Хроника внутренней жизни, Петрищев Афанасий Борисович, Год: 1913

Публицистика
Время на прочтение: 42 минут(ы)
Скачать в PDF

Хроника внутренней жизни.

1. Новый министръ и о министрахъ вообще. Крпостники и власть.— 2. О хулиганахъ.— 3. Разработка мръ по борьб съ хулиганствомъ.— 4. Гд хулиганы и кто хулиганы?

Старинные учебники русской исторіи утверждали, что государство при начал дятельности каждаго правителя было крайне разстроеннымъ, а подъ конецъ переходило къ преемнику въ цвтущемъ состояніи. Ныншніе министры обладаютъ приблизительно тмъ же качествомъ: вс они, вступая на постъ, находятъ дла крайне разстроенными, но, уходя, никто изъ нихъ не оставляетъ посл себя цвтущаго состоянія. Кром того, установился прецедентъ: вначал почти каждый новый министръ совершаетъ нчто, легко истолковываемое въ либеральномъ смысл. Г. Кассо тотчасъ по назначеніи постилъ кладбище, гд похороненъ Муромцевъ. Г. Макаровъ, принявъ портфель, обратилъ особенное вниманіе на печальное состояніе санитарной части. Новый министръ внутреннихъ длъ, г. Маклаковъ, нанесъ визитъ предсдателю Государственной Думы… Затмъ, сказавъ нсколько пріятныхъ словъ объ уваженіи къ законамъ, каждый новый министръ подпадаетъ подъ особый неписанный ‘законъ нисходяшей прогрессіи’, — становится хуже своего предшественника: Кассо хуже Шварца, Треповъ хуже Плеве, Дурново хуже Трепова, Столыпинъ хуже Дурново, Макаровъ хуже Столыпина… И, наконецъ, каждый министръ (каковы бы ни были его намренія) занявъ постъ, становится игралищемъ слпыхъ и злыхъ судебъ.
Я близко знавалъ многихъ министровъ до ихъ назначенія,— пишетъ, напр., г. Баянъ въ ‘Русскомъ Слов’ — это были добрые, жизнерадостные, простые люди. На посту они становились зврьми. А посл паденія вновь очеловчивались. Русскій министръ, когда подъ нимъ колеблется кресло, переживаетъ муки Тантала… Онъ похожъ на страдальца, приговореннаго къ смерти и умоляющаго: ‘убейте же скорй’. Макаровъ расшаталъ свое здоровье не трудомъ, а волненіемъ, ежедневнымъ страхомъ неизвстности. Страхъ этотъ сдлалъ изъ Столыпина живой трупъ… Я не видлъ русскаго министра съ душевной гармоніей и еще мене независимаго. Та зависимость, которая всюду въ монархическихъ государствахъ существуетъ для министровъ, въ нашемъ режим распылилась на сотню и тысячу зависимостей отъ людей и событій, вплоть до апельсинной корки. Нтъ боле зависимыхъ людей, чмъ министры,— ими, какъ маріонетками, двигаютъ нити сверху, сбоку и снизу… Они невольники, порою кандальники, закованные въ цпи. ‘Русское Слово’, 20 декабря.
Таковы вкратц общія сужденія прессы по поводу замны г. Макарова г. Маклаковымъ и ожидаемыхъ дальнйшихъ перемнъ въ личномъ состав совта министровъ. Нельзя оказать, что тутъ нтъ ничего врнаго. Есть однако и много такого, что вызываетъ большія сомннія. Начать хотя бы съ рзкой ломки характера: якобы до поста добрый человкъ, на посту громовержецъ, по паденіи снова человкъ. Я склоненъ думать и готовъ доказывать, что, напримръ, съ П. Н. Дурново никакого перелома въ этомъ смысл не было: какимъ былъ въ давнія времена, такимъ оставался на посту министра внутреннихъ длъ, такимъ остается и нын на кресл члена Государственнаго Совта. Дале,— министры и монархическихъ, и республиканскихъ странъ, по самому характеру своихъ обязанностей, не могутъ быть независимы отъ людей, отъ событій, отъ партій, отъ всевозможныхъ капризовъ политическихъ настроеній и случайностей политической конъюнктуры,— вплоть до пресловутой апельсинной корки. Управлять значитъ сводить къ нкоторому единству и къ общей цли безконечное разнообразіе жизненныхъ явленій, вліяній, интересовъ, мнній, самолюбій, капризовъ… При этомъ нельзя не считаться съ ними и нельзя совсмъ не зависть отъ нихъ. Разная однако бываетъ зависимость. Вотъ читаю въ ‘Новомъ Времени’.
Французскій военный министръ покинулъ свой постъ изъ-за ничтожной въ общемъ исторіи: изъ-за включенія въ списки офицеровъ запаса полковника дю-Пати де-Клама, которымъ велось первое слдствіе по длу Дрейфуса, признанное затмъ пристрастнымъ (No 13223, 3 января).
Отъ такихъ иногда ‘ничтожныхъ’, на оцнку ‘Новаго Времени’, мелочей зависитъ — остается министръ на своемъ посту или уходитъ съ него. Но уходитъ, а не дрожитъ, когда ‘подъ нимъ колеблется кресло’, не ‘переживаетъ муки Тантала’ изъ страха лишиться власти. Ноетъ министра самъ по себ, по природ своей, зависимъ. Но это не всегда мшаетъ человку, занимающему министерскій постъ, оставаться независимымъ въ своихъ мнніяхъ, взглядахъ, убжденіяхъ и т. д. Общеизвстно, какъ достигается сочетаніе вншней зависимости государственнаго дятеля съ внутренней, психологической независимостью человка. Человкъ заране говоритъ, каковы его взгляды, для какихъ государственныхъ цлей онъ можетъ взять предлагаемую ему власть. Если съ нимъ согласны лица и учрежденія, отъ коихъ зависитъ предоставить эту власть, человкъ беретъ ее, какъ средство, необходимое для желательныхъ ему государственныхъ цлей. Если возникаютъ условія, при которыхъ государственный дятель, по его мннію, не можетъ выполнить того, что считаетъ своимъ долгомъ, диктуемымъ убжденіями, онъ оставляетъ власть. То же случилось и у насъ во время попытки составить ‘кабинетъ изъ общественныхъ дятелей’. Общественные дятели, коимъ было предложено занять министерскіе посты, прежде чмъ дать согласіе, поставили извстныя условія, предъявили извстную программу. Условія и программа не были приняты, и попытка не удалась. И, говоря вообще, только пра этомъ порядк могутъ быть на высшихъ постахъ государственные люди, для которыхъ власть есть лишь средство достигнуть высшихъ государственныхъ цлей. Г. Баянъ рисуетъ намъ нчто другое. Врно или неврно характеризуетъ онъ своихъ знакомыхъ,— судить не будемъ. Но въ его характеристик мы видимъ не владющихъ властью, а владемыхъ ею, не государственныхъ людей, а чиновниковъ, слугъ, исполнителей, для которыхъ пребываніе у власти есть всего только вопросъ карьеры, а власть — цль сама по себ. И странно читать жалобы, что такіе люди зависимы,— ‘невольники’, ‘кандальники’, ‘маріонетки’. Разв это не естественное состояніе человка, который лишенъ внутренней психологической независимости и лишь жадно цпляется за власть и отъ страха потерять ее ‘похожъ на страдальца, приговореннаго къ смерти’?
Требуетъ нкоторыхъ ограниченій и ‘законъ нисходящей прогрессіи’. Я бы не ршился утверждать, что ‘статскій совтникъ Кассо’ былъ призванъ напоетъ министранароднаго просвщенія вслдствіе независимости своихъ убжденій, потребность искать кандидатовъ на министерскіе посты среди ‘молодыхъ губернаторовъ’ возникла, надо думать, не совсмъ потому, что ‘молодые губернаторы’ особенно склонны смотрть на власть, лишь какъ на средство, необходимое для высшихъ государственныхъ цлей. Во времена Побдоносцева былъ нуженъ гибкій исполнительный товарищъ оберъ-прокурора синода. Такового и нашли въ лиц г. Саблера. Когда послдній въ свою очередъ сталъ оберъ-прокуроромъ, ему также понадобился товарищъ — еще боле гибкій и еще боле исполнительный. Естественный подборъ по этой линіи неминуемо ведетъ къ прогрессу въ смысл исполнительности и къ регрессу въ смысл независимости. Посты остаются. Люди, занимающіе ихъ, мельчаютъ. Это врно. Но, во-первыхъ, изъ этого общаго правила не такъ ужь рдки исключенія. А, во-вторыхъ, не все же зависитъ отъ личныхъ качествъ человка. Много значатъ и условія. Мелокъ г. Кассо или не мелокъ, но я не думаю, что ему легко мириться со многимъ изъ того, съ чмъ онъ мирится. Беру для примра хотя бы такую деталь изъ жизни одесскаго университета. При послднемъ, какъ извстно, имется клубъ студентовъ-академистовъ, покровительствуемый ректоромъ Левашовымъ и руководимый однимъ изъ видныхъ чиновъ университетской администраціи, г. Геричемъ. Пресса утверждаетъ, что въ этомъ клуб при участіи чиновъ администраціи и подъ ихъ руководствомъ происходили омерзительныя оргіи. Одну изъ нихъ такъ описываетъ правая газета ‘Другъ’:
Было изрядно выпито… Привели съ Дерибасовской улицы женщинъ.. Въ клубъ неожиданно прибылъ генералъ Толмачевъ. Произошла суматоха. Женщинъ попрятали въ одну изъ комнатъ. Но, спустя немного времени, когда, почтенный генералъ самъ примкнулъ къ попойк…. академисты перестали стсняться и выпустили Дерибасовскихъ фей изъ заключенія… Мужчины поснимали сюртуки, съ пьяныхъ женщинъ были сняты платья… Кто-то изъ академистовъ взвалилъ одну изъ женщинъ себ на плечи и сталъ бгать… За нимъ побжалъ генералъ Толмачевъ, похлопывая ночную красавицу сзади по голому тлу… Положили другую красавицу на столъ и, подражая Толмачеву, тоже шлепали… Геричъ одлъ на себя дамскую шляпу… Затмъ студенты, генералъ Толмачевъ, Геричъ, женщины,— вс смшались въ кучу, вс были на ‘ты’, всякій старался превзойти въ грязныхъ выходкахъ другого и выкинуть такое колнце, чтобъ затмить конкурента… (Цит. по ‘Одесскимъ Новостямъ’, 18. X. 1912).
Повторяю, это лишь деталь. За минувшую осень газетами разсказано объ одесскомъ университет многое множество всякихъ деталей. Получилась большая мозаическая картина, скомбинированная изъ разоблаченій пьянаго разврата, разнузданнаго хищничества и цлаго ряда другихъ уголовно наказуемыхъ дяній, до убійствъ исключительно. И, повторяю, едва-ли г. Кассо считаетъ все это терпимымъ и допустимымъ. По крайней мр, министерство народнаго просвщенія не осталось глухо, обратило вниманіе на ‘частныя’ разоблаченія и назначило ревизію. Судя по тмъ даннымъ о ней, которыя сочтено было возможнымъ огласить въ одесской печати, ревизоры старались выполнить возложенную на нихъ обязанность, — разобрались въ длахъ настолько, что для нкоторыхъ чиновъ университетской администраціи, въ особенности для г. Герича, возникла опасность попасть подъ судъ. Но затмъ какъ-то вдругъ, на полуслов, ревизія одесскаго университета ‘исчезла съ горизонта’. По газетнымъ свдніямъ, ревизоры отозваны, а матеріалы, собранные ими, будутъ ‘разрабатываться’. Такую энергію проявилъ г. Кассо въ дл, касающемся г. Левашева, Герича, академистовъ и всхъ тхъ явныхъ и закулисныхъ дятелей, которые насаждаютъ ‘академизмъ’ и покровительствуютъ ему. Одновременно возникаетъ другое дло. Группа учениковъ и ученицъ собралась въ одной изъ петербургскихъ гимназій съ цлями самообразованія (на очереди стоялъ рефератъ о Надсон). По охранному ордеру является большой нарядъ полиціи и производитъ привычную ‘работу’: заарестованіе, обыскъ, допросъ, заключеніе подъ стражу… Судьб было угодно, чтобы вся эта распорядительность проявилась бокъ-о-бокъ съ квартирой г. Кассо. На обязанности послдняго лежало ршить два вопроса: 1) въ прав ли полиція безъ вдома учебнаго начальства вторгаться въ училище, арестовывать и обыскивать учащихся? 2) какъ смотрть на ‘проступокъ’ обысканныхъ и арестованныхъ? Полиція не въ первый разъ простираетъ руки къ дтямъ, ввреннымъ попеченію министерства народнаго просвщенія. Въ доброе старое время министры очень ревниво относились ко всякому такому вторженію въ сферу ихъ компетенціи. Давая отпоръ изъ чисто вдомственныхъ интересовъ, прежніе министры народнаго просвщенія и попечители округовъ тмъ самымъ достигали и нкотораго общаго результата — охраняли дтей. Правда, борьба на этой почв всегда была сопряжена съ большимъ или меньшимъ рискомъ. А теперь при томъ значеніи, какое получила ‘охранка’, рискъ возросъ. Но, вдь, потому-то и тягостно отсутствіе какихъ-либо свдній о мрахъ, которыя долженъ былъ бы принять г. Кассо и въ огражденіе правъ ввреннаго ему вдомства, и въ интересахъ учащихся. Второй вопросъ — о степени проступка — требуетъ крайней осторожности. И по существу въ цляхъ, какія имла заарестованная группа учащихся, нтъ ничего предосудительнаго или преступнаго. А рядомъ съ только что описанной разнузданностью, къ которой министерство волей или неволей относится снисходительно, всякое проявленіе высшихъ интересовъ среди молодежи въ особенности цнно. Въ современныхъ намъ культурныхъ государствахъ педагогика — это должно быть извстно г. Кассо — широко открыла дорогу высшимъ интересамъ молодежи,— не только разршаетъ, но и поощряетъ всевозможшкольные кружки, ферейны, ‘парламенты’, и пользуется этимъ не только въ цляхъ общевоспитательныхъ, но и какъ мощнымъ средствомъ противъ извстныхъ опасностей возраста. Заарестованная группа учащихся собралась въ училищ, повидимому, безъ вдома и согласія начальства. Формально это — проступокъ. Но, казалось бы, даже съ точки зрнія чисто вдомственныхъ интересовъ министру подобаетъ настаивать на правильномъ пониманіи и толкованіи случившагося: никакого безпорядка во ввренной ему области полиція не открыла, ничего дурного дти не совершили, ихъ формальный проступокъ не требуетъ крайнихъ дисциплинарныхъ мръ. Въ дйствительности однако вс заарестованные исключены изъ школъ и даже пока — по особому распоряженію г. Кассо — безъ права поступить въ другія учебныя заведенія.
Такова ‘полнота власти’, ограниченная ‘сотней, тысячей зависимостей отъ людей и событій, вплоть до апельсинной корки’. Въ одесскомъ университет происходитъ не вызывающій сомнній безпорядокъ. Но власть министра какъ бы парализована. И, еслибы г. Кассо попытался проявить ее въ должной мр, то легко представить, какой крикъ подняли бы Пуришкевичи, Марковы, Дубровины со всми ихъ ‘Земщинами’ и ‘Русскими Знаменами’. Надо отстоять компетенцію вдомства,— власть министра какъ бы парализована. Необходимо защитить дтей,— тотъ же параличъ власти. Но наказать учащихся (конечно, не ‘академистовъ’) свыше мры содяннаго вся тысяча зависимостей нисколько не мшаетъ. Уволить профессора, хотя бы это былъ Петражицкій или Фойницкій, помимо его вдома, устроить нажимъ на вс т статьи школьныхъ Законовъ, которыя считаются либеральными, игнорировать постановленія университетскихъ совтовъ,— все это и многое подобное министръ можетъ. Но, если онъ изберетъ иной путь, боле согласный съ интересами науки, культуры и государства, вся ‘тысяча зависимостей’ приметъ угрожающее положеніе.
Отъ кого и отъ чего эти зависимости? Вспомнимъ, напр., попытку бывшаго министра внутреннихъ длъ г. Макарова улучшить санитарную часть. Санитарное состояніе Россіи, дйствительно, не соотвтствуетъ современному намъ понятію о культурномъ государств. Всякая попытка внести улучшеніе въ эту область государственнаго вднія, казалось бы, ни съ какой стороны не можетъ встртить препятствій и возраженій. Г. Макаровъ составилъ обстоятельный и убдительный докладъ. Разослалъ соотвтствующій циркуляръ губернаторамъ и земствамъ. Конечно, на мстахъ отнеслись внимательно. И тмъ не мене… Мн уже приходилось передавать газетныя сообщенія объ ‘исторіи’, какая случилась съ ‘санитарнымъ циркуляромъ’, напр., въ Черниговской губерніи. Губернаторъ г. Маклаковъ — нын преемникъ г. Макарова — настоятельно рекомендовалъ предложеніе министра вниманію земства. Губернская земская управа разработала планъ: разбить губерніи на столько-то санитарныхъ участковъ, пригласить на службу столько-то санитарныхъ врачей… Но въ послднюю минуту возникли сомннія: предстоятъ выборы въ IV Думу, среди предположенныхъ къ приглашенію санитарныхъ врачей, наврное, будутъ лвые, способные помшать благопріятному теченію избирательной кампаніи,— опасно! Подумали земцы, погадали и посл споровъ и колебаній, согласно желанію мстной администраціи, измнившей свои взгляды, сдали вопросъ въ коммиссію,— ‘похоронили’ санитарную организацію ‘по первому разряду’. И за это нкоторые земцы ‘даже удостоились благодарности начальства’ {‘Рчь’, 18 декабря 1911 г.}. Нашлись, конечно, и другія причины, не позволяющія хоть сколько-нибудь улучшить санитарное состояніе государства. Прежде всего нужны врачи. А между тмъ нкоторыя земства физически не могутъ усилить врачебный персоналъ. Даже существовавшія издавна вакансіи остаются незамщенными. Евреевъ на службу земство допускать не желаетъ (отчасти потому, что политически-неблагонадежная нація), ‘русскихъ’ же или, по крайней мр, ‘не еврейскихъ’ кандидатовъ слишкомъ мало, а то и совсмъ нтъ {‘Русское Слово’, 20 декабря 1912 г.}. Затмъ, для допущенія врача на земскую службу нужно документальное свидтельство о политической благонадежности. Земству удается найти кандидата, а губернаторъ ‘не допускаетъ’, ибо сомнительна благонадежность. Наконецъ, есть и нкоторое общее соображеніе: не только въ предвыборное время опасно создавать среди народа новые очаги интеллигенціи. Чтобы хоть сколько-нибудь улучшить санитарію, нужно нсколько тысячъ такихъ очаговъ. Но разв это допустимо? Словомъ, чрезвычайно много ‘зависимостей’ помшало улучшить санитарію. Но, когда даже не министръ, а одесскій градоначальникъ генералъ Толмачевъ проявилъ энергію въ противоположномъ направленіи — сталъ упразднять лечебницы, разгонять врачей — путь оказался свободнымъ…
Не только отъ ‘людей и событій’ зависимъ министръ. Онъ зависимъ еще и отъ нкоторыхъ общихъ обязательныхъ для него основъ политическаго курса. Всякій министръ — а министръ внутреннихъ длъ въ особенности — долженъ знать, что на немъ лежитъ прежде всего и главне всего охрана и содйствіе охран ‘государственнаго спокойствія и общественной безопасности’. Все остальное — и важное, и неважное — иметъ подчиненное значеніе. Сами по себ слова: ‘охрана государственнаго спокойствія и общественной безопасности’ звучатъ не противоестественно. Но секретъ въ томъ, какъ толковать ихъ. Толкованіе же изстари захвачено (или предоставляется,— спорить не будемъ) такъ называемой нын ‘правой оппозиціей’. Во глав ея стоитъ группа крпостниковъ, вся соціально-политическая ‘программа’ которыхъ сводится къ двумъ основнымъ требованіямъ, безконечно предъявляемымъ къ власти: 1) насъ корми, 2) а всхъ прочихъ бей. Никакая государственная власть, хотя бы и реакціонно-партійная, не можетъ вполн освободиться отъ возлагаемыхъ на нее силою вещей обязанностей. И уже поэтому никакое правительство не удовлетворитъ претензію ‘правой оппозиціи’, еслибы даже очень хотло сдлать это. Крпостники никогда не будутъ довольны. Къ ихъ ‘идеалу’ можно приблизиться больше или меньше. Но онъ не достижимъ, И оппозиція крпостниковъ перманентна. Они-то и толкуютъ слова, ‘государственное спокойствіе и общественная безопасность’. И не только толкуютъ, но и слдятъ въ оба за каждымъ сановникомъ, И при малйшемъ уклоненіи отъ желательной имъ, крпостникамъ, цли кричатъ о крамол, о потрясеніи основъ. А такъ какъ въ ихъ распоряженіи, къ несчастью для государства, слишкомъ много всякихъ закулисныхъ ‘пружинъ’, то они достаточно вооружены, чтобы не только кричать, но и дйствовать.
Та часть ‘правой оппозиціи’, которая засдаетъ въ Государственномъ Совт, завершила 1912 годъ расправою надъ двумя законопроектами, имющими либеральную репутацію. Одинъ изъ нихъ — законопроектъ о приказчичьемъ отдых — искалченъ, да такъ основательно, что существующее положеніе приказчиковъ измняется къ худшему. Другой законопроектъ — о волостномъ земств — ‘совсмъ съденъ’, отъ него ‘остались только рожки да ножки’. По этому поводу въ печати были высказаны нареканія противъ правительства,— за недостаточно энергическую защиту обоихъ законопроектовъ. Само по себ большинство Государственнаго Совта — писала, напр., ‘Рчь’ — услужливо. И т законопроекты,— напр., финляндскіе, которые ‘для правительства представляютъ жгучій интересъ’ совтское большинство принимаетъ съ чрезмрной быстротой и цликомъ. И только съ законопроектами, которыми правительство мало интересуется, происходитъ то, что произошло въ данномъ случа… {‘Рчь’, 30. XII. 1912 г.}. Но вдь такіе законопроекты, какъ финляндскіе, являются завоеваніемъ ‘правой оппозиціи’. Въ эту сторону дорога открыта. И сюда ‘объединенный кабинетъ’ можетъ идти съ такою же увренностью, съ какой г. Кассо очищаетъ университеты отъ либеральныхъ профессоровъ. Иное дло, напр., праздничный отдыхъ приказчиковъ. Тутъ прямое противорчіе исконному требованію крпостниковъ: ‘бей’. Конъюнктура позволила вступить въ противорчіе съ ними (за праздничный отдыхъ стоитъ, между прочимъ, высшее духовенство). Но доводить противорчіе до открытаго боя опасно,— можно быть разбитымъ такъ же, какъ въ свое время былъ разбитъ Горемыкинъ, рискнувшій настойчиво защищать земство. Конъюнктура позволяла правительству защищать праздничный отдыхъ съ нсколько большей энергіей, чмъ волостное земство. И праздничный отдыхъ только потрепанъ, а волостное земство разорвано въ клочки. Въ начал 1912 года настала очередь законопроекта о земств въ Архангельской губерніи. Конъюнктура не благопріятствовала ему,— и отъ него ничего не осталось, погибъ цликомъ. И сама правительственная ‘Россія’ одобрила это сопротивленіе правительственному законопроекту.
Министры приходятъ и уходятъ. Крпостники остаются. Они — постоянная, систематически дйствующая величина въ политик. Они старательно проводятъ и помогаютъ проводить въ жизнь все то, что имъ желательно. И при всякомъ уклоненіи отъ желательнаго имъ пути они энергично бросаютъ палки въ правительственныя колеса. Боле 50 лтъ назадъ государственная власть попыталась дать крпостникамъ ршительное сраженіе. Въ союз съ либеральными элементами дворянства и общества и опираясь на сочувствіе народа, власть выполнила цлый рядъ лежавшихъ на ней историческихъ обязанностей: освобожденіе крестьянъ, земство, судебная реформа и т. д. Крпостниковъ тогда побдили. Но не одолли. Проведенныя реформы были правой оппозиціей солидно испорчены,— она влила въ эту бочку меда не одну ложку дегтя. А по главному и основному политическому вопросу — ‘объ увнчаніи зданія’ — крпостники не только не были побждены, но и одержали ршительную побду. Затмъ и вовсе оправились, собрали силы и принялись исподволь разбирать, разламывать неувнчанное зданіе и перестраивать по своему. Постепенно смыкаясь кольцомъ вокругъ власти, они какъ бы заключили ее въ плнъ,— стараются, чтобы она смотрла ихъ глазами, слышала ихъ ушами, думала ихъ умомъ. Частичныя неудачи, недвусмысленныя движенія въ стран нисколько не мшаютъ этой работ. Наоборотъ, — событія, напр., конца 70-хъ и начала 80-хъ годовъ не только не ослабили, но и усилили вліяніе крпостниковъ. Буря 1904 — 1905 гг., казалось, опрокинула крпостничество. Въ дйствительности, ихъ вліяніе еще боле усилилось, кольцо сомкнулось еще тсне. Въ это кольцо попадаетъ каждый новый министръ и внутри него находитъ боле значительную степень приближенія къ крпостническимъ ‘идеаламъ’, чмъ та, съ какою приходилось считаться первоначально предшественнику. Въ 80 хъ годахъ министръ гр. Д. А. Толстой находитъ еще уцлвшими, напр., основныя очертанія земской, городской и судебной реформы. Его преемники застаютъ эти реформы уже исправленными въ понятномъ смысл, мало того,— они находятъ намченный планъ дальнйшихъ исправленій. Горемыкинъ — отнюдь не либералъ — еще защищаетъ земство, какъ принципъ. Его преемники застаютъ судьбу земскаго принципа предршенной…
Событія 1905 г. колеблютъ сооруженное было побдоноснымъ крпостничествомъ зданіе. Кабинетъ гр. Витте приступаетъ къ дятельности какъ бы на расчищенномъ мст: манифестъ 17 октября, кутлеровскій проектъ аграрной реформы и т. д. Въ январфеврал 1906 г. крпостники производятъ обширную аттаку на генеральный политическій пунктъ враговъ,— все тотъ же старый вопросъ объ увнчаніи зданіи, о конституціи. Одновременно идутъ аттаки на основной соціальный пунктъ вражеской программы — вопросъ о земл… Кабинетъ Горемыкина-Столыпина находитъ вопросъ о конституціи ршеннымъ основными законами 23 апрля. Вопросъ о земл еще не ршенъ. Но предлагаемое ‘лвыми’ и ‘либералами’ ршеніе его признано въ принцип ‘недопустимымъ’. Къ моменту отставки Горемыкина отрицательный отвтъ: ‘недопустимо’, удалось дополнить положительнымъ ршеніемъ: ‘ставка на сильныхъ’. Втеченіе 5 столыпинскихъ лтъ крпостничество беретъ одну позицію за другой. Кабинетъ Коковцова-Макарова начинаетъ дятельность уже въ то время, когда на очередь поставленъ принципіальный вопросъ о дополнительномъ надленіи дворянства землею и вполн разработанъ планъ распредленія ‘полноцензовыхъ участковъ’, вырзанныхъ изъ земельнаго фонда крестьянскаго банка. Новый министръ г. Маклаковъ принимаетъ въ наслдство отъ г. Макарова, между прочимъ, почти подготовленный къ реализаціи вопросъ о возстановленіи тлеснаго наказанія… Въ этомъ направленіи движется мысль внутри сомкнутаго крпостничествомъ кольца, въ этомъ направленіи измняются задачи, которыя обязанъ выполнить каждый новый министръ. Сообразно задачамъ, измняются и люди. И это тмъ боле неизбжно, что личный составъ правящей бюрократіи создается не безъ вліянія все той же правой оппозиціи. Она старается устранить нежелательныя ей кандидатуры и настойчиво проводитъ своихъ кандидатовъ.
Новаго министра г. Маклакова реакціонная печать привтствовала, какъ ‘своего’, ‘праваго’ и даже ‘крайняго праваго’. Печать прогрессивная отнеслась къ назначенію въ общемъ отрицательно, но сдержанно. Нкоторыя либеральныя газеты, впрочемъ, подчеркнули возможность и ‘отрадныхъ перспективъ’. Конечно, г. Маклаковъ ‘крайній правый, значительно праве Столыпина’ {‘Русское Слово’, 21 декабря.}. Но, вдь, въ этомъ есть и нкоторый плюсъ: министръ съ крайней правой репутаціей освобожденъ отъ необходимости искупать грхи либерализма способами, напр., Щегловитова, крайній правый министръ можетъ сдлать полезное для страны, не опасаясь обвиненій въ измн и крамол. Конечно, юридическая подготовка г. Маклакова тоже крайняя правая,— напр., изданныя имъ въ качеств черниговскаго губернатора обязательныя постановленія таковы, что на основаніи ихъ за кусокъ хлба, поданный нищему, или за указаніе дороги прохожему можно попасть на 3 мсяца подъ арестъ. Конечно, г. Маклаковъ и законы понимаетъ въ крайнемъ правомъ смысл,— выборная кампанія въ Черниговской губерніи проведена съ такимъ же блескомъ, какъ и въ Нижегородской. Однако ‘врожденный тактъ г. Маклакова и дипломатическое искусство въ значительной степени стушевываютъ, смягчаютъ вншнія проявленія его политическихъ взглядовъ’ {‘Русское Слово’, 21. XII.}. Новый министръ ‘корректенъ’. Онъ отмнилъ въ Чернигов личную охрану губернатора шпіонами, заведенную его предшественниками. Онъ преслдовалъ взяточниковъ и въ то же время ‘поощрялъ и оотличалъ мелкихъ чиновъ администраціи, которыхъ нельзя было подкупить’ {‘Русское Слово’, 22. XII.}. Не мене энергично онъ преслдовалъ тхъ чиновниковъ и полицейскихъ, которыхъ удавалось уличить въ рукоприкладств и мордобойств {‘Русское Слово, 19. XII.}… Наконецъ, что значитъ ‘крайній правый’? Есть цлая пропасть между ‘правизной’ дйствительной и крпостнической. Крпостники называютъ себя ‘правыми’, но на самомъ дл у нихъ нтъ никакихъ государственныхъ убжденій, а есть лишь разнузданное, диктуемое корыстными личными или групповыми аппетитами отношеніе къ государственнымъ интересамъ и задачамъ. Убжденный правый, наоборотъ, на первомъ план ставитъ интересы государственные, доводя ихъ до чрезмрности, до пренебреженія высшими интересами личности. Онъ говоритъ какъ будто однимъ языкомъ съ крпостниками, но о совершенно разныхъ вещахъ и является въ сущности ихъ врагомъ. Конечно, г. Маклаковъ — правый не изъ личной или сословной корысти, ‘не въ силу своего положенія и не ради карьеры, а, по глубочайшему убжденію, такъ сказать идейный, сознательно-правый’ {‘Русское Слово’, 20. XII.}. Такимъ образомъ, не исключена возможность, что ‘правая оппозиція’ на сей разъ глубоко ошиблась…
Критически взвшивать вс эти оптимистическія предположенія едва-ли нужно. Пусть крпостники дйствительно, ошиблись. Но новый министръ внутри ихъ кольца. За каждымъ его шагомъ они внимательнй послдятъ. И пока никто не лишилъ ихъ возможности во-время исправить ошибку… Г. Маклаковъ такъ же опутанъ ‘тысячью зависимостей’, какъ былъ опутанъ и г. Макаровъ. Если онъ захочетъ удовлетворить хотя бы одну изъ насущнйшихъ государственныхъ потребностей, то встртитъ т же препятствія, съ какими столкнулся и его предшественникъ по вопросу о санитаріи. И какъ относился губернаторъ Маклаковъ къ иниціатив министра Макарова, такъ будутъ относиться иные губернаторы къ иниціатив министра Маклакова. Согласуемое съ основными видами и предположеніями исполнятъ неукоснительно, несогласуемое — затормозятъ и деликатно возьмутъ изморомъ. И, быть можетъ, отчасти поэтому замна одного лица другимъ на важнйшемъ въ Россіи министерскомъ посту не вызвала сколько-нибудь значительнаго интереса. ‘Свой’ ли человкъ, ставъ министромъ, очутился въ плну у крпостниковъ, или не ‘свой’, — не все ли равно? Пусть не ‘свой’, но будетъ все таки то, что хочется плнившимъ, а не плненному. Во времена авиньонскаго плненія панъ (называемаго также ‘вавилонскимъ плномъ римской церкви’), съ такимъ же чувствомъ могли бы относиться къ замн одного лица другимъ на папскомъ престол верхи католическаго общества: не столь ужь важно, какъ называется новый плнникъ.

II.

Хулиганы одолли… Житья нтъ отъ хулигановъ…
Десятилтній мальчикъ Щекотовъ бросалъ съ своего двора на чужой камни. Каждый камень можетъ разбить окно, можетъ упасть на голову, ушибить, изранить и даже убить… Словомъ, одно изъ яркихъ проявленій современнаго хулиганства. На двор, куда летли камни, жилъ гидротехникъ Жаворонковъ. Возмущенный, взбшенный ‘хулиганствомъ’, онъ схватилъ ружье и влпилъ десятилтнему ребенку на сосдскомъ двор зарядъ въ голову {Газетное сообщеніе изъ Кустаная, Тургайской обл. ‘Русское Слово’ 19 августа 1912 г.}… Одолли хулиганы. Житья не стало отъ хулигановъ.
Въ дачной мстности Верки, близъ Вильны, на любимой лошади халъ въ сопровожденіи деньщика генералъ Ренненкампфъ. И видитъ онъ, — стоитъ впереди на дорог какой-то мальчишка, угрожающе размахиваетъ палкой, потомъ бросаетъ палку въ него, генерала Ренненкампфа, и попадаетъ въ ногу его, генеральской, любимой лошади. И тотчасъ же изъ кустовъ выскочила какая-то женщина, схватила дерзкаго мальчишку и унесла въ кусты. Вотъ до чего дошло хулиганство,— по дорогамъ даже генералу прозду не даютъ. Генералъ Ренненкампфъ не могъ не проучить ‘хулигана’,— круто свернулъ лошадь и пустился въ погоню. Среди кустовъ онъ увидлъ еще какихъ-то женщинъ, и еще какихъ-то дтишекъ. Вс они убгали отъ разнваннаго генерала. Но одна женщина загородила собою юнаго ‘хулигана’ и закричала:
— ‘Пощадите ради Бога. Простите ихъ. Они, вдь, дти’…
Положимъ, дйствительно дти. Но это лишь значитъ, что за ихъ поступки должны отвчать родители. Генералъ Ренненкампфъ троекратно ударилъ женщину по голов нагайкой и ‘пригрозилъ перерзать всхъ жителей дачнаго имнія Верки въ случа повторенія чего-либо подобнаго’… Наказанная за поступокъ малолтняго ‘хулигана’ оказалась дачницей Л., ‘приглашенный посл наказанія врачъ обнаружилъ у нея сильные ушибы головы, сильнйшее нервное потрясеніе и повышенную температуру’… Почему мальчикъ, которому гидротехникъ Жаворонковъ влпилъ зарядъ въ голову, бросалъ камни, я не знаю. Но случаемъ, задвшимъ генерала Ренненкампфа, заинтересовались газетные корреспонденты и выяснили слдующее. Г-жа Л. съ тремя дтьми своихъ родственниковъ и бонной шла въ лсъ на прогулку. Чтобы попасть въ лсъ, надо было перейти дорогу, по которой и халъ генералъ Ренненкампфъ съ денщикомъ. Всадники мчались быстро. Замтили ихъ дамы и дти только въ послднюю минуту. Взрослые и старшіе дти успли перебжать дорогу. А младшаго, 8-лтняго, мальчика въ испуг забыли. Перебжать онъ не усплъ. Такъ и остался посреди дороги. И, дйствительно, махалъ ‘угрожающе’ бывшей у него въ рукахъ хворостиной на мчавшихся на него всадниковъ, дйствительно, бросилъ хворостину и, дйствительно, попалъ ею въ ногу любимой генеральской лошади…. ‘Учителишки’ и ‘слюнтявые гуманисты’ станутъ, пожалуй, доказывать, что все поведеніе ребенка въ данномъ случа такъ естественно и такъ инстинктивно. ‘Слюнтявые гуманисты’, безъ сомннія, станутъ утверждать, что и тотъ, другой, мальчикъ, съ которымъ столь геройски поступилъ гидротехникъ Жаворонковъ, конечно, не безъ своихъ особыхъ дтскихъ причинъ бросалъ камни на сосдскій дворъ. Но, чай, генералъ Ренненкампфъ лучше понимаетъ вс эти дла. Мальчишка грозитъ ему, заслуженному генералу русской арміи, ‘палкой’. Мальчишка швыряетъ въ него, генерала… Ну, какъ же не хулиганъ? А хулигановъ нужно бить… Одолли хулиганы… Житья не стало отъ хулигановъ.
Въ контор рудниковъ промышленнаго общества Тетюхе случилась кража. Подозрніе упало на 12-лтняго мальчика Пузева. Мальчикъ изъ низкаго званія, изъ ‘подонковъ населенія’. А теперь, говорятъ, вс такіе мальчишки — хулиганы: жгутъ, портятъ чужое имущество, бьютъ стекла, воруютъ… Арестовали подозрваемаго, онъ запирается, говоритъ, что не кралъ. Тогда стражникъ Яновичъ приступилъ къ ‘форменному допросу’. ‘Раздлъ мальчугана донага, принялся стегать нагайкой’, стегалъ до тхъ поръ, пока нагайка растрепалась, а потомъ и вовсе оборвалась, — ‘хулиганъ’ тмъ не мене не сознался. Посл этого стражникъ зажегъ папиросу и сталъ припекать ею тло мальчика — ‘хулиганъ’ не сознался. Стражникъ примнилъ боле серьезныя мры — посадилъ нагого ребенка на раскаленную кухонную плиту,— ‘хулиганъ’ все-таки не сознался… Истощивъ такимъ образомъ всю полноту предоставленной низшему полицейскому чину власти, стражникъ ршилъ, что пора перенести дло на разсмотрніе высшей инстанціи.
Раздтаго со связанными назадъ руками 12-лтняго Пузева онъ повезъ на допросъ къ полицейскому приставу за 35 верстъ на открытой желзнодорожной платформ при сильномъ мороз и въ одномъ нижнемъ бль, не позволивъ надть на ребенка верхнее платье (‘Утро’, 7. XII. 1912).
Вотъ, вдь, до чего хулиганство доходитъ…
Управляющій экономіей Метальниковой при сел Арбузовк, Симбирскаго узда, донесъ полиціи, что на ввренную ему экономію напало ‘молодое крестьянское поколніе’ въ количеств пяти человкъ произвело ‘частичный разгромъ имнія’… По донесенію управляющаго, означенное ‘молодое крестьянское поколніе’ состоитъ изъ слдующихъ лицъ: Григорія Колбинова, Алекся Гурьянова, Прокофія Колбинова, Николая Авдева и Александра Поразева. Легко представить, какъ встревожилась полицейская власть, получивъ это донесеніе. Немедленно нагрянула экспедиція. И вс поименно названные ‘хулиганы’ подверглись задержанію и допросу. Двоимъ изъ нихъ — Григорію Колбипову и Алексю Гурьянову оказалось по 12 лтъ. Прокофію Колбипову 11 лтъ. Николаю Авдеву — 9 лтъ. Самый отчаянный ‘хулиганъ’ Александръ Поразевъ иметъ отъ роду цлыхъ шесть лтъ. Произвели они страшный ‘разгромъ имнія’: ‘выломали нсколько дощечекъ изъ помщичьей изгороди’. Полицейскимъ дознаніемъ выяснены и мотивы ‘преступленія’. Установлено, что ‘молодое крестьянское поколніе’ ‘играло въ бунтъ’. Понимаете,— дочеготеперьнародъ развратился: дти играютъ въ бунтъ,— въ намренное и притомъ вооруженное ниспроверженіе существующаго строя и установленнаго основными законами образа правленія. Столь преступная игра, разумется, въ обычныхъ условіяхъ ускользаетъ отъ вниманія начальника. Но на сей разъ ‘преступники’ увлеклись, произвели вооруженное нападеніе на помщичью изгородь… Преступленіе вслдствіе этого обнаружилось. И виновные, конечно, должны понести законную кару. Полиція составила протоколъ, и дло передано земскому начальнику 4 участка Симбирскаго узда {‘Русское Слово’, 27 ноября 1912 г.}… Дло о крестьянин Александр Поразев 6 лтъ, обвиняемомъ въ частичномъ разгром имнія во время учиненнаго имъ въ сообществ съ другими лицами примрнаго, подъ видомъ игры, насильственнаго ниспроверженія существующаго строя… Документальное доказательство ‘хулиганства въ деревн’.
Одолли хулиганы. И во многихъ случаяхъ они достигли этого только потому, что у ихъ обличителей слиткомъ ужь мысли безъ узды, а языкъ безъ костей. Замчательно при этомъ: ‘хулиганство’ растетъ среди низшихъ сословій, среди ‘благородныхъ классовъ’, какъ можетъ казаться на первый взглядъ, ничего подобнаго не замтно. Отъ этого порока освобождаются даже ‘неблагородные люди’, лишь только они становятся не частными, а должностными лицами, или хотя бы приписываются къ ‘патріотической организаціи’. Беру одну изъ обыкновенныхъ нын газетныхъ замтокъ.
Ядринъ, Казанской губ. Пять парней за хулиганство въ сел Маломъ Чурашев, выразившееся въ массовомъ разбитіи стеколъ, арестованы въ административномъ порядк на сроки отъ 2 до 3 мсяцевъ (‘Русское Слово’, 13. XII).
Такого рода фактическія сообщенія печатаются подъ заголовками: ‘хулиганство’, ‘хулиганы’. Но вотъ то же самое въ сущности продлываютъ систематически среди бла дня не парни, а ‘молодые люди’, въ Одесс, въ Кіев… Они ‘двуглавцы’, ‘патріоты’, ‘академисты’, ‘активные борцы съ революціей’, — все, что угодно, но не хулиганы.
‘Два парня деревни Измоденовой,— по сообщенію изъ Екатеринбурга, — за изготовленіе и метаніе бомбъ, съ цлью напугать въ драк своихъ односельчанъ, приговорены судебной палатой въ тюрьму на полтора года каждый…’ Бомбами не пугаютъ. Рчь, видимо, идетъ о шутихахъ. Но это между прочимъ. Главное,— для газеты нтъ сомнній, намреніе напугать въ драк она называетъ ‘хулиганскимъ’, извстіе печатаетъ подъ заголовкомъ: ‘хулиганство въ деревн’ {‘Русское Слово’, 28 ноября.}. Таково сужденіе о парняхъ изъ деревни Измоденовой. Но вотъ не парни, а три солидныхъ господина изъ Кіева. ’29 іюля, по случаю открытія сезона охоты’, они отправились въ дачную мстность Мотовиловку.
На берегу пруда увидли трехъ дамъ. И начали въ нихъ цлиться, приговаривая:
— Богъ привелъ напасть на куропатокъ.
Грянулъ выстрлъ. Весь зарядъ попалъ одной изъ дачницъ, г-ж Гетманъ, въ животъ, руку и ногу… (‘Русское Слово’, 1. VII. 1912).
Извстіе касается господъ, и относительно нихъ газета, столь суровая къ парнямъ, отмчаетъ смягчающія обстоятельства. Они видите ли, не хотли стрлять. Ружье само выстрлило — нечаянно. Господа хотли лишь пошутить, посмяться надъ дамскимъ испугомъ. Парни, желавшіе попугать дерущихся во время драки,— хулиганы. Господа желали попугать дамъ-купальщицъ. И тмъ не мене не хулиганы.
Беру сообщеніе ‘Сибирской жизни’ изъ Енисейска:

Хулиганство.

Въ город сильно развилосъ хулиганство… Недавно толпа молодыхъ парней въ центр города напала на пожилую даму, г-жу К—ву, кандидатку въ начальницы гамназіи, уронила ее въ снгъ и стала приставать съ гнусными предложеніями. Къ счастью, дама отдлалась только испугомъ и сильнйшимъ нервнымъ потрясеніемъ. (‘Сиб. Жиз.’, 30. XI, 1912).
‘Молодые парни’,— ‘плебеи’, и относительно нихъ нтъ сомнній: хулиганы. Но вотъ персоны боле важныя, ‘представители’, если не совсмъ ‘золотой’, то, по крайней мр, сусальной молодежи.
2 августа въ Красномъ Сел по окончаніи спектакля участвовавшіе въ немъ артисты императорскихъ театровъ на вокзал ожидали позда. Среди нихъ находились режиссеры Петровскій и Паншинъ и артистка Александринскаго театра Паншина. Едва они вышли на перронъ, какъ на встрчу имъ показалось два молодыхъ человка, принадлежащіе къ свтскому обществу, — оба, повидимому, не совсмъ трезвые. Совершенно неожиданно одинъ изъ нихъ приблизился къ Паншиной и схватилъ ее за мховую горжетку, осыпая въ то же время площадной бранью. Паншина опшила отъ неожиданности, а затмъ бросилась въ сторону съ крикомъ: ‘спасите’. Не успли Петровскій и Паншинъ опомниться, какъ молодой человкъ вторично схватилъ ее за жакетъ… Видя, что собирается толпа, молодые люди поспшно стали удаляться, успли вскочить на извозчика и крикнули: ‘пошелъ скорй’… (Саратовскій Встникъ’, 8 августа 1912).
Чмъ по существу отличается поведеніе этой ‘блестящей молодежи’ отъ тхъ ‘парней’, которые гнусно нападаютъ на женщинъ, понять не умю. Но къ ‘парнямъ’ съ необыкновенною поспшностью и легкостью прилагается кличка хулиганы. А ‘блестящая молодежь’ оказывается какъ бы освобожденной отъ обвиненій въ хулиганств. Недавно вс газеты обошло сообщеніе о какомъ-то парн, который ни за что ни про что зарзалъ человка. Сидлъ въ пивной и сталъ ‘хвалиться’, что ему ничего не стоитъ отправить ближняго на тотъ свтъ. Собутыльники усомнились. Парень выскочилъ изъ пивной, подбжалъ къ первому попавшемуся на глаза человку, зарзалъ, потомъ спокойно вернулся, слъ и сказалъ:
— А теперь еще пивка выпьемъ…
И почти одновременно во многихъ газетахъ были напечатаны свднія о судебномъ дл нкоего хорунжаго Автономова. Дло разсматривалось въ Екатеринодарскомъ окружномъ суд (съ участіемъ присяжныхъ засдателей). И выяснено было судомъ слдующее. Хорунжій Автономовъ халъ по Владикавказской ж. д. въ вагон второго класса. Было около 10 часовъ вечера. Автономовъ бесдовалъ съ своимъ сосдомъ. Но ему очень не нравилось, что другіе пассажиры также бесдуютъ между собою. И онъ приказалъ:
— Не разговаривать — я хочу спать.
Но пассажиры продолжали разговаривать. Тогда Автономовъ вынулъ револьверъ… Первымъ выстрломъ былъ убитъ наповалъ акцизный чиновникъ Баранскій. Автономовъ пытался продолжать пальбу, не револьверъ далъ осчку.
— Жаль, что осчка: всхъ бы положилъ. Пусть знаютъ, съ кмъ имютъ дло,— произнесъ Автономовъ.
Потомъ спокойно легъ и, продолжая прерванный разговоръ съ сосдомъ, сталъ жаловаться, что у него плохо застегиваются манжеты (.Русское Слово’, 21. XI. 1912).
Въ обоихъ случаяхъ — и парнемъ, и хорунжимъ — проявлено, казалось бы, одинаковое отношеніе къ человческой жизни. Но на поступокъ парня всми было указано, какъ на примръ ‘растущаго въ народ хулиганства’. Поступокъ хорунжаго не вызвалъ ни общихъ осужденій, ни распространительныхъ толкованій. Хорунжій убилъ, за это осужденъ на 3 года арестантскихъ отдленій, но въ хулиганств прессою не обвинялся и не обвиняется. Прямо поразительна эта ходкая нын газетная терминологія. Представьте,— малолтній сынъ чиновника, играя, сталъ почему-либо бросать камни на сосдскій, мщанскій или крестьянскій дворъ, сосдъ, мщанинъ или крестьянинъ, выскочилъ — и хвать ребенка по голов дубиной… Никакихъ сомнній не возникло бы,— сразу бы попалъ въ хулиганы. Мы выше видли такой же случай съ обратнымъ распредленіемъ ролей: чиновникъ раздробилъ голову сосдскаго ребенка, но въ хулиганы не попалъ… И вотъ что еще замчательно: доказывать произвольность и логическую несостоятельность столь однобокой терминологіи въ сущности нтъ нужды. Тутъ больше дурной привычки, чмъ серьезнаго заблужденія умовъ. Привычная газетная терминологія плохо вяжется съ общеупотребительной. Въ частности, она не координируется съ установившимися до нкоторой степени въ самой литератур представленіями, напр., о хулиганахъ-критикахъ, о хулиганскихъ пріемахъ полемики и т. д. Около года назадъ мн пришлось высказать въ печати, что озорство, разнузданность низменныхъ побужденій и противообщественныхъ инстинктовъ, которую называютъ хулиганствомъ, необходимо разсматривать въ извстной перспектив: это явленіе наблюдается не только въ низахъ, но и въ верхахъ. Моя замтка была напечатана въ ‘Русскихъ Вдомостяхъ’. И ни въ одномъ изъ органовъ, высказавшихся по поводу указанной мысли — о разнузданности не только низовъ, но и верховъ — я не встртилъ возраженій. Недавно г. Маклаковъ въ Государственной Дум, отвчая на декларацію правительства, доказывалъ, что въ административной практик наблюдается такое же хулиганство, какъ и въ быту общественныхъ низовъ. И это было принято опять-таки, какъ нчто несомннное и не вызывающее возраженій… Вообще въ послднее время ‘за людьми изъ общества’, видимо, достаточно признано право именоваться, въ случа надобности, хулиганами. Вотъ что пишетъ, напр., г. А. Мертваго въ ‘Утр Россіи’ (No 11 ноября):
‘Хотя хулиганство слово новое, но содержаніе этого слова давно проявляется въ русской жизни. Въ историческихъ журналахъ можно прочесть не мало описаній хулиганскихъ проявленій у гвардейскихъ офицеровъ въ конц 20-хъ и 30-хъ годовъ. Тогда хулигановъ называли ‘шалунами…’ Въ конц 50-хъ и 60-хъ годовъ составъ шалуновъ значительно демократизировался… Современное хулиганство, начавшееся выявляться съ начала 1900-ыхъ годовъ, стало еще демократичне’. Многія проявленія современнаго хулиганства ‘не могутъ заноситься за счетъ только деревенской и рабочей молодежи’. Они ‘не мене характерны для Иліодора, Пуришкевича, Маркова… безконечнаго числа другихъ видныхъ общественныхъ дятелей… Къ хулиганству слдуетъ причислять какъ большинство совершавшихся экспропріацій, такъ и особенно характерныя для переживаемаго времени различныя проявленія административнаго произвола’.
Доказывать неосновательность двоемрія въ газетной терминологіи, такимъ образомъ, некомуи незачмъ. Его можно бы и не обличать, еслибы оно не вело къ серьезнымъ практическимъ послдствіемъ. Мало того, что оно плодитъ и укрпляетъ превратныя представленія о дйствительности. На основ превратныхъ представленій создаются весьма не шуточныя административныя мропріятія и планы.

III.

Хулиганство, растущее среди простонародья, и только среди простонародья, и въ особенности среди крестьянъ, разумется, не остается безъ вниманія со стороны начальствующихъ и власть имущихъ. Противъ хулигановъ давно уже принимаются мры,— и предусмотрнныя законами (или хотя бы положеніями объ охранахъ), и ‘отеческія’, даже положеніями объ охранахъ не предусмотрнныя (къ числу ихъ относится, напримръ, описанное выше ‘внушеніе’, данное генераломъ Ренненкампфомъ дачниц). Хулиганы однако не унимаются, хулиганство все растетъ да растетъ — тмъ больше растетъ, чмъ сильне входитъ въ привычку называть этимъ терминомъ даже невиннйшія дтскія шалости. И начальство ршило принять мры общія. По газетнымъ свдніямъ, иниціативу взяло на себя главное управленіе по дламъ мстнаго хозяйства. Оно разослало циркуляръ, изъ котораго узнаемъ, между прочимъ, слдующее:
‘Сильно развившійся въ послднее время въ сельскихъ мстностяхъ особый видъ озорничества, извстный подъ общимъ именемъ хулиганства, въ связи съ наблюдающейся среди молодежи распущенностью, длаетъ для землевладльцевъ и благонамренной части крестьянъ жизнь въ деревн невозможной’. (‘Утро Россіи’, 11 ноября).
Мстнымъ начальствомъ и земствамъ циркуляръ предложилъ, обсудить мры. Губернаторами незамедлительно были созваны особыя спеціальныя совщанія, собраны ‘анкетные’ матеріалы. Земскія управы и собранія также приняли дятельное участіе. ‘По крайней мр, половина губернаторовъ категорически высказалась за примненіе тлеснаго наказанія’ {‘Голосъ Москвы’, 23 декабря.} ко впавшему въ хулиганство сельскому населенію, за исключеніемъ, конечно, ‘землевладльцевъ и благонамренной части крестьянъ’. Категорически высказался за тлесное наказаніе и цлый рядъ земствъ. Почти вс губернаторы и значительная часть земствъ высказались за необходимость упростить для расправы съ хулиганами репрессивную систему,— въ смысл еще большаго ограниченія порядка правовой, судебной отвтственности и еще большаго расширенія порядка полицейскаго, административнаго. Довольно единодушнымъ оказалось мнніе о необходимости усилить репрессіи,— завести подъ названіемъ ‘рабочихъ домовъ’ повсемстныя, общедоступныя каторжныя тюрьмы и арестантскія роты, организовать упрощенную ссылку и высылку хулигановъ… Конечно, рядомъ съ этимъ указана и необходимость, желательность или полезность, ‘мръ религіозно-нравственнаго и просвтительнаго воздйствія’. Въ нкоторыхъ земствахъ гласные призывали отнестись къ вопросу осторожно и вдумчиво, указывали на безправіе и другія общія условія, какъ на основную причину зла. Но такихъ гласныхъ плохо слушали. А кое-гд имъ прямо не давали говорить… Собранные такимъ способомъ обширные ‘мннія и матеріалы’ поступили для сводки и разработки въ земскій отдлъ министерства внутреннихъ длъ. Дальнйшее направленіе будетъ зависть отчасти отъ новаго министра г. Маклакова. Предположено однако въ ближайшемъ будущемъ, по возможности въ январ, созвать ‘междувдомственное совщаніе, куда, кром чиновъ министерства внутреннихъ длъ и нсколькихъ губернаторовъ, войдутъ представители отъ духовенства, министровъ юстиціи, народнаго просвщенія, финансовъ и военнаго’.Сюда поступятъ матеріалы, разработанные земскимъ отдломъ. ‘Результаты будутъ внесены въ совтъ министровъ…’ {‘Голосъ Москвы’, 23 декабря.}.
Приступая къ столь обширной работ, разумется, необходимо было опредлить самое понятіе: хулиганство. Отъ этой задачи не уклонились авторы циркуляра. Изъ указанныхъ ими признаковъ, по которымъ слдуетъ отличать хулигана отъ не-хулигана, особенно важенъ и характеренъ слдующій: ‘неуваженіе къ старшимъ, духовенству и мстнымъ властямъ’ {‘Утро Россіи’, 11 ноября.}. Важенъ этотъ признакъ не только самъ по себ, но и по своему практическому вліянію на всю работу, произведенную на мстахъ. Однихъ, склонныхъ отнестись къ поставленному вопросу осторожно, онъ сковывалъ и спутывалъ. Мысль другихъ легко переносилась въ область хорошо извстныхъ боевыхъ явленій. И сами собою рождались не мене хорошо извстные боевые звуки. Если неуваженіе къ духовенству, властямъ и старшимъ есть хулиганство, то вполн логично поступили т мстныя ‘совщанія’, которыми постановлено: ‘просить правительство выработать мры къ охраненію народа отъ вліянія тенденціозной литературы’… {Изъ постановленій липецкаго, Тамбовской губерніи совщанія, ‘Русское Слово’, 13 декабря.} ‘Тенденціозная литература’ — это, конечно, вся вообще прогрессивная печать. Она ‘авторитетовъ не признаетъ’. Начальство и духовенство она безъ конца огорчаетъ одними только разоблаченіями,— не говоря уже о превратныхъ толкованіяхъ. Она подрываетъ авторитетъ властей. Ее, въ отличіе отъ такихъ прекрасныхъ органовъ, какъ ‘Русское Знамя’, ‘Земщина’, давно уже принято называть ‘хулиганской’. И отъ нея, разумется, надо ‘охранять народъ’. Для мстныхъ людей однако не секретъ, что неуваженіе къ старшимъ и начальникамъ приходитъ въ сельскія мстности не только извн. Есть эта зараза и внутри. Посмотрите, въ самомъ дл, что длается въ деревн!
Два крестьянскихъ мальчика деревни Чаплыгиной, Фатежскаго узда Курской губерніи, братья: Савелій 15 лтъ и Александръ 8 лтъ, прозжая на двухъ подводахъ, встртились на дорог съ коляской предсдателя уздной земской управы г. Батезатула. Старшій Савелій, зная барскія претензіи, но избжаніе скандала, поспшилъ свернуть съ дороги. Восьмилтній же Александръ, какъ ни старался, не могъ справиться съ лошадью и не свернулъ. На помощь младшему брату поспшилъ Савелій, но было уже поздно. Г. Батезатулъ набросился на 8-лтняго Александра и собственноручно расправился съ нимъ. Затмъ накинулся на Савелія, нанесъ ему… тяжелые побои… Мать избитыхъ дтей подала жалобу на Батезатула (‘Русское Слово’, 22. VII. 1912 г.).
Это — одно изъ безчисленныхъ конкретныхъ выраженій остраго и боевого въ деревн вопроса о нахальств и непочтительности: при встрч съ бариномъ мужики — даже мальчики!— шапки не ломаютъ, съ дороги не сторонятся… Правда, за такое ‘хулиганство’ нынче бьютъ и больно бьютъ. Но, во-первыхъ, бьютъ не по закону. И надо, чтобы былъ законъ, разршающій бить и предоставляющій каждому воспитывающему народъ г. Батезатулу свободу выбора: захочетъ — самъ потрудится, не захочетъ,— скажетъ стражнику или десятскому. Во-вторыхъ, въ порядк внзаконномъ бьютъ не всегда тхъ, кого слдуетъ бить. Г. Батезатулъ поучилъ 8-лтняго мальчишку. Но, вдь, виноватъ въ хулиганств не столько мальчишка, сколько воспитывающіе его. А какъ разъ именно воспитатели нын, въ силу несовершенства законовъ, ускользаютъ отъ отвтственности. У побитыхъ есть мать. Поблагодарила ли она г. Батеатула за науку? Не только не поблагодарила, но и подала жало-у. И самымъ фактомъ подачи жалобы воочію обнаружила.отсутствіе должной почтительности къ г. Батезатулу, какъ къ старшему и начальствующему лицу,— что и предусматривается указанными признаками преступленія, именуемаго хулиганствомъ. И, разумется, подачей жалобы дло не ограничилось, Конечно, мать избитыхъ дтей плакала, выражала мннія, наврное, употребляла при разговорахъ разныя боле или мене непріятныя г. Батезатулу слова. Теперь это проходитъ чаще всего безнаказанно. Проектируемыя мры борьбы съ хулиганствомъ могутъ внести существенное улучшеніе. По ныншнимъ временамъ, вполн вроятенъ такой, напр., оборотъ. Мать избитыхъ дтей употребила бранныя или непочтительныя къ начальствующему лицу выраженія. Стоитъ лишь ихъ запротоколить,— и фактъ хулиганства доказанъ, а за симъ слдуютъ розги или заключеніе въ ‘рабочій домъ’.
Такое улучшеніе законовъ вообще поможетъ достигнуть большой высоты и широты въ смысл воспитанія народа. Обсуждаются офиціально мры борьбы съ хулиганствомъ только теперь. Но фактически борьба, повторяю, начата давно. Всевозможные начальники стараются воспитать въ народ должныя чувства почтительности. И примняютъ для того, разумется, не только т средства, къ какимъ во взятомъ нами для примра конкретномъ случа прибгъ г. Батезатулъ. Есть средства боле тонкія. Вотъ одно изъ нихъ, — выясненное на засданіи калужскаго окружнаго суда свидтельскими показаніями по длу сотрудника газеты ‘Земщина’ г. Иванова, бывшаго земскимъ начальникомъ въ Малоярославецкомъ узд, Калужской губерніи. Фамилія свидтеля Желковъ. Пришелъ онъ однажды къ земскому начальнику Иванову попросить ‘жертвенной’ муки (присланной на голодающихъ ‘Краснымъ Крестомъ’).
И веллъ мн земскій — говорилъ свидтель Желковъ на суд — снять шапку и, не смотря на сильный дождь со снгомъ, ждать на улиц. Ждать пришлось долго — съ 8 часовъ утра до 2 часовъ дня. Потомъ позвалъ онъ меня въ комнату, заставилъ кланяться въ ноги и ползать на пуз, а потомъ говоритъ: ‘молись Богу и читай — ваше высокоблагородіе, простите Христа ради’… Когда все это я исполнилъ, земскій приказалъ цловать ему ноги. Заставлялъ еще одно мсто цловать…
Тутъ свидтель замялся и дальнйшія подробности онъ передалъ суду при закрытыхъ дверяхъ. (‘Русское Слово’, 20. IV. 1912 г.).
‘Тенденціозная’, она же ‘хулиганская’ печать возмущается такимъ отношеніемъ къ мужику. Но не ‘хулиганы’, а солидные, благонамренные люди церідцо убждены, что ‘съ нашимъ народомъ иначе нельзя’: постоитъ мужикъ часовъ шесть безъ шапки цодъ дождемъ, поползаетъ на колняхъ,— ну и, Богъ дастъ, ‘почувствуетъ’, проникнется почтеніемъ. Многіе дресспровщики такимъ же способомъ дисциплинируютъ животныхъ. Культуртрегеры примняютъ его для поднятія престижа среди полудикихъ и дикихъ народцевъ. Есть особаго рода ‘патріоты’, которые полагаютъ, что русскій мужикъ въ этомъ смысл хуже животныхъ и дикарей: животныя безсловесны, а мужикъ подъ вліяніемъ злонамренныхъ агитаторовъ ‘научился разговаривать’, дикарь сразу приходитъ въ трепетъ и не прекословитъ, а мужикъ въ трепетъ не приходитъ, онъ прекословитъ, жалуется, протестуетъ, ропщетъ. Вншнія же проявленія ропота частенько имютъ видъ явной непочтительности къ старшимъ и начальствующимъ, или могутъ быть истолкованы въ этомъ смысл.
Наконецъ, не надо забывать, что неуваженіе къ старшимъ и властямъ, наименованное хулиганствомъ, выражается не только въ форм вншней непочтительности: шапокъ не ломаютъ, съ дороги не сторонятся, рукъ не цлуютъ, ропщутъ и т. д. Формы болзни крайне разнообразны,— и среди нихъ есть очень глубокія и очень опасныя. Укажу для примра хотя бы на замтно возросшій въ крестьянств, по сравненію съ ‘дореволюціонными временами’, интересъ къ земскимъ дламъ и къ непосредственному участію въ нихъ. Одновременно съ этимъ буйно разростается ‘патріархальное’, ‘самобытное’ отношеніе къ общественному достоянію. Не то, чтобы прямое расхищеніе… Оно расцвло. Но, пожалуй, еще больше расцвлъ старый крпостническій взглядъ на общественныя средства, какъ на источникъ личнаго или грулповаго удовольствія. Съ какою откровенностью проводится этотъ взглядъ, нкоторое понятіе можетъ дать слдующая газетная справка относительно послдняго денежнаго отчета курской губернской земской управы. Въ немъ по граф ‘канцелярскихъ расходовъ’ ( 2) показаны, напр., такія расходныя статьи:
‘Буфетъ для земскаго собранія 1100 р.*
‘Сливки для г.г. членовъ управы’…
‘Коньякъ для г.г. членовъ управы’…
‘Жалованье кучерамъ’… (‘Русское Слово’, 19. XII. 1912 г.).
Это офиціально… Въ порядк неофиціальномъ подобное отношеніе къ общественнымъ средствамъ выражается, конечно, еще откровенне. Вотъ мелкій, но характерный штрихъ изъ практики того же курскаго земства.
‘У члена управы князя Гагарина есть догъ. Эта собака содержится за счетъ губернской земской управы. Ежедневно управскій сторожъ отводитъ дога въ земскую больницу завтракать, обдать и ужинать’ (‘Русское Слово’, 19, XII. 1912 г.).
Даже для своихъ собакъ завели земскую прислугу и земскую пищу… Это, повторяю, не столько личная жадность, сколько результатъ общаго возрожденія той простоты нравовъ, какая существовала до 19 февраля 1861 г. Создается такимъ образомъ сложная коллизія. Среди ‘благородныхъ людей’ возродилась и достигаетъ патріархальной яркости простота нравовъ. У ‘мужиковъ’, сильно выросшихъ политически за послдніе годы, пробудился живой интересъ къ судьбамъ общественнаго достоянія. И ‘мужикъ’ началъ довольно тонко ‘понимать’, отчего та или иная земская дорога вдругъ круто повернула въ сторону отъ большого торговаго села и пошла къ имнію вліятельнаго. земскаго дятеля. Мужикъ дознался, какое назначеніе получили земскіе телефоны, земскіе автомобили, земскій племенной скотъ и т. д. Мужику стало извстно множество земскихъ ‘анекдотовъ’. Деревенская грамотная молодежь, обвиняемая въ повальномъ хулиганств, принялась, между прочимъ, за составленіе сатиръ, одъ, частушекъ въ честь особо выдающихся дятелей,— или, какъ непочтительно выражается безыменный авторъ одной изъ дошедшихъ до меня мужицкихъ обличительныхъ псенъ новйшаго періода, ‘мірожоровъ’ (псня проводитъ параллель между міродами и мірожорами, каждая строфа заканчивается припвомъ: ‘міроды ли, ли, мірожоры жрутъ, жрутъ’). По несовершенству законовъ, все это остается нын чаще всего безнаказаннымъ. Какъ только удастся установить наказаніе розгами и заключеніе въ рабочіе дома за каждое, чмъ бы то ни было проявленное, неуваженіе къ старшимъ и мстнымъ властямъ,— съ ‘хулиганами’ можно будетъ поговорить серьезно.
Словомъ, этотъ признакъ ‘хулиганства’ — неуваженіе къ старшимъ и начальствующимъ — опредленъ во всхъ отношеніяхъ удачно. Но въ немъ есть неполнота. Онъ можетъ охватить главнымъ образомъ политическую сторону современнаго намъ крестьянскаго движенія. Не мене важна, вдь, и сторона соціальная. Мстные люди, призванные обсудить мры борьбы съ хулиганствомъ, замтили этотъ проблъ и постарались восполнить его. По замчанію, напр., одного изъ наиболе вліятельныхъ гласныхъ кременчугскаго земства г. Устимовича, корень всхъ золъ въ ‘ненасытной (у крестьянъ) жажд земли’. Именно
ненасытная жажда земли длаетъ крестьянина звремъ. Онъ уничтожаетъ проселочныя дороги, насажденія, производитъ порубки. Онъ спитъ и грезитъ, какъ бы ограбить помщика.
Въ сущности вс они одинаковы. И надо одинаково поступать со всми.
Г. Устимовичъ призывалъ власть скрутить мужика въ бараній рогъ, сокрушить его грабительскія тенденціи… (‘Русское Слово’, I. XI. 1912 г.),
Подавляющее большинство гласныхъ вполн присоединилось къ этому взгляду. И кременчугское земское собраніе по вопросу о борьб съ хулиганствомъ сдлало цлый рядъ постановленій въ предложенномъ г. Устимовичемъ дух и смысл… Безплодны, словомъ, попытки выдлить изъ общей массы какую-то ‘благонамренную часть крестьянства’. Если и есть эта часть, то она исключеніе. Не у всхъ достало прямоты, чтобы подобно г. Устимовичу поставить знакъ равенства между крестьяниномъ и хулиганомъ. Слова: вс крестьяне хулиганы, даже г. Устимовичемъ прямо не сказаны. Но фактически мры, предложенныя многими земствами и мстными совщаніями, направлены противъ всего крестьянскаго населенія сельскихъ мстностей. Не трудно было предвидть, что гг. Батезатулы и Устимовичи, призванные обсуждать и предлагать мры противъ хулиганства, выскажутъ именно то мнніе, какое они и высказали. Полагаю, мать дтей, избитыхъ г. Батезатуломъ, нашла бы хулигановъ совсмъ не тамъ, гд ихъ видитъ г. Устимовичъ. И совсмъ иныя предложила бы мры. Но ее на совщанія не пригласятъ и ея мннія не спросятъ.

IV.

Я вовсе не склоненъ отрицать ту разнузданность низменныхъ противообщественныхъ инстинктовъ и побужденій, которую называютъ хулиганствомъ. И также не склоненъ возражать противъ самаго термина: хулиганство. Наоборотъ, какъ бы ни было безпочвенно, да пожалуй, и безсмысленно это слово въ русскомъ лексикон, оно все-таки нужное слово. Скажу больше,— при данныхъ условіяхъ это справедливое слово. Какъ-то отъ одного обывателя мн довелось услышать замчаніе:
— То были босяки, а теперь пошли фулиганы…
И врно. Нсколько лтъ назадъ деревенская двица говорила парню, позволившему себ, напр., неприличный жестъ:
— Прочь, босякъ!
Теперь такія же двицы говорятъ такимъ же парнямъ:
— Прочь, фулиганъ!..
И это, во-первыхъ, логичне, ибо ‘босякомъ’ нердко приходилось называть въ сущности богатаго, по деревенскимъ масштабамъ, человка,— въ сапогахъ съ калошами, въ суконной поддевк, въ бархатной жилетк, при серебряныхъ часахъ съ серебряной цпочкой… Во-вторыхъ, новый терминъ справедливе стараго, ибо въ слов ‘босякъ’ заключалось моральное осужденіе бдняка, который, правда, босъ, такъ какъ не иметъ средствъ на покупку обуви, но часто отнюдь не заслуживаетъ упрека въ разнузданности. Разнузданность, именуемая нын хулиганствомъ, явленіе не новое. Оно давно наблюдалось. Но при его опредленіи языкъ его не могъ освободиться отъ сковывающихъ его пережитковъ крпостного права. Разнузданность противообщественныхъ инстинктовъ и побужденій языкъ пытался ассоціировать съ мстами наибольшаго скопленія бдняковъ, ‘убитыхъ Богомъ и людьми’. По на поврку среди московскихъ, напр., ‘хитровцевъ’ оказывалось немало людей, въ сущности не плохихъ и лишь очень несчастныхъ. Были попытки ассоціировать разнузданность съ профессіями, привлекавшими людей, такъ сказать, отптыхъ. Но среди, напр., ‘золоторотцевъ’ центральныхъ губерній не одинъ Левъ Толстой замчалъ Акима, хотя только Толстому удалось возвести акимовское ‘тае’ ‘въ перлъ созданія’. Не больше правды и въ харьковскомъ областномъ словечк ‘ракло’, связывающемъ разнузданность съ явленіями по преимуществу уголовнаго характера. Модернизированное, сколько помнится Н. А. Хомяковымъ, выраженіе ‘хамство’ и вовсе перегружено традиціями крпостного права… Я не имлъ досуга проврить преданіе, по которому слово ‘хулиганъ’ впервые ввелъ въ русскую литературу Діонео,— въ одной изъ своихъ статей, напечатанныхъ ‘Русскимъ Богатствомъ’. Но, во всякомъ случа, это слово въ Россіи очень недавнее. Оно усвоено языкомъ и стало общенароднымъ втеченіе какихъ-либо 15—12 лтъ. И, по капризу судебъ, его преимущество въ томъ, что оно не иметъ ни грамматическаго корня, ни преданій, ни традицій, ни даже буквальнаго смысла. Именно поэтому оно наиболе приспособлено къ той сред, которая хочетъ, но еще не можетъ вполн освободиться отъ наслдственной привычки относить худыя, вызывающія отвращеніе и омерзніе дла за счетъ бднйшихъ и безправнйшихъ слоевъ населенія.
Само собою понятно, что чужеземное слово, сдлавшее столь головокружительную карьеру въ русскомъ язык, втеченіе 15—12 лтъ своей бурной исторіи не могло отстояться и получить вполн опредленный, точный смыслъ. Но нкоторые основные контуры понятіе хулиганства все-таки иметъ. Одну изъ попытокъ логически оформить ихъ мы видли по цитированной выше стать г. А. Мертваго. Г. Мертваго признаетъ главнйшую и наиболе цнную особенность интересующаго насъ неологизма: онъ свободенъ отъ какихъ бы то ни было сословныхъ, классовыхъ или иныхъ разграниченій, хулиганомъ можетъ быть и богачъ, и нищій, и первйшій аристократъ, и послдній мужикъ, и старецъ, и юноша, и генералъ, и босякъ… Дале, г. Мертваго не слдуетъ мннію, что къ хулиганству надо относить поступки безцльные, практически ненужные. Цль — вещь субъективная. Расправа едора Карамазова надъ Лизаветой Смердящей намъ кажется безцльной. Но самъ Карамазовъ тшитъ нкое сидящее въ немъ ‘сладострастное наскомое’. Субъективно это такая же цль, какъ и корысть, упоеніе жестокостью, насиліемъ, разрушеніемъ, возможностью показать силу, причинить вредъ… Но, правильно оцнивъ основныя очертанія понятія, г. Мертваго относительно деталей впалъ, мн кажется, въ серьезныя недоразумнія. Настаивая — и вполн основательно — на томъ, что хулиганство идетъ сверху, г. Мертваго приводитъ въ доказательство, по личнымъ воспоминаніямъ, между прочимъ, такіо факты. Въ 60-хъ годахъ веселящаяся, главнымъ образомъ, дворянская молодежь
вытаскивала изъ земли скамейки въ общественномъ саду, фонарные столбы на улицахъ, перемщала вывски магазиновъ… Помню, разъ большая компанія чиновной молодежи у О. цлую ночь по очереди черезъ каждыя четверть часа звонила къ аптекарю и просила дать на 5 коп. зубного порошка, или мировой посредникъ Б. собралъ всю мстную аристократію къ старикамъ Петонди на панихиду, когда они оба были живы и здоровы, или богатый помщикъ М., другъ мстнаго архіерея, напаиваетъ зазванныхъ имъ прозжихъ, чтобы затмъ, надвъ священническое облаченіе, служить надъ ними панихиду. Такихъ проявленій хулиганства 60-хъ годовъ можно припомнить множество.
‘Такихъ проявленій хулиганства’ можно вообще много указать. И фактамъ, которые г. Мертваго черпаетъ изъ быта дворянскихъ круговъ, легко противопоставить множество фактовъ изъ быта другихъ круговъ. Достаточно напомнить цлую полосу купеческаго ‘самодурства’, не только не преувеличеннаго, но, быть можетъ, смягченнаго Островскимъ. Далеко не безгршна, въ смысл такихъ же проявленій, Растеряева улица Глба Успенскаго. Въ другомъ мст и по другимъ поводамъ мн приходилось отмчать аналогичные факты изъ мщанскаго быта 80-хъ годовъ. Среди мщанской молодежи тхъ временъ былъ, напримръ, своего рода обычай устраивать свадебныя драки: мстами буквально ни одна свадьба не обходилась безъ того, чтобы въ домъ жениха или невсты не ворвалась толпа гулякъ съ цлью устроить драку, избить приглашенныхъ на свадебную вечеринку парней или, по крайней мр, помриться съ ними силой. Съ той же цлью помряться силой, а иногда свести счеты (главнымъ образомъ, изъ-за двицъ) мщанскіе парни, — тогдашніе, 80-хъ годовъ, — устраивали время-отъ-времени нападенія на солдатскіе патрули, на ночные полицейскіе обходы. Разбить вооруженный патруль или обходъ считалось особеннымъ геройствомъ, молодечествомъ… Я былъ мальчикомъ, когда въ томъ город, гд протекло мое дтство, появились дамскіе турнюры. И помню, съ какой быстротою мальчишки и подростки организовали своеобразную облаву на модницъ. Въ пышныя складки турнюровъ бросали все, что только могла для этой цли найти мальчишеская изобртательность: лягушатъ, слизняковъ, червей, куски навоза, папироски, кусочки зажженнаго трута… Совсмъ недавно аналогичная непріятность постигла парижскихъ модницъ, попытавшихся щеголять публично ‘въ слишкомъ смлыхъ санкюлотахъ’… Я вообще не знаю ни одного быта, на одной страны, ни одной эпохи, гд нельзя было бы найти соотвтствующихъ фактовъ. Но едва-ли вс они огуломъ могутъ быть относимы въ разрядъ хулиганства.
Нсколько мсяцевъ назадъ офицерской корпораціей одного изъ полковъ, расквартированныхъ на Юг Россіи, былъ привлеченъ къ судебной отвтственности редакторъ мстной газеты за оскорбительныя, по мннію офицеровъ, сужденія въ нсколькихъ замткахъ и фельетонахъ. На суд присутствовалъ лично командиръ полка. Онъ не отрицалъ фактической правильности напечатаннаго въ газет (подвыпившая группа офицеровъ остановила вагонъ трамвая, выгнала пассажировъ, и т. п.), но доказывалъ неосновательность сужденій по поводу этихъ фактовъ. Полковой командиръ указалъ между прочимъ на постоянство разныхъ печальныхъ явленій. Со старины и до настоящаго времени офицерская молодежь порою, подвыпивъ, впадаетъ въ скандалезное и бурное состояніе. Онъ, полковой командиръ, не склоненъ этому потакать. Но настаиваетъ на необходимости осторожнаго, возможно боле терпимаго, любящаго отношенія къ офицерской молодежи. За проступки и дикія выходки надо взыскивать. Но нельзя клеймить за нихъ человка. Тмъ боле нельзя клеймить за нихъ всю корпорацію. По разнымъ причинамъ, я не считаю возможнымъ въ настоящее время останавливаться на деталяхъ этого дла. Но самъ по себ призывъ къ осторожному, возможно боле терпимому и любящему отношенію можно лишь привтствовать, — съ одной разв оговоркою: такъ надо относиться не только къ офицерской, но и ко всякой другой молодежи, да и ко всмъ людямъ.
Г. Мертваго говоритъ о ‘шалостяхъ’ гвардейскихъ офицеровъ 20-хъ и 30-хъ годовъ и приравниваетъ ихъ къ хулиганству. ‘Шалостей’ было тогда много среди вообще великосвтской молодежи. Были ‘шалости’, дйствительно, заслуживающія названія: хулиганство. Но, если все сплошь окрестить этимъ терминомъ, то намъ придется, пожалуй, и Пушкина съ Лермонтовымъ объявить хулиганами. Казанскіе студенты 60-хъ годовъ перемщали ночью вывски торговцевъ, чиновники не давали спать провизору, юнкера въ цломъ квартал оборвали обывательскіе звонки… Хулиганство ли это,— или, по крайней мр, все ли тутъ хулиганство? Есть старое и хорошее русское слово: ‘баловство’. И часто бываетъ, что ‘балуются’ ребята. И взрослые не рдко ‘балуются’. И не только ‘балуются’, но и ‘бсятся’. ‘Бсятся съ жиру’. Бсятся и отъ другихъ причинъ. И бываютъ такія сочетанія вншнихъ и внутреннихъ условій, что человку непремнно надо ‘перебситься’. Везд это бываетъ, но въ особенности тамъ, гд силы человка часто не находятъ достойнаго примненія И, бываетъ, по тому, какъ ‘бсится’ молодой человкъ, сосди и близкіе благопріятно судятъ о его качествахъ:
— Видать, что толкъ будетъ… Ничего, пусть перебсится.
Народное отношеніе къ баловству отнюдь нельзя назвать потакальствомъ. Съ баловниковъ ‘взыскиваютъ’, и порою очень сурово ‘взыскиваютъ’. И все-таки отношеніе къ нимъ остается терпимымъ и осторожнымъ. Чиновники ночью черезъ каждыя 15 минутъ звонили къ аптекарю за зубнымъ порошкомъ… Вроятне всего, что это баловство. По старому обычаю, послать этихъ чиновниковъ на гауптвахту не мшало бы. Но назвать разузданными людьми, хулиганами — черезчуръ. Я зналъ городового, который забранное при обыск (по особымъ причинамъ, бережно хранимое семьею, гд былъ обыскъ) евангеліе употребилъ на цыгарки. Это — присвоеніе чужой собственности, за которое нужно взыскивать. Это — вандализмъ, некультурность, дикость. Вандализмъ есть во всхъ странахъ, — а въ отсталыхъ и подавно. Очень прискорбно, что въ тзоссіи онъ слишкомъ часто, гораздо чаще, чмъ въ культурныхъ странахъ, обнаруживается среди лицъ, состоящихъ на государственной служб. Но вандализмъ — не хулиганство. Въ газетахъ описывалось уже немало случаевъ полицейскаго умопомшательства: у городового, околоточнаго, пристава и т. д. скрытая и малозамтная психическая болзнь мало-по-малу принимаетъ опасныя формы и приводитъ къ дикимъ, нердко очень трагическимъ послдствіямъ. Столь же возможны городовые, околоточные, пристава и т. д. пироманы, клептоманы, садисты — врод судьи подкалывателя, описаннаго Мопассаномъ. Совершенно ненормально, что русское населеніе слишкомъ слабо защищено отъ такихъ возможностей. Но, вообще, бываетъ это среди полицейскихъ, бываетъ и среди обывателей, бываетъ не только въ Россіи. Во всхъ странахъ среди нормальныхъ людей незамтно живетъ нкоторый процентъ душевно-больныхъ. И поступки душевно-больного нельзя называть хулиганствомъ. Описано въ газетахъ не мало и другихъ случаевъ: городовой, не будучи больнымъ, а лишь разсердись, или даже безъ всякой видимой причины оскорбляетъ околоточнаго, бьетъ его, стрляетъ въ начальниковъ… То же случается и съ солдатами въ казармахъ. Не зная мотивовъ, мы лишены возможности точно квалифицировать каждый такой поступокъ. И лишь гипотетически, съ большой долей вроятія можно предположить, что въ данномъ случа мы имемъ дло съ проявленіями бунтарства. Бунтарство крайне разнообразно. Оно есть и въ полицейскихъ участкахъ, и казармахъ, и среди обывателей. Кром бунтарства политическаго, есть бунтарство религіозное. Одно изъ яркихъ проявленій послдняго недавно оглашено въ печати: ‘шестяадцатилтній крестьянскій парень Воробьевъ похитилъ изъ алтаря Печерскаго (Псковской губерніи) монастыря древній крестъ съ частицами мощей и выбросилъ въ отхожее мсто’ {‘Русское Слово’, 16 декабря 1912 г.}. Въ свое время Достоевскій пытался анализировать подобные поступки. Онъ предполагалъ въ ихъ основ смятенное религіозное чувство,— смятенное сомнніями, исканіями, болзненной жаждой чуда, способнаго устранить сомннія и прекратить тягостнйшее состояніе неврія. И надо сказать, что дикое кощунство Воробьева можетъ подтвердить мнніе Достоевскаго. По газетнымъ описаніямъ, отношеніе самого духовенства къ святынямъ Печерскаго монастыря не можетъ не вызывать смятенія религіозныхъ чувствъ. Оказывается, напримръ, что даже главная святыня монастыря, чудотворная икона Богоматери, давно сдана въ аренду одному мстному купцу. Купецъ-арендаторъ ежегодно осенью организуетъ крестные ходы, беретъ въ свой карманъ доброхотныя даянія врующихъ чудотворной икон, а монастырская братія получаетъ за все это отъ арендатора опредленную письменнымъ договоромъ сумму {‘Утро Россіи’, 27 ноября 1912 г.}… При такомъ отношеніи пастырей къ святынямъ церкви религіозное бунтарство неизбжно. Точно также при извстномъ отношеніи власть имущихъ къ священнйшимъ понятіямъ государственности неизбжно бунтарство политическое. Но бунтарство не есть хулиганство. Если врно, что парень не боленъ психически и что онъ похитилъ брошенный имъ въ отхожее мсто крестъ безъ корыстной цли, то онъ бунтарь, кощунникъ, преступникъ, но не хулиганъ.
