Из страны чудес и курьезов, Попов Иван Иванович, Год: 1885 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 5 минут(ы)

ИЗЪ СТРАНЫ ЧУДЕСЪ И КУРЬЕЗОВЪ.

(ФЕЛЬЕТОНЪ).

Полярное царство.— Ожиданіе весны и напрасныя иллюзіи. Тюленій міръ и тюленьи инстинкты.— Общественность тюленей, ихъ клубы и думы.— Тюленьи нравы и тюленьи танцы.— Новое поколніе.— Барашки съ золотыми рожками.— Либерализмъ и дйствительность.— Притча о ягнятахъ изъ Владислава Сырокомли.

Нтъ, нтъ, да и взгрустнешь. Что-то длается тамъ въ родномъ полярномъ царств? Неужели тамъ все тотъ же полярный холодъ обледенлой пустыни,— холодъ, который знобитъ душу, холодъ, который заставилъ сибирскаго поэта воскликнуть:

Рожденный въ ндрахъ непогоды,

Въ краю тумановъ и снговъ,

Питомецъ сверной природы

И горя тягостныхъ оковъ,

Я былъ привтствованъ метелью *)…

Не одному ему приходилось, вроятно, сказать:

Мой первый слухъ былъ — вой бурана,

Мой первый взоръ былъ — грустный взоръ.

*) Стихотвореніе Ершова. См. его біографію, составленную Ярославцевымъ, стр. 10.

Въ этой форм поэтъ, рожденный близь Тобольска, скоре всего хотлъ олицетворить не столько неблагодарный климатъ, сколько безжизненность окружающаго и господство ледяной пустыни среди людей. Но вдь и здсь должна быть весна когда нибудь:

Настанетъ мгновенье,— и силой мечты

Возникнетъ міръ новый, чудесный.

То міръ упоенья! То міръ красоты!

То отблескъ отчизны небесной!

Не зародилась ли эта весна?— спрашиваю я себя. Можетъ быть, тамъ, гд лежала снговая поляна,— цвты лазоревые зацвли, молодыя птички изъ яицъ вылупились, иная жизнь началась, тепломъ повяло и пустыня преобразилась. Такъ думается. По идутъ года, а тюленій міръ неизмненъ: плывутъ на льдинахъ блые медвди, плывутъ акулы, плодятся тюленята, и хотя весело играютъ на солнц, но только и думаютъ, какъ бы пожрать маленькую рыбешку. Правда, нын тюлени усваиваютъ разныя новйшія моды, они ходятъ въ перчаткахъ, у нихъ даже завелись думы, клубы, по тюленій міръ — все тюленій. Вотъ картина его, по описанію одного путешественника, только что прохавшаго на Востокъ.

‘Обиліе мутной воды въ нашихъ зауральскихъ странахъ множество глупой рыбешки, легкая нажива, спокойствіе отъ всякихъ тревогъ — все, все въ совокупности способствовало сибирскимъ тюленямъ завести здсь прочную осдлость и выразить даже нкоторые признаки гражданственности въ вид общественнаго самоуправленія и клубныхъ игрищъ. На довольно обширной равнин, вблизи желзнодорожной линіи, которая ведетъ къ прибрежью Ледовитаго моря, находятся большія ‘лежбища’ сибирскихъ тюленей, забравшихся сюда во время первоначальной колонизаціи края. Сильныя челюсти, вооруженныя крпкими зубами, свидтельствуютъ, что симъ милымъ особамъ ‘пальца въ ротъ не клади’. Широкія, толстыя длани (ласты тожъ) и массивное туловище всегда внушаютъ къ нимъ боязливую предупредительность. При своей всеядности они до того прожорливы, что не брезгуютъ даже каменьями.

‘Въ лежбищ тюлень лежитъ чрезвычайно плотно, только утромъ выходитъ на свою добычу, залзаетъ по уши въ мутную воду, отворить широкую пасть и ждетъ, не подвернется ли глупая рыбешка (это называется торговлей).

‘Дамы обыкновенно остаются дома или ходятъ въ гости другъ къ другу. Когда гостья подходитъ къ лежбищу, хозяйка встрчаетъ ее, обнюхиваетъ, потомъ цлуются и начинается ‘чичиканье’, или ласковый разговоръ..

‘Недоросли — тюленчики, называемые’скачиками’, часто вертятся до глубокой зрлости при своихъ маменькахъ, боле опытные граждане-тюлени отправляютъ дточекъ въ науку на далекіе острова, туда, гд раки зимуютъ, мене опытные оставляютъ ребятишекъ при себ помогать въ промысл, поэтому и пріемы промышленности здсь наслдственные. Какъ дды на обух рожь молотили, такъ и правнуки поступаютъ. Бдствіи тюлени не испытываютъ: чума и холера имъ нипочемъ. Нашли, чмъ пугать! Въ своихъ гніющихъ водахъ тюлени постоянно поглощаютъ заразу посерьезне и только тучнютъ, никакая болзнь ихъ не беретъ. Горе бываетъ тюленчикамъ только въ жаркое время. Тогда они длаются молчаливыми, мало подвижными, для прохлажденія опахиваются постоянно задними ластами, какъ веромъ, и широко отворяютъ ротики, чтобы частымъ дыханіемъ переводить тяжелую одышку.

‘Вечеромъ выходятъ въ тнистые сады, гд изрдка занимаются танцами. Какъ? Тюлени танцуютъ? Я никогда не поврилъ бы, если бы не передавалъ мн объ этомъ самоврнйшій человкъ. Я засталъ,— говоритъ онъ,— кружекъ тюленей предъ началомъ веселья. Вс плотно возлежали на своихъ мстахъ: дамы потупили головки, какъ бы отыскивая что-то на своихъ высокихъ грудяхъ. Кавалеры бойко смотрли въ глаза дамамъ и что-то ч и чикали. Вотъ одинъ изъ кавалеровъ снимается съ своего мста, поджимаетъ свой широкій ластъ и въ два неуклюжихъ прыжка — вблизи дамы. Широко растопыривъ передніе ласты, онъ длаетъ короткій поклонъ. Дама привстала на задній ластъ, кавалеръ заключилъ ее въ широкія длани. Сдвинуться съ мста тяжелой парочк было нельзя, поэтому вся танцъ-фигура заключалась въ присданіи на одномъ мст. Примръ заразителенъ: вскор тронулся другой, третій кавалеръ, а тамъ развеселилась и вся компанія. Не принимали участія только маститые старцы: они сидли визави quatre, смотрли въ глаза, ворчали и изрдка поплевывали другъ другу въ физіономію. Вроятно, у тюленей игра такая существуетъ. Съ закатомъ солнца все перемнилось: вс разбрелись по своимъ лежбищамъ. На другой день тотъ же осторожный наблюдатель подкараулилъ другой любопытный фактъ тюленьяго общежитія. Собрались въ центральное лежбище маститые тюлени, что-то рычали въ одинъ голосъ (повидимому, вопросы ни для кого не были въ отдльности интересны), въ чемъ-то перечили другъ другу, показывали языки въ случа побды, скалили зубы для выраженіи неудовольствія, по членораздльной рчи не было слышно, какъ и подобаетъ зврямъ. Пошумли и разошлись. При осмотр оставленнаго лежбища, въ немъ найдены были лоскутки городоваго положенія’.

По и тюленья жизнь не можетъ обойдтись безъ дифференцированія, безъ прогресса и нарожденія новаго поколнія. У старыхъ тюленей, доживавшихъ свой вкъ въ родныхъ лежбищахъ, воспитывались на далекихъ островахъ дтки. Они воспитались вдали отъ родныхъ льдовъ и блыхъ медвдей, на паркетной почв столицъ и умли танцевать уже не такъ, какъ старые тюлени. По какой-то непонятной вол злой судьбы это были уже не тюленята и не тюлени, а милые барашки съ золотыми рожками. Они подавали блестящія надежды, и я любилъ на нихъ смотрть, какъ они, усвоившіе себ пріемы либерализма, играя цпочкой съ адвокатской ловкостью, клялись обновить тюленье царство и обольщали либеральнымъ краснорчіемъ барышень. И вотъ они развернулись, выростили золотые рожки и явились къ старымъ тюленямъ. Какъ любовались ими старые тюлени, когда они произносили застольныя рчи, хотя эти рчи и напоминали ‘бя-бя’! Они съ жаромъ цитировали Некрасова и, задыхаясь, говорили: ‘Волга, Волга, весной многоводной!..’, а въ то же время бойко танцевали и…. и выслживали мстишки. Золотые рожки окончательно выросли, а вмст съ тмъ первые либералы научились подсаживать кого слдуетъ съ почтительностью въ дорожную карету, вжливо поддерживая за локотокъ блыми перчатками. Какъ произошло это превращеніе, ни для кого не было удивительно. Легкая либеральная болтовня облегчила имъ только сдлать пассажъ, который старые тюлени длали посл нкоторой борьбы съ совстью. Весело брыкнули они и, какъ золотыя рыбки, скрылись въ волнахъ тюленьихъ, играя своими перемнными цвтами.

Эти барашки теперь украшаютъ нашъ бо-мондъ, они безпечны, веселы, выполняютъ вс либеральныя профессіи за весьма солидное содержаніе и только посл обда произносятъ прежніе стихи, и то въ обществ интимныхъ дамъ. Въ сущности и Некрасовъ, и ‘Волга, Волга, весной многоводной….’ оказали имъ услугу. Тотъ же, ‘чей стонъ раздается’, продолжаетъ спать подъ стогомъ, подъ телегой, ночуя въ степи, когда ‘золотые рожки’ катаются на тройкахъ. Комедія съиграна, либеральная карьера сдлана, а вмст съ тмъ и спта псня либерально-бараньяго направленія. Не будемъ винить ихъ. Разв можно было врить имъ, травояднымъ? Разв можно было ожидать убжденій отъ ягнятъ и барашковъ?— золотые рожки кружили ихъ голову. Разв барашки и ягнятки могли изображать изъ себя волковъ или львовъ? Разв имъ можно было хитрить съ крокодилами и заигрывать съ ними? Хотя они и увряли, что крокодиловъ они обучатъ гуманности, но здсь случилась печальная исторія, въ род слдующей, разсказанной Владиславомъ Сырокомлей и переведенной покойнымъ И. В. Омулевскимъ:

О, Морфей! смежи мн вки,

Пусть увижу край я нкій —

Чудный, значитъ!

Птичка та, что крокодиломъ

Мы зовемъ, сидитъ надъ Ниломъ —

Горько плачетъ.

А ягненокъ пить водичку

Прибжалъ къ рк — и птичку

Вопрошаетъ:

— Крокодильчикъ! что съ тобою?

Бдный клювикъ твой слезою

Такъ блистаетъ?

— Сынъ овцы и сынъ барана!

Вижу, жалостливъ ты рано,

Дай-ка ухо:

Можетъ, скорбь моя смягчится,

Коль открою, чмъ томится

Сердце глухо.

И прыгнулъ ягненокъ ближе,

И промолвилъ, ухо ниже

Къ пасти суя:

— Облегчи печаль разсказомъ

И позволь, съ тобой пусть разомъ

Заблею я.

И доврчиво нагнулся….

Крокодилъ лишь улыбнулся

На невжду.

Хлопнулъ пастью, точно дланью,—

И пожралъ семьи бараньей —

Онъ надежду!…

Не правда ли, печальная исторія?

Сибирякъ.

‘Восточное Обозрніе’, No 32, 1885

ИЗЪ СТРАНЫ ЧУДЕСЪ И КУРЬЕЗОВЪ.

Читайте также: