Перейти к контенту
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Бояре.
Славно сшит охабень мой боярский,
Будто жар, сияют жемчуга,
Как прошёлся в нём по гриде царской,
Потемнели очи у врага.
И повёл бровями он спесиво:
Мол, видали виды на веку,
Да приметил я — обновка в диво,
Только держит слово начеку.
— Князь Семён! — ему я молвил кротко:
— Эка нынче ранняя весна…
Что невесел? аль томит заботка,
Благ ли царь восстанет ото сна?
Зеленее ржавчины от меди
Испитые щёки стали вдруг:
— Думал я о винах и о снеди,
Тяжело застольником быть, друг!
— Знамо дело! — молвил я лукаво,
Смерив князя с ног до головы:
— А скажи-ка, будет ли облава?..
Спальник, стольник — знаете всё вы.
Князь ответил: — Нонче милость ляхам,
Примет царь послов от Короля,
А потом пойдёт со свитой к плахам:
Поросла изменою земля.
— Ну, а кто спознается с могилой? —
Я врага с усмешкою спросил.
— Потерпи, мой свет, узнаешь, милый! —
Прошипел и прочь засеменил.
Вышел царь и посохом сурово
Загремел, идя на пышный трон.
Все немы, ни возгласа, ни слова…
Все царю отвесили поклон.
Рынды в белых шапках с топорами
Молчаливо встали по бокам.
Я блеснул моими жемчугами,
Грудь подставив солнечным лучам.
(Литературные альманахи ‘Вестника знания’. Альманах 1. 1911)
Исходник здесь: http://doxie-do.livejournal.com/69982.html
Суженый
Голубей ручных кормила я
Оржаным зерном.
Голос вдруг за мною: — Милая!
Думаешь о ком?
На широкий двор вбежала я,
Всадничек за мной.
Говорит: — Да ты удалая!
Не беги! Постой!
Схоронилась я во тереме,
Челядь созвала.
Вижу — голубь блещет перьями.
Быстрый, как стрела.
Ни коня, ни конна воина
На дворе моем…
Я была обеспокоена
И бледна лицом.
Ввысоке, в тесовой горенке,
Ночь всю напролет
Не спалось мне, а на зореньке
Кто-то, чу! — поет.
Подошла к окну высокому —
Витязь под окном…
Что же надо черноокому
В терему моем?
‘Новый журнал для всех’. No 1, 1915 г.
* * *
В воротах срывается калитка.
Смерть восходит в тихий терем мой.
Я склонилась ниже над иглой,
И порвалась шелковая нитка.
Но быстрей взмахнула я иглою,
Чтобы смерть слепую обмануть,
А она — за согнутой спиною
Говорит: — Пора и отдохнуть!
Встала я, взглянула смерти в очи:
— Подожди, укроюся фатой!
Но она ответила: — Там ночи,
Любоваться некому тобой.
‘Новый журнал для всех’. No 2, 1915 г.
Апокалипсические триолеты
I.
Не устрашили бури Иоанна —
Ни бледный конь, на нем же всадник —
Смерть,
Ни гневный взгляд распутницы багряной…
Не устрашили бури Иоанна!
Как странник, шел к земле обетованной,
Вокруг него сгорала в муках твердь —
Не устрашили бури Иоанна,
Ни бледный конь, на нем же всадник —
Смерть.
II.
Увидел Иоанн вселенское смятенье —
Гремит в трубу князь мрака Сатана,
Выходит зверь в кровавом исступленье…
Увидел Иоанн вселенское смятенье.
О, Иоанн! тебе дано смиренье,
Тебе любовь победная дана…
Увидел Иоанн вселенское смятенье —
Гремит в трубу князь мрака Сатана.
III.
Но ты прочел пылающие числа,
Начертанные в черных небесах,
Ты видел сев таинственного смысла…
Но ты прочел пылающие числа.
Десница смерти над тобой повисла
И горы обратились в прах.
Но ты прочел пылающие числа,
Начертанные в черных небесах.
IV.
— Я, Иоанн, вам говорю, народы,
Пребудьте твердыми, как камень-адамант!
— Сгорают города, леса, поля и воды…
— Я, Иоанн, вам говорю, народы:
— Обрушатся небес хрустальных своды
— И тяжести вражды не выдержит Атлант…
— Я, Иоанн, вам говорю, народы:
— Пребудьте твердыми, как камень-адамант!
V.
Все падает, одна любовь нетленна,
Стоит на страже светлый Серафим —
Всевидящее Око над вселенной…
Все падает, одна любовь нетленна!
Вотще Антихрист вырвался из плена,
Гордыней адскою и злобою томим:
Все падает, одна любовь нетленна —
Стоит на страже светлый серафим!
‘Новый журнал для всех’. No 9, 1915 г.
Исходник 3-x последних стихотворений здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.
Когда взгляну на колыбель
Уснувшего ребенка,
Вдруг запоет во мне свирель
Ликующе и звонко.
Я не один в моем пути,
Победа впереди!
Во мраке вековых лесов
Я шел, изранил ноги.
И вот устал, упасть готов,
Не отыскав дороги.
Оруженосец верный мой,
Тебе идти на бой!
Истлеет бархатный наряд
На дремлющем скелете,
Но жизнь не двинется назад:
Жив человек на свете:
Моя душа, моя любовь
С земли воспрянет вновь!
‘Современный мир’ No 7, 1913 г.
С позаутрок, с позаранок в многоцветное гляжу,
Да коклюшками играю, да коклюшками вяжу.
Споро вяжутся узоры из намотанных шелков:
Родна матушка гневлива, светел батюшка суров.
У него ли, государя, плетка шелковая есть —
Охмелеет, осерчает, красной девице не сесть…
А у матушки родимой больно тяжкая рука,
Ручка матушки дебела, ручка матушки хлестка.
Как ударит по румяным, по девическим щекам:
‘Погляди еще в оконце! Ты увидишь! Я те дам!’
Долго треплет, долго возит, приговаривает зло, —
Ручки белые, родные, да девице не бело.
‘Не кори меня, родная, что в оконце я гляжу:
У оконца посветлее, я у светлого вяжу’.
Родна матушка не верит: ‘Не пойдешь с ним под венец!
Эка пара: он-от сотник, воевода, чай, отец’.
Ах, боярышни, боярышни, подруженьки мои,
Ночи темные горюю, я горюю целы дни!
С позаутрок, с позаранок в многоцветное гляжу,
Да коклюшками играю, да коклюшками вяжу.
1912 г.
В саду моем черемуха опала,
И хороводы белых лепестков
Легли на землю вешнюю устало,
Земле готовя радостный покров.
Но расцветают яблони-сестрицы
В моем саду, украшенном весной,
А на заре ликующие птицы
Любовной песней славят мир земной.
И тотчас я встаю с моей постели
И выхожу в обрадованный сад…
И слышу стон заманчивой свирели —
Идет пастух миролюбивых стад.
А в небесах — восставшее светило
С тревогой нежной озирает мир.
В глухой душе благая зреет сила —
Прекрасна жизнь, обилен царский пир.
‘Современный мир’ No 6, 1912 г.
Выйду в сад осенний,
Прислонюсь к рябине —
Не услышу пений:
Тихо, как в пустыне.
Соловей влюбленный
Улетел за счастьем…
Вянет сад зеленый,
Мучимый ненастьем.
Белая беседка
Хмелем не повита —
Бьется в стекла ветка,
Дверь полуоткрыта.
На песке размытом
След ноги ушедшей:
Я в саду забытом,