Передъ только что минувшими праздниками съ однимъ изъ моихъ сосдей по улиц случилось большое несчастье. Городовой, по своей слабости къ выпивк, зашелъ вечеркомъ къ своему куму и другу. Выпили. Послали еще за выпивкой и закуской. А тмъ временемъ, говорятъ, стали шалить, баловаться, возиться. Городовому при этомъ мшалъ казенный браунингъ. Онъ хотлъ вынуть его изъ кармана и вынулъ. Но — во время баловства-то — ‘спускъ одернулся’, и пуля угодила куму и другу въ лобъ. Кумъ тутъ же на мст скончался. А городового ‘отхаживали’ сосди — хотлъ руки на себя наложить… Опустите переданныя мною вкратц бытовыя подробности. И у васъ получится: городовой зашелъ къ куму и во время выпивки застрлилъ изъ револьвера. Сгоряча легко сказать: ‘хулиганъ’. Въ дйствительности тутъ есть слабость, ‘баловство’, легкомысліе, неосторожность, несчастье,— все, что угодно, но не хулиганство. Веру другой случай, во многихъ отношеніяхъ аналогичный. Урядникъ — также по слабости къ выпивк — зашелъ въ пивную лавку. И здсь въ компаніи пріятелей и собутыльниковъ раскутился. Изрядно выпивъ, сталъ ‘доказывать’: ‘я здсь хозяинъ, что хочу, то и длаю’. И хоть собутыльники въ этомъ не сомнвались, но урядникъ захотлъ подтвердить фактами, что для него, дйствительно, законы не писаны. По его приказанію компанія вломилась въ помщеніе сидльца лавки, подошла къ кровати, на которой лежала молодая дочь сидльца, здсь, на кровати, была ‘произведена невроятная гнусность’.
Посл этой невинной шутки компанія снова засла за выпивку и веселое пиршество продолжалось {Эпизодъ изъ современнаго быта Симбирской губ. ‘Русское Слово’, 8 ноября 1912 г.}.
Вотъ это, по всмъ видимостямъ, хулиганство. И не трудно замтить, чмъ оно отличается отъ легкомысленнаго баловства и другихъ сопредльныхъ понятій. На гршной земл нтъ безгршныхъ ангеловъ. У каждаго человка есть низменныя побужденія и противообщественные, зврскіе инстинкты. Для обузданія ихъ культурой созданы ‘громы небесные и земные’. Громы небесные,— сложная совокупность моральныхъ чувствъ, этическихъ воззрній, религіозныхъ врованій и представленій. Тамъ, гд это внутреннее, субъективное препятствіе, вслдствіе ли этической неустойчивости, моральнаго идіотизма или по другимъ причинамъ, не дйствуетъ, получаютъ особо важное значеніе громы земные: во-первыхъ, сдерживающее вліяніе среды, неформальный судъ сосдей, улицы, общественнаго мннія, во-вторыхъ, формальный судъ государственной власти. И, пока человкъ подчиняется узд, налагаемой самымъ фактомъ принадлежности къ культурному обществу, въ его поступкахъ можетъ быть баловство, легкомысліе даже прямая уголовщина, преступленіе. Но онъ все-таки не хулиганъ. Иное дло, когда человкъ сбрасываетъ съ себя узду. Освобождается отъ сдерживающихъ моральныхъ или религіозныхъ представленій,— ‘не страшны ему громы небесные’. На судъ общественнаго млнія ему ‘наплевать’. А суда государственнаго онъ не боится,— напримръ, потому, что увренъ въ своей безотвтственности и безнаказанности. Нтъ сдерживающихъ началъ, нтъ узды,— полная ‘свобода’, ‘что хочу, то и длаю’, дикій разгулъ животныхъ, низменныхъ инстинктовъ и побужденій. Это и есть хулиганство.
Отсюда ясно, сколько глубокой неправды, разнузданнаго, хулиганскаго отношенія къ истин въ довольно распространенныхъ нын разговорахъ о всеобщемъ хулиганств, о повальной ‘хулиганизаціи народа’ и особенно молодежи, и по преимуществу деревенской молодежи. Никакое государство, никакое общество не можетъ существовать, если основная масса населенія не живетъ въ систематическомъ труд, въ условіяхъ трудового быта. Да и не можетъ, физически не можетъ основная масса населенія жить въ иныхъ условіяхъ, — съ голоду умретъ. Трудовой бытъ самъ по себ дисциплинируетъ человка, подчиняетъ его извстнымъ нормамъ. Онъ построенъ на началахъ сотрудничества, солидарности и взаимопомощи. Ему органически чуждъ дикій разгулъ противообщественныхъ инстинктовъ. Рядовому обывателю-труженику мудрено ‘наплевать’ на судъ окружающей его среды. Общественное мнніе въ широкомъ смысл интересуется каждымъ въ отдльности взятымъ обывателемъ лишь въ исключительныхъ случаяхъ. Но есть общественное мнніе въ узкомъ смысл,— мнніе сосдей, ‘нашей улицы’, околотка, деревни, села, товарищей по работ и т. д. Съ этимъ малымъ обществомъ жизнь трудового человка связана тысячью нитей. Отъ этого малаго общества она во многихъ отношеніяхъ зависитъ. Наконецъ, рядовой обыватель не огражденъ отъ отвтственности передъ судомъ государственной власти. Разнузданность трудовыхъ основныхъ массъ населенія логически немыслима и физически невозможна. Изъ этого общаго правила могутъ быть и бываютъ исключенія. Но объ исключеніяхъ и надо говорить, какъ объ исключеніяхъ.
Возможности мняются, лишь только мы переходимъ отъ основныхъ массъ населенія къ слоямъ, оторвавшимся отъ трудового быта. Вернемся на минуту къ городовому, который друга и кума нечаянно застрлилъ… Что собственно мшаетъ ему разнуздаться? Боязнь подпасть подъ судъ государственной власти? Но въ извстныхъ случаяхъ и при томъ какъ разъ тамъ, гд дло касается важнйшихъ правъ обывателя, онъ огражденъ отъ суда и отвтственности специфическими законами. Мене формаленъ, но поэтому и боле значителенъ, какъ обуздывающій регуляторъ, судъ общественнаго мннія. И въ Европ этотъ регуляторъ пользуется большимъ уваженіемъ. Каждый, напримръ, англійскій полисменъ прекрасно знаетъ, что ему скажетъ начальство, если онъ вооружитъ противъ себя общественное мнніе своего района. Но что такое общественное мнніе для нашего городового? ‘Ноль вниманія’. Не только вполн возможно, но, бываетъ, прямо таки выгодно ‘наплевать’. Есть начальники, которые убждены: если полицейскимъ недовольны жители, значитъ,— онъ хорошій служака и его надо поощрять… И если городовой тмъ не мене не разнуздывается, то въ значительной мр потому, что самъ себя держитъ въ |зд,— ‘Бога боится’. Околоточный ‘освобожденъ’ еще больше, приставъ еще больше, о губернаторахъ и высшихъ чинахъ говорить не стоитъ. И то же самое на всхъ другихъ административныхъ поприщахъ: гипертрофированное огражденіе въ извстныхъ, задвающихъ важнйшія права народа, случаяхъ отъ формальнаго государственнаго суда и уродливая, построенная на враждебномъ отрицаніи одного изъ важнйшихъ орудій культуры, независимость отъ неформальнаго общественнаго суда. Остается надежда на самообузданіе. Но, вдь, эта ниточка легко можетъ оборваться. Хорошо, что городовой ‘Бога помнитъ’. Ну, а если забудетъ, хотя бы и нечаянно,— напримръ, по пьяному длу, какъ тотъ урядникъ, который учинилъ надругательство надъ дочерью сидльца пивной лавки? Что, если городовой плохо помнитъ Бога? а, можетъ быть, и совсмъ не помнитъ, и не желаетъ помнить, — наоборотъ, желаетъ, чтобы и къ нему полностью относились слова: ‘не страшны теб громы небесные, а земные ты держишь въ рукахъ’… Вотъ, вдь, почему есть нчто задвающее въ безусловно правильномъ призыв упомянутаго выше полкового командира — осторожно и терпимо относиться къ проявленіямъ баловства со стороны офицерской молодежи. Достаточно ли ограждено общество отъ этого баловства? Правильно ли поставленъ вопросъ объ отвтственности офицера въ случа его столкновенія съ обывателемъ? И если неправильно, то гд гарантія, что баловство не можетъ слишкомъ легко перейти въ прямую разнузданность низменныхъ инстинктовъ, живущихъ въ каждомъ человк, какъ первородный грхъ?
Наравн съ служилымъ людомъ стоитъ и часть такъ называемыхъ командующихъ классовъ. Дти, избитыя г. Батезатуломъ, очень обузданы,— даже черезчуръ. Но, вдь, и г. Батезатулъ не ангелъ. Первородный грхъ и въ немъ живетъ. А въ какой мр онъ обузданъ? Страхомъ отвтственности передъ государственнымъ судомъ? Не будемъ лицемрить, — всмъ намъ хорошо извстна степень этой отвтственности. Или, можетъ быть, г. Батезатулъ боится общественнаго мннія? Но отъ солидарности съ общественнымъ мнніемъ въ широкомъ смысл этого понятія гг. Батезатулы давно и сознательно отказались. А узкое, групповое общественное мнніе, съ которымъ г. Батезатулъ, вроятно, считается, слишкомъ ужь самобытно. Это въ буквальномъ смысл слова особое мнніе,— существенно отличное не только отъ общенароднаго, но и отъ современнаго намъ общечеловческаго. По понятію всего культурнаго человчества, нельзя бить дтей. По понятію данной группы, при извстныхъ условіяхъ не только можно, но и слдуетъ. По понятію всего культурнаго человчества, предосудительно содержать своихъ собакъ на общественный счетъ. По понятію группы,— это дло обыкновенное. Чмъ же связаны первородные грхи г. Батезатула? Тмъ, что онъ ‘Бога помнитъ’. Охотно врю. Но, когда мн говоритъ эти слова городовой, я его понимаю, ибо онъ разуметъ подъ ними въ сущности то же, что и весь народъ. Въ групп, къ которой г. Батезатулъ принадлежитъ, мораль во многихъ отношеніяхъ отличная отъ народной. Допустимъ, что это несущественно (хотя, въ дйствительности очень существенно)… Ну, а если сосдъ г. Батезатула не помнитъ Бога, забылъ, или не хочетъ помнить, а говоритъ: не страшны мн громы небесные, а земные я держу въ рукахъ?.. Вдь, получится-то при этихъ условіяхъ самый что ни на есть настоящій хулиганъ. И не противоестественное ли направленіе получили труды по выработк мръ противъ хулиганства? Люди, обузданные слишкомъ слабо или даже вовсе разнузданные, стали думать и разсуждать, какую бы новую узду наложить на другихъ людей, которые и безъ того черезчуръ обузданы. И придумали: обузданныхъ еще больша обуздать, а необузданныхъ еще больше освободить отъ сдерживающихъ ограниченій путемъ дальнйшей замны правового порядка порядкомъ административнымъ. И это называется не мрами распространенія и насажденія хулиганства, а мрами борьбы съ хулиганствомъ.
Наравн съ частью ‘командующихъ’ стоитъ часть не командующихъ, но слишкомъ ужь разсудительныхъ обывателей, ‘способныхъ понимать’, что ‘но ныншнимъ временамъ честно жить лтъ никакого разсчета’. Какой въ самомъ дл, разсчетъ трудитися, по камешку, по песчинк накапливать благосостояніе, если Оно въ любую минуту можетъ быть опрокинуто пьянымъ капризомъ любого безотвтственнаго и разнузданнаго героя? Ариметически выгодне порвать съ трудовымъ бытомъ, плюнуть на разговоры сосдей, села, околотка, а отъ перуновъ государственной Власти, пользуясь безотвтственностью и безнаказанностью ея ближайшихъ представителей, оградиться ежемсячными данями. ‘Дадено’ — и длай, что хочешь. Хочешь — водкой торгуй, хочешь — притонъ держи, хочешь — краденое скупай, хочешь — фальшивыя ассигнаціи сбывай, хочешь — поджогами промышляй, а захотлось повеселиться — умыкай чужихъ женъ и дочерей, насилуй малолтнихъ,, ‘Нынче все можно’… Если дйствовать съ умомъ и хорошо давать — законъ не услышитъ. ‘Умный человкъ’ можетъ жить въ свое удовольствіе, даже ничего не давая или давая очень немного. Мы видли, напр., что урядникъ охальничалъ надъ двушкой не одинъ, а въ компаніи пріятелей и собутыльниковъ. Уряднику дана такая огромная власть, что его пріятели и собутыльники по деревцемъ и селамъ занимаютъ приблизительно такое же положеніе, какое подобаетъ въ губернаторскихъ резиденціяхъ помпадуршамъ, а въ столицахъ ‘людямъ случая’, Самому уряднику сватъ, кумъ или другъ-пріятель, — значитъ, дерзай… Это и до ‘обновленнаго строя’ было. А при ‘обновленномъ стро’ и вовсе стало свободно. Не надо ‘давать’ уряднику, не надо даже дружить съ нимъ, достаточно записаться въ ‘союзъ’, создать себ репутацію ‘патріота’ — и становись маленькимъ ‘Иліодоромъ’, длай, что хочешь, попирай законы, издвайся надъ протестами общества и не бойся офиціальной государственной власти,— наоборотъ, ея представители будутъ тебя бояться и не посмютъ тронуть, даже если ты учинишь надъ ними прямое надругательство. Конечно, — все будетъ сходить съ рукъ лишь до поры до времени. Но хулиганство, вдь, и не можетъ разсчитывать на долговчность. Пусть хоть день одинъ погулялъ, за то досыта натшился, При нормальныхъ условіяхъ, когда общественное мнніе бережно культивируется и уважается, какъ огромная творческая и вмст охранительная сила, явно разнузданный человкъ не долго погуляетъ и потщится. Но, вдь, это одно изъ огромныхъ бдствій Россіи, что общественное мнніе во внутренней государственной политик оцнивается совсмъ ненормально. До Цусимы этой силой просто пренебрегали или третировали ее. какъ не опаснаго врага. Затмъ она показала себя. Стало ясно, что общественное мнніе, дйствительно, сила, горы потрясать можетъ. Посл этого ее стали разсматривать, какъ врага опаснаго, страшнаго. И все столыпинское ‘успокоеніе’ фактически въ значительной мр сводится къ обостренной борьб противъ общественнаго мннія, къ старательному подрыву его авторитета. Одно изъ самыхъ крайнихъ проявленій этой попытки разрушить важнйшій устой культурнаго общества досталось какъ разъ на долю тхъ ‘сельскихъ мстностей’, гд теперь ищутъ ‘хулигановъ’. Появились всякаго рода люди, давно порвавшіе связь съ трудовымъ бытомъ деревни, и стали на законномъ основаніи, по нагло смяться надъ общественнымъ мнніемъ. Слишкомъ легко стало ‘плевать’ на него: ‘дай’ писарю, пойди къ земскому,— и теб отржутъ, что бы тамъ ни говорила вся деревня и вся Россія, лучшій кусокъ общественной земли. Отецъ пьяпица, устранившійся отъ хозяйства, которое ведутъ дти, очень просто и очень легко можетъ плевать на понятія о прав, о справедливости, на мнніе и мстнаго общества и всей страны,— укрпилъ за собою семейную, изъ рода въ родъ переходившую собственность и пропилъ…
Въ обществ, какъ и въ индивид, есть инстинктъ самосохраненія. Общество ‘нутромъ чувствуетъ’, что, если упразднить сдерживающую силу его коллективнаго суда, то все разсыплется, каждый станетъ самъ по себ, каждый сможетъ сказать: ‘до Бога высоко, до царя далеко, — что хочу, то и длаю’. Тогда настанетъ бытовая анархія и повальное братоубійство. ‘По мр возможности’ общество подчиняетъ желающихъ ‘плевать’ на его мнніе, а, если нельзя подчинить, воздйствуетъ. При отсутствіи позволительныхъ способовъ воздйствія, пускаются въ ходъ, какъ неизбжное зло, способы непозволительные,— свои средствія… Для каждаго отдльнаго человка это страшно скользкій путь. Малйшій неврный шагъ,— и человкъ катится по наклонной плоскости ‘на дно’, — въ земной адъ, гд мучаются тлесно и душевно вс разоренные, обездоленные, оступившіеся, потерявшіе себя. Въ этомъ аду и до Цусимы непропорціонально много было у насъ народа. При ‘обновленномъ стро’ онъ прямо-таки переполнился (число однихъ обезземеленныхъ увеличилось на добрый милліонъ). А попавшій на дно какъ бы ускользаетъ отъ сдерживающихъ началъ трудового быта. Что ему общественное мнніе? И ‘удъ государственной власти совсмъ перестаетъ быть страшнымъ, ибо жизнь ‘на дн’ такъ безнадежна, такъ полна моральнаго униженія и матеріальныхъ лишеній, что — ‘все равно’ терять нечего: живъ — ладно, завтра убьютъ или повсятъ,— будетъ, пожалуй, еще ладне, а ежели тюрьма, то тамъ, по крайности, каждый день пища. ‘На дн’ человкъ становится, такъ сказать, антиподомъ безотвтственнаго администратора, — если сдерживается, то по собственной иниціатив, ‘памятуя о Бог’. Но трудно это,— въ аду помнить о Бог. И вообще трудно, а теперь, кажется, въ самомъ воздух стопъ стоитъ отъ людодерства, нтъ отдыха отъ словъ: избили, изскли, испекли за живо, припекали папироской, раззорили, убили… Кажется, сверху не идетъ ничего такого, что могло бы воспитательно и ободряюще вліять на придавленнаго, впавшаго въ несчастье человка. Нтъ оттуда добрыхъ облагораживающихъ примровъ. А недобрымъ, побуждающимъ разнуздываться, рождающимъ и обостряющимъ злобныя, мстительныя чувства, — конца нтъ… Одни разнузданы нераціональнымъ порядкомъ отвтственности — отсюда идетъ линія хулиганства злостнаго,— врод злостнаго банкротства. Другіе разнузданы потому, что они жертвы этой нераціональности, выбиты ею изъ колеи, раззорены… Отсюда идетъ линія хулиганства несчастнаго. И возникаетъ оно не только вслдствіе матеріальнаго раззоренія и опустошенія. Есть опустошеніе боле тонкое.
Повторяя слова покойнаго Столыпина: ‘въ Россіи вс недовольны’, ‘Новое Время’ въ новогоднемъ политическомъ обзор длаетъ попытку объяснить общее недовольство ‘разнообразными проявленіями, повидимому, весьма распространеннаго административнаго произвола’ {1 января.}. Дло однако не въ одномъ лишь факт произвола. Положимъ, урядникъ раззорилъ обывателя. Не только для раззореннаго, но и для всхъ окружающихъ это тяжело, прежде всего, какъ неправда. Но самъ по себ фактъ произвола еще не доказательство, что нтъ правды. Пусть она далеко, пусть до нея трудно дойти. Но, пока теплится въ человк вра, что правда все-таки есть, — жить можно. Иное дло, когда на мсто этой вры является увренность, что, сколько ни ищи правды, а ничего, кром ‘ставки на сильныхъ’, афоризмовъ г. Меньшикова, благопристойности г. Пуришкевича и разныхъ другихъ столь же пріятныхъ вещей не найдешь. Тутъ возникаетъ уже не простое недовольство, а нчто боле сложное… Изстари и понын существуетъ группа бытовыхъ явленіи, опредляемыхъ формулой: ‘не пріемлю міра и его неправды’. Этотъ ручеекъ и при обыкновенной русской погод никогда не пересыхалъ у насъ,— не могъ пересохнуть. А, когда настала ныншняя чрезвычайная непогодь, къ нему устремились обильныя воды. И это нын не ручеекъ, даже не рка, — а, быть можетъ, цлое море. Не просто недовольны люди, а не пріемлютъ они ныншняго порядка и его неправды. Не только матеріально задваетъ онъ, не только тревожитъ совсть и оскорбляетъ честь, — онъ вселяетъ отчаяніе, ибо въ немъ люди не видятъ правды. Крайне симптоматично отмченная мною выше дтская игра ‘въ бунтъ’. Для кого же секретъ, что сейчасъ въ Россіи многое множество рядовыхъ обывателей живетъ надеждой на то, во что играютъ дти? Какъ бы ни относиться къ такой ‘вр’, но лучше ужь она, чмъ полное отчаяніе, совершенной бёзйй* дёжность. Если человкъ совсмъ ничего впереди не видитъ и не ждетъ, ТО Что же ему остается? Съ колокольни внизъ Головой? Или взять ножъ и ‘погулять’? Чего бояться, когда самая жизнь немила и ненужна? Съ какой стати человкъ будетъ прислушиваться къ общественному мннію, если онъ презираетъ самое общество за кажущуюся дряблость и безсиліе? И во имя чего ОНъ станетъ себя обуздывать? Создается такимъ образомъ источникъ хулиганства, также несчастнаго, но рождаемаго не матеріальными потерями, а тмъ, что сложившіяся общія условія убиваютъ вру въ правду, вселяютъ безнадежность и отчаяніе.
По аналогіи съ банкротствомъ — легко бы доказать, что аналогія тутъ не только вншняя — при существующихъ условіяхъ не можетъ не возникнуть хулиганство неосторожное, неосмотрительное. О деревенскихъ парняхъ говорятъ: такіе-то они И сякіе-то. Поскольку обвиненіямъ придаютъ огульный характеръ, онй, повторяю, несостоятельны. Но проходить безслдно ныншнія общія условій не могутъ. На очень многихъ, напримръ, площадная ругань нкоторыхъ благородныхъ господъ въ III Дум дйствовала, капъ видъ пьянаго илота. Но, конечно, не на всхъ… Господа въ Дум вонъ какъ ‘выражаются’,— почему же — можетъ сказать тотъ или иной деревенскій парень — и мн ‘не выражаться’? Урядникъ — первйшее лицо въ деревн и высшая власть — по пьяному длу учинилъ гнусность на двичьей кровати,— почему парень не можетъ этому примру подражать? Если разнузданный баринъ ‘поступилъ’ съ женою мужика, то почему другому мужику не поступить такъ же съ чужой женою, хотя бы и барыней? Я не считаю вполн правильнымъ ходячее мнніе объ особенной заразительности дурныхъ примровъ. Въ психологіи и соціальной жизни много значитъ законъ контрастовъ. Отъ родителей-пьяницъ не такъ ужь рдко происходятъ дти, возводящія трезвенность въ культ. Гнусности типичнаго хулигана прошлыхъ лтъ, едора Павловича Карамазова, внушаютъ вполн опредленныя чувства не только ‘праведному’ сыну Алешеньк, но и ‘разбойнику’ Митеньк. Пусть въ порядк подсознательномъ карамазовскіе примры дйствуютъ въ большей или меньшей мр растлвающе: они Дразнятъ зоологическое въ человк. Но, если человкъ достаточно сознателенъ, твердо различаетъ правую руку отъ лвой, — онъ не беззащитенъ. Однако не вс же сознательные. Есть и малосознательные. Есть и не умющіе отличить правой руки ОТЪ лвой,— способные видть въ дурномъ примр удаль, молодечество или одно изъ пріятныхъ правъ и привилегій ‘благороднаго званія’. Слишкомъ много теперь соблазнительнаго для ‘малыхъ сихъ’. И каждый такой соблазненный можетъ натворить большихъ бдъ, прежде чмъ жизнь образумитъ его. А чаще всего соблазненный спотыкается, падаетъ и гибнетъ, прежде чмъ ему станутъ понятны вразумляющіе уроки жизни.
Аморальность, господство противообщественныхъ, центробжныхъ въ соціальномъ смысл началъ,— таковы основныя свойства современныхъ намъ общихъ условій. Конечно, въ многообразныхъ направленіяхъ они вліяютъ на народную жизнь. Я старался отмтить лишь т линіи вліянія, которыя мн представляются наиболе существенными и кардинальными. Но, во всякомъ случа, при господств такихъ началъ не можетъ не возникнуть чрезмрнаго обилія центробжныхъ въ соціальномъ смысл поступковъ и явленій.

А. Петрищевъ.

‘Русское Богатство’, No 1, 1913

Петрищев Афанасий Борисович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Хроника внутренней жизни, Петрищев Афанасий Борисович, Год: 1912
  2. Хроника внутренней жизни, Петрищев Афанасий Борисович, Год: 1913
  3. Хроника внутренней жизни, Петрищев Афанасий Борисович, Год: 1911
  4. Надгробное, Петрищев Афанасий Борисович, Год: 1912
  5. Хроника внутренней жизни, Петрищев Афанасий Борисович, Год: 1912
  6. Хроника внутренней жизни, Петрищев Афанасий Борисович, Год: 1912
  7. Без фиговых прикрытий, Петрищев Афанасий Борисович, Год: 1912
  8. Хроника внутренней жизни, Петрищев Афанасий Борисович, Год: 1913
Электронная библиотека