ГЛУПОСТИ
ГЛУПОСТИ
РАЗСКАЗЪ ТЕММЕ (*).
(*) Изъ журнала: ‘Illustrirte Deutsche Monatshefte’, издаваемаго Вестерманномъ.
I.
Пара дышловиковъ.
I.
Пара дышловиковъ.
Глупости, Темме Иодокус, Год: 1859
Время на прочтение: 39 минут(ы)
Шелъ путешественникъ.
То былъ молодой человкъ, лтъ двадцати съ небольшимъ, съ гибкою таліей, но крпкаго сложенія, онъ имлъ красивую, свжую наружность, на свжемъ лиц отражалась ясная, почти-дерзкая радость, во всхъ движеніяхъ проглядывали непринужденность, легкость, беззаботность.
За плечами была у него зеленая дорожная сумка, въ рукахъ — здоровая суковатая палка.
Онъ шелъ по оживленной, пріятной стран, по долинамъ, по горамъ, миновалъ деревни и барскіе дворы, кустарники и лса, поля и нивы.
Онъ съ наслажденіемъ созерцалъ улыбавшіяся картины, представлявшіяся на пути его взорамъ.
Пришлось ему увидть и неулыбавшуюся картину и охотно быть дйствующимъ лицомъ ея.
Прежде всего, однакожь, мы должны сообщить благосклонному читателю, кто былъ молодой человкъ, куда и зачмъ онъ шелъ.
Онъ былъ ничто иное, какъ практикантъ правъ, Рудольфъ Зандеръ.
Практикантами правъ на его родин назывались т изъ молодыхъ людей, которые въ продолженіе трехъ лтъ занимались законовдніемъ въ университетахъ, затмъ выдержали первый и второй экзамены и потомъ работали въ суд даромъ, то-есть безъ всякаго вознагражденія до-тхъ-поръ, пока имъ посчастливится получить судейскую должность съ жалованьемъ или адвокатуру.
Вотъ и Рудольфъ Зандеръ находился на этой степени бюрократіи своей родины. Онъ прекрасно выдержалъ оба экзамена. Въ суд, при которомъ онъ состоялъ, его работы признавались лучшими, несмотря на то, онъ не могъ получить ни судейской должности съ жалованьемъ, ни адвокатуры.
Судьба не улыбнулась ему.
До этого времени на его родин человкъ, выдержавшій два вышеупомянутые экзамена, былъ признаваемъ способнымъ подвизаться на юридическомъ поприщ. Такъ было еще въ то время, когда Рудольфъ Зандеръ занимался въ университет, такъ было еще и въ то время, когда онъ выдержалъ первый экзаменъ и приготовился ко второму.
Но въ это время правительство его страны услышало о слав бюрократіи въ Пруссіи, а также и о томъ, какъ эта слава и этотъ блескъ достигались и сохранялись, въ-особенности, при помощи многихъ экзаменовъ, которые должны были выдерживать молодые чиновники въ Пруссіи. Многочисленные экзамены весьма нравились старому министру юстиціи, и въ одинъ прекрасный день онъ подалъ старому владтелю страны къ подписанію декретъ, по которому опредлялось, что на будущее время практикантъ правъ, для полученія должности судьи, или званія адвоката, долженъ предварительно выдержать еще третій экзаменъ. Этотъ третій экзаменъ назывался, такъ же какъ и въ Пруссіи, ‘большимъ государственнымъ испытаніемъ’, и молодые люди, выдержавшіе его, получали титулъ ассессоровъ.
Государь подписалъ декретъ, это случилось за нсколько дней передъ вторымъ экзаменомъ кандидата Рудольфа Зандера, и молодой человкъ, выдержавшій второй экзаменъ блистательнымъ образомъ, могъ надяться на осуществленіе своихъ плановъ въ будущемъ столько же, сколько надялся на то прежде, да, даже мене, гораздо-мене.
Большое государственное испытаніе, по тому же самому декрету государя, должно было выдержать въ столиц государства, и потому, для приготовленія къ экзамену письменныхъ сочиненій и такъ дале, нужно было пробыть въ столиц по-крайней-мр полгода. Но для такого пребыванія въ главномъ город требовались деньги, много денегъ, а у Рудольфа Зандера ужь не было ихъ.
Зандеръ былъ сынъ честнаго чиновника, который, потому, умеръ бднякомъ и оставилъ сыну столько, что послдній могъ только достигнуть степени практиканта правъ. Дйствительно, отъ капитала Рудольфа оставалось не боле пятидесяти талеровъ, и у молодаго человка не было на свт ни родственника, ни другаго лица, отъ котораго онъ могъ бы получить, или, можетъ-быть, захотлъ бы принять вспомоществованіе.
Хотя старый правитель страны и умеръ нсколько мсяцевъ посл подписанія декрета и юный властитель (какъ обыкновенно поступаютъ юные властители) опредлилъ новыхъ министровъ, а также и новаго министра юстиціи, несмотря на то, съ третьимъ экзаменомъ случилось то же, что случается съ вздорожавшимъ хлбомъ или мясомъ: цна поднимается быстро, но не понизится снова, она остается даже и въ такомъ случа, если обстоятельство, поднявшее ее, давно уже исчезло со всми своими послдствіями. Третій экзаменъ остался.
Вотъ что составляло несчастіе практиканта правъ Рудольфа Зандера.
Къ-сожалнію, то не было его единственнымъ несчастіемъ.
Да и когда же случается, чтобъ за однимъ несчастіемъ не слдовали другія?
Городъ, гд молодой человкъ занимался въ суд, былъ большимъ провинціальнымъ городомъ страны, потому-что эта страна (скажемъ мимоходомъ) принадлежала не къ самымъ малымъ княжествамъ, герцогствамъ или великимъ герцогствамъ Германіи.
Въ этомъ провинціальномъ город находился большой и извстный пансіонъ для молодыхъ двицъ, и чиновники, значительные граждане и мелкіе дворяне провинціи отправляли своихъ дочерей въ этотъ пансіонъ для дальнйшаго образованія.
Съ одной изъ этихъ дочерей познакомился Рудольфъ Зандеръ. Ее звали Элизой, собственно Елизаветой Альтгаусъ, она была дочь перваго бургомистра Андельфингена, хотя незначительнаго, но весьма-достаточнаго узднаго городка провинціи.
Если молодой практикантъ правъ и молодая двица, находящаяся въ пансіон, познакомятся другъ съ другомъ, и познакомятся покороче, то обыкновенно до любви недалеко, она сначала способствуетъ ближайшему знакомству, а потомъ выросгаетъ изъ него въ огромныхъ размрахъ. Двое же влюбленныхъ почти всегда только и думаютъ о томъ, какъ бы сдлаться поскоре женихомъ и невстой.
Рудольфъ Зандеръ и Элиза Альтгаусъ узнали другъ друга, полюбили и затмъ обручились.
Это было вторымъ и истиннымъ несчастіемъ молодаго человка.
Но Рудольфъ Зандеръ не терялъ своего веселаго и (мы должны сознаться въ этомъ) своего нсколько-беззаботнаго расположенія духа.
— Чортъ возьми! говорилъ онъ:— я учился, у меня есть довольно силъ длятого, чтобъ работать, у меня есть мужество. Вдь это было бы загадкой, еслибъ изъ меня все-таки не вышло ничего.
Правда, на свт случается много загадочнаго.
Его невста также не теряла мужества. Она имла серьзный характеръ, отличавшійся въ то же время твердостью и силою.
— Будемъ, главное, полагаться на Бога и на свои собственныя силы, говорила она возлюбленному:— и мы не пропадемъ тогда.
Такимъ-образомъ они разстались, когда молодая двушка окончила свое образованіе въ пансіон и должна была возвратиться въ родительскій домъ.
Дйствительно, недли четыре спустя, она писала ему:
‘Нашъ старый городской синдикъ умеръ. Его должность слдуетъ замстить кмъ-нибудь. Она приноситъ шестьсотъ талеровъ въ годъ. Замщеніе ея зависитъ отъ городскаго магистрата. Проси этой должности. Я буду содйствовать теб тайно.’
Она могла дйствовать только тайно, потому-что не смла открыть свою любовь ни своему отцу, суровому, скупому старику, ни своей матери, высокомрной женщин, мечтавшей о блестящей партіи для дочери — словомъ, никому.
Рудольфъ Зандеръ обратился къ городскому магистрату съ просьбою о назначеніи его городскимъ синдикомъ. На просьбу молодаго человка не послдовало отказа, напротивъ, высокостепенный и мудрый магистратъ города Андельфингена прислалъ ему увдомленіе въ томъ смысл, что онъ, магистратъ, во вниманіе къ доставленнымъ ему весьма-лестнымъ аттестаціямъ, допускаетъ его, Рудольфа Зандера, къ конкурсу, но что, прежде утвержденія его въ должности городскаго синдика, онъ, Рудольфъ Зандеръ, долженъ лично представиться мудрому и высокостепенному магистрату города Андельфингена.
Въ то же время возлюбленная писала ему:
‘Твое присутствіе здсь необходимо: члены нашего магистрата говорятъ, что не хотятъ покупать вещь за-глаза. Приходи сюда только съ видомъ какъ можно-боле-важнымъ, потому-что эти господа страшно натянуты, нашъ городокъ такъ-незначителенъ. Лучше было бы, еслибъ ты могъ, тотчасъ по прибытіи сюда, прежде всего переговорить со мною: я познакомила бы тебя съ личностями, которымъ ты долженъ представиться, и могла бы дать теб нсколько полезныхъ совтовъ въ другихъ отношеніяхъ. Съ этою цлью обращаюсь къ теб съ слдующимъ полезнымъ предложеніемъ: приходи сюда 2-го октября утромъ, остановись въ гостиниц: ‘Медвдь’, не называйся настоящимъ именемъ, и ровно въ двнадцать часовъ, когда жители нашего городка сидятъ за обдомъ, будь у нашего сада, который находится за городскими воротами. Ты ужь знакомъ съ нимъ по моимъ прежнимъ описаніямъ, ты не можешь не найти его: онъ четвертый садъ на правой сторон отъ городскихъ воротъ. На калитк изображена гражданская корона, а влво, близь самой калитки, небольшой павильйонъ съ зелеными жалюзи. Постучи въ калитку, или въ жалюзи, и я выйду къ теб. Напиши мн, однакожь, прежде, можешь ли ты исполнить это и согласенъ ли ты на мое предложеніе.’
Онъ вполн соглашался съ предложеніемъ и могъ исполнить желаніе своей возлюбленной. Онъ отвчалъ утвердительно и своевременно отправился въ путь.
1-го октября, посл обда, около трехъ часовъ Рудольфъ Зандеръ, съ легкою сумою за плечами и тяжелою суковатою палкой въ рук, уже находился въ нсколькихъ миляхъ отъ города Андельфингена.
Онъ шелъ легкою поступью. Счастье всегда бываетъ легко. Правда, счастье весьма-часто бываетъ такъ же легко, какъ мыльный пузырь.
‘Шестьсотъ талеровъ въ годъ! Да вдь мы заживемъ тогда по-княжески. Когда же почтенный старикъ, мой будущій тесть, утомится занятіями и откажется отъ должности — ахъ! кто же помшаетъ мн сдлаться его наслдникомъ? Въ такихъ малыхъ городахъ все переходитъ по наслдству: глупость, состояніе, вздоръ, должность. Первый бургомистръ Андельфингена! Чортъ возьми! Вотъ я и составилъ себ карьеру… Еслибъ я выдержалъ проклятый третій экзаменъ, то, конечно, могъ бы пойти дальше, могъ бы сдлаться директоромъ, совтникомъ, даже предсдателемъ. Но, что жь длать, выдержать экзаменъ я не могу, а человкъ долженъ быть доволенъ тмъ, что есть.’
И онъ былъ веселъ и доволенъ.
Онъ вступилъ въ тихую уединенную долину.
День былъ теплый. И октябрское солнце можетъ палить. Оно палило.
Онъ прислъ подъ деревомъ въ сторон отъ дороги, желая отдохнуть и освжиться въ тни.
Лишь только онъ усплъ расположиться подъ деревомъ, какъ тишина уединенной долины нарушилась.
Ему представилась нерадостная картина, о которой мы упомянули при самомъ начал и въ которой онъ долженъ былъ принять на себя дйствующую роль. То была нерадостная, но тмъ не мене весьма-трогательная картина.
На дорог въ сторон показалась старая открытая тележка о двухъ колесахъ. Ее везли женщина, лтъ тридцати слишкомъ, и мальчикъ, которому было лтъ одиннадцать, или двнадцать. Женщина была блдна и худощава, мальчикъ щедушный.
На тележк лежала скудная домашняя утварь, между утварью сидлъ еще мальчикъ лтъ трехъ и игралъ цвтками, а въ старой небольшой люльк спалъ ребенокъ, которому было едва-ли боле полугода. Эти оба ребенка имли свжій и цвтущій видъ, какъ все, что только начинаетъ жить. Они, конечно, не знали голода, тогда-какъ блдная мать и блдный старшій братъ, быть-можетъ, изъ-за нихъ, нердко нуждались въ пищ.
Дорога, по которой везли тележку, черезъ нсколько шаговъ вела круто на высоту. Женщина довезла тележку до подошвы пригорка и остановилась.
Она взяла трехлтняго мальчика изъ тележки и, поставивъ его на землю, заставила идти рядомъ.
— Теперь вывеземъ, сказала она.
Вмст съ старшимъ мальчикомъ она снова принялась тащить тележку, но тележка не подвигалась, дорога была слишкомъ-крута, грузъ тяжелъ, а силы слабы.
— Отдохнемъ немного, сказала она.
Она подвезла тележку къ оршнику и съ обоими дтьми сла подъ его тнью. Сонъ младшаго ребенка не прервался.
Она отерла со лба струившійся потъ платкомъ, которымъ до того времени была повязана ея голова, въ защиту отъ солнечныхъ лучей.
Потомъ она вынула изъ кармана краюшку ржанаго хлба, отломила два куска для мальчиковъ, находившихся возл нея, и третій кусокъ себ.
Вс трое ли хлбъ съ большимъ апетитомъ.
Четверть часа спустя, она и дти встали.
— Теперь вывеземъ, сказала она опять.
Въ эту самую минуту поднялся и Рудольфъ Зандеръ, молодой практикантъ правъ.
Онъ ужь прежде измрилъ взглядомъ вышину пригорка, куда собиралась взобраться женщина, потомъ онъ посмотрлъ на часы.
‘Время есть у меня’, сказалъ онъ, разсуждая про-себя. ‘Для бдной женщины и слабаго мальчика этотъ пригорокъ по-крайней-мр въ четыре раза выше и круче, нежели для меня. Итакъ, впередъ!’
Онъ подошелъ къ женщин, которая находилась отъ него въ разстояніи тридцати-сорока шаговъ. Вдругъ онъ остановился.
‘А, вотъ идутъ во-время, будто звали ихъ.’
Двое мужчинъ шли по долин.
Красивый, молодой человкъ съ аристократическимъ лицомъ, съ тонкими черными усиками, съ блестящими-черными глазами. Рядомъ съ нимъ шелъ уже довольно-пожилой господинъ, высокаго роста, здоровый, неповоротливый, съ суровымъ лицомъ, съ огромными блокурыми усами.
Въ наружности и движеніяхъ обоихъ ясно выказывалась гордость. Въ манерахъ молодаго проявлялась ловкая, безсознательная гордость высшихъ классовъ, въ манерахъ же старшаго была скоре привычная повелительная гордость стараго офицера.
Они шли но долин медленно, небрежно, повидимому, совершенно предаваясь тихой, уединенной природ.
Рудольфъ Зандеръ, увидвъ ихъ, остановился. Свтлая радость на его лиц заблистала еще ярче, дерзкая мысль блеснула въ голов.
‘Вроятно, это старый, любящій комфортъ и спокойствіе помщикъ съ своимъ нжнымъ, гордымъ, избалованнымъ матушкинымъ сынкомъ. Вотъ-то они сдлаютъ гримасу! ‘
Онъ ждалъ, пока они подошли къ нему и остановилъ ихъ.
— Господа, позвольте обратиться къ вамъ съ незначительною просьбою.
Молодой человкъ посмотрлъ на него гордо и съ изумленіемъ, пожилой — гордо и съ негодованіемъ.
‘Какой дерзкій!’ говорилъ, казалось, гордый взглядъ молодаго человка.
‘Вотъ наглецъ!’ ясно выражалъ взоръ пожилаго.
Пожилой господинъ заговорилъ первый.
— Что вамъ надо? спросилъ онъ отрывисто, сурово, почти-грубо.
— Господа, осмливаюсь обратиться къ вамъ съ просьбою: посмотрите вонъ туда, влво!
Онъ указалъ на тележку, на бдную женщину и ея дтей.
Оба господина посмотрли въ ту сторону.
— Что жь?
— Телега, какъ она ни легка, слишкомъ-тяжела для бдной, слабой женщины.
— Что жь дальше?
— Я желалъ предложить вамъ слдующее: не свеземъ ли мы втроемъ на пригорокъ телегу этой женщины.
Пожилой господинъ побагровлъ отъ гнва.
— Милостивый государь, воскликнулъ онъ:— вы…
Но онъ вдругъ съ какого-то странною озабоченностью взглянулъ сбоку на своего спутника и прервалъ свои вопросъ или восклицаніе.
На лиц юноши показалась улыбка, но то была странная улыбка: въ ней просвчивала какая-то скрытая мысль.
— Согласенъ, милостивый государь, сказалъ онъ, обращаясь къ молодому практиканту правъ.
Старый, суровый господинъ сейчасъ, казалось, разразится гнвомъ, но этого не случилось, онъ переломилъ себя, только, съ досады, ворчалъ сквозь зубы, но такъ тихо, что едва можно было разобрать слова: ‘глупецъ и глупость’. Къ которому изъ молодыхъ людей они должны были относиться — осталось сомнительнымъ: вроятно, къ обоимъ.
Рудольфъ Зандеръ хорошо замтилъ все это.
‘Это не отецъ съ сыномъ’ подумалъ онъ. ‘Молодой человкъ командуетъ. Онъ-то настоящій господинъ, можетъ-быть, молодой графчикъ: по его знатному и гордому виду можно заключить это, а старикъ, вроятно, какой-нибудь приживающій дядя, можетъ-быть, отставной капитанъ или майоръ съ пепсіею, которою онъ не можетъ жить и при которой не можетъ умереть, и вотъ онъ находится у племянника на хлбахъ, долженъ за-то гулять съ нимъ, помогать дамамъ разматывать нитки и оказывать подобныя услуги… Постой же, старый баронъ, капитанъ, майоръ… кто бы ты ни былъ, сегодня ты попотешь у меня, да и какъ еще! Обоимъ вамъ будетъ работа.’
— Итакъ, вы согласны, милостивый государь? спросилъ онъ молодаго человка.
— Извольте.
— Въ такомъ случа, пойдемте.
Они пошли къ тележк.
Женщина и старшій мальчикъ могли, между-тмъ, подвинуть ее только на нсколько шаговъ.
— Позвольте, мы попытаемся! сказалъ Рудольфъ Зандеръ, обращаясь къ женщин.
Онъ отстранилъ ее и мальчика отъ телеги, не давая обоимъ опомниться отъ изумленія.
— Такъ, милостивый государь, мы оба возьмемся за дышло, а вы, почтенный господинъ, двигайте сзади.
Пожилой господинъ снова хотлъ-было разразиться гнвомъ, но снова ограничился лишь ворчаньемъ.
‘Вотъ глупости!’ ворчалъ онъ, но только немного, немного-громче прежняго.
Затмъ онъ послушно сталъ за телегою, приготовляясь двигать ее впередъ.
Молодой человкъ уже взялся за дышло.
— Позвольте, еще одну минуту! сказалъ молодой практикантъ правъ.— Сударыня, посадите маленькаго мальчика опять въ телегу: ему трудно подыматься на гору.
— Но что жь господамъ угодно? спросила женщина.
— Посадите мальчика.
Озадаченная женщина снова посадила мальчика въ тележку.
— Теперь впередъ, господа!
Рудольфъ Зандеръ взялся за дышло съ другой стороны.
Молодые люди повезли.
Старый господинъ помогалъ сзади.
— Праведный Боже! говорила женщина, со слезами на глазахъ:— такіе знатные господа везутъ мое бдное имущество!
— Вотъ еще! возразилъ Рудольфъ Зандеръ: — знатные господа живутъ же нсколько насчетъ бдности бдныхъ людей.
Но женщина заливалась горькими слезами.
Молодой господинъ не пропустилъ безъ вниманія замчаніе Зандера, онъ посмотрлъ на него съ нкоторою недоврчивостью, но его недоврчивость, повидимому, не подтверждалась, и онъ сказалъ:
— Вы произнесли парадоксальную фразу.
— Парадоксальную? возразилъ молодой практикантъ правъ.— Я скоре ожидалъ упрека въ томъ, что она черезчуръ-обыденна.
— И то, и другое.
Молодой аристократъ произнесъ эти слова такъ тонко, что нашъ практикантъ правъ былъ озадаченъ этимъ.
‘ Чортъ возьми!’ подумалъ онъ,’ графскій сынокъ оказывается неглупымъ’.
— Милостивый государь! произнесъ онъ громко:— ваше послднее замчаніе было въ такой степени врно, что оно избавляетъ меня въ то же время отъ объясненія моей фразы. Я вижу, что вы меня совершенно поняли.
Молодой аристократъ не возразилъ ничего.
Тележка и люди двинулись.
Бдная женщина шла возл нихъ, присматривая за дтьми въ тележк. Она продолжала плакать, но плакала тихо, про-себя, только пожилой господинъ, который сзади помогалъ везти ея бдное имущество, могъ видть это.
— Чего же ты плачешь? спросилъ онъ тономъ, въ которомъ хотя и слышалась досада, но который отзывался и состраданіемъ.
Женщина, вроятно, разслышала только гнвный тонъ. Это привело еще въ большее замшательство ея мысли, и безъ того спутанныя страннымъ происшествіемъ.
— Ахъ, мой добрый господинъ! сказала она: — вотъ все, что у меня есть: мои вещи и мои дти. Мужъ мой умеръ три недли назадъ.
Молодые люди, тянувшіе дышло, также невольно оглянулись на нее.
Блдная, худощавая женщина снова повязала платкомъ голову, желая защитить ее отъ солнечныхъ лучей. Подъ платкомъ у ней была надта шапочка. Лента шапочки выбивалась наружу, лента была черная: то былъ единственный видимый признакъ, что женщина горевала по своемъ муж. Но гд же бдняку выражать свою печаль одеждой?… И, несмотря на то, худоба, изнуренное лицо, горькія слезы бдной женщины — разв все это не было признакомъ глубокой печали?
— Гм! гм! произнесъ пожилой господинъ, и въ его голос уже не слышалось гнва.— А куда же ты тащишься теперь съ своимъ скарбомъ и дтьми?
Женщина указала на пригорокъ, на который они поднимались. Между деревьевъ виднлась низкая крыша, покрытая мхомъ.
— Вотъ туда, отвчала она: — тамъ живетъ мой дядя-старикъ, угольщикъ. Посл смерти мужа я не могла доле оставаться въ деревн: у насъ нтъ тамъ ни одного родственника.
— И ты будешь жить у дяди?
— У него нтъ дтей, и онъ хочетъ взять меня къ себ съ моими ребятишками.
Пожилой господинъ не разспрашивалъ дале.
Женщина молчала.
Шествіе продолжалось въ безмолвіи.
Но везти тележку не было привычнымъ дломъ для господъ, въ-особенности для-здороваго, неповоротливаго, пожилаго господина. Онъ начиналъ уже сопть, какъ сопитъ человкъ, погруженный въ глубокій сонъ: онъ трудился такъ усердно…
Рудольфъ Зандеръ оглянулся на него.
— Чортъ возьми, почтеннйшій! сказалъ онъ: — вы ведете себя на вашемъ посту весьма-добросовстно, можно думать, что главнокомандующій поручилъ вамъ главный пунктъ битвы.
Лицо пожилаго господина снова побагровло.
— Послушайте! воскликнулъ онъ съ гнвомъ, который не могъ доле сдерживать:— оставьте ваши остроты…
Онъ, однакожъ, долженъ былъ подавить гнвъ и прервать фразу.
Его молодой спутникъ, аристократъ, также весьма-быстро оглянулся и значительно посмотрлъ на него.
Пожилой господинъ вдругъ замолчалъ.
Рудольфъ Зандеръ не замтилъ быстраго взгляда, но онъ остался совершенно-спокойнымъ при гнвной вспышк пожилаго господина и только съ трудомъ могъ удержаться отъ смха.
— Я и не думалъ острить, отвчалъ онъ: — я только хотлъ просить васъ о томъ, чтобъ вы перестали двигать тележку. Вы, человкъ пожилой, нсколько-тяжелый…
— Милостивый государь, чортъ…
— И вамъ трудно везти тележку, а мы оба еще люди молодые и одни можемъ справиться.
— И вы того же мннія — не правда ли? спросилъ онъ, обращаясь къ своему сосду.
— Совершенно, совершенно, сказалъ молодой человкъ: — и я прошу…
Онъ остановился, какъ-бы не смя произнести то, что было у него на язык, и какъ-бы не зная, что сказать ему вмсто этого въ настоящую минуту.
— Мы повеземъ вдвоемъ, сказалъ онъ затмъ полу-повелительнымъ и полу-просительнымъ тономъ, обращаясь къ пожилому господину.
Но послдній принялся работать еще усердне.
‘Странное отношеніе между ними’, подумалъ Рудольфъ Зандеръ. ‘Не-уже-ли мой молодой товарищъ, который такъ усердно тянетъ дышло, не-уже-ли же этотъ юноша еще нчто боле, нежели графскій сынокъ? Но кто бы такой могъ онъ быть?.. Ба, а выйдетъ, пожалуй, что онъ даже и не графчикъ. Они, просто-на-просто, лсничіе этой области. Молодой человкъ, бдный и тмъ боле высокомрный воспитанникъ лснаго вдомства, а старикъ — лсничій, который ужь теперь, правда, съ нкоторою досадою, боится будущаго благороднаго начальника. Я думаю, что это предположеніе врне. Какъ бы то ни было, однакожь, они оба добрые малые: молодой тотчасъ же согласился тащить телегу, а старикъ, право, готовъ былъ плакать вмст съ бдною женщиною. Графы не сдлали бы этого. Да, такъ, старикъ — лсничій, а молодой — кандидатъ по лсному вдомству, гражданская, много-много полудворянская кровь, оттого и гражданскія чувства.’
И онъ остановился на этомъ предположеніи.
Они уже достигли половины пригорка.
Со всхъ троихъ потъ струился ручьями.
— Господа! сказалъ Рудольфъ Зандеръ:— мы вс не привыкли къ подобной работ. Отдохнемъ немного.
Никто не противорчилъ этому.
Тележку поставили подъ тнистымъ дубомъ, и вс трое расположились подъ тнью.
Съ средины пригорка представлялся прекрасный видъ. Возвышенность на другомъ конц долины была ниже, съ правой стороны вовсе не было горъ, взорамъ открывалась обширная равнина, она, казалось, была чрезвычайно-плодоносна. Мстами расли кудрявые, густые кустарники, мстами разстилались необозримыя поля, тамъ-и-сямъ лежали обширныя деревни и многочисленныя отдльныя дачи. Поля покоились подъ собранной жатвой, или снова были обработаны плугомъ, на нкоторыхъ люди усердно пахали и сяли.
— Чудная страна! сказалъ молодой незнакомецъ:— и богатая страна, присовокупилъ онъ.
— Да, и женщина, которая находится возл насъ, замтилъ Рудольфъ Зандеръ:— можетъ свидтельствовать о бдности, существующей въ этой стран.
По взору, который устремилъ молодой человкъ на практиканта правъ, можно было заключить, что замчаніе непріятно поразило его.
— Вамъ, можетъ-быть, и это замчаніе кажется парадоксальнымъ? спросилъ Рудольфъ Зандеръ.
По изумленіе молодаго человка быстро смнилось размышленіемъ.
— Къ-сожалнію, нтъ, возразилъ онъ.
— Да вдь иначе и быть не можетъ, произнесъ Зандеръ.
— Но оно должно бы быть иначе.
— Тамъ, гд много свта, много и тни. Разв вы можете уничтожить законъ?
— Нравственный міръ иметъ другіе законы, которые разнятся отъ физическихъ.
Въ свою очередь, практикантъ правъ, пораженный, взглянулъ на говорившаго, но онъ не былъ пораженъ непріятно, онъ даже громко засмялся.
Это, повидимому, разстроило молодаго дворянина.
— Вы находите смшными мои слова?
Но Рудольфъ Зандеръ воскликнулъ:
— Простите меня! Я смялся надъ самимъ собою. Я было принялъ васъ за кандидата по лсной части и думалъ…
Какая яркая краска разлилась при этихъ словахъ по всему лицу молодаго человка съ тонкими аристократическими чертами!
Какъ заворчалъ пожилой господинъ! Втви стараго дуба, подъ которымъ онъ лежалъ, не могли бы ворчать такъ сердито, когда между нихъ ворвался бы сильный втеръ.
— Вотъ что происходитъ отъ подобныхъ…
Слово ‘глупостей’, можетъ-быть, и было у него на язык, онъ, однакожь, не произнесъ его.
Рудольфъ Зандеръ спокойно продолжалъ:
— Я думалъ, что серны и зайцы и кубическій объемъ буковъ и дубовъ составляютъ ваши главнйшія умственныя занятія. Я ошибся и, присовокупилъ онъ съ искренностью: — и я радъ, что ошибся.
— Эта радость, возразилъ молодой незнакомецъ: — радуетъ меня.
— Итакъ, на радости, будемъ же продолжать нашъ разговоръ. Я, въ свою очередь, отбрасываю шутливый тонъ. Вдь и я могу быть серьзенъ, хотя иногда мн достается это дьявольски-трудно… Вы правы, милостивый государь: нравственные законы должны быть различны отъ физическихъ. И дйствительно они различны. Но, къ-сожалнію, именно самые благоразумные законы почти не признаются въ жизни, а исполняются еще мене.
— Кто же виноватъ въ этомъ? спросилъ молодой незнакомецъ.
— Вс. Т, которые даютъ положительные законы обществу, государствамъ, и т, для которыхъ даны эти законы… управляющіе и управляемые. Правда, боле всего, первые.
— Управляющіе? Этотъ упрекъ живетъ давно, въ новйшее время онъ раздается особенно-часто, тмъ не мене онъ несостоятеленъ. Правительство можетъ давать законы и приводить ихъ въ исполненіе, только согласуясь съ степенью образованности народа, массъ. Если же, къ-сожалнію, массы еще необразованы…
— Въ такомъ случа, должно образовать ихъ, съ живостью воскликнулъ практикантъ правъ.
— Совершенно-справедливо, и потому основательное обученіе народа должно быть первою задачею хорошаго правительства. Но правительство можетъ идти впередъ въ своемъ законодательств только постепенно, по мр того, какъ образовывается народъ.
Важное спокойствіе незнакомца подйствовало на практиканта правъ: онъ сталъ спокойне.
— Вы были бы правы, сказалъ онъ: — еслибъ, по моему мннію, не совершенно ошибались въ одномъ.
— Въ чемъ же?
— Самое важное и самое дйствительное средство образовать и воспитать народъ заключается въ томъ, чтобъ издавать такіе законы и прилагать ихъ такъ, какъ-будто они назначены для самыхъ образованныхъ людей на свт.
— И въ какое безконечное замшательство ввергнули бы вы тмъ необразованный народъ?
Рудольфъ Зандеръ снова разгорячился.
— Э! воскликнулъ онъ:— эта фраза также раздается ежедневно въ новйшее время. Я ея не понимаю. Еслибъ я былъ правителемъ, я, право, изъ уваженія къ самому себ, никогда не называлъ бы моего народа грубою, необразованною массою и не обращался бы съ нимъ, какъ съ такою массою. Я бы гордился, еслибъ могъ сказать: мой народъ образованъ, я управляю не грубой толпою или несовершеннолтними юношами. И, поврьте мн, если правитель ршится, съ гордостью ршится сказать это и дйствовать согласно съ этимъ, онъ будетъ счастливйшимъ регентомъ образованнаго и свободнаго народа.
Молодой незнакомецъ не покраснлъ при этихъ словахъ, но сталъ весьма задумчивъ и тихъ.
Рудольфъ Зандеръ не имлъ повода продолжать.
Пожилой, неповоротливый господинъ тихо ворчалъ въ-какомъ-то смущеніи.
Молодой практикантъ правъ, пользуясь случаемъ, разсуждалъ про-себя о наступившей общей тишин.
‘Молодой графъ (вн всякаго сомнніи, это графъ) обидлся. Да мн-то что за дло до этого? Молодые дворяне должны слушать и истину.’
Его всегдашнее веселое расположеніе духа вскор возвратилось къ нему, когда взорамъ его представилась слдующая семейная картина.
Самый младшій ребенокъ бдной женщины, до этого времени спокойно-спавшій на своей постельк въ тележк, проснулся, проснувшись, онъ потребовалъ пищи. Пищу получалъ онъ отъ груди матери. Мать присла съ нимъ къ сторонк, отвернулась отъ мужчинъ и приложила его къ груди.
Второй мальчикъ остался въ тележк одинъ. Когда онъ увидлъ, что его крошечная сестра почувствовала голодъ и жажду, то т же чувства пробудились и въ немъ. Мать послала ему чрезъ старшаго мальчика кусокъ хлба. Но пить она не могла дать ему: у нея не было ничего, а маленькій буянъ немилосердо кричалъ о томъ.
— Послушайте! сказалъ Рудольфъ Зандеръ, обращаясь къ женщин.— Есть ли здсь гд-нибудь поблизости вода?
— Здсь долженъ быть источникъ, возразила женщина:— неподалеку, отсюда, вотъ направо. Я только въ точности не знаю мста.
Зандеръ посмотрлъ на своего юнаго сосда, который вмст съ нимъ везъ тележку.
— Какъ вы думаете, не поискать ли намъ источника?
— Отчего же нтъ? съ готовностью возразилъ молодой незнакомецъ.
Пожилой господинъ поднялся съ мста.
— Не пойти ли лучше мн? спросилъ онъ съ тою особенною осторожною нершительностью, или съ нершительною осторожностью, которую онъ постоянно обнаруживалъ до этихъ поръ, иногда, быть-можетъ, даже довольно-неохотно, въ обращеніи съ своимъ молодымъ спутникомъ.
— Нтъ, коротко возразилъ послдній.
Но на этотъ разъ пожилой человкъ, повидимому, не хотлъ допустить, чтобъ отъ него отбоярились такъ легко. Онъ близко подошелъ къ молодому незнакомцу.
— Ваше королевское высочество, произнесъ онъ тихо, такъ тихо, что даже тотъ, къ кому относились три слова, едва могъ разслышать ихъ.
На лиц молодаго незнакомца показалась, однакожь, тнь неудовольствія.
— Но прошу васъ, Вальтеръ!… сказалъ онъ такъ же тихо.
Пожилой господинъ почтительно отошелъ въ сторону.
Рудольфъ Зандеръ не замтилъ этой непродолжительной сцены. Онъ въ это время подошелъ къ тележк и отъискалъ между утварью бдной женщины два глиняные горшка.
Одинъ изъ нихъ онъ передалъ молодому незнакомцу, другой оставилъ себ.
— Такъ мы оба пойдемъ туда, направо, но по различнымъ направленіямъ: такимъ образомъ мы врне найдемъ источникъ. Кто откроетъ его первый, тотъ позоветъ другаго.
— Вы — человкъ практическій, сказалъ незнакомецъ.
Они хотли идти, но маленькій мальчикъ, сидвшій въ тележк, вдругъ принялся кричать еще громче: жажда, вроятно, стала томить его сильне.
Мать, державшая ребенка у груди, не могла подойти къ нему.
Слабенькій старшій мальчикъ не могъ управиться съ буяномъ, притомъ же тележка была для него слишкомъ-высока.
— Чортъ возьми, почтеннйшій! сказалъ Рудольфъ Зандеръ, обращаясь къ пожилому господину:— если вы не хотите, чтобъ крошечный крикунъ сломалъ себ шею и ноги, то вамъ, право, придется принять его на свое попеченіе.
Эта выходка была, повидимому, хуже-всего, что случилось съ пожилымъ господиномъ сегодня, а ужь онъ испыталъ сегодня многое, что случается съ старымъ храбрымъ генераломъ не каждый день.
— Каково предположеніе? Ему быть гувернромъ! принять на себя роль няньки!
Лицо его снова покрылось густою краскою гнва. На этотъ разъ гнвъ даже прорвался на одну минуту, несмотря на уваженіе, которое пожилой господинъ питалъ къ своему государю.
— Милостивый государь, воскликнулъ онъ: — чего это требуете вы отъ меня?
Молодой незнакомецъ повидимому также находился въ нкоторомъ смущеніи за пожилаго господина. Онъ хотлъ-было сказать что-то.
Но Рудольфъ Зандеръ предупредилъ его.
— Я думаю, сказалъ онъ, обращаясь къ пожилому господину: — что это поступокъ чисто-христіанскій и чисто-человчный. Еслибъ вотъ этотъ крошечный мальчуганъ, вмсто того, чтобъ быть бднымъ, оборваннымъ нищимъ, былъ молодой принцъ… о, почтеннйшій! не считали ли бы вы для себя честью предохранить его отъ бды? Спросите же небеснаго Творца, спросите ваше собственное благородное сердце — потому-что вы еще недавно доказали, что у васъ благородное сердце — спросите: какое же различіе въ этомъ отношеніи существуетъ между христіанствомъ и человчествомъ?
Молодой практикантъ правъ началъ говорить, по своему обыкновенію, слегка, а кончилъ свою рчь, противъ своего намренія, гораздо-серьзне.
Его слова произвели странное впечатлніе.
Пожилой господинъ уже подошелъ къ кричавшему мальчику, бережно поднялъ его изъ тележки и посадилъ на мягкую траву.
Онъ, конечно, ворчалъ при этомъ довольно-внятно.
Молодой незнакомецъ снова бросилъ на Рудольфа Зандера недоврчивый взглядъ, но, не подмтивъ ни малйшей хитрости въ ясномъ взор молодаго практиканта правъ, сказалъ:
— У васъ и меткій языкъ.
Затмъ молодые люди разстались и пошли отъискивать источникъ.
Уже чрезъ нсколько минутъ Рудольфъ Зандеръ закричалъ: