История Генри Эсмонда, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1852

Время на прочтение: 76 минут(ы)

ИСТОРІЯ ГЕНРИ ЭСМОНДА.

Романъ Тэккерея.

Статья первая.

‘Генри Эсмондъ’ — историческій романъ изъ временъ королевы Анны. Необыкновенная врность, съ которою Тэккерей воспроизвелъ правы, обычаи, даже языкъ и разговоръ тои эпохи, заставляютъ удивляться его таланту и въ этомъ род, столь, повидимому, чуждомъ главному направленію англійскаго юмориста. Читая ‘Генри Эсмонда’, долго не вришь, что это романъ, писанный въ наше время: кажется, будто Тэккерей, въ-самомъ-дл, только издалъ записки, дйствительно-написанныя въ начал XVIІІ-го вка, не измнивъ ни одного слова въ нихъ. но именно по этой чрезвычайной врности характеру записокъ, какія могъ бы вести англичанинъ временъ королевы Анны, многія страницы романа покажутся растянутыми для тхъ, которые обращаютъ вниманіе не столько на историческую врность, сколько на романическій интересъ. Потому намъ кажется, что мы имли право передать автобіографію Генри Эсмонда на страницахъ нашего журнала не вполн, а въ сокращеніи, которое, опуская главы романа интересныя только для англичанъ, коротко уже знакомыхъ съ нравами царствованія королевы Анны, сохраняетъ сцены, ясными и интересными для русскаго читателя чертами характеризующія изображаемую романистомъ эпоху и сосредоточивающія въ себ бельлетристическій интересъ.
Генри Эсмондъ у Таккерея говоритъ о себ обыкновенно въ третьемъ лиц, и только иногда, какъ-бы забывшись, вмсто ‘Генри Эсмондъ’ пишетъ ‘я’ Точно также осталось и въ нашемъ сокращеній.

Предисловіе.

‘Ученые говорятъ, что актры въ древнихъ трагедіяхъ читали свои ямбы на-распвъ, изъ-подъ маски, и выступали на высокихъ котурнахъ, убранные высокими шлемами. Тогда думскій, что достоинство трагической музы требуетъ этихъ принадлежностей, что она не можетъ двигаться иначе, какъ по такту и въ кадансъ. Такъ Медея убивала своихъ дтей подъ медленную музыку, и Агамемнонъ погибалъ бдою смертною (по выраженію мистера Драйдена) при почтительномъ лицезрніи хора, мрно и чинно оплакивающаго судьбу такой великой особы. Муза исторіи закутывается и запутывается такими же церемоніями, какъ ея сценическая сестра. И она носитъ маску и котурнъ, и она говоритъ размреннымъ голосомъ. Не-уже-ли жь исторія никогда не сброситъ своего парика. Мой голосъ тотъ, что ей слдуетъ держать себя непринужденно, смотрть на все, что стоитъ замчанья, а не вчно раскланиваться и расшаркиваться, однимъ-словомъ: по-моему, семейная исторія была бы лучше героической, и я думаю, что мистеръ Гогартъ и мистеръ Фильдингъ скоре дадутъ нашимъ дтямъ настоящее понятіе о ныншней англійской жизни, нежели наши газетчики со всми имъ подобными.’
Потому-то, говоритъ Эсмондъ, я и нишу хронику нкоторыхъ членовъ нашей фамиліи. Я не боюсь, что благоразумные и видвшіе жизнь люди безпощадно осудятъ тхъ изъ моихъ родственниковъ, въ которыхъ замтятъ какія-нибудь слабости и недостатки: таково было ихъ воспитаніе, таковы обстоятельства ихъ жизни, что трудно имъ было избжать этихъ недостатковъ. ‘Что жь! и потокъ выбгаетъ изъ горы вольнымъ, и чистымъ, катится по прелестнымъ лугамъ, а кончается гнилымъ деревенскимъ прудомъ. Часто не лучше оканчивается и жизнь, начавшаяся благородно.

Книга первая.

Когда Френсисъ Эсмондъ, наслдовавъ по смерти своего родственника, виконта Кестельвуда, его титулъ и помстья, пріхалъ вступить во владніе Кестельвудскимъ Замкомъ, въ этомъ огромномъ старинномъ зданіи единственнымъ жильцомъ былъ двнадцатилтній мальчикъ, котораго никто и не замчалъ, пока не увидла его молодая виконтесса, въ-сопровожденіи экономки обозрвая комнаты замка. Вошедъ въ библіотеку, виконтесса нашла этого мальчика одиноко-сидящимъ надъ большою книгою. Понявъ, при первомъ взгляд на вошедшую даму, что это новая владтельница замка, мальчикъ всталъ и почтительно ей поклонился. Подавая ему руку (эта рука всегда готова была помочь покинутому или несчастному), миледи сказала, ‘Это нашъ родственникъ? Какъ же тебя зовутъ, дружокъ мой?’
— Меня зовутъ Генри Эсмондъ, сказалъ мальчикъ, въ восторг и изумленіи отъ красоты и кроткой привтливости молодой дамы. Въ-самомъ-дл, озаренная лучами солнца, падавшими на ея золотистые волосы, она была ослпительно-прекрасна. Она ласково улыбалась, она милостиво смотрла на мальчика и его сердце трепетало отъ восхищенія.
— Да, его зовутъ Генри Эсмондъ, сказала экономка, выразительно указывая глазами на портретъ покойнаго виконта, украшавшій библіотеку. Виконтесса взглянула на портретъ, и видя, какъ походитъ мальчикъ на покойнаго виконта, покраснла, опустила изъ своей руки руку Генри и пошла дале осматривать комнату, но, обернувшись, она увидла, что Генри Эсмондъ стоитъ неподвижно и упавшая рка его виситъ, какъ бы оцпенвъ. Ей стало жаль — такъ я думаю, потому-что она не могла наносить огорченія никому, ей стало жаль Генри, и, отославъ зачмъ-то экономку, она подошла къ мальчику, сострадательно взяла опять его руку и сказала ему нсколько ласковыхъ словъ такимъ нжнымъ голосомъ, что бдный, покинутый всми мальчикъ прижалъ къ своимъ губамъ ея благодтельную руку и упалъ на колни передъ кроткою своею покровительницею. Она улыбнулась, въ эту минуту вошелъ высокій, полный мужчина съ четырехлтнею двочкою на рукахъ, онъ захохоталъ, увидвъ чувствительную сцену. Это былъ виконтъ Кестельвудъ.
— Такъ вотъ нашъ маленькій пасторъ! сказалъ онъ.— Ну, здравствуй же, Эсмондъ.
— Зачмъ онъ стоить на колнкахъ передъ мама? спросила двочка и милордъ опять захохоталъ, такъ-что бдный Генри совершенно растерялся.
— Le pauvre enfant, il n’а que nous, сказала леди милорду, и мальчикъ, понимавшій эти слова, чего, конечно, она не предполагала, отъ глубины души благодарилъ ее за это заступничество.
— Что жь, теперь у него будутъ друзья, ласково отвчалъ виконтъ: — будутъ у него друзья, миленькая Беатриса?
Двочка (ее звали Беатриса) положила на голову Генри свою маленькую ручку. Восторгъ благодарности, счастья, любви, наполнялъ душу бднаго сиротки. Часъ назадъ, онъ чувствовалъ себя совершенно-одинокимъ въ мір. Когда, поутру въ тотъ день, раздался колокольный звонъ, привтствуя новаго виконта, его сердце сжалось тоскою и страхомъ, онъ не зналъ, каковъ будетъ къ нему милордъ, онъ не вышелъ вмст съ прислугою навстрчу виконту, потому-что былъ не слуга и однако не могъ назвать себя родственникомъ, хотя кровь Эсмондовъ текла въ немъ, среди шумной встрчи никто не спросилъ, ‘гд Генри?’ Цлый день просидлъ онъ въ библіотек. И вотъ вечеромъ нашлись ему покровители.
Когда милордъ и миледи пошли изъ комнаты, маленькая Беатриса сказала, чтобъ и Генри шелъ съ ними. ‘Ты вчно любишь новыхъ друзей, Беатриса’, шутливо возразилъ ей отецъ, и вс вмст вышли на террасу. Солнце закатывалось, одвая пурпуромъ густые лса, рку и село, холмы и долину. Двухлтній Френкъ, сынъ виконта, наслдникъ Кестельвудскаго Замка, былъ ужь на террас съ своею нянькою и радостно бросился на встрчу матери.
— Если здсь не будешь ты счастлива, Рахель, то трудно угодить на тебя, сказалъ милордъ, обозрвая великолпный пейзажъ.
— Я счастлива везд, когда съ тобою, но счастливе всего были мы въ нашемъ прежнемъ маленькомъ домик, отвчала она.
Милордъ началъ разсказывать ей исторію замка, разсказалъ, какъ осаждали его войска Кромвеля. ‘Тогда мн было два года, прибавилъ онъ, а это было въ 36-мъ году, сколько же лтъ мн теперь, узнаешь ли, Генри?’
— Тридцать, сказала, улыбаясь, миледи.
— Видишь, какой старикъ я въ-сравненіи съ тобою, сказалъ онъ, съ любовью смотря на нее. Она дйствительно казалась молоденькою двушкою, да и на-самомъ-дл ей было только двадцать лтъ.
— Ты знаешь, Френсисъ, я все длаю въ угоду теб, общаюсь теб старть съ каждымъ днемъ.
— Не зови папа ‘Френсисъ’, теперь надобно звать его ‘милордъ’, важно сказала матери маленькая Беатриса и вс засмялись, даже малютка-сынъ расхохотался. Какъ врзываются въ памяти эти, кажется, ничтожныя сцены! Смерклось, малютку послали спать, Беатрис позволили ужинать вмст съ старшими.
— И ты будешь ужинать съ нами? сказала она Генри.
Онъ покраснлъ.— ‘Я всегда ужиналъ съ экономкою.’
— Э, пустяки! поужинаешь для ныншняго раза съ нами. Когда проситъ дама, нельзя отказываться — правда ли, миленькая моя Беатриса? весело сказалъ милордъ
Съ какимъ радостнымъ сердцемъ уснулъ сиротка Эсмондъ! Поутру, когда онъ вышелъ въ садъ, Беатриса подбжала къ нему, за нею подошла и виконтесса. Он стали разспрашивать его о замк. Онъ, разговорившись, сказалъ виконтесс, намекая на вчерашнія слова ея, что знаетъ пофранцузски и благодаритъ ее за милость къ нему.
— Ты знаешь пофранцузски? Такъ мы съ Беатрисою будемъ у тебя учиться, отвчала она.
И съ этого времени Генри Эсмондъ сталъ членомъ семейства.
Надобно, однакожь, сказать, кто такой быль новый милордъ и въ какихъ отношеніяхъ къ его фамиліи находился Генри Эсмондъ, надобно разсказать прежнюю жизнь Генри Эсмонда.
Ддъ Френсиса имлъ троихъ сыновей, старшій, отличавшійся преданностью Стюартамъ, наслдовалъ титулъ, второй былъ военнымъ и, вовремя междоусобій, принялъ сторону парламента. Старшій изъ братьевъ, не имя сыновей, съ досадою видлъ, что титулъ и помстье перейдутъ, по смерти его, къ сыну втораго брата, ненавистнаго ему за приверженность къ парламенту, и потому вздумалъ выдать единственную дочь свою, Изабеллу, за сына младшаго своего брата намреваясь сдлать его своимъ наслдникомъ. Изабелла нкоторое время блистала при двор, о ея красот говорили даже слишкомъ-много. Тогда, конечно, не пошла бы она за своего двоюроднаго брага Френсиса, неимвшаго никакого значенія при двор, но времена ея могущества прошли, красота ея поблекла,, потому Изабелла съ любовью посматривала на молодаго кузена, который предназначался въ женихи ей, но кузенъ, какъ-только замтилъ эти намренія, скрылся изъ Кестельвудскаго Замка. Милордъ и нкогда-прекрасная кузина были жестоко оскорблены. Скоро явился къ нимъ, съ претензіею заступить мсто Френсиса, другой племянникъ, Томасъ, сынъ того кромвелевскаго полковника, котораго ненавидлъ милордъ. Томасъ долго скитался по Европ, сражаясь то за Французовъ, то противъ Французовъ, то за голландцевъ, то противъ голландцевъ. Сначала дядя принялъ его очень-холодно, но Томасъ такъ прилежно и ловко поддлывался подъ его характеръ, что милордъ наконецъ принялъ въ свою милость племянника, который вскор получилъ и руку своей кузины, отчаявшейся найдти другаго жениха. Измнникъ Френсисъ около того же времени женился на молоденькой, очаровательной двушк, которая своею красотою возбудила общій восторгъ при двор. Изабелла, продолжавшая считать себя красавицею, наряжаться и кокетничать, всми силами души возненавидла счастливую соперницу.
Томасъ Эсмондъ, сдлавшись лордомъ Кестельвудомъ по смерти своего тестя, послалъ въ деревню, сосднюю съ Лондономъ, за мальчикомъ, который до того времени воспитывался у Французскаго эмигранта. Мальчикъ этотъ былъ Генри Эсмондъ, его привезли въ Кестельвудскій Замокъ, представили Изабелл, какъ сироту, крестнаго сына ея супруга, и опредлили къ ней пажомъ. Несмотря на то, что крестный сынъ слишкомъ походилъ чертами лица на крестнаго отца, леди обращалась съ пажомъ своимъ довольно-милостиво. Но ни она, ни крестный отецъ не занимались мальчикомъ, воспитаніе его было поручено патеру Гольту, который пріобрлъ безграничную любовь его ласковымъ обращеніемъ, патеръ Гольтъ былъ добръ по природ, кром-того онъ былъ іезуитъ, слдовательно умлъ заставить привязаться къ себ, если того хотлъ. Но скоро милордъ и миледи ухали въ Лондонъ, съ ними вмст и патеръ Гольтъ, который былъ духовникомъ леди Изабеллы, принявшей въ молодости католичество, и совершенно управлялъ ею, а черезъ нее виконтомъ, покорнйшимъ слугою своей властолюбивой жены. Маленькій Генри остался одинъ въ пустынномъ замк, сначала онъ боялся и сильно тосковалъ, но постепенно привыкъ къ своему одиночеству. Патеръ Гольтъ умлъ развить природную любознательность мальчика и большую часть своего времени проводилъ онъ въ библіотек.
Однажды Генри, проснувшись до разсвта, съ нетерпніемъ ждалъ, когда отворятъ ворота замка. Наканун онъ поставилъ въ пруду удочки и теперь горлъ желаніемъ посмотрть,, хорошъ ли уловъ. Вдругъ въ сосдней комнат послышался кашель, Генри вскочилъ и бросился взглянуть, кто это поднялся такъ рано. Изъ отворенной двери комнаты (это была комната патера Гольта) разливался свтъ пламени:
— Кто здсь? закричалъ Генри.
— Silentium! (молчаніе), отвчалъ ему знакомый голосъ — это я! и патеръ Гольтъ взялъ его руку. Войдя съ нимъ въ комнату, Генри увидлъ посреди нея жаровню, на которой пылали кипы бумагъ. Нагеръ Гольтъ вынулъ изъ потайнаго ящика, вдланнаго за каминомъ, еще нсколько кипъ и положилъ ихъ также на жаровню. Съ удивленіемъ смотрлъ на все это Генри, не понимая, какъ вдругъ, ночью, явился Гольтъ въ замк, вс двери котораго заперты, и зачмъ онъ жжетъ бумаги?
— Врные друзья все видятъ и ничего не пересказываютъ, сказалъ ему патеръ Гольтъ: — я знаю, ты будешь вренъ мн.
— Я готовъ идти за васъ на смерть, сказалъ Генри.
— Въ этомъ нтъ надобности, надобно только молчать. Не хочешь ли ты взглянуть, что написано въ этихъ бумагахъ?
Генри взглянулъ, но ничего не понялъ: буквы были написаны чотко, но изъ нихъ не выходило никакого смысла. Когда послдняя кипа сгорла, патеръ старательно стеръ пепелъ въ порошокъ.
— Теперь ты знаешь секретъ ящика, готовься же узнать другіе секреты. Онъ отворилъ гардеробъ, вынулъ оттуда нсколько различныхъ костюмовъ и дв шпаги. Генри не удивился тому. Католическіе духовные въ Англіи подвергались тогда опасностямъ, если являлись въ костюм своего званія, и потому обыкновенно ходили переодтые въ статское платье. Да и теперь патеръ Гольтъ былъ въ костюм джентльмена, съ перомъ на шляп и въ ботфортахъ. Не удивился Генри и тому, что у Гольта были шпаги: патеръ отлично Фехтовалъ, и каждое утро упражнялся въ этомъ искусств.
Вс эти вещи Гольтъ положилъ въ мдный ящикъ, гд прежде лежали сожженныя бумаги.
— Теперь, если не найдутъ этого ящика, сказалъ онъ:— тмъ лучше, а если найдутъ, скажутъ только, что патеръ Гольтъ любилъ переодваться, какъ вс іезуиты. Вдь іезуиты хитрецы, обманщики — это извстно.
Потомъ Гольтъ съ насмшливою улыбкою бросилъ на жаровню нсколько теологическихъ трактатовъ, написанныхъ противъ англиканскаго духовенства, но этимъ книгамъ патеръ далъ обгорть только до половины, и, гася огонь, сказалъ шутливо (патеръ Гольтъ бывалъ всегда особенно веселъ, когда грозила ему опасность):
— Теперь, Генри, ты по совсти можешь показать, если тебя станутъ спрашивать, что я жегъ латинскія книги. Но мн пора удалиться. Прощай.
— Я пойду, велю, отпереть двери.
— Привратникъ не знаетъ, что я здсь, не зналъ бы и ты, плутишка, еслибъ спалъ крпче. Забудь, что я былъ здсь, и прощай. Ступай въ свою комнату и не выходи, пока.. а впрочемъ, не показать ли теб еще секретъ? Я знаю, ты не измнишь мн.
Окна въ комнат были очень высоко отъ полу, но патеръ, ставъ на буфетъ, пожалъ пружину у одного окна — и вся рама опустилась внизъ, въ глубокій разрзъ, подъ нею для того сдланный.— Снаружи другая пружина, которая поднимаетъ раму, сказалъ Гольтъ: когда я уйду, Генри, отодвинь буфетъ отъ окна, чтобъ не было ничего замтно, запри дверь, ключъ положи… куда бы положить ключъ?… въ библіотек подъ какую-нибудь книгу, и если станутъ его спрашивать, отдай, по скажи, что я туда спряталъ его’.
И, давъ Генри поцаловать свою руку, Гольтъ вылзъ въ окно поднялъ раму снаружи и исчезъ.
Черезъ нсколько дней пріхали въ замокъ драгуны съ кокардами принца Оранскаго, они объискали весь замокъ, особенно комнату патера Гольта, и, нашедши мдный ящикъ, сердились тому, что въ немъ лежитъ платье. Потомъ возвратились виконтъ и виконтесса, чрезвычайно-печальные. Іаковъ бжалъ изъ Англіи, королемъ былъ уже принцъ Оранскій. Леди Изабелла опасалась жесточайшихъ гоненій на католиковъ, будучи уврена, что ‘голландское чудовище’, общая терпимость, обманываетъ.
— Мы плнники въ своемъ замк, говорила она:— пусть же заковываютъ насъ въ цпи, пусть рубятъ мою голову. Кровь Эсмондовъ всегда проливалась за королей. Мы не похожи на тхъ Іудъ, которые лобызаютъ господина и предаютъ его. Мы умемъ страдать, умемъ даже прощать тмъ, за кого страдаемъ (леди говорила это потому, что въ послднее время не имла прежней силы при двор Іакова II).— И она сто разъ пересказывала своему пажу, который ужь понималъ нсколько, что вокругъ него длается, о послднемъ своемъ свиданіи съ королемъ Іаковомъ.
— Я бросилась къ ногамъ его, я отдавала жизнь свою, все свое состояніе защит его. Быть-можетъ, онъ вспомнилъ старое время, когда Изабелла Эсмондъ была молода и прекрасна, вспомнилъ, что тогда не она падала на колни. Онъ сказалъ мн голосомъ, напоминавшимъ былое время: ‘Идите къ принцу Оранскому: онъ можетъ награждать за услуги’.— ‘Нтъ, государь, я не преклоню колнъ передъ похитителемъ, Эсмонды не будутъ измнниками’.
И въ-самомъ-дл леди Изабелла и послушный мужъ ея остались врны Стюартамъ. Виконтъ воодушевился энергіею, какой давно не обнаруживалъ. Онъ безпрестанно здилъ видться съ приверженцами Іакова. Патеръ Гольтъ очень-часто прізжалъ въ замокъ, оставался въ немъ нсколько часовъ понять исчезалъ — куда, Генри не зналъ. И поздки милорда, и посщенія патера были большею-частью по ночамъ. У нихъ были какіе-то условные знаки для переговоровъ съ сообщниками. Разъ или два употребляли они на то и Генри. Такъ однажды ему велли, взявъ удочку, идти въ деревню, входить въ домы, списокъ которыхъ ему дали, спрашивать тамъ стаканъ воды и говорить: ‘въ четверкъ въ Ньюбери будетъ конскій торгъ’. Только впослдствіи узналъ Генри, что это значитъ. Виконтъ былъ главою возстанія въ пользу Стюартовъ. Полкъ шотландскихъ драгунъ, квартировавшій въ Ньюбери, былъ подговоренъ въ четверкъ объявить себя за Іакова, къ тому дню должны были собраться также въ Ньюбери вс помщики и фермеры, приверженные къ Стюартамъ. Вс вмст хотли броситься на голландскій отрядъ, стоявшій неподалеку, потомъ немедленно идти на Лондонъ. Вильгельмъ Оранскій былъ тогда въ Ирландіи: побда показалась врною. Это было въ іюл 1690 года.
Когда пришло назначенное время, милордъ позвалъ къ себ Генри, благословилъ, поцловалъ его съ такою любовью, какой не обнаруживалъ еще никогда.
Вмст съ патеромъ Гольтомъ милордъ пошелъ къ виконтесс. Оба они были въ верховыхъ костюмахъ, изъ-подъ которыхъ виднлись кольчуги. Миледи была въ сильномъ волненіи.
— Вы дете… гулять, сказала она:— ахъ, какъ бы желала я хать съ вами! Но въ моемъ положеніи это невозможно. Боже, благослови ихъ! воскликнула она торжественнымъ голосомъ, съ чувствомъ обнимая милорда.
Когда всадники перехали подъемный мостъ замка, къ нимъ подъхалъ офицеръ, сказалъ нсколько словъ и потомъ они поскакали вс вмст. Весь вечеръ виконтесса была въ необыкновенномъ расположеніи духа: она не ворчала, не сердилась. Рано поутру пріхалъ въ замокъ слуга, сопровождавшій виконта, и разсказалъ печальныя всти.
Офицеръ, дожидавшійся виконта у моста, объявилъ ему, что милордъ можетъ хать свободно, но что ему приказано наблюдать за нимъ. Милордъ отвчалъ, что детъ для моціона. Но когда дохали до перекрестка, онъ остановился и сказалъ: насъ четверо, васъ двое (съ милордомъ, кром Гольта, было двое слугъ, съ офицеромъ солдатъ), не будете ли вы такъ добры, чтобъ хать своею дорогою, а насъ оставить хать своею дорогою?
— Ваша дорога — моя дорога, милордъ, отвчалъ офицеръ.
— Если такъ, я… но милордъ не имлъ времени докончить, потому-что офицеръ, выхвативъ пистолетъ, навелъ его на милорда, по въ тотъ же мигъ патеръ Гольтъ, также быстро поднявъ свой пистолетъ, раздробилъ черепъ офицеру. Солдатъ, видя его мертвымъ, ускакалъ. ‘Стрляйте, стрляйте!’ кричалъ патеръ, посылая выстрлъ въ солдата, по слуги не успли еще опомниться отъ изумленія, какъ солдатъ былъ ужь вн выстрловъ.
— Сдланнаго не воротишь, закричалъ Гольтъ: — демъ скоре!
Приблизившись къ Ньюбери, услышали стрльбу, скоро прискакалъ на встрчу милорду всадникъ и сказалъ: Все погибло, драгуны начали дйствовать часомъ раньше срока, голландскій отрядъ напалъ на нихъ, неподдержанные соумышленниками, которые еще не успли собраться, драгуны были разбиты.
— А мы застрлили офицера, приставленнаго къ намъ, вскричалъ милордъ: — и солдатъ его усплъ ускакать!
— Blaise, сказалъ патеръ одному изъ слугъ, французу, написавъ нсколько словъ:— вотъ дв записки, отвези ихъ какъ можно скоре, и отдай одну виконтесс, другую Генри Эсмонду. Въ записк къ Генри говорилось: ‘Сожги бумаги въ ящик за каминомъ, сожги ихъ. Говори, что ничего не знаешь’. Исполнивъ это, Генри побжалъ къ виконтесс, она торопилась бжать изъ замка. Но и въ это ужасное время не могла она пренебречь своимъ туалетомъ. Онъ былъ такъ продолжителенъ, что когда виконтесса встала, чтобъ идти въ экипажъ, въ комнату вбжалъ слуга съ извстіемъ, что судья, три офицера и взводъ конныхъ солдатъ възжаютъ на дворъ зника. Виконтесса поспшно раздлась и легла въ постель. Генри встртилъ капитана.
— Скажите виконтесс, дружокъ мой, что намъ нужно говорить съ нею, сказалъ капитанъ.
— Виконтесса нездорова, она лежитъ въ постели.
— А карета, вроятно, приготовлена, чтобъ послать за докторомъ? Когда ухалъ милордъ?
— Вчера.
— Мн нужно видть леди Кестельвудъ.
— Къ ней не приказано пускать никого, она лежитъ въ постели, повторялъ пажъ. Въ эту минуту выглянула Француженка, горничная виконтессы:— Тише! что это за шумъ? Этотъ джентльменъ — докторъ?
— Нечего притворяться, сказалъ судья: — мы должны видть виконтессу.
Они вошли въ ея комнату и начали объискивать ящики и шкатулки. Когда очередь дошла до одного изъ ящиковъ трюмо, горничная миледи, закрывая его руками, съ отчаяніемъ вскрикнула: ‘Non, jamais, monsieur l’officier! Jamais! Умру, но не допущу васъ смотрть этотъ ящикъ!’
Но капитанъ выдвинулъ его и захохоталъ. Въ ящик были спрятаны не бумаги, которыхъ искали, а фальшивая коса, румяна и притиранья виконтессы. Горничная испустила пронзительнйшій вопль, и сама миледи, до-сихъ-поръ лежавшая спокойно, вскричала раздраженнымъ голосомъ: — Разв вы обязаны не только арестовать мужчинъ, по и оскорблять женщинъ, капитанъ?
— Теперь, миледи, если вы такъ слабы, что не можете приподняться сами, позвольте моимъ солдатамъ приподнять васъ на простын: бумаги можно спрятать и въ постель — это намъ извстно.
Миледи вскрикнула еще пронзительне, но капитанъ, снимая одну изъ подушекъ, продолжалъ:— Вотъ видите, я такъ и говорилъ: здсь зашиты бумаги.
Въ числ списковъ соучастниковъ корреспонденціи, было тутъ, какъ посл узналъ Генри Эсмондъ, слдующее письмо патера Гольта.
‘Я видлъ полковника Френсиса Эсмонда (того, который, какъ мы видли вначал, наслдовалъ по смерти мужа миледи Изабеллы титулъ виконта? онъ не соглашается брать акцій въ нашей торговой компаніи, онъ много разспрашивалъ о маленькомъ Генри Эсмонд, и желалъ знать, что съ нимъ намренъ длать отецъ’.
Посл комнаты виконтессы начали объискивать комнату патера Гольта, но тамъ нашли только полуобгорлыя книги.
— Что это за книги? Он на какомъ-то чужомъ язык.
— Это латинскія проповди, какъ говорилъ патеръ, отвчалъ Генри.
— Пустяки, это измнническіе памфлеты. Прочитай мн ихъ по-англійски, если умешь.
Генри началъ читать: ‘Разв одинъ изъ лучшихъ писателей не говоритъ: Дти адамовы, подобно ему, вкушаютъ отъ древа познанія добра и зла, они дятъ плоды его, не помня о древ жизни. О, слпой родъ! Къ древу познанія ведетъ васъ змій…’ тутъ Генри остановился, потому-что слдующія строки сгорли, и спросилъ судью:— Прикажете продолжать другую страницу?
Судья сказалъ: — Этотъ мальчишка хитре, нежели мы думали, вдь наврное онъ смется надъ нами.
— Это мы узнаемъ, отвчалъ капитанъ.— Позвать сюда ‘ученаго’. Эй, Дикъ, подойди сюда. ‘Ученый’ Дикъ, плотный солдатъ, вошелъ въ комнату. Онъ перевелъ отрывокъ проповди такъ же, какъ перевелъ его Генри, потому книги бросили и мальчика оставили въ поко. Миледи была увезена подъ стражею. Капитанъ съ своими солдатами расположился въ замк.
‘Ученый Дикъ’, въ-самомъ-дл воспитывавшійся въ хорошей школ, знавшій политик и любившій читать книги, принялъ Генри Эсмонда подъ свое особенное покровительство. По цлымъ часамъ они спорили о теологическихъ предметахъ, потому-что Дикъ былъ ревностный протестантъ, а мальчикъ воспитанъ Гольтомъ въ приверженности къ католичеству. Эти споры, очень-интересные для обоихъ, окончательно подружили ученаго рейтара съ ученымъ мальчикомъ.
Между-тмъ, виконтессу держали подъ арестомъ, а виконтъ бжалъ въ Ирландію, гд Іаковъ II собралъ небольшое войско. За преданность свою былъ виконтъ возведенъ въ сапъ маркиза, но это не принесло ему пользы. Раненный въ битв, гд были разбиты войска Іакова, онъ умеръ черезъ нсколько дней. Въ послднемъ письм къ миледи Изабелл онъ просилъ ее не покидать Генри Эсмонда, ‘который давно потерялъ мать, теряетъ теперь и отца.’ — ‘Ты сирота, сказалъ мальчику Дикъ, я самъ остался посл отца сиротою — знаю это положеніе. Потому, если теб когда-нибудь будетъ нуженъ другъ, разсчитывай на меня’.
Замокъ перешелъ во владніе Френсиса Эсмонда, теперь сдлавшагося виконтомъ Кестельвудомъ, и солдаты оставили его. Генри прожилъ нсколько мсяцевъ совершенно-одинокимъ, пока, наконецъ, новая виконтесса нашла его въ библіотек и приняла подъ свое покровительство.
Въ начал записокъ Эсмонда разсказано ужь, какое восхищеніе произвела въ мальчик доброта прелестной леди. Она казалась ему ангеломъ. Одинъ звукъ ея голоса приводилъ его въ восторгъ. Любовью (говоритъ онъ) нельзя назвать дтскаго чувства, но молодая виконтесса была идоломъ его маленькаго сердца.
У самой виконтессы было три идола: двое дтей и мужъ. Первымъ, безусловнйшимъ господиномъ сердца ея былъ мужъ. Вс желанія Френсиса были закономъ для нея. Если у него болла голова виконтесса чувствовала себя нездоровою, если онъ нахмуривалъ брови — она дрожала, если онъ шутилъ — она смялась и была въ восторг. Она сама готовила ему любимыя блюда, стерегла, чтобъ въ дом говорили вс шопотомъ, когда онъ засыпалъ посл обда, ловила каждый взглядъ его. Онъ находилъ себя довольно-красивымъ мужчиною, ей казался онъ очаровательно-прекраснымъ. Если ему нравилось на ней какое-нибудь платье, она готова была носить его цлую жизнь. Ленточка, имъ подаренная, становилась для нея миле всхъ брильянтовъ. Каждый годъ узжалъ онъ въ Лондонъ на полтора мсяца и, въ прежнее время, не бралъ съ собою жены, потому-что вызды ея ко двору стоили бы для нихъ слишкомъ-дорого. Она не показывала и вида грусти, отпуская его, но съ какою радостью встрчала его!
Но когда Генри Эсмондъ сталъ нсколько-постарше, онъ замтилъ, что милордъ скучаетъ и тяготится своею жизнью, которая стснялась самою угодливостью и заботливостью жены. Лордъ Кестельвудъ любилъ пожить, повеселиться, семейный кругъ, которымъ наслаждался онъ нсколько лтъ, началъ надодать ему. Тмъ скоре почувствовалъ онъ стснительность любви, что съ любовью соединилась ревность. Начались жалобы, обвиненія, сначала несправедливыя, потомъ, бцть-можетъ, и справедливыя, они кончались примиреніями, общаніями исправиться, но общанія не исполнялись, и мало-по-малу насталъ для влюбленной жены тотъ грустный періодъ, когда она замчаетъ, что предметъ ея обожанія — простой смертный.
Впрочемъ, лордъ Кестельвудъ и не требовалъ обожанія, напротивъ, онъ, сколько могъ, нарушалъ далай-ламскія почести и церемоніи, которыми окружала его миледи. Онъ былъ веселый и простой человкъ — не боле. Онъ любилъ пошутить, покушать, выпить бутылку хорошаго вина, любилъ заниматься своею наружностью и былъ добрйшимъ и любезнйшимъ изъ людей, пока ему не мшали. Такъ прошло два или три года.
Въ т времена прививаніе оспы было еще неизвстно, язва эта производила страшныя опустошенія и наводила ужасъ на весь округъ, въ которомъ появлялась. Однажды — это было въ 1691 году — мы сидли вс вмст посл обда, какъ вошелъ докторъ Тошеръ, священникъ кестельвудской церкви, съ лицомъ блднымъ и разстроеннымъ, онъ объявилъ намъ, что въ кестельвудской деревн явилась оспа, одна изъ дочерей кузнеца занемогла ею.
Нэнси была веселая, рзвая двушка съ розовыми щочками, вс въ деревн любовались на нее. Генри Эсмонду было въ то время шестнадцать лтъ, и почему-то случалось, что онъ часто заходилъ къ кузнецу, жена котораго держала пивную лавочку, гд всегда было много гостей. Ни у Генри, ни у Нэнси не было на ум дурной мысли, но дло въ томъ, что они любили быть вмст. Первою мыслью Генри, когда онъ услышалъ о болзни, было опасеніе за бдную Нэнси, потомъ онъ испугался еще боле, подумавъ, что, быть-можетъ, занесъ болзнь въ семейство Кестельвудовъ: потому-что не дале, какъ въ тотъ самый день поутру, онъ былъ въ лавочк, просидлъ съ Нэнси боле часа, и держалъ на колняхъ ея маленькаго брата, также какъ и сама Нэнси, жаловавшагося на головную боль.
— Господи, сохрани насъ! вскричалъ милордъ, выслушавъ извстіе Тошера. Завтра же вс удемъ изъ Кестельвуда!
— Да, это лучше всего, сказалъ Тошеръ.— Ужасно подумать, что болзнь началась въ семейств кузнеца. Нын половина деревни перебывала въ его лавочк.
Въ это время маленькая Беатриса подошла къ Генри, который любилъ ласкать дтей, разсказывать имъ сказки и разные анекдоты изъ исторіи. Генри вскочилъ съ своего стула, отступилъ отъ ребенка и сказалъ виконтесс по-французски:
— Миледи, прикажите Беатрис не подходить ко мн: я былъ ныньче у кузнеца и держалъ на рукахъ его маленькаго сына…
— А потомъ у васъ на колняхъ сидлъ мой сынъ! вспыхнувъ отъ гнва, вскричала виконтесса: — благодарю васъ за такое одолженіе. Пойди сюда, Беатриса. Не дотрогивайся до мистера Эсмонда. Пойдемъ, пойдемъ отсюда Беатриса! Прощайте, мистеръ Эсмондъ. Не лучше ли и вамъ уйдти къ вашимъ друзьямъ въ пивную лавочку? Глаза ея, всегда кроткіе, ласковые, теперь сверкали гнвомъ.
— Что это, что это такое, Рахель? ты выходишь изъ себя, сказалъ виконтъ, стоявшій у камина въ другомъ конц комнаты, и неслышавшій словъ Генри:— дамамъ неприлично выходить изъ себя, не правда ли, докторъ? А какъ ты восхитительна въ своемъ гнв!
— Милордъ, сказала она негодующимъ голосомъ: — этотъ молодой человкъ, которому вы дали убжище въ своемъ дом, сейчасъ сказалъ мн, что онъ былъ въ лавочк кузнеца, что онъ держалъ на колняхъ мальчишку, который теперь боленъ. И онъ, зараженный, да, зараженный, входитъ въ ваше семейство, беретъ на руки вашего сына, садится подл меня — да, подл меня! Онъ, быть-можетъ, убилъ нашего сына! Зачмъ онъ родился, въ стыдъ нашей фамиліи? зачмъ онъ живетъ здсь? Вышлите его отсюда, вышлите его, ныньче же, пусть не заражаетъ онъ насъ!
Никогда не говорила она неласковаго слова бдному Генри, теперь онъ былъ такъ пораженъ ея жосткими укоризнами, что нсколько времени стоялъ, то блдня, то красня, не въ-состояніи ничего сказать.
— Я не виноватъ въ томъ, что родился Эсмондомъ, миледи, произнесъ онъ, наконецъ.— Прощайте, благодарю васъ за всю доброту, какую вы мн оказывали прежде. Я навлекъ гнвъ миледи и ухожу. Благодарю васъ… и, упавъ на колни, Эсмондъ схватилъ и поцаловалъ руку милорда.
— Ему хочется поскоре уйдти къ своей Нэнси: не останавливайте жь его, прежнимъ гнвнымъ голосомъ говорила леди.
— Нтъ, я не выгоню тебя! вскричалъ милордъ.— Она всегда такая. Какъ она услышитъ женское имя, выходитъ изъ себя. Потому-то я и сталъ много пить, да, именно поэтому, къ бутылк она по-крайней-мр не ревнуетъ — правда ли, докторъ?
— Эта гадкая, негодная двчонка, Нэнси, надлала столько непріятностей! сказалъ Тошеръ:— она виновата, что онъ занесъ сюда заразу.
— А, я и позабылъ! закричалъ съ испугомъ милордъ, вырывая свою руку у Генри:— Генри, отойди, мой другъ, знаешь, бды надобно избгать, отойди!
Миледи посмотрла на бднаго юношу, котораго вс гнали безжалостно, и первая она сама, природное незлобіе пробудилось въ душ ея. Она подошла къ Эсмонду и взяла его руку, — Простите меня, Генри, сказала она:— я была жестока. Вы не виноваты.
— Пустите его, бросьте его, отойдите, миледи! вскричалъ милордъ.
— Это не спасетъ, отвчала она: — малютка Френкъ безпрестанно перебгалъ отъ него ко мн. Если онъ зараженъ, и мы заражены.
— Нтъ, я не зараженъ, я курилъ трубку — и при этомъ онъ поспшно раскурилъ углемъ свою погасшую трубку:— куренье предохраняетъ. Надобно бжать отсюда. Завтра мы демъ..
— Я не ду, я не-покину сына, узжайте вы съ Беатрисою, милордъ, мы останемся здсь.
Беатриса не была заражена, потому-что не подходила ни къ Эсмонду, ни къ матери: они играли съ Френкомъ, а маленькая двочка была такъ горда и ревнива, что не подходила къ тому, кто ласкалъ другаго ребенка, хотя бы даже ея брата Въ ту же ночь милордъ ухалъ вмст съ дочерью.
На другой день Генри Эсмондъ лежалъ въ осп. Оправившись отъ болзни, онъ узналъ, что маленькій Френкъ также перенесъ оспу, и теперь выздоравливаетъ, но миледи, занемогшая посл нихъ, еще не избавилась отъ опасности. Когда болзнь прошла, она, правда, не оставила рябинъ на лиц леди Кестельвудъ, но унесла съ собою свжій румянецъ щекъ ея, прежній блескъ глазъ ея. Взглянувъ въ зеркало, она залилась слезами.
— Будетъ ли теперь попрежнему любить меня милордъ? сказала она Генри и опять зарыдала.
Бдная Нэнси умерла, и Генри стыдился, что не рыдаетъ о ея смерти, онъ могъ только написать латинскую элегію, въ которой нимфы и дріады надвали трауръ по Нэнси. Вс мысли Генри были обращены къ виконтесс.
Въ-самомъ-дл, возвратившись, по прекращеніи болзни, въ Кестельвудъ, милордъ охладлъ къ жен. Онъ любилъ въ ней только молодость и свжесть. Онъ скучалъ съ нею, онъ все чаще-и-чаще узжалъ изъ дому. Много страдала бдная женщина, увидвъ, что лишилась любви мужа. Она старалась забыться въ заботахъ о воспитаніи дтей, старалась забыться за книгами. Но могла ли она не тосковать о потерянномъ счасть?
Генри Эсмондъ занимался вмст съ нею? училъ дтей ея, управлялъ домашнимъ хозяйствомъ, которымъ не хотлъ обременять себя милордъ, такъ прошло нсколько мсяцевъ. Но ему исполнилось шестнадцать лтъ, и надобно было подумать о будущей каррьер молодаго человка. хать въ университетъ, было пламеннымъ его желаніемъ, но беззаботный милордъ и не догадывался о томъ. Неожиданно получила миледи средство исполнить желаніе Генри. Одна изъ ея родственницъ умерла, оставивъ ей небольшое наслдство, и Генри похалъ въ Кембриджъ.
Возвратившись черезъ два года на каникулы, онъ нашелъ много перемнъ въ Кестельвуд. Но здсь начинается новый рядъ происшествій въ семейств виконта, и, чтобъ не раздроблять разсказа о нихъ, мы отлагаемъ его до слдующей книжки.

Статья вторая.

Продолженіе первой книги.

Пріхавъ на каникулы въ Кестельвудъ, Эсмондъ нашелъ поразительную перемну въ его жителяхъ. Беатриса такъ выросла, что Генри не зналъ, цаловать или не цаловать ее. Молодой лордъ поднялся, сама леди Кестельвудъ стала полне, лицо ея, попрежнему нжное и ласковое, стало выражать боле ршимости. Звукъ ея голоса былъ такъ грустенъ, что, услышавъ его въ первый разъ, Генри въ изумленіи взглянулъ на нее — она опустила глаза, да и потомъ никогда не глядла ему въ лицо, если онъ смотрлъ на нее. Въ ея голос, въ ея глазахъ чувствовалась какая-то печаль и тайна. Она встртила Эсмонда такъ холодно, что онъ былъ огорченъ, и едва могъ отвчать, когда, какъ-бы смшавшись и желая скрыть это, начала она разспрашивать, какь идутъ его университетскія дла, не слишкомъ ли много онъ занимается, бережетъ ли свое здоровье, сказала, что онъ очень выросъ и смотритъ прекраснымъ юношею.
— У него ужь есть усы! кричалъ маленькій Френкъ.
— Я думаю, вы будете жить въ прежней своей комнат, сказала миледи:— экономка, кажется, очень-хорошо прибрала ее для васъ.
— Ахъ, мама! да вдь вы сами по десяти разъ въ день ходили смотрть, какъ ее убираютъ, сказалъ Френкъ.
— Да, мама срзала цвты, которые вы, Генри, посадили въ моемъ цвтник — помните, когда я была еще маленькая?— и поставила ихъ на вашемъ окн, прибавила Беатриса.
Леди покраснла. Но, вошедъ въ свою комнату, Генри увидлъ, что ее убирала заботливая рука. Болтливыя дти скоро разсказали ему все, что было въ его отсутствіе. Папа два раза здилъ въ Лондонъ. Папа теперь часто не бываетъ дома. ‘Папа, врно, не любитъ мама‘, сказала Беатриса. Эти слова слишкомъ-ясно подтверждались грустнымъ лицомъ миледи.
Она молчала о своей скорби, но милордъ, за стаканомъ вина, былъ гораздо-разговорчиве съ Генри Эсмондомъ. Онъ совтовалъ ему бояться женщинъ. Вс женщины злы, хитры, неуживчивы. Я не обвиняю милорда за грубость выраженій: вс писатели моего времени говорили о нихъ грубо. Поле, Аддисонъ, Свифтъ — вс считали женщину злою рабынею.
Но мужъ и жена согласны были въ одномъ: въ преданности прежней династіи. Патеръ Гольтъ (это было въ 1695 году) часто являлся въ замк, и однажды пріхалъ съ нимъ молодой человкъ, котораго милордъ и миледи приняли съ необыкновеннымъ почтеніемъ. Посл Генри Эсмондъ узналъ, что это былъ претендентъ, сынъ Іакова II. Заговоръ вспыхнулъ и былъ подавленъ. Списокъ заговорщиковъ былъ найденъ у одного изъ нихъ, но Вильгельмъ сжегъ бумагу не читая. Побжденный этимъ великодушіемъ, лордъ Кестельвудъ, подобно многимъ другимъ, клялся, что не будетъ никогда участвовать въ интригахъ противъ такого милостиваго и мудраго короля.
Прошло еще нсколько лтъ. Возвратившись домой на послдніе свои каникулы, въ 1700 году, Генри Эсмондъ (которому было ужь двадцать-два года), нашелъ Беатрису гордою, кокетливою красавицею, ея брата, Френка, смлымъ юношею, вражда родителей раздляла теперь и дтей. Мистриссъ Беатриса обыкновенно принимала сторону отца, а Френкъ защищалъ мать.
Въ Кестельвудскомъ замк жили роскошно, у милорда бывало множество веселыхъ гостей. По задушевнйшимъ его пріятелемъ былъ лордъ Могопъ, который провелъ свою молодость разгульно и бурно, привыкъ жить съ людьми и, веселясь, не забывать своихъ выгодъ. Они вмст пили, вмст охотились, по цлымъ ночамъ играли въ карты и кости. Сначала леди Кестельвудч, опасалась его, но мало-по-малу онъ усплъ пріобрсть у ней нкоторое довріе. Онъ былъ съ нею чрезвычайно-любезенъ, несмотря на ея холодность. Когда, однажды, Генри Эсмондъ заговорилъ миледи о томъ, что милордъ проигрываетъ Могону много денегъ, миледи сказала, что она покойна въ этомъ отношеніи: Могонъ уврялъ се, что не пользуется слабостью ея мужа, и нарочно проигрываетъ ему назадъ, если выиграете. Тогда Генри Эсмондъ, видя, какъ Могонъ увлекъ всхъ своими благородными манерами, убдился, что долженъ самъ вмшаться въ дло, чтобъ спасти семейство своихъ благодтелей отъ совершеннаго разоренія. Каждый день лордъ Могонъ здилъ кататься въ легкой одноколк, самъ правя лошадьми, и однажды Генри попросилъ лорда взять его съ собою. Они имли жаркій разговоръ, въ бшенств, что вс планы его замчены молодымъ человкомъ, Могонъ гналъ лошадей, и экипажъ опрокинулся. Генри упалъ на мягкую траву, и скоро опомнился отъ удара, но лордъ Могонъ ударился о камень и лежалъ безъ чувствъ, какъ мертвый. Несчастіе случилось близь замка, слуги и самъ милордъ поспшили на помощь. Увидвъ Могона лежащимъ безъ чувствъ, милордъ поскакалъ въ замокъ за своимъ капелланомъ, который нсколько зналъ медицину. Но Генри Эсмондъ, вспомнивъ подобный случай въ Кембридж, пустилъ Могону кровь перочиннымъ ножичкомъ, лордъ пришелъ въ чувство и его можно было перенести въ замокъ. Молодой Френкъ, хавшій рядомъ съ Эсмондомъ, сказалъ ему. ‘Мама была на террас съ капелланомъ, и папа очень испугалъ ее, сказавъ, что вы убились до смерти’…
— Что я убился до смерти?
— Да, папа сказалъ: ‘Бдняжка Генри убился’, мама вскрикнула и упала, я перепугался за нее, а папа сначала поблднлъ, потомъ произнесъ нсколько проклятій и ругательствъ, и захохоталъ, я никогда не видывалъ его въ такомъ бшенств. Онъ веллъ мн хать вмст съ капелланомъ. Оглянувшись съ дороги, я увидлъ, что онъ льетъ воду на лицо мама, которая все еще лежала въ обморок. Ахъ, какъ онъ ее перепугалъ!
Думая объ этомъ странномъ случа, который произошелъ отъ одинаковости именъ (потому-что и лорда Могона звали Генри), Генри Эсмондъ, смущенный, молчалъ всю дорогу.
Черезъ нсколько дней лордъ Могонъ оправился и объявилъ, что узжаетъ изъ замка въ Лондонъ. Хозяинъ обращался съ нимъ церемонно и какъ-бы натянуто, не такъ, какъ прежде, но, повидимому, они разстались добрыми пріятелями. Однакожь милордъ не похалъ провожать гостя, какъ длывалъ прежде, а простился съ нимъ на подъзд учтивымъ поклономъ. ‘Скоро мы увидимся въ Лондон, Могонъ’, сказалъ онъ съ улыбкою, ‘и тогда разсчитаемся’.
Въ Кестельвуд водворилась тишина. Милордъ былъ печаленъ, но необыкновенно-кротокъ и добръ со всми. Глаза жены постоянно слдили за нимъ. Его обращеніе съ нею совершенно измнилось. Онъ называлъ ее, какъ встарину. ласковымъ именемъ: ‘милая Рахель’.
— Онъ всю ночь ходитъ но своей комнат: что это значитъ, Генри? разузнайте, я васъ прошу, Генри, говорила она Эсмонду, которому довряла боле, нежели кому-нибудь.— Онъ послалъ на-дняхъ три письма въ Лондонъ, что это значитъ, Генри?
Генри замнялъ секретаря милорду, онъ зналъ содержаніе писемъ. Милордъ длалъ своему повренному порученіе занять денегъ ‘для уплаты долговъ по кестельвудскому помстью’, прибавлялъ онъ. Однажды за завтракомъ милордъ беззаботнымъ голосомъ сказалъ, что нын получилъ письмо объ отъзд Могона въ Парижъ, откуда онъ отправится путешествовать по Европ. Леди Кестельвудъ стала посл того гораздо-спокойне и веселе. Милордъ оставался грустенъ попрежнему и началъ говорить, что чувствуетъ себя очень-нездоровымъ, потому думаетъ създить въ Лондонъ, посовтоваться съ знаменитымъ докторомъ Чейномъ. Онъ бралъ съ собою Генри Эсмонда, и они отправились 10 октября 1700 года. Прощаясь, виконтъ обнялъ жену нжне, благословилъ дтей торжественне, нежели когда-нибудь прежде въ подобныхъ случаяхъ.
Тотчасъ же по прізд въ Лондонъ, милордъ послалъ за своимъ повреннымъ, который сказалъ ему, что ‘деньги нын поутру уплачены самому лорду Могону, сообразно приказанію виконта Кестельвуда’.
— Но вдь вы говорили, что лордъ Могонъ въ Париж?!— вскричалъ Эсмондъ въ удивленіи и испуг.
— Онъ возвратился по моему приглашенію, сказалъ виконтъ: — у насъ съ нимъ есть свои счеты.
— Ахъ, какъ я желалъ бы, чтобъ они были ужь покончены, сэръ! сказалъ Эсмондъ.
— Они кончены, отвчалъ виконтъ:— онъ безпокоился о деньгахъ, которыя я проигралъ ему, теперь они заплачены, и мы можемъ встртиться по-пріятельски.
— Милордъ! вы меня обманываете: вы поссорились съ лордомъ Могономъ!
— Э, какая ссора! Мы нын съ нимъ поужинаемъ, разопьемъ бутылку вина Долгъ уплаченъ — и непріятности кончены.
— Гд же мы будемъ ужинать, сэръ?
— Л/ы будемъ ужинать! Неприглашенные не должны напрашиваться. Ты любишь театръ, и отправишься вечеромъ въ театръ, смотрть игру Беттертона, а я проведу время по-своему, и ‘завтра мы съ тобой позавтракаемъ, если будетъ апетитъ’, какъ говорится въ одной старой комедіи.
— Нтъ, милордъ, клянусь вамъ, не отойду отъ васъ ныншній вечеръ. Я знаю причину вашей ссоры. Вы въ заблужденіи, милордъ!
— Знаешь, а не сказалъ мн! Зналъ и не говорилъ мн, что этотъ негодяй соблазняетъ мою жену…
— Она чиста какъ младенецъ, возразилъ Генри Эсмондъ.
— Разв я сказалъ хоть слово противъ нея? Разв я усомнился въ ней? Ея не было бы теперь на свт, еслибъ я усомнился. Нтъ, она не можетъ увлекаться, нтъ, не таковъ характеръ ея: она не знаетъ ни слабостей, ни снисходительности. Клянусь теб, люблю ее теперь сильне, нежели тогда, когда она была молода, прекрасна, когда я лежалъ у ногъ ея. Но разв она можетъ простить? Нтъ, я потерялъ ея любовь, потому-то и сталъ нить и играть. И вотъ явился этотъ Могонъ, и она любитъ его.
— Вы ошибаетесь, клянусь вамъ, ошибаетесь, сэръ…
— Она получаетъ отъ него письма. Вотъ оно, читай его, Генри. Оно выпало изъ его кармана, когда онъ убился. Мои грумъ поднялъ его и передалъ мн. Смотри, что онъ пишетъ: ‘Обожаемая моя! за что вы такъ суровы къ вашему рабу? Не-уже-ли вы не будете отвчать на письма’… Ты видишь, она получала отъ него письма.
— Но не отвчала ему.
— Это не уменьшаетъ вины его. И я отмщу ему, отмщу!
— Нтъ, вы не погубите добраго имени миледи, вдь вы сами знаете, что она невинна. Вы не будете рисковать ея репутаціею, сказалъ Эсмондъ умоляющимъ голосомъ.
— О чести моей жены тутъ не будетъ рчи. Мы можемъ поссориться по другому поводу.
— Ваши враги — мои враги, сказалъ Эсмондъ, видя непреклонность виконта. Онъ сказалъ, что ужь длалъ Могону вызовъ въ тотъ день, когда опрокинулся экипажъ, и будетъ съ нимъ драться.
— Нтъ, я этого не позволю, я самъ еще могу владть шпагою, но я готовъ взять тебя своимъ секундантомъ. Мы подемъ въ театръ, встртимся тамъ съ Могономъ, отправимся вмст ужинать, начнемъ играть и — найдется, найдется случай для ссоры. Пли погибнетъ безчестный негодяй, или простится съ свтомъ человкъ, которому ненужно и тяжело жить на свт. Мн лучше умереть, Генри, жена моя будетъ тогда счастливе, прибавилъ милордъ съ горькою улыбкою.— Мы уговорились съ Могономъ въ Кестельвуд. Прочитавъ письмо его, я назвалъ его негодяемъ. Онъ не оправдывался и говорилъ только, что жена моя невинна.
— Она невинна, милордъ, клянусь, невинна!
— Конечно, безъ всякаго сомннія. Он всегда невинны. Разумется, услышавъ, что онъ убился, она упала въ обморокъ просто, по нечаянности.
— Но, милордъ, Генри мое имя! красня сказалъ Эсмондъ, — вы сказали ей: ‘Генри убился’.
— Такъ, значитъ, съ гобой долженъ я драться? въ изступленіи вскричалъ милордъ. Такъ ты, зменокъ, пригртый мною, ты ужалилъ меня?.. Нтъ, Генри, нтъ, у тебя хорошее сердце (и милордъ зарыдалъ), у тебя честное сердце, я люблю тебя. А! вотъ мой другой секундантъ. Здравствуй Джекъ Уэстбери!
Секундантомъ, котораго пригласилъ милордъ, былъ тотъ самый капитанъ Уэстбери, который нкогда арестовалъ прежнюю виконтессу, Изабеллу, и занималъ съ своею командою кестельвудскій замокъ. Онъ, милордъ и Эсмондъ отправились въ театръ, встртили тамъ Могона, съ которымъ также были двое друзей, по окончаніи спектакля виконтъ предложилъ ужинать вмст въ какой-нибудь таверн. Эсмондъ былъ теперь спокоенъ и даже веселъ, потому-что у него былъ свой планъ.
Пришедши въ таверну, джентльмены заказали ужинъ, спросили карты и бесдовали очень-дружелюбно, пока лакеи оставались въ комнат, прислуживая за столомъ.
Но какъ подали карты, Генри Эсмондъ пригласилъ Могона играть съ нимъ. Планъ Эсмонда состоялъ въ томъ, чтобъ предупредить дуэль виконта своею дуэлью. Могопъ угадалъ его мысли и отвчалъ на предложеніе:
— Вы слишкомъ молоды, чтобъ играть на такія ставки.
— Кто сметъ говорить, что я слишкомъ-молодъ? сказалъ Эсмондъ.— Не лучше ли сказать, что вы сами трусите, милордъ?
— Я трушу!.. вскричалъ Могонъ.
Но виконтъ замтилъ умыселъ Эсмонда, остановилъ его и слъ играть съ Могономъ. Когда лакеи пришли съ новыми бутылками, Могонъ, поправляя свчу, погасилъ ее. Виконтъ сказалъ: ‘какая глупая неловкость, Могонъ!’
— Глупая неловкость — выраженіе глупое и неловкое, отвчалъ противникъ, порядочный человкъ не употребитъ его.
— А я употребляю и, если хотите, прибавлю, что плюю на васъ.
— Господа, господа! при лакеяхъ! закричали собесдники.— Вы должны извиниться другъ передъ другомъ.
Поссорившіеся не захотли извиняться и дуэль была неизбжна. Ршено было тотчасъ же хать за городъ. Была ужь полночь, но свтилъ мсяцъ, и дуэль началась. Черезъ нсколько секундъ виконтъ Кестельвудъ упалъ, пронзенный въ грудь. Умирая, онъ при духовник открылъ Генри Эсмонду тайну, которая удивила его. Тайна эта касалась самого Генри, и онъ свято сохранилъ ее, какъ сдержалъ и слово, данное своему благодтелю: быть защитникомъ осиротвшаго его семейства. Но бумагу, переданную ему виконтомъ и содержавшую доказательства, на которыя могъ бы огіереться Генри Эсмондъ, еслибъ захотлъ воспользоваться своею тайною, эту бумагу Эсмондъ бросилъ въ каминъ, она ярко вспыхнула, и пламя освтило картину, изображающую, какъ Іаковъ лишаетъ ІІсава права первородства.
— Богъ да благосло…. сказалъ слабющимъ голосомъ виконтъ, и слова замерли на устахъ его.
Кто жъ передастъ ей ужасную всть? подумалъ Генри. Самъ онъ не чувствовалъ въ себ на то силы. Добрый священникъ, принявшій исповдь виконта, согласился, по просьб Эсмонда, хать въ Кестельвудскій Замокъ встникомъ горести. А Генри Эсмондъ явился къ судь и самъ объявилъ, что долженъ подвергнуться аресту за участіе въ дуэли.

Книга вторая.

О многомъ думалъ Эсмондъ, сидя въ тюрьм, но его не искушало честолюбіе. Онъ не раскаивался въ томъ, что при постели умирающаго виконта ршился не пользоваться своею тайною, которая лишила бы и титула и богатства маленькаго Френка, сына его милой благодтельницы. На третій день тюремщикъ сказалъ, что какая-то дама пріхала навстить его. Онъ угадалъ, кто она и приготовился принять леди Кестельвудъ.
Лицо миледи было блдно, какъ полотно. Взглядъ ея, всегда столь кроткій, устремился на Эсмонда съ выраженіемъ укоризны и страданія, такъ-что молодой человкъ въ смущеніи опустилъ глаза.
— Вотъ гд я нахожу васъ, мистеръ Эсмондъ! сказала она: — вотъ какую радость вы мн доставили!
— Не упрекайте меня, у меня и безъ того довольно горя. Онъ хотлъ поцаловать ея руку. Она отступила назадъ.
— Не касайтесь меня: рука ваша въ крови! Гд мой мужъ? Возвратите мн мужа, Генри! Вы были тамъ и позволили убить его! И не наказали убійцу! А вы клялись умереть за насъ. Онъ любилъ васъ, врилъ вамъ, и я вврила вамъ его! Что вы сдлали съ нимъ! Чмъ заслужили мы такую благодарность отъ васъ, Генри? Вы были брошеннымъ сиротою, когда онъ, добрый, благородный, призрилъ васъ! Вы внесли несчастіе въ нашъ домъ. Черезъ васъ я лишилась любви его. Пока васъ не было между нами, онъ любилъ меня. И зачмъ я оставляла васъ въ нашемъ дом? Я знала, что вы погубите насъ. Зачмъ не умерли вы отъ оспы, когда я ухаживала за вами? О, какъ я теперь наказана за свою доброту! Мой мужъ умеръ, защищая меня, вы были тутъ — и не спасли его!
— Я желалъ бы быть на мст милорда, сказалъ онъ, — не моя вина, что это желаніе не исполнилось. Но судьба сильне насъ, она не хотла того. Лучше было мн умереть отъ своей болзни.
— Да, лучше, Генри, сказала она и взглянула на него такъ грустно, что онъ, въ отчаяніи, бросился въ постель: — Генри Эсмондъ былъ раненъ въ руку, сражаясь какъ секундантъ на дуэли виконта (тогда былъ обычай, что дрались не только сами противники, но и секунданты ихъ), быстрымъ движеніемъ своимъ онъ сорвалъ перевязку и кровь полилась изъ раны. Эсмондъ упалъ въ обморокъ. Когда онъ очнулся, виконтесса молча ушла изъ комнаты, но потомъ жена тюремщика, перевязывая снова его рану, отдала ему платокъ съ вензелемъ виконтессы. ‘Этимъ платкомъ госпожа остановила теченіе крови, сказала она: я вымыла его, потому-что онъ былъ весь въ крови’. Тысячу разъ Эсмондъ цаловалъ платокъ, говоря: ‘нтъ, я не обижу тебя, добрая моя благодтельница, не обижу твоего сына, и когда-нибудь ты отдашь справедливость моей преданности’.
По теперь напрасны были вс усилія Эсмонда смягчить гнвъ виконтессы. По тогдашнимъ законамъ, онъ долженъ былъ просидть годъ въ тюрьм, какъ и другіе секунданты, и писалъ изъ тюрьмы къ своей благодтельниц, но ему отвчалъ новый капелланъ Кестельвудскаго Замка, что виконтесса не хочетъ никогда его видть, и потому отдала, по смерти прежняго капеллана, доктора Тошера, это мсто, на которое готовился Эсмондъ, сыну покойнаго. Потомъ Эсмондъ посылалъ къ виконтесс добраго, ‘ученаго Дика’, который теперь ужь былъ капитаномъ, и навщалъ въ тюрьм своего стариннаго пріятеля, но и Дику, или, какъ теперь его звали, капитану Дику Стилю, виконтесса сказала, что не можетъ видться съ Генри Эсмондомъ, будетъ выдавать ему пенсію, по не позволяетъ ему, по выход изъ тюрьмы, явиться въ Кестельвудскій Замокъ.
А между-тмъ Кестельвудскій ЗАмокь принадлежалъ бы Эсмонду, еслибъ онъ захотлъ. Тайна Генри открылась такимъ образомъ. Томасъ Кестельвудъ, вступая въ супружество съ Изабеллою, своею кузиною, скрылъ, что у него есть-жена, покинутая имъ за границею, и что Генри законный сынъ его отъ этой жены. Потому Генри, будучи впослдствіи привезенъ въ Кестельвудскій Замокъ, былъ своимъ отцомъ выдаваемъ за побочнаго сына. Но, умирая, Томасъ раскаялся въ этомъ поступк и передалъ патеру Гольту, своему духовнику, свидтельство о первомъ брак своемъ съ магерью Генри. Посл того Гольтъ, напрасно уговаривая Френсиса, наслдовавшаго посл Томаса титулъ виконта Кестельвуда, участвовать въ заговор, имвшемъ цлью возстановленіе Стюартовъ, грозилъ ему, въ случа отказа, доказать, что титулъ долженъ принадлежать Генри, но былъ взятъ подъ стражу, не успвъ исполнить своей угрозы. Документъ, доказывавшій законность происхожденія Генри, остался у него, Генри не хотлъ отъискивать Гольта, не хотлъ и требовать изъ Брюсселя, гд совершена была свадьба его матери, свидтельства о законности ея брака.
Виконтесса Кестельвудъ отвергла своего прежняго любимца, но супруга отца его, Изабелла, приняла живое участіе въ своемъ пасынк, и, по освобожденіи изъ тюрьмы, Эсмондъ видлся съ нею. Она одобрила его намреніе поступить въ военную службу, выхлопотала ему чинъ прапорщика и дала средства одться прилично своему новому званію.
Это было въ 1702 году. Король Вильгельмъ уже умеръ, престолъ наслдовала сестра его, королева Анна, и находясь подъ вліяніемъ герцога Марльборо, жаждавшаго славы, дятельно продолжала въ союз съ германскимъ императоромъ, полководцемъ котораго былъ знаменитый Евгеній Савойскій, войну противъ Людовика XIV-го. Тотчасъ по вступленіи въ военную службу, Эсмондъ участвовалъ въ испанской экспедиціи, но этотъ походъ не представлялъ ничего особенно-интереснаго. Возвратившись въ Лондонъ, онъ услышалъ толки о томъ, что новый капелланъ Кестельвудскаго Замка надется вступить въ бракъ съ вдовою виконтессою, у которой мать его служила горничною. Слухъ о такомъ унизительномъ союз возмутилъ Эсмонда, хотя онъ много разъ клялся, что навсегда останется чуждъ мыслямъ о ней. Онъ немедленно похалъ въ уолькотское помстье, гд жила виконтесса, покинувз. пышный замокъ. Но тамъ онъ узналъ, что виконтесса съ дтьми и капелланомъ ухала въ сосдній городъ, чтобъ отслушать воскресную службу. Онъ поспшилъ за ними и вошелъ въ церковь. Молодой виконтъ, теперь ужь стройный, прекрасный юноша, первый замтилъ Эсмонда и указалъ его матери. По окончаніи службы, онъ съ радостнымъ лицомъ подбжалъ къ Эсмонду и осыпалъ его радушными привтствіями. Эсмондъ едва могъ отвчать нсколькими безсвязными словами: онъ былъ въ смущеніи, не зная, какъ прійметъ его виконтесса. Но она также сказала ему: ‘вы обрадовали насъ своимъ возвращеніемъ, Генри’ и подала ему руку. Вс непріятности были забыты. Миледи знала теперь, съ какою преданностью Эсмондъ старался предотвратить дуэль, зна іа, что обвиняла его напрасно.
Съ перваго же взгляда на нее, вс опасенія Эсмонда разсялись. Онъ увидлъ, что слухи, которые такъ встревожили его, были — жалкая, пустая сплетня.
— Помните ли, что нын 29-го декабря? сказала Эсмонду виконтесса:— мы не праздновали его въ прошедшемъ году. 29-го декабря Эсмондъ съ опасностью жизни спасъ нкогда маленькаго Френка, на которомъ загорлось платье. Онъ не говорилъ еще объ этомъ случа, потому-что не представлялось надобности, но съ той поры виконтесса особенно привязалась къ Эсмонду и ежегодно праздновала этотъ день. Радостно былъ онъ проведенъ въ ныншній разъ. Какъ былъ очарованъ молодой человкъ изумительною красотою Беатрисы! Но на другой день Френкъ посвятилъ его въ тайны семейныхъ плановъ. Онъ надялся отдать сестру за своего пріятеля, сына могущественнаго тогда герцога Марльборо, юноша ухаживалъ за Беатрисою, да и Беатриса была неравнодушна къ нему. Не спалось Эсмонду посл того, всю ночь онъ думалъ: такъ эти свтлые глазки смотрятъ съ любовью на другаго! Онъ знатенъ, а я… но разв не могу я однимъ словомъ стать знатенъ и богатъ? Но, какъ и прежде, Эсмондъ преодоллъ искушеніе, и поутру казался веселе, нежели когда-нибудь, хоть грустно было ему въ душ. Посл завтрака онъ началъ укладывать свои вещи. Онъ стоялъ на колняхъ, завязывая свой чемоданъ, какъ вошла въ его комнату виконтесса. Она поблднла, увидвъ сборы.
— Такъ скоро! сказала она.
— Я получилъ отъ генерала, адъютантомъ котораго назначенъ, приказаніе спшить къ своему посту. Вотъ письмо, отвчалъ Эсмондъ.
— Я не хочу читать его. Что сказалъ Фрбикъ вчера вечеромъ?
— Я не услышалъ отъ него почти ничего новаго для себя. Но было однакожь сказано имъ нсколько словъ, о которыхъ я много думалъ, и увидлъ, что мн остается одно: ухать какъ можно скоре. Я мечталъ, но теперь…
— Знаю, Генри, я также думала объ этомъ. Мн было бъ отрадне назвать своимъ сыномъ васъ, нежели знатнйшаго молодаго человка во всей Европ. Кто будетъ такъ добръ, кто будетъ любить ее такъ, какъ любили бы вы? Но есть причины, которыхъ не можетъ высказать мать…
— Я знаю ихъ, у ней много жениховъ, и сынъ герцога Марльбюро первый изъ нихъ. Я прошу позволенія танцовать на свадьб.
— Нтъ, Генри, не эти пустяки останавливаютъ меня. Сынъ Марльборо еще ребенокъ, его страсть къ Беатрис была дтскимъ увлеченіемъ. Отецъ и мать его никогда не позволятъ ему жениться на двушк, которая не такъ знатна, какъ они. И я не захочу, чтобъ Беатриса вступила въ семейство, которое презирало бы ее, сама Беатриса не захочетъ того: она слишкомъ-горда. Ахъ, Генри! не въ этомъ препятствіе. Я люблю и васъ и ее, и никогда не постыжусь любви своей. Но характеръ Беатрисы пугаетъ меня. Она ревнива (говорятъ, и я была ревнива, но теперь я побдила этотъ недостатокъ), она тщеславна. Ахъ, Генри! она не сдлаетъ счастливымъ человка, который будетъ любить ее. Узжайте же, сынъ мои, удалитесь отъ насъ и любите насъ.
Бдная виконтесса! да, она говорила правду, да, она желала ему добра и побдила свою ревность. Генри Эсмондъ увидлъ это нын.
Эсмондъ ухалъ въ тотъ же день въ Лондонъ и оттуда, вмст съ своимъ генераломъ, немедленно отправился къ арміи, которая, подъ предводительствомъ герцога Марльборо, сражалась во Фландріи. Много побдъ Марльборо одержалъ надъ Французами и союзниками ихъ, много городовъ отворили ему свои ворота и встртили его съ торжествомъ. Эсмондъ имлъ много случаевъ хорошо узнать великаго полководца и можетъ представить здсь его врный портретъ. Въ смятеніи битвы и среди пустой церемонной встрчи, въ избушк, за столомъ, на которомъ разложены карты военныхъ дйствій, и во дворц, за столомъ побжденнаго курфирста — везд Марльборо былъ одинаковъ: спокоенъ, холоденъ, невозмутимъ. Измна и любезный поклонъ были для него одинаково-легки, чернйшую ложь произносилъ онъ такъ же непринужденно, какъ фразу о погод. Онъ соблазнялъ и покидалъ женщину, предавалъ или благодарилъ своего благодтеля съ одинаковымъ спокойствіемъ. Онъ былъ бы совершенно инымъ человкомъ, еслибъ его сердце знало любовь или ненависть, состраданіе или страхъ, сожалніе или угрызеніе совсти. Отважнйшій подвигъ, геніальнйшее соображеніе, гнуснйшій обманъ, грабительство областей и отдльныхъ бдняковъ — все было ему одинаково-легко. Армія знала его характеръ, но безгранично вврялась его геніальности. Т самые люди, которыхъ онъ обсчитывалъ въ жаловань (потому-что онъ одинаково бралъ и мильйоны въ подарокъ, и мдную монету изъ жалованья солдата) были преданнйшими исполнителями его воли. Они проклинали своего полководца и не хотли никакого другаго полководца. Въ знаменитомъ гохштедтскомъ сраженіи Эсмондъ былъ тяжело раненъ, и потомъ боле года прожилъ въ Лондон, пока совершенно оправился и могъ возвратиться къ арміи. Виконтесса въ это время получила наслдство посл отца, и имла теперь средства являться при двор. Красота Беатрисы производила необыкновенный эффектъ, и гордая красавица, окруженная поклонниками, не обращала вниманія на Эсмонда. Онъ жестоко страдалъ отъ ея презрнія, и повренною его тайныхъ мученіи была виконтесса. Выздороввъ совершенно, Эсмондъ возвратился къ арміи, съ нимъ похалъ и молодой виконтъ, отданный матерью на попеченіе Эсмонда. Они вмст сражались при Рамилыі, по Эсмондъ пишетъ свою біографію, а не исторію войны.
Однажды, обозрвая въ Брюссел древнюю и великолпную церковь св. Гудулы, Эсмондъ замтилъ у алтаря офицера, лицо и жесты котораго показались ему знакомыми. Окончивъ свою молитву, офицеръ обернулся и Эсмондъ узналъ въ немъ патера Гольта, своего милаго учителя.
— Му Father! (отецъ мой!) радостно вскрикнулъ Эсмондъ поанглійски.
— Молчи! Я не понимаю. Я не говорю поанглійски, отвчалъ Гольтъ на латинскомъ язык.
Эсмондъ улыбнулся этой странной предосторожности.— Я узнаю патера во всякомъ плать, сказалъ онъ полатини.
— Я мистеръ или капитанъ фон-Гольцъ, состоящій въ баварской служб и присланный сюда съ порученіемъ къ Евгенію Савойскому.
— Прошу капитана фой-Гольца принять свидтельство моего глубочайшаго почитанія.
— А изъ тебя также вышелъ отличный рубака. Ты былъ опасно раненъ при Гохштедт, а прежде того былъ въ Испаніи. За Рамильи теб дали роту. Твой генералъ не въ ладу съ Марльборо. Твои кузенъ, виконтъ Кестельвудъ, съ ныншняго похода также гвардейскій офицеръ. Видишь, я знаю все (слабость Гольта, или Гольца, было всезнаніе). Да, я хорошо знаю ваши дла. Старикъ-отецъ леди Кестельвудъ умеръ, у королевы Анны подагра. Ты попрежнему держишься нашей стороны. Да, я знаю, что въ Кембридж ты былъ ревностнйшимъ приверженцемъ Стюартовъ — и хорошо длаешь, слдуя въ этомъ примру виконта…
— И своего отца, прибавилъ Эсмондъ, пристально взглянувъ на Гольта, но патеръ не выразилъ ни малйшаго удивленія этимъ неожиданнымъ словамъ, онъ такъ хорошо владлъ собою, что не показалъ даже виду, что понимаетъ ихъ смыслъ.— А вы что подлывали, капитанъ фои-Гольцъ, съ тхъ-поръ, какъ мы разстались?
— Мало ли что можно длать! Я могъ быть миссіонеромъ въ Пекин или въ Парагва, довольно того, что нын я капитанъ фонГольцъ и присланъ условиться о размн плнныхъ съ принцемъ савойскимъ.
Въ англійской арміи много было офицеровъ, приверженныхъ къ претенденту, сыну короля Іакова II и брату королевы Анны, который жилъ въ Версали подъ именемъ Сен-Джорджа. Самъ герцогъ Марльборо долго былъ въ переписк съ родственникомъ своимъ, лордомъ Бервикомъ, послдовавшимъ въ изгнаніе за Стюартами, и смотрлъ сквозь пальцы на преданность претендента. Патеръ Гольтъ очень-часто являлся въ англійскомъ лагер, зачмъ?— легко было угадать, хотя Гольтъ не говорилъ объ этомъ, пока, видвшись въ Англіи съ Изабеллою, второю супругою отца Эсмонда, узналъ отъ нея, что молодому человку извстна тайна его рожденія, но онъ свято хранитъ ее, не пользуясь своими правами. Добрый патеръ плакалъ отъ умиленія и, почувствовавъ къ Эсмонду уваженіе, сдлался доврчиве съ нимъ и разсказалъ ему вс свои интриги. Объ одномъ жаллъ патеръ, что Эсмондъ, имъ воспитанный въ католическихъ понятіяхъ, забылъ эти наставленія и возвратился къ протестантству. Но Эсмондъ просилъ его не вдаваться въ религіозныя пренія. При одномъ свиданіи, когда молодой человкъ снова ршился заговорить о своей тайн, патеръ разсказалъ ему всю грустную исторію перваго брака отца его. Томасъ Кестельвудъ, бывъ, еще просто Томасомъ Эсмондомъ, въ голландской служб, велъ жизнь разгульную и былъ тяжело раненъ на дуэли. Гертруда Месъ ухаживала за больнымъ, онъ влюбился въ нее и женился, бракъ былъ совершенъ въ Брюссел, въ церкви св. Гудулы, и гамъ же былъ крещенъ сыпь, родившійся отъ этого брака. По скоро капитанъ Томасъ увлекся прежними привычками и бросилъ жену, которая пошла въ монахини. Патеръ Гольтъ показалъ Эсмонду могилу ея на брюссельскомъ кладбищ, и съ любовью рыдалъ сынъ надъ прахомъ страдалицы-матери…
Англійская армія, одержавъ столько побдъ въ предъидущіе походы, стояла въ бездйствіи, враги герцога Марльборо говорили, что онъ подкупленъ французскимъ королемъ, и Генри Эсмондъ принадлежалъ къ числу людей, врившихъ этому, теперь онъ не ручается за основательность этихъ подозрній, по признается, что ими всего естественне было объяснять поведеніе Марльборо. Патеръ Гольтъ говорилъ по секрету своему воспитаннику, что служитъ посредникомъ между претендентомъ и герцогомъ, на самомъ ли дл было такъ — Генри Эсмондъ не знаетъ теперь, ему извстно только, что Гольтъ, будучи схваченъ, какъ шпіонъ, въ англійскомъ лагер генераломъ, непоколебимо-преданнымъ королев Анн, былъ освобожденъ по приказанію герцога.
Но кто захотлъ бы оправдывать герцога, могъ сказать, что у него при двор есть сильные враги, что вліяніе супруги его на королеву Анну, до-сихъ-поръ бывшее безграничнымъ, начало ослабвать, герцогъ долженъ былъ лично здить въ Лондонъ, чтобъ разрушать интриги, противъ него составлявшіяся.
На чьей сторон правда — Генри Эсмондъ не ршаетъ. Онъ только разскажетъ случай, по которому онъ самъ оставилъ службу подъ знаменами Марльборо.
Онъ былъ адъютантомъ у генерала Уэбба, прямаго и честнаго воина, котораго не любимъ Марльборо и который самъ, также не любя герцога, не щадилъ его въ откровенныхъ разговорахъ съ любимыми своими офицерами, изъ которыхъ самымъ близкимъ къ нему былъ Эсмондъ.
Принцъ савойскій осаждалъ сильно-укрпленный Лилль, Марльборо не помогалъ ему и осада шла очень-медленно, нкоторые опасались даже, что она будетъ безуспшна, осаждающіе терпли недостатокъ въ състныхъ припасахъ и амуниціи, участь ихъ зависла отъ обоза, шедшаго изъ Остэнде подъ слабымъ прикрытіемъ. Французскій генералъ Ламотъ съ тридцатью-пятью батальйонами, шестидесятые эскадронами и сорока пушками шелъ изъ Брюгге перехватить его. Уэббъ (тогда генерал-майоръ) съ двадцатью батальйонами пхоты и тремя эскадронами драгунъ двинулся на выручку, встртилъ французовъ у Виненделя и разбилъ ихъ. Они удалялись въ безпорядк подъ прикрытіемъ своей сильной артиллеріи, когда генералъ майоръ Кадоганъ, квартирмейстеръ герцога, командовавшій конвоемъ при обоз, соединился съ англійскимъ отрядомъ, онъ предлагалъ свою помощь Уэббу, но битва была уже выиграна, ни одинъ изъ солдатъ Кадогана въ ней не участвовалъ. Обозъ былъ спасенъ единственно Уэббомъ, онъ былъ такъ милостивъ къ Эсмонду, что, въ рапорт о побд, представлялъ его къ наград и поручилъ ему отвезть донесеніе герцогу. Въ отвтъ, секретарь герцога передала Эсмонду пакетъ отъ Марльборо съ надписью ‘Генерал-лейтенанту Уэббу’. Такая награда очень обрадовала его врнаго адъютанта. Но генералъ топнулъ ногою съ досады, прочитавъ записку:
Сэръ! мистеръ Кадоганъ извстилъ меня объ успх сраженія, выиграннаго вами вчера при Винендел, что надобно приписать преимущественно вашей распорядительности. Будьте уврены, что я отдамъ ей справедливость въ своемъ рапорт королев.

Вашъ и проч. Марльборо’.

— Дв холодныя строки въ награду за побду надъ непріятелемъ, впятеро-сильнйшимъ, за то, что мн обязанія взятіемъ Лилля! вскричалъ Уэббъ.— Что мн въ генерал-лейтенантств! Я долженъ былъ получить его поочереди: я старшій генерал-майоръ въ арміи!
Нумеръ газеты, въ которой были напечатаны представленіе и награды, пришелъ черезъ мсяцъ, въ ту самую минуту, какъ принцъ савойскій угощалъ насъ въ покоренномъ Лилл. Увидвъ крупныя буквы заглавія ‘Винендельская битва’, нумеръ газеты тотчасъ же передали Уэббу. Его лицо странно измнилось, едва онъ прочиталъ нсколько строкъ. Онъ вскочилъ и горячо сказалъ, обращаясь къ Марльборо:
— Не угодно ли будетъ, ваша свтлость…
— Тутъ врно произошло недоразумніе, милый Уэббъ, поспшно перебилъ онъ.
— Такъ вамъ и поправлять ошибку, отвчалъ Уэббъ и хотлъ-было передать газету Марльборо, но онъ сидлъ отъ него черезъ пять человкъ: разстояніе было слишкомъ-велико.— Позвольте же, вотъ какъ… вскричалъ онъ, насмшливо улыбаясь, съ величайшею деликатностью обнажилъ шпагу и передалъ герцогу газету на конц ея. Герцогъ позеленлъ и веллъ своему адъютанту взять нумеръ со шпаги. Уэббъ низко поклонился, допилъ свой стаканъ и вышелъ изъ комнаты. Въ донесеніи о винендельской битв, писанномъ отъ имени Марльборо, упоминалось имя Уэбба, но вся честь побды приписывалась Фавориту герцога, Кадогану.
Въ арміи поднялся страшный ропотъ. Говорили, что герцогъ былъ подкупленъ французами, чтобъ не мшать имъ освободить Лилль, и потому негодовалъ на Уэбба, помшавшаго исполненію его желанія отдать обозъ въ руки непріятеля {Читатели видятъ, что Генри Эсмондъ не любилъ Марльборо, онъ разсказывалъ дтямъ своимъ множество анекдотовъ, очень для него невыгодныхъ. Онъ разсказывалъ также, что когда въ первый разъ представлялся герцогу, то герцогъ повернулся къ нему спиною и потомъ отозвался о немъ своей супруг въ слдующихъ выраженіяхъ: ‘Нын мн представлялся побочный сынъ Томаса Эсмонда, онъ какъ дв капли воды похожъ на негодяя, своего отца’. Генри Эсмондъ никогда не могъ простить Марльборо этихъ словъ. Примч. издат.}.
Въ тотъ же день генералъ Уэббъ потребовалъ у Марльборо отставки, по окончаніи настоящаго похода. Вмст съ нимъ ухалъ въ Лондонъ и его адъютантъ, по еще до окончанія похода была у Эсмонда встрча съ лордомъ Могономъ, убійцею его благодтеля.
Лордъ служилъ въ арміи, но полкъ его постоянно былъ въ отдльныхъ отрядахъ, и только въ Лилл присоединился къ главному войску, гд были Эсмондъ и молодой виконтъ. Узнавъ, что живетъ въ одномъ город съ врагомъ своего семейства, Эсмондъ ежеминутно трепеталъ встрчи съ нимъ Френка Кестельвуда. Однажды они дйствительно сошлись за общимъ офицерскимъ столомъ. Со времени дуэли прошло девять лтъ и безпорядочная жизнь такъ измнила лицо іМогона (не къ-лучшему), что Френкъ не узналъ его, но офицеръ, незнавшій о вражд, рекомендовалъ ихъ другъ другу. Молодой человкъ вспыхнулъ, услышавъ ненавистное имя, и шопотомъ сказалъ Эсмонду, что ‘давно искалъ встрчи съ Могономъ’. Могонъ, вжливо раскланявшись, отошелъ въ сторону: онъ не хотлъ ссоры. Эсмондъ слъ за столомъ такъ, чтобъ раздлить ихъ и, не обращая вниманія на досаду Кестельвуда, воспользовался первою удобною минутою, чтобъ тихо сказать Могону, ‘милордъ, не угодно ли вамъ будетъ удалиться отсюда?’
— Не угодно, отвчалъ Могонъ, успвшій уже выпить нсколько стакановъ: — никто не заставитъ меня уйдти.
Общій разговоръ о ссор Уэбба съ Марльборо продолжался, Могонъ сказалъ что-то въ осужденіе Уэббу. Виконтъ Кестельвудъ возразилъ ему.
— Я не позволю такихъ замчаній, сказалъ лордъ Могонъ.
— Потому-что вы лжете, вскричалъ Эсмондъ. Господа (прибавилъ онъ, обращаясь ко всмъ офицерамъ:— слова милорда Могона ложны, онъ низкій клеветникъ. И, поклонившись Могону, Эсмондъ всталъ изъ-за стола. Такіе случаи были нердки въ арміи. Могонъ всталъ вслдъ за Эсмондомъ и, сопровождаемые нсколькими офицерами, они вышли въ садъ. Черезъ минуту они стояли со шпагами другъ противъ друга. Еслибъ капитанъ Эсмондъ захотлъ освободить міръ отъ негодяя, онъ могъ бы это сдлать, потому-что фехтовалъ несравненно-лучше Могона. Но, клянусь, моею единственною мыслью было предупредить дуэль его съ Кестельвудомъ, я не считалъ себя въ-прав убивать и злодя. Потому дуэль кончилась тяжелою раною въ правую руку Могона, который не могъ три мсяца владть шпагою.
— Генри, зачмъ ты не убилъ его? Я еще слабъ посл уденардской раны, по я убилъ бы его, говорилъ Кестельвудъ.
— Нтъ, лучше не обременять своей совсти смертью человка, какъ бы ни былъ онъ дуренъ, отвчалъ я.
Вскор посл того Эсмондъ съ генераломъ Уэббомъ возвратился въ Лондонъ. Генералъ былъ тамъ принятъ съ восторгомъ, толпа привтствовала его рукоплесканіями и криками ‘ура’, когда онъ вышелъ изъ парламента, благодарившаго его за побду. Онъ представилъ Эсмонда (о которомъ отзывался очень-выгодно) мистеру Роберту Герли, могущественнйшему сопернику Марльборо при двор. Вс негодовали на герцога за поступокъ его съ Уэббомъ, который, торжествуя, говорилъ, что не только содйствовалъ взятію Лилля, но и помшалъ Марльборо получить отъ Французскаго короля три мильйона экю, общанныхъ ему за освобожденіе Лилля. Вс враги герцога осыпали похвалами побдителя при Винендал.
Но нигд покровитель Эсмонда не былъ встрчаемъ съ такою искреннею радостью, какъ въ домахъ миледи Кестельвудъ и старой виконтессы Изабеллы, гд Эсмондъ, пожалованный полковникомъ, былъ считаемъ за героя. Старуха-мачиха велла снять съ него портретъ во весь ростъ, и находила, что Эсмондъ однимъ только недостоинъ своихъ предковъ: тмъ, что мало пьетъ и не хочетъ взять на содержаніе какую-нибудь танцовщицу.
Быть-можетъ, всеобщее уваженіе за военныя заслуги льстило молодому полковнику, но особенно-драгоцнно было ему оно потому, что радовало его добрую виконтессу Кестельвудъ, а боле всего (теперь я могу признаться въ старинной своей слабости) потому, что слава обращала на него вниманіе Беатрисы.
Онъ хорошо зналъ недостатки сердца ея, властолюбіе, суетность, кокетство, эгоизмъ, но онъ любилъ ее и не хотлъ смотрть на другихъ женщинъ. При двор говорили, что Беатриса искала себ три года знатнаго мужа, находила толпу обожателей, по ни одного жениха, и до двадцати двухъ лтъ не успла выйдти замужъ. Что за дло было Эсмонду до этихъ пересудовъ? Онъ попрежнему любилъ ее.
— Мужъ не найдетъ въ ней счастья, говорила ему добрая виконтесса: если не доставитъ ей перваго мста въ обществ. Мать не должна говорить такъ о дочери, но вы также мой сынъ, Генри, и знаете, что я говорю правду. Когда ваше имя упоминалось въ газетахъ, я старалась обратить ея сердце къ вамъ. Вы ей нравитесь, ваша извстность ей пріятна, но ей нуженъ полководецъ, а не полковникъ. Если вздумаетъ посватать ее герцогъ, наканун свадьбы она откажетъ графу.
— И я черезъ нсколько лтъ буду генераломъ, буду командовать въ битвахъ. Я готовъ умереть за нее. Если она предпочтетъ другаго, я буду молиться о ея счастіи. Я не могу побдить своей любви. Знаю, что не буду счастливъ съ нею, но не могу, жить не любя ее.
— Желаю, чтобъ она избрала васъ, сказала виконтесса, подавая ему свою руку.— Я знаю, что вы могли бы составить блаженство любящей жены.
Френкъ Кестельвудъ не пріхалъ на зиму въ Лондонъ, онъ остался въ Брюссел, для занятія военными науками, какъ писалъ матери, а на-самомъ-дл потому, что влюбился въ бельгійскую кокетку, какъ было извстно Эсмонду. Онъ очень-рдко писалъ матери, но, зная, что 29-е декабря торжественный день для нея, прислалъ длинное письмо. И когда въ этотъ день Эсмондъ явился къ завтраку виконтессы, она съ дочерью и съ его мачехою встртила его въ зал, одтая великолпно. Его мачеха подала ему руку, говоря торжественно:
— Кузенъ Генри (такъ она теперь звала его), все наше семейство соединилось, чтобъ благодарить васъ, кузенъ, за ваше благородное поведеніе, которымъ вновь спасли вы жизнь Френка.
Генри понялъ, что молодой виконтъ разсказалъ имъ въ письм дуэль Эсмонда съ Могономъ. Виконтесса и Беатриса также благодарили его. На стол въ гостиной лежала прекрасная шпага въ малиновыхъ бархатныхъ ножнахъ съ перевязью изъ голубой ленты.
— Преклоните колни, сказала Эсмонду Беатриса: — вы длаетесь нашимъ рыцаремъ. Она оснила его шпагою — Виконтесса Изабелла дала шпагу, я ленту, мама обшила ее бахромою.
— Вы нашъ рыцарь, Генри, нашъ врный рыцарь, сказала виконтесса Кестельвудъ, — мать благодаритъ васъ, милый другъ мой, за защиту ея сына. Она не могла продолжать отъ волненія.
— Я усыновляю тебя, Генри, сказала старая виконтесса, мачиха Эсмонда, — и жалю только о томъ, что наслдство мое будетъ не такъ велико, какъ я хотла бы.
— Мы не боимся за Френка, пока вы будете охранять его, прибавила виконтесса Кестельвудъ.
— Скоро будетъ миръ, сказала Беатриса:— я знаю, что герцогиня Марльборо въ немилости.
Начали съзжаться гости. Вс они были тори, тайные приверженцы претендента. Знатнйшимъ былъ герцогъ Гамильтонъ. Беатриса забыла о своемъ рыцар, и все время любезничала съ Гамильтономъ, но вскор посл обда онъ ухалъ, и тогда она обратила свое вниманіе на молодаго лорда Лшбортона. Грустно прошелъ для Эсмонда день, начавшійся такъ радостно. Беатриса едва сказала съ нимъ нсколько словъ и, печально возвращаясь домой (онъ жилъ у своей мачихи), онъ думалъ: ‘Она избрала бы меня, еслибъ я могъ дать ей знатное имя, оно было бъ у меня, но я далъ общаніе отцу ея’.
Посл этого праздника, карета Ашбортона каждый день останавливалась у подъзда Кестельвудовъ, мать милорда сдлала визитъ матери Беатрисы, повсюду, гд ни была гордая красавица, являлся и молодой милордъ. Онъ быль очень внимателенъ къ мистеру Эсмонду и оказывалъ ему тысячи знаковъ дружбы и уваженія. Наконецъ, однажды вечеромъ, разгоряченный виномъ, онъ вбжалъ въ комнату Эсмонда и бросился обнимать его, восклицая: ‘Поздравьте меня, милый полковникъ, я счастливйшій изъ людей!’
— Въ чемъ же заключается особенное счастье счастливйшаго изъ людей? сказалъ Эсмондъ.
— Разв вы не слышали? разв вы не знаете? Я думалъ, что ваши родные уже сообщили вамъ: обожаемая Беатриса отдаетъ мн свою руку!
— Уже-ли? вскричалъ въ изумленіи Эсмондъ.
Не дале, какъ поутру въ тотъ день Беатриса была очень-любезна съ нимъ, онъ писалъ ей стихи, она пла ихъ.
— Да, я сейчасъ оттуда. Она была такъ мила, что я упалъ на колни и… и… я теперь счастливйшій изъ людей! Черезъ четыре мсяца я буду совершеннолтнимъ, могу жениться на комъ хочу. Давайте же вина! Хочу пить здоровье прелестнйшей изъ красавицъ Англіи!
Эсмондъ оставилъ его за бутылкою и поскакалъ въ долгъ Кестельвудовъ увриться въ истин. Грустное лицо виконтессы сказало ему, что все правда. Черезъ полчаса посл того, какъ Беатриса пла стихи своего рыцаря, она дала слово Ашбортону.
Бдный Эсмондъ былъ пораженъ. Ничего, думалъ онъ, не остается ему на свт. Онъ пересталъ думать и о своей каррьер: до-сихъ-поръ старался онъ пріобрсть славу, надялся завоевать себ высокій санъ въ арміи только длятого, чтобъ Беатриса почла его достойнымъ своей руки. Теперь все потеряло цну въ его глазахъ. Онъ подалъ въ отставку. Но генералъ Уэббъ просилъ его послужить еще годъ, виконтесса Кестельвудъ безпокоилась о своемъ сын, который останется одинъ, безъ защитника на пол битвы. Потому Эсмондъ возвратился во Фландрію. Черезъ три мсяца онъ получилъ отъ повреннаго своей мачихи извстіе, что она умерла, отказавъ ему все свое имніе, правду сказать, совершенно-промотанное, такъ за уплатою долговъ наслднику оставался только домъ съ мебелью и вещи покойной леди. Онъ продалъ все, кром ея брильянтовъ, которымъ назначалъ боле-приличное употребленіе: обратилъ деньги въ билеты, съ которыхъ долженъ былъ получать триста фунтовъ. Посл онъ узналъ, что виконтесса Кестельвудъ присутствовала при смерти своей родственницы, но письмо, которое послала она по этому случаю къ Эсмонду, не было получено имъ, будучи послано на пакетбот, перехваченномъ французскими корсарами.
Послдняя изъ большихъ битвъ, въ которыхъ участвовалъ Эсмондъ, при Мальплаке, была самымъ отважнымъ подвигомъ Марльборо. Французы стояли въ чрезвычайно-крпкой позиціи и обыкновенныя правила благоразумія говорили, что нападать на нихъ невыгодно. Марльборо не остановился передъ невозможностью: онъ хотлъ громомъ невроятной побды заглушить голоса своихъ враговъ при двор, напалъ и побдилъ, какъ всегда, по съ потерею двадцати тысячъ лучшаго войска, между-тмъ, какъ уронъ побжденныхъ былъ вдвое мене. Онъ получилъ достойную награду за эгоистическое пожертвованіе тысячами людей своей выгод. Когда онъ, черезъ нсколько дней посл битвы, длалъ смотръ побдоносной арміи, она его не встртила радостными кликами. Солдаты и офицеры стояли угрюмо, и взоры ихъ говорили: ‘Ты погубилъ нашихъ товарищей!’
Вскор посл этой несчастной побды былъ случай, хорошо-характеризующій тогдашнее расположеніе умовъ въ арміи. Непріятельскія арміи стояли долго одна противъ другой неподвижно, раздляемыя только небольшою рчкою. Часовые, расположенные по противоположнымъ берегамъ, мирно разговаривали черезъ рчку, даже оказывали другъ другу небольшія услуги, перебрасываясь фляжками съ водкою и пачками табаку. Однажды Эсмондъ, прогуливаясь верхомъ по берегу, остановился послушать такой разговоръ, какъ вдругъ высокій рыжій непріятельскій солдатъ, усиливавшійся выдавать себя за француза, но доказывавшій и наружностью и языкомъ своимъ, что онъ чистйшій ирландецъ, закричалъ Эсмонду, указывая на одного изъ трехъ офицеровъ, подъзжавшихъ къ берегу отъ непріятельскаго лагеря: ‘вотъ онъ! вотъ онъ!’ (при французской арміи былъ претендентъ, провозглашенный въ Версаля, по смерти Іакова II, королемъ англійскимъ подъ именемъ Іакова III). Эсмондъ никогда еще не видалъ его, но тотчасъ же догадался, кто онъ.
— Прошу васъ передать поклонъ отъ мистера Гамильтона герцогу Марльборо, сказалъ онъ, и учтиво поклонившись Эсмонду и другому англійскому офицеру, бывшему тутъ же, отъхалъ отъ берега. Bei, англійскіе соддаты закричали ему ‘ура’.
Претендентъ имлъ пріятное, ласковое, но задумчивое лицо. Эсмондъ не могъ смотрть безъ волненія и преданности на наслдника имени и несчастій Стюартовъ. Слухъ объ этомъ разнесся по всему лагерю, и скоро начали говорить, что лордъ Кестельвудъ при другомъ подобномъ случа перехалъ черезъ рчку и преклонялъ колно передъ мистеромъ Гамильтономъ или Іаковомъ III. Продолжали также говорить сильне прежняго о томъ, что Марльборо переписывается съ предендентомъ. Нтъ надобности прибавлять, что патеръ Гольтъ продолжалъ бывать въ англійскомъ лагер.
Въ одной изъ послдующихъ схватокъ Генри Эсмондъ былъ тяжело раненъ и посл того долженъ былъ навсегда оставить службу. Пока онъ лежалъ, милордъ Кестельвудъ ухаживалъ за нимъ съ братскою заботливостью, но едва Генри сталъ поправляться, Френкъ ускакалъ въ Брюссель, гд ожидали его наслажденія молодости, увлекательныя для его пылкой натуры, и гд онъ провелъ прошлую зиму. Генри Эсмондъ отправился въ Англію и, ожидая въ Остенде пакетбота, получилъ отъ Френка письмо слдующаго содержанія:
‘Милый Генри! я женился на mademoisselle de Werthein, дочери графа де Werthein, состоящаго въ служб при генерал-губернатор Нидерландъ.
‘P. S. Клотильда старше меня (Френку былъ тогда 21 годъ), что не всмъ можетъ нравиться, но я столько пожилъ на свт въ свое удовольствіе, что, можно сказать, душою гораздо старше своихъ лтъ, и слдовательно равновсіе возрастовъ возстановляется. Я ршился остепениться. Насъ внчалъ въ церкви св. Гудулы патеръ Гольтъ. Она всмъ сердцемъ предана правому длу, и ея любимыя слова vive le roi Іаковъ III, что доставитъ удовольствіе и матушк и Беатрис. Передай матушк помягче эту новость. Клотидьда поетъ восхитительно. Она удивительно-хороша собою. Если у насъ будетъ сынъ, прошу тебя быть крестнымъ отцомъ. Оставляю военную службу — довольно рубился. Зиму проведу здсь, пока Клотильда поправится посл родовъ Она умнйшая и образованнйшая женщина во всемъ Брюссел: музыка, живопись, поэзія такъ же ей знакомы, какъ дланіе пуддинга. Я жилъ у графа (онъ отдаетъ квартиры съ столомъ) и тутъ познакомился съ нею. У нея четыре брата.— Одинъ аббатъ, трое въ арміи принца савойскаго. У графа процесъ, по которому онъ долженъ выиграть огромное богатство, immense fortune, но теперь онъ въ нужд. Передай это матушк, ты имешь на нее большое вліяніе. Пиши ко мн въ Htel de l’Aigle Noire, въ Брюссель’.
Итакъ на Эсмонда было возложено затруднительное порученіе передать щекотливую новость виконтесс. На другой день онъ слъ на пакетботъ и, узнавъ, что Беатриса ухала съ дворомъ въ Виндзоръ, а виконтесса осталась въ своей скромной лондонской квартир, отправился въ Лондонъ, извстивъ напередъ миледи Кестельвудъ о своемъ прізд.

Статья третья и послдняя.

Книга третья и послдняя.

Когда Генри Эсмондъ вошелъ въ комнату миледи Кестельвудъ, она поблднла, но дружески подала ему свою маленькую ручку, и съ улыбкою сказала:
— Какъ тяжелы были ваши страданія! Вы чрезвычайно-блдны, милый Генри.
Въ-самомъ-дл, Эсмондъ былъ худъ и блденъ, какъ привидніе.
— Я возвращаюсь отдохнуть въ кругу родныхъ, сказалъ онъ.— Еслибъ Френкъ не ухаживалъ за мною, когда я, раненый, лежалъ въ постели, я не избжалъ бы смерти.
— Бдный Френкъ, добрый мой Френкъ! Вы всегда были добры къ нему, виконтъ. Что жь, вдь онъ, бдняжка, не зналъ, что отнимаетъ у васъ то, что принадлежитъ вамъ.
— Виконтъ? что это значитъ? почему вы меня такъ называете, виконтесса? вскричалъ полковникъ Эсмондъ.
— Я не виконтесса, отвчала она:— я Рахель Эсмондъ, вдова Френсиса Эсмонда, милордъ, мы не должны носить виконтскаго титула. Мы никогда не должны были его отнимать у того, кому онъ принадлежитъ, но мужъ мой и я сдлали все, что отъ насъ зависло…
— Кто разсказалъ вамъ эту сказку, моя добрая миледи? спросилъ Эсмондъ.
— Разв вы не читали моего письма? Я вамъ писала въ Монсъ, какъ только узнала это сама, сказала она.
— Отъ кого жь вы это узнали? спросилъ онъ опять. И тогда виконтесса разсказала ему, что его мачиха, умирая, послала за нею и передала ей тайну.
— Со стороны покойницы было очень-дурно, что она молчала такъ долго, прибавила миледи: — она сказала мн: ‘милая Рахель, мн объявили, чтобъ я готовилась къ смерти, потому я хочу очистить свою совсть. Мн всегда казалось, что вы не рождены быть знатною дамою, и потому вы, конечно, не огорчитесь тмъ, что я вамъ открою (миледи улыбнулась, повторяя эти слова). Знайте же, Рахель, что я оставляю домъ, вещи свои и все имніе виконту Кестельвуду…’ ‘Моему Френку?’ возразила я: ‘а мн казалось бы…’ — ‘Нтъ, виконту Кестельвуду, мой другъ’.— ‘А бднаго Генри вы хотите обидть?’ сказала я.— ‘Бднаго Генри? Вы хотите, чтобъ ему досталось что-нибудь? Такъ знайте же, милая Рахель, что со времени кончины своего отца, моего супруга, онъ и есть настоящій виконтъ Кестельвудъ’, и она пересказала мн вашу исторію. ‘По смерти моего супруга я хотла отмстить вашему мужу, милая Рахель, за то, что онъ встарину обидлъ меня, женившись на васъ, и думала объявить права Генри на титулъ, но вашъ мужъ такъ заботился обо мн, когда я была подъ арестомъ, что я простила его, притомъ я разсудила, что, грозя ему своею тайною, могу заставить его служить правому длу, какъ это и было въ-дйствительности. Генри ужь знаетъ о своихъ правахъ, но не хотлъ до-сихъ-поръ ими пользоваться’, заключила старуха.
Посл этого открытія, леди Кестельвудъ тотчасъ же написала о немъ Эсмонду, по письмо, какъ теперь обнаружилось, пропало на дорог.
— А теперь какъ я поступлю, по вашему мннію, миледи? сказалъ полковникъ Эсмондъ.
— Это зависитъ отъ вашей воли, Генри: вы глава нашего дома, и должны ршать семейныя дла.
— Двнадцать лтъ уже, какъ они ршены, миледи. Френкъ и сестра его недолжны знать ничего. Я не имю даже доказательствъ своего происхожденія. Я не хотлъ имть ихъ, когда былъ въ Брюссел. Я только плакалъ на могил бдной матушки. Теперь для нея всеравно. Я глава рода, миледи, это такъ, но Френкъ останется виконтомъ Кестельвудомъ.
Добрая госпожа его, которой онъ съ радостью пожертвовалъ бы жизнью, бросилась передъ нимъ на колни, въ восторг материнской благодарности поцаловала его руку, моля Бога о ниспосланіи ему счастья за такой поступокъ.
— Мн должно благодарить васъ на колняхъ, сказалъ онъ, въ смущеніи поднимая миледи: — вы моя благодтельница, призрившая бднаго сироту.
— Нтъ, нтъ, оставьте меня на колняхъ передъ вами! восклицала она, въ восторг материнской благодарности.
При такомъ расположеніи духа ея, Эсмонду было легко передать ей извстіе о женитьб Френка и внушить благопріятныя мысли объ этомъ дл. Потому миледи написала своей невстк нжное письмо, очень-легко упрекнула сына за то, что онъ побоялся просить ея согласія, какъ-будто не зналъ, что мать ему ни въ чемъ не откажетъ, и просила его скоре пріхать домой, чтобъ принять въ свои руки управленіе имніемъ, которое до-сихъ-поръ было у нея въ опек, и которое она успла очистить отъ долговъ, благодаря своему скромному образу жизни.
Въ отвть молодые прислали своей ‘доброй матушк’ письмо, наполненное изъявленіями любви и благодарности, но съ нимъ вмсто Френкъ прислалъ полковнику Эсмонду другое письмо, въ которомъ просилъ осторожно передать матери, что, подъ вліяніемъ своей супруги и патера Гольта, принялъ католическое исповданіе. Это извстіе должно было жестоко огорчить виконтессу, искреннюю протестантку. Эсмондъ хотлъ бы постепенно приготовить къ нему леди Кестельвудъ, но черезъ два дня явилась въ газетахъ статья, объявлявшая, какъ новость, что ‘одинъ изъ ирландскихъ лордовъ, молодой виконтъ К—стельв—дъ принялъ въ Брюссел папскую вру и недавно участвовалъ въ процесіи босоногихъ пильгримовъ’.
Леди Кестельвудъ была убита, прочитавъ это, Беатриса, возвратившаяся вмст съ дворомъ въ Лондонъ, негодовала на слабость брата и язвительно смялась надъ нимъ.
— Теперь Кестельвудскій Замокъ будетъ чуждъ намъ, мама, говорила она.— Жена Френка привезетъ съ собою духовника-іезупта, который будетъ управлять всмъ. Я ненавижу всхъ ханжей, какого бы исповданія ни были они. Съ женою Френка прідутъ толпою братья и безчисленные голодные родственники ея. Вс французы — парикмахеры, канатные плясуны или нищіе. Какъ хороша была фигура, когда бдный, одураченный Френкъ шелъ босой въ процесіи!
Она сбросила туфли съ своихъ маленькихъ ножекъ и, дразня брата, пошла по комнат съ серьзнымъ и чрезвычайно-смшнымъ видомъ, сама миледи, несмотря на свою печаль, улыбнулась ея комическимъ ужимкамъ. Кончивъ воображаемую процесію, Беатриса остановилась и жестомъ попросила полковника Эсмонда надть туфли на ея ножки, которыя позволила ему поцаловать. Виконтесса сдлала недовольный жестъ, видя, что и тугъ Беатриса не можетъ удержаться отъ кокетства. Она, замтивъ это, весело бросилась обнимать ее, говоря: ‘Ахъ, мама, какая вы строгая! Но, кузенъ, у мамі ножка такая же маленькая и прекрасная, какъ у меня, она прячетъ ее, но спросите башмачника: онъ длаетъ намъ туфли и башмаки по одной мрк’.
— Другъ мой, серьзно сказала леди Кестельвудъ, красня отъ словъ дочери:— ты должна была бы Генри отдать свою руку, а не приказывать цаловать твои ножки.
— Это сказала она:— потому, что Эсмондъ все еще до безумія любилъ Беатрису, но гордая двушка говорила своему преданному поклоннику:
— Мн нужно сдлать блестящую партію, кузенъ, будь вы богаче и моложе, это дло могло бы состояться. Вы говорите, что вы только восьмью годами старше меня, нтъ, вы старикъ, вамъ всегда было сто лтъ, да у васъ и нтъ приличнаго состоянія. Не-уже-ли я сама буду длать вамъ пуддингъ? Нтъ, другое дло мама: вы съ нею созданы другъ для друга.
— Ты тщеславна, легкомысленна, мой другъ, красня отъ послдняго замчанія, говорила миледи, когда бывала при этихъ объясненіяхъ.
— Легкомысленна! Ахъ, другъ мой, мама! разв порокъ думать о томъ, какъ устроить свое положеніе? Когда васъ не будетъ, или мн наскучитъ ваше грустное расположеніе, куда мн дваться? Не-уже-ли идти къ брату нянчить дтей его? Merci, мн ужь надоло быть въ-зависимости отъ Френка. Зачмъ я не родилась мужчиною? у меня мужской характеръ. Но теперь я должна искать себ мужа. Я не могу быть кухаркою, я люблю танцовать, наряжаться, жить богато и должна позаботиться, чтобъ у меня было богатство и блестящее положеніе въ обществ.
А между-тмъ, несмотря на все желаніе составить себ хорошую партію, Беатриса, первая красавица Лондона въ 1712 году, до котораго достигъ мой разсказъ, была уже двадцати-шести лтъ, и все еще не нашла себ мужа. Она была не разъ невстою, но всегда свадьба разстроивалась — почему, Эсмондъ не считаетъ удобнымъ объяснять. Такъ отказался отъ ея руки и лордъ Ашбортонъ, о помолвк котораго я говорилъ. Причину разрыва Эсмондъ знаетъ, но не хочетъ повторять скандалзныхъ пересудовъ. Теперь счастливымъ поклонникомъ Беатрисы былъ герцогъ Гамильтонъ, одинъ изъ самыхъ блестящихъ людей въ Европ, еще прекрасный собою, несмотря на свои пятьдесятъ лтъ, страшно-богатый, образованный, остроумный, надленный всми способностями государственнаго человка. Но Эсмондъ не могъ побдить своей безразсудной любви къ Беатрис. Она дружески говорила ему, что вс его исканія напрасны, что она не будетъ его женою.
— Женитесь на мама, сказала она вдругъ Эсмонду: — посмотрите, какъ она хороша! она кажется моложе меня, посмотрите, какъ идетъ къ ней этотъ румянецъ…
Леди Кестельвудъ, вспыхнувъ, какъ зарево, ушла изъ гостиной при этихъ словахъ.
— Я выпрошу у Френка землю, пожалованную королемъ Карломъ I нашему предку въ Америк, и уду туда. Я не могу жить близь васъ, не любя васъ. Тамъ, быть можетъ, участь моя будетъ сносне. Дйствительно, у Эсмонда уже давно была мысль о бгств въ Америку отъ гордой красавицы.
— Ахъ, какіе пустяки вы говорите, cher ami! сказала Беатриса, подавая ему руку съ видомъ состраданія.— Вы сами понимаете, что между мною и вами возможна только дружба.
— Нтъ, не могу выносить такой жизни. Дождусь, пока вы выйдете замужъ, потомъ сяду на корабль…
Тутъ слуга, церемоніально растворивъ об половинки дверей, громко доложилъ о прізд герцога Гамильтона. Великолпный вельможа вошелъ, и Эсмондъ, проклиная его въ душ, удалился изъ гостиной. Въ сосдней комнат встртила своего воспитанника виконтесса, которая продолжала быть кроткою и терпливою повренною его безконечныхъ жалобъ на равнодушіе Беатрисы. Она попросила его въ свои комнаты.
— Сказала она вамъ? спросила виконтесса.
— Да, сказала слишкомъ-много горькаго.
— Нтъ, не то. Сказала ль она вамъ о своей новости?
— Что жь это за новость? спросилъ онъ съ смертельнымъ трепетомъ
— Герцогъ Гамильтонъ сдлалъ ей предложеніе. Это было вчера вечеромъ. Свадьба будетъ, какъ скоро окончится его трауръ по первой жен. Потомъ молодые отправятся въ Парижъ. Вдь вы знаете, что герцогъ назначенъ гуда нашимъ посланникомъ.
Черезъ нсколько времени Эсмондъ, успвъ нсколько оправиться посл ожиданнаго, но внезапнаго удара, говорилъ съ Беатрисою о ея замужств.
— Не вздыхайте и не подсмивайтесь, кузенъ, сказала она: — я съ благодарностью принимаю милостивое вниманіе герцога къ моей красот, и буду ему достойною женою, доставлю ему счастіе. Его дти отъ перваго брака будутъ сначала жестоко ненавидть меня, особенно старшій сынъ (которому было уже около тридцати лтъ,. Даю имъ мсяцъ на эти чувства. Потомъ они полюбятъ меня. Чего я хочу достичь, того достигну. И когда король Іаковъ ІІІ-й возвратится — а это непремнно будетъ — вы можете разсчитывать на мою протекцію, кузенъ Эсмондъ. И буду хорошею женою герцогу. Не говорю, что онъ возбудилъ во мн любовь, но во мн есть къ нему благодарность, покорность, удивленіе — такъ я сказала ему, не общая ничего боле. Его благородное сердце довольствуется этимъ. Я не хитрила съ нимъ, я сказала, что мн двадцать-пять лтъ, и что ужь восемь лтъ никто не пробуждалъ во мн любви. Правда, нсколько дней думала я, что могу полюбить васъ, кузенъ Эсмондъ, когда вы возвратились посл дуэли съ Могономъ, наказали убійцу батюшки и спасли моего брата. Мама умоляла меня полюбить васъ, я полюбила — на нсколько дней. По вы испугали меня своей угрюмостью. Какъ откровенно можемъ теперь мы говорить объ этомъ, будто бы прошла съ-тхъ-поръ тысяча лтъ! Но мы съ вами говоримъ наедин въ послдній разъ, впередъ мы будемъ видться только при мама или при немъ, онъ не похожъ на васъ и ревнивъ, какъ Отелло.
— Но этимъ нашъ разговоръ не кончится. Мое послднее слово будетъ благословеніе и желаніе вамъ счастія. Вотъ идетъ ваша матушка, и я очень-радъ высказать это при ней (Эсмондъ почтительно поцаловалъ руку у виконтессы Кестельвудъ). Благословляю васъ, Беатриса, и на память о томъ прошу васъ принять эти брильянты, принадлежавшіе моей мачих. Я надялся подарить ихъ вамъ ране, и при другихъ отношеніяхъ между нами, но они достойны украшать герцогиню. Съ этими словами онъ передалъ ей шкатулку съ брильянтами, которые получила нкогда Изабелла, его мачиха, отъ короля Іакова ІІ-го.
Невозможно описать, въ какой восторгъ пришла Беатриса, увидвъ уборы, дйствительно-великолпные. Она тотчасъ же надла ихъ, подбжала къ зеркалу и, налюбовавшись на себя, съ крикомъ радости бросилась къ Эсмонду, быть-можетъ, она, въ восхищеніи, хотла расцаловать его, но растворились двери и громко раздался голосъ лакея: ‘его свтлость герцогъ Гамильтонъ!’
Онъ мрачно взглянулъ на мистера Эсмонда, длая ему, однако, учтивый поклонъ.
— Взгляните, герцогъ, какіе чудные брильянты! сказала Беатриса, указывая ему на ожерелье и брошку, блествшія на ней.
— Брильянты? да, они очень-хороши.
— Они мн подарены къ свадьб.
— Конечно, королевою, которая васъ такъ любитъ? Какъ она добра!
— Нтъ, кузеномъ Генри! закричали въ одинъ голосъ об леди.
— Не имю чести знать вашего кузена. Мн казалось, что ни у милорда Кестельвуда, ни у васъ, миледи, нтъ племянниковъ.
— Мы говоримъ, милордъ, о нашемъ кузен, полковник Генри Эсмонд, храненію котораго поручилъ насъ покойный батюшка, и который сто разъ доказывалъ намъ свою любовь, сказала Беатриса.
— Герцогиня Гамильтонъ принимаетъ подарки только отъ своего мужа, madame. Я прошу васъ возвратить брильянты мистеру Эсмонду.
— Моя дочь можетъ принять подарокъ отъ нашего родственника и благодтеля, герцогъ, сказала виконтесса Кестельвудъ.
— Родственника и благодтеля! Я не знаю о вашемъ родств и не желаю, чтобъ моя жена называла благодтелемъ челов…
— Милордъ! вскричалъ мистеръ Эсмондъ.
— Я не хочу употреблять здсь оскорбительныхъ словъ, но прямо скажу вамъ, что вы слишкомъ-часто бываете въ этомъ дом, и что я не позволю своей жен, или невст, принимать подарки отъ человка, который носитъ имя, ему непринадлежащее.
— Милордъ, полковникъ Эсмондъ иметъ право носить имя Эсмонда, возразила виконтесса:— онъ нашъ благодтель, онъ жертвовалъ своею жизнью за моего мужа, онъ дважды спасъ жизнь моего сына — отъ огня и отъ Могона.
— Прошу извиненія у полковника Эсмонда, сказалъ герцогъ еще боле прежняго гордымъ тономъ: — я не хотлъ оскорблять его ни однимъ словомъ и благодарю его за любовь къ вашему семейству, миледи виконтесса. Могонъ мн родственникъ по жен, по я не считаю его своимъ другомъ. Тмъ не мене долженъ я повторить, что моя жена не можетъ принимать подарковъ отъ полковника Эсмонда.
— Моя дочь можетъ принять подарокъ отъ главы нашего дома, постепенно разгорячаясь, сказала виконтесса.— Что значитъ брильянтовое ожерелье въ-сравненіи съ его другими благодяніями намъ? Мы ему обязаны всмъ. Титулъ, нами присвоенный, наши помстья будутъ принадлежать ему, если онъ того захочетъ… и виконтесса языкомъ пламенной благодарности разсказала о правахъ и о поступк Эсмонда.
— Матушка, что вы говорите! въ изумленіи вскричала Беатриса, бросаясь въ объятія матери.
— Это семейная тайна, ваша свтлость, сказалъ полковникъ Эсмондъ: — я имю свои особенныя причины отказываться отъ моего титула.
— Я объяснила бы вамъ это прежде, герцогъ, еслибъ вы попросили руку Беатрисы у меня, а не у нея самой. Я дожидалась случая, чтобъ разсказать вамъ это наедин, но я не жалю, что принуждена была открыть все при Беатрис.
— Милордъ Кестельвудъ, прошу извиненія у васъ за слова, мною произнесенныя по незнанію, сказалъ герцогъ.— Имть васъ родственникомъ, какое бы имя ни было угодно носить вамъ, я считаю себ особенною честью. Въ замнъ подарка, вами сдланнаго моей невст, прошу васъ располагать мною, какъ преданнйшимъ вашимъ родственникомъ и другомъ.
— Я должна заплатить ему сейчасъ же, сказала Беатриса, и поцаловала Эсмонда, прошептавъ ему: ‘О, еслибъ я знала васъ прежде!’
Герцогъ вспыхнулъ отъ этого поцалуя, даннаго Эсмонду сестрою, но не сказалъ ни слова. Беатриса съ достоинствомъ поклонилась ему и вышла изъ комнаты, вмст съ своею матерью.
— Когда ваша свтлость думаетъ отправиться въ Парижъ? спросилъ полковникъ Эсмондъ.
— Какъ можно скоре посл свадьбы. Королев угодно, чтобъ посольство было великолпно, и наши сборы займутъ довольно времени, кром-того, у меня здсь процесъ по имнію первой моей жены съ ея родными, именно съ лордомъ Могономъ, который пріхалъ сюда, чтобъ видться со мною.
На другой день Гамильтонъ былъ убитъ Могономъ на дуэли: это средство показалось негодяю самымъ-легкимъ путемъ къ тому, чтобъ выиграть тяжбу. Но и самъ Могонъ былъ смертельно раненъ.
‘О, Беатриса, Беатриса!’ подумалъ Эсмондъ, услышавъ объ этомъ несчастій: ‘конецъ твоимъ честолюбивымъ надеждамъ, бдняжка!’
Онъ похалъ передать ужасное извстіе несчастной невст, и засталъ ее окруженную модистками, купцами, ювелирами. Беатриса разсматривала серебряное блюдо, съ превосходно-вырзаннымъ рисункомъ, изображающимъ свиданіе Марса съ Венерою.
— Посмотрите, кузенъ, съ какимъ вкусомъ это сдлано!
— Бросьте его: теперь не время забавляться! Идите со мною, я долженъ сказать вамъ нсколько словъ, очень-печальныхъ.
— Что случилось? что случилось? вскричала она, испуганная блдностью Эсмонда, съ трепетомъ прижимаясь къ нему. Онъ увелъ ее изъ толпы въ другую комнату.
— Беатриса моя! милая сестра моя! у васъ такъ много мужества въ душ, соберите все его: вамъ должно выслушать ужасную всть.
Она оттолкнулась отъ своего друга, съ отчаяніемъ восклицая:
— Онъ покинулъ меня! Мы нын утромъ поссорилсь, онъ былъ грустенъ, и я бранила его, но нтъ, онъ не сметъ! онъ не можетъ!…
И лицо ея пылало гнвомъ, а глаза помутились скорбью.
— Онъ покинулъ васъ, сказалъ Эсмондъ.
— Покинулъ — и живъ еще! И вы передаете мн такую всть! Онъ покинулъ меня, и вы не отмстили за меня, вы, называющій себя защитникомъ нашего дома, оставили безъ наказанія такое оскорбленіе мн! Гд Френкъ? Я съищу его: онъ отмститъ ему!
— Герцогъ ужь не принадлежитъ къ числу живыхъ, Беатриса, сказалъ Эсмондъ.
Она изступленными глазами взглянула на своего кузена и упала, какъ пронзенная въ грудь.
— И вы здсь, вы… убійца его?
— Нтъ, хвала Небу, не на мн лежитъ это злодйство. Рука, пролившая кровь отца вашего, лишила васъ супруга.
Въ эту минуту вошла виконтесса, всть, переданная лакеемъ Эсмонда прислуг, уже разнеслась по всему дому. Она бросилась къ дочери, но Беатриса, медленно поднимаясь, отстранила объятія матери, отвергла вс утшенія.
— Теперь мн лучше всего остаться наедин съ собою, сказала она.
Глаза ея были сухи, какъ всегда (разъ только видлъ на нихъ Эсмондъ слезы). Она пожала ему руку, говоря:
— Благодарю васъ, кузенъ, вы ничего не скрыли отъ меня, и вышла твердыми шагами.
Она геройски перенесла свое несчастіе. Никто не слышалъ отъ нея ни слова жалобы. Вскор посл печальной катастрофы покинула она вмст съ матерью дворъ и Лондонъ и удалилась въ Кестельвудскій Замокъ.
Теперь я долженъ возвратиться къ положенію вопроса о престолонаслдіи, который раздлялъ Англію на дв враждебныя стороны. Марія, супруга покойнаго короля Вильгельма III-го, и королева Анна, наслдовавшая престолъ по его смерти, были дочери Іакова ІІ-го, родныя сестры претенденту, провозглашенному въ Версали королемъ англійскимъ подъ именемъ Іакова ІІІ-го. Королева Анна была бездтна, ея смертью прекращалось протестантское потомство Іакова ІІ-го, и чтобъ отвратить опасность видть на англійскомъ престол претендента-католика, находившагося подъ вліяніемъ Французскаго двора, изданъ былъ знаменитый ‘актъ о престолонаслдіи’, постановлявшій, что только протестантъ можетъ носить англійскую корону, которая потому должна была перейдти къ принцу гановерскому, очень-дальнему родственнику Анны {*}. Сердце сестры скорбло о томъ, что братъ ея лишенъ наслднаго престола въ пользу дальняго родственника, она даже чувствовала угрызенія совсти и готова была бы содйствовать возвращенію правь своего брата. Много было у него приверженцевъ между вельможами и народомъ. Кром всхъ, державшихся католическаго исповданія, очень многіе искренніе протестанты оскорблялись мыслью, что англійскій престолъ достанется иноземцу: курфирстъ гановерскій не имлъ и слдовъ англійской національности. Къ этой партіи, втайн покровительствуемой королевою, принадлежали даже нкоторые министры, особенно Болингброкъ. Вс тори, открыто-пользовавшіеся милостью королевы, боле или мене раздляли ея чувства. Конечно, каждый честный англичанинъ возсталъ бы на защиту родины, еслибъ Французская армія вторгнулась въ Англію для возвращенія правъ претенденту, по еслибъ онъ явился одинъ, полагаясь на свои права, на любовь сестры и половины народа, еслибъ онъ явился какъ англійскій принцъ, а не какъ орудіе французовъ, ему можно было надяться на успхъ. Полковникъ Эсмондъ долго думалъ объ этомъ, наконецъ составилъ планъ, по его мннію врный, и, отправляясь за границу для его исполненія, захалъ въ Кестельвудскій Замокъ проститься съ тою, которая попрежнему владычествовала надъ его сердцемъ.
{* Вотъ родословная, поясняющая эти отношенія:

0x01 graphic

}
Сколько пріятныхъ и грустныхъ воспоминаній пробуждалось въ душ Эсмонда, когда онъ съ виконтессою прогуливался по террасамъ и парку замка, котораго не видалъ со времени своей юности! Они мечтали, уносились душою въ прошедшее. Беатриса подсмивалась надъ ихъ поэтическимъ настроеніемъ духа, называя свою мать и Эсмонда ‘молодыми людьми’. Беатрисса была печальна и серьзна. Она много измнилась въ полугодіе, прошедшее съ-тхъ-поръ, какъ Эсмондъ видлъ ее въ послдній разъ. Теперь онъ пріхалъ въ Кетельвудъ всего на два дни, спша исполненіемъ своего плана. Но онъ желалъ хотя разъ видть Беатрису наедин, потому-что Мыслью заслужить любовь ея была внушена ему ршимость на важное предпріятіе.
Когда онъ вошелъ въ ея комнату, она стояла, грустно смотря на брильянты, ей подаренные Эсмондомъ.
— Возьмите ихъ у меня, Генри, теперь ужь ненужно мн брильянтовъ, сказала она спокойнымъ голосомъ.— Подарите ихъ вашей будущей жен.
— Беатриса, сказалъ онъ съ прежнею страстью:— помните, вы говорили, что не знали меня, теперь вы знаете меня лучше. Не наднете ли вы эти наряды на нашей свадьб?
— Наградить васъ за постоянство? Да, такой врный рыцарь заслуживаетъ награды, отвчала она шутя.
— Послушайте, сказалъ Эсмондъ:— если я сдлаю то, чего желаетъ ваше сердце, совершу подвигъ, достойный васъ и меня, если я прославлю свое имя, тогда пріймете вы его? Не качайте головой, скажите, что выслушаете меня черезъ годъ. Если я возвращусь покрытый славою, буду ли я угоденъ вамъ? Если я исполню сердечное ваше желаніе, задушевную мысль покойнаго герцога (Гамильтонъ былъ приверженецъ претендента), смягчитъ ли это холодность вашу ко мн?
— Что же вы хотите сдлать, Генри?
— Не спрашивайте меня, ждите, дайте мн время. Если я исполню то, о чемъ вы молитесь каждый день, не-уже-ли мн не будетъ награды? Храните жь эти брильянты до того дня.
— Вы дете въ Лотарингію, кузенъ? (претендентъ жилъ въ Лотарингіи).
— Завтра же.
— Выслушайте жь мое послднее слово. Я привязана къ вамъ, я удивляюсь вамъ, но мн кажется, что я неспособна любить, по-крайней-мр не встрчался мн человкъ, который бы могъ пробудить во мн любовь. Встртивъ его, я пошла бы за нимъ въ грязную палатку, еслибъ онъ былъ простой солдатъ, я принесла бъ ему въ жертву все. По я не находила его. Вы были слишкомъ-покорны, слишкомъ-раболпны, потому я не могла любить васъ. Я не была бы счастлива и съ герцогомъ: я скоро замтила это, потому-то и могла такъ твердо перенесть потерю его. О, я утомлена жизнью и свтомъ! Я жду только одного, того, чтобъ восторжествовало правое дло, тогда я прійму католицизмъ и пойду въ монастырь. Прощайте же, кузенъ, я слышу въ сосдней комнат шаги мама. Она ревнива. Вс женщины ревнивы. Иногда мн кажется, что этимъ только я похожу на женщину. Прощайте, милый братъ, прощайте.
Она подставила ему для братскаго поцалуя свою щеку, холодную какъ мраморъ.
На другой день полковникъ Эсмондъ тайно ухалъ изъ Англіи подъ именемъ Французскаго купца Симона. Паспортъ Симону былъ выданъ Болингброкомъ. Сначала Эсмондъ прохалъ въ Брюссель, чтобъ видться съ Френкомъ Кестельвудомъ, которому открылъ свою тайну, и найдя въ немъ восторженнаго помощника, отправился къ принцу.
Френкъ Кестльвудъ родился въ одномъ году съ претендентомъ, цвтъ волосъ, ростъ были у нихъ одинаковы, даже въ чертахъ лица было много сходства. Френкъ гордился этимъ и старался увеличить сходство свое съ принцемъ всми возможными средствами: онъ носилъ такой же парикъ, подражалъ ему въ туалет и манерахъ. На этомъ обстоятельств и основывался планъ Эсмонда. Онъ не хочетъ разсказывать, въ какомъ недостойномъ обществ нашелъ онъ принца, кого долженъ былъ дарить, кому льстить, чтобъ получить доступъ къ принцу. Впрочемъ, справедливость требуетъ сказать, что миссъ Огельторнъ, несмотря на свои дурныя привычки, въ-сущности была женщина добрая и неглупая. Даже было бъ лучше, еслибъ принцъ боле слушался ея совтовъ. Какъ бы то ни было, принцъ съ восхищеніемъ принялъ планъ Эсмонда, а это было важне всего.
Посл того Симонъ вмст съ Кестельвудомъ здили въ Парижъ, и Риго, живописецъ, который за нсколько времени передъ тмъ сдлалъ портретъ принца, снялъ портретъ съ лорда Кестельвуда. Съ портретомъ принца Эсмондъ возвратился въ Кестельвудскій Замокъ и сказалъ, что это портретъ Кестельвуда, чтобъ такимъ образомъ приготовить прислугу, невидавшую Френка ужь нсколько лтъ, принять за своего господина принца, котораго Эсмондъ хотлъ привезти въ Англію подъ его именемъ. Двое старыхъ служителей, которые слишкомъ-хорошо помнили черты Кестельвуда, были предварительно отправлены управителями въ отдаленныя помстья. Въ начал іюня (это было въ 17’14. году) миледи виконтесса съ дочерью возвратилась въ Лондонъ, и Беатриса начала снова являться при двор, гд посвятила въ тайну предпріятія любимую камерфрау королевы, мистриссъ Чешемъ, горячо-преданную длу принца.
10-го іюня 1714. года было получено виконтессою письмо отъ сына, въ которомъ онъ говорилъ, что намренъ повидаться съ матерью, которой не видалъ уже пять лтъ, по не можетъ, къ сожалнію, взять съ собою Клотильду, которая еще не оправилась посл родовъ. Черезъ два дня было получено другое письмо, увдомлявшее, что лордъ Кестельвудъ прідетъ 18-го, іюня, и что съ нимъ будетъ Баптистъ, Французъ и католикъ, который служитъ у него камердинеромъ, но происходитъ изъ хорошей фамиліи, потому будетъ обдать не съ слугами, а въ особенной комнат, которую Френкъ просилъ для него приготовить.
Въ назначенный день, полковникъ Эсмондъ выхалъ встртить виконта въ Рочестер. Онъ дождался его тамъ и привезъ двухъ путниковъ въ Лондонъ уже поздно вечеромъ, такъ-что слуги едва мелькомъ видли лицо виконта. На дорог Френкъ, узнавшій черезъ письмо матери тайну происхожденія Эсмонда, съ энтузіазмомъ благодарилъ его за самоотверженіе, по Эсмондъ отвчалъ ему: ‘я люблю тебя, Френкъ, отцовскою любовью — что же удивительнаго, что я предоставляю теб свое наслдство?’ На пути, гд могли встрчаться люди, знавшіе Кестельвуда, онъ сохранялъ свой титулъ, и его спутникъ былъ просто Баптистомъ, по часто забывалъ свою роль, такъ-что Эсмондъ долженъ былъ безпрестанно напоминать ему объ осторожности. По прізд въ домъ виконтессы, Баптистъ также не могъ удержать своего восторга, увидвъ Беатрису, которая въ-самомъ-дл была очаровательна. Принцъ не сводилъ съ нея глазъ, и хорошо, что вниманіе всхъ служителей было занято виконтомъ, иначе они догадались бы, что Баптистъ — не Баптистъ. Скоро путешественники, подъ предлогомъ усталости, удалились въ комнаты, приготовленныя для виконта.
На утро спутникъ Френка явился уже виконтомъ Кестельвудомъ, и слуги, немогшіе вчера въ темнот хорошенько разсмотрть лицо своего господина, котораго, впрочемъ, знали только по портрету, не подозрвали превращенія, а самъ Френкъ пронялъ роль Баптиста, и скрывался отъ всхъ въ особенной комнат, это не удивляло прислугу, догадывавшуюся, что Баптистъ не камердинеръ, а духовникъ милорда, іезуитъ, которому неловко показываться въ обществ. Принцъ, большую половину жизни проведшій въ Париж, нечисто говорилъ поанглійски и, забывшись, иногда заговаривалъ пофранцузски, какъ-бы это былъ его природный языкъ, но эта опасность была устранена благоразумными насмшками слуги полковника Эсмонда) честнаго Джона Локвуда, который на кухн шутилъ при всей прислуг надъ тмъ, что милордъ Кестельвудъ, проживъ пять лтъ въ Брюссел, разучился говорить поанглійски. ‘Но здсь онъ скоро обратится опять въ настоящаго англичанина, и тогда будетъ прекраснйшимъ господиномъ’, прибавлялъ Локвудъ, и вся прислуга вполн раздляла его мнніе.
Между-тмъ принцъ не сводилъ глазъ съ Беатрисы и, пользуясь правами брата, слишкомъ-часто цаловалъ ея руку. Легко представить себ, что это не нравилось ни Эсмонду, ни Френку.
На третій день Локвудъ пришелъ къ полковнику Эсмонду съ разстроеннымъ видомъ и сказалъ: ‘Вашъ гость, полковникъ, заигрываетъ съ мистриссъ Люси, горничною мистриссъ Беатрисы, моею невстою, онъ хотлъ подарить ей денегъ и поцаловалъ ее’. Съ одной стороны Эсмондъ былъ успокоенъ этимъ за Беатрису (ненадолго, какъ посл открылось), но съ тмъ вмст онъ зналъ, что Локвудъ страстно любить Люси, что онъ человкъ ршительный и что невозможно шутить съ нимъ. Потому Эсмондъ увидлъ себя въ необходимости сказать своему гостю, какъ опасна можетъ быть ревность, просить его вспомнить о великихъ планахъ, которые могутъ быть разрушены Локвудомъ, если его довесть до отчаянія. Гость посмялся надъ ‘ревностью Криспена’ — и только. Полковникъ Эсмондъ хотлъ сказать еще нсколько словъ, но гость, нетерпливо топнувъ ногою, вскричалъ: ‘Assez, Milord, je m’ennuye а la prкche, я пріхалъ въ Лондонъ не затмъ, чтобъ слушать проповди’.
Однимъ словомъ, полковникъ Эсмондъ скоро началъ задумываться надъ его поступками и сомнваться въ успх, даже въ польз предпріятія, герой котораго такъ мало дорожитъ не только другими, но даже и своею судьбою.
Немногія преданнйшія принцу особы были посвящены въ тайну. Главными изъ нихъ были лордъ Болингброкъ, епископъ рочестерскій, и мистриссъ Метемъ, любимица королевы. Они часто длали визиты лорду Кестельвуду. Всмъ остальнымъ постителямъ отказывали, говоря, что рана, полученная милордомъ во Французской войн, раскрылась отъ путешествія верхомъ, и что онъ болнъ. Дйствительно, даже прислуга очень-рдко видла того, кого считала своимъ господиномъ: онъ большею-частью сидлъ въ своихъ комнатахъ, развлекаясь только обществомъ виконтессы и Беатрисы. Докторъ Эрботнотъ, лейб-медикъ королевы, также преданный ему всею душою, здилъ лечить его, и, выходя отъ него, говорилъ, при слугахъ, что милорду нужно величайшее спокойствіе. Самъ Френкъ, или мнимый Баптистъ не показывался совершенно никому, кром врнаго Локвуда.
Но если вс были осторожны и свято хранили тайну, то самъ гость былъ попрежнему неостороженъ. ‘Однажды (разсказывалъ Френкъ Эсмонду) онъ, виконтесса и Беатриса сидли за ужиномъ. ‘Vive le roi James III!’ сказала Беатриса, поднимая бокалъ. Онъ схватилъ бокалъ и допилъ остатокъ вина. Матушка встала и попросила позволенія удалиться вмст съ дочерью. Признаюсь вамъ, Генри (прибавилъ Френкъ) я боюсь за Беатрису. Я желалъ бы, чтобъ это дло кончилось скоре’.
Самъ Эсмондъ безпокоился не меньше Френка. По время развязки приближалось.
Во весь этотъ годъ королева часто была тяжело-больна, съ нею бывали даже летаргическіе припадки, вс ожидали ея скорой кончины. Виги, преданные гановерскому принцу, назначенному наслдникомъ престола, требовали, чтобъ онъ былъ призванъ въ Англію, но королева, не желая видть подл себя это живое напоминовеніе о слабости ея здоровья, или желая оставить боле шансовъ для успха своему брагу, не соглашалась. Въ то время, какъ Френкъ прибылъ въ Лондонъ съ своимъ спутникомъ, королева была нездорова, лордъ Кестельвудъ не могъ ей представиться (въ этомъ состоялъ планъ Эсмонда), потому-то и раскрылась рана виконта Кестельвуда, и онъ, иначе сказать, принцъ, не выходилъ изъ комнаты, пока лейб-медикъ не позволитъ ему видться съ королевою. Такъ прошло боле мсяца. Но 2э-го іюля мистриссъ Метемъ, любимая камерфрау королевы (я ужь говорилъ, что она была важнйшею нашею помощницею) объявила, что пришла пора сдлать ршительный шагъ. Планъ свиданья, придуманный Эсмондомъ, былъ одобренъ всми. Онъ состоялъ въ томъ, что въ какой-нибудь будничный день, когда дворецъ бываетъ почти пустъ, принцъ явится туда подъ именемъ милорда Кестельвуда и будетъ представленъ Беатрисою и госпожею Мешемъ королев, смотря по состоянію здоровья и по расположенію духа королевы, онъ и дамы, его представляющія, ршатъ, открыть ли королев, что предъ нею стоитъ братъ ея.
27-го іюля епископъ рочестерскій завтракалъ съ виконтессою и ея семействомъ, какъ подъхала карета Эрботнота, и лейб-медикъ тотчасъ же спросилъ, гд милордъ Кестельвудъ?— ‘Онъ въ своей комнат пьетъ шеколадъ’ отвчали ему.— ‘Скажите ему, monsieur Baptiste (то-есть Френкъ), чтобъ онъ какъ можно скоре надвалъ мундиръ: мы демъ съ нимъ во дворецъ представляться королев’. Monsieur Baptiste побжалъ увдомить милорда Кестельвуда (то-есть принца), и лейб-медикъ изложилъ Беатрис обстоятельства, при которыхъ должно совершиться роковое свиданіе.
— Черезъ полчаса королева съ своею любимицею, мистриссъ Мешемъ, будетъ въ кедровой алле дворцоваго сада. Она будетъ въ тележк, которую возитъ лакей. Миссъ Беатриса и братъ ея, милордъ Кестельвудъ, войдутъ въ садъ черезъ калитку, отъ которой ключъ я привезъ вамъ, и незамтно подойдутъ къ королев. Лакей, который везетъ ея тележку, удалится, тогда при королев останетесь только вы, миссъ Беатриса, вашъ братъ и мистриссъ Мешемъ. Мистриссъ Беатриса представитъ своего брата, и тогда… тогда господинъ епископъ будетъ молиться о благополучномъ успх свиданія, а я скажу: ‘аминь’! Надвайте же вашъ капоръ, мистриссъ Беатриса. Да что жь медлитъ братъ вашъ? Такой благопріятный случай нескоро представится, его нельзя упускать.
Принцъ одвался такъ медленно, что счастливый случай едва не былъ упущенъ. Королева ужь хотла возвращаться въ свои покои, когда карета доктора привезла къ саду Эрботнота, епископа, принца и Беатрису.
Вскор посл того, какъ они ухали изъ дома виконтессы, пришелъ туда Эсмондъ, торжественность протекающихъ минутъ заглушила въ его сердц вс мученія ревности, и онъ съ нетерпніемъ ожидалъ, чмъ кончится свиданіе. Черезъ полчаса карета возвратилась. Беатриса вышла одна. Мы съ виконтессою и Френкомъ, смотря изъ окна, старались разгадать успхъ дла по лицу ея, пока она всходила на крыльцо. Она была блдна, вбжавъ въ комнату, спросила дрожащимъ голосомъ стаканъ воды, и только выпивъ его, могла начать говорить:
‘Мы можемъ надяться счастливйшаго успха, сказала она, по съ королевою сдлался припадокъ: она не вынесла волненія. Сердце мое трепетало, когда мы приближались къ ней, йоги мои дрожали, но принцъ сказалъ: ‘Courage, Beatrix!’ и шелъ впередъ твердыми шагами. На лиц его выступилъ румянецъ волненія, но онъ держалъ себя какъ безстрашный герой. Онъ снялъ шляпу. Королева, обратившись къ мистриссъ Мешемъ, какъ-бы спрашивала ее взглядомъ: кто этотъ незнакомецъ. Мистриссъ Мешемъ дала намъ знакъ приблизиться, и я подвела за руку принца, мистриссъ Мешемъ сказала ‘ваше величество! милордъ виконтъ проситъ милостиваго позволенія облобызать вашу руку’. Королева подала ему руку, преклонивъ колно, принцъ поцаловалъ ее.
— Вы давно не были въ Англіи, милордъ, ваша матушка и сестрица скучали, не видя васъ.
— Я остаюсь въ Англіи, ваше величество, если королев то будетъ угодно, отвчалъ принцъ.
— Вы женились на иностранк, милордъ, приняли чуждое вроисповданіе, разв въ Англіи не нравилась вамъ религія и не нашлось для васъ невсты?
— Это не мшаетъ мн оставаться врнйшимъ слугою вашего величества.
‘Тутъ Фаворитка королевы дала мн знакъ немного отойдти. Она шепнула королев нсколько словъ, отъ которыхъ королева вздрогнула и быстро взглянула на принца, падая на спинку стула, принцъ подошелъ къ ней еще ближе и началъ говорить очень-скоро, я разслышала слова: ‘отецъ, благословилъ, простилъ’, потомъ онъ преклонилъ колна, вынулъ съ груди своей какую-ту бумагу, взглянувъ на которую, она съ крикомъ всплеснула руками. Онъ продолжалъ говорить съ чрезвычайнымъ одушевленіемъ, то прижимая свои руки къ груди, то какъ-бы простирая ей объятія. Леди Мешемъ также преклонила колна и жарко говорила. Она вложила въ руку королевы упавшую бумагу. Принцъ всталъ и, продолжая говорить, отступилъ на два шага, какъ-бы прощаясь, но леди Мешемъ опять подвела его къ королев, и въ то же время какъ-бы умоляла ее. Онъ опять преклонилъ колно и началъ цаловать руку королевы, которая, сидла оцпенвъ отъ изумленія, потомъ вдругъ пронзительно закричала, захохотала истерическимъ смхомъ. ‘Довольно, довольно, принцъ, на этотъ разъ’, сказала леди Мешемъ. Лакей, услышавъ крикъ, подбжалъ къ тележк. Леди Мешемъ послала его во дворецъ за прислугою, чтобъ перенесть королеву во дворецъ, я побжала за докторомъ и епископомъ рочестерскимъ, и когда возвратилась съ ними, леди Мешемъ прощаясь съ принцемъ, шепнула ему, что теперь дло выиграно. Онъ отправился къ епископу, гд собрались наши друзья.
— Итакъ, ршительный шагъ совершенъ удачно, заключила Беатриса и, падая на колни, воскликнула съ энтузіазмомъ: ‘Да здравствуетъ король Іаковъ III! Да здравствуетъ король!’
Когда она нсколько успокоилась, мы спросили: что жь теперь думаетъ длать принцъ? Она отвчала, что онъ останется весь день у у епископа рочестерскаго, гд происходитъ совщаніе о дальнйшихъ дйствіяхъ. При этомъ вс мы переглянулись. Одна мысль блеснула въ голов у виконтессы, Френка и полковника Эсмонда.
Эти три лица, такъ ревностно заботившіяся о судьб принца, и вмст обязанныя охранять Беатрису, давно уже видли необходимость удалить ее отъ опасности, и ждали только, чтобъ она представила своею брата королев. Теперь, въ отсутствіе принца, былъ удобнйшій случай высказать ей всю невозможность оставаться съ нимъ въ одномъ дом. По кто ей заговоритъ объ этомъ! Monsieur Baptiste, или Френкъ, покраснлъ и взглянулъ на Эсмонда. Полковникъ закусилъ губы и ретировался къ окну. Потому обязанность начать тяжелый разговоръ упала на леди Кестельвудъ.
— Мы очень-рады, кротко сказала она, взявъ руку дочери: что нашъ гость на нсколько времени ухалъ.
Беатриса обвела взглядомъ всхъ насъ, какъ-бы отгадывая опасность.
— Почему жь рады? (грудь ея волновалась при этихъ словахъ) — разв онъ такъ скоро сталъ ужь въ тягость вамъ?
— Мы думаемъ объ одной особ изъ нашего семейства, которая слишкомъ привязана къ нему, вскричалъ Френкъ.
— Кто жь изъ васъ недоволенъ: вы, милордъ, или мама, которая ревнуетъ меня къ нему за то, что онъ пьетъ мое здоровье? или глава нашего дома (тутъ она гордо посмотрла на Эсмонда), который недавно принималъ на себя трудъ читать и ему проповди?
— Мы не говоримъ, что ты слишкомъ-свободно обращаешься съ принцемъ…
— Благодарю за это, мамА, сказала Беатриса съ надменнымъ поклономъ.
— Еслибъ ты боле уважала матушку, было бъ очень-хорошо, сказалъ Френкъ.
— Я не ребенокъ, сказала она, обращая глаза на него:— мы умли прожить пять лтъ безъ твоихъ совтовъ и примровъ, я не нуждаюсь въ нихъ и теперь. Что жь молчитъ глава нашего дома? вдь онъ здсь полновластный господинъ. Мн наскучили эти проповди.
Принцъ отзывался объ Эсмонд въ тхъ же самыхъ словахъ.
— Вы памятливая ученица, сказалъ Эсмондъ.— Гд она могла услышать у него эти выраженія? продолжалъ онъ, обращаясь къ виконтесс:— произносилъ онъ ихъ при ней, говоря съ вами обо мн, или она слышала ихъ, говоря съ нимъ наедин?
— Ты видлась съ нимъ наедин? бшено вскричалъ милордъ: — если такъ, клянусь…
— Поберегите грубыя выраженія, милордъ, для вашей супруги. Вы не посмли бъ оскорблять меня при немъ. Я не привыкла къ подобнымъ выраженіямъ. Вы научились имъ благодаря обществу вашей супруги…
— Клотильда ангелъ! вскричалъ Френкъ:— кто сметъ сказать слово противъ Клотильды?
Полковникъ Эсмондъ не могъ удержаться отъ улыбки, видя, какъ легко Френкъ поддается уловк и забываетъ о существенномъ пункт атаки.
— Дло идетъ не о Клотильд, сказалъ полковникъ: — миледи въ Париж, за сотни миль отсюда. Мы должны говорить о сестр, а не о жен лорда Кестельвуда.
— Френкъ не лордъ Кестельвудъ, онъ присвоиваетъ чужое имя, владетъ чужимъ помстьемъ, и знаетъ самъ, что онъ самозванецъ, сказала Беатриса, длая второе отчаянное усиліе сбить непріятеля съ дороги.
— Извините, сказалъ Эсмондъ:— у меня нтъ доказательствъ, потому не можетъ быть и притязаніи, итакъ права милорда Кестельвуда неоспоримы. Но дло, опять-таки повторяю, не о правахъ его, возвратимся къ предмету, о которомъ должна идти рчь. Мое мнніе, что въ дом, гд живетъ молодой мужчина, недумающій о репутаціи женщинъ, неудобно жить молодой двиц, что вамъ лучше удалиться отсюда въ помстье, что принцъ пріхалъ сюда съ важною цлью, отъ которой недолжно отвлекаться ему никакими посторонними заботами, и что вы, Беатриса, должны ухать отсюда.
Два раза пораженная въ своихъ попыткахъ отвлечь непріятеля ложною диверсіею, Беатриса прибгла къ послднему средству безпомощной женщины — къ слезамъ. Она зарыдала и осыпала Эсмонда жалобами и упреками за его жестокія, несправедливыя подозрнія.
— Я хочу только удалить отъ человка, имющаго важное дло, опасное развлеченіе, я не смю думать, что вы уступите искушенію, ваша честь не нуждается въ надзор, по я хочу отстранить отъ него искушеніе.
— Генри говоритъ какъ книга, сказалъ Френкъ, и — ч… возьми! говоритъ правду. Не твоя вина, Беатриса, что ты красавица, не твоя вина, что вс въ тебя влюбляются. А мы съ Эсмондомъ не простимъ никому оскорбленія, нанесеннаго теб. Поэтому лучше всего теб ухать, чтобъ не вовлечь насъ въ непріятности.
— И такъ я уду, блдня, сказала Беатриса:— нын вечеромъ леди Мешемъ скажетъ мн, каково расположеніе духа королевы, и завтра…
— Я думаю, что лучше всего намъ ухать нын же, мой другъ, сказала виконтесса.— Теперь двнадцать часовъ, распорядитесь, кузенъ, чтобъ въ часъ была готова карета.
— Вы позорите меня вашими жестокими предосторожностями, рыдая въ безсильномъ гнв, сказала Беатриса.— Моя мать подозрваетъ меня, хочетъ стеречь меня. Я не поду подъ стражею, матушка, я поду сама, одна. Еслибъ я захотла обманывать, разв не найду я средствъ ускользнуть отъ васъ? Но я поду одна. Пощадите меня отъ позора быть подъ стражею. Благодарю васъ, Генри Эсмондъ, за участіе въ заговор противъ меня. До гроба я не забуду этого. А вамъ, мама, вамъ, брать, чмъ могу я выразить мою благодарность за нжныя заботы о моей чести?
Она величественно вышла изъ комнаты, окинувъ насъ презрительнымъ взглядомъ. Молча мы переглянулись. Мы согласились, что на слово Беатрисы нельзя не положиться, и что лучше всего отпустить ее одну. Мы почти стыдились своей побды.
Черезъ полчаса она возвратилась съ прежнимъ гордымъ видомъ.
— Возвращаю вамъ ваши брильянты, сказала она, подавая Эсмонду шкатулку.— Отнын вс наши отношенія прерываются. Готова ли карета? Не пошлете ли вы со мною вашего лакея наблюдать, чтобъ я не убжала?
Леди Кестельвудъ машинально открыла шкатулку, вмст съ брильянтами тамъ лежалъ и медальйонъ съ миньятюрнымъ портретомъ герцога Гамильтона, который подарилъ онъ своей невст за три дня до смерти.
— Ты оставляешь и это, Беатриса? сказала миледи, указывая на сувениръ.
Беатриса вспыхнула и на секунду закрыла глаза платкомъ.
— Я забыла его. Обида заставила меня забыть о моемъ гор. Мать напомнила мн его. Прощайте, матушка. Узы, насъ соединявшія, не свяжутъ насъ вновь. Вы никогда не любили меня, никогда. Вы ревновали меня съ-тхъ-поръ, какъ отецъ бралъ меня на свои колни. Отпустите же меня, чмъ скоре, тмъ лучше. Я не могу быть съ вами.
— Прости, дитя мое. Молись въ одиночеств о томъ, чтобъ смирилась твоя гордость. Не упрекъ твой, а холодность твоего сердца огорчаетъ меня. Да смягчитъ его Господь, да научитъ тебя чувствовать, какъ мать любила и любитъ тебя.
Беатриса ухала въ-сопровожденіи двухъ вооруженныхъ служителей, которые должны были охранять ее при прозд черезъ опасные Гонслоускіе Кусты. Мы остались дома мрачные, огорченные, озабоченные. Вечеромъ леди Мешемъ прислала намъ записку такого содержанія: ‘Королева была сильно потрясена, теперь ей лучше и, кажется, все идетъ хорошо. Милордъ Кестельвудъ долженъ быть готовъ, когда мы опять пришлемъ за нимъ’.
Ночью мы получили другую записку: ‘Въ королевскомъ совт былъ жаркій споръ. Лордъ Болингброкъ соединяется съ вигами, врагами милорда Кестельвуда. Если онъ измняетъ, то другіе врны. Припадки королевы прекратились. Будьте готовы къ утру, когда все можно будетъ поправить’.
Принцъ возвратился вскор по полученіи второй записки. Онъ былъ посл ужина въ слишкомъ-хорошемъ расположеніи духа, такъ-что нельзя было говорить съ нимъ о длахъ. Мы уложили его. Онъ спрашивалъ о ‘прелестной Беатрис’, но скоро заснулъ.
На другой день поутру въ город носились слухи о вчерашней ссор между министрами въ королевскомъ совт. Епископъ рочестерскій, пріхавъ къ намъ, уврялъ, что наша сторона восторжествуетъ, и что, быть-можетъ, нын же принцъ будетъ объявленъ наслдникомъ престола. Онъ говорилъ, что вчера у него были собраны важнйшіе предводители партіи тори, и что принцъ очаровалъ всхъ своею любезностью. ‘Правда, британскій пуншъ слишкомъ-сильно дйствуетъ на него, но чтожь длать? Онъ разъ двадцать пилъ за здоровье вашей милой сестры. Гд жь она, кстати?’
Мы сухо отвчали, что Беатриса ухала изъ дому, епископъ, занятый боле-важными мыслями, не разспрашивалъ о ней.
Мы сидли за обдомъ, какъ пріхалъ изъ дворца докторъ Эрботнотъ, очень-встревоженный. Волненія, вчера испытанныя королевою, жестоко на нее подйствовали. Онъ пускалъ ей кровь. Нын принцу невозможно видться съ нею, но онъ будетъ извщать насъ обо всемъ. Онъ считаетъ наилучшимъ такой планъ дйствія: если болзнь королевы прійметъ благопріятный оборотъ, принцъ будетъ введенъ въ ея комнату, склонивъ королеву на нашу сторону, мы соберемъ совтъ министровъ къ ея кровати, два гвардейскіе полка, расположенные въ нашу пользу, провозгласятъ принца наслдникомъ престола, а королева объявитъ то же самое совту министровъ.
Принцъ и епископъ рочестерскій провели часть дня въ составленіи прокламацій и адресовъ къ подданнымъ, къ шотландцамъ, къ духовенству, къ лондонскимъ жителямъ, эти прокламаціи, возвщая о прибытіи потомка англійскихъ королей и о томъ, что сестра признала его своимъ наслдникомъ, подтверждали вс прежнія права и заключали множество новыхъ общаній. Полковникъ Эсмондъ, участвуя въ ихъ составленіи, съ тмъ вмст былъ и секретаремъ этого комитета, вс прокламаціи были написаны его рукою.
А между-тмъ изъ дворца было получено нсколько новыхъ записокъ о состояніи здоровья королевы. Около полудня было ей лучше, къ вечеру она снова ослабла. Почью опять пріхалъ къ намъ докторъ Эрботнотъ и привезъ благопріятное извстіе: опасность, по его мннію, миновалась. Съ королевою часто бывали припадки боле жестокіе и, однакожь, она ихъ переносила благополучно.
Мы кончили свои прокламаціи. При составленіи ихъ такимъ образомъ, чтобъ не оскорбить ни одну партію и не возстановить противъ себя виговъ, принцъ выказалъ много ума, такта, сообразительности.
— Если наше дло не удастся и бумаги эти попадутся въ недобрыя руки, сказалъ онъ: — милорда Эсмонда ждетъ судьба, нимало незавидная. Потому, полковникъ, позвольте мн переписать ихъ своею рукою, хотя я и не силенъ въ орографіи. Тогда, если он и попадутся, не обвинятъ никого, кром меня.
Принцъ самъ переписалъ прокламаціи, потомъ сжегъ подлинники, писанные рукою Эсмонда. ‘Теперь, господа, пойдемте ужинать, побесдуемъ съ дамами, выпьемъ по стакану-другому добраго вина. Милордъ Эсмондъ, вы ужинаете съ нами, мы давно не имли этого удовольствія’.
Не видя за столомъ Беатрисы, онъ сдлалъ недовольное лицо и спросилъ леди Кестельвудъ, гд его прекрасная спутница во вчерашнемъ приключеніи. Миледи спокойно отвчала, что Беатриса не можетъ нын явиться къ ужину, она не показала слда смущенія, между-тмъ, какъ Френкъ покраснлъ, а Эсмондъ сконфузился. Мн кажется, что женщинамъ врожденъ инстинктъ притворства: он умютъ скрывать свои чувства сч’ непостижимымъ для мужчинъ самообладаніемъ.
Нашъ гость былъ за ужиномъ очень-угрюмъ. Только оканчивая вторую бутылку, началъ онъ улыбаться. Когда леди Кестельвудъ попросила позволенія удалиться, онъ поручилъ сказать Беатрис, что надется видть ее завтра за обдомъ.
На слдующій день намъ было сообщено извстіе, что королев лучше, что она встаетъ на нсколько минутъ съ постели, хотя еще не можетъ никого принимать.
Мы поутру совтовались, что намъ длать, если гость нашъ будетъ опять спрашивать о Беатрис, и положили, что въ такомъ случа Френкъ и Эсмондъ должны ему отвчать правду.
Онъ очевидно разгнвался, не заставъ въ столовой ни Беатрисы, ни леди Кестельвудъ, не сводилъ глазъ съ двери, какъ-бы ожидая кого-то. Но никто не явился. Подали кушанье, а Беатрисы не было. Онъ хотлъ скрыть свое неудовольствіе, но не умлъ этого сдлать, сдлавъ нсколько усилій говорить о другихъ предметахъ, не выдержалъ и, стараясь придать голосу спокойный тонъ, сказалъ Френку, что надется видть его матушку и сестрицу за ужиномъ. Ему нельзя выхать изъ дому, а между-тмъ онъ очень скучаетъ, потому онъ проситъ миссъ Беатрису поиграть съ нимъ въ карты, какъ это она всегда длала.
Взглянувъ на Эсмонда и получивъ отъ него ободрительный знакъ, Френкъ отвчалъ гостю, что сестра его ухала изъ Лондона, по желанію своихъ родственниковъ.
— Ухала отсюда? По чьему же распоряженію? По вашему, милордъ, или по вол полковника Эсмонда, который, кажется, играетъ здсь роль господина?
— Я господинъ въ своемъ дом, Генри Эсмондъ уступаетъ свои права другимъ, а не беретъ на себя правъ, ему непринадлежащихъ.
— Полковникъ Эсмондъ слишкомъ-охотно вмшивается въ мои дла, онъ хочетъ извлекать слишкомъ-много выгодъ изъ услуги, оказанной мн. Если ему угодно получить успхъ въ своемъ сватовств, держа въ тюрьм двицу, которая не соглашается на его желаніе, то я скажу, что это средство не внушитъ женщин любовь.
— Я не говорилъ о своемъ сватовств никому, отвчалъ Эсмондъ.
— Э, monsieur, дло ясно и безъ признаній! Вы ее ревнуете, милордъ, вы гнваетесь, лишь только она взглянетъ на кого-нибудь. Это не хорошо, monsieur, это неделикатно относительно гостей, это lche, lche, да, lche (и онъ заговорилъ пофранцузски). Я прізжаю въ вашъ домъ. Я рискую жизнью. Я скучаю. Я ввряюсь вашей преданности. У меня только и развлеченій, что ваши наставленія и бесда очаровательной двушки. Вы отнимаете ее у меня, остаетесь утшать меня вашими наставленіями. Merci, monsieur. Я отблагодарю васъ, когда буду имть возможность, я съумю наградить ваши услуги, песовсмъ-пріятныя, monsieur, несовсмъ-пріятныя. Мн ужь и безъ того наскучила ваша опека, вашъ покровительственный видъ: я не люблю этого. Мн нравится двица — вы посылаете ее въ изгнаніе. Я живу въ вашемъ дом — и вы мн не довряете. Оставляю вашъ домъ, monsieur, съ ныншняго же дня оставляю. У меня есть и кром васъ друзья, которые не будутъ такъ оскорблять меня. Когда я буду раздавать награды, я дамъ ихъ людямъ, которые не обижали меня. Прикажите мн подавать карету, я узжаю отсюда, или пусть Беатриса возвратится сюда.
Онъ говорилъ быстро, съ пламенною Французскою жестикуляціею, расхаживая взадъ и впередъ по комнат. Лицо его горло, руки дрожали.
— Вамъ угодно забывать, отвчалъ ему Френкъ: — что мы рискуемъ за васъ жизнью. Никто изъ англичанъ не посметъ поднять на васъ руку, если наше предпріятіе откроется, но съ нами не будутъ церемониться. Нашъ родъ жертвуетъ и готовъ жертвовать для васъ всмъ, кром чести.
— Чести! Да кто же думалъ безчестить вашъ родъ? насмшливо сказалъ онъ.
— И мы не позволимъ никому думать объ этомъ, сказалъ Френкъ, СЪ низкимъ поклономъ.
Ночь была тепла, окна были открыты, и въ эту самую минуту послышался голосъ уличнаго сторожа: ‘Десять часовъ, де-сять часовъ.’
— Слышите этотъ голосъ? тихо сказалъ полковникъ Эсмондъ своему собесднику, который казался ему въ эту минуту недостойнымъ состраданія. И надобно замтить, что давно ужь Эсмондъ сомнвался въ правот своего предпріятія, близко узнавъ легкомысліе и неукротимыя страсти лица, которому оно должно было доставить столько власти.
— Apr&egrave,s, monsieur? Слышу, что жь вы хотите сказать?
— Если я кликну этого человка, черезъ минуту онъ возвратится съ вооруженною силою арестовать человка, изгнаннаго закономъ изъ Англіи. Мн стоитъ только сказать слово. И я сказалъ бы его, еслибъ думалъ, что первый джентльменъ Англіи не знаетъ обязанностей джентльмена.
— Что вы скажете, милордъ? блдня, сказалъ онъ Френку.
— Я повинуюсь глав нашего дома, произнесъ Френкъ.— Позвольте до завтра проститься съ вами.
— Завтра поутру вы отправитесь къ епископу рочестерскому и скажете ему, чтобъ онъ прислалъ за мною свою карету и приготовилъ дли меня помщеніе въ своемъ дом или другомъ безопасномъ мст. Желаю вамъ спокойной ночи.— Онъ презрительно поклонился намъ.
Рано поутру на другой день пріхалъ епископъ рочестерскій и долго говорилъ съ нимъ наедин, слушая его жалобы на насъ. Епископъ вышелъ изъ комнаты его съ довольнымъ видомъ, радуясь тому, что совмстники попали въ немилость, и что теперь онъ будетъ полновластнымъ довреннымъ лицомъ.
— Я успокоилъ вашего гостя, сказалъ онъ намъ:— но мн кажется, что ему лучше покинуть вашъ домъ, чтобъ не подавать повода къ семейнымъ непріятностямъ и не изгонять отсюда миссъ Беатрису. Будьте уврены, онъ наградитъ вашу преданность правому длу (прибавилъ онъ, уже заране принимая тонъ перваго министра). Даю вамъ слово, полковникъ, что вы получите титулъ маркиза. Нашъ гость не будетъ неблагодарнымъ. У него только одна слабость: онъ поклонникъ красоты, кром этого, его нельзя упрекнуть ни въ чемъ.
Гость вышелъ съ улыбкою на лиц, и если гнвался на насъ вчера, то не показывалъ теперь и виду, что помнитъ о томъ. Онъ очень-любезно подалъ руку каждому изъ насъ.
— Вчера мы погорячились, милорды, сказалъ онъ мн и Френку: — пожалуйста, извините меня. Но оставаться здсь я не могу, чтобъ не быть причиною непріятности моимъ добрымъ друзьямъ и не разлучать ихъ съ милою сестрою. Милордъ-епископъ нашелъ мн безопасное убжище у преданнаго намъ пастора, жена котораго такъ дурна, что вн всякихъ искушеній. Мы переносимъ свой лагерь, и я прощаюсь съ вами, благодаря за ваши услуги и вашу преданность.
А между-тмъ событія шли своимъ порядкомъ. Паши друзья наблюдали за Болингброкомъ, который покинулъ насъ, и за вигами, мннія которыхъ начали теперь казаться Эсмонду боле-полезными для отечества, нежели т интриги, въ которыя самъ онъ былъ увлеченъ фамильными преданіями. Видя слабость здоровья королевы, виги требовали, чтобъ гановерскій курфирстъ, наслдникъ англійскаго престола, былъ приглашенъ въ Лондонъ. Марльборо, жившій въ Антверпен и сдлавшійся ревностнымъ вигомъ, спшилъ на помощь своей партіи. Герцогъ Арджайль, могущественнйшій изъ виговъ и своею благоразумною отважностью ршившій черезъ нсколько дней запутанный вопросъ, уже прибылъ въ Лондонъ.
Совтники, окружавшіе претендента, несогласны были между собою въ план дйствій. Леди Мешемъ, думая, что здоровье королевы поправляется, полагала, что надобно подождать нсколько дней или нсколько часовъ, пока можно будетъ снова представить принца его сестр, которая, конечно, признаетъ его своимъ наслдникомъ. Мистеръ Эсмондъ говорилъ, что, не дожидаясь этого случая, который, быть-можетъ, и не представится, принцъ долженъ, въ сопровожденіи преданныхъ ему войскъ, явиться въ совтъ министровъ и требовать признанія своихъ правъ. Впродолженіе ночи съ 29-го на 30-е іюля, полковникъ имлъ свиданія съ разными офицерами и генералами, преданными принцу. Они общали ему безусловную помощь. Изъ трехъ министровъ, одинъ былъ на нашей сторон. Комендантъ Тауэра былъ нашъ. Въ караулы на слдующій день былъ назначенъ полкъ, на преданность котораго мы вполн полагались.
Въ полдень, 30-го іюля, полковникъ Эсмондъ получилъ извстіе, что собрался совтъ министровъ въ Кенсигтонскомъ Дворц. Черезъ часъ прислано было ему другое извстіе, что могущественные предводители виговъ, герцоги Арджапль и Сомерсетъ, безъ приглашенія вошли въ комнату совта и, занявъ мста между министрами, придали ршительное направленіе ихъ совщаніямъ. Потомъ вмст съ ними они отправились въ комнату королевы, которая была очень-слаба, по еще въ полной памяти. Герцоги просили ее назначить первымъ министромъ лорда Шрусбери, преданнаго курфирсту гановерскому. Королева согласилась на ихъ желаніе. ‘Теперь, прибавлялъ мой врный корреспондентъ:— надобно немедленно дйствовать, или будетъ поздно’.
Дйствительно, надобно было дйствовать немедленно. Несмотря на присутствіе Арджайля и Сомерсета, наша сторона сохраняла еще большинство въ совт, Эсмондъ и его отважный помощникъ, Френкъ, надли мундиры, простились съ виконтессою, которая обняла и благословила ихъ обоихъ. Кестельвудъ отправился въ казарму караульной роты, потомъ прибыли мы въ таверну ‘Королевскій Гербъ’ на Кенсингтонской Улиц, куда уже собирались наши друзья партіями по трое и по-четыре, всего собралось пятьдесятъ три человка, съ многочисленными слугами. Вс были вооружены. Садъ таверны сообщался калиткою съ подъздомъ къ дворцу, вс готовы были идти туда по данному сигналу, какъ скоро появится то лицо, котораго ждали и права котораго возстановлялись этими смлыми людьми. Между ними былъ старшій посл герцога Марльборо генералъ, герцогъ Ормондъ, были два генерал-лейтенанта, девять генерал-майоровъ и бригадировъ, семь полковниковъ, одиннадцать перовъ и двадцать-одинъ членъ Палаты Общинъ. Гвардія, державшая караулъ во дворц и около дворца, была за насъ, королева склонялась на нашу сторону, вс члены Совта Министровъ, кром Аржайля и Сомерсета, были за насъ, однимъ словомъ, торжество наше было врно, и Эсмондъ побжалъ въ сосдній домъ пастора, куда перехалъ принцъ, чтобъ сказать ему: ‘все готово, явитесь и торжествуйте’. Дв ночи не спалъ Эсмондъ, приготовляя успхъ дла: послдняя прошла въ совщаніяхъ съ людьми, собравшимися теперь на призывъ Эсмонда, а предъидущую провелъ Эсмондъ безъ сна въ таверн противъ квартиры принца, наблюдая въ окно, чтобъ страстный любовникъ не ускакалъ вслдъ за Беатрисою, не покинулъ для мелкой интриги своего великаго дла.
Итакъ онъ поспшно пошелъ въ домъ пастора, куда перехалъ принцъ, и сказалъ хозяйк, что ему очень-нужно видть мистера Бетеа (подъ этимъ именемъ принцъ поселился въ новомъ своемъ убжищ). Пасторша отвчала, что мистеръ Бетсъ ушелъ рано поутру, сказавъ, что идетъ къ епископу рочестерскому. Но епископъ, два часа назадъ, самъ прізжалъ къ Эсмонду, спрашивая, не у него ли мистеръ Бетсъ.
Эсмондъ былъ чрезвычайно озадаченъ, не находя мистера Бетеа, потому-что, быть-можетъ, отъ одного часа зависла судьба королевства. Эсмонду оставалось только поспшить къ сборному мсту, въ таверну ‘Королевскаго Герба’, и сказать ожидающимъ его возвращенія джентльменамъ, что мистера Бетеа нтъ дома, и что онъ детъ искать pro. Потомъ Эсмондъ слъ въ карету одного изъ своихъ друзей и поскакалъ въ домъ епископа рочестерскаго, бывшій въ предмсть, очень-далеко отъ сборнаго мста.
Тамъ лакей сказалъ, что у милорда-епископа сидятъ два джентльмена. Эсмондъ бросился въ кабинетъ, гамъ сидли съ епископомъ братъ его и аббатъ Джильзъ.
— Гд мистеръ Бетсъ? сказалъ Эсмондъ: — пора ему явиться.
Епископъ былъ чрезвычайно смущенъ.
— Я думалъ, что мистеръ Бетсъ съ вами, сказалъ онъ: — я былъ у него, тамъ мн сказали, что онъ пошелъ ко мн, я поскакалъ домой — его здсь не было, онъ и не приходилъ сюда.
Полковникъ вскрикнулъ отъ страшной досады и бросился бгомъ въ карету. ‘Гони во весь духъ’, закричалъ онъ кучеру и черезъ полчаса былъ опять на Кенсингтонской Улиц. Онъ снова забжалъ въ домъ пастора. Мистеръ Бетсъ не возвращался домой. Съ этимъ отчаяннымъ результатомъ явился Эсмондъ въ таверну, гд съ нетерпніемъ ждали мистера Бетеа.
Изъ оконъ таверны виднъ подъздъ Кенсингтонскаго Дворца. Мы мрачно стояли у этихъ оконъ и разсуждали, что намъ длать. Вдругъ раздались звуки трубъ. Мы бросились къ противоположнымъ окнамъ, выходящимъ на Кенсингтонскую Улицу, по ней быстро приближался ко дворцу конный полкъ.
— Это ормондовъ полкъ! это наши союзники! сказалъ кто-то.
— Нтъ, это арджайлевъ полкъ, это наши враги! воскликнулъ Ормондъ, топнувъ ногой.
Дйствительно это былъ арджайлевъ полкъ, призванный отважнымъ своимъ начальникомъ изъ Уэстмпистера и смнившій съ караула при дворц тотъ полкъ, на содйствіе котораго мы могли разсчитывать.
Въ эту минуту общаго отчаянія вошелъ въ комнату Кестельвудъ, чрезвычайно-взволнованный.
— Что новаго, Френкъ? сказалъ полковникъ: — нашелъ ты мистера Бетеа? Гд онъ?
— Взгляните, вотъ эта книга лежала на его стол!— На переплет книги былъ гербъ Беатрисы, на первомъ лист было написано ея рукою, ‘Беатриса Эсмондъ теперь въ тюрьм, въ Кестельвудскомъ Замк, и врна своей любви’.
— Догадываетесь ли вы, гд онъ? вскричалъ Кестельвудъ.
— Да, мы знаемъ, гд онъ, отвчалъ Эсмондъ — Да, инстинктъ не обманывалъ меня и Френка.
Эсмондъ обратился къ присутствующимъ и сказалъ:
— Господа, я, къ-сожалнію, увренъ, что мистеръ Бетсъ не явится къ намъ нын. Его, конечно, задержалъ особенный случай, и я боюсь, что этотъ случай можетъ кончиться очень-непріятно для него. Вы, господа, кончили свой завтракъ, слдовательно остается только расплатиться съ хозяиномъ и разойдтись по домамъ. Спектакля не бываетъ, если главный актръ не явился.
Джентльмены разошлись молча. Въ-самомъ-дл, о чемъ толковать? Пріятельскій кружокъ собрался позавтракать, завтракъ конченъ и пріятели разстались. На бумаг ничего не было записано, слдовательно Эсмондъ не ввелъ никого въ бду.
— Знаетъ ли объ этомъ твоя матушка? спросилъ Эсмондъ Френка, идя съ нимъ домой.
— Знаетъ все.— Больше онъ не сказалъ ничего, благородный юноша! онъ не упрекнулъ меня ни однимъ словомъ за-то, что я перевезъ къ нимъ такого пагубнаго гостя. Мы подходили къ дому.
— Скоро будутъ готовы лошади? спросилъ опять Эсмондъ.
Кестельвудъ молча указалъ тростью на экипажъ, вызжавшій изъ воротъ на встрчу намъ. Они сли и поскакали въ галопъ. ‘Быть-можетъ, еще непоздно’, думалъ Эсмондъ. На дорог мы встртили служителя изъ Кестельвудскаго Замка, посланнаго съ письмомъ отъ Беатрисы къ виконтесс. Мы распечатали письмо. Оно не заключало въ себ ничего важнаго, и было написано шутливымъ тономъ, какъ бы просто отъ скуки въ одинокомъ замк. Беатриса говорила, что сидитъ не въ четырехъ стнахъ, а гуляетъ по террас замк: не нарушаетъ ли тмъ она своего одиночества? Она писала о павлинахъ и серн, которая жила у ней, просила прислать ей нкоторыя платья и вещи, посылала ‘поклонъ одной особ, если другія особы даютъ на то свое позволеніе’, она отъ скуки принялась за чтеніе.
‘Ночь нын свтлая, хать будетъ очень-хорошо, можетъ-быть, еще успемъ во-время’, сказалъ Эсмондъ. На всхъ станціяхъ онъ разспрашивалъ, когда прохалъ тутъ молодой человкъ высокаго роста, въ сромъ плать и свтло-каштановомъ парик. Оказывалось, что онъ выхалъ изъ Лондона около шести часовъ утра, между-тмъ, какъ мы похали въ три часа дня, онъ скакалъ почти такъ же скоро, какъ и мы, на послдней станціи былъ онъ семью часами ране насъ.
Мы подъхали къ замку на разсвт, въ окружающей деревн еще все спало. Оставивъ лошадей у моста, мы пшкомъ вошли въ ворота. Френкъ трепеталъ за сестру. У Эсмонда также кипло на душ, но онъ не говорилъ ни слова, не показывалъ слда волненія. Онъ постучался въ окно привратника.
— Кто тутъ? спросилъ въ-просонкахъ старикъ.
— Милордъ Кестельвудъ и полковникъ. Эсмондъ, сказали мы тихо.— Отвори ворота и впусти насъ безъ всякаго шума.
— Милордъ Кестельвудъ? Какъ же это? Милордъ здсь, онъ еще почиваетъ.
— Отворяіі же, проклятый болтунъ! нетерпливо сказалъ Кестельвудъ.
— Не отопру я вамъ: вы обманщики, сказалъ онъ, затворяя окно. Френкъ выхватилъ пистолетъ. Эсмондъ удержалъ его руку.
‘Мы найдемъ другой ходъ’, шепнулъ онъ ему. Френкъ стиснулъ зубы отъ нетерпнія. ‘Этотъ ходъ въ нсколькихъ шагахъ отсюда’, сказалъ Эсмондъ и повелъ своего спутника по кустамъ къ тому окну, чрезъ которое влзалъ патеръ Гольтъ. Эсмондъ легко поднялся до окна, подавилъ пружину — окно опустилось. Джентльмены тихо вошли въ комнаты. Еще все спало въ замк. Они прошли опять къ привратнику, съ пистолетомъ въ рук, сказали ему, чтобъ онъ не длалъ шума и спросили, когда пріхалъ лордъ Кестельвудъ.— ‘Вчера, часовъ въ восемь вечера’.— ‘Чтожь онъ длалъ потомъ?’ — ‘Ужиналъ съ сестрою’.— ‘Прислуживали имъ лакеи, или они ужинали безъ прислуги?’ — ‘Я самъ прислуживалъ, съ горничною миссъ Беатрисы. Вина въ замк не было, на что милордъ очень сердился, и, вставая изъ-за ужина, миссъ Беатриса приказала горничной идти съ нею вмст въ ея комнату, а мн приказала проводить милорда въ комнату, гд жилъ капелланъ. Потомъ ушла и заперлась съ горничною. Милордъ пошелъ за нею и она говорила съ нимъ черезъ дверь и много хохотала. Потомъ милордъ сошелъ въ садъ, а миссъ Беатриса стала у окна, и онъ просилъ ее сойдти въ садъ, она опять посмялась и заперла окно. Милордъ, кажется, разсердился и началъ, должно-быть, браниться, только все на иностранномъ язык, потомъ пошелъ въ свою комнату и заснулъ.’ — ‘Только? Больше ничего не было?’ — ‘Только, да, вотъ еще: милордъ, при встрч, а потомъ за ужиномъ, раза три поцаловалъ сестру, какъ и слдуетъ брату. И она также его поцаловала.’ Френкъ заскрежеталъ зубами, но Эсмондъ опять остановилъ его.
— Если тебя забавляетъ, что твоя сестра цалуется, то она можетъ доставить теб много случаевъ радоваться, сказалъ онъ, думая о томъ, что Гамильтонъ и Эшбортонъ ужь цаловали ея розовыя уста. Но теперь эти уста потеряли для него свою чистоту. Честь запрещала ему теперь любить Беатрису, и любовь къ ней умерла въ Эсмонд.
По негодованіе на Беатрису не уменьшало въ Эсмонд гнва противъ того, кто былъ виновникомъ ея стыда. Френкъ, утомленный, опустился на каменную лавку и задремалъ, а Эсмондъ ходилъ взадъ и впередъ по двору, думая о томъ, что должно случиться. Они пріхали во-время, чтобъ спасти ея честь, но возвратится ли чистота ея сердцу? Вдь она сама призвала его къ себ. Сердце ея было преступно. Передумавъ обо всемъ, Эсмондъ разбудилъ бднаго Френка, который, звая, сказалъ, что видлъ во сн свою Клотильду.
— Ты долженъ помогать мн въ томъ, что я хочу сдлать, сказалъ полковникъ:— мн вздумалось, что негодяй, котораго мы сейчасъ разспрашивали, быть-можетъ, подкупленъ и обманулъ насъ. Если такъ, мы узнаемъ правду отъ самого мистера Бетеа. Посмотримъ, дйствительно ли заперта дверь комнаты твоей сестры, Мы толкнули дверь: она была заперта извнутри.
— Быть-можетъ, и онъ тамъ, сказалъ бдный Эсмондъ.
— А если онъ въ ея комнат, какъ вы поступите, Генри? Френкъ взглянулъ на своего кузена и ужаснулся выраженія лица его.
— Посмотримъ, согласны ли будутъ ихъ разсказы, отвчалъ Эсмондъ и вошелъ въ комнату, гд самъ прежде жилъ ребенкомъ. На кровати дйствительно спалъ мистеръ Бетсъ. Отъ шума шаговъ онъ проснулся и, видя въ своей комнат двухъ людей, схватилъ пистолетъ и закричалъ: Qui est lа?
— Полковникъ Эсмондъ, онъ пріхалъ сюда, потому-что неловко быть въ дом гостю безъ хозяина. Всю прошедшую ночь готовилъ я торжество вашего дла. Очень жаль, что вздумалось вамъ подышать сельскимъ воздухомъ и постить наше скромное жилище. Вы ухали вчера, не извстивъ насъ, а вчера именно была благопріятная минута, которая не возвратится. Еслибъ мистеру Бетсу не вздумалось постить Кестельвудскій Замокъ, онъ почивалъ бы теперь въ Сен-Джемскомъ дворц.
— Какъ, господа? докторъ Эрботпотъ былъ у меня вчера поутру, онъ сидлъ передъ тмъ ночью у моей сестры, и сказалъ, что мн нельзя видться съ нею въ наступающій день, то-есть вчера.
— А теперь она, быть-можетъ, уже скончалась, сказалъ Эсмондъ. Вчера войска были преданы вашему длу. Пятьдесятъ врныхъ вамъ джентльменовъ, изъ числа значительнйшихъ особъ королевства, собирались, чтобъ проводить васъ въ Совтъ Министровъ. Теперь мистеръ Бетсъ былъ бы наслдникомъ или обладателемъ трона, еслибъ ему не заблагоразсудилось отправиться за городъ. Все было у насъ готово, но мистеръ Бетсъ измнилъ нашимъ ожиданіямъ.
— Morbleu! проклятая неудача! вскричалъ онъ въ отчаяніи.
— Мы не будемъ боле огорчать васъ, напоминая о ней. Мы пріхали не говорить о томъ, чего нельзя ужь возвратить, мы пріхали не жалть, а сказать, что позоръ, которымъ мистеръ Бетсъ покрылъ наше семейство, прекращаетъ между нами вс отношенія.
Сцена, за тмъ послдовавшая, слишкомъ-печальна. Едва она кончилась, какъ вошла Беатриса. Она поблднла, увидвъ Эсмонда и своего брата.,
— Прелестная Беатриса! сказалъ нашъ гость:— мы должны разстаться. Я узжаю.
Она вспыхнула, глаза ея засверкали, она подошла къ Эсмонду:
— Если прежде я не любила васъ, кузенъ, сказала она:— то легко угадать, какъ люблю я васъ теперь.
Но эти слова не подйствовали на Эсмонда, сердце его было уже слишкомъ ожесточено. Онъ смотрлъ на нее холодно, дивился только тому, какъ прежде могъ любить ее! Съ того времени я ни разу не видлъ ее.
Лошади были готовы. Эсмондъ и мистеръ Бетсъ сли въ карету. Беатриса осталась въ замк съ братомъ. Эсмондъ былъ такъ утомленъ (онъ не спалъ три ночи), что проспалъ, какъ мертвый, половину дороги.
За нсколько станцій отъ Лондона встртили насъ виконтесса Кестельвудъ и епископъ рочестерскій.
— Спасена ли она? воскликнула виконтесса. Она забыла обо всемъ, кром дочери. Успокоивъ ее, мы начали разспрашивать епископа. Королева еще была жива, когда онъ выхалъ изъ Лондона. Арджайль, призвавъ нсколько преданныхъ ему полковъ изъ Портсмута, послалъ еще за другими полками. Вообще, виги приняли свои мры. Но и наши готовились дйствовать. Все могло еще кончиться счастливо для принца, если онъ во-время прідетъ въ Лондонъ. Принцъ слъ въ карету епископа. Эсмондъ сопровождалъ виконтессу.
Мы хали всю ночь и въ субботу, 1-го августа, въ четыре часа утра были въ Лондон. Дворецъ былъ окруженъ толпами. Мы остановились, чтобъ узнать о причин такого ранняго стеченія народа.
Но въ эту минуту ворота дворца растворились и выхали герольды и трубачи, сопровождаемые копною гвардіею. Трубы загремли, герольдмейстеръ, хавшій впереди, остановился и провозгласилъ:
‘Да здравствуетъ Георгъ, Божіею милостію король великобританскій и ирландскій!’
Народъ повторилъ: ‘да здравствуетъ король Георгъ!’
Въ толп я замтилъ знакомое лицо: это былъ бдный патеръ Гольтъ, пріхавшій въ Англію, чтобъ быть свидтелемъ торжества Іакова III-го, и видвшій теперь побду его противника.
Съ грохотомъ трубъ, съ радостными кликами народа разсялись вс надежды претендента и, можно сказать, этою минутою заключилась драма моей жизни.
Счастіе, которое потомъ досталось мн на долю, не можетъ быть описано словами: оно знакомо только немногимъ изъ людей.
Въ Брюссел, куда мы удалились по совту друзей, совершенъ былъ бракъ нашъ. Мы такъ привыкли быть близки другъ къ другу, такъ долго и нжно были привязаны другъ къ другу, что, быть-можетъ, и не подумали бъ о возможности тснйшихъ узъ, но обстоятельства того потребовали. Беатриса покинула насъ, бжала во Францію — къ кому, зачмъ, я не хочу и упоминать. Въ дом сына виконтесса также не могла жить спокойно. Френкъ былъ подъ вліяніемъ своей жены и ея семейства, они опасались присутствія матери. Однажды, обиженная этими своекорыстными людьми, моя милая благодтельница сидла въ слезахъ, я увидлъ это и попросилъ ее ввриться преданности человка, который вчно будетъ думать только о ея счастіи. Она, прекрасная и чистая, какъ въ весн жизни, красня, согласилась раздлять мою судьбу. Да будетъ послднимъ словомъ моимъ благословеніе той, которая составила мое блаженство.
Благодаря заступничеству друзей, мы могли возвратиться въ Англію. Храбрые подвиги моего Френка при новомъ вторженіи претендента въ Шотландію, примирили короля съ Кестельвудомъ. Но супруг моей и мн тяжело было жить въ Англіи. Френкъ уступилъ намъ землю въ Америк, пожалованную Карломъ I нашему предку, и мы удалились отъ Европы и смутъ ея. Тиха и свтла осень нашей жизни на прекрасныхъ берегахъ Потомака, гд мы построили новый Кестельвудъ, по ужь простой, мирный домъ, а не мрачный замокъ. Небо благословило насъ милою дочерью. Продавъ брильянты, купили мы плуги, и у моей жены осталась одна драгоцнная вещь — золотая запонка, которую она взяла съ груди моей, когда постила меня въ тюрьм, и носила съ той минуты на своемъ сердц.

——

История Генри Эсмонда: [С сокр.] // Отеч. зап. — Спб., 1855. — Т. 98, No 2. — С. 120—143, Т. 99, No 3. — С. 51—69, No 4. — С. 89—116. — Везде в отд. Смесь. ‘Произв. иностр. беллетристов’.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека