Изъ Лондона въ Австралію.
Путешествіе на корабл съ ссыльно-переселенцами.
С. Ворисгофера,
автора книгъ: ‘Среди морскихъ разбойниковъ’, ‘Алмазы Перуанца’ и др.
Изданіе Б. Н. Звонарева.
1902
Переводъ съ нмецкаго. Е. Свтловскаго.
ГЛАВА I.— Отецъ и сынъ.— Коварный родственникъ — Арестъ невиннаго.— Въ тюрьм среди убійцъ и воровъ.— Напрасныя ожиданія
ГЛАВА II.— Отчаяніе сына.— Во дворц лорда. Ужасное открытіе.— Оскорбленная гордость и стойкость честнаго убжденія.— Обманутыя надежды.— Голландецъ.— Мнимое счастье.— Въ мастерской фальшивыхъ монетчиковъ.
ГЛАВА III.— Напрасное предостереженіе.— Богатый баронъ и его слуга — Преступники у себя дома.— Ршительная выходка голландца.— Чиновникъ тайной полиціи.— Билетъ въ тысячу фунтовъ.— Сигналъ къ задержанію.— Счастливый побгъ.— Страшная ночь.— Покинутый и отверженный
ГЛАВА IV.— Въ рукахъ смерти:— Человколюбивый лордъ — Пробужденіе новыхъ надеждъ.— Арестантскія суда.— Вербовка.— Торговля документами.— Завербованные
ГЛАВА V.— На корабл ‘Король Эдуардъ’.— Тристамъ.— Посадка на корабль преступниковъ.— Поднятіе якоря.— Лодка въ открытомъ мор.— Сынъ лорда.— Антонъ и Аскотъ.— Вода на корабл.— Ключъ для бунтовщиковъ
ГЛАВА VI.— Въ жаркомъ пояс.— Медузы.— Мюнхгаузенъ на корабл.— Антонъ и Тристамъ.— Мошенникъ узнанъ.— Въ ожиданіи шторма.— Отчаяніе заключенныхъ.— Буря,— ‘Летучій голландецъ’.— Возстаніе матросовъ.— Судъ Божій
ГЛАВА VII.— Въ ожиданіи смерти.— Освобожденіе арестантовъ.— Побда бунтовщиковъ.— Разнузданныя страсти.— Тристамъ побитъ.— Ужасающая трапеза-акулъ.— Голландецъ и Тристамъ.— Переговоры съ заключенными офицерами — Бунтовщики безумствуютъ
ГЛАВА VIII.— Голодъ на корабл.— Новые переговоры съ офицерами.— Голландецъ въ отчаяніи.— Бунтъ въ сред бунтовщиковъ.— Сдача офицерамъ.— Земля въ виду.— Острова Южнаго океана
ГЛАВА IX.— Охота.— Роскошный пиръ посл долгаго воздержанія.— Покинутая деревня островитянъ.— Охота на свиней.— Заблудились.— Война между туземцами.— Блые открыты
ГЛАВА X.— Мнимый родственникъ короля.— Подъ карауломъ дикарей.— Въ селеніи островитянъ.— Погребеніе мертвыхъ и человческое жертвоприношеніе.— Колонія блыхъ
ГЛАВА XI. Нравы и обычаи дикарей.— Эмиграція.— На горной возвышенности.— Подъ мнимой охраной боговъ.— Охотники за невольниками.— Отчаянный бой за свободу.— Извстіе отъ ‘Короля Эдуарда’.— Конецъ островитянъ
ГЛАВА XII.— Выступленіе охотниковъ за невольниками. Погребеніе короля островитянъ.— Въ горахъ.— У отшельника горы.— На пути къ кратеру.— Буря.— Огненное море.— Возвращеніе подъ дождемъ.— Смертельная усталость — Сбились съ пути
ГЛАВА XIII.— Посланные отшельника.— Борьба съ ‘ночными духами’.— Ловля теленка и матки.— Давно неизвданная пища.— Подъ гостепріимнымъ кровомъ отшельника.— Въ долину.— На палуб ‘Короля Эдуарда’
ГЛАВА XIV.— Колонія на берегу моря.— Недовольство туземцевъ. Періодъ дождей.— Туила, другъ блыхъ.— Борьба. съ муравьями.— Подозрительные признаки.— ‘Очарованное’ дитя островитянъ.— Землетрясеніе
ГЛАВА XV.— Броженіе среди туземцевъ.— Прибытіе дикарей съ сосдняго острова.— За баррикадами.— Нападеніе. Спасительный залпъ.— Осаждены среди гніющихъ труповъ.— Пожаръ въ дом блыхъ.— Неожиданная помощь съ родины
ГЛАВА XVI.— Освобожденіе Туилы.— Экспедиція на островъ Ша-Рана.— Рыбная ловля у дикарей.— Встрча съ островитянами.— Умерщвленіе англійскаго офицера.— Наказаніе дикарей и водвореніе арестантовъ.— Казнь Ша-Рана
ГЛАВА XVII.— Похороны на палуб корабля.— Въ грот среди буруновъ и скалъ.— Шлюпки ‘Короля Эдуарда’.— Бой съ акулою.— Акула на палуб корабля.— Новые анекдоты Мюнхгаузена.— Исторія голландца
ГЛАВА XVIII.— Перездъ въ Австралію.— Встрча съ дикарями съ Соломоновыхъ острововъ.— Угрызенія совсти голландца и безсильная злоба Тристама.— Земля!— Въ Ботанибе
ГЛАВА XIX.— На берегу Австраліи.— Отставшій колонистъ.— Печальныя извстія.— Лучъ надежды.— Лагерь на берегу.— Бгство арестантовъ.— Выступленіе вглубь страны.— Недостатокъ провіанта
ГЛАВА XX.— Въ пустын.— Охота на кенгуру.— Динго.— Ночое происшествіе.— Нападеніе муравьевъ-львовъ.— Туземцы.— Судъ Божій у австралійскихъ негровъ
ГЛАВА XXI.— Въ становищ дикарей.— Извстія, сообщенныя охотникомъ за чертями.—Продолженіе похода въ сопровожденіи дикарей.— Встрча съ другимъ племенемъ.— Лагерь на берегу рки и постройка понтоновъ.— Нравы, обычаи и религіозныя воззрнія австралійскихъ дикарей
ГЛАВА XXII.— Распря между племенами двуутробки и пчелы.— Чары колдуна.— Прогулка съ охотникомъ за чертями.— Гибельный выстрлъ.— Сынъ лорда въ смертельной опасности.— Сонъ ‘Прыгуна’
ГЛАВА XXIII.— Жертва колдовства.— Взрывъ племенной ненависти.— Дикари обмануты.— Переходъ черезъ плоты.— Нападеніе.— Бумеранги.— Погребеніе убитыхъ.— На пути къ порту Джаксонъ.— Недобрыя всти изъ осажденной колоніи
ГЛАВА XXIV.— Въ виду осажденной колоніи.— Атака.— Встрча въ пылу битвы съ туземцами.— Взятіе въ плнъ Тристана и разоблаченіе обманщика.— Искупленіе и смерть голландца.— Укрпленіе колоніи.— Конецъ всмъ бдамъ
ГЛАВА I.
Отецъ и сынъ,— Коварный родственникъ.— Арестъ невиннаго.— Въ тюрьм среди убійцъ и воровъ — Напрасныя ожиданія.
Это было больше, чмъ сто лтъ назадъ. Въ одной маленькой грязной матросской харчевн, въ Лондон, за отдльнымъ столикомъ сидли два человка и вполголоса разговаривали между собою. Они были вполн поглощены предметомъ своей бесды и не обращали никакого вниманія на остальную публику. Съ перваго же взгляда можно было догадаться, что это были отецъ и сынъ. Старшему было лтъ 45, младшему еще не было полныхъ семнадцати. Оба были высокаго роста, хорошо сложены, съ темными волосами и темными же глазами, которые смло и открыто смотрли на. міръ Божій, хотя и не съ одинаковымъ выраженіемъ. Отцу, очевидно, пришлось уже не мало потерпть и пострадать, подъ тяжелой рукой судьбы, сынъ же съ отвагой юности врилъ, что шутя можетъ побороть всякія препятствія это тоже было, очевидно.— Старикъ тихонько барабанилъ пальцами по столу, взглядъ его неопредленно блуждалъ въ пространств и глубокій вздохъ временами подымалъ его грудь.
— Антонъ,— сказалъ онъ, почти шепотомъ,— знаешь, какой сегодня день?
Сынъ съ недоумніемъ пожалъ плечами.— Двадцатое октября,— сказалъ онъ.—А въ чемъ дло, отецъ?
— Не о томъ я тебя спрашиваю! Съ этимъ днемъ для насъ связаны печальныя воспоминанія. Ты уже забылъ объ этомъ, мой мальчикъ?
Юноша опустилъ глаза.— Два года назадъ, умерла мать! Да, да, помню, это было 20 октября.
Старикъ потрепалъ сына по рук.— Ты не думалъ объ этомъ, Антонъ, но я охотно теб это прощаю. Твои лта и мои — большая разница! Господи! Если бы мы никогда не были молоды и безпечны,— откуда взяли бы мы силу переносить вс жизненныя невзгоды? То, что сидитъ у меня самого въ голов, можетъ быть, и безразсудно, и глупо, но эти все больше, все крпче охватываетъ мою душу и лишаетъ меня всякаго мужества. Антонъ, я хочу разсказать теб все. Сегодня я получилъ письмо отъ двоюроднаго брата.
— Отецъ!— и мальчикъ, какъ отъ электрическаго удара вскочилъ со стула.— Что же онъ пишетъ? Онъ зоветъ насъ къ себ? Мы пойдемъ сегодня къ нему?
— Тише, тише,— садись и сиди спокойно, Антонъ. Письмо совсмъ коротенькое и, на мой взглядъ, написано странно. Сегодня я долженъ пойти къ нему.
— Одинъ,— вскричалъ Антонъ.— Безъ меня?
— Безъ тебя… Вотъ, послушай, что онъ пишетъ.— И старикъ прочелъ юнош вполголоса нсколько строкъ:— ‘Приходи сегодня вечеромъ, во дворецъ, въ 9 часовъ, черезъ заднюю дверь. Тамъ ты встртишь меня, и все будетъ хорошо. Если же, по непредвиднной случайности, ты встртишься въ сняхъ съ лордомъ, или лэди Кроуфордъ, то спрячься въ первой же ближайшей комнат. Господа не любятъ, чтобы слуги ихъ принимали гостей. Твой двоюродный братъ Томасъ’.
Старикъ поднялъ глаза: — Какъ теб это нравится, Антонъ?
— Что же тутъ такого, отецъ? Вдь это люди богатые и знатные, они могутъ распоряжаться въ своемъ дом, какъ хотятъ.
Старикъ покачалъ головой.— А у меня такое дурное предчувствіе,—сказалъ онъ.— Письмо пришло какъ разъ сегодня, въ такой день, который однажды уже принесъ намъ тяжелое горе. Это не къ добру, потому что…
Онъ остановился, какъ будто сказалъ уже слишкомъ много. Сынъ съ любопытствомъ посмотрлъ на него.— Потому что?— повторилъ онъ.
— Ну, я вообще не довряю Томасу. Нтъ, я не врю ему. Ты уже не маленькій и можешь понять меня.
— Но почему же, отецъ? Письма его были всегда такъ дружелюбны и откровенны. Вдь съ этимъ ты не можешь не согласиться?
— Именно потому, именно потому, мой мальчикъ. Пока у меня въ Голштиніи была усадьба, пока мн вообще везло, Томасъ писалъ только, если ему нужны были деньги, теперь же, когда на меня посыпались ударъ за ударомъ, когда я совсмъ разорился, онъ вдругъ является съ предложеніемъ вмст хать искать счастья въ Америк. Онъ собирается наживать капиталы, общаетъ всмъ длиться со мною по-братски Что все это значитъ,— не понимаю.
Сынъ разсмялся.— Какъ ты подозрителенъ, отецъ! Наше незаслуженное несчастіе тронуло его, внушило ему состраданіе.
— Можетъ быть, только мн что-то не врится. Когда ты поживешь съ мое, мой добрый мальчикъ, тогда и ты перестанешь видть все въ розовомъ свт, и ты будешь прежде требовать доказательствъ, а потомъ уже врить людямъ, не будешь носить свою душу на ладони и показывать ее первому встрчному, кто захочетъ въ ней хозяйничать. Однако, мн пора ужъ итти,— замтилъ онъ.— До дворца лорда Кроуфорда добрый часъ ходьбы, такъ времени терять нельзя. Прощай, Антонъ. Ложись пораньше спать, мой мальчикъ, и ни въ какомъ случа не жди меня. Я вернусь разв часамъ къ двнадцати: вдь Томасъ захочетъ, конечно, узнать подробно обо всемъ, о чемъ въ письмахъ сообщалось кратко, а потомъ наврное пожелаетъ хорошенько обсудить сообща свои новые планы. На это таки требуется время.
— Позволь мн проводить тебя, отецъ,— попросилъ Антонъ, но старикъ замоталъ головой.— Нтъ, нтъ, ни въ какомъ случа, я не могу выносить мысли, что ты, въ такую темень, будешь одинъ на улиц. Такая давка, такая сумятица. Хозяинъ говоритъ, что здсь и обкрадутъ, и убьютъ изъ-за нсколькихъ пфенинговъ. Общай же мн, Антонъ, что ты не выйдешь изъ дома.
Мальчикъ приподнялъ занавсъ и посмотрлъ въ окно.— Ну, хоть нсколько шаговъ тутъ, поблизости, отецъ? Тутъ кукольный театръ и ученый медвдь,— мн хоть однимъ глазкомъ взглянуть!
— Завтра, дитя мое, завтра, мы пойдемъ вмст. И слушай еще, мой мальчикъ, сейчасъ же иди въ нашу комнату. Спрячься, Антонъ, а то тутъ ты можешь попасть въ руки вербовщиковъ, тебя могутъ завербовать насильно.
Мальчикъ весело разсмялся.— Ну, отецъ,— вскричалъ онъ,— ты оставляешь меня въ первый разъ одного на нсколько часовъ, и теб ужъ представляется, что земля сорвется съ петель и погребетъ меня подъ своими развалинами. Вдь я ужъ и въ самомъ дл больше не ребенокъ.
Старикъ вздохнулъ.— Я предчувствую что-то недоброе, Антонъ.
— Это ужъ твое обыкновеніе, отецъ. Когда это было, чтобъ ты ожидалъ чего-нибудь добраго впереди?
— Потому что я дйствительно это крайне рдко бываетъ, дитя. Ну, такъ ты будешь сидть въ нашей комнат,— не правда-ли? Сдлай это ради меня.
Антонъ протянулъ ему руку.— Иди спокойно, отецъ. Я теб общаю не выходить изъ дома.
— Ну, такъ до свиданія, дитя, прощай! Черезъ нсколько часовъ мы увидимся. Странно, что я долженъ самъ себ повторять это, чтобы врить, а камень все-таки остается на сердц.
Антонъ проводилъ его до двери дома. Сквозь туманъ осенняго вечера невдалек мерцалъ свтъ нсколькихъ громадныхъ смоляныхъ факеловъ, окруженныхъ облаками дыма. Тугъ показывались разныя чудеса, и жадная до зрлищъ публика любовалась, какъ ученый медвдь, на цпи, выдлывалъ свои неуклюжія штуки. Люди стояла вокругъ плотной стной и бросали Мишк хлбъ, плоды, мдныя монеты и лакомства, слышался хохотъ, хлопанье въ ладоши, всеобщее веселье соединяло всхъ этихъ людей вмст. Антонъ съ завистью смотрлъ въ эту сторону, и ему очень хотлось принять участіе въ этомъ удовольствіи. Но отецъ, какъ бы противъ воли, оттолкнулъ его отъ двери вглубь комнаты.— Ты общалъ мн, мой мальчикъ.— ‘Да, да, и конечно я сдержу общаніе’.
— Я врю, дитя, ты всегда это длалъ. Прощай, мой мальчикъ, черезъ четыре часа мы опять будемъ вмст.
И онъ ушелъ, не подозрвая, что ему придется вновь увидать своего любимца только посл долгой, мучительной разлуки, на другомъ конц свта.
Въ то время, какъ Антонъ послушно взбирался на чердакъ, въ свое помщеніе, Кроммеръ, его удрученный заботами отецъ, потупившись, задумчиво пробирался сквозь шумную толщу лондонскихъ улицъ. По обимъ сторонамъ улицы трещали задуваемые втромъ фонари на высокихъ столбахъ, которые въ то же время служили и для рекламъ какому-нибудь торговцу, лкарю-шарлатану, или калк. Одинъ разносчикъ громко выхвалялъ универсальныя капли, другой универсальное мыло, этотъ сиплымъ голосомъ въ безобразныхъ стихахъ воспвалъ исторію недавно совершеннаго шестерного убійства, а тоть завывающимъ тономъ сколько разъ повторялъ свою просьбу объ одномъ пенни, что судорожный кашель заставилъ, наконецъ, его отдохнуть поневол. Вс эти звуки сливались въ одинъ сплошной хаосъ, въ которомъ только привычное ухо могло различать отдльныя слова. Дядя Кроммеръ шелъ среди всего окружавшаго его шума съ тмъ чувствомъ, тайнаго страха, которое овладваетъ деревенскимъ жителемъ, если онъ внезапно попадаетъ въ самое сердце большого города, съ его непонятной, суетливой дловой жизнью. Онъ зналъ, что по этой улиц ему надо итти прямо еще около получаса, потому медленно пробирался въ тснот, между тмъ какъ вс мысли его, съ глубокой тоской, стремились на далекую родину, въ Голштинію.
На Келлерскомъ озер, въ Голштиніи, стоитъ старый, крытый соломою домъ, подъ крышей котораго онъ родился, съ которымъ связаны вс его воспоминанія и изъ котораго онъ изгнанъ, благодаря превратностямъ судьбы. Онъ мысленно видлъ этотъ домъ, соломенное гнздо подъ крышей, стну изъ плитняка вдоль улицы и зеленую, поросшую елями, гору на заднемъ план. Теперь другой, боле счастливый, называетъ это мсто своей собственностью, а ему уже нтъ больше возврата туда, никогда не увидитъ онъ своего единственнаго сына хозяиномъ и собственникомъ тамъ, гд семья Кроммеровъ, боле столтія, съ честью и въ довольств жила на собственномъ, изъ рода въ родъ переходившемъ, клочк земли. Бдный Антонъ! ему пришлось покинуть родину, и теперь, въ далекой Америк, ему придется собственными руками съ трудомъ воздлывать землю, на которой, быть можетъ, когда-нибудь у него и будетъ свои домъ, гд посл тяжкаго труда онъ будетъ отдыхать и разсказывать своимъ дтямъ о нмецкой отчизн, о любимой, незабвенной Голштиніи.
Глубокій вздохъ вырвался изъ груди старика.— И это должно было случиться! И все изъ-за презрнныхъ денегъ!
Затмъ онъ опять мысленно перешелъ къ двоюродному брату.
Томасъ Шварцъ всегда былъ легкомысленный малый, нежеланный членъ достойной семьи Кроммеровъ. Дома онъ навлекъ на себя обвиненія во всевозможныхъ неблаговидныхъ продлкахъ и, на этомъ основаніи, его услали набираться въ свт ума-разума. Долгое время онъ скитался то тамъ, то сямъ, побывалъ въ нсколькихъ тюрьмахъ, выпрашивая у родственниковъ денежнаго вспомоществованія, наконецъ, пропалъ на нкоторое время безъ всти, а потомъ опять объявился въ Лондон, въ качеств слуги при дом Кроуфорда. Это случилось какъ разъ въ то время, когда Петеръ Кроммеръ лишился своей усадьбы, и вотъ его втренный братецъ началъ писать ему, что онъ скопилъ денегъ и хочетъ на нихъ купить въ Америк ферму. Онъ просилъ своего старшаго родственника помочь ему своей опытностью, приглашая его пріхать въ Лондонъ и общая принять на себя вс дорожныя издержки, при перезд въ Америку. Когда все это еще разъ припоминалось Кроммеру, онъ на минуту остановился, чтобы обсудить хорошенько то, что наводило его на сомннія. Откуда у Томаса могли быть деньги? Честнымъ трудомъ онъ, во всякомъ случа, не могъ нажить много. И старикъ храбро подавилъ вздохъ. Что во всей, этой исторіи было что-то темное,— въ этомъ онъ не сомнвался. И потомъ, зачмъ такая таинственность, это настойчивое требованіе не показываться во дворецъ Кроуфорда, пока не получится отъ него письма, зачмъ нужно было такъ точно обозначать часъ для свиданія? Кроммеръ шелъ и покачивалъ головой.
Неужели въ самомъ дл есть люди, которые запрещаютъ своимъ слугамъ принимать родственниковъ? Самъ онъ, конечно никогда ничего подобнаго не длалъ. Напротивъ, когда старыя матери изъ бдныхъ семей приходили къ нимъ навстять своихъ дтей, то въ теплой, опрятной кухн Кроммера имъ предлагали обдъ, оказывали имъ ласковый пріемъ и отпускали съ добрымъ напутствіемъ, да разв возможно иначе? Однако-жъ не время было ршать разныя ‘но’ и ‘если’. Въ вечернемъ туман уже виднлся передъ нимъ ярко освщенный дворецъ Кроуфорда.— Ему нужно было пройти мимо главнаго входа и, съ переулка, отъискать входъ для прислуги. Съ перваго раза, можетъ быть, это сдлать было и не легко, но Кроммеръ съ чисто германской обстоятельностью уже за нсколько дней ходилъ вокругъ, изучая вс подробности дома. Теперь ему оставалось только открыть боковую калитку, перейти обширный дворъ, и онъ былъ у цли. И здсь, внутри большого огороженнаго пространства, тоже горло нсколько фонарей, которые хорошо освщали мощеный дворъ. Въ конюшняхъ еще работали слуги, но больше не было видно никого.
Съ спокойствіемъ чистой совсти Кроммеръ вошелъ во дворецъ, гд Томасъ ждалъ его къ девяти часамъ. Теперь было уже нсколькими минутами больше, и онъ врно уже стоитъ на лстниц и сторожитъ, вдь онъ, конечно, съ нетерпніемъ ждетъ извстій изъ Германіи и, посл такой долгой разлуки, горитъ желаніемъ поговорить съ родственникомъ. Шумный, грязный, окутанный туманомъ Лондонъ, конечно, не можетъ замнить ему его залитой солнцемъ родины.— И дйствительно, Томасъ уже стоялъ на крыльц. Фу, ты, чортъ! Что онъ увидлъ! Синяго цвта одежда блестла на немъ серебромъ, на голов большой напудренный парикъ, на ногахъ башмаки съ застежками по талеру величиной, на рукахъ сіяли близной манжеты, напомаженные усы, закрученные въ ниточку, торчали по об стороны лица.
На взглядъ Петера Кроммера его двоюродный братъ-имлъ видъ герцога, онъ едва ршился поздороваться съ нимъ.
— Господи Іисусе!— сказалъ онъ, снимая шапку,— да неужели это ты, Томасъ?
— Иди въ мою комнату. Скоре, скоре.
Это была нсколько странная встрча, плохо подходившая къ неторопливой, обстоятельной манер нмца, однакоже Кроммеръ послдовалъ приглашенію, и оба родственника чуть не бгомъ поспшили въ маленькую комнатку, куда вели три ступеньки.
И только тутъ Томасъ, наконецъ, протянулъ своему родственнику руку.,
— Добрый вечеръ, братъ, добрый вечеръ! Отъ души привтствую тебя въ Лондон.
— Спасибо,— сказалъ Кроммеръ.— Ты сталъ тутъ настоящимъ дворецкимъ, и такую-то прекрасную службу ты собираешься покинуть?
Томасъ состроилъ гримасу.— Чужой хлбъ всегда горекъ,— недовольно сказалъ онъ.— Несмотря на эту пеструю ливрею и большой парикъ, я рабъ, котораго можно швырять куда угодно, какъ какую-нибудь вещь. Билль сюда! Билль туда! А если не бжишь на первый звонокъ въ припрыжку, какъ заяцъ, такъ тотчасъ и выговоръ.
Кроммеръ сдлалъ большіе глаза. ‘Билль?— повторилъ онъ,— Билль?’
Томасъ засмялся.— А ты думаешь можно этимъ англичанамъ такъ и сказать свое настоящее имя? Будьте мудры, какъ зми,— вотъ золотая слова, и я сдлалъ ихъ своимъ девизомъ. А впрочемъ, вотъ тутъ стаканъ вина,— продолжалъ онъ,— а вотъ хлбъ и мясо. У меня какъ разъ сегодня ни минуты свободной, чтобъ поболтать.— ‘Ни минуты свободной? Но вдь ты самъ писалъ мн, чтобъ’…
— А потомъ мн пришлось измнить свои планы. Въ самомъ дл, намъ остается всего какихъ-нибудь десять минутъ.
Кроммеръ вздохнулъ.— Ахъ, Боже мой!— сказалъ онъ,— а намъ надо бы обо многомъ поговорить, теб хотлось бы, конечно, узнать, какъ живутъ твои домашніе, а мн поразспросить о твоихъ намреніяхъ…
Томасъ сдлалъ знакъ рукой.— Обо всемъ поговоримъ, какъ-нибудь въ трактир, добрый Петеръ. Я на дняхъ зайду къ теб. И можетъ быть, черезъ какіе-нибудь пять-шесть дней мы будемъ уже въ открытомъ мор, и Европа останется у насъ за спиной.
Кроммеръ испугался.— Такъ скоро?— спросилъ онъ.— Разв у тебя есть столько денегъ?
Слуга искалъ въ это время что-то на сосднемъ столик.— Мн посчастливилось, и я получилъ даже изрядную сумму. Вотъ поэтому-то поводу я и просилъ тебя придти сегодня ко мн, Петеръ.
— Такъ, такъ, но что же ты хотлъ сказать мн?
— И много, и въ то же время мало, это, смотря по тому, какъ ты отнесешься. Видишь ли, я сплю въ одной комнат съ двумя другими слугами, и потому, мн кажется, не совсмъ безопасно держать деньги при себ. Людей никогда не знаешь вполн, иной разъ вришь ему отъ души, а глядишь, онъ же тебя и подвелъ. Небойсь, ты и на себ испыталъ кое-что, мой добрый Петеръ?
Нмецъ вздохнулъ и сдлалъ утвердительный знакъ головой.
— Разв я не далъ поручительства дома, въ Голштиніи, за моего лучшаго, стараго друга, а это поручительство и разорило меня. Разв не считалъ я своей обязанностью врить ему вполн,— и былъ обманутъ.
Томасъ поднялъ руку.— Вотъ видишь? Никогда нельзя уберечься и быть достаточно предусмотрительнымъ. Потому-то я и хотлъ сдлать теб одно предложеніе, Петеръ.
— Какое же?
— Ты возьмешь вс деньги къ себ и будешь хранить ихъ до нашего отъзда для насъ обоихъ, или, лучше сказать, для насъ и для твоего сына. Согласенъ?
Кроммеръ кивнулъ головой.— Если ты довряешь мн, Томасъ. Я буду беречь твое добро пуще глаза.
— О, конечно, конечно, объ этомъ не стоитъ и говорить. Вдь мы съ тобой близкіе родственники и не можемъ обмануть другъ друга. Я сейчасъ достану шкатулку.
Кроммеръ остановилъ его.— Одну минуту,— попросилъ онъ.— Видишь, Томасъ, ты на меня не сердись, помни, что я старъ и гожусь теб въ отцы, только,— право языкъ не поворачивается,— добрый мой Томасъ, честнымъ ли путемъ ты добылъ эти деньги?
— Братъ Кроммеръ!
— Ну, ну,— успокоивалъ его старикъ.— Вдь я не хотлъ оскорбить тебя. Но у такихъ молодыхъ парней, какъ ты…
Слуга принужденно засмялся.— Мн однажды пришлось спасти жизнь одному знатному господину,— пробормоталъ онъ.— За это я и получилъ подарокъ, котораго хватитъ на насъ обоихъ. Теперь ты знаешь все.
— Ахъ! а товарищамъ ты объ этомъ не говорилъ?
— Ни слова. Одному теб извстна теперь моя тайна.
Старикъ кивнулъ головой.— Такъ и надо. Никогда не слдуетъ о своихъ длахъ звонить во вс колокола.
— Однакоже люди ужъ пронюхали кое-что объ этомъ. По крайней мр мои товарищи знаютъ, что у меня денегъ больше, чмъ то, что я могу сберечь изъ жалованья. Вотъ потому-то я и думаю, что ихъ оставлять здсь небезопасно. Согласенъ ты взять ихъ къ себ, братъ?
— Конечно. Я теб вполн за нихъ отвчаю.
Томасъ вынулъ изъ выдвижного ящика шкатулку. Лицо его было блдно, глаза смотрли растерянно, онъ оглядывался по сторонамъ, какъ будто уже за нимъ стоялъ предатель.
— А теперь, мн уже давно пора,— сказалъ онъ ему на ухо. Мн надо спшить внизъ, къ своимъ обязанностямъ. Уходи, братъ, уходи, завтра я зайду къ теб.
— Наврно?— спросилъ Кроммеръ.
— Наврно. Прощай, прощай. И еще разъ повторяю, если лордъ или лэди встртятъ тебя въ сняхъ, скройся въ ближайшую комнату и сиди тамъ, пока я начну тихонько кашлять на улиц. Да спрячь шкатулку подъ платье.
— Ахъ, провалъ тебя возьми!— сказалъ тихонько нмецъ, принимая шкатулку,— это тяжеленько.
— Наличныя денежки,— шепнулъ Томасъ.— Чистое золото.
— Этакъ, пожалуй, и убили бы, если бы кто узналъ.
— Конечно! Такъ застегнись же хорошенько. Ну, иди.
Томасъ взялъ своего брата за плечи, легонько вытолкнулъ его изъ комнаты и самъ, вмст съ нимъ, сталъ спускаться съ лстницы.— Тутъ ни души,— сказалъ онъ, переводя духъ.— Если теб удастся благополучно пройти черезъ дворъ, то наше дло въ шляп.
— Неужели господа твои такъ суровы, что не позволяютъ даже повидаться съ родными?
— Они надменны, высокомрны, гордятся своимъ богатствомъ. Иди, Петеръ, иди!
Передъ ними была ярко освщенная лстница, потомъ корридоръ и потомъ опять лстница. Томасъ все время шелъ по пятамъ старика, но передъ входомъ въ бель-этажъ онъ вдругъ поспшно простился съ нимъ.— Все идетъ хорошо, братъ. До свиданія.
— Господь съ тобою, Томасъ.
Слуга исчезъ, а дядя Кроммеръ спокойнымъ шагомъ продолжалъ спускаться внизъ по лстниц, устланной толстыми коврами, заглушавшими шаги. Итакъ, Томасъ нашелъ покровителя, знатнаго друга, который ему помогаетъ,— кто бы могъ это думать! И ему пришла на память нмецкая поговорка ‘чмъ туже веревка, тмъ слаще счастье’. Безъ сомннія, Томасъ хотлъ придти на помощь ему и его сыну, хотлъ подлиться своими деньгами съ родственниками. Какъ это прекрасно съ его стороны? Быть можетъ, онъ измнился къ лучшему, сталъ степенне. Вотъ, никогда не слдуетъ думать о людяхъ дурно, пока не имешь неопровержимыхъ доказательствъ. Съ каждымъ шагомъ дядя Кроммеръ такъ пристукивалъ своей палкой по персидскому ковру, словно шагалъ по вновь вспаханному полю. Его незлобивая душа вся поглощена была задачей очистить отъ всхъ пятенъ своего нкогда легкомысленнаго брата.
Вдругъ на лстниц раздались шаги и, прежде, чмъ онъ усплъ опомниться, Кроммеръ увидалъ двухъ господъ, которые шли прямо ему навстрчу, оживленно разговаривая.
.— ‘Это лордъ’,— со страхомъ подумалъ Кроммеръ,— ‘безсердечный, самовластный, лордъ! Что мн длать, чтобы не навлечь бды на Томаса?’ Вдругъ онъ вспомнилъ совтъ Томаса и быстро проскользнулъ въ ближайшую комнату, тамъ онъ спрятался за высокой ширмой, загораживавшей каминъ, ‘Тутъ меня никто не увидитъ’,— подумалъ онъ, вздохнувъ свободне. Но радость эта была непродолжительна. Едва усплъ онъ почувствовать пріятную теплоту освщенной матовымъ свтомъ комнаты, какъ дверь опять отворилась, и въ комнату вошли оба только что встрченные имъ господина. Кроммеръ страшно испугался, и въ голов у него, какъ молнія, пронеслась мысль, что, въ случа, если его откроютъ, его примутъ за вора. Онъ крпко сжалъ зубы, чтобы не выдать себя даже вздохомъ. Оба господина разговаривали по-англійски, потомъ раздался звонокъ, и черезъ нсколько секундъ явился слуга, которому, очевидно, дали нсколько приказаній. Онъ принесъ освжительные напитки, придвинулъ стулья къ столу, поднялъ занавси на окнахъ и вдругъ зашелъ за ширму, чтобы растопить каминъ. Его возгласъ и движеніе отъ испуга заставили обоихъ господъ обратить вниманіе. Послдовало нсколько вопросовъ и отвтовъ, и затмъ вс трое зашли за ширму и вывели дядю Кроммера изъ его убжища. Ему что-то говорили, но онъ, конечно, ничего не понималъ, и только, когда вопросы повторили нсколько разъ, къ несчастному вернулась способность рчи.
— Я не воръ, отпустите меня! .
Одинъ изъ господъ быстро обернулся къ другому и произнесъ нсколько словъ, на которыя тотъ, улыбаясь, отвчалъ наклоненіемъ головы и затмъ смрилъ старика взглядомъ съ нагъ до головы.
— Вы нмецъ?— спросилъ онъ Кроммера на его родномъ язык.
— Да, сударь, да,., и къ тому же честный человкъ. Я только на полчаса зашелъ къ одному изъ здшнихъ слугъ…. вотъ и все.
— Но какъ же вы попали въ эту комнату?
— Мой двоюродный братъ сказалъ мн, что благородному лорду не угодно, чтобы родственники его служителей приходили въ домъ. Потому я хотлъ скрыться на минуту.
Господинъ, говорившій по-нмецки, перевелъ его отвтъ другому. Снова раздались слова, которыхъ дядя Кроммеръ опятъ не понялъ, но смыслъ которыхъ съ ужасающей отчетливостью вонзился въ его сознаніе.
— Уловки,— сказалъ одинъ. Мошенникъ, — подтвердилъ другой.
— Право, я честный человкъ,— твердилъ нмецъ.— Вы можете поврить мн на слово.
— А что у васъ тамъ, подъ платьемъ?— спросилъ господинъ.
— Это вещи моего родственника.
— Покажите.
— Я не имю права,— вскричалъ Кроммеръ.— Позовите Томаса Шварца, потому что шкатулка принадлежитъ ему.
Но словъ его никто не слушалъ. Его, безъ дальнихъ разговоровъ, задержали и отняли у него шкатулку.
— Смотрите, смотрите, онъ говоритъ, что это собственность слуги!
И господинъ, со смхомъ, указалъ на корону, вырзанную на стальной пластинк. Онъ протянулъ шкатулку своему товарищу.
Тутъ начались восклицанія, точно мухи залетали въ солнечный день. Раздавались звонки, слуги начали бгать взадъ и впередъ. Наконецъ, кто-то доложилъ, что идетъ лэди, и въ дверяхъ показалась высокаго роста дама, которая съ удивленіемъ оглядла всхъ присутствующихъ, а когда замтила шкатулку, то обнаружила особенный интересъ.— Что это значитъ?
Ей объяснили, и милэди, съ видимымъ безпокойствомъ, открыла сокровищницу, на которой вс сосредоточили вниманіе, не исключая и нмца. Въ шкатулк оказались драгоцнности, золото и жемчугъ. Все это переливало разными цвтами, какъ капли росы при солнечномъ сіяніи, и блестло такъ, что Петеръ Кроммеръ, совсмъ уничтоженный, прижался къ стн.
Шкатулка съ украшеніями лэди, ея брилліанты! Очевидно, Томасъ Шварцъ укралъ ихъ.
Холодный потъ выступилъ по всему тлу несчастнаго нмца.
— Пусть бы кто-нибудь позвалъ сюда моего родственника!— сказалъ онъ умоляющимъ, тономъ.
Но никто не слушалъ его. Украшенія были пересмотрны и пересчитаны, а между тмъ одинъ изъ слугъ сбгалъ и привелъ полицейскаго. Кроммеру показалось, что земля у него подъ ногами заколебалась. Теперь его арестуютъ, какъ вора.
— Господинъ!— обратился онъ къ тому, который говорилъ по-нмецки,— господинъ! Не позволите-ли вы мн, по крайней мр, датъ мои объясненія? Достаточно одного слова моего родственника, чтобы разъяснить все дло.
Тотъ, къ кому были обращены эти слова, пожалъ плечами.— Оно и такъ слишкомъ ясно,— сказалъ онъ,— потому что у васъ нашли украденныя вещи.
— Но я не зналъ, что он краденыя. Томасъ Шварцъ далъ мн шкатулку на сохраненіе.
— О комъ это вы говорите?
— Ахъ, да, да! Здсь его зовутъ Виллемъ,
— Значитъ, онъ носитъ фальшивое имя? Это еще того лучше!
— Пусть позовутъ сюда Билля,— приказалъ лордъ.
Прошло нсколько минутъ въ ожиданіи. Обыскали весь домъ и весь дворъ, но о Билл ни слуху, ни духу. Онъ исчезъ безслдно.
— Лучшія свои вещи и деньги онъ захватилъ съ собой,— сообщилъ одинъ изъ слугъ.
— А что касается этого человка,— прибавилъ другой,— то я видлъ, какъ онъ уже нсколько дней бродилъ вокругъ дома.
— Значитъ, онъ высматривалъ, и онъ съ Биллемъ дйствовали за-одно.
— И этотъ глупый гусь одинъ будетъ расхлебывать кашу, другой птицы и слдъ простылъ.
— Ведите!— распорядился полицейскій, вынимая изъ кармана пеньковую веревку.— Остальное разберетъ судъ.— При этомъ онъ схватилъ Кроммера за руки и хотлъ скрутить ихъ, но нмецъ быстро отскочилъ, сжимая кулаки, глаза его метали искры.
— Вы хотите связать меня!— вскричалъ онъ.— Хо-хо! Это не такъ-то легко!— И онъ началъ отбиваться, во вс стороны размахивая руками и отступая къ двери. По это продолжалось недолго: черезъ полминуты, посл жестокаго сопротивленія, онъ лежалъ уже связанный, на полу. Одинъ изъ слугъ уперся колномъ ему въ грудь, другой крпко держалъ его за ноги, и такимъ образомъ имъ удалось опутать ему руки по всмъ суставамъ довольно длинной веревкой. Кроммеръ кричалъ отъ бшенства и отчаянія: ‘Клянусь истиннымъ Богомъ, я не виновенъ!’
— Ведите, ведите!— приказалъ полицейскій.
— Такъ пусть же падетъ на васъ Божіе проклятіе! Чтобъ вамъ…
Они продолжали тащить его впередъ, заглушая его слова, такъ что слышно было только невнятное бормотаніе и прерывистыя всхлипыванія подъ ударами ихъ кулаковъ. Его толкали и волокли, какъ какую-нибудь скотину на бойню, пока, наконецъ, за нимъ не закрылись ворота тюрьмы.
Лязгъ желзныхъ засововъ, звонъ ключей, все достигало его слуха, словно издалека. Его впихнули въ темное помщеніе съ ршетчатой дверью и затмъ предоставили самому себ,— больше никто имъ не интересовался.
У Кроммера дрожали руки и ноги.— Есть ли тутъ кто-нибудь?— спросилъ онъ шепотомъ, съ чувствомъ тайнаго ужаса.
— Новый,— сказалъ сиплый голосъ.
— Зеленый! Этотъ попался еще въ первый разъ.— По-нмецки, что-то, онъ говоритъ, ребята?
И на Кроммера полились цлые потоки вопросовъ на англійскомъ язык, которыхъ онъ, конечно, не понималъ. Въ темнот никого не было видно, но онъ зналъ и чувствовалъ себя предметомъ об
Прочитали? Поделиться с друзьями: