H. A. БОРИСОВЪ.
H. A. БОРИСОВЪ.
ГИБЕЛЬ ВОЕННАГО КОРАБЛЯ ‘ИНГЕРМАНЛАНДЪ’.
ГИБЕЛЬ ВОЕННАГО КОРАБЛЯ ‘ИНГЕРМАНЛАНДЪ’.
Съ 2 рисунками профессора Л. Ф. Лагоріо.
С-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе М. М. Ледерле и К.
1894.
Гибель военного корабля ‘Ингерманланд’, Борисов Николай Александрович, Год: 1894
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Содержаніе предлагаемаго вниманію читателей разсказа извлечено изъ весьма рдкой книги ‘Описаніе крушенія 74-хъ пушечнаго карабля Ингерманланда’, написанной очевидцемъ страшнаго событія. Отбросивъ подробности, интересныя для спеціалистовъ — моряковъ, составитель нашелъ возможнымъ, въ форм сокращенной, доступной и для неспеціалистовъ морскаго дла, воскресить, по прошествіи пятидесяти лтъ, изъ мрака забвенія потрясающія и поучительныя кабины, полныя глубоко-захватывающаго трагизма.
Спущенный весною 1842 года на воду въ предмстьи Архангельска — Соломбал военный корабль Ингерманландъ и два транспорта Волга и Тверца, составивъ одинъ отрядъ судовъ, для слдованія изъ Архангельска въ Кронштадтъ, снялись съ якоря 24 іюля того же года.
Мстные жители, собравшіеся на берегу, провожали родныхъ, друзей и знакомыхъ, желали имъ счастливаго пути. Предполагалось, при благополучныхъ обстоятельствахъ, совершить переходъ до Кронштадта въ три недли.
Быстро, подъ всми парусами, понеслись суда по волнамъ Благо моря. Прекрасная погода, позволившая многимъ пассажирамъ оставаться на верхней палуб, давала возможность любоваться ходомъ корабля и картиною постепенно удалявшихся береговъ. Четверо сутокъ шелъ Ингерманландъ не мене восьми итальянскихъ миль {Итальянская миля — 1 3/4 версты.} въ часъ. Погода вполн благопріятствовала плаванію.
Съ 29-го іюля показанія барометра стали мняться, и, наконецъ, онъ упалъ такъ низко, что для безопасности мачтъ, въ случа внезапной бури, пришлось на корабл значительно уменьшить парусность. Моряки толковали колебанія барометра въ свою пользу, но ошиблись. Небо было совершенно-чисто, а втеръ, понемногу усиливаясь отъ юго-запада, наконецъ, скрпчалъ до того, что у марселей пришлось взять три рифа {Марсель — второй съ низу парусъ. На корабл бываетъ три марселя, они получаютъ названія отъ мачтъ, на которыхъ распускаются: на передней мачт форъ-марсель, на средней — гротъ-марсель, на задней крюйсель. Взять рифъ значитъ уменьшить площадь паруса. Смотря потому на сколько надо убавить парусъ, берутъ: одинъ, два, три или четыре рифа.}. Качка усилилась. По кораблю протянули веревки, такъ какъ, не придерживаясь за нихъ, нельзя было ходить — до того были стремительны розмахи судна. Но на Ингерманланд все еще не теряли надежды, что погода перемнится къ лучшему. Утромъ -го августа солнце на короткое время выглянуло изъ за облаковъ, а затмъ скрылось на нсколько дней. Небо сплошь заволокло облаками, начались дожди и густые туманы, часто скрывавшіе отъ Ингерманланда мстонахожденіе транспортовъ. Не было возможности готовить горячую пищу. Приходилось довольствоваться сухою провизіею. Двое сутокъ жестоко кидало и трепало корабль. Его потащило бокомъ, а впередъ, вслдствіе противнаго втра, онъ едва подвигался пять или шесть итальянскихъ миль въ сутки. Тольцо на третій день позволилъ немного смягчившійся втеръ прибавить парусовъ.
Тридцать дней почти, съ рдкими перемнами, дулъ все тотъ же юго-западный втеръ. Въ двадцать дней усплъ корабль подвинуться отъ мыса Нордъ-Капа впередъ только на двсти итальянскихъ миль (35о верстъ), между тмъ какъ, при попутномъ втр судно можетъ пройти это разстояніе въ одн сутки. Такая неудача плаванія заставила командира корабля подумать о могущемъ послдовать недостатк прсной воды: ее стали выдавать всмъ, безъ исключенія, поровну, около двухъ бутылокъ на человка въ сутки.
Однообразно, томительно тоскливо тянулось время на Ингерманланд. Августа 21-го, противъ всякаго ожиданія, втеръ стихъ. Корабль снова окрылился всевозможными парусами, но втеръ, заигрывая съ разныхъ сторонъ, не надувалъ ихъ, и отъ качки корабля, они только уныло хлопали о мачты. Къ вечеру барометръ вдругъ сильно опустился, и опытный капитанъ приказалъ убавить парусовъ. Вскор образовались на сверо-запад густыя тучи, и оттуда подулъ втерокъ. Едва только успли повернуть корабль по, втру, заблли серебристой пной верхушки волнъ, и доносившійся съ свера шумъ возвстилъ приближеніе сильнаго порыва втра. Закипла работа! снасти забгали, все затрещало. Въ одно мгновеніе изорвало нсколько парусовъ. Небо потемнло, проливной дождь забарабанилъ по палуб, голосъ человка съ трудомъ могъ перекричать оглушительный вой освирпвшаго втра. Громадные валы океана съ тяжкимъ стономъ дробились о черные борта корабля, обдавая его блоснжной шипучею пной. Заревла буря. Наступившая ночь придала картин еще боле ужаса. Фосфорическая игра воды океана пугала пассажировъ и матросовъ-новичковъ, никогда не видавшихъ подобнаго зрлища: казалось, что огненная масса бшенно устремляется на корабль и однимъ ударомъ уничтожитъ все. Корабль летлъ по 13 миль въ часъ. Править рулемъ было невозможно. Незагруженный корабль страшно клало на бокъ. По временамъ онъ черпалъ бортами. Положеніе становилось очень опаснымъ. Старые моряки говорили, что ничего подобнаго они не видывали.
Къ полудню 22-го числа немного стихло, но продольная качка была такъ велика, что, стоя на корм лицомъ къ передней мачт, можно было видть, какъ носовая часть погружается подъ горизонтъ, и корабль становится почти въ вертикальное положеніе. Волненіемъ сорвало съ корабля вс наружныя украшенія. Сильный попутный втеръ какъ будто хотлъ вознаградить моряковъ за долготерпніе. Благополучно пробжали Нмецкое море, а 2б-то августа, при ровномъ втр, вступили въ Скагерракъ. Надялись скоро отдохнуть въ Копенгаген, гд необходимо было запастись прсной водой. Многіе уже заготовляли письма на родину, но Провиднію угодно было послать ингерманландцамъ еще одно, послднее испытаніе и показать, какъ ничтожны вс ихъ земные помыслы.
У свернаго берега Ютландскаго полуострова втеръ быстро отошелъ къ востоку, и сдлался противнымъ для входа въ Каттегатъ, а темныя ночи еще боле затруднили плаваніе корабля. Стояли пасмурные дождливые дни. Въ продолженіи трехъ дней нельзя было сдлать астрономическихъ наблюденій и невозможно было опредлить мста корабля на карт, такъ какъ не видать было солнца. Августа 29-го окружили корабль со всхъ сторонъ темные смерчи и, какъ предвстники чего-то зловщаго, преслдовали его до самаго вечера. Потомъ вс смерчи вдругъ куда-то скрылись, а втеръ задулъ еще съ большей силой.
Наступившая затмъ ночь привела съ собой мало утшительнаго. Сильные удары волнъ о борта корабля прерывали сонъ утомленныхъ моряковъ. Громадная волна сорвала переднюю часть надводной оконечности судна. Ударъ быль такъ силенъ, что многіе, въ чемъ были, выскочили на палубу узнать:— что случилось?…
Въ день праздника св. Александра Невскаго, 30-го августа, отслужили на корабл молебенъ съ колнопреклоненіемъ, причемъ офицеры замняли пвчихъ. Какое-то безотчетное уныніе овладло всми жителями Ингерманланда. На распорядительность и осторожность капитана вс вполн полагались. Ни одинъ малйшій случай не ускользалъ отъ его вниманія. Днемъ и ночью раздавался на верхней палуб его твердый голосъ. Когда онъ отдыхалъ?— никому не было извстно. Тмъ не мене, смутное ожиданіе чего-то недобраго закралось въ сердца его подчиненныхъ, и, къ несчастію, роковому предчувствію суждено было сбыться.
Вечеромъ, часу въ десятомъ, донесли командиру, что въ мор виднъ огонь. Это обстоятельство никого не смутило, такъ какъ маяка, по счисленію, въ этомъ мст моря не должно было быть. Ршили, что огонь зажженъ на какомъ-нибудь идущемъ на встрчу судн. Вдругъ раздался сильный трескъ и ударъ. Корабль повалился на лвый бокъ. На ногахъ невозможно было стоять, все тронулось съ мста, вещи попадали. Послдовало еще пять или шесть ударовъ въ подводную часть корабля. Встревоженные офицеры и матросы бросились на верхнюю палубу. Въ потемкахъ ничего нельзя было разобрать. Одни говорили, что столкнулись съ судномъ, другіе, что корабль ударился о камень. Что въ это время происходило въ нижнемъ офицерскомъ помщеніи, трудно себ представить! Перегородки, стулья, офицерскія вещи — все смшалось. Четыре каюты совершенно разлетлись въ дребезги.
Половина команды, которая спала внизу, повскакала изъ коекъ {Койка — висячая постель.}, и, выбжавъ на верхнюю палубу, въ первое мгновеніе металась со страха во вс стороны, не понимая въ чемъ дло. Но раздавшійся въ эту минуту повелительный голосъ вахтеннаго офицера: ‘Пошелъ къ помпамъ! Койки убрать!’ заставилъ матросовъ опомниться и броситься исполнять приказаніе. Командиръ уже распоряжался. Велно было доставать запасные паруса для подведенія подъ пробоину корабля, готовить шлюпки на случай спасанія команды, и вынести денежный сундукъ.
На горизонт, по лвую сторону отъ корабля, мерцалъ огонекъ. Измрили глубину моря. Глубина оказалась 30 саженъ. Вслдъ за тмъ отдали одинъ за другимъ два якоря, но корабль не задержало, а черезъ пять минутъ уже нельзя было достать дна. Приступили къ откачиванію воды. Вс помпы (насосы) работали Ведра, кадки, даже барабаны, были пущены въ дло, но пользы было мало, и вскор трюмъ и нижнее офицерское помщеніе стали замтно наполняться водою. На совт капитана съ офицерами ршено было корабль направить къ берегу и тамъ поставить его на мель, но выполнить этотъ маневръ оказалось невозможнымъ, ибо руль при первыхъ ударахъ сорвало съ крючьевъ и переломило надвое.
Выше сказано, что отданъ былъ приказъ доставать запасные паруса, но прибывающая вода и разломавшаяся парусная каюта дали возможность вытащить только половину запаснаго гротъ-марселя, да и эту, мшавшую команд дйствовать у насосовъ работу, пришлось совсмъ оставить. Видимо было, что корабль неминуемо долженъ идти ко дну. Но на верхней палуб все было довольно спокойно. Матросы почти вс работали внизу, а на мачтахъ никого не было. Корабль такъ сильно наклонило на лвую сторону, что, казалось, скоро его совсмъ опрокинетъ. Тогда капитанъ приказалъ срубить среднюю мачту.
Было около полуночи. Едва надрубили навтренныя снасти, поддерживавшія мачту, раздался крикъ: ‘Берегись!’ Въ это мгновеніе погасъ блествшій блымъ свтомъ фальшфейеръ. {Сигнальный огонь.} Настала тьма. Мачта съ страшнымъ трескомъ переломилась, и корабль сталъ нсколько пряме. Отдали послдній якорь, но онъ полетлъ въ воду, вытянувъ за собою весь канатъ до его внутренняго конца, прикрпленнаго къ корпусу корабля. Ожидали, что якорь задержитъ корабль на мст, но онъ повисъ, не доставъ дна. Глубина была такъ велика, что не было средствъ ее измрить. Осталась одна надежда поддержать корабль на поверхности моря до разсвта. Матросы работали до изнеможенія. Начали выбрасывать пушки, ядра, а такъ какъ корабль все боле наклонялся на лвую сторону, то стали перетаскивать всевозможныя тяжести на правую сторону. Тогда корабль еще немного выпрямился, но уже сталъ погружаться все глубже и глубже.
Наконецъ ршено было пожертвовать передней мачтой, сильно отягощавшей корабль. Срубили и ее. Нельзя было не удивляться хладнокровію и присутствію духа браваго командира. Несмотря на кажущееся спокойствіе, онъ переживалъ страшныя минуты. Ему предстояло изыскать средства спасенія около девятисотъ человкъ команды и пассажировъ, между которыми были женщины и дти. Приказанія его были безъ повтореній, приводились въ исполненіе безотлагательно, безпрекословно и безъ разсужденій.
Блдный, мертвенный свтъ фальшфейера казался мерцаніемъ погребальнаго факела. Об мачты были срублены такъ счастливо, что паденіемъ своимъ не причинили никакого вреда. Чтобы имть понятіе о трудности этого дла, довольно сказать, что вышина корабельной мачты отъ воды до вершины около двадцати-пяти саженъ, и она обременена реями (поперечными деревьями, къ которымъ привязаны паруса), изъ которыхъ главная въ 14 саженъ длины.
Между тмъ на корабл не теряли надежды на помощь съ берега. Полагали, что пушечная пальба съ корабля обратитъ вниманіе жителей. Сдлано было съ краткими промежутками до двухъ сотъ выстрловъ, а съ минуты удара о камни до полуночи жгли безпрестанно фальшфейеры. Корабль несло по втру, поворачивая то носомъ, то кормой къ маяку, свтъ котораго ошибочно принятъ былъ сначала за огонь судовой. Наконецъ исчезъ и маякъ. Фальшфейеры были вс сожжены. Настала грозная непроницаемая тьма, и несчастные ингерманландцы молили Бога сохранить ихъ жизнь хотя бы только до разсвта. Многіе вспоминали родныхъ и близкихъ сердцу. Въ одной изъ верхнихъ офицерскихъ каютъ священникъ корабля, о. Василій, причащалъ больныхъ Св. Таинъ. Къ нему входили по одному, и, окончивъ таинство причащенія, каждый оставлялъ каюту, готовый предстать на судъ Всевышняго. Въ общей большой офицерской кают, предъ иконой Св. Николая Чудотворца, собрались женщины съ дтьми и грудными младенцами, смиренно возносили они молитвы къ святому заступнику. Но вода подступала все ближе и ближе…
Въ ужас бросились несчастные на верхнюю палубу, въ надежд хотя на нсколько мгновеній отсрочить близкую развязку. Ихъ отчаянные, безнадежные вопли леденли сердце, раздирали душу моряковъ. Команда съ невообразимымъ самоотверженіемъ работала у помпъ, которыя однако не приносили никакой пользы, ибо вода вливалась въ корабль сквозь щели пушечныхъ портовъ. Напрасно старались ихъ заткнуть — вода шумнымъ каскадомъ полилась въ отверзтіе отъ изломаннаго руля. Для выливанія воды не хватало отверзтій въ палубахъ, пришлось прорубить послднія въ нсколькихъ мстахъ, но и это мало помогло — выплывавшій изъ палубныхъ выходовъ грузъ совершенно загромождалъ палубу, и мшалъ людямъ, стоявшимъ по поясъ въ вод, работать ведрами. Тмъ не мене, матросы выбивались изъ силъ, и никто не ропталъ.
Офицеры, работавшіе вмст съ командой, являли ей достойные примры хладнокровія, ршительности и мужества. Повиновеніе матросовъ было образцовое. На грозившую имъ смерть они смотрли хладнокровно, и съ крикомъ ура готовы были бороться со стихіей до послдняго роковаго мгновенія… Старые матросы старались ободрить молодыхъ. Многіе громко молились, но никто не думалъ исключительно о своемъ собственномъ спасеніи. ‘Вмст служили — вмст и умремъ’, твердили служаки, и никто не оставлялъ работы.
Безпрерывно увеличивавшаяся опасность, какъ будто уже не страшила никого, и работа продолжалась, когда корабль вдругъ страшно задрожалъ. Раздался трескъ. Палубы погнулись, приподнялись на средин… Конецъ всему! Вода быстро прибыла фута на полтора. Громогласное: Господи помилуй! послышалось изъ устъ истомленныхъ моряковъ. Вс, какъ будто окаменли. ‘Брось все! Пошелъ вс на верхъ!’ загремлъ охрипшій голосъ капитана, и вс съ громкимъ ура ринулись въ послднюю борьбу со смертью. Алчная стихія, хлынувши въ проломленные борта корабля, жадно схватила нсколько первыхъ обреченныхъ жертвъ.
На верхней палуб люди садились по шлюпкамъ, но за малой ихъ вмстительностью, лзли всюду, куда могли. Возвышенная кормовая часть корабля, задняя мачта, носовая часть,— все было загромождено людьми въ нсколько минутъ Настало мгновеніе ужасное — неизобразимая тишина, какъ будто наступилъ послдній часъ приготовленія къ смерти. Вс едва переводили дыханіе. Отецъ Василій, съ крестомъ въ рукахъ, оснялъ на вс стороны, и молитвы на разныхъ языкахъ неслись къ престолу Божію. Вода страшно забушевала внутри корабля, и онъ сталъ трещать и валиться то на право, то на лво… Наконецъ онъ остановился прямо. Втеръ свирпствовалъ попрежнему. Вдругъ корабль наклонился на лво — вздрогнулъ — мгновеніе, и ‘онъ погрузится!’ думалъ каждый. Все смолкло — наступило торжество религіи — вс сняли фуражки. Священникъ, въ истинномъ величіи своего сана, напутствовалъ погибающихъ отходною молитвою въ жизнь вчную, и вслдъ за тмъ шумное ура нсколькихъ сотъ человкъ, казалось, хотло заглушить вой втра и ревъ буруна, свирпствовавшаго внутри корабля.
Волны буруномъ начинали перекатываться черезъ лвый бортъ. Каждый держался за что могъ.
‘Среди общаго ужаса, разсказываетъ мичманъ Говоровъ, очевидецъ крушенія, — мы ждали слдующаго буруна, и онъ не замедлилъ. Ударъ его въ правый бортъ наклонилъ корабль налво, и мгновенно огромная волна прокатилась по головамъ погибающихъ. Наполнивши водою барказъ, {Барказъ — самое большое на корабл гребное судно. На ‘Ингерманланд’ былъ 20-ти весельный барказъ, длиною 38 футъ, шириною 10 1/2 футъ, и кром его было четыре 12-ти и 14-ти весельные катера, восьми весельный ялъ и дв гички (самыя узкія быстроходныя шлюпки).} она ударила въ капитанскій катеръ, онъ упалъ на бокъ и разбился. Люди посыпались за бортъ корабля, нкоторыхъ волною отбросило къ барказу — въ числ ихъ былъ и я. Переведя дыханіе и опомнившись, я очутился на плавающихъ обломкахъ. Подл меня на крупныхъ обломкахъ находились командиръ корабля, его жена, два офицера, и множество матросовъ и ихъ женъ съ младенцами на рукахъ. Страдальческій крикъ малютокъ былъ непродолжителенъ, однихъ матери роняли въ воду, другихъ вырывало волненіемъ изъ рукъ и давило въ общей тснот. Раздалось еще ура — и передняя часть корабля, почти до задней мачты, погрузилась въ воду. Только возвышенная кормовая часть была еще на поверхности воды, и вс бросились туда. Волны, перекатываясь черезъ корабль, уносили съ каждымъ разомъ по нскольку жертвъ. Двнадцати-весельный катеръ, полный народомъ, выбросило за бортъ, и грозный Скагерракъ съ шумомъ похоронилъ всхъ, бывшихъ на катер, въ своей бездонной могил. Еще хлынула исполинская волна, и люди повсюду разбросаны, везд плаваютъ трупы, или изувченные, полуживые страдальцы. Самое черствое сердце содрогнулось бы при вид разнообразныхъ смертей. Старшая дочь полковника Борисова, при переход на возвышенную кормовую часть, что удавалось изъ десяти одному, запуталась косою о желзный гвоздь, торчавшій изъ разломаннаго барказа, тяжелые обломки били всхъ, находившихся подл несчастной Борисовой. Она долго рвалась и кричала, а между тмъ за нее схватились другіе погибавшіе. Совершенно избитая, обезображенная, выбившись изъ силъ, она смолкла, но бездушное тло ея долго еще терзалось волнами. Младшая сестра ея, ухватившаяся за уцлвшія части запаснаго вооруженія корабля, употребляла вс усилія удержаться за нихъ, и уже одинъ унтеръ-офицеръ бросился было къ ней на помощь, но поздно — несчастную оторвало и унесло въ море. Помогать другимъ не было возможности. Находившіеся на середин корабля должны были прежде всхъ потонуть, но, погрузившись почти до самой задней мачты, корабль остановился. Сначала никто этого не замтилъ. Прошло нсколько минутъ, а корабль все въ одинаковомъ положеніи, и вдругъ, какъ будто всть надежды, раздался громкій крикъ: ‘корабль на мели!’ Но это было заблужденіе — глубина подъ кораблемъ была ужасная, а его ворочало втромъ и теченіемъ въ разныя стороны, и все-таки онъ не погружался боле. Некогда было разсуждать о причин этого страннаго явленія и надобно было имъ пользоваться. Снова мелькнула нкоторая надежда. Вс бросились на корму, единственное мсто, оставшееся незатопленнымъ, но переправа туда ежеминутно становилась труднй. Оставалась еще задняя мачта. Путь на нее со средины корабля представляла единственная толстая смоленая веревка бизаньштагъ, которая держитъ заднюю мачту спереди и проведена къ низу средней мачты, на верхней палуб. Но уже никто не думалъ о невозможности такой трудной переправы, не смотря на то, что злосчастные ингерманландцы все время стояли по горло въ вод, работали съ іо-ти часовъ вечера, были изнурены отъ усталости и истомлены ужасною жаждою, наглотавшись соленой воды. Народъ кучами бросался на бизаньштагъ, и онъ весь былъ унизанъ людьми. Женщины слдовали примру мужчинъ, но надежда спасенія была тщетная, и немногія изъ нихъ достигали желанной цли. Пять или шесть человкъ перебрались кое-какъ на крюйсъ-марсъ, небольшую площадку, устроенную на задней мачт. Съ палубы смывало все. Шлюпки уже сорвало съ мстъ. Кто могъ, бросалъ съ возвышенной кормовой части бившимся въ вод концы веревокъ. Одинъ офицеръ и нсколько человкъ матросовъ вытаскивали нкоторыхъ еще живыхъ, но въ большинств изступленныхъ и потерявшихъ разсудокъ. Жена лейтенанта Сверчкова, выброшенная изъ шлюпки на средину корабля, долго гребла руками, поддерживаясь на какой-то доск, пока огромнымъ обломкомъ не ударило ее по спин, и, облитая кровью, она погрузилась въ общую могилу…
Уже начинало свтать. Нсколько сотъ человкъ разбросано было по горизонту моря. Всевозможные обломки, плавающій грузъ — все было облплено людьми. Надъ моремъ высилась одна мачта, и виднлась кормовая часть корабля, затмъ, отдленный отъ нея большимъ пространствомъ воды, торчалъ бушпритъ, наклонная мачта, выставленная впередъ, къ носу корабля. Съ правой стороны корабля видно было много сброшенныхъ въ море матросовъ, разбитый двнадцати-весельный катеръ, полный воды, служилъ имъ пристанищемъ. Кто могъ и не терялъ еще памяти, хватался за борта его. Инымъ удалось подняться въ катеръ, но вскор отнесло его далеко отъ корабля, и, затопленный почти по бортъ, съ нсколькими людьми, потащило въ море. За кормою корабля въ то же время отвалила капитанская гичка. Легко перескакивая волны, она, казалось, скоро достигнетъ береговъ, но несчастный катеръ вс считали непремнно погибшимъ. На немъ, какъ оказалось впослдствіи, находился и самъ капитанъ Ингерманланда.
Вотъ подробности удивительнаго странствованія бывшихъ на катер. Положеніе ихъ было отчаянное. Сидя по поясъ въ вод, пятеро изъ нихъ гребли, а остальные выливали воду. Оторванный руль замнили кускомъ весла. Слуга мичмана Аникева, находившійся на катер, отъ истомленія и холода, началъ засыпать и черезъ нсколько часовъ умеръ. Катеръ тащило теченіемъ въ открытое море. Не имя ни одного сухаря, оставшіеся въ живыхъ… не ршились бросить трупъ за бортъ… Но Богъ не допустилъ ихъ до такой гибельной крайности… Къ вечеру катеръ прибило къ берегу, подл деревни Крилью, близъ маяка Листеръ. Страдальцы не могли уже сами выйдти на землю. Береговые жители, увидя выброшенную моремъ шлюпку, бросились къ ней, на рукахъ перенесли всхъ спасшихся въ свои дома, оказали имъ всевозможное пособіе, послали за врачемъ, похоронили умершаго, и старались, по возможности, облегчить ихъ ужасное положеніе. Избавясь чуднымъ образомъ отъ неизбжной смерти, спасенные благословляли Бога и радовались своему возрожденію. Только одинъ изъ нихъ страдалъ, тотъ, кто обязанъ былъ отдать отчетъ въ своихъ дйствіяхъ, отъ чьего искусства и мужества зависла участь нсколькихъ сотъ подчиненныхъ ему. Это былъ злосчастный капитанъ Трескинъ, покинувшій свой постъ не по собственной вол и въ такую пору когда онъ былъ уже безполезенъ на немъ. Онъ забылъ о себ Вс помыслы его обращены были на поданіе помощи оставшимся на корабл. По его вызову по всему берегу поскакали гонцы. Изъ разныхъ портовъ двинулись суда къ бдствующимъ, а береговые жители старались, какъ можно скоре, оказать помощь погибающимъ.
Между тмъ, вотъ что происходило на корабл 31-го августа, на разсвт. Берега чуть виднлись, и ни одного судна не показывалось на горизонт. Люди начинали коченть. Вскор кормовая часть погрузилась до края борта. Волны, перекатываясь черезъ нее, уносили несчастныхъ десятками. На крюйсъ-марс ютилось до пятидесяти человкъ. Они лежали другъ на друг въ два, въ три ряда, въ мокромъ разодранномъ плать — иные въ однхъ рубашкахъ. Усталость клонила многихъ ко сну. Одинъ изъ офицеровъ, въ смертномъ забытьи, свалился внизъ. Каждый ожидалъ той же участи.
Вдругъ на горизонт показалось три судна. Громкое ура раздалось на двухъ еще незатопленныхъ точкахъ: на задней мачт и на- бушприт. Видть показавшіяся суда могли только обращенные къ нимъ лицомъ. Остальнымъ невозможно было отъ тсноты повернуть голову, руки и ноги были какъ въ тискахъ. Но и это страшное положеніе считалось благополучіемъ. Обломки, плававшіе на поверхности моря, были по крыты людьми. Молодой офицеръ, сброшенный волнами за бортъ, взобрался на упавшую въ море срубленную мачту и лежалъ, уцпившись за нее коченющими руками. Истомленный безпрерывнымъ погруженіемъ въ холодныя волны, онъ недолго былъ въ силахъ вынести свое гибельное положеніе — незамтно перешелъ онъ въ жизнь вчную. Товарищи столкнули его трупъ въ морскую пучину.
Вс уже свыклись съ мыслью о смерти. Но и въ такомъ положеніи, одинъ слухъ о показавшихся судахъ оживилъ каждаго, до кого дошелъ онъ. У каждаго на ум и на язык былъ только одинъ вопросъ: идутъ ли они на помощь? Три судна держали прямо къ кораблю и правили къ нему подъ корму. Страдальцы, облпившіе бушпритъ, въ носовой части корабля, не могли думать о скоромъ спасеніи, полагая, что подходящія суда снимутъ сначала людей съ кормовой части. На бушприт раздавались крики: ‘Спасите! Спасите! Къ намъ! Къ намъ! Здсь тише, а тамъ разобьетесь!’ Когда суда очутились у самой кормы Ингерманланда, вс хотли броситься туда, и многіе, ршившіеся на то, погибли мгновенно. Съ восьми-весельнаго яла, брошеннаго на обрубокъ передней мачты, сорвало всхъ бывшихъ на этой шлюпк. Нсколько человкъ матросовъ успли вскарабкаться опять на нее, но другой валъ перебросилъ ее къ правому борту корабля. Жизнь несчастныхъ висла на волоск. Въ отчаяніи, схватившись за попавшіеся имъ какіе-то два шеста и кусокъ доски, они стали ими гресть, и шлюпка понеслась.
Между тмъ суда приблизились. Вс думали, что часъ спасенія насталъ, но вышло иначе. Боясь разбиться о корабль, суда раза три поворачивали, а тмъ временемъ люди, плывшіе на восьми-весельномъ ял, старались пристать къ первому судну, но тамъ ихъ не взяли, на второмъ судн также. Только съ послдняго судна бросили имъ конецъ веревки, его поймали, и изъ устъ десяти человкъ вознеслась первая молитва Всемогущему за спасеніе. Они спаслись, они были счастливы, но вполн-ли? У одного остались на корабл жена и сынъ, у, всхъ добрые товарищи. Напрасно спасенные умоляютъ оказать помощь и остальнымъ, ихъ не слушаютъ, и суда, поворотивъ опять, прошли почти подъ самой кормой корабля. Тогда вс бросились къ самому краю кормы, надясь перескочить съ корабля на которое нибудь изъ судовъ. Въ числ ршившихся на то были два брата. Младшій изъ нихъ бросился въ море, но разстояніе было слишкомъ велико, и море захлеснуло его. Старшему брату не надолго суждено было пережить младшаго — огромная волна пронеслась черезъ кормовую часть и поглотила вмст съ нимъ въ одно мгновеніе до двадцати человкъ.
Суда продолжали идти одно за другимъ. На Ингерманланд все еще думали, что они поворотятъ. Прошло около четверти часа, и страдальцы съ ужасомъ видли, что суда идутъ прочь. Снова всми овладло отчаяніе! Слыщны были проклятія, но нкоторые, съ надеждою на Бога, угрюмые, блдные еще ждали новаго, почти уже невозможнаго спасенія, а между тмъ холодъ, жажда и голодъ сильно начали клонить всхъ ко сну, предвстнику сна вчнаго. Многіе, думая согрться въ вод, становились на палубу, погружаясь въ воду по грудь. Покрываемые безпрестанно набгавшими волнами, не имя возможности ни на минуту перевести дыханіе, они только изнурялись въ волнующемся покров, гд многимъ изъ нихъ суждено было скрыться на вки. Иные, желая потомъ возвратиться на свои мста, уже не находили ихъ, ибо малйшій уголокъ мстечка свободнаго мигомъ замщался другими, и ни просьбы, ни угрозы, ничто не помогало. Ссоры были однакожъ между немногими. Почти вс страшились произнесть лишнее слово. Холодъ давалъ себя знать, и многіе старались кутаться, во что могли: въ остатки парусовъ, уцлвшіе флаги. Крайность и нужда заставляла прибгать къ платью умершихъ. Разрывая его на лоскутья, несчастные длились другъ съ другомъ. Втеръ повидимому сталъ немного стихать, но волны и буруны подымались еще до невроятной вышины. Надежда гасла. Подходившіе суда около часа виднлись на горизонт, но потомъ скрылись совершенно.
Посл удаленія судовъ, на Горизонт долго ничего не было видно. Изрдка отчаянное ура потрясало воздухъ. Кормовая часть корабля была еще наполовину вн воды, но онъ ежеминутно все боле погружался, и вскор державшихся на немъ начало срывать за бортъ. Вс бросились къ вантамъ (веревочнымъ лстницамъ отъ бортовъ къ вершин мачты). На нихъ не осталось вершка свободнаго мста. Вскор мачта начала качаться, угрожая переломиться, и паденіемъ своимъ уничтожить людей, загромоздившихъ крюйсъ-марсъ. Всхъ томила невыносимая жажда.
Часу въ двнадцатомъ показался на горизонт бригъ (двухмачтовый корабль). Несчастные ингерманландцы, уже обманутые одинъ разъ надеждою, не смли радоваться. Бригъ быстро приблизился къ кораблю и направился вдоль лваго его борта. Раздалось радостное ура, и страдальцы мысленно уже благословляли своихъ спасителей, но бригъ повернулъ и сталъ отходить дальше и дальше…
Когда бригъ съ его безчеловчнымъ капитаномъ сталъ скрываться изъ виду, отдлилась отъ борта корабля срубленная еще при начал крушенія средняя мачта. Пятнадцать матросовъ и одинъ офицеръ держались на ней. Имъ предстояло или утонуть, или умереть съ голоду. Двое матросовъ уже заснули. Быстро понесло мачту отъ корабля по втру, и волны ежеминутно покрывали несчастныхъ. Часа два или три они были еще видны и, наконецъ, скрылись въ широкомъ простор бурливаго моря…
Остававшіеся на корабл лишены были надежды на спасеніе. Все чаще повторялось ура, но то былъ не радостный крикъ, а послдніе стоны томимыхъ смертью людей. Палуба кормовой части начинала разваливаться. Вся оставшаяся задняя мачта была унизана людьми. Скрпчавшій къ вечеру втеръ увеличилъ безнадежность страдальцевъ. Багровое зарево на горизонт предвщало бурю. Тучи, носясь надъ моремъ, скоплялись на запад. Ночь скоро скрыла берега. На остаткахъ лваго борта корабля, на пространств не боле двухъ саженъ, столпилось человкъ до сорока. Въ числ ихъ была и жена капитана. Положеніе ея было мучительное: въ одномъ изорванномъ плать, съ непокрытою головою, съ избитыми руками и ногами, съ обагреннымъ кровью лицомъ, пять разъ смываемая волнами, она долго должна была выдерживать невыносимыя истязанія. Но, среди общаго бдствія, ея страданія не производили сильнаго впечатлнія. Общая участь поставила всхъ въ безчувственную безнадежность, заставляя забывать различіе пола, возраста и званія. Одна несчастная мать, не выпуская изъ рукъ своего ребенка, безпрестанно молилась за него — молилась только о спасеніи своего младенца. Ребенокъ пробылъ уже двое сутокъ безъ пищи и питья, въ одной тонкой рубашенк. Два раза падалъ онъ изъ рукъ матери въ бурунъ, и былъ вытаскиваемъ матросами, но хлеставшія волны ежеминутно почти заставляли ребенка захлебываться. И молитва матери исполнилась! Ребенокъ остался живъ.
Другая мать, выбившись изъ силъ, уронила своего малютку за бортъ. Младенецъ началъ биться рученками, и долго держался на вод, приводя всхъ въ изумленіе — онъ какъ-будто ждалъ кого-то. Черезъ нсколько мгновеній сбросило буруномъ въ море его отца и мать. Обезсиленные, они недолго держались, схватясь другъ за друга, и черезъ минуту оба погрузились. За ними исчезло въ волнахъ и дитя ихъ. Вотъ кого ждалъ младенецъ, вотъ съ кмъ хотлъ онъ соединиться въ будущей жизни.
У нкоторыхъ страдальцевъ помрачался разсудокъ. Многіе громко читали молитвы. Команда съ высокимъ самоотверженіемъ исполняла свой долгъ. Боле половины ея были новобранцы, но безъ малйшаго ропота переносили они вс бдствія и до самой невозможности исполняли приказанія начальниковъ. Многіе изъ нихъ съ самымъ трогательнымъ усердіемъ, доходившимъ до самозабвенія, старались помочь офицерамъ.
Ночь быстро приближалась. Солнце скрылось. Съ какимъ чувствомъ провожали погибающіе послдніе его лучи глазами, и сколькимъ страдальцамъ суждено было видть его въ послдній разъ! Быть можетъ, къ утру отъ Ингерманланда и его бравой команды останутся одни только обломки и трупы…
У нкоторыхъ сильно стало разыгрываться воображеніе. Инымъ казалось, что они сидятъ на совершенно покойныхъ мстахъ — имъ видлись очаровательныя картины, мечтались сады, рощи, комнаты. Потомъ вдругъ мерещились имъ громъ, трескъ, море, камни. Два офицера были такъ разстроены, что раза три собирались пробраться на возвышенную кормовую часть, увряя всхъ, что на средин корабля одинъ изъ нихъ видитъ множество камней, а другой сады, по которымъ можно легко туда перебраться. Все это говорили они такъ хладнокровно, что можно было подумать, будто они въ полной памяти. Но почти безжизненные взоры ихъ выражали противное, а впалыя щеки и блдныя лица наводили невольный ужасъ. Если бы не удерживали ихъ нкоторые изъ матросовъ, они пустились бы въ свой несомннно гибельный пу