. Только аккуратненькая, поджарая. Трясет крылышками и заливается.

— Вишь, скворец прилетел, — сказала мама,— весна пришла, и он тут как тут. Вот с отцом избушку ему сделаете. Привяжете к дереву, и будет он против окна распевать.

— А на грядах вон какая разгуливает: черная со светлым клювом. Ростом с ворону. Ходит и клювом в землю тычет.

— Это грач,— сказала мать,— грачи еще раньше прилетели. Он себе корм выискивает.

Напился Костя чаю, надел куртку, шапку и па двор. На дворе лужи. Земля из-под снега примятая вышла. Належал он ее за зиму, как Костя свою постель. А у забора росточки зеленеются, как зазубринки.

Нарвал Костя росточков и к маме.

— Мам, травка.

— Это крапива. Пройдет дня два, подрастет, тогда ты мне ее для щеп нарви. Ну и щи из нее вкусные!

— Из крапивы?

— Вот из такой, молоденькой. Летом, когда она с тебя вырастет и жалиться будет, тогда не годится. А этакая подходящая.

Костя потер крапивой щеки и удивился.

— Не жалит, хорошая.

В теплушке.

Выбежал Костя опять на двор. Чует, дымом сильно пахнет. Поглядел туда-сюда. Поднимается из-за сарайчика дым густой-прегустой.

Опять к маме побежал.

— Мам, сарайчик горит.

— Какой?

— А вон, у Карповых.

Вышла мать на крыльцо, посмотрела.

— Это не сарайчик, а за сарайчиком. Там у дедушки Прохора теплушка. Он в ней рассаду выгоняет.

— Как? Какую?

— Пойди, погляди. Постучись к нему в дверку, попросись. Он и пустит.

Побежал Костя за сарайчик. Смотрит: за сарайчиком низкая избушка. Вместо крыши рамы с мелкими стеклами, на рамах рогожи. Из железной трубы дым валит.

Постучался в дверку.

— Кто там?— спрашивает дедушка Прохор, да глухо, как из бочки,— иди, иди, только дверь плотней прикрывай.

Открыл Костя дверь. Смотрит — сидит дедушка на корточках перед печкой, в глубоком подвале. Лесенка к нему вниз идет. Под рамами на полочках ящики, а в ящиках зелени, зелени! Парно в подвале, душно, крепко землей пахнет. Стекла у рам припотели.

— Это что у тебя?

— Рассада. Вот капуста, вот помидоры.

— Разве капуста такая? И помидоры не такие.

— Я и говорю: рассада, Ты вон тоже на взрослого человека не похож. Маленький, без усов, без бороды. Голос у тебя тоненький. Ты дитё, и эти тоже дети. Одни капустные дети, другие — помидорные. Будут у вас гряды, ты-же с мамкой за ними придешь. Дай, мол, дедушка, рассады. Высадите ее на гряды и вырастут у вас из нее капуста и помидоры. Тут у меня овощной детский дом. Вырощу, воспитаю и разойдутся они от меня по белу свету. Будут жить самостоятельно.

— А огурцов нет у тебя?

— Огурцов нет. Их прямо в гряду сажают. Морковь, редиску, репу, редьку—все на гряды. Те выносливые. А у меня все нежный товар. На воле его не высеешь, погибнет. Надо, чтобы в тепле силы набрался. На то у меня и печка. Чуть оттепели пошли, а я уж тут как тут. На воле снег еще лежал, мороз был, а у меня уж давно весна настала. Кабы раньше пришел, я бы тебе росточки показал.

— Как у крапивы?

— Еще меньше. Засадите у себя гряду, тогда и увидишь.

За подснежниками.

Засиделся Костя у дедушки Прохора вплоть до обеда. Не слыхал даже, как его мама звала. Уж дедушка услыхал.

— Вон, мать тебя хватилась. Обедать, должно быть, зовет. Пойдем, и мне пора.

Прибежал Костя домой, а отец уж за столом сидит, с работы пришел. Нынче суббота, рано работу кончают.

— Пап, а избушку скворцу строить будем?

— Будем, будем. Вот только пообедаем.

— А я скоро крапивы нарву. Щи крапивные сварим.

— Садись, садись, после расскажешь.

Пообедали, мать посуду на кухню унесла, а отец взял да и лег отдыхать.

— Как же избушку-то?

— Не уйдет избушка твоя. Отдохнуть, сынок, надо. Вырастешь, работать начнешь, тоже после обеда заваливаться будешь. Погуляй пойди, а я сосну чуток.

Сел Костя на крылечке, скворца слушает. Вдруг Манюшка соседская.

— Пойдем, Костя, с ребятами в рощу. Подснежники расцвели.

— Какие подснежники?

— Такие синенькие.

— А роща где?

— За железной дорогой. Живехонько сбегаем.

— Пока отец спит, успеем?

— Успеем.

— Мам, я с ребятами в рощу за подснежниками,

— А кто у вас старший?

— Вон Манюшка. Мы живо.

— Ну идите. Только не пропадайте.

Ребят собралась целая гурьба. Манюшка, Клавдюшка, Сенька, Васька, Мишутка да наш Костя.

Шли, шли, поднялись на насыпь, перешли рельсы и стали спускаться. За насыпью поле, под насыпью снег лежит сугробом.

— Почему снег? Нигде его нет, а здесь остался.

— Много его нанесло, слежался крепко, да в затеньи. Вот и держится. У нас за погребом тоже большая куча лежит.

— А у коровника под навозом лед.

— Почему? Навоз ведь теплый.

— Он не теплый, а тепла не пропускает. Зимой из коровника не пропускал, а теперь с воли, от солнышка, не пропускает.

Перешли через снег. Впереди Манюшка шла: утопчет — шагнет, утопчет — шагнет. По ее следам и перешли. Сенька шагнул было в сторону, не умявши снега, и провалился. Рыхлый он стал от дождя, мокрый. Как примнешь, он крепче делается, плотнее.

Пошли полем. Слышат, звенит в вышине, птичка поет. Да не одна — много.

— Чу,— говорит Манюшка,— жаворонки.

А тут из-под ног серенькая птичка как вспорхнет, выше да выше и запела. Стали за ней следить. Летит, крылышками трепещет. Меньше да меньше и скрылась, а все поет.

— А зимой они где? Прячутся?— спросил Костя.

— Нет, в жаркие страны, за море, улетают. Нам учитель рассказывал. Им у нас очень холодно. Замерзнут.

— Я осенью ласточку нашел, замерзла,— вспомнил Васька.

— Значит от других отбилась. Они за море целыми стаями летят.

Подошли к роще, а там сплошь снег лежит. По снегу тропочка протоптана.

— Что ж они на снегу что ли растут? — спрашивает Костя.

— А вот подальше проталинка есть, там снега нет. Вон и вокруг деревьев тоже обтаяло.

Шли, шли, а проталинки все нет. Приуныли ребята, надоело по снегу итти, ничего интересного в роще нет.

Вдруг Клавдюшка как закричит:

— Вон-вон сколько!

Смотрят, под двумя деревьями земля широко обтаяла и что-то синеется. Промяли тропку. Вышли на сухое место, а там цветов, цветов! Целыми букетами растут.

— Как же это, — говорит Костя, — травы еще нет, одна только крапива и та чуточная, а тут цветы? Цветы после травы растут.

— Эти луковичные, — объясняла Манишка,— у них вместо корней луковица. Пригреет луковицу солнышком, они из нее и вырастают. Так и лук: посадишь в горшок, а он и стрелки пустит.

Нарвали цветов. Собрались назад итти.

— Давайте, — говорит Манюшка, — рощу насквозь пройдем. Так скорее в поле выйдем.

Избушка для скворца.

Пошли через рощу. Вышли в поле, а там пашня. Вся земля изрыта. Только давно, видно, ее не пахали. Прошлогодняя трава торчит, борозды заплыли, заросли. Лежит на пашне кучами навоз, дымится: свежий, только-что навезли.

— Вон уж пашню готовят,— говорит Манюшка,— навоз возят. Высохнет он, запашут его. Он сгниет, землей станет. Земля с навозом больше родит.

Пришел Костя домой, а отец ящик сколачивает.

— Это зачем?— спрашивает Костя.

— Скворцу избушка будет. Где ты пропадал?

— За цветами ходил. Вот какие.

Понюхал отец.

— Да они не пахнут.

Понюхал и Костя: правда, не пахнут.

— Что же что не пахнут,— утешила Костю мать,— зато красивенькие. Давай я их в стакан поставлю.

Отдал Костя цветы и — к отцу.

— А дырка зачем?

— Это дверца. Дощечку прибьем, крылечко будет.

Прибили дощечку.

Приставил отец к дереву лестницу. Веревку в карман сунул и полез. Лезет, а Костя лестницу держит. Высоко залез. Приладил ящик под ветку и привязал крепко-накрепко.

— Ты бы к стволу привязал,— сказал Костя.

— Больно ты прост. Кошек тут у нас сколько хочешь. Если к стволу привязывать, всех скворцов переловят.

— А вон у Трофимовых на шесте.

— Можно и на шесте. Только нет его у нас. Да так скворцам спокойнее на дереве-то. От ветра и от дождя защита есть.

Слез отец вниз, лестницу на место снес. Сел покурить.

Вдруг откуда-то сверху ‘курлы-курлы’.

— Журавли летят. Вон-вон, виднеются углом. Впереди вожак, а за ним в две очереди остальные. Скоро, видно, и соловьи прилетят. Только у нас их тут не бывает. Они кусты любят.

— У больницы кусты есть. Много.

— Там, брат, не распоешься. Те же кошки прикончат. А то и люди. Словят, в клетку засадят да на рынок. Кто-нибудь для забавы и купит. Ему дела по горло: гнездо вить, детей выводить, а его в клетку.

— Зачем?

— Как зачем… Для пенья. Пускай, мол, у меня на квартире поет, чем мне к нему в лес ходить. Вот и держат.

Стало на дворе темнеть. Сыро, холодно стало. Пошли отец с Костей домой, а там уж огонь горит.

— Вот и дню конец, — сказал отец, — давай-ка, Костюшка, ляжем пораньше. С весеннего-то воздуха крепко спится.

Огороднини.

Так кончился первый день весны. Прошло две недели. Каждый день Костя подмечал что-нибудь новое. На деревьях показались почки. Крапива у забора густела целыми кучками. Скворец успел осмотреть свое жилье. Оно ему понравилось. Он стал копошиться в нем и натаскивать всякой всячины для гнезда. Вскоре появилась и скворчиха, и они начали хлопотать вместе.

У дедушки Прохора в теплушке рассада разрослась, вытянулась, стала все гуще обрастать листьями. И он ее рассаживал попросторнее.

Солнце сильно грело. Земля быстро оттаивала. В яме, где брали песок, можно было глубоко копать заступом.

Опять настала суббота, и отец вернулся с завода рано.

— Ну, Константин,— сказал он, усевшись обедать,— надо нам за работу браться. Давай-ка мы с тобой огородничать. Что на самом деле под окнами месту пропадать. Как раз гряда поместится.

После обеда отец лег отдохнуть, а потом ушел к дедушке Прохору просить заступ. Принес заступ, прислонил его к дому и сказал в окно маме.

— Дай-ка нам, мать, бечевочку подлиннее да лучинок штуки четыре.

А сам стал внимательно осматривать место, точно раньше никогда его не видел.

— Возьми-ка, Костя, у матери припасы.

Мама подала Косте моток бечевки и лучинки, н сама высунулась из окна поглядеть, что они будут делать.

— Втыкай,— сказал отец, — одну лучинку вот сюда. Так. Другую—сюда. Третью…

И он пошел вдоль окон.

— Третью вот сюда, в самый конец, и четвертую напротив нее, вот сюда. Теперь привязывай бечевку. Привязал? Теперь обмотай вокруг другой лучинки и тяни обратно к тем, дальним.

Костя натянул бечевку вокруг колышков и даже вспотел. Уж очень старался. Вышла ровная загородочка.

— Это для чего? — И вдруг придумал:— Чтобы куры не зашли?

— Как раз от кур, — засмеялся отец и взялся за заступ,— что им такая загородка, они ее в один мах перемахнут.

Раз за разом взрыл и измельчил всю землю в загородке. Потом стал с краев кидать в середку.

— Как могилка,— крикнул Костя и почему-то обрадовался.

— Что ж и то верно,— ответил отец,— сейчас мы в нее покойников зароем. Ну-ка, Костюшка, достань пойди из моей куртки, из кармана, пакет.

Костя сбегал домой. Сунулся в один карман — нет, в другой — коробка со спичками.

— Нету.

— Да ты где ищешь-то, — сказала мама,— папа в куртке сказал, а ты в пальто залез. Вон она на стуле.

И правда, из одного кармана куртки торчал серый пакет, а в нем — Костя нарочно пощупал — что-то мелкое, жесткое.

— Ну вот, — похвалил отец,— молодчина. Теперь грабельки свои давай. Где они у тебя?

Добыл Костя и грабельки.

— Разгребай хорошенько и вдоль, и поперек да поровнее. А загородку сними, удобнее будет и не нужна она больше.

— Зачем же ее сделали?

— Для ровноты. Видишь, как ровно вышло, словно ножом обрезано.

Греб, греб Костя, а отец все молчит. Значит еще грести нужно. Зачем? Ведь он и так раз десять по одному месту провел.

— Греби, греби, силы не жалей, земля мягче будет. А комья затылком разбивай. Переверни грабельки и пристукни покрепче. Смелей. Земле только польза будет.

Устал Костя, спина даже заболела. Взял отец у него грабли. Стал с краев подравнивать.

— Ну вот, теперь хоронить будем.

Как семена сажали.

Вынул отец из пакета маленькие сверточки, а в сверточках семена всякие. И мелкие, и крупные, и гладкие, и колючие, и долгие, и круглые.

Воткнул отец в землю палец, сделал ямку и кинул в нее одно семечко. Потом растянул на руке пальцы, отмерил два раза, еще ямку сделал. Так кругом и насажал.

— А в середку?

— В середку рассаду посадим. У дедушки Прохора возьмем.

— А другие семечки?

— Другим места нет. До той весны побережем. Сделай себе у крыльца грядку, сам и посадишь.

Обрадовался Костя, даже запрыгал. Ухватил лучинки, бечевку, грабельки, заступ и поволок к крыльцу.

— Давай-ка землю-то я тебе сам вскопаю. А то тебе с заступом не совладать. Да и земля здесь тверже.

Вскопал отец по бечевочке, так же, как и под окнами, накидал земли с краев в середину.

— Ну вот, теперь сам разделывай, а я покурю, посижу.

Вышла у Кости грядка хоть маленькая, да высокая, аккуратненькая. Натыкал он, как отец, ямочек, насажал семечек, а в середке тоже, как отец, пустое место оставил.

— Ишь ты, рассаду садить хочешь. Ну-ну, пойдем к дедушке. Бери лопату, тащи.

Посадили в гряду и рассаду — капустную и помидорную. Только Косте отец не посоветовал сажать капусту на его грядке.

— Тут у тебя помидорам хорошо будет. На самом солнце. Да они и занятнее. А капуста очень много места займет.

И посадили одни помидоры, а в самой середке опять пустое место оставили.

— Беги, — говорит отец, — за ворота на улицу. Авось, кто-нибудь на скамейке сидит, подсолнухи грызет. Выпроси одно семечко покрупнее. В середку и посадишь. Он у тебя для всей гряды начальником будет. Выше тебя самого вырастет.

Сбегал Костя за ворота, а на скамейке как раз сидят трое тетенек, подсолнухи грызут.

Одна дала ему, а другая спрашивает.

— На что тебе? Сажать? Так вот у меня возьми, а те съешь: они жареные — из них ничего не вырастет.

Посадил Костя подсолнух. Пошли они с отцом чай пить.

Сидит Костя за столом скучный, молчит, словно воды в рот набрал.

— Ты что это заскучал? — спрашивает отец.

— Если жареный подсолнух посадить, он ни за что не вырастет,— говорит Костя.

— Конечно, не вырастет. А что?

Рассказал Костя, как было дело.

— Ну и что же?

— А вдруг я ошибся: свежий съел, а жареный… жареный посадил.

— Ничего, дня через два окажется. Тогда другой подсадим. Завтра лейку покупать пойдем. Будем каждый день гряды поливать.

Прошло еще две недели. Вокруг все густо зеленело. Деревья покрылись клейкой пахучей листвой, трава выросла, как щетка. На обеих грядах торчали пучочки ростков. Дал росток и Костин подсолнух.

Рассада, которую они вняли у дедушки Прохора, в первый день завяла, поникла, будто собиралась насохнуть, а потом приободрилась, принялась и красовалась сочная и крепкая.

— Вот мы с тобой и с огородом,— говорил отец,— редиска поспеет, редиску будем есть с маслом, морковь поспеет, морковки погрызем, а к осени будут у нас помидоры свои, капуста. Ну и наживем!

— А я весне помогал, — говорит Костя, — раму с мамой выставлял, в дом весну пускал. Крапиву рвал, подснежники. Скворцу избушку с тобой вешал. Гряды разгребал, семена сажал.