Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 2003. — (Материалы Лаборатории городской культуры и СМИ Перм. ун-та. Вып. 1)
Художественный Общедоступный театр
Русское драматическое искусство переживает в настоящее время новую эпоху. Мы назвали бы ее ‘эпохой возрождения’, если бы, во-первых, к услугам современной сцены не были предоставлены неслыханные еще в недавнем прошлом технические усовершенствования и, во-вторых, современное искусство вообще не отражало той ступени прогресса человеческой жизни, в которой одни склонны усматривать вырождение, а другие даже общий регресс. Впрочем, позитивная наука склонна скорее смотреть на современное состояние общества и индивидуумов как на известную, необходимую по ходу вещей, ненормальность биения пульса общественной жизни, а не как на призрак грядущего антихриста, как, по видимому, смотрят Нордау, Мантегацца et tutti quanti. Поэтому мы более вправе назвать переживаемую в наши дни стадию развития драматического искусства ‘зарождением нового искусства’. Не имея ввиду утомлять внимание читателя общей характеристикой этой стадии, я скажу только несколько слов о современной сцене с режиссерской, так сказать, точки зрения.
Кажется, нет надобности говорить, что новая русская драма не есть плод туземный. Вообще говорить новое слово не в духе русского народа, которого ‘ядро’, т.е. серая масса, слишком для этого консервативна, а интеллигенция слишком привыкла смотреть с вожделением на цивилизацию Запада. Но, с другой стороны, русский драматург является самостоятельным талантом, развивающим идею западного гения. Не должно забывать, что дело это находится еще в зачаточной стадии, как и вообще русская культура. Пройдут годы, и у нас будут свои титаны, подобные знаменитому писателю Ибсену. Но уже и теперь делается заметною та черта, которая должна будет отграничить русскую драму от ее первообразов. Эта черта проявилась, кажется, впервые отчетливо и резко у А. П. Чехова, зародыш ее имел место во ‘Власти тьмы’ Л. H. Толстого. Русской драме суждено быть художественной фотографией действительности. Символизм, который переживает вся Европа, коснулся нас только слегка, как чуждый русскому духу. Зато, как это не кажется на первый взгляд противоречием, он помог реализму занять преобладающее место в русской драме. Образчиком новой русской драмы должно признать пьесу Чехова ‘Дядя Ваня’. Единственный приют новой драмы вообще — Московский Художественно-общедоступный театр. В то же время это единственный театр, в котором никогда не бывает свободного места и из которого никогда зритель не выходит недовольным, что служит, по-видимому, залогом успеха драмы недалекого будущего. В Перми теперь драма, а потому пермякам будет тем более интересно узнать, в чем заключается обаятельность сцены Художественного театра, помимо сюжетов драматических произведений, ставящихся здесь вообще со строгим выбором {Репертуар театра вообще невелик, вот он: ‘Царь Федор Иоаннович’ и ‘Смерть Иоанна Грозного’ А.Толстого, ‘Чайка’ и ‘Дядя Ваня’ Ант. Чехова, ‘Потонувший колокол’, ‘Извозчик Геншель’ и ‘Одинокие’ Гауптмана, ‘Снегурочка’ Островского, ‘Гедда Гоблер’, ‘Доктор Штокман’ и ‘Когда мы, мертвые, пробуждаемся’ (готовится) Ибсена. Первая пьеса шла на днях, в 93-й раз за три года, по обыкновению при полном сборе.}, обаятельность, которая охладила публику к Малому театру, считавшемуся до сих пор лучшим драматическим театром России.
Главный недостаток казенного театра заключается в том, что он казенный, артисты в нем казенные, несмотря на их признанную талантливость. Все это, взятое вместе, кладет на игру, руководимую казенным режиссером, отпечаток казенщины. Совсем не то в Художественном театре. Здесь, едва раздвинется занавес, сцена перестает быть сценой для артиста и в глазах публики. Она становится ареной жизни, до того точно фотографирует она действительность. Если вы присутствуете на пьесе фантастического характера (‘Снегурочка’, ‘Потонувший колокол’ и пр.), то вам невозможное кажется возможным. Но если перед вашими взорами проходят картины жизни ‘Дяди Вани’ или ‘Доктора Штокмана’, то иллюзия достигает своего апогея. Ни одно слово или движение артиста, ни одна мелочь режиссерской части не напоминает вам о существовании миража и сценических условностей, и до конца акта вы просидите в этом очаровании. Кто не испытал подобного гипноза, тот не имеет понятия о том, какая великая сила — театр. По поводу юбилея Мочалова кто-то припомнил один поразительный случай, характеризующий игру гениального артиста в частности и силу театрального гипноза вообще. В роли Морица в пьесе ‘Графиня Клара д’Обервиль’, заметив, что злодей Коссад вливает яд в стакан с лекарством, Мочалов, с исказившимся от ужаса лицом, медленно подымается с кресла, и на лице его выразился такой ужас, что вместе с ним поднялся весь театр. Недаром Белинский писал по поводу исполнения Мочаловым роли Гамлета: ‘Какая минута! И как мало в жизни таких минут! И как счастливы те, которые жили в подобные минуты!’ Честь и слава великому художнику, могучая и глубокая душа которого есть неисчерпаемая сокровищница таких минут. Благодарность ему!..
Таких артистов теперь нет. Но в наши дни театр еще более очаровывает публику постоянством впечатления. Когда появляется один талант среди посредственностей, публика забывается на те мгновения, когда видит его. Едва он ушел, сцена опять напоминает о себе. Но высшего проявления драматическое или, точнее, сценическое искусство достигает только тогда, когда впечатление непрерывно и доводит публику до полного гипноза. В Художественном театре нет гения, но талант его замечательный.
Интересно взглянуть, что делается у кассы этого театра. Билеты раскупаются в течении трех часов. К двум часам дня уже висит эффектный аншлаг…
25 ноября 1900 г.
Комментарии
Художественный Общедоступный театр. 25 нояб. 1900 г.
С. 121. Макс Нордау (1849-1923) — псевдоним немецкого писателя Макса Зидфельда. Стал известен благодаря своим скандальным сборникам эссе (‘Условная ложь’, ‘Парадоксы’, ‘Вырождение’), появившимся в 90-х гг. В первых двух из них автор выступает с ‘дерзкими’ разоблачениями незыблемых общественных святынь — семьи, собственности, демократии и т. д. Последний сборник посвящен психиатрическому анализу наиболее популярных образцов современной европейской литературы.
Мантегацца Паоло (1831-1910) — итальянский врач, антрополог (профессор этнографии и антропологии Флорентийского университета), писатель. Автор книг, посвященных проблемам физиологии любви. Книги имели шумный резонанс, втом числе и в России, благодаря непривычной откровенности, которая воспринималась как непристойность. Из-за книги ‘Половые отношения человечества’ едва не лишился профессорской кафедры и места в сенате. Самой известной его книгой считается ‘Любовь рода человеческого’, которая, судя по ее российскому переизданию 1999 г., не потеряла своей актуальности и сегодня.
et tutti guanti (ит.) — все как один.
С. 122. Пьеса ‘Власть тьмы’ Л.Н. Толстого (1886) была поставлена в Художественном театре в 1902 г.
… в Перми теперь драма,.. — зимой 1900-1901 гг. в Перми гастролировала драматическая труппа П.П.Струйского.
С. 123. ‘Снегурочка’ А.Н.Островского была поставлена в Художественном театре в 1900 г., ‘Потонувший колокол’ Г.Гауптмана — в 1898 г., ‘Доктор Штокман’ Г. Ибсена — в 1900 г.
Мочалов Павел Степанович (1800-1848) — знаменитый русский актер, с 1824 г. играл в Малом театре, где и создал свои лучшие роли — Гамлета, короля Лира, Ричарда III, Карла Моора, Миллера, Чацкого.
Пьеса ‘Графиня Клара д‘Обервиль’ вошла в российский театральный репертуар благодаря актеру Санкт-Петербургского императорского театра В.А.Каратыгину (1802-1853), который занимался переводами французских пьес. Роль графа д’Обервиля исполнял тогда Мочалов.