Гораціо Спаркинсъ.
Гораціо Спаркинсъ.
Скиццы (Sketches) Чарльза Диккенса
‘Современникъ’, приложенія къ No 11, 1851
Горацио Спаркинс, Диккенс Чарльз, Год: 1851
Время на прочтение: 18 минут(ы)
— Послушай, душа моя, въ послднемъ собраніи въ клуб я замтила, что онъ очень внимателенъ къ Терез, говорила мистриссъ Малдертонъ, обращаясь къ своему супругу, который, посл дневныхъ трудовъ своихъ въ Сити, сидлъ со стаканомъ портвейна передъ каминомъ, положивъ ноги на ршотку и прикрывъ голову шолковымь носовымъ платкомъ: — даже очень былъ внимателенъ, и я опять-таки скажу, что къ нему нужно быть какъ можно снисходительне. Его непремнно должно пригласить сюда къ обду.
— Кого же это? спросилъ мистеръ Малдертонъ.
— Помилуй, другъ мой, неужели ты не знаешь, про кого я говорю? про молодого человка, съ черными бакенбардами и въ бломъ галстух, который только что вступилъ въ наше собраніе, и о которомъ теперь говорятъ вс двицы. Ну, вотъ такой еще молодой…. Ахъ, Боже мой, какъ бишь его зовутъ? — Маріанна, какъ его зовутъ? продолжала мистриссъ Малдертонъ, обращаясь къ младшей дочери, которая вязала кошелекъ и старалась казаться сантиментальною.
— Мистеръ Гораціо Спаркинсъ, отвчала миссъ Маріанна, съ глубокимъ вздохомъ.
— Ахъ, да! теперь я помню: дйствительно, Гораціо Спаркинсъ, сказала мистриссъ Малдертонъ. — Признаюсь, я еще ни разу не встрчала такого молодого джентльмена. Въ прекрасномъ своемъ фрак онъ похожъ былъ на…. на….
— На принца Леопольда, ма! столько благородства, столько чувства! подсказала миссъ Маріанна, голосомъ, въ которомъ выражалось изступленное восхищеніе.
— Вспомни, мой другъ, сказала мистриссъ Малдертонъ: — вдь Терез теперь двадцать-восемь лтъ, — а это весьма важное обстоятельство, согласись, что нужно же наконецъ принимать какія нибудь мры.
Миссъ Тереза Малдертонъ была небольшая, довольно полная, съ розовыми щочками двица, она имла добрый нравъ, но, несмотря на то, судьба обходила ее, хотя надобно отдать ей справедливость, несчастіе происходило не отъ недостатка постоянства съ ея стороны. Тщотно старалась она кокетничать десять лтъ сряду, тщетно мистеръ и мистриссъ Малдертонъ старались поддерживать обширное знакомство между молодыми, выгодными холостяками Камбервелла и даже Вандсворта: счастіе, какъ будто въ насмшку, убгало отъ прекрасной миссъ Малдертонъ.
— Я вполн уврена, что ты полюбишь его, продолжала мистриссъ Малдертонъ.— Онъ такой милый, любезный, благородный человкъ!
— И какой умница! сказала миссъ Маріанна.
— И какъ говоритъ очаровательно! прибавила миссъ Тереза.
— Онъ очень уважаетъ тебя, мой другъ, сказала мистриссъ Малдертонъ своему супругу, самымъ откровеннымъ тономъ.
Мистеръ Малдертонъ прокашлялся и посмотрлъ на огонь.
— И мн кажется, что ему очень пріятно находиться въ обществ папа, сказала миссъ Маріанна.
— Безъ сомннія, отозвалась миссъ Тереза.
— Онъ самъ откровенно признался мн въ этомъ, замтила мистриссъ Малдертонъ.
— Ну, хорошо, хорошо, возразилъ мистеръ Малдертонъ, съ самодовольнымъ видомъ: — если увижу его завтра въ собраніи, то, можетъ быть, и приглашу къ себ. Вроятно, онъ знаетъ, что мы живемъ въ Дубовой Хижин, въ Камбервелл?
— Конечно, знаетъ! знаетъ такъ же, что ты держишь экипажъ.
— Посмотримъ, сказалъ мистеръ Малдертонъ, собираясь заснуть: — посмотримъ.
Мистеръ Малдертонъ былъ человкъ, котораго вс понятія ограничивались газетою ‘Ллойдъ’, Биржей, Индйской Компаніей и Банкомъ. Нсколько удачныхъ спекуляцій возвысили его изъ неизвстности и бдности. Вмст съ увеличеніемъ средствъ къ существованію понятія о самомъ себ и о своемъ семейств принимали въ его ум весьма обширные размры, какъ и всегда кто бываетъ при подобныхъ случаяхъ. Въ подражаніе высшему кругу общества, они предавались требованіямъ моды, вкуса и другихъ дурачествъ и обнаруживали приличный ужасъ ко всему, что только имло хотя бы приблизительное сходство съ низкимъ. Онъ былъ гостепріименъ изъ тщеславія, непросвщенъ отъ невжества и глупъ отъ высокомрія. Эгоизмъ и желаніе выказать себя заставляли его держать превосходный столъ, а превосходный столъ привлекалъ къ нему множество гостей. За столомъ у себя онъ любилъ видть умныхъ людей, или людей, которыхъ он считалъ за умныхъ, но не терплъ такъ называемыхъ ‘острыхъ малыхъ’. Вроятно, онъ питалъ къ острякамъ непріязненное чувство въ угоду двумъ своимъ сыновьямъ, который въ этомъ отношеніи не приводили въ затрудненіе своего почтеннаго родителя. Семейство его непремнно старалось длать знакомства и связи въ сфер высшей противъ той, въ которой они сами обращались, и однимъ изъ неизбжныхъ слдствій этого желанія, а также и совершеннаго незнанія свта за предлами собственнаго ихъ маленькаго кружка, было то, что всякій, кто только имлъ хотя малйшее притязаніе на знакомство съ людьми высшаго сословія, имлъ врный доступъ къ столу въ Дубовой Хижин, въ Камбервелл.
Появленіе мистера Гораціо Спаркинса въ клуб произвело величайшее удивленіе и любопытство между постоянными его постителями. ‘Кто бы онъ былъ такой? — Поведеніе его чрезвычайно скромное, и на лиц его отражается грусть.— Ужь не пасторъ ли онъ? Нтъ, онъ танцуетъ прекрасно. — Не адвокатъ ли? — Никто не называлъ его. Онъ любилъ много говорить, и при этомъ употреблялъ самыя отборныя слова. — Не знаменитый ли иностранецъ, который пріхалъ описывать Англію, ея нравы и обычаи, и который посщаетъ лондонскіе балы и обды, чтобъ познакомиться съ жизнью высшаго общества, съ просвщеннымъ этикетомъ и утонченностью англичанъ? Нтъ, произношеніе его не показываетъ въ немъ иностранца. — Не докторъ ли онъ? не сотрудникъ ли журналовъ? не-писатель ли модныхъ романовъ? не артистъ ли? Нтъ!’ На каждую изъ этихъ догадокъ встрчалось какое нибудь опроверженіе. ‘Поэтому — говорилъ каждый — онъ долженъ быть нкто.’ — ‘И я тоже думаю, что онъ долженъ быть нѣ,кто — разсуждалъ самъ съ собою мистеръ Малдертонъ — потому что онъ замчаетъ наше превосходство надъ другими и чрезвычайно внимателенъ къ намъ.’
Слдующій посл описаннаго нами разговора вечеръ былъ ‘вечеръ собранія’. Къ девяти часамъ къ дверямъ Дубовой Хижины приказано было явиться экипажу. Миссъ Малдертоны одты были въ атласъ небесно-голубого цвта, украшенныя искусственными цвтами, а мистриссъ Малдертонъ, одтая въ такое же платье и съ тми же орнаментами, при своей полнот, похожа была, выражаясь математически, на старшую дочь, умноженную на два. Мистеръ Фредерикъ Малдертонъ, старшій сынъ, въ полномъ парадномъ костюм, представлялъ изъ себя beau ideal расторопнаго лакея, а мистеръ Томасъ Малдертонъ, младшій, въ бломъ шелкомъ платк, въ синемъ фрак съ блестящими пуговицами, и съ красной цпочкой, имлъ удивительное сходство съ портретомъ интереснаго, хотя нсколько безумнаго молодого джентльмена, извстнаго въ Англіи подъ именемъ Джоржа Барнвелла. Каждый членъ семейства приготовился познакомиться съ Гораціо Спаркинсомъ. Миссъ Терез предстояло быть какъ можно любезне и интересне, — словомъ сказать, вести себя какъ слдуетъ барышн въ двадцать-восемь лтъ для пріобртенія себ супруга, мистриссъ Малдертонъ должна обратиться въ одобрительныя улыбки, миссъ Маріанн нужно будетъ попросить стиховъ для альбома, мистеръ Малдертонъ окажетъ снисхожденіе знаменитому незнакомцу, пригласивъ его къ обду, а Томъ намревался узнать, какъ далеко простираются свднія мистера Гораціо Спаркинса касательно самыхъ интересныхъ предметовъ разговора, а именно: сигаръ и нюхательнаго табаку. Даже самъ мистеръ Фредерикъ Малдертонъ — авторитетъ всего семейства, когда дло шло о мод, вкус и фэшіонэбльныхъ распоряженіяхъ, — который занималъ отдльную квартиру въ ‘Вестъ-Энд’, который имлъ свободный входъ въ Коветнгарденскій театръ, который во время сезона здилъ въ загородныя мста два раза въ недлю, и который имлъ задушевнаго пріятеля, знакомаго съ джентльменомъ, проживавшимъ нкогда въ Албани, — даже мистеръ Фредерикъ Малдертонъ ршился быть для мистера Гораціо Спаркинса ‘до-нельзя славнымъ, малымъ’, и оказать ему честь, вызвавъ его сразиться на бильярд.
При вход на балъ, первый предметъ, встртившій безпокойные взоры пожираемаго нетерпніемъ семейства, былъ интересный Гораціо. Онъ задумчиво сделъ на стул, волоса его были зачесаны на затылокъ, а глаза устремлены въ потолокъ.
— Посмотри, душа моя, вонъ онъ сидитъ, съ безпокойствомъ прошептала мистриссъ Малдертонъ мистеру Малдертону.
— Какъ онъ похожъ за лорда Байрона! пробормотала миссъ Тереза.
— Мн кажется, онъ боле похожъ на Монтгомери! прошептала миссъ Маріанна.
— Боле всего на портретъ капитана Росса! подсказалъ Томъ.
— Томъ, пожалуста не будь осломъ! сказалъ отецъ семейства, который озадачивалъ его при каждомъ случа, — вроятно, подъ вліяніемъ опасенія, чтобъ изъ него не сдлался ‘острый малый’, что, мимоходомъ сказать, было совершенно не нужно.
Неподражаемый Спаркинсъ сохранялъ свое положеніе съ удивительнымъ эффектомъ, въ то время, какъ семейство Малдертоновъ проходило черезъ залу. Посл того онъ быстро вскочилъ съ мста, весьма натурально выражая на лиц своемъ восторгъ и изумленіе, приблизился къ мистриссъ Малдертонъ съ невыразимымъ радушіемъ, привтствовалъ молодыь двицъ самымъ очаровательнымъ образомъ, поклонился и пожалъ руку мистеру Малдертону съ безпредльнымъ уваженіемъ, отвтилъ на привтствіе двухъ молодыхъ джентльменовъ съ полу-довольнымъ, съ полупокровительнымъ видомъ, а это вполн убдило ихъ, что мистеръ Гораціо Спаркинсъ особа весьма важная и вмст съ тмъ снисходительная.
— Mиссъ Малдертонъ, сказалъ Гораціо, посл обычныхъ привтствій и кланяясь очень низко: — могу ли я льстить себя дерзкою надеждою, что вы позволите мн имть удовольствіе…
— Кажется, что я еще не ангажирована, сказала миссъ Тереза, съ ужаснымъ подражаніемъ равнодушію: — впрочемъ… дйствительно…. такъ много…
Гораціо казался такимъ плнительно-жалкимъ, какъ Гамлетъ, когда ему попала подъ ноги померанцовая корка.
— Я поставлю себ за особенное счастіе, сказала наконецъ интересная Тереза, съ глупой улыбкой, и лицо Гораціо просвтлло какъ пуховая шляпа подъ проливнымъ дождемъ.
— Какой прекрасный молодой человкъ! сказала весьма довольная мистриссъ Малдертонъ, въ то время, какъ любезный Спаркинсъ и его дама становились въ кругъ образовавшейся кадрили.
— У него чрезвычайно милое обращеніе, сказалъ мистеръ Фредерикъ.
— Чудный малый! возразилъ Томъ, всегда готовый кстати и не кстати вмшаться въ разговоръ: — говоритъ точь-въ-точь какъ аукціонистъ.
— Томъ! весьма серьёзно сказалъ его отецъ: — кажется, я уже сказалъ теб, чтобы ты не былъ дуракомъ!…
При этихъ словахъ на лиц Тома отразилось такое удовольствіе, какое показываетъ башенный флюгеръ при пасмурной погод.
— Какъ восхитительно! сказалъ своей дам плнительный Гораціо, прогуливаясь съ ней во зал посл окончанія кадрили: — какъ восхитительно, какъ отрадно оторваться иногда, хотя бы даже на самые кратчайшіе, мимолетные моменты, отъ мрачныхъ бурь, треволненія и превратностей жизни и провести эти моменты, несмотря на всю кратковременность ихъ, въ очаровательномъ, упоительномъ обществ особы, которой суровый взглядъ — смертный приговоръ, которой холодность довела бы до безумія, которой измна была бы гибелью, которой постоянство было бы блаженствомъ, пріобртеніе любви которой было бы драгоцннйшей и лучезарной наградой изъ всхъ, какими только Небо можетъ надлять человка!
‘Сколько чувства въ словахъ его! сколько души!’ подумала миссъ Тереза и еще тяжеле опустилась на руку своего спутника.
— Но довольно, довольно! воскликнулъ краснорчивый Спаркинсъ, съ театральнымъ видомъ.— Къ чему я сказалъ это? къ чему я… къ чему выражать подобныя мннія? Миссъ Малдертонъ…. (и Спаркинсъ вдругъ остановился)…. могу ли я надяться предложить смиренную дань….
— Ахъ, извините, мистеръ Спаркинсъ! прорвала восхищенная Тереза, и лицо ея зарумянилось въ самомъ плнительномъ смущеніи.— Въ этомъ случа я должна просить васъ обратиться къ моему папа. Безъ его согласія я никогда не осмлюсь….
— Но я увренъ, что какъ папа не станетъ противиться….
— Конечно! я не думаю! Но вы еще не знаете его, прервала миссъ Тереза, очень хорошо зная, что съ этой стороны св нечего бояться, но желая, чтобы дальнйшее объясненіе было похоже на сцену изъ какого нибудь чувствительнаго романа.
— Вроятно, вашъ папа не прочь отъ-того, чтобы я предложилъ вамъ стаканъ негуса, съ нкоторымъ изумленіемъ возразилъ достойный обожанія Спаркинсъ.
‘Только-то? — сказала про себя обманутая въ ожиданіяхъ Тереза. — Стояло ли длать такое длинное вступленіе для подобныхъ пустяковъ!’
— Я поставилъ бы себ за величайшее удовольствіе, сэръ, видть васъ у себя на обдомъ въ Дубовой Хижин, въ Камбервелл, въ будущее воскресенье, въ пять часовъ, если только вы не получили еще лучшаго приглашенія, сказанъ мистеръ Малдертонъ при заключеніи вечера, въ то время, какъ онъ и сыновья его разговаривали съ мистеромъ Спаркинсомъ.
Гораціо поклономъ выразилъ свою признательность и принялъ лестное предложеніе.
— Должно признаться вамъ, сказалъ маневрирующій отецъ, предлагая табакерку новому знакомцу: — что я и вполовину не отдамъ преимущества этимъ собраніямъ предъ комфортомъ — я сказалъ бы даже: предъ нгой — Дубовой Хижины: для пожилого человка они не имютъ никакихъ прелестей.
— Что же посл этого человкъ, скажите мн? сказалъ метафизикъ Спаркинсъ. — Что же такое человкъ? говорю я.
— Весьма справедливо, сказалъ мистеръ Малдертонъ:— весьма справедливо.
— Намъ извстно, что мы существуемъ и дышимъ воздухомъ, которыя окружаетъ васъ, продолжалъ Гораціо: — что каждый изъ насъ иметъ свои недостатки и желанія, свои лишенія и прихоти….
— Конечно, конечно, сказалъ мастеръ Фредерикъ Малдертонъ, съ глубокомысленнымъ видомъ.
— Я говорю, вамъ извстно, что мы существуемъ, повторилъ Гораціо, возвышая свои голосъ: — и потомъ существованіе наше вдругъ прекращается, мы достигаемъ конца нашей учености, достигаемъ причины вашихъ душевныхъ стремленій, достигаемъ конца концовъ. Что же еще боле извстно вамъ?
— Ничего, отвчалъ мистеръ Фредерикъ, и въ этомъ отношеніи никто другой не нашелся бы лучше отвтить.
Въ свою очередь и Томъ хотлъ возразить что-то, но, къ счастію для своей репутаціи, онъ встртился съ суровыми взорами родителя и отступилъ какъ школьникъ, уличенный въ воровств.
— Клянусь честью, говорилъ мистеръ Малдертонъ старшій, возвращаясь вмст съ прочими домой: — что мистеръ Спаркинсъ удивительный молодой человкъ! Какая изумительная ученость! какія необыкновенныя свднія! и какой отличный у него способъ изъясняться!
— Мн кажется, что это кто нибудь переодтый, сказала миссъ Маріанна. — Какъ очаровательно романтиченъ онъ!
— Онъ говоритъ очень громко и пріятно, робко замтилъ Томъ: — но и ршительно не понимаю, что онъ выражаетъ своими словами.
— Я почти начинаю отчаиваться въ твоихъ понятіяхъ, Томъ! сказалъ отецъ, который, благодаря разговору съ мистеромъ Гораціо Спаркинсомъ, очень много просвтился.
— Мн чрезвычайно удивительно, Томъ, сказала миссъ Тереза: — что въ теченіе вечера ты какъ будто нарочно старался быть смшнымъ.
— Безъ сомннія…. конечно! закричали вс въ одинъ голосъ, и несчастный Томъ съежился и замолчалъ.
Въ тотъ вечеръ мистеръ и мистриссъ Малдертоны держали длинный разговоръ касательно блестящихъ надеждъ и будущаго благополучія своей дочери. Миссъ Тереза отправилась въ постель, размышляя о томъ, что въ случа если она приметъ вмст съ бракомъ высокій титулъ, то будетъ ли прилично продолжать знакомство съ ея теперешними подругами, — и въ теченіе цлой ночи ея свились переодтые нобльмены, великолпные балы, страусовые перья, свадебные подарки и Гораціо Спаркинсъ.
Съ наступленіемъ воскресенья все вниманіе мистриссъ Малдертонъ и ея дочерей занято было въ теченіе цлаго утра разршеніемъ догадокъ касательно экипажа, въ которомъ нетерпливо ожидаемый Гораціо Спаркинсъ прідетъ: возьметъ ли онъ кабріолетъ? не оказываетъ ли онъ особеннаго покровительства дилижансамъ? или не вздумаетъ ли пріхать верхомъ?
— Клянусь теб, душа моя, предосадная будетъ вещь, если этотъ вульгарный брать твой вздумаетъ сегодня навязаться къ вамъ на обдъ, сказалъ мистеръ Малдертонъ своей жен. — По случаю прізда мистера Спаркинса, я нарочно кром Фламвела никого не приглашалъ. Подумать только, что братъ твой — лавочникъ — о! это невыносимо. Я не хочу слышать, чтобы онъ упомянулъ передъ нашимъ новымъ гостемъ о своея лавк…. нтъ, нтъ, ни за тысячу фунтовъ! Все бы еще ничего, еслибъ только у него достало смысла скрывать позоръ, которыя онъ наноситъ всей нашей фамиліи, но онъ адски любитъ говорить про свое ремесло и непремнно добиться до того, чтобы узнали, что онъ такой.
Мистеръ Джакобъ Бартонъ, про котораго шла рчь, былъ зажиточный лавочникъ, до такой степени необразованъ и до такой степени простъ, что дйствительно, не красня, признавался въ своемъ ремесл. Онъ пріобрлъ состояніе этимъ ремесломъ и вовсе не считалъ его неприличнымъ.
— Ахъ, Фламвелъ, мой другъ, какъ ты поживаешь? сказалъ мистеръ Малдертонъ, въ то время, какъ невысокій джентльменъ, въ зеленыхъ очкахъ, вошелъ въ гостиную. — Получилъ ли ты мою записку?
— Получилъ, и, какъ видите, вслдствіе вашей записки, я передъ вами на лицо.
— Ты вдь знаешь все и всякаго: но скажи-ка мн, знаешь ли ты хоть по имени мистера Спаркинса?
Мистеръ Фламвелъ принадлежалъ къ разряду джентльменовъ съ весьма обширными свдніями, — джентльменовъ, которые случайно встрчаются въ обществ и показываютъ видъ, что знаютъ всхъ кого вамъ угодно, но которые, безъ всякаго сомннія, не знаютъ никого и ничего. Въ дом Малдертона гд всмъ разсказавъ о людяхъ высшаго общества врили на-слово, Фламвелъ былъ первымъ фаворитомъ. Зная классъ народа, съ которымъ приходилось имть сношенія, онъ до безпредльности простиралъ права свои на знакомство со всми. Фламвелъ какъ-то особенно искусно умлъ высказывать ложь, соблюдая при подобныхъ случаяхъ видъ самоотверженія, какъ будто затмъ собственно, чтобъ его не сочли эгоистомъ.
— Нтъ, не скажу, чтобы мн знакомо было это имя, возразилъ Фламвелъ тихимъ голосомъ и съ такимъ выраженіемъ, какъ будто дло было безпредльно важное.— Но при всемъ томъ, мн кажется, что я знаю его. Скажите, онъ высокаго роста?
— Нтъ, средняго, сказала миссъ Террза.
— Съ черными волосами? спросилъ Фламвелъ, стараясь отгадать во что бы то ни стало.
— Да, у него черные волосы, подтвердила миссъ Тереза.
— Съ немного горбоватымъ носомъ?
— О, нтъ, сказала Тереза: — у него самый правильный римскій носъ!
— Ну да! вдь я и хотлъ сказать, что у него римскій носъ, подтвердилъ Фламвелъ. — И не правда ли, что онъ самый свтскій молодой человкъ?
— Правда ваша, правда.
— Съ весьма любезнымъ, привлекательнымъ обращеніемъ?
— О да, да! въ одинъ голосъ сказало все семейство. — Вы непремнно должны знать его.
— Я такъ и думалъ, что ты знаешь его! торжественно воскликнулъ мистеръ Малдертонъ. — Какъ же ты думаешь, кто онъ такой?
— Судя по вашему описанію, сказалъ Фламвелъ, углубляясь въ размышленія и понижая голосъ свой почти до шопота: — онъ иметъ удивительное сходство съ высокопочтеннйшимъ Огустусомъ-Фицъ-Эдвардомъ-Фицъ-Джономъ-Фицъ-Осборномъ. Это чрезвычайно талантливый молодой человкъ, но только немного эксцентриченъ. Весьма вроятно, что для какой нибудь цли онъ перемнилъ свое имя.
Сердце миссъ Терезы забило сильную тревогу. Могла ли она ожидать, чтобы это былъ высокопочтеннйшій Огусгусъ-Фицъ-Эдвардъ-Фицъ-Джонъ-Фицъ-Осборнъ! Какое чудное имя будетъ красоваться за двухъ лакированныхъ карточкахъ, связанныхъ вмст блой атласной ленточкой! ‘Высокопочтеннйшая мистриссъ Огустусъ-Фицъ-Эдвардъ-Фицъ-Джонъ-Фицъ-Осборнъ!’ Мысль была восхитительная.
— Однако, безъ пяти минутъ пять часовъ, сказалъ мистеръ Maлдертонъ, взглянувъ на свои часы: — я не думаю, чтобы онъ~обманулъ насъ.
— А вотъ и онъ! воскликнула миссъ Тереза, въ то время, какъ кто-то сильно ударилъ два раза въ уличныя двери.
Каждый изъ присутствующихъ старался показать видъ (какъ и всегда это длается при ожиданіи гостя), что вовсе не знаетъ о приближеніи ожидаемой особы.
Дверь гостиной отворялась.
— Мистеръ Бартонъ! сказалъ лакей.
— Несносный человкъ! пробормоталъ Малдертонъ. — Ахъ, любезный другъ, здоровъ ли ты? что новенькаго?
— Пока еще нтъ ничего, простодушно возразилъ лавочникъ.— Ровно нтъ ничего. Ршительно не знаю ничего. Ну, что, какъ поживаютъ двицы и молодцы? Мистеръ Фламвелъ! сэръ, очень радъ видть васъ.
— А вотъ и мистеръ Спаркинсъ, сказалъ Томъ, который все это время пристально глядлъ въ окно: — и на какой огромной черной лошади!
И дйствительно, предъ окнами дома мистера Малдертона красовался мистеръ Гораціо Спаркинсъ на огромной черной лошади. Посл продолжительныхъ поддергиваній и натягиваній за узду, съ обыкновенными акомпанементами фырканья и брыканья, животное согласилось наконецъ остановиться шагахъ во ста отъ воротъ, гд мистеръ Спаркинсъ спшился и поручилъ лошадь попеченію грума мистера Малдертона. Церемоніялъ представленія совершонъ былъ по надлежащей форм. Мистеръ Фламвелъ поглядывалъ сквозь зеленыя очки на Гораціо Спаркинса, съ видомъ таинственной важности, между тмъ какъ Гораціо бросалъ невыразимые взгляды на Терезу, которая, въ свою очередь, старалась казаться непостижимою.
— Дйствительно ли это высокопочтеннйшій мистеръ Огустусъ…. какъ вы тамъ называли его? шопотомъ спрашивала мистриссъ Малдертонъ Фламвела, въ то время, какъ онъ повелъ ее къ обду.
— О нтъ…. этого нельзя сказать, возразилъ знаменитый авторитетъ: — совсмъ это не онъ.
— Такъ кто же онъ наконецъ?
— Тс! тише! сказалъ Фламвелъ, съ важнымъ видомъ кивая головой, какъ будто поясняя этимъ, что онъ зналъ его очень хорошо, во что нкоторыя весьма основательныя причины не позволили ему открыть важную тайну: легко могло случиться, что въ особ мистера Спаркинса былъ одинъ изъ государственныхъ министровъ, который лично хочетъ познакомиться съ видами и желаніями народа.
— Мистеръ Спаркнисъ, сказала восхищенная мистриссъ Малдертонъ: — не угодно ли вамъ ссть между двицами?… Джонъ! поставь для джентльмена стулъ между миссъ Терезой и миссъ Маріанной.
Слова эти относились къ человку, который при обыкновенныхъ случаяхъ исправлялъ должность полу-конюха, полу-садовника, но на этотъ разъ, чтобы произвести впечатлніе на мистера Спаркинса гораздо сильне, одли его въ блый галстухъ и башмаки, приладили, принарядили и заставили дйствовать въ качеств камердинера.
Обдъ былъ превосходенъ, Гораціо оказывалъ величайшее вниманіе миссъ Терез, и вообще вс чувствовали себя въ самомъ пріятномъ расположеніи духа, исключая мистера Малдертона, который, зная за своимъ родственникомъ, мистеромъ Бартономъ, извстный недостатокъ, испытывалъ то мучительное состояніе души своей, которое, какъ выражаются журналы, ‘гораздо легче вообразить, нежели описать’.
— Ну что, Фламвелъ, давно ли ты видлъ своего друга, сэра Томаса Ноланда? спросилъ мистеръ Малдертонъ, бросая косвенный взглядъ на Гораціо, чтобъ увидть, какое дйствіе произведетъ на него имя упоминаемой особы.
— Нельзя сказать, чтобы недавно, а вотъ третьяго дня такъ я видлъ лорда Гоблтона.
— Надюсь, что его превосходительство здоровъ? сказалъ Малдертонъ съ величайшимъ участіемъ.
Едва ли нужно говорить, что до этой минуты мистеръ Малдертонъ вовсе не зналъ о существованія подобной особы.
— Слава Богу, онъ совершенно здоровъ. Прекрасный человкъ этотъ лордъ! я встртилъ его въ Сити и долго разговаривалъ съ нимъ: вдь я въ довольно короткихъ сношеніяхъ съ нимъ. Я не сталъ бы такъ долго разговаривать, еслибъ у меня не было къ тому желанія, — и тмъ боле не сталъ бы, что торопился въ кто время къ одному банкиру, очень богатому человку, члену Парламента, съ которымъ я также очень коротко знакомъ.
— А! я знаю про кого ты говоришь, сказалъ хозяинъ дома, хотя въ дйствительности столько же зналъ о сущности дла, сколько и самъ Фламвелъ.
— Онъ ведетъ славную торговлю.
Предметъ разговора сдлался самымъ опаснымъ для Малдертона.
— Вотъ кстати заговорили о торговл, возразилъ мистеръ Бартонъ изъ средины стола. — Джентльменъ, съ которымъ ты, Малдертонъ, былъ очень хорошо знакомъ, пока еще не удалась теб первая счастливая спекуляція, зашелъ какъ-то разъ въ мою лавку….
— Сдлай одолженіе, Бартонъ, передай мн картофель, прервалъ несчастный хозяинъ дома, стараясь уничтожить разсказъ въ самомъ зародыш.
— Изволь, отвчалъ лавочникъ, вовсе не помышляя о намреніи своего родственника: — да, такъ этотъ джентльменъ зашелъ во мн въ лавку и просто-на-просто сказалъ….
— Передай мн, пожалуста, цвтной картофель, снова прервалъ Малдертонъ, опасаясь окончанія анекдота и страшась повторенія слова ‘лавка’.
— И сказалъ мн просто-на-просто, продолжалъ откровенный Бартонъ, передавъ картофель: — ‘ну, что, какъ идетъ твоя торговля?’ — Ничего, отвчалъ я шутливо — вдь вамъ извстна моя манера — ничего, говорю я, торговли я не обременяю, да надюсь, что и она не обременитъ меня. Ха, ха, ха!
— Мистеръ Спаркинсъ, сказалъ хозяинъ, тщетно стараясь скрыть свое смущеніе: — не угодно ли вамъ выпить со мной рюмку вина?
— Съ величайшимъ удовольствіемъ, сэръ!
— Очень радъ васъ видть за моимъ столомъ.
— Благодарю васъ.
— Въ прошедшій разъ, снова началъ хозяинъ, обращаясь къ Гораціо, частію съ той цлью, чтобы выказать передъ собраніемъ талантливость своего новаго знакомца, а частію и для того, чтобы прекратить дальнйшіе разсказы лавочника: — въ прошедшій разъ мы разговорились съ вами о человческой натур. Ваше доказательство произвело на меня весьма сильное впечатлніе.
— И на меня тоже, сказалъ мистеръ Фредерикъ.
Гораціо граціозно наклонилъ свою голову.
— Мистеръ Спаркинсъ, скажите намъ пожалуйста, какого вы мннія о женщинахъ? спросила мистриссъ Малдертонъ.
Двицы улыбнулись.
— Мужчина, отвчалъ Гораціо: — мужчина, переходитъ ли онъ свтлыя, веселыя, цвтистыя равнины второго эдема, или безплодныя, пустынныя и, даже можно сказать, весьма обыкновенныя страны, къ которымъ мы обречены пріучить себя въ ныншнія времена, — мужчина, говорю я, при какихъ бы ты ни было обстоятельствахъ и въ какомъ бы то ни было мст, придется ли ему выносить сильныя бури холоднаго пояса, или сгарать подъ палящими лучами тропическаго солнца, — мужчина безъ женщины всегда былъ бы одинокимъ созданіемъ.
— Мн весьма пріятно слышать, мистеръ Спаркинсъ, что вы имете такое благородное понятіе о женщинахъ, сказала мистриссъ Малдертонъ.
— И мн тоже, присовокупила миссъ Тереза.
Гораціо взорами выразилъ свои восторгъ, а молодая лэди раскраснлась какъ піонъ въ полномъ своемъ цвт.
— Теперь послушайте, я вамъ скажу свое мнніе, заговорилъ мистеръ Бартонъ.
— Я заране знаю, что ты хочешь сказать, возразилъ Малдертонъ, ршившійся отнять у Бартона всякую возможность вмшиваться въ разговоръ: — и заране говорю, что я несогласенъ съ твоимъ мнніемъ
— Какъ! почему? воскликнулъ изумленный лавочникъ.
— Мн очень жаль, Бартонъ, что я не могу согласиться съ тобой, сказалъ хозяинъ дома ршительнымъ тономъ, какъ будто онъ и въ самомъ дл опровергалъ мнніе, которое не было еще изложено Бартономъ. — Я ршительно не могу согласиться съ тмъ, что считаю чудовищнымъ предположеніемъ.
— Но вдь я хотлъ сказать.. .
— Ты никогда не убдишь меня, сказалъ Малдертонъ, съ видомъ упорной ршимости: — никогда!
— А я, сказалъ мистеръ Фредерикъ, поддерживая нападеніе своего отца: — не могу вполн согласиться съ доказательствами мистера Спаркинса.
— Почему же? возразилъ Гораціо, и, замтивъ, что женская часть семейства слушала его съ особеннымъ восхищеніемъ, онъ еще сильне углубился въ метафизику и придумывалъ новыя доказательства. — Скажите мн, неужели дйствіе есть слдствіе причины? или неужели причина есть предшественница дйствія?
— Вотъ это такъ, сказалъ Фламвелъ подтвердительнымъ тономъ.
— Безъ сомннія, сказалъ мистеръ Малдертонъ.
— Потому что, если дйствіе есть слдствіе причины, и если причина предшествуетъ дйствію, то, мн кажется, вы ршительно находитесь въ заблужденіи, присовокупилъ Гораціо.
— Ршительно, повторилъ Фламвелъ.
— По крайней мр мн кажется, что это точный и логическій выводъ, сказалъ Спаркинсъ вопросительнымъ тономъ.
— Это такъ, безъ сомннія, снова пробормоталъ Фламвелъ. — Это совершенно разъясняетъ дло.
— Да, кажется, что такъ, сказалъ мистеръ Фредерикъ: — странно, что я не замчалъ этого прежде.
— Какъ удивительно уменъ! шептала мистриссъ Малдертонъ своимъ дочерямъ, удаляясь съ ними въ гостиную.
— Ахъ, мама, онъ просто душа общества! сказали об молодыя лэди. — Онъ говоритъ точно какъ второй Пэламъ. Должно быть, онъ очень многое видлъ въ жизни.
Когда джентльмены остались одни, наступило молчаніе, въ теченіе котораго каждыя казался чрезвычайно серьёзнымъ, какъ будто глубокое значеніе предъидущаго диспута совершенно занимало ихъ умы. Фламвелъ, ршившись узнать во что бы то ни стало кто и что такое былъ мистеръ Гораціо Спаркинсъ, первый нарушилъ молчаніе.
— Извините меня, сэръ, сказалъ онъ: — мн кажется, что вы готовились быть адвокатомъ? Когда-то и я думалъ посвятить себя изученію нашихъ законовъ, — впрочемъ, у меня и теперь еще есть искренніе друзья, которые служатъ лучшимъ украшеніемъ этого отличнаго общества.
— О, нтъ, нтъ! отвчалъ Гораціо съ нкоторымъ замшательствомъ: — я не имлъ къ этому ни малйшаго призванія.
— Однако, вы очень долго обращались между шолковыми мантіями, или я ршительно ошибаюсь? спросилъ Фламвелъ.
— Почти всю мою жизнь, возразилъ Спаркинсъ.
Вопросъ такимъ образомъ разршенъ былъ въ ум мистера Фламвела весьма удовлетворительно. По мннію ого, Гораціо Спаркинсъ былъ молодой джентльменъ, который намревался вступить въ общество адвокатовъ.
— Я не хотлъ бы быть ни адвокатомъ, ни судьей, сказалъ Томъ, ршившись заговорить въ первыя разъ, и, посматривая вокругъ стола, старался отъискать кого нибудь, кто обратилъ бы вниманіе на его замчаніе.
Но бдному Тому никто не отвчалъ.
— Я не хотлъ бы носить парикъ, прибавилъ Томъ въ дополненіе къ первому замчанію.
— Томъ, я прошу тебя, не будь ты смшнымъ, сказалъ его отецъ. — Пожалуста, слушай, что говорятъ другіе, и старайся извлечь изъ этого пользу для своего образованія. Тебя не просятъ соваться съ своими безтолковыми замчаніями.
— Очень хорошо, папа, отвчалъ несчастный Томъ, не сказавшій ни слова съ тхъ поръ, какъ попросилъ другой кусокъ говядины въ четверть шестого часа пополудни, а теперь уже было восемь.
— Ничего, Томъ, замтилъ его добродушный дядя: — не унывай, я одного съ тобой мннія. Мн самому не хотлось бы носить парика, во моему, гораздо лучше носить фартукъ.
Мистеръ Малдертонъ сильно закашлялъ. Мистеръ Бартонъ продолжалъ:
— Потому что человкъ, которыя занимается торговлей….
Кашель повторился сильне прежняго и не прекращался, пока несчастный виновникъ его, подъ вліяніемъ сильнаго безпокойства, не позабылъ, что намренъ былъ сказать.
— Мистеръ Спаркинсъ, сказалъ Фламвелъ, обращаясь къ дорогому гостю: — не случалось ли вамъ знать мистера Делафонтена, который жилъ на Бедфордъ-сквер?
— Я обмнивался съ нимъ визитными карточками, и кром того имлъ случай оказать ему значительную услугу, отвчалъ Гораціо.
— Вы очень счастливы, сэръ, если только имли случай обязать этого великаго человка, замтилъ Фламвелъ съ видомъ глубочайшаго почтенія.
— Не знаю, кто онъ такой, шепталъ Фламвелъ мистеру Малдертону, подымаясь вслдъ за Спаркинсомъ въ гостиную. — Весьма ясно, однако, что онъ принадлежитъ къ числу законовдцевъ, что онъ какая нибудь важная особа и иметъ весьма обширныя связи.
— Безъ сомннія, безъ сомннія, возразилъ Малдертонъ.
Остатокъ вечера проведенъ былъ очаровательно. Мистеръ Бартонъ предался сладкому сну, а это обстоятельство вывело мистера Малдертона изъ затрудненія и доставило ему возможность быть какъ нельзя боле любезнымъ. Миссъ Тереза съиграла на фортепьяно ‘Паденіе Парижа.’ Мистеръ Спаркинсъ съ помощію мистера Фредерика проплъ безчисленное множество нсень и тріо и въ заключеніе сдлалъ открытіе, что голоса ихъ гармонировали безподобно. Надобно замтить, что Гораціо, въ добавокъ къ недостатку музыкальнаго служа, не понималъ ни одной ноты, но при всемъ томъ время пролетло быстро и пріятно и уже было за полночь, когда мистеръ Спаркинсъ приказалъ подать своего скакуна, который по масти и по стати никуда боле не годился, какъ только въ траурные дроги. Приказаніе Гораціо было исполнено съ предварительнымъ общаніемъ съ его стороны постить Дубовую Хижину въ слдующее воскресенье.
— Впрочемъ, не угодно ли будетъ мистеру Спаркинсу провести завтрашній вечеръ въ театр вмст съ нами? сказала мистриссъ Малдертонъ. — Мистеръ Малдертонъ намренъ показать двицамъ новую пьесу.
Мистеръ Спаркинсъ поклонился и общалъ заглянуть въ теченіе вечера въ ложу No 48.
— Мы не смемъ просить васъ на завтрашнее утро, очаровательно сказала миссъ Тереза. — Мама хочетъ свозить васъ въ магазины, но я знаю, что джентльмены терпть не могутъ подобныхъ развлеченій.
Мистеръ Спаркинсъ снова поклонился и выразилъ, что онъ поставилъ бы себ въ особенное удовольствіе быть спутникомъ ихъ, но, къ сожалнію, одно весьма важное дло отниметъ у него все утро. Фламвелъ выразительно взглянулъ на Малдертона.
— Ну такъ и есть: утро ему должно провести на служб, прошепталъ онъ.
На другое утро, въ двнадцать часовъ, у дверей Дубовой Хижины стояла карета, готовая пуститься съ мистриссъ Малдертонъ и ея дочерьми въ экспедицію наступавшаго дня. Он располагали обдать и одться для театра въ дом своихъ близкихъ знакомыхъ, а потому прежде всего нужно было явиться туда со своими картонками, оттуда должно было отправится сдлать нкоторыя покупки въ магазины подъ фирмою гг. Джонса, Спруггинса и Смита, на Тотэнхэмской дорог, и уже оттуда захать въ безчисленное множество мстъ. Двицы старались сократить скучную дорогу похвалами, заочно расточаемыми мистеру Гораціо Спаркинсу, упреканій на свою мама, которая для сбереженія какого нибудь шиллинга везла ихъ въ страшную даль, и опасеніями — достигнутъ ли он когда нибудь предназначенной цли. Наконецъ возница остановилась передъ грязной вывской магазина, наполненнаго товарами всхъ родовъ, и окна котораго заставлены были ярлычками всхъ сортовъ и величинъ. Тутъ красовались надутыя цыфры семи шиллинговъ съ крошечными тремя пенсами, поставленными въ самомъ уголку ярлычка, огромнйшій выборъ дамскихъ боа, отъ одного шиллинга до полутора пенса, настоящія французскіе башмаки, по два шиллинга девяти пенсовъ за пару, зеленые зонтики, съ ручками, похожими на разрзныя вилки, по весьма сходной цн, и ‘вообще всякаго рода товары’, какъ объявляли содержатели магазина, ‘съ уступкою пятидесяти процеетовъ съ назначенной цны’.
— Фи, мама! куда это вы завезли насъ! сказала миссъ Тереза.— Ну, чтобы сказалъ мистеръ Спаркинсъ, еслибь у видлъ насъ здсь!
— Ахъ, и въ самомъ дл, чтобы онъ сказалъ! подхватила миссъ Маріанна, приведенная въ ужасъ одной этой мыслью.
— Не угодно ли садиться, сударыни? Что прикажете прежде всего? спросилъ услужливый церемоніймейстеръ магазина, который, въ огромномъ бломъ галстух съ форменнымъ узломъ, похожъ былъ на весьма дурной ‘портретъ джентльмена’ на выставк Сомерсетъ-Гоуза.
— Покажите мн шолковыхъ матерій, отвчала мистриссъ Малдертонъ.
— Сію минуту, сударыня…. Мистеръ Смитъ!… Гд мистеръ Смитъ?
— Здсь, сэръ! закричалъ голосъ, гд-то въ самомъ конц лавки.
— Сдлайте одолженіе поскоре, мистеръ Смитъ! Когда нужно, тогда васъ никогда не бываетъ на мст.
Мистеръ Смитъ, принужденный употребить всю свою поспшность, съ величайшею ловкостью перескочилъ черезъ прилавокъ и явился передъ лицомъ покупателей. Мистриссъ Малдертонъ произнесла слабый крикъ, миссъ Тереза, наклонившаяся сказать что-то своей сестр, подняла голову и увидла передъ собой — Гораціо Спаркинса!
‘Опустимте занавсъ при наступившей сцен’, какъ говорятъ писатели романовъ. Таинственный, философическій, романтическій, метафизическій Спаркинсъ, — тотъ, который для любознательной Терезы казался осуществленной идеей о молодыхъ дюкахъ и поэтическихъ знаменитостяхъ въ голубыхъ шолковыхъ мантіяхъ, въ точно такихъ же туфляхъ, о которыхъ она читала и мечтала, но которыхъ никогда не ожидала увидть на яву, — внезапно обратился въ мистера Самуеля Смита, прикащика ‘дешеваго магазина’, младшаго товарища весьма шаткой фирмы, которой существованіе не превосходило трехъ недль. Вс надежды Малдертоновъ должны были растаять, какъ таетъ лимонное мороженое во время лтняго банкета. Счастіе, о которомъ мечтали они, было также отдаленно, какъ сверный полюсъ, и миссъ Тереза столько же могла расчитывать на пріобртеніе супруга, сколько могъ расчитывать капитанъ Россъ на достиженіе сверо-западнаго прохода.
Прошли цлые годы посл происшествій этого рокового утра. Маргаритки три раза отцли на Камбервельскихъ лугахъ, воробьи три раза повторили свое весеннее чиликанье въ Камбервельской рощ, — а миссъ Малдертоны по прежнему оставались одиноки. Положеніе миссъ Терезы сдлалось еще безнадежне. Мистеръ Фламвелъ по прежнему въ зениф своей репутація. Фамилія Малдертоновъ не бросила своего пристрастія къ особамъ высшаго круга, а отвращеніе къ людямъ простого состоянія увеличилось въ ней еще боле.