Лорд Голланд, Маколей Томас Бабингтон, Год: 1841 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 12 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Маколей. Полное собраніе сочиненій.

Томъ IV. Критическіе и историческіе опыты

Изданіе Николая Тиблена.

Санктпетербургъ. 1862

ЛОРДЪ ГОЛЛАНДЪ.

юль, 1841.

‘The Opinions of Lord Holland, as recorded in the Journals of the House of Lords, from 1797 to 1841.’ Collected and edited by D. C. Moylan, of Lincoln’s Inn, Barrister-at-Law. 8-vo. London. 1841.

‘Мннія лорда Голланда, изложенныя въ журналахъ палаты лордовъ съ 1797 по 1841.’ Собраны и изданы Д. С. Мойланомъ, изъ Линкольнсъ-Инна, барристеромъ. 8-го. Лондонъ, 1841.

Многія причины не позволяютъ намъ, въ настоящее время, предложить читателямъ полный обзоръ характера и общественной карьеры покойнаго лорда Голланда. Но мы сознаемъ, что уже слишкомъ долго медлили исполненіемъ обязанности заплатить дань его памяти. Мы чувствуемъ, что лучше, безъ дальнйшаго отлагательства, принести эту дань, хотя въ сущности, ничтожную, чмъ, еще нсколько времени, оставлять его могилу безъ всякихъ свидтельствъ нашей любви и уваженія.

Мы скажемъ очень немногое о книг, которая лежитъ на нашемъ стол. Однако эта книга, еслибы даже была произведеніемъ мене замчательнаго человка, или появилась при обстоятельствахъ, не столь интересныхъ, и тогда вознаградила бы внимательное чтеніе ея. Она цнна и по изложеннымъ въ ней принципамъ, и какъ образецъ сочиненія. Мы находимъ въ ней вс великія правила, которыми, въ теченіе больше чмъ сорока лтъ, руководствовалась общественная дятельность лорда Голланда, и главныя основанія этихъ правилъ, изложенныя со всевозможной сжатостью и удивительными ясностью, достоинствомъ и точностью. Съ большею частью мнній объ иностранной политик мы искренно согласны, но порой готовы считать ихъ великодушными до неосторожности. Мы не подписали бы протеста противъ задержанія Наполеона. Протестъ противъ образа дйствій Англіи на Веронскомъ конгресс, хотя и заключаетъ въ себ много превосходныхъ взглядовъ, но содержитъ и положенія, которыя, мы думаемъ, самъ лордъ Голландъ призналъ бы, впослдствіи, неосновательными. Но мы отъ души сочувствуемъ всмъ его доктринамъ о конституціонныхъ вопросахъ, и твердо вруемъ, что никакое британское правительство не уклонялось, безъ вреда для общества, отъ означеннаго имъ пути, въ дл внутренней политики.

Мы приведемъ, какъ образецъ этого маленькаго тома, одно мсто, гд главный пунктъ политическихъ врованій виговъ, изложенъ и объясненъ съ необыкновенною ясностью, силой и краткостью. Наши читатели вспомнятъ, что въ 1825 г. католическая асоціація громко потребовала равноправности, и произвела грозное впечатлніе. Торіи дйствовали по своему обыкновенію. Вмсто того, чтобы удалить причины неудовольствія, они пытались подавить волненіе, и внесли, повидимому, строгій и стснительный, но на дл совершенно безсильный законъ, объ ограниченіи права петицій. Протестъ лорда Голланда, по этому случаю, превосходенъ.

‘Намъ, говоритъ онъ, хорошо извстно’ что привилегія народа, право свободныхъ преній и духъ и буква народныхъ учрежденій, должны сдлать — и имютъ цлью сдлать — продолжительность сильныхъ ‘тягостей и неудовольствіе, слдующее за ними, опаснымъ для спокойствія страны и крайне разрушительнымъ для государственной власти. Опытъ и теорія не позволяютъ намъ отрицать этого результата ‘свободной конституціи, чувство справедливости и любовь къ свобод не допускаютъ равно и оплакивать его. Но насъ всегда учили искать средства отъ подобныхъ безпорядковъ въ уничтоженіи тягостей, оправдывающихъ эти безпорядки, и въ успокоеніи раздраженія, изъ котораго они вытекаютъ,— а не въ ограниченія старинныхъ привилегій, не въ захват права гласнаго обсужденія, не въ нарушеніи принциповъ свободнаго правительства. Поэтому-то, если законный способъ спекать удовлетворенія, къ которому прибгаютъ люди, страдающіе отъ оскорбительныхъ неправоспособностей,— грозитъ непосредственной или отдаленной опасностью государству, то мы выводимъ изъ этого заключеніе, давно высказанное однимъ великимъ авторитетомъ: что британская конституція и обширныя исключенія не могутъ существовать вмст, что или конституція должна будетъ уничтожить ихъ, или они уничтожатъ конституцію.’

