Перейти к контенту
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Бор
I
Бежав из каменных палат
Столицы шумной и надменной
В родную глушь, где так смиренно
Мой старый дом и старый сад
Над тихой речкою стоят, —
Я ожил здесь душой и телом,
И радость в сердце запустелом
Проснулась вновь… Давно, давно
Я не был здесь… и вот — оно
Передо мной, мое родное,
Мое забытое село,
Где безвозвратно протекло
То время жизни золотое,
Когда в кругу своей семьи
Я годы лучшие мои,
Ни горя, ни забот не зная,
В беспечной неге проводил…
Я вырос здесь… я здесь любил…
Но кровь кипела молодая,
И скучен был мне мой удел:
Я славы и борьбы хотел,
Покоем, негой тяготился
И в даль безвестную стремился.
И я покинул барский дом
С полуразрушенным крыльцом,
Где, сына в путь благословляя,
Стояла мать моя, рыдая,
Покинул речку с островком,
Рыбачью лодку, сад тенистый
И пруд широкий за селом,
Покинул сенокос душистый
И лес, обившийся кольцом
Вкруг нивы с пышными хлебами, —
И за гранитными стенами,
Где люди с черствыми сердцами,
Иного счастья я искал…
И с той поры я испытал
Тревог и горя много, много…
То было время мрачных снов…
Но вот — у отчего порога
Я вновь, — и здесь, под шум лесов,
Заснули горе и тревога.
Привет тебе, сосновый бор,
Родимый бор, товарищ детства!..
Я снова твой!.. Туманит взор
Слеза, и — юности наследство —
Воспоминанья о былом
В душе невольно воскресают…
Да, хорошо в краю родном!
Здесь всюду надо мной витают
Мечты и грёзы прежних дней,
И я как будто молодею…
И окружен толпой теней,
В раздумья сладком цепенею.
Бывало, утренней порой,
Едва румяною зарей
Зардеет небосклон далекий,
Тепло и свет волной широкой,
Проснувшись, солнце разольет
И, поднимаясь горделиво.
Погонит прочь туман болот
И от росы осушит нивы, —
Уж я не сплю: скорее в лес,
Скорей под яркий свод небес
Из душной спальни убегаю
И долго по лесу блуждаю,
Там, внемля голосу весны,
Бьет всюду жизнь струей кипучей,
Смолистым запахом сосны
Насыщен воздух, и колючей,
Зеленой, свежею иглой
Одев побеги молодые,
Своей кудрявой головой
Кивают сосны вековые,
Зверей и птиц незримый хор
Поет хвалебный гимн природе,
И вторит им зеленый бор:
В его вершинах на свободе
Гуляет ветер и шумит,
Как будто с ними говорит,
И — образец непостоянства —
Любовной речью их покой
Смутив, с отвагой молодой
Летит в далекое пространство…
Устав бродить, ложился я
В тени, на берегу ручья,
Что из-под корня пробиваясь,
Между корнями извиваясь,
По дну песчаному бежал…
Но я не долго отдыхал:
Зенита солнца достигало,
Ко мне сквозь ветви проникало,
И вот несносный полдня зной
Невольно гнал меня домой,
Где, барские храня хоромы
От летних зноя и истомы,
Ряд плотно замкнутых ставней
Не пропускал дневных лучей…
А помнишь ли, родимый бор,
Как ты пугал меня, бывало,
Когда серебряный убор
Тебе на кудри надевала
Красавица-зима, и я,
Порой вечерней, одиноко,
В груди дыханье затая,
Лесной тропинкою далеко
В твои трущобы заходил?
Невольный страх меня томил,
Когда, во мраке зимней ночи,
Вперив испуганные очи
В твою таинственную сень,
Какой-нибудь громадный пень,
Покрытый шапкой снеговою,
Я за медведя принимал
И осторожно отступал
Назад, пред встречей роковою
Бежать не смея, а за мной,
Тогда, как будто в отомщенье
За твой нарушенный покой,
Ты слал вдогонку привиденья…
Но мой испуг не знал границ,
Когда еще в тот миг, случайно
Затеет треск необычайный
Старик-мороз, и стая птиц
С своих ночлегов встрепенется,
С зловещим криком пронесется
И в чаще скроется лесной, —
Я весь дрожал… спешил домой
И думал: больше ни ногой!..
Но страх пройдет, и манит снова
Меня таинственный твой вид,
Как будто счастья неземного
Открыть он тайны мне сулит,
Неведомые страсть и нега
Меня, бывало, в час ночной
Влекут волшебною рукой
В твои владенья, в царство снега.
Когда ж, бывало, чередой
Сменяя тьму ночей мятежных,
В твоих чертогах белоснежных
Ночует месяц молодой,
И в драгоценные каменья,
Каких красивей не найдешь,
Ему постель ты уберешь, —
В каком восторге и смущенье
Я пред тобой тогда стоял!..
Тогда я страх позабывал —
Я был тобою очарован,
Мой дорогой, дремучий лес,
В тебе был целый мир чудес,
И ты был словно заколдован:
Без слов ты сказки мне шептал,
И я немым речам внимал…
Я сказкой с детства избалован
Старухой нянею моей,
И до конца печальных дней
Моей отрадой будут сказки —
Мечты предательские ласки.
II
Потом я помню летний день:
С утра промчался дождь, и тучи,
Рассеявшись толпой летучей,
Еще кой-где бросали тень,
Но солнце жгло уже… и нива,
Что у опушки леса шла,
В лучах, как в золоте, была,
А легкий ветерок лениво
Колосьев море волновал
И от дождя их осушал.
Какой-то праздник был, соседи
В тот день на праздничном обеде
У нас гурьбою собрались, —
Тогда везде еще велись
Порядки прежнего довольства,
Гостеприимство, хлебосольство
В домах помещичьих цвело…
То время в вечность отошло.
В числе гостей, с старухой теткой,
Была она — она, чей взор,
Любовию сиявший кроткой,
Я позабыть не мог с тех пор,
Когда, еще детьми, играя,
Ее я назвал ‘девой рая’,
Чей образ я в душе носил,
Кого я пламенно любил,
Другого божества не зная,
В теченье многих, многих лет…
Мне не припомнить тех названий,
Ни слов, ни красок тех уж нет,
Какими я ее портрет
Писал в стихах моих ‘посланий’.
Но из-за скромности моей
В любви признаться я боялся,
И ей прочесть я не решался
Всего написанного ‘к ней’.
И все ‘послания’ поэта
Огонь камина скрыл от света.
Зато читал я ей не раз
Все, что написано в романах
О сладостных любовных ранах,
И в выраженье нежном глаз
Порой я мог бы видеть ясно,
Что я любим… но, все напрасно —
Простых двух слов: ‘люблю тебя’
Не смел я произнесть — дитя —
И, отдаляя час признанья,
Терпел напрасные страданья…
Итак, в тот день в числе гостей
Была она… Немало дней
Прошло с тех пор, но сохранила
Мне память все, о чем тогда
Она со мною говорила,
Что отвечал я, и когда,
Как в наши детские года,
Она была порой игрива,
То вдруг задумчива порой,
То снова детски шаловлива, —
Едва я мог владеть собой:
Любовь — в словах из уст просилась,
Любовь — в глазах моих светилась,
И для любви лишь сердце билось,
И если б не толпа гостей,
Казалось, я признался б ей.
Но вот, откушав, гости чинно,
Привычке следуя старинной,
Кто был постарше — разбрелись:
Тот в кабинет, тот в зал, тот в спальню,
А кто так и во флигель дальний,
И потихоньку улеглись
Вздремнуть — от сытного обеда