Из воспоминаний о Пушкине, Погодин Михаил Петрович, Год: 1864 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 11 минут(ы)

ИЗЪ ВОСПОМИНАНІЙ О ПУШКИН.

Получивъ эту статью отъ многоуважаемаго и неутомимаго дятеля русской мысли М. П. Погодина, заявляемъ нашу глубокую признательность за эхо дорогое вниманіе къ Русск. Архиву. Статья доставлена при слдующемъ письм:

‘Вы требуете у меня настоятельно записокъ о Пушкин. Я общалъ ихъ уже нсколько лтъ тому назадъ П. В. Анненкову, котораго біографія доставила мн тогда большее удовольствіе. Но что длать, я не имлъ времени до сихъ поръ приняться за нихъ. У меня одна работа погоняетъ другую, и сколько я ни длаю, а все остается больше и больше дла впереди. Вотъ и теперь: у меня на рукахъ біографія Карамзина, которой я преданъ всецло. Вслдъ за нею я долженъ начать печатаніе своей древней Русской Исторіи, съ большимъ атласомъ, по милости царской теперь обезпеченное. Между тмъ для Общества Любителей Русской Словесности необходимо написать воспоминаніе о Шевырев. Эта послдняя обязанность даетъ мн однакожъ возможность удовлетворить отчасти и васъ: одинъ эпизодъ изъ жизни Шевырева, какъ и моей, иметъ непосредственное отношеніе къ Пушкину, а именно — прибытіе Пушкина въ Москву въ 1826 году, чтеніе Бориса Годунова и основаніе Московскаго Встника. Я обратился къ своимъ запискамъ и воспоминаніямъ, и посылаю вамъ этотъ отрывокъ, а вмст съ нимъ еще два, кой попались мн на глаза, при разбор бумагъ: мнніе объ исторіи Пугачевскаго бунта, и слова, сказанныя мною на лекціи при полученіи извстія о кончин Пушкина. Вашъ М. Погодинъ.

Декабря 23. 1864.’

I.
Чтеніе Бориса Годунова. Основаніе Московскаго Встника въ 1826 году.

Успхъ Ураніи {Литературный Альманахъ на 1826 годъ.} ободрилъ насъ. Мы составили съ Дмитріемъ Веневитиновымъ планъ изданія другаго литературнаго сборника, посвященнаго переводамъ изъ классическихъ писателей, древнихъ и новыхъ, подъ заглавіемъ: Гермесъ. У меня цло оглавленіе, написанное Шевыревымъ, изъ какихъ авторовъ надо переводить отрывки для знакомства съ ними русской публики. Рожалинъ долженъ былъ перенести Шиллерова Мизантропа {Напечатано въ Москвитянин.}, Д. Веневитиновъ брался за Гетева Эгмонта {Переведено и напечатано первое дйствіе.}, я за Геца Фонъ-Берлихингена {Переводъ мой напечатанъ особою книгою въ 1828 съ посвященіемъ (1826) Дмитрію Веневитинову.}, Шевыревъ за Валленштейновъ Лагерь {Отрывки напечатаны въ Московскомъ Встник. Вполн долго не было цензурнаго разршенія, и лишь гораздо позже онъ напечатавъ вполн.}. Программы смнялись программами, и въ эту то минуту, когда мы были, такъ сказать, въ попыхахъ, рвались работать, думали безпрестанно о журнал, является въ Москву Александръ Пушкинъ, возвращенный Государемъ изъ его псковскаго заточенія {Пушкинъ пріхалъ въ Москву въ коляск съ фельдъегеремъ и прямо во дворецъ — 8 сентября 1826. Въ этотъ же день на балу у герцога Девонширскаго (въ Шепелевомъ дом за Яузскимъ мостомъ) Государь подозвалъ къ себ Блудова и сказалъ ему: ‘Знаешь, что я нынче долго говорилъ съ умнйшимъ человкомъ въ Россіи?’ На вопросительное недоумніе Блудова, Николай Павловичь назвалъ Пушкина. Съ многолюднаго бала радостная всть о прізд Пушкина облетла всю Москву. П. Б.}. Мы вс бросились къ нему на встрчу.

Представьте себ обаяніе его имени, живость впечатлнія отъ его первыхъ поэмъ, только что напечатанныхъ, Руслана и Іюдмилы, Кавказскаго Плнника, Бакчис. Фонтана и въ особенности мелкихъ стихотвореній, каковы: Празднество Бакха, Деревня, къ Домовому, Съ морю, — которыя приведи въ восторгъ всю читающую публику, особенно молодежь, молодежь нашу, архивную, университетскую. Пушкинъ представлялся намъ какимъ-то геніемъ, ниспосланнымъ оживить русскую словесность.

Семейство Пушкиныхъ было знакомо и, кажется, въ родств съ Веневитиновыми. Чрезъ нихъ и чрезъ Вяземскаго познакомились и вс мы съ Александромъ Пушкинымъ,

Онъ общалъ прочесть всему нашему кругу Бориса Годунова. Можно себ представить, съ какимъ нетерпніемъ мы ожидали назначеннаго дня. Наконецъ наступило, посл разныхъ превратностей, это вожделнное число. Октября 12, поутру, спозаранку мы собрались вс къ Веневитинову (между Мясницкою и Покровкою на поворот къ Армянскому переулку) {Нын домъ Мейера. П. Б.}, и съ трепещущимъ сердцемъ ожидали Пушкина. Въ 12 часовъ онъ является.

Какое дйствіе произвело на всхъ насъ это чтеніе, передать невозможно. До сихъ поръ еще, а этому прошло почти 40 лтъ, кровь приходитъ въ движеніе при одномъ воспоминаніи. Надо припомнить, — мы собрались слушать Пушкина, воспитанные на стихахъ Ломоносова, Державина, Хераскова, Озерова, которыхъ вс мы знали наизусть. Учителемъ нашимъ былъ Мерзляковъ. Надо припомнить и образъ чтенія стиховъ, господствовавшій въ то время. Это былъ распвъ, завщанный французскою декламаціей, которой мастеромъ считался Кокошкинъ, и послднимъ представителемъ былъ, въ наше время, графъ Блудовъ. Наконецъ надо представить себ самую фигуру Пушкина. Ожиданный нами величавый жрецъ высокаго искусства, — это былъ средняго роста, почти низенькій человчикъ, вертлявый, съ длинными, нсколько курчавыми по концамъ волосами, безъ всякихъ притязаній, съ живыми быстрыми глазами, съ тихимъ, пріятнымъ голосомъ, въ черномъ сюртук, въ темномъ жилет, застегнутомъ на глухо, въ небрежно-подвязанномъ галстук. Вмсто высокопарнаго языка боговъ, мы услышали простую, ясную, обыкновенную и между тмъ піитическую, увлекательную рчь!

Первыя явленія выслушаны тихо и спокойно, или, лучше сказать, въ какомъ-то недоумніи. Но чмъ дальше, тмъ ощущенія усиливались. Сцена лтописателя съ Григоріемъ всхъ ошеломила. Мн показалось, что мой родной и любезный Несторъ поднялся изъ могилы и говоритъ устами Пимена, мн послышался живой голосъ русскаго древняго лтописателя. А когда Пушкинъ дошелъ до разсказа Пимена о посщеніи Кириллова монастыря Іоанномъ Грознымъ, о молитв иноковъ ‘да ниспошлетъ Господь покой его душ страдающей и бурной’, мы просто вс какъ будто обезпамятли. Кого бросало въ жаръ, кого въ ознобъ. Волосы поднимались дыбомъ. Не стало силъ воздерживаться. Кто вдругъ вскочитъ съ мста, кто вскрикнетъ. То молчаніе, то взрывъ восклицаній, напримръ при стихахъ Самозванца:

Тнь Грознаго меня усыновила,

Димитріемъ изъ гроба нарекла,

Вокругъ меня народы возмутила,

И въ жертву мн Бориса обрекла.

Кончилось чтеніе. Мы смотрли другъ на друга долго, и потомъ бросились къ Пушкину. Начались объятія, поднялся шумъ, раздался смхъ, полились слезы, поздравленія. Эванъ, эвое, дайте чаши!

Явилось шампанское, и Пушкинъ одушевился, видя такое свое дйствіе на избранную молодежь. Ему было пріятно наше волненіе. Онъ началъ намъ, поддавая жару, читать псни о Стеньк Разин, какъ онъ выплывалъ ночью по Волг на востроносой своей лодк, предисловіе къ Руслану и Людмил:

У лукоморья дубъ зеленый,

Златая цпь на дуб томъ,

И днемъ и ночью котъ ученый

Тамъ ходитъ по цпи кругомъ,

Идетъ на право — пснь заводитъ,

На лво сказку говоритъ (¹).

(¹) Написано нсколько лтъ спустя посл самой поэмы и появилось лишь при второмъ ея изданіи.

началъ разсказывать о план для Дмитрія Самозванца, о палач, который шутитъ съ чернію, стоя у плахи на Красной площади въ ожиданіи Шуйскаго, о Марин Мнишекъ съ Самозванцемъ, сцену, которую написалъ онъ, гуляя верхомъ, и потомъ позабылъ въ половину, о чемъ глубоко сожаллъ,

О, какое удивительное то было утро, оставившее слды на всю жизнь. Не помню, какъ мы разошлись, какъ докончили день, какъ улеглись спать. Да едва ли кто и спалъ изъ насъ въ эту ночь. Такъ былъ потрясенъ весь нашъ организмъ.

На другой день было назначено чтеніе Ермака, только что конченнаго и привезеннаго Хомяковымъ изъ Парижа. Ни Хомякоку читать, ни намъ слушать не хотлось, но этого требовалъ Пушкинъ. Хомяковъ чтеніемъ приносилъ жертву. Ермакъ, разумется, не могъ произнести никакого дйствія посл Бориса Годунова, и только нкоторыя лирическія мста вызвали хвалу. Мы почти его не слыхали. Всякой думалъ свое. Въ антракт, мн представился образъ Мары Посадницы, о которой я давно думалъ, искавъ языка. Жуковскаго Орлеанская Два дала мн нкоторое понятіе объ искомомъ язык, а Борисъ Годуновъ ршилъ его окончательно. Пушкинъ знакомился съ нами со всми ближе и ближе. Мы видлись вс очень часто. Шевыреву выразилъ онъ свое удовольствіе за его Я есмь {Стихотвореніе, напечатанное въ Ураніи.}, и прочелъ наизусть нсколько стиховъ. Мн сказалъ любезности за повсти, напечатанныя въ Ураніи. Толки о журнал, начатые еще въ 1824 или 1823 году, въ обществ Раича, усилились. Множество дятелей молодыхъ, ретивыхъ было, такъ сказать, на лицо, и сообщили ему общее желаніе. Онъ выразилъ полную готовность принять самое живой участіе. Посл многихъ переговоровъ, редакторомъ назначенъ былъ я. Главнымъ помощникомъ моимъ былъ Шевыревъ. Много толковъ было о заглавіи. Ршено: Московскій Встникъ. Рожденіе его положено отпраздновать общимъ обдомъ всхъ сотрудниковъ. Мы собрались въ дом бывшемъ Хомякова (гд нын кондитерская Люке): Пушкинъ, Мицкевичъ, Баратынскій, два брата Веневитиновыхъ, два брата Хомяковыхъ, два брата Киревскихъ, Шевыревъ, Титовъ, Мальцевъ, Рожалинъ, Раичъ Рихтеръ, Оболенскій, Соболевскій…. И какъ подумаешь — изъ всего этого сборища осталось въ живыхъ только три-четыре человка, да и т по разнымъ дорогамъ! Нечего описывать, какъ веселъ былъ этотъ обдъ. Сколько тутъ было шуму, смху, сколько разсказано анекдотовъ, плановъ, предположеній! Напомню одинъ, насмшившій все собраніе. Оболенскій, адьюнктъ греческой словесности, добрйшее существо, какое только можетъ быть, подпивъ за столомъ, подскочилъ посл обда къ Пушкину, и взъерошивая свой хохоликъ, любимая его привычка, воскликнулъ: Александръ Сергевичъ, Александръ Сергевичъ, я единица, единица, а посмотрю на васъ, и покажусь себ милліономъ. Вотъ вы кто! — Вс захохотали и закричали: милліонъ, милліонъ!

Въ Москв наступило самое жаркое литературное время. Всякой день слышалось о чемъ-нибудь новомъ, Языковъ присылалъ изъ Дерпта свои вдохновенные стихи, славившіе любовь, поэзію, молодость, вино, Денисъ Давыдовъ съ Кавказа, Баратынскій выдавалъ свои поэмы. Горе отъ ума Грибодова только что начало распространяться. Пушкинъ прочелъ Пророка (который посл Бориса произвелъ наибольшее дйствіе) и познакомилъ насъ съ слдующими главами Онгина, котораго до тхъ поръ напечатана была только первая глава. Между тмъ на сцен представлялись водевили Писарева съ острый его куплетами, и музыкою Верстовскаго. Шаховской ставилъ свои комедіи вмст съ Кокошкинымъ, Щепкинъ работалъ надъ Мольеромъ, и Аксаковь, тогда еще не старикъ, переводамъ ему Скупаго. Загоскинъ писалъ Юрія Милославскаго. Дмитріевъ выступилъ на поприще со своими переводами изъ Шиллера и Гете. Вс они составляли особый отъ вашего приходъ, который вскор соединился съ нами, или врне, къ которому мы съ Шевыревымъ присоединились, потому что вс наши товарищи, оставаясь въ постоянныхъ впрочемъ сношеніяхъ съ нами, отправились въ Петербургъ. Оппозиція Полеваго въ Телеграф, союзъ его съ Сверной Пчелой Булгарина, желчныя выходки Каченовскаго, къ которому явился вскор на помощь Надоумко {Псевдонимъ Н. И. Надеждина. П. Б.}, давали новую пищу. А тамъ еще Дельвигъ съ Сверными Цвтами, Жуковскій съ новыми балладами, Крыловъ съ баснями, которыхъ выходило по одной, по дв въ годъ, Гндичъ съ Иліадой, Раичъ съ Тассомъ, и Павловъ съ лекціями о натуральной философіи, гремвшими въ университет, Давыдовъ съ философскими статьями. Вечера живые и веселые, слдовали одинъ за другимъ, у Елагиныхъ и Киревскихъ за Красными воротами, у Веневитиновыхъ, у меня, у Соболевскаго въ дом на Дмитровк, у княгини Волнонской на Тверской. Въ Мицкевич открылся даръ импровизаціи. Пріхалъ Глинка, связанный боле другихъ съ Мельгуновымъ, и присоединилась музыка.

Горько мн сознаться, что я пропустилъ нсколько изъ этихъ драгоцнныхъ вечеровъ страха ради іудейска….

Для первой книжки Шевыревъ написалъ разговоръ о возможности найти единый законъ для изящнаго и шутливую статью о правилахъ критики.

Я началъ подробнымъ обозрніемъ книги Эверса о древнйшемъ прав Руси (тогда еще не переведенной), гд выразилъ мои мысли о различіи удльной системы отъ феодальной. Тогда же началъ печатать свои афоризмы, доставившіе мн много насмшекъ, особенно вслдствіе неудачнаго употребленія Ивана Великаго для сравненія высшихъ взглядовъ.

Мы были уврены въ громадномъ успх, мы думали, что публика бросится за именемъ Пушкина, котораго лучшій отрывокъ, сцена лтописателя Пинена съ Григорьемъ, долженъ былъ начать первую книжку. Но увы, мы жестоко ошиблись въ своихъ разсчетахъ, и главной виною былъ я, не смотря на вс убжденія Шевырева. 1, я не хотлъ пускать, опасаясь лишнихъ издержекъ, боле 4 листовъ въ книжку, до тхъ поръ, пока не увеличится подписка, между тмъ какъ Телеграфъ выдавалъ книжки въ 10 и 12 листовъ. 2, я не хотлъ прилагать картинокъ модъ, которыя, по общимъ тогдашнимъ понятіямъ, служили первою поддержкою Телеграфа. Въ 3-хъ, я не употребилъ никакого старанія, чтобъ привлечь и обезпечить участіе князя Вяземскаго, который перешелъ окончательно къ Телеграфу, и на первыхъ порахъ своими остроумными статьями и любопытными матеріалами содйствовавъ больше всхъ его успху, обратилъ читателей на его сторону, Наконецъ, 4, Московской Встникъ все-таки былъ мой hors d’oeuvre. Я не отдавался ему весь, а продолжалъ заниматься Русскою Исторіей и лекціями о Всеобщей, которая была мн поручена въ университет. Съ Шевыревымъ споры доходили у насъ чуть не до слезъ, — и запивались, когда уже силъ не хватало у спорщиковъ и горло пересыхало, Кипрскимъ виномъ, котораго какъ то случилось намъ запасти по случаю большую провизію. Вино играло роль на нашихъ вечерахъ, но не до излишковъ, а только въ мру: пока оно веселитъ сердце человческое. Пушкинъ не отказывался подъ веселый часъ выпить. Одинъ изъ товарищей былъ знаменитый знатокъ, и передъ началомъ Московскаго Встника было у насъ въ мод алеатико, прославленное Державинымъ.

Весь 1827 годъ Шевыревъ работалъ неутомимо. Тогда кончилъ онъ переводъ Валленштейнова Лагеря, труднйшей вещи для перевода, и заслужилъ полное одобреніе всхъ насъ, начиная съ Пушкина.

Въ март весь нашъ кругъ былъ потрясемъ извстіемъ о внезапной кончин въ Петербург Дмитрія Веневитинова. Мы любили его всею душою. Это былъ юноша дивный, — но объ немъ посл, особо..

II.
Нсколько словъ объ Исторіи Пугачевскаго бунта, А. C. Пушкина (¹).

(¹) Было послано къ редактору Московскаго Наблюдателя при слдующей записк: ‘Вы желали имть отъ меня рецензію Исторіи Пугачевскаго бунта. Ей-Богу, не имю времени, а вотъ вамъ нсколько словъ, которыя вы можетъ употребить какъ и гд угодно, М. Погодинъ.’

… Для исторіи нтъ тайны, слдовательно эта исторія, не распечатавшая пакета о Пугачевскомъ бунт, должна называться повстью, или лучше военною реляціею, реляціею съ мста {Какъ извстно, Пушкинъ не имлъ доступа къ подлинному длу о Пугачев, о чемъ самъ онъ говоритъ въ предисловіи. П. Б.}. Въ самомъ дл, она иметъ гораздо больше достоинства литературнаго, чмъ историческаго, хотя богата и послднимъ.

Въ литературномъ отношеніи — кто самое важное явленіе въ Русской словесности послдняго времени, и большой шагъ впередъ въ историческомъ искусств. Простота слога, безъискуственность, врность и какая-то мткость выраженій, — вотъ чмъ отличается особенно первый опытъ. Пушкина на новомъ его поприщ. Пушкинъ давшій въ Борис Годунов языкъ нашей трагедіи, Пугачевскимъ бунтомъ нанесъ ршительный ударъ ораторской Исторіи, въ коей Карамзинъ былъ у насъ первымъ и послднимъ мастеромъ. И съ самомъ дл — можно ли посл Карамзина писать въ его род? Онъ поставилъ свои Геркулесовы столбы и сказалъ: не дал&#1123,е. Пушкинъ пролагаетъ теперь новую дорогу.

Многіе читатели, привыкшіе къ риторик, обманываются наружностію Исторіи Пугачевскаго бунта и не отдаютъ ей справедливости за мнимую простоту и легкость. О еслибъ они знали, какъ еще трудно и мудрено писать по русски легко и просто, то они стали бы говорить иначе, и воздали бы хвалу автору, который овладлъ языкомъ до такой степени, что можетъ говорить имъ какъ хочетъ. Но Пушкинъ въ послднее время долженъ былъ привыкнуть къ несправедливостямъ и кривымъ толкованіямъ. Въ утшеніе мы можемъ прочесть ему его собственные стихи:

…Ты самъ — свой высшій судъ.

Всхъ строже оцнить умешь ты свой трудъ.

Ты имъ доволенъ ли, взыскательный художникъ?

Доволенъ! Такъ пускай толпа его бранитъ,

И плюетъ на алтарь, гд твой огонь горитъ,

И въ дтской рзвости колеблетъ твой треножникъ.

Возвратимся къ Исторіи, такъ названной. Ее читаешь какъ повсть самую занимательную, и при всей сухости формы (25 числа Пугачевъ былъ тамъ-то, а 26 пошелъ туда-то) не оставляешь книги отъ начала до конца. Такъ было и съ тми, которые посл стали порицать ее. Вотъ сила таланта! Но когда вы прочтете ее, когда вниманіе, увлеченное разсказомъ, вступитъ во вс права свои, тогда возникнутъ у васъ въ голов вопросы, на которые вы не вспомните отвтовъ, а по справк не всегда найдете цлые, полные, удовлетворительные, и останетесь въ недоумніи, напримръ:

Пугачевъ былъ только орудіемъ нкоторыхъ Яицкихъ казаковъ, находился подъ ихъ властію и дйствовалъ по ихъ указаніямъ (стр. 46. 84), но по чьей же мысли, съ какою цлію распускалъ онъ самъ первые слухи, подговаривая казаковъ бжать въ Турцію (14)? Кто приготовилъ ему въ Казани тройку, на которой онъ спасся бгствомъ?

Первые руководители его, зачинщики, были взяты въ плнъ посл сраженія при Татищевой, а онъ продолжалъ дйствовать безъ нихъ еще съ большою силою — какъ объяснить это противорчіе?

Какую цль имли зачинщики и самъ Пугачевъ, начавъ возмущеніе?

Отъ чего собственно они имли такой быстрый успхъ? Въ чемъ именно состояли ошибки начальниковъ?

Ясно, что пожаръ сначала потушить было легко, но посл могли ли дла происходить иначе?

Происхожденіе бунта у казаковъ видно, но въ городахъ, деревняхъ?

Постепенное распространеніе заразы также не обозначено.

Съ чего Бибиковъ, окончилъ почти съ успхомъ возложенное порученіе, передъ смертію сожаллъ объ отечеств, какъ будтобъ оно подвергалось какой великой опасности?

Отъ чего Голицынъ, одержавъ прежде всхъ такую блистательную побду, ничего почти не сдлалъ посл?

Кто особенно далъ средство Пугачеву поправиться посл смерти Бибикова?

Какимъ образомъ, нсколько разъ разбиваемый на голову, онъ собирался тотчасъ съ новыми силами?

Что собственно сдлали Бибиковъ, Панинъ? Чмъ, напримръ, отличаются распоряженія Бибикова отъ Рейнсдорфовыхъ?

Отъ чего бунтъ показался столь опаснымъ, что сама императрица ршалась принять начальство надъ войскомъ?

Отъ чего сообщники Пугачева вздумали предать его, бывъ прежде еще въ тснйшихъ обстоятельствахъ, и умвъ выходить изъ нихъ? . . .

Отъ чего не ршились они разбжаться по одиначк въ разныя стороны?

Какія дйствія принадлежатъ Михельсону лично? (Ни слова не сказано, чмъ онъ награжденъ, между тмъ какъ едва ли не онъ больше всхъ дйствовалъ въ этомъ случа, и однакожъ лишился команды надъ своимъ отрядомъ, когда все дло подходило къ концу).

Что значатъ слова на с. 137: ‘Должно сказать, что рдкій изъ тогдашнихъ начальниковъ былъ въ состояній управиться съ Пугачевымъ или съ мене извстными его сообщниками’ (NB. Оборотъ неправильный).

Какимъ образомъ произошла мысль о самозванств? {Къ сожалнію вопросы, предложенные здсь 30 лтъ тому назадъ многоуважаемымъ историкомъ, досел остаются вопросами. Такъ мало разработана у насъ наша исторія XVIII вка, хотя съ тхъ поръ по предмету пугачевщины обнародовано нсколько новыхъ важныхъ бумагъ. Особенное вниманіе изслдователя должны будутъ обратить на себя слова Екатерины въ письм къ Москов. ген. губернатору кн. М. H. Волхонскому отъ 29 августа 1774 г. о Голштинскомъ знамени Дельвигова драгунскаго полка, которое было отбито у Пугачева. П. Б. (П. coбp. соч. Екатерины, Спб. 1850, III. 289-290).} — Надо замтить, что въ тамошнихъ краяхъ съ древнихъ временъ ведется она по преданію.

Собраніе документовъ во 2-й части драгоцнное, но къ сожалнію мы не находимъ здсь подлинныхъ донесеній императриц, писемъ Бибикова (хранящихся, я слышалъ, въ библіотек гвардейскаго штаба) {Нын изданныхъ Я. К. Гротомъ. П. Б.}.

Извстите также читателей вашихъ, что мн общано подробное описаніе Пугачевскаго бунта, сдланное однимъ образованнымъ современникомъ, и до сихъ поръ бывшее неизвстнымъ. Получивъ, я доставлю свдніе объ немъ Наблюдателю, а можетъ быть и любопытные отрывки {Кажется, эти слова относятся къ сочиненію Рычкова, которое я надялся получить.}.

III
Въ память о Пушкин&#1123,.

Въ начал ныншней лекціи мы должны помянуть нашего незабвеннаго поэта изъявить нашу сердечную горесть объ его преждевременной кончин. Имя Пушкина принадлежитъ Русской исторіи — это одна изъ лучезарныхъ звздъ отечественной славы, и я не считаю словъ моихъ неумстными на исторической лекціи: какъ сотвореніемъ Ломоносовымъ первой его оды основался настоящій нашъ языкъ, какъ жизнью Карамзина, этого добраго генія-хранителя нашего просвщенія, такъ и сочиненіями Пушкина начинается новая эпоха въ Русской литератур, эпоха національности. Другіе объяснятъ вамъ подробно, въ чемъ состоятъ его піитическія достоинства, — я долженъ смотрть только со стороны Исторіи. Онъ внесъ въ нее много новыхъ дорогихъ страницъ. Въ его Борис Годунов мы увидли въ первый разъ піитическую сторону русскихъ происшествій, и никто не понималъ такъ врно нашихъ лтописателей, какъ онъ въ монах Пимен, въ его Пугачевскомъ бунт мы получили образецъ простоты, безыскуственности разсказа, въ его Онгин и другихъ повстяхъ представили намъ русскіе люди съ ихъ физіономіями, отъ его сказокъ ветъ русскимъ духомъ. Въ послдніе годы онъ выдавалъ очень мало въ свтъ: гордому поэту низко было выходить на этотъ безславный рынокъ, этотъ шумный таборъ, который раскинутъ на пол Русской литературы незванными пришельцами. Ему не хотлось метать своего бисера передъ этой челядью, передъ этими смшными и отвратительными судьями, которые и не хотли и не умли понять его. Петръ Великій занималъ все его вниманіе. Съ усердіемъ перечиталъ онъ вс документы, относящіеся къ жизни великаго нашего преобразователя, вс сочиненія, о немъ писанныя. Не должно было, разумется, ожидать отъ Пушкина мелочныхъ изслдованій о неважныхъ происшествіяхъ, но можно было быть уврену, что зоркой его глазъ проникъ бы очень далеко, онъ увидлъ бы многое и представилъ бы главныя черты, главныя краски, живо, врно, какъ представлялись бы он въ его пылкомъ и сильномъ воображеніи. И все это погибло для насъ, погибло невозвратно! Оплачемъ преждевременную кончину нашего дорогаго поэта, и — горько, тяжело мн это выговорить — да послужитъ она вамъ вмст и поучительнымъ урокомъ.

‘Русскій Архивъ’, 1865

ИЗЪ ВОСПОМИНАНІЙ О ПУШКИН.

II.Нсколько словъ объ Исторіи Пугачевскаго бунта, А. C. Пушкина (1).

IIIВъ память о Пушкин&#1123,.

Читайте также:

II.
Нсколько словъ объ Исторіи Пугачевскаго бунта, А. C. Пушкина (¹).

III
Въ память о Пушкин&#1123,.