Однако, не объ этой маленькой книг, какъ она ни интересна и ни цнна, мы имли въ виду поговорить, а объ ея автор, и постараемся сдлать это спокойно и безпристрастно.

Чтобъ вполн оцнить характеръ лорда Голланда, надо отступить далеко назадъ въ исторіи его Фамиліи, потому что онъ наслдовалъ нчто боле дворянской короны и помстья. Дому, котораго онъ былъ представителемъ, принадлежало отличіе безпримрное въ нашихъ лтописяхъ. Въ теченіе боле ста лтъ сряду не было времени, чтобы который-нибудь изъ Фоксовъ не занималъ виднаго мста между общественными дятелями. Едва окончилась пестрая карьера перваго лорда Голланда, какъ его сынъ Чарльзъ сталъ во глав оппозиціи и въ первый рядъ англійскихъ дебатеровъ. Не успли снести Чарльза въ Вестминстерское аббатство, какъ третій Фоксъ уже сдлался однимъ изъ самыхъ знаменитыхъ политиковъ въ королевств.

Нельзя не быть пораженнымъ сильнымъ семейнымъ сходствомъ, которое, не смотря на разницу воспитанія и положенія, замтно въ этихъ трехъ знаменитыхъ людяхъ. Въ ихъ лицахъ и станахъ было сходство, какое часто встрчается въ романахъ, гд одинъ портретъ годенъ для десяти поколній, но очень рдко въ дйствительной жизни. Дородная Фигура, большой и умный лобъ, густые брови, полныя губы и щеки, выраженіе, въ которомъ смшивались умъ, юморъ, мужество, искренность, сильная воля и кроткій нравъ,— общи всмъ. Но черты родоначальника, переданныя намъ кистью Рейнольдза и рзцомъ Ноллеквиза, были непріятно жестки и рзки. Общій типъ сохранился въ его потомкахъ, но постепенно смягчался и, наконецъ, въ особ покойнаго лорда, вылился въ самое интересное и пріятное лицо, когда-либо сіявшее смшаннымъ блескомъ ума и доброжелательства.

Что было съ лицами членовъ этой благородной семьи, то же было и съ ихъ умами. Природа сдлала много для всхъ ихъ. Она сформовала всхъ изъ той глины, на которую наиболе бережлива. Всмъ она дала сильный разумъ, острый умъ, живую впечатлительность къ наслажденіямъ физическимъ и умственнымъ, врожденную неустрашимость и то чистосердечіе, которымъ врожденная неустрашимость всегда сопровождается, веселость, которую ничто не могло омрачить, спокойный, великодушный и уживчивый правъ и ту искреннюю вжливость, походящую изъ сердца, которой искусственная учтивость — только слабое и холодное подражаніе. Подобный характеръ — богатйшее наслдство, когда-либо достававшееся на долю семьи.

Но воспитаніе во многомъ измнило прекрасныя качества, на которыя природа была такъ щедра для трехъ поколній дома Фоксовъ. Первый лордъ Голландъ былъ бднымъ политическимъ авантюристомъ. Онъ вступилъ въ общественную жизнь въ такое время, когда понятіе о честности между государственными людьми было очень низко. Онъ выступилъ приверженцемъ министра, который имлъ дйствительно много правъ на уваженіе, обладалъ огромными талантами, какъ къ администраціи, такъ и къ дебатамъ, врно понималъ общественные интересы и желалъ добра стран, но который видлъ столько коварства, что потерялъ вру въ существованіе честности. Утомленный притворнымъ языкомъ патріотизма, Вальполь научился говорить другимъ, не мене притворнымъ языкомъ. Получивши отвращеніе къ тому роду лицемрія, который все-таки составляетъ дань уваженія къ добродтели, онъ слишкомъ предался другому, еще боле недостойному лицемрію, которое хвастливо выставляетъ и даже выдумываетъ на себя пороки. Фоксъ привязался нетолько къ политик Вальполя, но и къ нему лично, со всею пылкостью своего темперамента. И нельзя отвергать, что въ школ Вальполя онъ усвоилъ недостатки, которые лишили цны многія изъ его великихъ дарованій. Онъ, правда, поднялся на первое мсто въ палат общинъ, вполн овладлъ искусствомъ вести дебаты, достигъ почестей и огромнаго богатства, но лишился общественнаго доврія и уваженія. Правда, его частные друзья справедливо восхваляли его великодушіе и доброту сердца. Они утверждаютъ, что не было ничего низкаго въ тхъ поступкахъ, которые они наимене могутъ защищать, и что если онъ заблуждался, то заблуждался, увлекаемый любящими чувствами, желаніемъ услужить своимъ друзьямъ и заботливой нжностью въ дтямъ. Но нація смотрла на него какъ на человка ненасытной алчности и отчаяннаго честолюбія, какъ на человка, готоваго, безъ угрызеній совсти, принять самый безнравственный и неконституціонный образъ дйствій, какъ на человка, вполн способнаго, по всмъ своимъ мнніямъ и чувствамъ, управлять парламентомъ посредствомъ подкупнаго фонда и подавлять народъ штыкомъ. Многіе изъ его современниковъ были такой же шаткой нравственности, но очень немногіе между ними обладали его талантами, и никто не имлъ его смлости и энергіи. Онъ не могъ, подобно Доддингтону и Сандису, найти убжище въ презрніи. И потому онъ сдлался предметомъ такого всеобщаго отвращенія, какому не подвергался ни одинъ государственный человкъ со времени паденія Страффорда, такого всеобщаго отвращенія, какого, вроятно, ни въ одной стран не навлекалъ на себя человкъ столь дружелюбнаго и открытаго нрава. Слабый духъ палъ бы подъ бременемъ непопулярности. Но этотъ ршительный умъ, кажется, извлекалъ новую твердость изъ общественной ненависти. Упреки произвели на него, повидимому, только одно дйствіе: они ожесточили его мягкій по природ характеръ. Послднія дйствія его общественной жизни отмчены нетолько тою дерзостью, которую онъ получилъ отъ природы, нетолько тою безнравственностью, которой онъ научился въ школ Вальполя, но строгостью, доходившею почти до жестокости, которой никогда не предполагалось въ его характер. Его суровость увеличивала непопулярность, бывшую ея причиной. Всмъ извстный пасквиль Грея можетъ служить образчикомъ народнаго чувства. Вс образы взяты изъ картинъ кораблекрушеній, сыпучихъ песковъ и баклановъ. Лордъ Голландъ представленъ жалующимся, что трусость его сообщниковъ помшала ему подавить огнемъ и мечемъ свободный духъ лондонскаго Сити и изнывающимъ по времени, когда хищныя птицы будутъ вить гнзда въ Вестминстерскомъ аббатств и скверныя животныя бродить въ оград св. Павла.

Спустя нсколько мсяцевъ посл смерти этого замчательнаго человка, его второй сынъ, Чарльзъ, появился во глав партіи, противившейся американской войн. Чарльзъ наслдовалъ Физическое и умственное сложеніе своего отца и находился долго, даже слишкомъ долго, подъ его вліяніемъ. Невозможно было и ожидать, чтобы сынъ, обладавшій столь любящей и благородной натурой, не привязался съ горячностью къ родителю, который имлъ столько прекрасныхъ качествъ и котораго крайняя снисходительность и щедрость къ своимъ дтямъ даже заслуживала порицанія. Чарльзъ видлъ, что тотъ, съ кмъ онъ былъ связанъ самыми крпкими узами, былъ въ высшей степени ненавистенъ для націи, и слдствіемъ этого было то, чего нужно было ожидать отъ юноши съ сильными страстями и смлымъ духомъ. Онъ соединился съ отцомъ и принялъ еще мальчикомъ близкое участіе въ самыхъ неизвинительныхъ и непопулярныхъ, со времени царствованія акова II, мрахъ. Въ преніяхъ о миддльсексскихъ выборахъ онъ отличился не только ранними ораторскими дарованіями, но горячностью и презрніемъ, съ какими онъ обращался къ общественному мннію. Въ эту пору на него смотрли какъ на человка, общающаго быть самымъ опаснымъ, со временъ Революціи, поборникомъ произвола, общающаго быть Бьютомъ, но съ гораздо большими талантами, Мансфильдомъ, но съ большимъ мужествомъ. По счастью, смерть отца рано освободила Чарльза отъ вліянія, бывшаго для него столь пагубнымъ. Его умъ развился. Кругъ наблюденій расширился. Геній пробился сквозь прежнія предубжденія. Природному великодушію и доброжелательству открылся просторъ. Въ очень короткое время онъ сталъ въ положеніе, вполн достойное его ума и сердца. Изъ семьи, имя которой соединялось въ общественномъ мнніи съ мыслью о тиранніи и подкупахъ, изъ партіи, рабской и на словахъ, и на дл, изъ среды Лотреллей, Дайсоновъ, Барингтононъ — выступилъ величайшій парламентскій защитникъ гражданской и религіозной свободы.

Покойный лордъ Голландъ наслдовалъ таланты и прекрасныя свойства своего рода. Но его положеніе очень разнилось отъ положенія двухъ замчательныхъ людей, о которыхъ мы говорили. Въ нкоторыхъ важныхъ отношеніяхъ оно было лучше, въ другихъ хуже. Онъ имлъ надъ ними одно великое преимущество. Онъ получилъ хорошее политическое воспитаніе. Первый лордъ былъ воспитанъ сэромъ Робертомъ Вальполемъ. М-ръ Фоксъ былъ воспитанъ отцомъ. Покойный лордъ былъ воспитанъ м-мъ Фоксомъ. Вредныя правила, рано усвоенныя первымъ лордомъ Голландомъ, сдлали его великія таланты безполезными для государствами хуже чмъ безполезными. Вредныя правила, рано усвоенныя м-мъ Фоксомъ, повели его, въ начал общественной дятельности, къ ошибкамъ, которыя хотя были благородно искуплены впослдствіи, но никогда не забывались. До самаго конца его карьеры, ничтожные людишки, которымъ нечего было говорить въ защиту собственной тиранніи, ханжества и глупости, могли во всякое время возбудить рукоплесканіе какимъ-нибудь жалкимъ намекомъ на избраніе полковника Лоттрелля, арестъ лорда-мера, и другія мры, въ которыхъ великій вождь виговъ принималъ участіе 21 или 22-хъ лтъ. На лорда Голланда ничто не кидало подобнаго пятна. Даже люди, наиболе несогласные съ его мнніями, должны сознаться, что боле послдовательной общественной дятельности не встрчалось въ нашихъ лтописяхъ. Вс ея части гармонировали одна съ другой, а цлое представляло полнйшее согласіе съ великими принципами терпимости и гражданской свободы. Это рдкое счастье слдуетъ, главнымъ образомъ, приписать вліянію м-ра Фокса. Лордъ Голландъ съ очень ранняго возраста началъ чувствовать живйшій интересъ въ политик, что было натурально въ человк съ его талантами и надеждами, а м-ръ Фоксъ находилъ величайшее удовольствіе въ развитіи ума столь даровитаго ученика. Они вели дятельную переписку о политическихъ длахъ, когда молодому лорду было только 16 лтъ, и ихъ дружба и взаимное довріе продолжались до дня печальной разлуки въ Чизик. Подъ руководствомъ такого человка лордъ Голландъ не подвергался опасности впасть въ ошибки, которыя бросили темную тнь на цлую карьеру его дда и отъ которыхъ молодость его дяди не была совершенно изъята.

Съ другой стороны, положеніе покойнаго лорда Голланда, сравнительно съ положеніемъ его дда и дяди, представляло и большую невыгоду. Они были членами палаты общинъ, а онъ еще ребенкомъ сдлался перомъ. При его вступленіи въ общественную жизнь палата лордовъ была очень небольшимъ и чиннымъ собраніемъ. Меньшинство, къ которому онъ принадлежалъ, едва могло собрать до пяти или шести голосовъ въ самыхъ важныхъ засданіяхъ, когда присутствовало 80-90 лордовъ. Поэтому, пренія были просто Формальностью, какъ было до соединенія Англіи съ Ирландіей въ ирландской палат лордовъ. Это было великимъ несчастіемъ для человка, подобнаго лорду ГоллаЙду. Его ддъ и дядя достигли своего парламентскаго искусства, въ которомъ не имли соперниковъ, не случайнымъ обращеніемъ къ 15 или 20 чваннымъ и недружелюбнымъ слушателямъ. Первый пріобрлъ свое искусство въ ‘великихъ Вальполевыхъ битвахъ’, въ т ночи, когда Онсло сидлъ въ своемъ кресл по семнадцати часовъ сряду, когда густыя ряды стояли по обимъ сторонамъ въ ненарушимомъ порядк, долго спустя посл того, какъ зимнее солнце всходило надъ ними, когда слпыхъ водили за руку при подач голосовъ, а разбитыхъ параличемъ укладывали на скамьяхъ въ спальномъ плать. Способности Чарльза Фокса упражнялись съ самаго начала въ немене возбуждающихъ столкновеніяхъ. Таланты покойнаго лорда Голланда не обладали этимъ преимуществомъ. Это было тмъ боле достойно сожалнія, что особенный родъ краснорчія, принадлежавшій ему и его Фамиліи, требовалъ, для своего развитія, большаго упражненія. Съ сильнымъ и находчивымъ умомъ соединялось небольшое расположеніе запинаться въ рчи, наслдственное въ поколніи Фоксовъ. Оно происходило не отъ бдности, а отъ богатства ихъ словаря. Они пріостанавливались не потому, что затруднялись найти выраженіе, но потому, что затруднялись выбрать его между многими. Только медленно и постояннымъ упражненіемъ первый лордъ Голландъ и его сынъ одолли этотъ недостатокъ. Да и то ни одинъ изъ нихъ не могъ во всю жизнь совершенно отъ него освободиться.

Въ изложеніяхъ покойному хорду Голланду не было удачи, главное отличіе его состояло въ возраженіяхъ. Онъ, подобно членамъ своего дома, живо схватывалъ слабую сторону аргумента и чрезвычайно удачно выставлялъ ее. Въ дебатахъ онъ ршительно былъ замчательне всхъ перовъ своего времена, не засдавшихъ въ палат общинъ. Чтобъ найти ему равнаго и одинаково поставленнаго соперника мы должны отойти за 80 лтъ назадъ, къ графу Гранвиллю, потому что Мансфильдъ, Торло, Лофворо, Гренвиллъ, Грей, Брумъ, Плоннетъ и другія знаменитости, живущія и умершія, которыхъ мы не будемъ исчислять, вносили въ верхнюю палату краснорчіе, образовавшееся и созрвшее въ нижней. По мннію самыхъ знающихъ судей, ораторскія рчи лорла Голланда, хотя часто очень успшныя, не давали полнаго понятія объ его ораторскихъ талантахъ, и въ собраніи, гд бы дебаты велись чаще и оживленне, онъ достигъ бы очень высокой степени совершенства. Дйствительно, слушая его разговоръ, нельзя было не видть, что онъ рожденъ дебатеромъ. Для него, какъ и для его дяди, упражненіе ума въ преніяхъ было положительнымъ удовольствіемъ. Съ величайшимъ добродушіемъ и обходительностью онъ соединялъ наклонность къ спору. Слово ‘спорливый’ обыкновенно служитъ словомъ упрека, но мы можемъ выразить наше мнніе только сказавши, что лордъ Голландъ былъ самымъ вжливымъ и пріятнымъ спорщикомъ. Въ самомъ дл, быстрот, съ какою онъ открывалъ и оцнивалъ аналогіи и отличія, могъ бы позавидовать опытный судья. Юристы герцогства Ланкастерскаго удивились, находя въ человк, не принадлежащемъ къ ихъ званію, такую сильную склонность къ эсотерическимъ отдламъ ихъ науки и жаловались, что лишь-только они расщипать волосъ, лордъ Голландъ принимался расщипывать волокна его на еще тончайшія волокна. При ум не столь счастливаго склада эта страсть къ тонкостямъ могла бы причинить серьзный вредъ. Но въ сердц и разсудк лорда Голланда заключались обширныя гарантія отъ подобной опасности. Онъ былъ не изъ тхъ людей, которые становятся жертвой собственной проницательности. Онъ не употреблялъ во зло свою логику, и діалектикъ всегда подчинялся въ немъ государственному человку.

Его политическая жизнь записана въ лтописяхъ страны. Быть можетъ, какъ мы уже замтили выше, его мннія о двухъ или трехъ великихъ вопросахъ иностранной политики вызываютъ справедливое возраженіе. Но даже его заблужденія, если онъ заблуждался, достойны любви и уваженія. Мы не можемъ ршить, не больше ли мц любимъ его и восхищаемся имъ за то, что онъ по временамъ отступалъ отъ того, что мы называемъ мудрой политикой, увлекаемый сочувствіемъ къ угнетеннымъ, великодушіемъ къ павшимъ, филантропіей, распространявшейся на вс націи, любовью къ миру — любовью, которая уступала въ немъ только любви къ свобод, и великодушной доврчивостью души, неспособной какъ подозрвать, такъ и замышлять зло.

Его взгляду на вопросы внутренней политики голосъ соотечественниковъ отдаетъ полную справедливость. Они уважаютъ память человка, который, въ теченіе сорока лтъ, былъ постояннымъ покровителемъ всхъ угнетаемыхъ расъ и гонимыхъ сектъ, человка, котораго ни предразсудки, ни интересы его положенія, не могли совратить съ пути истины, аристократа, который во всякомъ важномъ кризис былъ на сторон гражданства, плантатора, упорно воевавшаго противъ торговли невольниками, землевладльца, всей душой преданнаго въ борьб противъ хлбныхъ законовъ.

До сихъ поръ мы касались почти исключительно тхъ сторонъ характера лорда Голланда, которые были открыты для наблюденія милліоновъ. Какъ выразимъ мы чувства, съ какими лелютъ память о немъ т, которые были почтены его дружбой? Какимъ языкомъ будемъ мы говорить о томъ дом, который славился, въ отдаленнйшихъ частяхъ цивилизованнаго свта, своей рдкой пріятностью и который теперь пустъ и безмолвенъ какъ могила? Этому дому, сто-двадцать лтъ тому назадъ поэтъ посвятилъ граціозныя и нжныя строки, которыя пріобртаютъ теперь новое значеніе, не мене грустное, чмъ то, какое заключалось въ нихъ первоначально.

‘Thou bill, whose brow the antique structures grace,

‘Reared by bold chiefs of Warwick’s noble race,

‘Why, once so loved, whene’er thy bower appears,

‘O’er my dim eyeballs glance the sndden tears?

‘How sweet were once thy prospects fresh and fair,

‘Thy sloping walks and unpolluted air?

‘How sweet the glooms beneath thine aged trees,

Thy noon-tide shadow anb thine evening breeze!

‘His image thy forsaken bowers restore,

‘Thy walks and airy prospects charm no more,

‘No more the summer in thy glooms allayed,

‘Thine evenings breezes, and thy noon-day shade.’ (*)

(*) ‘Ты, холмъ, вершину котораго украшаютъ старинныя зданія, воздвигнутыя смлыми вождями благороднаго поколнія Варвиковъ! отчего, когда передо мной появляется жилище, прежде столь любимое, на моихъ тусклыхъ глазахъ навертываются слезы? Какъ сладостенъ былъ когда-то твой молодой и пышный видъ, твои аллея на склонахъ и свжій воздухъ! Какъ сладостна была темнота, разстилавшаяся подъ твоими престарлыми деревьями, твоя полуденная тнь и вечерній втерокъ! Но теперь покинутое жилище напоминаетъ его образъ, твои аллеи и виды, ослабленный чащею лтній зной, вечерній втерокъ и полуденная тнь — не чаруютъ боле.’

Еще нсколько лтъ — и зданія и тнистыя мста могутъ послдовать за своими знаменитыми владтелями. Можетъ быть, чудесный городъ, который, не смотря на свою древность и громадность, растетъ, подобно городу изъ кампешеваго дерева въ Мичиган, скоро вытснитъ эти башенки и сады, связанные съ памятью о многомъ благородномъ и интересномъ, съ памятью о царственномъ великолпіи Рича, любви Ормои да, совщаніяхъ Кромвелла и смерти Аддисона. Придетъ, можетъ быть, то время, когда нсколько стариковъ, пережившихъ наше поколніе, будутъ тщетно искать, среди новыхъ улицъ, скверовъ и станцій желзныхъ дорогъ, мсто, гд стояло жилище, бывшее во времена ихъ юности любимымъ убжищемъ ума и красоты, живописцевъ и поэтовъ, философовъ, ученыхъ и государственныхъ людей. Они, съ любовью, припомнятъ нкоторые, коротко знакомые имъ предметы, аллею и террасу, бюсты и картины, рзьбу, причудливую позолоту и загадочные девизы. Съ особенной нжностью они вернутся памятью къ почтенной комнат, въ которой такъ странно сливалась вся античная важность библіотека коллегіи со всмъ, чмъ женская грація и умъ украшаютъ гостиную. Они не безъ умиленія подумаютъ объ этихъ полкахъ, отягченныхъ разнообразнымъ знаніемъ многихъ странъ и вковъ, и портретахъ, въ которыхъ сохранились черты лучшихъ и мудрйшихъ англичанъ двухъ поколній. Они вспомнятъ, сколько людей, руководившихъ европейскою политикою, двигавшихъ умомъ и краснорчіемъ своимъ большія собранія, оживлявшихъ бронзу и полотно или оставившихъ потомству литературныя произведенія, которымъ оно не охотно дастъ погибнуть,— смшивалось здсь со всмъ, что было привлекательнаго и веселаго въ обществ самой блестящей изъ столицъ. Они припомнятъ особенный характеръ этого круга, гд всякій талантъ,— знаніе, искусство и наука находили мсто. Они припомнятъ, какъ въ одномъ углу обсуживались послдніе дебаты, а въ другомъ — разбиралась послдняя комедія Скриба, между тмъ какъ Вильки съ скромнымъ восхищеніемъ смотрлъ на Джузеппе Баретти, какъ Макинтошъ перелистывалъ ому Аквинскаго, чтобъ сврить цитату, какъ Талейранъ разсказывалъ о свомъ разговор съ Баррасомъ въ Люксанбург и прогулк верхомъ сллиномъ по Аустерлицкому полю. Чаще всего они будутъ вспоминать грацію и еще боле плнительную ласку, съ какими сопровождалось царское гостепріимство этого стариннаго замка. Они будутъ вспоминать благодушное и почтенное лицо и дружескій голосъ привтствовавшаго ихъ хозяина. Они вспомнятъ и нравъ, который годы горя, болзни, паралича и заключенія въ комнат длали, кажется, только мягче и мягче, и искреннюю вжливость, сразу уничтожавшую замшательство самыхъ юныхъ и робкихъ артистовъ и писателей, которые впервые попадали въ среду посланниковъ и графовъ. Они припомнятъ и непрерывно льющуюся бесду, столь простую, одушевленную, разнообразную, богатую наблюденіями и анекдотами, припомнятъ остроту, никогда не оскорблявшую, тонкое передразниваніе, которое облагораживало, а не унижало, доброту сердца, которая обнаруживалась въ каждомъ взгляд и звук и придавала еще боле цны всмъ талантамъ и познаніямъ. Они вспомнятъ, что тотъ, чье имя они такъ уважаютъ, столько же отличался непоколебимой прямотою въ политическомъ поведенія, сколько любящимъ характеромъ и плнительными манерами. Они вспомнятъ, что въ послднихъ изъ написанныхъ имъ строкъ онъ выражаетъ свою радость, что не сдлалъ ничего недостойнаго друга Фокса и Грея, и будутъ имть такое же основаніе радоваться, если, оглянувшись на многіе смутные годы, не будутъ имть повода обвинить себя въ поступк, недостойномъ людей, отличенныхъ дружбою лорда Голланда.

ЛОРДЪ ГОЛЛАНДЪ.

Читайте также: