ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОЧЕРКЪ.
По поводу книги ‘Учитель взрослыхъ и другихъ дтей’ (Бичеръ-Стоу). Біографич. очеркъ Ив. Иванова. Изданіе журнала ‘Дтское Чтеніе’. Цна 30 коп.
Е. Колтоновская.
‘Юный Читатель’, No 8, 1899
Гарриет Бичер-Стоу, Колтоновская Елена Александровна, Год: 1899
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Многіе наши читатели, вроятно, знаютъ ‘Хижину дяди Тома’, этотъ трогательный разсказъ о страданіяхъ въ Америк бдныхъ негровъ-невольниковъ подъ властью жестокихъ плантаторовъ. Книгу эту и теперь трудно читать безъ слезъ и дтямъ, и взрослымъ. Тогда же, когда она впервые появилась въ печати, 50 лтъ тому назадъ, впечатлніе отъ нея на все цивилизованное общество было такъ сильно и успхъ ея былъ такъ великъ, что издатели книги и самъ авторъ удивлялись. Въ первый же день по напечатаніи было продано 3,000 экземпляровъ, а въ теченіе года ихъ разошлось до 600,000. Книга была переведена на 20 иностранныхъ языковъ, и ея автора горячо привтствовали со всхъ концовъ земли.
Такой безпримрный въ исторіи успхъ литературнаго произведенія объясняется, прежде всего, его содержаніемъ: въ немъ разсказывается не о какомъ-нибудь случайномъ гор одного человка, а о громадномъ гор цлаго чернаго племени — негровъ. Страданія эти длились уже боле двухъ вковъ и созданы были ихъ цивилизованными блыми братьями, которые, воспользовавшись слабостью негровъ, сдлали ихъ своею собственностью и обращались съ ними хуже, чмъ добрый хозяинъ обращается съ вьючнымъ скотомъ. Началось такое положеніе длъ очень давно. Какъ только европейцы, вслдъ за Колумбомъ, проникли въ Америку, они тотчасъ же обратили въ рабство мстное краснокожее племя индйцевъ. Бдные краснокожіе работали до изнеможенія въ рудникахъ, на обширныхъ плодородныхъ поляхъ, а европейцы обогащались на ихъ счетъ. Но индйцы оказались неспособными къ тяжелой работ, они болли отъ нея и вымирали. Тогда европейцы ршили замнить ихъ въ работ боле крпкимъ племенемъ — неграми, живущими въ Африк. Стали образовываться цлыя компаніи среди европейцевъ, которыя охотились за людьми, какъ за дикими зврями. Ихъ ловили въ Африк и продавали въ Америку въ полное рабство владльцамъ богатыхъ плантацій.
Въ то время, когда жила американская писательница Бичеръ-Стоу, написавшая ‘Хижину дяди Тома’, положеніе рабовъ и по закону, и на практик, становилось просто невыносимымъ. По закону рабъ не считался человкомъ, онъ былъ только движимою собственностью владльца, владлецъ могъ тиранить его, какъ хотлъ, изувчить и даже замучить до смерти — законы не защищали негровъ, они издавались блыми для гражданъ, т. е. для блыхъ, потому что негры не считались гражданами, и у нихъ не было родины. Всякое сближеніе съ блымъ обществомъ неграмъ строго воспрещалось. Негръ не смлъ ни учиться грамот, ни посщать церкви и религіозныя собранія, владльцы боялись, что просвщеніе и религія помогутъ имъ понять свое положеніе. У раба не могло быть ни собственности, ни семьи. Ему давали въ жены какую-нибудь женщину и разлучали его съ нею, когда это было выгодно владльцу, отнимали, у родителей дтей и торговали ими, какъ телятами, издваясь надъ всми человческими чувствами рабовъ. Вотъ каково было рабство! Понятно, что въ чьемъ сердц была хоть капля справедливости, тотъ всей душой негодовалъ и возмущался имъ. Вотъ почему книга Бичеръ-Стоу, призывавшая къ борьб съ этимъ позорнымъ зломъ, вызвала цлую бурю сочувствія, и къ ней протянулись множество рукъ.
Гарріетъ Бичеръ какъ будто самой судьбой предназначено было сдлаться защитницей угнетенныхъ. Происходила она изъ доброй, благочестивой семьи американскаго пастора (въ штат Коннектикутъ) и съ самаго ранняго дтства видла примры доброты и гуманнаго отношенія къ людямъ. Отецъ ея, извстный проповдникъ, былъ глубоко врующій человкъ, имвшій большое вліяніе на развитіе у Гарріетъ религіознаго чувства и любви къ ближнимъ. Всю жизнь ею руководило слдующее правило, внушенное съ дтства вліяніемъ отца: ‘Любовь — единственная жизненная сила человка, его истинное бытіе, сущность его природы, начало и конецъ всхъ его стремленій’: О матери тоже сохранились самыя хорошія воспоминанія. Впрочемъ, послдняя умерла, когда Гарріетъ исполнилось всего 4 года (въ 1816 г.). Воспитаніемъ двочки занялась старшая сестра Катерина, тоже очень сердечная и человколюбивая двушка. Отличительными качествами въ характер Гарріетъ были: сильное воображеніе, благодаря которому она могла себ живо представить страданія другихъ, и очень чувствительное сердце. Она горячо откликалась на чужое горе и переживала его, какъ свое собственное. Эти дв черты и помогли ей впослдствіи изобразить страданія бдныхъ рабовъ такъ ярко, что только каменныя души могли остаться къ нимъ равнодушными.
Гарріетъ была еще очень молодой двушкой, когда отецъ ея получилъ мсто въ штат Цинциннати и перехалъ туда съ семьей. Фактъ этотъ имлъ важное значеніе въ жизни будущей писательницы. Цинциннати находится какъ разъ на границ между сверными и южными штатами. На юг положеніе рабовъ было самое ужасное. Выходомъ изъ него, кром смерти, являлось только бгство на сверъ. Несмотря на рискованность этого средства (пойманныхъ рабовъ подвергали еще большимъ мукамъ), на него ршались нердко.— Вдь все равно погибать, — разсуждали боле энергичные изъ нихъ, пускаясь въ опасный путь. Никогда бы не пришлось Гарріетъ слышать столько исторій о страданіяхъ невольниковъ, если-бъ она не жила въ этомъ пограничномъ штат. Кром того въ разныхъ концахъ страны жили братья и родственники Гарріетъ, принимавшіе живйшее участіе въ судьб невольничества.
‘Это была истинно-миссіонерская семья среди плантаторовъ, позорившихъ имя христіанина — говоритъ г. Ивановъ. Они не пропускали случая писать сестр объ общемъ семейномъ дл, безпрестанно сообщали удручающія исторіи изъ рабовладльческаго царства. Для всхъ этихъ людей, еще со времени дтства,— участь негровъ стала личнымъ дломъ, одной изъ самыхъ близкихъ заботъ во всхъ положеніяхъ ихъ жизни’.
Гарріетъ была свидтельницей бгства рабовъ и ихъ преслдованія владльцами. Послдніе для этой цли имли своры собакъ, особо обученныхъ для травли негровъ. Плантаторы такъ страшно ненавидли своихъ рабовъ, что назначали иногда большія деньги даже ‘за голову’ бглаго негра, что-бы только убдиться, что ихъ жертва не ушла изъ рукъ живою. Очень часто несчастные негры скрывались отъ своихъ преслдователей въ непроходимыхъ болотахъ. Г. Ивановъ въ своей книг приводитъ стихотвореніе американскаго поэта Лонгфелло изображающее одинъ изъ безчисленныхъ эпизодовъ печальныхъ исторій, разыгрывавшихся въ то время въ Америк. Вотъ это стихотвореніе.
Въ Проклятомъ Болот, въ трущоб лсной
Бжавшій невольникъ лежалъ.
Онъ видлъ — костеръ зажигали ночной,
Онъ слышалъ собакъ, за нимъ рыскавшихъ, вой,
И топотъ коней различалъ.
Гд свтятся искры блудящихъ огней,
Въ болотной трав подъ кустомъ,
Гд лпится мохъ у древесныхъ корней,
И лозы — вс въ пятнахъ, какъ кожа у змй,
Ползутъ по кедровымъ стволамъ,
Куда человкъ заглянуть бы не смлъ,
Гд въ зыбкой трясин кругомъ
Увлаженный дернъ подъ ногами скриплъ, —
Въ колючей и вязкой трав онъ заслъ,
Какъ зврь въ логовищ своемъ.
Несчастный старикъ истомленный, — больной,
Лицо все въ глубокихъ рубцахъ,
Какъ въ клеймахъ позорныхъ, одеждой худой
Не могъ онъ прикрыть и позоръ свой другой —
Слды отъ бича на плечахъ.
Свтло и прекрасно на свт всему,
Свобода и радость есть всмъ!
Вотъ блка скакнула,— вотъ въ сонную тьму
Пснь вольная птицъ донеслася къ нему,
А онъ — неподвиженъ и нмъ!
Разсвта не видлъ онъ въ жизненной мгл,
Въ невол, въ цпяхъ, подъ бичомъ…
Какъ Каинъ, проклятье онъ несъ на чел,
Безвыходнымъ рабствомъ придавленъ къ земл,
Какъ колосъ тяжелымъ цпомъ!
Въ Цинциннати къ тому времени, какъ переселилась туда семья Бичеръ, было уже много защитниковъ рабовъ. Существовала даже газета, ставившая себ цлью защиту ихъ интересовъ. Устраивались публичныя лекціи и школы для негровъ и ихъ дтей. Многіе изъ молодыхъ людей, владвшихъ неграми, отпускали ихъ на волю. Угнетатели негровъ видли во всемъ этомъ ущербъ своимъ интересамъ и приходили въ ярость. Они старались всми средствами повредить своимъ противникамъ. Такъ, напр., они, пользуясь бдностью и невжествомъ простаго народа, подкупали его, неразумная толпа бросалась и громила дома самыхъ лучшихъ гражданъ. Все это видла Гарріетъ, и у нея давно являлось желаніе выступить на защиту справедливости. Въ это время у нея вмст съ сестрой была школа, въ которой дти блыхъ учились вмст съ дтьми негровъ. Уже это было великимъ дломъ: будущій господинъ пріучался видть въ негр такого же человка, какъ онъ самъ. Но Гарріетъ этимъ не удовлетворялась. Ей хотлось написать книгу, чтобы подлиться со всми тмъ, что она знала о жизни рабовъ. Ей приходилось уже немного писать на разныя темы, но особеннымъ успхомъ она не пользовалась, потому что у нея не было большого литературнаго таланта.
Однако ей не скоро удалось приняться за книгу о неграхъ. Въ 1836 г. она вышла замужъ за профессора богословіи Стоу, а затмъ пошли дти, болзни, бдность, такъ что у нея не оставалось ни минуты досуга. А между тмъ ненаписанная книга мучила Гарріету. Она чувствовала, что должна ее написать, что она не найдетъ себ нигд покоя, пока не напишетъ. Ей было уже 40 лтъ, когда она принялась за работу. Побудило ее къ этому изданіе новаго жестокаго закона въ Соединенныхъ Штатахъ противъ рабовъ. По этому закону рабъ не могъ уже нигд въ Америк найти себ убжища, а отправлялся полиціей назадъ, къ прежнему хозяину, какъ бы онъ ни былъ жестокъ.
‘Бичеръ-Стоу безпрестанно читала въ письмахъ родственниковъ — пишетъ г-нъ Ивановъ — разсказы о страшныхъ сценахъ, вызванныхъ закономъ о бглыхъ неграхъ. Особенные ужасы происходили въ большихъ городахъ. Здсь легче было преслдовать бглецовъ, чмъ въ лсахъ и степяхъ, и здсь въ распоряженіи преслдователей всегда оказывалась толпа нищихъ и бдняковъ, готовая за кусокъ хлба на всевозможныя услуги’.
‘Даже въ такомъ громадномъ и просвщенномъ город, какъ Бостонъ, возможны были возмутительнйшіе факты’.
‘Здсь уже въ теченіе нсколькихъ лтъ жилъ негръ и торговалъ глиняной посудой. Никто не могъ пожаловаться на негра, честнымъ трудомъ кормившаго свою семью’.
‘Вдругъ онъ получаетъ извстіе, что его прежній владлецъ желаетъ его вернуть къ себ на основаніи только что изданнаго закона’.
‘Бднякъ приходитъ въ ужасъ и немедленно ршается бжать въ Канаду. Стояла жестокая зима, негръ не осмливается воспользоваться обычными путями сообщенія и на виду у всхъ отправиться въ англійскія владнія. Начинается рядъ невыносимыхъ страданій, борьба съ голодомъ и холодомъ. Предпріятіе кончается трагически: бглецъ отмораживаетъ себ ноги и остается калкой на всю жизнь’.
‘Все это узнаетъ Бичеръ-Стоу. Ея уже давно возмущенное сердце на этотъ разъ подсказываетъ ей ршительный планъ. Она безусловно и немедленно примется за работу. Цлые дни она живетъ подъ сильнйшимъ впечатлніемъ страшныхъ извстій’.
‘Домашнія хлопоты идутъ своимъ чередомъ, дни Бичеръ-Стоу, какъ всегда, переполнены всевозможными нуждами по хозяйству, заботами о дтяхъ,— но воображеніе усиленно работаетъ надъ другими сценами и героями’.
‘Съ теченіемъ времени писательница сживается съ ними, будто съ своимъ домомъ и своей семьей. Еще она не принялась за книгу, но предъ ней уже проходитъ рядъ событій, какія она изобразитъ. Вся исторія бднаго Тома быстро складывается въ ея сердц раньше, чмъ явится на судъ публики’.
‘Однажды Бичеръ-Стоу была въ церкви. Богослуженіе на этотъ разъ казалось ей особенно трогательнымъ, слова Священнаго писанія проникли въ душу,— и вдругъ въ мысляхъ писательницы явилась цлая сцена смерти дяди Тома’.
‘Бичеръ-Стоу, несомннно, раньше передумала вс подробности, но никогда еще такъ ярко ей не представлялось одно изъ самыхъ трогательныхъ событій будущей исторіи’.
‘Она до такой степени потрясена, что едва не разрыдалась вслухъ среди толпы молящихся. Она спшитъ домой, немедленно хватается за бумагу и перо и изображаетъ смерть негра въ точности, какъ она только что представилась ея воображенію, потомъ собираетъ дтей и читаетъ имъ написанное’.
‘Это былъ первый разсказъ изъ ‘Хижины дяди Тома’ и первая публика’.
‘Двое дтей, которымъ было отъ десяти до двнадцати лтъ, едва прослушали разсказъ, прерывая чтеніе матери слезами’.
‘— О мама!— воскликнула двочка,— на свт ничего нтъ ужасне рабства’!
‘Такъ началась знаменитая книга,— началась съ конца: первый разсказъ былъ крикомъ растроганнаго сердца,— и вся боль, вся глубина чувства, заключенная въ простую повсть,— немедленно сообщилась читателямъ’.
Такъ была написана ‘Хижина дяди Тома’, сначала напечатанная въ газет, а потомъ изданная отдльной книгой. Она, какъ искра, брошенная въ готовый костеръ, зажгла все европейское и американское общество. Вс, кто въ одиночку и втихомолку сочувствовали рабамъ, не смя заговорить о своемъ сочувствіи громко, теперь сразу объединились и примкнули къ писательниц. Защитники негровъ добились запрещенія торговать людьми и вывозить ихъ изъ Африки. Но на практик торговля еще долго продолжалась, только съ большими предосторожностями. Негровъ набирали на корабль связанныхъ и сложенныхъ другъ на друга, какъ тюки, и такъ везли, почти безъ пищи и питья:, въ Америку. Большинство изъ нихъ не выдерживали и умирали по дорог. Негроторговцы вздыхали по ‘убыткамъ’, но никто не жаллъ погибающихъ людей! Иногда ‘убытки’ бывали еще больше. Встртившись съ военнымъ кораблемъ, преслдовавшимъ такихъ промышленниковъ, торговцы топили въ Мор несчастныхъ негровъ, какъ запрещенный грузъ!
Рабовладльцы, которымъ, конечно, было очень невыгодно освобожденіе рабовъ, пришли въ страшное негодованіе отъ книги Бичеръ-Стоу. Они осыпали писательницу градомъ насмшекъ, оскорбленій и клеветъ, и старались доказать въ печати, что ея книга — выдумка. Но ей нечего было бояться этой травли, потому что на ея сторон была правда и жизнь. Она ничего не выдумывала, а только разсказала то, что было. Вс это чувствовали и понимали, потому такъ и сочувствовали ея разсказу. Не понимали же или, лучше сказать, длали видъ, что не понимаютъ, толы’) т, кому невыгодно было понимать, т. е. рабовладльцы.
Когда Бичеръ-Стоу похала первый разъ, написавши свою книгу, въ Англію, ее привтствовали и засыпали цвтами богатые и бдные, знатные и простые люди. Въ Шотландіи къ ней на-встрчу выходили изъ деревень крестьяне и ремесленники.
Это единодушное вниманіе глубоко трогало ее. Она сама удивлялась что правдивая, отъ души написанная книга можетъ оказывать такое вліяніе на души людей… Бичеръ-Стоу посл выхода своей книги получала множество сочувственныхъ писемъ со всхъ концовъ свта, среди нихъ было много писемъ дтей, эти письма особенно трогали ее.
‘Она выражала надежду,— читаемъ мы въ той-же книг г-на Иванова — что они по ея книг, научились помнить о бдныхъ и угнетенныхъ и сострадать къ нимъ. Когда эти маленькіе читатели выростутъ, они сдлаютъ все въ пользу несчастныхъ, что только будетъ въ ихъ силахъ.’
Между тмъ взаимное ожесточеніе защитниковъ рабовъ и ихъ притснителей достигло крайней степени. Въ 1861 г., когда президентомъ Сверо-Американскихъ Штатовъ сдлался Аврамъ Линкольнъ, между двумя партіями произошла война. Длилась, она два года и закончилась побдой защитниковъ и повсемстной отмной рабства.
Гарріетъ Бичеръ-Стоу отпраздновала побду вмст со своими друзьями и не мало еще успла поработать на пользу освобожденныхъ негровъ. Не всмъ суждено дожить до такого счастья, чтобы видть торжество своего самого дорогого дла. Умерла она лтомъ 1896 г., доживъ до 85 лтъ. Но ея имя еще долго останется жить среди людей, какъ наврное останется въ ихъ памяти и позорное время рабства. Въ этомъ послднемъ воспоминаніи — очень много тяжелаго. Тяжело сознаніе, что люди могли дойти до такой жестокости по отношенію къ своимъ ближнимъ, что мракъ, навянный ими, такъ долго царствовалъ надъ землей, и что другіе, боле справедливые, были долго не въ силахъ его разсять. Но въ воспоминаніяхъ объ этомъ позор есть и нчто утшительное. Все-таки, значитъ, жизнь движется впередъ, къ лучшему, и люди своими силами могутъ этому содйствовать. Наступила минута, когда существованіе рабства сдлалось дальше невозможнымъ. Хвала всмъ, кто старался приблизить эту минуту, и прежде всего — хвала гуманной писательниц Гарріетъ Бичеръ-Стоу, которую г-нъ Ивановъ совершенно справедливо называетъ ‘учителемъ взрослыхъ и другомъ дтей’. Трогательная исторія этой прекрасной жизни превосходно изображена въ книг г-на Иванова, которую мы горячо рекомендуемъ нашимъ юнымъ читателямъ.