Глухонмая.
Глухонмая.
Изъ книги ‘Дневникъ школьника’ Э. Амичиса.
‘Юный Читатель’, No 20, 1900
Глухонемая, Де-Амичис Эдмондо, Год: 1900
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Утромъ сегодня, слышимъ звонокъ и вс бжимъ отворять. Въ передней отецъ съ удивленіемъ кого-то спрашиваетъ:
— Какъ, Джорджіо, вы здсь?
Джорджіо — нашъ бывшій садовникъ въ Кьери. Его семья теперь живетъ въ Кондов. Онъ наканун высадился въ Гену, возратясь изъ Греціи, гд три года работалъ на желзныхъ дорогахъ. Онъ немного постарлъ, но по прежнему румянъ и веселъ. Отецъ звалъ его войти — онъ отказался и спросилъ серьезно:
— Что моя семья? Здорова-ли Джиджіа?
— Недавно знаемъ о нихъ, все благополучно,— отвчала мама.
Онъ вздохнулъ свободне.
— Слава Богу. Я о ней ничего не зналъ и духу не доставало идти къ Глухонмымъ. Узелъ свой оставлю у васъ и побгу къ ней. Три года не видалъ свою бдную дочку! Три года не видалъ никого своихъ!
— Проводи его,— сказалъ мн отецъ.
— Извините, еще одно словечко…— сказалъ садовникъ, выходя.
— Какъ дла ваши?
— Ничего, слава Богу!— отвчалъ садовникъ — привезъ немного денегъ… Но я хотлъ спросить, какъ учится моя глухонмая, три года назадъ, когда я узжалъ, она, бдненькая, была все равно будто маленькое животное. Я этимъ училищамъ не врю. Выучилась-ли она знаками говорить? Жена писала, что успваетъ, учится говорить. Но я говорю — что въ этомъ толку? она будетъ говорить знаками, а я знаковъ не знаю. Какъ мы другъ друга поймемъ? Бдняжка! Знаки годятся имъ между собою — глухонмому съ глухонмымъ. Какъ же она?
— Я ничего не скажу,— отвчалъ улыбаясь папа:— увидите сами. Идите-же, не лишайте ее ни минуты свиданія.
Мы пошли. Училище Глухонмыхъ недалеко. Садовникъ шелъ скоро и печально говорилъ:
— Бдненькая моя Джиджіа! Такъ, несчастная, и родилась, такъ ни разу не назвала меня отцомъ, и отъ меня не слышала имени дочка! Никому и ни отъ кого никогда ни слова. Слава Богу, нашелся жалостный господинъ, помстилъ ее въ училище на свой счетъ. Но раньше восьми лтъ туда не принимаютъ. Три года она тамъ, ей, стало быть, одиннадцать? Что она выросла, скажите, выросла? весела-ли она?
— Вотъ, сейчасъ, сами увидите,— отвчалъ я.
— Гд ихъ училище?— продолжалъ онъ:— я былъ въ Греціи, когда жена ее отдала.
Мы ужъ были у подъзда.
— Я отецъ Джиджіи Воджи,— сказалъ садовникъ швейцару:— вызовите мн сейчасъ, сейчасъ, мою дочку.
— Теперь рекреація,— отвчалъ швейцаръ:— я доложу надзирательниц.
Онъ ушелъ. Садовникъ не могъ ни говорить, ни стоять на мст и, ничего не видя, смотрлъ на картины по стнамъ. Дверь отворилась, надзирательница въ черномъ ввела за руку двочку. Отецъ и дочь посмотрли другъ на друга, вскрикнули и бросились обниматься.
На двочк было платьице блое съ розовыми полосками и срый фартучекъ. Она ростомъ выше меня. Она плакала, повиснувъ отцу на шею. Отецъ тихонько высвободился и осматривалъ ее съ ногъ до головы. У него блестли глаза, онъ задыхался, будто много и скоро прошелъ.
— Какъ выросла!— вскричалъ онъ:— какая хорошенькая! милка моя, бдная моя Джиджіа! Синьора, вдь вы учительница? Прикажите, чтобъ она мн какіе нибудь свои знаки сдлала, я, можетъ быть, что нибудь пойму, а потомъ самъ выучусь. Пусть она мн хоть знаками что нибудь скажетъ.
Учительница, улыбаясь, тихо спросила двочку.
— Кто это пришелъ къ теб въ гости?
Двочка, страннымъ, грубымъ голосомъ, будто дикарь, который-бы въ первый разъ заговорилъ на нашемъ язык, но весело и отчетливо отвчала:
— Отецъ мой.
Онъ отступилъ и вскрикнулъ какъ безумный.
— Говоритъ! Невозможно! Двочка моя, ты говоришь? говоришь? Скажи — говоришь?
Онъ бросился цловать ее.
— Значитъ, синьора, он говорятъ не знаками, не пальцами, но какъ-же такъ…
— Нтъ, синьоръ Воджи,— отвчала учительница: — он объясняются не жестами. То ужъ старая метода. Здсь ихъ учатъ по новой, звуками. Разв вы не.знали?
— Ничего не знаю,— отвчалъ онъ пораженный:— три года меня здсь не было, мн можетъ быть, писали, но я не понялъ. Голова у меня деревянная, Джиджіа. Ты меня, стало быть, понимаешь? Ты слышишь мой голосъ? Отвчай, дитя мое, ты понимаешь, что я теб говорю?
— Нтъ, дорогой мой,— возразила учительница:— слышать она не можетъ, она глуха, но, по движеніямъ вашихъ губъ, она понимаетъ, какія слова вы произносите. Ни вашихъ словъ, ни того, что она сама говоритъ, она не слышитъ. А произноситъ вслухъ она потому, что ее выучили, букву за буквою, какъ слдуетъ шевелить губами и языкомъ, какія усилія длать грудью и горломъ, чтобы произвести звуки и слова.
Отецъ не понималъ и, казалось, не врилъ.
— Скажи мн, Джиджіа,— рада-ли ты, что отецъ вернулся?— спросилъ онъ ее на ухо и ждалъ отвта.
Двочка посмотрла на него задумчиво и ничего не сказала. Онъ смутился. Учительница засмялась.
— Дорогой мой,— сказала она:— Джиджіа не отвчаетъ, потому что не видла движеній вашихъ губъ: вы говорили ей на ухо. Повторите вопросъ, но станьте такъ, чтобы она видла вашъ ротъ.
Отецъ повторилъ, глядя въ лицо двочк:
— Рада-ли ты, что отецъ вернулся и больше не удетъ?
Двочка вглядывалась внимательно и отвчала,
— Да, я ра-да, что ты вер-нул-ся и больше не удешь… ни-ку-да не удешь.
Отецъ бросился, душилъ, обнималъ ее, и чтобъ еще лучше убдиться, засыпалъ ее вопросами:
— Какъ зовутъ маму?
— Антонія.
— А младшую сестрицу?
— Аде-ла-и-да.
— Какое это училище?
— Ин-сти-тутъ глухо-н-мыхъ.
— Сколько будетъ — два раза десять?
— Двад-цать.
Я думалъ, что онъ смется отъ радости: онъ рыдалъ.
— Успокойтесь,— сказала учительница,— надо веселиться, а не плакать. Вотъ и двочка ваша расплакалась. Стало быть вы довольны?
Онъ схватилъ ея руки и цловалъ.
— Благодарю, сотни, тысячи разъ благодарю, дорогая синьора! Простите, не умю выразить моей благодарности…
— Это еще не все,— продолжала учительница:— она пишетъ, знаетъ счетъ, можетъ назвать вс необходимыя вещи, знаетъ немножко изъ географіи, изъ исторіи. Теперь она еще въ младшемъ класс, а когда пройдетъ еще два старшіе, то еще больше, гораздо больше узнаетъ. А выйдя отъ сюда, можетъ выбрать себ занятіе. Многія глухонмыя приказчицами въ магазинахъ и прекрасно исполняютъ свое дло.
Садовникъ былъ пораженъ. Удивленный отецъ, казалось, опять не понималъ, смотрлъ на дочь, почесалъ голову, видимо требовалъ объясненія. Учительница позвала служителя.
— Позовите сюда малютку, изъ приготовительнаго.
Служитель скоро явился съ недавно поступившей восьмилтней глухонмой.
— Вотъ одна изъ тхъ, что только начинаютъ учиться,— продолжала учительница:— я вамъ покажу, какъ это длается. Я хочу, чтобъ она сказала Е. Слдите внимательно.
Учительница открыла ротъ такъ, какъ надо, чтобъ произнести гласную Е, и знакомъ показала двочк, чтобы сдлала то-же. Двочка исполнила. Учительница приказала ей выговорить Е. Двочка, вмсто Е сказала О.
— Нтъ, не такъ!— сказала учительница, взяла об руки двочки, приложила одну къ своему горлу, и повторила Е.
Двочка, чувствуя подъ своими руками движенія горла и груди учительницы, повторила ихъ сама и прекрасно сказала Е. Точно также, все держа маленькія ручки, учительница заставила ее произнести нсколько другихъ буквъ, гласныхъ и согласныхъ.
— Поняли теперь?— спросила она.
Онъ отвчалъ — да,— но кажется, больше дивился, нежели понималъ.
— И вы такъ учите?— спросилъ онъ, посл минутнаго размышленія, глядя на учительницу:— у васъ достаетъ терпнія такъ учить говорить, по слову, каждаго по одиночк, по цлымъ годамъ?… Но вы святыя, вы ангелы? Въ мір не найдется чмъ васъ наградить… Что я тутъ могу сказать?… Позвольте мн, хоть минутъ на пять одному побыть съ моей двочкой…
Онъ взялъ ее на: колни, услись въ сторон, онъ спрашивалъ, она отвчала. Онъ смялся, его глаза сіяли. Онъ хлопалъ себя по колнямъ, хваталъ двочку за руки, любовался ею, всматривался, безъ памяти радостный, слушалъ ее, будто голосъ съ неба, и вдругъ спросилъ:
— Можно-ли пойти поблагодарить господина директора?
— Директора здсь нтъ,— отвчала учительница. Но есть другая особа, которую вы должны благодарить. Маленькихъ поступающихъ мы поручаемъ старшимъ воспитанницамъ, которыя заботятся о нихъ, какъ матери и сестры. Ваша дочь поручена семнадцати-лтней дочери одного булочника, тоже глухонмой: она добрая и милая двушка, и очень любитъ вашу двочку. Вотъ два года, она всякій день помогаетъ вашей одваться, причесываетъ ее, учитъ шить, убираетъ ея вещи, не разстается съ нею… Джиджіа, какъ зовутъ твою институтскую маму?
— Катерина Джордано,— отвчала двочка и, улыбаясь, обратилась къ отцу:— очень, очень добрая.
Учительница сдлала знакъ служителю: тотъ вышелъ и воротился слдомъ за веселой, здоровой молодой двушкой. Она была блондинка, тоже въ полосатомъ плать и сромъ передник, высока и полна какъ взрослая, но смотрла ребенкомъ. Она остановилась въ дверяхъ, потомъ улыбнулась и поклонилась. Дочь садовника бросилась ей навстрчу, взяла за руку и потянула къ отцу.
— Отецъ,— Катерина Джордано!
— Ахъ, славная,— вскричалъ отецъ,— добрая двушка! благослови ее, Господи, пошли ей всякое благо и утшеніе! пошли ей счастье и всмъ ея роднымъ… Это ей желаніе отъ рабочаго, отъ бднаго отца семейства, отъ двочки моей, отъ всего нашего сердца!
Двушка наклонила голову и ласкала Луиджію. Отецъ глядлъ на нее, какъ на святую.
— Можете на сегодня взять свою дочку съ собою,— сказала учительница.
— Разумется возьму, — отвчалъ отецъ: — повезу ее въ Кондову, а завтра утромъ опять сюда доставлю.
Двочка побжала одваться.
— Три года не видались! говоритъ… Сейчасъ ее въ Кондову. Только прежде пройдусь съ нею, подъ ручку по Турину, чтобъ вс на нее полюбовались, поведу къ знакомымъ, пусть ее послушаютъ!… О какой день то сегодня,— истинно праздникъ!… Ну, Джиджіа, давай ручку…
Двочка возвратилась въ мантильк и чепчик и взяла его за руку.
— Еще разъ всхъ благодарю,— повторялъ онъ:— всхъ отъ всего сердца. И опять приду благодарить.
Вдругъ, онъ будто вспомнилъ и шарилъ въ карман.
— Бднякъ я,— вскричалъ онъ,— но вотъ, жертвую на институтъ двадцать лиръ — новенькій золотой!
Ощь положилъ золотой на столъ.
— Нтъ, нтъ, не надо,— возразила тронутая учительница:— возьмите назадъ, я не могу принять, возьмите. Это не мое дло,— обратитесь къ директору. Но и онъ денегъ не приметъ, вамъ слишкомъ много стоило ихъ заработать, а мы и безъ денегъ вамъ благодарны.
— Нтъ, я жертвую!— настойчиво отвчалъ садовникъ,— а тамъ посмотримъ.
Но учительница положила монету насильно ему въ карманъ. Онъ покорился, качая головой, послалъ рукою поцлуй учительниц и двушк, взялъ Джиджію за руку и пошелъ къ двери.
— Идемъ, идемъ скоре, дочка моя, бдняжка моя, мое сокровище.
Двочка вскричала, выйдя на улицу:
— Ахъ солнышко…