ПРОШЛОЕ И БУДУЩЕЕ СИБИРСКОЙ ПЕЧАТИ.
ПРОШЛОЕ И БУДУЩЕЕ СИБИРСКОЙ ПЕЧАТИ.
(Думы къ юбилею сибирской прессы).
I.
Сибирякъ.
‘Восточное Обозрніе’, No 19, 1885
Прошлое и будущее Сибирской печати, Попов Иван Иванович, Год: 1885
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Въ ныншнемъ году минетъ десятилтіе общественной сибирской печати, десятилтіе, какъ она встала впервые прочно на ноги, такъ что могла держаться безъ перерыва десятилтіе, поддерживаемая мстными писателями, народившимися и вышедшими изъ образованной среды сибирскаго общества. Значеніе этого явленія въ духовной и исторической жизни края весьма немногими досел было сознаваемо и оцнено, поэтому о немъ не мшаетъ поговорить теперь, когда въ Иркутск готовится юбилей первой общественной газеты. Не мшаетъ припомнить, среди какихъ условій зарождалась эта печать на окраин, что дала она, чмъ дорога она для общества, въ чемъ заключаются т требованія, которыя общество можетъ предъявлять печати. Вдь сибирское гражданское общество изъ старожиловъ и урожденцевъ края начинаетъ жить гражданскою сознательною жизнью. Съ людьми, преданными своему краю, съ людьми по преимуществу честными мы хотимъ вести свою рчь.
Литература и печать есть естественное выраженіе и проявленіе духовной и умственной жизни всякаго народа и отдльнаго общества. Такою мы должны разсматривать и печать на Восток. Не смотря на то, что наша Сибирь завоевана уже 300 лтъ, что здсь существовало гражданское общество,— печать, какъ проявленіе общественной жизни, здсь появилась весьма поздно, хотя давно существовала литература объ области. Эрою дйствительнаго нарожденія этой печати, какъ органа общественной мысли, должно считаться появленіе мстныхъ литературныхъ силъ и частныхъ общественныхъ литературныхъ органовъ, гд могли выразиться опредленныя общественныя сремленія, нужды, желанія и идеалы. Конечно, для этого требовалось прежде всего накопленіе образованія въ самомъ обществ, выдленіе умственныхъ силъ и, наконецъ, извстная терпимость для выраженія частныхъ мнній, но все это могло появиться не сразу.
Нельзя сказать, чтобы наша окраина, давно формирующаяся въ гражданское общество, не нуждалась въ частной почати. Мысль объ изданіяхъ явилась давно, но самые органы,возникавшіе здсь, стояли, такъ сказать, вн общественнаго движенія, самое созданіе этой печати было искусственное, весьма долго здсь господствовала одна оффиціальная литература губернскихъ вдомостей. Общество созрло не сразу, не могъ появиться сразу частный голосъ, какъ и общественное мнніе въ печати. Для возникновенія самой областной печати много было неблагопріятныхъ условій въ прежнихъ цензурныхъ условіяхъ, досел еще не устраненныхъ.
Попытки создать періодическую печать на восточной окраин и въ Сибири то появляются, то исчезаютъ, и перерывы эти громадны.
Не смотря на то, что съ начала XV’III-го ст. уже начинаются изслдованія Сибири, а именно съ Петра Великаго она привлекаетъ вниманіе ученыхъ: Мессершмидта, Палласа, Гмелина, Фалька, идетъ разработка сибирскихъ архивовъ Миллеромъ и Фишеромъ, — первая попытка изданія нкоего подобія періодическаго изданія ‘Иртышъ, превращающійся въ Ипокрену’ Сумарокова является только въ послдней четверти прошлаго столтія, и при этомъ это скоре частная литературная попытка, чмъ органъ, обусловленный мстною духовною жизнью и имвшій цлью служить выраженіемъ мстныхъ интересовъ. Перерывъ между этими изданіями и началомъ новыхъ губернскихъ вдомостей продолжается чуть не 70 лтъ. Гд же въ это время ютится литература о кра, гд пишутъ образованные люди, живущіе въ кра? Они ищутъ выхода въ различныхъ органахъ печати вн Сибири, но попытки эти не всегда могли удаваться. Мы имемъ свидтельства, что многіе цнные литературные и ученые матеріалы о кра не могли появиться и досел хранятся подъ спудомъ, таковы, напримръ, ученыя записки сибиряка землемра Лосева при Сперанскомъ, составляющія превосходное этнографическое описаніе, затерялись труды замчательнаго писателя и поэта Александрова, пропало множество записокъ и мстныхъ историческихъ хроникъ.
Съ другой стороны, благодаря отсутствію печати въ Сибири, распространилось о кра немало заблужденій. Дятельность Сперанскаго на время освжила Сибирь и пролила на послднюю новые взгляды.— ‘Я, подобно Ермаку, открылъ Сибирь для государства’, — говорилъ Сперанскій. Но странно, въ его время, однако, не появилось въ Сибири никакихъ литературныхъ изданій, не смотря на то, что здсь ужо работалъ другъ Сперанскаго, сибирскій историкъ Словцовъ. Сороковые года отличались господствомъ различныхъ ложныхъ представленій и взглядовъ на Сибирь. Сибиряки знаютъ хорошо, какой ужасною страной рисовалась и до сихъ поръ рисуется ихъ родина въ воображеніи русскаго человка, не бывавшаго, въ Сибири, какими красками она описывается людьми, на минуту захавшими и по вынесшими ничего, кром предубжденія, какимъ ужасомъ она является для людей, поневол являющихся въ край ссылки. Все это способствовало распространенію страшныхъ предразсудковъ и предубжденій, которые дорого обошлись Сибири. Они стоили того, что эта страна считалась страною годною только для ссылки, а не для гражданской жизни. Нечего говорить, что такой стран немыслимо было думать о гражданскихъ правахъ, о благоустройств, о матеріальномъ и духовномъ прогресс. Страна исключительная, страна проклятія была недостойною этого. Все задерживало развитіе края, какъ страны гражданской, и задержало это развитіе почти на 100 лтъ. Только при Екатерин II для Сибири слагаются до нкоторой степени покровительственные взгляды въ государственной политик. Ее длаютъ намстничествомъ, ей даютъ гербъ, монету, инородцамъ предоставлены льготы въ торг, масса земель укрпляется за инородцами. Нельзя, однако, не замтить, что Екатерина Великая иметъ воззрнія на Сибирь, какъ на инородческую колонію. Въ царствованіе Александра І-го и во время Капкрипа на Сибирь падаетъ лучъ свта, ее величаютъ, ‘Мехика и Перу’, по лучъ этотъ свтитъ не надолго. Страна въ исключительныхъ условіяхъ, обреченная на многія бды при воеводствахъ, испытавшая Крылова въ Иркутск, Нарышкина въ Нерчинск, пережившая тяжкое время Пестеля и Трескина,— эта страна, обезсиленная и изнуренная, наконецъ, издаетъ свою жалобу, вопль предъ Александромъ Благословеннымъ и проситъ правосудія и милости.
Долго, еще надъ отдаленною страною царятъ предразсудки невжества, между тмъ какъ ее уже посщаютъ и ей обольщены европейскіе путешественники. Достаточно припомнить Герсевоновскіе взгляды въ 40-хъ годахъ.
Герсевоновъ рисовалъ Сибирь въ литератур, какъ страну никуда непригодную, какъ тундру, гд не возможна жизнь, какъ страну, которая никогда не будетъ приносить выгоды государству, какъ страну, которая никогда не будетъ имть гражданскаго значенія. Герсевоновъ опредлялъ назначеніе Сибири, какъ страны транзитной. Противъ этого взгляда въ защиту Сибири выступилъ Мордвиновъ, начавшій полемику съ Герсевоновымъ. Это была первая литературная полемика за Сибирь, она возникла вскор посл того, когда сентиментальный и восторженный Словцовъ, первый патріотъ Сибири, въ Тобольск, склонившись надъ архивною лтописью плакалъ надъ судьбами края и прислушивался къ начинающейся жизни. У этого перваго писателя Сибири зародилась первая любовь къ своей несчастной родин, которую онъ выразилъ словами: ‘О сколько пролито слезъ на земл Сибири, и стала ли она счастливе, благословенне?’ По сколько нужно было времени, чтобы та же любовь сознательно зародилась въ другихъ. Для этого нужны были еще поколнія. Причиною всхъ заблужденій о кра, было отсутствіе мстныхъ образованныхъ силъ, невжественный туземецъ безмолвно вздыхалъ и не смлъ защитить свою родину. Писали о Сибири люди зазжіе подъ своими субъективными впечатлніями, прохавъ Сибирь иногда до Камчатки, или постивъ суровый сверъ, они выносили впечатлніе, что это — страна вчнаго льда, упуская изъ виду, что и на Новой Земл бываетъ весна, а не только на роскошномъ юг Сибири. Образованный ссыльный, подъ вліяніемъ мрачнаго состоянія духа и внутренняго горя, постоянной жолчи и озлобленія, точно также не могъ быть безпристрастнымъ. Что такое была для него эта чуждая ему страна, самое солнце его здсь не грло и міръ былъ вчно подернутъ туманомъ. Посмотрите записки и лирическія изліянія ссыльнаго хотя въ стихахъ какого нибудь поэта:
‘Звзда надеждъ моихъ мрачна,
Пуста мн стала прелесть міра,
А чаша бдъ моихъ полна!
Здсь камни, грозныя громады,
Какъ стны душныя тюрьмы,
Мн тяжки. Въ чемъ искать отрады
Подъ вчнымъ саваномъ зимы?
Здсь нтъ красотъ роскошныхъ юга’….
и т. д. *)
*) ‘Сибирская грусть’, стихотвореніе.
Или:
‘Встрчалъ я всюду грустнымъ взоромъ
Громаду горъ, иль море, или степь:
Въ стран то было безотрадной,
Въ стран зимы жестокой, хладной
И ни участья сладостной слезы,
Разбитыхъ чувствъ живительной росы,
Ни рчи нжной утшенья
Я не знавалъ’ *).
*) Воспоминаніе о Байкал, ‘Сибирскія мелодіи’, изд. 1840 г.
Могучая природа и красота не трогаютъ ссыльнаго, онъ посылаетъ только стопы тни даптова ада.
Ложные взгляды, предубжденія въ отношеніи Сибири въ первое время впитывались изъ чужихъ устъ даже сибиряками, чтобы быть образованнымъ, интеллигентнымъ чело вкомъ, принято было бранить свою страну, насмхаться надъ ней и бжать изъ нея. Мстной печати и уроженцамъ Сибири пришлось, поэтому, и приходится досел бороться за свою родину, за безпристрастный взглядъ, за ея гражданственное существованіе, за ея лучшее будущее.
Субъективное настроеніе изгнанниковъ, являвшихся въ Сибирь, было понятно, понятна ихъ тоска и мука. Не будемъ сводить счеты, на сколько ихъ жалобы на сибирское населеніе были справедливы. Мы не будемъ считать и напоминать, какъ Сибирь прокармливала огромный контингентъ ссыльныхъ и какъ русскій народъ далъ названіе ссыльному ‘несчастный’. Когда чувство тоски, жолчи и раздраженія на минуту умолкало, когда многіе изгнанники оставляли Сибирь, у нихъ являлись иныя воспоминанія: таковы воспоминанія ссыльныхъ поляковъ и нкоторыхъ декабристовъ, которыя мы могли бы привести. Но не въ этомъ дло, не осуждать несчастныхъ за ихъ раздраженіе и несправедливость къ краю желаемъ мы. Мы понимаемъ также тоску образованнаго человка въ Сибири, его отчужденность. Нтъ! мы хотимъ только спросить, всегда ли были спокойны и безпристрастны эти сужденія? Можно ли было по этимъ субъективнымъ взглядамъ, по исключительнымъ чувствамъ судить о стран, разсматривать ея гражданское значеніе? Вдь это была ещё наполовину пустыня, молодая колонія, у которой все въ задаткахъ, все въ будущемъ. Вдь у этого населенія, прошедшаго эти пустыни и лса, была своя жизнь, своя исторія, свое горе, свои несчастія. Вдь это населеніе также требовало участія, сожалнія, оно хотло жизни, счастія, оно хотло имть своего сына, оно ждало заступника. Читатель пойметъ, какую гидру предубжденій, предразсудковъ, накипвшей злобы цлыхъ поколній, сколько клеветы должна была преобороть рождающаяся мстная печать, сколько трудности ей было добиться того, чтобы ей позволили сказать слово въ защиту страны, на которую вс нападали и которая не находила одного — справедливости. Поймешь ли ты, читатель, какое родство связываетъ тебя съ этой печатью, зачмъ она народилась, въ защиту кого стала горою, гд любовь ея, гд мечты, гд ея идеалы?