Из трагедии ‘Заговор Фиеско в Генуе’, Шиллер Фридрих, Год: 1783

Время на прочтение: 7 минут(ы)

ШИЛЛЕРЪ.

Нмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.

Изъ трагедіи ‘Заговоръ Фіеско въ Гену’.

ДЙСТВІЕ II, ВЫХОДЪ XIII.

Андрей и Джіанеттино.

Андрей. Племянникъ, я недоволенъ тобой.
Джіанеттино. Выслушайте меня, мой свтлйшій дядя!
Андрей. Я выслушаю послдняго нищаго въ Гену, если онъ того стоитъ, негодяя — никогда, будь онъ мой племянникъ. Я ещё довольно милостивъ, что говорю съ тобой, какъ дядя: ты заслуживаешь услышать герцога и его Синьорію.
Джіанеттино. Одно только слово, свтлйшій герцогъ.
Андрей. Сперва выслушай, что ты надлалъ и тогда уже отвчай. Ты разрушилъ зданіе. которое я воздвигалъ, мало-по-малу, цлые полвка, мавзолей твоего дяди, его единственный памятникъ — любовь генуэзцевъ. Это легкомысліе прощаетъ теб Андрей.
Джіанеттино. Мой дядя и герцогъ…
Андрей. Не прерывай меня. Ты разрушилъ прекраснйшій механизмъ правленія, добытый мною у неба для моихъ генуэзцевъ, стоившій мн столькихъ безсонныхъ ночей, опасностей и крови. Предъ цлой Генуей ты замаралъ мою герцогскую честь, потому-что не уважилъ мои учрежденія. Для кого жь они будутъ священны, когда моя собственная кровь ихъ презираетъ? Эту глупость прощаетъ теб дядя.
Джіанеттино (обидчиво). Государь, вы сами прочили меня въ генуэзскіе герцоги.
Андрей. Молчи! Ты измнникъ отечества: ты поразилъ государство въ самое сердце его жизни. Замть это, Джіанеттино! Оно называется — покорностью. Потому-что пастухъ легъ отдохнуть вечеромъ посл дневныхъ трудовъ, ты уже вообразилъ, что стадо оставлено? Потому-что у Андрея стали волосы блы, какъ лунь, ты вздумалъ попирать законы ногами, какъ уличный мальчишка?
Джіанеттино (надменно). Потише, герцогъ! И въ моихъ жилахъ кипитъ кровь Андрея, передъ которымъ трепетала Франція.
Андрей. Молчи! — я теб приказываю. Я привыкъ, чтобъ и море утихало, когда говорю я. Ты наругался надъ царственнымъ правосудіемъ въ самомъ его храм. Знаешь ли, какъ за это наказываютъ, возмутитель? Отвчай теперь!
Джіаметтино (стоитъ безмолвно, потупивъ глаза).
Андрей. Несчастный Андрей! въ своёмъ собственномъ сердц вскормилъ ты червя заслугъ своихъ. Я сооружалъ генуэзцамъ зданіе, въ сладкой увренности, что оно будетъ смяться надъ всми усиліями времени — и вотъ самъ вношу въ него первый пожаръ (указывая на Джіанеттино) — этого… Безразсудный, благодари эту сдую голову, что хочетъ быть опущенной въ могилу родными руками, благодари мою безбожную любовь къ теб, что я съ эшафота не бросаю головы возмутителя оскорблённому государству. (Уходитъ.)

ВЫХОДЪ XIX.

Дворецъ Фіеско.

Фіеско, погружонный въ размышленье, ходитъ взадъ и впередъ.

Что за волненье въ груди моей! что за таинственный приливъ мыслей! Точно подозрительные братья, что выходятъ на чорное дло, крадутся на цыпочкахъ и боязливо потупляютъ свои разгорвшіяся лица — такъ проходятъ тайкомъ чудные призраки мимо души моей.Постойте! постойте! Дайте мн посвтить вамъ въ лицо. Честная мысль укрпляетъ сердце мужчины и геройски показываетъ себя дню. О, я знаю васъ! Это ливрея вчнаго лжеца. Изчезните! (Снова молчанье, потомъ съ возрастающимъ жаромъ.) Республиканецъ Фіеско? Герцогъ Фіеско? Остерегись! — передъ тобой неисходная бездна, гд стынетъ мозгъ добродтели, гд небо граничитъ съ адомъ. Здсь-то спотыкались герои, и падали герои — и міръ проклинаетъ имена ихъ. Здсь-то сомнніе овладвало героями — и герои останавливались и длались полубогами. (Восторженно.) Но вдь они мои, сердца Генуи. Вдь мои руки водятъ произвольно то туда, то сюда грозную Геную? О, какъ лукавъ порокъ: каждаго демона заслоняетъ ангеломъ! Несчастное славолюбіе! Застарлое соперничество! Ангелы своими поцалуями отняли у тебя небо — и вотъ твоё чрево изрыгаетъ смерть. (Содрогаясь.) Ангеловъ обольщаешь ты пснями сиренъ о безсмертіи, людей ловишь ты золотомъ, женщинами и коронами. (Посл нкотораго молчанія.) Добыть корону — велико, отказаться отъ нея — божественно. (Ршительно.) Да погибнетъ тиранъ! Будь свободна, Генуя, а я (понизивъ голосъ) — твой счастливйшій гражданинъ!

ДЙСТВІЕ III, ВЫХОДЪ I.

Дикая мстность.

Веррина и Бургоньино идутъ въ темнот.

Бургоньино (останавливаясь). Но куда ты ведёшь меня, отецъ? Ты вызвалъ женя, подавленный горемъ — и оно отзывается ещё до-сихъ-поръ въ твоёмъ неровномъ дыханіи. Отвчай, или я не пойду дале.
Веррина. Мы на мст.
Бургоньино. Самомъ ужасномъ, какое ты только могъ отыскать. Отецъ, если то, что ты мн намренъ открыть, похоже на это мсто — мои волосы станутъ дыбомъ.
Вергина. И это еще день въ сравненіи съ ночью моей души. Слдуй за мной туда, гд тлніе пожираетъ тла и смерть возсдаетъ за своей страшной трапезой, туда, гд стоны погибшихъ душъ поселятъ дьяволовъ и неблагодарныя слёзы горя струятся сквозь дырявое сито вчности, туда, мой сынъ, гд міръ измняетъ свой лозунгъ и божество уничтожаетъ свое изображеніе. Такъ стану я говорить съ тобою конвульсіями, и ты, скрежеща зубами, будешь внимать мн.
Бургоньино. Внимать? чему?… Заклинаю тебя!…
Веррина. Юноша, я страшусь… Юноша, твоя кровь ещё горяча, тло твоё нжно, такія натуры чувствуютъ человчнй, мягче, на этомъ тихомъ пламени растопляется моя жосткая мудрость. Если бъ холодъ старости или свинцовое бремя горя налегли на радостный полётъ твоего духа, если бъ чорная, сгустившаяся кровь страждущей природы преградила путь къ твоему сердцу, тогда бы ты могъ еще понять языкъ моихъ страданій и подивиться моему предпріятію.
Бургоньино. Я узнаю его — и оно будетъ моимъ.
Веррина. Нтъ, мой сынъ: Веррина избавитъ отъ него твоё сердце. О, Сципіонъ! тяжолое бремя давитъ эту грудь: мысль, ужасная, какъ беззвздная ночь, способная растерзать грудь мужчины. Понижаешь ли? — одинъ хочу я принести её въ исполненье, но носить её одинъ — я не въ силахъ. Будь я гордъ, Сципіонъ, я бы могъ сказать, что мука быть единственнымъ великимъ человкомъ. Величіе самому Творцу стало въ тягость — и Онъ сдлалъ ангеловъ своими повренными. Слушай, Сципіонъ!
Бургоньино. Моя душа поглощаетъ твою.
Веррина. Слушай, но не возражай! Ни слова, юный другъ! Слышишь ли? — ни слова противъ: Фіеско долженъ умереть!
Бургоньино (въ изумленьи). Умереть! Кожу — Фіеско?
Веррина. Умереть! Боже, благодарю тебя: я высказался! Фіеско долженъ умереть, сынъ мой, и умереть отъ руки моей. Теперь иди. Есть дла — они не подлежатъ никакому суду: ихъ судья — небо. Это одно изъ нихъ. Иди. Мн не надо ни твоей хулы, ни твоего одобренія. Я знаю, чего оно мн стоитъ, и потому — довольно. По постой! Ты, пожалуй, додумаешься изъ-за этого до безумія. Послушай: замтилъ ли ты вчера, какъ онъ всматривался въ наше изумленье? Человкъ, чья улыбка обманула всю Италію, станетъ ли терпть себ равныхъ въ Гену? Иди! Фіеско свергнетъ тирана — это врно, Фіеско будетъ опаснйшимъ тираномъ Генуи — это ещё врне. (Поспшно уходитъ. Бургоньино молча и съ удивленіемъ смотритъ ему вслдъ, потомъ медленно слдуетъ за тмъ.)

ДЙСТВІЕ V, ВЫХОДЪ XVI.

Веррина и Фіеско съ герцогской одежд.

Идутъ другъ другу на встрчу.

Фіеско. Веррина! какъ кстати! Я только что вышелъ искать тебя.
Веррина. И я тоже.
Фіеско. Не замчаешь ли, Веррина, какой-нибудь перемны въ своёмъ друг?
Веррина (сухо). Я не желалъ бы никакой.
Фіеско. И даже не видишь никакой?
Веррина (глядя въ сторону). Надюсь, что нтъ.
Фіеско. Я спрашиваю, не замчаешь ли ты какой-нибудь перемны?
Веррина (окинувъ ею бглымъ взглядомъ). Я не нахожу никакой.
Фіеско. Вотъ видишь: значитъ, правда, что масть ещё не длаетъ васъ тиранами. Посл того, какъ мы разстались съ тобою, я сдлался генуэзскимъ герцогомъ — и Веррина (прижимая его къ груди) находитъ мои объятія такими же горячими, какъ и прежде.
Веррина. Тмъ хуже, потому-что я долженъ холодно отвчать на нихъ.Видъ величества ложится, какъ острый ножъ, между мною и герцогомъ. Іоаннъ-Людвигъ Фіеско владлъ моимъ сердцемъ, теперь онъ покорилъ Геную — и я беру назадъ мою собственность.
Фіеско (удивлённый). Боже сохрани! За герцогство — это уже черезъ-чуръ жидовская цна.
Веррина (мрачно, въ полголоса). Гм! Разв свобода уже до такой степени вышла изъ моды, что республики бросаются первому встрчному за позорныя деньги?
Фіеско (закусывая губы). Этого не говори ни кому, кром Фіеско.
Веррина. О, конечно! — это долженъ быть человкъ необыкновенный — кто не отвчаетъ на правду пощёчиной. Но, къ сожалнію, хитрый игрокъ промахнулся въ одной карт. Онъ разсчёлъ всю игру на ненависть и, на бду, забылъ о патріотахъ. (Значительно.) Оставилъ ли притснитель свободы хотя одинъ знакъ между чертами римской добродтели? Клянусь всемогущимъ Богомъ: потомство, прежде нежели выроетъ мои кости изъ кладбища какого-нибудь герцогства, должно будетъ собрать ихъ сперва съ колеса.
Фіеско (съ чувствомъ берётъ его за руку). Даже и тогда, когда герцогъ будетъ твоимъ братомъ? когда онъ свой герцогскій самъ сдлаетъ казнохранилищемъ своей благотворительности, ходившей до-сихъ-поръ, при его скудныхъ средствахъ, по-міру? Веррина, даже и тогда?
Веррина. Даже и тогда! Возвращонная покража ещё не спасла ни одного вора отъ вислицы. Къ тому же, это великодушіе не коснулось бы Веррины. Моему согражданину я ещё позволялъ бы сдлать мн добро: моему согражданину я надюсь отблагодарить тмъ же. Но даръ герцога — это милость, а милости я принимаю только отъ Бога.
Фіеско (съ досадою). Скорй можно исторгнуть Италію изъ Средиземнаго моря, чмъ этотъ упрямый умъ изъ его заблужденій!
Веррина. Да, искусство исторгать стоитъ не послднимъ въ счету твоихъ талантовъ: про то можетъ поразсказать овца-Республика, которую ты вырвалъ изъ пасти волка-Дорія, чтобы самому пожрать её. Но довольно объ этомъ! Скажи мн мимоходомъ, герцогъ: за что ты повсилъ этого бдняка на іезуитскомъ собор?
Фіеско. Этотъ бездльникъ поджигалъ Геную.
Веррина. Но вдь этотъ бездльникъ не трогалъ законовъ?
Фіеско. Ты употребляешь во зло мою дружбу, Веррина.
Веррина. Прочь съ своей дружбой! Повторяю теб: я не люблю тебя боле. Клянуся, я ненавижу тебя — ненавижу, какъ змя рая, свершившаго первый грхъ въ мір, подъ которымъ уже пятое тысячелтіе истекаетъ кровью! Послушай, Фіеско: не какъ подданный съ государемъ, не какъ другъ съ другомъ, но какъ человкъ съ человкомъ стану я говорить съ тобою. (Рзко и восторженно.) Ты посмялся надъ величіемъ истиннаго Бога, употребивъ руки добродтели для совершенія разбойничьяго дла, заставивъ патріотовъ Генуи поработить Геную. Фіеско, если бъ и я былъ такимъ же честныхъ глупцомъ и не замтилъ бы твоихъ хитростей — Фіеско, клянусь всми ужасами вчности, я свилъ бы верёвку изъ собственныхъ внутренностей моихъ и задавился бы, и отлетающая душа моя обрызгала бы тебя ядовитою пною. Эта царственная продлка, конечно, разламываетъ пополамъ золотую чашу всовъ, полную людскихъ преступленій, но ты посмялся надъ самимъ небомъ — и твой процессъ ршится на страшномъ суд.
Фіеско (поражонъ и молча мритъ его удивлённымъ взоромъ).
Веррива. Не ищи отвта. Теперь между нами всё кончено. (Походивъ взадъ и вперёдъ.) Герцогъ генуэзскій, на галерахъ вчерашнихъ тирановъ я видлъ цлый рядъ бдныхъ созданій, что съ каждымъ ударомъ весла пережовываютъ давнымъ-давно совершонный проступокъ и льютъ слёзы въ океанъ, который, подобно богачу, слишкомъ знатенъ, чтобы считать ихъ. Добрый государь начинаетъ своё правленіе милосердіемъ. Не освободишь ли ты галерныхъ невольниковъ?
Фіеско (рзко). Пусть они будутъ первенцами моей тираніи. Поди и объяви имъ всмъ свободу.
Веррина. Ты сдлаешь дло только въ половину, если не насладиться ихъ радостью. Поди самъ — и испытай её. Великіе міра такъ рдко бываютъ при томъ, когда длаютъ зло: неужели и добро они должны длать изъ-подтишка? Поэтому, герцогъ не можетъ быть слишкомъ великъ для признательности послдняго нищаго.
Фіеско. Ты страненъ, старикъ. Я не знаю, зачмъ мн идти за тобою. (Оба идутъ къ морю.)
Веррина (остановившись съ горестью). Обними меня ещё разъ, Фіеско! Вдь здсь никого нтъ, кто бы могъ подсмотрть слёзы Веррины и чувствительность герцога. (Онъ прижимаетъ Фісско къ груди). Наврно никогда не бились такъ близко два боле великія сердца, не смотря на то, мы любимъ другъ друга такъ братски горячо. (Рыдая на груди Фіеско.) Фіеско! Фіеско! ты оставляешь пустоту въ груди моей — и этой пустоты не наполнитъ всё человчество, взятое трижды.
Фіеско (растроганный). Будь моимъ другомъ!
Веррина. Сбрось этотъ ненавистный пурпуръ — и я твой другъ. Первый властитель былъ убійца и надлъ пурпуръ, чтобы скрыть пятна своего злодйства подъ этимъ кровавымъ цвтомъ. Слушай, Фіеско: я воинъ и не умю плакать. Фіеско, это первыя мои слёзы! Сбрось этотъ пурпуръ!
Фіеско. Молчи!
Веррина (настойчиве). Фіеско, положи наградой вс короны этой планеты, собери въ наказанье вс ея пытки, чтобъ я преклонилъ колно передъ смертнымъ — я не преклоню его, Фіеско! (Падая на колни.) Это моё первое колнопреклоненіе. Сбрось этотъ пурпуръ!
Фіеско. Встань и не раздражай меня боле.
Веррина (ршительно). Я встаю и не стану раздражать тебя боле. (Останавливается у доски, ведущей на одну изъ галеръ.) Герцогу первое мсто. (Идутъ по доск.)
Фіеско. Зачмъ дергаешь ты меня за мантію? — она падаетъ!
Веррина (съ ужасающей ироніей). Ну, когда падаетъ пурпуръ — пусть и герцогъ падаетъ съ нимъ! (Сталкиваетъ его въ море.)
Фіеско (взываетъ изъ волнъ). Спаси, Генуя, спаси твоего герцога! (Исчезаетъ въ волнахъ.)

ВЫХОДЪ XVII.

Кальканіо, Сакко, Цибо, Центуріоне, заговорщики и народъ.

(Вс въ ужас, запыхавшись.)

Кальканьо (громко). Фіеско! Фіеско! Андрей возвратился! половина Генуи перешла на сторону Андроя! Гд Фіеско?
Веррина (mвёpдo). Утонулъ!
Центуріоне. Что это, адъ или домъ сумасшедшихъ отвчаетъ мн?
Веррина. Утопленъ, если это звучитъ пріятне. Я иду къ Андрею. (Вс ужасаются и остаются въ неподвижныхъ группахъ. Занавсъ опускается.)

Н. Гербель.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека