Гергардъ Гауптманъ.
Характеристика.
I.
II.
Л. Шепелевичъ.
‘Сверный Встникъ’, No 7, 1895
Гергард Гауптман, Шепелевич Лев Юлианович, Год: 1895
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Общеизвстно изреченіе Гёте: ‘Кто хочетъ понять поэта — долженъ отправиться въ его отечество’. Это положеніе находитъ полное оправданіе особенно по отношенію къ второстепеннымъ поэтамъ. Только немногіе общеевропейскіе писатели доступны пониманію чужеземнаго читателя, подъ какимъ-бы небомъ онъ ни родился, и, будучи національными, возвысились до общечеловческаго значенія. Фаустъ — нмецъ, Гамлетъ — англичанинъ, Донъ Кихотъ — испанецъ, ни на минуту не перестаютъ они быть представителями своей національности и среды,— но читатель забываетъ, что передъ нимъ нмецъ, англичанинъ, испанецъ,— онъ видитъ и чувствуетъ въ нихъ ему родное, и близкое… Если мы, покинувъ исторію, обратимся къ современности и станемъ къ ней присматриваться, то обязательность вышеприведеннаго положенія Гёте станетъ для насъ вполн очевидной. Особенное значеніе пріобртаетъ соблюденіе этого правила въ примненіи къ литературамъ, носящимъ яркую печать національныхъ особенностей. Между ними едва-ли не первое мсто принадлежитъ нмецкой.
Объединеніе Германіи, положивъ конецъ политическому сепаратизму, до извстной лишь степени повліяло на литературу. О такой централизаціи ея, какая существуетъ въ Россіи и Франціи, въ Германіи нтъ и рчи. Условія нмецкой жизни, въ противоположность русской и французской, весьма разнообразны, а исторія и преданіе выработали необыкновенную обособленность соціальныхъ группъ и рзкое различіе между жителями областей германскаго союза и австрійской имперіи. Нмецкій партикуляризмъ въ литератур, на который жаловались лучшіе люди прошлаго столтія, не прекратилъ своего существованія и до настоящаго времени. Лишь немногимъ писателямъ удалось завоевать общенмецкія симпатіи, еще мене можно насчитать такихъ, которые пользовались-бы популярностью за границей, и вс усилія въ этомъ направленіи остаются почти безплодными. Лишь немногія нмецкія драматическія произведенія успли занять видное мсто въ репертуар другихъ странъ. Наибольшею долею успха нмецкая драма обязана талантамъ Зудермана и Гауптмана.
Генрихъ Зудерманъ очень популяренъ въ Россіи. Лучшія его драмы не сходятъ съ репертуара столичныхъ и провинціальныхъ сценъ. Гораздо мене извстенъ, точне мало извстенъ у насъ его талантливый современникъ — Гергардъ Гауптманъ. Нкоторыя драмы Гауптмана имли и имютъ громадный успхъ. Несмотря на то, что Гауптманъ недавно появился на литературной арен, его имя пользуется въ Германіи громадной популярностью. Независимо отъ успха (которому, въ виду возможныхъ случайностей, нельзя придавать ршительнаго значенія), Гауптманъ иметъ и другія преимущества въ сравненіи съ своими современниками. Талантъ его принадлежитъ къ крупнымъ, онъ въ мру импрессіонистъ, кругозоръ этого писателя не поражаетъ широтою, но его воззрнія имютъ опредленный, отчетливо обрисовавшійся характеръ. Въ своихъ драмахъ Гауптманъ касается жгучихъ вопросовъ современной соціальной жизни и пріурочиваетъ фабулу къ опредленной территоріи, преимущественно центральной Пруссіи и Берлину. Нкоторыя его драмы въ главныхъ дйствующихъ лицахъ прекрасно воспроизводятъ діалектическія особенности народной рчи. Смлость фантазіи, отчетливость въ отдлк характеровъ, умніе придать драматическому дйствію сценичность — вс эти качества, отличающія Гауптмана, способны возбудить интересъ къ нему. Если мы еще повторимъ, что этотъ писатель затрогиваетъ важные общественные и соціальные вопросы, что онъ интересуется русской жизнью и литературой — мы исчерпнемъ мотивы, побудившіе насъ посвятить этому писателю нсколько страницъ.
Я прошу читателя ни на минуту не забывать приведенной фразы Гёте, когда будетъ рчь о Гауптман. Художественные типы, имъ созданные, въ значительной части имютъ мстное значеніе и немыслимы въ другихъ странахъ или даже частяхъ Германіи. Другое можно сказать о затрогиваемыхъ вопросахъ, соціальныхъ, общественныхъ и семейныхъ. Они касаются больныхъ мстъ общеевропейской жизни. Здсь Гауптманъ стоитъ на высот своей задачи.
Огромный успхъ имла соціальная драма: ‘Ткачи’. Она выдержала одиннадцать изданій и долго будетъ фигурировать въ репертуар нмецкихъ театровъ. Фабула весьма несложная: Гауптманъ воспроизводитъ исторію стачки рабочихъ, сопровождавшейся крупными безпорядками и усмиренной военной силою. Необыкновенно искусно раскрываетъ онъ намъ причины недовольства рабочихъ: злоупотребленія фабриканта и его служащихъ, низкая плата, вычеты и штрафы, тяжелыя семейныя условія рабочихъ, агитація наиболе энергичныхъ и бойкихъ изъ нихъ. Гауптманъ, не переходя въ сатиру, изобразилъ безвыходное положеніе срой толпы, предоставленной своей участи, не имющей нигд точки опоры, такъ какъ она чувствуетъ эксплоатацію повсюду, даже со стороны своихъ духовныхъ пастырей, ограничивающихся формальнымъ исполненіемъ своихъ обязанностей. Этотъ вулканическій взрывъ темной срой массы, исподоволь подготовлявшійся, изображенъ Гауптманомъ въ необыкновенно яркихъ и выразительныхъ чертахъ. Поэтъ, уметъ оріентироваться въ кажущемся однообразіи срой толпы. Онъ выводитъ на сцену людей, принадлежащихъ на первый взглядъ къ одной разновидности и отмчаетъ ихъ индивидуальныя и типическія особенности. Равнымъ образомъ вполн объективно, безъ преувеличенія и пристрастія, изображены представители капитала и буржуазіи съ ихъ характернымъ жестокосердіемъ, неумолимостью, малодушіемъ и трусостью. ‘Ткачи’ — превосходная драма, картина революціоннаго движенія, рисующая положеніе нмецкихъ рабочихъ въ недавнемъ прошломъ и, пожалуй, до извстной степени и въ настоящее время. Жаль только, что дйствующія лица говорятъ своеобразнымъ діалектомъ, представляющимъ значительныя трудности и для актеровъ, и для зрителей, переводъ-же этой драмы по той-же причин немыслимъ, такъ какъ невозможно передать на иностранномъ язык характерныя особенности этого говора.
‘Ткачи’ лишены опредленной тенденціи. Драма воспроизводитъ важный моментъ общественной и экономической жизни и заставляетъ призадуматься надъ тяготющимъ на европейскомъ запад рабочимъ вопросомъ. ‘Ткачи’ имли громадный успхъ на сцен. Не трудно понять, почему именно: жгучая злоба дня изображена на сцен во всемъ ея ужасномъ трагизм.
Читая драму, о которой идетъ рчь, вы выносите убжденіе, что авторъ обладаетъ необыкновенно конкретнымъ художественнымъ талантомъ. Его сила въ живомъ, наглядномъ изображеніи лицъ и происшествій. Вопросъ о философской подготовк автора остается открытымъ. На него вамъ дадутъ отвтъ другія произведенія Гауптмана, особенно ‘До восхода солнца’ (Vor Sonnenaufgang). Здсь разршается съ поразительной простотой, если не сказать больше, вопросъ объ алкоголизм и его вліяніи на семейную жизнь. Мы имемъ дло съ практической философіей автора и можемъ лишь отмтить полную нормальность его воззрній и… полную несостоятельность его художественнаго произведенія.
Гауптманъ вводитъ своего героя Лота, писателя по вопросамъ политической экономіи и народнаго хозяйства, въ семью его друга, усердно предающуюся въ лиц отца, замужней дочери и зятя, поклоненію Бахусу. Остается непричастной этому пороку меньшая сестра — Елена, которая унаслдовала отъ своего отца значительную долю истеріи. Эта-то двушка искренно увлекается Лотомъ, благородными идеями, имъ проповдуемыми, и объясняется ему въ любви, узнавъ, что молодой человкъ находитъ вполн естественнымъ, чтобы женщина сама сдлала первый шагъ. Лотъ отвчаетъ ей полной взаимностью, и Елена каждую минуту все боле и боле привязывается къ своему жениху. Но Лотъ, повидимому, совершенно забылъ о томъ, что отъ своей будущей подруги жизни онъ требуетъ главнымъ образомъ здоровья физическаго и нравственнаго и что, по его понятіямъ, Елена, какъ дочь алкоголика, таковымъ обладать не можетъ. Это разъясняетъ и подчеркиваетъ ему пріятель-докторъ, и Лотъ спасается отъ своей невсты бгствомъ, предоставляя ее врной гибели въ испорченной до послдней возможности атмосфер. Нравоученіе очевидно: человкъ, желающій, подобно Лоту, имть здоровое и цвтущее потомство, долженъ избгать семья, гд господствуетъ порокъ пьянства. Съ этимъ нельзя не согласиться. Но можно-ли стать на сторону героя драмы, бросающаго любящую его и во многихъ отношеніяхъ прекрасную двушку на произволъ судьбы или, врне, на врную гибель? Предоставляю самому читателю отвтить на этотъ вопросъ, разршенный Гауптманомъ въ дух исключительнаго поклоненія семейному началу. Кто знаетъ, насколько алкоголизмъ далъ-бы себя чувствовать въ потомств Лота отъ Елены? Оберегая себя и свое предполагаемое потомство, Лотъ не задумываясь погубилъ человка.
Повидимому, Гауптманъ, неудачно справившись съ вопросомъ, поставленнымъ прямолинейно и тенденціозно, ршилъ старательно избгать философскихъ темъ на сцен. Онъ довольствуется изображеніемъ характеровъ, семейныхъ отношеній и небольшихъ эпизодовъ общественной жизни. Здсь онъ является психологомъ по преимуществу.
Печать необыкновенной жизненной правды лежитъ на ‘Праздник примиренья’. Передъ вами исторія семьи, расшатавшейся и разбитой. Ученый докторъ, вступившій въ неравный бракъ съ молодой ограниченной двушкой, сдлалъ несчастными себя, жену и дтей. Супруги разошлись, а дти живутъ въ постоянной вражд, стоя на сторон то отца, то матери. И вотъ въ канунъ Рождества семья съхалась подъ родной кровъ съ искреннимъ намреніемъ примириться и забыть прошедшее. А причины розни и несогласія дйствительно глубоки. Старшій сынъ, услышавъ однажды легкомысленный отзывъ отца о матери, далъ ему пощечину… Жена не могла простить его высокомрнаго съ нею обращенія, дти имли съ родителями счеты, находя ихъ отношеніе эгоистичнымъ и жестокосерднымъ — словомъ, во всей семь царили разладъ и несогласіе. Добрыми геніями дома являлись родственницы семьи, мать и дочь Бюхнеры, употребляющія вс усилія, чтобы сдлать существованіе сколько-нибудь сноснымъ. И вотъ въ освященный преданіемъ, дорогой для нмца день, собирается вся семья въ надежд на примиреніе. Дйствительно: сначала кажется, что прекрасные планы семьи готовы осуществиться: отецъ примиряется съ сыномъ, братья подаютъ другъ другу руки, старшій братъ длается женихомъ чудной двушки Иды Бюхнеръ. Но не долго продолжается иллюзія: старые счеты выплываютъ. Зависть и ревность младшаго брата, вызываютъ гнвъ отца, которому этотъ взрывъ негодованія стоитъ смертельной болзни. Карточное зданіе мира рушилось — все распалось по швамъ, изъ всей семьи уцллъ лишь старшій братъ, котораго спасаетъ любовь прелестной двушки, готовой на вс жертвы, вс лишенія для любимаго человка. И читатель вритъ, что чуткая Ида, нжно прислушивающаяся къ запросамъ, предъявляемымъ больной душой жениха, чувствующая все, что въ немъ происходитъ, выведетъ его на торную дорогу, суметъ предохранить его отъ участи отца. ‘Праздникъ мира’ — потрясающая картина, воспроизводящая семейную трагедію, скрытую отъ глазъ посторонняго наблюдателя, но обусловливающую столько общественныхъ и соціальныхъ недуговъ.
‘Friedensfest’ — трагедія событій, обусловленныхъ конфликтомъ характеровъ, которые не могутъ существовать вмст, такъ какъ ихъ эгоизмъ допускаетъ лишь подчиненіе воли другого, а не уступки. ‘Одинокіе люди’ — трагедія благородныхъ характеровъ, которые гибнутъ лишь потому, что жертва, ими приносимая, превосходитъ силы, которыми они обладаютъ. Сюжетъ интересенъ, между прочимъ, и потому, что героиней является русская нмка, получающая высшее образованіе въ Швейцаріи, любительница русской музыки и литературы, особенная поклонница Гаршина. Эта двушка случайно попадаетъ въ буржуазную семью, свтящейся точкой которой является молодой ученый, который положительно задыхается въ будничной семейной жизни. Его добрая, кроткая жена Далека отъ какихъ-либо научныхъ, литературныхъ и художественныхъ интересовъ. Родители молодого ученаго желали-бы видть своего сына пристроившимся солиднымъ гражданиномъ и т-же стремленія и надежды питаетъ и добродушная жена. И вотъ, встртивъ на пути своемъ умную, образованную и милую двушку съ кругозоромъ, изобличающимъ въ ней знакомство съ наиболе интеллигентной въ Европ средой русскихъ образованныхъ женщина), ученый самъ того не замчая, увлекается ею и привязывается. Въ отношеніяхъ молодыхъ людей нтъ ничего предосудительнаго, но злые языки не могутъ примириться съ ихъ дружбой, и Добрая въ сущности семья начинаетъ ненавидть молодую двушку. Скоро и молодой хозяинъ приходитъ къ убжденію, что для возстановленія нарушеннаго равновсія ему необходимо разстаться съ Анной. Съ отчаяніемъ ршается онъ отпустить горячо любимую двушку, чувствуя, что единственный свтлый лучъ въ его жизни пропалъ безвозвратно. Онъ кончаетъ самоубійствомъ. Контрастъ между средой и индивидуумомъ оттненъ въ этой драм Гауптмана превосходно. Дло въ томъ, что и герои не ангелъ и его окружающіе не демоны. Герой страстный, но слабый человкъ, лишенный силы воли, ученый, но не умный человкъ. Онъ ни на минуту не забываетъ о своей учености и не возвышается до правильной оцнки себя и другихъ, онъ страдаетъ тмъ-же, что и его родные, т. е. крайнимъ субъективизмомъ и, такъ сказать, деспотизмомъ. Въ сущности онъ мягкое и доброе существо, созданное для кабинетной ученой дятельности, нуждающееся въ поддержк среды. Этого не понимаетъ ни его жена, ни его родители, ни друзья. Жена, глядя на него снизу вверхъ, не въ мру высокаго о немъ мннія и считаетъ себя недостойной своего мужа. Сознаніе мнимаго ничтожества отравляетъ душу молодой женщины, которая уметъ лишь молчаливо жаловаться на свою судьбу и своимъ подавленнымъ вншнимъ видомъ тяжело дйствуетъ на окружающихъ. Добродушная старая чета — родители молодого ученаго — искренно любятъ своего сына, но находятъ его нсколько страннымъ и полагаютъ, что съ лтами онъ броситъ свои чудачества и станетъ приличнымъ гражданиномъ. Между родителями и сыномъ существуетъ одно крупное разногласіе: старики религіозны до ханжества, преданы обрядности и нетерпимы, сынъ относится къ религіознымъ вопросамъ безучастно и даже отрицательно. Упреки родителей, безжалостно подчеркивающихъ всякую неудачу и несчастіе, какъ наказаніе Божіе, приводятъ въ отчаяніе впечатлительнаго и страстнаго молодого человка и приближаютъ его къ роковой развязк. Гауптманъ очень искусно усплъ соблюсти мру въ изображеніи семейной розни и не впалъ въ преувеличеніе, отршившись, какъ и подобаетъ художнику, отъ своихъ личныхъ симпатій.
Мною разсмотрны наиболе важныя произведенія Гауптмана. Къ нимъ слдовало еще присоединить ‘Ганнеле’. Но этой драматической фантазіи ‘Сверный Встникъ’ посвятилъ обстоятельную статью {Май, 1895 г.}. Ограничусь лишь замчаніемъ, что ‘Ганнеле’ не отличается ни глубиной основной мысли, ни новизной сюжета. Гауптманъ не создалъ въ этой фееріи (я предложилъ-бы такъ называть ‘Ганнеле’) ни одного новаго типа: мы встрчаемся со старыми знакомцами: жалкими нищими, благороднымъ учителемъ, жестокосердымъ пьяницей и пр. Вообще ‘Ганнеле’ является довольно сентиментальной мелодрамой въ Вагнеровскомъ вкус.
‘College Crarapton’ — комедія Гауптмана — очень живо и бойко написана. Центральной фигурой является талантливый художникъ, но жалкій пьяница Крамптонъ. Типъ разбитаго житейскими неудачами таланта является не новымъ, но у Гауптмана онъ обладаетъ нсколькими оригинальными чертами. Хороши и второстепенныя лица комедіи: ученикъ Крамптона, дочь художника и нкоторыя другія, напр., фактотумъ — слуга Крамптона. Пьеса не лишена и своеобразнаго юмора.
Мн придется окончить свою замтку разсмотрніемъ двухъ небольшихъ, какъ и вс книжки Гауптмана, произведеній, сюжетъ которыхъ заимствованъ изъ жизни простолюдина. Я говорю о комедіи ‘Бобровая шуба’ и двухъ новеллахъ.
‘Бобровая шуба’ — весьма интересная страница жизни профессіональныхъ воровъ, пріютившихся на берегу Шире. Простой и элементарный самъ по себ сюжетъ: случайная кража бобровой шубы — даетъ автору поводъ нарисовать картинку деревенской жизни, вывести на сцену наиболе типичныхъ представителей провинціи, начиная съ судьи и кончая литераторомъ, находящимся ‘подъ наблюденіемъ’ начальства. Мы встрчаемся здсь съ профессіональными ворами, подозрительными полицейскими агентами, разбогатвшими бюргерами, самодовольными и самоувренными, и погружаемся въ омутъ мелкихъ страстей и интересовъ.
Новеллы Гауптмана очень хороши. Но изъ одной изъ нихъ: ‘Желзнодорожный сторожъ Тиль’ онъ могъ-бы извлечь благодарный матеріалъ для драмы. Гауптманъ обладаетъ замчательнымъ дарованьемъ придавать индивидуальныя особенности всему, чего онъ касается, точне, подмчать и подчеркивать эти особенности. Сторожа Тиля вы не только видите — вы его чувствуете. Гауптманъ длаетъ вполн доступными пониманью читателя чувства бднаго отца. Мы понимаемъ, какъ мало по малу, подъ вліяніемъ второй жены, Тиль сталъ относиться безучастно къ своему первенцу, какъ внезапно, подъ вліяніемъ воспоминаній, эти чувства вырвались наружу и привели отца къ жестокой расправ съ женою, погубившею его дитя. Не спша, не сгущая красокъ, Гауптманъ заставляетъ насъ присутствовать при трагической развязк и чувствовать ея логическую необходимость {Переводъ повсти ‘Желзнодорожный сторожъ Тиль’ напечатанъ въ ‘Сверн. Вст.’ 1894 г.}.
То, что до настоящаго времени сказано мною о Гауптман, даетъ мн нкоторое право указать на него, какъ на одного изъ талантливйшихъ нмецкихъ и даже европейскихъ драматурговъ. Гауптманъ — глубокій знатокъ, цнитель и любитель народной жизни, съ которой онъ невидимому усплъ сродниться. Молодость автора даетъ публик право ожидать отъ него многаго. Талантъ Гауптмана опредлился и вылился въ опредленную форму. Расширяя, съ теченіемъ времени, свой художественный и философскій кругозоръ, этотъ писатель, быть можетъ, явится свжимъ источникомъ въ изсякающемъ творчеств европейской поэтической мысли. Qui vivra verra.