Василий Иванович Туманский, Браиловский Сергей Николаевич, Год: 1890 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 36 минут(ы)

Сергй Брайловскій.

ВАСИЛІЙ ИВАНОВИЧЪ ТУМАНСКІЙ.

БІОГРАФИЧЕСКІЙ И ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНЫЙ ОЧЕРКЪ,
съ приложеніемъ неизданныхъ произведеній поэта.

‘Меня-ли вы не досчитали
‘Въ той многолюдной сторон,
‘Гд, юный, вдь я въ тишин
‘Одну любовь, одн печали?
‘Вы-ль слабый вспомнили мой жаръ,
‘Напвы грусти одинокой?’
В. Туманскій.

Изданіе журнала ‘Пантеонъ Литературы’.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Н. А. Лебедева, Невскій просп., д. No 8.
1890.

Василій Ивановичъ Туманскій.

(ум. 23 марта 1860 г.— 23 марта 1890 г.).

Поэтъ, памяти котораго мы посвящаемъ предлагаемую статью, принадлежитъ къ такъ-называемому младшему поколнію послдователей А. С. Пушкина. Поэты этого поколнія во многомъ уступаютъ поэтамъ старшаго поколнія Пушкинской плеяды, въ то время, какъ въ старшемъ поколніи встрчаемъ боле или мене извстныя имена — Дельвига, Баратынскаго, Языкова и др., младшее выдвигаетъ имена — . Тютчева, Веневитинова, Хомякова, Вердеревскаго, Подолинскаго, Плличевскаго, Теплякова и др.— имена поэтовъ малоизвстныхъ, не оставившихъ въ нашей литератур замтнаго слда, а только, такъ сказать, углублявшихъ то, что завщано великимъ художникомъ. Тмъ не мене, среди перечисленныхъ поэтовъ младшаго поколнія, нкоторые заслуживаютъ вниманія, какъ со стороны историка литературы, такъ и со стороны всякаго образованнаго читателя сколько по достоинству нкоторыхъ своихъ произведеній, заслужившихъ въ свое время похвалы великаго учителя, столько и по своимъ личнымъ отношеніямъ къ этому послднему.

Таковымъ является Василій Ивановичъ Туманскій, со дня смерти котораго 23 марта ныншняго года исполнилось 30 лтъ.

Помимо указаннаго соображенія, немалымъ побужденіемъ къ написанію настоящей статьи былъ счастливый случай, доставившій намъ черновыя и бловыя бумаги покойнаго поэта и часть переписки его съ Пушкинымъ и другими поэтами современниками. Бумаги эти получены нами посл смерти младшаго брата поэта Владиміра Ивановича, въ нихъ мы нашли нсколько стихотвореній, не вошедшихъ въ изданіе ‘Стихотвореній Василія Ивановича Туманскаго’, Спб. 1881 года. Надемся, читатель не постуетъ на насъ за желаніе напомнить ему въ краткихъ чертахъ біографію одного изъ Пушкинской плеяды и познакомить съ плодами его поэтическаго творчества.

Отдаленный предокъ поэта, Игнатій Туманскій, былъ польскимъ дворяниномъ. Сынъ его, Тимоей Игнатьевичъ, въ XVII ст., во время польскихъ мятежей, выхалъ въ Малороссію, поселился въ город Бориспол, женился на дворянк изъ дома Дарецкихъ и умеръ въ 1701 году.

Внукъ этого выходца изъ Польши, Василій Григорьевичъ Туманскій, является уже настоящимъ малороссомъ и съ раннихъ лтъ посвящаетъ себя на служеніе своей родин: сперва былъ войсковымъ канцеляристомъ, а подъ конецъ своей службы достигъ званія генеральнаго писаря.

Въ усадьб этого-то Василія Григорьевича, въ сел Чарторигахъ, Черниговской губерніи, Глуховскаго узда, 28 февраля 1800 г. родился будущій поэтъ Василій Ивановичъ Туманскій. Дтство его, однако, протекло не въ усадьб дда, а въ усадьб отца, въ сел Апанасовк, Полтавской губерніи, Гадячскаго узда. Такимъ образомъ, первыя впечатлнія нашъ поэтъ получилъ отъ роскошной природы русскаго юга, Малороссіи. Насколько глубоко запали эти впечатлнія въ душу его, видно изъ того, что онъ навсегда сохранилъ особое пристрастіе къ югу и его роскошной природ, въ одномъ изъ своихъ стихотвореній онъ признается:

‘Я взлелянъ югомъ, югомъ,

Яснымъ небомъ избалованъ,

Къ югу, югу врной думой,

Словно цпью, я прикованъ’…

(Стихотв. В. И. Туманскаго, Спб. 1881 г., стр. 150 ‘Мысль о юг’).

Плодотворному вліянію природы содйствовала до безконечности добрая мать, подъ крыломъ которой поэтъ провелъ все свое дтство. Къ сожалнію, свтлая пора его жизни скоро прошла. На четырнадцатомъ году онъ лишился горячо любимой матери, и то горе, которымъ поражено было его молодое сердце, онъ выразилъ чрезъ много лтъ въ стихотвореніи ‘жалоба’, которое въ черновой тетради (хранящейся у насъ) озаглавлено: ‘Дитя’. Вотъ оно:

‘Тихо къ уголку прижавшись.

Плакало дитя,

Матерь милую надолго

Въ землю опустя.

‘Полно плакать, мой малютка,

Плакать-тосковать:

Матери теб изъ гроба

Плачемъ не призвать!’

— ‘Не о томъ, родной, я плачу,

Что скончалась мать,

Знаю — матери изъ гроба

Плачемъ не призвать.

Вотъ о чемъ, родной, я плачу,

Плакать буду я:

Для чего она съ собою

Не взяла меня!’ (ibid. 63 стр.).

Если подъ вліяніемъ потери горячо любимой матери въ голов четырнадцати-лтняго мальчика возникала мысль — зачмъ мать покойница не взяла его съ собою, то неудивительно, что подъ вліяніемъ такого грустнаго событія своей жизни онъ сталъ, по его словамъ, ‘отъ первой юности къ печальнымъ думамъ склоненъ’.

Перемщеніе изъ харьковской гимназіи въ Петропавловское училище, въ Петербург, новыя впечатлнія школьной жизни благотворно повліяли на впечатлительнаго юношу, и онъ съ успхомъ окончилъ курсъ наукъ въ названномъ заведеніи. Чувствуя, однако, недостаточность полученнаго образованія, Василій Ивановичъ отправился въ Парижъ и, въ качеств вольнаго слушателя, посщалъ лекціи разныхъ извстныхъ профессоровъ въ ‘College de France’. Возвратившись изъ Парижа въ Петербургъ, онъ предается занятіямъ литературой, входитъ, какъ членъ ‘Вольнаго Общества Россійской Словесности’, въ сношенія со многими извстными литераторами того времени, каковы: Крыловъ, Рылевъ, Измайловъ, братья Бестужевы, Александръ и Николай, къ которымъ до конца своей жизни сохранялъ самыя искреннія дружескія чувства.

Съ 1823 года начинается продолжительный періодъ служебной дятельности нашего поэта. Поступленіе на службу въ канцелярію генералъ-губернатора Новороссійскаго края, графа М. С. Воронцова, заставило Василія Ивановича покинуть Петербургъ, разстаться съ друзьями и перехать въ Одессу. По обязанностямъ службы ему пришлось постить различныя мста Бессарабіи и побывать въ Крыму. Разнообразіе впечатлній, навянныхъ столь любимой нжной природой, давало обильный матеріалъ для поэтическаго творчества, и онъ написалъ здсь цлый рядъ стихотвореній. Но самымъ замчательнымъ событіемъ всей жизни Туманскаго въ Но россійскомъ кра было, безъ сомннія, знакомство съ А. С. Пушкинымъ. Онъ близко сошелся съ великимъ поэтомъ, невольнымъ жителемъ юга, и дружественныя связи ихъ поддерживались впослдствіи перепиской. Такъ, въ одномъ изъ писемъ къ Туманскому (сохранившемся въ бумагахъ послдняго) Пушкинъ проситъ своего друга устроить одно довольно щекотливое дло. ‘Милый мой Туманскій,— пишетъ онъ,— у меня до тебя просьба, надюсь, что не откажешься оказать мн истинное одолженіе. Вотъ въ чемъ дло: за нсколько дней предъ моимъ отъздомъ изъ Одессы, Савеловъ и я играли у Лучича, Лучичъ проигралъ мн 900 р., изъ коихъ 300 заплатилъ мн на другой же день, а остальные 600 р. перевелъ на Савелова, который и согласился. При моемъ внезапномъ отъзд я занялъ эти 600 р. у кн. Вяземской (съ согласія-же Савелова), посл узнаю, что онъ отрекается отъ своего долгу. Деньги эти пропали, такъ и быть, но боюсь, чтобъ это не перетолковали мои пріятели, которыхъ у меня много, и вс охотники до толковъ. Разскажи это просто par mani&egrave,re de conversation Лучичу. Онъ человкъ честный и врно не солжетъ въ дл, касающемся до чести. Повторяю, что денегъ этихъ мн не нужно, и что даже возиться съ Савеловымъ я не намренъ. Отпиши мн отзывъ Лучича, вотъ и все {Сохраняемъ орографію подлинника. Въ полномъ вид это письмо и другія, найденныя въ бумагахъ В. И. Туманскаго, будутъ напечатаны въ журнал ‘Русская Старина’ за текущій годъ.}’.

Внимательный ко всякому начинающему поэту, Пушкинъ съ особенною любовью слдилъ за стихотвореніями Туманскаго, появлявшимися на страницахъ журналовъ и альманаховъ, одобрялъ его и побуждалъ писать. ‘Изрдка и слишкомъ рдко,— пишетъ онъ, между прочимъ, въ упомянутомъ письм,— попадаются мн твои стихи. Сдлай милость, не забывай своего таланта, боюсь, чтобъ проза жизни твоей не одолла поэзіи души’. Въ другомъ письм, онъ проситъ Туманскаго: ‘подкрпи насъ прозою своею и утшь стихами’, намекая на журналъ ‘Московскій Встникъ’, издаваемый Погодинымъ (при самомъ дятельномъ участіи Пушкина). Туманскій исполнилъ просьбу друга, что видно изъ письма Пушкина къ М. П. Погодину, въ которомъ читаемъ: ‘Посылаю вамъ Туманскаго’. (Сочиненія Пушк., изд. общ. пособ. литер. и ученымъ, VII т., 198 стр. Спб. 1887 г.).

Назначенный съ 1828 года состоять при предсдател дивановъ Молдавіи и Валахіи граф Пален, Василій Ивановичъ принималъ близкое участіе въ политическихъ длахъ того времени, что не прошло безслдно, какъ увидимъ во второй глав, для поэтическаго творчества его. По заключеніи Адріанопольскаго мира, находясь на служб при граф Киселев, онъ усплъ, вроятно, для поправленія разстроеннаго здоровья, побывать въ Италіи, что видно изъ хронологическихъ датъ, сохранившихся въ черновыхъ бумагахъ подъ стихотвореніями: ‘Дв псни’ (помчено подъ І-мъ стихотв. ‘Размолвка’, ‘Неаполь, ноябрь 1833 г.’), ‘Элегія’ (помч. черн.: ‘Флоренція, ноябрь 1833 г.’) и ‘Неаполь, прощай!’ (помч. черн.: ‘Неаполь, мартъ 1834 г.’). Служба его продолжалась до 1850 г., когда вслдствіе непріятностей съ государственнымъ секретаремъ Бахтинымъ, онъ навсегда покинулъ Петербургъ и поселился въ своемъ родовомъ имніи, сел Апанасовк. Но и здсь, на отдых, онъ не оставался безъ дятельности. Такъ, помимо заботъ объ устройств своихъ длъ и воспитаніи дтей умершей своей сестры Ольги Ивановны Сатиной, онъ три года былъ почетнымъ попечителемъ полтавской гимназіи, при чемъ значительно улучшилъ библіотеку и физическій кабинетъ послдней. Только тяжкая болзнь, постигшая его въ 1858 г., принудила его отказаться отъ всякихъ общественныхъ обязанностей. Но отдохнуть и теперь не удалось нашему поэту. То было время, когда всюду замчалась усиленная дятельность, когда по большимъ городамъ сами возникали комитеты объ улучшеніи крестьянскаго быта, и Василій Ивановичъ былъ призванъ единодушнымъ избраніемъ дворянства занять мсто члена въ полтавскомъ комитет. Съ охотой принялся за дло слабый тломъ Туманскій, потому что въ тишин деревенской жизни любилъ предаваться мыслямъ и бесдамъ о необходимости измнить отношенія между помщиками и крестьянами, которыя сильно задерживали матеріальное и нравственное развитіе огромной массы простого народа. Неудивительно поэтому, что въ комитет объ улучшеніи быта помщичьихъ крестьянъ онъ выдлялся особеннымъ усердіемъ, что побудило избрать его первымъ членомъ редакціонной комиссіи. По окончаніи-же занятій въ комитет, его единогласно избрали депутатомъ въ Петербургъ, для представленія ‘проекта положенія’ объ улучшеніи быта крестьянъ Полтавской губерніи. Но близившаяся смерть не позволила ему воспользоваться столь лестнымъ для него выборомъ и снова увидть Петербургъ. Почти года не доживъ до радостнаго дня освобожденія крестьянъ, онъ 23 марта 1860 года сошелъ въ могилу и погребенъ въ своей деревн. Насколько сильно было у В. Ив. Туманскаго желаніе видть крестьянъ въ другомъ, лучшемъ положеніи, съ правами гражданства, свидтельствуетъ найденное нами въ бумагахъ его обращеніе къ крестьянамъ. Оно писано несомннно рукою Туманскаго, крупнымъ почеркомъ, и, кажется, составлено имъ въ послднія минуты жизни, какъ ‘назиданіе’, какъ имъ вести себя, когда настанетъ великій день освобожденія. Можетъ быть, поэтъ надялся дожить до этого дня и готовилъ свое назиданіе заране. Вотъ почему онъ въ немъ говоритъ, какъ дожившій до радостнаго дня освобожденія. ‘Назиданіе’ это такъ интересно по гуманнымъ чувствамъ, выраженнымъ въ немъ, что мы приводимъ его цликомъ:

‘Считаю себя истинно счастливымъ, что дожилъ до этого радостнаго для васъ дня. Отъ всего сердца поздравляю, добрые крестьяне, съ правами гражданства, дарованными вамъ милостію нашего Благодушнаго Государя Императора. Дворянство несетъ жертвы для блага крестьянъ, и я радостно, съ восторгомъ приношу жертву для блага вашего, для вашего счастья.

‘Скажу съ твердою увренностію: совсть моя предъ вами чиста, я жилъ съ вами всегда въ мир, не смотря на крпостное право, я васъ не обижалъ, не разорялъ и длалъ все, часто съ ущербомъ для себя, чтобы вы были безбдны. Поэтому я вправ нын дать вамъ отеческія назиданія: живите мирно, спокойно, будьте трудолюбивы, бережливы, трезвы и не уклоняйтесь отъ слдуемыхъ повинностей. Уважайте законъ, пріучайтесь уважать чужую собственность, чтобы современемъ уважали и вашу, почитайте и повинуйтесь неуклонно властямъ, надъ вами поставленнымъ.

‘Живя съ вами пятьдесятъ лтъ, если пожелаете, я до конца жизни своей не оставлю васъ своею защитою, руководствомъ, совтами, помощію. Надюсь, что вы вс выйдете на оброкъ, въ положеніи установленный. Я-бы желалъ отъ души, чтобъ барщины за землю у насъ не было. У меня есть земля, у васъ есть трудъ — поэтому мы должны жить въ добромъ согласіи для блага нашего, для блага любезной нашей родины. Въ знакъ этого добраго согласія, новые граждане, дайте мн вашу руку, моя рука всегда честная, и я надюсь, вы ее никогда не выпустите изъ вашихъ рукъ.

‘Если вы чего не понимаете, не поймете впослдствіи, спросите меня — я вамъ объясню.

‘Для порядка и расправы Власъ Дмитріевичъ Кабашъ будетъ исправлять должность сельскаго старосты до тхъ поръ, пока на основаніи закона не будутъ вами произведены выборы.

‘До свиданія, еще поздравляю съ правами гражданства, будьте счастливы, богатйте, живите лучше и учите дтей вашихъ всему доброму и честному’ {Орографія подлинника везд соблюдена нами въ неприкосновенности. Хронологической даты нтъ никакой.}.

Это отеческое назиданіе интересно само по себ, какъ свидтельство, что въ годъ освобожденія крестьянъ были такіе честные образованные и гуманные помщики, которые съ искренней радостью встртили великій день 19 февраля 1861 года.

II.

Какъ послдователь Пушкина, В. И. Туманскій усвоилъ взглядъ своего учителя на поэта и поэзію. Это взглядъ чистаго искусства, искусства для искусства, взглядъ, по которому поэтъ-пророкъ, избранный Богомъ вщатель воли Его, долженствующій ‘глаголомъ жечь сердца людей’. Такой-же возвышенный взглядъ на поэта и поэзію находимъ во многихъ произведеніяхъ нашего поэта. Таковы: ‘Къ сестр’ (при посылк ей сочиненій Жуковскаго), ‘Торжество поэта’, ‘Къ кн. Н. А. Цертелеву’, ‘Поэзія’, ‘Гондольеръ и поэтъ’, ‘Поэту’ (блов. рукопись: ‘Поэтъ’) и нкоторыя другія.

Уже въ одномъ изъ раннихъ стихотвореній его возвышеннымъ языкомъ изображается могущество поэтическаго слова, которое ‘томитъ гармоніей Олимпъ гостепріимный’, которому внимаетъ самъ владыка музъ — Аполлонъ:

‘Чьи псни смлыя и пламенные гимны

Поодаль это всхъ возсвшій Аполлонъ

Безмолвно слушаетъ и, быстро вдохновенной,

Снимаетъ чистый лавръ съ главы своей священной’.

(Стихотворенія В. И. Туманскаго, Спб., 1881 г., стр. 74).

Поэтъ иметъ полное право на вниманіе со стороны олимпійцевъ, потому что жизнь пріялъ онъ съ безсмертнымъ правомъ

На лир воспвать боговъ,

И лиры сладостнымъ уставомъ

Богамъ въ гармоніи стиховъ

Передавать мольбы сыновъ? (ibid, 68 стр.).

Подобный взглядъ на поэта, высказанный въ раннихъ произведеніяхъ Туманскаго, проводится и въ позднйшихъ. Великимъ, свободнымъ и могучимъ рисуется поэтъ въ стихотвореніи ‘Къ кн. Н. А. Цертелеву’. Объясняя другу, что не тотъ еще поэтъ, кто ласкаетъ юный свтъ однообразнымъ лиры звономъ, кто, позабывъ высокія начала искусства, въ толп своихъ друзей, съ цвницей или трубой идетъ просторною дорогой по шумнымъ гульбищамъ журнала, Василій Ивановичъ старается начертать образъ истиннаго поэта. Истиннымъ поэтомъ, по его мннію, можно считать только того, кто

…Въ глубокихъ вымыслахъ своихъ

Неисчерпаемъ, какъ природа…

Онъ слышитъ гласъ судебъ, вковъ предназначенья

И, властный въ души намъ свой пламень передать

Кладетъ онъ на свои живыя пснопнья

Ума высокаго печать.

То дней минувшихъ собесдникъ,

Въ счастливой дерзости своей,

Вскрываетъ древній прахъ народовъ и царей,

Народовъ и царей отважный проповдникъ,

То воспваетъ онъ грядущій, свтлый міръ,

И духи горніе съ безоблачнаго края,

Еще невольно воздыхая

Отъ звуковъ сладостныхъ поющихъ въ неб лиръ,

Слетаютъ хорами на глазъ пвца земного’…

Осуществленіе такого возвышеннаго идеала поэта усматривается въ личности ‘властителя’ поэтовъ того времени, которому заплатилъ дань удивленія и увлеченія великій Пушкинъ,— мотивъ поэзіи котораго воспроизвелъ въ своихъ стихотвореніяхъ Лермонтовъ,— въ личности Байрона:

Смотри, съ какимъ презрньемъ онъ оставилъ

Забавы свтскія и свтскую толпу,

И сти узкія разорванныхъ имъ правилъ!..

И предназначенный къ великому, не палъ

Страдалецъ — юноша: его хранили чувства!..

Но онъ поэтъ, и гласъ его нельстивый,

Свирпый, безнадежный гласъ,

Какъ втра бурнаго порывы,

И мучитъ и терзаетъ насъ. (ibid. 76—78 стр.).

На чемъ-же основывается такое могущественное дйствіе поэзіи? Лтъ сорокъ тому назадъ, когда писалъ Туманскій и другіе поэты школы Пушкина, поэту предъявлялись иныя требованія, чмъ какія предъявляются ему теперь. Тогда наша молодая литература, въ лиц такихъ чародевъ, какъ Пушкинъ, Лермонтовъ и др., праздновала свои медовый мсяцъ, ей удалось преодолть трудности стихосложенія, и потому правильный, звучный стихъ считался несомнннымъ признакомъ поэтическаго таланта. Вншней отдлк стиха, гармоніи его придаетъ большое значеніе и Туманскій. По его мннію, поэзія — ‘звукъ гармоніи небесъ’.

‘Ея гармонія святая

Изъ дивныхъ звуковъ сложена,

Въ нихъ блещетъ вчная весна,

Благоухаетъ воздухъ рая’, (ibid. 108—109 стр.).

Такимъ образомъ, въ своихъ взглядахъ на поэта и поэзію Василій Ивановичъ непосредственно примыкаетъ ко взгляду своего великаго учителя, который въ числ заслугъ своихъ Ставитъ на видномъ мст ‘живую прелесть стиховъ’ и также считаетъ поэта свободнымъ въ своемъ творчеств.

Вчитываясь въ произведенія музы Туманскаго, легко замтить, что большая часть ихъ вызвана непосредственными впечатлніями его жизни, въ нихъ онъ правдиво и искренно передалъ мысли и чувства, навянныя случаями его жизни и подъ часъ столь далекія отъ всякихъ ‘злобъ дня’.

Въ стихотвореніи ‘Къ А. . Вельтману’ онъ признается, что ему не данъ къ пснямъ сеи даръ,

‘Соединяющій въ себ

Воображенье, мысль и чувство,

Установляющій искусство

Съ народной грубостью въ борьб!

Сей даръ, мужающій съ годами,

Въ красу умющій облечь

И мысль, владющу умами,

И пламенную страсти рчь,

Сей даръ, котораго презрнье

Презрителямъ на посрамленье!’ (ibid. 124 стр.),

т. е. самъ сознается, что онъ не былъ рожденъ для того, чтобы въ стихахъ возбуждать умы на борьбу со зломъ. Нтъ, призваніе его другое: юношей онъ плъ въ тишин одну любовь, одн печали, словомъ онъ

‘…плъ на утр вешнихъ дней,

Какъ въ рощ свищетъ соловей,

Или какъ цвтъ блеститъ средь поля…’

Такое признаніе поэта вполн искренно. Въ самомъ дл, что вдохновляло его? Среди плодовъ его музы можно насчитать не мало такихъ, которые посвящены лицамъ, близкимъ поэту. Особенно часто онъ обращается къ своей двоюродной сестр Софь Григорьевн Туманской, вышедшей въ 1834 г. замужъ за Александра Григорьевича Милорадовича. Чувствами глубокаго уваженія, любви и искренней дружбы полны вс стихотворенія, посвященныя ей (‘Элегія’, 39 стр., ‘Софіи’, 45—46, ‘Къ сестр’, 67, ‘Къ Софіи’, 140 и др.).

Такъ, въ одномъ изъ нихъ онъ говоритъ:

‘Ты вся души моей семья.

Къ теб несусь и съ симъ привтомъ,

Ты рождена быть для меня

Усладой, жизнію и свтомъ.

То высказываетъ желаніе, чтобъ она

‘…подъ часъ въ мечтахъ

Его увидла, узнала,

Смиреннный образъ приласкала

И призадумалась на мигъ’.

Въ тяжелую минуту жизни, въ періодъ тяжкаго разочарованья въ возможности любви и счастья, когда жизнь казалась ‘тщетнымъ даромъ’, любимая сестра своимъ участьемъ иногда исцляла поэта, заставляя его врить, что и у него ‘есть другъ, прекрасный другъ’. Ея подарокъ заставляетъ поэта пережить много прекрасныхъ и сладостныхъ минутъ:

Съ какимъ душевнымъ умиленьемъ

Любуюсь, въ тишин, твоимъ произведеньемъ!..

И знаешь-ли, мой другъ, что мн пришло на умъ:

Что въ краскахъ сихъ цвтовъ, въ ихъ чудномъ соплетеньи

Сокрыто тайное любви изображенье,

Нмой языкъ сердечныхъ думъ,

Что мн понятенъ онъ, что я по знакамъ нжнымъ

Вс мысли разгадалъ твои:

Грусть одиночества съ томленьемъ безнадежнымъ,

Святыя жалобы любви,

И что въ лиц твоемъ какой-то геній милый,

Ко мн въ тотъ сладкій часъ представъ на един,

Надъ головой моей взввалъ златыя крылы

И ясно улыбался мн’ (стр. 141—142).

Иногда, впрочемъ, поэтъ съ своей стороны обращался со словомъ утшенія къ своему прекрасному другу:

‘Напрасно тоскуемъ о дняхъ золотыхъ,

О дняхъ невозвратныхъ, любезная! Время

Нмое уноситъ на крыльяхъ однихъ

И радость, и горести бремя…

Что-жъ длать? Утихнемъ съ роптаньемъ своимъ!

Союзъ нашъ не будетъ разорванъ разлукой:

Мы силу возбудимъ и духъ укрпимъ

Отъ неба ниспосланной мукой…’ (39—40 стр.).

Чувства пріязни и дружбы связывали Василія Ивановича и съ другими многими лицами. Мы уже упоминали его стихотворенія къ кн. Цертелеву, къ поэту Вельтману. Укажемъ для полноты на стихотворенія: ‘Къ Арк. Вас. Кочубею’ (40) ‘Е. М. К.’ (41), ‘А… А… К…’ (65), ‘Къ NN’ (79)’ ‘Стансы къ NN (134) и др. Изъ нихъ слдуетъ остановиться прежде всего на стихотвореніи ‘Къ брату воину’, такъ какъ оно иметъ отчасти автобіографическій интересъ. Стихотвореніе это, какъ значится въ бумагахъ поэта, написано въ 1822 году, слдовательно принадлежитъ къ раннимъ его произведеніямъ. Подъ братомъ-воиномъ надо разумть, по всей вроятности, второго брата Михаила Ивановича Туманскаго, такъ-какъ младшій, Владиміръ Ивановичъ, недавно скончавшійся въ сел Черторигахъ, Черниговской губерніи, Глуховскаго узда, хотя и служилъ въ военной служб, но въ 1822 году едва-ли началъ ее, да и служилъ недолго, не чувствуя къ ней расположенія {Вотъ свднія о Михаил Иванович Туманскомъ: ‘родился въ 1803 г., началъ службу въ 1820 г. въ лейбъ-гвардіи конномъ полку, сперва юнкеромъ’ а съ 1822 г. офицеромъ, участвовалъ съ полкомъ, въ чин ротмистра, въ войн съ польскими мятежниками 1831 г. и былъ въ длахъ подъ желтками, при преслдованіи поляковъ къ Остроленк и 13 мая при стычк подъ Старымъ Якоцомъ… Изъ полковниковъ л.-ги. коннаго полка въ 1837 г. назначенъ командиромъ Екатеринославскаго кирасирскаго ея высоч. кн. Маріи Николаевны полка, а по случаю свадьбы великой княгини съ герцогомъ Лейхтенбергскимъ 1838 г. назначенъ флигель-адъютантомъ къ Его Импер. Величеству покойному Государю Императору Николаю Павловичу. Вышелъ въ отставку въ чин генералъ-лейтенанта, а въ послдніе годы жизни былъ переименованъ въ тайные совтники и назначенъ шталмейстеромъ Высочайшаго двора. Былъ женатъ на дочери оберъ-гофмейстера Опочинина, Александр едоровн, внучк генералъ-фельдмаршала князя Кутузова-Смоленскаго. Скончался въ 1866 году и погребенъ въ Новодвичьемъ монастыр. См. предисл. къ стихотвор. В. И. Т. Спб. 1881 г., стр. XXVI—XXVII.}.

Поэтъ, признаваясь брату, что вооруженіе тревожить его ‘надеждою нескромной’, что онъ не прочь-бы съ ребятами лихими грянуть на враговъ, что любитъ честь и постоитъ грудью за Русь, между прочимъ, говоритъ:

‘Но грозныхъ длъ и прихотей кровавыхъ

И славной смерти я (вм. напеч. ошибочно не) боюсь.

Исполненный сокрытымъ лни духомъ,

Воспитанникъ спокойныхъ думъ,

Я слушаю миролюбивымъ ухомъ

Однихъ стиховъ протяжный шумъ…

Мечта войны, мой милой, не поможетъ

Природнымъ чувствамъ: уступлю!

Теб въ дали хранится лавръ, быть можетъ,

А я давно на розахъ сплю’. (60 стр.).

Когда 15 марта 1827 г., на двадцать-второмъ году своей жизни, сошелъ въ могилу даровитый поэтъ и мыслитель Дмитрій Владиміровичъ Веневитиновъ, эта смерть сильно опечалила всхъ друзей покойнаго поэта: Пушкина, Одоевскаго и др. Пораженный не мене ихъ, Василій Ивановичъ въ стихотвореніи ‘На память Веневитинова’ (написано въ 1827 г.) обращался со словомъ утшенія къ убитымъ скорбью друзьямъ Дмитрія Владиміровича:

‘Блеснулъ онъ мн, какъ лучъ прелестный мая,

Проплъ онъ мн, какъ майскій соловей,

И ни любви, ни слав не внимая,

Онъ воспарилъ въ страну мечты своей.

Не плачь о немъ, завтный другъ поэта! *)

Вн жизни, онъ изъ міра не исчезъ:

Онъ будетъ лучъ божественнаго свта,

Онъ будетъ звукъ гармоніи небесъ…’ (112 стр.).

*) Одоевскій писалъ по случаю смерти Веневитинова: ‘Душа разрывается’ я плачу, какъ ребенокъ’. См. Гербеля: Русскіе поэты, стр. 332.

Вообще у нашего поэта, по его собственному признанію, было ‘сердце памятное’, онъ скоро сходился и привязывался къ людямъ, съ которыми его сводилъ случай, и долго помнилъ ихъ. Такъ, за свое трехлтнее почти пребываніе въ Одесс, онъ усплъ пріобрсти много друзей, которымъ изъ деревни написалъ посланіе, замчательное также по нкоторымъ автобіографическимъ чертамъ. ‘Въ тиши семейственной, говоритъ онъ (‘Одесскимъ друзьямъ’, стр. 116—120), я сердцемъ памятнымъ средь нги не забылъ полуденныхъ друзей, союзъ нашъ скрпили единомысліемъ царская служба и служба добрыхъ музъ…

Но я-ль, мои друзья, къ противорчьямъ склонной,

Внчанный розами въ отчизн благосклонной,

Васъ нын обману притворною тоской?

Нтъ, веселъ сердцемъ я и веселъ голосъ мой!..

Ярмомъ мірскихъ суетъ стсненная душа

Очнулась, ожила, свободою дыша,

И вдохновеніе въ ней гордо пробудилось…

Я здсь не осужденъ въ кругу жеманныхъ дамъ

Учтиво потакать безсмысленнымъ рчамъ,

Иль слушать набожно премудрые ихъ толки,

Гд вмст — вра, Богъ, булавки и иголки.

Я вижу вкругъ себя лишь милыхъ мн людей.

Ты здсь, мой лучшій другъ отъ юношескихъ дней,

Усердный гражданинъ, философъ доброхотной,

Поклонникъ радости и нги беззаботной,

Сестра любимая!.. Сномъ отраднымъ

Летитъ намъ ясный день. То внемлемъ ухомъ жаднымъ

Свободной старины завтную скрижаль,

То, сердцемъ погрузясь въ мечтательную даль,

Въ роскошномъ трепет и радости, и муки

Мы ловимъ Пушкина плнительные звуки… (118—119 стр.).

Связанный узами тсной дружбы съ А. С. Пушкинымъ, Туманскій не могъ не знать о любви его къ жен одного одесскаго негоціанта, г-ж Ризничъ, онъ, какъ и другіе современники и друзья Пушкина, читалъ прекрасную ‘Элегію’ послдняго къ г-ж Ризничъ, гд великій поэтъ говоритъ: ‘не знаешь ты, какъ сильно я люблю, не знаешь ты, какъ тяжко я страдаю’. (См. соч. Пушкина, изд. литер. Фонда, I ч., 225 стр.). Смерть этой Ризничъ внушила Василію Ивановичу сонетъ ‘На кончину Ризничъ’, посвященный имъ А. С. Пушкину. Воспвъ красоту покойной, повергавшую къ стопамъ ея цлый міръ, онъ, быть можетъ, не безъ нкотораго упрека великому поэту и другимъ поклонникамъ ‘цвтка полуденнаго луча’ говоритъ:

И гд-жъ теперь поклонниковъ твоихъ

Блестящій рой? гд страстныя рыданья?

Взгляни, къ другимъ ужъ ихъ влекутъ желанья,

Ужъ новый огнь волнуетъ душу ихъ —

И для тебя сей голосъ струнъ чужихъ

Единственный завтъ воспоминанья’ (123 стр.).

Тутъ мы подошли къ другому предмету поэтическаго вдохновенія нашего поэта. Какъ послдователь извстной школы, юнъ остается вренъ всмъ традиціямъ ея и, вмст со многими сверстниками своими, поэтами той-же школы, воспвалъ ‘любовь’ и ‘луну’. Въ извстномъ уже намъ стихотвореніи къ А. . Вельтману онъ самъ сознается:

‘Какъ цвтъ — дышалъ я для любви,

Какъ соловей — я плъ для милой’.

Дйствительно, къ этого рода произведеніямъ относится едва-ли не большая часть всего написаннаго имъ. Вс эти стихотворенія, по большей части, носятъ названія ‘сонетовъ’ или ‘элегій’ и отличаются грустнымъ характеромъ. Такъ, въ одномъ изъ нихъ, онъ утверждаетъ, что красавицы коварны (‘Слабость’, 13 стр.), въ другомъ признается, что для него любовь — мечта, одно обманчивое чувство (‘Элегія’, 26 стр.), въ третьемъ,— что онъ недоврчиво глядитъ на слдъ минувшихъ чувствъ и муки (‘Post scriptum 1825 года’, 103 стр.). Но есть у него стихотворенія, гд онъ говоритъ, что образъ любимой двушки повсюду преслдуетъ его и властвуетъ его душой (‘Моя любовь’, 104 стр.), что наперекоръ судьб одну ее любитъ (‘Постоянство’, 97 стр.), гд восклицаетъ: ‘Любовь! любовь! владй ты мною! Твоимъ волшебствомъ обаянъ, не погибалъ-бы я душою въ глуши безлюдной чуждыхъ странъ’ (‘Пснь любви’, 110—111 стр.). То, какъ влюбленный юноша, онъ, глядя на луну, поетъ: вотъ и она взошла на небосклонъ для нги, для любви подъ снью ночи сонной!’ (‘Къ лун’, 128 стр.).

Вдохновляла Туманскаго и природа, особенно природа юга, любовь къ которой зародилась въ немъ съ ранняго дтства. Постивъ Одессу и пораженный ‘грозными водами’ и нгой теплыхъ ночей, онъ въ звучныхъ стихахъ передалъ свои чувства и заставилъ своего друга Пушкина сдлать такое замчаніе:

‘Одессу звучными стихами

Нашъ другъ Туманскій описалъ,

Но онъ пристрастными глазами

Въ то время на нее взиралъ.

Пріхавъ, онъ прямымъ поэтомъ

Пошелъ бродить съ своимъ лорнетомъ

Одинъ надъ моремъ — и потомъ

Очаровательнымъ перомъ

Сады одесскіе прославилъ’… (‘Евгеній Онгинъ’),

Красоты Крыма описаны въ стихотвореніи ‘Элегія’:

На скалы, на холмы глядть безъ нагляднья,

Подъ каждымъ деревомъ искать успокоенья,

Питать бездйствіемъ задумчивость свою,

Подслушивать въ горахъ журчащую струю,

Иль звонкое о брегъ плесканье океана,

Подъ зыбкой пеленой вечерняго тумана

Взирать на облака, разбросаны кругомъ

Въ узорахъ и въ цвтахъ и въ блеск золотомъ —

Вотъ жизнь моя въ стран, гд кипарисны сни,

Средь лавровъ возрастя, приманиваютъ къ лпи,

Гд хижины татаръ внчаетъ виноградъ,

Гд роща каждая есть благовонный садъ’ (104 стр.).

Если онъ восторгался природой Крыма, тмъ боле должно было его вдохновить плнительное небо Италіи, которую онъ постилъ въ 1833—34 гг. Дйствительно, есть нсколько произведеній, посвященныхъ природ итальянской: во Флоренціи написана имъ ‘Элегія’, въ которой онъ называетъ Италію ‘краемъ своей мечты’ и обращается къ ‘духамъ’, съ просьбой умчать его

‘Туда, туда, гд нтъ снговъ,

Гд рощи вчно зеленютъ,

Гд втры теплые благоуханно вютъ,

Гд хороводы облаковъ,

Какъ въ праздникъ радостныя двы —

Вс въ злат, лентахъ и цвтахъ —

Играютъ и блестятъ на синихъ небесахъ’… (159 стр.).

Покидая Неаполь, онъ прощается съ нимъ стихотвореніемъ: ‘Неаполь, прощай!’

‘Неаполь, прощай! О, недолго мой взоръ

Красою твоей любовался,

Отливами дивными моря и горъ,

Лазурью небесъ упивался!

Какъ изгнанный духъ, покидая свой рай,

Съ тобой разстаюсь я, Неаполь! Прощай’.

Онъ прощается и съ голубымъ, полнозвучнымъ заливомъ Неаполя, и съ замкомъ пловучимъ Капреей, и съ недремлющимъ стражемъ Везувіемъ, и съ цвтными шатрами балконовъ, съ благовонными сводами садовъ и, въ заключеніе, восклицаетъ:

Край солнца, чудесъ вчно-юныхъ страна,

Гд создалъ Эдемъ свой Вергилій!

На лав твоей жизнь, какъ чаша полна,

Безъ грубыхъ заботъ и усилій,

Душа, упоенная вншней красой,

Ликуетъ и пищи не хочетъ иной.

О, что же отнын мой путь озаритъ

Такимъ вдохновительнымъ свтомъ?

Что душу, какъ ты, освжитъ, обновитъ

И вржется въ память завтомъ?

Мн грустно — отнын мн счастья не знать!

Кто видлъ Неаполь — тому умирать!

Въ сильный восторгъ приводила Туманскаго не одна чуждая природа, онъ глубоко чувствовалъ и красоты своей родной Руси, ея свера и юга, какъ видно изъ двухъ тсно связанныхъ между собою стихотвореній: ‘Мысль о юг’ и ‘Мысль о свер’. Если въ первомъ изъ нихъ онъ восхищается голубыми волнами южнаго моря, тополями въ виноградныхъ лозахъ и розами, то во второмъ не мене искренно восторгается своеобразными красотами родного свера: снговой коверъ, чистый морозный воздухъ, сани — все это волнуетъ его русское сердце и заставляетъ восклицать:

‘Морозная ночь, полнолунная ночь,

Ты силъ богатырскихъ полна!’ (163 стр.).

Хотя нашъ поэтъ признавалъ полную свободу поэтическаго творчества и не прочь былъ вмст съ своимъ великимъ учителемъ признаться:

‘Не для житейскаго волненья,

Не для корысти, не для битвъ,

Мы рождены для вдохновенья,

Для звуковъ сладкихъ и молитвъ’,

тмъ не мене онъ не могъ уйти отъ ‘злобъ’ своего времени, какъ не ушелъ отъ нихъ и самъ Пушкинъ, и отозвался въ своихъ стихотвореніяхъ на нкоторыя современныя событія. Да и не могъ онъ не отозваться на нихъ, потому что они были слишкомъ ярки, слишкомъ сильно волновали всхъ гражданъ Россіи и слишкомъ близко стоялъ къ нимъ самъ поэтъ. Мы говоримъ о тхъ произведеніяхъ Василія Ивановича, въ которыхъ нашли отголосокъ политическія событія его времени. Самыми выдающимися политическими событіями за тотъ періодъ времени, когда писалъ Туманскій (1817—1839 гг.), были: борьба грековъ за независимость, ея слдствіе — турецкая война 1828—1829 гг. и возстаніе поляковъ 1830—1831 гг. Первыя два событія нашли откликъ въ поэзіи Василія Ивановича.

Возстаніе грековъ за независимость, хотя и было отголоскомъ французской революціи 1789 года, тмъ не мене вызвало горячее сочувствіе среди европейскихъ державъ. Первая неудачная попытка свергнуть иго турецкое, когда предводитель возставшихъ Александръ Ипсиланти былъ разбитъ, не охладила грековъ. Въ 1822 году братъ Александра Ипсиланти Димитрій сталъ во глав новаго возстанія. Удача возстанія и явное сочувствіе Европы (Англія, напримръ, ссудила греческой республик 800 тысячъ франковъ) воодушевляли грековъ, борцовъ свободы. Чувства, пережитыя греками въ этотъ моментъ борьбы за свободу, ярко изображены въ стихотвореніи ‘Греческая ода’, написанномъ въ декабр 1823 г. Устами греческаго воина поэтъ говоритъ здсь:

‘Блестящъ и быстръ разитъ нашъ мечъ

Поработителей Эллады,

Мы бьемся на смерть, безъ пощады,

Какъ рая жаждемъ грозныхъ счъ,

И станутъ кровью наши воды,

Доколь не выкупимъ свободы!’

Дале дается такой обтъ:

‘Не будетъ радости у насъ:

Безъ жениха увянетъ два,

Поля заглохнутъ безъ посва

Свирлей мирныхъ смолкнетъ гласъ,

Доколь надъ туркомъ въ память вка

Не совершится мщенье грека…’ (121 стр.).

Прежнее же позорное и печальное положеніе грековъ подъ властью турокъ, въ какомъ находились борцы за свободу посл неудачной попытки къ освобожденію, и мысли европейскихъ народовъ о судьб Греціи, представлены поэтомъ въ двухъ сонетахъ, озаглавленныхъ ‘Греція’. Блестящее положеніе грековъ, возставшихъ подъ предводительствомъ Димитрія Ипсиланти, скоро измнилось къ худшему, когда султанъ Махмудъ И попросилъ помощи у своего вассала, египетскаго паши Махмеда-Али, который прислалъ въ помощь султану своего сына Ибрагима съ огромнымъ флотомъ и войскомъ (1824 года).

Когда побда начала клониться на сторону турокъ, Россія и другія европейскія державы вступились за грековъ. Это вмшательство повело къ войн съ турками, окончившейся Адріанопольскимъ миромъ (1828—1829 гг.). Туманскій, какъ упоминалось въ краткомъ біографическомъ очерк, принималъ близкое участіе въ войн съ Турціей, особенно въ выработк Адріанопольскаго трактата, вотъ почему съ большимъ вроятіемъ надо предположить, что этимъ событіемъ навяно стихотвореніе его ‘Стансы’:

Ни думъ благихъ, ни звуковъ нжныхъ

Не хочетъ раздраженный міръ,

Онъ алчетъ битвъ и бурь мятежныхъ,

Онъ на кровавый рвется пиръ…

Теперь не суетную лиру

Повсь на рамена, пвецъ:

Бери булатъ, бери скиру,

Будь гражданинъ и будь боецъ!

Но прежде съ пламенемъ во взор,

Какъ Богомъ избранный пророкъ,

Воскликни: ‘горе, горе, горе

Тому, кто вызвалъ гнвный рокъ!’ (170 стр.).

Въ ранніе годы своей поэтической дятельности поэтъ, подражая отчасти Батюшкову, отчасти Жуковскому, пробовалъ отозваться на прошлыя историческія событія своей отчизны, но попытки эти вышли блдными и не совсмъ удачными (‘Поле Бородинскаго сраженія’ и ‘Пвецъ’).

Таково содержаніе боле замчательныхъ произведеній В. И. Туманскаго Онъ не выдляется изъ среды многочисленныхъ представителей школы Пушкина ни формой своихъ произведеній, ни содержаніемъ ихъ. Но если онъ не лучше другихъ поэтовъ Пушкинской плеяды, имена которыхъ справедливо должны быть занесены въ лтописи новой русской литературы, за то нисколько и не ниже ихъ. Если не вс произведенія нашего поэта имютъ одинаковое достоинство, то произведенія послднихъ годовъ его поэтической дятельности свидтельствуютъ о несомннномъ поэтическомъ талант, что признавалъ и самъ Пушкинъ, судья строгій и неподкупный при оцнк поэтическихъ произведеній. Здсь будетъ кстати привести вс отзывы великаго поэта о Василіи Иванович, какъ о человк и поэт, сохранившіеся въ его письмахъ къ разнымъ лицамъ.

Вотъ самый ранній отзывъ Пушкина о Туманскомъ, какъ о человк, въ письм къ брату Л. С. Пушкину отъ 25 августа 1823 г., слдовательно вскор посл знакомства съ нимъ. ‘Здсь (въ Одесс) Туманскій. Онъ добрый малый, да иногда вретъ — напр. онъ пишетъ въ Петербургъ письмо, гд говоритъ, между прочимъ обо мн: ‘Пушкинъ открылъ мн немедленно свое сердце и portefeui le, любовь и пр.’.— Фраза, достойная В. Козлова, дло въ томъ, что я прочелъ ему отрывки изъ ‘Бахчисарайскаго фонтана’ (новой моей поэмы), сказавъ, что я не желалъ бы ее напечатать, потому что многія мста относятся къ одной женщин, въ которую я былъ очень долго и очень глупо влюбленъ, и что роль Петрарки мн не по нутру. Туманскій принялъ это за сердечную довренность…’ (См. соч. Пушкина, изд. литер. Ф., 7 т., 52 стр.). Такой несовсмъ лестный отзывъ о нашемъ поэт объясняется поступкомъ его по отношенію къ Пушкину, которому часто приходилось страдать отъ сплетенъ друзей, на что онъ самъ намекаетъ въ приведенномъ выше отрывк изъ письма къ Василію Ивановичу, хранящагося у насъ.

Тотъ же Пушкинъ поздне, въ начал 1831 г., въ письм къ П. А. Плетневу, говоритъ: ‘Вижу по письму твоему, что Туманскій въ Петербург,— обними его за меня. Полюби его, если ты еще его не любишь. Въ немъ много прекраснаго, не смотря на нкоторыя мелочи характера малороссійскаго’ (ibid. 259 стр.).

Не всегда былъ доволенъ великій учитель Тумавскимъ и какъ поэтомъ. Такъ, въ письм къ А. А. Бестужеву отъ 12 января 1824 г. изъ Одессы онъ писалъ: ‘Туманскаго вчера и сегодня я не видалъ, и письма твоего не отдалъ. Онъ славный малый, но какъ поэта я не люблю его. Дай Богъ ему премудрости’ (ibid. 71 стр.), а въ 1825 г. въ письм къ брату Л. С. Пушкину говоритъ: ‘Мой Коншинъ (такъ онъ почему-то называетъ Туманскаго) написалъ, ей-Богу, миленькую пьесу: ‘Двушка влюбленному поэту’, кром ‘авторами’… Его ‘Элегія’: ‘Въ цвтахъ’ какова?’ (ibid. 110 стр.).

Подъ ‘Элегіей’ здсь разумется стихотвореніе, навянное созерцаніемъ природы Крыма и нами выше приведенное. Что касается ‘миленькой пьесы’: ‘Двушка влюбленному поэту’, то она замчательна и не только по отзыву Пушкина. Но познакомимся сперва съ самой пьесой. Вотъ она:

Поврьте мн — души своей

Не разгадали вы досел:

Вамъ хочется любить сильнй,

Чмъ любите вы въ самомъ дл.

Вы очень милы — вы поэтъ!

Творенья ваши всмъ отрада,

Но я должна, хоть и не рада,

Сказать, что въ васъ чего-то нтъ.

Когда съ боязнью потаенной

Встрчаю васъ наедин,

Безъ робости, непринужденно

Вы приближаетесь ко мн,

Начну-ль бесдовать я съ вами?

Какъ будто сидя съ авторами,

Вамъ замчательнй всего

Ошибки слога моего.

Со мной ведете-ль разговоры?

Безъ выраженья ваши взоры!

Въ словахъ нтъ чувства — только умъ!

И еслибъ, въ беззавтной дол,

Была я памятлива бол,

То затвердивъ изъ модныхъ думъ

Сто разъ печатанныя слезы,

Желанья, стованья, грусть —

Въ стихахъ я знала наизусть

Вс изъясненья вашей прозы!

Простите мн языкъ простой:

Нтъ! не хочу судьбы такой.

Съ душой, надеждою согртой,

Хочу въ дни лучшіе мои

Любимой быть я — для любви,

А не затмъ, чтобъ быть восптой’.

Стихотвореніе это было напечатано въ февральской книжк журнала ‘Новости литературы’. Нкто Аркадій Родзянко принялъ эту пьесу на свой счетъ, разсердился и напечаталъ въ майской книжк того же журнала ‘Отвтъ поэта двушк’, заключающій, по словамъ Туманскаго, весьма грубыя колкости. ‘Въ самомъ дл, пишетъ Василій Ивановичъ, это приключеніе совершенно полемическое, и еслибъ я увидлъ Родзянку, я бы надъ нимъ порядочно посмялся’. Вотъ стихотвореніе Родзянки:

Поврьте, вы меня напрасно,

Эльмира, вздумали винить!

Не мыслилъ я любить васъ страстно

И, право, старъ ребенкомъ быть,

И плакать, и плясать готовымъ

По мановенью вашихъ глазъ.

Довольно: донкихотствомъ новымъ

Одинъ пусть Бибрисъ тшитъ васъ!

Но мн зачмъ, скажите сами,

Дурачить позволять себя,

Когда, немного васъ любя,

Любимъ нисколько не былъ вами,

Когда постигнулъ съ первыхъ дней

Всю тонкость вашего искусства,

Увидлъ — я огонь очей,

Увидлъ — и холодность чувства.

‘На хитрость хитрость!’ я сказалъ,

И, безъ боязни потаенной,

Съ улыбкою непринужденной

И встрчъ, и взоровъ ожидалъ,

И точно, точно такъ въ гостинной,

Какъ родственникъ, какъ другъ старинной,

Наедин я съ вами былъ,

Разсянъ часто, нженъ рдко —

И дурно-ли, что умъ мой дкой

Восторговъ пылкость укротилъ?

Когда-жъ имлъ я нетерпнье

Васъ въ слов иногда ловить,

То какъ же мн, пвцу, щадить

Не русское произношенье?

Притомъ — несходный самъ съ собой —

Въ то время я считалъ блаженствомъ,

Чтобъ въ васъ все было совершенствомъ,

Чтобъ были Фениксъ вы другой

Но, признаюся, длать глазки,

Питать умильно пламень свой,

Томить и вздохомъ, и слезой

Для ускоренія развязки —

Въ нашъ вкъ по истин гршно

И такъ старо и такъ смшно,

Какъ бабушекъ болтливыхъ сказки.

Но милъ мн вашъ языкъ простой:

Въ немъ видны лта, опытъ здравый,

И впрямъ не глупо-ль римы славы

Свободы покупать цной,

Платить безумно цлымъ вкомъ

За эфемерный блеска часъ

И жить ршиться съ человкомъ,

Который понимаетъ насъ.

Довольно, кажется! Простите!

Кружите, восхищайте свтъ!

Любите бол, мен ждите,

Чтобъ не утратить лучшихъ лтъ.

Піеса Туманскаго, за исключеніемъ стиха четырнадцатаго, нравилась Пушкину, какъ это видно изъ письма его къ брату. То, что сказано здсь кратко, Александръ Сергевичъ подробно изложилъ въ письм къ самому автору, которое находится у насъ вмст съ бумагами Василія Ивановича. ‘Что ты?— пишетъ Пушкинъ — что твоя поэзія? Изрдко и слишкомъ рдко попадаются мн твои стихи. Сдлай милость, не забывай своего таланта, боюсь, чтобъ проза жизни твоей не одолла поэзіи души. Двушка вл. поэту — прелесть! сидя съ авторами одно нехорошо. Не такъ-ли:

Со мной ведете-ль разговоры —

Вамъ замчательнй всего

Ошибки слога моего.

Безъ выраженья ваши взоры!’

Такимъ образомъ, Пушкинъ, вмсто шести стиховъ подлинника, предлагалъ четыре, и нельзя не отдать предпочтенія его поправк.

Въ заключеніе, приведемъ еще нсколько шутливый отзывъ А. А. Бестужева въ письм къ Туманскому. Письмо это писано 1824 года, 24 октября. Оно начинается такъ: ‘Юному поэту, обличаемому въ похоти къ музамъ и подозрваемому въ обладаніи таланта кропать стихи, ползучій прозаикъ челомъ бьетъ!’ Такимъ образомъ, и Пушкинъ, и Бестужевъ не сомнвались въ поэтическомъ талант Туманскаго. Правда, талантъ этотъ не былъ большого размра, но къ нашему поэту можно примнить съ полной справедливостью извстную французскую поговорку: ‘son verre n’est pas grand, mais il bois dans son verre’. Не даромъ же онъ самъ сказалъ о себ:

‘И мн судьба суровая къ бездлью

Дала насмшливо въ удлъ —

Простой внокъ съ безвстною свирлью,

Какъ пастырю пустынныхъ селъ’.

ПРИЛОЖЕНІЯ.

I. Нсколько словъ объ изданіи стихотвореній В. И. Туманскаго.

Въ 1881 г. въ С.-Петербург изданы ‘Стихотворенія Василія Ивановича Туманскаго’, посвященныя Софіи Григорьевн Милорадовичъ, рожденной ‘Туманской’. Такъ-какъ неизвстный издатель въ посвященіи самъ признается, что онъ для своего изданія собралъ произведенія поэта изъ журналовъ и альманаховъ 1817— 1840 гг., а также изъ писемъ его къ Софь Григорьевн и альбома, то нечего и говорить, что изданіе это не могло выйти удовлетворительнымъ. Очень жаль, что издатель не воспользовался бумагами поэта, такъ-какъ въ нихъ онъ нашелъ бы приготовленными къ печати стихотворенія его. Именно на обертк на-бло переписанныхъ стихотвореній рукою Василія Ивановича написано слдующее заглавіе: ‘Собраніе стихотвореній Василія Ивановича Туманскаго. 1818—1839 годовъ’. Отсюда видно, что самъ авторъ готовился издать свои стихотворенія, причемъ не считалъ нужнымъ включить въ собраніе вс написанныя имъ произведенія. Вотъ почему мы не нашли здсь многихъ пьесъ, которыя находятся въ изданіи 1881 г. Такъ, Туманскій предположилъ исключить изъ собранія своихъ стихотвореній первый опытъ своего стихотворства ‘Поле бородинскаго сраженія’: (1817 г.). Кром того, изъ девяти пьесъ 1818 года, находящихся въ изданіи 1881 г., поэтъ включилъ въ свое собраніе только одну: ‘Счастливый путь’ (подражаніе Гёте). Поэтому едва-ли добрую услугу оказалъ поэту неизвстный издатель. Если мы прибавимъ къ сказанному, что изданіе сдлано не особенно тщательно, такъ что при чтеніи нкоторыхъ стиховъ не понимаешь смысла, то яспа станетъ потребность переизданія стихотвореній Туманскаго. А пока оно появится, мы постараемся, пользуясь бумагами поэта, указать нкоторыя разночтенія и замтки, которыхъ нтъ въ изданіи 1881 г.

1) ‘Вертеръ къ Шарлот’. Стихи: ‘Приди мечтать о мн и горести слезами ты урну окропи, гд друга прахъ сокрытъ’ (изд. 1881 г. 22 стр.), въ бумагахъ Туманскаго читаются:

‘Приди мечтать сюда и тихими слезами

Ту землю окропи, гд друга прахъ сокрытъ’.

2) Въ стих. ‘Мадригалъ’ напеч. (Аделаид А…) слдуетъ (Аделаид Л…). Стихъ: ‘Пріятности красу и свжесть юныхъ лтъ’ слд. читать: Любезность, красоту и свжесть юныхъ лтъ’.

3) Въ стих. ‘Къ Агатону’, вм. стиха: ‘Другъ младой! ты въ счастьи дни проводишь’, слд. читать: ‘Милый другъі ты въ счастьи дни проводишь!’

4) ‘Элегія. Къ Софіи T.’ (39 стр., изд. 1881 г.), словъ ‘Къ Софіи Т.’ нтъ въ бумагахъ. Стихъ: ‘Отъ неба ниспосланной мукой’ надо читать: ‘Нежданно постигшей насъ мукой’.

5) Ст. А… А… К… (65 стр.), въ подлинник раздлено на четыре отдла: внизу подписано ‘Одесса, 15-го октября 1823 г.’. Вм. стиха: ‘Прохлада древъ, цвтовъ дыханье’, чит.: ‘Цвтовъ и травъ благоуханье’.

6) ‘Стансы къ Аркадію’ (72 стр.) написано вмсто печ. ‘1823 г.’ — ‘1822’, стихъ: ‘Подъ вечерокъ пріятенъ сладкій ужинъ’, чит.: ‘Подъ вечерокъ пріятенъ вкусный ужинъ’. Вм. стиха: ‘Пріятно въ ночь любезной поврять’, чит.: ‘Пріятно ночью милой поврять’.

7) ‘Торжество поэта’ (стр. 73). Во второмъ стих вм. ‘игрою струнъ’ чит.: ‘бряцаньемъ струнъ’, въ четвертомъ вм. ‘сей’ — ‘тотъ’. Написано въ 1822 г.

‘Паденье листьевъ’ (74 стр.). Вм. стиха: ‘Прости любезная рка’ чит.: ‘Прости шумливая рка’, вм. ст.: ‘Но если два мн драгая’ чит: ‘Но если два дорогая’, вм. ст. ‘Какъ призракъ изъ-за древъ мелькая’ чит.: ‘Между деревьями мелькая’.

9) ‘Къ NN’ (79 стр.). Вм. ст.: ‘Узрвъ нашъ міръ печально-вздорный’ чит.: ‘Увидвъ міръ нашъ горькій, вздорный’, вм. ‘Красу и тломъ, и душой’ чит.: ‘Восторгъ и тломъ и душой’, вм.: ‘Чтобы ее плняла малость’, чит.: ‘Чтобы ее плняла младость’, вм.: ‘И старъ и младъ свои печали при ней невольно забывали’, читать: ‘Старикъ и юноша печали при ней свои позабывали’, вм. ‘И дочерь умной головы’, чит.: ‘И дочь разумной головы’.

10) ‘Милой дв’ (82 стр.). Приготовленное къ печати сходно съ напечатаннымъ въ изданіи 1881 г, но въ черновомъ списк есть отличія: во 2-мъ стих вмсто втораго ‘плнять’ было: ‘Живить’, вм. ‘Ихъ тайный другъ, твой обожатель тайный’ было: ‘Твой тайный другъ и твой любовникъ тайный’. Написано въ Спб. ‘декабрь 1822 г.’.

11) ‘Видніе’ (82 стр.) написано въ 1822 г.

12) ‘Къ ней’ (84 стр.) написано въ 1823 г.

13) ‘На память Маріи’ (84 стр.), помимо блового, есть два черновыхъ списка. Списокъ: ‘Играетъ облако подъ влагой голубою’. Чит. въ черновомъ No 1-й: ‘Играетъ облако надъ влагой голубою’, въ чернов. No 2-й: ‘Играетъ облако надъ ясною водою’. Написано 1823 г. сентября 24.

14) Ст. ‘Одесса’ (85 стр.) написана въ 1823 г.

15) ‘Воспоминаніе’ (85 стр.) въ черновомъ сп. было названо: ‘Отрывокъ’. Вм.: ‘Блаженствомъ юношу, надеждой лучшихъ дней’, въ обоихъ спискахъ: ‘Блаженствомъ юности, надеждой лучшихъ дней’. Написано: ’20 сентября 1823 г.’.

16) ‘Эпиграмма’ (86 стр.) написано въ 1825 г.

17) ‘Зенеид’ (86 стр.) въ черн. озаглавлено: ‘Юной красавиц’. Посл ‘Эпилогъ’ написано: ‘3. А. О.’, внизу: ’18 сент. 1823 г’.

18) Напечатанное безъ заглавія стихотвореніе (стр. 93) озаглавлено въ черновомъ списк: ‘Элегія’. Въ 5-мъ ст. вм. ‘Не вчны’ было ‘не долги’, вм. ‘Вздохнешь ты о весн своей’ было: вздохнемъ, заплачемъ мы по ней’, вм. ‘Красу минувшихъ ясныхъ дней’ было: ‘Красу минувшихъ свтлыхъ дней’.

19) ‘Элегія’ (95 стр.). Въ черн. сп. было написано: [для Булгарина], внизу: ‘Иски-Сарай. Сент. 1823’. Въ бловомъ сп. только внизу написано: ‘Крымъ, 1823’.

20) ‘Элегія’ (96 стр.) въ бловомъ сп. обозначено внизу: ‘Одесса, 1824’.

21) ‘Постоянство’ (97 стр.) нап. 1824 г.

22) ‘Греція’ (97 стр.). Вм. стиха: ‘Твоимъ сынамъ былъ праведный упрекъ’ въ чернов. было: ‘Сынамъ Христа былъ праведный упрекъ’, вм. ‘Казалось, ты погибнула навкъ’, въ черн.: ‘Казалось, ты посрамлена навкъ’, вм.: ‘Узрвъ тебя, мы восклицали: нтъ!’, въ черн.: ‘Стремясь къ теб, мы восклицали: нтъ!’, вм.: ‘Тамъ край рабовъ: имъ грузъ цпей не бремя’, было: ‘Тамъ край рабовъ: имъ тяжка цпь не бремя’, во 2-мъ сонет въ стих 9-мъ вм. ‘брака’ стоитъ ‘млата’, въ 12-мъ вм. ‘неколебимй’ — ‘непобдимй’, ‘устойчиве’.

23) ‘Post-scriptum 1825 года’ (103 стр.), въ бловомъ сп. зачеркнуты слова, написанныя въ скобкахъ (при посылк стиховъ, за нсколько лтъ прежде написанныхъ). Внизу обозначено: ‘Одесса, 2 мая 1825′.

24) Стихотвореніе ‘Моя любовь’ (104 стр.) названо въ блое, сп.: ‘Элегія’.

25) Стих. ‘Гречанк’ написано 13 февраля 1827 г., какъ значится въ черновомъ списк.

26) ‘Эпиграмма’ (109 стр) написана въ 1827 г.

27) ‘Пснь любви’ (110 стр.). Стихи:

‘Лишь тотъ позналъ красы земныя

Лишь тотъ во истину блаженъ,

Кого любовь въ лта младыя

Пріяла въ неискупный плнъ’.

Измнены такъ:

‘Лишь тотъ, кто въ годы молодые

Всмъ сердцемъ пламенно любилъ,—

Извдалъ радости земныя,

Блаженства чашу осушилъ’.

Вмсто: ‘На утро красота младая’, чит.: ‘На утро два молодая‘, вм.: ‘Кружился-бъ образъ незабвенный’, чит.: ‘Но-сился-бъ образъ незабвенный, вм.: ‘Привтнымъ гласомъ старины’, чит.: ‘Воспоминаньемъ старины’.

28) ‘На память Веневитинова’ (112 стр.) написано въ 1827 г. Вм.: ‘Благоволимъ безъ малодушныхъ слезъ его полетъ въ страны Эфира’, чит.: ‘Благословимъ безъ малодушныхъ слезъ его полетъ въ страну Эфира’.

29) ‘Милой дв’ (114 стр.). Вм.: ‘Повсюду ты со мной со сладостью очей’, въ черн. сп. чит.: ‘Ты всюду спутникъ мой со сладостью очей’. Внизу подписано: Ярославецъ. Августъ. 1822′.

30) ‘Къ портрету’ (115 стр.) написано въ 1826 г.

31) ‘Псня’ (116 стр.) написана въ 1825 г.

32) ‘Греческая ода’ (120 стр.). Слова: Пснь греческаго воина въ черн. сп. отсутствуютъ. Вм.: ‘Святыхъ Господнихъ алтарей’, въ черн. чит.: ‘Священныхъ храмовъ и мощей’, вм.: ‘Свирлей мирныхъ смолкнетъ гласъ’, было первоначально: ^Веселыхъ лиръ умолкнетъ гласъ’. Внизу обозначено: ‘дек. 1823’.

33) ‘Мольба’ (122 стр.) написано въ январ 1825 г.

34) ‘Къ лун’ (128 стр.). не обозначено, какъ въ изд. 1881 г., ‘Одесса’, а только написано: ‘1827 г.’.

35) ‘Кольцо’ (130 стр.). Сохранилось три экземпляра: одинъ бловой и два черновыхъ. Въ No 1-й черн. озаглавлено: ‘Юнош’. Во второмъ стих вм. ‘тоскуешь’ въ чернов. No 1-й — ‘вздыхаешь’, въ третьемъ стих вм. ‘цлуешь’ — тамъ же — ‘лобзаешь’, въ 20-мъ стих вм. ‘Жметъ’ въ бловомъ ‘жжетъ’.

36) ‘Псенка’ въ черновомъ экземпл. названа: ‘Псня’. Въ стих 6-мъ вм. ‘Желанный’, чит.: ‘сердечный’, въ 10-мъ вм. ‘ясный’ — ‘красный’. Внизу: ’27 мая’, годъ оторванъ.

37) ‘Прекраснымъ глазамъ’ (139 стр.) написано въ 1827 г.

38) ‘Эпитафія’ (142 стр.) написано въ 1827 г.

— ‘Псня татарской двы’ (143 стр.). Вм.: ‘Темница: мраченъ, душенъ, нмъ’, въ бловомсп.: ‘Темница: сумраченъ и нмъ’, вм.: ‘Отъ Божія сокрыта свта’, въ бл. сп.: ‘Одна, сокрытая отъ свта’, вм.: ‘Прекрасный избавитель мой’, въ бл.: ‘Мой избавитель — милый мой’, вм. стиховъ:

—

Въ уста алкающей татарки

Онъ проливалъ лобзанья жарки,

Онъ влекъ меня крыломъ своимъ,

Какъ птица, полечу я съ нимъ.

Читаемъ:

‘Къ устамъ алкающей татарки

Онъ припадалъ — и были жарки

Его лобзанья… О, бжимъ!..

Какъ птица, выпорхну я съ нимъ!..

40) ‘Спаси меня’ (145 стр.). Въ 11-мъ стих вм. ‘хладомъ душъ’, надо читать: ‘хладомъ думъ*, вм. стих.: ‘Ужъ весь я полонъ двы милой’ чит.: ‘Я очарованъ двой милой’.

41) ‘Ченерентола’ (148 стр.). Въ бловомъ сп. къ этому слову есть такое примчаніе: ‘Ченерентола — итальянское названіе Сандрильоны’. Написано въ 1828 г.

42) ‘Портретъ’ (150 стр.). Въ черновомъ названо: ‘Къ портрету’. Стихи:

‘Въ ней все въ безперерывномъ спор

И все согласно съ красотой’

Читаются двояко:

1) ‘Въ ней все съ природой въ явномъ спор

И все согласно съ красотой!’

2) ‘Все въ ней какъ будто въ явномъ спор,

А все въ ней дышетъ красотой’.

Въ бловомъ помчено 1828 годомъ.

43) Стихотвореніе ‘Мысль о юг’ (150 стр.) написано 1830 г.

44) ‘Романсъ’ (152 стр.): вм.: ‘Зачмъ ты такъ мраченъ, пустынный нашъ другъ?’ чит.: ‘Зачмъ ты такъ мраченъ, такъ грустенъ, нашъ другъ’.

45) Стихотвореніе ‘Судьба’ (152 стр.) написано въ 1830 ту.

46) ‘Идеалъ’ (153 стр.). Вм. ‘Безъ признаковъ, безъ упованья’, надо читать: ‘Безъ признаковъ для упованья’, въ предпослднемъ стих вмсто ‘какъ’ надо читать ‘мял’з’. Помчено въ черновомъ 1827 г., а въ бловомъ экз. 1830 годомъ.

47) ‘Пвица’ (155 стр.), вм.: ‘Но, врь мн, во-вкъ не замолкнетъ сей гласъ’, чит.: ‘Но, врь мн, во-вки не смолкнетъ тотъ гласъ’.

48) ‘Стансы юной дв’ (156 стр..). Сохранились въ черновомъ и бловомъ экземплярахъ. Въ черновомъ озаглавлено просто: ‘Стансы’. Вм.. ‘Гляжу на твой прелестный сонъ’, въ бл. сп. чит.: ‘Гляжу на твой спокойный сонъ’, вм. стиховъ:

Ты скажешь у порога рая

Одно ‘благодарю’ земл!

Въ черновомъ было:

Въ послдній мигъ у двери рая

Шепнешь: ‘благодарю’ земл!

Въ чер. помчено 1827 г., въ бловомъ — 1830 г.

49) Стихотвореніе ‘Къ…’ (158 стр.) помчено 1834 годомъ.

50) Стихотвореніе: ‘Элегія’ (159 стр.) помчено въ черновомъ экз.: ‘Флоренція, октября 1833 г.’.

51) ‘Имя милое Россіи’ (160 стр.): вм: ‘Часто, родина Святая’ въ черновомъ стоитъ: ‘Часто, о земля святая’. Помчено: ‘Бургасъ, февраль 1830′.

52) ‘Мысль о свер’ (161 стр.): есть два экземпляра — бловой и черновой. Вм. ‘Мой демонъ, молчи! вщихъ струнъ не порочь’ въ черн. чит.: ‘Мой демонъ, молчи! бглыхъ струнъ не порочь’, вм.: ‘Морозная ночь, полнолунная ночь’ въ черн.: ‘Морозная ночь, свтозарная ночь!’, вм. ‘Не льется ручей дождевой’ въ черн.: ‘Не каплетъ ручей дождевой’, вм.: ‘Вотъ онъ, нашъ кормилецъ! Какъ щоки горятъ’, въ черн.: ‘Вотъ онъ: поглядите, какъ щоки горятъ’. Стих.: ‘Какая отвага и удаль въ очахъ’:

Льдяная нагайка въ рук —

И прыгнулъ онъ въ сани, и мчится въ саняхъ

На буромъ, гндомъ рысак’ —

Измнены, первоначально было:

Вотъ онъ: и раздолье, и удаль въ очахъ.

Льдяная нагайка въ рук —

И мчится онъ съ хохотомъ въ рзкихъ саняхъ

На бурномъ, гндомъ рысак’.

Вм.: ‘О родина, въ снжныхъ сугробахъ играй’, въ черн.: ‘О Русь моя, въ снжныхъ сугробахъ играй’. Помчено это стихотвореніе въ черновомъ: ‘ноябрь, 1830’, а въ бловомъ: ‘1831’.

53) Стихотвореніе ‘Дубъ и роза’, 163 стр., первоначально написано въ 1831 г., а переписано другой разъ въ 1832 г., когда и напечатано.

54) ‘Дв псни’ (164 стр.) въ черновомъ экз. первая пснь озаглавлена ‘Ссора’, вмсто напечатаннаго названія ‘Размолвка’. Помчено это стихотвореніе: ‘Неаполь. Ноябрь 1833’. Но второй псн ‘Примиреніе’, вм.: ‘Но какъ-же грудь моя забилась’, въ блов. экз. чит.: ‘Но какъ-же грудь моя стснилась’, вм.: ‘Когда небесныя вс силы’, въ бл.: ‘Когда она вс силы неба’.

55) Стихотвореніе ‘Звено’ (167 стр.) сохранилось въ черновомъ и бловомъ экземплярахъ. Черновой представляетъ значительныя отличія. Такъ, стихи:

Какою яркою печатью

Сверкаетъ каждое звено,

Но чувство тихой благодатью

Меня проникло лишь одно.

Въ черн. читаются:

Какъ свтозарны ихъ печати!

Какъ ярко каждое звено!

Но тихимъ знакомъ благодати

Мн улыбнулось лишь одно!’

Вм.: ‘Поры надеждъ и чистоты’, въ черн.: ‘Поры любви и чистоты’, вм.: ‘Чтобъ въ грустный часъ, какъ лучъ завтный’, въ черн.: ‘Чтобъ въ мрак думъ, какъ лучъ завтный’. Въ черн. помчено: ‘декабрь 1830’, а въ бловомъ: ‘1834’.

56) Стихотвореніе, ‘Поэту’ (173 стр.), въ бловомъ названо: ‘Поэтъ’.

57) Стихотвореніе ‘Неаполь, прощай!’ (174 стр.) сохранилось въ бловомъ и черновомъ экземплярахъ. Въ черновомъ оно озаглавлено: ‘Прощаніе съ Неаполемъ’, а въ бловомъ носитъ такое же заглавіе, какъ въ изд. 1881 г., но только въ скобкахъ написано: (Посв. М. В. А — гъ). Вм.: ‘Прощайте балконовъ зеленыхъ шатры’, въ чернов.: ‘Прощайте балконовъ зелены (въ блов.: цвтные) шатры’, вм.: ‘Звонъ музыки, псни, ночные пиры’, въ бл.: ‘Громъ музыки, псни, пиры’, вм.: ‘Мн грустно — отнын мн счастья не знать’, въ черн.: ‘Я врю — отнын мн счастья не знать!’ Въ черновомъ помчено: ‘Неаполь. Мартъ 1834’.

Отмченныя нами разночтенія, замтки и указанія на даты хронологическія имютъ важное значеніе и не должны быть оставлены безъ вниманія при изданіи произведеній поэта, если желаютъ сдлать изданіе годнымъ для научныхъ цлей. Говоримъ для научныхъ цлей, потому что едвали кто-либо изъ большой публики станетъ читать Туманскаго въ наши дни, когда любятъ читать только поэтовъ ‘мести и печали’.

Неизданныя стихотворенія В. И. Туманскаго.

Въ бумагахъ Туманскаго сохранилось нсколько стихотвореній, которыя не были напечатаны имъ при жизни. Приводимъ ихъ здсь и этимъ заканчиваемъ нашу статью о немъ.

1. Вкъ Елисаветы и Екатерины.

Отрывокъ изъ посланія къ Державину.

‘Сочинитель, посл необходимаго введенія къ своему предмету, разсказываетъ начало Русской словесности при Петр, новое устройство и побды Россіи, направленіе, данное умамъ великимъ ея образователемъ, снова обращается къ Державину’:

Ты помнишь ясное Елисаветы время!

Когда, на слабый міръ бросая врный взглядъ,

Мы стали съ важностью народовъ первыхъ въ рядъ.

Въ т дни все было шумъ и пиршество и радость,

Надеждой почестей одушевляясь, младость

Стремилась къ знаніямъ въ волненьи гордыхъ думъ,

Въ пріятныхъ обществахъ съ умомъ сближался умъ.

Свободу отыскавъ, предательницы жены

Слагали варварства послдніе законы,

И строгость лишнюю вмнивъ себ въ позоръ,

Любезностью своей увеселяли дворъ.

Въ сердцахъ проснулися возвышенныя чувства:

желанье нравиться — произвело искусства.

Тогда нежданностью дивя полночный свтъ,

Рыбакъ по промыслу, но по душ поэтъ,

Рожденный средь пустынь и ледяныхъ утесовъ,

На лир загремлъ впервые Ломоносовъ.

Чья хладная душа при имени его

Порывы укоритъ восторга моего?… ¹).

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

¹) Точками обозначенъ невольный съ нашей стороны пропускъ, такъ какъ утерянъ второй полулистъ.

Пылаетъ взоръ его: онъ жаждетъ громкихъ ддъ,

Блаженства мирнаго не льститъ ему удлъ

Безъ славы, почести не радостны безъ славы.

Онъ жаждетъ къ вамъ принесть, родимыя дубравы,

Труды высокіе, заслуженный внецъ,

И память сладкую признательныхъ сердецъ…

И вдругъ — о дивный гласъ — среди надеждъ и муки

Съ мечтой его слились невдомые звуки —

И стихла шумная въ груди его борьба.

Въ тхъ звукахъ юноши исполнилась судьба!

И быстро освтилъ лучъ утренней денницы

Грядущаго пвца божественной Фелиды!

Ты зрлъ: уже собой дивила свтъ Она!

Рукой Всевышняго отъ бдствій спасена,

Народовъ сильныхъ Мать сіяла въ славной дан,

Какъ солнце на своемъ лазоревомъ престол.

Заран предсказавъ успхи нашихъ лтъ,

Ты зрлъ въ очахъ Ея сей благодатный свтъ,

Какъ токъ пролившійся и въ грады, и въ пустыни.

Ты живо начерталъ сію полубогиню,

Хозяйку милую средь избранныхъ гостей,

Героя и Вождя въ кругу богатырей,

Но всюду Русскую, всегда Екатерину!

Жену, которая, очаровавъ судьбину,

Умла нисходить къ мечтамъ отъ важныхъ думъ,

Въ безвстномъ юнош предвидть зрлый умъ,

Надъ сердцемъ властвовать, давать законы міру,

Улыбкою будить твою, Державинъ, лиру,

Въ доспхахъ воина скакать передъ полкомъ,

Вольтера побждать аттическимъ перомъ

И даже въ Санъ-Суси, пугая Фредерика,

Не вдать, сколь сама прекрасна и велика.

О! сколько славныхъ длъ и памятныхъ картинъ

Въ твоихъ писаніяхъ! Правдивый гражданинъ,

Свободный въ похвал, безстрашный въ порицаньяхъ,

Ты плъ, восторженный, отчизны ликованье

И, гордо отклонивъ въ пристрастіи упрекъ,

Ты внукамъ завщалъ Екатерининъ вкъ!

Величественный вкъ! Вотще въ мечтахъ безумныхъ,

Какъ дти, радуясь толп событій шумныхъ,

Образователи людей на новый ладъ

Бросаютъ на него неблагосклонный взглядъ —

Поднесь жива его зиждительная сила,

И слава нашихъ дней его не помрачила’.

Отрывокъ написанъ на четырехъ полулистахъ, но полулистъ второй не попалъ въ число другихъ бумагъ, намъ доставшихся. Не на этотъ-ли ‘Отрывокъ’ намекалъ А. Бестужевъ, когда въ письмахъ къ Ту майскому писалъ: ‘Mon cousin, будь ласковъ и пришли что-нибудь на красное яичко — махни-тко Державина! мы поклонимся въ поясъ’…

2. Могила.

‘Чья свжая видна могила

Тамъ подъ навсомъ темныхъ изъ?

Кого тамъ дружба схоронила,

Обряды съ плачемъ совершивъ?

Не видно тамъ златыхъ писаній —

Труда подкупленной руки,

Ни роскоши огромной (карандашомъ надпис.: тщеславной) дани

Тяжелой мраморой доски.

Не вьется блая лилея

Вкругъ деревяннаго креста,

И втеръ, ароматомъ (карандашемъ надписано: благовоньемъ) вя,

Не залеталъ въ сіи мста.

Но каждый вечеръ къ рощ дальной

Другимъ невдомой тропой

Въ одежд черной, погребальной,

Склоняся на руку главой,

Приходитъ два — станъ высокій,

Чуть слышенъ шорохъ легкихъ ногъ,

И голосъ нжный и глубокій,

Какъ страсти безнадежный вздохъ.

Тамъ — мертвая уже для свта —

Объемля хладный друга крестъ,

Стоитъ она — какъ бы отвта

Отъ горнихъ ожидая мстъ.

Я слышалъ, какъ, всплеснувъ руками,

Она судьбу свою кляла

И крестъ чистйшими устами —

Своей любовью назвала.

И долго тамъ она стояла,

Какъ будто для свиданья съ нимъ:

Въ волнахъ прозрачныхъ покрывала

Съ молитвой внятною Святымъ.

Однажды былъ я у могилы.

Уже рдлъ (вар: съ полей сбгалъ) туманъ ночной,

Чернлъ подъ ивой крестъ унылый,

Но двы не было младой.

И не пришла къ знакомой сни.

Какъ будто измнивъ, краса….

Но въ воздух, я зрлъ, дв тни,

Сплетясь, неслись на небеса.

3. Слеза *).

*) Это стихотвореніе отлично отъ стихотворенія ‘Слеза’, напеч. въ изд. 1881 г., на стр. 133.уЯзыкъ души нмой, чудесной,

Любви горячая роса,

Блеститъ въ очахъ, какъ лучъ чудесный,

Всегда прекрасная слеза.

Улыбка милыхъ устъ плняетъ,

Звукъ милой рчи веселитъ,—

Слеза всю душу проникаетъ,

До гроба въ памяти горитъ.

Есть что-то дивное, святое

Въ слез, какой-то пламень есть,

Въ ней дышетъ чувство всмъ родное,

Душа душ даетъ въ ней всть.

Нжнй чмъ грусть, яснй чмъ радость,

Ко всмъ глазамъ она идетъ,

Здсь упоительную сладость,

Тамъ свтъ божественный ліетъ.

Любовь — удлъ нашъ неизбжной,

То жажда молодой крови,

Люби слезу, кто любитъ нжно,

Слеза — жемчужина любви.

Наедин съ надеждой сладкой

Во взорахъ милой жди ее:

Блеснетъ незванная украдкой

И счастье выскажетъ твое.

Душевной гордости терзанью,

Томленью первому страстей,

Печали, радости, желанью,

Всмъ чувствамъ есть услада въ ней.

И то, чему нтъ словъ на свт,

Что полно тайнъ, какъ небеса,

Въ своемъ живительномъ привт

Уметъ выразить слеза.

Ахъ! кратко юныхъ дней сіянье!

Но сладко, юность погуби,

Найти въ душ воспоминанье

Слезы, блиставшей для тебя.

Мн-ль позабыть слезу такую?

Нтъ! и угаснувъ, ту слезу,

Какъ жертву чистую, святую,

Съ собой на небо унесу.

Іюль, 1826.

Пьеса эта сохранилась въ трехъ экземплярахъ — двухъ черновыхъ и одномъ бловомъ. Слдовательно, Туманскій предполагалъ помстить ее въ своемъ ‘Собраніи’. Въ черновомъ первомъ помта: ‘Бериславъ. Мартъ 1825’, а во второмъ: ‘Апр. 1825’.

4. Юной прелестниц.

Люблю я звукъ твоихъ рчей,

Наряда твоего небрежность,

Но тягостна душ моей

Твоя услужливая нжность.

Твоихъ восторговъ я стыжусь,

Меня пугаетъ наслажденье,

Въ моемъ прискорбномъ умилень

Я на тебя не нагляжусь.

Безпечная, въ чаду разврата,

Еще не огрубла ты,

Не памятна-ль теб утрата

Твоей двичьей простоты?

Не сладостно-ль тебя увидть

Доврчивую, какъ дитя,

Я устыдился-бъ и шутя

Твое младенчество обидлъ,

Не рдко безъ огня въ крови,

Съ какимъ-то грустнымъ состраданьемъ

Дарю тебя нмымъ лобзаньемъ,

О жрица ранняя любви.

Нердко ласкою нескромной

Тревожишь ты мою печаль,

Мн жаль красы твоей наемной

И слабости своей мн жаль’.

Ноябрь. 1822.

5. Strand weg.

(Береговая дорога отъ Мемеля до Кенигсберга).

Песокъ и море! грустный видъ!

Со смертью жизни сочетанье,

Шумъ вчный, вчное молчанье!

Здсь распростертый, онъ лежитъ,

Какъ трупъ недвижный, безпробудный.

Вотще предъ нимъ гремитъ волна,

Сверкая ризой изумрудной,

Неистощимыхъ ласкъ полна:

Ея объятья и лобзанья

Глагола не даютъ устамъ,

На коихъ съ дня міросозданья

Наложена печать молчанья,

Да будетъ вчной тайны храмъ.

И море цлое возьми,

И бури хищными крылами

Восколебай и подыми,

И затопи его волнами

Весь одръ безжизненныхъ песковъ —

Нтъ! и тогда твой грозный зовъ

Сна первобытнаго не взбудитъ,

И предъ могуществомъ твоимъ

Все мертвымъ мертвое пребудетъ,

И безглагольное нмымъ.

Не такъ ли племена земныя

Съ начала данныхъ твари дней

Пытаютъ камни гробовые

Упорной думою своей

И алчутъ въ тайны роковыя

Проникнуть. Тщетная борьба —

Нма грядущаго судьба!

И, можетъ быть, когда-бъ разъяли

Мы смерти грозную печать,

Мы сами бъ небо заклинали

Незнанья миръ намъ даровать.

Стихотвореніе должно было имть нсколько отдловъ, но и первый отдлъ иметъ законченную мысль.

6. Пвецъ.

(Быль).

‘Вино и псни любитъ младость,

‘Пиры и двы нужны ей,

‘И увлекательная радость,

‘Какъ день, сверкающихъ ночей!

‘Ищи отрадъ въ народныхъ спорахъ

‘Кто хочетъ! Счастье мы найдемъ

‘Въ разгульныхъ звукахъ, въ милыхъ взорахъ

‘И въ чашахъ съ пнистымъ виномъ’.

Такъ плъ мечтатель (вар.: Германцъ). Вдругъ по граду,

Какъ буря, грянулъ грозный кликъ…

Прервалъ пвецъ свою балладу

И ухомъ къ бур той приникъ.

И слово чудное (вар.: страшное): Свобода

Услышавъ, бросилъ лиру онъ…

И вотъ ужъ вдаль волной народа

Онъ какъ потокомъ унесенъ.

Умолкъ мятежъ! Смирились люди,

Какъ прежде тихъ и свтелъ градъ,

Отрада вновь проникла въ груди…

Но гд-же ты, пвецъ отрадъ?

О горе! съ площади кровавой

Не воротился къ лир онъ!

И пснь, звучавшая (вар.: дышавшая) забавой —

То былъ его предсмертный стонъ.

Напрасно-жъ ты, мечтатель юный,

Вн жизни думалъ жизнь создать,

Ты сладко плъ, но лгали струны —

Событій носимъ мы печать!

Въ дни бурь — поэзіи нтъ мира,

Дламъ и пснямъ — путь одинъ…

Конца стихотворенія нтъ, о чемъ искренно должно пожалть, такъ какъ дале, очевидно, авторъ высказывалъ иной взглядъ на поэзію, чмъ какой мы отмтили выше.

7. Псня.

(Посвящена А. О. Смир.).

Любилъ я очи голубыя,

Теперь влюбился въ черныя.

Т были нжныя такія,

А эти непокорныя.

Глядть, бывало, но устанутъ

Т долго, выразительно,

А эти не глядятъ, а взглянутъ,

Такъ словно царь властительный.

На тхъ порой сверкали слезы —

Любви нмыя жалобы,

А тутъ не слезы, а угрозы,

А то и слезъ не стало-бы.

Т укрощали жизни волны,

Свтили мирнымъ счастіемъ,

А эти бурныхъ молній полны

И дышутъ самовластіемъ.

Но увлекательно, какъ младость,

Ихъ юное могущество,

О! я-бъ за нихъ далъ славу, радость

И все души имущество.

Любилъ я очи голубыя,

Теперь влюбился въ черныя,

Хоть эти сердцу не родныя,

Хоть эти не покорныя.

8. Приглашеніе.

(Въ черн.: Отрывокъ).

Приди, я жду тебя въ томленьи безконечномъ!

Я жду тебя одна, на лож благовонномъ,

Съ восточной роскошью любви и наготы,

Одна съ лампадою, какъ любишь, милый, ты!

О врь мн, никогда въ восторгахъ сладострастныхъ

Ты не испытывалъ такихъ ночей прекрасныхъ,

Какъ будетъ эта ночь! Мой духъ тобой объятъ.

Лобзаній полныя уста мои дрожатъ,

Грудь ноетъ и горитъ, и брачныя виднья

Рисуютъ предо мной вс виды наслажденья.

Я увлеку тебя въ небесную страну,

Я въ мор огненномъ съ тобою потому —

И завтра скажешь ты, меня цлуя въ очи:

‘О нтъ! Не пережить другой подобной ночи!’.

Яссы. Генварь 1832.

Не величавый кирасиръ,

Красавицъ города кумиръ,

Не въ яркомъ ментик повса

Плнилъ мой простодушный взоръ —

Въ горахъ я встртила черкеса

И предалась любви съ тхъ поръ.

Какъ онъ разителенъ красой

Предъ нашей модною толпой

Однообразной и безцвтной,

Гд вс лепечутъ такъ умно,

Вс улыбаются привтно

И вс безчувственны равно.

Черкесъ и статенъ, и высокъ,

Лицомъ онъ свжъ, какъ горный токъ

Отваженъ духомъ, какъ свобода.

Онъ смло, какъ орелъ, глядитъ,

И точно царская порода

Въ прямыхъ чертахъ его блеститъ.

Я помню: въ бурк, на кон

Съ вершинъ на долъ, по крутизн

Леталъ онъ птицей чернокрылой,

Я помню: у подножья скалъ,

Склонивъ чело предъ двой милой,

Онъ кроткимъ плнникомъ стоялъ.

Какъ долженъ быть могучъ и новъ

Привтъ его душевныхъ словъ,

Какъ цломудренно и гордо

Онъ долженъ вымолвить ‘люблю’,

И къ сердцу жаркому какъ твердо

Прижать избранницу свою!

Съ нимъ скуки нтъ, съ нимъ нтъ измнъ,

Его рабы отраденъ плнъ,

Его рабы (вар.: сестры) завидна доля.—

Все близь него свтлй, полнй —

Труды, досуги, солнце, воля

И тайны брачныя ночей.

О дайте-жъ насладиться мн

Мечтой любимой хоть во сн!

Ея волшебная завса

Влечетъ мой духъ, мутитъ мой взоръ.

Въ горахъ я встртила черкеса

И предаюсь любви съ тхъ поръ.

10. Эпиграммы.

Взгляните, какъ умно Артюръ, длецъ сдой,

И съ прибылью и съ долгомъ ладитъ:

Онъ пишетъ приговоръ ворамъ одной рукой,

А самъ другою крадетъ.

II.

Все на твоей питейной рож,

Все есть: и оспа, и позоръ,

И красный носъ, и мутный взоръ,

И рядъ морщинъ на смуглой кож,

Но, разсмотрвъ ее построже,

Знатокъ ршительно найдетъ,

Что ей клейма не достаетъ.

11. Поэзія

(Сонетъ).

Въ пріют мудреца, въ тревог шумной свта,

Въ счастливой простот полей —

Повсюду, гд горитъ прекрасный огнь страстей,

Повсюду внятенъ гласъ поэта.

Возвышенная мысль, поэзіей согрта,

Отрадне сердцамъ людей —

Такъ два милая прелестнй для очей,

Въ нарядъ блистательный одта.

Небеснымъ молніямъ равны

Съ душевной, пламенной струны

Поэтомъ сорванные звуки!

Имъ все отверсто: рай и адъ,

Душа, сосудъ живыхъ отрадъ,

И сердце, кладезь хладной муки!

Мая 10, 1825.

Пять послднихъ стиховъ сходны съ такими же стихами въ стихотвореніи ‘Поэзія’, напечатанномъ въ изданіи стихотвореній В. И. Туманскаго 1881 года. (Ср. стр. 109 этого изданія). Такимъ образомъ, настоящее стихотвореніе можно считать первоначальной редакціей одного и того же стихотворенія. Какъ видимъ, Туманскій вдумывался въ свои произведенія и подвергалъ ихъ иногда значительной передлк.

12. Милой дв.

Ты нжнымъ вздохомъ отвчала

На страстный бредъ любви моей,

Умильно вкругъ себя взирала (варіантъ: ‘вокругъ задумчиво взирала’),

И каждый взоръ твоихъ очей

Моя душа ловила, присвоила.

Въ вечернемъ золот горли облака,

Струею радужной катилася рка,

Въ парахъ цвтовъ земля благоухала,—

А я, исполненный тобой,

Стоялъ недвижный, упоенный,

Какъ узникъ радостный, внезапно посщенный

Своей любимою мечтой.

Съ какимъ восторгомъ сердце билось!

Дышала небомъ мысль моя,—

Твоей бесдою творилось

Повсюду Счастье для меня.

Надежды душу потрясали,

Въ воображеньи оживали

Преданья золотыхъ временъ.

И вотъ отъ свта, отъ измнъ,

Отъ клеветы, страстей и шума

Моя создательная дума

Перенесла меня съ тобой

Въ страну любви, на край земной.

Идемъ — ужъ вечеръ — роща дремлетъ,

По долу стелется туманъ,

Въ пути заботливо объемлетъ

Моя рука твой стройный станъ.

Твоимъ обтамъ слухъ мой внемлетъ,

Душ отвтствуетъ душа,

И вотъ — двухъ странниковъ пріемлетъ

Простая кровля шалаша.

Пріютенъ кровъ гостепріимный,

И, полны нжностью взаимной,

Мы возлегаемъ на тростникъ.

Главой усталой я приникъ

Къ теб, прекрасная подруга,

Ищу во тьм руки твоей —

И долго шепотомъ рчей

Дремоту прерываю друга.

Когда-жъ въ хранительную снь

Проникнетъ въ щели легкій день

И роща оглашаться будетъ,

Чету влюбленную пробудитъ

Привтный голосъ соловья.

Видъ непорочный! Безъ защиты

Ты почиваешь близъ меня,

Полуоткрыта грудь твоя,

Твои уста полуоткрыты…

Но вскор чистая струя

Омыла очи и ланиты.

Рзвясь, подходишь ты ко мн,

Съ улыбкой рчи зачинаешь,

И другу въ дальней сторон

Одна вс блага замняешь…

Но быстро пролетлъ неумолимый мигъ

Очарованія, забвенья,

Печальной властью размышленья

Опять оторванъ я отъ милыхъ думъ моихъ.

Нтъ! я безплодно пламеню,

Нтъ! всюду рокомъ я гонимъ:

Не назову тебя моею,

Не назовешь меня своимъ.

Въ пустын брошенный, завянетъ

Безъ блеска цвтъ весны моей,

Но врь, доколь живу, душа моя вспомянеть

Привтный взоръ твоихъ очей.

Дни, омраченные разлукой,

Твой образъ озаритъ, какъ будто счастья свтъ,

Ты юности моей была невольной мукой,

Невольно(й) радостью ты будешь позднихъ лтъ!

Въ изданіи стихотвореній Туманскаго 1881 г. напечатаны два стихотворенія съ такимъ же заглавіемъ, но он короче даннаго и имютъ другое содержаніе. Между тмъ, въ ‘Списк стихотвореній Василія Ивановича Туманскаго’, предпосланномъ самымъ стихотвореніямъ въ изд. 1881 г., на стр. LX, No 100, читаемъ: ‘Милой дв’: ‘Ты нжнымъ взоромъ отвчала’ (‘Невскій Альманахъ’, 1827, стр. 66). Перепечатано въ ‘Славянин’ (1827, ч. I, No 8, стр. 128). Тутъ, очевидно, называется стихотвореніе, только что приведенное нами, но въ текст, на стр. 114, подъ заглавіемъ: ‘Милой дв’, напечатано другое стихотвореніе, начинающееся: ‘Твоею памятью, улыбкою твоею…’ Не имя подъ руками ни ‘Невскаго Альманаха’, ни ‘Славянина’, не можемъ проврить издателя, ршились же привести названное выше стихотвореніе какъ неизданное потому, что оно находится у насъ въ черновомъ экземпляр и можетъ дать возможность замтить разночтенія, которыя имютъ большое значеніе при знакомств съ процессомъ поэтическаго творчества.