Из памятной книжки народного учителя, Калистов Флавиан Александрович, Год: 1881 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 25 минут(ы)

ИЗЪ ПАМЯТНОЙ КНИЖКИ НАРОДНАГО УЧИТЕЛЯ.

Подарки и добровольныя приношенія.

Существуетъ на Руси обычай дарить учителя народной школы, въ особенности передъ праздниками. Дарятъ обыкновенно лица, заинтересованныя въ школьной жизни, т. е. исключительно родители учащихся, опекуны и близкіе родственники, замняющіе родителей. Обычай давнишній, крпко въвшійся въ душу народной школы и едва ли не повсемстный. Мн лично удалось наблюдать его и въ Закавказь, и въ Новороссіи, и въ центр Россіи, и въ сверной ея полос, и въ сверо-западныхъ губерніяхъ, въ русскихъ, блорусскихъ, малоросскихъ, греческихъ и даже еврейскихъ школахъ. Богатство приношеній, положимъ, не везд одинаково. Въ иныхъ мстахъ, напримръ, въ нкоторыхъ уздахъ центральной Россіи, учитель сидитъ почти на бобахъ, зато въ другихъ онъ ‘какъ сыръ въ масл катается’. Дары подносятся большею частію отъ плодовъ земли: птицами, рыбами, четвероногими, печенымъ и варенымъ, случается, иногда не подорожатъ и купленнымъ чаемъ, сахаромъ, виномъ и т. п., даже и рублемъ поклонятся. Чаще всего дарятъ яйца, хлбъ, масло, картофель, яблоки, орхи, молоко, сыръ, въ греческихъ селахъ каймакъ, орьянъ, на юг и сверо-запад колбасы, птицъ, мясо, словомъ, чмъ сами богаты крестьяне. Цнность подарка съ гроша поднимается иногда до нсколькихъ рублей: отъ пятка яичекъ доходитъ до хорошаго барашка. Въ число подарковъ, я думаю, не грхъ занести и личный трудъ родителей учащихся и ихъ четвероногихъ.

На обычай приношенія даровъ народному учителю у насъ смотрятъ вс или почти вс снисходительно. Само начальство относится къ нему съ доброжелательствомъ, по крайней мр, я самъ слышалъ отъ директора народныхъ училищъ совтъ — принимать дары родителей, только не вымогать ихъ, совтъ этотъ данъ былъ цлому създу учителей при пяти инспекторахъ народныхъ училищъ. Главное основаніе, выставленное директоромъ, было — бдность наставниковъ, недостаточность ихъ содержанія и нежеланіе оскорблять родителей отказами. Принесутъ-де отъ чистаго сердца, а тутъ вдругъ холодный отказъ!..

Такъ добродушно и я смотрлъ на дло, принимаясь за школьную указку. Скажу боле: сначала я радъ былъ хорошему обычаю, потому что мн дйствительно почти на хлбъ не хватало своего ничтожнаго двнадцатирублеваго жалованьишка. Мн и въ умъ не могло придти, что за ласковыми, добродушными и, казалось, искренними рчами скрывалось горе мужицкое.

— На-вотъ! Али мы тоже безъ души?.. Чать мы видимъ, какъ и что!.. Смотрикось, какъ ты убиваешься на чужое-то дит! Примай, сдлай милость!.. Кабы не нужда, это ли теб поднести слдовало?!

И такъ я былъ слпъ въ ту пору, что когда богатый какой-нибудь принесетъ подарокъ, то принимаешь его довольно равнодушно, а когда раззадорится бднякъ, такъ ликуешь: вотъ-де какъ чувствуютъ, даже камни заговорили! Но вотъ пожилъ я въ школ годокъ-другой, окунулся въ школьную жизнь по уши и, признаюсь, мн стыдно стало за свою прежнюю слпоту. Все, что прежде казалось столь яснымъ и простымъ, потемнло въ моихъ глазахъ, спуталось и потеряло всякую прелесть. Оказалось на мст простого столь сложное явленіе, что съ трудомъ распутаешь его. И мн кажется, пора обратить на это явленіе вниманіе тхъ, которые интересуются жизнью народной школы, дорожатъ ею и считаютъ своимъ долгомъ помогать росту русскаго ребенка.

II.

Прежде всего слдуетъ замтить, что добрымъ обычаемъ легко злоупотреблять. Положимъ, народные учителя, по своей относительной порядочности, у насъ стоятъ далеко выше массы чиновничества. духовенства, купечества и всхъ прочихъ обывателей. Я не хочу здсь объяснять, почему это такъ у насъ вышло, почему именно порядочные люди выбираютъ себ каторжный и нищенскій трудъ учителя, но утверждаю, что въ масс народные учителя лучше и массы обывателей, и массы работающихъ на обывателя и около него. Но какъ бы ни былъ порядоченъ въ общемъ составъ народныхъ учителей, въ частности попадаются и тутъ личности очень плохія, и въ послднее время, мн кажется, этимъ лицамъ въ особенности повезло и общаетъ везти. Вотъ эти-то торговцы въ святилищ, дйствительно, безъ милосердія злоупотребляютъ обычаемъ добровольныхъ приношеній, обычаемъ дарить учителя, чмъ Богъ послалъ.

Можетъ быть, многимъ покажется невроятнымъ, какъ это безправный учитель народной школы можетъ забрать родителей учениковъ въ свои руки и командовать ими, брить ихъ по произволу. Къ несчастію, у насъ многое невроятное представляетъ быль, да не быльемъ поросшую, а настоящую быль. Къ несчастію, у насъ нтъ свободы идти къ свту и впередъ, а свобода пятиться назадъ и заражать зломъ всю землю нетолько не отнята, но и предоставлена во всей полнот.

Какъ и везд, въ учительской профессіи возможна своего рода ловкость. Ловкій человкъ потому и ловкимъ считается, что вс его продлки сходятъ ему съ рукъ, какъ съ гуся вода. Ловкій человкъ рдко длаетъ промахи. Прежде всего, онъ изучитъ свое стадо, а потомъ ужь и снимаетъ съ него волну. На бойкаго человка онъ не набрасывается съ размаха, а подойдетъ къ нему съ дружбой, съ лаской, съ безпомощною же овечкой не церемонится, да и ради чего съ ней церемониться? Лишнихъ хлопотъ никто не любитъ, да они здсь и не нужны. Смирная овечка сама подставляетъ свою спину для стрижки. Главное, не нужно раздражать богатевъ, кулаковъ и міродовъ. И ловкій учитель это хорошо знаетъ. Онъ всегда съ богатями въ дружб, всегда ихъ собесдникъ, совтникъ и слуга, и онъ къ нимъ въ гости здитъ, и они къ нему, для нихъ онъ не пожалетъ угощенія и не побережетъ своей спины, потому все это окупится сторицею. И богатй дорожитъ ловкимъ учителемъ. Во-первыхъ, это приличная компанія, ‘все же не свиное рыло, а образованный человкъ), во-вторыхъ, свдущій, грамотный человкъ: и совтъ дастъ, и жалобу настрочитъ, и законъ прочитаетъ, и ‘что въ газетин прописано’ скажетъ.

Заручившись богатями, ловкій учитель уже можетъ выдлывать съ остальными обывателями что ему вздумается.

Способы, которыми ловкій учитель добивается отъ родителей даровъ, не особенно замысловаты. Отъ богатыхъ, какъ уже сказано, онъ вымогаетъ лаской, дружбой, просьбами, намеками и усердіемъ.

Захотлось чайку фунтикъ или чего другого, онъ и ловитъ богатаго родителя.

— Эхъ, паря, какой у тебя чай-то! Откуда? Изъ Питера, чай, сынъ выслалъ? Ну, братъ, чай! Ну-ка налей еще чашечку… такого здсь ни за что не купишь!

— Ой-ли? скажетъ и лукаво ухмыльнется богатй.

— Али я попусту говорить стану… Ну, что за чай здсь…

— Да у тебя или весь свой-то вышелъ?

— Вышелъ-то не вышелъ, а на исход израилевомъ. Да я вдь не къ тому.

— Понимаемъ, что не къ тому… да и я вдь не къ тому… Ну, а какъ мой Ванюшка? пошаливаетъ? Ты мн говори, коли что, я вдь не дамъ поблажки. Тамъ, при другихъ, не срами, а мн скажи, я ужь его самъ: промежь ногъ голову-то, да и… Ну-ка, выпей хваленаго-то… Хорошъ, говоришь? Ну, и ладно, что понравился, а то я давно собирался теб приподнесть фунтикъ, да думаю: напередъ зазову, узнаю, понравится ли. Ну, хорошъ, такъ и ладно. Ну-ка, хозяйка, подъ, принеси: тамъ знаешь гд… съ боку-то лежитъ… Я вотъ ужь и отложилъ его, признаться, для тебя. Такъ ты Ванюшку-то не балуй у меня, а сказывай…

Богатй и учитель-ловкачъ очень тонко другъ друга понимаютъ. Лишнихъ и прямыхъ словъ имъ не нужно. ‘Вкусный чай’, ‘славный барашекъ’, ‘эко гусей-то у тебя!’ и т. д. Или: ‘такъ ты говоришь нтъ у тебя?’.. ‘Ванюшка-то пошаливаетъ?’ ‘Вкусенъ, говоришь? А ты на случай и шугни… ничего, не переломится… ишь спина-то у парня!’ Подобныхъ фразъ для нихъ совершенно достаточно, чтобы уразумть нуждишку или желаньишко одного и готовность снизойти — другого. И шлетъ богатй иногда нетолько фунтикъ чаю, нетолько уточку, поросеночка, а, пожалуй, кое-что и покрупне, въ особенности если учитель соглашается приложить къ его парнишк лишнее стараніе, заняться съ нимъ ‘въ особинку’ или только покажетъ видъ, что согласенъ усиленно стараться, не въ примръ другимъ. Приложить усиленное стараніе — это значитъ съ извстнымъ ребенкомъ заниматься боле, чмъ съ другимъ, во время классныхъ занятій. Продлываться это можетъ безнаказанно когда угодно и сколько угодно, потому что народная школа, въ сущности, вся во власти учителя, никакой контроль здсь немыслимъ при настоящихъ условіяхъ школьной жизни. Да и какъ вы усчитаете, если я богатя дееять разъ спрошу въ часъ, а бдняка обойду или спрошу пять только разъ? Бдняку — косой и суровый взглядъ, а богатю — ласка, одному — два, три раза повторится одно и тоже, а другому — полное невниманіе, любимцу — двадцать разъ учитель поможетъ написать трудную букву, своей рукой поможетъ, а нелюбимаго — обойдетъ, не замтитъ. Вс эти продлки отлично чувствуются дтьми и скоро переносятся въ дома родительскіе. Но этого учитель нетолько не боится, а прямо желаетъ. Кто доволенъ, тотъ придетъ благодарить, кто недоволенъ, тотъ придетъ закупить, придетъ съ поклономъ, просьбой и приношеніемъ.

Въ распоряженіи учителя, кром классныхъ занятій, есть еще средство угодить: ‘подогнать въ особинку сынишку’. Для этого сынишка живетъ на одной квартир съ учителемъ, въ одной комнат, и, сверхъ урочныхъ часовъ, на глазахъ учителя занимается по вечерамъ или приходитъ только къ учителю по вечерамъ и праздникамъ. Разумется, и здсь трата силъ учителя идетъ въ ущербъ всей школ. Хорошій учитель вечера или отдыхаетъ ради лучшей работы въ класс, или запасается свденіями и самъ улучшается, или, наконецъ, вечера посвящаетъ всмъ приходящимъ дтямъ, а не избранникамъ.

Нужно замтить, что довольные богати умютъ нетолько сами благодарить учителя, но побуждаютъ къ благодарности и другихъ обывателей. При сил и значеніи, которыми богатй пользуются въ селахъ, слова ихъ не проходятъ мимо ушей бдняка и средняго человка.

— Ты, паря, али телушку закололъ къ празднику-то? кричитъ богатй бдняку при случа.

— Гршнымъ дломъ не сдобровала… А что?

— Да ничего… Что же, дло хорошее, почему и не побаловаться. Такъ, такъ… Ну, а что, сынишка-то твой, какъ по школ идетъ?

— А кто его знаетъ… Бгаетъ, треплетъ обутку-то на равн съ другими прочими.

— А ты ходилъ ли къ учителю узнать-то?

— До того ли намъ!.. Лишь бы дома-то не сидлъ, не моторилъ бы, все безъ нихъ спокоя матк больше.

— Ну, братъ, это не складно… только у другого въ школ мсто отнимаешь. А ты бы сходилъ, постарался… Вотъ теперь у тебя телушка, такъ ты бы выбралъ хорошую-то частицу, да учителю бы и поклонился. Складне бы дло-то вышло. Слышалъ я, мой-то парнишка сказывалъ, что учитель серчаетъ дюже на твоего-то… Отнесъ бы, говорю: то же вдь онъ трудится.

— Такъ-то бы такъ, да словно не по рылу бы намъ подарки-то длать…

— А по рылу самому-то жрать? уже прикрикиваетъ богатый.— Самъ жрешь, а на сына плевать хочешь? Нтъ такъ-то, паря, нон не годится… Снеси, говорю, снеси!

И смутитъ душу бдняка богатый. Жаль горемык станетъ своего парнишку, и стащитъ если не заднюю ногу, то хоть часть грудинки учителю и только душу свою отведетъ жалобнымъ словечкомъ:

— А ну, его! Прахъ его побери! Пусть ужь брюхо пучитъ учителю. Ишь вдь и тутъ дыра открылась, утычь-ка вс-то, дышать не съ чего станетъ.

Случаются, разумется, богатй и неподатливые, но въ конц концовъ, ловкій учитель и ихъ проберетъ ‘совстью’. Подсмется надъ сынишкой въ школ, подговоритъ пріятеля подтрунить надъ отцомъ, заднетъ ревность родительскую сравненіемъ — вотъ и выгоритъ дло.

— Эй, другъ, кричитъ гд-нибудь обиженный отецъ:— ты ужь тово.. нон забываться сталъ, рыло-то высоко нон воротишь, на насъ и вниманія не обращаешь!

— Это какъ же, Аксентій Петровичъ? Съ чего это ты? Обидть, братъ, легко, а ты по совсти говори. Къ теб, кажись, я всей душой, да ты-то отъ меня прочь.

— Я не про то, я про сынишку толкую.

— И про сынишку что же ты скажешь? Разв я съ нимъ хуже, чмъ съ другими? Да ты кого хошь спроси?.. Учится и твой, не лучше другихъ, да и не хуже многихъ.

— А ты лучше его долженъ опредлить!

— А какже это лучше-то поставишь? вопросительно и снисходительно спрашиваетъ учитель.

— А какъ съ другими? Какъ у тя по вечерамъ толкутся другіе-то ребята?

— Присылай, присылай и ты, я запрету не кладу. Только ты долженъ разумть, что я вечера-то жертвую, у насъ вечера то не положено заниматься. Съ другими, говоришь? да разв съ другими-то я занимаюсь по-пусту? А теб вотъ жертвовать приходится… Ну, присылай, присылай, на твою бдность пожертвую.

— Не хочу я твоей жертвы, я и самъ могу пожертвовать… А я чтобы по совсти, вотъ что… чтобы, значитъ, какъ слдствуетъ. Мы, братъ, не кто нибудь: у кого баранъ а у насъ и два сыщется, у кого фунтикомъ пахнетъ, а у насъ, можетъ, и съ сахаромъ въ накладку… Такъ-то. Поусердствуй, въ убытк не будешь. А то натко!..

— А ты бы, Аксентій Петровичъ, давно такъ мн сказалъ. Конечно, я учу твоего наравн со всми, не хуже кого. А коли хошь лучше, такъ надо по совсти, не обременять и меня, а толкомъ переговорить. Почемъ я знаю, что теб желательно? Опять-таки твой сынишка, если обломать его хорошенько, кому хоть утретъ носъ. И самъ я это вижу, да думаю: врно отцу не надо, нарочно позади другихъ ведетъ.

Какъ только дошло дло до подобнаго разговора, богатй пойманъ, совстью взятъ. Онъ ужь боле не артачится, и шлетъ учителю даже не въ примръ прочимъ, заглаживаетъ старое и удивить хочетъ своимъ благородствомъ.

III.

Съ бдняками и среднимъ человкомъ у учителя иные счеты, боле простые и безцеремонные.

— Эй, ребята, скажите-ка отцамъ-то, что мн яицъ надо… У кого есть?.. да теперь поди у всхъ есть? Такъ передайте. Кто что принесетъ — заплачу. Да непремнно, чтобы на завтра или на этой недл: дескать очень нужно.

Вотъ и готовы добровольныя приношенія. Одинъ несетъ пятокъ, другой и десятокъ, кто и парочку, и ужь, разумется, денегъ никто не возьметъ.

— Васютка! отзоветъ къ себ въ квартиру учитель какого-нибудь мальчугана.— Васютка, у васъ доятъ коровъ?

— Доятъ, господинъ учитель.

— Такъ ты скажи-ка матк, чтобъ прислала молока, да творогу, да и маслица фунтикъ. Заплачу.

Принесутъ и ждутъ молчаливо, уплатитъ или не уплатитъ учитель. Не уплатитъ — а, разумется, ловкій учитель не уплатитъ, — помянутъ добрымъ словцомъ, и въ слдующій же разъ опять пришлютъ: гд наше не пропадало! Если самому учителю не хочется мараться приказаніями, онъ сдаетъ должность прикащика сторожу. Сторожъ поступаетъ, конечно, еще проще и безцеремонне. Онъ хорошо знаетъ, что у каждаго родителя имется въ запас въ данную пору, и прямо нарывается на нужнаго человка. Сторожъ вырываетъ изъ горла все, что попало: одному прикажетъ пирогъ испечь, другому сливокъ натопить, третьему арбузовъ соленыхъ притащить, огурцовъ, яблоковъ, орховъ и т. д. Колетъ кто-нибудь паросенка, теленка, онъ ужь не упуститъ.

Понятно, не всякій мужикъ покладистый, съ инымъ и на бобахъ останешься, но это случается тамъ, гд порядокъ добровольныхъ приношеній еще не водворенъ ее всей своей сил. Гд же народъ, уже пріобыкъ, тамъ не много требуется хлопотъ для убжденія непокорныхъ. Съ непокладистыми бдняками ловкій человкъ распоряжается пріемами не хитрыми, но очень чувствительными. Сначала пускается въ ходъ пренебреженіе къ ребенку, отказъ въ книгахъ и разныхъ школьныхъ мелочахъ. Во многихъ школахъ даровые и грифеля, и карандаши, и бумага, и перья. Продержать ребенка на исписанномъ пер, безъ карандаша, бумаги и т. д. ничего не стоитъ учителю. Оправданій много: теряетъ, небрежно держитъ, ломаетъ, шалитъ. А не достигнетъ цли такая мра, можно поприжать и иначе: наказаніями. Подловить на шалости ребенка не трудно, а безъ обда оставить, отшлепать по чемъ попало, всыпать въ лвую ладонь десятокъ ‘лапъ’ линейкой, надрать за уши, за волосы, поставить на ноги, на колни, выгнать изъ класса и, наконецъ, высчь — и того легче. Къ тому же, отцы нетолько не сердятся на такія мры, а зачастую сами просятъ о нихъ, даже иногда недовольны ‘слабыми’ учителями, т. е. не дерущимися, обходящимися безъ наказаній. Наказанія не въ примръ другимъ, подниманіе на смхъ передъ цлымъ классомъ почти, всегда достигаютъ цли и смягчаютъ непокорныхъ. Въ слдъ за другими, и непокладистые несутъ учителю должное и не передъ праздниками только — напримръ, передъ Рождествомъ, масляной, пасхой — но и передъ именинами учителя или жены его, и за просто въ будни, и по приказу и безъ приказа.

Я долженъ, впрочемъ, сказать, что ловкій учитель не всегда прибгаетъ къ простымъ средствамъ выжиманія, къ грубымъ пріемамъ, онъ по нужд уметъ и совершенствоваться. При такихъ деликатныхъ, такъ сказать, пріемахъ, не всякому простому человку и догадаться, гд правда и законъ, а гд нтъ ни того и ни другого. Приведу здсь нсколько примровъ этихъ деликатныхъ пріемовъ, къ которымъ прибгаетъ ловкій учитель. Положимъ, облюбовалъ онъ гуська у родителя и желаетъ достать его себ. Для этого онъ зазываетъ къ себ отца — потолковать по душ и по домашнему.

— Ну, братъ, Иванъ едорычъ, твой сынишка-то отъ рукъ отбился совсмъ.

— Ой ли? недоврчиво замчаетъ родитель.— Аль ужь и справы нту съ нимъ?

— Нтъ! безнадежно говоритъ учитель.

— Ну, ну, гд поди тоже… Мальчишка бы, кажется, ничего не хуже другихъ?

— Всякому свое дорого, вы-то не видите, хуже ли, лучше ли, а мн виднй.

— Оно что говорить, на то ты и учитель! постарайся, оно, можетъ, какъ и пойдетъ дло-то… я, коли что запонадобилось теб…

— Ну, ужь я старался, старался, да и стараться не знаю какъ.

— Да ты нешто вправду это? съ удивленіемъ спрашиваетъ отецъ:— а не то, чтобы такъ, къ примру чего-нибудь?

— Шутки что ли шутить я стану съ тобой! Есть мн когда…

— Чтой-то я отъ тебя этого прежде не слыхивалъ, чтобы, значитъ, очень ужь того… плохъ.

— А я теб говорю, такъ плохъ, что и въ школ держать не стоитъ!

— Ну-ну, полно! Да ему ужь и всего-то малость бы надо… начинаетъ бы, кажись, онъ и почитывать и пописывать. Жаль на полдорог парня изъ школы брать.

— А мн держать его не въ моготу. Добро бы глупъ былъ, да тихъ, а то хоть всхъ святыхъ унеси.

— А ты потерпи… я бы теб… того…

— Терпла лошадь, терпла, да и лопнула! Да что съ тобой разсуждать… Я теб одно скажу: если ты самъ не возьмешь, такъ я его инымъ порядкомъ. Самъ я гнать не стану, а и срамить себя не позволю. Изъ-за него я выговоровъ да охулки не хочу принимать. У меня вс, какъ люди, а твоего хошь убей — толку нтъ. Я теб вотъ что скажу, по правд и совсти. На дняхъ собирается сюда ревизоръ, ну, а я срама чужого не возьму, я прямо ревизору доложу: такъ, молъ, и такъ, этотъ де ученикъ никуда не годится, все дескать я длалъ, и отцу жаловался, да отецъ потачку даетъ…

— Какую я ему потачку даю! Да я его такъ взжварю, что у меня любо съ два…

— Толкуй, толкуй, когда ужь толковать поздно… Такъ вотъ какъ я все это доложу, онъ и велитъ выгнать сына-то твоего вонъ. Онъ мн повритъ, да я и на цлый классъ сошлюсь… Затмъ тебя и позвалъ сюда, чтобы предупредить, чтобъ ты заране зналъ и не жаловался на меня.

Крестьянинъ сбитъ совсмъ съ толку. Главное, онъ не зналъ, на сколько учитель лжетъ и насколько правду говоритъ. Взять сынишку изъ школы жаль, потому онъ, по мннію родителя, совсмъ бы, кажись, въ грамату входитъ, да и самъ не прочь поучиться. Вотъ онъ раздумываетъ-раздумываетъ, почешетъ себ затылокъ, да и разразится гуськомъ передъ учителемъ: авось не возьметъ ли, а наше гд ужь не пропадало!

— Нтъ ужь ты постой, ты такъ-то не робь, оставь… Знаешь… я теб лучше гуськомъ поклонюсь!.. Потерпи еще: можетъ, парнишка и оправится. А окромя того, я ему дома взварку задамъ.

— Что мн твой гускъ! махнувши рукой, безнадежно говоритъ учитель.— Разв въ гуськ тутъ дло?

— Такъ-то такъ, я вдь понимаю, а все, знаешь, сподручнй терпть будетъ теб. Тамъ коли что и случится… все не задаромъ. А къ Рождеству я теб само по себ, какіе, значитъ, ужь у насъ порядки заведены. Я гуська потому собственно, единственно, значитъ: потерпи. А тамъ ужь я теб завсегда благодаренъ буду, коли не хуже другихъ пойдетъ… значитъ, и яичекъ и чего другого.

— Ты оставь, братъ, яички-то про себя, коли теб они дороги. Не надо мн и твоихъ подарковъ — выжимаю я у тебя, что ли? И безъ тебя не умру съ голоду, сытъ буду. Да и хвалиться вы куда люты, а придетъ чередъ расплачиваться — и жди васъ! Знаю я.

— Нтъ, я теб врное слово. Да я хошь завтра, али къ воскресенью. Лишь бы ты потерплъ чуточку, а ужь гусекъ…

— Оставь про гусей, а вотъ теб мое послднее слово: потерпть я еще потерплю, а потомъ ужь коли и это не возьметъ — не прогнвайся! Пугни ты его хорошенько, пока до поры до времени, затмъ я тебя и позвалъ!

Надумаетъ учитель иной разъ и не страхомъ добиться желаемаго, а жалостью.

— Эка, другъ, не знаю, что мн и длать съ твоимъ парнемъ: больно ужь лнивъ. Мн бы и ничего, все равно съ ребятами возиться, вс вдь не сладки, да начинаютъ обижаться родители другихъ-то ребятъ. Признали, вишь, что твой-то Ванюшка всему длу помха, что онъ всмъ мшаетъ, ну, и желаютъ, чтобъ я его отослалъ изъ школы.

— На, надумалъ, кого слушать! Да они что за указъ? Плюнь ты всмъ въ рожу и шабашъ! кричитъ обиженный отецъ, задтый за живое дурными отзывами о своемъ дтищ чужихъ людей.— Нешто мой сынъ хуже другихъ?

— Ну, плевать мн, братъ, не приходится, я человкъ подневольный, что прикажутъ, то и длай. Плюй да плюй — не доплеваться бы намъ съ тобой до чего!

— Э, аршинъ имъ въ глотку!.. Знаешь, что я теб скажу: досадимъ мы имъ всмъ!

— Какъ это ты досадишь, хитрецъ какой?

— А такъ и досажу. Я, братъ, изъ послдняго вытянусь, а досажу. Утремъ имъ носъ-то, пусть таращатъ зенки. Ты, значитъ, приналягъ на парня-то… опричь тамъ чего, само значитъ по себ, и я его поучу, а ты его въ особинку усовсти… Такъ, значитъ, и подвинемъ дло. А ужъ я теб, что хочетъ… не пожалю, изъ послдняго вытянусь! А то натко, указы какіе пошли нон! Всякій норовитъ… ужъ и сусди туда же… Нтъ, давай обработаемъ парня! Вдь онъ у меня не безъ головы, я вдь и самъ вижу, даромъ что отецъ. Плохъ, плохъ, а все плоше другихъ не будетъ, а раззадорь его, такъ всхъ оберетъ!

— Попробовать-то можно, раздумчиво отвчаетъ учитель: — отчего не попробовать! только чтобы толковъ какихъ не вышло? Пойдутъ судить да рядить, мн и того хуже придется.

— А ты нишкни, шопотомъ ужь начинаетъ усовщевать родитель:— ты ни ткни и я нигугу!

— И то разв попробовать? Парень-то онъ не безъ дарованій, да лнивъ больно и шаловливъ.

— Ну, что тутъ толковать! пробуй! Не забудемъ — это ужь врное слово! Скажи только напередъ, что теб по душ…

Во время пріема школьниковъ, по осени, ловкому человку, во многихъ мстахъ, особенно въ многолюдныхъ селахъ и городахъ — масляница. Тащась записывать въ школу своего ребенка, всякій приноситъ съ собою какую-нибудь бездлушку. Чгобы усилить добровольныя приношенія въ это время, учителя устроиваютъ разныя прижимки.

— У тебя есть метрическая выписка? Нтъ? ну, сначала достань, а тогда и приходи, тогда и приму.

— А безъ выписки нельзя ли? Мн чмъ попу платить да ждать, я бы теб…

— А это другое дло… тогда я самъ достану выписку, самъ похлопочу.

— А ты это куда тащишься? кричитъ учитель, завидвъ какого-нибудь мальчугана у своей двери.

— Къ теб… въ ученье… робко отвчаетъ малютка.

— Жаль, братъ, опоздалъ, приходи пораньше на другой годъ, у меня вс мста заняты. Такъ отцу и скажи: учитель-де сказалъ: мста нтъ!

Разумется, на сцену является отецъ, но ужь не съ пустыми руками.

— А свидтельство объ осп есть?

— Нтъ, батюшка, какое еще свидтельство? отвчаетъ чья-нибудь невинная мать.

— Привита ли оспа-то?

— Привита, батюшка, привита.

— Да почемъ я знаю?

— Я теб, родной, говорю.

— Твоихъ-то словъ мн мало, мн бумага нужна.

— Да ты погляди самъ, у него пятнышки на рукахъ есть. Васютка! покажу ему…

— Что мн твои пятнышки! Свидтельство требуется, а не пятнышки.

Появится въ школу малолтокъ, такъ лтъ шести-семи.

— Э, кричитъ учитель: — такихъ щенковъ мн не надо! Съ нянькой, что ли, онъ будетъ учиться у меня? Ему еще соску надо давать, а не азбуку. Не могу, нельзя…

Наконецъ, время, назначенное для пріема дтей въ школу, прошло, а дти продолжаютъ прибывать и прибывать.

— Ну, нтъ, братъ, поздно пришелъ. Ученье у насъ ужь давно началось и пріемъ прекращенъ. Не могу, нельзя, такой законъ.

Конечно, для ловкаго учителя вс эти бумаги, предписанія, свидтельства — чистый кладъ. Къ дйствительнымъ онъ прибавитъ еще и не существующія. Въ сущности, онъ ихъ тычетъ подъ носъ не затмъ, чтобъ выполнять, а за тмъ, чтобъ сорвать съ просителя что-нибудь лишнее. Кто догадался приподнесть лишнее, тотъ и правъ, кто не догадался — себя вини за недогадку и жди разъясненія недоразумній годъ, два, или вовсе лишайся школы.

Самый процессъ поднесенія подарковъ ловкому учителю тоже не лишенъ интереса. Самъ ли учитель принимаетъ дары, жена ли его, сторожъ ли — все равно. Всякій даръ осматривается въ присутствіи дароносца и критикуется. Частенько, почти всегда, отъ критики вспыхнетъ не одинъ разъ лицо несчастнаго жертвователя.

— Что, хлбца принесъ? Спасибо, спасибо… съ худой овцы хоть шерсти клокъ… Я смюсь вдь, не обижайся, пожалуйста, а принесешь и въ другой разъ, не откажусь. Черственекъ какъ будто? Когда печенъ-то?.. Сегодня? Ну! А я думалъ денька два, вонъ ужь какъ-будто… Да нтъ, спасибо, спасибо.

— Что, дыню да арбузъ? И то хорошо, спасибо. Знаешь пословицу: что гнило, то и попу въ кадило. А ничего, я, братъ, и арбузы люблю. Посолишь, да какъ удадутся, принеси и зимой — не побрезгую.

— Яичекъ пятокъ? Десятка-то не съумла матка сосчитать… Васъ вдь двое учатся. Да ладно, и за то-де спасибо приказалъ сказать, и въ другой разъ не забывайте. Да къ Пасх, скажи, чтобъ свженькихъ присылала, а старыя-то поберегла бы для себя.

— Это еще что? Колбаски? Гм… не дурно, а чмъ он набиты? Не деревомъ ли? Право, смотри, словно деревянныя…

— А ты съ чмъ? Съ перцемъ-то!.. Ну, нтъ, братъ, перцу я сть не умю, я не вашъ братъ грекъ. Неси назадъ, да скажи матк, пусть каймакъ пришлетъ. Ишь на грошъ наровитъ раззориться.

И такъ дале, въ подобномъ же род. Вс эти жалобныя и язвительныя словечки отпускаются не даромъ, а съ яснымъ разсчетомъ поднять и качествомъ и количествомъ сумму приношеній. Мужики ругаются, крестятся, отплевываются, а все-таки волю ловкаго учителя исполняютъ, ‘потому жаль дит, чмъ же оно виновато?’

— Ну, пусть его лопаетъ! кричитъ въ своей семь разобиженный дурнымъ отзывомъ о подарк отецъ ребенка-ученика.— Пусть! Ишь, новая язва нашлась! Допрежь и безъ школы жили, не было этой прорвы, чтобъ ей пусто было. Другого ужь не отдамъ учиться.

А какъ не отдашь, если школа уже завоевала себ мсто въ сознаніи мужика? Отдастъ, отдастъ разобиженный отецъ — это хорошо понимаетъ и ловкій учитель.

IV.

До сихъ поръ я говорилъ о злоупотребленіяхъ со стороны учителя, о томъ, какъ онъ выжимаетъ и можетъ выжимать ‘добровольныя приношенія’ отъ отцовъ своихъ учениковъ и, разумется, перечислилъ не вс мры, не вс способы выжиманія, какіе практикуются на Руси во многихъ и многихъ школахъ. Бда отъ ловкаго учителя родитъ и другую, т. е. идетъ рядомъ съ бдой отъ слабаго. Нужно сказать, что у насъ гораздо больше слабохарактерныхъ людей, чмъ ловкихъ пройдохъ. Если послднихъ въ губерніи десятокъ, два, до полсотни, то первыхъ ужь наврное нсколько сотъ. Слабый человкъ, подъ давленіемъ среды, вредитъ доброму длу больше,, чмъ сильный негодяй. Бдность, нищета, жена, сторожъ и сами отцы втянутъ слабаго человка въ пропасть, изъ которой онъ уже вырваться не въ силахъ. Силу нищеты и нужды всякій разуметъ, но разумютъ ли вс значеніе такого фактора въ нашей общественной жизни, какъ жена? Къ несчастію, нтъ. Лишенная образованія, заинтересованная только жизнью семьи, не наученная подниматься на высоту общественныхъ интересовъ, жена въ большинств случаевъ, къ радости обскурантовъ, губитъ мужа и то дло, которое онъ ведетъ. Сельскій учитель не исключеніе въ этомъ случа, а самое горькое подтвержденіе горькой истины. Есть честныя и умныя жены и впереди ихъ предвидится все больше и больше — но пока, на долю народнаго учителя немного выпадаетъ такихъ женъ.

Здсь находитъ сбытъ многочисленное племя нашихъ кутейницъ, поповенъ, а какой это народъ, догадается всякій, кто знакомъ съ нашей попадьей. Сборы и приношенія извратили ихъ натуру съ дтства, они и домыслиться не могутъ о значеніи дурнаго обычая. Переходя изъ семьи духовной въ семью учителя, жена кутейница всми силами хлопочетъ объ увеличеній приношеній. Не желаетъ мужъ — онъ возводится въ санъ полупомшаннаго:— ‘онъ вдь у меня Богъ его знаетъ какой!’ И дло идетъ помимо мужа, главнымъ образомъ, при помощи сторожа. Вмсто краснаго крыльца дары и ‘добровольныя приношенія’ поступаютъ съ чорнаго. А вотъ, когда, въ послднее время, надумали расплодить учителя кутейника, кандидата на священническое мсто, тогда пошло и еще лучше. Эти люди смотрятъ на дары уже какъ на явленіе прямо должное и въ полной мр похвальное. Знаетъ школа всю силу и красоту подобныхъ супруговъ.

Нельзя не обратить вниманія, въ особенности при слабомъ учител, на значеніе ничтожной съ виду единицы: сторожа народной школы. Если сторожъ коренной, т. е. давнишній, переходящій съ рукъ одного учителя къ другому, то онъ и вовсе не маленькая величина при описываемомъ зл. Мудрый сторожъ родитъ приношенія, не спросясь учителя, и часто тмъ боле, чмъ учитель слабе или невинне, т. е. неопытне. Безъ желанія и вдома учителя, раздаются приказы направо и налво, принести учителю то-то и то-то. И долго, долго иной разъ не догадывается учитель, съ чего это на него цлая напасть приношеній и все умстныхъ, наиболе ему нужныхъ.

Съ однимъ изъ моихъ пріятелей, едва ли не лучшимъ изъ всхъ виднныхъ мною учителей, въ одномъ изъ греческихъ слъ продлывалась такая игра сторожемъ и очень долго. Мой другъ не зналъ греческаго языка и это помогло долгой игр. Когда дло открылось, то пріятель такъ и ахнулъ. Изъ побужденій отчасти своекорыстныхъ — такъ какъ изъ добровольныхъ приношеній многое поступало сторожу — но гораздо боле безкорыстныхъ, и по обычаю, по традиціи, ‘потому что у насъ всегда такъ велось’, мудрецъ высматривалъ, чего учителю больше недостаетъ и, ни слова не говоря своему патрону, отдавалъ приказъ за приказомъ принести то того, то другого. Что курьзне всего, когда дло выяснилось, когда учитель отдалъ строгій выговоръ сторожу и не веллъ ничего заказывать дтямъ безъ его воли, когда и школьникамъ было заявлено, чтобы сторожа не слушать, если онъ вздумаетъ чего-нибудь просить для учителя у ихъ отцовъ, тмъ не мене, и тогда сторожъ продолжалъ раздавать потихоньку отъ учителя наказы поднести учителю разныхъ разностей. И подносили…

Слабый учитель втягивается въ роль стяжателя не сразу, а потихоньку. Сначала дло ограничивается дйствительно добровольными приношеніями, и эти приношенія онъ считаетъ даромъ со стороны родителей. Потомъ, привыкнувъ къ нимъ, научившись разсчитывать на нихъ, какъ на законный рессурсъ, введши ихъ въ свой годовой бюджетъ, учитель, незамтно для себя самого, перестаетъ уже считать даръ даромъ, а приравниваетъ его къ обязанности. А отсюда уже нтъ большого скачка и до требованія.

Какъ помогаютъ сами отцы человку длаться стяжателемъ и взяточникомъ, какъ они добрую душу втягиваютъ въ тину и сумракъ своей бездольной жизни, и потомъ сами же клянутъ и стонутъ отъ прилива новой тяжести, объ этомъ я сейчасъ скажу.

V.

Школа, въ которой мн суждено было начать свое учительское поприще, была мною же впервые и открыта. Здсь не было еще школьныхъ традицій ни у родителей, ни у учащихся. Отношенія между учителемъ и отцами установлялись наново, кругомъ и близко школъ совсмъ не было. Моя школа возникла не по почину и желанію крестьянъ, а по предписанію начальства, по ходатайству мирового посредника и, главнымъ образомъ, съ цлію русификаціи. Дти въ школу были собраны, по набору, старшиной насильно. Много слезъ и горя принесло это насиліе. Школа въ глазахъ крестьянъ явилась страшнымъ зломъ. Естественно, что и дти и отцы старались всми силами отдлаться отъ наносной бды: закупали старосту, старшину, писаря, и многіе успли избжать отъ злой напасти, оставивъ въ рукахъ хищниковъ клокъ шерсти. Понятно, что и мн пришлось принять участіе въ этой трагикомедіи. Кто не усплъ отдлаться отъ школы у волостного начальства, шелъ ко мн и не съ пустыми руками. Не трудно было догадаться, что принятіе даровъ было бы здсь преступленіемъ, хотя у насъ смшно даже говорить о подобныхъ преступленіяхъ. ‘Безгршные доходы’, а не преступленіе, толкуютъ умные люди и очень косо посматриваютъ на отрицающихся отъ безгршныхъ доходовъ, смшивая ихъ не безъ умысла съ разными истами. Не трудно, говорю, было разгадать значеніе даровъ, но не такъ-то легко отдлаться отъ нихъ. Сначала открыто вамъ предлагаютъ приношеніе, потомъ, видя ваше упорство, шепчутъ на ухо съ прибавкой всевозможныхъ общаній: дале ловятъ васъ въ вашей квартир, на дорог. Скверно на душ, но оправиться можно. Прошла недля, дв, ученье установилось и, повидимому, дти примирились съ своею участью. Являются на сцену дары, но уже отъ глубины благодарной души по заявленію отцовъ. Помня наставленіе начальства, что дары слдуетъ брать, что это роднитъ учителя съ родителями учениковъ, и желая всми силами добиться этого родства, принимаю приношенія. И что же? Оказывается, что и тутъ стучится подкупъ, и притомъ подкупъ съ разными цлями. Одн цли мн выяснились скоро, а другія такъ запутались, что я разгадалъ ихъ только ужь потомъ, на другомъ мст.

Прежде всего выяснилось, что меня подкупали родители съ цлію вытащить ребенка изъ школы. Расчетъ у нихъ такой былъ: задобрилъ учителя, а потомъ попросилъ его снова о старомъ: ‘нуженъ больно дома’, ‘прихворнулъ’, ‘сапоговъ нтъ’ и т. п. Разгадалъ и это: къ тому же и дти помогли мн. Дтямъ школа пришлась по душ ране, чмъ отцамъ, вотъ они и выдали секретъ, ища у меня защиты.

Прошелъ мсяцъ, другой, любовь моя къ школ побдила нетолько дтей, но и родителей. Ползли ко мн съ просьбою ‘принять въ ученье хлопца’ и т, которые не думали ране вовсе учить свое дитя, и т, которые прежде изъ страха успли откупиться у волостного начальства. Но было уже поздно: я былъ еще неопытенъ, чтобы не бояться лишняго отдленія въ школ, а главное въ школ и мста ршительно не было, ни одного свободнаго мста. Отказъ нетолько возбуждалъ неудовольствіе, но и побуждалъ къ подкупу. Опять началась возня съ дарами и добровольными приношеніями. И я долженъ сказать, возня эта иногда принимаетъ очень скверный оборотъ для учителя. Я былъ свидтелемъ лично, какъ въ одномъ изъ греческихъ селъ южной Россіи она принудила учителя прятаться отъ родителей, запираться и даже убгать изъ дома и села куда-нибудь съ глазъ долой. Но и это не помогало. Черезъ постороннихъ лицъ добирались до учителя и мучили его немилосердно и просьбами и угрозами. ‘Чего ему еще надо!’ кричали со злостію просители. И не врятъ, что ничего не нужно, ни за что не врятъ, и идутъ жаловаться начальству…

Прошелъ годъ моего учительства. Сижу я уже въ другой школ, давнишней, прошедшей сквозь огонь и воду. Ко мн является одинъ изъ родителей, является въ будень и не по пути заздомъ, а именно ко мн въ школу. Мужикъ изъ зажиточныхъ, но до богатыхъ еще не дошелъ.

— Здравствуй!

— Здравствуй, Карпъ едорычъ! Зачмъ пожаловалъ?

— Да вотъ прокатиться захотлось. Погода — ишь какая… Да и старуха посылаетъ давненько: създи, да създи.

— Провдать желаешь, какъ сынокъ учится, али другое дло нашелъ?

— Извстно, бда-то наша у тебя одна… Провдать.

— Ну, и спасибо, что школу не забываете. Пойдемъ въ классъ, самъ увидишь, каково учится. Посиди у насъ часокъ-другой.

— Да что мн тамъ длать-то?

— Посиди да посмотри, какъ сынъ твой учится.

— Аль и въ правду зайти? Да вдь я не къ тому собственно… Я вдь что понимаю въ этомъ дл?

— Авось и поймешь, пойдемъ, пойдемъ, если нарочно пріхалъ. И старух скажешь, что самъ видлъ и слышалъ.

Кончились классы, я иду въ свою квартиру. Карпъ едорычъ за мной.

— Что, спрашиваю — доволенъ сыномъ?

— Да нешто, кажись бы, супротивъ другихъ… Спасибо теб за старанье. Наслышаны и отъ сынишки, что очень доволенъ тобой: не строгъ, говоритъ, и книжку даетъ почитать. Я вотъ теб, значитъ, гуська… Не осуди, чмъ богаты, тмъ и рады.

— Напрасно… зачмъ это вы тратитесь на меня?

— Нельзя, коли что заведено, мы тобой оченно довольны.

— Я вдь не даромъ работаю у васъ, получаю тоже жалованье…

— Ну, что… какое твое жалованье! Не ты первый, не ты послдній. Примай, примай, не погнвись.

— За что гнваться, спасибо! Только, по совсти говорю, напрасно.

— Э, что, пустое!… Ты вотъ лучше…

— Что лучше? спрашиваю я, видя, что Карпъ затрудняется что-то выговорить.

— Ты бы, знаешь, моего-то парнишку шугнулъ бы маленечко.

— За что же я шугну? съ удивленіемъ спрашиваю я.

— Какъ сказать… Ты его легонечко посдержи…

— То шугни, то посдержи, тебя Карпъ едорычъ и не поймешь! боле и боле удивляясь, говорю я.

— Чего не понять-то?.. Аль не по-русски говорю?! Прошу, малаго побереги, а тамъ гд и напередъ, значитъ, пусти… чтобы, значитъ, не хуже другихъ.

— Твой парнишка и безъ того не хуже другихъ, самъ сегодня видлъ.

— Не хуже, говоришь? Ну, а ты его лучше другихъ пусти, напередъ, значитъ!

— Ну, нтъ, Карпъ едорычъ, ты это оставь. Коли кому Богъ больше другихъ далъ, тотъ самъ и безъ моего спроса уйдетъ впередъ. Я веду всхъ вмст, поровну со всми занимаюсь, свой чередъ веду.

— Ну, да это что говорить! А ты все-жъ того… съ моимъ-то попробуй… не оставь, значитъ, я теб къ Рождеству и не это предоставлю.

— Э, Карпъ едорычъ, коли ты мн затмъ подарки принесъ, чтобъ я съ твоимъ сыномъ больше, чмъ съ другими, занимался, такъ ты ихъ возьми назадъ!

— Ишь ты какой! Ну-ну, ты подарки-то оставь… Привезъ, такъ не домой везти… Я и сраму этого не приму.

— Не беру я подарковъ съ тмъ, чтобы другихъ обижать!

— Ну, и не обижай… раз я тебя учу обижать, что ты, Христосъ съ тобой? Я пошутилъ, а ты наткась! Нешто и слова теб молвить нельзя, недотрога ты у насъ, что ли, какой? Что другіе длаютъ, то и я…

— Другіе меня не просили о томъ, о чемъ ты просилъ.

— Ну, и я не прошу, я только такъ, къ слову пришлось, съ языка, значитъ, сорвалось. Самъ вижу, что ни къ чему. Признаться, и старуха дома наказывала: скажи-де учителю, чтобъ того, поблажки не давалъ, да чтобы больно и не налегалъ…

Не желая вздора, я принялъ подарокъ. Однако, добровольныя приношенія не унялись, а шли, возрастая. Я сталъ выспрашивать на сторон, изъ какихъ побужденій вытекаютъ эти дары и наконецъ добился разгадки отъ дтей же. Разсуждая разъ съ дтьми вечеркомъ о томъ, о семъ, я коснулся и подарковъ учителю и просилъ передать отцамъ, чтобъ они попусту не тратились, что я изъ-за подарковъ ни больше, ни лучше не буду заниматься ни съ кмъ.

— А знаешь, дядинька, что было, какъ дядя Карпъ гуся привезъ теб? вдругъ спрашиваетъ меня одинъ изъ учениковъ.

— Нтъ, не знаю. А разв было что?

— Да вдь не спроста теб гуся-то привезли.

— Ну-у?

— Ей-Богу! Вишь тетка-то Матрена, мать Ванюшки-то, прослышала, что… ну, къ теб никакъ Иванъ косой подарокъ снесъ, птуха, говорили. Вотъ съ этого и взялось. Говоритъ, снеси и ты, нешто мы хуже другихъ, али нашъ сынъ, говоритъ, что… Коли онъ птуха, а ты гуся! мы, не бдне, а еще можетъ и побогаче будемъ. На зло, говоритъ, Ивану снеси, пускай и съ нашимъ сыномъ, какъ слдуетъ занимается…

При этихъ словахъ ребенокъ фыркнулъ, покраснлъ и смолкъ.

— Что недоговариваешь? спрашиваю я.

— Да ты обидишься, разсердишься, пожалуй.

— Не разсержусь!

— Ну, смотри. А какъ посл отъ тебя пріхалъ дядя Карпъ, тетка Матрена и спрашиваетъ: ‘ну что, какъ?’ — Извстно, говоритъ дядя Карпъ, чему быть? взялъ.— ‘А говорилъ что?..— А то нтъ? Извстно, говорила же надо, говоритъ, я не беру… Знаемъ это мы эту святость-то ихъ, вс они не берутъ! Ерошится тоже, прохвостъ… Ей-Богу, дядинька, такъ тебя и назвалъ. Да ну, говоритъ, это намъ все единственно, потому теперь попробуй-ка Ванюшку изобидть, я ему гусемъ глотку-то заложу’.

Оказалась вся таже старая исторія, которая творилась и въ моемъ дтств при моемъ обученіи, которая творится и въ гимназіяхъ и во всхъ другихъ заведеніяхъ. Отцы и матери убждены, что учитель непремнно человкъ строгій, придирчивый, что, обучая дтей, онъ въ состояніи имъ причинить много горя, нанести несправедливости, что отъ его капризовъ прольется много, много дтскихъ слезъ. Сердобольному сердцу родительскому, въ особенности материнскому, желательно спасти своего ребенка отъ лишнихъ мукъ, а достигнуть этого единственный путь — задобрить учителя-врага. Чмъ же задобрить, какъ не дарами, да лаской? И вотъ тащитъ мать пирожокъ, яичекъ, рыбки, гуська и т. д. Тащитъ учителю и проситъ его: ‘ужь ты небольно налегай на моего-то парнишку, острастку-то задай, безъ этого тоже невозможно, потому дит, а все-жъ и поспусти’. И хоть распинайся учитель, что онъ самъ все это отлично понимаетъ, что просить его объ этомъ ненужно — его словамъ не дадутъ вры. ‘Какъ теб не знать, кому и знать, коли не теб, а все-жъ думаю… мало ли что… на слов вдь не обидится… мать вдь тоже прихожусь!..’

А если пришла одна мать къ учителю съ подаркомъ и просьбой, то за ней ужъ волей-неволей идетъ и другая, и третья и т. д., вс до одной. Тутъ ужь у многихъ, у большинства, кром разсчета задобрить учителя, являются и иныя побужденія, не мене сильныя. Заговоритъ и ревность къ учителю и къ отцамъ, поднесшимъ подарки, и опасеніе, что учитель лучше будетъ обходиться съ дтьми родителей, задобрившихъ его, чмъ съ ихъ ребятенками. Разъ такими соображеніями душа отцовъ взволнована — дары становятся необходимостью, которой избжать нельзя, если хочешь остаться спокойнымъ.

— Что это ты несешь? подозрительно допрашиваетъ одна мать другую, видя, что послдняя направляется къ школ.

— Да такъ… ничего, скрытничаетъ несущая.

— Поди, учителю? продолжаетъ допросъ первая.

— Да… надумала яичекъ… пяточекъ и всего. Васька говоритъ. что другіе несутъ, ну, думаю, и мн надоть.

— Такъ, такъ… Что же, дло доброе! говоритъ первая въ слухъ, а сама про себя думаетъ: ‘видно и мн надо чего-нибудь снести’.

Въ сущности, дары оказываются насиліемъ, тяжелымъ налогомъ. Но то и ужасно, что никто налога не накладываетъ, кажется, на шею, а онъ самъ ложится, самъ выростаетъ изъ тхъ жизненныхъ условій, въ которыхъ принужденъ дышать крестьянинъ. Да не подумаютъ, что этотъ налогъ безобидный, что онъ тяжелымъ быть не можетъ, такъ какъ тутъ полицейскаго за спиною нтъ. Когда дло идетъ о дтяхъ, когда говоритъ въ отцахъ страсть, тогда охота пуще неволи доведетъ человка до всякихъ лишеній. Еслибъ одинъ богатй несъ этотъ налогъ — и то было бы нескладно, а когда богатй тянетъ за собой подъ гору и бдняка — исторія становится еще нескладнй. Принять подарокъ отъ богатя и не принять отъ бдняка учителю не приходится.

— Да ты нешто брезгуешь нами? Мы не люди, что ли?.. Хуже, что ли, мы другихъ?

И дальше идутъ ужь не слова, а слезы. Вотъ вамъ примръ. Въ первой моей школ былъ ученикъ Шафаровичъ, бднякъ первой руки. Отецъ его былъ поваренкомъ у помщика во время крпостного права. Въ мое время Шафаровичъ-отецъ едва кормился мякиннымъ хлбомъ, такъ какъ и земли у него не было, и заработка на сторон — тоже. Жилъ чмъ Богъ пошлетъ: кого куда свозитъ на своей кляч, кому услужитъ въ-время, особенно въ рабочую пору — тмъ и сытъ, тмъ и семья дышала. И убогая хатнка его стояла на задворкахъ, спрятавшись отъ глазъ людскихъ. Ученикъ мой Шафаровичъ учился не бойко, несмотря на усердіе, малый не крпокъ былъ головой, но въ худую сторону все-таки не выдавался. Отецъ же любилъ его безъ памяти: ‘весь тутъ, одинъ сынокъ-то у меня!’ говорилъ онъ всмъ и любовно посматривалъ на своего Антося. Вотъ разъ Антось въ вечерней дружеской бесд передъ печкой въ ‘канцеляріи’ и вывдываетъ отъ меня, что я особенно люблю изъ състного. Ничего не подозрвая, я шутя назвалъ ему, что мн любо. Смотрю, черезъ день или два, является ко мн мать Антося и приноситъ великолпный пирогъ, произведеніе своего супруга. И въ деревн такой пирогъ, т. е. приготовленный изъ своего, стоитъ на худой конецъ отъ 1 р. 50 к. до 2 руб. Я хорошо зналъ положеніе Шафаровича, догадался, что ради такого пирога, семья его будетъ цлую недлю голодать и поэтому съ особенною настойчивостію просилъ не длать мн подарковъ.

— Да нешто мы не люди! застоналъ бднякъ.— Ужели ужь отъ насъ и принять ничего нельзя?

— Именно нельзя, грхъ, стыдно мн будетъ.

— Да ужели ужь мы такіе, спаси Господи!..

— Хорошіе вы люди, да не по силамъ вамъ подарки мн носить. Вы бдне меня, я же вамъ помогать скоре долженъ, чмъ вы мн.

— Ну, нтъ, вы это оставьте!.. (Въ Блоруссіи народъ говоритъ постоянно на вы всмъ, даже и въ своей семь). Какъ тамъ хотите, а отъ насъ примите. Да что-жь это вы? Да нешто нашъ сынъ пропадать должонъ за свою бдность-то! Онъ-то, хлопецъ-то, чмъ тутъ виноватъ? Аль не почемъ намъ нашъ-то сынъ? да онъ у насъ… дай Богъ, чтобъ у другого… Такъ мы имъ довольны.

— Я про хлопца ничего не говорю, и я его люблю, и занимаюсь съ нимъ не меньше, чмъ съ другими. Хлопецъ вашъ не хуже другихъ…

— Вотъ то-то и есть, а вы приматъ отъ насъ не хотите, обиду намъ длаете!

— Да поймите вы, не не хочу, а грхъ мн принимать отъ васъ: вдь вамъ дарить-то не изъ чего, самимъ вамъ во сто разъ нужне ваши крохи, чмъ мн. Можетъ, голодомъ морите себя, а мн тащите — ну, какъ же я буду брать отъ васъ? А съ вашимъ сыномъ я и безъ даровъ занимался и буду заниматься не меньше, чмъ съ другими.

— За это васъ благодаримъ… а только ужь не ваше дло, что и какъ у насъ дома… Оставьте это, про это мы сами должны понимать, какъ и что. Коли принесли, стало быть, можно. Не примете — за то и почтемъ, что нами брезгуете. Примайте, просимъ!.. Коли сами брезгуете нашимъ добромъ, такъ хошь свиньямъ отдайте, или тамъ кому…

Не правда ли, вдь это не рчи, а слезы? И какъ вамъ кажется, можно ли, разумно ли не принять даръ голи перекатной? Можетъ быть, и разумно, но едва ли возможно.

Боясь утомить читателя, можетъ быть, и безъ того скучной для него бесдою, я въ заключеніе позволю себ одинъ вопросъ: существуютъ ли у насъ на Руси дары и добровольныя приношенія на самомъ дл? И если есть, то какой процентъ выпадаетъ на долю среди взятокъ и приношеній невольныхъ? Мн кажется, что безъ боязни ошибиться можно отвтить на этотъ вопросъ: добровольныя приношенія суть вымыселъ фантазіи, поскольку они признаются безкорыстными. Вс дары представляютъ налогъ, насильно положенный на спину крестьянина.

К. Л. <Калистов Ф. А.>

‘Отечественныя Записки’, No 12, 1882

ИЗЪ ПАМЯТНОЙ КНИЖКИ НАРОДНАГО УЧИТЕЛЯ.

Подарки и добровольныя приношенія.

V.

Читайте также: