ИСПАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
ИСПАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Библиография:
Библиография:
Испанская литература, Испанская_литература, Год: 1930
Время на прочтение: 27 минут(ы)
В. Узин
До XII в. в Испании существовали две литературы: испано-арабская, с рядом историков, ученых, философов и поэтов, и испано-еврейская, с выдающимися классиками послебиблейской лит-ры. И. л., т. е. лит-ра, созданная и написанная на кастильском наречии, восходит к XII в. Время, к к-рому относятся первые сохранившиеся лит-ые памятники, совпадает с начальным периодом реконкисты, отвоевания у мавров захваченных ими на Пиренейском полуострове владений. Поэма о Сиде (‘Cantar de mio Cid’), появившаяся в середине XII в., утверждает в опоэтизированном образе одного из исторических героев реконкисты, рыцаря Родриго Диаса де Вивар, идею политического единства существовавших на полуострове отдельных королевств и ведущую роль Кастилии, которая к концу средних веков объединит под главенством кастильских королей всю Испанию. Своеобразие этой поэмы, возникшей на почве тех же феодальных отношений, что и французские песни о подвигах (chansons de geste), достигшие в ту же эпоху своего высшего расцвета, заключается в строго реалистической трактовке сюжета: она насквозь исторична, без малейшего налета фантастики и религиозного фанатизма, столь характерных для французского героического эпоса. Такая реалистическая трактовка Сида — как национального героя Испании — диктовалась характером и основной направленностью повествования, она прежде всего говорила о событиях, имевших место недавно (герой поэмы умер в 1090), причем эти события продолжали оставаться актуальными еще долгое время, пока длилась борьба с маврами и сепаратистскими тенденциями феодальных княжеств, во-вторых, в ней отразились как политические претензии широких кругов низшего феодального дворянства (Сид, бедный дворянин, противопоставляется слабовольному и подкупному королю, завистливым придворным, корыстолюбивым крупным феодалам), так и свободолюбивые стремления других социальных групп (Сид добивается того, что его споры с крупными феодалами разрешаются не королем единолично, а собранием кортесов). Популярность Сида на протяжении последующего ряда веков объясняется тем, что в силу охвата поэмой огромного комплекса социальных, политических и бытовых проблем образ героя легко поддавался трансформации, в дальнейшем он был многообразно использован королевской властью, в целях утверждения безусловной вассальной преданности, феодалы же видели в нем ярого защитника своих интересов против абсолютной власти, народные массы — борца за вольности. От этой эпохи сохранились фрагменты других эпических памятников: ‘Легенда о шести инфантах Лары’ (Los siete infantes de Lara), ‘Подвиги Санчо II Кастильского’ (Cantar de gesta de don Sancho II de Castilla), ‘Ронсеваль’ (Roncesvalles), ‘Подвиги дон Хуана де Монтемайор’ (Gesta del Abad don Juan de Montemayor). Наряду с ‘Сидом’ большой популярностью пользовалась ‘Легенда о шести инфантах’, положенная в основу ряда драматических произведений (Хуан де ла Куева, Лопе де Вега, Уртадо де Веларде, Альваро Кубильо, Норонья де Ривас). В то время как эти поэмы создавались и распространялись жонглерами (juglares), откуда и название этого вида лит-ого творчества (mester de juglaria), эпические произведения, принадлежавшие перу образованных людей того времени, духовенству, носили название mester de clerecia. Важнейшим анонимным памятником последнего вида является ‘Книга об Аполлонии’, относящаяся к XIII в. и представляющая собой переработку одной из популярных в средние века греческих повестей. Поэма написана впервые на испанском яз. александрийским метром, заимствованным с французского или провансальского, получившим впоследствии название cuaderna via в силу четырехстрочной одинаково рифмованной строфы (выведенный в поэме образ странствующей жонглерши является прототипом Хитанильи из новеллы Сервантеса и Эсмеральды из ‘Собора парижской богоматери’ Виктора Гюго). Старейший известный нам испанский поэт — Гонсало де Берсео [Gonzalo de Berco] (см.). Им написаны три жития святых и три поэмы, посвященные богородице, наиболее значителен сборник 25 рассказов о чудесах Марии (‘Miraglos de nuestra Seora’). Берсео заимствовал сюжет и манеру письма из многочисленных циркулировавших во всей Европе в средние века легенд о Мадонне и передал их с наивной верой в клерикальные предания. Форма стиха, к-рым написаны ‘Чудеса’, та же cuaderna via, воспринятая ученой поэзией на протяжении последующих двух веков. Таким же метром написана и ‘Книга об Александре’ (Libro de Alexandre), в свою очередь заимствованная из популярных в средние века рассказов об Александре Македонском. ‘Книга об Александре’ представляет собой типичное смешение жанров, от наивной исторической хроники до фаблио. Влияние этой книги сказалось на ‘Поэме о Фернане Гонсалес’ (Poema de Fernn Gonzlez), относящейся к концу XIII в. и представляющей собой ученую обработку эпического сказа об одном из героев начала периода реконкисты. Творчеством Хуана Руиса, так наз. епископа итского (Juan Ruiz, arcipreste de Hita, жил между 1283 и 1350), начинается новый блестящий период mester de clerecia. Победоносная борьба с маврами, постепенное освобождение и присоединение арабских владений, расцвет промышленности и торговли в занятых испанцами городах, укрепление городских вольностей неизбежно повлекли за собою в качестве своего идеологического выражения рост личного самосознания, отрицание аскезы и интерес к реальному миру. В ‘Книге о благой любви’ (Libro de buen amor) Хуан Руиса эти настроения нашли свое выражение в автобиографическом построении поэмы и в проникновении реалистическо-сатирических элементов, характерных для фаблио, этого буржуазного жанра средних веков. Книга представляет собою смесь лирических и сказовых элементов, объединяемых личностью самого рассказчика, образец примитивной формы плутовской новеллы (novela picaresca), обрамляющей латинские реминисценции, моральные и аскетические отступления, аллегорические отрывки и апологи в эзоповском духе. Автор заимствует сюжеты из римских классиков (Овидий) и арабских сказок, из французской и провансальской поэзии, используя все это лит-ое богатство для создания занимательного повествования о своих любовных злоключениях. Дополнением к этой книге служит написанная в том же сатирическом плане ‘Rimado de Palacio’ Лопеса де Айяла (Pedro Lpez de Ayala, 1332—1407), великого канцлера Кастилии, крупного военного и политического деятеля. В отличие от Хуана Руис, затронувшего своей сатирой низшие слои общества, Лопес де Айяла бичует гл. обр. нравы придворных. Книга епископа-голиарда проникнута радостным сознанием человека, сбросившего на время оковы средневекового миросозерцания, ‘Rimado’ Лопеса де Айяла отличается преобладанием нравоучительного элемента, представляя собою нечто среднее между проповедью и сатирой. Творчество Лопеса де Айяла характерно для Испании XIV века, переживавшей сильный кризис в процессе борьбы королевской власти с феодалами и городами, и направлено против коррупции двора и церкви. Небольшая анонимная поэма ‘Жизнь святого Идельфонсо’ (La vida de San Idelfonso) и ‘Книга бедствий человеческих’ (Libro de miseria de homne) представляют последние отзвуки поэзии mester de clerecМa.
Кастильская проза находит наиболее яркое выражение в творчестве короля Альфонсо X, прозванного Мудрым, и сборнике новелл Хуан Мануэля (Don Juan Manuel, 1282—1349?) ‘Граф Луканор’ (El conde Lucanor). Король Альфонсо X редактировал первые монументальные памятники кастильской прозы: ‘Первую всеобщую хронику’ (Crnica general) и первый кодекс законов (Partidas). Хроника важна в том отношении, что сохранила ряд эпических народных сказаний, часть к-рых безвозвратно утеряна в подлинном виде (пересказы в прозе поэм о Фернане Гонсалес, о Сиде, песня о Саморе, легенды об инфантах Лары, о Бернардо дель Карпио и др.), хроника служила в дальнейшем неисчерпаемым источником сюжетов. Partidas не являются обычным сводом законов, а морально-поучительным произведением, к-рым окрепшая королевская власть полагала себе прочные основы, стремясь подчинить своему влиянию не только нормы судопроизводства, но и взаимоотношения между отдельными социальными группами в частном и бытовом плане. ‘Граф Луканор’ представляет собою сборник 50 апологов, или занимательных рассказов, объединенных наподобие ‘Декамерона’ Бокаччо беседой двух лиц, графа Луканора и его советника Патрония, к-рый иллюстрирует соответствующим рассказом решение заданного ему графом вопроса. Наряду с баснями в эзоповском и восточном вкусе, аллегориями и рассказами о чудесах, в сборнике помещены и еатирические новеллы, выхваченные из современного быта.
XV в. отмечен значительными переменами в социально-политической жизни полуострова. Реконкиста завершается полным завоеванием всех земель, принадлежавших маврам, остается одна Гренада, к-рая в начале XVI в. присоединяется к кастильской короне ‘католическими королями’. Опираясь на идею единства, в к-рой заинтересованы основные социальные группы — и широкие слои мелкопоместного дворянства, и горожане, и крестьяне, — которым сильная государственная власть обеспечивает закрепление отвоеванных земель и нормальные условия хозяйственного развития, короли выступают агрессивно как против притязаний феодалов, решительно отстраняя их от участия во власти, так и против расширения политических прав буржуазии. Постепенно подготовляется почва для абсолютистской власти. Королевский двор становится центром всей жизни страны. Подчиненное ему дворянство в своей основной массе поддерживает и укрепляет королевскую власть и все ее начинания. Поэзия начинает выражать ‘верноподданнические’ чувства, иерархические отношения к королю, его семье и придворным. XV в. является веком придворной лирики по преимуществу. Два монументальных сборника лирических стихотворений (‘Cancionero de Baena’, ‘Cancionero de StЗiga’), оба относящиеся к середине XV в., отразили лирическую поэзию XV в. во всей ее пестроте и разнообразии. Лирические произведения, помещенные в первом сборнике, заимствуют свои формы у галлисийско-португальской лирики, к-рая развивалась под непосредственным влиянием провансальских трубадуров, у итальянцев (Петрарки и Данте) и трактует преимущественно темы любви и религии. Из числа поэтов, произведения к-рых включены в эти сборники, следует выделить наиболее талантливых: маркиза Сантильяна (Marqus de Santillana, 1398—1458), введшего в испанскую поэзию форму сонета и подражавшего поэтам итальянского Возрождения, особенно Петрарке, Хуана де Мену (Juan de Mena, 1411—1456), наиболее значительной вещью которого является ‘Лабиринт счастья’ (Laberinto de Fortuna), аллегорическая поэма, идея которой заимствована у Данте, и наконец Гомеса Манрике (Gmez Manrique, 1412?—1490) и Хорхе Манрике (Jorge Manrique, 1440—1478), лучшего лирика этого периода. Поэзия Хорхе Манрике проникнута пессимистическими настроениями феодала, тоскующего о былом величии. К той же эпохе относятся и первые издания так наз. старинных романсов (romances viejos), созданных еще во времена эпических сказаний и связанных тематикой с героической борьбой с маврами. Проявившийся в XV в. интерес к этим народным песням объясняется стремлением господствующих, близких ко двору групп наделить монарха всеми атрибутами, свойственными народному вождю, борющемуся во главе народных масс за коренные идеалы нации. Староиспанские романсы, написанные народным испанским метром (redondillas), являются богатейшей сокровищницей феодальной поэзии, отражая в себе и героические эпизоды междоусобных войн, и борьбу с маврами, и рыцарский быт старой Испании (см. статью ‘Романс’). Романсы имели значение в том отношении, что служили источником вдохновения для лириков-профессионалов, группировавшихся вокруг королевского двора в XV—XVII вв., и для испанской драмы, черпавшей из них сюжеты и мотивы.
Повествовательная лит-ра этой эпохи характеризуется двумя встречными течениями. С одной стороны, сказывается прочная устойчивость средневековых лит-ых традиций и клерикально-феодального мировоззрения. Свое наиболее яркое выражение это находит в серии многочисленных рыцарских романов (см. ‘Роман’), зачинателем которой является автор ‘Амадиса Гальского’ (Amadis de Gaula). Другая тенденция эпохи идет от городской буржуазии и мелкопоместного дворянства, принимающего наиболее деятельное участие в бюрократическом государственном аппарате, составляющего основную силу армии, открывающего новые торговые пути и колонии. Эта тенденция сказывается в реалистической трактовке окружающего мира, наиболее показательно обнаруживается это мироощущение в романе-драме ‘Селестина’ (Celestina o Tragicomedia de Calixto y Melibea), приписываемой еврею Фернандо де Рохас (Fernando de Rojas), представителю торгово-финансовой городской буржуазии. ‘Селестина’ открывает собою новую эпоху в истории И. л., именуемую ‘золотым веком’ и ознаменовавшуюся небывалым расцветом всех лит-ых жанров и форм. Несчастная любовь Калисто и Мелибеи изображена на бытовом испанском фоне, данном в строго реалистических тонах. Трагикомедия имела в свое время огромный успех, положив основание реалистическому театру. Из произведений сатирико-реалистического характера, относящихся к тому же периоду, могут быть упомянуты анонимные ‘Coplas de Mingo Revulgo’, острая сатира на придворные нравы в форме диалога между двумя пастухами: Хилем Аррибато, представителем высших классов, и Минго Ревульго, представителем низших классов. Не посягая на власть и привилегии господствующих классов, Минго Ревульго жалуется на утрату двором четырех добродетелей, основы прочности государственной власти и залога благосостояния народных масс — справедливости, силы, благоразумия и терпимости, аллегорически изображаемых в виде четырех овчарок, охраняющих стадо. Другая сатира того же периода, ‘Ay, Panadera!’, непосредственно связана с фактами предательства, имевшими место при подавлении королем Хуаном II восстания дворян, поднявшихся против королевского фаворита Альваро де Луна [1445].
Во всех областях лит-ой жизни борьба феодально-клерикальных средневековых реминисценций с влияниями, идущими от европейского гуманизма, Ренессанса и реформационных движений, достигает особой остроты в XVI в., являясь отражением происходящей в стране классовой борьбы. Абсолютистская власть, укрепившаяся в конце XV в., сломившая сопротивление крупных землевладельцев-феодалов и ослабившая оппозицию крупного церковного землевладения путем привлечения церкви в качестве непосредственной опоры трона (учреждение инквизиции в конце XV в.), выступила также и против буржуазии. Революционные движения 1519—1522 (в Кастилии, Валенсии и на Балеарских островах) были последними попытками буржуазии отстоять городские вольности, после этого она была лишена важнейших политических привилегий. Открытие Америки и последовавший затем захват других колоний отрицательным образом повлияли на развитие хозяйственных сил страны. Промышленность, подъем к-рой начался в цветущих городах, принадлежавших прежде маврам, сосредоточенная гл. обр. в руках последних, начинает постепенно деградировать как в силу экономических причин, — малой прибыльности промышленных предприятий по сравнению с неограниченными возможностями обогащения, к-рые предоставляла морская торговля с колониями, — так и в силу причин религиозно-политических: начавшихся жестоких преследований основных кадров промышленников и торговцев — арабов и евреев. В свою очередь торговля понималась в эту эпоху испанцами не так, как фламандцами и англичанами. ‘Вести торговлю тогда означало: снаряжать и вооружать корабли, вербовать бойцов, завоевывать страны, усмирять туземцев с помощью ружей и сабель, отнимать у них добро, нагружать на корабли и на родине, путем публичных аукционов, продавать его тому, кто больше даст’ (Зомбарт). Внутренняя торговля также постепенно переходила в руки иностранцев: так, в середине XVI в. к генуэзцам перешла фактическая монополия снабжения страны съестными продуктами. Королевская власть, нуждаясь в крупных денежных средствах для продолжения своей политики экспансии, постоянно прибегала к помощи иностранных банкиров, отдавая им рудники в эксплоатацию и налоги на откуп. Так. обр. все более и более лишавшаяся хозяйственной базы буржуазия и разоренные экономическим переворотом широкие слои малоземельного крестьянства и городского пролетариата представляли на протяжении обоих веков, XVI и XVII, весьма незначительную силу, которая не могла противопоставить себя королевской власти и ее опорным социальным группам, дворянству и католической церкви, ни на политической арене, ни в области идеологии. Ни представители городской буржуазии, ни ее бытовые особенности не находят отражения в лит-ре. Даже грандиозная феодально-рыцарская эпопея Сервантеса, ‘Дон-Кихот’, обходит полным молчанием быт и жизнь крупных испанских торговых пунктов, развертывая слои картины на фоне деревень и небольших местечек. Лит-ра занята идеалами ведущей социальной группы, мелкопоместного дворянства, идальго (hidalgo), к-рый задает тон и как чиновник на государственной службе, и как монах на службе у католической церкви, и как конкистадор, завоевывающий далекие колонии, и как основная сила регулярной армии, борющейся за укрепление ‘всемирной’ монархии испанских королей. Идеалы идальго — в прошлом. В новой социальной обстановке, в обстановке развитых денежно-товарных отношений он чувствует себя акклиматизированным лишь постольку, поскольку король и церковь, опирающиеся на него, представляют устойчивый пережиток феодального строя и являются единственно прочными элементами в той бесконечной смене явлений, которую принесли с собою новые производственные отношения.
Прочность испанского католицизма и его инквизиторских приемов обеспечивали дворянство от вторжения индивидуалистических тенденций итальянского Ренессанса. Вот почему в Испании Ренессанс был по преимуществу гуманистическим и выразился только в интересе к старине, углубленном изучении классиков, греческих и римских, и учреждении новых учебных заведений. Влияние на современников таких эразмистов, как Луис Вивес, Хуан Альфонсо де Вальдес, Альфонсо Манрике и Хименес де Сиснерос, было весьма незначительно. Единственная область, в которой всего полнее отразился итальянский Ренессанс, была испанская лирика, но несмотря на наличие в среде лириков XVI века крупных мастеров (Juan Boscn Almogver, Garcilaso de la Vega, Gutierre de Cetina, Francisco de Figueroa, Fray Luis de Len, Francisco de la Torre, Fernando de Herrera), подражания их итальянским образцам не выходили за пределы одних формальных заимствований. Ренессансные мотивы в лирике встречали резкое сопротивление со стороны кастильской школы лириков-традиционалистов (Cristbal de Castillejo, Antonio de Villegas, Galvez de Montalvo, Jorge de Montemayor), противников метрических новшеств лирики Ренессанса. Попытки ввести в обиход другие жанры Ренессанса, как напр. эпос, по образцу Ариосто и Тассо, также не всегда оказывались удачными. Следует отметить только поэму ‘Араукана’ (La Araucana) Алонсо де Эрсилья (Alonso de Ercilla y ZЗiga, 1533—1594), описывающую войну в Чили [1557—1559]. В отличие от Ариосто автор старается изображать не галантных дам, любовные переживания, двор и рыцарские нравы, а подлинную борьбу за колонии. Он однако не справляется с этой задачей и вынужден на протяжении поэмы вклинивать эпизоды, ничем не отличающиеся от ариостовских. ‘Араукана’ вызвала подражания (Педро де Онья, 1570—1643). Неудачными были также попытки создания эпоса религиозного, несмотря на господствовавшие в стране религиозные настроения, католическая церковь ревниво относилась к трактовке религиозных вопросов в лит-ых произведениях. Все же одним из любопытных образцов религиозного эпоса является ‘Христиада’ (Cristiada) патера Диего де Охеда (Fray Diego de Hojeda, 1570—1615), воспевающая жизнь и смерть Христа. В области сатиро-эпической можно упомянуть только попытку Лопе де Вега (‘Gatomaquia’).
Если в перечисленных лит-ых жанрах И. л. не создала ничего самобытного, то в области повествовательной прозы и драматургии она дала образцы исключительной силы и значения. Своеобразную ‘формулу перехода’ от средних веков к новому времени представляет серия рыцарских романов. Автор ‘Амадиса Гальского’ Garci RodrМguez de Montalvo использовал средневековый материал и выпустил четыре части романа [1508]. Последователи и подражатели, используя его основную фабульную схему, лишь по-новому группировали материал. Трансформацией ‘Амадиса’ явился в 1511 ‘Пальмерин из Оливы’ (Palmerin de Oliva). Из этой последней серии наибольшую известность получил ‘Пальмерин Английский’ (Palmerin de Inglaterra, 1547—1548). Последним рыцарским романом была ‘История дона Полисисне из Беотии’ (Historia de don Policisne de Beocia) Хуана де Сильва, появившаяся в 1602. Такая устойчивость жанра, казалось бы совершенно чуждого реальным условиям испанской жизни XV в., объясняется, во-первых, тем, что развертывающиеся в романе события уводили читателя-дворянина в желанный мир прошлого, вызывая в нем приятные реминисценции вольной рыцарской жизни в феодальном обществе, во-вторых, отвечали его потребности сублимировать свое страстное желание возвыситься, стать равным крупным феодалам и сыновьям королей, к-рые являются главными действующими лицами рыцарского романа. Обычная сюжетная канва его такова: красивый паж, в действительности же сын короля, происхождение к-рого однако неизвестно, влюбляется в принцессу необычайной красоты, но, не пользуясь взаимностью, удаляется и становится через некоторое время, благодаря своим подвигам, могущественным завоевателем. Свершению им подвигов мешают волшебники, зачарованные замки, феи, карлики, драконы, но все это он преодолевает. В то же время любимая им принцесса похищается его недругом. Наконец, после целого ряда препятствий и чудес герой вознаграждается: он соединяется с принцессой, и от их брака рождаются прекрасные дети. Сервантес осмеял всеобщее увлечение рыцарскими романами в своем ‘Дон-Кихоте’ (см. ‘Дон-Кихот‘, ‘Сервантес‘), поставив мелкопоместного дворянина, насквозь проникнутого идеей преданности католической церкви и королю, в обстановку голодной Испании, к-рая разрушает чудный сон бедного сумасбродного идальго. Но вынужденный трезво смотреть на вещи, Сервантес, сам католик и испанец до мозга костей, провожает последнего рыцаря-мечтателя с ощущением скорби не только о разочарованном безумце, но и о погребенном под обломками феодального строя далеком прошлом.
Другой повествовательный жанр, также пользовавшийся у современников большим успехом, был пасторальный роман (см. ‘Роман‘). В 1549 появился первый перевод на испанский язык ‘Аркадии’ итальянца Саннадзаро. Вскоре за этим [1559] был опубликован первый испанский пасторальный роман ‘Диана’ (Diana) Хорхе де Монтемайор (Jorge de Montemayor, 1520?—1561). В отличие от рыцарского пасторальный роман старается быть ближе и понятнее читателям, выводя представителей современной аристократии под вымышленными именами в неправдоподобной обстановке. Это — мифологический маскарад, в к-ром участвуют испанские кавалеры и придворные дамы, изливающие друг другу любовные жалобы. Пасторальный роман удовлетворяет потребности высшего, группирующегося вокруг двора общества в идеальном выражении господствующих в его среде отношений, для чего действие полностью абстрагируется от реальной действительности и переносится в воображаемый мир пастухов и пастушек. Пасторальный роман отличается от рыцарского также медленными темпами развития фабулы, известной статичностью действия, рыцарский роман полон движения, необуздан, не прикреплен к одному месту, дисгармоничен в своем построении. В таких формах нашло выражение мирочувствование высшей аристократии и массы мелкого дворянства. Из последователей и подражателей Монтемайора отметим Жиль Поло (‘Влюбленная Диана’), Сервантеса (‘Галатея’) и Лопе де Вега (‘Аркадия’).
На другом полюсе находится плутовской роман (см. ‘Роман’), блестящее начало к-рому положил неизвестный автор повестью о ‘Ласарильо из Тормеса’ (Lazarrillo de Tormes). В плутовском романе действующим лицом является представитель народных низов, выброшенный за борт общественной жизни пролетарий, вынужденный пробиваться вверх всякими правдами и неправдами, в условиях нищей Испании, в к-рой производительный труд обесценен, главным орудием такого человека являются хитрость и обман, при помощи к-рых он строит свое материальное благополучие. Такими типами кишела Испания в тот период, и интерес к ним со стороны всего общества был без сомнения очень велик. По своей форме плутовской роман представляет автобиографию, позволяющую автору придерживаться реалистического изображения действительности, благодаря чему бытовой фон, на котором развертывается авантюрная фабула повести, выступает чрезвычайно выпукло и отчетливо. Было бы однако ошибкой считать, что в плутовском романе отразились буржуазные настроения, что он является продуктом мещанской культуры. Авторами плутовских романов были представители той же социальной группы, к-рая поставляла сочинителей рыцарских и пасторальных романов, прециозных стихотворений и драматических произведений. Коренным образом отличаясь от рыцарского романа как в отношении изображенных в нем персонажей, так и общей бытовой обстановкой и реалистической трактовкой темы, плутовской роман имеет все же много сходного с ним. Основное сходство — в идейной направленности обоих: в пренебрежении к производительному труду, в том культе ‘испанизации’, которому был чужд буржуа периода первоначального накопления, совершенно отчетливо проявляется мировоззрение испанского дворянина XVI—XVII вв. Это ‘рыцарский роман наизнанку’ (Кржевский), проекция на народные низы отношения дворянина к современности. ‘Ласарильо’ вызвал ряд подражаний, из которых первым был ‘Ласарильо из Мансанареса’ (Lazarrillo de Manzanarez). Но заслуга в дальнейшем развитии и углублении этого жанра без сомнения принадлежит Матео Алеману (Mateo Alemn y de Enero, 1547—1614?), автору ‘Гусмана из Альфараче’, первая часть которого была опубликована в 1599, а вторая — в 1604. Его герой наделен чертами не только плута и бродяги, но и преступника. Автор отводит много места моральным рассуждениям и вставным новеллам. Продолжателями формы плутовского романа были: Лопес де Убеда (‘Плутовка Хустина’, 1605), Висенте Эспинель [1550—1624], написавший ‘Маркос де Обрегон’ (La vida de escudero Marcos de Obregn, 1618), и Кеведо (‘El Buscn’).
Мадридское ‘дно’ описано Сервантесом в его новеллах (‘Novelas ejemplares’), представляющих замечательные образцы этого жанра. Новеллы Сервантеса исключительно богаты бытовым материалом, характеризующим Испанию XVI—XVII вв. Их отличительное свойство заключается в том, что сатирическое изображение, а также моральные выводы не затрагивают ни с какой стороны высшие классы общества, будучи всецело обращены своим острием к общественным ‘низам’.
К тому же периоду относится и разработка других повествовательных жанров. Лучшими образцами так называемого мавританского исторического романа являются ‘История Абенсеррахе и прекрасной Харифы’ анонимного автора [1565], вторая часть ‘Гражданских войн Гренады’ (Historia de las guerras civiles de Granado) Хинес Перес де Ита (Gins Prez de Hita, 1544?—1613?), в которой, правда, отсутствуют герои, фабула ее богата историческими картинами из эпохи господства мавров на юге Испании. Новеллистический жанр (novela corta) не имел до Сервантеса сколько-нибудь крупных мастеров [отметим только сборник новелл Тимонеды (Juan de Timoneda, ?—1583)].
Мигель де Сервантес Сааведра (Miguel de Cervantes Saavedra, 1547—1616), величайший писатель Испании, получил мировую известность созданием ‘Дон-Кихота’ (El ingenioso hidalgo don Quijote de la Mancha), в к-ром удачно объединил все господствовавшие в современной лит-ре прозаические жанры: плутовского, рыцарского и пасторального романа. Роман является лучшим отражением эпохи, давая реалистическую картину Испании поры ее упадка и изображая крушение религиозно-феодального мировоззрения под влиянием новых производственных отношений. Влияние и значение ‘Дон-Кихота’ в истории идеологий можно сравнить со значением ‘Божественной комедии’ Данте, созданной на рубеже двух эпох (см. ‘Сервантес’, ‘Дон-Кихот’, ‘Данте’). Богатейшая лит-ра, посвященная ‘Дон-Кихоту’, кривая интересов, привлеченных им на протяжении четырех веков, различие отношений к герою романа со стороны различных общественных групп в разные исторические эпохи являются объективным доказательством того, что в ‘Дон-Кихоте Ламанчском’ в чрезвычайно выпуклой форме кристаллизовался конфликт двух мировоззрений, последующие поколения обращаются к нему как к первоисточнику своих идеологических концепций. Сервантесом написаны также романы в пасторальном (‘Галатея’) и рыцарском жанре (‘Персилес и Сехисмунда’), драматические произведения, комедии и интермедии в духе пассос (passos) Лопе де Руэды, комедии нравов, драмы на сюжеты из жизни святых и исторические драмы, из которых наиболее значительной является драматическая хроника ‘Нумансия’ (‘Numancia’). В своих новеллах Сервантес является непревзойденным мастером короткого рассказа. Творчество Сервантеса завершает собою блестящий период, в к-рый повествовательная художественная проза достигла своего высшего развития.
Во второй половине XVI века Испания превращается в мировую державу, ее завоевательные стремления выражаются в космополитических тенденциях торгово-денежной буржуазии, искавшей источников быстрого и легкого обогащения за пределами страны, в интернациональных стремлениях экономически возродившейся и политически окрепшей католической церкви, мечтающей о создании Священной Римской империи, в воинственном духе многочисленного мелкопоместного дворянства. Католическая церковь, используя в своих целях господствующую в массах городского и сельского населения боязнь экономической реставрации мавров и евреев, а также неприязнь к иностранной буржуазии, в зависимость от к-рой попали важнейшие отрасли народного хозяйства, энергично развертывает наступление на отечественных и иностранных ‘еретиков’. Орден иезуитов дает возможность церкви принимать ближайшее участие в светских делах и оказывать сильнейшее влияние на всю политическую и культурную жизнь страны. Церковная реакция сопровождается еще большим сосредоточением земельных и иных богатств в руках духовенства, последнее становится численно одним из важнейших элементов населения, оно делается основным поставщиком кадров умственной интеллигенции, создающей литературу и искусство. Перенасыщенность страны золотом, революция цен, наносит последний решительный удар народному хозяйству, еще более ослабляя производительные силы страны, разоряя город и деревню, делая еще более зависимыми огромные массы населения от государственной власти и разбогатевшей церкви.
В эту эпоху, уходящую вглубь XVII века, королевская власть берет на себя задачу безраздельного руководства политической и экономической жизнью Испании, предоставляя церкви направлять всю духовную жизнь народа. Прошло то время, когда ‘католические короли’, закрепляя абсолютистскую власть, приглашали европейских гуманистов, насаждали знания и т. д., конец XVI века характеризуется реакционными попытками Испании бороться с реформацией: в Нидерландах — военными средствами, в Германии и в других странах — реставрационной политикой, насаждающей католицизм в испанском духе с помощью иезуитского ордена. Гонгоризм (см. ‘Прециозная лит-ра’), консептизм (см. ниже), все виды и формы барокко (см.) в искусстве и лит-ре представляют собою лучшее орудие воздействия на умы в руках иезуитов. Неудивительно поэтому, что лишь с изгнанием из Испании иезуитов [1765] литература освобождается от форм, навязанных ей церковью и абсолютной монархией. Контрреформация старается одухотворить мертвое слово, она стремится к тому, чтобы литература и искусство были не столько занимательными, сколько инструктивными и поучительными. Тенденция закреплять господствующие идеи в наиболее конкретных, почти осязательных формах особенно характерна для Испании XVII в. Драма, этот наиболее замечательный продукт умственной жизни XVII века, преследует эту цель путем максимального усложнения интриги и нагромождения сценических эффектов, которые делают разрешение драматического действия необычайным и поражающим. В лирической поэзии петраркизм (см. ‘Петрарка’) переходит в прециозность, возникает не только гонгоризм по аналогии с итальянским маринизмом (см.), но также и мистическая форма консептизма.
Драма, как никакой иной вид литературного творчества Испании XVI—XVII веков, показывает, как слабы были там влияния Ренессанса, несмотря на беспрерывное общение Испании с народами и странами, в которых происходили мощные общественные и идеологические сдвиги. Средневековая испанская драма, как церковная, так и светская, укладывается в традиционные формы, господствовавшие во всей Европе в средние века, и вряд ли в какой-либо мере показательна для судеб испанского театра (см. ‘Драма’, раздел ‘Испанская драма’). Между моментом возникновения романа-драмы ‘Селестина’, относящегося к концу XV в., и появлением произведения Лопе де Вега (см.) проходит почти целое столетие невыразительной драматургической деятельности. За это время то подражают средневековой драме, то итальянской комедии интриги, то итальянской же гуманистической драме, то античной трагедии. Но уже предшественники Лопе де Вега [Торрес Наварро, Лопе де Руэда, Хуан де ла Куэва] рвут более или менее энергично с драмой Ренессанса, пытаясь создать собственную форму и насытить драматическое действие идеями, господствующими в католической и абсолютистской стране. Испанская драма в первый и наиболее блестящий период ее развития, исчерпанный многосторонним творческим дарованием Лопе де Вега, выводит на сцену не героев, изображает не героические действия, не потрясает высокими чувствами и из ряду вон выходящими событиями, а изображает обыкновенные чувства среднего человека, больше и чаще всего испанского дворянина, этого основного материала и испанской истории и сценического представления того периода. Драматургия ищет патетической выразительности не в сфере исключительно сильных личных переживаний героя, а в его восторженной примиренности с существующим общественно-политическим и религиозно-этическим порядком. Драма сценически интерпретировала то, что происходило в реальной жизни, она демонстрировала устойчивость общественно-религиозной системы среди бурного потока событий, свидетелем к-рых был человек переходного времени. Тем самым, что она ставила рядом с героем случай как главную причину событий, она лучше всего выражала мироощущение современного ей зрителя, но она умела искусно развязывать узлы случайного сцепления событий и тем давала зрителю глубокое удовлетворение, освобождая его от гнета случая, отсюда и жизнерадостность испанской драмы, усиливавшаяся специальными сценическими эффектами. Нагромождая интриги, усложняя фабулу, ставя личность в центр водоворота явлений, драма требовала от нее всегда таких поступков, к-рые приводили бы к одной и той же цели, — к самоутверждению через утверждение господствующих в обществе представлений. Естественно, что такие задачи требовали и особых способов выразительности и построения драмы — три единства, сковывающие драматическое движение, были глубоко противны духу испанской драмы, традиционная пятиактная пьеса связывала бурный темп сценического представления: испанская драма трехактна, совершенно свободна от норм, диктуемых единствами, богата разнообразием метров. Героический пафос, а отсюда и характерные для него средства выразительности, сохранились в некоторой степени в особом разделе испанской драмы, в так наз. autos sacramentales, трактующих исключительно религиозные темы: католическая церковь разрешала только порывы ввысь, в потустороннее, решительно подавляя свободное проявление человеческой индивидуальности в сфере земных интересов. Кальдерон (см.), под знаком творчества к-рого проходит почти весь XVII век, изображает в своих пьесах исключительно испанских католиков, в какой бы костюм они ни были одеты и к какому сословию ни принадлежали бы. Он глубже и серьезнее Лопе де Вега, требовательнее и к языку и к композиции. Его пышные сценические средства гораздо богаче, он ближе и к королевскому двору (отсюда фееричность его представлений) и к церкви (отсюда преобладание в его творчестве символистической драмы и autos sacramentales). Кальдерон завершает собою расцвет не только драматической И. л., дата его смерти [1681] совпадает с полным угасанием блеска всей И. л.
Гонгоризм [родоначальником этого направления является значительный поэт Го?нгора (Luis y Argote de Gngora, 1561—1627)] был другой формой выражения эпохи. Он идеологически выразил отчуждение между высшими и низшими классами общества, к-рое усиливалось все больше и больше, по мере того как страна нищала и богатства сосредоточивались в руках небольшой кучки денежных и земельных капиталистов и королевской власти. Уже в плутовских романах, написанных дворянами о людях чуждого социального происхождения, заметен оттенок пренебрежения, выразившийся в заострении отрицательных черт плута-нищего, уже Сервантес называл словом gentazza (каналья) выскочек из низов, пытавшихся равняться с интеллигенцией из рядов дворянства. Когда-то, в ‘Селестине’, Семпронио утверждал, что только тот язык хорош, который доступен решительно всем. А в XVII веке Грасиан (Baltasar Gracin, 1601—1658), этот законодатель барочных форм выразительности в литературе, посвятивший свой теоретический труд инструментальным свойствам яз. (‘Agudeza y arte de ingenio’), положительно заявляет, что большинство людей предпочитает то, что меньше всего понимает. Лит-ра гонгористов обращается только к людям образованным (lectores cultos, отсюда также название cultismo, culteranismo), т. е. к незначительной кучке людей привилегированных, к-рым доступно образование. Лит-ая речь заполняется античными тропами и фигурами, мифологическими образами, хитроумными метафорами и сравнениями, игрой слов. Го?нгора — крупнейший мастер этой инструментовки слова. Продолжателем этой традиции является Алонсо Ледесма (Alonso de Ledesma, 1562—1633). Родоначальник нового стиля, консептизма, названного так по его ‘Conceptos espirituales’ [1600], Ледесма требовал не столько звуковой выразительности стиха, сколько такой конструкции фразы, которая путем резко выраженных внешних соотношений между ее отдельными составными частями, путем чисто схоластических изощрений, двусмысленностей, словесных контрастов (conceptos) и игры слов (retruecanos) напрягала бы мысль усваивающего и благодаря этому раскрывала бы смысл выраженного в слове разностороннее и глубже ходовых оборотов речи. Самым талантливым писателем консептистской школы был Кеведо [Francisco de Quevedo y Villegas, 1580—1645 (см.)], типичный представитель упадочной литературы, обладавший разносторонним дарованием, творчество которого имело такое же значение для прозы XVII в., как и деятельность Кальдерона для драмы. Таким образом лирика XVII в. переходит в формы барокко и своеобразного испанского рококо (см.), а драматическое творчество, в силу ограниченности сюжетов, переносит центр тяжести с поэтически выразительного на сценически эффектное (отсюда и оперно-балетный характер драматических представлений второй половины XVII в.).
Разложение лит-ых форм в конце XVII и начале XVIII вв. было ускорено политическими событиями. По окончании войны за испанское наследство [1714] Испания целиком подпадает под влияние Франции, к к-рой перешла роль европейского гегемона. Лит-ра, созданная под эгидой испанского королевского двора в XVII в., автоматически вытесняется лит-рой, взращенной французским абсолютизмом. Во второй четверти XVIII века Игнасио де Лусан (Ignacio de LuzЮn, 1702—1754) становится тем же для Испании, чем Буало был для Франции. В его учебнике ‘Potica o reglas de la poesМa en general y de sus principales species’ [1737] еще перекрещиваются итальянские и французские лит-ые теории, но уже в последующем издании этого учебника, выпущенном в 1789, становится заметным, какие прочные завоевания сделала французская лит-ра в Испании. Дальнейшим шагом вперед в смысле закрепления французского влияния на И. л. является внедрение просветительных идей, отразившееся на запрещении представлений autos sacramentales. Реакция против лит-ых традиций XVII века обостряется с особой силой в области театра. ‘Сид’ Корнеля, переведенный Суэльто с французского, становится знаменем борьбы против испанского драматурга XVII века Гильена де Кастро, а вместе с ним и всего XVII века с его феодально-католической идеологией. Влияние французских просветительных идей усиливается во второй половине XVIII в. и длится до первых раскатов Французской революции. Оно выражается в ограничении влияния инквизиции, в воспрещении ауто-да-фе, в ослаблении преследований евреев, в возникновении салонов, учреждении Академии хорошего вкуса, в литературных работах патера Бенито Фейхоо (Benito Feijo, 1676—1764), создавшего нечто вроде энциклопедии (‘Teatro crМtico universal’). Показательной для антиклерикальных настроений эпохи является ‘Комическая история патера Херундио’ (Historia del famoso predicador fray Gerundio de Campazas), написанная иезуитом Франсиско де Исла (Jos Francisco de Isla, 1703—1781). Испанская поэзия следует предписаниям французской поэтики: Моратин Старший (Nicols Fernndez de MoratМn, 1737—1780) первый преодолевает в лирике традиции гонгоризма и решительно вступает на путь подражания французам. Басню в духе Ла Фонтена (см.) культивируют Ириарте (Toms de Iriarte, 1750—1791) и Саманьего (Felix MarМa de Samaniego, 1745—1801). Значительно большая роль в умении использовать французские образцы принадлежит Моратину Младшему [Leandro Fernndez de MoratМn, 1760—1828 (см.)], создателю испанской буржуазной драмы. Из его произведений наиболее значительны: ‘El viejo y la nia’ [1786], ‘La Mojgata’ [1804], ‘El sМ de las nias’ [1805], в к-рых он подражал Мольеру. Отдельную струю в испанской лит-ре этого периода, противопоставленную французскому влиянию, составляют произведения Ховельяноса (Gaspar Melchor de Jovellanos, 1744—1810), крупного политического деятеля, и Кинтаны [Manuel Jos Quintana, 1772—1857 (см.)], творчество к-рого относится гл. обр. к началу XIX в. Реакция против французского влияния создала так наз. саламанкскую школу, во главе к-рой стал талантливый поэт Хуан Мелендес Вальдес (Juan Melndez Valds, 1754—1817), в поэзии к-рого зазвучали нотки староиспанской лирики. Однако влияние этой школы оказалось весьма незначительным. Гораздо большую способность сопротивляемости проявило драматическое искусство, предназначенное для широких кругов зрителей. Протестом против иерархического принципа французского ложноклассицизма, помещавшего трагедию на самом верху лестницы искусств, явилось творчество плодовитого Рамона де ла Крус (Ramn de la Cruz, 1731—1794), создателя сайнет (sainetes), наподобие пассос Руэды и интермедий Сервантеса и Киньонес де Бенавенте. Сайнеты (свыше 300) написаны восьмисложным стихом староиспанского романса, перемежающимся с сегидильями (seguidillas) и другими народными метрами, и представляют собою любопытный источник познания быта и нравов Испании того времени.
XIX в. открывается серией противонаполеоновских движений, за к-рыми следуют почти на всем протяжении столетия революционные восстания. Весь век проходит под знаком борьбы буржуазии с пережитками феодализма, с земельным дворянством, поддерживающим абсолютную монархию. Буржуазная интеллигенция, выступающая на стороне своего класса, обнаруживает неуверенность и робость, когда поддержанные массами движения приводят к завоеванию буржуазией власти. Буржуазия то становится во главе власти, то почти без сопротивления уступает место земельной аристократии. Ни одной из борющихся социальных групп не удается на долгое время закрепить власть и следовательно оказать свое влияние на все стороны общественной и культурной жизни страны. На всем протяжении XIX в. в смене литературных направлений формирующую роль в значительной степени играют внешние влияния. Эти влияния весьма многообразны. Испанская лит-ра вынуждена все время питаться из чужестранных источников, не укладывающиеся в рамки одной и той же социально-политической системы лит-ые направления мирно уживаются друг с другом. Испания XIX — XX веков дала крупных писателей, некоторых даже с мировой известностью, но она не создала своего собственного ярко выраженного лит-ого лица, в ее творчестве нет той целостности, органичности, которая была свойственна ему в классический период И. л.
Лит-ра начала века проникнута военно-патриотическими настроениями и пафосом борьбы с французским нашествием. El dos de Mayo [2 мая 1808] вызвало массу патриотических од: две оды Кинтаны — ‘A Espaa, despus de la revolucin de Mayo’, ‘Al armamento de los provincias espaoles’, оду Альберто Листа ‘La Victoria de Bailen’, оду Хуана Гальего ‘El dos de Mayo’, оду Барберо ‘La invasin francesa en 1808’ и две оды Арриасаса — ‘El dos de Mayo’ и ‘ProfecМa del Pirineo’. Характерным для всей этой патриотической лирики является противоречие между формой и содержанием: будучи направлена против французов, она полностью использует внешние формы французской лирики. Война за независимость и затем абсолютистский террор были причиной того, что революционно настроенная буржуазная интеллигенция, принимавшая участие в противоправительственных восстаниях и заговорах, вынуждена была эмигрировать за границу, гл. обр. во Францию и в Англию (Мартинес де ла Роса, Гальярдо, Ларра, герцог де Ривас, Эспронседа и многие др.). Они напитались в Европе новыми идеями и до такой степени сжились с ними, что некоторые даже писали свои произведения не на родном испанском, а на французском или английском яз. Так подготовлялся за пределами Испании романтический период И. л. Манифестом новой школы, наподобие знаменитого манифеста Гюго (см. ‘Гюго‘, ‘Романтизм‘), было предисловие Антонио Гальена к романтической драме герцога де Ривас ‘El moro expsito’. С этого времени начинают развиваться характерные для романтизма жанры: исторический роман, на к-ром сказывается влияние гл. обр. Вальтер Скотта (см. ‘Скотт‘) (представители его в И. л. — Мартинес де ла Роса, Ларра, Эспронседа, Эстебанес Кальдерон, Энрике Хиль и др.), историческая драма — по образцу романтической французской (Мартинес де ла Роса, Гутиеррес, Артсенбуш, Хиль и Сарате, Авельянеда), историческая легенда, лучшие образцы которой дали Эспронседа, Соррилья и герцог де Ривас. Эспронседа (Jos de Espronceda, 1808—1842) и Соррилья (Jos Sorrilla y Miral, 1817—1893) являются крупнейшими лириками романтического направления. Типичный байронист, Эспронседа соединяет в своей поэзии чувство протеста против общественного строя и демократические настроения с меланхолией и разочарованностью. Бретон де лос Эррерос (Manuel Breton de los Herreros, 1836—1873) наиболее значителен как драматург, творя в эпоху романтизма, он однако живет традициями сентиментальной буржуазной драмы в духе Моратина Младшего. Герцог де Ривас (Angel Saavedra, duque de Rivos, 1731—1865) окончательно утверждает господство романтической драмы своей пьесой ‘Don Alvaro’. Соррилья в своих романтических легендах (‘Legenda del Cid’, 1882) и драмах (‘Don Juan Tenorio’, 1844, написана на сюжет Дон-Жуана) утверждает монархические принципы, проповедует культ церкви, мечтает о феодально-католическом средневековьи. Вентура де ла Вега (Ventura de la Vega, 1807—1865) соединяет классицизм с романтизмом и восхваляет в своих одах королей — отечественных и иностранных. Такая же смесь стилей характерна и для романтической писательницы Хетрудис де Авельянеда. Мануэль Тамайо и Баус (Manuel Tamayo y Baus, 1829—1898), стоящий на рубеже двух эпох, пишет под псевдонимом Хоакин Эстебанес ‘Un drama nuevo’ [1867] и, открывая новый жанр реалистической драмы, создает также и новые формы: pasillo — коротенькую комическую пьесу, и драматическую балладу.
В области романа романтизм не создал ничего значительного. Из реалистов Фернан Кабальеро (Fernn Caballero, 1796—1877, псевдоним Цецилии Бейль Фабер) написала первый бытовой роман в XIX в. Цель ее романа ‘La gaviota’ [1848] доказать правильность положения, что жизненное благополучие может быть достигнуто только тогда, когда человек удовлетворяется своим социальным положением и не стремится выходить за пределы, отведенные ему классовым обществом. Фернан Кабальеро содействовала дальнейшему развитию испанского реалистического романа, который достиг наибольшего своего развития во второй половине XIX в. Антонио де Труэба (Antonio de Trueba, 1819—1889) изображает в своих идиллиях крепкий быт баскского крестьянства, не затронутого буржуазной культурой. Он черпает свои мотивы из богатой сокровищницы баскского фольклора и воспоминаний своего детства, воспевая первобытную чистоту нравов и консервативный уклад жизни крестьян. Мастер короткого рассказа, Аларкон [Pedro Antonio de Alarcn, 1833—1891 (см.)], автор популярной ‘Треугольной шляпы’ (El sombrero tres picos), продолжает лит-ые традиции Фернан Кабальеро. Либерал в начале своей лит-ой карьеры, он вскоре становится ярым адептом католицизма и, в целях пропаганды монархически-католических принципов, пишет романы тенденциозного характера (‘El escndalo’, ‘El nio de la bola’, ‘La prdiga’). В более резкой и законченной форме выразились монархически-католические тенденции эпохи в творчестве Переды (Jos Maria de Pereda, 1833—1905). Его романы, в которых он обнаруживает слабое фабульное мастерство, представляют собою широкие бытовые полотна, и в этом отношении он может считаться первым подлинным реалистом. Творчество его насквозь консервативно, он ратует за иерархию в государстве, церкви, семье, он за абсолютизм (‘Hombres de pro’), за католицизм (‘Peas arriba’), за патриархальную семью (‘Buey Suelto’). Хуан Валера [Juan Valera, 1824—1905 (см.)] поднял жанр романа на значительную высоту. Важнейший период его творчества (доставивший ему известность роман ‘Pepita Jimnez’ вышел в 1874) относится к периоду послереволюционному (последняя буржуазная революция 1868), ознаменовавшемуся крушением политических идеалов крупной земельной аристократии, подъемом буржуазии и усилением рабочего движения. Основной тезис Хуана Валера: высокоорганизованный умственно человек, несмотря на все свои попытки подняться над окружающим его земным миром, терпит поражение. Главные персонажи его произведений — абстракции, в которых он воплощает свои любимые идеи. В соответствии с своим скептическим отношением к окружающему он требует от романа наибольшего опоэтизирования действительности (‘роман должен быть поэзией, а не историей’). На другом полюсе находится творчество крупнейшего испанского романиста XIX в. Переса Гальдос [Benito Prez Galds, 1845—1920 (см.)], выразившего отчетливее, чем какой-либо другой писатель, стремления и чаяния испанской буржуазии. Форма исторического романа, унаследованная от романтиков, была им широко использована не из интересов археологических, а чтобы наиболее убедительно показать рост социально-политического самосознания буржуазного класса, закалившегося в борьбе, происходившей в начале XIX в. (46 томов его ‘Episodios nacionales’ прослеживают шаг за шагом героико-комическую историю так наз. борьбы за независимость). В рамках бытового романа он выступает за науку — против суеверий и предрассудков, против засилия католической церкви, против омертвевших государственных и морально-общественных устоев. Его лучшие романы: ‘Doa Perfecta’, ‘Gloria’, ‘Marianela’, ‘La familia de Len Roch’. Бытописателем мелкой буржуазии является Паласио Вальдес [Armando Palacio Valds, p. 1853 (см.)], который в отличие от Хуана Валера, изображает скромных буржуа или мелкопоместных дворян, медленное, простое и спокойное течение жизни, мещанский интерьер, рисуемый им подчас с диккенсовским юмором и любовью к деталям. Его главные произведения: ‘Marta y Maria’, ‘La hermana San Sulpicio’, ‘Jos’, ‘La aldea perdida’. Натуралистическая манера изображения в духе Золя достигла наиболее последовательного выражения в творчестве плодовитой Пардо Басан (Emilia Pardo Bazn, 1851—1921). Единственный роман иезуита Колома (Luis Coloma, 1851—1919) ‘Pequeeces’, в котором выведена вырождающаяся аристократия, бездарные министры и дипломаты периода реставрации, завершает собою первую, реалистическую стадию испанского романа второй половины XIX в.
В области лирики Адольфо Беккер [Gustavo Adolfo Becquer, 1836—1870 (см.)], писавший также и новеллы в духе Гофмана, создал полные грусти ‘Rimas’ [1871], подражая в их построении ‘Intermezzo’ Гейне. Философская лирика Кампоамора (Ramn de Campoamor, 1817—1901) известна по его оригинальным ‘Doloras’ и ‘Humoradas’. В противоположность обоим поэтам Нуньес де Арсе (Nuez de Arce, 1834—1903) вводит в лирику современные мотивы. В его поэме ‘Miserere’ мрачные привидения Эскуриала исчезают, как только издали доносится свисток локомотива.
Театр этой эпохи дал в драматическом творчестве плодовитого Хозе Эчегарая [Jos Echegaray, 1832—1916 (см.)], наиболее яркого выразителя психоидеологии буржуазии. С театральной сцены ей преподносились на разрешение самые разнообразные социальные проблемы, полностью однако абстрагированные от общественно-политической среды. Как постановка, так и разрешение проблемы ставились Эчегараем в зависимость не от классовых и порожденных ими морально-общественных отношений, а от ситуации, в этом и заключалось мастерство драматурга, который в качестве инженера и математика (первоначальная профессия Эчегарая) строил сценический план почти строго геометрически. К тому же периоду, в связи с усилившимся рабочим движением, относится и постановка проникнутой радикально-буржуазными настроениями пьесы из рабочей жизни ‘Juan Jos’ [1895], автором к-рой был Хоакин Дисента (Joaquin Dicenta, 1867—1917).
Журналист и лит-ый критик Леопольдо Алас (Leopoldo Alas, 1852—1901), более известный под псевдонимом Кларин (Clarin), прокладывает мост между двумя эпохами и лит-ыми поколениями — 1868, эпохи буржуазной революции, и 1898, эпохи крушения колониального могущества Испании. Буржуазная интеллигенция изверилась в испанской буржуазной системе, оказавшейся бессильной в борьбе с великими капиталистическими державами. Она начала спешно пересматривать доставшееся ей от предыдущей эпохи идеологическое наследство, пытаясь найти в нем объяснение тех поражений, которые пережила страна. Она резко реагировала на либерально-буржуазное политическое пустословие, на вычурный и помпезный стиль ораторских речей. Она свергает лит-ые идолы, разоблачает квази-героев из высших классов общества и обращается к ‘среднему’ человеку. Бытописатель буржуазии, Перес Гальдос, становится идеалом ‘поколения катастрофы’. Лит-ра обращается к первоисточникам, возрождает архаическую поэзию Хуана Руис, Сантильяны и других, романтик Ларра старается освежить язык за счет заимствований из народного говора, любовно описывает природу, повседневный быт. Мартинес Руис (Jos Martinz Ruiz, p. 1876), вошедший в историю лит-ры под именем Асорина [Azorin (см.)], формулирует новые лит-ые принципы и в своих романах пытается дать им осуществление. Анхель Ганивет [Angel Ganivet, 1865—1898 (см.)], другой предтеча нового лит-ого течения, выражает в наиболее резкой форме господствующее состояние безнадежности и безысходности. Мигель де Унамуно [Miguel de Unamuno, p. 1864 (см.)] перенес идеи Ганивета в XX в., требуя решительной борьбы с установленными канонами, призывая к сомнению, неверию, сея тревогу и отчаяние. То, что сделано Унамуно в области идей, Асорином в области художественной прозы, сделано Рубен Дарио [Rubn DarМo, 1867—1916 (см.)] в области поэзии, Бенавенте [Jacinto Benavente, p. 1866 (см.)] — в области драмы. Лит-ое движение, имеющее своим источником указанные причины, производит глубокие изменения во всей установившейся системе лит-ых жанров. Роман предыдущей эпохи преимущественно регионалистский (Переда описывает провинцию Сантандер, Пардо Басан — Галисию, Валера — Андалусию, Бласко Ибаньес в начальный период своего творчества, к-рый относится к 90-м гг., изображает родную Валенсию). Кругозор писателей ограничен, он замыкается в узкие пределы области, городка, местечка. Между тем Испания есть часть огромного мира, она окружена могущественными капиталистическими державами, к-рые надо хорошо знать для того, чтобы можно было выдержать их конкуренцию. В том, что Испания замкнулась в себе, ищут теперь причины ее поражения в войне с передовой капиталистической страной, Соединенными штатами. Роман XX в. широко раздвигает свои рамки (Ибаньес в последние годы своей жизни жил и писал в Америке, восторгался ею). Круг проблем романа значительно расширяется, социальная база раздвигается: в романах Пио Бароха [Pio Baroja, родился 1872 (см.)] появляются представители деклассированной интеллигенции, трактуются социальные проблемы большого значения, герои романов Бласко Ибаньеса [Blasco Ibez, 1867—1927 (см.)] отрываются от испанской почвы и вовлекаются в круг интернациональных интересов и проблем. Перес де Айяла (Ramn Prez de Ayala, родился 1880) рвет с традиционной формой романа, стараясь втиснуть в повествовательную рамку рассуждения и замечания, зачастую более интересные, чем фабула, он не удовлетворяется голым развертыванием сюжета, он хочет его сделать поводом для рационалистических отступлений: его задача не развлекать, а поучать, действовать не на чувство, а на интеллект. Стоящие на крайнем правом крыле, католически и реакционно настроенные Валье-Инклан [Ramn de Valle-Incln, p. 1869 (см.)] и Рикардо Леон [Ricardo Len, p. 1877 (см.)], трактуя свои темы, придают гораздо больше значения инструментовке слова, чем развитию действия и психологической разработке характеров, они обращаются преимущественно к аристократическому читателю, к рафинированному ценителю. В символическом плане разрабатывают клерикальные сюжеты романисты Габриель Миро (Gabriel Mir, род. 1879 (см.)] и Конча Эспина (Concha Espina, родилась 1877). В области лирики стихотворение-поэма замещается коротким стихом и сонетом. Крупнейшим поэтом современной Испании является Антонио Мачадо [Antonio Machado, p. 1875 (см.)], в творчестве к-рого господствуют буржуазно-радикальные тенденции. Рядом с ним выделяется Хименес [Juan Ramn Jimnez, p. 1881 (см.)]. В области театра творчество Бенавенте близко творчеству романистов-аристократов: социально-нравственные проблемы обсуждаются им игриво, точно в аристократическом салоне, он перебивает действие рассуждениями без малейшего насилия над классовым чувством слушателей-аристократов. Так наз. gnerochico (малые формы: zarzuelas, revistos, liricas, sainetes) нашли своего крупного мастера в лице Арничес [Carlos Arniches, p. 1866 (см.)].
На русском яз., кроме глав, посвященных И. л. в общих обзорах истории зап.-европейских литератур (Стороженко, Корша и Кирпичникова, П. Когана, А. В. Луначарского, В. Фриче), см.: Тикнор Д., История испанской литературы, 3 тт., изд. Солдатенкова, М., 1883—1891, Келли, Испанская литература, Гиз, М. — П., 1923. На иностранных яз.: Beer K., Spanische Literaturgeschichte, 1903, Becker A., Geschichte d. spanischen Literatur, 1804, Mrime E., Prcis d’histoire de la littrature espagnole, P., 1908, Salzedo Rui, La literatura espaola, Madrid, 1915—1917, Sanchez M., Historia de la lengua y literatura espaola, Madrid, 1921, Cejador S., Historia de la lengua y literatura castellana, 13 vv., 1915—1921, Fitzmaurice-Kelly I., A history of Spanish literature, Oxford, 1925. Для справок и библиографии: Hurtado S. y Palencia, Historia de la literatura espaola, Madrid, 1825. Об отдельных эпохах см., средние века — Olshki L., Die romanischen Literaturen des Mittelalters,’Handbuch der Literaturwissenschaft’, hrsg. von Oscar Walzel, 1928. XVI—XVII вв. — Pfandl L., Geschichte der spanischen Nationalliteratur in ihrer Bltezeit, 1929, Его же, Spanische Literaturgeschichte, Mittelalter und Renaissance, Lpz., 1923, Klemperer V., Die romanischen Literaturen von der Renaissance bis zur franzsischen Revolution, ‘Handbuch der Literaturwissenschaft’, hrsg. von Oscar Walzel. XIX в. — Гюббар Г., История современной литературы в Испании, изд. Солдатенкова, М., 1892, Смирнов А., Испанский романтизм, ‘История западной литературы’, под ред. Ф. Б. Батюшкова, М., 1914, Blanco Sarcia F., La literatura espaola en el siglo XIX, Madrid, 1899, Gonzlez Blanco A., Historia de la novela en Espaa desde el Romanticismo, Madrid, 1909, Valeray, La poesia lirica y pica en la Espaa del siglo XIX, 2 vv. XX в. — Выгодский А., Испанская литература, Л., 1930, Куллэ Р., Современная испанская литература. ‘Вестник иностранной литературы’, 1930, I, Sorel S., Los hombres del 98, Madrid, 1917, Vezinet F., Les maНtres du roman espagnol contemporain, 1907, Bueno M., Teatro espaol contemporaneo, Madrid, s. a., Petriconi H., Die spanische Literatur der Gegenwart, 1926, Bell A., Contemporary Spanish literature, N.-Y., 1925.
Источник: Литературная энциклопедия: В 11 т. — [М.], 1929—1939. Т. 4. — [М.]: Изд-во Ком. Акад., 1930. — Стб. 598—627.
Оригинал здесь: http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le4/le4-5981.htm.