Странствования португальца Фернана-Мендезо Пинто, Пинту Фернан-Мендиш, Год: 1614 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 206 минут(ы)

СТРАНСТВОВАНІЯ ПОРТУГАЛЬЦА ФЕРНАНА-МЕНДЕЗО ПИНТО,
описанныя или самимъ.

(Peregrinacoes de Ferao-Mendez Pinto).

(Переводъ съ стариннаго португальскаго языка.)

Отъ переводчика.

Знаменитый португальскій путешественникъ Фернанъ-Мендезъ Пинто родился въ мстечк Монтеморъ-о-Вельо (Monlemor-o-velho) отъ бдныхъ родителей, которыхъ лишился еще въ дтств. На двнадцатомъ году жизни своей онъ былъ перевезенъ дядею въ Лиссабонъ и опредленъ въ услуженіе къ какой-то благородной дам, у которой прожилъ полтора года. Случай, о которомъ онъ не разсказываетъ никакихъ подробностей, подвергъ жизнь его такой опасности, что онъ былъ вынужденъ убжать немедленно изъ дома госпожи своей.

‘Я шелъ’, говоритъ онъ въ первой глав своихъ Странствованій, ‘не видя ничего и самъ не зная куда, пока не очутился на каменной набережной рки, гд стояла каравелла изъ Альфэмы, собиравшаяся идти съ лопіадьми и вещами одного дворянина въ Сетуваль, гд тогда жилъ король Іоаннъ III со всмъ дворомъ своимъ, по причин чумы, свирпствовавшей въ разныхъ мстахъ королевства. Я тотчасъ же опредлился на эту каравеллу, и мы вскор вступили подъ паруса’.

На слдующее утро, противъ Сезимбры, они были аттакованы французскимъ корсаромъ, который овладлъ каравеллою безъ малйшаго труда, пересадилъ людей и перегрузилъ все, что на ней было, на свое судно, а ее пустилъ ко дну. Людей связали по рукамъ и по ногамъ, и повезли для продажи въ Ларашъ въ Марокко, куда разбойники везли къ Маврамъ разное европейское оружіе. На тринадцатый день пути, въ-продолженіе котораго ихъ кормили очень-дурно и обращались немилосердо-жестоко, корсары настигли португальское купеческое судно, нагруженное довольно-дорогими товарами. Они овладли имъ, взяли къ себ большую часть людей, а остальныхъ, слабыхъ и больныхъ, которыхъ имъ не хотлось кормить даромъ, выбросили на пустое прибрежье противъ Мелиды, нагихъ, истерзанныхъ и голодныхъ. Въ числ послднихъ былъ и Мендезъ Пинто.

Видя, что тутъ ему не предстоитъ большихъ выгодъ, и въ надежд составить себ счастіе, онъ ршился отправиться въ Индію, что и сдлалъ въ 1537 году. Въ-продолженіе 21 гола, проведеннаго имъ въ тхъ странахъ, онъ былъ свидтелемъ многихъ важныхъ событій и переворотовъ, и испыталъ много странныхъ приключеній. Онъ возвратился въ Португалію въ 1558 году, гд былъ вознагражденъ за вс свои труды и страданія. Любопытное повствованіе о его приключеніяхъ написано имъ самимъ и напечатано въ первый разъ въ Лиссабон, посл его смерти, въ 1614 году, in folio.

Записки его были переведены на Французскій языкъ португальскимъ дворяниномъ Бернардомъ Фигейра и напечатаны въ Париж въ 1645 г., in quarto. Он написаны чрезвычайно-завлекательно и языкомъ гораздо-боле изящнымъ, чмъ бы слдовало ожидать отъ человка, проведшаго лучшую часть жизни своей на воин, на мор и въ невол. Въ нихъ заключается много любопытныхъ подробностей касательно географіи, исторіи, нравовъ и обычаевъ жителей Китая, Японіи, Гіегу, Сіама, Ачема, Явы и проч. Многіе изъ описываемыхъ имъ Фактовъ кажутся баснословными, но истина ихъ была подтверждена въ-послдствіи. Г. де-Сюржи составилъ компиляцію изъ интереснйшихъ происшествій жизни Мендеза Пинто и напечаталъ ее въ сочиненіи подъ названіемъ: Vicissitudes de la fortune {Біографическій очеркъ этотъ взятъ изъ Encyclopedia Britannica, vol. IX, Edinrburgh 1797.}.

На русскомъ язык есть также весьма-сокращенная компиляція изъ повствованія Пинто, въ книг ‘Исторія о ‘Странствіяхъ вообще и проч., сочиненіе г-на Прево, сокращенное новйшимъ расположеніемъ чрезъ г. де-ла-Гарпа, члена Французской Академіи, переведено на россійскій языкъ въ 1782 году, Дмитровскаго Узда въ сел Михайлов и напечатано въ Москв, въ университетской типографіи въ 1783 года.’

Посл 161І года, когда появилось первое изданіе странствованій Мендеза Пинто, вышло еще нсколько изданій, въ 1678, 1711, 1725 и 1762 годахъ, но въ каждомъ изъ нихъ языкъ былъ боле или мене искаженъ противъ подлинника. Переводъ, предлагаемый читателямъ ‘Отечественныхъ Записокъ’, сдланъ съ изданія 1829 года, перепечатаннаго си первоначальнаго, вышедшаго въ 1614. Языкъ его немногимъ разнствуетъ отъ теперешняго португальскаго языка и значительно чище и ясне языка многихъ авторовъ, издававшихъ свои сочиненія гораздо-посл.

Peregrinacoes de Fernanо Mendez Pinto считаются въ числ образцовыхъ классическихъ произведеній португальской словесности. Въ нихъ какъ въ зеркал отражается характеръ вка, и въ-особенности религіозныя понятія, нравы и предразсудки тогдашнихъ европейскихъ завоевателей, увлекавшихся предпріимчивостью, корыстью, честолюбіемъ и фанатизмомъ въ страны неизвстныя, населенныя враждебными и часто воинственными племенами.

Мендезъ Пинто испыталъ невроятныя превратности судьбы и описываетъ свои приключенія съ величайшимъ простодушіемъ, безъ всякихъ авторскихъ притязаній, онъ чистосердечно сознается когда струсилъ, когда плакалъ съ отчаянія, рвалъ на себ волосы и т. п., нисколько не думая выставлять себя въ род актра, рисующагося на сцен и жаждущаго рукоплесканій. Похожденія его кажутся многимъ несбыточными, но противъ этого можно сдлать слдующія возраженія: во-первыхъ, страны, о которыхъ онъ говоритъ, были въ то время такъ мало извстны, что человку, не бывавшему тамъ, не было бы никакой возможности писать о нихъ такъ врно и отчетисто, какъ пишетъ Пинто, во-вторыхъ, многіе теперешніе географы, начиная съ Бальби, и другіе писатели, опираются на показанія Пинто какъ на авторитеты, наконецъ, въ-третьихъ, тогдашнія открытія и завоеванія представляютъ намъ столько изумительныхъ и безпримрныхъ подвиговъ и приключеній, что имъ никто бы не поврилъ, еслибъ посл нихъ Испанцы не обладали Перу, Мехикой и островами Западной-Индіи, а Португальцы не владычествовали въ Восточной-Индіи, Бразиліи и на островахъ Восточнаго Архипелага. При теперешнемъ состояніи мореходныхъ наукъ и гидрографіи, путешествія Коломба, Васко-де-Гамы, Магеллана и другихъ кажутся чистобаснословными: эти истинно-великіе мореплаватели длали свои колоссальныя открытія на такихъ жалкихъ судахъ и съ такими скудными средствами, при которыхъ теперь едва-ли бы кто-нибудь отважился на самое незначительное плаваніе.

Многихъ мстъ, о которыхъ говоритъ Пинто, нтъ на ныншнихъ картахъ сіамскихъ, кохинхинскихъ и китайскихъ береговъ. Причина этому самая простая: во-первыхъ, Пинто описывалъ свои похожденія въ-послдствіи, и память могла легко вводить его въ заблужденія, во-вторыхъ, португальское правописаніе значительно исказило имена людей и мстъ, наконецъ, многія мста могутъ быть теперь извстны подъ другими названіями, и многихъ городовъ, существовавшихъ въ первой половин XVI столтія, теперь уже нтъ. Ко всему этому надобно припомнить, что Пинто былъ человкъ безъ образованія, и скитался на мор и на суш то матросомъ, то солдатомъ, то купцомъ, то посланникомъ, то невольникомъ, то морскимъ разбойникомъ. Вотъ, что онъ говоритъ въ начал своего разсказа:

‘Сколько разъ, приводя себ передъ глаза многіе тяжкіе труды и бдствія, которые я испыталъ и которые начались съ ранней моей молодости и длились въ-продолженіе большей и лучшей части моей жизни, думалъ я не безъ основанія, что судьба приняла твердое намреніе преслдовать и мучить меня, какъ-будто ей предстояло заслужить черезъ это громкое имя и великую славу. Не довольствуясь тмъ, что дома удломъ моимъ была нищета и что въ дтств жизнь моя бывала часто въ опасности, судьба занесла меня въ Индію, гд, вмсто счастія, котораго я тамъ искахъ, мн пришлось испытать новые труды и новыя бдствія, усугублявшіеся по мр того, какъ подвигались лта мои.

‘Но съ другой стороны, видя, что изъ всхъ этихъ опасностей Господу угодно было спасать меня, я убждаюсь, что имю меньше причинъ жаловаться на прошедшее, чмъ возсылать благодарныя мольбы за небесное милосердіе, ибо оно сохранило мнжизнь и даровало возможность составить это грубое и неученое повствованіе, которое оставляю въ наслдство своимъ сыновьямъ, ибо единственно для нихъ ршился написать его. Пусть они видятъ, что я перенесъ въ-теченіе двадцати-одного года моей жизни, въ-продолженіе которыхъ я былъ въ плну тринадцать разъ и перепродавался изъ рукъ въ руки семнадцать разъ, въ Индіи, Эіопіи, Татаріи, Счастливой Аравіи, Кита и на Макассар, Суматр и многихъ другихъ островахъ Восточнаго Архипелага. Желаю, чтобъ дти мои молились подобно мн, и благодарили Всемогущаго за его неивреченное милосердіе, щадившее меня, не взирая на грхи мои, ибо ихъ было много, и я твердо убжденъ, что единственно отъ нихъ произошли вс претерпнныя мною страданія. Пусть они убдятся, что нтъ опасностей и несчастій, въ которыхъ человкъ имлъ бы право отчаяватьси въ благости Провиднія, сохранившаго меня въ живыхъ и ниспославшаго силы для перенесенія столькихъ тяжкихъ испытаній!..’

Предлагаемый читателямъ переводъ Странствованій Мендеза Пинто начинается съ отправленія его въ Индію.

А. Бутаковъ.

11 марта 1537 г., отправился я изъ здшняго государства (Португаліи) въ Индію, на эскадр изъ пяти судовъ, изъ которыхъ три было королевскія а два купеческія. Господу угодно было провести насъ благополучно въ Мозамбику, гд мы освжились, запаслись водою и провизіей и приготовились продолжать путь, но передъ уходомъ, мозамбикскій комендантъ покушалъ капитанамъ повелніе губернатора, дона-Нуно да-Кукья, чтобъ вс приходящія изъ Португаліи суда отправлялись въ Діу и оставляли въ крпости часть своихъ людей на подкрпленіе тамошняго гарнизона. Въ то время въ Индіи опасались прибытія турецкаго флота, котораго ожидали вслдствіе смерти Бандура, султана камбойскаго, умершаго въ прошломъ лт, какъ полагалъ губернаторъ. Капитаны наши посовтовались между собою на-счетъ этого повелнія и положили, чтобъ королевскія суда шли въ Діу, а купеческія отправились по назначенію своихъ арматоровъ въ Гоа, т и другія, по вол Господа, прибыли въ эти порты благополучно.

Наши три судна бросили якорь на діускомъ рейд 5 сентября 1537 года. Комендантъ тамошній, Антоніо да-Сильвейра, братъ графа Луиса да-Сильвейра, принялъ всхъ насъ съ величайшимъ радушіемъ, угощалъ каждый день у себя въ дом и щедро дарилъ намъ деньги и разныя вещи. Люди нашей эскадры, видя такое довольство и великодушіе, и узнавъ, что имъ будетъ и впредь хорошее жалованье и содержаніе, почти вс добровольно ршились остаться, такъ-что не было нужды прибгать для удержанія ихъ въ Діу къ строгимъ мрамъ, безъ которыхъ рдко обходилось въ крпостяхъ, ожидавшихъ осады. Суда же наши, продавъ довольно-выгодно свои товары, отправились въ Гоа, имя только необходимое для управленія число людей. Я остался въ Діу въ числ прочихъ.

Дней черезъ семнадцать посл прибытія нашего въ Діу, тамъ приступили къ изготовленію двухъ фустъ {Fusta, легкое парусное судно, которое можетъ ходить на веслахъ. Прим. перевод.}, которыя должны были развдать съ достоврностью о флот непріятеля, возбуждавшаго въ Индіи серьзныя опасенія. Капитанъ одной изъ фустъ, хорошій мой знакомый, который ласкалъ меня во все продолженіе нашего путешествія сюда, уговорилъ меня отправиться съ нимъ, общая, что я непремнно разбогатю въ самое короткое время, чего мн тогда очень хотлось. Прельщенный его убжденіями и надясь на свое счастье, не думая нисколько о томъ, какъ дорого иногда обходятся подобныя предпріятія и съ какими опасностями они бываютъ сопряжены, я ршился идти на фуст, называвшейся Сильвейра. Суда наши отправились изъ Діу къ Аравійскому-Заливу держась вмст, при довольно-крпкихъ зимнихъ втрахъ и сильныхъ дождяхъ. Вскор мы очутились въ виду острововъ Куріи, Муріи и Абедалкуры, о которые едва не разбились, почему поворотили къ юго-западу и благополучно бросили якорь у острова Сокоторы. Тамъ мы налились водою и запаслись провизіей, которую купили у живущихъ на берегу христіанъ, потомковъ тхъ, которыхъ св. апостолъ ома обратилъ въ христіанство въ Индіи и Коромандел.

Отъ этого острова мы прямо направились ко входу въ проливъ и черезъ девять дней плаванія при хорошей погод прибыли на высоту Массуа {Массуа или Матзуа, островокъ въ Аравійскомъ-Залив, противъ Абиссиніи. Прим. перев.}, гд около солнечнаго заката увидли парусъ. Мы тотчасъ пустились за нимъ въ погоню, и, при ходкости вашихъ судовъ, догнали его на разсвт. Намреніе наше состояло въ томъ, чтобъ дружелюбно переговорить съ капитаномъ и разспросить его, вышелъ ли турецкій флотъ изъ Суэза и не знаетъ ли онъ чего-нибудь о немъ, но онъ далъ намъ такой отвтъ, какого мы вовсе не ожидали: не говоря ни слова, онъ обдалъ насъ залпомъ изъ двнадцати маленькихъ орудій и множества пищалей. Потомъ, люди его принялись кричать, свистать, махать флагами, шапками, обнаженными саблями и копьями, чтобъ напугать насъ. Сначала мы дйствительно были озадачены. Капитаны и опытнйшіе изъ моряковъ стали совтоваться между собою и заключили, что непріятель, по-видимому, чувствуетъ себя не совсмъ въ безопасности, ибо стрлялъ на удачу, въ торопяхъ, а потому намъ не надобно отставать отъ него, а бить его изъ нашей артиллеріи, отъ чего посл, когда мы надлаемъ ему побольше поврежденій, намъ легче и безопасне будетъ сцпиться съ нимъ на абордажъ. Такъ и сдлали. Посл погони, продолжавшейся довольно-долго, Господу угодно было, чтобъ непріятель сдался подъ вечеръ самъ, потерявъ изъ восьмидесяти человкъ около шестидесяти отъ нашихъ выстрловъ и гранатъ, а остальные, оставшіеся въ живыхъ и боявшіеся нашего справедливаго мщенія, почти вс сами побросались въ море, такъ-что мы нашли на судн только пять человкъ тяжело-раненныхъ, въ числ которыхъ былъ и капитанъ. Мы тотчасъ же подвергли его пытк, и онъ объявилъ, что Турки уже вышли изъ Суэза, съ намреніемъ овладть Аденомъ и соорудить тамъ крпость передъ тмъ, чтобъ идти въ Индію: таковы были повелнія, полученныя главнокомандующимъ флота, каирскимъ пашею, изъ Константинополя, отъ самого султана. Кром того, онъ сообщилъ вамъ много очень-важныхъ для насъ новостей и подробностей. Подъ конецъ, плнный капитанъ сознался, что онъ ренегатъ, урожденецъ острова Майорки и сынъ тамошняго купца Пабло Андреса, онъ сдлался отступникомъ не боле какъ четыре года назадъ, изъ любви къ мавританской двушк, на которой теперь женатъ. Капитаны наши тотчасъ же спросили его, не желаетъ ли онъ снова обратиться къ истинной вр и сдлаться христіаниномъ, но онъ отвчалъ имъ съ такимъ безумнымъ упорствомъ и ожесточеніемъ, какъ-будто родился и выросъ въ своемъ проклятомъ нечестіи.

Видя неизлечимую слпоту этого несчастнаго, отвергавшаго святыя истины католической вры, оба капитана пришли въ сильное негодованіе, горя благочестивою ревностью ко слав Господа, они приказали связать ренегату руки и ноги, и потомъ, навсивъ ему большой камень на шею, бросили его въ море живаго, откуда діаволъ взялъ его душу, чтобъ предать тмъ же вчнымъ мученіямъ, которыя предназначены лжепророку Мухаммеду. Съ судномъ намъ нечего было длать, а потому, выбравъ изъ него кое-что, мы пустили его на дно съ остальными раненными Маврами.

II.

Посл казни ренегата, пошли мы къ Аркико, порту въ Абиссиніи, во владніяхъ престера Іоанна {Preste Joao, титулъ абиссинскихъ государей того времени. Прим. перев.}, чтобъ доставить письмо, посланное съ нами комендантомъ Діу къ его агенту, Аврике Барбоза, который жилъ тамъ года три, по приказанію губернатора Нуво даКунья. Пришедъ въ Готоръ, недалеко отъ Массуа, мы были очень-хорошо приняты береговыми жителями и однимъ Португальцемъ, Васко-Мартинсомъ де-Сейшасъ, который ожидалъ тамъ, по порученію Барбовы, португальскихъ судовъ, чтобъ передать отъ него письмо капитанамъ. Въ письм этомъ заключались извстія о Туркахъ и, сверхъ того, Барбоза настоятельно требовалъ, чтобъ къ нему прислали нсколькихъ Португальцевъ для переговора о весьма-важныхъ длахъ, касавшихся служенія Богу и нашему королю, самъ онъ не могъ постить насъ, потому-что находился съ сорока Португальцами въ крпости Жилейтор для охраненія особы матери престера Іоанна.

Капитаны наши собрали совтъ и положили отправить четырехъ солдатъ вмст съ Васко-Мартинсомъ къ Барбоз, для доставленія ему письма отъ Антоніо Сильвейры. Я былъ въ числ посланныхъ, и мы пустились на другой день берегомъ на добрыхъ мулахъ, въ сопровожденіи шестерыхъ Абиссинцевъ. Переночевавъ въ одномъ монастыр съ великолпными службами, отправились мы утромъ дале, и, прохавъ лигъ пять вдоль рки, прибыли подъ вечеръ къ деревн Битонто, гд опять остановились въ богатомъ мужскомъ монастыр св. Михаила. Настоятель и монахи угостили насъ очень-роскошно. Въ тотъ же день пріхалъ постить насъ сынъ Барнагаиса, губернатора этой области, мальчикъ лтъ семнадцати, красивой наружности и очень-ласковый, съ нимъ было человкъ тридцать на мулахъ, а онъ одинъ халъ на хорошей лошади, осдланной по-португальски, съ краснымъ бархатнымъ чепракомъ, обшитымъ золотою бахрамою.

На другой день мы выхали изъ монастыря въ сопровожденіи четырехъ человкъ изъ свиты губернаторскаго сына, который поручилъ имъ угощать насъ дорогою какъ-можно-лучше. Мы ночевали въ большихъ домахъ, которые тамъ называются бетениму, т. е. царскіе домы, они окружены лиги на три прекрасными рощами, въ которыхъ мы видли превысокіе кипарисы, кедры, финиковыя и кокосовыя пальмы, какъ въ Индіи. Продолжая хать переходами лигъ по пяти въ день, черезъ прекрасныя и обширныя поля, засянныя хлбомъ, мы прибыли въ страну гористую, Вангалеу, населенную Жидами, люди эти блые и хорошо сложены, но очень-бдны, какъ намъ показалось. Спустя два съ половиною дня, мы пріхали въ хорошій городъ Фумбау, который въ двухъ лигахъ отъ крпости Жилейтора, гд нашли мы Анрике-Барбозу съ сорока Португальцами. Вс они приняли насъ съ величайшею радостью, которая сопровождалась, однако, горькими слезами:— хотя земляки наши жили здсь по доброй вол (какъ они намъ сказывали) и наслаждались полнымъ изобиліемъ, распоряжаясь всмъ какъ хозяева, но они были далеко отъ родины и часто вздыхали по ней.

Время подходило къ ночи, а потому Анрике Барбоза не разсудилъ извстить государыню о нашемъ прибытіи. На другой день утромъ, въ воскресенье 4 октября, мы отправились вмст съ Барбозою и всми Португальцами въ домъ, гд жила мать престера Іоанна. Лишь-только ей сказали о насъ, она тотчасъ же велла позвать насъ въ часовню, куда вошла, чтобъ слушать обдню, мы преклонили передъ нею колни и поцаловали веръ, который она держала въ рук, потомъ, исполнивъ еще нкоторые обряды церемоніала, какъ насъ научили наши земляки, она приняла насъ очень-благосклонно и сказала намъ: ‘Пріздъ вашъ, истинныхъ христіанъ, доставляетъ глазамъ, которые у меня на лиц, столько же освженія, сколько роса ночная растеніямъ сада, привтствую, привтствую, привтствую васъ! Да будетъ посщеніе ваше въ моемъ жилищ столько же благодатно, какъ посщеніе царицею Еленой святаго града Іерусалима!’ Потомъ она пригласила насъ ссть на цыновки, постланныя шагахъ въ пяти отъ ея креселъ, а сама, имя полонъ ротъ риса, принялась разспрашивать насъ о разныхъ предметахъ: какъ зовутъ папу, сколько въ Европ христіанскихъ государей, зачмъ они медлятъ и не истребляютъ турецкаго султана, много ли войска и крпостей иметъ португальскій король въ Индіи, въ какихъ он земляхъ, и о многихъ другихъ вещахъ. По-видимому, она осталась довольна нашими отвтами. Мы откланялись ей и возвратились въ отведенные намъ покои.

Дней черезъ девять, въ-продолженіе которыхъ, можно сказать, насъ леляли, мы пришли распроститься съ государыней. Когда мы поцаловали у нея руку, она вамъ сказала: ‘Жалю сердечно, что вы такъ скоро меня покидаете, но если уже это необходимо, то идите съ миромъ, и да пріймутъ васъ въ Индіи такъ, какъ мудрый Соломонъ принялъ нашу царицу савскую’. Она велла выдать намъ четверымъ двадцать золотыхъ оквей {Оквея, старинная индійская золотая монета. Прим. перев.}, что составляло двсти сорокъ крузадовъ, и приказала послать съ нами одного наша или чиновника съ сорока абиссинскими всадниками, чтобъ охранять насъ на дорог къ Аркико отъ разбойниковъ, имъ же поручено было заботиться, чтобъ мы ни въ чемъ не терпли недостатка и были везд снабжаемы мулами. Васко Мартинсъ де-Сейшасъ похалъ вмст съ нами: ему она поручила доставить португальскому губернатору въ Индіи богатый подарокъ, состоявшій изъ многихъ кусковъ золота, которыхъ онъ, однако, не довезъ, что сейчасъ будетъ описано.

III.

Прибывъ въ Аркико, гд наши фусты починивались и запасались всмъ нужнымъ, мы провели тамъ еще девять дней и 6 ноября 1537 года, за часъ до разсвта, снялись съ якоря. Пассажирами у насъ были Васко Мартинсъ де-Сейшасъ, съ подаркомъ и письмомъ отъ матери престера Іоанна къ губернатору, да еще абиссинскій епископъ, который желалъ постить Португалію, а оттуда отправиться въ Сант-Яго, въ Галиціи, потомъ въ Римъ, Венецію и наконецъ возвратиться черезъ Іерусалимъ. Мы шли вдоль абиссинскаго берега съ хорошимъ втеркомъ и подъ вечеръ увидли у одного мыса три судна, стоявшія на якор. Принявъ ихъ за джельвы {Азіатскія суда малаго размра. Пр. перев.} съ аравійскаго берега, мы продолжали путь свой подъ парусами и на веслахъ, не безпокоясь нисколько, такъ-что часа черезъ два очутились близехонько отъ нихъ, тогда только разсмотрли мы, что это были турецкіе гальйоты, почему тотчасъ же принялись грести прочь изо всхъ силъ. Но Турки, видя намреніе наше уйдти, снялись съ якоря меньше чмъ въ одинъ credo и пустились за нами въ погоню. Къ несчастію нашему задулъ втеръ, и они, съ своими огромными парусами, скоро выиграли у насъ втеръ, а когда приблизились на разстояніе выстрла, дали по насъ залпъ изо всей своей артиллеріи, которымъ убили девятерыхъ, а ранили человкъ двадцать-шесть. Паруса и мачты наши были сбиты, такъ-что непріятелямъ не стоило никакого труда подойдти къ намъ и сцпиться на абордажъ. У насъ осталось способныхъ сражаться только сорокъ-два человка, видя, что все спасеніе наше зависитъ отъ участи битвы, мы бросились на сцпившійся съ нами гальйотъ, на которомъ былъ’ начальникъ отряда Сулейманъ Драгутъ, и бросились съ такимъ бшенствомъ, что убили двадцать-семь янычаровъ и прогнали непріятеля съ носа на корму, но въ это время подошли на помощь два остальные гальйота, и съ нихъ перескочило противъ насъ еще человкъ сорокъ, которые стснили насъ до того, что мы едва могли шевельнутся, кончилось тмъ, что изо всхъ насъ осталось въ живыхъ одиннадцать человкъ, которыхъ Турки взяли въ плнъ посл отчаяннаго сопротивленія. Изъ этихъ несчастныхъ двое умерло отъ ранъ на другой же день, Турки, разрубивъ ихъ на четверо, развсили куски по нокамъ реевъ, въ знакъ торжества, и такимъ-образомъ вошли въ Моку, гд правителемъ былъ тесть Сулеймана Драгута, который насъ взялъ.

Въ Мок вся пристань была усяна народомъ. Старикъ-правитель ждалъ тамъ зятя своего, чтобъ поздравить его съ побдою. Тутъ же на пристани былъ одинъ изъ ихъ духовныхъ, Казимулана, котораго они считали святымъ, потому-что онъ недавно возвратился съ поклоненія гробу своего Мухаммеда, этотъ жрецъ сидлъ въ телег, обвшанной разноцвтными шелковыми матеріями: надляя всхъ присутствующихъ благословевіями, онъ увщевалъ ихъ, чтобъ они восхваляли пророка Мухаммеда за одержанную надъ нами побду.

Здсь высадили насъ девятерыхъ на берегъ. Въ числ плнниковъ былъ и абиссинскій епископъ, раненный такъ тяжело, что на другой же день скончался, какъ слдуетъ истинному христіанину, съ твердостію и смиреніемъ. Жители, видя насъ плнниками и узнавъ, что мы христіане, столпились вокругъ насъ и такъ безпощадно осыпали ругательствами, побоями и толчками, что я не постигаю, какъ мы остались живы, къ этому ихъ особенно поощрялъ Кази-Мулана, который общалъ полное отпущеніе грховъ тмъ, кто содлаетъ намъ больше оскорбленій. Насъ повели по всему городу съ громкими криками и стукомъ, кто во что могъ, даже беременныя женщины и маленькіе ребятишки щипали насъ, выливали намъ на головы помои и всякую поганую нечистоту изъ оконъ и дверей, въ знакъ ненависти и презрнія къ имени христіанскому. Около солнечнаго заката насъ заперли въ подвалъ, который служитъ у нихъ тюрьмою, и въ немъ мы пробыли семнадцать дней, питаясь только малымъ количествомъ ячменной муки, да кореньями, которые намъ по-временамъ давали.

Почти у всхъ насъ были тяжкія и мучительныя раны. Безчеловчное обращеніе съ нами и отсутствіе всякаго медицинскаго пособія были причиною, что на семнадцатый день заточенія умерло двое изъ нашихъ, Нуно Дельгадо и Андре Боржесъ, оба люди хорошей фамиліи и крпкіе сложеніемъ: они были опасно ранены въ голову въ нсколькихъ мстахъ. Когда тюремщикъ узналъ о ихъ смерти, то сообщилъ объ этомъ гвазилу правосудія, что у нихъ въ род коррехидора: тотъ вошелъ въ нашу яму съ большою важностью, въ сопровожденіи множества своихъ подчиненныхъ и палачей, которымъ веллъ снять съ покойниковъ кандалы, привязать каждому за ноги веревку и вытащить на улицу, потомъ трупы нашихъ несчастливцевъ провлачили за ноги по всему городу, при большомъ стеченіи народа, при чемъ мальчишки швыряли въ нихъ каменьями, и наконецъ бросили въ море.

Вечеромъ слдующаго дня вывели насъ семерыхъ, оставшихся въ живыхъ, на площадь на продажу. Тамъ собрались вс жители, и продажа должна была начаться съ меня. Только-что глашатай прокричалъ мою цну, Кази-Мулана, пришедшій на площадь съ двнадцатью другими жрецами своей поганой секты, обратился къ Гередину-Софо, начальнику города, съ требованіемъ, чтобъ онъ препроводилъ насъ въ приношеніе меккскому храму, куда самъ онъ снова отправлялся на поклоненіе, онъ утверждалъ, что жители Моки обязаны сдлать такой подарокъ, иначе будетъ стыдно ихъ градоначальнику, который посылаетъ къ гробу пророка богомольцевъ съ пустыми руками, да кром того, кази будетъ невозможно явиться ни съ чмъ къ радж Дато-Мулан, правителю Медины. Градоначальникъ возразилъ на его доказательства, что онъ не иметъ права распоражаться чужимъ добромъ, а пусть Кази-Мулана обратится къ его зятю, Сулейману Драгуту, который завладлъ христіанскими невольниками и, вроятно, согласится пожертвовать этою частью добычи въ честь пророка. Кази отвчалъ ему на это: ‘Жители Моки, по грхамъ своимъ, нуждаются въ особенномъ милосердіи Божіемъ, а дла, касающіяся Его, и приношенія во имя Его не должны переходить черезъ много рукъ. Ты, Герединъ-Софо, повелитель этого города и собравшихся здсь на площади жителей, а потому теб нечего спрашивать чьего бы то ни было позволенія, когда предстоитъ дло столь справедливое, святое и столь пріятное Богу и пророку его Мухаммеду, ибо одна только воля пророка доставила воинамъ зятя твоего побду и добычу, а вовсе не ихъ сила и храбрость.’

Услышавъ эти слова, капитанъ одного изъ трехъ гальйотовъ, янычаръ Ходжа-Джейналь, уважаемый здсь всми за свою храбрость и прямодушіе, пришелъ въ негодованіе отъ такого неуважительнаго отзыва Кази-Муланы о воинахъ, овладвшихъ нами. ‘Лучше было бы для спасенія вашихъ душъ’ сказалъ онъ ему: ‘еслибъ вы, духовные, длились съ бдными воинами частью вашего собственнаго имущества, вмсто того, чтобъ словами лести и лицемрія стараться отнять у нихъ то, что имъ слдуетъ. Вс вы постоянно такъ поступаете, а если ты не хочешь явиться въ Мекку съ пустыми руками, потому-что подарки меккскимъ кази принесутъ выгоду теб одному, то почему ты не сдлаешь ихъ изъ наслдія, оставленнаго теб отцомъ твоимъ? это будетъ богоугодне, чмъ дарить невольниковъ, которыхъ пріобртеніе стоило жизни многимъ храбрымъ людямъ. На твоей одежд я еще не видалъ крови ни твоей, ни вражьей, а у меня и у моихъ бдныхъ воиновъ кабайи были достаточно окрашены и своею и чужою кровью.’ Такой отвтъ вывелъ Кази-Мулану изъ себя, взбшенный до чрезмрности, онъ заговорилъ такъ надменно и неосторожно, что сильно оскорбилъ капитана Джейналя и всхъ турецкихъ и мавританскихъ воиновъ, которые собрались на площади: вс они съ громкимъ крикомъ напали на партизановъ Кази-Муланы, на подпору которыхъ онъ надялся, — иначе онъ бы не смлъ говорить такъ дерзко. Долго разсказывать подробности этой драки, которая кипла до ночи и дошла до такого ожесточенія, что самъ Герединъ-Софо, не смотря на свою власть, не могъ остановить ее: кончилось тмъ, что на площади осталось человкъ шестьсотъ убитыхъ съ обихъ сторонъ, полгорода было разграблено, домъ Кази-Муланы срытъ до основанія, а самъ онъ, разрубленный на-четверо, брошенъ въ море вмст съ семью женами и девятью сыновьями, даже родственникамъ его не было пощады: врядъ-ли кто уцллъ изъ нихъ.

Мы, семеро Португальцевъ, стояли въ это время на площади для продажи, какъ я уже сказалъ. Видя, что единственное спасеніе наше было спрятаться въ тюрьму, изъ которой насъ вывели, мы бросились туда опрометью и были очень-благодарны тюремщику, когда онъ заперъ за нами затворы.

Возмущеніе было усмирено Сулейманомъ Драгутомъ, которому поручилъ это дло Герединъ-Софо, лежавшій въ постели: онъ лишился руки, бросившись въ средину счи, чтобъ разнять бившихся. Дня черезъ три, когда все уже успокоилось, насъ снова вывели на продажу вмст съ остальною добычей, доставшеюся съ нашихъ фустъ, которую разложили тутъ же на площади. Я былъ несчастливе всхъ своихъ товарищей, потому-что меня купилъ Грекъ-ренегатъ, котораго я буду проклинать до конца своей жизни: я былъ его невольникомъ три мсяца, и онъ обращался со мною такъ жестокосердо, что я семь или восемь разъ приходилъ въ искушеніе отравить себя ядомъ, чтобъ лишить этого безчеловчнаго изверга денегъ, которыя онъ заплатилъ за меня. Черезъ три мсяца, Господу угодно было, чтобъ нечестивый ренегатъ побоялся потерять меня даромъ, что ему предсказывали сосди, видя, какъ я изнуренъ, а потому онъ поспшилъ сбыть меня одному Жиду, Аврааму Мус, съ котораго онъ взялъ за меня финиковъ цною на двнадцать мильрейсовъ. Жидъ этотъ отправлялся съ караваномъ въ Персію черезъ Ормузъ, гд онъ представилъ меня дону-Фернандо да-Лима, коменданту крпости, которую мы тамъ имли, и доктору Перо Фернандезу, генерал-аудитору Индіи, находившемуся въ Ормуз по порученію губернатора Нуно да-Кунья. Оба они, собравъ добровольныя приношенія съ Португальцевъ и положивъ немало своихъ денегъ, составили сумму въ двсти пардаовъ {Пардао, старинная индійская монета. Прим. перев.}, за которую выкупили меня у Жида, оставшагося весьма-довольнымъ такимъ непомрнымъ барышомъ.

IV.

Прошло шестнадцать дней посл прибытія моего въ Ормузъ и окончаніе моей тяжкой неволи. Я ршился отправиться въ Индію съ капитаномъ Жорже Фернандезомъ Табордой, который везъ на своемъ судн лошадей въ Гоа. Черезъ семнадцать дней благополучнаго плаванія, при попутномъ муссон, пришли мы на видъ крпости Діу. Приближаясь къ берегу, съ которымъ намъ хотлось имть сообщеніе для узнанія новостей, мы ночью были удивлены множествомъ огней, горвшихъ вдоль берега, по-временамъ раздавались тамъ выстрлы артиллеріи. ломая себ головы, стараясь объяснить что бы это значило, мы держались весь остатокъ ночи подъ малыми парусами. Когда совершенно разсвло, мы ясно разсмотрли, что вся крпость была окружена судами съ латинскими парусами.

Такое неожиданное зрлище совершенно сбило насъ съ толка. Мннія у насъ были различны: кто полагалъ, что это долженъ быть губернаторъ, прибывшій недавно изъ Гоа, чтобъ воздать погребальныя почести султану Бандуру камбойскому, котораго онъ считалъ умершимъ, другіе утверждали съ увренностью и бились объ закладъ, что то былъ инфантъ донъ-Луисъ, братъ короля дона-Іоанна III, и что суда съ латинскими парусами были каравеллы, на которыхъ онъ пришелъ изъ Португаліи, ибо во всей Индіи ожидали его прізда. Нкоторые говорили, что это фусты Саморима, государя каликутскаго, другіе, что это Турки, и каждый подтверждалъ свое мнніе боле или мене ясными доказательствами.

Пока мы такъ разсуждали, не зная на что ршиться, изъ среды бывшихъ у берега судовъ отдлилось пять большихъ галеръ, гротъ каждой былъ раскрашенъ на четверо зеленою и красною красками, на мачтахъ разввались пребольшіе шелковые флаги, которыхъ концы висли чуть не до воды. Галеры эти направились прямо на насъ, съ очевиднымъ намреніемъ окружить насъ. Тогда мы тотчасъ же поняли, что имемъ дло съ Турками, а потому со всевозможною поспшностью поставили вс паруса, чтобъ уйдти отъ бды. Непріятели гнались за нами почти до ночи, но Господу угодно было допустить насъ уйдти, и Турки, видя, что погоня ихъ безполезна, воротились къ своимъ.

Судно наше, весьма-счастливое тмъ, что избжало тяжкаго плна, прибыло черезъ два дня въ Чауль. Капитанъ и пришедшіе съ нами купцы тотчасъ же отправились къ коменданту нашей крпости и разсказали ему что съ нами случилось. Онъ отвчалъ, что они имютъ самую основательную причину благодарить Бога, ибо Онъ избавилъ ихъ отъ бды, что Антоніо да-Сильвейра окруженъ въ Діу многочисленнымъ турецкимъ флотомъ, подъ начальствомъ Сулеймана-паши, намстника каирскаго, и что виднныя нами суда были пятьдесятъ-восемь галеръ со множествомъ артиллеріи, воинскихъ запасовъ и всякаго оружія, а кром галеръ тутъ еще восемь грузовыхъ судовъ, на которыхъ привезены Турки въ запасъ, чтобъ, въ случа нужды, было кмъ замстить умершихъ или убитыхъ.

На другой же день мы снялись и продолжали идти къ Гоа. Когда мы находились противъ устья рки, Карапатана, вамъ попался Фернанъ де-Мораисъ, начальникъ трехъ фустъ, который, по порученію вице-короля, дона-Гарсіи де-Норонья, шелъ въ Дабулъ, чтобъ попытаться взять или сжечь турецкое судно, отряженное туда пашою и запасавшееся разными припасами. Когда мы сблизились, Фернанъ де-Морансъ потребовалъ, чтобъ нашъ капитанъ отдалъ ему, изъ двадцати человкъ своихъ людей, пятнадцать, ибо онъ очень нуждался въ людяхъ по причин поспшности, съ которою вицерой отправилъ его. Разумется, что нашъ капитанъ, вовсе нежелавшій оставаться безъ людей, сильно противился такому требованію, наконецъ, посл долгихъ споровъ и переговоровъ, ршено было дать Мораису, вмсто требуемыхъ пятнадцати человкъ, двнадцать, въ числ которыхъ былъ и я.

Фуста наша пошла въ Гоа, а Фернанъ де-Мораисъ съ тремя своими взялъ курсъ къ порту Дабулу, куда мы пришли на слдующее утро въ девять часовъ. Тамъ, посреди залива, стояла на якор нагруженная хлопчатою бумагою и перцомъ малабарская лодка. Мы тотчасъ же овладли ею, подвергли пытк капитана и лоцмана, и они высказали, что дйствительно, за нсколько дней, сюда приходило одно изъ судовъ паши за разными припасами, что на немъ былъ посланникъ, привезшій Гидалькану весьма-богатуго кабайю, которую тотъ, однако, не хотлъ принять, ибо подобные подарки, по мавританскому обычаю, посылаются только отъ государей васалланъ, наконецъ, что посл этой неудачи, турецкое судно ушло отсюда ни съ чмъ. Гидальканъ же отвчалъ на предложенія паши, сдланныя именемъ самого турецкаго султана, что онъ предпочитаетъ дружбу португальскаго короля, хотя тотъ и отнялъ у него Гоа, дружб Турка, не смотря на общаніе его возвратить Гоа. Судно турецкое ушло только два дня тому назадъ, и капитанъ его, Сиди-Али, объявилъ Гидалькану войну, поклявшись, что когда крпость Діу будетъ взята (чего слдовало ожидать дней черезъ восемь), то Гидальканъ лишится и жизни о царства: тогда онъ убдится въ безполезности союза съ Португальцами.

Видя, что тутъ нечего длать, Фернанъ де-Мораисъ ршился идти въ Гоа, чтобъ отдать обо всемъ отчетъ вицерою. Мы прибыли туда черезъ двое сутокъ и нашли на рейд Гонзалло Васъ-Коутиньйо, который отправлялся въ Оноръ, чтобъ вытребовать отъ правительницы той земли одну изъ галеръ Сулеймана, задержанную тамъ противными втрами.

Капитанъ одной изъ этихъ фустъ быль мой хорошій знакомый. Видя въ какой я нищет и желая дать мн случай поправиться, онъ предложилъ мн идти съ нимъ, съ тмъ, что онъ мн на первый случай выдастъ пять крузадовъ. Я согласился съ большою радостью, въ надежд, что Господь откроетъ мн дорогу лучше той, по которой я до-сихъ-поръ шелъ такъ неудачно. Солдаты его фусты снабдили меня платьемъ и оружіемъ, въ чемъ я сильно нуждался, и я вскор былъ снаряженъ не хуже любаго изъ нихъ.

На слдующее утро, въ субботу, мы снялись съ якоря и въ понедльникъ очутились въ порт Онор, куда вошли, стрляя изъ пушекъ, обрасопивъ реи по-военному и при оглушительномъ шум трубъ, бубновъ и барабановъ, для того, чтобъ показать береговымъ жителямъ, какъ мало мы боимся Турковъ.

Лишь-только флотилія наша стала на якорь и отсалютовала порту, начальникъ нашъ, Гонзалло Васъ-Коутиньйо послалъ тотчасъ же къ правительниц письмо вицероя съ нкоимъ Бенто Бастаньйо, человкомъ умнымъ и сметливымъ. Онъ веллъ объявить ей цль нашего прихода и спросить ее, какимъ образомъ она, будучи столько времени въ дружб съ Португальцами, принимаетъ въ своемъ порт Турковъ, нашихъ смертельныхъ враговъ? Правительница отвчала на это, что она отъ души намъ рада, ибо никогда не раскаявалась въ дружб своей съ португальскимъ королемъ и его намстниками, она брала въ свидтели Бога, что Турки пришли совершенно противъ ея желанія, и такъ-какъ у нашего начальника достаточно силъ для ихъ изгнанія, то она готова содйствовать ему всми средствами. Сама же она такъ слаба, что не можетъ сразиться съ такимъ непріятелемъ, котораго пораженіе обрадуетъ ее столько же, какъ еслибъ государь Нарсинги, ея верховный повелитель, посадилъ ее за столъ съ сроею женою.

Очень-довольный такимъ неожиданнымъ результатомъ посольства Кастаньйо, Гонзалло Васъ-Коутиньно принялся развдывать на счетъ Турковъ, гд они, что длаютъ, какія имютъ намренія. Сообразивъ вс извстія, собранныя отъ мстныхъ жителей, капитаны наши ршили, что для чести флага королевскаго должно напасть на турецкую галеру и взять ее, если же это не удастся, то употребить вс усилія, чтобъ ее сжечь, въ полной увренности, что Господь, за славу котораго мы будемъ сражаться, поможетъ намъ одолть нечестивыхъ враговъ Его святой вры.

Взявъ отъ всхъ насъ клятвенное общаніе содйствовать этому плану, сколько у каждаго станетъ силъ, начальникъ нашей флотиліи приказалъ судамъ подняться вверхъ по рк на разстояніе двухъ фалконетныхъ выстрловъ. Прежде, чмъ мы бросили якорь, подъхала къ фуст главнаго капитана лодка, съ которой вышелъ къ нему какой-то браминъ, говорившій очень-хорошо по-португальски. Ему поручила правительница убдительнйше просить насъ не нападать на Турковъ, ибо она узнала черезъ своихъ шпіоновъ, что непріятели наши многочисленны и сильно укрпились за палисадомъ во рву, куда они поставили свою галеру. Браминъ уврялъ, что, по его мннію, нужно гораздо-боле силы для одоленія Турковъ, чмъ сколько было у насъ, онъ призывалъ въ свидтели Бога, что если насъ побдятъ, то правительница будетъ поражена сильнйшею горестью, а земл ея предстоятъ величайшія бдствія. Гонзалло Басъ отвчалъ на это словами благоразумными и учтивыми, онъ сказалъ, что цалуетъ руки правительницы за ея участіе и добрые совты, что же касается до Турковъ, то онъ твердо ршился не оставлять своего прежняго намренія, ибо Португальцы не имютъ привычки отказываться отъ боя, судя по тому много или мло враговъ. Видя убжденія свои напрасными, браминъ ршился распроститься съ главнымъ капитаномъ, подарившимъ ему на прощаніи кусокъ зеленой шелковой матеріи, которымъ тотъ остался весьма-доволенъ.

Отпустивъ брамина, Гонзалло Васъ-Коутиньйо ршился напасть на Турковъ. Онъ развдалъ черезъ посланныхъ имъ лазутчиковъ, что Турки приготовились къ оборон и что въ прошлую ночь, какъ ему сказывали, съ согласія правительницы, ввели галеру свою въ ровъ, сдлавъ передъ нею высокую насыпь, на которую поставили двадцать-шесть орудій. Онъ тотчасъ же веллъ высадить на берегъ восемьдесятъ человкъ на разстояніи выстрла изъ пищали отъ непріятеля, а сто человкъ на фустахъ на всякій случай. Выстроивъ насъ на берегу въ боевой порядокъ, онъ самъ повелъ насъ на непріятеля, который, видя нашу ршимость, мужественно вышелъ къ намъ на встрчу шаговъ на тридцать отъ своего окопа. Мы сошлись, и битва завязалась съ такою яростью, что меньше чмъ въ два credo легло на мст сорокъ-пять человкъ съ обихъ сторонъ, изъ числа которыхъ нашихъ было восемь, а остальные все Турки. Мы ударили на противниковъ еще разъ, и Господу угодно бы по, чтобъ они дали тылъ и побжали въ большомъ безпорядк, какъ-будто окончательно-разбитые, видя это, наши устремились за ними и гнали ихъ до самаго окопа, но тамъ непріятель снова обратился на васъ и пошла такая тсная свалка, что нельзя было ни рубить, ни колоть, и сражающіеся наносили другъ другу Эфесами раны въ лицо.

Въ это время подошли наши фусты, гребшія изо всхъ силъ вдоль берега,он съ громкимъ крикомъ дали по непріятелю залпъ изъ всхъ своихъ орудій, которыми сряду свалили въ числ прочихъ человкъ двнадцать янычаровъ, отличавшихся отъ остальныхъ высокими зелеными бархатными шапками — что у Турковъ означаетъ родъ дворянства. Видя ихъ смерть, непріятели наши упали духомъ и покинули поле сраженія. Гонзалло Васъ-Коутиньйо тотчасъ же ршился зажечь галеру и веллъ бросить въ нее пять пороховыхъ ящиковъ, но лишь-только огонь началъ на ней распространяться, Турки смло бросились гасить его и успли сдлать это въ самое короткое время. Замтивъ между тмъ, что наши входятъ во внутрь окопа, они навели на насъ большое орудіе, заряженное камнями, выстрломъ изъ него убило шестерыхъ нашихъ, въ числ которыхъ былъ и сынъ главнаго капитана, и ранило человкъ пятнадцать или шестнадцать, чмъ мы были не мало озадачены.

Видя какой вредъ они намъ нанесли, Турки испустили громкій побдный крикъ во славу Мухаммеда, тогда нашъ главный капитанъ, для ободренія своихъ, сказалъ: ‘О, господа христіане! эти собаки взываютъ къ діаволу, чтобъ онъ имъ помогъ, обратимся же мы къ Господу Іисусу Христу и Онъ не оставитъ насъ!’ Сказавъ это, онъ снова повелъ насъ на непріятеля, который опять далъ тылъ и бросился на галеру съ намреніемъ укрпиться на ней. Наши между-тмъ продолжали входить въ окопъ, когда почти вс туда вошли, Турки зажгли мину, которая у нихъ была приготовлена у самаго входа въ ихъ укрпленіе. Отъ взрыва погибло въ одно мгновеніе шесть Португальцевъ и восемь невольниковъ, кром того, что многихъ опалило, и сдлался такой дымъ, что мы не могли видть другъ друга. Гонзалло Васъ, опасаясь другихъ подкоповъ, которые могли бы причинить намъ еще важнйшія потери, ршился приказать отступить къ берегу рки, что мы исполнили въ добромъ порядк, неся мертвыхъ и больныхъ въ середин прочихъ. Потомъ мы сли на фусты и возвратились на веслахъ къ заливчику, въ которомъ наканун стояли на якор, тамъ мы свезли на берегъ убитыхъ и похоронили ихъ съ горестью и слезами, а потомъ приложили всевозможныя старанія къ излеченію раненныхъ и опаленныхъ, которыхъ было не малое число.

Въ тотъ же день, столь-горестный для нашихъ, Гонзалло Васъ-Коутиньйо вслдъ сдлать перекличку людямъ, чтобъ знать, чего намъ стоило нападеніе на Турковъ. Оказалось, что изъ восьмидесяти португальскихъ солдатъ было пятнадцать убитыхъ и пятьдесятъ-четыре раненныхъ, изъ которыхъ девятеро остались навсегда калками. Остальную часть дня и всю ночь мы провели въ трудахъ и были крпко на сторож.

На другое утро правительница прислала въ подарокъ нашему главному капитану множество куръ, цыплятъ и яицъ, онъ не хотлъ принять ничего, а напротивъ, обнаружилъ противъ нея сильное негодованіе, которое выразилось, можетъ-быть, боле-рзкими словами, чмъ бы слдовало. Онъ говорилъ, что вицерой скоро узнаетъ какова его союзница и какими услугами онъ ей обязанъ, для того, чтобъ отплатить за все во-время, а чтобъ она не сомнвалась въ истин его словъ, то онъ оставляетъ ей въ залогъ своего убитаго сына и трупы тхъ, которые лишились жизни отъ ея измнническаго содйствія Туркамъ, вмст съ тмъ онъ приказалъ благодарить ее за подарокъ, которымъ она хотла прикрыть свои недостойные поступки.

Посланный правительницы возвратился къ ней съ отвтомъ главнаго капитана, разсказалъ, въ какомъ онъ гнв, и просилъ ее, если она не хочетъ накликать себ большихъ бдъ, употребить вс усилія для примиренія съ Португальцами. Посовтовавшись съ своими, она отправила къ Гонзалло Васъ-Коутиньйо одного почтеннаго старца-брамина, родственника своего, онъ былъ хорошо принятъ главнымъ капитаномъ, и, посл привтственныхъ церемоній, сказалъ ему: ‘если позволишь мн говорить, могущественный военачальникъ, то я передамъ теб слова государыни, повелительницы здшней страны, съ которыми я отъ нея пришелъ’. Главный капитанъ отвчалъ ему, что особы посланниковъ везд неприкосновенны, и что они имютъ полную свободу высказывать все, что имъ поручено. Браминъ поблагодарилъ его и сказалъ: передать теб какъ велико было огорченіе моей государыни, когда она услышала о смерти твоего сына и прочихъ Португальцевъ, погибшихъ вчера, я не въ силахъ. Клянусь теб ея жизнью и браминскою врою, въ которой я взросъ и умру, что она была столько же поражена горестью при всти о твоемъ несчастій, какъ еслибъ ее сегодня же заставили сть мясо коровы въ главныхъ воротахъ пагоды, въ которой погребенъ отецъ ея. Суди по этому, какъ близко она принимаетъ къ сердцу твою неудачу. Но такъ-какъ она не въ силахъ помочь этой бд столько, сколько бы желала, то она проситъ тебя не нарушать, а утвердить союзъ, которымъ удостоили ее прежніе португальскіе губернаторы, ибо она знаетъ, что ты имешь на то полномочіе отъ своего вицероя. Она даетъ теб слово, что тотчасъ же велитъ сжечь галеру, а Туркамъ выйдти изъ предловъ ея земли, ты самъ знаешь, она не такъ могущественна, чтобъ сдлать больше этого и проситъ у тебя только четыре дня срока для исполненія своего общанія.

Главный капитанъ, видя важность дла, согласился на предложеніе брамина. Союзъ былъ снова скрпленъ клятвеннымъ общаніемъ съ обихъ сторонъ, со всми обычными у этихъ язычниковъ церемоніями. Правительница тотчасъ же принялась изъискивать способы, чтобъ сдержать свое слово, но Гонзалло Васъ-Коутиньйо, не ршаясь дождаться назначеннаго четырехъ-дневнаго срока, по причин множества раненныхъ на нашей флотиліи, въ тотъ же вечеръ снялся съ якоря. Онъ оставилъ въ Онор одного повреннаго, Жорже Ногуейру, чтобъ онъ доносилъ вицерою обо всемъ, что здсь будетъ сдлано: объ этомъ его просила сама правительница.

VI.

Главный капитанъ Гонзалло Васъ-Коутиньйо привелъ на другой же день флотилію свою въ Гоа, гд былъ хорошо принятъ вицероемъ, которому отдалъ отчетъ обо всемъ случившемся при нападеніи на турецкую галеру и о договор своемъ съ правительницею Онора.

Прошло двадцать-три дня посл прибытія нашего сюда, и въ-продолженіе этого времени я выздоровлъ отъ двухъ ранъ, полученныхъ мною въ послднемъ сраженіи съ Турками. Не имя никакихъ средствъ къ пропитанію, я пошелъ, по совту одного знакомаго мн Монаха, предложить себя на службу одному весьма-уважаемому дворянину, Перо-де-Фаріа, онъ былъ назначенъ губернаторомъ въ Малакку и угощалъ у себя всхъ, кто только хотлъ пользоваться его столомъ. Онъ принялъ меня къ себ и общалъ свою полную благосклонность, лишь-только вступитъ въ управленіе Малаккой, куда долженъ былъ отправиться посл экспедиціи, въ которую онъ собирался вмст съ вицероемъ и въ которой предложилъ участвовать и мн.

Въ то время вицерой донъ-Гарсіа деНоронья готовилъ сильный флотъ, чтобъ идти на выручку крпости Діу, сильно страдавшей отъ осады, въ которой ее держали Турки. Флотъ вицероя состоялъ изъ двухъ-сотъ двадцатипяти судовъ, изъ которыхъ восемьдесятъ-три были большаго ранга, т. е. галліоны и каравеллы, а остальныя галеры, бригантины, Фусты и т. п. Вбііска должно было набраться десять тысячь человкъ, да кром того, для управленія судами, матросовъ и галерныхъ невольниковъ тысячь тридцать. Паша, однако, имлъ объ этомъ вооруженіи подробныя свднія отъ пограничныхъ нашимъ владніямъ языческихъ и мавританскихъ государей, державшихъ въ Гоа лазутчиковъ и тайныхъ агентовъ.

14-го ноября 1538, когда все было готово, вицерой переслъ на флотъ. Прошло еще дней пять, пока забирали съ берега людей. Тогда пришла къ вамъ изъ Діу фуста съ письмами отъ тамошняго губернатора Антоніо де-Сильвейра, который извщалъ вицероя, что осада свята и Турки ушли — это значительно опечалило всхъ, бывшихъ на флот, ибо вс сгарали отъ нетерпнія сразиться съ вчными врагами нашей святой вры. Простоявъ на якор еще пять дней, вицерой снялся съ гоаскаго рейда 6 декабря и черезъ четверо сутокъ пути прибылъ съ флотомъ въ Чауль, гд простоялъ трое сутокъ для снабженія нашей крпости разными припасами, а оттуда пошелъ въ Діу. На середин Камбойскаго-Залива налетлъ на насъ такой шквалъ, что разбросало весь флотъ и погибло девять судовъ разной величины. Вицерой долженъ былъ употребить больше мсяца на исправленіе сильныхъ поврежденій своихъ судовъ и сборъ тхъ, которыхъ буря раскидала на большое пространство, такъ-что мы прибыли въ Діу не раньше 16-го января 1539.

Тамъ мы нашли большую часть крпости почти срытою до земли турецкими ядрами и не могли надивиться, какимъ чудомъ наши храбрые земляки удержались въ ней. Вицерой распредлилъ, какую часть крпости исправить каждому изъ главныхъ капитановъ флота, и далъ Перо де-Фаріи, имвшему подъ своимъ начальствомъ больше людей, приморскій бастіонъ и земляной валъ, выведенный на прибережь. Насъ было триста солдатъ и мы сдлали свое дло въ двадцать-шесть дней такъ хорошо, что привели свою часть въ лучшее положеніе, чмъ она была передъ осадой.

14-го марта Перо де-Фаріа отдлился от,ъ Флота съ своими судами, чтобъ идти на губернаторство въ Малакку. Сперва мы зашли въ Гоа, гд, по распоряженію вицероя, насъ снабдили всмъ нужнымъ, а лотомъ, 13 апрля, съ эскадрою, состоявшею изъ восьми большихъ судовъ, четырехъ фустъ и одной галеры, на которыхъ было размщено шестьсотъ человкъ, мы пришли съ попутнымъ муссономъ въ Малакку, 5 іюня 1539 года.

VII.

Въ Малакк былъ въ то время губернаторомъ донъ-Эстеванъ ла-Гама, которому Перо де-Фаріа пришелъ на смну. Пограничные туземные государи отправили къ нему пословъ для поздравленія съ губернаторствомъ и съ изъявленіями желаніи сохраненія мира и дружбы съ португальскимъ королемъ. Въ числ ихъ былъ также посолъ короля батаскаго, котораго злоднія находятся на остров Суматр, со стороны Океана — томъ самомъ, который считался въ Европ золотымъ островомъ и который король Іоаннъ III нсколько разъ приказывалъ открыть капитанамъ, отправлявшимся въ Индію.

Посланникъ этотъ былъ зять батаскаго короля и назывался Акваремъ Даболай. Онъ привезъ богатые подарки, состоявшіе изъ кусковъ драгоцнныхъ и благовонныхъ деревьевъ, и пяти квинталовъ лучшаго бонинскаго ладана. Въ граммат его, написанной на пальмовомъ лист, было сказано:

‘Желая больше всхъ смертныхъ служить внчанному льву, возсдающему на грозномъ престол водъ морскихъ, въ зачатіи втровъ, могучему королю португальскому, твоему и моему повелителю, у котораго ты, Перо де-Фаріа, стальная колонна его силыfl, Анджессири, тиморраджа и царь батаскій, вновь клянусь быть вчнымъ и непоколебимымъ другомъ и союзникомъ великаго короля, со всею любовью и преданностью, какихъ должно ожидать отъ врнаго подданнаго и добраго васалла. Пусть земля моя обогащаетъ твоихъ соотечественниковъ золотомъ, перцомъ, канфорою, алоемъ, ладаномъ и всякимъ драгоцннымъ и пахучимъ деревомъ, для чего я прошу отъ тебя, знаменитый Перо де-Фаріа, листа съ твоею подписью, чтобъ суда моихъ подданныхъ могли плавать въ безопасности при всхъ втрахъ.

‘Общая теб вновь и навсегда дружбу и союзъ, прошу тебя снабдить меня изъ твоихъ несчетныхъ запасовъ орудіями, порохомъ и снарядами, въ которыхъ я очень нуждаюсь, для войны съ вроломнымъ государемъ Ачема, непримиримымъ врагомъ управляемой тобою Малакки. Клянусь, что, получивъ этотъ залогъ твоей дружбы, я не буду знать ни мира, ни отдыха, пока не отомщу кровью за смерть троихъ сыновей моихъ, умерщвленныхъ этимъ злодемъ въ городахъ Якур и Лингам, что разскажетъ теб въ подробности посолъ мой, братъ злополучной ихъ матери, родившей и вскормившей ихъ свое.-о грудью. Посылаю его къ теб съ увреніями въ моей неизмнной дружб и чтобъ онъ переговорилъ съ тобою обо всемъ, касающемся моего святаго дла и блага твоего народа.

‘Подписано въ Панажу, въ пятый день восьмой луны’.

Перо де-Фаріа принялъ этого посла какъ-нельзя-лучше, со всми обычными у нихъ церемоніями. Граммату его, написанную по-малайски, тотчасъ же перевели на португальскій языкъ, и посолъ объяснилъ Фаріи черезъ переводчика причину вражды между его государемъ и султаномъ ачемскимъ. Дло состояло въ томъ, что ачемскій государь требовалъ за нсколько времени тому назадъ отъ батаскаго, который былъ язычникъ, чтобъ тотъ.принялъ законъ Мухаммеда и женился на его сестр, разведшись напередъ съ своею женою, съ которою онъ уже прожилъ двадцать-шесть лтъ. Тиморраджа батаскій отказалъ ему на-отрзъ, и ачемскій тиранъ, подстрекаемый однимъ изъ своихъ казй, объявилъ войну. Каждый изъ враждующихъ усиливалъ свое войско, и между ними произошло сраженіе довольно-упорное, длившееся около трехъ часовъ. Ачемскій султанъ, видя, что побда склоняется на сторону тиморраджи, котораго воины убили у него много людей, отступилъ въ горы, гд былъ въ осад въ-продолженіе двадцати-трехъ дней. Такъ-какъ у него въ стан появились болзни, а у противника оказался недостатокъ въ продовольствіи, то они ршились примириться, съ тмъ, чтобъ ачемскій султанъ заплатилъ батаскому пять баронъ золота, что составитъ на нашу монету двнадцать тысячъ крузадовъ, въ вознагражденіе за военныя издержки. Тиморраджа, съ своей стороны, долженъ былъ женить, старшаго сына на сестр Ачемца, изъ-за которой произошелъ весь раздоръ. Договоръ этотъ удовлетворилъ об стороны, батаскій государь возвратился домой и тотчасъ же распустилъ свои войска.

Миръ, однако, продолжался не боле двухъ съ половиною мсяцевъ. Въ этотъ промежутокъ времени прибыли въ Ачемъ триста Турковъ изъ Меккскаго Пролива со множествомъ ящиковъ, наполненныхъ ружьями, порохомъ и всякимъ оружіемъ, да кром того они привезли нсколько мдныхъ пушекъ. Ачемскій султанъ, взявъ съ собою этихъ Турковъ и всхъ воиновъ, какіе у него случились подъ рукою, выступилъ подъ предлогомъ, будто хочетъ усмирить возмутившагося противъ него въ Пасем намстника, а самъ направился къ двумъ батаскимъ городамъ Якуру и Лингану, онъ нашелъ ихъ въ совершенно-беззащитномъ состояніи, въ-слдствіе недавно заключеннаго мира, почему и овладлъ ими безъ малйшаго труда, убивъ трехъ сыновей тиморраджи и человкъ семьсотъ оуробаллоніовъ или дворянъ, которые считаются тамъ лучшими воинами.

Тиморраджа, оскорбленный до крайности такою измной, поклялся надъ головою перваго идола своей языческой вры, который считается у нихъ богомъ правосудія, что онъ не возьметъ въ ротъ ни фруктовъ, ни соли, ни чего, чтобы то ни было, вкуснаго и пріятнаго, пока не отомститъ за смерть сыновей и пока не возьметъ обратно отнятаго у него. Если это не удастся, онъ ршился скоре умереть, чмъ отказаться отъ своего намренія.Чтобъ выполнить свой обтъ, тимoppaджа набралъ пятнадцать тысячь войска, какъ изъ своихъ подданныхъ, такъ и изъ чужеземцевъ, въ чемъ ему много помогли союзные съ нимъ владльцы, недовольствуясь этимъ, онъ обратился къ намъ, а Перо де-Фаріа видя, какую пользу такой союзъ принесетъ Португальцамъ, торгующимъ на Суматр, ршился помочь ему.

VIII.

Прочитавъ письмо батаскаго короля и переговоривъ съ посланникомъ, перо де-Фаріа приказалъ угощать и чествовать его наилучшимъ образомъ.

Черезъ семнадцать дней посл прибытія въ Малакку батаскаго посла, его отправили совершенно довольнаго успхомъ своего посольства, ибо ему надавали пороха, ракетъ, бомбъ огненныхъ и разнаго оружія больше, чмъ онъ просилъ. Онъ былъ такъ счастливъ, что плакалъ отъ радости, и однажды, стоя на церковной паперти, обратился съ воздтыми къ небу руками къ главной двери, какъ-будто обращаясь къ Богу, и сказалъ громко-. ‘Общаю теб именемъ моего государя, могучій владыко, сдящій на престол твоихъ сокровищъ, который составляютъ духи творенія твоей воли, что если ты поможешь намъ побдить ачемскаго тирана и возвратить отнятое имъ измною и вроломствомъ, то вс мы признаемъ съ благодарностью и благоговніемъ португальскій законъ твоей святой истины. Мы выстроимъ теб на земл нашей чистые домы, наполнимъ ихъ благовоніемъ и будемъ теб поклоняться съ воздтыми къ небу руками, такъ какъ поклоняются теб всегда въ великой земл португальской. Общаю теб также торжественно и съ полною врою, что государь мой никогда не признаетъ надъ собою другаго повелителя, кром покровительствуемаго тобою португальскаго короля’.

Произнеся эти слова, онъ слъ въ ланчару {Lanchara — не большое парусное судно, которое ходитъ также на веслахъ.}, на которой пришелъ въ Малакку, и отвалилъ отъ берега. Десять или двнадцать нашихъ легкихъ галеръ проводили его до острова Упе, находящагося въ полумили отъ города, и тамъ его встртилъ малаккскій беидара или главный судья Мавровъ, которому Перо де-Фаріа поручилъ принять его. Тотъ угостилъ его пиршествомъ по своему обычаю, при звук трубъ, литавровъ, барабановъ и португальской музыки, нарочно туда посланной, состоявшей изъ арфъ, флейтъ и скрипокъ, такъ-что посолъ положилъ себ палецъ въ ротъ, что у нихъ означаетъ величайшее удивленіе.

Дней черезъ двадцать посл отъзда посла, Перо де-Фаріа, желая воспользоваться выгодами, которыя можно было пріобрсть, по словамъ многихъ Мавровъ, отъ посылки въ батаское государство индійскихъ товаровъ и привоза оттуда тамошнихъ произведеніи, снарядилъ небольшое судно изъ тхъ, которыя Малайцы называютъ журунага — нчто въ род малой каравеллы. Опасаясь положить на это большой капиталъ, онъ отправилъ на первый случай товаровъ на десять тысячъ крузадовъ и поручилъ доставку и продажу ихъ одному Мавру изъ урожденцевъ малаккскихъ, Онъ потребовалъ меня къ себ и спросилъ, не желаю ли и я идти вмст съ Мавромъ, чтобъ постить отъ имени Фаріи батаскаго государя и сопутствовать ему противъ Ачемца, а потомъ доставить ему врныя свднія о стран и о томъ, дйствительно ли тамъ столько золота, сколько сказывали, ибо онъ намревался написать обо всемъ этомъ вицерою и довести до свднія самого короля. Сказать правду, мн не очень хотлось отправиться по этому приглашенію: мн предстояло хать въ страну неизвстную, жить между народомъ вроломнымъ, да кром того все мое имущество не превышало ста крузадовъ, которыхъ я боялся лишиться, ибо я не очень надялся употребить ихъ тамъ съ выгодою, но длать было нечего — я ршился сопровождать Мавра на Суматру.

Мы переправились черезъ Малаккскій-Проливъ и шли къ сверо-западу вдоль острова Суматры до рчки, называемой Гикандуре, потомъ, черезъ пять дней, вошли въ прекрасный заливъ, откуда переправились берегомъ на другую сторону острова, омываемую Океаномъ. Тамъ мы достали лодку, и, проплывъ вдоль берега еще четверо сутокъ, вошли въ рчку Гуатенгинъ, по которой поднялись вверхъ лигъ на семь. По обоимъ берегамъ ея растутъ удивительные лса, и мы ни дли между деревьями несчетное множество змй и наскомыхъ такихъ чудныхъ цвтовъ и Формъ, что если описывать все это, то люди, повидавшіе свта, по всегдашнему ихъ обычаю не врить тмъ, кто видлъ больше ихъ, безъ сомннія сочли бы такой разсказъ баснею. Въ рчк, которая вовсе не широка, водится множество огромныхъ ящерицъ {Т. е. крокодиловъ, какъ должно полагать. Прим. перевод.}, величиною съ порядочный челнокъ, спина у нихъ покрыта толстою чешуею, ротъ преогромный, и он такъ смлы, что, по словамъ туземцевъ, нападаютъ на челноки, если на нихъ не боле трехъ или четырехъ человкъ, опрокидываютъ ихъ сильными ударами хвоста и съдаютъ людей цликомъ. Еще мы видли страннаго рода животныхъ, которыхъ туземцы называютъ какессейтангами {Судя по описанію, это такъ-называемые драконы, которые водятся на Суматр, Яв, Борнео и другихъ большихъ островахъ Восточнаго-Архипелага.}, величиною съ большую утку и совершенно-черныхъ, бока у нихъ покрыты чешуею, а на спин торчатъ колючки длиною съ писчее перо, шея похожа на зминую, крылья какъ у летучей мыши, на голов рогъ, похожій на птушьи шпоры, а хвостъ длинный съ черными и зелеными поперечными полосами, какъ у здшнихъ ящерицъ. Полетъ этихъ животныхъ походитъ на прыжки, они гоняются по вершинамъ деревьевъ за птичками и наскомыми, которыми питаются. Видли мы также множество змй съ капюшонами (cobra capella), претолстыхъ и пребольшихъ, которыя такъ ядовиты, что если слюна ихъ коснется какого-нибудь животнаго или если он ужалятъ человка, то смерть неминуема и нтъ ни спасенія, ни противоядія. Кром ихъ тутъ водятся въ большомъ изобиліи другія зми, безъ капюшоновъ И не столь ядовитыя, но гораздо-толще и больше тхъ, такъ что голова ихъ не меньше телячьей {Вроятно боа-констрикторы.}, он держатся хвостомъ за толстые сучья деревьевъ, которыми здсь покрыта вся земля, а голову опускаютъ внизъ и прислушиваются при наступленіи ночи, не пройдетъ ли быкъ, или свинья, или теленокъ, тогда он хватаютъ свою добычу зубами и удавливаютъ въ своихъ кольцахъ, такъ-что никакое животное не можетъ отъ нихъ урваться. На деревьяхъ здшнихъ видли мы также несмтное множество обезьянъ пестрыхъ и черныхъ, разныхъ величинъ: негры боятся ихъ больше другихъ животныхъ, потому-что большія обезьяны очень-смлы, сильны и сердиты.

Поднявшись по этой рк лигъ на семь или на восемь вверхъ, мы достигли небольшаго селенія, отстоящаго на четверть лиги отъ города Панажу, гд тиморраджа батаскій длалъ свои приготовленія и сборы для войны съ Ачемомъ. Узнавъ о письм и подарк, которые я привезъ ему отъ губернатора Малакки, онъ выслалъ ко мн на встрчу своего шабандара, или главнокомандующаго флотомъ, и тотъ пріхалъ за мною съ пятью ланчарами и двнадцатью маленькими галерами, я переслъ на его ланчару при оглушительномъ шум барабановъ, колоколовъ и привтственныхъ криковъ, и пріхалъ на берегъ, гд меня принялъ губернаторъ города, ждавшій на пристани со множествомъ оуробаллонговs и амбораджей, которые здсь первые вельможи. Вс они, однако, не взирая на свою знатность, были очень-бдно одты, изъ чего я заключилъ, что батаское государство вовсе не такъ богато, какъ воображали въ Малакк.

Прошедъ первый дворъ королевскаго дворца, я увидлъ у первой двери втораго двора женщину пожилыхъ лтъ, окруженную вельможами, еще боле знатными и гораздо-лучше одтыми, чмъ т, которые меня сопровождали. Старуха сдлала мн рукою знакъ, чтобъ я вошелъ, и сказала мн съ видомъ важнымъ и строгимъ: ‘Прибытіе твое, пришелецъ, изъ Малакки, на землю моего супруга и государя для ‘него столько же радостно, какъ въ засуху дождь для нашихъ полей, войди, не опасаясь ничего, ибо вс мы, по благости Бога, сдлались тми же, что и вы, и также надемся на него ‘до послдняго издыханія свта’. Вступивъ въ покой короля, я привтствовалъ его троекратнымъ преклоненіемъ колна и вручилъ ему письмо и подарокъ малаккскаго губернатора, чмъ онъ остался весьма-доволенъ и спросилъ меня, для какой цли я пріхалъ. Я отвчалъ, сообразно даннымъ мн наставленіямъ, что присланъ служить его высочеству въ предстоящемъ ему поход и увидть собственными глазами городъ Ачемъ и его укрпленія, а также узнать, какъ глубока тамъ рка, для соображенія, могутъ ли входить въ нее большія суда и галліоны, ибо губернаторъ Малакки ршился помогать всми силами его высочеству тиморрадж противъ ачемскаго тирана.

Бдный тиморраджа былъ такъ обрадованъ моею рчью, что всталъ на возвышенной площадк, на которой сидлъ, преклонилъ колни передъ блюдомъ, гд лежалъ окруженный благовонными травами коровій черепъ съ позолоченными рогами, и, протянувъ къ нему руки, сказалъ почти со слезами. Ты, которая, не будучи обязана материнскою любовью, кормишь молокомъ своимъ всхъ, кто его желаетъ, какъ мать своего младенца, прійми общаніе мое быть вчнымъ другомъ этого добраго губернатора!’ Вс присутствующіе подняли кверху руки и закричали въ голосъ три раза: ‘Паши, парау, тинакора!‘ что на ихъ язык значитъ: на жизнь и на смерть. Посл этого настало мертвое молчаніе, и тимoppaджа, обратясь ко мн и отерши слезы, принялся разспрашивать меня о разныхъ подробностяхъ на счетъ Пидіи и Малакки, посл чего общалъ содйствовать выгодному сбыту товаровъ, привезенныхъ изъ Малакки Мавромъ, что для меня было всего занимательне.

Такъ-какъ воинскіе сборы тиморраджи приходили къ концу, то онъ выступилъ въ походъ черезъ девять дней посл моего прибытія и вошелъ въ селеніе Турбангъ, отстоящее отъ Нанажу на пять лигъ, гд ожидали его войска, безъ всякаго торжества, ибо его не покидала горесть о смерти сыновей, которыхъ онъ не переставалъ оплакивать.

IX.

На другой же день батаскій король выступилъ изъ Турбанга въ Ачемъ, съ пятнадцати-тысячнымъ войскомъ, изъ котораго восемь тысячь было Батасовъ, а остальные состояли изъ союзниковъ, присланныхъ ему на помощь отъ сосднихъ съ нимъ государей Суматры, съ Я вы и Борнео. При войск было сорокъ слоновъ, два верблюда и двнадцать легкихъ пушекъ и фалконетовъ.

Отъ Турбанга до Ачема разстояніе восьмнадцать лигъ. Тиморраджй шелъ переходами по пяти лигъ въ сутки и вскор достигъ до рки, называемой Квилемъ. Тамъ онъ узналъ отъ своихъ лазутчиковъ, что ачемскій султанъ ждетъ его въ Тондакур, не доходя отъ насъ на дв лиги до Ачема, и что въ непріятельскомъ войск много иностранцевъ, въ числ которыхъ были также Турки, гузаратцы и Малабарцы, съ берега Индіи. Тиморраджа немедленно сообщилъ эту всть своимъ полководцамъ, и они положили общимъ совтомъ идти тотчасъ же на непріятеля, чтобъ не дать ему времени собрать больше подкрпленій.

Въ-слдствіе такого ршенія, мы пошли дале усиленнымъ переходомъ и часамъ къ десяти вечера расположились на отдыхъ у подошвы горнаго хребта, отстоявшаго на пол-лиги отъ ачемскаго стана. Часа черезъ три, тиморраджа поднялъ на ноги всхъ, раздлилъ войско на четыре отряда и повелъ его въ добромъ порядк на непріятеля. Обогнувъ одинъ изъ холмовъ, наши очутились на обширномъ пол, засянномъ рисомъ, гд непріятель былъ расположенъ въ двухъ батальйонахъ. Об стороны сбжались при звукахъ трубъ, барабановъ, колоколовъ съ дикими криками и воплями, бросая другъ въ друга бомбы, стрляя изъ артиллеріи и луковъ, наконецъ они сошлись и началась такая ожесточенная, запальчивая и жаркая рукопашная свалка, что меня, смотрвшаго на все это со стороны, пробрала дрожь. Сча продолжалась около часа съ неутомимымъ бшенствомъ, и ни одна сторона не уступала ни шагу другой, наконецъ ачемскій султанъ, видя, что у него много раненныхъ и что его войско начинаетъ колебаться, веллъ отступать къ одной высот, съ намреніемъ укрпиться въ стнахъ находившагося тамъ огорода. Онъ былъ однако предупрежденъ однимъ изъ союзниковъ тиморраджи, который заступилъ ему дорогу съ двумя тысячами воиновъ и аттаковалъ его съ такимъ бшенствомъ, что Ачемцы потеряли въ самое короткое время около полуторы тысячи человкъ убитыми и ранеными, въ числ которыхъ было сто-шестьдесятъ Турокъ, двсти малабарскихъ Мавровъ и много Абиссинцевъ, которые вс считались у Ачемцевъ лучшими воинами.

Время подходило уже къ полудню и было очень-жарко, а потому батаскій король собралъ свои войска на холмахъ и оставался на мст до ночи, приказавъ подать раненнымъ вс возможныя пособія и хоронить убитыхъ. Не ршаясь тронуться, пока онъ не увидитъ, что предприметъ непріятель, тиморраджа веллъ своимъ провести тутъ всю ночь, разставя везд часовыхъ, которые стерегли станъ свеличайшею бдительностью. Когда разсвло совершенно, мы увидли, что непріятель скрылся^ а потому тимoppaджа, заключая, что онъ значительно разстроенъ, ршился воспользоваться побдою. Отправивъ тотчасъ же домой всхъ раненныхъ и неспособныхъ сражаться, онъ двинулся съ остальными впередъ, прямо къ городу Ачему, къ стнамъ котораго подошелъ часа въ два пополудни. Прежде, чмъ онъ расположился лагеремъ, и чтобъ показать Ачемцамъ, что наканун онъ былъ побдителемъ, батаскій король веллъ зажечь два обширныя селенія, раскинутыя въ род предмстій за стнами города, и шесть большихъ, вытащенныхъ на берегъ судовъ, на которыхъ Турки пришли въ Ачемъ изъ Меккскаго-Пролива. Огонь вскор охватилъ суда и домы, и никто не осмлился показаться изъ города, чтобъ остановить пожаръ. Тиморраджа, ободренный удачами, повелъ лично войска свои, чтобъ взять батарею изъ двнадцати большихъ орудій, защищавшую входъ въ рку, ее взяли приступомъ и всхъ, бывшихъ внутри — человкъ около семисотъ — умертвили безъ пощады. Нападающіе лишились при этомъ только тридцати-семи человкъ.

Такимъ образомъ день этотъ ознаменовался тремя подвигами, которые до того одушевили Батасовъ, что они хотли тотчасъ же идти на приступъ города, но тиморраджа, видя, что уже совершенно стемнло и что люди его сильно утомлены, удовольствовался тмъ, что усплъ сдлать, благодаря Бога за его помощь.

Батаскій король держалъ городъ въ осад двадцать-три дня, въ теченіе которыхъ непріятели сдлали дв вылазки. О первой не стоитъ говорить, потому-что съ обихъ сторонъ осталось не больше десяти или двнадцати убитыхъ, но вторая примчательна тмъ, что показываетъ, до какой степени безразсудства и самонадянности доводятъ людей побды и воинскіе успхи. Видя, что Ачемцы отступаютъ съ урономъ, какъ побжденные, наши сдлались до того дерзки, что вообразили, будто-бы противъ нихъ уже ничто не можетъ устоять. Вотъ какъ было все дло. Когда непріятель сдлалъ вторую вылазку, наши устремились на него съ двухъ сторонъ съ большимъ мужествомъ, посл непродолжительной схватки, Ачемцы притворились, что уступаютъ и хотятъ укрыться за окопъ, въ которомъ батаскій тиморраджа взялъ наканун двнадцать пушекъ. Видя это, одинъ изъ батаскихъ военачальниковъ бросился за ними съ запальчивостью и въ безпорядк, какъ человкъ, который держитъ побду уже въ рукахъ, но лишь-только наши вошли въ окопъ, непріятель остановился, обратился на нихъ и съ мужествомъ далъ имъ отпоръ. Въ это время, пока одни старались прорваться, а другіе отстаивались, Ачемцы заняли большую мину, заране приготовленную, на покатости, по которой взбирались нападающіе. Взрывъ былъ ужасный. Батаскій предводитель взлетлъ на воздухъ съ тремя стами человкъ, а громъ и дымъ были такіе, что можно было вообразить себя въ аду. Ачемцы испустили громкій радостный крикъ, и султанъ ихъ вышелъ изъ города, предводительствуя лично пятью тысячами Амоковъ, которые ударили на Батасовъ съ бшеною стремительностью. Об стороны перемшались между собою въ дыму и въ-продолженіе четверти часа ожесточенной счи легло тысячъ около четырехъ, изъ которыхъ большая часть были Батасы. Тиморраджа увидлъ себя въ необходимости отступить къ одной высот, чтобъ подать помощь своимъ раненнымъ, а убитыхъ было столько, что не имя времени хоронить ихъ, ихъ бросали просто въ рку.

Посл этой неудачной для нашихъ друзей битвы, оба противника пробыли дня четыре въ бездйствіи, собираясь съ силами и наблюдая другъ друга. Утромъ пятаго дня мы увидли идущій съ моря флотъ, состоявшій изъ восьмидесяти-шести судовъ, на которомъ разввались разноцвтные шелковые фляги и знамена, и раздавался звукъ трубъ, бубенъ и барабановъ. Такое неожиданное зрлище повергло Батасовъ въ совершенное уныніе, тмъ боле, что они не знали, что и думать объ этомъ подкрпленіи ихъ непріятеля. Лазутчики ихъ захватили нсколькихъ ачемскихъ рыбаковъ, которыхъ тотчасъ же подвергли пыткж: они объявили, что флотъ этотъ былъ тотъ самый, который ачемскій султанъ посылалъ въ Теннасеримъ, на войну противъ сіамскаго государя, и что на немъ было тысячъ пять отборныхъ войскъ.

Тиморраджа батаскій передалъ это извстіе своему совту, и вс ршили единогласно, что надобно отступать во свояси не теряя ни часа времени, чтобъ не быть задавленными большинствомъ непріятеля. Въ-слдствіе этого тиморраджа тронулся въ ту же ночь съ своимъ войскомъ въ обратный путь, унылый и огорченный дурнымъ успхомъ войны и большою потерею людей. Дней черезъ пять мы пришли въ Панажу, и онъ немедленно распустилъ все свое войско, а самъ, взявъ съ собою только двухъ или трехъ человкъ, слъ въ маленькую лангару и похалъ вверхъ по рк въ одну отдаленную пагоду, въ которой заперся на четырнадцать дней, въ капищ идола, называемаго Гинассербо и считаемаго у Батасовъ богомъ печали.

Возвратясь въ Панажу, тиморраджа послалъ за много и за Мавромъ, которому Перо де-Фаріа поручилъ свои товары. Онъ разспросилъ насъ въ подробности, вс ли торговыя сдлки кончены и не остался ли кто-нибудь долженъ. Я отвчалъ, что купцы заплатили за все, что мы до крайности благодарны его милости за его благосклонность, и что губернаторъ Перо де-Фаріа не замедлитъ послать ему новую помощь противъ ачемскаго султана, для возвращенія ему отнятыхъ этимъ вроломнымъ тираномъ земель. Тиморраджа, помолчавъ немного въ глубокой задумчивости, отвчалъ мн: ‘О, Португалецъ, Португалецъ! прошу тебя, не считай меня такимъ простакомъ, чтобъ я вполн положился на твои общанія. Если вы въ-продолженіе тридцати лтъ не можете отмстить Ачемцу за отнятую имъ у васъ крпость Пасемъ, за галеры и суда, которыя онъ у васъ отбилъ въ разныя времена, при чемъ вы потеряли человкъ около тысячи убитыми и богатые грузы, и за многія другія обиды, то можете ли вы помочь мн? Слова ваши внушаютъ мн мало надежды: я останусь по-прежнему, лишенный большей части моихъ владній и трехъ сыновей, а вы будете жить въ своей Малакк также не въ излишней безопасности.

Слова эти, исполненныя истины и произнесенныя съ большимъ чувствомъ, смутили меня совершенно, я не нашелся что отвчать и не имлъ духу возобновлять ему общаній и обнадеженій въ нашей помощи.

Посл этого свиданія съ тиморраджею батаскимъ, мы съ Мавромъ прожили въ Панажу еще четверо сутокъ и наконецъ, получивъ въ самый день отъзда еще прощальную аудіенцію, разстались съ нимъ въ самомъ дружескомъ расположеніи.

Мы держались того же пути, которымъ пришли, и, черезъ нсколько дней переваливъ снова черезъ Малаккскій Проливъ, бросили якорь въ рк Парлесъ, протекающей по государству Кведахскому, которое находится на твердой земл, противъ сверной части острова Суматры. Противные втры задержали насъ тутъ дней на пять, въ-теченіе которыхъ мы съ Мавромъ Ходжа-Алц, агентомъ Перо де-Фаріи, ршились постить кведахскаго государя. Мы взяли съ собою приличные подарки и были хорошо приняты.

Въ то время султанъ праздновалъ съ большою пышностью, при громкомъ звук трубъ, барабановъ, бубенъ, при крикахъ всего народа и роскошномъ угощеніи бдныхъ, похороны отца своего, котораго самъ онъ закололъ кинжаломъ, чтобъ жениться на своей матери, уже отъ него беременной, а чтобъ заглушить ропотъ народа, возбужденный такимъ неслыханнымъ злодяніемъ, онъ объявилъ повелніе, чтобъ никто, подъ опасеніемъ самой мучительной смертной казни, не смлъ говорить о прошедшемъ. Намъ сказывали, что онъ уже усплъ лишить жизни многихъ изъ первыхъ раджей своего государства и богатйшихъ купцовъ, а все имущество ихъ присвоилъ себ. Такія тиранскія мры держали всхъ въ смертельномъ страх и никто не осмливался разинуть рта.

Мавръ Ходжа-Али, здившій со мною, былъ отъ природы невоздерженъ на языкъ. Воображая, что, какъ иностранецъ и агентъ малаккскаго губернатора, онъ можетъ позволить себ больше свободы, и что съ нимъ не посмютъ сдлать ничего, онъ пировалъ однажды у родственника своего, также Мавра, жившаго по торговымъ дламъ въ Кведах, случилось, какъ мн посл разсказывали, что гости, разгулявшись черезъ-чуръ, заговорили о государ здшнемъ и его дяніяхъ такъ неосторожно и громко, что онъ узналъ обо всемъ черезъ шпіоновъ своихъ, разсованныхъ у него везд. Султанъ разгнвался до крайности и тотчасъ же послалъ окружить домъ Мавра, перевязать всхъ кто тамъ былъ и представить ихъ къ себ. Потомъ, не спрашивая никого и не давъ никому заикнуться въ свое оправданіе, онъ веллъ всхъ предать ужаснйшей смерти:— ихъ связали по рукамъ и по ногамъ и распилили на части.

Опасаясь, чтобъ малаккскій губернаторъ не разсердился за казнь своего повреннаго, при чемъ онъ бы могъ потерпть убытокъ на своихъ товарахъ, посланныхъ для продажи въ Малакку, кведахскій король послалъ въ ту же ночь за мною на мою журупангу, гд я преспокойно спалъ, не подозрвая ничего. Пришедъ въ городъ около полуночи, я удивился, увидвъ множество людей, вооруженныхъ копьями, щитами, саблями и кинжалами. Подозрвая, что тутъ кроется какая-нибудь измна, какія здсь часто бываютъ, я хотлъ-было тотчасъ же воротиться, но приведшіе меня люди на это не согласились, а сказали, что причина этому сборищу повелніе государя схватить одного разбойника. Отвтъ ихъ нисколько меня не успокоилъ, и я дрожалъ такъ, что едва былъ въ силахъ говорить. Я сталъ просить ихъ какъ могъ, чтобъ они позволили мн воротиться на мою журупангу, чтобъ взять ключи, которые я тамъ оставилъ, и предлагалъ имъ за это сорокъ золотыхъ крузадовъ. Мн отвчали, что желанія моего нельзя исполнить за все золото, какое только есть въ Малакк, и что еслибъ они согласились, то имъ самимъ отрубили бы головы.

Въ это время подошли ко мн человкъ пятнадцать или двадцать вооруженныхъ людей, которые еще боле усилили мой страхъ. Около разсвта меня привели ко дворцу государя, которому тотчасъ же доложили обо мн. Онъ веллъ привести меня къ себ, и одному Богу извстно, какъ я бдный вошелъ, ибо я былъ боле мертвъ, нежели живъ. Войдя на второй дворъ, я очутился передъ королемъ, который сидлъ на слон, окруженный человками стами своихъ приближенныхъ, кром стражи, которой было гораздо-больше. Увидвъ меня, онъ сказалъ дважды: ‘Жангангъ тагоръ, не бойся, приближься и узнаешь за чмъ я тебя позвалъ’. Потомъ онъ сдлалъ рукою знакъ, по которому человкъ двнадцать изъ его свиты раздались въ разныя стороны, тогда представилось глазамъ моимъ множество изувченныхъ и истерзанныхъ труповъ, валявшихся въ кровавой луж — въ одномъ изъ нихъ я узналъ Мавра Ходжа-Али, пріхавшаго сюда вмст со мною.

Зрлище это поразило меня до того, что я, не помня себя отъ страха и смущенія, опустился на колни передъ слономъ, на которомъ сидлъ король, и сказалъ ему, заливаясь слезами: ‘Умоляю тебя, государь, вели лучше убить меня прежде, чмъ возьмешь въ свои невольники! Клянусь врою во Христа, я передъ тобой невиненъ! Если хочешь денегъ, то скажу теб, что я племянникъ малаккскаго губернатора, который дастъ за меня богатый выкупъ, а кром-того, въ здшнемъ порт моя журупанга, нагруженная дорогими товарами: возьми все, но пощади меня!’ Онъ отвчалъ мн на это: ‘Перестань, перестань, не-уже-ли ты меня считаешь такимъ злымъ человкомъ? Не бойся ничего, успокойся. Я вижу, что ты испуганъ. Садись, а когда пріидешь въ себя, то узнаешь за что я веллъ убить этого Мавра, еслибъ онъ былъ Португалецъ или христіанинъ, клянусь моей врою, я бы ничего съ нимъ не сдлалъ, хотя бы онъ даже убилъ моего роднаго брата’.

Посл этого онъ веллъ принести мн воды, которой я выпилъ премного, и веллъ также обввать меня опахаломъ, въ чемъ прошло боле паса времени. Увидя наконецъ, что я пришелъ въ себя и могу отвчать толкомъ, онъ обратился ко мн: ‘Ты долженъ узнать, Португалецъ, какъ я незадолго до этого времени убилъ своего отца — я убилъ его потому-что онъ хотлъ убить меня-самого, повривъ клеветамъ злыхъ людей, которые разсказали ему, будто бы мать моя беременна отъ меня, что совершенная ложь, чтобъ остановить пустой говоръ и ропотъ людей праздныхъ и злонамренныхъ, я обнародовалъ повелніе, чтобъ никто не смлъ говорить о происшедшемъ. Мавръ твой, котораго трупъ валяется передъ твоими глазами, былъ вчера пьянъ въ обществ другихъ подобныхъ ему собакъ, онъ осмлился говорить обо мн громко и во всеуслышаніе столько дурнаго, называя меня свиньею, а мать мою нечистою сукою, что я долженъ былъ по справедливости вступиться за свою честь и велть убить его вмст съ прочими собаками, столь же подлыми, какъ онъ самъ. Поэтому прошу тебя дружески, не считай дурнымъ моего поступка и не воображай, что я сдлалъ это за тмъ, чтобъ присвоить себ имущество малаккскаго губернатора, ибо клянусь теб моею врою, что я всегда былъ другомъ Португальцевъ и всегда желаю быть имъ’.

Пока онъ говорилъ, я нсколько пришелъ въ себя, хотя все еще былъ не совершенно спокоевъ. Я Отвчалъ ему, что онъ хорошо сдлалъ, приказавъ убить Мавра Ходжі-Али, и что этимъ онъ оказалъ даже услугу малаккскому губернатору, ибо Мавръ обманулъ его и хотлъ прибрать себ вс его товары, а меня отравить ядомъ за то, что я общалъ открыть вс его дла, я присовокупилъ, что Мавръ былъ прескверная собака, вчно пьянствовалъ и говорилъ все, что ему приходило въ голову, какъ песъ, который лаетъ на всхъ прохожихъ.

Кведахскій король остался чрезвычайно-доволенъ моимъ отвтомъ. Онъ подозвалъ меня къ себ, сказалъ, что я человкъ очень-добрый и справедливый, далъ мн письмо къ Перо де-Фаріи, а мн самому подарилъ засунутый у него за поясомъ крисъ {Крисъ — малайскій кинжалъ.}, богато-раззолоченный. Разставшись такимъ образомъ съ нимъ, я поспшилъ на свою журупангу, снялся не медля ни минуты съ якоря и вышелъ въ море. Я до того былъ напуганъ всмъ, случившимся со мною въ-теченіе этихъ немногихъ часовъ, что мн отъ страха казалось, будто вся земля гонится за мною.

По вол Господа, я прибылъ въ Малакку благополучно и тотчасъ же сообщилъ Перо де-Фаріи обо всемъ, что со мною было во время путешествія: о поход батаскаго тиморраджи противъ Ачемцевъ и дурномъ его успх, обо всхъ странахъ и народахъ, которые я видлъ, о торговл ихъ, образ жизни и средствахъ къ пропитанію, о произведеніяхъ Суматры и ея золот, наконецъ, о приключеніяхъ своихъ въ Кведах и о безчеловчной казни Мавра. Я передалъ также Перо де-Фаріи письмо и подарки тиморраджи. Вообще говоря, малаккскій губернаторъ остался мною совершенно-доволенъ.

XI.

Черезъ двадцать-шесть дней посл возвращенія моего, пріхалъ въ Малакку посолъ изъ Аару, которое государство на восточномъ берегу острова Суматры. Ему поручено было просить у малаккскаго губернатора помощи въ людяхъ, а также пороха и оружія разнаго рода, для обороны Аару противъ ачемскаго султана, который приготовилъ сильный флотъ, чтобъ завладть сначала этимъ государствомъ, а потомъ, такъ-какъ оно очень-близко отъ нашихъ владній, дйствовать противъ Малакки. Посл долгихъ переговоровъ, посолъ ухалъ, по Перо де-Фаріа, нехотвшій сначала по разнымъ причинамъ согласиться на его просьбу, наконецъ передумалъ. Дней черезъ пять посл отъзда посла, онъ веллъ нагрузить на гребную лангару три квинтала пушечнаго пороха, дв арробы ружейнаго, сто гранатъ, нсколько фальконетовъ, порядочный запасъ оружія благо и огнестрльнаго, наконецъ нкоторые подарки для самого государя, — и доставку всего этого на мсто поручилъ мн. Онъ общалъ мн по возвращеніи денежную награду, кром жалованья, и разныя милости. За грхи мои, какъ посл окажется, я согласился съ большою охотою, и когда все было готово, отправился въ путь пятаго октября 1339 года, во вторникъ, а въ воскресенье вошелъ въ рку Нунетихавгъ, на берегу которой находится городъ Аару.

Вышедъ на берегъ, я тотчасъ же пошелъ къ королю, который тогда выводилъ у входа въ рку земляное укрпленіе, для защиты города отъ непріятельской высадки съ этой стороны. Онъ принялъ меня со всми знаками большой радости и остался еще довольне, когда прочиталъ письмо Перо де-Фаріи, общавшаго, что если будетъ нужно, то онъ лично поведетъ къ нему на помощь Португальцевъ и никакъ не ограничится легкимъ пособіемъ, которое посылаетъ только на первый случай. Вообще, письмо было наполнено общаніями и привтствіями, которыя ничего не стоило написать, но которымъ король поврилъ съ полнымъ убжденіемъ. Когда же онъ. увидлъ привезенные мною подарки, порохъ, оружіе и снаряды, то радость его была неописанна. Онъ обнялъ меня, не зналъ какъ изъявить свою благодарность и уврить меня въ своей преданности португальскому королю, потомъ онъ взялъ меня за руку, и мы пошли пшкомъ въ городъ, который отсюда на четверть лиги, въ сопровожденіи человкъ семи молодыхъ дворянъ его свиты, остальнымъ онъ веллъ продолжать работать въ укрпленіи, и они принялись за работу съ большимъ усердіемъ.

Радушіе короля дошло до того, что, посл угощенія въ его дом, онъ показалъ мн свою жену, чего они вовсе не имютъ обычая длать, и сказалъ мн со слезами: я Видишь ли, Португалецъ, какого горя мн надлалъ этотъ врагъ, котораго жадность я давно знаю. У него мало своего войска, но зато много золота, и ему есть чмъ платить чужеземцамъ, которые за деньги идутъ къ нему на службу. А я въ крайности, но долженъ защищаться, хотя и отчаяваюсь въ успх. Посмотри на мои средства и военные запасы’. Съ этими словами, онъ повелъ меня къ покрытымъ соломою хижинамъ, служившимъ ему магазинами и арсеналомъ. То, что я тамъ увидлъ, было очень-скудно и совершенно ничтожно для борьбы съ такимъ воинственнымъ народомъ, какъ Ачемцы, у которыхъ флотъ состоитъ изо ста-тридцати судовъ, не говоря уже о союзникахъ ихъ, Туркахъ и Малабарцахъ. Потомъ король исчислилъ мн свои войска, артиллерію и запасы, и спросилъ, какъ я думаю, можно ли ему будетъ устоять противъ враговъ. Чтобъ не огорчить его, я отвчалъ, что съ его средствами можно имъ дать хорошій отпоръ, но онъ покачалъ на это головою и сказалъ: ‘Еслибъ вашъ португальскій король зналъ, какъ ему полезна моя безопасность, то наказалъ бы своихъ губернаторовъ, которыхъ безпечность допустила Ачемца усилиться до такой степени, что имъ теперь и самимъ мудрено съ нимъ справиться.’ На возраженія мои-омъ отвчалъ такими ясными и неопровержимыми доказательствами, что я по невол замолчалъ.

Побесдовавъ со мною еще нсколько времени, король меня отпустилъ, передавъ для угощенія одному язычнику-купцу, у котораго я прожилъ пять дней въ совершенномъ довольств. Этимъ временемъ въ Аару получили извстіе о приближеніи Ачемцевъ, которыхъ должно было ожидать не позже, какъ дней черезъ восемь. Трудно описать волненіе, которое произвели здсь эти новости. Король удвоилъ дятельность своихъ воинскихъ приготовленій и веллъ выбраться изъ города всмъ, неспособнымъ сражаться: женщины, дти, старики должны были укрываться въ лсу, лигъ на пять отъ города, Богу извстно, какъ больно мн было смотрть на ихъ бдственное положеніе, отчаяніе и на всю суматоху, неизбжную въ подобныхъ случаяхъ. Королева хала на слон, въ сопровожденіи человкъ сорока или пятидесяти стариковъ, до того пораженныхъ страхомъ, что не трудно было понять, какъ мало они надялись на успшный отпоръ непріятелю. Вообще сказать, уныніе и отчаяніе изображались на всхъ лицахъ.

Черезъ пять дней посл прізда моего въ Аару, я былъ позванъ къ королю, который спросилъ меня, скоро ли я намренъ отправиться. Я отвчалъ, что готовъ хать когда его милости будетъ угодно, но желалъ бы скоре, ибо губернаторъ хотлъ поручить мн отвезти разные товары въ Китай. ‘Ты правъ’ сказалъ онъ мн, потомъ, вынувъ дв золотыя монеты, которыя всили крузадовъ около восьмидесяти, подалъ ихъ мн и прибавилъ: ‘Не оскорбляйся, что такъ мало теб дарю — я желалъ бы имть больше, чтобъ быть въ состояніи давать больше. А письмо это и алмазъ вручи губернатору и поблагодари его за присланное имъ пособіе: я не останусь у него въ долгу, если успю отразить своихъ враговъ’.

Распростившись такимъ-образомъ съ королемъ, я отправился изъ Аару около солнечнаго заката я шелъ на гребл внизъ по теченію, до деревни, находящейся у самаго входа въ рку. Деревня эта состояла изъ пятнадцати или двадцати крытыхъ соломою лачугъ, населенныхъ людьми очень-бдными, главный промыселъ ихъ состоятъ въ ловл ящерицъ, изъ печени которыхъ они добываютъ ядъ и напитываютъ имъ копья и стрлы, отсылаемыя для продажи въ Аару. Ядъ этотъ такъ силенъ, что если остріемъ имъ, напитаннымъ, сдлать хоть царапину, то смерть немянуема.

На слдующее утро, мы вошли дальше я держались вдоль берега до вечера, когда обогнули острова Аячепизангъ, у которыхъ получили юговосточный втерокъ, противный, чтобъ направить путь въ открытое море, а потому мы все-таки должны быки придерживаться береговъ. Такшнъ-образомъ, мы плыли остатокъ дня и часть ночи. Часу въ первомъ во полуночи, на насъ налетлъ съ сильнйшею грозою одинъ изъ тхъ ужасныхъ порывовъ отъ сверо-запада, которые въ здшнемъ мор часто дуютъ съ острова Суматры {Порывы эти называются ‘суматрами’ и весьма-опасны. Они спускаются съ высокихъ горъ острова въ Малакскій-Проливъ, сопровождаются неимоврно-сильными грозами и длятся часовъ по пяти, шести и даже восьми съ ужасною жестокостію. Прим. перевод.} въ это время года. Въ одинъ мигъ вс паруса вырвало, мачта слетла, въ трехъ мстахъ открылась течь, и васъ валило совершенно, такъ-что ланчара пошла изъ-подъ насъ ко дну, изъ двадцати-восьми человкъ, только пятерыхъ, во милосердію Господа, выбросило волнами, израненныхъ, взбитыхъ, за мысокъ, который мы незадолго передъ тмъ обогнули.

Мы провели остатокъ ночи на камняхъ, горько оплакивая наше несчастное крушеніе. Когда разсвло, мы незнали на что ршиться, въ которую сторону направиться, ибо земля была вся болотистая и покрыта такимъ непроходимымъ лсомъ, что въ него не было возможности проникнуть отъ множества колючекъ и терновника, которыми пространства между деревьями были наполнены. Трое сутокъ промучались мы скорчившись на камняхъ, не зная, что съ нами будетъ и питаясь только морскими травами, выбрасываемыми къ намъ волнами вмст съ пною. Наконецъ, мы ршились идти, вдоль берега Суматры, почто до пояса въ тин, и къ солнечному закату очутилсь у небольшой рчки, которая была не шире разстоянія полета стрлы, но такъ глубока, что мы, усталые и измученные, не ршились черезъ нее переправиться. Тутъ мы провели ночь, по горло въ вод и терзаемые безпощадно мускитами и слпнями, которые налетли на васъ изъ лса и изъязвили до того, что мы другъ друга узнать не могли.

Когда разсвло, я обратился къ четыремъ товарищамъ моего бдствія съ вопросомъ, не знаетъ ли кто-нибудь изъ нихъ, что это за земля и нтъ ли во близости какого-нибудь селенія. Одинъ изъ нихъ, мавръ уже пожилой, женатый въ Малайк, отвчалъ мн за это со слезами: ‘Ближайшее убжище, сеньйоръ, которое предстоитъ мн и теб, если Богъ не спасетъ васъ какимъ-нибудь чудомъ — это горькая смерть. Она у насъ передъ глазами, и вамъ остается надо времени, чтобъ приготовиться къ ней, а потому надобно торопиться, мы должны призвать съ терпніемъ то, что Богъ намъ теперь послалъ, иначе вамъ будетъ еще хуже посл’. Потомъ, обнявъ меня съ большимъ чувствомъ, онъ сталъ умолять, чтобъ я сдлалъ его христіаниномъ — онъ не надялся за то, что Мухаммедъ доставитъ ему посл смерти вчное блаженство. Произнеся эту просьбу, онъ испустилъ духъ. Бдный старикъ былъ слабе всхъ насъ, ибо голова его была въ нсколькихъ мстахъ пробита до мозга и раны гнили отъ недостатка врачебной помощи, да, кром того, ихъ разъдала соленая вода и язвили мускиты и слпни. Мое состояніе было немногимъ лучше: я жестоко страдалъ отъ ушибовъ и разъ и такъ разслабъ отъ большой потери крови, что со мною длалось безпрестанно головокруженіе, и я безпрестанно падалъ въ воду.

Мы похоронили бднаго старика, какъ могли, въ вязкомъ болот, а сами ршились переправиться за другой уберегъ рчки, чтобъ провести ночь за высокихъ деревьяхъ, мы надялись найдти на нихъ убжище отъ тигровъ и леопардовъ, которыми земля эта населена въ большомъ изобиліи, такъ не какъ змями съ капюшонами и другими змями, пестрыми, зелеными и черными, столь-ядовитыми, что еще дыханіе ихъ смертоносно. Я былъ такъ слабъ, что не могъ стоять за ногахъ, а потому одинъ изъ моихъ товарищей, негръ, поддерживалъ меня, двое остальныхъ бросились въ рку и поплыли, крича намъ, чтобъ мы не боялись и слдовали за ними. Не успли они доплыть до середины, какъ вдругъ показались дв большущія ящерицы {Вроятно крокодилы.}, которыя схватили ихъ, перекусили въ одинъ мигъ на нсколько частей и потащили за собою на дно, а вода сдлалась совершенно-красною отъ крова. Зрлище это совершенно сразило меня, я не могъ ни вскричать, ни пошевелиться, я не помню, что со мною сталось.

Въ такомъ положеніи пробылъ я часа три, по словамъ негра, который меня не оставлялъ. Когда я нсколько пришелъ въ себя, мы увидли, что большая лодка ищетъ входа въ рку, а потому мы выбралась изъ воды на камни, стали на колни и со слезами и поднятыми къ верху рукава кричали бывшимъ на ней людямъ, чтобъ они насъ взяли. Т увидли насъ и пріостановились въ недоумніи, потомъ, потолковавъ немного между собой, они какъ-будто успокоились, приблизились нсколько къ намъ и спросили, что мы за люди. Мы отвчали, что мы христіане изъ Малакки, и что, шедши домой изъ Аару, потерпли крушеніе и лишились всего, а потому умоляемъ ихъ ради имени самого Бога взять насъ и увезти туда, куда они сами дутъ. Тогда одинъ изъ нихъ, казавшійся начальникомъ лодки, сказалъ: ‘Глядя на насъ, я вижу, что вы не можете заработать того, что у насъ съдите, а потому, чтобъ вамъ было хорошо, отдайте намъ деньги, которыя вы наврно гд-нибудь спрятали, и тогда мы сжалимся надъ вашими слезами, иначе, мы съ вами возиться не намрены’. Посл этого онъ отвернулся, и люди его снова взялись за весла. Мы закричали ему со слезами, чтобъ онъ взялъ насъ хоть въ свои невольники и потомъ продалъ кому хочетъ, что Португалецъ и ближайшій родственникъ малаккскаго губернатора, который заплатитъ за меня выкупъ, какого они потребуютъ. ‘Хорошо’, сказали они, подумавъ немного: ‘на этомъ условіи мы васъ беремъ, но помните, что если это неправда, то мы забьемъ васъ до смерти и выбросимъ въ море’.

Тогда четверо изъ нихъ выскочили на берегъ и втащили насъ въ лодку, ибо сами мы были такъ слабы, что не имли силы шевелиться. Лодка отвалила, и бывшіе въ ней надумались, что, можетъ статься, вырвутъ у насъ признаніе, куда мы спрятали свои деньги, ибо они не хотли врить, чтобъ мы не имли скрытыхъ сокровищъ, а потому насъ обоихъ привязали къ мачт и принялись хлестать немилосердно веревками. Я опустился замертво, а бдному товарищу моему они дали выпить какую-то гадость, состоявшую изъ извести, разведенной въ урин, отъ которой съ нимъ сдлалась такая рвота, что онъ вскор испустилъ духъ. Видя, что его рветъ не золотомъ, какъ они, вроятно, ожидали, они выбросили его трупъ въ море, меня не заставляли пить этой поганой отравы, а только натерли ею мое тло, истерзавши ударами, отъ-чего боль была такъ дка, что я не понимаю, какъ я остался живъ.

Вышедъ изъ этой рки, мы пришли подъ вечеръ къ большому селенію, называвшемуся Сіака, которое находится въ государств Ямб-Тамъ, въ-продолженіе двадцати-семи дней, Господу угодно было излечить меня отъ моихъ ранъ и язвъ. Т, которымъ я принадлежалъ, видя, что я не въ силахъ помогать имъ въ работахъ (они вызжали каждый день для рыбной ловли въ море) выводили меня нсколько разъ на рынокъ для продажи, но никто не хотлъ меня купить. Тогда, чтобъ не тратиться даромъ на кормъ, меня выгнали изъ дома на улицу, и я скитался тридцать-шесть дней по селенію, почти-нагой, прося милостыни, которую мн очень-рдко давали, и ночуя на улиц подъ открытымъ небомъ:— словомъ, меня пустили бродить, какъ ни къ чему негодную клячу, которой предоставляется жить гд она хочетъ и кормиться, чмъ знаетъ.

Случилось, что однажды, когда я валялся за взморь, плача о своей горькой участи, по неизреченному милосердію Господа прошелъ мимо меня одинъ мавръ, уроженецъ острова Палембанга, который бывалъ въ Малакк и имлъ дла съ Португальцами. Видя меня въ такомъ горестномъ положеніи, онъ остановился и спросилъ, не Португалецъ ли я. Я отвчалъ, что Португалецъ, я что родственникъ малакскаго губернатора и сынъ богатыхъ родителей, которые заплатятъ ему много денегъ, если онъ доставитъ меня въ Малакку. ‘Если такъ’, сказалъ онъ: ‘то за какіе грхи ты здсь и въ такомъ положеніи?’ Я разсказалъ ему въ подробности вс свои бдствія, что его сильно тронуло. Потомъ, подумавъ немного, онъ сказалъ: ‘Ты долженъ знать, что я купецъ бдный. Я слыхалъ, что въ Малакк можно добыть себ хорошій барышъ, если только губернатора и его таможенные не надумаютъ воспользоваться случаемъ притснить и прибрать въ свои руки выгоды, которыя слдовало бы получить намъ, а на это жалуются многіе наши купцы, побывавшіе въ Малакк. Если ты убжденъ, что за твое спасеніе я избавлюсь этихъ притсненій, то я готовъ выкупить тебя у рыбаковъ и возьму съ собою’.

Я возразилъ ему со слезами, что, видя меня въ такомъ жалкомъ положеніи, онъ, конечно, можетъ усомниться въ истин моихъ словъ и приписать ихъ желанію избавиться изъ рукъ моихъ безчеловчныхъ хозяевъ, ибо я не могу ничмъ подтвердить ихъ, но если онъ повритъ моей клятв — другаго залога у меня нтъ, то клянусь и даю письменное общаніе, что губернаторъ Малакки будетъ ему за меня очень-благодаренъ я не только не возьметъ съ его товаровъ никакой пошлины, во вознаградитъ его щедро за благодяніе, оказанное бдствующему Португальцу. Мавръ отвчалъ: ‘Я теб врю и выкуплю тебя. Но смотри: не говори никому ни слова о вашей встрч, иначе, за тебя могутъ потребовать такого выкупа, какого я не въ состояніи дать’. Я поклялся ему еще разъ, что свято исполню его волю, и мы разстались.

Прошло четверо сутокъ посл уговора моего съ мавромъ, который поручилъ одному изъ живущихъ здсь земляковъ сторговаться за счетъ цны моей съ рыбаками. Т, видя, что я имъ совершенно-безполезенъ и наскучивъ владть безсильнымъ и больнымъ невольникомъ, сбыли меня очень-охотно за три съ половиною крузада, которые имъ заплатили на мст, и мавръ взялъ меня въ свой домъ. Я прожилъ у него пять дней и значительно поправился отъ хорошей пищи, заботливости и ласковаго обхожденія моего новаго господина. Посл этого мы зашли на его ланчар въ Сурабайю, гд онъ взялъ грузъ, и черезъ трое сутокъ прибыли благополучно въ Малакку.

Мавръ тотчасъ же пошелъ со мною къ губернатору, которому разсказалъ въ подробности, въ какомъ положеніи нашелъ меня и какъ меня выручилъ. Перо де-Фаріа, глядя за мое обезображенное отъ ушибовъ и исхудалое лицо, онмлъ отъ изумленія, онъ сказалъ мн со слезами на глазахъ, чтобъ я говорилъ громко, чтобъ удостовриться дйствительно ли это я, ибо наружность моя до того измнилась, что меня не узнала бы даже родная мать. Такъ-какъ прошло три мсяца съ-тхъ-поръ, что обо мн не было ни слуху, ни духу, то вс считали меня погибшимъ, и теперь, узнавъ о моемъ возвращеніи, вс меня знавшія сбжались смотрть, на меня и разспрашивали съ самымъ трогательный участіемъ о моихъ бдствіяхъ, и страданіяхъ. Я разсказалъ имъ все, что мною было, и они не могли надивиться, какъ я остался живъ посл всего, что пришлось мн перенести. Потомъ вс наперерывъ предложили мн свои услуги и пособія и снабдили меня такъ щедро, что я сталъ богаче, чмъ былъ передъ своей несчастною экспедиціею.

Мавру, который меня выручки, Перо де-Фаріа подарилъ семьдесятъ крузадовъ и два куска богатаго китайскаго атласа, кром того онъ приказалъ именемъ короля, чтобъ съ товаровъ его таможня не взяла никакой пошлины, и чтобъ никто, подъ опасеніемъ строжайшаго наказанія, я смлъ длать ему ни малйшаго притсненія.

Такимъ-образомъ, общанія мои мавру были исполнены выше его ожиданій, и онъ остался весьма-доволенъ тмъ, что имлъ случай оказать имъ благодяніе. Меня же самого Перо де-Фаріа приказалъ помстить въ загородный домъ одного изъ своихъ секретарей который пекся обо мн, мы о родномъ сын. Тамъ я пролежалъ въ постели боле мсяца, по прошествіи котораго Господу угодно было возвратить мн прежнее мое здоровье.

II.

Когда я совершенно вылечился отъ своей болзни, Перо де-Фаріа потрбовалъ меня въ крпость и принялся въ подробности разспрашивать обо всемъ, что я видлъ въ Aapу, о воинскихъ приготовленіяхъ государя этой страны противъ ачемскаго султана, и наконецъ заставилъ меня разсказать еще разъ о моемъ крушеніи, плн и спасеніи. Все это заинтересовало и изумило его до крайности.

Прежде, однако, чмъ буду продолжать повствованіе о своихъ собственныхъ похожденіяхъ, считаю нужнымъ разсказать конецъ этой войны между султаномъ Ачема и королемъ Аару, нашимъ несчастнымъ союзникомъ, котораго для безопасности Малакки намъ бы никакъ не слдовало покидать.

Приближенные ачемскаго тирана присовтовали ему, что если онъ хочетъ овладть Малаккой и выгнать изъ нея Португальцевъ, то ему не должно нападать прямо на наши владнія, а за воевать напередъ Аару, которое государство, какъ извстно, находится на восточной сторон острова Суматры, почти прямо противъ Малакки. Тогда ему можно будетъ запереть безъ труда Сингапурскій-Проливъ и захватить вс суда, ходящія съ товарами и пряностями въ Малакку изъ Китая, Зондскаго и Бандаскаго Проливовъ, и вообще съ острововъ Восточнаго-Архипелага. Совтъ жтотъ до того понравился султану Ачема, что онъ немедленно приказалъ снарядить флотъ изо ста-шестидесяти судовъ, изъ которыхъ пятнадцать были большаго ранга, а остальныя — ланчары и гребные гальйоты, въ томъ числ нсколько яванскихъ калалузовъ {Большія гребныя суда, плавающія между островами Восточнаго-Архипелага. Прим. перев.}. На флотъ этотъ посадили пятнадцать тысячъ человкъ съ полнымъ запасомъ провизіи, оружія и снарядовъ, двнадцать тысячъ изъ нихъ были собственно воины, а остальные взяты для управленія судами и для гребли. Изъ воиновъ четыре тысячи были иностранцы: Турки, мавры, Абиссинцы, Малабарцы, Гузаратцы и Лузонги съ острова Борнео. Главнокомандующимъ флота и войска султанъ назначилъ нкоего Гередина-Мухаммеда, женатаго на его родной сестр и губернатора одной изъ областей Ачемскаго Государства.

Флотъ этотъ прибылъ благополучно въ рку Пунетикангъ, на берегу которой король Аару воздвигалъ при мн еще батареи для защиты своего главнаго города, у него было подъ оружіемъ не больше шести тысячъ своихъ воиновъ, безъ всякой примси иностранныхъ союзниковъ, ибо самъ онъ былъ такъ бденъ, что не могъ платить имъ, да кром того земля его не представляла достаточныхъ способовъ къ прокормленію большаго числа войскъ.

Вошелъ въ рку, Ачемцы тотчасъ же открыли изо всей своей артиллеріи сильный огонь по городу и защищавшимъ его батареямъ, который не умолкалъ цлые шесть дней, во осажденные оборонялись храбро, такъ-что дло не обошлось безъ значительнаго кровопролитія. Видя это, Герединъ-Мухаммедъ высадилъ на берегъ все свое войско и двнадцать большихъ осадныхъ орудій, которыми вскор почтя срылъ одинъ изъ бастіоновъ, прикрывающихъ входъ въ рку. Сдлавъ это, онъ отрядилъ человкъ шестьсотъ Турковъ, сорокъ янычаръ и нсколько малабарскихъ мавровъ, передалъ ихъ подъ начальство одного Абиссинца, по имени Мамелекана, и веллъ ему взять полуразрушенный бастіонъ приступомъ. Отрядъ этотъ двинулся, неся передъ собою тюки хлопчатой бумаги, для защиты отъ выстрловъ осажденныхъ, и въ нсколько минутъ, посл жаркой счи, водрузилъ на укрплевіи своя знамена. Но аарускій король, одушевивъ своихъ примромъ, словами и общаніями, сдлалъ вылазку, устремился на непріятеля, опрокинулъ его съ урономъ и убилъ самого предводителя-Абиссинца. Потомъ, чтобъ воспользоваться удачею, онъ собралъ сколько можно было своихъ, бросился изъ укрпленія на Ачемцевъ, положилъ на мст множество убитыхъ и раненыхъ, и отбилъ у непріятеля восемь орудій изъ двнадцати осадныхъ, которыя они выдвинули противъ его окоповъ, посл чего, чтобъ не завлечься слишкомъ-опрометчиво впередъ, онъ воротился въ укрплепіе, поправилъ его сколько было возможно и втащилъ на валъ отнятыя у врага пушки.

Видя дурной успхъ того дня и сожаля о смерти своего военачальника-Абиссинца, такъ же какъ о потерянныхъ восьми орудіяхъ, Герединъ-Мухаммедъ, по совту своихъ приближенныхъ, приказалъ продолжать осаду города и овладть во что бы ни стало укрпленіемъ, которое такъ недавно было уже въ его рукахъ. Они бились надъ этимъ цлые семнадцать дней, въ-продолженіе которыхъ сдлали девять неудачныхъ попытокъ взять укрпленіе приступомъ. Наконецъ, стрляя безпрестанно изъ пушекъ и бросая въ укрпленіе разные разрывающіеся снаряды и гранаты, они срыли до земли значительную часть окоповъ. Но, не взирая на то, осажденные защищались съ непоколебимымъ мужествомъ, такъ-что Ачемцы потеряли около двухъ-тысяча пятисотъ человкъ убитыми, кром раненныхъ и обожженныхъ, которыхъ было еще больше, и изъ которыхъ очень-многіе вскор умерли. Со стороны защитниковъ потеря не превосходила четырехъ-сотъ человкъ. Но какъ защитниковъ было мало, а непріятелей много, да къ-тому же непріятели были лучше вооружены, то отстоять укрпленіе не было возможности, тмъ боле, что на помощь осаждающимъ подоспла измна одного изъ приближенныхъ аарускаго государя.

Онъ, по совту одного изъ своихъ кази, на котораго совершенно полагался, но который далъ этотъ совтъ потому, что Ачемцы подкупили его за боченокъ золота, стоившій сорокъ тысяча крузадовъ, сдлалъ вылазку съ большей частію своихъ и завязалъ съ непріятелемъ жаркую битву. Подлая собака кази, оставшись въ укрпленіи начальникомъ, притворился, будто-бы довренъ ему содйствовать, а самъ, съ пятью стами бывшими при немъ воинами, выступилъ изъ окопа съ другой стороны, видя это, одинъ изъ ачемскихъ военачальниковъ, палабарскій мавръ, у котораго было человкъ семьсотъ Малабарцевъ и Гузаратцевъ, овладлъ воротами, которыя подкупленный няни оставилъ нарочно безъ всякой защиты, овладлъ безъ малйшаго труда укрпленіемъ и умертвилъ всхъ остававшихся тамъ больныхъ и раненныхъ, не пощадя ни одного человка,— а этихъ бдняковъ было тамъ до полуторы тысячи. Несчастный парускій король, видя укрпленіе въ рукахъ непріятеля и не подозрвая нисколько измны мерзавца кази, ршился отступить, чтобъ поспшить къ нему на выручку. Подходя къ ближайшей бреши въ валу укрпленія и безпрестанно отбиваясь отъ тснившихъ его непріятелей, онъ былъ убитъ однимъ Туркомъ, который пробилъ ему грудь на вылетъ выстрломъ изъ пищали. Смерть храбраго государя лишила осажденныхъ послдней бодрости: они побжали въ величайшемъ безпорядк, и несчетное множество ихъ было положено на мст.

Ачемцы подняли трупъ аарускаго государя, вынули изъ него внутренности, посолили его, закупорили въ ящикъ и отослали къ своему султану. Тотъ приказалъ открыть ящикъ всенародно, съ большою церемоніею, распилить трупъ на части, сваритъ его въ смол и масл, и потомъ разослалъ по своему государству слдующее грозное объявленіе: ‘Вотъ примръ страшнаго правосудія, исполненнаго по повелнію султана Аларадина, повелителя земли и обоихъ морей, благоуханія златыхъ лампъ храма великаго пророка! Онъ желаетъ и надется, что душа гнуснаго мавра, измнника законамъ Корана, будетъ на томъ свт также распилена на части и сварена въ смол и масл за то, что онъ, наперекоръ долгу, предписанному каждому доброму мусульманину въ святой книг цвтовъ, связался съ нечестивыми христіанскими собаками, пришедшими съ края свта и владющими Малаккою за тяжкіе грхи наши’. Услышавъ этотъ манифестъ, провозглашенный торжественно на главной площади города, весь народъ закричалъ единогласно, что за такое преступленіе наказаніе слишкомъ-умренно.

Такимъ-образомъ, со смертію нашаго несчастнаго союзника, котораго мы бы могли и должны были поддержать погибло государство Аару. Не мн судить, кто въ этомъ виноватъ — пусть судятъ т, кому Богъ далъ на то право.

Когда король аарускій былъ убитъ, какъ я выше разсказалъ, и войско его разстроилось, Герединъ-Мухаммедъ овладлъ безъ всякаго сопротивленія городомъ, исправилъ вс поврежденія укрпленій, снабдилъ его всми нужными припасами и снарядами, и оставилъ тамъ восемьсотъ человкъ отборныхъ людей, подъ начальствомъ мавра Санету-Раджи, потомъ, приведя все въ порядокъ, онъ ушелъ со всмъ флотомъ въ Ачемъ, гд былъ отлично принятъ и награжденъ султаномъ.

Королева ааруская, которая во все время войны скрывалась въ лсу, лигахъ въ семи отъ города, узнавъ о горестной смерти своего супруга и обо всемъ происшедшемъ, хотла тотчасъ же сжечь себя заживо, въ чемъ она поклялась королю еще при его жизни, но приближенные съ величайшимъ трудомъ успли отклонить ее отъ такого намренія. Соглашаясь на ихъ убдительныя мольбы, она сказала имъ: ‘Клянусь вамъ закономъ святой истины, что ни убжденія ваши, ни доказательства вашей благородной преданности, не могли бы заставить меня отказаться отъ исполненія моего святаго обта: Богъ внушилъ душ моей надежду, что жизнь моя можетъ послужить на отмщеніе ачемскому злодю за жестокую смерть моего супруга. Клянусь вамъ его драгоцнною кровью, что пока я жива, вс усилія мои будутъ имть одну эту цль. Я пойду къ Португальцамъ и готова двадцать разъ сдлаться христіанкою, если только этой цною пріобрту ихъ содйствіе моему справедливому мщенію’.

Сказавъ эти слова, она сла на слона и, не теряя времени, окруженная четырьмя стами человкъ остававшихся при ней тлохранителей, выступила изъ лса и направилась прямо къ городу. По дорог къ ней пристали еще свжія толпы, такъ-что всхъ людей набралось около нея человкъ до семисотъ. Въ город она застала около четырехъ-сотъ Ачемцевъ, которые разспоались для грабежа и забирали жалкую добычу, попадавшуюся въ бдныхъ домахъ, оставленныхъ жителями. Королева разгорячила ярость и ненависть своихъ людей, напомнивъ имъ вс ихъ бдствія, такъ-что они съ неистовымъ бшенствомъ бросились за раздленныя толпы Ачемцевъ и не оставили въ живыхъ ни одного человка. Потомъ, видя, что она слишкомъ-слаба для боле-важнаго предпріятія, она ршилась возвратиться въ лсъ, въ свое прежнее убжище. Въ-продолженіе двадцати дней вела она неправильную войну съ завоевателями, не упуская ни одного удобнаго случая нанесть имъ какой-нибудь вредъ: то ночью зажигала городъ съ разныхъ сторонъ, то истребляла малые отряды Ачемцевъ, посылаемыхъ изъ города за водою или за дровами, то отбивала подвозъ състныхъ припасовъ — словомъ, не давала завоевателямъ покоя и напугала ихъ до того, что они не осмливались сдлать шага изъ крпости, мы запасаться самыми необходимыми вещами. Еслибъ она была въ силахъ продлить войну такого рода еще дней на двадцать, Аченцы увидли бы себя вынужденными покинуть свои завоеванія. Къ несчастію мужественной государыни, настала дождливая погода — земля въ лсу превратилась въ болото, плоды, служившіе ей дневною пищею, сгнили до того, что ихъ не было возможности сть, и большій часть ея приверженцевъ захворала. Тогда она оставила лсъ, переправилась черезъ рчку, находившуюся лигахъ въ пяти отъ ея убжища, и, взявъ вс рыбачьи и другія лодки, какія ей попались и которыхъ набралось до семнадцати, она перевалилась благополучно черезъ проливъ и прибыла въ Малакку, разсчитывая, что личное присутствіе ей у насъ будетъ дйствительне, чмъ посылка пословъ.

III.

Перо де-Фаріа принялъ вдову аарускаго государя со всми почестями, при гром пушекъ, колокольномъ звон и многочисленномъ стеченіи народа. Ей показали арсеналъ, магазины, таможню, пороховые погреба, факторію, флотъ,— словомъ, все, что должно было внушить ей выгодное понятіе о нашемъ могуществ и богатств. Ее угощали какъ нельзя-лучше, но на вс просьбы о содйствіи главной цли ея прізда она получала уклончивые отвты, обнадеживанія и общанія, которыхъ исполненіе отлагалось на неопредленное время. Все это довело ее до того, что она, пробывъ въ Малакк около четырехъ или пяти мсяцевъ и видя вс свои старанія безплодными, потеряла всякую мру въ слова Перо де-Фаріи. Въ одно воскресенье, когда онъ только-что вышелъ изъ церкви и на площади было множество народа, она остановила его и стала укорять въ томъ, что мужъ ея лишился жизни и царства за приверженность свою къ Португальцамъ и за ненарушимый союзъ съ ними, тогда-какъ теперь, когда его уже нтъ на свт, Португальцы не хотятъ ступить шага, чтобъ отмстить за смерть врнаго союзника, котораго гибели они сами главною причиной. Слова ея были краснорчивы, а главное — исполнены истины. Перо-де-Фаріа, неожидавшій такого прянаго нападенія, смутился и не впалъ, что отвчать, а она, не давъ ему опомниться, повернулась къ нему спиною и ушла въ отведенный для нея донъ. На другое же утро она со всми своими приближенными отправилась на своихъ судахъ на островъ Бинтангъ, гд въ то время былъ султанъ государства Жантаны, находящагося на Суматр, южне Aapя, и состоящаго изъ многихъ сосднихъ острововъ.

Государь этотъ, какъ въ-послдствіи говорила, въ Малакк, принялъ ее съ большими почестями, и она разсказала ему въ подробности о пребываніи своемъ у насъ и о томъ, какъ ее мучили пустыми общаніями, которыхъ, конечно никогда не думали вымолвитъ. Онъ отвчалъ ей, что она сдлала большую ошибку, понадявшись ни помощь лживыхъ христіанъ, и въ подтвержденіе разсказалъ ей много случаевъ, конечно не относившихся къ нашей чести, которыхъ дурную сторону онъ преувеличилъ до того, что они показались гораздо-худшими, чмъ были на самомъ дл, ибо онъ не пояснялъ, какія причины заставляли насъ поступать такъ, а не иначе, и не приводилъ обстоятельствъ, которыя могли бы служить хотя отчасти къ нашему оправданію. Въ заключеніе онъ общалъ возвратить ей все, чего она лишилась, такъ-что она не потеряетъ ни одной пядени своихъ прежнихъ владній. А чтобъ ему имть основательный предлогъ вступиться ея нее и разорвать дружество съ ачемскимъ султаномъ, онъ предложилъ ей сдлаться его женою. Она отвчала, что понимаетъ, какую честь онъ ей длаетъ такимъ предложеніемъ, но полагается на него не иначе, какъ если онъ дастъ клятву, что отомститъ за смерть государя, ея мужа, ибо безъ этого она отказалась бы отъ владычества надъ цлымъ свтомъ. Жантанскій король далъ ей торжественную клятву исполнить это условіе, въ подтвержденіе чего проложилъ себ ко лбу одну изъ священныхъ книгъ своей нечестивой вры.

Давъ эту клятву въ присутствія своего главнаго кази Раджи-Муланы, въ праздникъ Рамаданъ, король оправился на островъ Кампаръ, гд, посл празднованія свадьбы, собралъ совтъ, чтобъ ршить, какъ приступить къ исполненію даннаго имъ обта. Вс положили единогласно, что прежде начала непріязненныхъ дйствій, король отправитъ въ Ачемъ посла для объявленія султану правъ своихъ Аару, въ-слдствіе брака съ вдовствующею королевою этого государства, а потомъ поступитъ смотря по тому, каковъ будетъ отвтъ Ачемца. Совтъ этотъ показался жантанскому королю самымъ благоразумнымъ, а потому онъ немедленно приказалъ снарядить посла съ богатыми подарками н письмомъ слдующаго содержанія: ‘Сириби Яйя, наслдственный и законный государь Малакки, отнятой у него воинскою силою нечестивыхъ христіанъ, царь Жантаны и Бинтанга, повелитель подвластныхъ мн раджей Индрагиры и Лингана, теб. Сири-султану Аларадину, королю Ачема и земли обоихъ морей, моему истинному брату по древней дружб нашихъ предковъ, осчастливленному золотою печатью святаго храма Мекки. Я, союзникъ твой по тлу и крови, извщаю тебя черезъ этого посла, что въ прошедшіе дни седьмой лупы ныншняго года пришла ко мн въ великой горести благородная вдова Анчезини, королева ааруская. Съ лицомъ печальнымъ и заплаканными глазами, простершись на земл, она сказала мн, что твои полководцы отняли у нея царство, съ обими рками Лава и Павстикангомъ, убили мужа ея Алибомкара и больше пяти тысячь амбораджей и оуробаллонговъ, и взяли въ плнъ около трехъ тысячь невинныхъ дтей, которыхъ связали и били безжалостно, какъ-будто они родились отъ матерей неврныхъ. Тронутый ея неучастіями и слдуя святымъ уставамъ нашего алкорана, я принялъ ее подъ защиту своего гостепріимства, и, заставивъ ее поклясться въ истин ея словъ, сдлалъ ее своею женою. Почему прошу и убждаю тебя, какъ истинный братъ твой, чтобъ ты, какъ слдуетъ доброму мусульманину, веллъ возвратить ей все отнятое, ибо ты обязанъ сдлать это законами нашей истинной вры. Я же прошу тебя объ этомъ потому что, женившись на королев ааруской, далъ торжественную клятву поддержать права ее всми силами.

Когда посолъ прибылъ въ Ачемъ, султанъ приказалъ сдлать ему приличный пріемъ и взялъ отъ него письмо его государя. Но прочитавъ содержаніе письма, онъ разгнвался до того, что убилъ бы посла на мст, еслибъ его не удержали приближенные, которые съ трудомъ доказали ему, какимъ безчестіемъ онъ себя покроетъ, сдлавъ подобный поступокъ. Ачинскій султанъ выслалъ отъ себя посланника жантанскаго, не взявъ даже, въ знакъ презрнія, подарковъ его государя. и отвчалъ слдующими словами: ‘Я, султанъ Аларадинъ, король Ачема, Баарроса, Педира, Пасема, владній дайякскихъ и батавскихъ, государь земли обоихъ морей, рудниковъ Менангкабу и новаго государства Аару, взятаго по справедливости оружіемъ, — теб , королю, празднующему сомнительное наслдство. Видлъ я письмо твое, написанное въ свадебный мсяцъ, а по неразумнымъ словамъ его догадался, что вс совтники твои должны быть пьяны. Я бы не удостоилъ отвтомъ твоего письма, еслибъ меня не упросили мои совтники. Знай, что я вовсе не гоняюсь за твоими похвалами, а что до королевства Аару, то не совтую теб говорить о немъ, если ты желаешь жить на свт — довольно, что я приказалъ взять его, и оно мое: то же можетъ случиться и съ твоимъ теперешнимъ государствомъ. Если же ты воображаешь, что, женившись на Анчезини, имешь права на государство, которое ей уже не принадлежитъ, то можешь успокоиться, а съ нею ты имешь полное право длать то же самое, что длаютъ со своими женами другіе, которые добываютъ себ пропитаніе трудами рукъ своихъ.Возьми напередъ Малакку, которая прежде принадлежала теб, а потомъ уже думай о томъ, что никогда теб не принадлежало. Относительно же моего содйствія,-я буду къ теб милостивъ, какъ къ васаллу, а вовсе не какъ къ брату, хотя ты и дерзнулъ назваться моимъ братомъ. Написано въ моемъ большомъ дворц, въ богатомъ город Ачем, въ день прибытія твоего посла, котораго и отправилъ оть себя тотчасъ же, не желая ни видть, ни слушать ею больше, то онъ самъ теб можетъ разсказать.’

Отвтъ, привезенный посланникомъ жантанскаго короли, оскорбилъ до крайности этого государя. Говорили даже, что онъ запирался въ своемъ дом и потихоньку плакалъ отъ обиднаго презрнія, которое аченскій султанъ такъ явно къ нему обнаружилъ, не принявъ подарки и отославъ посла въ тотъ же день, въ который онъ прибылъ, не говоря уже о дерзкомъ письм его. Жантанскій король снова собралъ своихъ совтниковъ, и они ршили единогласно, что война съ Ачемцами неизбжна и что должно немедленно направятъ вс усилія на государство Аару и крпость Пунстикангъ, прежде чмъ непріятель успетъ приготовиться въ защит и дождаться подкрпленій.

Чтобъ выполнить такой планъ, жантанскій король тотчасъ же, съ величайшею поспшностью, принялся собирать флотъ и войско. Когда все было готово, онъ поручилъ начальство надъ тмъ и другимъ извстному тогда во всей Индіи воину, Лаке-Шемена. Флотъ состоялъ судовъ изъ двухъ-сотъ, въ числ которыхъ было пятнадцать большихъ джонокъ, а остальныя все ланчары, калалузы, проа, и т. п., онъ былъ снабженъ провизіей и всми нужными воинскими припасами и снарядами, и на него помстили десять тысячъ войска и четыре тысячи человкъ для управленія судами — т и другіе были люди опытные въ своемъ ремесл.

Главнокомандующій снялся съ якоря, и, вошедъ въ рку Пунетикангъ, гд была непріятельская крпость, прямо высадилъ людей своихъ на берегъ, они приставили къ стнамъ триста лстницъ и ползли на приступъ. Не могши, однако, овладть крпостью такимъ образомъ, Лаке-Шемена принялся стрлять въ нее изъ сорока орудій своей осадной артиллеріи, которыхъ огонь не умолкалъ ни днемъ, ни ночью, и бросать въ нее огненные снаряды, такъ-что черезъ семь дней большая часть укрпленій была срыва да земли. Потомъ онъ повелъ войско за приступъ, и оно храбро ворвалось вы крпость, положивъ на мст около полуторы тысячи Ачемцевъ, прибывшихъ въ Пунетикангъ наканун прихода жантанскаго флота, ими предводительствовалъ турецкій военачальникъ, племянникъ каирскаго паши, который также былъ убитъ вмст съ двумя стами Турками, приведенными имъ на помощь Ачемцамъ. Лаке-Шемена не позволялъ давать пощады ни одному непріятелю.

Взявъ крпость, онъ съ величайшею дятельностью завелся исправленіемъ поврежденій, только-что имъ самимъ сдланныхъ, такъ-что черезъ двадцать дней она пришла не только въ прежнее свое положеніе, но стала еще сильне, ибо онъ воздвигъ два новые бастіона.

Ачемскій султанъ, узнавъ о дяніяхъ полководца, своего противника, побоялся нешутя, что ему прійдется лишиться своихъ завоеваній, а потому немедленно послалъ въ Аару флотъ изъ ста-восьмидесяти судовъ, состоявшій изъ фустъ, ланчаръ, гальйотовъ и пятнадцати галеръ въ двадцатью-пятью банками. Онъ посадилъ за вето пятнадцать тысячъ войска, въ числ которыхъ было овала трехъ тысячъ гребцовъ, и назвать главнокомандующимъ того же самаго Гередина-Мухаммеда, который, какъ я выше разсказывалъ, завоевалъ это государство ачемскому султану. Прешедъ съ флотомъ своимъ къ одной деревн, находящейся лигахъ въ четырехъ отъ Пунетиканга, онъ узналъ отъ рыбаковъ обо всемъ, что въ крпости произошло и и какъ въ ней укрпился Лаке-Шемена, приготовившійся встртить непріятеля на вод и на суш. Всти эти не мало смутили Гередина-Мухаммеда, который никакъ не ожидалъ, чтобъ непріятель могъ сдлать такъ много въ такое короткое время.

Подчиненные ему военачальники говорили единогласно, что такъ-какъ крпость уже взята, непріятель въ ней утвердился и не осталось въ живыхъ ни одного изъ бывшихъ тамъ Ачемцевъ, то благоразумне всего уйдти, ибо нечего больше длать. Но Герединъ-Мухаммедъ былъ противнаго мннія. Онъ говорилъ, что скоре умретъ, какъ слдуетъ мужу, чмъ останется жить въ безчестіи, что если султанъ оказалъ ему довренность, то онъ долженъ оправдать ее во что бы ни стало, если не хочетъ лишиться мннія, которое вс о немъ имютъ. А потому онъ поклялся костями пророка Мухаммеда и всми лампадами меккскаго храма, что велитъ казнить, какъ измнника, всякаго, кто только заговорятъ объ отступленіи, и что такихъ сваритъ заживо въ котл съ смолою, какъ сварилъ бы самого Лаке-Шемену, еслибъ онъ попался въ его руки.

Потомъ онъ приказалъ сняться съ якоря, и флотъ его вошелъ въ рку подъ всми парусами, при громкихъ крикахъ и страшномъ шум барабановъ, музыкальныхъ инструментовъ н пушечныхъ выстрловъ. Флотъ Лаке-Шемены, подкрпленный множествомъ людей изъ Перака, Бинтанга, Сіака и другихъ сосднихъ мстъ, ждалъ непріятеля въ добромъ порядк на середин рки. Враги встртились, и, посл нсколькихъ залповъ артиллеріи, свалились между собою на абордажъ съ такимъ ожесточеніемъ, что побда оставалась нершеною въ-продолженіе боле полутора часа. Наконецъ, одна огненная бомба поразила Гередина-Мухаммеда прямо въ грудь и разорвала его пополамъ, смерть его совершенно разстроила Ачемцевъ, которые смшались и оробли. Желая скрыться за однимъ мысомъ, они поворотили свои суда назадъ, но теченіе разстроило ихъ совершенно, и они были разбиты и взяты по частямъ.

Такимъ-образомъ весь флотъ ачемскаго султана достался въ руки Лаке-Шемены, кром четырнадцати судовъ, которыя успли убжать, а сто-шесть-десятъ-шесть были взяты и вс бывшіе на нихъ люди преданы смерти. Когда спасшіяся четырнадцать судовъ прибыли въ Ачемъ и донесли султану обо всемъ происшедшемъ, онъ впалъ въ такую горесть, что заперся въ своемъ дворц и цлые двадцать дней не хотлъ никого видть. Потомъ онъ приказалъ отрубить головы всмъ капитанамъ этихъ четырнадцати судовъ, а остальнымъ, которые на нихъ пришли, веллъ выбрить бороды, и, подъ опасеніемъ казни быть заживо распиленными, носить женское платье, обвваться опахаломъ и играть на цитр. Воины эти, которыхъ все преступленіе состояло въ несчастіи, не могли перенести такого унизительнаго и несправедливаго наказанія: почти вс они сами лишили себя жизни — одни отравились ядомъ, другіе повсились, третьи закололись кинжалами.

Вотъ какъ королевство Аару освободилось изъ-подъ ига ачемскаго тирана и досталось во власть жантанскаго короля, который владлъ имъ до 1564 гола, когда тотъ же ачемскій тиранъ, притворившись, будто хочетъ идти войною на Патани, вмсто того, сдлалъ ночью нападеніе на Жантану, гд въ то время былъ король этого государства. Ачемскій султанъ захватилъ его въ плнъ вмст со всми его женами и дтьми, отвезъ ихъ въ свою столицу и тамъ подвергъ неслыханно-жестокимъ мученіемъ, не щадя даже самыхъ малолтныхъ дтей, королевство же Аару снова перешло къ нему, и онъ посадилъ туда на царство своего старшаго сына, того самого, который въ-послдствіи былъ убитъ подъ стнами Малакки. Онъ осадилъ ее тогда съ большими силами, но губернаторъ нашъ, донъ Ліонисъ-Перейра, сынъ графа да-Фейры, защищалъ нашу крпость съ такимъ геройскимъ мужествомъ, что спасъ ее какъ-будто чудомъ, ибо непріятелей было чуть-ли но вдесятеро больше, чмъ христіанъ.

IV.

Теперь, разсказавъ о современныхъ происшествіяхъ съ нашими сосдями, по правд, какъ все тамъ было, обращусь снова къ моимъ собственнымъ приключеніямъ.

Выздороввъ, какъ я выше говорилъ, отъ болзней, привезенныхъ мною изъ плна въ Сіак, я былъ однажды позванъ къ губернатору Перо-де Фаріи. Онъ сказалъ мн, что, желая открыть для меня какую-нибудь дорогу, по которой я бы могъ обезпечить хоть нсколько свою будущность, поручаетъ мн доставить на лангар товаровъ на десять тысячъ крузадовъ въ Пагангъ {Маленькое государство это находится на восточномъ берегу полуострова Малакки. Прим. перев.}, къ живущему тамъ повренному ею Томе Лобо, оттуда я долженъ былъ идти въ Патани, лигъ на сто дале по берегу Китайскаго-Моря, къ сверу, съ подарками къ тамошнему королю, для переговоровъ о выкуп пяти Португальцевъ, находившихся въ плну въ Сіам, у его зятя.

Я вышелъ изъ Малакки съ попутнымъ втромъ, обогнулъ южную оконечность этого полуострова и на седьмой день пути, ночью, находясь на высот острова Пуло-Тимоанга, мы вс были поражены раздавшимися на вод, недалеко отъ васъ, двумя громкими криками отчаянія. Не видя ничего въ совершенной темнот, мы поворотили паруса и направились въ сторону звука на удачу, разглядывая во вс глаза воду, не удастся ли что-нибудь разсмотрть. Такимъ-образомъ, подвигаясь ощупью около часа, мы замтили довольно-далеко впереди что-то черное и массивное. Не могши разобрать, что это такое, мы пріостановились и стали между собою держать совтъ. Насъ Португальцевъ было на лангар четверо, и мннія были различны: — одни говорили, что должно идти впередъ и удостовриться, нельзя ли подать помощь бдствующимъ, другіе утверждали, что намъ нечего терять время для длъ, которыя насъ вовсе не касаются, и что лучше всего идти своимъ путемъ въ Пагангъ и сдать тамъ товары Перо-де-Фаріи, ибо всякая задержка можетъ быть сопряжена съ опасностью и пріидется отвчать въ случа какого-нибудь несчастія.

Я объявилъ имъ на это, что непремнно, во что бы ни стало, ршился узнать причину крика, который вс мы слышали, а если я ошибаюсь, то буду отвчать одному Перо де-Фаріи, которому принадлежатъ и ланчара и товары, но никакъ не имъ, ибо они не рискуютъ тутъ ничмъ, кром своихъ особъ, которыя такъ же малоцнны, какъ и моя собственная. Пока споры эти длились, время подошло къ разсвту, и мы ясно могли разсмотрть нсколько человкъ, плававшихъ на волнахъ и державшихся за обломки. Мы тотчасъ же поставили вс паруса и принялись грести что было силъ, наконецъ, когда мы приблизились къ нимъ на столько, что они могли разглядть васъ, они прокричали громко разъ шесть или семь: ‘Господи, помилуй насъ!’ Слова этихъ несчастливцевъ поразили насъ несказанно, подошедъ къ нимъ вплоть, мы тотчасъ же убрали паруса, спустили на воду шлюпку и перетащили къ себ двадцать-три человка, изъ которыхъ четырнадцать были Португальцы, а остальные невольники. Искаженныя лица ихъ приводила насъ въ ужасъ, вс они были такъ слабы, что не могли сначала произнести ни одного слова.

Мы оказали имъ вс попеченія, какія только на ланчар были возможны, и когда привели ихъ нсколько въ себя, стали разспрашивать о томъ, какимъ образомъ они очутились въ такомъ ужасномъ положеніи. Одинъ изъ нихъ, человкъ пожилой, отвчалъ на это съ горькимъ плачемъ: ‘Имя мое. сеньйоры, Фернанъ Жиль Порсальйо, а кривой глазъ мой вышибли Ачемцы, когда они осаждали Малакку во второй разъ, во время губернаторства дона Эстевана де Гамы. Онъ, желая сдлать мн добро и видя мою бдность, позволилъ мн хать на Молуккскіе-Острова, чтобъ дать мн возможность сдлать кой-какіе торговые обороты. О, еслибъ Господь помиловалъ меня и не внушалъ желанія быть въ тхъ мстахъ! Я пожилъ на многихъ изъ этихъ острововъ я, наконецъ, пошелъ изъ Терната, гд наша крпость, въ Малакку, на джонк, нагруженной тысячью багаровъ гвоздики, цною больше чмъ на сто тысячъ крузадовъ. Мы плыли двадцать-три дня съ благополучными втрами, но вдругъ, за грхи наши, когда мы находились къ сверо-западу отъ Сурабайи, что на остров Яв, сдлалась жесточайшая буря, которая вскор развела огромное волненье, въ носовой части нашей джонки открылась такая течь, что мы должны были облегчить ее и побросать за бортъ значительную часть груза. Такимъ-образомъ носило насъ цлую ночь безъ парусовъ, ибо страшные порывы не позволяли нести ни малйшаго клочка парусины, и наконецъ, на другой день, судно не выдержало и пошло ко дну, изъ ста-сорока-семи человкъ спаслось только двадцать-три на разныхъ обломкахъ и бревнахъ. Въ-продолженіе нсколькихъ дней, плавали мы по морю въ такомъ положеніи, въ какомъ вы нашли насъ, мучившій насъ голодъ мы утоляли мясомъ одного невольника-Кафра, который захлебнулся и умеръ. Въ эту ночь умерло изъ нашего числа еще двое Португальцевъ, но мы не хотли сть ихъ, ибо твердо были уврены, что не доживемъ до утра.

Мы съ ужасомъ слушали разсказъ бдныхъ страдальцевъ и благодарили Господа за то, что онъ васъ не подвергъ такой тяжкой участи. Потомъ, утшая ихъ по-христіански, сколько умли, мы подлились съ ними одеждою, уступили имъ свои постели, словомъ , сдлали для ихъ спокойствія все, это позволяли наши бдные способы. Потомъ, мы снова направили путь въ Пагангу, ко входу въ который прибыли въ самую полночь и бросили якорь передъ небольшимъ селеніемъ Кампаларау.

На разсвт мы снялись и подошли на гребл къ самому городу, гд вскор отъискали Томе-Лобо, агента Перо де-Фаріи, которому я тотчасъ же и сдалъ привезенные мною товары. Въ этотъ же день умерло трое изъ четырнадцати спасенныхъ нами Португальцевъ, въ числ которыхъ былъ и Фернанъ Жиль Порсальйо, и пять христіанскихъ мальчиковъ цвтнаго племени. Мы спустили ихъ всхъ ночью въ море, привязавъ каждому по камню на шею и на ноги, чтобъ погрузить ихъ на дно, ибо на берегу намъ ни за что не позволяли хоронить нашихъ покойниковъ, хотя Томе-Лобо и предлагалъ за это сорокъ крузадовъ: жители говорили, что земля ихъ останется проклятою и не будетъ производить ничего, потому-что покойники не очищены отъ множества свинины, которую они при жизни съли, что у нихъ считается самымъ тяжкимъ оскверненіемъ. Оставшихся въ живыхъ изъ спасенныхъ нами людей, Томе-Лобо помстилъ въ свои домъ и снабжалъ въ изобиліи всмъ нужнымъ, пока они не выздоровли совершенно, тогда онъ отправилъ ихъ въ Малакку.

Кончивъ дла свои вь Паганг, я хотлъ идти въ Патани, чтобъ исполнить другое порученіе Перо де-Фаріи, но Томе-Лобо усильно упрашивалъ меня остаться, увряя, что пребываніе его въ Паганг сопряжено съ опасностью, ибо одинъ изъ здшнихъ вельможъ, по имени Туангъ-ІІІеррафангъ, поклялся сжечь его домъ вмст съ нимъ-самимъ и всми его товарами. Дло въ томъ, что въ Малакк одинъ изъ агентовъ губернатора взялъ у него на пять тысячъ крузадовъ ладана, шелка и алоя за гораздо-меньшую цну, чмъ все это стоило, а самъ прислалъ ему гнилыхъ и испорченныхъ товаровъ, которые онъ посл съ трудомъ сбылъ за семьсотъ крузадовъ, вмсто хорошихъ, могшихъ доставить выгодный барышъ. Томе-Лобо говорилъ, что уже два раза у его дома нарочно поднимали шумъ, чтобъ выманить его-самого за ворота и убить въ драк, а потому онъ считалъ необходимымъ, чтобъ я остался съ нимъ для защиты въ случа нужды его-самого и товаровъ, которые хранились въ его дом. Я возражалъ ему на это разными доводами, которыхъ онъ не хотлъ слушать, и, наконецъ, сказалъ, что если они хотятъ его убить и ограбить, то какимъ же образомъ а самъ избгну той же участи? А притомъ, если онъ ожидаетъ неминуемаго нападенія, то зачмъ отпустилъ въ Малакку тхъ одиннадцать Португальцевъ, которыхъ я спасъ въ мор?— Онъ клялся мн, что сожалетъ до крайности объ отправленіи этихъ людей, во ороситъ я требуетъ именемъ малаккскаго губернатора, которому сейчасъ же напишетъ обо всемъ, чтобъ я остался, ибо отъ этого зависитъ участь товаровъ Перо де-Фаріи, которыхъ у него тысячъ на тридцать крузадовъ, не считая своихъ собственныхъ, которыхъ почти на столько же.

Положеніе мое было довольно-затруднительно: оставаться опасно, а уйдти и покинуть на произволъ судьбы Томе-Лобо съ имуществомъ Перо де-Фаріи, я также считалъ невозможнымъ. Какъ тутъ поступить? Я предложилъ Томе-Лобо уговоръ, чтобъ онъ въ-продолженіе пятнадцати дней превратилъ вс свои товары въ золото и драгоцнные камни, которыми та страна изобилуетъ, и былъ готовъ идти съ нами на моей ланчар въ Питани, по прошествія же этого срока, я уйду, я онъ можетъ длаться, какъ знаетъ. Онъ согласился, и такимъ образомъ я успокоился.

Томе-Лобо, боясь бды, принялся продавать свои товары такъ усердно и такъ дешево, что черезъ восемь дней въ амбарахъ его ничего не осталось. Онъ не бралъ ни гвоздики, ни перца, ни другихъ пряностей, которыя могли бы загрузить мою ланчару, а принималъ только золото, привозимое сюда изъ Менангкабу, алмазы, доставляемые нажу рунангахъ изъ Лаоса и Танжангпура, и жемчугъ изъ Борнео и Солора.

Когда все было устроено, и намъ только осталось, перебравшись на другой день на ланчару отправиться въ путь, демону пришло въ голову испортить все дло. Нкто Ходжа-Джейналь, посланникъ борнеоскаго султана, жившій года три или четыре при двор пагангскаго короля, человкъ очень-богатый, убилъ, его за то, то засталъ съ своею женою, происшествіе это подняло въ город такую тревогу и до того взволновало народъ, что, казалось, будто весь адъ сорвался съ цпи. Множество праздныхъ и буйныхъ людей, готовыхъ всегда напакостить чего они не смли длать, боясь своего государя, собрались въ числ шести или семисотъ человкъ и ворвались тремя толпами въ домъ, гд жилъ Томе-Лобо. Мы отбивались, какъ могли, и наконецъ, когда съ нашей стороны легло одиннадцать человкъ, въ томъ числ трое прибывшихъ со нами изъ Малакки Португальцевъ, и самъ Томе-Лобо получилъ шесть ранъ, изъ которыхъ одинъ сабельный ударъ разскъ ему правую щеку до шеи, мы увидли себя въ необходимости отступить въ ланчару. Господь помогъ намъ спастись вмст съ пятью Портутальцами и восемью матросами, но товары пропали вс, а въ кладовой Томе-Лобо было одного золота и драгоцнныхъ каменьевъ тысячъ на пятьдесятъ крузадовъ.

Мы отдалились отъ берега и выждали до разсвта къ безпрестанной тревог. Видя, что съ каждымъ часомъ дла идутъ хуже и хуже и что возмущеніе въ город разгарается сильне, мы ршились уйдти въ Патани, не желая подвергнуться опасности быть убитыми. Намъ посл сказывали, что, во время этого бунта, въ Паганг около четырехъ тысячъ человкъ ршилось жизни.

Снявшись съ якоря, мы черезъ шесть дней пришли къ Патани, гд были очень-хорошо приняты жившими тамъ Португальцами и разсказывали имъ въ подробности обо всемъ, происшедшемъ въ Паганг и о смутномъ положеніи города, что поразило ихъ сильно, и они, движимые усердіемъ добрыхъ христіанъ, пошли въ домъ короля: объяснивъ ему, какой убытокъ потерплъ его союзникъ, малаккскій губернаторъ, они просили позволенія возвратить какъ-нибудь товары, которыхъ онъ совершенно безвинно лишился. Король, выслушавъ ихъ благосклонно, сказалъ: ‘Справедливость требуетъ, чтобъ вы грабили тхъ, кто грабитъ вашихъ, а въ особенности тхъ, кто ограбилъ малаккскаго губернатора, которому вс вы столько обязаны’. Португальцы поблагодарили его за такую милость, и возвратясь домой, ршили захватывать все, что только попадется имъ въ руки изъ принадлежащаго жителямъ Паганга, пока не вознаградится весь убытокъ, понесенный тамъ нашими земляками во время послднихъ смутъ.

Дней черезъ девять провдали они, что въ рк Калантанг, находящейся лигахъ въ восемнадцати отъ Патани, стоятъ три китайскія джонки, весьма-богато нагруженныя, которыя принадлежатъ мавританскимъ купцамъ изъ Паганга и зашли въ эту рку по причин противныхъ втровъ. Изъ трехъ-сотъ Португальцевъ, жившихъ къ Патани, восемьдесятъ человкъ тотчасъ же, не теряя времени, чтобъ не дать здшнимъ маврамъ успть предувдомить о себ, отправились въ экспедицію на двухъ фустахъ и одномъ большомъ судн. Начальство принялъ на себя Жоао-Фернандезъ-Дабреу, урожденецъ острова Мадеры, сынъ учителя короля дона Іоанна, онъ имлъ съ собою на большомъ судн сорокъ солдатъ, а двумя фустами командовали Лоренсо де-Гоэсъ и Васко Сермеато, люди весьма-храбрые и опытные въ военномъ и морскомъ дл.

Экспедиція прибыла на другой день въ рку Калантангъ, и, увидвъ на якор джонки, о которыхъ они были увдомлены, наши напали на нихъ съ такою стремительностью, что, не взирая на мужественную защиту мавровъ, он меньше чмъ черезъ часъ нашлись вынужденными сдаться, лишившись семидесяти-четырехъ человкъ убитыми, изъ нашихъ было убитыхъ только трое, но за то много раненныхъ.

Овладвъ джонками и пересадивъ на нихъ часть своихъ людей для управленія, Португальцы наши снова поставили паруса, и, вмст съ джонками, поспшили выйдти изъ рки, оставаться доле было опасно, потому-что все народонаселеніе окрестныхъ деревень поднялось уже на ноги. Вышелъ такимъ-образомъ изъ рки, они черезъ сутки прибыли въ Патани, при гром артиллеріи и звук трубъ и барабановъ, къ большому неудовольствію мавровъ, которымъ такое торжество было очень-непріятно.

Мавры эти, не смотря на то, что по наружности казались нашими друзьями, употребляли вс усилія и всячески старались подстрекать короля черезъ его приближенныхъ, чтобъ онъ поссорился съ нами и выгналъ насъ изъ своихъ владній, но онъ оставался непреклоненъ и говорилъ, что ни за что не намренъ разорвать дружбу, которую предшественники его заключили съ Португальцами. Желая, однако, быть посредникомъ между нами и хозяевами джонокъ, онъ попросилъ насъ, чтобъ мы взяли изъ грузовъ ихъ столько товаровъ, на сколько губернаторъ Малакки потерплъ убытка, а суда отпустили домой, вознаградивъ м себя нсколько за труды. Жоао-Фернандезъ-Дабреу и большая часть Португальцевъ, видя, какъ сильно король желаетъ этого, согласились на его просьбу, за что онъ остался ими весьма-доволенъ и премного благодарилъ ихъ.

Вотъ какимъ-образомъ были возвращены пятьдесятъ-тысячь крузадовъ, которыхъ Перо де-Фаріа и Томе-Лобо лишились въ Паганг, а Португальцы остались въ той земл съ честнымъ именемъ и заставили мавровъ бояться и уважать себя. Говорили, что на взятыхъ джонкахъ было одного серебра тысячъ на триста крузадовъ, не считая другихъ товаровъ, которыми он была богато нагружены.

На двадцать-шестой день пребываніи моего въ Патана, когда я уже былъ почти готовъ отправиться въ Малакку, прибыла оттуда фуста, подъ начальствомъ капитана Антоніо де-Фаріи де-Сузы. Перо де-Фаріа прислалъ его къ здшнему королю съ подарками и съ изъявленіемъ благодарности за хорошіе поступки его съ Португальцами, а также для нкоторыхъ переговоровъ, касавшихся торговли нашей съ здшнимъ краемъ.

Антоніо де Фаріа имлъ тысячъ на двнадцать крузадовъ индійскихъ товаровъ, которые взялъ въ Малакк въ долгъ, но которые здсь были въ такомъ дурномъ ходу, что никто не хотлъ покупать ихъ. Не иная что съ ними длать, онъ ршился-было перезимовать въ Патани, чтобъ выждать случая сбыть ихъ какъ-нибудь, однако, нкоторые изъ здшнихъ опытныхъ купцовъ посовтовали ему идти въ Лугоръ или Лигоръ, городъ въ Сіамскомъ Королевств, лигъ на сто къ сверу отъ Патани, очень-богатый и посщаемый множествомъ джонокъ и проа изъ Лаоса. Танжангпура, Пассарвавга, Солора, Борнео и другихъ мстъ, откуда привозятъ золото и дорогіе каменья для промна на разные товары.

Антоніо де-Фаріа ршился послушаться этого совта и нанялъ себ въ Патани судно, ибо фуста его была слишкомъ-плоха, онъ поручилъ продажу своихъ товаровъ нкоему Кристовао Борральйо, человку весьма-опытному въ торговыхъ длахъ, а съ нимъ должны были отправиться человкъ семнадцать разночинцевъ и солдатъ, изъ которыхъ у каждаго было понемножку своего добра, и каждый надялся сдлать въ Лугор такой оборотъ, чтобъ изъ одного крузада вышло семь и даже больше. Въ числ этихъ разсчетливыхъ былъ и я гршный.

Мы снялись оъ якоря въ субботу утромъ и, держась все вдоль берега, при попутныхъ втрахъ пришли въ четверкъ слдующей недли ко входу въ Лугоръ. Бросивъ якорь въ усть рки, мы простояли тутъ весь день, собирая по возможности подробнйшія свднія обо всемъ, что могло касаться нашей торговли и нашей личной безопасности.

Свднія эти были до того благопріятны,что мы надялись ушестерить свои капиталы, такъ-какъ сентябрь мсяцъ, по законамъ сіамскаго императора, былъ мсяцемъ королевскихъ сумбай или поклоновъ. Чтобъ понять значеніе этого выраженія, надобно знать, что вдоль всего восточнаго малайскаго берега и на нкоторое разстояніе во внутрь царствуетъ одинъ могущественный государь, который называется Пречау Салеу, императоръ всего Сорнау, царство его состоитъ изъ четырнадцати мелкихъ королевствъ, которыя извстны подъ общимъ именемъ Сіама. Вс эти четырнадцать королей, по древнему обычаю, были обязаны являться лично, разъ въ каждый годъ, въ городъ Одіа, столицу Сорнау, туда они приносили дань, которую каждый долженъ былъ платить своему верховному повелителю, и длали сумбайю, то-есть цаловали въ знакъ покорности саблю, заткнутую за поясомъ императора.

Но такъ-какъ столица находится лигъ на пятьдесятъ во внутрь земли и теченіе рки очень-быстро, отъ-чего королямъ часто приходилось долго проживать тамъ съ большими издержками и убытками, то императоръ, снисходя на ихъ общее прошеніе, смягчилъ требованіе этого знака покорности, назначивъ въ городъ Лугоръ намстника, который на ихъ язык называется пойго: къ нему они должны представляться лично черезъ каждые три года, въ сентябр, съ изъявленіемъ своей покорности и съ данью, которую каждый обязанъ вносить въ-продолженіе этихъ трехъ лтъ. Въ этотъ мсяцъ снимается пошлина не только съ товаровъ, привозимыхъ этими данниками-королями, но и со всхъ, которые привозятъ купцы, какого бы народа они ни были.*

Время нашего прибытія случилось какъ-разъ въ этотъ мсяцъ, и въ здшній городъ стеклось столько купцовъ съ разныхъ сторонъ съ богатыми товарами, что по разсказамъ тамъ перебывало боле полуторы тысячи судовъ.

Все это мы узнали пока стояли на якор въ усть рки, выжидая перемны втра, чтобъ войдти въ нее. Но за грхи наши Господу не угодно было допустить осуществленія нашихъ блестящихъ надеждъ: часовъ около десяти, когда мы только-что приготовились обдать, имя якорь на панер, чтобъ сняться тотчасъ же посл ды, мы увидли идущую изъ рки большую джонку, шедшую подъ однимъ фокомъ. Она бросила якорь пряно впереди насъ: потомъ, разсмотрвъ, что мы Португальцы и что насъ очень-мало, да и судно у насъ маленькое, она выпустила канатъ и подрейфовала на насъ. Поравнявшись съ вашимъ носомъ, съ джонки закинули къ намъ на цпяхъ желзные крючья и притянули ваше судно къ себ, потомъ появилось вдругъ человкъ семьдесятъ или восемьдесятъ мавровъ съ примсью нсколькихъ Турковъ, притаившихся подл борта. Они испустили страшный крикъ и осыпали насъ такимъ градомъ камней, стрлъ и дротиковъ, что, меньше чмъ въ одинъ credo, изъ семнадцати Португальцевъ легло на мст двнадцать, и кром того тридцать-шесть матросовъ и невольниковъ. Мы четверо, уцлвшіе, бросились въ море, и одинъ утонулъ но доплывъ до берега, а остальные добрались туда кое-какъ, измученные и израненные, мы съ трудомъ пошли по болотистому взморью, увязая въ тин чуть не до пояса, и поспшили скрыться какъ-можно-скоре въ лсу.

Мавры съ джонки вошли на наше судно, и первымъ дломъ ихъ было добить лежавшихъ на палуб человкъ шесть или семь раненныхъ, потомъ,перетащивъ на джонку все, что сочли достойнаго изъ груза и вещей, они прорубили судно и пустили ко дну, а сами немедленно подняли якорь, поставили паруса и пошли въ море.

Мы трое, спасшіеся отъ общей участи, израненные и безпомощные, принялись плакать и бить себя въ грудь кулаками, въ отчаяніи отъ всего, что видли за полчаса предъ тмъ, и такимъ-образомъ провели остатокъ этого горестнаго дня. Видя, что земля здсь болотиста и населена множествомъ змй и ящерицъ, мы ршились провести ночь на взморь, въ тин. На другой день, когда разсвло, мы потянулись вдоль берега рки вверхъ, до небольшаго рукава ея, черезъ который мы ршились переправиться, какъ по глубин его, такъ и потому-что видли въ немъ много большихъ ящерицъ {Вроятно, крокодиловъ.}. Мы провели тутъ тяжкую ночь и пять слдующихъ дней, ибо намъ нельзя было идти ни впередъ, ни назадъ: вся земля была болотистая, поросшая высокою травою.

Въ-продолженіе этого времени умеръ одинъ изъ насъ, по имени Бастіанъ Анрикезъ, человкъ весьма-почтенный и богатый, у котораго на лангар пропало тысячъ восемь крузадовъ, остальные двое, Кристовао Борральйо и я, принялись оплакивать худо-погребеннаго покойника и сами были такъ слабы, что едва могли говорить: мы предчувствовали, что и намъ прійдется прожить недолго и были готовы умереть.

На другой день, около солнечнаго восхода, увидли мы вверху, по теченію рки, большую лодку, нагруженную солью, когда она поравнялась съ нами, мы встали на колни и умоляли гребцовъ взять насъ. Они пріостановились, посмотрли на насъ пристально и показали видъ, будто хотятъ продолжать путь свой внизъ по рк, тогда мы закричали имъ, сколько у насъ было силъ, чтобъ они сжалились надъ нами и не оставили умереть въ такомъ положеніи. При звук нашего голоса поднялась въ корм лодки пожилая женщина, вида важнаго и величаваго, увидя насъ въ такомъ жалкомъ состояніи и раны, которыя мы ей показали, она приказала людямъ своимъ грести къ берегу, должно быть, люди сначала противились, потому-что она взяла палку и надлила многихъ изъ нихъ добрыми ударами. Когда лодка пристала къ берегу, шестеро изъ гребцовъ выскочили и втащили васъ къ себ.

Почтенная женщина, видя васъ израненными, а лохмотья одежды нашей въ грязи и крови, велла вылить на насъ нсколько ушатовъ воды и дала обоимъ по куску бумажной матерія для прикрытія наготы. Потомъ она посадила насъ подл себя, дала намъ сть изъ своихъ рукъ и сказала: — ‘Подкрпляйте свои силы, бдные чужеземцы: и не унывайте. Взгляните на меня, я женщина еще не очень старая, а между-тмъ, шесть лтъ тому назадъ, была въ плну и ограблена больше чмъ на сто тысячъ крузадовъ имущества, лишилась трехъ сыновей и мужа, котораго любила больше глазъ своихъ, двухъ братьевъ и зятя — вс они были растерзаны при мн хоботами слоновъ сіамскаго государя, я видла, какъ три дочери, отецъ и мать были брошены въ раскаленныя печи и умерли въ ужасныхъ мукахъ, испуская крики и стоны, отъ которыхъ небо должно бы развалиться. Я перенесла все это и влачу жизнь горестную, но не ропщу на Бога, ибо онъ знаетъ что длаетъ.’

Мы отвчали ей, что Господу угодно было за грхи наши постить и насъ бдствіемъ неожиданнымъ, посл котораго она видитъ насъ въ такомъ положеніи. Она возразила со слезами на глазахъ: ‘Хорошо вы длаете, чужеземцы, что въ несчастіяхъ своихъ принимаете съ покорностью волю Божію’. Потомъ она принялась разспрашивать насъ о причин нашего бдствія и мы разсказали, какъ все произошло, присовокупивъ, что не знаемъ, кто были эти разбойники и за что они сдлали намъ столько зла. Люди ея заключали изъ нашихъ слогъ, что навалившая на насъ большія джонка — та самая, на которой разбойничаетъ гузаратскій мавръ Ходжа-Асемъ, вышедшій въ тотъ день изъ рки и отправившійся съ грузовъ на островъ Гаи-Нанъ.

Почтенная женщина, ударяя себя въ грудь, воскликнула: ‘Пусть меня убьютъ, если это не онъ! Мавръ этотъ хвасталъ нсколько разъ въ присутствіи всхъ, кто его слушалъ, что онъ истребилъ многихъ изъ чужеземцевъ, владющихъ Малаккой, и что поклялся своему пророку Мухаммеду убивать всхъ Португальцевъ, какіе только ему попадутся.’ — Мы, испуганные этимъ извстіемъ, спросили ее, что за человкъ этотъ мавръ и по какой причин онъ питаетъ къ намъ такую кровожадную вражду. Она отвчала, что наврное не знаетъ, но что слышала, будто одинъ изъ вашихъ главныхъ военачальниковъ, по имени Эйгоръ-да-Сильвейра, убилъ его отца и двухъ братьевъ въ Меккскомъ-Пролив, и судн, шедшемъ оттуда въ Дабулъ. Посл того она разсказала какъ еще много другихъ подробностей объ ожесточенной ненависти этого мавра къ Португальцамъ и обо всемъ, что онъ говоритъ и длаетъ къ нашему вреду.

Отваливъ отъ мста, гд насъ взяла эта почтенная женщина, мы пошли вверхъ по рк подъ парусами и на веслахъ. Прохавъ около двухъ лигъ, мы остановились у небольшой деревни, въ которой переночевали, а на разсвт слдующаго два пошла къ городу Лугору, находящемуся оттуда лигъ за пять, куда прибыла около полудня.

Покровительница наша взяла насъ къ себ въ домъ, гд мы прожили двадцать-три дня въ полномъ изобиліи, окруженные всми удобствами, которыя доставляла намъ ея заботливая попечительность, такъ-что совершенно выздоровли и поправились.

Женщина эта была вдова знатнаго рода. Мы въ-послдствіи узнали, что она была прежде женою Шабандара Древедина, котораго Лазапара, король Квайжоанга, что на остров Яв, убилъ въ город Банча. Когда она насъ встртила, она хала съ своей большой джонки, нагруженной солью, которая сидла въ вод слишкомъ-глубоко, чтобъ войдти въ рку, а потому съ нея перевозила грузъ мало-по-малу на той самой лодк, которая спасла насъ.

Когда Господу угодно было возвратить намъ здоровье, она сдала насъ одному купцу, своему родственнику, отправлявшемуся въ Патани. Онъ взялъ насъ на гребную калалузу, на которой собирался хать, и мы черезъ семь дней прибыли благополучно въ Патани.

Антоніо де Фаріа, ожидавшій насъ съ нетерпніемъ и разсчитывавшій на большіе барыши, остолбенлъ, когда мы разсказали о горестной участи вашей ланчары. Большая часть бывшихъ здсь Португальцевъ были огорчены не мене его, ибо и они лишились всего своего имущества.

Антоніо де Фаріа, видя себя въ безпомощномъ состояніи и зная, что въ Малакк отъ него потребуютъ взятыхъ въ долгъ двнадцать тысячъ крузадовъ, собралъ нашихъ земляковъ и объявилъ имъ, что во сметъ показаться на глаза своимъ кредиторамъ, а потому, по его мннію, всмъ вамъ остается одно средство: отъискать тхъ, кто насъ ограбилъ и возвратить себ силою наше потерянное добро. Потомъ онъ ваялъ святое евангеліе и поклялся надъ нимъ громогласно, что пойдетъ хоть на край свта искать нечестиваго мавра и заставитъ его заплатить съ лихвою за все сдланное имъ зло, ибо смерть шестнадцати Португальцевъ и тридцати-шести христіанскихъ моряковъ не должна пройдти разбойнику даромъ, иначе подобныя дла повторятся въ другой, въ десятый и въ сотый разъ.

Вс присутствовавшіе похвалили ршимость Антоніо де Фаріи и предложили себя и все, что у нихъ осталось денегъ, для исполненія его предпріятія. Онъ поблагодарилъ своихъ друзей за ихъ готовность и немедленно, съ величайшею дятельностью приступилъ къ нужнымъ приготовленіямъ, такъ-что черезъ восьмнадцать дней судно было готово къ отплытію съ пятьюдесятью-пятью солдатами и нужнымъ числомъ матросовъ и невольниковъ.

Необходимость заставила и меня идти въ эту экспедицію, ибо я остался безъ единаго винтина, не имлъ никого, кто бы мн помогъ въ крайности и, кром того, долженъ былъ въ Малакк боле пятисотъ крузадовъ, которыми друзья меня тамъ ссудили. А по милости этой собаки-мавра у меня не осталось ровно ничего, кром моего гршнаго, израненнаго тла. Товарищъ мой Кристовао Борральйо былъ еще въ худшемъ положеніи: у него было еще больше ранъ взамну двухъ тысячь пятисотъ крузадовъ, на которые его ограбили вмст съ прочими.

Приготовившись въ походу, Антоніо де-Фаріа вышелъ изъ Патани въ субботу 9 мая 1540 года и направилъ путь къ сверо-востоку. На другой день плаванія увидли мы островъ, называемый Пуло-Кондоръ, который находится за юго-востокъ отъ мыса Камбоджи. Обойдя его кругомъ, мы нашли хорошее якорное мсто, гд стояла джонка, отправлявшаяся въ Сіамъ съ посланникомъ Наутакима Линдау, короля острова Тоза {Тоза главный городъ на остров Сикок, одномъ изъ составляющихъ Японскую Имперію. Прим. перевод.}. Увидя насъ, она тотчасъ вступила подъ паруса и Антоніо де-Фаріа отправилъ на нее своего китайца-лоцмана, съ привтствіями къ посланнику и увреніями въ желаніи ненарушимой дружбы между португальцами и его государемъ. Посланникъ веллъ лоцману выразить Антоніо де-Фаріи надежду свою, что со времененъ народъ его сойдется съ нами и оба будутъ жить въ святой дружб, завщанной людямъ Богомъ, безконечно-милосердымъ, вмст съ тмъ онъ прислалъ въ подарокъ Фаріи богатую саблю съ золотыми ножнами и эфесомъ и двадцать-шесть крупныхъ мчужинъ въ золотой коробочк, обдланной въ вид солонки.

Антоніо де-Фаріа былъ очень огорченъ тмъ, что не могъ отплатить посланнику подаркомъ за подарокъ и увидться съ нимъ лично, ибо джонка его была уже далеко, когда возвратился нашъ Китаецъ-лоцманъ.

Мы съхали на этотъ островъ Пуло-Кондоръ и простояли у него трое сутокъ, наливаясь водою и накидывая неводъ, въ который попадалось каждый день множество рыбы. Мы снаряжались въ Патана съ большою торопливостью, и не успли запастись всмъ, что намъ было нужно для экспедиціи, а потому Антоніо де-Фаріа ршился пополнить свои запасы частнымъ грабежемъ, гд будетъ возможно, и добыть себ такимъ образомъ пороху, провизіи и другихъ снарядовъ. Намреніе его было пройдти вдоль берега королевства Чампоа, что подл Камбоджи, осмотрть тамъ порты и якорныя мста, а также, если встртятся случай, наложить руки на суда, съ которыхъ мы могли бы взять то, въ чемъ чувствовали недостатокъ.

По прошествіи трехъ сутокъ мы снялись съ якоря и направились къ твердой земл, прійдя на видъ которой стали искать входа въ рку Пуло-Комбинъ, отдляющую владнія Камбоджи отъ королевства Чампоа. Мы прибыли туда въ воскресенье, въ послдній день мая, и лоцманъ поставилъ насъ на якорь лиги на три внутрь, противъ большаго селенія Катимпару.

Тамъ мы простояли дружелюбно и мирно двнадцать дней и запаслись всмъ, что намъ было нужно. Антоніо де-Фаріа, человкъ отъ природы весьма-любознательный, усердно разспрашивалъ жителей о томъ, какіе народы обитаютъ внутри этой земля и откуда вытекаетъ большая рка, въ которой мы стояли. Они отвчала, что рка выходятъ изъ большаго озера, отстоящаго отъ мора лигъ на двсти-шестьдесятъ, что оно окружено высокими горами, у подошвы которыхъ, подл воды, тридцать-восемь селеній, что и одномъ изъ этихъ селеній, Шинкалеу, богатйшій золотой рудникъ, изъ котораго ежедневно добываютъ полтора багара золота, что на наши деньги составитъ мильйоновъ на двадцать въ годъ. Мсто это принадлежитъ четыремъ владльцамъ, которые изъ жадности безпрестанно воюютъ между собою. По разсчету Фаріи, еслибъ тутъ послать человкъ триста Португальцевъ, съ сотнею пищалей, то безъ малйшаго сомннія можно было бы безъ труда овладть всмъ, что тамъ есть. А въ другомъ изъ этихъ селеній находятъ множество алмазовъ и другихъ драгоцнныхъ каменьевъ, которые достоинствомъ выше добываемыхъ въ Лаос и Танжангпур.

Выйдя изъ рки Пуло-Камбинъ, мы шли вдоль берега королевства Чампао, до большаго залива, въ которомъ однако не нашли ничего, на что можно бы до бы наложить руку, а потому мы не остались тамъ, а отправились дале и на другое утро подошли къ рк Томбасой. Антоніо де-Фаріа сталъ на якорь у входа въ нее, потому-что лоцманъ не ршался вести насъ въ рку, увряя, что онъ никогда тамъ не бывалъ и не знаетъ, какъ она глубока.

Пока мы разсуждали между собой идти ли въ рку или нтъ, показалось большое судно, шедшее съ моря. Мы тотчасъ же приготовились, какъ слдуетъ, принять его, и когда оно прошло вдоль нашего борта, привтствовали его по обычаю здшнихъ морей своимъ флагомъ, но т, вмсто учтиваго отвта, разглядвъ, что мы Португальцы, которыхъ они, вроятно не любятъ, поставили на ютъ голаго Кафра, который обернулся къ намъ спиною и наклонился, а потомъ, съ непристойными словами, крикомъ, свистомъ и хохотомъ, они принялись бить и стучать въ барабаны и сковороды. Такая наглая дерзость сильно оскорбила Антоніо де-Фарію и онъ веллъ выстрлить по мимъ изъ фалконета, чтобъ научить ихъ учтивости. Это, однако, не уняло ихъ, потому-что они отвчали на нашъ выстрлъ залпомъ изъ пяти единороговъ и трехъ фалконетовъ, чмъ значительно насъ озадачили.

Антоніо де-Фаріа созвалъ на совтъ опытнйшихъ, и они ршили, что такъ-какъ уже темнетъ, то лучше всего остаться на якор на своемъ мст, ибо опасно нападать на это сомнительное судно, а завтра, когда мы разсмотримъ, какъ непріятель силенъ и что это за люди, можно будетъ дйствовать сообразно съ обстоятельствами. Въ-слдствіе этого, разставивъ часовыхъ и глядя вокругъ себя съ величайшею бдительностью. мы стали дожидаться разсвта.

Часа въ два посл полуночи, показались на горизонт съ моря три черныя пятна, наравн съ водою. Мы тотчасъ же показали ихъ капитану, который дремалъ на ют, и онъ. всмотрвшись попристальне, закричалъ: ‘Къ оружію!’ Въ одинъ мигъ вс поднялись на ноги и приготовились къ бою. Вскор обозначилось довольно-ясно, что эти предметы гребныя суда, которыя правятъ прямо на васъ. Антоніо де-Фаріа разставилъ всхъ по мстамъ, и сказалъ намъ: ‘Сеньйоры и братья мои, разбойникъ этотъ намренъ напасть на пасъ. Мн кажется, что это вчерашніе неучи, потому-что съ берега, по видимому, некому пріидти. Они, вроятно, воображаютъ, что насъ здсь чедовкъ шесть или семь Португальцевъ, какъ обыкновенно бываетъ на купеческихъ судахъ. Намъ, при помощи Христа, предстоитъ дло, отъ котораго можно ожидать пользы. Слушайте же: притаитесь вс, чтобъ они снаружи не видли ни одного человка — тогда мы узнаетъ чего они отъ насъ хотятъ, а между-тмъ, чтобъ огнестрльное и холодное оружіе было у насъ наготов, но фитили скрыть хорошенько, иначе они увидятъ огонь — пусть они воображаютъ , что мы спимъ и не подозрваемъ ихъ намренія.’

Благоразумное приказаніе Антоніо де-Фаріи было исполнено въ точности. Три большія лодки приблизились къ намъ на полетъ стрлы, обошли насъ кругомъ, потомъ, подержавшись на веслахъ и посовтовавшись тихонько между собою съ четверть часа, он раздлились: дв, которыя были поменьше, направились къ нашей корм, а большая, съ главною силою нападающихъ, пошла къ правому борту. Приставъ къ намъ, вс люди выскочили на нашу палубу съ величайшею поспшностью, и меньше чмъ въ одинъ credo, ихъ набралось у насъ человкъ сорокъ. Тогда Антоніо де-Фаріа вышелъ изъ засады изъ-подъ юта съ сорока Португальцами: призывая па помощь св Іакова, они ринулись на оторопвшихъ враговъ съ такой стремительноостью, что въ нсколько мгновеній положили почти всхъ на мст, потомъ, нсколько огненныхъ снарядовъ, брошенныхъ на ихъ лодки, произвели тамъ паническій страхъ, отъ котораго вс бывшіе на нихъ побросались въ море, стараясь добраться вплавь до берега, а наши, соскочивъ на своя шлюпки , вытащили изъ воды человкъ пять и привезли къ борту оставленныя непріятелемъ лодки. Такимъ-образомъ, по милосердію Господа, все кончилось для насъ совершенно-благополучно.

Въ числ вытащенныхъ изъ воды непріятелей былъ тотъ самый Кафръ, который показывалъ себя намъ съ такой неприличной стороны, остальные были Турокъ, два Ачемпа и самъ капитанъ джонки, по имени Симилау, страшный разбойникъ и непримиримый врагъ Португальцевъ. Антоніо де-Фаріа веллъ тотчасъ же подвергнуть ихъ пытк, чтобъ довдаться что это за люди, откуда они пришли и чего имъ отъ насъ было нужно.

Ачемпы и Турокъ давали самые безтолковые отвты, когда очередь пытки дошла до Кафра, онъ съ плачемъ и стономъ сталъ умолять, чтобъ его не мучили, что онъ такой же христіанинъ, какъ и мы, и что онъ скажетъ всю правду безъ пытки. Антоніо де-Фаріа тотчасъ же веллъ развязать его, отвелъ въ сторону и далъ състь кусокъ сухаря и выпить глотокъ вина, потокъ,успокоивъ бдняка ласковыми словами, совтовалъ разсказать всю истину, по долгу христіанина.

‘Имя мое Бастіанъ’, отвчалъ Кафръ: ‘я былъ невольникомъ Гаспара де-Мелло, котораго этотъ песъ,связанный здсь, убилъ два года тому напалъ въ Ліампу, вмст съ бывшими съ нимъ на судн двадцатью-шестью Португальцами’. Антоніо Фаріа вскрикнулъ отъ изумленія: — Та, та, та! Я больше и знать не хочу — такъ эта собака тотъ самый Симилау, который убилъ твоего господина?— ‘Тотъ самый, сеньйоръ, онъ хотлъ теперь сдлать то же самое и съ вашею милостью, воображая, что васъ, Португальцевъ, всего человкъ шесть или семь. Для этого онъ такъ и поторопился, онъ говорилъ, что заберетъ всхъ васъ руками и вышибетъ вамъ изъ головы мозгъ вострымъ коломъ, какъ онъ сдлалъ съ моимъ несчастнымъ господиномъ’. Сообразивъ это и сдлавъ Кафру еще нсколько вопросовъ, Антоніо де-Фаріа, узнавъ, что на джонк осталось только человкъ сорокъ китайскихъ матросовъ, ибо всхъ военныхъ людей Симилау забралъ съ собою на лодки для нападенія на насъ, ршался немедленно овладть ею.

Приказавъ напередъ предать Симилау и бывшихъ съ нимъ Ачемцевъ и Турка той самой смерти, какой они предали несчастнаго Гаспара де-Мелло (т. е. велвъ вышибить имъ изъ головы мозгъ острымъ коломъ) Антоніо де-Фаріа собралъ на взятыя у непріятеля лодки человкъ тридцать солдатъ и, при помощи попутнаго втра и теченія, мене чмъ въ часъ подъхалъ къ разбойничьей джонк, стоявшей на якор въ рк, на лигу разстоянія отъ насъ. Мы пристали къ корм безъ всякаго шума и крика, взобрались на ютъ и бросили въ толпу струсившихъ Китайцевъ нсколько гранатъ, которыми убили человкъ десять или двнадцать, а остальные бросились въ воду, но какъ джонка была большая, а у насъ не достало бы людей для управленія ею, то Автопіо де-Фаріа веллъ переловить ихъ. Такимъ-образомъ, Господь, по неизрченному правосудію своему, обратилъ кичливость этой нечистой собаки Симилау въ орудіе кары за его злодянія, и Португальцы отмстили ему за все зло, причиненное имъ ихъ соотечественникамъ.

Время подходило къ разсвту, когда мы, окончательно овладвъ джонкою, разсмотрли на-скоро свою добычу Она состояла изъ тридцати-шести тысячь таэловъ японскаго серебра, что на нашу монету составитъ пятьдесятъ-четыре тысячи крузадовъ, кром множества другихъ дорогихъ товаровъ, намъ нкогда было разбирать и оцнивать ихъ на мст, ибо вс береговые жители уже поднялись на нога, везд загорлись огни и сторожевые сигналы, и Антоніо де-Фаріа счелъ за лучшее немедленно вступить подъ паруса и убраться не теряя времена.

II.

Изъ рки Тообасой Антоніо де-Фаріа вышелъ въ среду, наканун праздника св. причастія, 1540 года. Мы направили путь вдоль берега государства Чампоа, и въ слдующую пятницу пришли къ рк, которую туземцы называютъ Тинакореу, а Португальцы Варелла {Рка эта впадаетъ въ Китайское-Море съ восточнаго берега Кохинхины. Прим. пер.}. Антоніо де-Фаріа ршился войдти въ нее, чтобъ собрать свднія какъ о предстоящемъ намъ дальнйшемъ пути, такъ и насчетъ разбойника Хаджи-Асеиа, ибо вс сіамскія джонки и суда малайскаго берега, которыя ходятъ въ Китай, посщаютъ это мсто на перепутьи и выгодно сбываютъ свои товары въ обмнъ на золото, пахучее дерево и слоновую кость, чмъ всмъ здшнее государство изобилуетъ.

Лишь-только мы бросили якорь въ рк, противъ одного небольшаго селенія, какъ насъ окружило множество проа или лодокъ, нагруженныхъ зеленью и разными свжими състными припасами. Увидя людей неизвстнаго имъ племени, жители здшніе перепугались и говорили между собою: ‘Большую новость посылаетъ вамъ Богъ: не т ли это бородатые люди, которые являются въ чужихъ странахъ подъ видомъ купцовъ, а потомъ грабятъ ихъ, какъ разбойники, не лучше ли вамъ спрятаться въ лсъ, пока они не расхватали вашего добра и не сожгли нашихъ домовъ?— Нтъ, говорили другіе:— если они уже пришли сюда за грхи наши, такъ лучше не вооружать ихъ противъ себя, а разспросимъ ихъ поласкове, чего имъ нужно и увдомимъ о нихъ Гойя-Пакира’. Антоніо де-Фаріа, притворившись, что не понимаетъ ихъ словъ, хотя у насъ и было довольно переводчиковъ, принялъ этихъ лодочниковъ очень-ласково, купилъ ихъ припасы и веллъ имъ тотчасъ же заплатить все, чего они требовали и чмъ они остались очень довольны.

На вопросы ихъ Антоніо Фаріи откуда онъ и зачмъ идетъ, онъ отвчалъ что мы изъ сіамскаго города Тапарарима, изъ квартала чужеземцевъ, а идемъ къ товарами къ Ликейскимъ Островамъ, онъ прибавилъ, что зашелъ сюда единственно узнать гд одинъ его пріятель, котораго зовутъ Ходжа-Асемомъ, и который пошелъ, какъ ему сказывали, въ ту же сторону. Потомъ онъ спросилъ: не заходилъ ли этотъ пріятель на перепутьи сюда, и сказалъ, что онъ скоро намренъ уйдти, чтобъ не упустить попутнаго муссона и поскоре продать свои товары, ибо здсь ихъ, конечно, не гд сбыть. Лодочники отвчали, что не знаютъ его пріятеля Ходжу Асема и разсказали Антоніо де-Фаріи множество такихъ подробностей о своемъ отечеств, что ясно было, какъ легко человкъ съ предпріимчивымъ духомъ и достаточными силами могъ бы завоевать его съ гораздо меньшимъ трудомъ и меньшею потерею человческой крови и капитала, чмъ намъ стоило завоеваніе нашихъ владній въ Индіи, тогда какъ выгоды были бы чуть ли не больше тхъ, которыя мы до-сихъ-поръ пріобрли.

Въ слдующую среду, мы вышли изъ этой рки и направились къ одному необитаемому острову, Пуло-Чампейлао, находящемуся недалеко отъ берега Кохинхины. Тамъ мы простояли трое сутокъ на хорошемъ якорномъ мст, приводя себя въ боевой порядокъ и устраивая надлежащимъ образомъ свою артиллерію, потомъ мы снялись и пошли въ острову Гаи-Нану, гд, по мннію Антоніо Де-Фаріи, мы должны были найдти Ходжу-Асема.

Прійдя на видъ утесовъ Пуло-Капаса, островка, находящагося подл южной оконечности Гаи-Нана, мы ршились въ этотъ день приблизиться по больше, какъ на столько, чтобъ разсмотрть рки и заливы берега и выбрать удобное мсто для входа. Наступила ночь, но какъ лорча {Lorchus, небольшія суда, употреблявшіяся Португальцами XVI столтія.}, на которой мы отправилась изъ Патани, имла порядочную течь, то намъ показалось благоразумне перебраться съ главными силами на взятую у Симилау джонку, что и было немедленно сдлано.

Посл этого Антоніо де-Фаріа ршился бросить якорь въ разстоянія одной лиги отъ рки, виднной нами при солнечномъ закат прямо за восток, потому-что джонка сидла глубоко въ вод и онъ опасался множества мелей, замченныхъ нами у входа. Сдлавъ это, онъ веллъ Кристовао-Борральйо взять четырнадцать человкъ хорошо-вооруженныхъ солдатъ и войдти на лорч въ рку для осмотра огней, горвшихъ въ разныхъ мстахъ на берегу. Тотъ, приготовившись какъ должно, отправился не теряя времени, и, прохавъ по самой рк съ лигу, наткнулся за цлый флотъ большихъ джонокъ, которыхъ тутъ было штукъ около сорока. Опасаясь, что это флотъ мандарина, о которомъ до васъ дошли еще прежде нкоторые слухи, Кристовао-Борральйо сталъ на якорь подъ самымъ берегомъ. Потомъ, когда вода пошла на прибыль, около полуночи, онъ потихоньку поднялъ якорь и пошелъ къ тому мсту, гд мы видли огни, изъ которыхъ большая часть уже погасла, такъ-что осталось не больше двухъ или трехъ, показывавшихся отъ времени до времени и служившихъ ему путеводителями.

Продолжая такимъ образомъ подвигаться впередъ, Кристовао Борральйо опять встртивъ множество судовъ, большихъ и малыхъ, которыхъ, по соображенію нкоторыхъ изъ его людей, было тысячь до двухъ. Чтобъ проскользнуть между ними незамтно, на лорч спустили паруса и обвернули разными тряпками вальки веселъ. Миновавъ суда, лорча очутилась передъ городомъ, гд должно было предполагать тысячъ около десяти жителей. Городъ былъ окруженъ каменною стною съ башнями, бастіонами, барбаканомъ, наподобіе нашихъ крпостей, и обведенъ двойнымъ рвомъ, наполненнымъ водою.

Тутъ пятеро изъ четырнадцати бывшихъ на лорч Португальцевъ вышли на берегъ, взявъ съ собою двухъ Китайцевъ, которыхъ жены остались заложницами на джонк, и обошли кругомъ всего города, не встртивъ ни одной живой души. На это они употребили часа три, а потомъ вс снова собрались на ворчу и пустились въ обратный путь подъ парусами и на веслахъ, стараясь не длать ни малйшаго шума, ибо они хорошо понимали, что, возбудивъ противъ себя чье-нибудь подозрніе, они погибли бы вс до единаго.

Выйдя благополучно изъ рки, они увидли на бар джонку, по-видимому только-что ставшую на якорь, потомъ, воротившись къ своимъ, Кристовао Борральйо, отдавая отчетъ въ своей рекогносцировк, сказалъ Антоніо де-Фаріа, что, можетъ-быть, вновь-прибывшая джонка та самая, на которой разбойничаетъ проклятая джонка Ходжа-Асемъ и которую мы отыскиваемъ. Извстіе это до того взволновло Антоніо де-Фарію, что онъ, не дожидаясь ни минуты, выпустивъ канатъ и вступилъ подъ паруса, говоря, что сердце убждаетъ его въ дйствительной близости Ходжи-Асена, въ чемъ онъ ручается головою, и что онъ ршился умереть съ честью, воздавая этому нечестивому врагу зломъ за зло и думая не столько о своихъ потерянныхъ десяти тысячахъ крузадовъ, которыхъ давно уже забылъ, сколько о четырнадцати Португальцахъ, убитыхъ этимъ псомъ.

Приблизясь въ той джонк, Антоніо де-Фаріа веллъ лорч идти по другую ея сторону, желая аттаковать ее разомъ съ двухъ сторонъ, онъ строго запретилъ дйствовать огнестрльнымъ оружіемъ, чтобъ не поднять тревоги на стоявшихъ въ рк джонкахъ, которыя, услышавъ пушечные выстрлы, непремнно захотли бы узнать, что у насъ происходитъ. Лишь-только мы пристали къ непріятельской джонк, двадцать солдатъ вскочили на нее овладли ея палубой безъ всякаго сопротивленія, люди на ней, съ просонковъ и не зная что длать, бросились въ воду и поплыли въ берегу, нкоторые изъ нихъ, кто похрабрк, вздумали было дать намъ отпоръ, но Антоніо-де-Фаріа, призывая св. Іакова, устремился на нихъ съ двадцатью другими солдатами и положилъ на мст человкъ около тридцати. Потомъ онъ веллъ лодкамъ ловить тхъ кто плылъ къ берегу, ибо иначе некому было бы управлять взятою джонкой.

Желая знать кому она принадлежала, Антоніо-де-Фаріа веллъ подвергнуть пытк четверыхъ вытащенныхъ изъ воды людей. Двое были такъ упорны, что умерли въ мукахъ, не сказавъ ничего, тогда взяли третьяго, мальчика, и хотли допрашивать его тмъ же порядкомъ, но тутъ связанный старикъ, лежавшій на палуб въ ожиданіи равной участи, принялся умолять со слезами, чтобъ не мучили его сына и общалъ разсказать всю истину. Антоніо-де Фаріа тотчасъ остановилъ палачей и сказалъ старику, чтобъ онъ говорилъ правду, а иначе сына его бросятъ живого въ море: если же онъ выскажетъ все, то и его и сына высадятъ безвредными на берегъ и отдадутъ имъ все, что они подъ клятвеннымъ подтвержденіемъ признаютъ своею собственностью. Мавръ отвчалъ на это:— Принимаю твое слово, синьйоръ, хотя теперешнія дла твои и не сообразны съ христіанскимъ закономъ.’— Слова эти до того смутили Фарію, что онъ не нашелся какъ отвчать: онъ тотчасъ же веллъ развязать его, и подозвавъ къ себ, принялся разспрашивать кротко и ласково безъ всякихъ угрозъ.

Разсмотрвъ, что старикъ былъ такъ же блъ, какъ и мы, Антоніо-де-Фаріа, спросилъ, не Турокъ или не Парси {Парси или Гебры — огнепоклонники, которыхъ предки были первоначальными обитателями Ирана или Персіи, до завоеванія ея мухаммеданами. Прим. Перев.} ли онъ, на что тотъ отвчалъ, что онъ христіанинъ и урожденецъ Синайской-Горы, гд покоится тло блаженной св. Катерины.— ‘А если такъ’, возразилъ Фаріа: ‘то почему ты живешь не между христіанами, а съ этими неврными собаками?’ — Плнникъ отвчалъ, что онъ купецъ и хорошаго происхожденія, что имя его Томе Мостанге и что онъ, стоя со своимъ судномъ на якор въ порт Джидд, въ Аравіи, въ 1538 году, былъ захваченъ съ семью другими судами Сулейманомъ-Пашою, намстникомъ Каира, для доставки провіанта и снарядовъ на флотъ турецкаго султана, состоявшій изъ семидесяти галеръ и посланный для возвращенія престола султану Бандуру Камбонскому, котораго низвергъ великій моголъ, и для изгнанія Португальцевъ изъ Индіи. Турки, общавшіе за это нашему плннику плату и вознагражденіе, обманули его захватили у него жену и дочь, которыхъ обезчестили при немъ, и младшаго сына, плакавшаго и метавшагося при вид жестокостей ихъ съ его матерью и сестрою, бросили въ море съ камнемъ на ше, самого же Томе-Мостанге заковали въ цпи, скли безпощадно каждый день веревками, и отняли все его имущество, котораго было тысячъ на шесть крузадовъ, говоря, что одни только благочестивые и святые мусульмане, какъ они имютъ право пользоваться земными благами.

Такимъ-образомъ, находясь невольникомъ на томъ самомъ судн, гд онъ былъ прежде хозяиномъ, и лишась жены и дочери, умершихъ въ непродолжительномъ времени, бдный Томе пришелъ въ Діу. Тамъ, не видя конца своимъ несчастіямъ, онъ однажды ночью бросился въ воду вмст съ оставшимся сыномъ, и оба доплыли до берега, откуда пробрались сухимъ путемъ въ Суратъ, отсюда они пошли въ Малакку, на фуст, принадлежавшей Гарсіи де-Саа, а потомъ, по приказанію тогдашняго малаккскаго губернатора, дона Эстевана де-Гамы, оба отправились въ Китай, съ однимъ Кристовао Сардиньйо. У острова Сингапура судно ихъ было ночью аттаковано Квіай-Танжпнгомъ, капитаномъ взятой нами джонки, который убилъ при этомъ случа двадцать-шесть Португальцевъ, а Томе Мостанге, знавшаго артиллерійское дло, онъ сдлалъ своимъ констапелемъ, сына его разбойники также пощадили.

Выслушавъ этотъ разсказъ, Антоніо де-Фаріо схватилъ себя обими руками за голову и громко вскрикнулъ: ‘Господи помилуй, Госполи помилуй! не-уже-ли это не сонъ!’ Потомъ, обратясь къ намъ, онъ передалъ все, что ему разсказалъ Томе о разбойник Квіай Танжанг, бывшій констапель его присовокупилъ, что онъ убилъ въ разное время больше ста Португальцевъ, которые выходили въ море съ малыми силами, и награбилъ разнаго имущества больше, чмъ на сто тысячъ крузадовъ. Потомъ Армянинъ Томе Мостанге разсказалъ, какъ разбойникъ, убивъ нашего земляка Кристовао Сардиньйо въ Сингапур, веллъ изъ тщеславія называть себя-самого не иначе, какъ капитаномъ Сардиньей. На вопросъ Фаріи, куда двался разбойникъ и не спасся ли онъ вплавь, Армянинъ отвчалъ,что онъ спрятался къ носовой части джонки, въ канатномъ ящик, человками съ шестью или семью своихъ, и что онъ тяжело раненъ. Антоніо де-Фаріа бросился съ нсколькими солдатами впередъ и открылъ люкъ канатнаго ящика, удостовриться , тамъ ли эта собака, но тотъ, вмст со своими шестью товарищами, вылзъ изъ другаго отверстія, которое было ниже люка, и все они кинулись, какъ бшеные, съ дикимъ остервенніемъ, въ середину нашихъ, гд, скоре чмъ въ три credo и прежде чмъ доканали ихъ самихъ, они успли убить двухь солдатъ и семерыхъ матросовъ , да переранить человкъ около двадцати. Самъ Антоніо де-Фаріа получилъ дв раны вь голову и одну препорядочную въ руку.

Когда дло съ джонкою кончилось и раненымъ подали нужныя пособія, что было часовъ около десяти утра, мы снялись, опасаясь флота изъ сорока бывшихъ въ рк джонокъ, и къ ночи бросили якорь у берега Кохинхины. Тамъ мы привели въ извстность грузъ разбойничьей джонки и оказалось, что на ней было пятьдесятъ багаровъ перца (каждый багарь по пятидесяти квинталовъ {Въ квинтал 100 фунтовъ.}, шестьдесятъ багаровъ сандала, сорокъ мушката и тасе, восемьдесятъ багаровъ олова, тридцать слоновой кости, двнадцать воска и пять лучшаго алоя — словомъ, всхъ товаровъ было тысячъ на шестьдесятъ крузадовъ, не считая пушки, четырехъ фалконетовъ и тринадцати пищалей. Большая часть этой артиллеріи была нашего издлія: она досталась разбойнику съ ограбленныхъ имъ португальскихъ судовъ. Кром того, мы нашли три большіе обитые кожею ящика съ португальскими одеждами, серебряными кубками, солонками, ложками и рукомойниками, шестьдесятъ карабиновъ , множество разнаго блья, и девять маленькихъ двочекъ, отъ шести до восьмилтняго возраста, нагихъ, съ колодками на рукахъ и па ногахъ, и до того отощавшихъ, что жаль было смотрть на нихъ — он походили на обтянутые кожею остовы.

III.

Вечеромъ слдующаго дня, Антоніо де Фаріа веллъ сняться съ якоря и мы снова направились къ острову Гаи-Пану. Мы шли вдоль берега всю ночь, держась на глубин отъ двадцати до тридцати саженъ, а на разсвт очутились въ обширномъ залив, гд ходило нсколько лодокъ, занимавшихся добываніемъ жемчуга. Нкоторые изъ нашихъ предложили-было Антоніо де-Фаріи захватить эти лодки, но онъ не согласился, а веллъ держать ближе къ берегу и поднять, по китайскому обычаю, купеческій флагъ.Тотчасъ же отвалили отъ берега дв лантеа, въ род нашихъ фустъ, съ разными свжими припасами, сдлавъ обычные привтствія, пріхавшіе на нихъ взошли на джонку Антоніо де-Фаріи, но увидя людей совершенно неизвстнаго имъ народа, они пришли въ большой ужасъ и спросили насъ, кто мы и чего намъ здсь нужно. Имъ отвчали, что мы купцы изъ Сіама и пришли торговать съ ними, если они позволятъ. На это одинъ старикъ, казавшійся между ними въ род начальника, возразилъ, что здсь торговать не позволяется, а нужно идти въ другой портъ, Гвамбой, гд есть такой же домъ для торговли иностранцевъ, какіе устроены въ Кантон, Чинчеу, Ламау, Сумбор, Ліампо и другихъ приморскихъ городахъ, онъ совтовалъ Фаріи уйдти отсюда немедленно, потому-что мсто это предназначено исключительно для добыванія жемчуга въ сокровищницу Сына Солнца, а потому верховный губернаторъ всей Кохнихины повеллъ не пускать сюда никого и сжигать суда, которыя осмлятся прійдти сюда, вмст со всми людьми. А какъ мы иностранцы и не знаемъ обычаевъ здшней страны, то старикъ совтовалъ вамъ убраться заблаговременно, пока не пришелъ сюда мандаринъ со своимъ флотомъ, потому-что онъ, пожалуй, вздумаетъ исполнить надъ вами повелніе кохинхинскаго намстника.

Антоніо де-Фаріа поблагодарилъ его за добрый совтъ и спросилъ, много ли въ этомъ Флот судовъ и людей, и за какое время онъ сюда приходитъ. Старикъ отвчалъ, что флотъ состоитъ изъ сорока большихъ джонокъ и двадцати-пяти гребныхъ ванконіовъ, и что людей тамъ тысячъ пять военныхъ и дв тысячи матросовъ, а что онъ приходитъ сюда за все время жемчужнаго промысла, продолжающагося шесть мсяцевъ, отъ начала марта до всхода августа. Антоніо де-Фаріа обходился со старикомъ какъ-нельзя-ласкове, и, желая вывдать отъ него больше подробностей, веллъ подарить ему два куска воска, мшокъ перца и слоновый клыкъ, чмъ онъ остался очень-доволенъ.

Потомъ Фаріа спросилъ его, что это за островъ Гаи-Нанъ, о богатствахъ котораго разсказываютъ столько чудесъ? ‘Скажи ты намъ напередъ, кто ты самъ, куда и зачмъ идешь?’ возразилъ ему старикъ: и тогда мы дадимъ теб отвтъ за твои вопросы. Увряемъ тебя по истин, что мы никогда еще не видали на купеческихъ судахъ такого множества молодцовъ, какое видимъ у тебя, ни такихъ учтивыхъ и хорошо одтыхъ, можетъ-быть, въ твоей земл китайскія шелковыя матеріи такъ дешевы, что ничего не стоютъ, или он достались твоимъ товарищамъ очень-легко, потому-что мы видимъ, какъ они, бросая, для препровожденія времени, какія-то три косточки, швыряютъ пребезжалостно куски дорогой штофной матеріи, какъ люди, для которыхъ она не иметъ никакой цны. Антоніо де-Фаріа сухо улыбнулся, понявъ намекъ на то, что они полагаютъ эти вещи награбленными, онъ отвчалъ, что они забавляются какъ люди молодые и дти богатыхъ купцовъ, которые не понимаютъ настоящей цнности вещей. ‘Должно быть такъ’, сказалъ старикъ, . скрывъ свои настоящія мысли.

Антоніо де-Фаріа тотчасъ же веллъ игравшимъ въ кости кончить и убрать съ глазъ разбросанные по палуб куски матеріи, а потомъ, чтобъ совершенно разсять вс подозрнія Китайцевъ, онъ повезъ ихъ на джонку, принадлежавшую прежде лже-капитану Сардинь, открылъ на ней люки и показалъ своимъ гостямъ лежавшіе сверху мшки съ перцемъ. Тогда они успокоились и говорили другъ другу, что теперь, убдившись, что мы купцы, а не разбойники, имъ передъ нами нечего таиться и можно отвчать на наши вопросы.

Старикъ обратился къ Антоніо де-Фаріи съ слдующими словами: ‘Зная кто ты и уврившись, что вопросы твои не имютъ ничего злонамреннаго, я готовъ разсказать все, что слыхалъ отъ стариковъ и что знаю самъ объ остров Гаи-Нанъ. Въ прежніе годы, островъ этотъ былъ государствомъ отдльнымъ,которымъ правилъ могущественный государь. Посл него не осталось наслдниковъ, отъ-чего въ народ произошли такія смуты и безпорядки, такія кровопролитія, что государь кохинхинскій овладлъ имъ безъ всякаго труда, съ какими нибудь семью тысячами Монголовъ. Завоевавъ Гаи-Нанъ, онъ оставилъ тамъ намстника, который вскор противъ него взбунтовался и предложилъ себя въ подданство китайскому императору, съ условіемъ платить ему ежегодно по четыреста тысячь таэловъ (что по нашему составитъ 600,000 крузадовъ), а тотъ, съ своей стороны, обязался защищать его, въ случа нужды, и отъ всякихъ враговъ.

‘Уговоръ этотъ соблюдался между ними тринадцать лтъ, въ-теченіе которыхъ кохинхинскій государь былъ побжденъ пять разъ и обязался назначить въ своемъ завщаніи (такъ-какъ у него не было сыновей), китайскаго императора наслдникомъ всхъ своихъ владній. Вотъ почему островъ Гаи-Нанъ уже двсти-тридцать пять лтъ находится подъ владычествомъ китайскихъ императоровъ А что касается до его доходовъ и богатствъ, о которыхъ ты любопытствуешь знать, то скажу, что ихъ набирается всего-на все включая серебряные рудники, жемчугъ и пошлину въ приморскихъ городахъ, до двухъ съ половиною мильйновъ таэловъ.

Видя, что Антоніо де Фаріа и вс Португальцы изумились, услышавъ о такомъ богатств, старикъ улыбнулся и продолжалъ: ‘Ты удивляешься этой бездлиц, что же бы ты сказалъ, еслибъ увидлъ городъ Пекинъ, въ которомъ постоянно живетъ Сынъ Солнца со своимъ дворомъ? Знаешь ли ты, что туда стекаются вс доходы съ тридцати-двухъ королевствъ, составляющихъ Китайскую Имперію, а въ нихъ одно золото и серебро добывается изъ восьмидесяти шести рудниковъ?’

Антоніо до-Фаріа поблагодарилъ его за вс сообщенныя имъ свднія и просилъ присовокупитъ, въ какой портъ намъ идти, гдбъ удобне и выгодне сбыть свои товары. Старикъ отвчалъ: ‘Совтую теб, какъ другъ, не входить ни въ одинъ изъ портовъ нашего острова и не довряться никому изъ здшнихъ Китайцевъ, ибо увряю, что ни одинъ изъ нихъ не поступитъ съ тобою честно. Мн ты можешь врить — я слишкомъ-богатъ и не имю нужды обманывать тебя. Лучше всего проходи проливомъ, который отдляетъ Гаи-Нанъ отъ того берега, не выпуская изъ рукъ лота, потому-что тамъ множество опасныхъ мелей, такимъ образомъ, ты вскор увидишь хорошую рку Танауквиръ, гд найдешь безопасное якорное мсто, и сбудешь къ два дня вс свои товары, сколько бы ихъ ни было. Но совтую не выгружать добра своего на берегъ: видъ цнныхъ вещей часто порождаетъ жадность, а если отъ жадности чешутся руки у людей даже скромныхъ, то чего ждать отъ безпокойныхъ и дурныхъ, которые отъ природы скоре склонны прибрать себ чужое, чмъ изъ любви къ Богу удлить нуждающимся изъ своего?’

Посл этой рчи, старикъ и вс его товарищи распростились съ капитаномъ и Португальцами, наговоривъ другъ другу множество привтствій, на которыя люди вообще бываютъ рдко скупы. Старикъ на разставаньи подарилъ Антоніо до Фаріи черепаховый ящичекъ съ двнадцатью жемчужинами хорошей цны, проси извиненія , что не могъ позволить намъ продать здсь свои товары, по-тому-что онъ подвергся бы за то строгой отвтственности но законамъ своего отечества, въ заключеніе, онъ совтовалъ намъ уходить не теряя времени, чтобъ насъ не захватилъ мандаринъ со своимъ флотомъ, потому-что тогда наши суда были бы наврно сожжены.

Антоніо де-Фаріа ршился не пренебрегать совтомъ этого старика, понимая справедливость его словъ: омъ немедленно веллъ вступить подъ паруса и мы пошли вдоль южнаго берега пролива, промряя безпрестанно глубину. Черезъ двое сутокъ, пользуясь западными втрами, мы прибыли къ рк Танауквиру, въ которой стали на якорь противъ небольшаго селенія, называвшагося Нейгоръ.

Мы простояли въ усть этой рки всю ночь, намреваясь идти съ разсвтомъ къ городу, отстоявшему отсюда лигъ на пять, и попытаться сбыть тамъ свои товары, которыми суда были до того нагружены, что вода ихъ подмачивала и не проходило дня безъ просушки тюковъ съ тми или другими вещами. Всю мочь вы работали, завозя верпы съ кабельтовыми, чтобъ на зар начать тянуться впередъ, потому-что теченіе было такъ сильно, что подъ одними парусами, при тихомъ втр, мы не могли одолть его. Только что начало разсвтать, мы увидли, что изъ рки несутся прямо на насъ по теченію дв большія джонки, у которыхъ на всхъ мачтахъ разввались разноцвтные шелковые флаги и вымпела, он скрплялись между собою цпями, чтобъ дружне и сильне ударить на нашу джонку, и шли съ громкими криками и страшнымъ стукомъ въ барабаны, колокола и сковороды. Первымъ привтствіемъ ихъ, когда они приблизились на достаточное разстояніе, былъ залпъ изъ двадцати пушекъ и фалконетовъ. У насъ палубы были до того завалены кабельтовами и канатами, что не было возможности сняться съ якоря какъ сллуетъ, а потому мы выпустили канатъ и также понеслись по теченію въ море.

Судя по всмъ признакамъ, ясно было, что джонки эти съ малайскаго берега, что насъ очень озадачило. Антоніо де-Фаріа, человкъ находчивый въ затруднительныхъ случаяхъ, тотчасъ понялъ намреніе непріятеля и притворился будто бжитъ отъ него въ открытое море: во-первыхъ, онъ хотлъ выиграть время и приготовить къ дйствію нашу артиллерію, а во-вторыхъ, показать непріятелямъ, что мы не такой народъ, какъ они думали. Они, однако, были также не новички въ своемъ ремесл: видя, что мы можемъ уйдти, ибо движенія ихъ стснялись цпями, которыми они были связаны, они тотчасъ же раздлились и одна джонка направилась на насъ, а другая на Кристовао Борральйо, который начальствовалъ другою изъ нашихъ джонокъ. Приблизясь къ намъ, непріятельская джонка тотчасъ же насъ абордировала и осыпала цлою тучей стрлъ и дротиковъ. Антоніо де-Фаріа, скрываясь подъ ютомъ съ двадцатью-пятью солдатами и двнадцатью матросами и невольниками, отстрливался изъ пищалей и карабиновъ въ-продолженіе боле получаса, а они все продолжали пускать стрлы и дротики съ такимъ усердіемь, что вся наша палуба была ими завалена, наконецъ, человкъ сорокъ изъ ихъ храбрйшихъ удальцовъ ршились нанести намъ окончательный ударъ и съ крикомъ бросились на нашу джонку, въ измреніи овладть ея носовою частью. Тогда Антоніо де-Фаріа повелъ впередъ своихъ и завязалась такая жаркая свалка, что меньше чмъ въ три credo мы сдлали угодное нашему Господу Спасителю, — изъ сорока непріятелей, невоображавшихъ найдти такой отпоръ и вооруженныхъ гораздо-хуже насъ, двадцать-шесть легло на мст, а остальные бросились въ море. Наши, пользуясь дарованнымъ Господомъ успхомъ, немедленно перешли на непріятельскую джонку, гд не встртили большаго сопротивленія, они убивали всхъ, кто имъ попадался, щадя только матросовъ, ибо ихъ нужно было сберечь для управленія судами.

Кончивъ съ однимъ непріятелемъ, Антоніо де-Фаріа поспшилъ на выручку Кристовао Корральйо, сражавшагося съ другой джонкой. Побда была сомнительна, ибо множество нашихъ было переранено, но подкрпленіе наше подоспло кстати и кончило дло разомъ. Такимъ-образомъ, об эти джонки, хотвшія овладть нами, очутились въ нашихъ рукахъ, а уцлйшіе изъ бывшихъ на нихъ людей плыли усиливаясь добраться до берега. Побда стоила вамъ одного Португальца и пяти матросовъ, не считая множества раненныхъ, а у непріятеля было убито восемьдесятъ, да столько же попалось въ плнъ.

Подавъ нашимъ раненымъ вс возможныя пособія, Антоніо де-Фаріа веллъ послать гребныя лодки, ловить спасавшихся вплавь непріятелей, изъ которыхъ многіе уже перетонули. Тхъ, кого успли вытащить, онъ веллъ представить къ себ на большую джонку и тотчасъ же подвергнуть пытк, чтобъ добиться, какія это были суда, какъ звали ихъ начальника и живъ ли онъ или убитъ. Никто изъ нихъ не хотлъ сказать — они умирали въ пыткахъ, упорно продолжая молчать. Пока съ ними возились, Кристовао Борральйо закричалъ Антоніо де-Фаріи:— Сеньйоръ, сеньйоръ, перезжайте скоре сюда? намъ здсь предстоитъ такія заботы, какихъ мы и не ожидали’.

Антоніо де-Фаріа тотчасъ же взялъ съ собою человкъ пятнадцать солдатъ, взошелъ съ вини на другую джонку и спросилъ къ чемъ дло. Ему отвчали, что въ носовой части слышали иного голосовъ и что тамъ врно скрывается куча людей. Приказавъ открыть люкъ, Антоніо де-Фаріа вдругъ услышалъ восклицаніе: ‘Господи, умилосердись надъ нами! сопровожденное такими раздирающими стонами и воплями, что онъ невольно отшатнулся навалъ. Нкоторые изъ нашихъ подошли къ люку и увидли множество валявшихся въ трюм плнниковъ, они сказали объ этомъ капитану, который все еще не могъ совершенно опомниться отъ ужаса, и получили приказаніе вывести этихъ несчастныхъ на верхъ: ихъ было тамъ семнадцать христіанскихъ душъ, изъ которыхъ двое Португальцевъ, восемь молодыхъ метисовъ, дв двушки и двое маленькихъ дтей.

Сердце разрывалось, глядя на нихъ. Разумется, что съ нихъ тотчасъ же сняли цпи, кандалы и колодки, подали имъ вс возможныя пособія и снабдили всмъ нужнымъ, ибо только на немногихъ были кой-какія лохмотья одежды. Одинъ изъ Португальцевъ былъ какъ мертвый, у другаго спросили чьи это дти. Какъ вс они попали въ руки разбойника и какъ звали этого изверга? Португалецъ отвчалъ, что у мучителя ихъ было два имени, одно языческое, Некода Шикаулемъ, а другое христіанское, Франциско де-Cаa, ибо онъ шесть лтъ тому навалъ принялъ христіанскую вру въ Малакк, гд былъ тогда губернаторомъ донъ Гарсіа де-Cаa, который далъ ему это имя, бывъ его крестнымъ отцомъ, а потомъ, чтобъ больше привязать его къ христіанамъ, донъ Гарсіа женилъ его на хорошенькой метиск, дочери одного почтеннаго Португальца. Въ 1534 году, онъ отправился въ Китай на большой джонк, съ нимъ была, жена и человкъ двадцать богатыхъ и всми уважаемыхъ Португальцевъ, хавшихъ туда по торговымъ дламъ. Онъ остановился по пути у острова Пуло-Катанга, налиться водою и потомъ идти въ портъ Ченчеу, на другой день стоянка своей у этого острова, зная, что весь экипажъ джонки былъ ему предавъ, ибо состоялъ изъ Китайцевъ, земляковъ его, онъ безъ труда подговорить ихъ убитъ измннически всхъ Португальцевъ: они ночью потихоньку поднялись и дйствительно перерзали всхъ, кто только носилъ имя христіанское, не исключая и метисовъ-матросовъ. Потомъ онъ хотлъ принудить свою жену отказаться отъ истинной вры и сдлаться язычницей, но та не соглашалась и злодй разрубилъ ей голову топоромъ.

Посл того онъ пошелъ къ портъ Ліампо, продалъ свои товары и вообще занимался торговлей, какъ въ томъ, такъ и въ слдующемъ году, въ Сіан, Чинчеу и другихъ мстахъ, стараясь избгать портовъ, гд бы могъ наткнуться на Португальцевъ, достаточно-сильныхъ съ нимъ справиться. Наконецъ, онъ пришелъ въ Кохинхину, гд торговалъ какъ купецъ, а при случа грабилъ кого могъ какъ разбойникъ. Рку эту онъ избралъ своимъ главнымъ притономъ и ходитъ сюда уже года три, потому-что Португальцы не имютъ обычая торговать въ здшнемъ пролив и на Гаи-Нан. Онъ въ равныя времена нападалъ на небольшія португальскія суда, которыя попадались ему въ мор, и убилъ сорокъ-шесть Португальцевъ, въ числ которыхъ были и отцы этихъ дтей. Года четыре тому назадъ, находясь у входа въ одну сіамскую рку, онъ напалъ на джонку Жоао де-Оливейры, на которой убилъ шестнадцать Португальцевъ, пощадивъ только обоихъ освобожденныхъ нами, потому, что одинъ былъ плотникъ, а другой конопатчикъ. Онъ возилъ ихъ съ собою, обходясь съ ними съ самою ужасною жестокостью. Когда онъ напалъ на насъ, то не думалъ, что мы Португальцы, а считалъ насъ китайскими купцами, въ род тхъ, которыхъ онъ часто грабилъ.

Антоніо де-Фаріа спросилъ тогда, узнаетъ ли онъ между убитыми этого гнуснаго разбойника, получивъ утвердительный отвтъ нашего несчастнаго земляка, онъ взялъ его за руку и заставилъ разсматривать лица всхъ труповъ, валявшихся на палубахъ обихъ джонокъ, но тотъ не призналъ ни одного изъ нихъ за трупъ, котораго искали. Тогда Антоніо де-Фаріа веллъ спустить шлюпку и похалъ съ нимъ самъ, они разглядывали нкоторыя изъ плававшихъ тлъ и, наконецъ, Португалецъ узналъ своего прежняго мучителя въ одномъ, у котораго голова была разрублена сильнымъ сабельнымъ ударомъ, а грудь пронзена копьемъ. Тло это тотчасъ же вытащили на палубу нашей джонки, и Антоніо де-Фаріа уврился еще боле въ томъ, что не ошибся, разсмотрвъ толстую золотую цпь, которою оно было опоясано и на которой былъ прившенъ идолъ въ вид ящерицы съ двумя головами, хвостъ и лапы его были изъ черной и зеленой эмали, а тло золотое. Отрзавъ голову, трупъ разбойника разрубила на части и бросили въ море.

IV.

Подавъ возможную помощь раненымъ и распорядившись на-счетъ нашихъ плнныхъ, мы приступили къ осмотру добычи, доставшейся съ побжденныхъ двухъ джонокъ. Оказалось, что на нихъ было разнаго добра цною тысячъ на сорокъ таэловъ, кром самихъ судовъ, которыя были совершенно-новы и крпки. Антоніо де-Фаріа передалъ добычу въ завдываніе Антоніо Боржеса, вашего призоваго агента, а одну изъ джонокъ мы сожгли по необходимости, ибо у васъ не было людей для управленія ею. Кром разныхъ товаровъ, мы пріобрли семнадцать мдныхъ орудій равнаго калибра, почти за всхъ нихъ были королевско-португальскіе гербы, ибо они достались этой собак-ренегату съ взятыхъ имъ трехъ португальскихъ судовъ.

Антоніо де-Фаріа хотлъ-было войдти на слдующее утро въ рку, но рыбаки, которыхъ мы спрашивали ночью, отсовтовали намъ приближаться къ городу, потому-что тамъ уже узнали, какъ мы раздлались съ разбойникомъ. Самъ губернаторъ области покровительствовалъ этому вору, потому-что получалъ отъ него третью часть награбленной добычи, уже сдлалъ непріязненныя распоряженія на нашъ счетъ, такъ вамъ нечего было и думать продавать тамъ свои товары. Сообразивъ это, Антоніо де-Фаріа разсудилъ, что благоразумне идти въ другой портъ, Мутипинау, отстоявшій отъ насъ на сорокъ лигъ къ востоку, тамъ, по разсказамъ рыбаковъ, жили богатые купцы,туземные и чужіе, которымъ можно было промнять наши товары на серебро, привозимое туда въ большомъ количеств изъ разныхъ странъ.

Мы снялись съ якоря съ тремя джонками и лорчей, за которой вышли изъ Патани, и пошли вдоль берега къ востоку. Противные втры и теченіе принудили насъ стать на якорь противъ одного холма, называемаго Тилаумера, гд мы простояли тринадцать дней въ ожиданіи перемны обстоятельствъ. Частые шквалы, налетавшіе на насъ съ носа, надола намъ значительно, да къ-тому же началъ обнаруживаться недостатокъ въ състныхъ припасахъ. Подъ вечеръ тринадцатаго дня показались, за ваше счастье, четыре гребныя лантеи, что въ род вашихъ фустъ, на которыхъ ввели молодую невсту въ одно селеніе, отстоявшее отъ васъ лигъ на девять, на всхъ этихъ судахъ раздавались веселые крики и оглушительный стукъ въ барабаны, сковороды и колокольчики.

Не понимая сначала что значитъ, наши подумали, не шпіоны ли это, посланные выслдить насъ изъ Танауквира, а потому Антоніо де-Фарія веллъ немедленно подтянуть канаты, приготовиться на всякій случай и между прочимъ чтобъ не подать подозрнія, разцвтиться флагами и показывать такіе же знаки радости. Суда эти, видя насъ вмст и такими веселыми, гребли къ намъ съ полною довренностью, воображая, вроятно, что у насъ женихъ, который выхалъ на встрчу къ своей возлюбленной, они прошли мимо нашихъ джонокъ, привтствуя насъ по своему обычаю, и стали на якорь подъ берегомъ.

Мы, все еще не понимая, въ чемъ тутъ заключалось дло, были твердо убждены, что это шпіоны, добиравшіеся до нагъ. Такимъ-образомъ прошло нсколько часовъ и уже совершенно стемнло. Между-тмъ, невста, удивляясь холодности своего жениха, котораго она воображала у васъ, и желая заставить его пріхать, послала къ нашей джонк одну изъ своихъ лантей, съ письмомъ слдующаго содержанія:

‘Еслибъ слабость моей женской природы позволила мн хать, и увидть лицо твое, не навлекая стыда на мое имя, то тло мое понеслось бы для облобызанія твоихъ медлящихъ ногъ. Я выхала изъ отцовскаго дома, надясь жить съ тобою въ любви, пока солнце и луна не перестанутъ около насъ обращаться,умоляю, прізжай на посланной лодк на мою лантею, гд я уже не существую, ибо жизнь моя заключается только въ томъ, чтобъ тебя видть. Если ты не постишь меня въ темнот этой ночи, то, можетъ-быть, съ разсвтомъ благо дня уже не застанешь въ живыхъ. Дядя мой Ликорпинау передастъ теб все, что таится въ моемъ сердц, онъ скажетъ, какъ душа моя сиротетъ безъ тебя и какъ жадно она проситъ твоей любви’.

Когда приставала лантеи съ этимъ письмомъ, Антоніо де-Фаріа, чтобъ не подать повода къ подозрніямъ, веллъ спрятаться всмъ Португальцамъ, такъ-что наверху остаюсь только наши матросы Китайцы. Лантеа пристали съ полною увренностью, и человка три, повидимому старшихъ между ними, взошли на нашу палубу съ вопросами о жених, вмсто отвта вс схватили и въ одно мгновеніе спустили въ люкъ, что не стоило намъ никакого труда, ибо вс трое были довольно пьяны. Остававшіеся въ лодк не успли ни опомниться, ни отвалитъ, услышавъ шумъ, происходившій у насъ на палуб, ибо въ то же время наши закинули на ихъ мачту конецъ веревки и притянули ее къ себ, потомъ, нсколькихъ брошенныхъ отъ насъ гранатъ было достаточно, заставить струсившихъ Китайцевъ броситься за бортъ и искать спасенія вплавь. Тотчасъ же человкъ восемь нашихъ перескочили на покинутую лодку и овладли ею, видя, что многіе изъ Китайцевъ, не умя плавать, тонутъ и умоляютъ, чтобъ ихъ спасли, наши отвалили и вытащили ихъ изъ воды.

Посл этого, Антоніо де-Фаріа тотчасъ же отправился къ остальнымъ лантеамъ, и, во-первыхъ, абордировалъ ту, на которой была невста. Онъ не встртилъ никакого сопротивленія, ибо тамъ не было ни одного военнаго человка: весь экипажъ лантеи состоялъ изъ матросовъ, взятыхъ для гребли, человкъ семи родственниковъ невсты, по-видимому людей богатыхъ и значительныхъ, двухъ братьевъ ея, мальчиковъ бленькихъ и хорошенькихъ, да нсколькихъ пожилыхъ женщинъ, нанятыхъ играть на разныхъ инструментахъ, какъ въ подобныхъ случаяхъ водится въ Кита.

Когда остальныя дв лантеи увидли, какой оборотъ приняли дла, он выпустили канаты и начали утекать на веслахъ и подъ парусами съ такою поспшностью, какъ-будто самъ дьяволъ ихъ погонялъ, одну изъ нихъ намъ однако удалось настичь и взять. Кончивъ съ нею, Антоніо де-Фаріа тотчасъ же веллъ перегрузить все, что было лантеахъ, на нашу джонку, а плнныхъ помстили подъ палубу, гд ихъ продержали до разсвта. Тогда, видя, что это народъ жалкій, и что большая часть состояла изъ старухъ, съ которыми намъ нечего было длать, Антоніо де-Фаріа сжалился надъ ними и высадилъ на берегъ всхъ, кром невсты и ея двухъ братьевъ, ибо они, какъ я сказалъ, были мальчики бленькіе и хорошенькіе, кром нихъ, мы оставили у себя еще двадцать матросовъ, потому-что нуждались въ людяхъ для работъ на джонкахъ и взятыхъ лантеахъ.

Невста, какъ мы посл узнали,была дочь одного китайскаго чиновника, который у нихъ то же, что у насъ коррегидоръ, она должна была выйдти замужъ за молодаго человка, сына Чифуу, губернатора Пандуре. Женихъ писалъ къ ней, что встртитъ ее въ этомъ мст съ тремя или четырьмя джонками своего отца, также человка очень-богатаго, а вотъ что было причиною несчастной ошибки невсты, которой родственники приняли наши джонки за суда ея возлюбленнаго. Въ слдующій вечеръ, когда мы снимались съ якоря изъ здшняго залива, женихъ прошелъ мимо насъ съ пятью судами, украшенными множествомъ разноцвтныхъ флаговъ, онъ привтствовалъ насъ веселою музыкой, никакъ не воображая того, что мы длали съ его невстою, и сталъ мы якорь у мыса Тилаумера, ожидая ея прибытія.

Мы, между-тмъ, пошли своимъ путемъ къ порту Мутипинау, гд Антоніо де-Фаріа располагалъ распродать товары, и черезъ три дня, по благости Господа, прибыли туда благополучно. Мы бросили якорь въ залив, образуемомъ углубленіемъ берега и небольшимъ островкомъ, гд ршились переждать мочь, чтобъ осмотрть входъ въ рку и удостовриться, что намъ не будетъ тамъ предстоять никакой опасности.

Съ восходомъ луны, часовъ около одиннадцати, Антоніо де-Фаріа послалъ хорошо вооружонную лантею, подъ начальствомъ Валентина Мартинса, человка дльнаго и надежнаго, осмотрть входъ и промрять глубину. Онъ промрялъ до самаго якорнаго мста передъ городомъ и возвратился къ намъ съ отвтомъ, что мелей никакихъ нтъ, и что судовъ тамъ очень не много, почему намъ можно идти впередъ безъ малйшаго опасенія, и тмъ боле, что въ случа, еслибъ по-чему-нибудь товары наши покупались хуже, чмъ мы ожидали, никто не помшаетъ вамъ уйдти. На обратномъ пути, посланные найти захватили двухъ рыбаковъ, спавшихъ въ своей лодк, однако ихъ не подвергали пытк, какъ мы обыкновенно длывали въ подобныхъ случаяхъ, ибо вс единогласно ршили, что въ этомъ нтъ никакой надобности.

На разсвт слдующаго утра вс мы усердно помолились Богу, дали обтъ украсить храмъ Пресвятой Двы въ Малакк богатыми приношеніями и приготовились сняться съ якоря. Антоніо де-Фаріа подозвалъ къ себ захваченныхъ наканун рыбаковъ, приласкалъ ихъ и принялся разспрашивать обо всемъ, что ему нужно было знать на-счетъ рки, города и его жителей. Оба въ голосъ отвчали, что плаваніе по рк совершенно-безопасно, ибо по ней ходитъ суда гораздо-боле нашихъ джонокъ, что жители города и береговъ люди кроткіе, миролюбивые и вовсе не воинственные, а изъ иностранцевъ здсь только купцы, недавно-прибывшіе съ серебромъ, алоемъ, шелкомъ, пахучимъ деревомъ, воскомъ, ладаномъ, канжарою, лакомъ и отчасти золотомъ. На вопросъ Антоніо де-Фаріи: нтъ ли по сосдству военнаго флота, они отвчали, что нтъ, ибо императоръ ихъ ведетъ войну только на сухомъ пути. Тогда Фаріа спросить ихъ, какое понятіе они имютъ о дн и ночи, о неб и содиц. Они отвчали, что врятъ въ существованіе единаго всемогущаго Бога, который все сотворилъ, все сохраняетъ, но что если разумъ нашъ запутывается отъ вашихъ дурныхъ помышленій, то виноватъ въ этомъ не Богъ, который совершенъ, а мы сами. На вопросъ, слыхали ли они о томъ, что Господь сошелъ на землю, они отвчали, что нтъ, и что этого быть не можетъ, ибо не для чего Ему, непричастному націямъ слабостямъ, искать земныхъ сокровищъ, ничтожныхъ передъ Его величіемъ и силою.

Изъ этихъ словъ мы поняли, что людямъ этимъ вовсе неизвстны истины нашей святой вры, ибо они выводятъ существованіе Творца изъ красоты Его твореній и покланяются Ему говоря: ‘П дламъ твоимъ, Всемогущій, вруемъ твоему величію!’ Антоніо де-Фаріа одарилъ этихъ рыбаковъ и высадилъ на берегъ, чмъ они остались весьма-довольны.

Между-тмъ, задулъ попутный втеръ. Мы снялись съ якоря, развсили на мачтахъ флаги и куски шелковыхъ матерій, и подняли торговый флагъ, чтобъ жители считали насъ купцами, а не людьми другаго разбора. Черезъ часъ мы снова бросили якорь передъ городомъ, привтствуя его салютомъ изъ немногихъ пушекъ, тогда выхали къ намъ лодки съ разными свжима припасами, но, видя по наружности и одеж вашей, что мы не Сіамцы, не Малайцы и не Яванцы, а люди какого-то совершенно-незнакомаго имъ народа, он пріостановились и въ недоумніи держались на веслахъ. Наконецъ, одна лодка ршилась пристать къ вамъ и люди съ нея спросили можно ли взойдти на нашу джонку, имъ отвчали приглашеніемъ взойдти безъ страха, ибо вс мы считаемъ ихъ своими братіями. Антоніо де-Фаріа принялъ ихъ очень-привтливо и сказалъ, что мы купцы изъ Сіама и пришли сюда съ острова Гаи-Нана, гд намъ сказали, что здсь мы можемъ съ удобствомъ и выгодою сбыть свои товары, такъ-какъ жители здшніе честне Китайцевъ, живущихъ на остров Гаи-Нан и противоположномъ ему материк. Пріхавшіе отвчали на это: ‘Ты не ошибся: если ты купецъ, какимъ кажешься, то врь, что съ тобою поступятъ честно, какъ слдуетъ, здсь ты можешь спать спокойно и не бояться ничего’.

Антоніо де-Фаріа, опасаясь, чтобъ сюда не дошли сухимъ путемъ слухи на-счетъ того, что мы сдлали съ разбойниками въ рк Танауквир, не хотлъ выгружать товаровъ своихъ въ таможню, какъ требовали здшніе чиновники, отъ-чего произошли споры и неудовольствія, и продажа нашего груза чуть было не разстроилась. Наконецъ, видя просьбы свои недйствительными, онъ сказалъ на-отрзъ, что уйдетъ отсюда, ибо выгрузить товаровъ своихъ въ таможню не можетъ ни подъ какимъ видомъ, а времени терять не расположенъ, потому-что муссонъ скоро перемнится, а ему необходимо исправить свои суда-, на-счетъ пошлины онъ объявилъ готовность свою заплатить по десяти процентовъ на сто, какъ водится везд, а не по тридцати, какъ они требовали.

Переговоры эти мы вели черезъ посредство одного изъ пришедшихъ сюда съ караванами иностранныхъ купцовъ, которому наутарель или градоначальникъ здшній не хотлъ, однако, отвчать, а веллъ подвергнуть его пытк, чтобъ узнать не выдумалъ ли онъ все это для своихъ выгодъ. Прождавъ своего посланца нсколько времени и видя, что онъ не возвращается, Антоніо де-Фаріа веллъ поставить паруса, развсить на всхъ мачтахъ флаги и сниматься съ якоря. Тогда вс иностранные купцы, надявшіеся запастись отъ насъ нужными имъ для возвращенія домой товарами, собрались и пошли къ наутарелю съ просьбой объ удовлетвореніи нашихъ желаній, говоря, что иначе они будутъ жаловаться въ столиц на его притсненія. Наутарель и вс его таможенные мытари боясь наказанія и потери своихъ выгодныхъ мстъ, согласились на просьбу купцовъ съ тмъ однако условіемъ, что такъ какъ мы ршились не платить больше десяти процентовъ, то чтобъ они заплатили въ пользу его и чиновниковъ еще по пяти отъ себя, дабы соблюсти выгоды государя, не забытая своихъ собственныхъ, чмъ купцы эти остались довольны.

Когда вс препятствія были устранены, мы приступили къ давно желанной продаж, которая при помощи Божіей кончилась въ трое сутокъ и доставила намъ выручки сто-тридцать тысячь таэловъ серебра. Не взирая, однако, на всю поспшность, съ которою Антоніо де-Фаріа старался вести эти дла, мы не успли кончить ихъ совершенно прежде, чмъ сюда дошли берегомъ извстія о побд вашей въ рк Танауквир: подвигъ этотъ вооружилъ противъ насъ здшнихъ жителей до такой степени, что вс стали насъ бояться и никто не хотлъ посщать нашихъ судовъ, какъ бывало прежде. Опасаясь дурныхъ послдствій, Антоніо де-Фаріа ршился уйдти отсюда какъ-можно-скоре.

Выйдя изъ рки и порта Мутипинаy, Антоніо де-Фаріа ршился возвратиться къ острову Гаи-Нану и отъискать рку Мадель, въ которой располагалъ воспользоваться приливомъ, поставить большую джонку нашу на отмель, и потомъ, когда она очутятся на суш во время отлива, проконопатить ея подводную часть, ибо джонка имла сильную течь. Дней черезъ двнадцать плаванія при тихихъ и противныхъ втрахъ, мы прошли къ небольшому острову Пуло-Гиньйору, покрытому кокосовыми пальмами и находящемуся около сверной стороны Гаи-Нана.

Не получивъ тамъ никакихъ свдній о враг нашемъ Ходж-Асем, вы пошли къ югу и захватили по пути нсколько хорошихъ и хорошо-пріобртенныхъ призовъ, ибо Антоніо де-Фаріа имлъ цлью не просто грабежъ, а наказаніе равныхъ разбойниковъ, которые убивали и грабили христіанъ, плававшихъ въ здшнихъ моряхъ. Разбойники эти длились добычею съ мандаринами, начальствовавшими въ равныхъ портахъ острова Гаи-Нана, а потому злодйствоваля безнаказанно и безъ помхи продавали за берегу награбленное добро. Но Господь, длающій великое зло источникомъ великаго добра, допустилъ Ходжу-Асема ограбить васъ въ Ангор затмъ, чтобъ Антоніо де-Фаріа, ршившись отправиться изъ Патана для возвращеніе своего потеряннаго имущества, сдлался орудіемъ казни другихъ разбойниковъ, надлавшихъ столько вреда португальскому народу.

Черезъ нсколько дней, въ праздникъ рождества Пресвятой Богородицы, восьмаго сентября, около новолунія, мы прибыли въ портъ Мадель. Въ это время года, новолуніе въ здшнихъ мстахъ всегда сопровождается страшными бурями, которыя по-китайски называются тифонами и которыхъ никакія суда не могутъ въ мор выдержать. Нсколько дней уже пасмурная погода предвщала приближавшуюся бурю, и множество джонокъ спшили укрыться въ здшнемъ безопасномъ порт, по вол Господа, въ числ ихъ вошла также джонка одного извстнаго и страшнаго разбойника, Гвиниплау, родившагося Китайцемъ, но сдлавшагося недавно Мавромъ, который, по наущенію кази своего мухаммеданскаго нечестія, поклялся быть вчнымъ и непримиримымъ врагомъ христіанскаго имени. Онъ говорилъ, что заслуживаетъ отъ Бога великихъ наградъ за истребленіе, по мр силъ своихъ, нечистаго португальскаго племени, которое отъ волока, всасываемаго еще въ младенчеств изъ груди материнской, находитъ наслажденіе въ одномъ только зл, подобно истиннымъ обитателямъ жилища пламени и дыма.

Разбойникъ этотъ вошелъ въ рку за большой джонк, и люди его были заняты убираніемъ парусовъ, ибо погода была самая зловщая, съ сильными шквалами и дождями. Поровнявшись съ нами, они привтствовали насъ по китайскому обычаю, на что мы отвчали тмъ же, ибо разбойникъ не разсмотрлъ, что мы Португальцы, а мы сочли его Китайцемъ, какъ и множество другихъ, которые каждый часъ входили сюда искать убжища отъ приближавшагося тифона. Однако, человкъ пять христіанъ, которые были у него плнниками, узнали насъ и закрячали въ голосъ: ‘Господи Боже, помилуй насъ!’ Услыша этотъ крикъ, мы все всполошились, и, разсмотрвъ несчастныхъ христіанъ, громко закричали на джонку, чтобъ она привела къ втру, но т, въ знакъ презрнія, принялись стучать въ барабаны и гонги, свистть и кричать, показывая намъ то же самое, что показывалъ голый Кафръ на джонк разбойника Симилау.

Они бросили якорь на лигу впереди насъ, и Антоніо де-Фаріа, желая узнать кто они такіе, послалъ къ ихъ джонк хорошо-вооруженную лодку, но лишь-только она пристала къ борту, сверху джонки посыпался на вашихъ такой градъ каменьевъ и всякой-всячины, что многихъ переранило и они нашлись вынужденными возвратиться. Португалецъ, начальствовавшій лодкою, получилъ дв сильныя раны въ голову, онъ явился къ Антоніо де-Фаріи съ окровавленнымъ лицомъ и отдалъ ему отчетъ о случившемся, чмъ главный капитанъ нашъ былъ сильно изумленъ и озадаченъ. Подумавъ нсколько времени, Антоніо де-Фаріа обвелъ глазами всхъ насъ и сказалъ: ‘Сеньйоры и братья! Не считаю товарищемъ того мн васъ, кто сейчасъ же не будетъ готовъ сражаться, ибо мы обязаны именемъ Христа узнать, что это значитъ: сердце говоритъ мн, что тутъ долженъ быть эта собака Ходжа-Асемъ, которому сегодня суждено расплатиться съ нами’.

Произнеся эти слова, Антоніо де-Фаріа веллъ всмъ немедленно подмять якоря, поставить какъ-можно-скоре паруса и идти къ вновь-прибывшей китайской джонк. Приблизясь на разстояніе выстрла изъ пищали, мы дали по ней залпъ изо всхъ своихъ тридцати-шести пушекъ и фальконетовъ, чмъ до того сбили съ толка оторопвшихъ непріятелей, что они принялись выпускать свои канаты, съ намреніемъ приткнуться къ берегу, но Антоніо де-Фаріа угадалъ это намреніе и ршился предупредить его дружнымъ абордажемъ всхъ нашихъ джонокъ и лантей. Лишь-только исполнили этотъ маневръ, завязалась такая жаркая рукопашная свалка, поддерживаемая выстрлами и гранатами сверху нашихъ судовъ,что черезъ полчаса, по вол Господа, побда осталась за вами Бездна убитыхъ и раненныхъ непріятелей валялась на палуб, а уцлвшіе бросились за бортъ и поплыли къ берегу. Антоніо де-Фаріа, нуждаясь въ людяхъ для своихъ лаптей, веллъ хватать плававшихъ и ихъ наловили человкъ семнадцать.

Подавъ помощь своимъ раненнымъ, что было у насъ всегда первою и главною обязанностью иосл боя, Антоніо де-Фаріа веллъ представить къ себ вытащенныхъ изъ воды непріятелей. Отъискавъ въ числ ихъ самого разбойничьяго капитана, онъ веллъ перевязать его дв раны, а потомъ спросилъ,откуда у него взялись христіанскіе невольники? Сначала злодй этотъ не хотлъ отвчать, но потомъ, когда ему показали орудія пытки, онъ сказалъ, чтобъ ему напередъ дали выпить воды, ибо жажда отъ ранъ не давала ему говорить. Воду принесли и онъ выпилъ ея премного, но потребовалъ еще, говоря, что клянется врою въ Мухаммеда и Кораномъ разсказать всю истину, если только утолятъ его жажду.

Антоніо де-Фаріа веллъ исполнить его желаніе и онъ влилъ въ себя еще препорядочное количество воды, потомъ, на вопросъ, гд христіане, разбойникъ отвчалъ, что мы можемъ найдти ихъ въ трюм, въ носовой части его джонки. Трое изъ нашихъ солдатъ тотчасъ же бросились туда, открыли люкъ и въ ужас отшатнулись назадъ, восклицая: ‘О, Іисусе, Іисусе! идите сюда, ваша милость, вы увидите страшныя вещи’. Антоніо де-Фаріа и вс кто были около него, побжали въ носовую часть судна и увидли въ трюм множество мертвыхъ тлъ, такое зрлище поразило ихъ неописаннымъ ужасомъ и никто не могъ удержаться отъ слезъ. ‘О, Господи, Іисусе Христе!’ воскликнулъ Антоніо де-Фаріа, поднявъ руки къ небу: ‘какъ велико твое милосердіе, если ты терпишь такимъ злодямъ!’ Когда трупы нашихъ несчастныхъ соотечественниковъ вытащили на палубу, мы увидли обезглавленныя тла матери и двухъ дтей, прекрасныхъ и невинныхъ, умерщвленныхъ безъ всякой жалости, пять христіанскихъ юношей, которыхъ голоса обратили на себя ваше вниманіе, когда джонка разбойника проходила мимо васъ, лежали тутъ же съ распоротыми желудками.

Антоніо де-Фаріа обратился къ разбойнику съ вопросомъ, чмъ эти несчастныя и невинныя существа заслужили такую жестокую смерть? Злодй отвчалъ, что юноши ему измнили, подавъ голосъ и обратившись къ своему Богу передъ нами, а дти заслужили смерть однимъ тмъ, что они дти ненавистныхъ ему Португальцевъ, за другіе подобные вопросы онъ отвчалъ съ талямъ упорствомъ и ожесточеніемъ, что его можно было принять за воплощеннаго демона. Когда его спросили не христіанинъ ли онъ, онъ сказалъ, что нтъ, во что былъ христіаниномъ, когда въ Малакк губернаторствовалъ донъ Пауло-да-Гана. ‘Какъ же ты могъ промнять законъ Христа, въ которомъ заключалось твое спасеніе, на нечестивый законъ Мухаммеда, который погубитъ душу твою за вки?’ сказалъ Антоніо де-Фаріа.

Разбойникъ возразилъ на это, что съ-тхъ-поръ, какъ онъ сдлался христіаниномъ, Португальцы стали ставить его ни во что, тогда-какъ прежде, когда онъ былъ язычникомъ, они снимали передъ нимъ шапки и величали не иначе, какъ Квіай Некода, т. е. сеньйоромъ-капитаномъ, потомъ же, когда онъ сдлался Мавромъ въ Бинтанг {Бинтангъ, островъ недалеко отъ Сингапура. Прим. переводчика.}, то король жантанскій, бывшій тогда на этомъ остров, обращался съ нимъ всегда съ большимъ уваженіемъ, а знатные люди называли его своимъ собратомъ. Съ-тхъ-поръ, онъ поклялся надъ Книгою Цвтовъ быть вчнымъ и непримиримымъ врагомъ ненавистнаго португальскаго народа и всего, что только вруетъ во Христа, за это вс его очень хвалили, а мухаммеданскіе духовные общали душ его вчное блаженство. Потомъ собака эта принялся разсказывать, какъ онъ въ-продолженіе семи лтъ грабилъ и убивалъ Португальцевъ при всякой возможности, и вредилъ имъ гд и какъ могъ, но Антоніо де-Фаріа, выведенный изъ терпнія такимъ рядомъ неслыханныхъ злодяній, не далъ ему кончить: по приказанію его, разбойника и уцлвшихъ его товарищей убили, а тла ихъ бросили въ море.

Совершивъ дло правосудія, мы привели въ извстность добычу, доставшуюся намъ съ разбойничьей джонки, и оказалось, что мы пріобрли на сорокъ тысячъ таэловъ атласа, серебра и разныхъ шелковыхъ матерій, не считая множества фарфора и всякой всячины, съ которою вамъ нчего было длать и которую мы сожгли вмст съ джонкою.

Теперешній подвигъ нашъ до того напугалъ Китайцевъ, что они трепетали отъ одного имени Португальцевъ. Многіе невод или хозяева стоявшихъ вмст съ нами джонокъ, боясь, чтобъ съ каждымъ изъ нихъ не приключилось того же самаго, собрались для совта, который у нихъ называется бичара, и выбрали изъ среды своей двоихъ, наиболе уважаемыхъ и способныхъ, которыхъ отправили въ качеств пословъ къ Антоніо де-Фаріа, они просили его, какъ царя морей, принять ихъ подъ свое покровительство и позволить имъ выходить безпрепятственно изъ здшняго порта, пока дуетъ попутный муссонъ, за что предлагали заплатить ему, какъ владык и государю, двадцать тысячъ таэловъ серебра въ вид подати. Антоніо де-Фаріа принялъ ихъ очень-ласково, согласился за ихъ просьбу я поклялся, что ни одинъ разбойникъ не осмлится поживиться ни чмъ изъ ихъ товаровъ.

Одинъ изъ двухъ выборныхъ остался у насъ заложникомъ, а другой немедленно похалъ на берегъ за двадцатью тысячами таэловъ серебра, которые привезъ сполна скоре, чмъ черезъ часъ времени, и, кром того, еще богатый подарокъ изъ превосходныхъ шелковыхъ матерій, посланный нашему капитану отъ злйшихъ купцовъ.

Антоніо де-Фаріа, желая доставить выгоду одному молодому Португальцу, по имени Коста, сдлалъ его своимъ временнымъ секретаремъ для заготовленія охранительныхъ грамматъ китайскимъ капитанамъ. Цну за эти бумаги онъ назначилъ за каждую джонку по пяти таэловъ, а за ванконги, лантіи и барказы по два: такимъ образомъ мальчикъ этотъ пріобрлъ, по словамъ тхъ, кто ему завидовалъ, около четырехъ тысячъ таеловъ серебра въ какіе-нибудь тринадцать дней, кром кусковъ разныхъ шелковыхъ матерій, которыми дарили его многіе, желавшіе получитъ эти грамматы прежде прочихъ. Форма бумагъ была слдующая:

‘Завряю истиною моего слова такого-то некода, что онъ можетъ плавать безпрепятственно вдоль всего китайскаго берега, не опасаясь обидъ ни отъ кого изъ моихъ, съ тмъ, чтобъ везд, гд бы онъ ни встртилъ Португальцевъ, онъ обращался съ ними какъ съ братьями.

Антоніо де-Фаріа.’

Каждый некода свято сохранялъ у себя такую граммату. Насъ до такой степени стали бояться и уважать вдоль всего здшняго берега, что самъ чаэмъ или намстникъ острова Гаи-Нана, наслышавшись объ Антоніо де-Фаріи, послалъ къ нему своего чиновника съ письмомъ и богатымъ подаркомъ, состоявшимъ изъ крупнаго жемчуга и кусковъ золота. Онъ предлагалъ Фаріи вступить въ службу сына солнца, внчаннаго льва, возсдающаго на престол вселенной, и быть главнокомандующимъ его морскихъ силъ вдоль всего берега до Ліам-по, съ жалованьемъ по десяти тысячъ таэловъ въ годъ, если онъ прослужитъ три года такъ, какъ о немъ идетъ слава, то намстникъ общалъ, что его возведутъ на степень одного изъ сорока чаэмовъ, управляющихъ областями имперіи, съ полною властью творить судъ о расправу. Наконецъ, онъ заключалъ, что изъ званія чаема можно сдлаться однимъ изъ двнадцати тутонговъ правительства, съ которыми сынъ солнца длится столомъ и дворцомъ, намъ съ членами своего тла, и которымъ даетъ по сту тысяча таэловъ въ годъ.

Антоніо де-Фаріа поблагодарилъ намстника за такое предложеніе, написалъ ему множество льстивыхъ привтствій, извинился тмъ, что не чувствуетъ себя способнымъ къ такимъ высокимъ должностямъ, и присовокупилъ, что готовъ безъ всякихъ денежныхъ вознагражденій служить тутонгамъ имперіи каждый разъ, когда имъ можетъ встртиться надобность въ его услугахъ.

Посл этого, мы вышли изъ Маделя, гд простояли всего четырнадцать дней, и снова отправились вдоль береговъ острова Гаи-Нава и материка, стараясь отъискать Ходжу-Асема, котораго наказаніе было глазнымъ намреніемъ Антоніо де-Фарія, не дававшимъ ему покоя ни днемъ, ни ночью, въ-продолженіе шести мсяцемъ нашего скитальчества.

Черезъ нсколько дней, мы пришли къ одному большому городу, Кванджипару, въ которомъ довольно-много богатыхъ зданій и храмовъ. Тамъ мы простояли около сутокъ, подъ видомъ купцовъ, миролюбиво покупая приводимые къ намъ на лодкахъ състные припасы, мы ушли оттуда, не обративъ на себя ничьего вниманія, и ходили дней двнадцать вдоль береговъ, не встрчая ничего, на что бы стоило труда наложить руку. Селенія здсь незначительныя: въ каждомъ наберется не боле какъ отъ двухъ до пятисотъ жителей, хотя многія изъ нихъ обнесены стною, но ни одно не устоитъ противъ человкъ тридцати португальскихъ солдатъ, ибо люди здсь слабые и вооружены только кольями да короткими ножами, насаженными на полосатыя древки, раскрашенныя чернымъ и краснымъ. Но за то мстоположеніе, климатъ и плодородство здсь такіе, какихъ я нигд не видалъ. Рогатаго скота бездна, обширныя ноля засяны пшеномъ, рисомъ, овсомъ, маисомъ и всхъ родовъ овощами, мстами огромнйшія каштановыя деревья и превосходный строевой лсъ, изъ котораго можно бы было соорудятъ несметное множество всякихъ судовъ, по словамъ нкоторыхъ купцовъ, которыхъ разспрашивалъ Антоніо де-Фаріа, тамъ тьма рудниковъ съ мдью, серебромъ, оловомъ, селитрой, срой, наконецъ, огромныя пространства плодородной земли пропадаютъ даромъ въ рукахъ безсильныхъ жителей. Еслибъ земля эта принадлежала намъ, то нтъ сомннія, что вамъ было бы несравненно-выгодне обладать ею, чмъ Индіей, которая за грхи наши досталась вамъ въ руки.

II.

Прошло семь мсяцевъ съ половиною съ-тхъ-поръ, какъ мы странствовали въ этихъ мстахъ, переходя изъ рки въ рку, отъ одного берега Тонкинскаго-Залива къ другому и скитаясь то по сверную, то по южную сторону Гаи-Пана, отъискивая и все не находя никакого слда этой собаки Ходжв-Асема.

Наконецъ, всмъ уже надоли эти безплодные поиски, и мы, собравшись, стали просить Антоніо де-Фарію, чтобъ онъ выдалъ каждому слдующую часть добычи, по заключенному передъ нашимъ отправленіемъ уговору, ибо многимъ уже сильно хотлось возвратиться въ Индію. Посл долгихъ споровъ, положено было идти на зимовку въ Сіамъ, гд продадутся товары, которыми были нагружены наши джонки, а потомъ каждый получитъ должную долю золотомъ и серебромъ.

Согласившись такимъ образомъ и скрпивъ этотъ новый уговоръ клятвеннымъ общаніемъ, мы стали на якорь у одного острова, называемаго Разбойничьимъ, онъ былъ дальше прочихъ отъ береговъ, и Антоніо де-Фаріа избралъ его за тмъ, чтобъ при первой же перемн муссона удобне было пуститься въ обратный путь.

Мы простояли тамъ дней двнадцать, ожидая съ нетерпніемъ благопріятной перемны. Къ несчастію вашему, въ новолуніе октября мсяца, котораго мы всегда боялись, начались жесточайшія бури съ ужаснйшими дождями. Канатовъ у насъ было недостаточно, да и т были значительно потерты и полугнилы, а потому, когда море расходилось и дунулъ юго-восточный втеръ, отъ котораго мы не были закрыты, развело такое страшное волненіе, что, не смотря на вс ваши усилія, на то, что мы срубили мачты, разобрали надстройки носовыхъ и кормовыхъ частей, облегчили палубы, побросали за бортъ бездну товаровъ, неутомимо работали у помпъ и спустили на веревкахъ пушки въ помощь якорямъ — не смотря на все это, вамъ не было спасенія. Единственная надежда была на милосердіе Господа, къ которому мы безпрестанно обращались съ громкими криками и слезными мольбами, но какъ за грхи ваши мы не заслуживали Его святаго заступничества, правосудіе Его повелло, чтобъ въ два часа по полуночи налетлъ на васъ такой порывъ, что вс ваши суда разомъ сорвало съ якорей и бросило на берегъ, при этомъ погибло пятьсотъ-восемьдесятъ-шесть человкъ, въ числ которыхъ двадцать-восемь Португальцевъ, а остальные были матросы и невольники.

Уцлвшіе по милосердію Господа (которыхъ было двадцать-два Португальца и тридцать-одинъ человкъ матросовъ и невольниковъ) очутились за пустынномъ, болотистомъ берегу, израненные о каменья и полу нагіе. Въ такомъ горестномъ положеніи дождались мы утра. Тогда мы пошли вдоль взморья, усяннаго мертвыми тлами и обломками судокъ, печальное зрлище это до того поражало васъ, что многіе падали отъ отчаянія въ обморокъ и вс плакали, рвали на себ волосы и ударяли себя къ грудь кулаками.

Такъ мы провели время до вечера. Антоніо де-Фаріа, котораго Богу угодно было сохранить къ общей нашей радости, подавивъ отчаяніе, выходящее у насъ изъ всякихъ границъ, подошелъ къ намъ въ красномъ халат, снятомъ съ одного изъ валявшихся на взморь покойниковъ, съ веселымъ ляпомъ и яснымъ взглядомъ обратился онъ къ намъ съ кроткою рчью, въ которой, сказавъ нсколько словъ о суетности и непостоянств мірскаго счастія, убждалъ насъ не предаваться отчаянію, надяться на милость Божію и похоронить разбросанныя по берегу тла нашихъ несчастныхъ товарищей, ибо видъ ихъ только сильне огорчалъ и подавлялъ насъ. Онъ прибавилъ, что твердо надется на помощь Господа нашего, который не покинетъ насъ въ этомъ пустынномъ и необитаемомъ мст, ибо Онъ допускаетъ тяжкія бдствія съ тмъ только, чтобъ посл вознаградить врующихъ въ Него гораздо-большими благами: если мы теперь лишились пятисотъ тысячъ крузадовъ, то въ непродолжительномъ времени пріобртемъ наврно шестьсотъ тысячъ.

Выслушавъ рчь его со слезами неутшнаго унынія, мы однако приступили къ исполненію его желанія, и въ два съ половиною дня похоронили какъ могли всхъ покойниковъ, которыхъ нашли на прибрежь. Въ-продолженіе этого времени, намъ удалось спасти значительную часть провизіи, выброшенную къ намъ волнами. Хотя ея было много, но, подмоченная соленою водою, она начала гнить и дней черезъ пять сдлалась совершенно-негодною, такъ-что отвратительно было взять ее въ ротъ, а между-тмъ необходимость заставляла питаться ею и немногими кореньями и плодами, которые мы находили въ лсу.

Такимъ образомъ прошло тяжкихъ пятнадцать дней. По истеченіи ихъ, Господу, который никогда не оставляетъ врующихъ въ Его святую истину, угодно было спасти насъ отъ голодной смерти чудомъ своей благости, о которомъ я сейчасъ буду говорить.

Вс мы, спасшіеся отъ нашего бдственнаго крушенія, бродили полунагіе по взморью и лсамъ, изнуренные холодомъ и голодомъ до такой степени, что многіе, говоря съ своими товарищами, вдругъ падали на землю и умирали отъ изнеможенія, причиною этого былъ не столько недостатокъ пищи, какъ дурное ея качество, ибо, какъ я уже говорилъ, провизія была совершенно гнилая и отвратительная для вкуса. Но какъ Господь въ существ своемъ безконечно благъ, то для Него нтъ страны достаточно удаленной, въ которой могли бы укрыться отъ глазъ Его страданія несчастныхъ гршниковъ: Онъ спасаетъ ихъ отъ самыхъ тяжкихъ бдствій такими способами, которые намъ должны казаться чудесами, а не обыкновенными слдствіями общаго хода природы, хотя мы и не достойны особыхъ Его попеченій.

Говорю это вотъ по какому случаю: однажды, въ день праздника святаго архангела Михаила, когда мы горькими слезами оплакивали свое несчастіе и вполн предавались отчаянію, внушенному человческою слабостью и маловріемъ, надъ головами нашими пронесся ястребъ, поднявшійся съ одного мыса, выдавшагося въ южной оконечности острова, онъ парилъ высоко надъ нами съ распростертыми крыльями и вдругъ выпустилъ изъ когтей своихъ рыбу порядочной величины, которая упала подл того мста, гд стоялъ Антоніо де Фаріа.

Капитанъ нашъ былъ этимъ сначала нсколько озадаченъ, но потомъ, посмотрвъ на рыбу, онъ упалъ на колни, поднялъ руки къ небу и воскликнулъ со слезами: ‘О, Господи Іисусе, вчный сынъ единаго Бога! Прости наше малодушное отчаяніе! Вижу, что Ты сжалился надъ нами, вижу заступничество святаго архангела твоего, котораго день теперь празднуетъ наша снятая церковь: милосердіе Твое приведетъ насъ снова въ земли христіанскія, гд мы неизмнно и неотступно будемъ служить славному имени Твоему!..’ Потомъ, взявъ обими руками рыбу, Антоніо де-Фаріа раздлилъ ее тмъ изъ страдальцевъ, которые боле прочихъ нуждались въ подкрпленіи.

Обратившись въ сторону мыса, съ котораго поднялся ястребъ, мы увидли надъ возвышеннымъ холмомъ его множество другихъ ястребовъ, которые то поднимались въ воздух, то опускались, изъ чего мы заключили, что тамъ должно быть мсто, гд эти птицы добываютъ себ изобильную пищу. Въ надежд найдти что-нибудь для подкрпленія своихъ ослабвавшихъ силъ и спасенія отъ голодной смерти, мы ршились пойдти туда и напередъ усердно, съ теплыми слезами, помолились Богу. Мы составили родъ процессіи: т, кто были покрпче, поддерживали слабыхъ и больныхъ, и мы медленно двинулись по трудной дорог къ этому отдаленному холму, напвая со слезами хвалебные гимны святому архангелу. Взобравшись кое-какъ, черезъ долгое время, на высоту, мы увидли передъ собою обширную равнину, покрытую разными фруктовыми деревьями, среди которой протекала рчка чистой воды. Мы направились кь рчк, радуясь такому открытію. По дорог, Господу угодно было обрадовать насъ еще разъ: мы увидли мертваго оленя, только-что убитаго тигромъ, который начиналъ пировать надъ нимъ, закричавь во все горло вс вдругъ, мы удачно спугнули тигра — онъ покинулъ свою добычу и въ нсколько прыжковъ скрылся отъ насъ вь чащ лса.

Мы сочли это добрымъ знакомъ и во всю ночь веселились и пировали надъ оленемъ и рыбами, которыхъ намъ удалось наловить, или которыхъ ловили ястребы и разныя другія птицы, и выронили изъ своихъ коней и клювовъ въ воду и на берегъ, пугаясь нашихъ криковъ.

Мы прожили у этой рчки отъ понедльника до слдующей субботы, питаясь рыбою и плодами. Въ субботу утромъ показался приближавшійся съ моря парусъ. Не зная, броситъ ли судно это якорь у здшняго острова или нтъ, мы пошли на взморье бухты, гд претерпли крушеніе, и разсмотрли оттуда черезъ полчаса, что судно было небольшое и что оно идетъ къ намъ. Тогда, чтобъ не испугать бывшихъ на немъ, мы сочли благоразумнымъ спрятаться въ лсу и выждать, что они будутъ длать. То была хорошенькая китайская гребная лантеа, она вошла въ заливъ и ошвартовалась вплоть у берега съ носа и съ кормы. Потомъ перебросили съ нея сходню, и вс люди, человкъ около тридцати, сошли на берегъ и разсыпались кто куда: одни принялись рубить дрова, другіе начали таскать воду, третьи занялись мытьемъ блья, кто были помоложе, стали бгать другъ за другомъ, бороться, балагурить-никто и не подозрвалъ, что тутъ есть кто-нибудь кром ихъ и что за ними наблюдаютъ съ непріязненными намреніями.

Тогда Антоніо де-Фаріа, видя, что они беззаботны и разбрелись въ безпорядк, такъ, что на самой ланте было бы некому защитить ее отъ насъ, сказалъ намъ: ‘Вы видли, синьйоры и братія мои, въ какое тяжкое положеніе Господу угодно было ввергнуть насъ за грхи наши и въ особенности за мои, ибо я врую и каюсь, что одинъ былъ причиною гнва Его, но вмст съ тмъ, вы видите образецъ Его святаго милосердія, не допускающаго насъ погибнуть такимъ жалкимъ образомъ и ниспосылающаго намъ чудотворное спасеніе. А потому, да будетъ святое имя Господа въ сердцахъ и на устахъ нашихъ, и когда я произнесу трижды: ‘Іисусе!’ длайте то, что я буду длать’. Вс мы изъявили единодушное согласіе и свято общали исполнять его приказаніе. Посл этого мы потихоньку приблизились лсомъ къ открытому взморью, и. по данному сигналу Антоніо де-Фаріи, побжали къ ланте, помогая слабымъ и больнымъ, вскочили въ нее, овладли ею безо всякаго сопротивленія, отдали швартовы, которыми она была привязана къ берегу, и отдалились отъ него мигомъ на разстояніе выстрла изъ арбалета.

Китайцы, не ожидавшіе вовсе такого переворота, подбжали къ берегу и, видя лантею въ нашихъ рукахъ, остолбенли до того, что совершенно растерялись, и ни одинъ не зналъ на что ршиться. Мы выстрлили по нимъ изъ маленькаго орудія, которымъ лантеа была вооружена, и они съ крикомъ и воплемъ удалились въ лсъ, гд, вроятно, оплакивали свою горькую участь такъ же, какъ мы посл нашего горестнаго крушенія.

III.

Оглядвшись на захваченной ланте и убдившись, что Китайцы уже не могутъ намъ помшать, мы принялись .за обдъ, приготовленный для нихъ однимъ ихъ старикомъ, и ли съ большимъ вкусомъ. Обдъ состоялъ изъ двухъ котловъ варенаго риса, въ которыхъ было положено исколько утокъ и накрошено свинаго сала.

Навшись до сыта и поблагодаривъ Господа за Его неизреченное милосердіе, мы пересмотрли грузъ лантеи и нашли на ней шелку, разныхъ матерій, атласа, штофа и мускуса тысячи на четыре крузадовъ, не-считая порядочнаго запаса рисовой крупы, сахарнаго песку, стей, силковъ и двухъ корзинъ съ курами и цыплятами. Послднее показалось намъ тогда драгоцнне всего, потому-что помогло поправиться больнымъ, которыхъ было много, а изъ кусковъ матерій мы отрзали себ, сколько каждому было нужно, на платье.

Антоніо де-Фаріа, увидя мальчика лтъ тринадцати, бленькаго и хорошенькаго, который одинъ оставался на ланте, когда мы ею овладли, спросилъ его откуда она пришла къ острову и зачмъ, кому она принадлежала н куда шла? ‘Она принадлежала моему несчастному отцу’ отвчалъ мальчикъ со слезами: ‘у котораго вы отняли меньше чмъ къ часъ то, что онъ пріобрлъ себ трудами въ тридцать лтъ, онъ шелъ изъ одного мста, которое называегся Буоамангъ, гд купилъ весь этотъ грузъ, и хотлъ продать его на сіамскія джонки, въ порт Комгай, на пути у насъ не достало воды, и вотъ причина, почему вы лишили его всего, ни сколько не боясь небеснаго правосудія!’

Антоніо де-Фаріа старался утшитъ его, сказалъ ему, чтобъ онъ не плакалъ и общалъ замнить ему отца, но мальчикъ улыбнулся съ горькимъ упрекомъ и возразилъ ‘Не думай, чтобъ я былъ такъ глупъ и поврилъ теб, прошу тебя много, много, много, именемъ твоего Бога, чтобъ ты выбросилъ меня на несчастный островъ, гд остался мой родной отецъ, съ которымъ я лучше желаю умереть къ лсу, чмъ жить съ такими злыми людьми, какъ вы’. Нкоторые изъ бывшихъ подл остановили его и совтовали не говорить такихъ вещей, потому-что это нехорошо, но мальчикъ отвчалъ: ‘Я знаю, что говорю, я видлъ, какъ вы благодарили вашего Бога съ поднятыми къ верху руками, совершивъ дло дурное, какъ-будто довольно шевелить губами, обратясь къ небу, чтобъ не боясь его гнва грабить другихъ. По-вашему, Богъ, всемогущій велитъ не столько молиться и шевелить губами съ разными кривляньями, сколько запрещаетъ отнимать чужое и убивать: За эти грхи Онъ въ своемъ святомъ правосудіи строго наказываетъ преступниковъ посл смерти’.

Вс мы были поражены словами этого китайскаго мальчика, и Антоніо де-Фаріа спросилъ его, желаетъ ли онъ быть христіаниномъ: ‘Я не знаю о чемъ ты говоришь’ отвчалъ онъ, глядя ему прямо въ глаза: ‘объяснись напередъ, и тогда я буду теб отвчать’. Антоніо де-Фаріа разсказалъ ему въ короткихъ словахъ и очень-разумно сущность нашей святой вры, во мальчикъ, выслушавъ его до конца, всплеснулъ руками и, поднявъ глаза къ небу, воскликнулъ съ плачемъ: ‘Безконечно терпніе твое, Владыко всесильный! ты дозволяешь жить на земл твоей злодямъ и слпцамъ, которые такъ хорошо о теб говорятъ и такъ дурно поступаютъ, которые думаютъ, что ты допускаешь воровство и грабежъ, лишь бы теб кланялись и молились! Какъ-будто ты похожъ на земныхъ государей!’ Посл этого онъ не хотлъ отвчать ни на какіе вопросы, а только плакалъ и въ продолженіе цлыхъ трехъ сутокъ отказывался отъ всякой пищи.

Между-тмъ, мы держали совтъ, куда намъ идти: къ сверу или къ югу? Мннія были различны, но наконецъ положили направиться въ Ліампоа, портъ, находящійся къ сверу отъ Разбойничьяго-Острова, лигъ на двсти-шестьдесятъ Мы надялись добыть себ гд-нибудь по пути другое судно, больше нашей маленькой и тсной лантеи, на которой опасно было плавать по Китайскому Морю во время новолуній, сопровождаемыхъ тамъ всегда жестокими бурями, погубившими много судовъ и людей.

Ршившись такимъ образомъ, мы уйдти отъ острова, на которомъ разбились, оставивъ Китайцевъ, горько плававшихъ на взморь. Время было уже подъ вечеръ и мы шли всю ночь на ONO (востоко-сверо-востокъ), къ утру мы приблизились къ острову, называющемуся Гинтоо, у котораго захватили рыбацкую лодку съ большимъ количествомъ свжей рыбы. Мы взяли себ сколько нужно было рыбы и восьмерыхъ изъ двнадцати бывшихъ на лодк Китайцевъ, для управленія нашею лантеей и для гребли, потому-что наши люди были вс очень-слабы отъ претерпнныхъ страданій.

У рыбаковъ тотчасъ же разспросили, какіе есть порты по этому берегу до Чин-Чеу, гд мы надялись найти суда изъ Малакки, намъ отвчали, что не доходя восьмнадцати лигъ отъ него есть очень-хорошая рка съ удобнымъ якорнымъ мстомъ, которая называется Шингуау: туда постоянно ходятъ джонки, нагруженныя солью, растительными маслами, горчицей и тому подобнымъ. У входа въ рку есть небольшое селеніе рыбаковъ и людей бдныхъ, называющееся Шамой, но лиги на три вверхъ большой городъ, гд много продается шелка, фapфopa, мускуса и разныхъ товаровъ, вывозимыхъ во вс страны.

Съ этими свдніями мы принялись отъискивать рку и подошли къ ней вечеромъ другаго дня, мы бросили якорь въ мор, на лигу отъ входа, изъ предосторожности, чтобъ грхи наши не причинили намъ опять какого-нибудь бдствія.

Въ ночь намъ удалось захватить вышедшую изъ рки рыбацкую парау, мы разспросили у Китайцевъ много ли тамъ джонокъ, какіе за нихъ люди, и о многихъ другихъ нужныхъ намъ свдніяхъ. Намъ отвчали, что въ рк всего какихъ-нибудь двнадцать джонокъ, ибо большая часть уже ушла къ Гаи-Напу, въ Сумборъ, Ланлоо и другіе порты Кохинхины, но что мы можемъ быть спокойны въ Шамо, гд намъ продадутъ все, въ чемъ мы можемъ нуждаться. Мы тотчасъ же вошли въ рку и стали за якорь передъ селеніемъ, тогда время было около полуночи.

Антоніо де-Фаріа, видя, что ваша лантеа слишкомъ мала и нельзя идти на ней въ Ліампоа, гд мы ршались перезимовать, согласился съ мыслями многихъ изъ вашихъ солдатъ и моряковъ, совтовавшихъ завладть другимъ судномъ, боле для насъ удобнымъ. Хотя мы были такъ слабы, что едва ли могли взять съ боя что нибудь хорошее, однако необходимость заставляла удовольствоваться на первый случай тмъ, что намъ попадется по силамъ.

Недалеко отъ насъ стояла на якор небольшая джонка, совершенно одна, а людей за ней было мало, да и т вс спали. Антоніо де-Фаріа, видя случай исполнить свое намреніе, поднялъ якорь и подошелъ къ ней безъ шумавдоль борта, потомъ, отобравъ пятнадцать солдатъ изъ двадцати-семи уцлвшихъ отъ крушенія, да восемь матросовъ, бросился съ ними на палубу джонки, гд никто его не встртилъ, и, найдя человкъ шесть или семь сонныхъ Китайцевъ, веллъ связать имъ руки и ноги, грозя убить перваго, кто осмлится подать голосъ. Вс они были до того испуганы, что никто и не подумалъ заговорить. У джонки тотчасъ же обрубили канаты, доставили паруса и поспшили выйдти изъ рки какъ-можно скоре, чтобъ не поднять тревоги. Всю ночь мы шли такимъ-образомъ вмст съ лантеей, направляясь носомъ въ море, и на разсвт увидли островъ Пуло-Квиримъ, находящійся въ девяти лигахъ отъ рки, изъ которой вы вышли. Господь даровалъ намъ попутные втры, съ помощію которыхъ, мы черезъ трое сутокъ бросили якорь у острова Лушитай, гд мы пробыли пятнадцать дней, желая дать поправиться своимъ больнымъ. Воздухъ былъ тамъ очень-здоровый, вода хорошая, а жители приносили для насъ разные свжіе припасы и промнивали ихъ на рисъ.

Тамъ мы объискали всю джонку и не нашли въ ней ничего, кром риса, которымъ она нагрузилась въ Шамо и котораго значительную часть мы были принуждены выбросить за бортъ, когда шли сюда, чтобъ она была легче за вод. Перегрузивъ все, что было на ланте, на джонку, мы вытащили ее на берегъ, намреваясь поправить и вымазатъ смолою, ибо она была намъ нужна для наливки водою въ портахъ, гд бы вамъ пришлось останавливаться и куда джонка не могла бы подойдти къ берегу. Пока мы этимъ занимались въ-продолженіе пятнадцати дней, больные наши выздоровли и мы отправились въ Ліампоа, гд ожидали найдти много Португальцевъ, которые обыкновенно приходятъ сюда на зимовку изъ Малакки, съ Зондскихъ острововъ, изъ Сіама и Патани.

Мы шли двое сутокъ вдоль берега Ламау при благопріятной погод. На третьи, по вол Господа, мы встртили джонку изъ Патани, шедшую отъ Ликейскихъ-Острововъ, она принадлежала одному извстному китайскому корсару, Квіай-Панжангу, большому другу Португальцевъ, который очень любилъ нашу одежду и наши обычаи. Съ нимъ было человкъ тридцать Португальцевъ, все людей отборныхъ, которымъ онъ давалъ жалованье и разныя выгоды, такъ-что вс они значительно обогащались въ его служб.

Джонка эта, увидя насъ издали, ршилась овладть нами, думая, что мы люди другаго народа. Для этого корсаръ, человкъ опытный къ своемъ ремесл, приготовился абордировать насъ и привелъ къ втру на пересченіе нашего курса, потомъ, когда мы сблизились, онъ вдругъ спустился и привтствовалъ насъ залпомъ изъ пятнадцати орудій разной величины, чмъ мы были значительно озадачены Антоніо де-Фаріа, ободряя своихъ, какъ человкъ храбрый и добрый христіанинъ, разставилъ насъ на главныхъ пунктахъ, на носу, корм и шкафут, готовясь принять абордажъ, съ которой бы стороны на насъ ни напали, съ твердымъ намреніемъ погибнуть не даромъ. Но, къ-счастію вашему, на джонк корсара подняли огромный флагъ съ крестомъ и мы разсмотрли за ют его множество народа въ малиновыхъ шапкахъ, какія наши военные люди любили носить въ то время: изъ этого мы заключили, что имемъ дло съ Португальцами, которые могли идти изъ Ліамоба въ Малакку, какъ длали многіе при этомъ муссон, а потому мы сдлали опознательный сигналъ, чтобъ посмотрть, узнаютъ ли они васъ. Они тотчасъ же испустили громкій, радостный крикъ и убрала въ отвтъ на вашъ сигналъ передніе паруса. Потомъ, приведя къ втру, они послали къ намъ балау съ двумя Португальцами, узнать, кто мы и откуда идемъ. Подплывъ къ намъ ближе и убдившись, что мы земляки, они пристали къ борту и вышли на нашу палубу.

Антоніо де-Фаріа принялъ ихъ какъ нельзя-радушне, они нашли знакомыхъ между нашими, и пробыли у нихъ довольно долго. Антоніо де-Фаріа веллъ между-тмъ Кристовао, Барральйо и двумъ другимъ създить на джонку Квіай-Панжанга съ письмомъ, наполненнымъ самыхъ лестныхъ привтствій, и съ преддоженіями своей дружбы и услугъ, чмъ китайскій корсаръ остался до крайности доволенъ. Подойдя къ нашей джонк, онъ веллъ спустить у себя вс паруса и пріхалъ въ гости къ Антоніо де-Фаріа, за шампан или барказ, въ сопровожденіи двадцати человкъ Португальцевъ, онъ привез нашему капитану богатый подарокъ, стоившій около двухъ тысячъ крузадовъ и состоявшій изъ жемчуга, янтаря, кусковъ золота и серебра.

Антоніо де-Фаріа принялъ корсара и Португальцевъ его свиты со всмъ возможнымъ радушіемъ и обворожилъ всхъ ихъ своею ласковостью и умньемъ жить въ свт. Потомъ вс сли, и, посл угощенія по нашимъ скуднымъ способамъ, Антоніо де-Фаріа разсказалъ гостямъ своимъ вс подробности нашего крушенія и сообщилъ имъ намреніе свое идти въ Ліампоа, съ цлію поправиться на счетъ людей и судовъ, а потомъ, пройдя вдоль берега Гаи-Пана и Кохинхинскаго-Залива {Такъ Португальцы называла Тонкинскій-Заливъ. Прим. перев.}, сдлать нападеніе на рудники Квангджапару, гд добывается много серебра и гд шесть домовъ наполнено имъ до верха, какъ намъ достоврно извстно, притомъ, мста эти почти беззащитны, слдовательно, вс мы можемъ обогатиться безъ малйшаго труда и безъ всякой опасности.

Панжантъ отвчалъ на это: ‘Слушай, сеньйоръ капитанъ, я не такъ богатъ, какъ многіе обо мн думаютъ, но нкогда я былъ дйствительно очень-богатъ. Разныя несчастія, а многія въ род твоего теперешняго, лишили меня большей части моего имущества. Въ Патани у меня жена и дти, но я не пойду туда: тамъ король отнялъ бы у меня все, ибо я ушелъ оттуда безъ его позволенія, а онъ не упуститъ такого предлога ограбить меня, какъ длалъ со многими за гораздо-меньшія вины. Вотъ почему я предлагаю себя въ товарищи на предпринимаемое тобою путешествіе, со ста человками, которые на моей джонк, пятнадцатью орудіями и тридцатью мушкетами, не считая тхъ сорока, которые ты видишь на пріхавшихъ со мною Португальцахъ. Я буду доволенъ третьей долею добычи: если ты согласенъ на такія условія, то дай мн письменное общаніе и подтверди клятвою, по вашему обычаю, что ты его свято исполнишь’.

Антоніо де-Фаріа принялъ его предложеніе очень-охотно, и, поблагодаривъ его много разъ, поклялся надъ святымъ евангеліемъ, что исполнитъ все, чего онъ требуетъ. Посл этого составили письменный актъ, который былъ засвидтельствованъ человками десятью, достойными уваженія. Потомъ мы пошли съ вашими новыми союзниками въ рку, отстоявшую оттуда за пять лигъ и называвшуюся Анай, гд добыли себ все, къ чемъ нуждались, отъ мстнаго мандарина или губернатора, получавшаго въ подарокъ сто крузадовъ.

IV.

Выйдя изъ рка Анай, гд, какъ я уже сказалъ, мы запаслись всмъ, Антоніо де-Фаріа, по совту Квіай-Панжанга, котораго дружбу онъ всячески старался сохранять, направился въ портъ Чин-Чеу. Получить кой-какія необходимыя свднія отъ Португальцевъ, приходящихъ туда изъ Зунды, Малакки, Тенора и Патани. Намъ было особенно важно узнать, что длается въ Ліампоа, ибо до васъ дошли слухи, будто бы китайскій государь намренъ послать туда большой флотъ и множество войска, съ повелніемъ набрать силою всхъ поселившихся тамъ Португальцевъ и сжечь ихъ суда: оказалось, что земляки наши вовсе не такъ спокойны и миролюбивы, какими казались, когда были слабы и нуждались въ защит и покровительств.

Мы пришли благополучно въ Чин-Чеy и нашли пять португальскихъ судовъ, прибывшихъ туда уже съ мсяцъ изъ мстъ, о которыхъ я говорилъ. Земляки наши приняли насъ какъ-нельзя-радушне и дружелюбне. Сообщивъ валъ мстныя новости и разныя подробности о порт Чин-Чеy и его торговл, они сказали, что не имютъ изъ Ліампоа никакихъ особенныхъ извстій, слыхали только отъ Китайцевъ, что тамъ зимовало много нашихъ соотечественниковъ и что пришло много португальскихъ судовъ изъ Зунды, Малакки, Сіама и другихъ мстъ. По ихъ словамъ, торговля идетъ въ Ліампоа очень-мирно, что же касается до флота, которымъ насъ напугали, то онъ не тамъ, а по всей вроятности посланъ къ островамъ Гетто {Острова Гетто находятся по юго-западную сторону Японіи, почти на одной параллели съ Нангасаки.}, на помощь сукангу понтирскому, котораго низвергъ съ престола племянникъ его! Сукангъ этотъ поступилъ недавно въ подданство китайскаго государя и обязвался платить ежегодно по сту таеловъ дани: вотъ почему пошелъ туда флотъ, который состоялъ, по разсказамъ, изъ четырехъ сотъ джонокъ, и на которомъ отправилось до ста тысячъ человкъ. Извстіе это успокоило всхъ насъ и мы усердно поблагодарили Господа за Его благость.

Простоявъ девять дней въ порт Чин-Чеу {Чин-Чеу находятся подъ 25^о свер. широты. Прим. перев.}, мы вышли оттуда, увеличивъ число свое тридцатью-пятью португальскими солдатами, хорошо-вооруженными, которые оставили свои суда и присоединились къ вамъ, подъ начальство Антоніо де-Фаріа.

Мы направили путь въ Ліаипба, во въ мор были встрчены противными втрами, съ которыми боролись цлыхъ пять дней, лавируя и нисколько не выигрывая разстоянія. Ночью послднихъ сутокъ, мы встртили небольшую парау, въ которой было восемь человкъ тяжко раненыхъ Португальцевъ, въ числ ихъ были Антоніо-Анрикесъ и Менъ-Таборда, оба люди богатые, уважаемые и пользовавшіеся въ тхъ краяхъ большою извстностью, почему я и упомянулъ о нихъ особенно. Вс эти раненные были въ такомъ горестномъ положеніи, что на нихъ нельзя было смотрть безъ самаго искреннаго состраданія.

Парау эта пристала къ нашей джонк, и Антоніо де-Фаріа тотчасъ же веллъ пересадить къ себ всхъ восьмерыхъ Португальцевъ. Поднявшись на палубу съ большимъ трудомъ и увидвъ его, они бросились къ его ногамъ, а онъ принялъ ихъ съ величайшею лаской и со слезами на глазахъ. Вс они были жестоко изранены, почти наги и покрыты своею кровью. Антоніо де-Фаріа спросилъ ихъ о причин такого бдственнаго положенія и они разсказали ему, какъ, отправившись изъ Ліампоа въ Малакку семнадцать дней тому назадъ, съ намреніемъ идти потомъ въ Индію, они были встрчены около острова Сумбора однимъ гузаратскимъ разбойникомъ, Ходжею-Асемомъ, у него было три джонки и четыре лаптей, на которыхъ размщалось человкъ до пятисотъ: полтораста изъ нихъ были Мавры съ Лусонга {Т. е. Дюсона, главнаго изъ Филиппинскихъ-Острововъ. Прим. перев.}, Борнео, Явы, а остальные Малайцы. Земляки наши сражались съ разбойниками отъ часа до четырехъ по полудни и потеряли убитыми восемьдесятъ-два человка, въ числ которыхъ восьмнадцать Португальцевъ, да столько же плнными, а на джонк ихъ было разнаго товара и золота тысячъ на сто крузадовъ. Посл этого они разсказали Антоніо де-Фаріа много другихъ подробностей, такихъ трогательныхъ, что въ глазахъ всхъ присутствовавшихъ можно было безъ труда прочитать жалость и участіе.

Выслушавъ это, Антоніо де-Фаріа долго оставался въ задумчивости, размышляя обо всемъ, что ему было разсказано. Потомъ, обратясь къ раненымъ оплаканъ вашимъ, онъ сказалъ: ‘прошу васъ, сеньйоры, объясните мн, какимъ же образомъ спаслись вы посл такого жаркаго и безпощаднаго боя?’

Они отвчали: посл пальбы и бомбардированія, длившихся часа полтора, три разбойничьи джонки сваливались съ вами пять разъ на абордажъ, отъ-чего у насъ открылась въ носовой части страшная течь, что и было главной причиною нашей гибели. Чтобъ не пойдти ко дну, намъ было необходимо облегчить свою джонку, а потому мы принялись выбрасывать изъ нея въ море товары и разныя тяжелыя вещи, непріятели воспользовались этимъ временемъ и снова абордировали васъ, чмъ заставили бросить выгрузку и защищаться. Многіе изъ нашихъ были тяжело ранены во время этого новаго нападенія и нкоторые убиты, какъ вдругъ за одной изъ разбойничьихъ джонокъ обнаружился пожаръ, который тотчасъ же сообщился за другую. Он немедленно приложили все стараніе освободиться одна отъ другой, ибо он абордировали васъ, связавшись между собою, но тутъ непріятели засуетились, перепутали веревки и пожаръ усилился на одной изъ джонокъ до того, что его уже нельзя было остановить когда он развязались и джонка сгорла до самой ватерлиніи, а люди съ нея побросались въ море, спасаясь вплавь, но многіе перетонули. Нашу джонку нанесло между тмъ на рыбачій заколъ, находящійся подл каменистой отмели, въ усть рки, гд выстроена сіамская пагода.

‘Собака Ходжа-Асемъ, который все еще былъ сцпившись съ вами, видя, что мы приткнулись въ заколу, вдругъ выскочилъ на нашу палубу съ множествомъ Мавровъ, одтыхъ въ желзныя кольчуги и защищенныхъ желзными нагрудниками. Они убили у насъ въ самое короткое время человкъ пятьдесятъ, изъ которыхъ восемьнадцать были Португальцы, а мы, которыхъ вы теперь видите раненными и обожженными, видя, что уже все пропало, выскочили въ лодку, подвшенную у насъ за кормою, и Господу угодно было дозволить вамъ спастись.

‘Насъ было въ лодк пятнадцать человкъ, изъ которыхъ двое умерли вчера. Чтобъ избгнуть преслдованія, мы держались между берегомъ и заколомъ, и безпрестанно стукались о камни. Разбойники, между-тмъ, послали лантеи ловить своихъ людей, плававшихъ и барахтавшихся въ вод, а потомъ вс устремились грабить нашу джонку, добивая всхъ, кого тамъ нашли: жадности ихъ мы обязаны тмъ, что они и не подумали преслдовать насъ. Около солнечнаго заката, они вошли въ рку съ музыкой, стукомъ въ барабаны и громкими криками, какъ-будто въ знакъ торжества и насмшки надъ нами несчастными.’

Антоніо де-Фаріа, подумавъ нсколько, сказалъ имъ: ‘судя по вашему разсказу, разбойники должны теперь быть въ той самой рк и въ довольно разстроенномъ положеніи, если и вы убили и переранили у нихъ иного народа.’

— О, какъ-же! мы убили у нихъ многихъ, многихъ! Да къ-тому же и суда ихъ препорядочно пострадали отъ насъ.

Тогда Антоніо де-Фаріа снялъ шапку, сталъ на колни, поднялъ руки и глаза къ небу, и воскликнулъ со слезами: ‘Господи Іисусе Христе! Я, гршнйшій изъ гршниковъ, дерзаю смиренно умолять Тебя во имя рабовъ Твоихъ, которыхъ души искуплены Твоею драгоцнною кровью: даруй намъ сиду и побду надъ этимъ жестокимъ врагомъ и губителемъ Португальцевъ! Я пойду на него, во славу Твоего святаго имени, и, помощію этихъ рабовъ и воиновъ Твоихъ, заставлю его поплатиться за все зло, которое онъ сдлалъ намъ и другимъ!’

Вс присутствующіе испустили громкій крикъ и повторили: ‘На него, на него, во имя Христа!’

Посл этого мы поставили паруса какъ слдуетъ и направились къ порту Ламлоа, отстоявшему отъ насъ лигъ на восемь. Антоніо де-Фаріа веллъ сдлать вс нужныя приготовленія въ самому жаркому бою съ врагомъ, котораго онъ такъ давно и до-сихъ-поръ такъ безуспшно отъискивалъ.

На слдующее утро, мы бросали якорь въ порт Ламлоа. Квіай Панжангъ, товарищъ Антоніо де-Фаріа и природный Китаецъ, имлъ здсь множество родственниковъ и былъ вообще всмъ извстенъ и всми уважаемъ. Онъ просилъ мандарина этого порта дать намъ за деньги все, въ чемъ мы нуждались, и тотъ, боясь отказать ему, а также въ уваженіе подарка Aнтоніо де-Фаріа, пославшаго ему тысячу крузадовъ, охотно согласился исполнить все, чего мы требовали.

Двое изъ нашихъ тотчасъ же съхали на берегъ и закупили со всевозможною поспшностью селитры и сры для дланія пороха, свинца для пуль, пикъ, разной провизіи, веревокъ, смолы, масла, пеньки, бревенъ, досокъ, рванаго оружія, стрлъ, обожженнаго дерева, равныхъ деревьевъ для рей и стенегъ, блоковъ, якорей, бочокъ, холста и такелажа, кром того они распорядились на счетъ доставки свжей воды и всхъ покупокъ прямо на суда. Потомъ Антоніо де-Фаріа озаботился набрать матросовъ, и такъ-какъ онъ платилъ всмъ очень-щедро, а въ здшнемъ порт было моряковъ много, то у насъ прескоро составились славные судовые экипажи. Джонки наши Антоніо де-Фаріа промнялъ на другія, гораздо большихъ размровъ, разумется, приплативъ хорошія деньги, кром того, онъ купилъ три добрыя гребныя лантеи, словомъ, черезъ тринадцать дней мы вышли отсюда на крпкихъ и ходкихъ судахъ, имя сто-шестьдесятъ человкъ добрыхъ матросовъ для управленія парусами и для гребли.

Передъ вступленіемъ подъ паруса, Антоніо де-Фаріа сдлалъ генеральный смотръ своей армад. Оказалось, что у насъ и союзника вашего Квіай Панжанга было всего-на-все до пятисотъ человкъ боевыхъ и рабочихъ людей, въ числ которыхъ девяносто-пять Португальцевъ, все храбрецовъ, отважныхъ, готовыхъ на какой угодно отчаянный подвигъ, а остальные наши люди и т, которые плавали съ Квіай Панжангомъ, были также народъ опытный въ своемъ дл, потому-что большая часть ихъ пріобрла навыкъ, разбойничая на моряхъ въ разныя времена. На судахъ нашихъ было сто-шестьдесятъ мушкетовъ, сорокъ мдныхъ артиллерійскихъ орудій разныхъ родовъ и величинъ, и шестьдесятъ квинталовъ пороха, изъ которыхъ пятьдесятъ-четыре пушечнаго, да шесть мушкетнаго, не считая того, что было роздано на руки каждому вооруженному огнестрльнымъ оружіемъ, кром того, девятьсотъ грЗватъ, изъ которыхъ четыреста начиненныхъ порохомъ, а остальныя негашеною известью, какія употребляли Китайцы, множество пращей, стрлъ, копій и огненныхъ бомбъ, которыя намъ длалъ одинъ Мваръ изъ Леванта, четыре тысячи короткихъ дротиковъ, которыми во время свалки пускаютъ въ непріятеля съ-руки, нсколько лодочныхъ грузовъ булыжника, для осыпанія имъ лзущихъ на абордажъ, и двнадцать желзныхъ дреговъ {Дреги — четырехъ и шести-рогіе якорьки, съ остроконечными лапами, для закидыванія на непріятельскій корабль, чтобъ онъ не отошелъ во время свалки на абордажъ. Прим. перев.} на здоровыхъ цпяхъ, ко всему этому множество разнаго рода зажигательныхъ и разрывающихъ снарядовъ, которыхъ Китайцы, искусные въ этомъ дл заготовили намъ за хорошую плату.

Запасшись такимъ образомъ, мы вышли изъ Ламлоа разукрасившись флагами и развсивъ на мачтахъ куски шелковыхъ матерій. На джонкахъ нашихъ и лорчахъ были устроены вс нужныя оборонительныя надлки на шкафутахъ, на носу и корм, да кром того съемныя настилки надъ бортами для абордажа.

Черезъ трое сутокъ, по милосердію Господа, мы подошли къ рыбачьимъ заколамъ, у которыхъ собака Ходжа-Асемъ овладлъ джонкою Португальцевъ. Къ наступленію ночи, Антоніо де-Фаріа послалъ толковыхъ людей осмотрть входъ въ рку, въ которой, по его мннію, долженъ былъ находиться разбойникъ. Люди наши вскор возвратились, приведя съ собою рыбачью парау, на которой было шесть человкъ прибрежныхъ жителей, отъ нихъ мы узнали, что разбойникъ находится въ двухъ лигахъ отсюда, въ рк Тинлао, гд починиваетъ взятую у Португальцевъ джонку, располагаясь потомъ уйдти въ Сіамъ съ нею и двумя другими, которыя у него были прежде. По разсказамъ рыбаковъ, Ходжа-Асемъ располагалъ уйдти дней черезъ десять.

Антоніо де-Фаріа, посовтовавшись съ нсколькими человками изъ опытнйшихъ и благоразумнйшихъ, ршилъ, что необходимо высмотрть положеніе непріятеля какъ-можно-врне и подробне, ибо намъ предстояло предпріятіе слишкомъ-опасное, на которое нельзя было пускаться на-обумъ, очертя голову. Для этого онъ посадилъ на парау четырехъ человкъ изъ матросовъ Квіай Панжанга, людей ловкихъ и сметливыхъ, да двоихъ рыбаковъ, оставивъ у себя остальныхъ заложниками-. начальство надъ ними онъ поручилъ одному солдату Висенте Moроса, человку храброму и осторожному. Вс они, чтобъ не возбудить подозрній, нарядились въ китайскую одежду, и, подъхавъ къ тому мсту, гд были непріятели, притворились, будто ловятъ рыбу, какъ и другія лодки, а сами высмотрли все, что было нужно. Возвратясь на джонку, Висенте Мороса донесъ, что непріятель вовсе не приготовленъ къ бою и что съ нимъ будетъ не много труда справиться.

Получивъ это извстіе, Антоніо де-Фаріа похалъ на джонку Квіай Нанжанга въ сопровожденіи нсколькихъ Португальцевъ, выбранныхъ для совта. Онъ сдлалъ это нарочно, чтобъ польстить своему китайскому союзнику и заврить себ его усердное содйствіе. На совт ршили единогласно. что надобно тотчасъ же сняться съ якоря и поили къ устью рки, а потомъ, за нсколько времени до разсвта, напасть на враговъ во имя Христа.

Тогда Антоніо де-Фаріа сдлалъ нужныя распоряженія, какъ судамъ входить въ рку и какъ потомъ напасть на разбойниковъ. Онъ отрядилъ тридцать человкъ Португальцевъ на джонку Квіай Панжанга, назначилъ по шести на каждую изъ нашихъ двухъ лантеи, да двадцатерыхь на джонку Кристовао Борральйо, у себя онъ оставилъ тридцать-три человка Португальцевъ, кром матросовъ и разночинцевъ изъ христіанъ и невольниковъ — все людей храбрыхъ и надежныхъ. Приведя въ должный порядокъ все, какъ слдовало для успшнаго исполненія предпріятія, въ которомъ мы надялись на помощь Господа нашего, Антоніо де-Фаріа веллъ вступить подъ паруса. Мы подошли къ рк Тинлао около часа молитвы Ave Maria, и привели ночь со всми нужными предосторожностями, въ три часа по полуночи мы снова вступила подъ паруса и направилась на непріятеля, который находился въ рк нсколько дале полулиги отъ устья.

Пройдя мене часа вверхъ по рк,съ попутнымъ втромъ и приливомъ, которые Господь намъ даровалъ, мы увидли непріятеля, вовсе не ожидавшаго нападенія. Но какъ они были разбойники и опасались мщенія береговыхъ жителей, которыхъ грабили и обижали каждый день, то не звали и держались крпко на сторож. Увидя насъ, они тотчасъ зазвонили въ колоколъ и подняли такую тревогу между тми, которые жили въ палаткахъ за берегу и которые оставались на судахъ, что сдлалась общая суматоха. Антоніо де-Фаріа, чтобъ не дать имъ времени поправиться, закричалъ: ‘Сеньйоры и братія мои! на нихъ, на нихъ, во имя Христа, пока не подоспли ихъ лорчи! Santiago!’

Приблизившись вскор къ непріятельской джонк, мы дали по ней залпъ изъ нашей артиллеріи, выстрлы которой Господь направилъ такъ хорошо, что изъ множества разбойниковъ, собравшихся уже на ют для стрльбы и отпора абордажа, большая часть попадала внизъ, районная и мертвая. Посл этого стрлки ваши, которыхъ было сто пятьдесятъ человкъ, По данному изъ сигналу открыли огонь изъ легкаго огнестрльнаго оружія, да такъ метко, что разомъ очистили настилки обихъ непріятельскихъ джонокъ, и никто изъ разбойниковъ не осмливался показаться на открытыхъ мстахъ.

Тогда ваши дв джонки сцпились на абордажъ съ непріятельскими, и завязалась такая жаркая свалка, съ такими бшеными криками, сопровождаемыми взрывами гранатъ, ударами въ гонги, барабаны, пушечными и ружейными выстрлами, которыхъ эхо перекатывалось въ горахъ и долинахъ на берегу, что я не ршаюсь описывать подробностей, хотя самъ былъ тутъ и работалъ не хуже другихъ.

Черезъ четверть часа этого ада, отвалили отъ берега лорчи и лантеи разбойника съ свжими людьми, на подкрпленіе своихъ. Одинъ Португалецъ, Діего Мейрелезъ, бывшій на джонк Квіай-Панжанга, замтилъ ихъ, и видя, что его начальникъ артиллеріи, растерявшійся въ этой суматох, готовится выстрлить изъ большой пушки на-обумъ, оттолкнулъ его такъ, что онъ полетлъ въ люкъ, говоря: ‘Убирайся къ чорту, дуракъ! не съ твоимъ умньемъ теперь стрлять!’ Съ этими словами онъ навелъ орудіе, заряженное мелкими ядрами и каменьями, по всмъ правиламъ, и приложилъ къ запалу фитиль. Весь зарядъ влпился въ первую лорчу, которая шла впереди прочихъ, да такъ ловко, что онъ перебилъ за ней множество народа и пробилъ ее насквозь, словомъ, она пошла ко дну и никто съ нея не спасся. Тогда Діего зарядилъ орудіе снова и навелъ его на корму другой лорчи. Второй его выстрлъ убилъ капитана этой лорчи и человкъ шестерыхъ или семерыхъ. Видя это, дв остальныя лантеи струсили и вздумали воротиться, но въ торопяхъ одна навалила за другую и у нихъ перепутались между собою рейки парусовъ до того, что он не звали, кмъ отцпиться одна отъ другой, а между-тмъ не могли двигаться ни взадъ, ни впередъ.

Капитаны вашихъ двухъ лорчей, Гаспаръ Оливепра и Висенте Мороса, видя ихъ затруднительное положеніе, тотчасъ же за правились къ нимъ на гребл и бросили за непріятельскія лантеи цлую кучу гранатъ и зажигательныхъ снарядовъ, отъ которыхъ вскор об загорлись, и люди на нихъ, видя, что пожара имъ не унять, побросались въ воду, чтобъ спастись вплавь. Наши принялись пускать въ нихъ стрлы и ручныя копья, которыми перебили всхъ, пробовавшихъ спасаться. Однимъ словомъ, на трехъ этихъ судахъ погибло человкъ двсти, а четвертое, съ котораго былъ убитъ капитанъ, также не спаслось, потому-что его остановилъ самъ Квіай Панжангъ на своемъ шампан {Шампань или сумнань, китайское гребное судно. Прим. перев.}, онъ настигъ эту лорчу подъ самымъ берегомъ, но овладлъ ею уже пустою, потому-что люди съ нея также побросались въ воду и почти вс перетонули.

Между-тмъ, на джонкахъ сраженіе продолжалось съ прежнимъ остервенніемъ. Непріятели. которыхъ было на джонкахъ человкъ полтораста Мавровъ съ Лузонга и Борнео, да Явайцевъ, видя участь приближавшагося къ нимъ подкрпленія, стали ослабвать до того, что многіе уже бросались въ воду, желая доплыть до берега. Нечестивяя собака Ходжа Асемъ, котораго въ темнот и жару битвы не могли отличнть отъ остальныхъ, возвысилъ тогда голосъ. Онъ былъ къ шелковомъ малиновомъ кафтан, съ золотыми бахрамами, надтомъ сверхъ кольчуги и принадлежавшемъ прежде какому-нибудь несчастному Португальцу, и прокричалъ громко: ‘ля иллахъ иль Аллахъ, Мухаммедъ росуль Аллахъ! О, мусульмане, люди праведные святаго мухаммедова закона! Не уже ли вы допустите, чтобъ васъ побдили эти собаки, у которыхъ храбрости не больше, чмъ у блыхъ курицъ и бородатыхъ бабъ? На нихъ, на нихъ! Въ книг цвтовъ общана вамъ награда великая, если мы выкупаемся въ крови этихъ беззаконныхъ кафировъ!’

Проклятыя слова этого дьявола до того одушевили непріятелей, что они обратились на насъ съ новымъ жаромъ и какъ бшеные бросались на наши мечи. Антоніо де-Фаріа накричалъ тогда своимъ: ‘Христіане и сеньйоры мои! Если этихъ нечестивцевъ подкрпляетъ проклятая вра въ дьявола, то укрпимся мы именемъ Господа Христа нашего, распятаго за насъ! Хотя мы и гршники, но Омъ насъ не оставитъ, потому-что мы его люди, а эти собаки принадлежатъ дьяволу!’ Съ этими словами и одушевленный святымъ усердіемъ въ вр истинной, Антоніо де-Фаріа схватилъ свой мечъ обими руками, бросился прямо на Ходжу Асема и нанесъ ему въ голову такой ударъ, что разрубилъ ему подбитую желзомъ шапку и сшибъ его съ ногъ, потомъ онъ рубнулъ его по ногамъ такъ, что разбойникъ не могъ встать.

Видя паденіе своего начальника, разбойники испустили дикій вопль, пятеро изъ нихъ пробились до Антоніо де-Фаріи, сквозь окружавшихъ его Португальцевъ, нанесли ему дв раны и положили бы на мст, еслибь ихъ не перебили самихъ. Наши сдлали еще одно усиліе, и съ помощію Господа, меньше чмъ въ два credo, навалили на Ходжу Асема еще сорокъ труповъ его нечестивыхъ сподвижниковъ, а нашихъ тутъ легло только четырнадцать, изъ которыхъ пять Португальцевъ, остальные же были матросы и невольники, но также добрые христіане н люди добрые.

Посл такихъ потерь, непріятели дрогнули и стали отступать въ безпорядк на боковую настилку, съ намреніемъ укрпиться на ней, но двадцать португальскихъ солдатъ съ джонки Квіай-Панжанга предупредили ихъ, бросившись туда сами, такъ-что разбойники, сжатые съ обихъ сторонъ, не знали куда дваться, и имъ оставалось одно только спасеніе — броситься въ воду. Они такъ и сдлали, но съ такою торопливостью, что одни падали на другихъ и топили другъ друга.

Наши, одушевленные именемъ Господа Христа, котораго мы безпрестанно призывали, добивали побжденныхъ непріятелей на палуб и въ вод, оставивъ только пятерыхъ, которымъ связали руки и ноги, и которыхъ спустили въ трюмъ за тмъ, чтобъ посл, пыткой, отобрать отъ нихъ нкоторыя свднія. Но они зубами разтерзывали своя раны и передохли прежде, чмъ мы успли начать ихъ допрашивать. Тла ихъ посл разрубили на четверо и бросили въ воду, вмст съ трупомъ собаки Ходжи Асема, ихъ предводителя, который величалъ себя въ начал своихъ писемъ великимъ кази бинтантскаго государя, и кровопроливцемъ и кровопійцею португальской крови. Онъ публично увщевалъ всхъ Мавровъ слдовать его примру, и они уважали его, какъ святаго, по безумному суеврію своего поганаго нечестія.

Поблагодаривъ Господа за дарованную намъ побду, Антоніо де-Фаріа озаботился прежде всего о поданіи всхъ возможныхъ пособій раненнымъ, которыхъ было девяносто-два человка, и въ томъ числ много Португальцевъ. Потомъ, когда пересчитали оставшихся, оказалось, что съ нашей стороны было убитыхъ сорокъ-два человка и между ними восемь Португальцевъ, о которыхъ Антоніо де-Фаріа скорблъ больше всего на свт, непріятелей же погибло триста восемьдесятъ, изъ которыхъ пало отъ меча и огнія артиллеріи не больше полутораста человкъ, а остальные вс перетонули. Хотя вс мы радовались и торжествовали, одолвъ своего жесткаго врага, однако многіе плакали явно и тайно надъ тлами убитыхъ товарищей, которыхъ намъ предстояло хоронить, у большей части ихъ головы были разрублены топорами, употребляемыми въ сраженіяхъ Маврами — другаго рода ранъ было мало.

Антоніо де-Фаріа, не взирая на свои три раны, похалъ на берегъ со всми, кто могъ его сопровождать, распорядиться на счетъ погребенія мертвыхъ, въ чемъ прошла большая часть дня. Потомъ, онъ пошелъ разъискивать, нтъ ли тутъ жителей, и, проходивъ нсколько времени, попалъ въ прелестную долину, въ которой были сады и огороды со множествомъ всякаго рода фруктовыхъ деревьевъ и овощей, въ ней было селеніе, состоявшее изъ сорока или пятидесяти домиковъ. разграбленное собакою Ходжою Асемомъ, который убилъ почти всхъ его жителей, ибо не многимъ изъ нихъ удалось спастись бгствомъ.

Нсколько дальше, на разстояніи полета стрлы, у чистой рчки, въ которой мы видли много разной рыбы, былъ большой домъ, казавшійся храмомъ селенія. Онъ былъ наполненъ больными и раненными, помщенными туда Ходжею Асемомъ для излеченія. Ихъ лежало тамъ девяносто-шесть человкъ, въ числ которыхъ было нсколько Мавровъ, родственниковъ этого злодя, и много другихъ, по-видимому почтенныхъ людей, которые служили на его судахъ.

Вс они. увидя Антоніо де-Фарію, испустили громкій жалобный крикъ, какъ-будто умоляя его о милосердіи, но онъ, помня, сколько христіанъ они истребили, ршился не давать пощады нечестивцамъ и веллъ зажечь домъ, онъ былъ деревянный, высмоленный снаружи и крытый сухими пальмовыми листьями, а потому разомъ запылалъ такъ, что страшно было смотрть. Раздались ужасные крики и стоны бдняковъ, когда пламя добрилось до нихъ, такъ-что отчасти ихъ стало жаль, многіе, собравшись съ послдними силами, хотли выскочить изъ оконъ и дверей, но мы принимали ихъ на копья и мечи: словомъ, изъ нихъ не уцллъ ни одинъ человкъ.

Кончивъ это дло, Антоніо де-Фаріа возвратился къ прибрежью, гд была вытащена на берегъ для починки джонка, отнятая Ходжею Асемомъ у Португальцевъ. Онъ веллъ спустить ее на воду, видя, что она готова, и возвратилъ ее Антоніо Анрикезу и Мену Таборда, ея прежнимъ хозяевамъ, какъ я уже говорилъ выше. Онъ заставилъ ихъ обоихъ положить руку на молитвенникъ и сказалъ имъ: — ‘Я, именемъ моихъ братій и товарищей, живыхъ и мертвыхъ, которымъ наша джонка стоила столько крови, дарю вамъ то, что принадлежало вамъ, къ надежд заслужить отъ Господа прощеніе грховъ нашихъ, такъ-какъ Онъ, вроятно, простилъ тмъ, которыхъ уже нтъ съ нами и которые пали, какъ добрые и врные христіане, за Его святую католическую вру. Но увщеваю васъ присягою, которую вы теперь даете, чтобъ мы взяли изъ груза ея только вашу личную собственность, которую вы везли изъ Ліампоа. Больше этого я вамъ не могу дать, а вы не должны примять, ибо тогда я согршу передъ Богомъ и товарищами, давъ вамъ лишнее, а вы согршите, принявъ то, чего вамъ не слдуетъ.’

Мемъ Таборда и Антоніо Априкесъ, не ожидавшіе такого великодушія, упали на колни передъ своимъ благодтелемъ и не находили словъ выразить ему свою благодарность. Антоніо де-Фаріа , тронутый самъ до слезъ, отвернулся, скрывая свое волненіе. Онъ послалъ въ ихъ распоряженіе человкъ пятьдесятъ матросовъ и невольниковъ, и они оба отправились отъискивать свое имущество. Товары ихъ были складены въ два дома разореннаго разбойникомъ селенія, да кром того подмоченныя шолковыя матеріи и шелки были развшены для просушки на деревьяхъ. Всхъ товаровъ, какъ они разсказывали въ то время, когда мы ихъ взяли къ себ, было дйствительно тысячъ на сто таэловъ, они принадлежали человкамъ ста купцовъ, которыхъ часть была въ Ліампоа, часть въ Малакк, а наконецъ часть погибла въ сраженіи съ Ходжею Асемомъ. То, что эти два человка собрали, могло стоить тысячъ сто крузадовъ, но многое пропало отъ порчи и гнили, и многое было переломано и растаскано.

Возвратясь на свою джонку. Антоніо де-Фаріа, такъ-какъ время было уже подъ вечеръ, отложилъ дальнйшія цли до завтра, а тамъ озаботился больше всего о раненыхъ и веллъ угощать тхъ, которые остались живы и цлы. На разсвт слдующаго дня, онъ похалъ на взятую у непріятеля большую джонку, которая была вся завалена мертвыми тлами. Онъ веллъ ихъ попросту выбросить за бортъ, но для собаки Ходжи Асема, какъ для лица почетнаго, нужно было больше погребальныхъ церемоній, его пріодли и вооружили, какъ онъ былъ во время сраженія, а потомъ, разрубивъ на четверо, бросили также въ воду, гд тло его сдлалось добычею большихъ ящерицъ {Т. е. крокодиловъ. Прим. перев.}, которыхъ собралось вокругъ джонки множество, пировать надъ такими лакомыми кусками. Когда разбойника спускали за бортъ, Антоніо ле Фаріа произнесъ ему слдующую погребальную рчь: ‘Отправляйся въ адъ вмст съ своими сподвижниками: Пусть ваши черные души наслаждаются тамъ погаными наградами Мухаммеда, которому ты молился вчера такъ громко, вмст съ остальными собаками!’

Посл этого, Антоніо де-Фаріа веллъ позвать къ себ всхъ бывшихъ у насъ невольниковъ, раненныхъ и здоровыхъ, а также тхъ, кому они принадлежали. Онъ обратился къ нимъ съ истинно-христіанскою рчью, ибо самъ быль дйствительно добрый христіанинъ, и убждалъ господъ, ради любви къ Богу, дать свободу своимъ невольникамъ, ибо онъ общалъ имъ это передъ сраженіемъ. Онъ прибавилъ, что готовъ выкупить ихъ изъ своей доли добычи. Но о выкуп никто не хотлъ и слышать, а вс отвчали, что какъ его милость считаетъ это хорошимъ дломъ, то вс согласны исполнить его желаніе и объявляютъ съ той же минуты невольниковъ своихъ вполн свободными. Вс тотчасъ подтвердили свое согласіе клятвою, а посл, къ Ліампоа, составили письменный актъ и вручили каждому освобожденному форменное свидтельство о его освобожденіи.

Кончивъ это богоугодное дло, Антоніо де-Фаріа веллъ пересмотрть и оцнить добычу. Оказалось, что на джонк разбойника было на сто-тридцать тысячъ таэловъ японскаго серебра и всякаго рода дорогихъ товаровъ. Все это было награблено нечестивымъ псомъ Ходжею Асемомъ въ-продолженіе его путешествій вдоль китайскихъ и кохинхинскихъ береговъ.

VI.

Мы простояли въ рк Тинлао двадцать-четыре дня, къ-продолженіе которыхъ выздоровли вс наши раненные. По прошествіи этого времени, Антоніо де-Фаріа отправится въ Ліампоа, гд ршится перезимовать, чтобъ посл, съ ранней весною и попутнымъ муссономъ, сдлать нападеніе на рудники Квангжапару, какъ онъ условился съ Квіай Панжангомъ.

Дойдя до мыса Микуй, который находится подъ двадцать-шестымъ градусомъ, мы были встрчены жесточайшимъ втромъ отъ сверо-востока. Лоцмана совтовали бросить якоря, чтобъ переждать его и не потерять пройденнаго разстоянія. Между-тмъ, время подходило къ вечеру, полился страшнйшій дождь и развело огромное волненіе. Гребныя лантеи наши, будучи не въ силахъ выдерживать такую суровую погоду, спустились къ берегу, съ намреніемъ укрыться въ рк Шилендау, отстоявшей отъ васъ на полторы мили. Антоніо де-Фаріа, опасаясь, чтобъ съ ними не приключилось какого-нибудь бдствія, поднялъ снова якоря и послдовалъ за ними подъ самыми малыми парусами, отчасти для того, чтобъ не обойдти ихъ, а отчасти и потому, что сила втра врядъ ли позволила бы вести больше парусовъ.

Ночь была совершенно-темная и волненіе ходило страшное, такъ, что вы не могли разглядть отмели между островкомъ и каменнымъ рифомъ, а потому, поднявшись вверхъ на волн, мы опустились внизъ съ такимъ ударомъ объ мель, что у насъ въ нсколькихъ мстахъ переломился малткиль и повредился самый киль. Начальникъ или коннетабль артиллеріи хотлъ выстрлить изъ фалконета, чтобъ призвать къ намъ на помощь другія джонки, но Антоніо де-Фаріа остановилъ его, говоря, что такъ-какъ Господу угодно, чтобъ мы здсь кончили свой вкъ, то не должно подвергать остальныхъ безполезной гибели, онъ уващавалъ и уговаривалъ всхъ приняться за работу, и вмст съ тмъ въ душ молить Бога о прощеніи грховъ нашихъ и о помилованіи насъ гршныхъ.

Посл этого онъ веллъ срубитъ грот-стеньгу у самаго эзельгофта и остальныя мачты на носу и корм, чмъ удары джонки значительно облегчились, хотя это и стоило жизни тремъ матросамъ, ушибеннымъ до смерти паденіемъ этихъ деревъ. Потомъ Антоніо де-Фаріа веллъ срубить вс надлки на шкафутахъ, на бак и ют, и сравнять бортъ джонки съ первою палубой. Не взирая на поспшность, съ которою все это приводилось въ исполненіе, пользы было вамъ не много, потому-что втеръ ревлъ ужасно, съ самыми бшеными порывами, волны ходили горами, и дождь хлесталъ немилосердо.

Вскор мы увидли, что остальные джонки также длаютъ сигналы, что терпятъ бдствіе. Антоніо де-Фаріа, возведя глаза къ небу, произнесъ тогда громко, во всеуслышаніе: ‘Господи, Іисусе Христе! Ты дозволилъ распять себя на крест для искупленія гршниковъ: молю Тебя, дозволь, чтобъ праведный гнвъ Твой палъ на одного меня за все, чмъ эти люди Тебя оскорбили, ибо я былъ главною причиной грозящей имъ гибели. Умоляю Тебя. Господь, съ сокрушеннымъ сердцемъ, хотя я недостоинъ того, чтобъ молитва моя была услышана, обрати на нихъ Твое святое милосердіе!’

Вс присутствующіе закричали въ голосъ: ‘Господи, умилосердуйся надъ нами!’

Въ случаяхъ, подобныхъ теперешнему, вс люди помышляютъ единственно о томъ, какъ бы спасти свою жизнь, забывая всякія постороннія побужденія. Когда оказалось необходимымъ облегчить джонку отъ лишняго груза, человкъ сто Португальцевъ и судовыхъ служителей бросились въ люки и принялись выбрасывать за бортъ всякіе товары, какіе только попадались подъ руки, не разбирая ихъ цнности и не думая насколько о корысти. Даже когда дошла очередь до двнадцати ящиковъ съ серебряными полосами и слитками, которые намъ достались посл сраженія съ Ходжею Асемомъ, не нашлось ни одного человка, который бы пожаллъ о нихъ или воспротивился тому, что ихъ отправили за бортъ тмъ же путемъ, какъ все остальное.

Такимъ образомъ провели мы всю ночь къ тяжкой работ, полунагіе, измученные. мокрые. На разсвт, по благости Господа, втеръ нсколько стихъ и джонку стало бить объ мель легче. Въ ночь валилось въ нее множество воды, и люди, чтобъ не быть смытыми за бортъ волнами, которыя ходили черезъ судно, привязывались веревками въ носовой части, человкъ двнадцать погибли однако, выброшенные на камня рифа.

Когда совершенно разсвло, Господу угодно было, чтобъ насъ разглядли съ джонки Антоніо Анрикеса и Мена Таборды, которая всю ночь держалась въ дрейф, безъ парусовъ, спустивъ съ навтренной стороны бревна, чтобъ ослабить удары волнъ. Она приблизилась въ намъ со всевозможною поспшностью, и видя, что мы бдствуемъ и уже находимся въ послдней крайности, стала на якоря и пустила къ намъ на веревкахъ поплавки, чтобъ перетаскивать на нихъ къ себ людей. Мы незамедлили воспользоваться этимъ средствомъ спасенія, но тутъ вс такъ заторопились и всмъ такъ хотлось быть первыми спасенными, что двадцать-два человка потонули въ этой суматох. Изъ числа погибшихъ при этомъ, пятеро были Португальцы, о которыхъ Антоніо де-Фаріа жаллъ больше, чмъ о потер джонки и товаровъ, а туть было о чемъ пожалть, потому-что ни джонку нашу, которая была лучше и надежне остальныхъ, нагрузили самую дорогую часть взятой у Ходжи Асема добычи, и одного серебра было слишкомъ на сто тысячь таэловъ.

Когда, посл большихъ трудовъ и опасностей, мы, наконецъ, перебрались вс на джонку Мема Таборды, весь день прошелъ въ жалобахъ и оплакиваніи нашей горькой участи, тмъ больше, что мы не знали ничего о своихъ спутникахъ на другихъ судахъ.

Къ вечеру, однако, Господь умилосердился надъ нами, и мы увидли вдали два судна, которыя держались подъ парусами и ходили взадъ и впередъ короткими галсами, какъ-будто ища чего-то. Поэтому мы догадались, что он принадлежали къ нашей армад. Такъ-какъ уже наступила ночь, мы ршили, что неблагоразумно спускаться къ нимъ, a подняли на мачту фонарь, на что они намъ немедленно отвтили. Они сблизились съ вами передъ разсвтомъ и спросили , гд главнокомандующій и остальные наши спутники. Имъ отвчали, чтобъ они дождались, когда разсвтаетъ совершенно, ибо зыбь все еще ходила большая и въ темнот было неблагоразумно держаться для переговоровъ близко другъ отъ друга.

Когда разсвло, къ намъ пріхали два Португальца съ джонки Квіай Панжанга. Они очень удивились, увидя Антоніо де-Фарію на джонк Мема Таборды, но, выслушавъ исторію нашего бдствія, они разсказали, какъ самимъ пришлось оттерпливаться почти не меньше нашего. На нихъ налетлъ между прочимъ одинъ порывъ такой сильный, что схватилъ съ падубы трехъ человкъ, которыхъ отбросилъ въ море далеко въ сторону. Малая джонка наша погибла въ ихъ главахъ со всми людьми, а ихъ было пятьдесятъ человкъ, въ числ которыхъ семь Португальцевъ и капитанъ Нуно Прето, человкъ достойный и весьма храбрый, который заслужилъ себ всеобщей уваженіе въ нашихъ прошедшихъ трудахъ и бдствіяхъ, остальные же матросы и прислужники были почти вс христіане и люди очень-хорошіе.

Вскор посл этого подошла къ намъ одна изъ лантей, которыя мы считали погибшими, и разсказала о своихъ бдствіяхъ. Съ нея видли, какъ у другой лантеи оборвало канаты и все бросило на берегъ, гд въ ихъ глазахъ разбито въ щепки, а изъ всхъ людей спаслись только тринадцать человкъ, пятеро Португальцевъ и восемь христіанскихъ матросовъ, вс они попались въ плнъ къ береговымъ жителямъ, которые увели ихъ въ одно селеніе, называемое Ноулай.

Такимъ-образомъ, эта несчастная буря лишила насъ двухъ джонокъ и лорчи или лантеи, при чемъ погибло больше ста человкъ, къ числ которыхъ одиннадцать Португальцевъ, не считая тхъ, которые попались въ плнъ. Потеря же грузовъ, состоявшихъ изъ серебра. дорогихъ матерій, фарфора и прочаго, а также самихъ судовъ, артиллеріи, оружія, военныхъ снарядовъ и провизіи, превосходила по разсчету сумму въ двсти тысячъ крузадовъ. Однимъ словомъ, главнокомандующій и его солдаты лишились всего, что у нихъ было, такъ-что вся собственность наша заключалась въ мокрой полуодежд, въ которой насъ спасли.

Такія бури свирпствуютъ у китайскихъ береговъ больше, чмъ гд-нибудь. Никто не можетъ проплавать тамъ цлый голъ безъ какого-нибудь бдствія, если не догадается забраться во время полнолуніи и около перемны муссоновъ въ какой нибудь портъ, которыхъ тамъ много и входы въ которые безопасны, кром разв береговъ Ламау и Сумбора, гд есть опасные рифы и отмели по южную сторону отъ входовъ, на разстояніи отъ нихъ около лиги или полулиги.

VII.

Когда совершенно стихло, Антоніо де-Фаріа перехалъ на другую большую джонку, отнятую у Ходжи Асема, которою командовалъ капитанъ Перо да-Сильва де-Сува. Вся наша армада, состоявшая теперь только изъ трехъ джонокъ и лорчи, направилась въ фортъ Ноудай, узнать что-нибудь объ участи тринадцати плнниковъ.

Мы пришли ко входу вечеромъ, и Антоніо де-Фаріа немедленно послалъ дв вооруженныя балау, узнать о порт, промрить глубину входа, осмотрть якорныя мста, узнать много ли тамъ судовъ и какія, словомъ, собрать вс нужныя ему свднія, онъ веллъ также постараться захватить нсколькихъ береговыхъ жителей, отъ которыхъ надялся развдать обо всемъ обстоятельнй, а главное, узнать о томъ, что сдлали съ плнными Португальцами. Онъ опасался, что ихъ уже успли увести куда-нибудь во внутрь страны.

Балау отправились по назначенію и около двухъ часовъ по полуночи прибыли къ небольшой деревушк, расположенной на мыс, выдающемся подл бухточки, называемой Нипафау, въ самомъ усть рки, тамъ он дйствовали такъ хорошо, что передъ разсвтомъ возвратились съ лодкою, нагруженною разной посудой и сахарнымъ тростникомъ. Господь помогъ имъ захватить ее въ середин рки со всми людьми: тамъ было восемь мужчинъ, дв женщины и мальчикъ лтъ шести или семи.

Привезенные на джонку Антоніо де-Фаріи, они совершенно растерялись отъ страха, воображая, что ихъ сейчасъ убьютъ. Когда ихъ кое-какъ успокоили и начали разспрашивать, они дрожали какъ листья и только говорили: ‘Сукви гамидау ніуанквао лапапоа дагатуръ’. что значило: не убивай насъ понапрасну. Богъ потребуетъ отъ тебя нашей крови, кром этого, отъ нихъ нельзя было добиться ни слова.

Антоніо де-Фаріа, видя ихъ простоту и жалкое положеніе, подозвалъ въ себ ходившую съ нами жену лоцмана, христіанку, хотя м китайскую уроженку, и веллъ ей угощать и успокоивать этихъ струсившихъ бдняковъ, чтобъ они были въ состояніи отвчать на его вопросы. Она исполнила это такъ хорошо, что меньше чмъ черезъ часъ Китайцы сказали, что если капитанъ общаетъ отпустить ихъ восвояси съ лодкою, какъ ее звали, то они теперь же разскажутъ обо всемъ виднномъ ими своими глазами и слышанномъ на счетъ плнниковъ отъ другихъ. Антоніо де-Фаріа общалъ отпустить ихъ невредимыми, со всмъ, чмъ лодка ихъ было нагружена, когда попадать въ руки нашихъ, посланныхъ для рекогносцировки, и подтвердитъ это многими хорошими словами.

Тогда одинъ изъ нихъ, старикъ, пользовавшійся, по-видимому, властью надъ прочими, сказалъ: ‘По могу я: вполн ввриться твоимъ щедрымъ общаніямъ, потому-что ты наговорилъ слишкомъ-много хорошаго: а прошу тебя, поклянись мн въ истин твоихъ словъ водою этого моря, которое тебя теперь держитъ. Если ты солжешь. то владыка съ могучею рукою разгнвается на тебя, и втры сверху, и воля снизу погубятъ тебя: клянусь теб красотою его звздъ, что ложь тамъ же противна Ему, какъ гордая, надменность земныхъ судей, которые презираютъ людей бдныхъ, вмсто того, чтобъ обходиться съ ними ласково и творить правосудіе по святой истин’.

Антоніо де-Фаріа произнесъ клятву со всею церемоніей, какой требовалъ старикъ Китаецъ, подсказывавшій ему каждое слово. Когда это кончилось, старикъ, удовлетворенный вполн, сказалъ: ‘Я видлъ, какъ людей, о которыхъ ты спрашиваешь, отвели въ тюрьму города Ноудая, заковавъ ихъ напередъ въ желза, о нихъ объявили, что они преступники и разбойники, которые грабятъ въ моряхъ честныхъ торговцевъ’.

Антоніо де-Фаріа, подумавъ немного. разсудилъ, что все ото можетъ быть правда, а потому, желая освободить нашихъ какъ-можно-скоре, и боясь, что всякое промедленіе опасно, написалъ письмо и поручилъ доставитъ его нашимъ несчастливцемъ одному изъ Китайцевъ, оставивъ у себя всхъ остальныхъ заложниками. Посланный отправился ранхонько утромъ: то былъ мужъ одной изъ приведенныхъ на лодк женщинъ, а потому, такъ-какъ всмъ имъ очень хотлось разстаться съ нами какъ-можно-скоре, онъ приложилъ всевозможное стараніе доставить письмо не теряя времени и около полудня возвратился съ отвтомъ, написаннымъ на оборот и скрпленнымъ подписью всхъ пятерыхъ Португальцевъ.

Они описывали жестокую тюрьму, къ которую ихъ заключили въ ожиданіи казни, и умоляли Антоніо де-Фарію, ради язвъ Господа Спасителя нашего выручить ихъ, напоминая ему свою врную службу и то, что онъ быль причиною ихъ теперешняго бдственнаго положенія, словомъ, они писали очень-жалостливо, какъ плнники. которые въ полной власти такихъ жестокосердыхъ и малодушныхъ людей, какъ Китайцы.

Антоніо де-Фаріа прочиталъ посланіе ихъ ко всеуслышаніе и спросилъ совта присутствующихъ, какъ тутъ поступить? Каждый сказывалъ свое мнніе и мннія эти были такъ разнородны и противоположны одно другому. что Антоніо де-Фаріи остановилъ всхъ и сказалъ: ‘Синьйоры и братія мои! Я поклялся Господу Богу торжественно, что не уйду отсюда, не выручивъ нашихъ несчастныхъ друзей и товарищей какимъ бы то ни было образомъ, хотя бы это тысячу розъ стоило мн жизни, а подавно всего имущества, которое я ставлю ршительно ни во что. А потому, сеньйоры, прошу васъ очень, очень, очень убдительно, не мшайте мн исполнить то, чего требуетъ моя честь, ибо клянусь храмомъ Божьей Матери, что каждый, кто мн захочетъ противиться, найдетъ во мн личнаго и непримиримаго врага!’

На это мы вс отвчали, что вполн полагаемся на его милость, и что готовы слдовать за нимъ куда бы то ни было, на самыя отчаянныя дла, на жизнь и смерть. Онъ со слезами благодарилъ насъ и обнялъ каждаго, держа шляпу въ рук, увряя, что онъ докажетъ на дл то, что общалъ словами.

Антоніо де-Фаріа ршилъ, что сначала надобно попытаться выпросить миролюбиво у мандарина нашитъ плнниковъ, предложивъ ему за это хорошій выкупъ, а потомъ поступать, смотря потому, какой онъ намъ дастъ отвтъ. Онъ тотчасъ же веллъ написать къ мандарину самое учтивое и почтительное прошеніе, и отправилъ его на берегъ съ двумя изъ задержанныхъ у васъ Китайцевъ, которымъ поручилъ вручить ему подарокъ,отбывшій двсти крузадовъ.

Посланные съ прошеніемъ и подаркомъ Китайцы возвратились на другой день съ отвтомъ, написаннымъ на оборот письма, который состоялъ въ слдующемъ: ‘Когда губы твои коснутся моихъ ногъ и я тебя выслушаю, то узнаешь мое ршеніе’.

Антоніо де-Фаріа, видя надменность и недоброжелательность мандарина, сильно опечалился и призадумался, ибо ясно было, что выручить плнниковъ гораздо-трудне, чмъ онъ прежде полагалъ. Посовтовавшись со многими благоразумными людьми, онъ веллъ написать другое письмо, въ которомъ еще убдительне упрашивалъ мандарина объ освобожденіи нашихъ земляковъ, предлагая ва нихъ выкупа дв тысячи таэловъ серебромъ и товарами. Вмст съ тмъ, онъ объявилъ мандарину, что ршился не уходить отсюда иначе, какъ взявъ съ собою нашихъ несчастныхъ товарищей: онъ надялся, что страхъ и корысть подйствуютъ, ибо письмо это было написано въ боле-рзкихъ выраженіяхъ. Антоніо де-Фаріа писалъ между-прочимъ, что онъ португальскій купецъ и отправляется съ товарами въ портъ Ліамсоа, куда ходятъ многіе изъ его соотечественниковъ, которые тамъ торгуютъ, платятъ должную пошлину, а не разбойничаютъ и не длаютъ зла никому, какъ онъ обвинялъ плнныхъ Португальцевъ, а также, что португальскій король находится въ дружб и союз съ китайскимъ государемъ, котораго считаетъ своимъ братомъ, и что Португальцы ходятъ въ Китай, а Китайцы въ Малакку, гд съ ними обходятся по правд и чести, не притсняя и не обижая ихъ нисколько.

Получивъ это второе письмо, мандаринъ разсердился до крайности за то, что Антоніо де-Фаріа называетъ португальскаго короля братомъ китайскаго государя, онъ веллъ пребольно отхлестать нашихъ посланцевъ и отрзать имъ уши. а потомъ отправилъ ихъ назадъ, съ написаннымъ на лоскутк бумаги отвтомъ слдующаго содержанія:

‘Жалкое наскомое, родившееся отъ зараженной мухи на самой вонючей груд помоевъ, какія только есть въ тюремныхъ ямахъ, которыхъ никогда не очищаютъ!

‘Какъ низость твоя имла дерзновеніе говоритъ о длахъ Неба?

‘Когда я приказалъ прочитать себ твое первое письмо, въ которомъ ты умоляешь меня о жалости, какъ рабъ своего господняя, я уже почувствовалъ въ своемъ величіи нкоторое состраданіе и готовъ былъ снизойдти и принять бездлицу, которую ты мн подносилъ.

‘Но какъ могъ ты осмлиться говорить, что твой король братъ сыну солнца, внчанному льву, возсдающему на трон вселенной, подъ ногами котораго коровы всхъ земныхъ государей? Знай, что вс они передъ нимъ ничто и только служатъ гвоздиками подошвъ его обуви, раздавленные подъ пятою его могущества, какъ свидтельствуютъ писатели золотыхъ книгъ?

‘За такое неслыханное богохульство я веллъ сжечь твое посланіе, которое въ исполненіи моего правосудія представляло твою собственную презрнную особу, заслуживающую мучительную казнь за твой неимоврный грхъ. Повелваю теб уходи отсюда немедленно, не мшкая ни на мгновеніе, чтобъ присутствіе твое не осквернило и не сдлало проклятымъ моря, которое терпитъ тебя на своихъ водахъ!’

Когда переводчикъ (который тамъ называется тансу) прочиталъ и объяснилъ намъ это письмо, вс мы совершенно онмли отъ изумленія и негодованія, но боле всхъ былъ обиженъ и раздраженъ Антоніо де-Фаріа. Видя ясно, что добромъ намъ никакъ не успть выручить своихъ товарищей, онъ предложилъ отбить ихъ силою, сдлавъ нападеніе за городъ, въ полной увренности, что Господь поможетъ вамъ исполнить такое хорошее предпріятіе.

Вс согласились за это единодушно, и Антоніо де-Фаріа веллъ приготовить гребныя суда для высадки десанта, у насъ ихъ было тогда четыре, все большія рыбачьи лодки, которыя мы захватила въ прошлую ночь. Главный напитанъ сдлалъ тотчасъ же общій смотръ и оказалось, что у насъ и Квіай Панжанга набралось около трехсотъ человкъ, изъ которыхъ семьдесятъ Португальцевъ, а остальные матросы и невольники, въ томъ числ было сто-шестьдесятъ человкъ съ огнестрльнымъ оружіемъ, а прочіе вооружились копьями, стрлами, огненными бомбами и равными военными снарядами, потребными для нашего предпріятія.

На разсвт слдующаго утра, Антоніо де-Фаріа вступилъ подъ паруса съ тремя джонками, лорчей и четырьмя рыбачьими лодками. Мы пошли вверхъ во рк и стали на якоря близехонько отъ берега, противъ городскихъ стнъ, закрпивъ паруса безъ салюта артиллеріи и поднявъ торговый флагъ. Потомъ мы еще разъ послали въ мандарину письмо, общая ему за плнниковъ выкупъ гораздо-значительне предложеннаго прежде, и увряя его въ своей дружб и почтительности. Но собака эта до того взбсился, что веллъ распять посланнаго вами несчастнаго Китайца за самомъ верху городской стны, въ глазахъ всей нашей армады.

Тогда Антоніо де-Фаріа убдился вполн, что поможетъ одна только сила, вс солдаты требовали съ громкими криками высадки, говоря, что нечего терять время и давать непріятелямъ возможность приготовиться къ оборон, а потому онъ приказалъ садиться на суда людямъ, назначеннымъ для нападенія, приказавъ остававшимся на джонкахъ стрлять изъ орудій по городу и непріятелямъ, если гд увидятъ большія скопища народа и если не будетъ опасности бить своихъ.

Мы отвалили и пристали къ берегу на выстрлъ изъ лука ниже якорнаго мста, не встртивъ никакого сопротивленія. Потомъ, выстроившись въ боевой порядокъ, мы направились вдоль берега къ городу, за стнахъ котораго собралось уже много народа, размахивавшаго, чтобъ испугать васъ, большими шелковыми знаменами, съ громкими криками и стукомъ въ барабаны и гонги, какъ люди, предпочитающіе сражаться шумными словами, а не дйствовать оружіемъ.

Подойдя за мушкетный выстрлъ ко рвамъ, окружавшимъ городскія стны, мы увидли идущихъ за васъ изъ двухъ воротъ человкъ тысячу или тысячу-двсти Китайцевъ, изъ которыхъ около сотни сидло за лошадяхъ, или, лучше сказать, за прежалкихъ остовахъ лошадей. Эти наздники принялись скакать взадъ и впередъ, въ порядочномъ разстояніи отъ насъ, да такъ неловко, что многіе сталкивались между собою и падали на землю, изъ чего мы заключили, что они идутъ на васъ по принужденію, а вовсе не чувствуютъ охоты сражаться.

Антоніо де-Фаріа, весело ободряя своихъ, сдлалъ джонкамъ условленный сигналъ я веллъ вамъ остановиться, ожидая нападенія въ открытомъ пол. Но непріятели снова принялись наздничать и разсыпались вокругъ васъ какъ крупа изъ мшка, воображая, что этимъ насъ застращаютъ и заставятъ воротиться, видя, однако, что это не дйствуетъ, они столпились въ кучу и остановились, приблизясь нсколько къ намъ.

Тогда Антоніо де-Фаріа веллъ дать по нимъ залпъ изъ всего огнестрльнаго оружія разомъ, и Господь направилъ наши выстрлы такъ хорошо, что больше половины наздниковъ, бывшихъ впереди прочихъ, попадало и лошадей. Посл этого мы, призывая на помощь Господа Іисуса, двинулись впередъ и непріятели побжали отъ насъ тамъ торопливо и въ такомъ безпорядк, что одни падали на другаго, а добжавъ до моста, перекинутаго черезъ ровъ, они столпились и тснились на немъ до того, что не могли двигаться ни взадъ, ни впередъ. Въ это время мы настигли ихъ и угостили такъ хорошо, что наваляли ихъ человкъ триста на землю и въ ровъ, ихъ даже отчасти жаль было бить, ибо ни одинъ изъ нихъ даже не поднялъ на насъ оружія. Мы, пробившись черезъ ту толпу, разсыпавшуюся передъ нами и бжавшую безъ оглядки, добрались до воротъ, но тамъ насъ встртилъ самъ мандаринъ, на добромъ кон, человками съ шестьюстами войска.

Непріятель хотлъ остановить васъ и завязалъ съ нами довольно-жаркую свалку, такъ-что въ-продолженіе четырехъ или пяти credo, эти Китайцы оказались мужественне тхъ воиновъ, съ которыми мы такъ легко справились у моста. Но тутъ оливъ изъ матросовъ попалъ выстрломъ изъ ружья прямо къ грудь самому мандарину, и Китайцы, видя паденіе съ лошади своего предводителя, оробли и бросились назадъ, поспшая запереть передъ нами ворота, но мы не допустили ихъ исполнить это намреніе и вытснили назадъ копьями, а сами ворвались въ городъ. Тогда они побжали отъ насъ, тснясь въ узкой улиц, и, выйдя въ противоположныя ворота, спрятались въ недальнемъ лсу, оставивъ насъ полными хозяевами въ город.

Антоніо де-Фаріа, собравъ всхъ своихъ, повелъ насъ въ порядк къ чифанг или городской тюрьм, гд заключались наши. Онъ тотчасъ же веллъ разломать ворота и затворы, и черезъ нсколько мгновеній плнные Португальцы, считавшіе себя уже погибшими, были на свобод. Потомъ онъ веллъ солдатамъ и всмъ участвовавшимъ въ экспедиціи хватать, что кто можетъ, говоря, что длежа добычи не будетъ, а у всякаго останется все, что онъ наберетъ самъ, вмст съ этимъ онъ просилъ насъ поторопиться я объявилъ, что даетъ срока за грабежъ не боле получаса.

Мы тотчасъ же разсыпались по домамъ, а самъ Антоніо де-Фаріа отправился ко дворцу мандарина, гд нашелъ одного серебра тысячъ за восемь таэловъ, да кром того пять бочекъ мускуса, все это онъ взялъ за свою долю, а остальное предоставилъ послдовавшимъ туда за винъ матросамъ и слугамъ, которымъ досталось множество шелка, дорогихъ матерій, парчи, отличныхъ фарфоровыхъ издлій нравныхъ другихъ вещей. Каждый изъ васъ набралъ себ столько всякаго добра, что мы отвозили за джонки добычу раза четыре на четырехъ большихъ лодкахъ и трехъ шампанахъ, и даже у каждаго матроса и слуги были цлые тюки и ящика со всякими вещами, не считая того, что каждый насовалъ себ въ карманы.

Антоніо де-Фаріа, видя, что прошло уже боле полутора часа, веллъ всмъ своимъ собираться, но мы такъ занялись грабежомъ, что это легче было приказать, чмъ исполнить, тиъ боле, что поживы оставалось еще очень-много. Тогда, желая предупредятъ какое-нибудь несчастіе, ибо уже наступала ночь, Антоніо де-Фаріа веллъ поджечь городъ мстахъ въ десяти или двнадцати. Такъ-какъ большая часть строеній была деревянная, то въ четверть часа вс они запылали такъ ярко, что городъ казался адомъ.

Тутъ уже намъ больше ничего не оставалось длать, и мы въ добромъ порядк, безъ малйшей помхи, сли на гребныя суда, богатые и довольные, забравъ съ собою много прехорошенькихъ двушекъ, которыя были связаны между собою по четыре и по пяти и горько плакали, а мы между-тмъ радовались, смялись и припвали.

Нападеніе на городъ стоило намъ девятерыхъ человкъ убитыми, изъ которыхъ одинъ былъ Португалецъ, да пятьдесятъ человкъ было раненныхъ, и въ томъ числ восемь Португальцевъ. Проведя ночь со всми нужными предосторожностями, ибо въ рк стояло на якор много китайскихъ джонокъ, мы перешли на слдующее утро къ селенію, расположенному на противоположномъ берегу рки, но вчерашніе наши подвиги до того напугали жителей, что мы не нашли тамъ ни одной живой души. За то домы были наполнены разнымъ добромъ, а главное, провизіей всякаго рода. Антоніо де-Фаріа веллъ нагрузить ею вс наши суда, разсчитывая, что теперь врядъ-ли въ какомъ-нибудь китайскомъ город захотятъ намъ продать что-нибудь.

Антоніо де-Фаріа ршался переждать три мсяца противнаго муссона у одного необитаемаго острова, находящагося въ мор, въ пятнадцати лигахъ отъ Ліампоа, зная, что тамъ есть хорошія якорныя мста и удобно наливаться водою, а главное, онъ не хотлъ идти въ Ліампоа, какъ располагалъ прежде, чтобъ не повредить своимъ присутствіемъ торговымъ дламъ зимующихъ тамъ Португальцевъ: за такое честное намреніе вс похвалили его единогласно.

Выйдя изъ порта Ноудай, мы держались дней пять между островами Комолемъ и твердою землею, какъ вдругъ — это было въ субботу, въ самый полдень — на васъ напалъ одинъ извстный въ здшнихъ моряхъ разбойникъ, по имени Премата, величайшій врагъ Португальцевъ, которымъ онъ надлалъ много зла въ Патани, у Зоундскахъ-Острововъ, въ Сіам, и везд, гд могъ. Онъ принялъ васъ за Китайцевъ и атаковалъ съ двумя большими джонками, на которыхъ у него было человкъ двсти военныхъ людей, не считая множества матросовъ и невольниковъ. Одно изъ его судовъ абордировало джонку Мема Таборды и чуть-было не овладло ею, по несчастію подосплъ за выручку Квіай Панжангъ, который съ размаха такъ сильно ударился въ непріятельскій правый бортъ, что въ обоихъ судахъ открылась страшная течь, они стали быстро наливаться водою и погружаться. Мемъ Таборда освободился этимъ отъ грозившей ему гибели, стукнувшіяся джонки пошли ко дну, а три лорчи, взятыя нами въ Ноуда, поспшили за помощь Квіай Панжангу, гребя изо всхъ силъ, и вытащили большую часть его людей, а непріятелей, барахтавшихся въ вод, разумется, перетопили.

Около этого времени самъ Премата Гундель свалился на абордажъ съ большою джонкой Антоніо де-Фаріи, за которую отъ него закинули прездоровые крючья на крпкихъ цпяхъ, и оба судна сцпились между собою съ носа и кормы. Между ними завязалась страшная рзня, длившаяся около получаса, и разбойники напирали на васъ съ такою стремительностью, что переранили у насъ множество людей, а самъ Антоніо де-Фаріа былъ два раза въ опасности попасть въ плнъ, но тутъ подошли наши лорчи и небольшая джонка Перо де-Сильвы, и мы съ этимъ подкрпленіемъ опрокинули непріятеля, положивъ за мст восемьдесятъ-шесть мавровъ, которые уже были на джонк Антоніо де-Фаріи и почти совершенно овладли ею, до того, что намъ оставалось одно только мсто, ютъ, куда они насъ вытснили. Посл этого, мы перешли на джонку разбойника, и посл непродолжительной скалки изрубили всхъ, кто вамъ попадался подъ мечи, не давая пощады никому.

Побда эта обошлась намъ однако не дешево у насъ было семнадцать человкъ убитыхъ, въ числ которыхъ пять Португальцевъ изъ лучшихъ и храбрйшихъ людей, да сорокъ-три человка тяжело-раненныхъ. Санъ Антоніо де-Фаріа получилъ одну сильную рану абордажнымъ топоромъ, да дв сабельныхъ.

Когда бой кончился и мертвыхъ непріятелей побросали за бортъ, мы приступили къ осмотру вашей добычи: оказалось, что грузъ взятой джонки стоилъ около восьмидесяти тысячъ таэловъ и состоялъ большею частію изъ японскаго серебра, которое досталось разбойнику съ трехъ купеческихъ джонокъ, шедшихъ изъ Фирондо {Фирондо, одинъ изъ небольшихъ японскихъ острововъ въ Корейскомъ-Пролив. Прим. перев.} къ Чин-Чеу. Словомъ, на одной этой джонк было добра слишкомъ на сто-двадцать тысячъ крузадовъ, да на другой, какъ говорили, было около того же, такъ-что мы вс пожалли о ней.

Съ этимъ призомъ Антоніо де-Фаріа направился къ небольшому острову Бункалоу, находящемуся отъ мста еашего боя лиги на три или четыре къ западу. Тамъ мы нашли хорошую якорную стоянку, хорошую воду и прожили восемьнадцать дней на берегу, въ шалашахъ, которые выстроили сами для помщенія раненныхъ.

Въ-продолженіе этого времени, вс они, по милосердію Господа, выздоровли, и мы пошли дальше. какъ было предположено. Антоніо де-Фаріа шелъ на своей большой джонк, Мемъ Таборда и Антоніо Анрикесъ на своей, Перо да-Сильва на малой, а Квіай Панжангъ на отнятой у разбойниковъ, въ вознагражденіе той, которой онъ лишился и на которую получилъ въ добавокъ двадцать тысячъ таэловъ.

Идучи такимъ-образомъ, мы подошли черезъ шесть дней къ Ліанабаскимъ-Воротамъ — такъ называются два островка, лиги на три отъ мста, гд въ то время Португальцы складывали свои товары для торговли, въ селеніи, основанномъ ими на берегу и состоявшемъ изъ тысячи домовъ. Въ селеніи этомъ былъ устроенъ магистратъ съ судьями, аудиторомъ и алькадами, да кром того нсколько другихъ нисшаго разряда судилищъ. Чиновники тамошніе подписывались вотъ какъ: ‘Я, такой-то, публичный нотаріусъ или секретарь города Ліампоа, во имя короля, нашего повелителя’, такъ же смло и самоувренно, какъ-будто селеніе это или городъ, какъ наши его величали, находился между Лиссабономъ и Сантаремомъ. Тамъ были нкоторые домы, стоившіе до трехъ или четырехъ тысячъ крузадовъ, но вс они, большіе и малые, дорогіе и дешевые, были посл за грхи наши разорены и срыты до земли Китайцами, такъ-что не осталось тамъ ровно ничего, какъ я въ-послдствіи разскажу вамъ въ своемъ мст. Изъ этого можно будетъ видть, какъ непрочны наши дла къ Кита, хотя дома, въ отечеств, они обращаютъ на себя много любопытства, и многіе, обманутые лживыми разсказами, считаютъ ихъ очень-важными, но это неправда, потому-что они ежечасно подвержены большимъ опасностямъ и очень ненадежны.

Между этими двумя островами, которые мстные жители и люди, плавающіе въ здшнихъ водахъ, называютъ Воротами Ліампоаскими, тянется проливъ, шириною на два выстрла изъ пищали, глубина его отъ двадцати до двадцати пяти саженъ и во многихъ мстахъ хорошія якорныя стоянки, куда съ горъ, между разнаго рода деревьями, стекаютъ ручьи чистой воды

Антоніо де-Фаріа сталъ на якорь во вход въ проливъ, утромъ въ одну среду. Мемъ-Таборда и Антоніо Анрикесъ попросили у него позволенія идти впередъ, извстить въ селеніи о нашемъ приход и узнать мстныя новости, а также развдать, не дошли ли туда какія-нибудь извстія изъ Ноудая, ибо главнокомандующій нашъ объявилъ, что въ такомъ случа не хочетъ вредить своимъ присутствіемъ торговл Португальцевъ, а лучше пойдетъ зимовать къ необитаемому острову Пуло-Гиньйору. Онъ согласился за ихъ просьбу и послалъ съ ними письма къ почетнйшимъ изъ управлявшихъ селеніемъ, извщая ихъ о своемъ приход, о происшествіяхъ, которыя съ нимъ приключились, и прося у нихъ совта, какъ ему поступать, онъ общалъ послдовать вполн ихъ мудрому мннію и насказалъ имъ много лестныхъ вещей, которыя ничего не стоютъ, а между-тмъ часто бываютъ очень-полезны.

Антоніо-Анрикесъ и Мемъ-Таборда отправились вечеромъ того же дня, а Антоніо де Фаріа ршился не трогаться съ мста, пока не дождется ихъ отвта. Оба они прибыли въ селеніе часовъ около двухъ ночи. Извстіе о ихъ приход и приключеніяхъ распространилось вскор между жителями, и главные изъ нихъ собрались по звону колоколовъ въ Церковь Зачатія-Пресвятой-Двы, которая здсь была въ род соборной надъ шестью или семью другими, и принялись разсуждатьтамъ о томъ, что имъ сообщили эти два человка.

Видя, съ какимъ великодушіемъ Антоніо де-Фаріа поступилъ съ Анрикесомъ и Табордой, и со всми, которые имли долю въ груз джонки, взятой Ходжею Асемомъ и отбитой у него посл нами, они ршили, что долгъ ихъ требуетъ изъявить нашему главному капитану свою любовь и благодарность, сколько у нихъ станетъ силъ, на письма его къ равнымъ лицамъ, они отвчали однимъ общимъ, за которою подписались вс, какъ на акт государственнаго совта, и которое отправили въ нему съ однимъ дворяниномъ, Жеронимо де-Рего, человкомъ ученымъ и весьма-почтеннымъ. Онъ похалъ къ намъ за двухъ лантеяхъ, нагруженныхъ всякаго рода свжими състными припасами, фруктами и лакомствами.

Письмо ихъ было наводнено изъявленіями глубочайшей благодарности за благодяніе, которое имъ сдлалъ Антоніо де-Фаріа, отбивъ ихъ имущество изъ рукъ разбойниковъ, и за великодушіе, съ которымъ онъ съ вини поступилъ и за которое они надялись, что Господь Богъ вознаградятъ его щедрйшими благами во слав своей. А касательно опасеній его виноватъ здсь, они успокоили его совершенно, говоря, что теперь дло въ Ноуда не обратитъ за себя ничьего вниманія, ибо весь Китай взволнованъ смертью своего государя, за престолъ котораго имютъ притязаніе тринадцать наслдниковъ, отъ-чего вся земля въ такомъ безпорядк, что еслибъ мы даже сожгли самый Кантонъ, то объ этою никто бы и не подумалъ, а въ Кита Ноудай въ сравненіи съ Кантономъ то же самое, что у насъ какой-нибудь Оэйрасъ въ сравненіи съ Лиссабономъ. Письмо это заключалось просьбою, чтобъ Антоніо де-Фарія оказалъ имъ милость и простоялъ на мст шесть дней, дабы они имли время приготовить домы для его помщенія и сдлать ему въ город такой пріемъ, который бы выражалъ хотя слабо чувства ихъ всеобщей признательности и уваженія къ его достоинствамъ.

Антоніо де-Фаріа отвчалъ имъ, что вполн согласенъ на все, чего они желаютъ, и благодаритъ ихъ за такую честь. На лантеяхъ же, привезшихъ провизію, онъ отправилъ въ селеніе всхъ раненныхъ и больныхъ, какіе только были за нашихъ судахъ, и тамъ ихъ размстили по домамъ богатйшихъ жителей и обращались съ ними съ самою нжною заботливостью.

Въ-продолженіе шести дней стоянки вашей въ этою пролив, не проходило ни одного, чтобъ къ Антоніо де-Фаріи не прізжали въ гости почетнйшіе изъ жителей селенія или города, какъ они его называли, каждый привозилъ съ собою разныя кушанья, лакомства и плоды въ такомъ изобиліи и съ такими роскошными принадлежностями, что мы не могли надивиться этому богатству и пышности.

II.

Послдній день шестидневнаго ожиданія нашего былъ суббота, а въ воскресенье передъ разсвтомъ, когда мы должны были идти въ портъ, нимъ дали серенаду на отличныхъ и самыхъ нжныхъ инструментахъ, которую мы вс слушали съ большимъ наслажденіемъ, но окончаніи ея раздались для разнообразія звуки трубъ, барабановъ и разныхъ шумныхъ инструментовъ, что было также не дурно.

Часа за два до разсвта, при тихомъ втр, ясной погод и чудесномъ лунномъ свт, вся паша армада снялась съ якоря, разукрасившись флагами и развсивъ на мачтахъ и по бортамъ куски разноцвтныхъ шелковыхъ матерій, атласовъ и парчей. Насъ окружала бездна гребныхъ судовъ, на которыхъ не умолкали ни на минуту трубы, барабаны, флейты, волынки и всякіе инструменты какъ португальскіе, такъ и китайскіе.

Когда совершенно разсвло, втръ совсмъ затихъ, а мы были еще на разстояніи полулиги отъ порта, въ это время выхало къ намъ на встрчу двадцать лантей съ полнымъ числомъ гребцовъ, и, поддавъ буксиры всей армад, привели ее за рейдъ меньше чмъ въ полчаса. Пока мы шли къ джонк Антоніо де-Фаріи приставало по очереди и по нскольку вдругъ, больше шестидесяти лодокъ и тампоновъ, украшенныхъ шелковыми флагами и устланныхъ богатыми коврами, за нихъ прізжало къ нему съ привтствіями человкъ около трехъ-сотъ, одтыхъ въ самые богатые наряды, съ золотыми цпочками и ожерельями, съ мечами, которыхъ перевязи были вышиты золотомъ, а ножны и рукояти также раззолочены: все это было устроено такъ великолпно и съ такимъ вкусомъ, что мы вс только удивлялись и любовалась.

Такимъ-образомъ пришелъ Антоніо де-Фаріа на рейдъ, за которомъ стоили, выстроившись въ порядк, двадцать-шесть большихъ кораблей и восемьдесятъ джонокъ равной величины, кром-того, несчетное множество ванконговъ, бархатовъ и шампановъ, расположенныхъ въ дв линія и составлявшихъ изъ себя предлинную и широкую улицу. Вс меньшаго разряда суда были украшены втвями равныхъ фруктовыхъ и другихъ деревьевъ, съ плодами и безъ нихъ, цвтами и всякаго рода веденью и благоуханными травами.

Ставъ за якорь подъ городомъ, Антоніо де-Фаріа отсалютовалъ изо всей своей артиллеріи, за что ему отвтили пальбой изъ пушекъ съ кораблей и джонокъ, и выстрлами изъ ручного огнестрльнаго оружія съ гребныхъ судовъ. Китайцы не могли прійдти въ себя отъ изумленія, видя такія почести, и спрашивали, кто этотъ человкъ, братъ или родственникъ португальскаго короля, что его такъ принимаютъ? Нкоторые изъ нашихъ земляковъ отвчали за это въ шутку, что нтъ, но отецъ злого вельможи подковывалъ нкогда лошадей португальскаго короля, и этимъ возвысился надъ всми, которые могутъ теперь служить ему, какъ невольники господину.

Китайцы поврили такой нелпости и удивлялась, разсуждая между собою, какимъ образокъ ихъ писатели такіе невжды, что не знаютъ о могущественныхъ государяхъ, которые есть за земл и врно богаче и сильне, и обладаютъ государствами большаго размра, чмъ государи Татаріи или Кохинхины, нкоторые замтили даже, что еслибъ не было гршно говорить такія вещи, то, чего добраго, португальскій король не многимъ ниже самого Сына-Солнца. Другіе отвчали на это: ‘Конечно, очень-возможно, что этотъ бородатый народъ богатъ и силенъ, стоитъ только посмотрть, какія богатства они набираютъ себ мечомъ и огнемъ за всей земл, на обиду всмъ другимъ народамъ’.

Когда салюты съ обихъ сторонъ кончились, подъхала къ джонк Антоніо де-Фаріа, на гребл, украшенная самымъ необычайнымъ образомъ лантеа: вся она была покрыта какъ-будто каштановою рощей, съ зеленью и плодами, между сучьями и втками были присажены розы, гвоздичные цвты и еще другаго рода зелень, благоуханне всего этого. Каштановыя втви разстилались такъ широко по сторонамъ, что совершенно скрывали гребцовъ и весла. На корм лантеи, на шести шестахъ, была устроена довольно-высокая каедра, обтянутая парчею, на вершин ея стоили серебряныя кресла, а вокругъ нихъ шесть двушекъ отъ двнадцати до пятнадцати лтъ, необычайно-прелестныхъ, которыя играли на музыкальныхъ инструментахъ и пли очень-пріятными голосами. Такія лантеи со всми украшеніями и двушками можно было нанимать за деньги изъ настоящаго города Ліампоа, который отсюда въ семи лигахъ, равно какъ и другія изобртенія въ томъ же род, тамъ есть купцы, которые этимъ промышляютъ и обогащаются, снабжая такими вещами на-прокатъ, а это длаютъ тамъ часто при разныхъ торжественныхъ случаяхъ.

Антоніо де-Фаріа похалъ на этой ланте къ пристани, гд его ожидала цлая толпа Китайцевъ, Малайцевъ, Сіамцевъ, Ликейцевъ и моряковъ и купцовъ всхъ народовъ, зимовавшихъ здсь подъ защитою Португальцевъ, потому-что моря были наполнены разбойниками: вс эти люди играли прегромко на своихъ инструментахъ.

На пристани Антоніо де-Фаріа слъ въ богатыя кресла, употребляемыя въ китайскихъ церемоніяхъ, и его понесли восемь человкъ, одтыхъ въ тонкія полотняныя одежды, спереди пошли двнадцать человкъ съ серебряными булавами, а сзади шестьдесятъ аллебардистовъ съ раззолоченными скирами, процессія предшествовали восемь всадниковъ, съ блыми штофными знаменами, да столько же съ зелеными и малиновыми зонтиками — вс они кричали по временамъ народу, чтобъ онъ раздавался, и были также наняты во этому случаю изъ города, со всми уборами и принадлежностями.

Прежде, чмъ тронуться впередъ, Антоніо де-Фаріа былъ привтствованъ депутаціей изъ самыхъ почетныхъ и богатыхъ жителей селенія, которые поздравили его съ прибытіемъ сюда, простершись передъ нимъ изъ учтивости за земл. Посл нихъ подошли къ нему два старые дворянина, жившіе здсь дольше всхъ прочихъ и всми уважаемые, они назывались Тристанъ де-Гаа и Жеронимо до-Рего, и произнесли ему отъ имени всхъ рчь, исполненную многихъ похвалъ и краснорчивыхъ выраженій, въ которой сравнивали его по великодушію съ Александромъ-Македонскимъ, а по доблестямъ съ Аннибаломъ, Сципіономъ, Помпеемъ и Юліемъ Цесаремъ.

Когда эта остановка кончилась, его понесли къ церкви по длинной улиц, усыпанной лавровыми и другими втками, а домы и заборы были увшаны кусками разноцвтныхъ шелковыхъ матерій и коврами, во многихъ мстахъ стояли столы, за которыхъ въ серебряныхъ курильницахъ дымились дорогія благовонія. Въ конц улицы возвышалась деревянная башня, раскрашенная такимъ-образомъ, какъ-будто она была сложена изъ тесанаго камня, вершина ея увнчивалась тремя шанцами съ поволоченными флюгерами и блыми шелковыми флагами съ королевскимъ гербомъ. Въ одномъ окн этой башни виднлась пожилая женщина съ двумя малолтними дтьми, а внизу былъ человкъ израненный — что было сдлано очень-натурально — котораго убивали двнадцать Кастильцевъ въ полномъ вооруженіи, съ окровавленными скирами и копьями. Это зрлище было очень-красиво и занимательно, вамъ говорили, что оно представляло, какъ въ старину, во время одной изъ войнъ между Португаліей и Кастиліей, предокъ фамиліи Фаріа заслужилъ себ дворянское достоинство.

Но вдругъ колоколъ, прившенный на вершин этой башни, прозвонилъ три раза, весь народъ, который шумлъ препорядочно, разомъ замолкъ, ожидая, что будетъ. Тогда показался извнутри башни старикъ, одтый въ длинную малиновую мантію, въ сопровожденіи четырехъ человкъ съ серебряными булавами.

Отвсивъ Антоніо дс-Фаріи низкій поклонъ, онъ изъявилъ ему въ разумныхъ словахъ, какъ много вс ему обязаны за великодушное возвращеніе ихъ собственности, въ знакъ благодарности за это и за освобождено ихъ отъ такого страшнаго разбойника, какъ Ходжа Асемъ, и многихъ другихъ, онъ просилъ нашего главнаго капитана считать жителей города Ліампоа своими васаллами и данниками, пока они живы. Для ознаменованія перваго дня этого васальства, онъ предложилъ Антоніо де-Фаріа отъ имени всхъ, на покупку фитилей для нашихъ храбрыхъ солдатъ, пять ящиковъ съ серебряными полосами, цною въ десять тысячъ таэловъ. Антоніо де-Фаріа поблагодарилъ его за такую честь къ самыхъ отборныхъ и ласковыхъ выраженіяхъ, но ршительно отказался принять подарокъ, какъ его объ этомъ ни упрашивали.

Чтобъ идти въ церковь, почетнйшіе изъ здшнихъ предложили Антоніо де-Фаріа кресла подъ богатымъ балдахиномъ, который хотли нести шестеро главныхъ лицъ селенія, но онъ отказался отъ такой чести, говоря, что считаетъ себя недостойнымъ ея, а пошелъ къ церкви просто, въ сопровожденіи несметной толпы какъ Португалъцевъ, такъ и людей всхъ народовъ, которые жили въ Ліампоа по торговымъ дламъ, потому-что портъ этотъ былъ самый лучшій и богатый въ тхъ мстахъ. Впереди шествія множество разноплеменнаго народа пло, плясало, играло на инструментахъ и длало разныя забавныя штуки и продлки: однихъ попросили объ этомъ, другимъ пригрозили, но вс длали по желанію и примру Португальцевъ.

У воротъ церкви, Антоніо де Фаріа былъ встрченъ восемью духовными отцами въ богатыхъ облаченіяхъ. Они, вмст съ хоромъ пвчихъ, запли: Те Drum laudamus, да такъ хорошо, что можно было вообразить себя въ капелл какого-нибудь могущественнаго европейскаго государя. При этомъ пніи, Антоніо де-Фаріа медленно дошелъ до назначеннаго ему кресла, обтянутаго малиновымъ бархатомъ, съ такою же подушкой для ногъ. Усвшись въ креслахъ, онъ выслушалъ обдню, которую отслужили отлично, съ прекраснымъ пніемъ и игрою на разныхъ музыкальныхъ инструментахъ.

Священнодйствіе производилъ нкто Эстевао Ногейра, викарій, человкъ пожилой и очень почтенный, но съ непривычки онъ былъ проповдникъ довольно плохой, да къ-тому же очень-мало и даже вовсе не ученый, а между-тмъ, тщеславный и самолюбивый не хуже любаго дворянина. Онъ, желая отличиться въ такой торжественный день и показать себя великимъ риторомъ, основалъ всю свою проповдь на похвалахъ доблестямъ Антоніо де-Фаріа, и говорилъ такъ бессвязно и безтолково, что многіе изъ слушателей, видя, какъ ото непріятно нашему главному капитану, подергивали старика за рясу, чтобъ онъ замолчалъ. Но онъ, но желая уступить н притворись, будто отвчаетъ друзьямъ своимъ, сказалъ громко: ‘Я говорю правду, а потому не мшайте мн: я поклялся именемъ Господа, что готовъ разбить себ годову о церковныя плиты за человка, который спасъ мн семь тысячъ крузадовъ! У меня было на эту сумму послано товаровъ на джонк, которую песъ Ходжа Асемъ проглотилъ было. Да будетъ ему въ аду, гд душа ею теперь сидитъ, хуже, чмъ всмъ прочимъ проклятымъ’.

Вс присутствующіе сказали: ‘аминь!’ но никто не могъ удержаться отъ смха.

Когда шумъ затихъ, изъ ризницы вышли шесть молодыхъ двочекъ, съ раззолоченными музыкальными инструментами въ рукахъ. Старикъ-викарій преклонилъ колни передъ алтаремъ Пречистой Двы, около котораго расположились и дти, и, обратясь къ образу Ея со слезами, сказалъ чувствительнымъ голосомъ: ‘Ты Владычица ваша! Вс шесть двочекъ повторили за нимъ: ‘Ты Владычица наша!’ распвая слова эти такими нжными голосами подъ музыку своихъ инструментовъ, что вс были растроганы до слезъ. Посл этого викарій взялъ віолончель и проплъ нсколько разъ хвалы Пречистой Дв, въ прекрасныхъ и благочестивыхъ выраженіяхъ, а предъ каждымъ разомъ двочки пли своими голосами: ‘Ты Владычица наша!’ Концертъ этотъ былъ удивительно хорошъ, какъ по музык, которая тогда играла, такъ и по прекрасному пнію. Вс были въ восторг и очень-многіе плавали отъ умиленія.

Наконецъ обдня кончилась и четверо изъ почетнйшихъ членовъ здшняго магистрата, Матеусъ, де-Брито, Лансароте Перейра, Жеронимо де-Рего и Тристао де-Tаa, подошли къ Антоніо де-Фаріи и повели его на большую площадь, бывшую передъ ихъ домами, за ними послдовали вс Португальцы, которыхъ здсь тогда набралось больше тысячи человкъ.

Площадь была окружена воткнутыми въ землю каштановыми сучьями, съ плодами и цвтами, какъ ихъ вырубили въ лсу, кром того, ее украсили множествомъ шелковыхъ флаговъ и наставили несчетную бездну розъ и всякихъ прекрасныхъ цвтовъ, которые у васъ были бы очень-рдки, а въ Кита они очень-обыкновенны. На площади было накрыто три длинные стола, вдоль миртовыхъ шпалеръ, а между ними были устроены фонтаны, которые Китайцы умютъ длать очень-искусно, но мы никакъ не могли понять ихъ секрета. Передъ каждымъ изъ этихъ трехъ столовъ стояло еще по столу, уставленному отличною фарфоровою посудой. На одномъ изъ нихъ было, между прочимъ, шесть золотыхъ вазъ для воды, добытыхъ за этотъ случай китайскими купцами изъ города Ліампоа, отъ мандарина — извстно, что мандарины дятъ не иначе, какъ за золотой посуд, а серебряную употребляютъ люди мене внятные. Тутъ же были золотыя блюда, солонки и кубки, на которые главамъ было пріятно смотрть, хотя по временамъ и становилось завидно.

Вс неприглашенные на банкетъ ушли тогда съ площади, а остались только приглашенные, которыхъ набралось человкъ семьдесятъ или восемьдесятъ, не считая солдатъ Антоніо де-Фаріи, которыхъ было около пятидесяти. Наконецъ, вс мы услись за столы и намъ прислуживали прехорошенькія двушки въ щегольскихъ китайскихъ одеждахъ. При каждой перемн кушанья, одн изъ нихъ пли пріятными голосами, а другія играли за инструментахъ. Антоніо де-Фаріа прислуживали одному восемь молодыхъ красавицъ — все дочери почетныхъ Китайцевъ, которыхъ родители привезли сюда изъ города, по просьб Матеуса де-Брито и Тристао да-Гаа, весьма любимыхъ и уважаемыхъ Китайцами. Вс он были наряжены сиренами и подносили Антоніо де-Фаріа кушанья съ разными стройными движеніями, въ род танцевъ, подъ звуки музыкальныхъ инструментомъ. Мы были къ восторг отъ этого угощенія и только похваливали порядокъ и совершенство всего, что видли и вкушали, а каждый разъ, что намъ наливали вино, раздавались громкіе звуки трубъ, бубновъ и волынокъ.

Въ такомъ порядк пиръ продолжался больше двухъ часовъ, а въ промежуткахъ между перемнами насъ потшали то Португальцы, то Китайцы равными представленіями. Я не хочу распространяться о изобилія и совершенств кушаньевъ, а скажу только, что врядъ ли въ какой стран можно было бы устроить пиръ великолпне и лучше этого.

Вставъ изъ-за столовъ около двухъ часовъ пополудни, мы перешли на другую площадь, окруженную родомъ амфитеатра, на скамьяхъ котораго сидла бездна народа. Тамъ, при наук трубъ, барабановъ, фейтъ и литавровъ, затравили восемь воловъ и пять дикихъ лошадей, да кром того были равныя другія потхи.

Когда все кончилось, что было уже подъ-вечеръ, Антоніо де-Фаріа хотлъ возвратиться на свою джонку, но Тристао де-Гаа и Матеусъ де-Брито не согласились за это, а упросили его поселиться въ ихъ домахъ, которые соединялись между собою корридоромъ и была нарочно приготовлены для его помщенія. Тамъ онъ прожилъ вс пять мсяцевъ пребыванія нашего въ Ліампоя въ полномъ удовольствіи. Хозяева ваши устроивали безпрестанно охоты псовыя и соколиныя, потшныя рыбныя ловли, воловья травли, и т. п. Каждое воскресенье и каждый церковный праздникъ, а иногда и на недл, они давали намъ великолпные банкеты, такъ-что для всхъ васъ пять мсяцевъ пролетли, какъ пять дней.

По истеченіи этого времени, Антоніо де-Фаріа принялся ея приготовленія въ экспедиціи за Квангжепару, но тутъ умеръ Квіай Панжангъ, о которомъ онъ очень сожаллъ, и ему отсовтовали нападеніе за тамошніе серебряные рудники, потому-что въ Ліампоа получили достоврныя извстія о междоусобныхъ войнахъ, которыя въ тхъ краяхъ свирпствовали съ ужаснымъ кровопролитіемъ.

Антоніо де-Фаріа наслышался здсь объ одномъ знаменитомъ корсар, по имени Симилау, а потому онъ постарался сойдтись съ нимъ и бесдовалъ съ винъ по нскольку часовъ. Снимлау разсказалъ ему много чудесъ объ одномъ остров, называвшемся Каленплуй, за которомъ находится семьнадцать царскихъ гробницъ китайскихъ государей жь богатйшемъ монастыр, гд множество золотыхъ идоловъ и другихъ драгоцнностей. По его словамъ, не было никакого труда наложить на это руки, а стоило только нагружать суда. Кром того онъ наговорилъ такъ много чудеснаго и невроятнаго о тамошнихъ сокровищахъ, что я боюсь повторять его рчи, чтобъ меня не сочли выдумщикомъ.

Такъ-какъ Антоніо де-Фаріа былъ отъ природы человкъ весьма-любопытный и предпріимчивый, да, кром того, не имлъ недостатка въ алчности, то сблизился и сдружился съ этимъ Китайцемъ и ршился пуститься на предложенное имъ предпріятіе, основываясь на однихъ его разсказахъ и не спрашивая ничьего совта, чмъ друзья его были значительно огорчены, да и не безъ причины.

III.

Приготовившись какъ слдуетъ для этого новаго путешествіе, Антоніо де-Фаріа вышелъ изъ портя Ліампоа 14 мая 1542 года, на двухъ паноурахъ {Panoura, родъ галеры. Прим. перев.}: ему отсовтовали идти на джонкахъ, во-первыхъ, потому-что это возбудило бы подозрнія, а, во-вторыхъ, джонки были бы по своей неповоротливости неудобны на сильныхъ теченіяхъ и сулояхъ Нанкинскаго-Залива, гд въ это время года большія суда не могутъ съ ними справиться по причин разливовъ ркъ, бухнущихъ отъ проливныхъ дождей, которые господствуютъ въ Татаріи въ ма, іюн и іюл.

На судахъ нашихъ было пятьдесятъ-шесть Португальцевъ и одинъ отецъ-миссіонеръ, Діого Добато, сорокъ-восемь матросовъ для гребли и управленія парусами, все урожденцы Патани, народъ врный и надежный, да кром того сорокъ-два человка нашихъ невольниковъ — всего сто-сорокъ-шесть человкъ. Большаго числа людей корсаръ Симилау, шедшій въ качеств лоцмана, не совтовалъ брать съ собою, такъ же какъ и большаго числа судовъ, потому-что тогда, прохода черезъ Нанкинскій-Заливъ и по ркамъ, по которымъ ходитъ того народа, намъ было бы недолго дожить до какой-нибудь бды.

Въ тотъ день и въ слдующую ночь мы выбрались за вс Анжитурскіе-Острова и шли по морю, по которому еще не плавалъ ни одинъ Португалецъ. Воображеніе ваше было наполнено предстоящими опасностями и мы первые пять дней шли съ попутными втрами, въ виду береговъ, до устья залива, гд называются нанкинскіе рыбныя промыслы, у этого мста мы пустились за перевалъ черезъ заливъ, и, пройдя сорокъ лигъ, очутились въ виду высокаго хребта горъ, называвшихся Нангафау, вдоль которыхъ мы направились носомъ къ сверу и шли еще пять сутокъ. Тогда втръ стихъ, во такъ-какъ зыбь ходила большая, то Симилау привелъ васъ въ небольшую рку съ хорошимъ якорнымъ мстомъ, гд мы и простояли трое сутокъ.

Жители селенія были хорошаго роста и блолицые, съ маленькими главами, мамъ у Китайцевъ, во вообще непохожіе за нихъ мы языкомъ, вы одеждою. Во все время нашей стоянки они не хотли имть съ нами никакого сообщенія, а только подбгали иногда толпами къ берегу, около котораго мы были, съ сердитыми криками и свистомъ, бросали въ насъ изъ пращей камни и пускали стрлы, а потомъ, какъ-будто испугавшись своей храбрости, бгали взадъ-и-впередъ и скрывались.

Черезъ трое сутокъ погода позволила какъ идти дальше, и Симилау, которому вс повиновались, направилъ путь на востоко-сверо-востокъ, и мы шли такимъ-образомъ семь дней все въ виду береговъ, потомъ, переваливъ черезъ другой заливъ, мы вошли съ восточной стороны въ проливъ, шириною лигъ около десяти, называющійся Силеупакимъ. Имъ мы шли еще пять дней, въ виду многолюдныхъ и богатыхъ городовъ и селеній, а въ рк этой или пролив было премножество судовъ.

Антоніо де-Фаріа, боясь, что насъ узнаютъ и видя, что намъ тогда нтъ никакого спасенія, вздумалъ-было воротиться отсюда, но Симилау воспротивился этому общему мннію и сказалъ: ‘До-сихъ-поръ вы еще не могли обвинять меня ни въ чемъ, помните, что въ Ліампоа, на общемъ совт въ церкви, въ присутствіи больше ста Португальцевъ, а говорилъ вамъ о величайшихъ опасностяхъ, съ которыми сопряжено наше предпріятіе. Я рискую тутъ больше, чмъ вс вы, потому-что васъ предадутъ одной только смерти, тогда-какъ я, Китаецъ и лоцманъ вашъ, подвергаюсь двумъ тысячамъ смертей, еслибъ ими можно было покаpать человка. А потому ясно, что я не могу вамъ измнить, но долженъ по необходимости бытъ вамъ врнымъ и преданнымъ, не смотря даже на ропотъ и болтовню, которыми теперь меня оскорбляютъ. Если же вы боитесь опасности быть узнанными въ этихъ мстахъ, то я могу повести васъ другимъ путемъ, за которомъ мы встртимъ гораздо-меньше судовъ и людей, но за то мы должны будемъ употребить больше времени. Ршайте же сейчасъ, идти ли дальше или воротиться — я готовъ служить вамъ въ обоихъ случаяхъ’.

Антоніо де-Фаріа обнялъ и поблагодарилъ его того разъ, а потомъ принялся разсуждать съ нимъ о новомъ и боле-долгомъ пути. Симилау сообразилъ, что къ сверу, на сто сорокъ лигъ, есть рка, шириною около полулиги, которая называется Сумгепадао и населена гораздо-меньше, чмъ Нанкинскій-Заливъ, гд мы теперь находимся, а потому тамъ гораздо-безопасне идти, но за то нужно будетъ употребить на дорогу лишній мсяцъ, потому-что предстоитъ сдлать большой обходъ.

Антоніо де-Фаріа разсудилъ, что благоразумне пожертвовать мсяцемъ времени, чмъ жизнью всхъ васъ, и потому согласился на предложеніе Симилау и мы немедленно вышли изъ Нанкинскаго Залива и направились вдоль береговъ къ сверу. Черезъ пять дней, по благости Господа, мы увидли высокій горный хребетъ, Симилау сказалъ, что онъ называется Фанджусъ. Подойдя къ нему ближе, мы вскор вышли на прекрасный рейдъ, расположенный въ вид полукруга, закрытый отъ всхъ втровъ и такой просторный, что на немъ помстилось бы удобно тысячи дв судовъ.

Антоніо де-Фаріа съхалъ на берегъ, взявъ съ собою человкъ десять солдатъ, и обошелъ кругомъ всей губы, но не встртилъ ни одной живой души, у кого бы могъ разузнать о предстоявшемъ вамъ пути, это его значительно огорчило и онъ уже начиналъ раскаиваться, что пустился на такое отчаянное предпріятіе, не посовтовавшись ни съ кмъ, совершенно наобумъ. Возвратясь на судно, онъ сталъ при всхъ говоритъ Симилау объ этомъ путешествіи, которое мы длали какъ слпые, не имя на чемъ основаться.

Симилау отвчалъ ему: ‘Сеньйоръ капитанъ! Еслибъ я могъ оставить теб подъ залогъ какую-нибудь драгоцнность, которая бы стоила мн дороже моей бдной головы, то поврь, что я бы это сдлалъ. Я иду по теперешнему пути нашему съ такою увренностью, что не побоялся бы оставить въ Ліампоа заложниками тысячу сыновей, еслибъ они у меня была. Если ты боишься идти впередъ, слушая наговоры, которые твои товарищи безпрестанно шепчутъ теб на уши противъ меня, что я очень-хорошо вижу и понимаю, то скажи мн, чего ты хочешь? Теб говорятъ, что теперешній путь длинне того, который я общалъ въ Ліампоа, но разв я не объяснялъ причину этого? Успокойся лучше, не отступай отъ принятаго намренія и увидишь, какіе плоды вознаградятъ тебя за вс труды’.

Антоніо де-Фаріа дйствительно успокоился и сказалъ ему, что готовъ идти куда онъ его поведетъ, а что касается до ропота солдатъ, то вашего обращать вниманія на болтовню людей праздныхъ. Онъ общалъ, что они будутъ впередъ скромне, иначе онъ принудитъ ихъ молчать, и этимъ Симилау остался доволенъ.

Выйдя отсюда, мы шли еще тринадцать дней вдоль берега и прибыли въ заливъ Бушиналемъ, гд нашли климатъ уже прохладне, чмъ на прежнихъ якорныхъ стоянкахъ {Пинто говоритъ, что этотъ заливъ,на высот (т. е. въ широт) сорока-девяти градусовъ: это явная ошибка, которую можно приписать невжеству человка безъ всякаго образованія, а также скудости тогдашнихъ астрономическихъ средствъ. Прим. перев.}. Тамъ мы видли множество рыбъ и имй такихъ удивительныхъ и разнообразныхъ, что я боюсь говорить о нихъ. Симилау разсказывалъ о нихъ Антоніо де-Фаріи много чудесъ, а также о томъ, что здсь происходитъ по ночамъ въ ноябр, декабр и январ, въ бурную и дождливую погоду. Нкоторыя изъ этихъ явленій мы видли своими собственными глазами, а потому можетъ-статься, что онъ выдумывалъ не все, что разсказывалъ.

Видли мы тутъ большихъ рыбъ, наподобіе енотовъ, въ обхват сажени на три, и другихъ, похожихъ на большихъ ящерицъ, черно-зеленаго цвта, съ тремя рядами колючекъ на спин, колючки величиною съ стрлу, весьма-остроконечны, а внизу ладони въ три въ обхват, остальное тло у нихъ также въ колючкахъ, но не такихъ длинныхъ и толстыхъ. Рыбы эти по-временамъ съживаются, какъ жи, рыло у нихъ черное и острое, а зубы похожи на кабаньи клыки.— Симилау говорилъ, что Китайцы называютъ эту рыбу пучиссукок. Видли мы также другихъ рыбъ, черныхъ, преуродливыхъ и преогромныхъ: но я не хочу распространяться обо всемъ этомъ, потому-что завлекся бы слишкомъ-далеко, скажу только, что въ-продолженіе двухъ ночей, проведенныхъ нами здсь, мы не имли покоя отъ ящерицъ, катовъ, рыбъ и змй, да тюленей подъ берегомъ, которыхъ видла днемъ, потому-что все это плескалось, сопло, фыркало и шумло такъ, что я не могу выразятъ словами {Въ этихъ описаніяхъ Мендезъ Пинто пользуется, по-видимому, правомъ путешественниковъ, посщавшихъ отдаленныя и малоизвстныя страны: ‘A beau mentir qui vient de loin’, т. e. ‘хорошо тому лгать, кто пришелъ издалека’. Прим. перев.}.

Выйдя изъ залива Бушипалемъ, который ваши назвали Зминою-Ркой, мы прошли пятнадцать лигъ, и, по совту Симилау, стали на якорь въ другомъ залив, гораздо-прекраснйшемъ и боле-глубокомъ, называвшемся Калиндангъ, онъ по берегу тянется лигъ на шесть разстоянія, окруженъ высокими горами, поросшими густымъ лсомъ, и въ него впадаетъ четыре рки. Симилау сказалъ, что намъ прійдется идти по одной изъ нихъ, называющейся Паатебенанъ, и что, поднимаясь по ней, мы снова очутимся по близости Нанкинскаго-Залива, отъ котораго до-сихъ-поръ удалялись. Онъ убждалъ Антоніо де-Фарію не тревожиться предстоящими вамъ теперь трудами, общая привести все къ хорошему концу. На вопросъ долго ли намъ идти этою ркою, Симилау отвчалъ, что дней четырнадцать или пятнадцать, а потомъ, когда выйдемъ изъ нея, онъ общалъ, что приведетъ васъ черезъ пять дней къ острову Калемплуй, гд мы щедро вознаградимъ себя на вс труды, на которые теперь жалуемся.

Антоніо де-Фаріа обмялъ его, уврилъ въ своей дружб и примирилъ съ солдатами, которые на него ворчали и роптали. Потомъ, какъ намъ могла встртиться надобность въ военной сил, Антоніо де-Фаріа веллъ сдлать вс нужныя на такіе случая приготовленія, а падре Діого Лобато, священникъ нашъ, о которомъ я говорилъ выше, произнесъ краткую проповдь, въ которой убждалъ не унывать, не упадать духомъ, а спло, во имя Господа, идти и довершить начатое. Разумныя и краснорчивыя слова его подйствовала на насъ такъ, что мы вс ободрились и у всхъ явились новыя силы и новая твердость.

Посл этого мы благочестиво преклонились передъ образокъ Пречистой Двы и дали обтъ кончить безъ страха предпринятую экспедицію. Потомъ, поставивъ паруса какъ слдуетъ, мы вошли въ рку, по указанію Симилау, призывая со слезами помощь Господа, сдящаго одесную Предвчнаго Отца.

IV.

Продолжая путь вашъ подъ парусами и на веслахъ по изворотамъ рки, мы прибыли на другой день въ высокому горному хребту, съ котораго стекало иного ручьевъ и рчекъ, и который Симиліу назвалъ намъ Ботинафау. На берегу мы видли множество тигровъ, львовъ, носороговъ, леопардовъ и равныхъ другихъ хищныхъ зврей, которые скакали и гонялись за животными мене-сильными, какъ-то: оленина, свиньями, обезьянами, дикими козами и т. п. Они нисколько не пугались вашихъ криковъ и выстрловъ, какъ животныя, незнакомыя съ преслдованіями охотниковъ.

Шесть дней шли мы этими горами, по разстоянію отъ сорока до пятидесяти лигъ. Потомъ мы вошли въ другой горный хребетъ, не мене-дикій, называющійся Ганжитаноу. Дале земля была очень-гориста, безплодна и до того лсиста, что солнечные лучи наврное не могутъ ее согрвать. Страна эта, по словамъ Симилау, была необитаема на разстоянія девятидесяти лигъ, потому-что тутъ нтъ удобной для воздлыванія земли, только мстами, въ долинахъ, у подошвы горъ, живетъ дикое и безобразное племя, называемое Жигауги, которое существуетъ только охотою, да изрдка стъ рисъ, промниваемый ему китайскими купцами на звриныя шкуры, а мха эти въ большомъ употребленіи въ холодныхъ частяхъ Катая.

Антоніо де-Фаріа, удивленный подробностями, которыя разсказалъ ему Симилау объ этихъ дикихъ людяхъ и о безобразіи ихъ, попросилъ нашего путеводителя, чтобъ онъ доставилъ ему возможность хоть взглянуть на такого человка, увряя его, что желаетъ этого больше всхъ сокровищъ Китая. Симилау отвчалъ ему: ‘Вижу ясно, что это важно и для меня самого, потому-что тогда ты убдишься въ истин другихъ моихъ словъ и это зажметъ ротъ воркунамъ, которые толкаютъ другъ друга локтемъ когда я о чемъ-нибудь говорю, ты увидишь ихъ сколько хочешь, прежде чмъ зайдетъ солнце, но совтую теб не сходить на берегъ, какъ ты до-сихъ-поръ везд длалъ, чтобъ теб не приключилось бды: люди эти сильны и кровожадны, какъ лсные зври, которыхъ мясомъ и кровью они питаются, къ-тому же, они вроломны и часто убивали промышленниковъ, имвшихъ дерзость отваживаться въ ихъ лса’.

Идучи все впередъ въ дикихъ мстахъ, на веслахъ и подъ парусами, мы увлекались разнообразіемъ безпрестанно измнявшихся видовъ и продлками дикихъ животныхъ, показывавшихся на прибережь и между деревьями. Вдругъ, обогнувъ одинъ мысъ, мы увидли идущаго черезъ него безбородаго молодаго человка, который гналъ передъ собою шесть или семь коровъ. Симилау махнулъ ему платкомъ, онъ остановился и дождался подл самой воды, пока мы къ нему приближались, потомъ Симилау показалъ ему кусокъ зеленой тафты, которую по словамъ его дикари эти очень любятъ, и спросилъ его знаками, желаетъ ли онъ купить ее? Дикарь отвчалъ хриплымъ и непріятнымъ голосомъ: китеу парао фауфау, но никто не понялъ его словъ, ибо никто у насъ не умлъ говорить на этомъ язык.

Антоніо де-Фаріа веллъ дать ему нсколько локтей тафты и шесть кусковъ фарфора, чмъ онъ остался очень доволенъ и снова заговорилъ что-то мы своемъ непонятномъ язык, потомъ онъ показалъ рукою въ ту сторону, откуда вышелъ, и скрылся въ лсу, оставивъ своихъ коровъ.

Дикарь этотъ былъ одтъ въ тигровую шнуру, шерстью вверхъ, съ голыми руками и ногами, и открытою головой. Онъ держалъ въ правой рук шестъ, былъ довольно строенъ и высокъ ростомъ, жосткіе, всклоченные волосы его упадали ему за плечи. Черезъ четверть часа, онъ воротился съ живымъ оленемъ на плечахъ, въ сопровожденіи тринадцати человкъ восьми мужчинъ и пяти женщинъ, которые привели за собою три коровы за веревкахъ, привязавшихъ за рога, люди эти кривлялись и плясали, ударяя въ грубый тамбуринъ, хлопали въ ладоши и приговаривали: куръ, куръ, гинау фалемъ, рзкими и нестройными голосами.

Вс они, какъ мужчины, такъ и женщины, были одты одинаково, только женщины имли за рукахъ, выше локтей, толстые оловянные браслеты, да кром того волосы ихъ были длинне, чмъ у мужчинъ и убраны разными лсными цвтами, а на ше были надты ожерелья изъ большихъ красныхъ раковинъ, похожихъ за устрицы. Мужчины и женщины были вс большаго роста, дюжи, грубы въ движеніяхъ, съ толстыми губами, сплющенными носами и широкими ноздрями. Тлосложеніе ихъ было не очень безобразное, но вообще они не походили ни на одинъ народъ, виднный вашими мореплавателями и завоевателями.

Антоніо де-Фаріа веллъ дать имъ кучу разной фарфоровой дряни, кусокъ зеленой тафты и небольшой мшокъ перцу, вс они бросились за землю, поднявъ къ верху руки съ сжатыми кулаками и прокричали что-то непонятное, вроятно, изъявленіе своей благодарности. Они отдали намъ оленя и трехъ коровъ, и долго еще говорили вс разомъ своими грубыми и непріятными голосами. Посл этого мы бесдовали съ ними знаками, почти вовсе не понимая другъ друга, часа три, мы удивлялись и смялись глядя на насъ, а они глядя на насъ, и наконецъ они скрылись въ лсу, припрыгивая и припвая.

Оттуда мы прошли еще шесть дней вверхъ по рк и повременамъ видали другихъ дикарей, иногда совершенно нагихъ, но уже не останавливались для нихъ и не имли съ ними больше сообщенія. Пройдя эту землю, мы шли за веслахъ и подъ парусами еще семнадцать дней но совершенно-безлюднымъ мстамъ, только два раза, ночью намъ случалось видть огни далеко внутри земли. Наконецъ, черезъ этотъ промежутокъ времени, достигли мы по благости Господа Нанкинской-Рки {Судя по предъидушему описанію, то должна быть Желтая-Рка или Гоангъ-то, а не Янгъ-се-кіангъ, при которой находится городъ Нанкинъ. Прим. перев.}, какъ вамъ общалъ Симилау. Тутъ вс мы ободрились, въ надежд добраться дней черезъ пять или шесть до пли вашего плаванія.

Тогда Симилау посовтовалъ Антоніо де-Фаріи, чтобъ онъ остерегался больше всего за свт показывать Португальцевъ мстнымъ жителямъ, зная очень-хорошо, что еслибъ Китай мы васъ увидли, то сейчасъ бы подняли тревогу, ибо въ этихъ мстахъ иностранцы еще никогда не показывались, онъ совтовалъ также удаляться отъ береговъ, а держаться ближе въ середин, потому-что вдоль береговъ безпрестанно ходятъ взадъ и впередъ китайскія лорчи и лантеи. Вс вполн согласились съ его мнніемъ. Идучи шесть дней противъ теченія, мы увидли большой городъ Силеупаморъ, къ которому и направились, а часовъ около двухъ по полуночи вошли за рейдъ его, очень-хорошій, лиги дв въ окружности, гд стояло за якор множество судовъ: по соображеніи нкоторыхъ изъ нашихъ, ихъ тутъ было тысячъ около двухъ. Это напугало насъ до того, что мы поспшно поворотили назадъ, перешли къ другому берегу рки и продолжали идти впередъ вдоль обширной равнины, съ намреніемъ добыть себ провизіи гд окажется удобнымъ: мы уже терпли недостатокъ въ ней и цлыхъ тринадцать дней голодали, ибо выдавалось каждому человку не больше, какъ во три горсти риса, который мы варили въ вод и ли, не имя ничего другаго.

Въ такомъ скудномъ положенія пришли мы къ весьма-древнимъ строеніямъ, называвшимся Танамадель, гд съхали за берегъ до разсвта и вошли въ одинъ домъ недалеко отъ нихъ. Домъ этотъ, по благости Господа, былъ наполненъ большимъ изобиліемъ риса и бобовъ, кром того мы найми тамъ множество горшковъ съ медомъ, соленыхъ утокъ, сахарнаго тростника, лука и чеснока. Всмъ этимъ мы запаслись въ волю. Домъ этотъ, какъ намъ сказали, былъ амбаромъ богадльни, отстоявшей оттуда лиги на дв и устроенной нарочно для пилигримовъ, идущихъ на поклоненіе въ царскимъ гробницамъ.

Нагрузившись провизіей, мы возвратились за свои суда и продолжали идти еще семь дней, что все вмст составляло два съ половиною мсяца съ-тхъ-поръ, какъ мы отправились изъ Ліампоа. Въ это время Антоніо де-Фаріа потерялъ уже довріе къ Симилау и очень раскаявался въ томъ, что предпринялъ такое безконечное путешествіе, въ чемъ сознался публично передъ всми, ибо ясно было, что намъ оставалось только возложить все упованіе на Господа и вооружиться мужествомъ, благоразуміемъ и терпніемъ.

Однажды утромъ, онъ спросилъ Симилау, въ какихъ мы находимся странахъ и тотъ отвчалъ совершенно безтолково, какъ человкъ, сбившійся съ разсчета и потерявшій счисленіе, это разгнвало Антоніо де-Фаріа до того, что онъ выхватилъ кинжалъ и наврно закололъ бы нашего вожатаго на мст, еслибъ не вступились другіе и не остановили его. Когда прошелъ этотъ первый порывъ, онъ схватилъ за бороду Симилау и поклялся, что если черезъ трое сутокъ мы не будемъ у общаннаго острова, то онъ убьетъ его.

Симилау былъ этимъ до того испуганъ, что въ слдующую же ночь, когда мы стояли на якор подъ берегомъ, онъ потихоньку спустился за бортъ и уплылъ на берегъ, незамченный даже часовыми. Только передъ смною съ часовъ они спохватились, что онъ исчезъ. Антоніо де-Фаріа, когда ему объ этомъ сказали, совершенно вышелъ изъ себя, онъ убилъ обоихъ часовыхъ за ихъ нерадніе, а также и затмъ, чтобъ задать острастку другимъ, ибо въ это время начиналъ-было составляться заговоръ противъ него-самаго. Потомъ онъ похалъ на берегъ со многими солдатами и они до самаго утра искали везд Симинлау, но не нашли ни слда его, ни какой-либо живой души, которая могла бы сказать о немъ что-нибудь. Возвратясь на суда посл этихъ безполезныхъ поисковъ, они узнали, что изъ сорока-шести взятыхъ нами въ Ліампоа китайскихъ матросовъ, тридцать-два исчезло, боясь, вроятно, грозившихъ вамъ опасностей.

Антоніо де-Фаріа и вс бывшіе съ нимъ совершенно растерялись отъ этого новаго удара, всплеснувъ руками и воздвъ глаза въ небу, они не были въ силахъ произвести ни одного слова, а только слезы катились изъ ихъ главъ. Опомнясь, стали держать совтъ, какъ поступить въ такихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ? Сначала долго не могли ршить ничего, потому-что мннія были весьма-различны, но наконецъ остановились на томъ, чтобъ продолжать идти впередъ и стараться всячески захватить кого-нибудь изъ жителей какъ-можно-осторожне и скрытне, и развдать, далеко ли до острова Калемплуй, и такъ ли легко имъ овладть, какъ уврялъ Симилау: тогда, судя по тому, что мы узнаемъ, можно будетъ видть, идти ли намъ впередъ, воротиться, пускаясь по теченію потока и держась самой середины его, до моря.

Ршившись такимъ-образомъ, мы продолжали путь не безъ страха, потому-что вс мы отчаивались воротиться отсюда цлыми и невредимыми, и у всхъ была передъ глазами врная смерть. Въ слдующую ночь, посл смны полуночной вахты, увидли мы у себя передъ носомъ, на середин рки, стоявшую на якор большую лодку. Мы пристали къ ней потихоньку, взошли за нее безъ шума и захватили бывшихъ за ней пятерыхъ спящихъ Китайцевъ. Антоніо де-Фаріа, перевезя ихъ къ себ, принялся разспрашивать каждаго во одиначк, и вс отвчали, что мсто, гд мы находимся, называется Танкилемъ и что отсюда только десять лигъ до острова, цли нашихъ стремленій, вообще, на вс вопросы, касавшіеся нашей безопасности, мы получали отъ всхъ одни и т же удовлетворительные отвты, чмъ Антоніо де-Фаріа и вс мы остались довольны, и вс сожалли, что такъ дурно поступили съ Симилау, безъ котораго вамъ бы ничего нельзя было сдлать.

Мы взяли съ собою этихъ пятерыхъ Китайцевъ и посадили ихъ въ весла, потому-что людей у васъ было мало, и прошли еще двое съ половиною сутокъ тмъ же путемъ. Наконецъ, по благости Господа, обогнувъ одинъ мысъ Гинайтарао, мы увидли островъ Калемплуй, котораго искали восемьдесятъ три дня съ трудами, опасеніями и тревогами, какія не всякому прійдется испытать.

Обогнувъ, какъ я сказалъ, мысъ Гинайтарао, мы увидли передъ собою лигахъ въ двухъ низменный островъ, находящійся по средин рки и, повидимому, имвшій въ окружности не мене лиги. Антоніо де-Фаріа приближался къ нему со страхомъ, не зная, чмъ нашей экспедиціи суждено кончиться, а мы подошли туда часовъ около трехъ ночи, на разстояніи выстрла изъ лука.

Когда начало разсвтать, мы стали совтоваться, какъ поступить, потому, что вс были уврены, что такое огромное зданіе, въ которомъ хранились невроятныя сокровища, не могло оставаться безъ сильной и бдительной стражи. Поспоривъ и потолковавъ между собою, ршили, наконецъ, обойдти вокругъ острова съ величайшею осторожностію и осмотрть его со всхъ сторонъ, чтобъ знать наврное, гд можно будетъ пристать и съ какого рода препятствіями намъ прійдется бороться.

Мы тотчасъ же, безъ шума, снялись снова съ якоря и обошли вокругъ острова, близехонько отъ берега. Весь онъ окруженъ стною изъ тесаной яшмы въ двадцать-шесть ладоней вышины, каждый камень отдланъ и положенъ такъ правильно, что вся стна казалась составленною изъ одного куска, чмъ вс мы были изумлены до крайности, потому-что никому изъ насъ не случалось видть ничего подобнаго ни въ Индіи, ни въ другихъ мстахъ. Стна эта поднималась отъ самаго дна рки, такъ-что подъ водою было ея наврно также не меньше, какъ на другихъ двадцать-шесть ладоней. Вершина ея, устроенная въ вид террассы, была окружена закраиною изъ того же тесанаго камня, походившею на веревку, толщиною съ боченокъ. Закраина эта служила основаніемъ крученой ршетк изъ желтой мди, которая на каждыхъ шести саженяхъ разстоянія окружала четыреугольники, имвшіе въ середин по пьедесталу изъ такой же мди, а на пьедесталахъ стояла истуканы-женщины, каждая съ шаромъ въ рук. Мы никакъ не могли понять, что бы это означало.

За ршетками, во внутрь тянулся рядъ безчисленнаго множества чугунныхъ чудовищъ, которыя подавали другъ другу руку, какъ-будто въ пляск, и окружали такимъ образомъ весь островъ, а онъ, какъ я уже сказывалъ, былъ около лиги въ окружности.

За чудовищами былъ рядъ арокъ самой богатйшей работы, на которыя мы смотрли съ восхищеніемъ, а за ними, дале во внутрь, была роща, состоявшая изъ однихъ только апельсинныхъ деревьевъ карликовой породы. Посреди этой рощи были расположены триста-шестьдесятъ часовенъ, посвященныхъ божествамъ года, о которыхъ эти язычники разсказываютъ удивительныя басни въ оправданіе своей слпоты.

На четверть лиги отъ часовенъ, на возвышеніи, поднимавшемся съ восточной стороны, красовалось семь фасадовъ строеній, похожихъ на храмы, съ высокими башнями, раззолоченныхъ сверху до низу самымъ затйливымъ образомъ, по фигур башенъ, ихъ должно было счесть колокольнями. Зданія были окружены двумя рядами арокъ, раззолоченныхъ какъ и все остальное, что дало вамъ идею о необычайномъ великолпіи итого монастыря.

Разсмотрвъ снаружи сколько можно было этотъ чудный островъ, Антоніо де-Фаріа ршился съхать за берегъ, и добыть языка въ которой-нибудь изъ часовенъ. Тогда уже совершенно наступила ночь. Оставивъ на судахъ нужное для ихъ охраненія число людей и поручивъ ихъ падре Діого Лобато, человку разумному и осторожному, Антоніо де-Фаріа взялъ съ собою сорокъ солдатъ и двадцать матросовъ и невольниковъ, вооруженныхъ пищалями и холоднымъ оружіемъ, да захваченныхъ наканун пятерыхъ Китайцевъ, знавшихъ мстность, и вышелъ на берегъ безъ шума, съ величайшею осторожностію. Мы пристали къ одному изъ восьми входовъ, продланныхъ въ каменной стн, и направились потихоньку прямо сквозь апельсинную рощу къ первой часовн, которая намъ тутъ попалась, на разстояніи выстрловъ двухъ изъ пищали отъ мста, гд мы оставили свои суда.

Мы шли, наблюдая совершенное молчаніе и не безъ нкотораго страха, потому-что не знали, что насъ ждетъ впереди, у всхъ было на устахъ и въ сердц имя Господа Іисуса, къ которому мы втайн возсылали теплыя мольбы. Такимъ-образомъ приблизились мы къ небольшой площадк передъ часовнею, не встртивъ ни одной живой души. Антоніо де-Фаріа, шедшій впереди всхъ съ обнаженнымъ мечонъ въ рук, ощупалъ дверь, и убдившись, что она заперта извнутри, веллъ одному изъ Китайцевъ постучаться. Тотъ сдлалъ это два раза и мы услышали извнутри дряхлый голосъ, говорившій: ‘Да будетъ восхваленъ Творецъ, усыпавшій звздами красоту небесъ! Зайди съ другой стороны и отвори двери самъ’.

Китаецъ обошелъ часовню, и, войдя въ все боковою дверью, отворялъ ту, у которой стоялъ Антоніо де Фаріа. Мы вс ввалили къ часовню вслдъ за нашимъ начальниковъ и увидли въ ней старика, которому было, по-видимому, больше ста лтъ, одтаго въ длинную штофную рясу малиноваго цвта. Онъ казался человкомъ знатнымъ — мы посл узнали, что не ошиблись въ своей догадк — и упалъ на колни, дрожа всмъ тломъ и совершенно растерявшись отъ ужаса при вид-вооруженной толпы людей неизвстнаго ему племени.

Сначала онъ не могъ произвести ни одного слова, но потомъ, прійдя нсколько въ себя онъ обвелъ всхъ насъ спокойнымъ взглядомъ и спросилъ строгимъ голосомъ, что мы за люди? Антоніо де-Фаріа отвчалъ ему черезъ переводчика, что онъ изъ Сіама и капитанъ всхъ этихъ иностранцевъ, что, идучы съ товарищами въ портъ Ліампоа, онъ претерплъ крушеніе и спасся чуднымъ образомъ со всми людьми, которые теперь съ нимъ, а потому онъ далъ обтъ прійдти къ этой святой земл, чтобъ благодарить Бога за свое спасеніе, что онъ исполнилъ свой обтъ и проситъ старца дать ему и людямъ его какое-нибудь подаяніе, которое помогло бы ихъ нищет, общая возвратить черезъ три года вдвое больше того, что онъ теперь получатъ.

Гитикоу — такъ назывался жрецъ — выслушалъ все это и потомъ, подумавъ нсколько, отвчалъ: ‘Понялъ я твою рчь, понялъ также святотатственное намреніе твое, внушенное слпотою и корыстію, которое поведетъ тебя и твоихъ, какъ адскій кормчій, въ бездонную глубину озера ночи! Спрашиваю, чего ты надешься отъ небеснаго правосудія при послднемъ издыханіи жизни, если ты теперь, вмсто того, чтобъ благодаритъ Творца за оказанное теб милосердіе, какъ ты самъ сейчасъ говорилъ, пришелъ грабить Его достояніе? Отступись отъ своей проклятой цли, изгони помышленіе о такомъ неслыханномъ грх и тогда Богъ отвратитъ отъ тебя кару, которую ты заслуживаешь! Врь словамъ моимъ, потому-что я говорю истину.’

Антоніо де-Фаріа, притворившись, будто считаетъ совтъ его прекраснымъ, убдительно просилъ старика не сердиться, увряя, что ему нтъ никакого другаго способа къ пропитанію, но старый жрецъ, поднявъ глаза и руки къ небу, воскликнулъ со слезами: ‘Благословенъ Ты, Владыко, что терпишь на земл своей людей, которые ищутъ себ пропитаніе въ оскорбленіи Тебя, а не въ слав служить Твоему имени!’

Потомъ, помолчавъ немного и пораженный горестію отъ всего, что видлъ передъ глазами, онъ обратилъ вниманіе на шумъ, который мы подняли, открывая и разламывая ящики и гробы, тогда онъ снова обратился къ Антоніо де-Фаріа, стоявшему передъ нимъ, опершись обими руками на обнаженный мечъ, и просилъ его ссть подл себя и выслушать его. Антоніо де-Фаріа исполнялъ его просьбу съ большою учтивостію, сдлавъ намъ, между-прочимъ, знакъ, чтобъ мы продолжали свое дло, а мы въ это время вынимали серебро и золото, которое находили въ гробахъ вмст съ прахомъ и костями покойниковъ, чмъ старикъ-жрецъ былъ огорченъ до такой степени, что нсколько разъ падалъ въ обморокъ.

Видя, что тутъ помочь нечмъ, онъ сказалъ Антоніо де-Фаріи съ неописанною горестію: ‘Хочу указать теб, какъ человку разумному, какимъ ты кажешься, чмъ ты можешь заслужить прощеніе твоего теперешняго тяжкаго грха, чтобъ теб не погибнуть за вки при послднемъ издыханіи. Ты сказалъ мн, что одна только крайность вовлекла тебя въ преступленіе, которому нтъ мры, я что ты общаешь отдать черезъ три года то, что берешь теперь. Исполни же три дла: первое, возврати сюда всю сегодняшнюю добычу прежде, чмъ умрешь, чтобъ не лишиться всякой надежды на пощаду разгнваннаго верховнаго Владыки небесъ, второе, моли Его со слезами о помилованіи, потому-что теперешнее дло твое Ему несказанно противно, и карай свою плоть днемъ и ночью, наконецъ, третье, длись щедро пріобртеннымъ неправдою съ бдными, но длай это съ разборчивостію и благоразуміемъ, чтобъ рабъ вчной ночи не могъ обвинить тебя въ день великой расправы. Теперь же, для начала примиренія съ небесами, вели людямъ своимъ положить за мсто разбросанные и поруганные ими останки святыхъ, чтобъ они не валялись на земл’. Антоніо де-Фаріа общалъ со многими ласковыми словами исполнить все это и жрецъ нсколько успокоился, потомъ онъ началъ утшать его, увряя, что сильно раскаивается въ своемъ предпріятіи, но что не отъ него зависло отказаться, потому-что люди его — и это онъ сообщилъ ему за большую тайну — объявили, что убьютъ его, если онъ вздумаетъ возвратиться. Старикъ отвчалъ на это: ‘Молю Творца, чтобъ слова твои были неложны, потому-что тогда теб будетъ легче, чмъ этимъ служителямъ ночи, которые роются тутъ, какъ жадные псы, и которыхъ бы не насытило все серебро, какое есть на свт.’

Забравъ все, что стоило этого труда, мы ршились возвратиться, съ тмъ, чтобъ завтра наложить руки на другую часовню и такъ дале. Антоніо де-Фаріа, прощаясь съ жрецомъ, сталъ снова уврять его, что до крайности сожалетъ объ этой экспедиціи, которой беззаконіе постигъ вполн, поговоривъ съ нимъ, но что онъ не могъ отказаться отъ нея, потому-что жизнь его была въ безпрестанной опасности, но что теперь онъ ршился, лишь-только освободится отъ своихъ сподвижниковъ, провести жизнь въ пост и покаяніи, чтобъ искупить свое тяжкое преступленіе.

На это жрецъ отвчалъ: ‘Молю Владыку, царствующаго надъ красотою своихъ звздъ, чтобъ вина твоя не усилилась передъ Его глазами тмъ, что ты знаешь Его волю и понимаешь Его, какъ показываютъ твои слова, знай, что тотъ, кто понимаетъ это и длаетъ дурныя дла, несравненно виновне слпотствующаго и неразумнаго, которому невдніе можетъ еще нсколько служить извиненіемъ передъ Богомъ и свтомъ’. Тогда вмшался въ разговоръ одинъ изъ нашихъ, по имени Нуно Коельйо, и сказалъ жрецу, чтобъ онъ не приходилъ въ отчаяніе отъ потери такой малости, но тотъ возразилъ ему: ‘Гораздо-меньше этой малости боишься ты смерти, потому что проводишь жизнь свою въ такихъ же грязныхъ длахъ, какою грязною выйдетъ душа твоя изъ этой плотской одежды! Если теб нужно больше серебра, чтобъ утолить твою адскую ненасытную корысть, то знай, въ каждой изъ этихъ часовенъ найдется его столько же и даже больше, чмъ здсь. Чмъ больше грха ты возьмешь на свою черную душу, тмъ глубже и скоре опустится она въ адскія пропасти!’

Н но Коэльйо, желая его утшить, совтовалъ ему вооружиться терпніемъ, потому-что это повелваетъ Богъ въ своемъ закон, но жрецъ схватился обими руками за голову и, покачавъ ею разъ пять, отвчалъ: ‘Теперь я понимаю, что вижу и слышу такія вещи,какихъ бы я никогда не могъ себ вообразить — природную злобу и притворную добродтель, разбой и молитву. Велика слпота твоя, если ты проводишь жизнь въ дурныхъ длахъ, думая загладить ихъ хорошими словами!’

Сказавъ это, онъ отвернулся отъ него, и, обратясь къ Антоніо ло-Фаріи, сталъ упрашивать его съ поднятыми вверху руками, чтобъ онъ запретилъ нашимъ людямъ плевать на алтарь, потому-что такое оскверненіе для него мучительне, чмъ тысяча смертей. Антоніо де-Фаріа общалъ исполнить его просьбу и Гинтикоу нсколько поуспокоился.

Антоніо де-Фаріа ршился возвратиться на свои суда не теряя времени, но вспомнивъ, что ему нужно собрать нкоторыя важныя для насъ свднія, пріостановился и спросилъ у жреца, какіе люди живутъ во всхъ этихъ часовняхъ. Тотъ отвчалъ, что тутъ живетъ только триста-шестьдесятъ талагреповъ, т. е. жрецовъ, въ каждой по одному, а имъ прислуживаетъ сорокъ меншреповъ, которые доставляютъ для нихъ провизію и все нужное, да, кром того, ухаживаютъ за больными и слабыми На вопросъ, посщаютъ ли эти мста китайскіе государи, и въ какое время года, Гинтнкоу отвчалъ, что государь, какъ Сынъ Солнца, иметъ власть разршать грхи всмъ другимъ, но что его-самого ничто осуждать не можетъ. Антоніо де-Фаріа спросилъ тогда, есть ли у этихъ жрецовъ какое-нибудь оружіе и почему къ гробахъ серебро перемшало съ прахомъ покойниковъ? Старикъ-жрецъ отвчалъ на это, что оружія нтъ, потому-что т, которые ищутъ пути ка небо, нуждаются не въ оружіи для нанесенія ударовъ, а въ терпніи для перенесенія страданій, а деньги и серебро кладутся при погребеніи царей въ гробы ихъ за тмъ, чтобъ они посл, на лунномъ неб, употребляли ихъ на свои потребности. На вопросъ, есть ли у жрецовъ жены, старикъ отвчалъ, что т, которые желаютъ дать жизнь душ, не должны дозволять себ наслажденіи плоти, ибо ясно, что въ медовыхъ сотахъ родится пчела, жало которой больно уязвляетъ.

Посл всхъ этихъ разспросовъ и многихъ другихъ, Антоніо де-Фаріа обнялъ стараго жреца, наговорилъ ему много любезностей, и вс мы возвратились на свои суда съ твердою ршимостію наложить руки на завтра на другія часовни, гд, по слухамъ, было множество серебра и даже стояли идолы изъ литаго золота. Но грхи наши была причиной, что намъ не удалось достигнуть вполн цли, для которой мы такъ тяжко трудились къ-продолженіе двухъ съ половиною мсяцовъ, какъ я разскажу дальше

Возвратясь на суда, что было около часа молитвы Ave Maria, мы перешли на гребл къ другой сторон острова, и стали на якорь, на фальконетный выстрлъ отъ него, съ намреніемъ дождаться разсвта и тогда напасть на царскія гробницы. Это удалось бы наврно, еслибъ мы съумли распорядиться, или еслибъ Антоніо-де-Фаріа послушалъ совта нкоторыхъ, утверждавшихъ, что намъ слдовало бы изъ предосторожности взять съ собою стараго жреца. Къ-сожалнію, Антоніо де-Фаріа нашелъ это лишнимъ, говоря, что намъ нечего опасаться быть открытыми, ибо жрецъ былъ, во-первыхъ, старъ, а во-вторыхъ, ноги его до того опухли отъ подагры, что онъ не могъ даже стоять на нихъ.

Между-тмъ дло вышло напротивъ: Гитикоу, какъ мы посл узнали, не взирая на свое безсиліе, доползъ на рукахъ и на ногахъ до ближайшей часовни и разсказалъ жрецу ея все, что съ нимъ произошло, прося его дойдти до дома бонзовъ — такъ Китайцы называютъ своихъ монаховъ — и поднять тревогу, ибо самъ онъ не въ-силахъ былъ это сдлать, другой жрецъ исполнилъ его просьбу въ ту же минуту.

Вотъ отъ-чего мы увидли со своего якорнаго мста, въ часъ по полуночи, на верху большой пагоды царскихъ гробницъ множество огней, зажженныхъ какъ-будто въ род сигнала, на вопросъ нашимъ Китайцамъ, что бы это значило, они отвчали въ голосъ, что безъ всякаго сомннія мы узнаны, а потому намъ надобно сейчасъ же, не теряя ни минуты, уходить отсюда: иначе насъ всхъ убьютъ до одного. Объ этомъ неожиданномъ обстоятельств тотчасъ же дали знать Антоніо де-Фаріи, который тогда спалъ. Онъ выскочилъ на верхъ, взглянулъ на огни и веллъ немедленно выпускать канатъ и взяться за весла. Мы направились прямо къ острову, узнать чего именно намъ должно было бояться, и когда пристали къ берегу, услышали страшный шумъ, звонъ въ колокола и стукъ въ сковороды во всхъ часовняхъ, а по-временамъ и людской говоръ.

Китайцы наши увряли, что надобно уходить, чтобъ насъ не убили всхъ, но Антоніо де-Фаріа, не слушая ихъ, выскочилъ на берегъ съ шестью Португальцами, вооруженными мечами и щитами. Взбжавъ по ступенямъ на террассу, которою, какъ я уже говорилъ, весь островъ былъ окруженъ, они прошли по ней въ об стороны на порядочное разстояніе, не встртивъ ни одной живой души. Тогда Антоніо де-Фаріа воротился на суда, сильно разгоряченными сталъ совтоваться, что тутъ длать? Ему предлагали разныя мннія, но онъ ршительно не хотлъ съ ними согласиться, а какъ большая часть солдатъ упорно настаивала на томъ, что надобно уйдти, то Антоніо де-Фаріа, опасаясь возмущенія, общалъ исполнить ихъ желаніе, говоря однако, что честь обязываетъ его удостовриться напередъ, почему мы убгаемъ, и потому онъ проситъ у нихъ не больше получаса времени, ибо до разсвта еще далеко и онъ надется добыть языка немедленно.

Нкоторые хотли-было возражать и на это, но онъ ихъ не слушалъ: взялъ съ собою шестерыхъ, которые съ нимъ были прежде, и заставя напередъ остальныхъ поклясться надъ святымъ евангеліемъ, что они безъ него не уйдутъ, онъ углубился прямо въ середину апельсинной рощи. Пройдя больше чмъ на четыре выстрла изъ пищали, онъ услышалъ впереди звонъ колокола, и, направляясь по звуку, очутился наконецъ передъ часовнею, которая была гораздо-богаче и великолпне посщенной нами наканун.

Въ ней они нашли двухъ стариковъ, по-видимому однихъ лтъ, одтыхъ въ платье жрецовъ’, тотчасъ же, не давъ имъ опомниться, ихъ схватили обоихъ и увели, отъ-чего одинъ растерялся до того, что долго не могъ выговорить ни одного толковаго слова. Человка четыре нашихъ вошли потомъ въ часовню и сняли съ алтаря литаго серебрянаго идола препорядочной величины, съ золотою митрой на голов и колесомъ въ рук — никто изъ насъ не могъ понять что это означало — да кром того три тяжелыя серебряныя лампы, на предлинныхъ серебряныхъ же цпяхъ.

Антоніо де-Фаріа не далъ намъ времени хозяйничать тамъ дольше онъ веллъ немедленно тронуться въ обратный путь и мы поспшили къ своимъ судамъ, таща за собою захваченныхъ жрецовъ, которымъ изъ предосторожности связали руки.

Прійдя на суда, Антоніо де-Фаріа веллъ немедленно сняться съ якоря и мы начали спускаться внизъ по теченію рки, а самъ онъ принялся разспрашивать одного изъ плнниковъ, грозя ему смертью, если онъ осмлится солгать. Тотъ отвчалъ: ‘Правда, поздно ночью пришелъ одинъ святой человкъ, по имени Пилао Анжироо, къ дому царскихъ гробницъ и громко застучалъ въ двери, говоря: ‘О, несчастные, погруженные въ сонъ плоти! Вы, которые поклялись торжественно служить въ честь богини Амиды, слушайте, слушайте, слушайте несчастнаго, подобнаго которому никогда не родится другой! Знайте, что чужеземцы съ конца свта, съ длинными бородами и желзнымъ тломъ, вошли въ домъ двадцати-семи столбовъ, въ которомъ сметателемъ праха съ пола одинъ святой человкъ, разсказавшій мн объ этомъ бдствіи. Они разграбили сокровища священнныхъ гробницъ, разбросали по земл съ презрніемъ кости праведниковъ, оскверняя ихъ поганою и вонючею харкотиной, съ хохотомъ демоновъ, упорствующихъ въ первомъ грх. Они поклялись воротиться сюда за разсвт и убьютъ всхъ насъ, а потому или скрывайтесь, или призывайте на помощь кого можно, потому-что сами вы, служители вры, не умете проливать кровь!’ По этому призыву вс сбжались къ часовн и нашли у дверей ея мертвое тло святаго мужа, возвстившаго мн о вашихъ вчерашнихъ дяніяхъ. Тогда вс талагрепы и менигрепы зажгли огни, которые мы сейчасъ видли, и тотчасъ же послали гонцевъ въ города Корпилемъ и Фумбана, чтобъ оттуда съ величайшею поспшностью двинулись вс, кого только можно собрать, а также они должны были поднять тревогу между жителями всхъ сосднихъ селеній. Весь этотъ народъ движется сюда по нашему призыву и летлъ бы подобно соколамъ по воздуху, еслибъ было возможно. Насъ же ты лучше не убивай, а отпусти, ибо если убьешь, то совершишь грхъ несравненно-большій въ сравненіи съ тмъ, что ты уже сдлалъ. Знай, что милость Божія къ намъ очень-велика за покаяніе, въ которомъ мы провели всю жизнь, а за смерть нашу возстанутъ на тебя и твоихъ земля, воздухъ, втры, воды, люди, зври, рыбы, птицы, травы, растенія и все, созданное Творцомъ — все это будетъ вамъ вредить и язвить васъ безпощадно! ‘

Антоніо де-Фаріа выслушалъ его со вниманіемъ и ходилъ взадъ и впередъ, дергая себя за бороду и ударяя себя въ грудь кулаками съ досады, что своею опрометчивостью выпустилъ изъ рукъ такую великолпную добычу.

Семь дней шли мы по середин рки къ Нанкинскому-Заливу, по теченію, и подавались впередъ очень-быстро, но вс мы были недовольны и огорчены, такъ-что никто не могъ сказать умнаго слова. Такимъ-образомъ пришли мы къ одному селенію Сусокеримъ, и какъ насъ тамъ никто не зналъ и никто не могъ догадываться откуда мы, то Антоніо де-Фаріа ршался стать за якорь.

Добывъ себ кое-какъ провизіи и разузнавъ разными хитростями о пути, которымъ намъ слдовало идти, мы снялись въ два часа и вошли въ одинъ рукавъ рки, по которому ходитъ не такъ много судовъ и лодокъ, и который называется Шалингеу. По немъ мы плыли еще девять дней, пройдя сто-сорокъ лигъ разстоянія, и снова вошли въ Нанкинскую-Рку, не дале какъ лигахъ въ десяти или двнадцати отъ моря.

Тутъ мы боролись цлыхъ тринадцать дней съ восточными втрами, лавируя съ весьма-малымъ выигрышемъ, утомленные безпрестанною работой и опасеніями, и страдая отъ недостатка въ провизіи. Когда мы вышли въ море и находились въ виду рудниковъ Коншинакоу, въ насъ ударилъ съ юга страшнйшій втръ, которые Китайцы называютъ туфангомъ {Тай-фонги или тифоны — ураганы Китайскаго, Желтаго и Японскаго Морей. Тай-фомъ значитъ весьма-крпкій втръ.}, съ такими порывами, дождемъ и грозою, что онъ казался совершенно сверхъестественнымъ. Суда наши были гребныя, не велики, низки на вод, легкой постройки и съ малымъ числомъ матросовъ, а потому положеніе наше сдлалось до такой степени бдственнымъ, что, отчаяваясь выдержать эту бурю въ мор, мы направились къ берегу, предпочитая быть лучше выброшенными на камни, чмъ потонуть.

Но и это не удалось: втръ вдругъ перешелъ къ сверо-сверо-западу, волненіе превратилось въ страшную толчею и мы лишились послдней слабой надежды на спасеніе. Тогда мы принялись выбрасывать за бортъ все, что попадалось подъ руки, не жаля даже ни остатковъ провизіи, ни ящиковъ съ серебромъ, потомъ срубили мачты, ибо въ это время на судахъ открылась уже сильная течь, и такимъ-образомъ мы неслись, не зная куда, до полуночи, по произволу бури.

Вдругъ раздался на паноур Антоніо де-Фаріи — я былъ тогда на другой — ужасный, отчаянный крикъ: ‘Господи, умилосердись!’ Мы вообразили, что они гибнутъ и, приблизясь къ нимъ, хотя мы находились очень недалеко другъ отъ друга, испустили такой же крикъ, но намъ никто не отвчалъ, и мы ясно поняли, что они потонули. Это поразило всхъ насъ до крайности и въ-продолженіе цлаго часа ни одинъ человкъ не могъ выговорить разумнаго слова.

Такимъ-образомъ провели мы тяжкую, мучительную ночь. За часъ до разсвта у насъ вдругъ течь усилилась до того, что въ трюм вода разомъ прибыла на восемь ладоней и мы ясно увидли волю Господа, повелвшаго настать концу нашей жизни и трудовъ.

Когда разсвло совершенно, мы смотрли во вс стороны, но нигд не было видно и слда паноуры Антоніо де-Фаріи: это погрузило насъ въ совершенное уныніе, вс упали духомъ и сдлались неспособными ни къ чему. Такое убійственное положеніе продолжалось часовъ до десяти и я не берусь выразить словами страха и тоски, которыми вс мы мучились. Наконецъ, паноуру нашу, до половины залитую водою, бросило огромнымъ валомъ на каменистый мысъ и съ одного удара разбило въ куски. На верхушк вала мы едва успли крикнуть: ‘Господи, помилуй насъ!’ а черезъ мгновеніе, изъ двадцати-пяти Португальцевъ, насъ уцлло только четырнадцать, остальные одиннадцать, вмст съ восемнадцатью христіанскими матросами и семью Китайцами, погибли.

Это ужасное крушеніе произошло въ понедльникъ 5 августа 1542 года, за что да будетъ имя Господа благословенно во вки вковъ!

II.

Мы, четырнадцать Португальцевъ, спасенные неизреченнымъ милосердіемъ Господа Іисуса Христа, провели весь этотъ день и слдующую ночь, оплакивая свое бдствіе, въ самомъ горестномъ положеніи и не зная на что ршиться, ибо земля была гориста и безплодна, и мы не видали живой души, у которой можно было бы спросить добраго совта.

Потолковавъ между собою о томъ, что намъ длать, мы ршили наконецъ, что лучше всего углубиться во внутрь земли, ибо рано или поздно, близко или далеко, а все мы должны же были наткнуться на людей, которые взяли бы насъ хоть въ невольники, но прокормили бы по-крайней-мр до-тхъ-поръ, пока Господу не будетъ угодно кончить нашу жизнь и наши страданія.

Съ такою ршимостью мы направились сначала вдоль одного горнаго хребта и, пройдя лигъ шесть или семь, увидли по другую сторону огромное пространство воды, такъ-что за нею не было замтно никакого слда берега. Это заставило насъ воротиться къ мсту крушенія, куда мы добрались около солнечнаго заката. На взморь мы увидли тла многихъ изъ нашихъ несчастныхъ товарищей, выброшенныя на камни волнами. Мы горько поплакали надъ трупами, и на другой день похоронили ихъ въ песк, чтобъ они не были съдены тиграми, которыхъ въ этой земл водится премножество.

Въ такомъ горестномъ занятіи провели мы большую часть дня: труповъ было тридцать-шесть и запахъ отъ нихъ былъ нестерпимый, потому-что они уже значительно сгнили, да къ-тому же у насъ не было ни лопатъ, ни чего другаго, и мы должны были рыть могилы руками — словомъ, надъ каждымъ покойникомъ мы работала по-крайней-мр по получасу.

Похоронивъ товарищей, мы вошла въ болото, гд пробыли почти до утра, въ безпрестанномъ страх набга тигровъ, а потомъ направились къ сверу, черезъ такіе густые лса и кустарники, что пробирались сквозь нихъ съ величайшимъ трудомъ. Такимъ-образомъ шли мы трое сутокъ, не видавъ никого, и наконецъ очутились подл рчки, очень-быстрой и глубокой. Мы ршились переправиться черезъ нее вплавь, но первые, которые бросились въ воду — три Португальца и слуга — разслабленные голодомъ и усталостью, утонули въ нашихъ глазахъ, не доплывъ до середины рки. Португальцы эти были все люди храбрые и всми уважаемые, два брата Бельчіоръ Барбоза и Гаспаръ Барбоза, а третій былъ Франсиско Боржесъ Кайеро.

Мы, остальные, одиннадцать Португальцевъ да три матроса, видя горькую участь погибшихъ товарищей, и чувствуя, что съ каждымъ часомъ силы наши ослабваютъ боле-и-боле, принялись плакать надъ тмъ, чему сейчасъ были свидтелями и надъ тмъ, что ожидало насъ впереди.

Такимъ-образомъ прошла темная и тяжкая ночь съ дождями, втрами, холодомъ, плачемъ и стономъ. До разсвта, по благости Господа, мы увидли въ восточной сторон, довольно-далеко, большой огонь. Когда разсвло, мы направились туда, гд по нашему соображенію должно было находиться мсто огня, поручая себя Господу всемогущему, на котораго возлагали свою единственную надежду.

Идучи вдоль рки, въ чемъ прошелъ почти весь день, мы очутились передъ грудою дровъ, которыя пять человкъ пережигали въ уголь. Подойдя къ нимъ, мы бросились на колни и умоляли ихъ именемъ Бога указать намъ какое-нибудь селеніе, гд бы мы могли найдти отраду нашимъ страданіямъ. Одинъ изъ угольщиковъ отвчалъ намъ: ‘Вижу, что вы умираете съ голода, но вижу также, что васъ столько, что мшковъ нашихъ не достанетъ для прикрытія вашей наготы, по Богъ наградитъ насъ, если мы отдадимъ вамъ малое количество риса, которое взяли себ на ужинъ. шьте его и запейте водою, а завтра пойдете въ деревню, которая тамъ, подальше, и тамъ вы найдете домъ, гд обыкновенно отдыхаютъ и освжаются т, кому приходится идти по этой дорог, а если у васъ станетъ силъ, то вы сдлаете еще лучше, если подкрпившись пойдете туда теперь же’.

Мы поблагодарили ихъ преусердно за радушное подаяніе и за добрый совтъ, взяли предлагаемый рисъ, котораго было очень-мало, такъ-что на каждаго изъ насъ пришлось по весьма-умренной пригоршн, распростились съ этими добрыми людьми и пошли по указанной ими дорог со всею поспшностью, къ какой при разслабленіи своемъ были способны. Мы пришли въ деревню около часа по-полуночи и нашли въ маленькой гостинниц ея четырехъ человкъ, которымъ она принадлежала и которые накормили насъ и обошлись съ нами очень радушно.

На другое утро они принялись насъ разспрашивать, что мы за люди и какимъ-образомъ очутились здсь въ такомъ положеніи.Мы отвчали, что мы чужеземцы, урожденцы Сіама, и что идучи изъ порта Ллампоа къ нанкинскимъ рыбнымъ промысламъ на большой лорч, потерпли недавно крушеніе, отъ котораго уцлли только мы, которыхъ они видятъ въ такомъ горестномъ положеніи, а все имущество и большая часть товарищей погибли. На вопросы ихъ о томъ, что мы намрены съ собою длать и куда теперь идемъ, мы отвчали, что думаемъ добраться напередъ до Нанкина, а потомъ, нанявшись гребцами на лантеяхъ, отправиться въ Кантонъ или въ Комгій, гд соотечественники наши производятъ торговлю съ позволенія сына Солнца, внчаннаго льва, возсдающаго на престол вселенной. Потомъ мы убдительно умоляли ихъ, чтобъ они позволили намъ прожить въ этомъ дом пока мы выздоровемъ и укрпимся для дальнйшаго пути, а также мы упрашивали ихъ, чтобъ они дали вамъ какую-нибудь одежду для прикрытія нашей наготы.

На это вс четверо сказали намъ: конечно, вамъ бы должно дать чмъ одть ваши истощенныя тла, за которыя вы просите съ такими слезами, но домъ нашъ теперь очень-бденъ и мы не въ состояніи снабдить васъ всмъ нужнымъ, не смотря на все наше желаніе — что мы сможемъ сдлать, то сдлаемъ’. Посл этого они повели насъ полунагихъ по всей деревн, въ которой было человкъ около пятидесяти жителей, все людей бдныхъ, кормившихся своими трудами. Такимъ-образомъ набрали подаянія таэла два деньгами, полмшка риса, нсколько муки, луку, бобовъ, да кой-какого стараго платья, а въ самой гостинниц намъ дали еще два серебряныхъ таэла, но объявили, что мы не можемъ здсь долго жить, ибо по уставу добродтельныхъ людей, учредившихъ это заведеніе, бднымъ позволяется жить здсь не дольше, какъ отъ трехъ до пяти дней, за исключеніемъ только людей весьма-больныхъ или беременныхъ женщинъ, которымъ опасно оставаться безъ надзора и пособія. Они присовокупили въ утшеніе ваше, что въ трехъ лигахъ отсюда есть большое селеніе Силейжакау, съ богатою богадльней, въ которую принимаютъ всякаго рода бдныхъ, и что тамъ вылечатъ насъ гораздо-лучше, а для этого они дадутъ намъ письмо къ управляющему ею братству и подпишутъ его вс четверо…

Мы снова поблагодарили ихъ со слезами за такое участіе, говоря, что они длаютъ это изъ любви къ Богу. Одинъ изъ нихъ, старикъ очень почтенный, отвчалъ намъ: ‘Правду говорите вы, что мы длаемъ это для Бога, а не для свта. Богъ и свтъ всегда и во всемъ различны одинъ отъ другаго: свтъ любитъ богатыхъ, а Богъ другъ бдныхъ и немощныхъ, свтъ мстителенъ, а Богъ терпливъ, свтъ очень-золъ, а Богъ очень-добръ, свтъ прожорливъ, а Богъ воздерженъ, свтъ ропщетъ и убійствуетъ, а Богъ кротокъ и милосердъ, свтъ коваренъ и пути его кривы, а Богъ правдивъ, свтъ корыстенъ, скупъ и развратенъ, а Богъ щедръ и чистъ, чище свта своихъ звздъ, которыя мы видимъ, и тхъ, которыя еще дальше и не видны нашимъ глазамъ, свтъ перемнчивъ и превратенъ въ лживомъ дыму своей суеты, а Богъ постояненъ въ своей истин и награждаетъ чистыхъ сердцемъ и добрыхъ, свтъ втренъ и невжественъ, а Богъ есть чистая мудрость всей истины. Вотъ почему, друзья мои, не смотря на ваше теперешнее бдствіе, надйтесь на него и не отчаивайтесь: Онъ не оставитъ васъ, если вы его не прогнваете дурными длами, хотя слпцы свта и увряютъ въ противномъ, упорствуя въ своемъ дерзкомъ невріи’.

Съ этими словами онъ вручилъ намъ письмо къ завдывающимъ богадельнею. Мы, простившись съ нимъ и его товарищами, поблагодаривъ ихъ премного за пособіе, отправились въ путь около полдня и пришли за часъ или два до солнечнаго заката къ дому ‘Отдыха Бдныхъ’, какъ Китайцы называютъ заведенія, извстныя у насъ подъ именемъ богаделень. Тамъ мы вручили принесенное письмо танигорамъ, которые сидли вс вмст за столомъ и разсуждали о длахъ бдныхъ, его приняли весьма-чинно и церемонно и передали для прочтенія писцу, который тотчасъ же всталъ и прочиталъ его во всеуслышаніе. Вотъ, что было сказано въ этомъ письм:

‘Мы, бднйшіе изъ бдныхъ, недостойные служить Владык, котораго творенія такъ дивны, какъ свидтельствуютъ звзды небесныя въ самыя темныя ночи — мы, избранные ‘наслдовать умершимъ предшественникамъ своимъ въ дом его Буатендоо, который въ деревн Катигорау, просимъ съ почтеніемъ ваши смиренныя особы, допущенныя служить Великому Творцу, чтобъ вы оказали помощь и милосердіе этимъ четырнадцати чужеземцамъ, одиннадцати блымъ и тремъ темнолицымъ. Нагота и крайняя бдность ихъ покажутъ глазамъ вашимъ, что мы просимъ о нихъ не безъ причины, они потеряли все свое имущество въ бурныхъ водахъ моря, управляемыхъ могучею рукою Творца, который часто показываетъ людямъ, въ святомъ своемъ правосудіи, какъ они должны бояться его суда, когда на нихъ направленны его разгнванные взоры’.

Выслушавъ чтеніе письма, танигоры велли отвести насъ въ чистый покой, гд поставили четырнадцать опрятныхъ кроватей, столъ и множество стульевъ. Намъ принесли хорошую пищу, и мы, поужинавъ, легли спать.

На слдующее утро пришелъ секретарь и спросилъ насъ отъ имени старшинъ, что мы за люди, какого народа, гд потерпли крушеніе, и о многомъ въ томъ же род, на что мы отвчали, какъ и въ той деревн, чтобъ они не подозрвали насъ во лжи. Потомъ онъ спросилъ, какія у насъ намренія на будущее время и мы сказали, что прежде всего желаемъ выздоровть въ этомъ дом, если намъ это дозволятъ, ибо вс мы такъ больны и истощены, что не въ силахъ пуститься ни въ какой дальнйшій путь. Секретарь отвчалъ, что желаніе наше исполнится, ибо заведеніе это учреждено для служенія Богу, и мы со слезами благодарили его въ такихъ хорошихъ выраженіяхъ, что онъ и самъ прослезился.

Посл этого онъ веллъ прійдти врачу, которому сказалъ, чтобъ онъ вылечилъ насъ какъ-можно-лучше, и записалъ наши имена въ книгу, которую вс мы подписали, чего онъ требовалъ для соблюденія порядка, заведеннаго въ ихъ дом, говоря, что это нужно для счета расходовъ, которые для насъ будутъ сдланы.

III.

Проживъ восьмнадцать дней въ этой богадельн, гд насъ снабжали въ изобиліи всмъ нужнымъ и пеклись о насъ съ большою заботливостью, вс мы выздоровли по благости Господа совершенно. Собравшись съ силами, мы отправились отсюда къ одной деревн, называвшейся Сузоанганеи и отдаленной на пять лигъ отъ Силейжакау, туда мы пришли около солнечнаго заката, значительно усталые, и услись у фонтана, не доходя немного до! домовъ, гд отдыхали довольно долго, размышляя о томъ, куда намъ идти посл.

Нкоторые изъ жителей выходили въ это время за водою, увидя насъ, они не смли приблизиться къ колодцу и возвращались съ пустыми кувшинами, разсказывая въ деревн неожиданную новость. Тогда вышли изъ своихъ домовъ многіе другіе, поспшно подбгали къ намъ и смотрли на насъ съ большимъ удивленіемъ и любопытствомъ, ибо они въ жизнь свою не видали такихъ людей, какъ мы. Потомъ, поспоривъ между собою довольно долго и громко, они выслали къ намъ одну предревнюю старуху спросить, кто мы и что длаемъ у Фонтана, котораго вода служитъ имъ питьемъ?

Мы отвчали, что мы бдные чужестранцы изъ Сіама, претерпвшіе крушеніе, отъ котораго Богу угодно было насъ спасти. На это она возразила’. ‘Чего же вы отъ насъ хотите? У насъ нтъ дома ‘Отдыха Бдныхъ’, гд бы васъ кормили и держали даромъ’.Тогда одинъ изъ нашихъ отвчалъ ей, что Богъ, на котораго мы возлагаемъ всю свою надежду, врно тронетъ своею могучею рукою ихъ сердца, и они сжалятся надъ нашею бдностью, а что мы ршились добраться до города Нанкина, а оттуда, нанявшись гребцами на какую-нибудь купеческую лантею, идти въ Кантонъ или Комгай, гд бываетъ много джонокъ нашего народа.

‘Такъ подождите же здсь’, сказала она: ‘а я пойду къ этимъ людямъ, передамъ имъ ваши слова и возвращусь съ ихъ отвтомъ, тогда узнаете, чмъ они ршатъ вашу судьбу’.

Она ушла къ толп своихъ, которыхъ собралось уже больше ста человкъ и которые все продолжали спорить и разсуждать съ большимъ жаромъ. Черезъ нсколько минутъ отдлился оттуда человкъ, по-видимому духовный, одтый въ длинный штофный кафтанъ малиноваго цвта, что у нихъ означаетъ важную особу. Онъ несъ въ рук пукъ пшеничныхъ колосьевъ и, подойдя къ фонтану, подозвалъ насъ къ себ, мы поспшили повиноваться, съ поклонами и всми наружными знаками почтенія, на которые онъ не обратилъ, однако, вниманія, вроятно, потому-что видлъ, какъ мы бдны.

Потомъ, бросивъ въ воду вс колосья, онъ приказалъ намъ опустить въ нее руки, что мы тотчасъ же сдлали, считая это необходимымъ для сохраненія дружбы и согласія, въ которыхъ хотли жить съ этими людьми. Тогда онъ сказалъ: ‘Святою клятвой, которую вы теперь мн даете надъ этими двумя веществами, хлбомъ и водою, созданными верховнымъ Творцомъ всего для жизни рожденныхъ на свтъ, убждаю васъ! Говорите, правда ли то, что вы сейчасъ разсказали этой старой женщин? Если правда, мы пріймемъ васъ къ себ, сообразно закону милосердія, данному намъ Богомъ, который повелваетъ помогать бднымъ и страждущимъ, если нтъ, то именемъ Его приказываю вамъ: уходите отсюда немедленно, подъ опасеніемъ быть изъязвленными и измолотыми на зубахъ всепожирающаго змя, который обитаетъ въ глубин бездоннаго жилища дыма!’

Мы отвчали въ голосъ, что сказали совершенную истину, чмъ онъ остался доволенъ и веллъ намъ слдовать за собою, уговаривая не робть и не бояться ничего, ибо теперь мы подъ его покровительствомъ. Подойдя къ своимъ, онъ объявилъ имъ, что даетъ имъ позволеніе дать намъ милостыню. Насъ тотчасъ же повели въ деревню и накормили подъ навсомъ пагбды, посл чего принесли дв цыновки, на которыхъ мы проспали эту ночь. На другое утро мы пошли по всему селенію, отъ дома къ дому, просить подаянія, котораго собрали такимъ образомъ таэла на четыре серебра, чмъ купили себ то, въ чемъ больше всего нуждались.

Отсюда мы пошли въ другое селеніе, Шіангуулеи, отстоявшее на дв лиги отъ того. Мы надялись дойдти такимъ-образомъ мало-по малу до города Нанкина, до котораго оставалось еще сто-сорокъ лигъ, разсчитывая, что оттуда нетрудно будетъ попасть въ Кантонъ, гд жило много нашихъ по торговымъ дламъ.

Къ селенію мы пришли подъ вечеръ и расположились отдохнуть подъ однимъ деревомъ. Тамъ мы увидли трехъ мальчиковъ, пасшихъ стадо, которые, лишь только насъ разсмотрли, побжали со всхъ ногъ, крича, что было силы: воры, воры! Тотчасъ же прибжали жители, вооруженные пищалями и копьями, и принялись кричать въ свою очередь: науакарангуе, науакаратуе! т. е. ловите, ловите воровъ!

Съ этими криками они погнались за нами, ибо мы тогда побжали отъ нихъ’, они бросали въ насъ каменьями и ушибли и переранили всхъ насъ, да убили одного изъ нашихъ матросовъ до смерти, наконецъ, они перехватали насъ, связали намъ руки за спину и повели плнниками въ селеніе, Уд посл многихъ побоевъ и толчковъ насъ втолкнули въ какой-то прудъ съ заплесневлою водою, которая доходила намъ до пояса. Въ пруд было несметное множество піявокъ, которыя не давали намъ ни минуты покоя, но насъ продержали тамъ двое сутокъ, безъ пищи, не переставая осыпать побоями и оскорбленіями.

Наконецъ, къ-счастію нашему, пришелъ туда человкъ изъ Сузоанганби, откуда мы сами вышли, и услышавъ о томъ, что съ нами сдлали, уврилъ здшнихъ жителей съ величайшимъ трудомъ и подъ клятвою, что мы вовсе не воры, а несчастные чужеземцы, пострадавшіе отъ кораблекрушенія, и что они совершили большой грхъ, поступивъ съ нами такъ жестоко. Убжденія его были причиной, что насъ по благости Господа вывели изъ пруда, грязныхъ и замаранныхъ кровью, ибо піявки сосали насъ такъ усердно, что мы бы врно вс перемерли, еслибъ насъ продержали тамъ еще сутки. Мы отправились оттуда около заката солнца, огорченные, измученные и вс горько плакали о своихъ страданіяхъ.

Вскор пришли мы къ хижинамъ очень бднымъ, гд три человка выколачивали ленъ. Увидя насъ, они опрометью побжали въ лсокъ, покрывавшій вершину ближняго пригорка и оттуда кричали всмъ прохожимъ, чтобъ они насъ остерегались, потому-что мы воры. Мы, боясь приключенія, подобнаго тому, какое уже случилось съ нами, воротились, хотя наступила ночь, и пошли, сами не зная куда. Между-тмъ стемнло совершенно, и мы, блуждая наудачу подъ проливнымъ дождемъ, очутились наконецъ передъ загонами скота, гд провели ночь на груд навоза.

На разсвт мы принялись отъискивать дорогу, съ которой совершенно сбились. Когда солнце взошло, мы разсмотрли съ одного холма равнину, покрытую прекрасными деревьями, изъ среды которыхъ, подл рчки, возвышались богатые домы, со множествомъ башенокъ, украшенныхъ позолоченными флюгерами. Мы направились туда, съ именемъ Господа Іисуса на устахъ, и услись на краю бассейна фонтана, находившагося среди площадки передъ домами, въ ожиданіи не покажется ли кто-нибудь, ибо до-сихъ-поръ мы еще не видали ни одной живой души.

Такимъ-образомъ просидли мы довольно долго, не зная, что длать. Наконецъ показался, на доброй лошади, молодой человкъ лтъ семнадцати или восьмнадцати, въ сопровожденіи четырехъ пшихъ слугъ, изъ которыхъ одинъ несъ двухъ зайцевъ, другой пять ниватаровъ, похожихъ на фазановъ, третій кречета, а четвертый велъ на свор шесть или семь собакъ.

Молодой человкъ пріостановился, подъхавъ къ намъ, и спросилъ, кто мы и чего намъ нужно? Мы разсказали подробно всю исторію нашего бдствія и онъ, судя по выраженію его лица, когда онъ насъ слушалъ, сжалился надъ нами. Потомъ, поворотивъ лошадь, онъ похалъ во дворъ, сказавъ намъ напередъ: ‘Подождите, я сейчасъ пришлю все, что вамъ нужно и сдлаю это изъ любви къ тому, кто царствуетъ со славою и въ вчномъ великолпіи на высочайшемъ изъ всхъ небесъ.’

Черезъ нсколько минутъ онъ выслалъ къ намъ старуху, въ длинномъ плать и съ четками на ше, которая велла намъ слдовать за собою. Мы вошли на обширный дворъ, окруженный двумя этажами галерей или верандъ, наподобіе нашихъ монастырскихъ, стны галерей были расписаны изображеніями охоты и во многихъ мстахъ тутъ красовались женщины на лошадяхъ, съ соколомъ или кречетомъ на рук. Прямо передъ нами, надъ крыльцомъ, была арка, вся изъ рзваго дерева отличной работы, а изъ середины ея вислъ на серебряной цпи родъ гербоваго щита, на которомъ въ середин круга былъ нарисованъ человкъ, походившій скоре на черепаху головою внизъ, а ногами вверхъ, съ надписью, которая значила, какъ мы посл узнали: ‘все, что во мн, таково’.

Чудовище это олицетворяло свтъ и было нарисовано къ верху ногами за тмъ, чтобъ выразить, какъ свтъ лживъ и превратенъ, смыслъ надписи долженъ былъ также предостерегать тхъ, которые обращаютъ слишкомъ-много вниманія на судъ и толки свта.

Мы поднялись по широкимъ и спокойнымъ ступенямъ крыльца и вошли въ большой домъ, гд увидли женщину, по-видимому лтъ пятидесяти, сидвшую на возвышенной площадк, съ двумя прехорошенькими двушками по бокамъ, богато одтыми и съ нитками крупнаго жемчуга на ше, подл нихъ, на кровати, лежалъ пожилой человкъ, котораго обввала одна изъ двушекъ, и тутъ же былъ юноша, приказавшій позвать насъ. Подл площадки сидли за вышиваньемъ девять другихъ двушекъ, одтыхъ въ блыя и малиновыя штофныя платья.

Подойдя къ площадк, мы стали на колни и начали разсказывать со слезами на глазахъ исторію своихъ страданій, но старушка прервала насъ, говоря: ‘Довольно, довольно! мн больно видть ваши слезы: знаю, что вамъ нужно подаяніе.’ Тогда старикъ, лежавшій на кровати, подозвалъ насъ къ себ и спросилъ, нтъ ли между нами кого-нибудь, кто бы умлъ лечить отъ лихорадокъ? Обввавшая его двушка — то была дочь его — улыбнулась при этомъ вопрос и сказала: ‘Я думаю, что лучше напередъ подумать о томъ, какъ бы ихъ вылечить отъ голода, чмъ спрашивать о вещахъ, которымъ, вроятно, никто изъ нихъ не учился.’ Но мать остановила ее: ‘Ты всегда вмшиваешься тамъ, гд тебя не спрашиваютъ, скоро ли я отучу тебя отъ этой привычки?’ — ‘Отучите сперва отъ голода этихъ бдняковъ,’ отвчала дочь со смхомъ.

Тогда больной отецъ ея снова обратился къ намъ съ вопросами, кто мы, изъ какой земли и куда идемъ, на что мы отвчали какъ слдовало и разсказали о нашемъ крушеніи, о томъ, сколько погибло нашихъ товарищей и какъ мы не знаемъ на что ршиться.

Старикъ подумалъ немного и сказалъ, обратясь къ своему сыну: ‘Какъ ты думаешь о томъ, что сейчасъ слышалъ отъ этихъ чужестранцевъ? Помни же ихъ слова и благодари Бога за то, что ты родился отъ отца, который избавляетъ тебя отъ подобныхъ трудовъ и опасностей: это будетъ лучше, чмъ убивать свое время гоняясь за зайцами.’

Потомъ онъ веллъ накормить насъ тутъ же, при себ, и когда кушанье было принесено, сказалъ, чтобъ мы ли, что мы исполнили очень-охотно, а онъ, истощенный болзнію и постившійся отъ внутренняго разстройства, любовался нашимъ аппетитомъ. Но больше всего восхищались его дочери, которыя часто смялись со своимъ братомъ и шутили, видя, какъ мы беремъ пищу руками, потому-что во всемъ Кита дятъ не иначе, какъ двумя палочками въ род вилокъ.

Навшись досыта, мы помолились Богу, что старикъ замтилъ и что ему очень понравилось. Потомъ онъ веллъ намъ дать три куска льняной ткани и четыре таэла денегъ, и сказалъ, чтобъ мы переночевали здсь, потому-что поздно идти дальше. Мы поблагодарили его за все добро, какое онъ намъ сдлалъ, въ хорошихъ словахъ, и онъ, по-видимому, остался нами доволенъ, такъ же какъ его жена и дти.

IV.

На слдующее утро мы простились со своими ласковыми хозяевами и отправились къ селенію Финджиналоу, отстоявшему отсюда на четыре лиги. Тамъ мы пробыли трое сутокъ и потомъ продолжали идти отъ деревни до деревни, отъ селенія къ селенію, удаляясь отъ городовъ, чтобъ тамъ не попасть снова въ руки правосудія.

Такимъ-образомъ скитались мы два мсяца въ труд и бдности, и врно успли бы давнымъ-давно добраться до Нанкина, еслибъ имли проводника, но какъ мы не знали дороги, то заблуждались часто и перенесли много тяжкихъ испытаній. Наконецъ, мы пришли къ небольшой деревн, называвшейся Шаутиръ. Тамъ отправлялись въ то время великолпныя похороны, съ пышными погребальными церемоніями, одной весьма-богатой вдовы, которая лишила наслдства всхъ своихъ родственниковъ и оставила все имніе пагод или храму, гд ее похоронили. Насъ, какъ людей бдныхъ, пригласили, по китайскому обычаю, сть въ ея склеп, гд мы были угощаемы трое сутокъ, пока длились поминки. Посл этого намъ дали шесть таэловъ милостыни, съ просьбою, чтобъ мы въ своихъ молитвахъ не забывали о душ усопшей.

Отсюда мы пошли въ другое селеніе, Гинапалиръ, и потомъ продолжали скитаться еще два мсяца изъ мста въ мсто, пока не прибыли въ городокъ Тайпоръ. Тамъ, за грхи наши, находился въ то время чумбимъ, что у Китайцевъ въ род нашего президента судебной палаты, эти чиновники здятъ каждые три года по областямъ для освидтельствованія, хорошо ли длаютъ свое дло коррехидоры и мстные судьи.

Увидя насъ, просящихъ подаянія, онъ подозвалъ насъ къ себ и спросилъ въ присутствіи трехъ секретарей и множества народа, кто мы, какого народа и куда идемъ такимъ-образомъ? Мы отвчали ему то же самое, что и въ другихъ мстахъ, и онъ, выслушавъ, веллъ-было отпустить насъ, но тутъ подвернулся одинъ изъ его писцовъ и сказалъ, что насъ отпустить нельзя, потому-что мы бродяги и праздношатающіеся, и ему за это достанется въ столиц: въ-слдствіе чего онъ, какъ врный слуга, совтуетъ лучше запереть насъ въ надежное мсто, откуда мы бы не могли убжать.

Чумбимъ послушался этого проклятаго совта и послдовалъ ему со всею жестокостію, какой только можно было ожидать отъ неврнаго язычника. Тотчасъ же секретари составили судебный актъ, въ которомъ обвинили насъ въ небывалыхъ преступленіяхъ, подкрпивъ его ложными свидтельствами, и насъ заперли въ тсную тюрьму, съ колодками на ногахъ, кандалами на рукахъ и въ тяжелыхъ желзныхъ ошейникахъ. Въ тюрьм съ нами обходились очень-безчеловчно, мучили голодомъ и побоями, и продержали тяжкихъ двадцать-шесть дней, по истеченіи которыхъ ршено было отослать насъ для окончательнаго приговора къ чаэму или верховному судь Нанкина, потому-что чумбимъ ее имлъ права произносить смертные приговоры.

Двадцать-шесть дней, проведенныхъ въ этой грязной и душной тюрьм, показались намъ двадцатью-шестью тысячами годовъ, потому-что мы не видли конца своимъ страданіямъ и не знали чмъ ршится наша горькая участь. Одинъ изъ Португальцевъ, по имени Жоао Родригезъ Браво, умеръ изъденный вшами, и я не знаю, какимъ чудомъ мы спаслись отъ этой язвы.

Насъ вывели изъ тюрьмы утромъ, въ оковахъ, разслабленныхъ и больныхъ до того, что мы съ трудомъ могли говорить, и посадили на большую лодку человками съ тридцатью или сорока другихъ узниковъ, сужденныхъ за важныя преступленія и ожидавшихъ себ, такъ же какъ и мы, окончательнаго приговора въ Нанкин.

Нанкинъ считается вторымъ городомъ въ Кита и тамъ постоянно живетъ чаэмъ правосудія, то-есть, верховный сановникъ, въ род намстника или вице-короля. Онъ начальникъ палаты ста-двадцати жероземовъ и ферукуовъ, то-есть, совтниковъ уголовнаго суда и ревизоровъ всхъ гражданскихъ и криминальныхъ судовъ, на него нтъ аппеляціи и онъ не отвчаетъ ни передъ кмъ, кром одного только судилища, которое иметъ власть надъ самимъ государемъ, почему обращающійся къ нему обращается какъ-будто къ самому небу. Это судилище называется Столомъ Творца всхъ вещей и состоитъ изъ двадцатичетырехъ менигреповъ, то-есть, духовныхъ, которые ведутъ самую строгую жизнь, умерщвляютъ свою плоть больше капуциновъ и подвергаютъ себя такому покаянію, что будь они христіане, то отъ нихъ можно было бы ожидать многаго. Ихъ избираютъ въ это судилище когда они старе семидесяти лтъ, и съ разршенія верховныхъ духовныхъ особъ. Они такъ справедливы въ своихъ сужденіяхъ, что ни самые могущественные вельможи и сановники, ни даже самъ Сынъ Солнца не могутъ заставить ихъ уклониться на волосъ отъ того, что они считаютъ правымъ или неправымъ.

Отправясь въ лодк, какъ я уже сказалъ, мы прибыли передъ наступленіемъ ночи къ большому селенію Потимлу, въ тюрьм котораго насъ продержали девять дней по причин дождливой погоды, мшавшей идти дале. По истеченіи ихъ, насъ снова погрузили на лодку, и мы, поднимаясь цлыхъ семь дней вверхъ по теченію одной преширокой рки, прибыли, наконецъ, въ городъ Ванкинъ, гд насъ снова заперли въ тюрьму.

Тамъ мы пробыли цлыхъ полтора мсяца въ самомъ горестномъ положеніи, умирая отъ истощенія и только плача и возводя глаза къ небу. На первую же ночь съ насъ сняли всю одежду, не оставивъ намъ даже рубашки. Тюрьма эта была очень-велика — въ ней, какъ сказывали, заключалось больше четырехъ тысячъ человкъ — и отъ тсноты, грязи и сырости не было мста, гд бы можно было ссть, и не попасть на жертву несчетному множеству вшей и разныхъ наскомыхъ.

По прошествіи полуторыхъ мсяцевъ, анчаси длъ, то-есть, одинъ изъ двухъ судей, ршающихъ этого рода дла, прочиталъ донесеніе чумбина изъ Танаора, который сообщилъ о насъ самыя дурныя свднія, и, не вря нашему оправданію, не подкрпленному ничьимъ свидтельствомъ, приговорилъ: отхлестать насъ публично по задниц и отрзать большіе пальцы на рукахъ, чтобъ мы исправились впередъ въ своемъ поведеніи. Ршеніе это намъ прочитали въ тюрьм и тутъ же насъ отхлестали такъ безчеловчно, что вс мы были облиты кровью и два Португальца да одинъ слуга умерли черезъ три дня, а насъ осталось всего-на-вс девять человкъ.

Посл истязанія насъ перенесли полумертвыхъ въ одинъ домъ, который принадлежалъ къ тюремному зданію и служилъ больницей, гд въ то время лежало на кроватяхъ и на полу множество больныхъ и раненныхъ. Тамъ къ нашимъ язвамъ приложили разныя примочки и лекарства, чмъ нсколько облегчилась боль нашихъ истерзанныхъ ударами тлъ. За нами ухаживали все люди почтенные, которые у Китайцевъ составляютъ общество въ род нашихъ братій милосердія, а служатъ въ больниц по очереди, помсячно, изъ любви къ Богу, они озабочиваются, чтобъ больные были снабжены всмъ нужнымъ и содержались въ изобиліи и опрятности.

Черезъ одиннадцать дней пребыванія въ больниц мы уже чувствовали себя гораздо-лучше, но не могли подумать безъ слезъ, что намъ по судебному приговору отрубятъ еще пальцы. Тогда Господу угодно было, чтобъ вошли въ больницу два человка въ длинныхъ красныхъ атласныхъ одеждахъ и съ блыми жезлами, на подобіе скиптровъ, въ рукахъ. При вид ихъ вс больные закричали въ голосъ:

‘Вотъ идутъ съ Богомъ исполнители. Его длъ!’ А они отвчали, слегка помахавъ своими жезлами: ‘Да ниспошлетъ Онъ вамъ терпніе въ вашихъ страданіяхъ’.

Потомъ оба начали раздавать деньги и одежду тмъ, кто былъ къ нимъ поближе и, наконецъ, подошли къ намъ. Они привтствовали насъ, обнаружили жалость къ нашимъ слезамъ и спросили, кто мы такіе, изъ какой земли и за что были посажены въ тюрьму?

Мы отвчали, плача, что мы чужеземцы изъ Сіама, изъ страны, которая называется Малаккой, что мы были купцами, пользовались въ изобиліи благами земными, но идучи въ портъ Ліампоа съ товарами, потерпли крушеніе противъ острововъ Даміу, гд лишились всего и спасли только свои жалкія тла, что потомъ, прійдя въ селеніе Тайпоръ и прося тамъ милостыни, мы встртили чумбима правосудія, который веллъ насъ заковать безъ всякой причины, говоря, что мы воры и бродяги, и просимъ подаянія затмъ, чтобъ не работать, что посл того насъ перевезли въ оковахъ въ здшнюю тюрьму, гд мы страдали отъ голода и всякихъ гадостей полтора мсяца, и были приговорены къ ударамъ и отсченію пальцевъ, какъ воры, что первая половина приговора была уже исполнена, о чемъ они могутъ судить по состоянію, въ которомъ мы теперь находимся, но другая половина вроятно но заставитъ себя ждать. Мы умоляли ихъ, какъ людей, обрекшихъ себя на служеніе Богу, чтобъ они насъ не оставили и вступились за несчастныхъ, за которыхъ некому вступиться.

Они выслушали насъ съ большимъ вниманіемъ и потомъ, поднявъ глаза къ небу и преклонивъ колно, сказали: ‘О, могучій и терпливый Владыко всего! Ты дозволяешь голосу слабыхъ достигать до Твоей высоты, чтобъ не остались безъ наказанія вины тхъ, кому вврено земное правосудіе.’ Посл этого они тотчасъ же потребовали къ себ писца и разспросили его обо всемъ, что до насъ касалось, и онъ разсказалъ о донесеніи чумбйма и о томъ, какъ въ-слдствіе его съ нами было поступлено.

Видя, что противъ полученныхъ нами ударовъ уже нтъ средствъ, они написали прошеніе на имя самого чаэма, чтобъ онъ отмнилъ отсченіе вашихъ пальцевъ, но тотъ отвчалъ изъ своей судебной палаты грамматою, за подписью своею и восьми кончасисовъ, то-есть, уголовныхъ судей, въ которой было сказано: ‘Милосердіе не должно мшать правосудію: иначе правосудіе не должно называться этимъ именемъ.’

Защитники несчастныхъ во славу Бога — таковъ былъ оффиціальный титулъ этихъ двухъ добродтельныхъ стариковъ — не отчаивались спасти насъ, не смотря на неудачу своей первой попытки. Они написали другое прошеніе и отправили его въ судилище, называющееся Шинфау-никоръ-numаy, что по-китайски значитъ: дыханіе Творца всхъ вещей. Верховный судъ этотъ, объ обширной власти котораго я уже говорилъ, включаетъ въ число своихъ обязанностей заботу наблюдать, чтобъ не обижали людей беззащитныхъ, а потому онъ всегда принимаетъ и разсматриваетъ со вниманіемъ аппеляціи слабыхъ, и въ особенности если он подкрплены свидтельствомъ защитниковъ несчастныхъ во славу Бога, которые, какъ я уже сказалъ, пользуются величайшимъ уваженіемъ свои добродтели.

Черезъ нсколько времени благодтели наши узнали, что чаэмъ получилъ повелніе отослать немедленно въ Пекинъ девятерыхъ чужеземцевъ, чтобъ тамъ дло ихъ было разсмотрно судилищемъ главнаго айтау, для смягченія произнесеннаго надъ ними приговора.

Когда защитники несчастныхъ объявили намъ эту всть, мы не знали, какъ выразить свою благодарность за такое участіе и со слезами говорили имъ, что Богъ вознаградитъ ихъ ,3а это въ святомъ своемъ правосудіи, на что они отвчали: ‘А вы идите всегда путемъ, который Онъ указываетъ, и тогда насладитесь плодами всхъ вашихъ трудовъ и испытаній’.

Насъ посадили въ большую лантею вмст съ тридцатью или сорока другими узниками, которыхъ также отправляли въ Пекинъ. Мы были скованы по трое, длинными цпями, прикрпленными къ надтымъ на ноги каждому желзными кольцами.

За день до отплытія, пришли на лантею наши благодтели и, снабдивъ наиболе нуждавшихся пищею и одеждой, спросили насъ, не имемъ ли и мы въ чемъ-нибудь надобности для предстоящаго путешествія. Мы отвчали, что просимъ ихъ объ одномъ: чтобъ они дали намъ письмо къ танигорамъ святаго и могущественнаго братства, и просили ихъ пощадить насъ, потому-что мы здсь такъ одиноки и беззащитны, что никто въ этой земл не знаетъ даже народа, отъ котораго мы происходимъ.

Они ободрили насъ добрыми словами, общали исполнить нашу просьбу, дали на дорогу мшокъ риса, четыре таэла серебра и по одялу на каждаго, и потомъ особенно просили приставленнаго къ намъ чифуу, то-есть, чиновника въ род алькада, чтобъ онъ о насъ заботился и обходился съ нами хорошо. Посл этого они простились съ нами очень-ласково и возвратились въ тюремную больницу, а на слдующее утро прислали общанное письмо, запечатанное тремя зелеными печатями.

Вскор мы отправились въ путь, но подвигались весьма-медленно, по причин сильнаго теченія, противъ котораго намъ приходилось подниматься. Около солнечнаго заката мы бросили якорь противъ небольшой деревни Миньякутмъ, откуда былъ нашъ чифуу и гд жили его жена и дти. Тамъ мы пробыли три дня, посл которыхъ чифуу посадилъ на лантею все свое семейство и мы тронулись дале, со множествомъ другихъ лодокъ, шедшихъ въ разные области и города обширнаго китайскаго государства.

Хотя мы были прикованы къ скамьямъ лантеи, на которой гребли, но глаза оставались свободными и смотрли съ удивленіемъ на чудные города, виллы, селенія и пагоды, расположенные вдоль береговъ великолпной рки. Не смотря на то, что намъ удалось видть не очень-много, я поговорю обо всемъ этомъ въ короткихъ словахъ и начну съ города Нанкина, изъ котораго мы отправились.

Огромный городъ этотъ, расположенный по берегамъ рки Батампина, что на нашемъ язык значитъ цвтъ рыбъ, находится на порядочномъ возвышеніи, по скату котораго разстилаются окружающія его поля. Климатъ въ немъ отъ-того нсколько прохладенъ, но очень здоровъ. Городъ иметъ въ окружности восемь лигъ, т. е. три въ длину и одну въ ширину. Большая часть домовъ въ одинъ или два этажа, но домы мандариновъ одноэтажные, окружены оградами и канавами,-черезъ которыя перекинуты красивые мосты, ведущіе къ воротамъ, устроеннымъ въ вид арокъ и украшеннымъ весьма-затйливо и съ большими издержками. Крыши ихъ также отдланы очень разнообразно и щеголевато, съ башенками и шпицами, такъ-что все зданіе представляется глазамъ въ превеличественномъ вид.

Домы чаэловъ, анчасіевъ, айтаовъ, тутонговъ и чумбимовъ, людей знатныхъ, управляющихъ областями и королевствами, отличаются превысокими башнями въ шесть и семь этажей, съ раззолоченными верхушками и тамъ ихъ оружейныя, гардеробы, сокровища, кладовыя съ дорогими матеріалами и фарфорами, которые цнятся очень-высоко и которыхъ не вывозятъ за границу, ибо это запрещено подъ смертною казнью.

Китайцы говорили намъ, что въ Нанкин живетъ до восьмисотъ тысячъ человкъ, что тамъ двадцать-четыре-тысячи однихъ мандаринскихъ домовъ, шестьдесятъ-дв обширныя площади и сто-тридцать бойней, изъ которыхъ при каждой по восьмидесяти мясныхъ лавокъ, что въ город считается восемь-тысячь улицъ, а изъ нихъ шестьсотъ лучшихъ украшены отъ одного конца до другаго богатйшими кручеными мдными ршетками. Они же увряли насъ, что въ Нанкин дв тысячи триста пагодъ, изъ которыхъ тысяча въ род нашихъ монастырей, что вс он очень богаты и съ башнями, въ которыхъ по шестидесяти и семидесяти литыхъ и кованыхъ колоколовъ, звонящихъ такъ, что страшно слушать. Въ этомъ же город, по ихъ разсказамъ, тридцать преобширныхъ тюремъ, изъ которыхъ въ каждой сидятъ тысячи по дв и по три преступниковъ, а при каждой тюрьм есть по дому милосердія, гд принимаютъ бдныхъ и лечатъ больныхъ, домы эти получаютъ большія добровольныя приношенія, имютъ каждый своихъ защитниковъ несчастныхъ и свои гражданскіе и уголовные суды.

Вс улицы, гд живутъ люди важные, имютъ арки у входовъ, съ воротами, которыя запираются на ночь, и въ большей части ихъ устроены фонтаны, снабженные отличною водою. Въ каждое новолуніе и полнолуніе здсь рыночные дни, и тогда стекается отвсюду несметное множество народа и привозится неимоврное количество всякой провизіи. Рыбы въ этой рк ловится также невообразимое множество, а кром живой и свжей здсь продается еще столько соленой и сушеной, что трудно составить себ понятіе. Китайцы говорили намъ, что въ здшнемъ город считается десять тысячъ мастерскихъ, гд работаютъ шелковыя издлія, которыя расходятся отсюда во вс концы государства.

Весь городъ окруженъ высокою и крпкою стною изъ тесанаго камня, въ ней продлано сто-тридцать воротъ для прохожихъ, а въ каждыя ворота ведетъ мостъ черезъ ровъ. У воротъ везд по два часовыхъ, съ скирами, наблюдаютъ, кто входитъ въ городъ и кто выходитъ оттуда. Нанкинъ защищенъ двнадцатью крпостями, воздвигнутыми на подобіе нашихъ, на возвышенностяхъ, съ башнями, бастіонами и рвами, но безъ артиллеріи.

Насъ увряли также, что городъ этотъ даетъ своему государю по дв тысячи таэловъ серебра ежедневнаго дохода. О дворцахъ я не скажу покуда ни слова, потому-что мы видли ихъ только издали и знали о нихъ только но разсказамъ Китайцевъ, конечно, не бывавшихъ внутри ихъ и наговорившихъ намъ столько чудеснаго, что мы не ршались положиться на ихъ слова, но въ-послдствіи намъ удалось видть въ Пекин образцы ихъ великолпія, которое таково, что я боюсь разсказывать, ибо люди, не видавшіе ничего, кром своего отечества, могутъ мн не поврить.

Продолжая путь свой вверхъ по рк, мы въ первые два дня не видали ни одного замчательнаго города, селенія и зданія, а только встрчали множество расположенныхъ по берегу небольшихъ деревень, съ двумя и тремя стами жителей. Судя по наружности ихъ домовъ, должно было заключить, что тамъ живутъ большей частію рыбаки и люди бдные, которые кормятся трудами рукъ своихъ.

Дале внутрь земли, сколько глаза наши могли разсмотрть, виднлись обширные строевые лса, каштановыя и апельсинныя рощи, поля, засянныя рисомъ, маисомъ, рожью, овсомъ, ячменемъ, льномъ, хлопчатою бумагой, огороды со всякими овощами и сады, обведенные оградами, съ богатыми домами, вроятно, загородныя жилища мандариновъ и людей важныхъ. На лугахъ вдоль рки мы видли несметное множество рогатаго скота. На высотахъ холмовъ красовались храмы ихъ языческой секты, съ башенками, украшенными раззолоченною рзьбою, и такіе богатые и величественные, что даже издали поражали насъ удивленіемъ.

На четвертый день мы пришли къ большому городу Покассеру, который вдвое обширне Кантона и окруженъ крпкою стной изъ тесанаго камня, съ башнями и бастіонами, почти по нашему. Передъ городомъ, на рку, устроена пристань, длиною выстрла на два изъ Фалконета, окруженная ступенями и желзными ршетками, съ входами для людей и мстами для нагрузки и выгрузки джонокъ и разныхъ судовъ, которыя постоянно занимаются отвозомъ отсюда разныхъ издлій и товаровъ во вс концы Китая. На большой площадк, надъ всмъ городомъ, возвышался укрпленный замокъ съ тремя бастіонами и пятью башнями, изъ которыхъ въ одной, по разсказамъ Китайцевъ, государь ихъ держалъ въ заточеніи татарскаго короля цлыхъ девять лтъ, пока его не отравили ядомъ собственные его подданные, сдлавшіе это для того, чтобъ не платить за него выкупа, котораго требовалъ отъ нихъ китайскій государь.

Въ этомъ город чифуу позволилъ троимъ изъ нашихъ идти просить милостыни, въ сопровожденіи четырехъ человкъ стражей, вооруженныхъ скирами и исполняющихъ здсь обязанности полицейскихъ. Они повели насъ закованныхъ въ цпи, какъ мы были на ланте, по шести или семи улицамъ, гд намъ дали подаянія больше чмъ на двадцать крузадовъ, деньгами, платьемъ, мясомъ, крупою, мукою и фруктами, мы подлились всмъ этимъ съ нашими провожатыми, ибо такъ заведено въ Кита.

Посл того они повели насъ къ одной пагод, гд собралось очень-много народа, ибо въ тотъ день былъ по ихъ языческому обряду ея храмовой праздникъ. Намъ сказали, что пагода эта была прежде дворцомъ, въ которомъ родился ддъ теперешняго китайскаго государя, а какъ мать его умерла во время родовъ, то онъ веллъ похоронить и себя въ томъ самомъ поко, гд она скончалась, и завщалъ, чтобъ дворецъ былъ обращенъ въ храмъ языческой секты Таугинарель, къ которой принадлежатъ главныя лица Китая, о чемъ я разскажу посл, когда буду говорить о тридцати-двухъ разныхъ врахъ здшняго государства.

Все зданіе, со службами, садами, огородами, и всмъ, что запирается воротами, воздвигнуто какъ-будто на воздух, на трехъ-стахъ-шестидесяти столбахъ изъ цльнаго камня, толщиною съ бочку и вышиною въ двадцать-семь ладоней. Каждый столбъ иметъ въ храм соотвтствующаго себ идола, котораго день празднуется разными жертвоприношеніями, раздачею милостыни, музыкой, звономъ въ колокола, плясками и другими знаками торжества, а каждый идолъ стоитъ подъ богатымъ балдахиномъ и иметъ по тяжелой серебряной лампад.

Внизу, проходы между столбами составляютъ восемь улицъ, вдоль которыхъ тянутся мдныя ршетки, съ воротами для поклонниковъ, стекающихся сюда на эти торжества. Мсто, гд погребена государыня, устроено въ вид часовни, выложенной серебромъ сверху до низу, и отдланной такъ вычурно, что работа стоитъ врно дороже матеріала. Въ середин ея стоитъ круглое подножіе, окруженное шестью серебряными ступенями съ позолочеными гвоздями, а на немъ большое яблоко, на которомъ серебряный левъ, держащій на голов золотой ящикъ въ три ладони по всмъ размреніямъ: говорятъ, что въ этомъ ящик хранятся кости покойницы, которымъ эти невдущіе слпцы покланяются какъ святымъ мощамъ. Вокругъ этого монумента, на серебряныхъ подставкахъ, утвержденъ серебряный же прутъ, съ котораго висятъ сорокъ-три серебряныя лампады да семь золотыхъ: число первыхъ соотвтствуетъ лтамъ государыни, а вторыхъ числу ея сыновей, ибо говорятъ, что она родила ихъ семерыхъ.

Отъ свода, которымъ входятъ въ эту часовню, и до главнаго ея жертвенника, на восьми прутьяхъ, повшено двсти-пятьдесятъ-три серебряныхъ лампады, пребольшія и пребогатой работы, которыя поднесены въ память царицы женами знатнйшихъ въ государств людей, т. е. чаэмовъ, айтаовъ, тутонговъ и анчасіевъ. Отъ наружныхъ воротъ всего зданія, которое не меньше церкви Сен-Доминго въ Лиссабон, тянется вокругъ него шесть рядовъ истукановъ, вылитыхъ изъ мди, вышиною ладоней {Palmo — португальская мра длины, восемь дюймовъ, распростертая ладонь, равняется почти нашей четверти и отмривается въ простонародь большимъ пальцемъ и мизинцемъ.} въ пятнадцать, вс они сдланы очень-пропорціонально и каждый держитъ или скиру или палицу, а у нкоторыхъ прившены къ бедру топорики. Вс эти истуканы, которыхъ по словамъ Китайцевъ тысяча-двсти, поражали насъ удивленіемъ.

Между рядами статуй поставлено двадцать-четыре огромныхъ змя, также изъ литой мди, а на каждомъ было посажено по женской фигур съ мечомъ въ рук и серебряною короной на голов. По наружную сторону всей этой тьмы истукановъ были ряды арокъ, раззолоченныхъ превеликолпно, съ безчисленнымъ множествомъ серебряныхъ колокольчиковъ, подвшенныхъ на цпочкахъ.— вс они звонили тогда, качаемые втромъ, и производили страшный шумъ.

За арками, вокругъ всего зданія снаружи, была мдная ршетка, утвержденная на такихъ же столбахъ, а на каждомъ столб стояло по льву на шар — это гербъ китайскихъ государей. На четырехъ углахъ площади, на которой возвышалось это удивительное зданіе, были мдныя чудовища огромныхъ размровъ и самаго дьявольскаго безобразія, какое только человкъ можетъ себ вообразить. Одинъ изъ этихъ уродовъ стоялъ по правую сторону отъ входа и Китайцы говорили, что онъ изображаетъ пожирающаго змя, живущаго въ бездонной глубин обиталища вчнаго дыма, т. е. самого Люцифера: то былъ змй съ семью страшными головами, весь покрытый колючками, какія у дикобразовъ, въ пасти каждой головы было по женской Фигур, съ растрепанными волосами, какъ-будто перекушенной пополамъ, а во рту самой большой головы, походившемъ на ворота, была у него преогромная ящерица. Въ лапахъ своихъ онъ держалъ слона, котораго стиснулъ такъ, что у него кишки выходили изо рта. Все это было изображено хорошо и такъ натурально, что вс мы невольно трепетали.

За хвостомъ его, тянувшимся сажень на двадцать, стояло на колняхъ другое чудовище, такое же ужасное и уродливое, оно имло видъ человческій, ладоней ста въ вышину — Китайцы говорили, что оно изображаетъ сына перваго и называется Туркампароо. У него об руки были всунуты въ ротъ необъятной величины, въ которомъ виднлись ряды остроконечныхъ зубовъ, а языкъ, длиною сажени въ дв, болтался снаружи.

Третье чудовище была женская фигура, по имени Надельгау, ростомъ сажень въ семнадцать, да въ обхват сажень въ шесть. Лицо ея, выходившее изъ пояса, имло сажени дв въ ширину, изъ ноздрей ея безпрестанно выходилъ дымъ, а изо рта сыпались искры: все это было натурально, ибо но разсказамъ Китайцевъ внутри головы безпрестанно поддерживаютъ огонь. Фигура эта изображала царицу огненнаго царства, которая современенъ сожжетъ всю землю.

Четвертое чудовище имло видъ человка на корточкахъ, съ раздутыми страшнйшимъ образомъ щеками, такъ-что каждая походила на парусъ, наполненный крпкимъ втромъ, оно было также необычайной величины и также самаго ужаснаго вида. Китайцы называли его Узэнгуенабоо, что означаетъ существо, которое въ мор производитъ бури, а на земл разрушаетъ домы. Народъ старается умилостивить его богатыми приношеніями, чтобъ оно только не длало зла, и вс хлопочутъ о томъ, какъ-бы записаться въ его собраты, съ платою ежегодной подати, надясь черезъ это спасти отъ крушенія свои суда и отъ смерти тхъ, кто плаваетъ по морямъ. Вообще, въ несчастной и безумной слпот своей, люди эти длаютъ столько разныхъ нелпостей, что жалко подумать, и въ каждую изъ басень своихъ жрецовъ они вруютъ съ такимъ упорствомъ, что готовы претерпть тысячу смертей скоре, чмъ отказаться отъ своего ложнаго убжденія.

VI.

Мы вышли на слдующее утро изъ города Покассера и прибыли въ другой, по имени Шпилигау, также очень-обширный, богатый и съ важными зданіями. Продолжая идти дале, мы прибыли на другой день, около вечерни, къ обширнымъ лугамъ, на которыхъ паслось несметное множество рогатаго скота и лошадей. Миновавъ ихъ, мы очутились передъ мстечкомъ Жункилеу, окруженнымъ сложенною изъ кирпича оградой, съ контрфорсами, но безъ зубцовъ, бастіоновъ и башень, какъ у другихъ, мимо которыхъ мы проходили. На конц предмстія его, на самой рк, мы увидли выстроенные на толстыхъ деревянныхъ сваяхъ домы, уже очень-ветхіе и поврежденные, въ род магазиновъ, а передъ воротами, на небольшой площадк, возвышался монументъ, окруженный желзною ршеткой, раскрашенною зеленымъ и малиновымъ. Вершина монумента состояла изъ башенки со шпицомъ, выложеннымъ блыми и черными фарфоровыми квадратиками, утвержденной на четырехъ столбикахъ изъ полированнаго камня, отлично отдланныхъ. Тутъ же были поставлены пять мдныхъ пушченокъ да дв чугунныя, а спереди виднлась надпись золотыми буквами, ‘Здсь покоится Транносемъ Муделіаръ, дядя государя малаккскаго, котораго смерть взяла прежде, чмъ Богъ отомстилъ за него военачальнику Альбукерку, льву морскихъ разбоевъ.’

Мы испугались этой надписи и спросили, что бы это значило? Тогда одинъ изъ Китайцевъ, по-видимому человкъ очень-почтенный, отвчалъ: ‘Похороненный здсь покойникъ пришелъ сюда сорокъ лтъ тому назадъ, посланникомъ отъ одного государя, котораго онъ назвалъ малаккскимъ, просить у Сына Солнца защиты противъ людей безъименной земли, пришедшихъ съ конца свта по морю и завоевавшихъ Малакку. Онъ разсказывалъ о нихъ много страшныхъ подробностей, которыя вс записаны въ книгу, составленную нарочно для этого. Пробывъ три года при двор Сына Солнца, котораго онъ умолялъ о защит и пособіи, уже общанныхъ ему чаэмами правительства, онъ вдругъ заболлъ простудою и умеръ черезъ девять дней. Опасаясь вроятно, что посл его смерти забудутъ о немъ и о цли его посольства, онъ просилъ, чтобъ надъ его могилою была эта надпись, дабы люди звали до конца свта кто онъ былъ и зачмъ сюда прізжалъ.’

Отсюда мы отправились дале и все продолжали подниматься по рк, которая здсь не такъ широка, какъ у города Нанкина, но за то страна была усяна гораздо-большимъ числомъ деревень и загородныхъ домовъ, ибо намъ безпрестанно попадались то домы, то селенія, то пагоды, то земледльцы или работники.

Пройдя еще лиги дв, мы очутились у обширной площади, окруженной толстою желзною ршеткой, посреди которой стояли на ногахъ дв огромныя статуи изъ литой мди: одна мужская фигура, а другая женская, прислоненныя къ чугуннымъ столбамъ толщиною съ бочку и вышиною сажень въ семь. Оба эти чудовища были ростомъ въ семдесятъ-четыре ладони, съ обими руками во рту, съ раздутыми щеками, какъ-будто он готовились треснуть, и съ выпученными страшнйшимъ образомъ глазами.

Китайцы объяснили намъ, что имя мужской фигуры Квіай Шингалаторъ, а женской Ананкапатуръ, что мужская изображала раздувателя адскаго пламени, въ которомъ терзаются души, не дававшія имъ въ этой жизни никакихъ приношеній, а женская была привратницею ада и позволяла душамъ усердныхъ и тароватыхъ своихъ поклонниковъ спасаться по рк очень-холодной воды, называемой Очилеудай, и прятаться въ такое мсто, гд черти не могли сдлать имъ никакого зла.

Одинъ изъ нашихъ не могъ удержаться отъ смха, слушая такія необычайныя нелпости, обнаруживавшія самую дьявольскую слпоту, чмъ трое изъ присутствовавшихъ тутъ бонзовъ или жрецовъ были взбшены до крайности. Они внушили чифуу мысль, что если онъ не накажетъ насъ за такое святотатство такъ, чтобъ божества ихъ остались довольны, то собственная душа его будетъ вчно терзаться въ аду въ самыхъ нестерпимыхъ мукахъ. Эта чиновная собака до того струсила отъ ихъ угрозъ, что велла сейчасъ же связать всмъ намъ руки и ноги, и отсыпать каждому боле ста ударовъ сложенными вдвое веревками, отъ чего бдныя наши тла были залиты кровью, и мы на будущее время потеряли всякую охоту смяться надъ тмъ, что намъ казалось глупымъ и нелпымъ.

Когда мы туда пришли, двнадцать жрецовъ жгли въ серебряныхъ кадилахъ разныя куренія передъ этими чудовищными истуканами, и кричали имъ громкими, нескладными голосами:

‘Помогите намъ, какъ мы вамъ теперь служимъ!’ А на эти слова отвчала другая толпа жрецовъ, такими же громкими криками: ‘Общаемъ, какъ добрые владыки!’ Такимъ-образомъ они ходили въ род процессіи около часа съ дикими восклицаніями, при страшномъ звон въ колокола, подвшенные въ колокольняхъ тутъ же на площади, и при безпрестанныхъ ударахъ въ сковороды и барабаны, которые производили самый оглушительный шумъ.

Отсюда мы продолжали подниматься по рк еще одиннадцать дней. Въ этихъ мстахъ мы видли такое множество городовъ, селеній, деревень, домовъ, крпостей и замковъ, что очень-часто они были не дальше, какъ на выстрлъ изъ лука одинъ отъ другаго. По всей земл, сколько глаза наши могли видть, были разсыпаны въ большомъ изобиліи великолпные загородные домы, жилья и пагоды, съ раззолоченными башенками и разными богатыми украшеніями.

Такимъ-образомъ прибыли мы въ городъ Сампитай, гд болзнь жены чифуу продержала насъ пять дней. Тамъ, съ его позволенія, мы пошли подъ конвоемъ просить милостыни по улицамъ города и везд получали отъ жителей богатое подаяніе. Они не могли надивиться, видя людей, какихъ прежде никогда не встрчали, окружали насъ цлыми толпами и спрашивали кто мы такіе, изъ какого царства и какъ называется наша земля? на что мы отвчали какъ и во всхъ другихъ мстахъ, гд намъ приходилось отвчать на вопросы этого рода.

Одна женщина, слушавшая насъ въ числ прочихъ, сказала’. ‘Ничего удивляться, что люди, которые плаваютъ по морю, терпятъ на немъ бдствія и гибнутъ въ его предательскихъ водахъ, а потому, друзья мои, лучше всего жить на земл и работать на ней для своего пропитанія’. Посл этого, подавъ намъ милостыню, она премного убждала насъ, чтобъ мы отказались отъ длинныхъ и опасныхъ странствій, гд Богъ сокращаетъ жизнь людей, наконецъ, засучивъ рукавъ своего краснаго шелковаго платья, она обнажила руку и показала очень-хорошо изображенный крестъ, вытравленный на ней въ род знаковъ, какіе мавры рисуютъ на своихъ тлахъ.

Сдлавъ это, она сказала намъ: ‘Не извстенъ ли вамъ по какому-нибудь случаю такой знакъ, который люди истинной вры называютъ крестомъ?’ Мы вс, тронутые до слезъ, разомъ преклонили колни и отвчали, что да. Она вскрикнула и, поднявъ руки къ небу, произнесла громко на португальскомъ язык начало молитвы ‘Отче нашъ’, а потомъ снова заговорила по-китайски, какъ-будто не зная на нашемъ язык ничего, кром этихъ словъ молитвы, и упрашивала насъ убдительно сказать ей не христіане ли мы? Вс мы отвчали утвердительно, поцаловали изображенный на рук ея крестъ и договорили начатую ею молитву.

Убдившись тогда вполн, что мы христіане, она заплакала и хотла вести насъ къ себ въ домъ, но этому воспротивились наши конвойные, говоря, что чифуу позволилъ намъ только просить милостыни въ город, и что если мы не намрены продолжать, то они отведутъ насъ назадъ на лантею: они длали это изъ корысти, ибо брали себ половину того подаянія, которое мы собирали, какъ я уже говорилъ выше. Женщина поняла ихъ ‘мысль какъ-нельзя-лучше, дала имъ два таэла серебра, и потомъ, съ позволенія чифуу, котораго жен она послала хорошій подарокъ, взяла насъ къ себ и мы прожили въ ея дом вс пять дней пребыванія нашего здсь, и были угощаемы съ величайшимъ радушіемъ и самою нжною заботливостью.

Она показала намъ въ дом своемъ молельную, гд стоялъ деревянный позолоченый крестъ, передъ которымъ теплилась серебряная лампада и стояли серебряные подсвчники, и разсказала намъ свою исторію. Имя ея было Инесъ де-Лейріа, а отца ея звали Томе Пересаме де-Леиріа. Онъ былъ отправленъ изъ нашего королевства къ китайскому государю, но по случаю сдланнаго въ то время Португальцами нападенія на Кантонъ, его схватили вмст съ двнадцатью сопровождавшими человками, вообразивъ, что онъ шпіонъ, а не посланникъ. Всхъ ихъ отхлестали по судебному приговору плетьми такъ немилосердо, что пятеро умерли на мст, а остальныхъ разсажали въ тюрьмы по разнымъ городамъ, гд перемерли вс, кром ея отца и какого-то Васко Кальво.

Отцу ея было суждено жениться въ Кита на ея матери, которую онъ обратилъ въ христіанство и съ которою прожилъ двадцать-семь лтъ въ добромъ согласіи. Они обратили къ вр Христовой множество язычниковъ, такъ-что въ одномъ этомъ город считалось около трехъ-сотъ христіанъ, которые собирались по воскресеньямъ въ ея домъ для слушанія ученія вры.

На вопросъ насъ, что они говорили или читали, она отвчала, что они, собравшись, становились на колни передъ ея крестомъ и произносили вс вмст, воздвъ руки и взоры КЪ небу: ‘Господи Іисусе Христе, истинный сынъ Бога, родившійся Святымъ Духомъ во чрев святой Маріи для спасенія гршниковъ! прости намъ грхи наши, дабы мы удостоились узрть лицо твое, во слав твоего царства, когда Ты будешь возсдать по правую руку Отца Всевышняго. Отче нашъ на небесахъ, да святится имя Твое. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь!’ Посл этого вс они прикладывались ко кресту, обнимали другъ друга и расходились по домамъ. По словамъ Инесы де-Лейріа, между здшними христіанами никогда не бываетъ ни ссоръ, ни раздоровъ и вс они живутъ въ тсной дружб между собою.

Инесъ де-Лейріа сказала намъ между прочимъ, что у нея были другія писанныя молитвы, но что ихъ украли Китайцы, почему Кристовао Борральйо продиктовалъ здшнимъ христіанамъ: Pater Nosier весь, Ave Maria, Credo, Salva Regina, Десять Заповдей и разныя хорошія молитвы, которыхъ смыслъ объяснилъ имъ, а они написали ихъ для себя китайскими буквами. Живя здсь, мы читали имъ семь разъ христіанскія поученія и, наконецъ, распростились съ ними и съ Инесою де-Лейріа, которая жила истинною христіанкой, сколько мы могли видть.

Отъ здшнихъ христіанъ мы получили пятьдесятъ таэловъ подаянія, да кром того Инесъ де-Лейріа дала намъ отъ себя столько же, втайн отъ всхъ, и деньги эти пригодились намъ въ-послдствіи какъ-нельзя-больше. Разлучаясь съ нами, она просила, чтобъ мы не забывали ея въ своихъ молитвахъ и мы разстались со слезами на глазахъ.

‘Отечественныя Записки’, NoNo 4—9, 1847

СТРАНСТВОВАНІЯ ПОРТУГАЛЬЦА ФЕРНАНА-МЕНДЕЗО ПИНТО,описанныя или самимъ.

Отъ переводчика.

Читайте также:

СТРАНСТВОВАНІЯ ПОРТУГАЛЬЦА ФЕРНАНА-МЕНДЕЗО ПИНТО,
описанныя или самимъ.